ГЛАВА I

ВООРУЖЕНИЕ АРТИЛЛЕРИИ

Выбор образцов орудий и материальной части

Главное артиллерийское управление должно было следить за всеми усовершенствованиями в артиллерии и после предварительного испытания представлять доклады о введении новых образцов вооружения военному министру, а затем на утверждение царю.

Изменение конструкций орудий, снарядов и материальной части артиллерии, ближайшее рассмотрение изобретений, руководство исследованиями и опытами по всем указанным вопросам — все это возлагалось на Артиллерийский комитет при ГАУ.

Артиллерийский комитет состоял из офицеров с высшим артиллерийским образованием или получивших известность своими познаниями в какой-либо отрасли артиллерийского дела. Большинство членов Арткома были профессорами или преподавателями артиллерийской академии и инженерами, работающими на производстве в технических артиллерийских заведениях.

В некоторых случаях в Артком приглашались и посторонние специалисты, мнения которых могли быть полезны при обсуждении того или иного вопроса.

Ответственным за деятельность Арткома являлся его председатель — начальник ГАУ.

Специальные опыты, необходимые для решения вопросов об усовершенствовании или введении на вооружение нового образца, производились под руководством и наблюдением Арткома, большей частью на главном артиллерийском полигоне, реже в офицерской артиллерийской школе. Иногда испытания поручались техническим артиллерийским заведениям или окружным учебным полигонам.

Основным назначением главного артиллерийского полигона было производство опытов, имеющих целью исследование научных вопросов артиллерийской техники и испытание балистических свойств пороха, снарядов, орудий и пр. Главный полигон, составляя неразрывную часть Арткома, являлся его научно-технической лабораторией.

Артком и главный полигон были совершенно оторваны от войск, так как членами Арткома, начальниками и производителями опытов полигона назначались преимущественно офицеры с высшим артиллерийским образованием, прослужившие хотя бы только два года в строю. Такой короткий срок службы в строю не давал им прочной связи с войсками, и они быстро забывали их нужды.

Не имея в своем составе представителей от войск, Артком работал совершенно обособленно, вследствие чего недостаточно учитывал боевые требования, предъявляемые войсками к оружию.

Производимые Арткомом испытания полигонного характера не давали точного представления о слабых сторонах испытуемого предмета. Принимаемую систему необходимо предварительно проверить службой при неблагоприятных условиях, причем крайне существенно знать суждение самих войск о новом предмете вооружения.

По объяснению бывшего начальника ГАУ Кузьмина-Караваева, данному верховной следственной комиссии, "ГАУ стремилось испытывать в войсках вводимые на службу главнейшие предметы вооружения, но далеко не всегда удавалось осуществлять этот наиболее надежный способ ознакомления с ними".

При этом он привел примеры, что 8-дм. (76-мм) полевая пушка была предварительно основательно испытана в войсках, а потому система служит хорошо, "не требуя особых мер упрочений", тогда как 48-лин. (122-мм) гаубицы обр. 1904 г., спешно изготовленные во время войны с Японией без предварительного испытания в войсках, очень скоро пришли в негодность и были сняты с вооружения.

Испытания новых предметов вооружения, производившиеся в войсках, в большинстве случаев наспех, не приводили к существенным результатам главным образом потому, что были кратковременными и имели главной задачей испытать возкой и на прочность; прочие же более важные боевые свойства на войсковых испытаниях не выявлялись.

Действительно, система 76-мм полевой легкой пушки, основательно испытанная в войсках перед тем, как была принята на вооружение, служила прекрасно. Мало того, и по балистическим качествам она считалась чуть ли не лучшей в мире полевой пушкой.

Вместе с тем она обладала существенными отрицательными свойствами — почти полным бессилием фронтального огня шрапнели против укрытого противника, ограниченной возможностью стрельбы через головы своих войск, и была тяжела для маневрирования.

Этих отрицательных свойств не учли специалисты тактики — Генеральный штаб, который обязан был поставить задачу специалистам артиллерийской техники и указать при этом, каким именно основным боевым требованиям должна удовлетворять полевая легкая пушка. Генеральный штаб должен был пояснить, что маневренные бои будут разыгрываться не на ровных открытых полях типа тогдашних полигонов и лагерных учебных полей, а на пересеченной местности, и что противник будет всячески укрываться, применяя разреженные строи, фортификацию, маскировку, наступление пехоты ползком и пр.

Между тем важнейшие вопросы вооружения армии разрабатывались исключительно в Арткоме ГАУ без указаний и почти без участия Генерального штаба. Участие самого военного министра в разработке этих вопросов было ничтожно. ГАУ выполняло самостоятельно всю работу по выбору образцов орудий и прочей материальной части артиллерии, не получая ни от кого ни основных руководящих заданий, ни, тем более, каких-либо детальных указаний.

По инициативе генерал-инспектора артиллерии, представители Генерального штаба были привлечены к участию в работах Арткома по выбору образцов орудий для осадной и крепостной артиллерии только в октябре 1909 г., т. е. с большим опозданием, так как работы эти были начаты в 1905 г. Участие в этих работах представителей ГУГШ оказалось далеко не бесполезным и нередко сопровождалось разногласием с Арткомом по некоторым принципиальным вопросам, касающимся главным образом боевого использования оружия.

Наконец, в 1910 г. в состав Арткома назначен был один постоянный представитель от ГУГШ с совещательным голосом, который, впрочем, не являлся достаточно авторитетным представителем интересов войск и государственной обороны.

Обособленная работа ГАУ и Арткома, без надлежащей связи с войсками, вела к недостаточно целесообразному разрешению некоторых серьезных вопросов вооружения артиллерии. Только этим можно объяснить недооценку значения полевых гаубиц и полевых тяжелых орудий в маневренной войне, недооценку значения тяжелых орудий осадного типа в борьбе за укрепленные позиции, предубежденное отношение к стрельбе артиллерии на большие дальности, предвзятость Арткома в отношении боевых качеств 76-мм горной пушки обр. 1909 г., недооценку значения фугасных гранат и пр.

Введение на вооружение артиллерии новых образцов, несомненно, весьма сложное и трудное дело, требующее большой осмотрительности, велось в царской России крайне медленно. Происходило это как вследствие не совсем целесообразной организации дела в Арткоме и перегруженности его работой, так и стремления Арткома дать армии наиболее совершенные в техническом отношении образцы вооружения, не учитывая того, что в непрерывной погоне за быстро шагающей техникой, в погоне за лучшим можно остаться без хорошего ("лучшее — враг хорошего").

Краткий исторический очерк введения новых образцов орудий на вооружение русской полевой тяжелой и осадной артиллерии может служить наиболее характерным примером того, насколько медленно и с какими большими затруднениями проводилась в жизнь эта мера, имеющая столь существенное значение для армии.

Принципиальная разработка вопроса о введении новых образцов тяжелой артиллерии была начата в комиссии, образованной при Арткоме, в 1905 г., а полигонные испытания готовых образцов были закончены для дачи заказов лишь в начале 1910 г.

Заключение Арткома о работах комиссии последовало в мае 1906 г. В этом заключении были установлены типы орудий и требования, предъявляемые к ним. Заключение было затем разослано многим строевым начальникам, преимущественно видным участникам только что минувшей русско-японской войны, с предложением высказать свое мнение. Одновременно ГАУ объявило конкурс на разработку систем тяжелых орудий с привлечением к конкурсу следующих заводов:

Русских: Обуховского, Путиловского, Пермского, Брянского, Петербургского металлического.

Иностранных: Армстронг, Виккерса, Круппа, Эргардта, Шкода, Бофорса, С.-Шамон, Шнейдера.

Независимо от объявленного конкурса, Арткому было поручено разработать самостоятельно новые системы тяжелых орудий, чтобы не ставить себя в полную зависимость от заводов.

Однако результаты всех этих мероприятий не могли сказаться скоро. Только на одно их оформление при существовавших бюрократических порядках потребовалось почти два года (доклады военному министру, получение согласия министров торговли и промышленности и финансов на обращение к заграничному рынку, причем министр финансов просил, по условиям помещения заграничных займов, отдавать предпочтение по артиллерийским заказам французским фирмам). Военный совет утвердил мероприятия лишь в конце января 1908 г.

Между тем ожидать результатов указанных мероприятий признано было невозможным, так как на вооружении осадной артиллерии ощущался крайний недостаток в орудиях основных калибров, какими в то время (в 1906 г.) были 6-дм. (152-мм) пушка в 120 пуд. и 8-дм. (203-мм) мортира. Заказывать эти старые орудия было признано нецелесообразным. Поэтому решено было обратиться, не дожидаясь результатов конкурса, к иностранным заводам, где имелись разработанные системы тяжелых орудий осадного типа, достаточно современные и значительно превосходящие русские устарелые системы.

Еще в конце 1906 г. на предложение ГАУ откликнулись заводы: Шкода, Круппа, Эргардта, Шнейдера, Виккерса и Бофорса, приславшие подробные чертежи и балистические данные предлагаемых ими орудий. Для испытания на заводских полигонах стрельбой и для окончательного выбора орудий от ГАУ были командированы заграницу специальные комиссии — одна в начале, другая в конце 1907 г. По рассмотрении в Арткоме отчетов этих комиссий ГАУ решило, что торопиться с заказом орудий не следует, и в конце марта 1908 г. препроводило русским и иностранным заводам по одному экземпляру "требований от новых образцов осадных орудий" с условиями конкурса на них, указав в этих условиях, что валовой заказ системы, избранной для русской артиллерии, должен исполняться в России, русскими рабочими и из русских материалов. В течение 1908 г. состоялась еще одна поездка по заграничным заводам комиссии для выбора орудий, командированной от ГАУ.

В конце 1908 и в начале 1909 г. были испытаны стрельбой на главном полигоне и возкой в офицерской артиллерийской школе представленные пять систем: Круппа, Эргардта, Шнейдера, Шкода и Бофорса. Признаны были пригодными только первые три системы, причем из них предпочтение Артком отдал 11-дм. (280-мм) гаубице Шнейдера.

Русские заводы не пошли навстречу предложению ГАУ и проектов не представили.

В дальнейшем, в течение 1909 г., на главном артиллерийском полигоне испытывались еще представленные образцы: Круппа — 42-лин. (107-мм) и 6-дм. (152-мм) осадные пушки, Шнейдера — 107-мм пушка, 152-мм гаубица и 152-мм осадная пушка. Испытания закончились в 1910 г., предпочтение было отдано орудиям Шнейдера.

В начале декабря 1910 г. германский завод Круппа, преследуя исключительно свои интересы и не останавливаясь перед тем, что Германия готовилась к войне с Россией, предложил ГАУ испытать спроектированную им 28-см гаубицу, которая, по словам завода, "оказалась весьма удачной и производит благоприятное впечатление своей подвижностью и силой действия".

В письме представителей Круппа высказаны были следующие любопытные соображения, приводимые здесь в сокращенной редакции.

"Соответствующее русским требованиям тяжелое орудие навесного огня с досягаемостью 6 или 7 верст, по современным взглядам на действие тяжелой артиллерии, уже не может считаться достаточным. В артиллерийских кругах других великих держав от таких орудий требуется досягаемость действительного огня на 8 — 10 км, что должно считаться обоснованным ввиду тактических условий занятия позиций, действия огня и подвоза снарядов для таких батарей. Именно тяжелые орудия навесного огня должны быть в состоянии направлять свой губительный огонь против самых могущественных крепостных сооружений — бетона и брони, будучи сами по возможности защищены от огня крепостных орудий.

Едва ли будет возможно подвести к фронту любой крепости, вооруженной дальнобойными пушками, тяжелую навесную батарею и обеспечить ее питание снарядами, если атакующая батарея вследствие своей недостаточной дальнобойности будет вынуждена занимать позиции в 6–7 верстах от главной оборонительной линии.

Поэтому и явилось столь острое желание обзавестись крупными дальнобойными орудиями навесного огня, которые по возможности оставались бы вне досягаемости прицельного шрапнельного огня крепостных орудий.

Этому требованию в полной мере удовлетворяет наша 28-см гаубица, сообщающая снаряду в 340 кг (830½ фунт.) начальную скорость 340 м/сек (1 115 фут/сек) при досягаемости свыше 10 000 м (около 10 верст). Такое большое повышение балистических качеств по сравнению с действием требуемой мортиры, стреляющей лишь на 6–7 верст, должно считаться замечательным. Мы создали систему, во всех отношениях удовлетворяющую требованиям, предъявляемым к средствам атаки в смысле превосходства над средствами обороны и быстрой готовности к действию.

Гаубица наша имеет колесный лафет и может быстро переходить из походного положения в боевое и обратно. Ее перевозка может быть совершена и по плохим дорогам с помощью башмаковых колесных ободьев при механической тяге. Наши испытания дали в этом отношении очень хорошие результаты".

