Дневной сон не принёс облегчения организму. Рёбра попрежнему ныли, в голове шумело. Аппетита не было. Одно воспоминание о духе, источавшемся от бутылки с генерал-полковничьими звёздами и рогатым животным на этикетке, приводило Филиппа Аркадьевича в смятение и вызывало тошноту.

«Как эту гадость пьют и получают удовольствие — не понимаю. Говорят, это наша национальная черта. Ч-черт, чепуха какая-то. Вот я же не пью. И не тянет. Раньше считалось, что самые горькие пьяницы в мире англичане. Они придумали виски и джин. Глотают и сегодня не напёрстками и то, и другое. Однако же избавились от этого недуга. Ну есть, конечно, отдельные индивидуумы. Но так массово жрать алкоголь, как мы?! Нынче никто в этом деле с нами не сравнится. Впрочем, посмотрел бы я на англичан, достигни они наших вершин социализма! Посмотрели бы мы тогда, кто есть ху, как скажет после трёхдневной отсидки наш первый всесоюзный Президент вскорости. Кстати, что за чушь мне в голову лезет? Какой Президент? Какой отсидки? Как я могу знать, что вскорости будет? Да ещё так четко и ясно? Видать, действительно повредили мне что-то, — подумал Филипп Аркадьевич, — Ну хорошо, пойду я к врачу. И что я ему скажу? Что во сне видел Ленина и Плеханова в мюнхенской пивной и сам присутствовал при их споре? Или что у нас будет Президент? Или, чего доброго, в ближайшие десять лет КПСС запретят? Пошлёт на принудительное лечение. И будет прав, Кто нынче в мире поверит, что не далее, скажем, 91-го года КПСС будет запрещена? Никаких сомнений, — признают дурным! Любая комиссия признает. Даже из ЮАР. Пожалуй, лучше помолчу. Говорят, в психушках хуже, чем в лагерях. Бр-р!». — С такими мыслями Филипп Аркадьевич вернулся к себе в комнату, и обнаружил в кресле развалившегося, как в курительной какого-нибудь английского аристократического клуба давешнего своего знакомого кота Ферапонтуса и совершенно черную пушистую кошку с зелёными раскосыми глазами, стоящую у кресла. Что это кошка, Филипп Аркадьевич понял сразу. Только самка может так смотреть на своего самца.

«Вероятно, это и есть Мариэтта». - подумал Филипп Аркадьевич.

— Здравствуйте, — сказал Филипп Аркадьевич, — Рад вас видеть.

— Привет, — ответил Ферапонтус, — Знакомся, это Мариэтта.

— Я догадался. Очень рад.

Филипп Аркадьевич осторожно погладил Мариэтту, и та, ведя головой за его рукой, нежно мурлыкнула, как это могут делать только кошки.

— Ч-черт! Она прекрасна! У тебя, Ферапонтус, чудесная подруга!

Ферапонтус как должное принял комплимент и снисходительно мурлыкнул.

— Филипп, не найдётся ли у тебя чего-нибудь вкусненького? Молочка, к примеру. А то я час назад съел сосиску. Она была на вид и на запах очень аппетитная, но чрезвычайно острая. Эти баварцы обожают острые приправы. Впрочем, как все южане. В Гамбурге куда мягче по вкусу сосиски.

— Так это ты у Владимира Ильича увёл сосиску?

— Какого Владимира Ильича? Ах, у этого каплоухого плешивого коротышки!

— Да!

— Я. Не люблю увлекающихся фанатиков. От них все повороты в судьбах людей. И только в сторону деградации. Этот — один из самых страшных. Господь его выбрал орудием наказания и предтечей будущего великого прозрения человеков. Ещё не всё потеряно. Ну, так что? Где молоко?

— Н-нету… Я же сегодня не брал…

— Ты что? Забыл? Предпраздничный паёк брал?

— Брал…

— Банка сгущёнки там была?

— Была…

— Так что же ты медлишь? И я и Мариэтта сгущёнку очень уважаем. Кстати, для Мариэтты открой коробочку марокканских сардин. Она их очень любит. Лично я есть не буду. Сыт по горло.

— Пожалуйста, пожалуйста, я совсем забыл про этот паёк.

— Это разве паёк?! Вот этот плешивый, у которого я спёр сосиску, организовал пайки после переворота, так это были пайки! Ну, давай!

Пока Мариэтта лакомилась средиземноморскими рыбами, настоянными в настоящем прованском масле, Ферапонтус лакал из блюдечка сгущенку, разбавленную тёплой водой из чайника. Оставив половину для Мариэтты, он облизнулся и привычным жестом огладил усы.

— Спасибо. Удружил. Должен заметить, сгущёнка — одно из лучших изобретений человека. Иногда у людей получаются приличные вещи. Не хуже, чем у Создателя.

— Ты считаешь, что всё же человек на что-то способен?

