Фашисты залегли за невысокой насыпью в поле позади спортплощадки. Из укрытия они вели беглый огонь по зданию школы, изрешетив пулями все южное крыло; то и дело слышался звон разбитого стекла: враг садил по окошкам. За окнами Джоби и его товарищи держали оборону; сейчас, отразив очередной бросок неприятеля на открытую полосу асфальта, они отдыхали, пряча головы за подоконниками. Рядом с Джоби на полу сидела измученная Эльза — это она во время боя без устали заряжала и перезаряжала винтовки, из которых он стрелял по врагу. Джоби улыбнулся и ободряюще тронул ее за руку.

— Не бойся, мы скоро ждем подкрепления.

Он знал, что из Понтифрактской казармы им на помощь уже выступила колонна солдат. Мистер Моррисон успел получить это донесение за минуту до того, как прервалась телефонная связь.

— Когда ты рядом, мне не страшно, — сказала Эльза. — Какой ты храбрый, Джоби!

Джоби пожал плечами.

— Я только исполняю свой долг…

Эльза подарила его лучезарной улыбкой; поверх ее головы он увидел, как, пробираясь на четвереньках вдоль цепочки бойцов, к ним приближается директор школы.

— Ну как? — спрашивал он то одного, то другого. — Не тревожьтесь, к нам спешит подмога. Нам бы только еще чуточку продержаться.

— Как тут у вас? — спросил он, когда поравнялся с Джоби и Эльзой.

— Все в порядке, сэр, — отвечал ему Джоби.

— Вот и прекрасно! Молодцы, славно деретесь! — Мистер Моррисон осторожно поднял голову и выглянул наружу. — Что ж, кажется, мы недурно их угостили, долго будут помнить. Едва ли теперь посмеют сунуться еще раз… — Он осекся и замер. — Ах ты черт! Глядите!

Джоби, вскинув винтовку, приподнялся. Один из вражеских солдат перелез через насыпь и побежал по открытой площадке к школе, держа в правой руке маленький круглый предмет.

— Ручная граната! — воскликнул директор, и тотчас Джоби спокойно промолвил:

— Предоставьте его мне, сэр.

Он успел уже взять солдата на мушку; ствол его винтовки покоился на карнизе и слегка поворачивался, держа бегущего под прицелом. Джоби хладнокровно выжидал; вот солдат остановился, выдернул чеку из гранаты, занес руку — и в то же мгновение Джоби выстрелил. Он не промахнулся; солдат рухнул как подкошенный, и граната взорвалась, взметнув в воздух осколки асфальта.

— Отличный выстрел, Джоби! — крикнул ему директор.

— Что вы, сэр, пустяки, — отрывисто отозвался Джоби, держа под прицелом насыпь, из-за которой в любую минуту мог показаться следующий.

Эльза не сводила с него глаз, и в них светилось восхищение…

Чей-то голос раздался у него над ухом.

— А? — Джоби встрепенулся; над ним стоял парикмахер в темном халате.

— Стричься, говорю, собираешься? Или так и будешь сидеть здесь до вечера?

— Ой, простите. — Джоби встал и пошел на освободившееся место.

— Где ты витал сейчас, за тридевять земель? — Парикмахер мистер Манли встряхнул салфетку, округлым привычным движением накинул ее на плечи Джоби и заткнул края ему за воротник.

— Так, задумался.

— Оно и видно. Два раза окликал тебя, и все напрасно. — Высоченный, худой, с бельмом на глазу, парикмахер, полязгивая ножницами, склонился над Джоби плакучей ивой. — Как будем стричь? Наголо? Дешево и сердито!

Джоби улыбнулся ему, глядя в зеркало, где его отражение, уменьшаясь с каждым разом, повторялось вновь и вновь, потому что прямо напротив, за спиной, висело на стене другое зеркало.

— Подровняйте, пожалуйста, на затылке и с боков, а челку не трогайте. Я отпускаю себе зачес.

— Хм-м. В таком разе изобразим тебе пробор и смажем бриллиантином, чтоб держалось.

Пока парикмахер колдовал над его головой, Джоби разглядывал флаконы, баночки и пульверизаторы, теснящиеся на трельяже. Помимо широко известных патентованных эликсиров, лосьонов и помад, мистер Манли пользовался снадобьем собственного изготовления, которое составлял у себя в каморке и разливал по чистым аптечным склянкам, снабдив их этикеткой: «Фиксатуар „Помона“. Фиксатуар стоил дешево и пользовался большим спросом у молодых щеголей и у подростков, вступающих в ту пору, когда начинают заботиться о своей наружности, — он усмирял самые непокорные вихры. Жаль только, быстро высыхал, застывая на прическе тонкой и ломкой пленкой, которая под зубцами гребешка рассыпалась и оседала на плечи, подобно густой перхоти.

