На лестнице показался этакий папаша лет пятидесяти с круглым носом и широкими губами, в клеенчатой кепке, надвинутой на лоб. Все называют его Токарь. Клоду Токарь очень по душе. Он ждет, пока тот спустится вниз.

— Выпьем кофейку, — предлагает Токарь, когда они уже идут по двору. Клод кивает.

Прислонившись к забору, греются на солнце два высоких негра, рассеянно смотрят на приближающихся Клода и Токаря.

— Ты слышал насчет Шаньяна? — спрашивает Клод.

— Что?

— А то, что у него отобрали грузовик. — Токарь молчит. — Перевели в цех, — продолжает Клод.

— Да, я слышал об этом.

Они выходят за ворота. Пустынная улица полна солнечного света. Клод идет немного позади Токаря, пытаясь угадать его мысли. Они входят в кафе под названием «Пуату». В глубине переполненного зала, за столами, покрытыми бумажными скатертями, расположились те, кто пришел сюда пообедать. Это несколько шоферов с их предприятия, служащие при галстуках, женщины в рабочей одежде. В углу Клод замечает Вердье, сидящего в компании двух типов. Этот Вердье поступил к ним не так давно. Однажды утром, войдя в ремонтную мастерскую, Клод застал его за беседой с хозяином. Заметив присутствие Клода, Вердье сделал знак хозяину, и тот замолчал. Клод дал себе слово прижать новичка и потребовать объяснений, но со временем это как-то забылось.

— Ты вроде замечтался, — говорит Токарь. Он стоит в надвинутой на глаза кепке, опершись на стойку бара, а перед ним две заказанные чашки кофе.

Клод опускает в свою чашку два куска сахара. Зал наполнен шумом разговоров и позвякиванием посуды. Клод машинально переводит взгляд на Вердье, который оживленно спорит с теми двумя. Он коренаст, невысокого роста, у него черные волосы и торчащие уши. Говорит очень быстро, рот искривлен, взгляд недоверчив, а его собеседники буквально склонились над ним. Вдруг Вердье поднимает глаза и видит Клода. Бросает на него тяжелый, неприязненный взгляд. Клод выдерживает этот взгляд, а Вердье опускает глаза и продолжает разговор уже не с таким жаром, время от времени посматривает на Клода. Затем обрывает беседу и принимается за еду, со злобным видом уткнувшись в свою тарелку.

— Я еду сегодня днем в Аньер, — говорит Токарь, — повезу металлолом.

— А твой грузовик уже починили?

— Что?

— Ты ведь говорил, что тормоза заедают.

— А начальству что, — отвечает Токарь. — Они ждут, пока что-нибудь не случится. Вот когда отправлю кого-нибудь на тот свет… — Он вдруг начинает смеяться, и лицо его багровеет. Затем он замолкает и беспокойно смотрит на Клода. Тому становится не по себе, и молчать он не в состоянии.

— По-моему, необходимо нам что-то предпринять.

— Ты о чем? — спрашивает Токарь, пряча глаза.

— О Шаньяне, — говорит Клод, стараясь говорить естественным тоном. — Надо бы сходить к хозяину. Разве нормально, что все помалкивают? Кто же мы такие в конце концов?

— Действительно, подло с ним поступают, — говорит Токарь, ковыряя ложкой сахар, оставшийся на дне чашки.

— Выпьешь еще кофе? — предлагает Клод.

— Пожалуй, лучше кальвадос.

Клод поворачивается к Пьерро, который в этот момент занят разговором:

— Сделай нам еще один эспрессо и кальвадос.

Пьерро остановился напротив них, оперевшись о стойку.

— Пять, три и восемь, — говорит он, глядя в глаза Клоду.

— Надоел ты мне со своими клячами.

— Пять, три и восемь, — пристает Пьерро, смеясь.

Клод смеется в ответ, чтобы доставить ему удовольствие. Но из памяти никак не выходит Шаньян, его глаза, которые он не знал куда деть, и то, как он опустил голову, когда ребята заговорили с ним, — ему было стыдно.

— У тебя неприятности? — спрашивает Пьерро, ставя напитки на стойку.

Клод качает головой. Пьерро не настаивает.

— Можно было бы сходить всем вместе, — говорит Клод Токарю. — Надо только договориться.

Токарь сразу же мрачнеет, и на его лице появляется недовольная гримаса:

— Ты вправду считаешь, это может что-нибудь изменить? — скептически спрашивает он.

— Да, — говорит Клод, сам тому не веря, — только надо твердо знать, что другие тоже пойдут.

Стол Вердье пуст; стулья в беспорядке, на неубранных тарелках застыли остатки соуса, по бумажной скатерти расплылись винные круги.

— Они не пойдут. — Токарь с хмурым видом ставит стакан на стойку.