Для испытания 28-см гаубицы на завод Круппа были командированы в Германию члены Арткома генерал Забудский и генерал Дурляхов. Результаты испытания были рассмотрены Арткомом лишь в конце марта 1912 г. Главные данные 28-см гаубицы Круппа в общем значительно превосходили русские требования к 11-дм. (280-мм) мортире, за исключением веса орудия в боевом положении:

ГАУ предложило Круппу доставить систему в Россию для испытания бесплатно. Крупп просил приобрести образец его гаубицы, но гаубица приобретена не была.

Предложена была еще 11-дм. (280-мм) мортира Рейнского завода. По весу она ближе подходила к русским требованиям, чем гаубица Круппа, но в остальном она значительно уступала последней. Артком решил испытать мортиру Рейнского завода на главном полигоне, находя систему ее оригинально разработанной и интересной. Устойчивость ее при стрельбе оказалась недостаточной, меткость удовлетворительной.

В конце 1909 г., когда почти вся основная техническая работа по выбору образцов вооружения тяжелой артиллерии была закончена и когда для окончательного решения нельзя было обойтись без заключения ГУГШ, были назначены в состав комиссии Арткома представители от ГУГШ (см. выше): генералы Елчанинов, Свечин, Козловский, Басков и другие.

В последующие годы, почти до начала первой мировой войны, комиссия Арткома с представителями от ГУГШ продолжала свои работы по выбору образцов тяжелых орудий и после обстоятельных испытаний остановилась на следующих образцах орудий, которые были приняты для вооружения русской артиллерии:

а) для полевой легкой гаубичной артиллерии: 48-лин. (122-мм) гаубица обр. 1909 г.;

б) для полевой тяжелой артиллерии: 42-лин. (107-мм) пушка обр. 1910 г., 6-дм. (152-мм) полевая гаубица обр. 1910 г.;

в) для осадной тяжелой артиллерии: 6-дм. (152-мм) крепостная гаубица обр. 1909 г., 6-дм. (152-мм) осадная пушка обр. 1910 г., 8-дм. (203-мм) осадная гаубица обр. 1911 г., 11-дм. (280-мм) осадная мортира обр. 1912 г.

На вооружении полевой легкой и конной артиллерии состояли 3-дм. (76-мм) пушки обр. 1902 г., на вооружении горной артиллерии 3-дм. (76-мм) горные пушки обр. 1909 г.

К началу мировой войны, в 1914 г., в войсках состояли полностью все орудия, положенные для полевой артиллерии, — 76-мм легкие, конные и горные пушки, 122-мм легкие гаубицы, полевые тяжелые 107-мм пушки и 152-мм гаубицы. Из орудий осадной тяжелой артиллерии имелись к началу войны лишь единичные экземпляры 152-мм осадных пушек и крепостных гаубиц. Оценивая состояние русской артиллерии к началу войны, это ничтожное количество осадных орудий нельзя было принимать в расчет. Остальные орудия, принятые для осадной тяжелой артиллерии, были частично заказаны и сдача первых изготовленных орудий ожидалась в 1915–1916 гг., частично же находились в периоде дальнейших испытаний с целью усовершенствования образцов.

Комиссия Арткома по выбору образцов тяжелых орудий считалась с заключениями представителей в комиссии от ГУГШ.

В 1911 г. комиссия согласилась с мнением представителей Генерального штаба Елчаниновым и Басковым, высказавшимися за низкие лафеты для 152-мм гаубиц как более удобные при передвижениях, стрельбе и в отношении укрытия от неприятельских выстрелов.

Решение вопроса о принятии на вооружение осадной артиллерии орудий 8-дм. и 9-дм. калибров Артком отложил до 1913 г., до окончания рассмотрения опытов, произведенных в 1912 г. на о. Березани. Кроме того решение было отложено ввиду полученного в апреле 1912 г. заключения начальника Генерального штаба, который на основании доклада своих представителей в комиссии Арткома, между прочим, сообщал в ГАУ:

"Уже имеются образцы 11-дм. гаубиц, которые могут перевозиться по колесным дорогам и принимать участие в осадах.

Долговременная фортификация прибегает ныне к столь прочным бетонным перекрытиям, которые могут быть разрушены огнем не менее 11-дм. калибра и против которых 8- и 9-дм. калибр следует признать недействительным.

Для разрушения блиндажей, создаваемых полевой фортификацией из подручного материала, достаточно 6-дм. гаубиц, и огонь 8- и 9-дм. калибра по таким блиндажам и батареям, хотя бы и осадного типа, был бы неэкономичен и нежелателен ввиду трудности доставки громоздких боевых комплектов.

Против наших западных границ нет тех линий устаревших фортов-застав, которые оправдали бы сохранение 8-дм. гаубиц…

Опытный лафет генерала Дурляхова к 8-дм. гаубице мог быть готов и испытан лишь к 1914 г. и к даче заказа опоздает…"

В мае того же 1912 г. генерал Елчанинов по поводу лафетов к 11-дм. гаубице высказался, что "время 11-дм. мортир прошло", что 11-дм. гаубицы он считает слабыми для береговой артиллерии и признает необходимой разработку, 12-дм. или лучше 14-дм. гаубицы с отказом от валового производства разрабатываемой ныне 11-дм. береговой гаубицы, как бы ни была совершенна ее установка".

По этому вопросу Артком решил: не задерживать испытания и валовой заказ 11-дм. береговой гаубицы, так как осуществление гаубицы большего калибра или с большей начальной скоростью потребует очень много времени; проектировать для испытания гаубицу возможно большего калибра, по крайней мере 16-дм., так как гаубица 12-дм. будет мало отличаться по своему действию от 11-дм. гаубицы.

В ноябре 1912 г. генерал Елчанинов по поводу снаряда к 11-дм. (280-мм) гаубице (мортире) Шнейдера высказал, что "опыты со снарядами будут целесообразны, если не задержат уже намеченного заказа 11-дм. мортир Шнейдера. В дальнейшем необходима значительно большая начальная скорость, однако не ценой понижения веса снаряда. Понижение это до 640 фунт. сводит калибр к 10-дм., т. е. обесценивает образец 11-дм. Уменьшение подвижности также могло быть избегнуто… чему примером гаубица Круппа" (см. выше).

По поводу испытания 11-дм. мортиры Рейнского завода генерал Елчанинов высказал следующее: "Полагаю, что во всяком случае надо стремиться к увеличению дальности для мортир большого калибра. Скорострельность имеет меньшее значение ввиду большого времени полета снаряда и, значит, сравнительно позднего наблюдения отдельного выстрела.

Большая начальная скорость, однако, не должна итти в ущерб весу снаряда или весу системы или, наконец, устойчивости ее".

В феврале 1913 г. тот же Елчанинов возражал против приспособления берегового лафета под 11-дм. мортиру для установки на деревянном основании по проекту члена Арткома Дурляхова. По этому поводу он писал: "11-дм. мортира признается ныне слабой, и в Германии разработана 35-см мортира, а в Австрии — 42-см, сверх двадцати 30-см мортир уже готовых. Поэтому лучше было заняться разработкой осадных мортир большого калибра"…

Между прочим, переделка 11-дм. лафетов по проекту Дурляхова была осуществлена и весьма пригодилась во время войны при осаде Перемышля.

Следует признать, что Артком ГАУ и русский Генеральный штаб в лице отдельных своих представителей — таких, как генерал Елчанинов, еще до начала войны ясно представляли значение крупных калибров и принимали меры, хотя и недостаточно энергичные, для выработки наиболее совершенных и мощных образцов орудий осадного типа.

Только в 1913 г. русским артиллеристам стало известно об опытах с 16-дм. (42-см) мортирами в Германии, но еще до того, в 1912 г., на основании березанских опытов в России началась разработка проекта 16-дм. мортиры.

В то время наиболее мощным тяжелым орудием из числа заказанных для России новейших систем являлась 11-дм. (280-мм) мортира (осадная гаубица) системы Шнейдера обр. 1912 г.

Испытания стрельбой, произведенные в 1912 г. на острове Березани под личным руководством генинспарта, показали, что несмотря на большое могущество 11-дм. (280-мм) гаубицы, все-таки это орудие не может дать решительных результатов при разрушении современных укреплений, сооруженных с применением железобетона, и что для этой цели необходимо ввести на вооружение русской тяжелой осадной артиллерии 16-дм. (42-см) мортиры. Еще опыт осады Порт-Артура во время русско-японской войны также показал, что необходимо ввести на вооружение артиллерии более крупные калибры, чем 11-дм. (28-см) гаубицы.

Разработкой проекта 16-дм. мортиры занимался в России металлический завод при непосредственном участии члена Арткома Дурляхова.

Изготовление опытного экземпляра 16-дм. мортиры было поручено в начале 1913 г. заводу Шнейдера во Франции. Приступив к исполнению заказа, завод Шнейдера встретил серьезные затруднения. По просьбе завода Артком согласился несколько уменьшить заданные начальную скорость и вес снаряда. Мортира эта не могла поспеть к мировой войне. Однако, по донесению русского артиллерийского приемщика на заводе Шнейдера от 3 ноября 1914 г., мортира оказалась в такой степени готовности, что была спешно закончена, положена на упрощенный лафет (подобно железнодорожному лафету германской 16,5-дм. (42-см) гаубицы и в таком виде отправлена в действующую армию.

Слабое развитие военной промышленности в царской России исключало возможность отечественного производства не только таких артиллерийских орудий, как 16-дм. мортира (42-см гаубица), которую пришлось заказать заводу Шнейдера, но и многих других, в особенности тяжелых. Поэтому русская артиллерия в деле ее развития и технического усовершенствования плелась в хвосте германской и даже австро-венгерской, постоянно запаздывая с осуществлением новых технических идей, нередко зарождавшихся в России и становившихся достоянием заграничных заводов.

Тяжелые орудия более крупных калибров имелись в России лишь в некоторых береговых крепостях, но в ограниченном количестве и большей частью устаревших систем.

На береговых батареях во Владивостоке и на финском побережье с 1912 г. производились установки 12-дм. (305-мм) пушек и 11-дм. (280-мм) гаубиц. Работы по установке 12-дм. береговых пушек происходили крайне медленно вследствие недостаточности оборудования металлического завода, которому были заказаны части установок, а также вследствие недостаточного знакомства с современными установками орудий большого калибра офицеров Арткома, которые, по объяснению бывшего начальника ГАУ Кузьмина-Караваева, "впервые изучали установку во время работы ее на. металлическом заводе, но отнюдь не являлись, как бы следовало, компетентными руководителями работы частного завода".

В общем по части тяжелой артиллерии осадного типа в России до мировой войны сделано было немного. Русский Генеральный штаб, предполагая вести маневренную наступательную войну, не предвидел того большого, почти решающего значения, какое получила тяжелая артиллерия в мировую войну, и не предусмотрел осадной артиллерии мобилизационным расписанием 1910 г., действовавшим до самого начала мировой войны.

Между тем по сведениям, полученным в 1913 г. от военных агентов и из других источников, в Германии и в Австро-Венгрии на вооружении артиллерии состояли весьма мощные тяжелые орудия осадного типа, данные о которых показаны в табл. 1.

Германская 21-см стальная мортира, принятая на вооружение полевой тяжелой артиллерии и предназначавшаяся для разрушения сильных укреплений, хорошо действовала по земляным закрытиям, по кирпичным и даже по бетонным сводам, но при условии попадания в одно место нескольких снарядов. Она предназначалась также для отравления противника пикриновыми газами разрывного заряда снаряда с внушительным весом 119 кг.

Германская 28-см (11-дм.) мортира была на колесном ходу, перевозилась двумя автомобилями, стреляла без платформы мощным снарядом весом 340 кг; мортира предназначалась для разрушения бетонных сводчатых и новейших бронированных построек.

Имелись сведения, что в германской армии испытывались еще мортиры 32-см, 34,5-см и 42-см (16,5-дм.), но подробные данные о свойствах этих орудий Арткому не были известны.

В Австро-Венгрии в 1913 г. вводилась мощная 30,5-см гаубица, перевозимая на трех тягачах (на одном — орудие, на другом — лафет, на третьем — платформа). Снаряд этой мортиры (гаубицы) весом 390 кг имел сильный разрывной заряд в 30 кг. Мортира предназначалась для вооружения передового эшелона осадного парка, следовавшего непосредственно за полевой армией, чтобы поддержать ее своевременно при атаке сильно укрепленных позиций. Дальность стрельбы 30,5-см мортиры — по одним сведениям около 7½ км, по другим — до 9½ км (по позднейшим данным — до 11 км).

Австрийская 24-см мортира перевозилась, как и 30,5-см, на автомобильных поездах.

Таблица 1

ТЯЖЕЛАЯ (ОСАДНАЯ) АРТИЛЛЕРИЯ ГЕРМАНИИ И АВСТРО-ВЕНГРИИ ПО СВЕДЕНИЯМ АРТКОМА 1912–1913 гг.

¹ По позднейшим сведениям данные 30,5-см мортиры: вес в боевом положении около 20,9 т, вес снаряда 209 кг, начальная скорость до 407 м/сек, дальность стрельбы до 11 км.