— А скажи-ка ты мне, — заговорил опять парикмахер, выключив стрекочущую машинку и снова вооружаясь ножницами, — как себя чувствует твоя мамаша?

— Мама в больнице, — сказал Джоби.

— Да, слыхали.

Каждая парикмахерская в городишке служила как бы перевалочным пунктом для местных сплетен и новостей. Досужие старички — вроде того, что притулился сейчас в углу и, опершись на палку, поставленную между ног, мирно посасывает беззубым ртом дочерна прокуренную трубку, придерживая ее заскорузлыми пальцами, — просиживают здесь часами, ловя слухи и передавая их дальше в сильно приукрашенном виде, тешась нескончаемыми и бессвязными спорами о том, кто кем кому доводится и от кого ведется чей род, смакуя заново давно забытые скандальные истории и держа ушки на макушке в ожидании новых. А поглядеть со стороны — заняты старички медлительным ходом своих размышлений и все другое-прочее их словно бы не очень трогает.

— Что же, сделали ей операцию?

— Сделали, позавчера.

— Стало быть, скоро выпишут домой?

— Наверно.

— Худо небось живется без матери?

— Я покамест живу у тети Дэзи.

— Вон что! А как отец — сам себя, что ли, обихаживает?

— К нему Мона приходит убираться, моя двоюродная сестра.

— Понятно.

Правда, последнее время разговоры в парикмахерской были подчинены одной главной теме: надо ли в скором будущем ждать войны. Год назад, когда она казалась неизбежной, ее с трудом удалось предотвратить, но, видно, этому ненасытному Гитлеру все мало. Мнения посетителей расходились. Одни стояли за политику умиротворения, проводимую Чемберленом; другие, кто еще недавно обзывал Черчилля поджигателем войны, пришли к тому, что Черчилль с Иденом правы: давно надо было перевооружиться и показать Германии, что есть черта, которую ей не позволят перейти без войны. Теперь Гитлер бряцает оружием, угрожая Польше, с которой наши, оказывается, связаны договором. Неужели Гитлер не понимает, что, если он нападет на Польшу, мы тоже вступим в войну? А кстати — вступим ли? Это еще не факт. Кое-кто из завсегдатаев парикмахерской имел по этому поводу сомнения. Уж если говорить откровенно — чего ради? Какое нам дело до Польши? Вот вы, к примеру, знаете, где хоть она находится, Польша?..

Гул разговоров то утихал, то снова нарастал, переливаясь из одного конца парикмахерской в другой; изредка, в подтверждение своих доводов, кто-нибудь читал вслух выдержки из «Йоркшир пост» или «Дейли экспресс», которые поступали к мистеру Манли каждое утро. Сам мистер Манли, чикая ножницами у Джоби над головой, поминутно отрывался и тоже вставлял свои замечания, для вящей убедительности потрясая в воздухе своим длинным, тонким инструментом. Под общий шум Джоби мало-помалу снова принялся строить воздушные замки. Поводом к этому послужила случайная встреча с Эльзой на Кооперативной улице, куда она явилась с матерью за покупками. Джоби пошел следом, замедляя шаги, когда они останавливались поглядеть на какую-нибудь витрину. Один раз миссис Ледекер зашла в газетный киоск, оставив дочь на улице. Эльза стояла совсем близко, и Джоби исподтишка наблюдал за нею, мучительно соображая, под каким предлогом с ней можно заговорить. Хотя что толку? Они даже не знакомы. На мгновение ее взгляд обратился к нему — и безучастно, равнодушно скользнул дальше. Джоби подошел и, мимоходом задев рукавом ее платье, стал по другую сторону двери, у витрины. В эту минуту из киоска вновь показалась ее мать и увела Эльзу вверх по крутой улице…

Осада школы на Тинсли-роуд завершилась: на помощь к осажденным подоспела Отдельная рота Йоркширской Королевской легкой пехоты на грузовых автомобилях во главе с броневиком. Фашисты, охваченные паникой, обратились в бегство. Одно из подразделений получило приказ их преследовать и свернуло в поле. Остальные, под водительством командира, запрудили спортплощадку: им навстречу с ликующими криками высыпали защитники школы. Вернее, высыпали те, у кого хватило сил. Джоби, раненый, вышел тяжело ступая, с окровавленной повязкой на голове и рукою на перевязи. Другой рукой он опирался на плечи Эльзы, которая поддерживала теряющего силы героя…

— Опять он за свое, — произнес парикмахер.

— Чего?

— Размечтался. Витаешь за тридевять земель. Лосьон, говорю, из флакона желаешь или из пульверизатора?

— Это… из пульверизатора, — возвращаясь к действительности, сказал Джоби.