Клод подскакивает от гнева:

— Если оставить это так, нам сядут на шею. Тебе и другим. Достаточно того, чтобы хозяин тебя невзлюбил. Неужели ты не понимаешь?

— Шаньян все-таки делал глупости.

— Какие глупости?

— У него были промахи. И кроме того, непонятно, с какой стати он всегда так драл глотку. — Взгляд Токаря стал тверже.

— А почему он орал? — говорит Клод, уже не сдерживаясь. — Хозяин давал ему рейсы заболевших ребят, а клиенты никогда не платят чаевых новому шоферу. Тебе это известно или нет?

— Известно, — признает Токарь.

— Хозяину это тоже известно.

— Правда?

— Дело в том, — растолковывает Клод, пытаясь успокоиться, — что хозяин взъелся на Шаньяна с тех пор, как тот предложил ребятам создать профсоюз, а какой-то подлец поторопился донести об этом.

В его памяти снова всплывает лицо Вердье, беседующего с хозяином.

— Правда? — повторяет Токарь.

— Как раз с того времени, — голос Клода мало-помалу обретает уверенность, — хозяин стал делать ему гадости, чтобы он убрался. Шаньян рассказывал. Все начиналось-то не вчера. Тот не хочет впрямую выбрасывать его, потому что тогда Шаньян станет безработным, а хочет измотать его до предела, чтобы Шаньян ушел сам. Именно потому и отобрал грузовик, перевел в цех, чтоб заставить Шаньяна подать на расчет, чтобы очутился на улице без гроша. Но Шаньяну нельзя уйти просто так, ему надо выплатить кредит. И потом у него двое детей.

Токарь упорно смотрит в пол, поглубже сунув руки в карманы комбинезона.

— Если оставим все так, мы будем последние подлецы, — говорит Клод. Но он уже и сам не верит в свою затею.

— Чего ты хочешь от нас? — спрашивает его Токарь с некоторой злостью в голосе. Внезапно он поднимает глаза и бросает враждебный взгляд на Клода. Он никуда не пойдет. Он боится скомпрометировать себя. В пятьдесят лет нелегко найти новое место. И другие поведут себя так же. Если даже дело не в возрасте, то найдется другая причина.

Клод допивает кофе, кладет деньги на стойку.

— Пошли.

Токарь бросает на него удивленный взгляд и молча идет следом. Они переходят улицу, возвращаются на завод. Из-за зданий доносится протяжный шум авеню Республики.

— Правильно, что это тебя возмущает, — говорит Токарь примирительным тоном. — Но нужно думать и о других. Ты не женат, ни за кого не отвечаешь, живешь у отца.

— Верно, — спокойно отвечает Клод.

Два негра на прежнем месте все так же подпирают стену, опустив руки и вытянув ноги. У них маленькие круглые головы, неподвижные блестящие глаза, тонкие лодыжки.

— Эй, парни, а как же работа? — кричит шутливо Клод.

Моментально их глаза загораются, оба смеются, обнажая зубы.

Клод успокоился и расслабился.

— Ну что, пошли? — говорит он Токарю, не желая, чтобы у того остался неприятный осадок.

Токарь сдвигает на затылок кепку, обнажая совершенно розовый лоб, топчется на месте со скучающим видом, будто ждет чего-то.

— Я понимаю, ты немного сдрейфил, — улыбается Клод, как бы извиняя.

— Я не сдрейфил, — возмущается Токарь.

Клод не настаивает и уходит к своему грузовику, стоящему в тени склада.

— Секретарша хочет тебя видеть, — говорит Токарь. Он стоит у грузовика, накинув куртку на одно плечо.

Клод выключает зажигание.

— Зачем?

— Не знаю, кажется, какое-то недоразумение с документацией.

— Иду, — резковато бросает Клод.

Токарь с раздосадованным видом уходит, покачивая головой. У него большой живот, и поэтому он слегка расставляет ноги в стороны.

Клод идет мыть руки под краном во дворе. Он чувствует обиду на Токаря. Глупо, но себя не пересилишь. Распрямившись, он вытирает руки о штанины. Грузовика Мориса еще нет на месте. Морис должен был отвезти металлолом в Ангиен и, видимо, застрял где-то в пробке.

Взяв накладные, лежавшие в кабине, Клод направляется в административный корпус, который занимает главенствующее положение во дворе.

За широкими окнами видны головы склонившихся над работой машинисток. Они сами недурны, и в комнате у них мило. Здесь часто появляется и сам хозяин, чтобы понаблюдать за разворачивающимися грузовиками. Клод медленно поднимается по лестнице. Он не любит ходить сюда. Остановившись на ступеньках, приглаживает волосы рукой и оглядывается на решетку ворот: не появился ли Морис? Затем входит.

Мамаша Ложе резко поднимает голову:

— Кстати, я хотела вас видеть, — с угрозой говорит она.