² По другим сведениям 9,6 км. См. Л. Гобято, Артиллерия полевых армий, ч. I, 1913 г., стр. 287.

Примечание. В 1913 г. стало известно, что в Германии для тяжелой артиллерии осадного типа подготовлялись более мощные мортиры крупных калибров — 32-см, 34,5-см и 42-см, но сведений о свойствах этих мортир не имелось. Данные о 42-см мортире приведены ниже, а 32-см и 34,5-см мортир, повидимому, не было на вооружении германской артиллерии даже к концу мировой войны.

Таким образом, наиболее крупные новости заграничной военной техники были известны Арткому, хотя, конечно, с неизбежным запозданием и далеко не в полной мере. При введении на вооружение русской армии новых образцов Арткому приходилось в значительной степени зависеть от заграничных заводчиков.

Недостаточное знакомство Арткома с достижениями импортной артиллерийской техники служило одной из причин отсталости вооружения русской артиллерии, в особенности тяжелой.

Это обстоятельство было поставлено в серьезную вину Арткому Верховной следственной комиссией, образованной в начале августа 1915 г. для выяснения причин неудовлетворительности боевого снабжения русской армии, обнаружившейся в начале мировой войны в 1914–1915 гг.

В действительности вся осведомительная служба относительно иностранных армий была сосредоточена в то время в ГУГШ, в распоряжении которого имелись специальные органы для этого в лице военных агентов при посольствах, назначенных при иностранных государствах.

Донесения этих агентов, случайные отчеты артиллерийских офицеров, иногда командируемых за границу, и главным образом заграничная военная литература — являлись источником осведомления об иностранных армиях для ГАУ.

Военные агенты (офицеры Генерального штаба), вследствие большой сложности современной техники артиллерии и малого их знакомства с ней, сообщали часто материал, мало соответствующий или даже негодный для использования в артиллерии.

Сведения о вооружении иностранной артиллерии, имевшиеся у Арткома, являлись отражением разного рода литературных данных и материалов, помещаемых в то время в известных трудах по артиллерии Корцен и Кюн, Вилле и Берлин. Литературные источники в последнее, перед войной время были бедны данными относительно вновь разрабатываемых артиллерийских вопросов и конструкций, особенно касающихся Германии.

Сведения, доставляемые офицерами-артиллеристами, командируемыми за границу распоряжением ГАУ, имели характер случайный, спорадический.

ГАУ получало ежегодно на расходы по командированию за границу по 10 000 рублей, из которых треть отпускалась артиллерийской академии на командирование офицеров ее личного состава с учебной целью, а остальные расходовались на заграничные командировки чинов Арткома, главного артиллерийского полигона, технических артиллерийских заведений и на командирование за границу приемщиков по артиллерийским заказам. Целью таких командировок являлось ознакомление с соответствующими артиллерийскими учреждениями за границей, с иностранными заводами, с разрабатываемыми на этих заводах новыми образцами вооружения и отчасти с целью практического усвоения иностранных языков.

Начальник ГАУ Кузьмин-Караваев объяснял незнакомство Арткома с последними достижениями артиллерийской техники "недостаточностью денежных средств для наблюдения за усовершенствованиями техники на заводах, пользующихся всемирной известностью" (Крупп, Шнейдер-Крезо, Виккерс и др.).

Ввиду недостаточной осведомленности о технике артиллерии за границей генерал-инспектор артиллерии в июле 1909 г. представил военному министру доклад о необходимости назначения в помощь военным агентам хотя бы двух штатных артиллерийских офицеров, получивших высшее техническое образование.

Мера эта была одобрена военным министром и военным советом, но не была осуществлена, так как министерство финансов и государственный контроль не дали разрешения на ассигнование необходимых средств.

Генинспарт по этому поводу вторично представлял военному министру в феврале 1912 г., обращая внимание на незначительность требуемого ассигнования (по 10 760 руб. золотом в год) и на существенное значение этой меры.

Но согласия министра финансов так и не последовало до самого начала войны 1914–1918 гг..

Вооружение полевой легкой артиллерии

Опыт русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в особенности тяжелый опыт кровопролитных атак укрепленной позиции турок у Плевны, когда русские пушки оказались бессильными при своей отлогой траектории разрушать турецкие укрепления и поражать укрывшиеся в них войска, указал на необходимость иметь в полевой артиллерии орудие более крупного калибра, стреляющее навесно мощным снарядом сильного фугасного и разрушительного действия. По окончании войны с Турцией в России начались изыскания по созданию такого орудия. В 1888–1890 гг. сформировано было 5 мортирных артиллерийских полков, всего 20 батарей, вооруженных 6-дм. (152-мм) мортирами системы Энгельгардта с довольно сильным фугасным снарядом, но в общем слабым по балистическим качествам и не совсем удачно сконструированным. Несколько таких мортирных батарей принимали участие в войне с Японией в 1904–1905 гг.; несколько 6-дм. мортир Энгельгардта применялось также и на войне 1914–1918 гг. на Кавказском фронте для обстрела гор с крутыми скатами.

Опыт русско-японской войны еще резче подчеркнул необходимость иметь на вооружении артиллерии орудия навесной стрельбы с мощными снарядами.

Но несмотря на опыт предшествующих войн, в русской армии, как и в союзной с ней французской, господствовало до самого начала первой мировой войны стремление к "единству калибра" орудия и к "единству снаряда".

Стремление это всемерно поддерживалось Генеральным штабом по понятной причине: "единство калибра" и "единство снаряда" приводят к простоте обучения и использования в бою, к удобству изготовления и снабжения боевыми припасами.

В погоне за орудием, которое могло бы разрешать все задачи полевого маневренного боя при одном снаряде (о позиционной войне не думали), русские артиллеристы остановились на 3-дм. (76-мм) полевой скорострельной пушке, система которой была разработана в 1900 г. Путиловским заводом по заданию ГАУ и основательно испытана в войсках перед тем как была принята на вооружение.

Рис. 1. 76-мм (3-дм.) полевая пушка обр. 1902 г. без щита

Полевые скорострельные 76-мм пушки имелись двух образцов: 1900 и 1902 гг.; пушки обр. 1902 г. изготовлялись первоначально без щита (рис. 1) и с обыкновенным дуговым прицелом, затем они были снабжены панорамным прицелом и щитом (рис. 2). При орудиях имелись зарядные ящики (рис. 3 и 4).

Лафет обр. 1900 г. состоит из верхнего лафета (или салазок) и нижнего. Тело орудия лежит своими цапфами на салазках, в нижнем лафете помещены гидравлический компрессор и каучуковый накатник.

При выстреле тело орудия откатывается назад вместе с салазками по полозьям нижнего лафета, вследствие чего сжимаются буферы накатника и сдвигается назад цилиндр компрессора, чем и ограничивается откат. После прекращения отката накатник приводит тело орудия и верхний лафет (салазки) в первоначальное положение.

Рис. 2. 76-мм (3 дм.) полевая пушка обр. 1902 г. со щитом и панорамным прицелом

У пушки обр. 1902 г. тело орудия помещено на люльке, вдоль которой оно откатывается при выстреле. Внутри люльки расположен гидравлический компрессор (тормоз отката), цилиндр которого соединен с телом орудия; на цилиндр надеты пружины накатника. Люлька своими цапфами лежит на лафете.

При выстреле, когда тело орудия откатывается по люльке назад, цилиндр тормоза отката вытягивается из люльки, и пружины накатника сжимаются; этим поглощается живая сила отката. В дальнейшем упругостью сжатых пружин цилиндр тормоза отката, а вместе с ним и тело орудия, возвращаются на свое место.

В нижеприводимых двух таблицах (табл. 2 и 3) помещены сравнительные данные об основных свойствах орудий и снарядов к ним, состоявших в 1914 г. на вооружении полевой легкой и тяжелой артиллерии русской, французской и немецкой.

Рис. 3. Передок к орудию и зарядному ящику для 76-мм полевой пушки обр. 1900 и 1902 г.

Сравнение данных табл. 2 приводит к заключению, что русская армия к началу мировой войны обладала 76-мм полевой легкой пушкой обр. 1902 г. — одной из лучших полевых пушек того времени.

Русская 76-мм легкая пушка имеет наибольшую начальную скорость и чрезвычайно настильную траекторию. Но при оценке балистических свойств пушек необходимо сравнивать скорость полета снаряда на разном расстоянии от орудия, которая, зависит от наивыгоднейшего сочетания начальной скорости, веса и конструкции снаряда.

Рис. 4. Задний ход зарядного ящика

Шрапнель русской 76-мм пушки не приспособлена к сохранению большой начальной скорости, вследствие чего русская пушка, имеющая начальную скорость больше, чем у французской 75-мм пушки, преобладает над нею приблизительно лишь до 3,5 км, а на дальностях свыше 3,5 км — французская преобладает над русской. Германская 77-мм полевая пушка, в смысле сохранения скорости снаряда на больших дальностях, лучше других, но дальность ее шрапнельного огня, наименьшая по сравнению с другими, что объяснялось конструкцией дистанционной трубки, не дававшей большого времени горения, а также малым весом шрапнельных пуль, требовавших больших окончательных скоростей шрапнели, чтобы наносить поражение.

Таблица 2

ВООРУЖЕНИЕ ПОЛЕВОЙ ЛЕГКОЙ АРТИЛЛЕРИИ К НАЧАЛУ ВОЙНЫ 1914–1918 гг.

1 При 34-сек. дистанционной трубке, а при 22-сек. трубке — лишь 5,5 км.

2 При 36-сек. дистанционной трубке, а при 22-сек. трубке — лишь 3,7 км.

3 При 45-сек. дистанционной трубке и при полном боевом заряде.

4 При соответствующем угле возвышения, но лафет был рассчитан и сконструирован для дальности не свыше 6,5–6,4 км.

5 Или 1 338 кг и 2 260 кг по Шварте: "Современная военная техника", т. II, Артиллерийское вооружение. Артиллерийские боеприпасы. Пер. с нем. Ю. Шейдемана, стр. 7.

Впрочем, наибольшая, по сравнению с другими, предельная дальность стрельбы русской 76-мм пушки, как и французской, до 8½ км не могла быть использована, так как, во-первых, лафет и прицельные приспособления были рассчитаны и сконструированы для дальности не свыше 6,5 км (хотя по уровню можно было стрелять гранатой до 8 км), а во-вторых, русская артиллерия вышла на войну с 22-сек. дистанционными трубками устаревшего образца, позволявшими вести стрельбу шрапнелью лишь на дальность до 5,5 км. Проектирование и испытание 34-сек. трубок в Арткоме шло так медленно, а валовое изготовление их, трудное в техническом отношении, так затянулось, что в течение почти десяти лет не могли справиться с этим делом. Между тем еще за 5 лет до начала войны французы предлагали нам принять вместе с 76-мм горной пушкой обр. 1909 г. их 37-сек. дистанционную трубку, позволяющую вести стрельбу шрапнелью из этой пушки до 7 км. Предложение это было отвергнуто, так как Артком предполагал применять разрабатываемую им 34-сек. трубку.

Медлительность в снабжении 34-сек. трубками и в переделке прицельных приспособлений, послужившая причиной как бы добровольного отказа от дальнобойности собственных пушек, объяснялась, во-первых, тем, что по свойствам 76-мм пушки наносимое ею поражение на дальностях свыше 5 км вообще и особенно шрапнелью неудовлетворительно; во-вторых, некоторым общим недоверием к действительности стрельбы на большие дальности — свыше 5 км, вкоренившимся со времен известного в старой армии М. И. Драгомирова. "Мы считаем нашу артиллерию нашей хранительницей", — говорил Драгомиров, в бытность его командующим войсками Киевского округа, — стыдно располагать ее дальше 2 500 м. Отныне всякий батарейный командир, ставший на маневрах на большую дистанцию, должен быть отрешен от командования".

Необходимое для корректирования: огня наблюдение разрывов 76-мм шрапнели, дающей при разрыве незначительное облако дыма, являлось затруднительным — на дальностях свыше 6 км даже при наличии хороших оптических приборов, воздушное же наблюдение находилось тогда лишь в зачаточном состоянии.

Наконец, по инициативе некоторых пользовавшихся авторитетом русских артиллеристов, увлекавшихся французской артиллерией, многое не только хорошее, но и дурное заимствовалось у французов. По преобладавшему тогда у французов мнению артиллерия нуждалась лишь в ограниченной дальнобойности, так как она является вспомогательным родом войск, имеющим одно назначение — поддерживать атаку пехоты. У французов стрельба на большие дальности была "осуждена, как ересь, и уставом и начальством". Русская артиллерия, подражая до некоторой степени французской, весьма редко практиковалась в стрельбе на дальности свыше 5 км, считая такую стрельбу, при довольно ограниченном отпуске патронов на ежегодную практику, излишней и даже бесцельной роскошью.