— С нашим удовольствием!

Парикмахер щедро опрыскал голову Джоби «Помоной», в сотый раз поправил ему прическу и напоследок еще разок-другой лязгнул ножницами, отхватывая торчащие волоски.

— Ну вот, — сказал он, отступая назад и любуясь своей работой. — Не узнает тебя теперь твоя симпатия.

Шутка, конечно. Джоби, стараясь не краснеть, расплатился и направился к выходу.

— Желаю твоей мамаше скорей поправиться, передай отцу, — крикнул ему вслед мистер Манли.

Немного сконфуженный собственным великолепием, Джоби шествовал по улице, изредка бережно прикасаясь пальцами к своей прическе. Да, мистер Манли не пожалел лосьона — сутки продержится, если не трогать гребешком.

Он повернул к дому. Сегодня пятница — значит, если Мона еще там, можно забрать комикс, который должны были принести вместе с утренней газетой. Почти на каждый день недели приходился свой комикс; Джоби получал два: «Чародея» по вторникам и «Удальца» по пятницам. Еще выходили «Искатель приключений» (по понедельникам), «Скиталец» (по четвергам) и «Шкипер» (по субботам). Они мало чем отличались друг от друга по содержанию, но Джоби отдавал предпочтение «Удальцу», посвященному славным делам мальчиков из школы «Красный Круг». Выбор достаточный, плюс к этому «Фильмы для мальчиков» и «Юмор на экране», — была бы охота меняться. Хотя мама не любит, когда книжки ходят по рукам. Как-то раз она поймала в доме клопа и утверждала, что его занесли вместе с комиксом… Как это он не догадался попросить, чтобы комикс захватила с собой Мона? Вдруг она уже ушла — и ему придется потом второй раз тащиться в такую даль…

В конце улицы, на ограде, сидела Эгнис Маклауд в окружении кучки парней. Эгнис недавно окончила школу, но, как видно, еще не пошла работать. Иначе не болталась бы все время на улице, где ее сразу обступали взрослые ребята или же без конца кружили рядом на велосипедах. Что они находили в этом занятии — непонятно, но, должно быть, что-то находили, раз оно им никогда не надоедало. В стороне, на отшибе, сидела Молли, младшая сестренка Эгнис — всего на год старше Джоби, — и во что-то играла сама с собой. Когда Джоби проходил мимо, она окликнула его:

— Привет, Джоби!

— Привет.

— Твоя мама не вернулась из больницы?

— Нет еще.

— А ты пока где?

— Я живу у тети Дэзи.

— А-а… Значит, в классическую пойдешь после каникул?

— Ага.

— Рад, наверно?

— Ага, я так хотел.

— Фу, а я не люблю школу! Бросить бы поскорее учиться и найти работу, как наша Эгнис!

— А разве она уже нашла?

— Ага, ее взяли продавщицей к Хансону. С понедельника начнет работать.

— Ну, я пойду, а то некогда, — сказал Джоби.

— Валяй…

— Счастливо!

— Пока, Джоби! Пускай твоя мама выздоравливает поскорее!

— Ладно, спасибо.

Чудно как-то чувствуешь себя с этой Молли. Разбитная, бойкая, во всем-то она разбирается, глаза насмешливые, озорные. И никогда не знаешь, чего она тебе ляпнет через минуту.

Дверь в доме была не заперта, но Моны не видно и не слышно. Он вошел в гостиную: кругом чисто, прибрано, из сложенной «Дейли геральд» торчит уголок его комикса. Джоби открыл его, полистал, борясь с соблазном сию же минуту, не откладывая, приняться за чтение. Внезапно до его слуха долетели невнятные голоса. Как будто бы сверху. Он шагнул к лестнице и задрал голову. Двери спален, выходящие справа и слева на крошечную площадку, были закрыты.

— Эй, кто там? — крикнул он.

Через несколько секунд дверь большой спальни отворилась, и из нее высунулась Мона.

— Джоби! Ты откуда взялся?

— Зашел за комиксом.

Она стала спускаться по лестнице, трогая рукой волосы, словно хотела проверить, не растрепаны ли они.

— Уборкой наверху занималась?

— Я поднялась поговорить с твоим папой. Он сегодня не пошел на работу, ему нездоровится.

Не глядя на него, она проскользнула мимо; Джоби последовал за ней в гостиную.

— Он лежит?

— Сейчас — да, но говорит, скоро встанет.

Он обратил внимание, что щеки у Моны горят и говорит она прерывисто, точно слегка запыхалась. Должно быть, оттого, что низко нагибалась, подметая под кроватью.

— Что с ним, не знаешь?