— Знаю, — отвечает Клод, внутренне напрягаясь.

Мамаша Ложе обиженно надувает губы. Она невысокого роста, с одутловатым лицом, с седыми волосами, прилизанными на висках. Кто постарше, те рассказывают, что, когда она была молодая, патрон часто вызывал ее к себе отнюдь не по служебным делам, благодаря чему она и стала секретаршей. Клод положил накладные на край стола и ждет. Мамаша Ложе посмотрела на них с подозрением:

— Это сегодняшние?

— Да, — отвечает Клод.

— А вчерашние?

— Что вчерашние?

— Вы не приносили вчерашние, — говорит она, глядя Клоду в глаза.

— Вы спятили?

— Скажите, Майяр, нельзя ли быть повежливей?.. — Мамаша Ложе повышает тон.

— Повежливей? Что вы мне рассказываете про вчерашние накладные? Я положил их сюда, как обычно. Чего вам еще надо?

— Вы вчера не заходили сюда! — утверждает она с неприступным выражением лица.

— Это я не заходил сюда вчера?! — кричит Клод, выходя из себя. Он старался сохранять спокойствие, не обращать внимания на обвинение, но, несмотря на все усилия, голос дрожит.

— Нет, не заходили.

Клод точно помнит — вчера входил сюда, а следом шел Легран, который нечаянно толкнул его в спину, засмотревшись на кого-то во дворе.

— Со мной был Легран, когда я поднимался сюда, — говорит Клод, немного овладев собой. — Мы вошли вместе. Можете спросить у него.

Мамаша Ложе продолжает смотреть на него с яростью:

— Вы напрасно надеетесь, что я стану терять время и выслушивать ваших друзей, — говорит она презрительно и принимается что-то искать на столе. Затем замечает накладные Клода. Берет всю пачку и начинает сверять со своими документами, при этом кончики ее пальцев дрожат.

— Легран еще не вернулся, — Клод чувствует теперь себя сильнее, дождемся и спросим у него. — Мамаша Ложе не отвечает ему, Клод продолжает доказывать: — Мы положили их вместе на ваш стол.

— Нет! — Она резко ударяет по столу. — Этих накладных здесь никогда не было. Никто не приносил их в эту комнату. Я никогда здесь их не видела.

Машинистки за стеклянной перегородкой поднимают головы и с любопытством смотрят на Клода, думают, должно быть, что ему устроили разнос.

— Вы мне вообще осточертели!

Пораженная мамаша Ложе на мгновение замирает.

— Я не позволю вам так со мной разговаривать, — шипит она наконец. — Я позову хозяина.

— Давайте зовите. — Клод тут же осознает, что это конец. Но отступать поздно. — Прекрасно, я тоже хочу его видеть! И я ему постараюсь объяснить, что вы тут устроили.

— Очень хорошо! — произносит мамаша Ложе и стучит в дверь хозяина.

— Входите, — отвечает спокойный голос.

Она хочет закрыть за собой дверь, но Клод следует за ней, — мало ли что собирается она напеть хозяину.

Тот сидит за своим столом. У него полная фигура с выступающим вперед животом, серый костюм в полоску, из-под пиджака виден жилет. Хозяин переводит вопросительный взгляд с мамаши Ложе на Клода. Клод дает мамаше Ложе возможность начать первой.

— Вчера вечером, — начинает она дрожащим от волнения голосом, — Майяр не вернул мне накладные на поставки…

— Неправда, — перебивает он, — я положил их на ваш стол одновременно с Леграном. Можете проверить у него.

— Я уже просила вас разговаривать со мной повежливее.

— Дело не в вежливости, — говорит Клод, освоившись. — Я выполняю свою работу, выполняйте же вашу и не придирайтесь ко мне.

— Прошу вас, Майяр, ближе к делу, — внушительно заявляет хозяин, вступая в разговор. Он непринужденно сидит, удобно развалясь в своем кресле, не волнуется, полон уверенности в себе.

Клод вдруг почувствовал себя таким же несчастным и жалким, каких не счесть, и в памяти возник Токарь, шагающий к выходу тяжелой походкой обремененного лишним весом и многими годами человека. Клод сжимает кулаки. Но это нелепо, бесполезно. Он стоит перед хозяином, словно перед судьей, решать будет только хозяин, и никто другой. И этого захотел он сам, Клод настоял, чтобы идти сюда вместе с этой Ложе. Теперь его охватывает взрыв возмущения:

— Вы платите мне за работу, я ее делаю. Разве не так? В чем же вопрос?

— Вас не упрекают в том, что вы не делаете свою работу, — говорит хозяин. Он внимательно разглядывает Клода, напряженно сдвигает брови, пытаясь понять, куда тот клонит.

Но Клоду даже уже не хочется, чтобы его понимали. Он упрямо твердит:

— Я должен возить поставки, это я делаю и не слежу, как делают свою работу другие.