От полевой артиллерии в то время требовался сильный огонь на дальностях решительного боя до 4 км. Наша 76-мм легкая пушка, как и французская 75-мм, вполне отвечала поставленной задаче, и большего от нее не требовали. Шрапнельный огонь 76-мм легкой пушки на эти дальности по открытым живым целям наносит чрезвычайно сильные поражения.

Французское командование могущество 75-мм пушки переоценивало до того, что в одном из официальных документов' говорилось: "75-мм пушка достаточна для решения всех задач, могущих встретиться артиллерии в полевой войне".

Большая настильность траектории 76-мм легкой пушки способствует увеличению глубины площади поражения шрапнельными пулями, что дает возможность мало считаться с точностью пристрелки при стрельбе по открыто расположенным живым целям, а это является очень серьезным преимуществом в маневренной войне, особенно при встречных столкновениях с противником.

Глубина площади разлета пуль группы шрапнелей, выпущенных из 76-мм пушки на дальность около 2 км, достигает свыше 500 м, ширина полосы разлета пуль — от 20 до 65 м. С увеличением дальности при одной и той же высоте разрывов площадь, осыпаемая шрапнельными пулями, уменьшается.

Считалось, что при большем числе выпущенных шрапнелей на всех дальностях стрельбы 8-орудийная батарея 76-мм пушек осыпала шрапнельными пулями площадь весьма внушительных размеров — около 550 м в глубину и до 220 м по фронту — и могла образовать перед собой надежно поражаемую полосу глубиной около 125 м и шириной около 180 м.

По силе шрапнельного огня одна русская 8-орудийная легкая батарея могла в несколько минут буквально уничтожить неосторожно открывшийся для нее в сомкнутом строю целый батальон пехоты или даже целый полк кавалерии.

Русская 76-мм легкая пушка, являясь по балистическим качествам чуть ли не лучшей в мире пушкой из бывших на вооружении армий к началу мировой войны, вместе с тем не отвечала некоторым существенным боевым требованиям. Насколько могущественной была она при поражении шрапнелью открытых живых целей, настолько же она была слабой при поражении целей, сколько-нибудь укрытых. Та же огромная начальная скорость, обусловливающая исключительную настильность траекторий, служила источником почти совершенной непригодности 76-мм легкой пушки для фронтального поражения шрапнелью закрытых целей. После разрыва шрапнели пули, вследствие большой скорости их полета, продолжают лететь почти в направлении прежней настильной траектории шрапнели, причем линии полета их составляют с горизонтом весьма малые углы падения. Для крайних нижних пуль угол падения или наклона траектории равен для дальностей стрельбы в 1, 2, 3, 4 км соответственно 1/8, 1/6, ¼, 1/3.

Вследствие малого веса шрапнельной пули — 2½ золотника (10,7 г) и шарообразной ее формы пробивная способность ее мала; она бессильна против земляных насыпей даже самой незначительной толщины. За закрытием образуется пространство той или иной глубины, безопасное от поражения фронтальным шрапнельным огнем и являющееся надежным укрытием для находящихся за ним людей. Достаточно, например, людям, попавшим под обстрел шрапнелью 76-мм легкой пушки, лечь и набросать перед собой земляную насыпь в 60–70 см высоты, чтобы избавиться от потерь при стрельбе на дальностях менее 4 км. При стрельбе даже на 4 км пуля, пролетавшая по касательной к гребню насыпи, упадет за ней на 180 см (60×3) и не поразит лежащего за ней человека среднего роста. Намерение разрушить шрапнельным огнем преграду, укрывающую противника, было бы напрасной тратой снарядов, так как шрапнель, поставленная "на удар", совершенно не годится для разрушения даже самых ничтожных закрытий ввиду слабого вышибного заряда ее, лишь в 20 золотников (85 г) пороха.

В общем фронтальный шрапнельный огонь русской 76-мм легкой пушки бессилен для поражения сколько-нибудь и чем-нибудь закрытого противника. Напротив, облический и в особенности фланговый огонь той же шрапнели, направленный вдоль закрытия, не менее губителен для укрывшихся за преградой людей, чем если бы они были открыты и попали под разрыв шрапнели.

Как видно из табл. 2, вес русской 76-мм полевой пушки обр. 1902 г. в походном положении наибольший по сравнению с другими системами. В походном положении с посаженными номерами 76-мм пушка обр. 1902 г. весит около 2 200 кг, т. е. превышает предельный вес около 1 900 кг, допускаемый при запряжке в 6 лошадей. При такой тяжести этой системы трудно маневрировать на поле сражения, в особенности под неприятельским огнем.

Значительная дальнобойность 76-мм полевой пушки давала возможность сосредоточивать огонь даже при весьма разбросанном широком расположении батарей на фронте и довольно легко делать переносы огня чуть ли не в любом направлении. Поэтому не столько путем подвижного маневрирования (на колесах), сколько путем одного, так сказать, "огневого маневрирования" (без перемены позиции) можно было выиграть огнем фланг противника и тем отчасти парализовать отрицательное свойство 76-мм легкой пушки — бессилие фронтального огня ее шрапнели против укрытого противника.

Наконец, признавали возможным парализовать это свойство согласованием тактических действий пехоты и артиллерии: наступающая пехота заставляет противника открыться, чтобы встретить и остановить наступление ружейным огнем, а тогда артиллерия поражает его шрапнелью, и т. д.

К другим отрицательным свойствам 76-мм полевой легкой пушки, вытекающим также из большой настильности ее траектории, следует отнести ограниченность возможной стрельбы через головы своей пехоты и получающиеся непосредственно впереди укрытия батареи значительные непоражаемые или так называемые "мертвые" пространства, возрастающие с увеличением укрытия батареи и настильности траектории. Во избежание поражения своей пехоты при стрельбе через голову приходилось располагать артиллерию не ближе километра за пехотой и прекращать огонь артиллерии, когда атакующей пехоте оставалось пройти до противника около 200–400 м. Во избежание же больших мертвых пространств требовались осторожность и искусство при занятии закрытых позиций для батарей.

Большая начальная скорость влечет за собой меньшую устойчивость 76-мм полевой пушки при выстреле, что в связи с отсутствием у нее прицельных приспособлений с независимой линией прицеливания вредно отзывалось на ее скорострельности. Из табл. 2 видно, что наша 76-мм пушка по скорости стрельбы значительно уступала французской 75-мм полевой пушке.

Высококвалифицированные специалисты артиллерийской техники, давшие России отличную 76-мм полевую пушку, удовлетворяющую почти всем самым строгим балистическим требованиям, недостаточно учитывали указанные отрицательные свойства пушки. Но в этом нельзя их винить, так как это должны были учитывать специалисты боевого использования войск, т. е. представители "мозга армии" — Генерального штаба. Большая ошибка прошлого кроется в том, что русский Генеральный штаб ограничивался постановкой общих задач артиллерийской техники (а то и вовсе не ставил никаких задач) и в дальнейшем не принимал обыкновенно участия в выборе образцов вооружения армии. Поставив общую задачу специалистам артиллерийской техники в отношении полевой пушки, Генеральный штаб должен был одновременно указать, каким боевым требованиям она должна удовлетворять. Он обязан был подчеркнуть значение "пустынности" будущих полей сражения, о которой немало трактовалось после войны с Японией, и пояснить, что маневренные бои будут разыгрываться не на ровных открытых полях типа большинства артиллерийских полигонов того времени, а на пересеченной местности, где противник будет всячески укрываться, применяя разреженные строи, метод "накапливания", маскировку, фортификацию и пр. Генеральный штаб должен был своевременно осознать, что огневое маневрирование, на которое возлагали большие надежды артиллеристы, возможно при наличии сильной артиллерии не только в качественном, но и в количественном отношении, и, осознав это, не довольствоваться двумя-тремя пушками на 1 000 штыков, как это было в русской армии к началу войны. На обязанности Генерального штаба лежало своевременно разъяснить, что взять во фланг, хотя бы только огнем, искусного противника не так просто, как полагали в довоенное время; что взаимодействие пехоты и артиллерии, в котором в мирное время почти вовсе не практиковались, будет крайне трудно в бою; что в то время, когда атакующая пехота подойдет на 200–400 м к противнику, т. е. в самый для нее критический момент, она останется без поддержки своей артиллерии, так как во избежание поражения своих огонь артиллерии, ввиду настильности траектории 76-мм полевых пушек, приходится в это время прекращать, и пр.

Опыт войны с Японией резко подчеркнул чрезвычайную слабость 76-мм шрапнели для действия по укрытым целям и отчасти по далеко расположенным (при стрельбе на большие дальности убойность шрапнельных пуль вообще недостаточна); кроме того, получается много высоких разрывов, дающих слабое поражение, или клевков, вовсе не дающих поражения, а также полное бессилие- шрапнели для разрушения тех или иных закрытий. Та же война подчеркнула, что малый калибр полевого орудия обусловил слабое действие его гранаты и что только тяжелый фугасный снаряд крупного калибра мог решать задачу разрушения современных полевых укреплений.

Еще до окончания войны 1904–1905 гг. принято было решение отказаться от принципа "единства калибра и снаряда", — решение неизбежное и необходимое. Но проведено оно было в жизнь в период подготовки России к мировой войне далеко не в полной мере.

Прежде всего принята была для 76-мм пушки, кроме шрапнели, фугасная граната. Мера эта была паллиативом, так как артиллеристам было известно, что эта граната не может оправдать возлагавшихся на нее надежд и будет малопригодной для разрушения земляных и других закрытий. При небольшом разрывном заряде — около 0,78 кг тротила или мелинита — фугасное действие 76-мм гранаты получается в общем слабое, и только оглушительный взрыв производит довольно сильное моральное действие.

В среднем грунте от фугасного действия разрывного заряда может образоваться довольно большая воронка диаметром до 1,5 м и глубиной около 0,6 м, но это бывает весьма редко при чрезвычайной настильности траектории 76-мм полевой пушки. В большинстве случаев 76-мм граната с принятым для нее взрывателем (ЗГТ) разрывалась после рикошета, пролетев около 4 м от места падения; фугасное действие получалось при этом весьма слабым, так как газы разрывного заряда лишь "слизывали" верхний слой земли (при среднем грунте).

Осколочное действие 76-мм гранаты, не имевшей мгновенного взрывателя, было также весьма слабое, и для поражения живых целей 76-мм граната не предназначалась. При разрыве после рикошета она давала разлетающиеся в разные стороны осколки, лишь несколько крупных осколков отлетали иногда на 400–600 м от места разрыва и могли нанести случайное поражение; масса мельчайших осколков вследствие своего ничтожного веса теряли силу уже в 20–30 м от места разрыва и не могли нанести сильного поражения. При разрыве же в земле, образуя воронку, осколки 76-мм гранаты летели вверх, не нанося поражения.

Русские артиллеристы, зная слабое действие 76-мм гранаты, изыскивали другие средства для поражения укрывшегося противника. Они старались найти вместо гранаты другой более соответствующий снаряд, изобрести для гранаты мгновенно действующий взрыватель и принять для полевой артиллерии, кроме 76-мм полевой пушки, другие орудия с более крутой траекторией (гаубицы, мортиры) и более крупного калибра, с мощным снарядом и по возможности с большей дальнобойностью.

Взрыватель к 76-мм фугасным гранатам вырабатывался Арткомом ГАУ в течение 5–6 лет. Проектирование и испытание началось в 1906–1907 гг., а к маю 1912 г. русская артиллерия все еще не была снабжена фугасными гранатами за неимением взрывателя безопасного типа. К началу войны 76-мм гранаты имелись с обыкновенного типа взрывателями; что же касается взрывателей мгновенного действия, то они стали изготовляться по типу французских только с 1916 г., во время войны.

Медленность снабжения взрывателями объяснялась конструктивными затруднениями, недостатком требующейся высокосортной стали и отчасти недобросовестностью некоторых артиллерийских инженеров, стремившихся, по объяснению бывшего начальника ГАУ Кузьмина-Караваева, "в корыстных целях выделывать взрыватели исключительно из стали, поставляемой заводом Фирта, и на станках системы Гирша".

Бризантную гранату, имевшуюся в полевой артиллерии у немцев, русские артиллеристы считали недостаточно эффективной. Разрываясь в воздухе, граната эта дает около 100 довольно крупных и много мелких осколков, разлетающихся с большой боковой скоростью веером в обе стороны, вверх и вниз от точки разрыва; наиболее круто падающие осколки летят вниз под углом до 60° к земле и могут поражать человека, даже прижавшегося к внутренней крутости бруствера. Бризантная граната требует очень точной пристрелки; при малейшем, отклонении разрыва по дальности смертоносные осколки минуют цель, так как глубина их поражения всего лишь несколько метров. Бризантная граната совершенно непригодна для разрушения ввиду малого веса ее разрывного заряда — лишь около 0,2 кг. Почти единственное ее преимущество — сильное моральное действие — не могло служить серьезным основанием к введению ее в русскую артиллерию.