— Конечно, конечно. Если бы вы были не такими самонадеянными и самовлюблёнными, да умели бы слушать нас и лучше понимать природу, было бы куда больше толку. Гордыня — вот ваш главный недостаток. Сами же понимаете, а совладеть с собой не можете. Вот и в Библии прописали об этом. Да вы же её нынче не читаете. Нет, слаб человек, слаб. Хотя способности есть. Надежды не потеряны. За то вас и держит Создатель. Умаяли, правда, вы его. То чего-то там нахимичите, то в атомное ядро влезете и в меру своего понимания такого наделаете, что Создатель в обморок обрушивается. Как дети малые. За вами глаз да глаз нужен. А то, ненароком, всю Землю сожжете. Или отравите. Да ещё властные амбиции. Ужас просто! Вот, к примеру, вы хотя бы. Что у вас за лидер? Горе сплошное. Стар, немощен, туп. Впал в детство. Забавляется игрой в награды. То себя наградит, то друзей. А ещё возомнил себя писателем. Ведь не знает даже, кто от его имени-то книжки за него пишет! Ну ничего. Скоро он отправится к праотцам. Какое сегодня число?

— Кажись, первое.

— Ну вот, — задумался кот, — десятого и снесёте его к стенке.

— А т-ты откуда знаешь?

— Да ведь и ты нынче знаешь.

— Мне тоже так показалось… Вот был на кухне только что и привиделось…

— Ну так откуда же ты узнал?

— Не знаю…

— И не мучайся дурными вопросами. Знаешь — и всё.

— Послушай, Ферапонт, я вот спал, и привиделось мне, что…

Филипп Аркадьевич в точности изложил всё, что ему приснилось.

— Всё верно. Пока твоё тело отдыхало, ты смотался в Мюнхен. Я тоже там был. Это ведь я увёл сосиску у каплоухого.

— Н-но… Это же невозможно!

— Но ведь ты же был там! Значит возможно.

— Мне приснилось.

— Да? А кто держался за конец в кухне, чтобы не обмочить штаны после баварского пива? Ты или я?

— Это не доказательство. Может быть это естественный отход организма.

— В таком количестве и в такое время? Никогда! У тебя же здоровый организм. И функционирует он у тебя исправно. Ты просто не хочешь верить самому себе!

— Меня учили, и это, в общем, логично, что нельзя попасть по шкале времени назад, до своего рождения. Не можешь же ты, скажем, повстречаться со своей прабабкой! И вообще, время не идёт вспять!

— Ты в этом уверен? А как же твоё присутствие в пивной? А может твоя логика ущербна! Что же касается прабабушки… Извини, но стать отцом своего прадеда я вполне могу. Почему-то сколько угодно случаев, когда становятся отцами своих внуков и даже дядей! А вот встретить за триста лет до своего рождения свою хорошенькую прабабку и родить от неё свою прамать, так это не логично! Детский сад! Всё возможно. И побывать до того, и двигаться со скоростью большей скорости света. Также и с будущим. Можно и туда попасть, но в силу отсутствия у тебя знаний о будущем, тебе там просто делать нечего. Да и возвращаться оттуда обратно уж очень грустно. Как из командировки в Европу. Кстати, ты меня сам натолкнул на мысль: если хочешь в прошлое — айда в глубинку, в будущее — лети в Австралию. Это самый простой способ. Без изъятия тела из пространства и настоящего времени. Однако мы с тобой заболтались. По-моему мы пришли с Мариэттой, чтобы подготовить твоё тело к завтрашнему рабочему дню. Не так ли?

— Т-так, — нерешительно ответил Филипп Аркадьевич.

— Ложись на тахту. Мариэтта тебя обследует.

Филипп Аркадьевич покорно опустился на тахту. Мариэтта следом мягко вспрыгнула, и осторожно ступая, прошлась принюхиваясь по всему телу, как бы ощупывая все болезненные места.

— У тебя ничего страшного нет. Утром будешь бодр и здоров. Я тебе принесла травки. Запаришь и откушивай их вместе с отваром. А ссадины на лице мы сейчас уберем. Закрой глаза. Я тебе их залижу.

Филипп Аркадьевич покорно подчинился.

Шершавый язычок Мариэтты стал тщательно массировать синяк под глазом. Неприятных ощущений такой массаж нисколько не вызывал. Напротив, стало покойно и приятно.

Минут двадцать спустя, Мариэтта закончила процедуру и приказала ему по-йоговски стать на голову. Что он безропотно и сделал, хотя раньше никогда такое упражнение не исполнял. Затем Мариэтта усадила его в позу лотоса, отчего Филиппу Аркадьевичу показалось, что его ноги вывихнули из тазобедренных суставов, и приказала сделать глубокий вдох с задержкой выдоха.

— Теперь откушай отвар, расслабся и в постельку. Мы с Ферапонтом побудем с тобой до утра.