Хозяин молча рассматривает его, и Клод чувствует, что увязает, но уже не может остановиться:

— Но я не хочу, чтобы ко мне приставали. Когда мне надоедают, я даю сдачи.

Хозяин удивленно поднимает брови, на губах ироническая усмешка. Он поворачивается к мамаше Ложе:

— Объясните мне, что произошло.

— О, все очень просто, господин директор, — отвечает она, бросив злорадный взгляд на Клода. — Майяр не позаботился сдать накладные по возвращении из поездки вчера вечером, а теперь утверждает обратное.

— Вы уверены? — переспрашивает ее хозяин.

— Безусловно, — важно произносит мамаша Ложе, — он пришел вместе с Леграном, но в отличие от Леграна ничего не сдавал мне.

— Только что вы утверждали, что я даже не входил к вам в комнату, — заметил Клод.

— Я никогда не говорила этого, — пожала она плечами, не глядя на него.

— Что?! — воскликнул Клод.

Хозяин поднимает руку:

— Не кричите, Майяр. Может быть, вы их положили в какое-нибудь другое место? — миролюбиво спрашивает он.

— Я никогда не теряю документы, — с достоинством возражает мамаша Ложе. — С тех пор как я работаю у вас…

— Скорее наоборот, — произносит Клод дрожащим голосом, — и не стесняетесь солгать, даже когда это может причинить неприятности другим. — Мгновенно его охватило чувство стыда. Ему вовсе не хотелось искать защиты у кого бы то ни было.

Мамаша Ложе ничего не ответила.

— Оставьте нас в покое, Майяр, — сухо сказал хозяин.

Клод осекся.

Хозяин выпрямился в своем кресле.

— Вы везде смотрели? — спросил он секретаршу.

— Разумеется, — ответила она с обиженным видом.

— Посмотрите еще, — покачал головой хозяин. — Если не найдете, то проверьте, все ли грузы были доставлены. — Затем повернулся к Клоду. — А теперь я хотел бы поговорить с вами, Майяр.

Мамаша Ложе в замешательстве. Она смотрит на хозяина так, словно тот забыл что-то сказать. Но тот ограничивается только этим, показывая, что ждет, когда она выйдет. Она изображает на лице кислую мину и покидает кабинет.

Клод машинально взглянул на захлопывающуюся дверь. Он немного ошеломлен. От гудения грузового лифта дрожат стены. Небо за окном залито золотистым светом. День идет к концу. И непонятно почему, Клоду вдруг становится грустно.

— Вы заставляете много говорить о вас, Майяр, — вдруг заявляет хозяин. Он сидит за столом, наклонив голову, поставив локоть на стол, почесывает щеку, смотрит на Майяра.

— Почему? — спрашивает Клод несколько агрессивно.

— Я знаю, вы можете сказать, — улыбается хозяин, — что это вызвано определенными обстоятельствами…

— Какими обстоятельствами? — У Клода нет желания оправдываться. Он стоит, а хозяин непринужденно восседает в своем кресле, их разделяет стол. Что тут сказать? Так стоял он перед комиссаром полиции и перед капитаном, обвинявшим его в принадлежности к коммунистам. Клод вызывающе сует руки в карманы. — О каких обстоятельствах идет речь? Ваша секретарша потеряла накладные, а поскольку ей не хочется, чтобы ее отругали, предпочла заявить, будто я не вернул их. Вот и все. Это нетрудно понять. Но это подло. Мне не в чем оправдываться. Пусть она рассказывает что хочет. Плевал я. — Ему не удается объяснить свою мысль, и он повторяет с отчаянием: — Мне не в чем оправдываться.

— Речь идет не об этом, — покачал головой хозяин.

— Тогда о чем же? — Клод невольно подался вперед. Со стороны он, должно быть, похож на собаку, готовую укусить. Подонки!

— Заведующий гаражом сказал мне, что ваш грузовик в плохом состоянии.

— Ремонтными работами должен заниматься он.

— Согласен, — улыбается хозяин и опускает взгляд. Но в тот же миг его глаза вспыхивают. — Согласен, это его работа. И все же создается впечатление, что вы не очень-то заботитесь о машине.

— Это он вам так сказал?

Хозяин отрицательно качает головой.

Клод отказывается что-либо возражать:

— Мне все ясно, вы хотите выбросить меня.

— Совсем нет, — удивленно поднимает брови хозяин. Он кажется искренним. Затем, будто спохватившись, уходит в себя. Выглядит серым и массивным, полностью погруженным в свое молчание. Его молчание — это трюк, им же самим изобретенный, такой же, как и ширина письменного стола, который стоит между ним и работающими на него. Клод ждет, что будет дальше. Впрочем, так или иначе, рано или поздно, все равно придется уйти!