О состоявшей на вооружении французской полевой артиллерии 75-мм гранате, вмещающей в себя до ¾ кг мелинита, имелись в то время лишь отрывочные и даже противоречивые сведения, так как французы держали в тайне ее устройство.

Уменьшение начальной скорости 76-мм легкой пушки с целью получения более крутой траектории хотя бы в нисходящей ее ветви, чтобы тем дать возможность шрапнельной пуле, так сказать, заглянуть в окоп сверху вниз, считалось нецелесообразным посягательством на отличные балистические качества этой пушки, являвшиеся последствием ее большой начальной скорости.

Наконец, с целью поражения неприятельских батарей, орудия которых снабжены щитами, изыскивались особые средства еще со времени перевооружения полевой артиллерии скорострельными орудиями.

Попытки снаряжать шрапнели пулями, пробивающими щит, не увенчались успехом, так как эти пули вследствие их легкости быстро теряли скорость. Кроме того, щит был несколько утолщен для большей непробиваемости. Фугасная граната оставалась наиболее действительным средством против орудийных щитов, но она была мало пригодна для действия по живым целям. Тогда приступили к испытанию бризантной шрапнели — по типу универсального снаряда, который должен был соединять свойства гранаты и шрапнели. Бризантная шрапнель, разработанная в та время крупнейшими в Европе артиллерийскими заводами (Крупп, Шнейдер и Рейнский металлический), могла действовать при ударе и при разрыве в воздухе, выбрасывая вперед пули и головку, детонирующую от удара.

На основании произведенных опытов, законченных к 1913 г., Артком пришел к заключению, что бризантная шрапнель Рейнского завода при дистанционной стрельбе по войскам может заменить обыкновенную 76-мм шрапнель, причем головка шрапнели своими осколками усиливает поражение. При попадании в щит бризантная шрапнель пробивает его и затем разрывается, производя при этом сильное разрушение материальной части и поражая людей, скрытых за щитом.

При дистанционной стрельбе отделившаяся головка бризантной шрапнели, попадая в щит, дает достаточную пробоину в нем и также поражает людей за щитом.

Ввиду признанных преимуществ бризантной шрапнели перед обыкновенной первая партия бризантных шрапнелей была заказана Рейнскому заводу. В 1914 г. в Дюссельдорф были командированы два офицера, но их там застала война; они были взяты в плен, не успев выслать ни одной партии бризантных шрапнелей.

Для русской конной артиллерии была принята та же 76-мм полевая пушка обр. 1902 г. с несколько облегченным передком, вмещавшим меньшее количество патронов, чем в передке легкой артиллерии.

Система эта была, безусловно, тяжела для конной артиллерии, от которой требовалось не только не отставать от конницы, но в некоторых, правда, редких случаях боевых кавалерийских столкновений, даже опережать свою конницу.

От всех командующих войсками поступали в ГАУ заявления о тяжеловесности полевой пушки обр. 1902 г. для конной артиллерии, Поэтому еще в 1913 г. решено было перевооружить конную артиллерию новой облегченной и более скорострельной пушкой системы Шнейдера. Генерал-инспектор артиллерии со своей стороны признавал необходимым скорейшее перевооружение конной артиллерии пушкой системы Шнейдера, в то время уже заказанной для французской конной артиллерии. Эта пушка прекрасно выдержала испытания на главном артиллерийском полигоне и в служебной обстановке в гвардейской конно-артиллерийской бригаде.

Решению перевооружить конную артиллерию пушками Шнейдера, хотя и одобренному царем, противился военный министр Сухомлинов, предпочитавший французские пушки системы Депора. В результате перевооружение конной артиллерии не было осуществлено, хотя незадолго до начала мировой войны конные пушки системы Шнейдера были заказаны (несколько сот экземпляров) Путиловскому заводу.

Относительно материальной части полевой легкой и конной артиллерии генинспарт в своем докладе в начале марта 1913 г. писал, что хотя материальная часть "сравнительно в хорошем виде, но в скором времени придется думать о новом перевооружении", так как оба образца полевых пушек — один 1900 г., а другой 1902 г. — "нужно признать уже устаревшими", и, кроме того, стволы орудий обр. 1900 г. вскоре выслужат свой предельный срок.

По мнению генинспарта, было бы "нецелесообразно заменять только тела орудий, не меняя устаревшей и расшатанной системы лафетов".

Опыт войны с Турцией и Японией указал (см. выше), что наиболее действительным средством для поражения укрытого противника являлось введение полевых гаубиц, которые при достаточной меткости и дальности стрельбы могли поражать укрывшегося противника навесным огнем, а при наличии мощного снаряда способны были разрушать укрытия, раскрывать противника и поражать его.

Принятая на вооружение русской артиллерии полевая легкая 122-мм гаубица обр. 1909 г. (рис. 5 и 6), превосходившая по балистическим качествам полевые легкие гаубицы Германии и Австрии (см. табл. 2), в общем удовлетворяла указанным условиям, так как при крутизне ее траектории пули гаубичной шрапнели довольно хорошо поражали укрывшегося противника сверху вниз, а тяжелые гаубичные бомбы (23,3 кг) с мощным разрывным зарядом (4,7 кг тротила) могли разрушать земляные укрепления полевой профили.

Рис. 5. 122-мм (48-лин.) гаубица обр. 1909 г.

Между тем русские артиллеристы находились в заблуждении, недоверчиво относясь к полевым легким гаубицам, вследствие чего их ввели на вооружение русской армии в весьма незначительном числе. Недоверие к гаубицам объяснялось казавшимися несомненными преимуществами 76-мм пушки в маневренном бою. Несмотря на тяжелые уроки русско-японской войны, это заблуждение не было изжито в русской армии до начала мировой войны. При этом, совершенно ошибочно оценивали значение 122-мм гаубиц, будто бы пригодных по малоподвижности больше для обороны, чем для наступления, а не наоборот, как в действительности следовало оценивать.

Рис. 6. 122-мм (48-лин.) гаубица обр. 1910 г.

Упускали из виду, что при наступлении не только на остановившегося противника, но и во встречных столкновениях придется выбивать противника или из-за укрытий или накапливающегося в складках местности и что для разрешения подобных задач наиболее пригодна именно гаубица, а не пушка.

Система 122-мм гаубицы в общем тяжела (2 217 кг в походном и 1 337 кг в боевом положении), но в отношении подвижности она мало отличается от полевой 76-мм пушки, хотя несколько уступает полевым гаубицам немцев.

На неудачном разрешении в русской армии вопроса о гаубицах сказалось, несомненно, и влияние французов, упорно не вводивших на вооружение своей армии ни гаубиц, ни полевых тяжелых орудий. Один из русских артиллеристов, пользовавшийся большим авторитетом в Арткоме, много заимствовавший у известного в то время французского артиллериста Ланглуа, между прочим писал в 1910 г., что введение в артиллерию для поражения укрытого противника полевых гаубиц "представляется менее выгодным", чем принятие к полевой пушке особого бризантного снаряда, "так как орудия навесного действия при стрельбе по целям, не находящимся за закрытиями, а также по целям движущимся, уступают пушкам — орудиям отлогого действия; кроме того, весьма невыгодно иметь в полевой артиллерии орудия различных типов".

Другой не менее известный и притом отличившийся в русско-японской войне русский артиллерист продолжал "не сомневаться" даже в 1913 г., что "гаубичные батареи в бою не всегда найдут для себя подходящую работу, и их часто будут применять для решения задач тяжелой артиллерии или, что хуже, заставлять расходоваться на стрельбу по целям легкой артиллерии".

Условия возможных для России театров войны — горы дальневосточных окраин, песчаные степи Средней Азии, горы Кавказа, Карпаты — вызывали необходимость иметь в составе русской армии горную артиллерию, более легкую, приспособленную для перевозки на вьюках, вооруженную орудием с траекторией более крутой, чем у пушки.

В 1909 г. для русской горной артиллерии была принята 76-мм пушка системы инженера Данглиза (рис. 7), разработанная во Франции заводом Шнейдера и предложенная Арткому Путиловским заводом. Артком относился к системе неодобрительно, так как она оказалась малопригодной для перевозки на вьюках вследствие тяжести (только патронные вьюки имели вес, терпимый для вьючной лошади русского типа, — около 100 кг, остальные вьюки были для нее непосильными, так как вес их был от 120 до 140 кг); при колесном же движении эта система расшатывалась. Только под давлением генинспарта на ней остановились, за неимением лучшего.

В действительности горная пушка обр. 1909 г., как видно из табл. 2, по балистическим качествам была наилучшей по сравнению с горными пушками 65-мм французской и 68-мм австрийской, но была значительно тяжелее.

Рис. 7. 76-мм горная пушка обр. 1909 г. (со снятым щитом)

Однако высокими балистическими качествами 76-мм горной пушки русская артиллерия не воспользовалась в полной мере.

Система была предложена с боевыми припасами и с 37-сек. французской дистанционной трубкой (о ней уже упоминалось), позволяющей вести стрельбу из горной пушки почти на 7 км. Артком решил применять к горной 76-мм пушке снаряды того же калибра — гранату и шрапнель, какие имелись у полевой легкой 76-мм пушки, и к сожалению, с той же 22-сек. дистанционной трубкой, с которой стрельба шрапнелью из горной пушки была возможна на дальность лишь около 3,5 км. Артком предполагал впоследствии применить для горной пушки разрабатывавшуюся в то время 34-сек. свою русскую трубку, но оказалось невозможно наладить ее изготовление в массовом количестве, вследствие чего русская артиллерия, имея на вооружении горную пушку с дальнобойностью свыше 7 км, могла стрелять из нее шрапнелью почти на вдвое меньшую дальность.

Непригодность системы 76-мм горной пушки как вьючной подтвердилась при параллельном испытании ее возкой: два орудия на вьюках, другие два орудия на колесах. При подъеме на довольно крутой берег р. Днестра большинство вьючных лошадей (за исключением тех, на которых были патронные вьюки) легло, не пройдя и полкилометра, тогда как взвод на колесах взобрался по тропе на весь подъем и благополучно спустился обратно вниз. При испытании было выяснено, что батарея, бывшая участница русско-японской войны и боевых походов на Кавказе и в Туркестане с прежними горными пушками, более легкими, чем пушки обр. 1909 г., вообще на войне не выучилась, за редкими исключениями передвижений на Кавказе. Опыт боевых действий указал, что во всех случаях удобнее передвижение на колесах, притом вполне возможное даже по горным тропам при узком ходе системы горной артиллерии. Через крутые перевалы лучше перетаскивать пушки на руках, отправляя лошадей по обходным путям. При испытании было высказано мнение строевых офицеров, что система горной 76-мм пушки обр. 1909 г. на колесах не оставляет желать ничего лучшего, а при стрельбе "вызывает восхищение своими отличными балистическими качествами".

После указанного опыта в горной артиллерии на Кавказе стали заменять вьючных лошадей мулами. Муловодство в России было в зачаточном состоянии. Поэтому военный министр Сухомлинов, приказал прекратить испытание, указав при этом, что мулы могут быть допущены при мобилизации в горные парки (т. е. туда, где они менее всего нужны), так как патронные вьюки самые легкие. 76-мм горная пушка обр… 1909 г., при чрезвычайной легкости системы (1 236 кг в походном и 624 кг в боевом положении) обладает такой же скорострельностью, как легкая 76-мм пушка, имеет одинаковые с нею снаряды и почти не уступает ей в меткости, но дальность стрельбы горной пушки на 1,5 км меньше, чем легкой. При небольшой начальной скорости — около 380 м/сек — у горной пушки обр. 1909 г. получается траектория довольно крутая в восходящей и в нисходящей ветвях. Такая именно траектория необходима при действии в горах, чтобы бросать снаряды за крутые склоны, укрывающие противника; но она весьма желательна и в равнинной местности, не говоря уже о холмистой и пересеченной, так как только при наличии орудия с подобной траекторией возможно поражать противника, засевшего в окоп или спрятавшегося в складках местности. Следовательно, 76-мм горная пушка обр. 1909 г., являющаяся по существу гаубицей, может в значительной мере устранить такой серьезный недостаток 76-мм полевой легкой пушки, как неспособность ее к поражению укрытых целей. По мощности снаряда горная пушка, имея меньший калибр, гораздо слабее гаубицы.

Горная пушка обр. 1909 г. может устранить и другой недостаток полевой легкой пушки обр. 1902 г. — неспособность ее вследствие тяжеловесности системы к непосредственному действию с пехотой и к сопровождению пехоты. Стоило только отказаться от выучки, к которой по опыту прошлого редко прибегали на войне, сделать систему горной пушки обр. 1909 г. неразборной и попутно несколько облегчить ее. При разборной системе от движения на колесах расшатывалось скрепление лобовой части лафета с хоботовой и расстраивался ход лафета. Вследствие узкого хода при поворотах на быстрых аллюрах система кувыркалась, причем происходили поломки лафета; уширение же хода могло затруднить движение горного орудия по тропам в горах, лесах и болотах.