— Говорит, желудок расстроился. Не знаю, как он теперь будет с обедом, думала, может, сбегать купить ему жареной рыбы с картошкой или еще чего…

— Тетя Дэзи мне тоже велела купить рыбы — и денег дала.

— …а он говорит, обойдусь.

— Ясненько. Пойду загляну к нему на минуту.

— Хочешь, могу тебя подождать, пойдем домой вместе, — предложила Мона. — Здесь у меня на сегодня все.

Джоби поднялся в большую спальню. Отец лежал, натянув одеяло до подбородка, так, что видно было только его лицо. Джоби стал у кровати, глядя на него.

— Мона сказала, ты себя плохо чувствуешь.

— Ничего страшного, Джоби. Живот чего-то разладился. Пустяки. Немного полежу и встану.

— А я зашел комикс взять.

— Глядите-ка, ты подстригся!

— Ага, это меня тетя Дэзи погнала. Мистер Манли спрашивал про маму.

— Хорошо за тобой смотрит тетя Дэзи?

— Нормально. Но дома все-таки лучше.

— Я думаю! Потерпи, недолго осталось.

— Когда же мама вернется?

— Как оправится после операции, так и вернется.

— А это долго?

— Да нет. Просто первое время полагается понаблюдать за ней.

— И не лучше ей до сих пор?

— Вот приедет домой, станет лучше. Врачи по крайней мере довольны.

— Принести тебе снизу газету?

— Не нужно, я сейчас встаю.

— Тогда я пошел? Мне еще за рыбой с картошкой…

— Да-да, ступай.

Джоби повернулся было к двери, но отец остановил его.

— Погоди… Ты вот что — лучше не говори тетке, что я пропустил работу. Всполошится, то, се — ты ее знаешь. Чего доброго, надумает сама прибежать.

— Хорошо, — согласился Джоби. Что ж, это было резонно.

— И Мону предупреди, ладно?

— Ага.

— А теперь, пойдешь мимо комода, увидишь, там сверху лежит мелочь. Хватай себе шиллинг и гуляй напропалую.

— Ой, красота!

Это следовало расценивать как премию — насколько он знал, мать специально оставила тете Дэзи деньги, из которых ему еженедельно причиталось на карманные расходы.

Мона, уже готовая, ждала его внизу; они двинулись вместе по улице.

— Нашла себе девушка занятие, делать ей, что ли, нечего? — уронила Мона, когда они миновали Эгнис Маклауд и ее свиту.

— Она только и знает, что парней собирать вокруг себя.

— Вот и выскочит замуж в семнадцать лет, помяни мое слово. У таких вертихвосток всегда этим кончается.

— Ты-то, Мона, разве вообще не пойдешь замуж?

— Почему же. Настанет время — пойду.

Они помолчали.

— У папы так часто бывает с животом? — спросила Мона.

Самое странное, что на его памяти с отцом такого никогда не бывало.

— Он, видно, съел что-нибудь не то.

— М-хмм.

— Между прочим, — вспомнил Джоби, — он велел не говорить тете Дэзи, а то еще прибежит за ним ухаживать.

Он заметил, что при этих словах Мона слегка зарумянилась. Может, такие увертки ей неприятны?

— А вообще-то, если хочешь — скажи. Чего особенного?

— Нет, он, по-моему, прав. Мама человек суматошный, это точно. Ты только смотри сам после не проболтайся, тогда и вовсе напортишь.

— Это почему?

— А как же? Узнает — рассердится, что мы от нее утаили.

— Не бойся, не проболтаюсь, — успокоил ее Джоби.

Сколько разговоров из-за чепухи! Почему не сказать тете Дэзи, а уж та пускай сама решает, как ей поступить. Но уговор дороже денег…

Оставив Мону у дверей, Джоби зашел в закусочную, где торговали жареной рыбой с картофелем. Лучшим в городке считалось заведение Доусонов, хотя кое-кто утверждал, что у Нейлоров это блюдо готовят не хуже. Закусочная работала по вечерам, не считая среды и воскресенья, а также в часы обеда. Внутри было полным-полно народу. Мистер Доусон жарил, его супруга отпускала. То и дело от плиты доносилось оглушительное шипенье — это мистер Доусон опрокидывал очередное ведерко картошки в кипящий жир, — и зеркала на стене запотевали от пара. Миссис Доусон работала споро, отмеряя порции наметанным глазом и ловко заворачивая их в бумагу, но Джоби стоял к ней одиннадцатым, а перед ним — две девушки в комбинезонах, работницы с местной фабрики, и обе будут наверняка брать кульков по десять.

В ожидании своей очереди он прислонился к стенке у входа и открыл книжечку с комиксом. У него заурчало в животе. Глотать «Удальца» и заедать его рыбой с картошкой! Не зря обеденного времени в пятницу с нетерпением ждешь всю неделю!