Ввиду превосходных балистических качеств горной пушки обр. 1909 г. признавалось желательным сделать ее систему удобной для колесного движения, чтобы создать более подвижные батареи для непосредственного маневрирования в бою с пехотой и заменить малоподвижные 76-мм пушки обр. 1902 г, в конных батареях. С этой целью на Путиловском заводе делались соответствующие приспособления в материальной части горной пушки обр. 1909 г. — лафет делался неразборным, несколько упрощенной конструкции, уширялся ход лафета, передка и зарядного ящика во избежание опрокидывания и пр. Но работа эта не была осуществлена к началу мировой войны.

Идея использования горной артиллерии в полевом бою в ближайшей связи с пехотой в качестве артиллерии, которая может двигаться "везде, где проходят люди", приветствовалась французским артиллеристом майором Бруссо, по мнению которого опыт русско-японской войны ясно доказал следующее:

а) на трудно проходимой местности горная пушка всегда должна быть предпочтена полевой;

б) наличность нескольких орудий на линии передовых стрелковых цепей дает решительный перевес как при атаке, так и при обороне;

в) использование для последней цели громоздких полевых орудий является делом очень "деликатным", опасным и часто совершенно невыполнимым.

По словам Бруссо, "горная артиллерия — это лучшая артиллерия для сопровождения атакующей пехоты".

Во время войны основными образцами на вооружении полевой легкой артиллерии оставались: 3-дм. (76-мм) легкая и конная пушка обр. 1902 г., 48-лин. (122-мм) полевые легкие гаубицы обр. 1909 и 1910 гг., 3-дм. (76-мм) горная и конно-горная пушка обр. 1909 г.

За недостатком полевых легких орудий основного образца были использованы во время войны орудия разных других систем — русских и иностранных: а) устаревшие русские пушки 8,4-дм. (86-мм) полевые обр. 1877 г. с клиновым затвором и обр. 1898 г. с поршневым затвором и 4,2-дм. (107-мм) батарейные с клиновым затвором (данные об этих пушках см. в табл. 4), 76-мм горные скорострельные Обуховского завода обр. 1904 г. сложной и непрочной конструкции, снятые с вооружения после русско-японской войны, 76-мм скорострельные короткие пушки обр. 1913 г. на неразъемном горном лафете обр. 1909 г., французские 90-мм пушки, японские 75-мм полевые и горные пушки Арисака, взятые в боях германские 77-мм полевые и австрийские 78,8-мм полевые пушки; б) гаубицы: 114-мм английские, 12-см японские и 10-см австрийские.

Данные, относящиеся к этим орудиям, указаны ниже в табл. 4 и 5.

Короткая 76-мм пушка обр. 1913 г., как и горная обр. 1909 г., обладала свойствами гаубицы. Благодаря своей крутой траектории и легкости системы 76-мм пушки обр. 1913 г. могли располагаться чуть ли не под самым носом у противника (прицел 18) и на таких позициях, о которых по карте нельзя было догадаться. Поэтому стали ими перевооружать траншейные батареи, переименовав их в отдельные штурмовые горные батареи.

Близость расположения к противнику в условиях позиционной войны давала возможность поражать из этих пушек гораздо дальше в глубь тыла противника — до 5–6 км за первую линию его окопов, чем из полевых 76-мм пушек с обычных их позиций. По существу короткая 76-мм пушка была для позиционной войны не столько штурмовой, сколько "дальнобойной", хотя одновременно она была незаменима и для заградительного огня и для борьбы с пулеметами, так как ее снаряды доставали во все закоулки между первыми линиями неприятельских укреплений. Скорострельность — в среднем до 10 выстрелов в минуту — на больших дальностях была меньше, так как сошник приходилось углублять в землю почти на 0,5 м, вследствие чего правильному при орудии было трудно работать.

В "Кратких указаниях" о применении орудий, объявленных в приказе ставки 1917 г. за № 181, предлагалось при использовании полевых легких и горных орудий (четвертой группы) иметь в виду следующее:

1. Главное назначение полевых и горных пушек — стрельба по живым целям, открытым или стреляющим из-за бруствера. Для разрушения прочных окопов пушки эти непригодны: их гранатами разбиваются только легкие козырьки и легкие пулеметные гнезда (в особенности действуя во фланг).

Наиболее сильное фугасное действие у 90-мм французской пушки, имеющей разрывной заряд гранаты 1,7 кг мелинита, тогда как гранаты всех остальных пушек этой группы имеют лишь от 0,2 до 0,8 кг взрывчатого вещества.

Скорострельные 76-мм полевые пушки хорошо разбивают с 2–3 км неукрытые пулеметы и амбразуры.

Фронтальная стрельба из полевых легких пушек шрапнелью по окопам нормальной профили, в особенности при укрытии стрелков козырьками, недействительна. Но в случае косого или флангового огня, если стрелки не имеют укрытий, шрапнель дает хорошие результаты. При наличии прикрывающих козырьков действительна комбинированная стрельба — гранатой и шрапнелью.

Все перечисленные пушки назначаются и для разрушения искусственных препятствий (проволочных заграждений), так как эту задачу они могут выполнить быстрее, чище и с меньшим расходом снарядов (по весу), нежели орудия больших калибров. Эти же пушки применяют и для борьбы с неказематированной артиллерией, так как в этом случае важен не калибр, а меткость и скорострельность, присущие полевым пушкам. Однако борьба с артиллерией противника будет успешной только тогда, когда она хорошо видна с наблюдательного пункта, с привязного аэростата, или когда стрельба корректируется с самолета.

2. Главное назначение полевых легких гаубиц, имеющих довольно сильный фугасный снаряд (разрывной заряд от 1,3 кг у японской и австрийской гаубиц до 2,7 кг у 114-мм английской и до 4,7 кг у русской 122-мм), — разрушение окопов и блиндажей без прочного бетона; прочные блиндажи разрушить эти гаубицы не могли, но разрушали и заваливали выходы из прочных убежищ. Японские 12-см и австрийские 10-см гаубицы, как более слабые, назначались для разрушения ходов сообщения и слабых или второстепенных участков окопов.

Гаубицы эти могут поражать навесно, шрапнелью, неприятельских стрелков в неглубоких окопах без козырьков. В полевых боях действие гаубиц очень сильно (гранатой и шрапнелью) и по открытым войскам. Для борьбы с артиллерией назначать гаубицы вообще не следует, в особенности в тех случаях, если для разрушения блиндажей и окопов нет или нехватает орудий соответствующих калибров.

Для разрушения искусственных препятствий полевые гаубицы применяются только тогда, когда эти препятствия особенно прочны (препятствия на бетонированных железных кольях, проволочные цилиндры, заграждения из проволочной сетки на прочных дугах и т. п.) или укрыты скатом и недоступны для отлогой траектории пушек.

Вооружение полевой тяжелой артиллерии

При рассмотрении табл. 3 можно убедиться, что к началу мировой войны по системе орудий и мощности снарядов русская полевая тяжелая артиллерия в общем не только не уступала, но даже несколько превосходила германскую, не говоря уже о французской. Франция вовсе не имела к началу мировой войны полевой тяжелой артиллерии и создавала ее в первое время войны, пользуясь орудиями устаревших образцов системы Банжа и Римальо, значительно уступавшими и русским и немецким полевым тяжелым орудиям.

Русская 107-мм полевая тяжелая пушка (рис. 8) являлась лучшей пушкой этого типа того времени. Пушка эта изготовлялась для России на заводах Шнейдера во Франции. В январе 1913 г. французы, признав желательным, после долгого и упорного отрицания, иметь на вооружении полевой артиллерии дальнобойную пушку среднего калибра, решили принять для себя ту же пушку, калибр которой заводы Шнейдера обязались уменьшить до 105-мм; по балистическим качествам французская 105-мм пушка превосходила русскую 107-мм в отношении начальной скорости (почти на 30 м/сек) и в дальности шрапнели (почти на 1,7 км), но заказы на эти орудия были даны с большим опозданием, вследствие чего первые экземпляры стали выпускаться, когда уже разразилась война.

Рис. 8. 107-мм (42-лин.) пушка обр. 1910 г.

Вследствие большой настильности траектории и большого числа шрапнельных пуль действие шрапнели 107-мм пушки по открытым живым целям губительнее, чем действие 76-мм шрапнели (у 107-мм шрапнели 600 пуль, а у 76-мм лишь 260), поражаемая площадь обширнее — на средней дальности (около 4 км) — до 800 м в глубину (у 76-мм пушки около 500 м), при столь же незначительной ширине (около 40–50 м), как и у 76-мм пушки. Действие 107-мм пушки по укрывшемуся противнику столь же ничтожно, как и 76-мм пушки.

Граната 107-мм пушки, имея небольшой разрывной заряд (около 2 кг взрывчатого вещества), немногим превосходит по силе фугасного действия 76-мм гранату. Однако дальность стрельбы гранатой 107-мм пушки до 12,5 км является весьма ценным свойством для поражения на больших расстояниях противника, находящегося в походных колоннах или в глубоких резервах, для поражения дальнобойной неприятельской артиллерии, для стрельбы по наблюдательным аэростатам противника и пр. При всех своих отличных балистических качествах 107-мм пушка относительно легка и для перевозки лошадьми на походе и в положении для боя.

Относительная легкость на походе 107-мм пушки делала возможным ее участие в составе авангарда, необходимое в наступательных и, в особенности, во встречных операциях. Противник, попавший под сильный дальний огонь 107-мм пушки, принуждается или развернуться из походного в боевой порядок или остановиться в невыгодных для него условиях; все это способствует захвату инициативы, что является залогом успеха в бою.

По "большой программе" (1913 г.) организации русской армии предполагалось иметь на каждый корпус три 4-орудийные полевые тяжелые батареи — одну 152-мм гаубичную и две 107-мм пушечные (по действующим штатам было две гаубичные и одна пушечная). Предпочтение, отданное 107-мм пушке, объяснялось желанием использовать дальнобойность и прочие высокие ее балистические качества, которые в связи с относительной легкостью на походе делали 107-мм пушку, по мнению большинства русских военных специалистов того времени, незаменимым орудием для маневренной войны. С другой стороны, это предпочтение являлось следствием ложного представления о роли гаубиц, наличие целей для которых в маневренном и особенно во встречном бою будто бы мало вероятно, между тем как гаубицы вследствие большого веса системы могут связать маневренные действия войск.

Полевая тяжелая 152-мм гаубица обр. 1910 г. (рис. 9) русской артиллерии обладала мощным снарядом, довольно большой дальностью стрельбы и в общем по балистическим качествам не уступала полевым тяжелым гаубицам немцев, превышая их дальнобойностью (германскую немного, австрийскую на 1 км с небольшим) и мощностью снаряда (разрывной снаряд германской гранаты меньше русской 152-мм гранаты почти на 3 кг и меньше австрийской почти на 1,5 кг). Фугасная 152-мм граната, при общем значительном весе 40,9 кг и разрывном заряде 8,8 кг взрывчатого вещества, пригодна для разрушения не только земляных укреплений, но и других более прочных построек, не исключая убежищ из бетона или прикрытых слоем земли 4–8 м. Шрапнель 152-мм гаубицы весьма сильная (около 700 пуль), но шрапнель вообще не отвечает свойствам гаубиц, в особенности гаубиц крупного калибра, прямое и главное назначение которых — разрушение укрытий, а не поражение живых целей. Германская 150-мм полевая тяжелая гаубица шрапнели не имела. Наличие шрапнели при 152-мм гаубицах является скорее вредным, чем полезным, так как в боевом комплекте, во избежание его перегрузки при наличии шрапнелей, приходится содержать меньше гранат; кроме того, у некоторых начальников, недостаточно знакомых со свойствами артиллерии, возникало желание пострелять из гаубиц крупного калибра шрапнелью в ущерб основному огню гранатой.

Таблица 3

ВООРУЖЕНИЕ ПОЛЕВОЙ ТЯЖЕЛОЙ АРТИЛЛЕРИИ В 1914 г.

¹ При удлиненной гранате французского образца.

² При 45-сек. дистанционной трубке.

³ При 45-сек. дистанционной трубке.

Рис. 9. 152-мм (6-дм.) полевая тяжелая гаубица обр. 1910 г. сист. Шнейдера

Что касается веса системы 152-мм гаубицы, то в походном положении вес ее лишь на 40 кг превышал вес системы 107-мм пушки, а в боевом положении гаубица даже на 12 кг легче пушки, т. е. полевая тяжелая 152-мм гаубица могла бы участвовать в маневренном бою наравне с 107-мм пушкой и могла бы оказывать могущественное содействие огнем своих гранат при необходимости разрушить закрытия противника.

Во время войны на вооружение полевой тяжелой артиллерии, сверх 107-мм скорострельных пушек обр. 1910 г. и 152-мм гаубиц обр. 1910 г., поступили еще: а) русских систем — старые 42-лин. (107-мм) пушки обр. 1877 г. (рис. 10), 6-дм. (152-мм) полевые мортиры обр. 1883 г. (системы Энгельгардта, о которых упоминалось выше) и 6-дм. (152-мм) пушки в 120 пуд. обр. 1877 г. (рис. 11); б) иностранных систем — 120-мм французские обр. 1878 г., лит. "Е"; 152-мм осадные скорострельные пушки Шнейдера обр. 1910 г., лит. "Б" (рис. 12); 5-дм. (127-мм) английские (60-фунт.) Виккерса, лит. "Р" и 10,5-см японские пушки (данные о пушках этих четырех систем см. в табл. 5); в) 6-дм. (152-мм) скорострельные (рис. 13) крепостные гаубицы обр. 1909 г. (см. табл. 41, английские 6-дм. (152-мм) гаубицы Виккерса, лит. "М", и 15-см гаубицы обр. Круппа (данные о гаубицах этих двух систем см. табл. 5).

Рис. 10. 107-мм пушка обр. 1877 г.

Рис. 11. 152-мм (6-дм.) пушка обр. 1877 г. в 120 пудов

Рис. 12. 152-мм (6-дм.) осадная пушка обр. 1910 г.

Рис. 13. 152-мм (6-дм.) гаубица обр. 1909 г.

Полевые тяжелые орудия отнесены были к третьей группе ("Свойства орудий и краткие указания для их применения", приказ ставки 1910 г. за № 1042).

Орудия этой группы имеют конную тягу и довольно легко проходят по сухим грунтовым дорогам; в распутицу и по песчаным дорогам передвижение затрудняется; пушки 152-мм Шнейдера и 152-мм в 120 пуд. на походе тяжелее других. Эти же пушки, а также старые 107-мм обр. 1877 г. и 120-мм французские обр. 1878 г. требуют для перехода из походного в боевое положение от 20 до 30 мин.; все остальные орудия третьей группы — около 10 мин. В общих войсковых походных колоннах могут итти и могут быть введены в бой с самого начала только 152-мм полевые и крепостные гаубицы, 107-мм скорострельные пушки обр. 1910 г. и отчасти 10,5-см японские пушки. Полезно иметь отдельные орудия или взводы указанных орудий при завязке боя как встречного, так в особенности при преследовании. Прочие полевые тяжелые орудия, менее подвижные и требующие сравнительно больше времени для перехода в положение для боя, приходилось везти сзади походных колонн главных сил по лучшим дорогам, с особым прикрытием.

Орудия третьей группы рекомендовалось придавать в полевых боях и при обороне в распоряжение корпусов или дивизий; при атаке укрепленной полосы (крепости) они должны были действовать совместно и согласованно с орудиями первой и второй групп (см. ниже).

В группе полевых тяжелых орудий наиболее дальнобойными — до 12 км — и могущественными по действию снарядов (вес снаряда около 41 кг с разрывным зарядом 5,4 кг тротила) являлись осадные 152-мм пушки Шнейдера (они могли стрелять снарядами 152-мм полевых и крепостных гаубиц, разрывной заряд которых еще сильнее — 8,8 кг). Ввиду огромной начальной скорости — 640 м/сек, канал этих пушек быстро изнашивался (имелся уменьшенный боевой заряд, при котором начальная скорость понижалась до 470 м/сек и предельная дальность сокращалась до 9,8 км). Осадную 152-мм пушку Шнейдера предлагалось применять в соответствии с ее отличительными особенностями, т. е. для стрельбы по удаленным целям большого значения и по дальнобойной неприятельской артиллерии, или по артиллерии крупных калибров, или особенно сильно нам вредящей; для сбережения пушки от износа канала при стрельбе полным боевым зарядом требовалось применять ее только в случаях действительной необходимости, отвечающих ее свойствам.

Скорость стрельбы 152-мм пушки Шнейдера могла быть довершена до двух выстрелов в минуту. Пушка перевозилась в разобранном виде — ствол орудия отдельно от лафета, в каждой упряжке 5 пар лошадей (корень и 4 уноса); в собранном виде — пушка на лафете — могла перевозиться трактором гусеничного типа "Аллис-Шальмерс" даже без дорог.

На переход из походного положения в боевое требовалось при конной тяге около 20 минут, при тракторной — несколько меньше.

Крепостные 152-мм пушки в 120 пуд., 152-мм полевые и крепостные гаубицы, а также 152-мм английские гаубицы предназначались для разрушения прочных сооружений, блиндажей и окопов. Эти орудия не могли разрушать прочных бетонных сооружений и нор, укрытых слоем земли в 3–4 м с прокладкой бревен или камня, особенно при бомбах без замедления; при достаточно большом числе выстрелов они могли разрушать и заваливать только выходы. Имелись не только стальные, но в чугунные 152-мм снаряды, но эти последние были гораздо слабее стальных; чугунные снаряды выгодно было применять там, где можно было ожидать скопления людей, слабо укрытых от поражения сверху.

152-мм пушки в 120 пуд. и 152-мм гаубицы пригодны были и для борьбы с артиллерией, но давать им эту задачу не следовало в тех случаях, если за недостатком позиционных и тяжелых орудий (первой и второй групп — см. ниже) им нужно было выполнять задачи разрушения. Стрелять из этих орудий по искусственным препятствиям вообще воспрещалось.

127-мм (60-фунт.) английские пушки и 15-см гаубицы Круппа, как более слабые, применялись для разрушения менее прочных сооружений, но не проволочных заграждений.

Пушки 107-мм скорострельные обр. 1910 г. и прежнего образца 1877 г., пушки 120-мм французские обр. 1878 г. и 10,5-см японские предназначались главным образом для борьбы с артиллерией, но ввиду их меткости и дальнобойности они применялись также для обстрела удаленных, имеющих значение в боевом отношении целей в тылу противника, для обстрела его походных колонн (чтобы задержать их движение и вызвать преждевременное развертывание в боевой порядок) и для разрушения вертикальных целей.

Ввиду быстрого изнашивания канала 107-мм пушек обр. 1910 г. предлагалось применять их осмотрительно, только при действительной необходимости и по целям, соответствующим свойствам пушек. 107-мм пушки обр. 1877 г. благодаря имеющимся у них уменьшенным боевым зарядам были более выносливы; полным зарядом пользовались лишь при стрельбе на большие дальности.

Для разрушения окопов и блиндажей (горизонтальные цели), а также искусственных препятствий применять 107-мм и прочие пушки указанной третьей группы не разрешалось.

Вооружение тяжелой артиллерии

Главнейшие данные об орудиях, состоявших на вооружении русской тяжелой артиллерии к началу мировой войны в 1914 г., сведены в табл. 4. Тяжелая артиллерия подразделялась в то время на три категории: крепостную (сухопутных крепостей), береговую (береговых крепостей) и осадную (для осады крепостей).

Рис. 14. 203-мм (8-дм.) осадная гаубица

В 1914 г. осадной артиллерии, за неимением соответствующих орудий, уже не существовало. Она слилась с крепостной, а часть ее орудий передана была временно в полевую тяжелую артиллерию — 42-лин. (107-мм) пушки, 6-дм. (152-мм) пушки в 120 пуд. и единичные экземпляры 6-дм. (152-мм) крепостных гаубиц.

Недостаток орудий в крепостях составлял в среднем около 45 % положенного количества, а в отношении некоторых орудий доходил до 80 и даже до 100 %.

Большинство орудий, состоявших к началу войны в сухопутных крепостях и переданных туда из расформированной осадной артиллерии, были обр. 1877 г., имели недостаточную дальность, обладали небольшой скорострельностью, могли стрелять только с платформ. Навесный огонь крепостных орудий был мало развит; сильно действующих фугасных снарядов было недостаточно; стрельба шрапнелью при наличии дистанционных трубок лишь короткого времени горения была возможна только на 4 км.

Большинство орудий не отвечало современным требованиям, хотя ко многим орудиям был применен вместо черного бездымный порох и некоторые лафеты были усовершенствованы, что повысило балистические качества орудий и увеличило скорость стрельбы.

Заказанные тяжелые орудия новейших систем — 6-дм. (152-мм) осадная пушка, 6-дм. (152-мм) крепостная гаубица обр. 1909 г., 8-дм. (203-мм) осадная гаубица (рис. 14), 11-дм. (280-мм) осадная мортира (рис. 15) — еще не были изготовлены к началу мировой войны (имелось только несколько 152-мм крепостных гаубиц); поэтому сколько-нибудь существенных улучшений в тяжелой артиллерии (осадной и крепостной) не произошло, и она оставалась почти в том же состоянии, в каком была во время войны с Японией в 1904–1905 гг.

Рис. 15. 280-мм (11-дм.) мортира Шнейдера

Русской тяжелой крепостной артиллерии было весьма трудно состязаться с тяжелой артиллерией противников, вооруженной орудиями новейших образцов, дальнобойных, скорострельных, подвижных, стреляющих мощными снарядами крупных калибров и большей частью без платформ.

Тем не менее некоторые из указанных в табл. 4 орудий старых образцов с честью работали во время мировой войны, а 42-лин. пушка обр. 1877 г. и того же года 6-дм. пушка в 120 пуд. входили даже в состав дивизионов полевой тяжелой артиллерии, восполняя недостаток скорострельных 107-мм (42-лин.) пушек и 152-мм (6-дм.) гаубиц обр. 1910 г.

Таблица 4

ТЯЖЕЛАЯ (ОСАДНАЯ, БЕРЕГОВАЯ И КРЕПОСТНАЯ) РУССКАЯ АРТИЛЛЕРИЯ В 1914 г.

¹ Показан вес наиболее тяжелой части установки, если она возится отдельно.

² При 45-сек. дистанционной трубке.

Будучи ветеранами русско-японской войны 1904–1905 гг., пушки эти с успехом работали наряду со скорострельными. Это показывает, насколько жизненной оказалась идея системы этих пушек и насколько прочной была их конструкция. Старая 42-лин. пушка обр. 1877 г., имея одинаковые снаряды с новейшей 107-мм пушкой обр. 1910 г., уступала ей в дальнобойности приблизительно лишь на 2–3 км и была несколько тяжелее. Наибольшая дальность 6-дм. пушки в 120 пуд. почти не отличалась от дальнобойности 152-мм гаубицы обр. 1910 г., и при стрельбе бомбой даже несколько превосходила дальнобойность 152-мм гаубицы, но 6-дм. пушка была значительно тяжелее гаубицы и имела бомбу более слабого действия.

Кроме орудий, указанных в табл. 4, в русских крепостях к началу мировой войны состояло еще около 40–50 разных устаревших образцов орудий. Например, в береговых крепостях состояло больше 3½ тысяч орудий 34 разных образцов, из которых в табл. 4 указано лишь 10 образцов.

Орудия, состоявшие на вооружении русских приморских крепостей, в огромном большинстве были устаревшего образца, малы калибром, нескорострельны, недостаточно снабжены фугасными снарядами; многие орудия имели слабые установки и старые изношенные лафеты, не допускавшие стрельбы на полную дальность.

Даже наиболее мощные орудия береговой артиллерии уступали по дальнобойности, скорострельности и по разрывному заряду снаряда более новым орудиям, состоявшим на вооружении морского флота.

Главное орудие среднего калибра береговой артиллерии — 6-дм. (152-мм) пушка Канэ была в общем хороша — наибольшая дальность бомбы (гранаты) до 13 км и шрапнели до 8,5 км, скорость стрельбы до 5 выстрелов в минуту, но все же по дальности и скорострельности, а главное по отсутствию сильного фугасного снаряда (разрывной заряд бомбы у пушки Канэ лишь около 2¾ кг) она уступала новейшим морским орудиям среднего калибра.

Недостатки береговых орудий мелких калибров: малая мощность и возможность наносить поражение главным образом шрапнелью, тогда как судовые пушки 100 — 120-мм калибра имели уже сильный фугасный снаряд, выводящий из строя неприятельский миноносец одним хорошим попаданием.

Во время войны на вооружение тяжелой артиллерии сухопутного фронта поступили взятые из приморских русских крепостей береговые пушки: 10-дм. (254-мм) в 45 калибров, 6-дм. (152-мм) Канэ и старая 9-дм. (229-мм) обр. 1867 г., и старые береговые мортиры обр. 1877 г.: 11-дм. (280-мм) и 9-дм. (229-мм).

Согласно приказу наштаверха 1916 г. № 1042 орудия, в зависимости от их подвижности, подразделялись на пять групп, причем тяжелые орудия (крепостные, осадные и береговые) отнесены были к первой группе — "позиционные орудия" и ко второй группе — "тяжелые орудия".

В табл. 5 приведены некоторые балистические, весовые и прочие данные, характеризующие свойства орудий всех пяти групп, поступивших на вооружение артиллерии сухопутного фронта русской армии во время войны, сверх орудий, данные о которых показаны в табл. 2, 3 и 4.

К первой группе позиционных орудий отнесены были указанные выше береговые три пушки и две мортиры, а также 12-дм. (305-мм) гаубицы завода Виккерса, лит. "А", и обр. 1915 г. (рис. 16) русского Обуховского завода, лит. "В".

Рис. 16. 305-мм (12-дм.) гаубица обр. 1915 г.

Все позиционные орудия первой группы, за исключением 305-мм гаубицы Виккерса, представляют собой неприспособленные для перевозки системы.

Следовать за войсками они не могут и подаются лишь на укрепленную, прочно обороняемую позицию в разобранном виде по железной дороге широкой или, при небольших расстояниях, узкой колеи. Только единичные экземпляры 254-мм береговых пушек были приспособлены для перевозки и стрельбы на особых железнодорожных лафетах-платформах (транспортерах); при такой установке орудия имели чрезвычайно узкую зону обстрела и стрельбу из них можно было вести лишь в направлении железнодорожного пути, поэтому приходилось иногда подстраивать специальный отрезок пути в необходимом направлении; во всех случаях путь укреплялся на месте стрельбы подкладыванием под каждую шпалу еще двух шпал, так как в противном случае путь оседал вследствие огромного давления при выстреле.

Организация питания позиционных орудий боевыми припасами крайне затруднительна, если занимаемая ими позиция соответственно не подготовлена; требуются переносные или временные железнодорожные пути и пр.

Для установки на позициях или снятия при погрузках и разгрузках этих орудий необходимы сложные вспомогательные средства (краны, домкраты, подкладки и пр.) и значительное время — от 2 до 7 дней.

Стрельба производится с деревянных оснований, врываемых в котлованы.

Установку этих орудий на позицию следовало производить незаметно для противника и его самолетов (преимущественно ночью) и тщательно их маскировать.

В этой группе исключением являлась 305-мм гаубица Виккерса, которая разбиралась на шесть частей и могла перевозиться по шоссейным дорогам на специальных повозках с помощью паровых тракторов Фаулера "Большой лев" и "Малый лев". Применение паровых двигателей в качестве средств тяги имело много отрицательного: зависимость от наличия воды и топлива, продолжительность подготовки, шум, большой вес и пр. Паровые тракторы, присланные Виккерсом с гаубицами, оказались настолько тяжелыми, что тяжесть их не выдерживало даже хорошее шоссе. Например, при испытании такого поезда с 305-мм гаубицей Виккерса было совершенно испорчено отличное шоссе из Царского Села в Гатчину. Вследствие этого пришлось отказаться от паровых тракторов и заменить их тракторами с двигателями внутреннего сгорания — трактором "Мортон" и трактором гусеничным "Аллис-Шальмерс", отличавшимся хорошей проходимостью, и др.

Стрельба из 305-мм гаубицы Виккерса производилась с особого основания из железа; основание и все установочные части возились при гаубице на специальной повозке; на переход этой гаубицы из походного положения в боевое требовался 1 день.

Тяжелые позиционные орудия назначались для подготовки прорыва укрепленной полосы противника или для осады крепостей. Поэтому предлагалось не устанавливать их в районах нашего расположения, предназначенных для пассивной обороны, где они могли принести лишь случайную пользу, не окупающую расхода дорогих снарядов крупного калибра.

Главными преимуществами 254-мм пушки (рис. 17) являются дальнобойность — до 20 км и могущество действия — вес снаряда около 225 кг с разрывным зарядом около 19 кг тротила. Поэтому пушку эту предлагалось применять для стрельбы лишь по удаленным целям большого значения: узлы железных дорог, заполненные неприятельскими войсками пункты, дальнобойная или крупнокалиберная артиллерия противника (по артиллерии малого значения стрельба из 254-мм пушки воспрещалась), военные склады, штабы высшего командования и т. п.

Береговые 152-мм пушки Канэ предназначались главным образом для содействия всей остальной артиллерии, имея задачей обстрел наиболее дальних и притом важных в боевом отношении целей и борьбу с дальнобойной и крупной артиллерией противника (наибольшая дальность пушки Канэ 13,2 км). Для разрушения окопов 152-мм пушки Канэ непригодны вследствие ничтожного фугасного действия бомбы (гранаты) — лишь 2,86 кг тротила.

Рис. 17. 254-мм (10-дм.) береговая пушка в 45 калибров

Береговые 229-мм пушки, как 229-мм и 280-мм мортиры и 305-мм гаубицы, рекомендовалось применять для разрушения особенно важных и прочно укрепленных участков неприятельской позиции, преимущественно при атаке укрепленных узлов или крепостей. Задачей этим орудиям ставилось полное уничтожение назначенных им целей (сооружений), но отнюдь не моральное только воздействие на противника.

Огромной разрушительностью действия отличались снаряды 305-мм и гаубиц, снаряженные тротилом — около 55 кг у гаубиц Виккерса и до 79 кг у 305-мм гаубиц Обуховского завода; у этих последних были и более слабые чугунные снаряды с разрывным зарядом лишь около 28 кг.

Обуховская 305-мм гаубица превосходила 305-мм гаубицу Виккерса не только мощностью снаряда, но и дальнобойностью: наибольшая дальность первой 13,3 км, а второй — 10,3 км. В удобстве действия и особенно в отношении веса системы первая уступала второй. Деревянное основание для установки обуховской гаубицы имело вес около 1 000 пуд. (около 16 т); в боевом положении вес обуховской гаубицы около 64, а гаубицы Виккерса — около 59 т. Установка обуховской гаубицы была сложной и трудной; на нее требовалось 1½ дня, и то при условии заблаговременно вырытого котлована.

Необходимым условием при стрельбе из позиционных орудий является тщательное наблюдение каждого отдельного выстрела и производимого им разрушения ввиду дороговизны и трудности изготовления снарядов крупного калибра. Признавалось полезным сопровождать стрельбу этих орудий обстрелом уничтожаемых сооружений орудиями меньших калибров, чтобы держать противника под постоянной угрозой поражения.

Рис. 18. 152-мм (6-дм.) пушка обр. 1904 г. в 200 пудов

Для разрушения искусственных препятствий и слабых окопов позиционные орудия не должны были применяться.

Обращалось особое внимание на организацию питания огнестрельными припасами ввиду большой тяжести боевого комплекта выстрелов и трудности его доставки.

Ко второй группе "тяжелые орудия" (табл. 4 и 5) были отнесены:

а) П у ш к и: 155-мм французские обр. 1877 г., лит. "С", 152-мм обр. 1904 г. в 200 пуд. (рис. 18), 152-мм обр. 1877 г. в 190 пуд. (рис. 19), 120-мм Обуховского завода и 120-мм Виккерса.

б) Га у б и ц ы: 280-мм Шнейдера, лит. "А", 203-мм Виккерса, лит. "Г" — 1 и 2 обр. 1916 г. марки VI, 234-мм английская Виккерса, лит. "Т", и 20-мм японская обр. 1912 г.

Орудия этой группы, за исключением 152-мм пушек в 190 пуд., в достаточной степени приспособлены для движения, а некоторые и для стрельбы с колес. Пушки 152-мм в 190 пуд., имеющие рамные лафеты, перевозились преимущественно по железной дороге. Эти же пушки, а также 120-мм пушки, гаубицы 234-мм Виккерса и 280-мм Шнейдера с колес не стреляли; для стрельбы эти орудия устанавливались на особые платформы. В общем все орудия второй группы благодаря большому весу могли передвигаться только по шоссе и лишь на короткие расстояния по очень хорошим и сухим грунтовым дорогам с прочными мостами.

Рис. 19. 152-мм (6-дм.) пушка обр. 1877 г. в 190 пудов

При плохом состоянии дорог передвижение этих орудий становилось крайне затруднительным, иногда даже невозможным, особенно для 203-мм и 234-мм гаубиц Виккерса, передвигаемых тракторами (остальные тяжелые орудия имели конную тягу).

На переход из походного положения в боевое требовалось немало времени — только для 155-мм французской пушки и 203-мм гаубицы Виккерса около 10 минут, для остальных же орудий — от 1 до 12 часов, а для 152-мм пушки в 190 пуд. — до 1 дня.

Орудия этой группы не должны были следовать в составе войсковых походных колонн, а двигались отдельно под особым прикрытием в голове обозов 2-го разряда.

В позиционный период войны тяжелые орудия выдвигались на боевую линию обычно только для подготовки прорыва укрепленной полосы противника и только на тех участках, где имелись соответствующие их свойствам задачи. При этом приходилось считаться и с состоянием дороги и с тем, что на занятие и снятие с позиции необходимо дать достаточное время.

По выполнении задачи в одном районе тяжелые орудия могли быть переброшены в другой район.

Наибольшей меткостью и дальнобойностью из орудий этой группы отличались 120-мм пушки Обуховского завода (14,4 км) и Виккерса (12,2 км).

В марте 1917 г. главкозап просил ставку дать на фронт хотя бы одну дальнобойную батарею 152-мм пушек Шнейдера или Канэ с дальностью 12–14 верст "для борьбы с глубоким обстрелом противника, причинившего повреждение путей у ст. Залесье из дальнобойных орудий".

На Западный фронт были даны 120-мм пушки Обуховского завода, дальнобойность которых превышает дальнобойность просимых 152-мм пушек Шнейдера (12 км) и Канэ (13,2 км), не уступая последним в меткости.

Вследствие огромной начальной скорости (824–930 м/сек) каналы 120-мм пушек быстро изнашивались. Поэтому их разрешалось применять только для стрельбы по удаленным и имеющим большое значение целям; по окопам и по искусственным препятствиям стрельба из 120-мм пушек воспрещалась.

Пушки 152-мм в 200 пуд. обр. 1904 г. отличались достаточной меткостью и дальнобойностью — до 12 км; применялись они, как и 120-мм пушки, для стрельбы по удаленным целям важного значения, по крупной, дальнобойной и наиболее нам вредящей артиллерии; но имея мощный снаряд; разрывной заряд которого почти в 4 раза сильнее разрывного заряда 120-мм гранаты, эти пушки могли разрушать прочные казематированные постройки, прикрывающие неприятельскую артиллерию, тогда как огонь 120-мм пушек по таким постройкам оказывался слабым.

Французские 155-мм пушки и 152-мм пушки в 190 пуд. предназначались главным образом для разрушения прочных сооружений, легких бетонных построек (около 50 см бетона) и хорошо оборудованных окопов, но не для стрельбы по искусственным препятствиям. Для разрушения требовались снаряды, имеющие взрыватели с замедленным действием, а для французских 155-мм пушек еще и угол падения снаряда не менее 20°.

Все тяжелые гаубицы этой группы применялись обычно подобно позиционным орудиям только при подготовке атаки укрепленных узлов или крепостей, для разрушения особо важных и прочно укрепленных участков неприятельской позиции.

Наиболее мощным орудием этой группы являлась 280-мм гаубица Шнейдера, имеющая снаряд весом около 200 кг с разрывным зарядом 33,5 кг тротила; с этим снарядом максимальная дальность равнялась 9,6 км; кроме этого снаряда, у 280-мм гаубицы имелись еще три более сильных тротиловых снаряда: весом 287 кг с разрывным зарядом 58,6 кг, весом 250 кг с зарядом 21,7 кг и весом 213 кг с зарядом 23,4 кг; наибольшая дальность этих снарядов равнялась соответственно 6,7, 7,3 и 7,2 км.

280-мм гаубица разбиралась на части для перевозки на специальных повозках, запряженных лошадьми (5 парных уносов); в табл. 5 вес в 5 077 кг относится к наиболее тяжелой части установки, разбирающейся при перевозке. Для перехода из походного положения в боевое со сборкой и установкой гаубицы на железной платформе для стрельбы требовалось всего около часа, при условии заблаговременно вырытого котлована; на рытье котлована и подготовку площадки требовалось от 2 до 4 часов.

280-мм гаубица Шнейдера предназначалась для разрушения особо прочных и мощных бетонных построек, сильно укрепленных позиций; благодаря своей относительной подвижности и дальнобойности она могла применяться и при маневренных действиях для разрушения полевых укреплений и особенно важных или прочных сооружений в тылу противника.

В январе 1917 г. начальник Упарта просил генкварта указать командованию фронтов, что 280-мм гаубица Шнейдера является представителем важнейшего калибра в тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН), "благодаря своей мощности и способности к маневрированию (конная тяга)".

Следующей по дальнобойности и по силе фугасного действия снаряда была японская 20-см гаубица — наибольшая дальность 10,1 км, разрывной заряд стального снаряда 23,7 кг мелинита (имелся и чугунный снаряд с разрывным зарядом лишь 5 кг мелинита); вес гаубицы в боевом положении 22 350 кг значительно превосходил вес 280-мм гаубицы Шнейдера; 20-см гаубица разбиралась на части для перевозки лошадьми, но на переход гаубицы из походного в боевое положение требовалось не менее 12 часов. Для маневренных действий японская 20-см гаубица была мало пригодна и предназначалась главным образом для разрушения особо прочных сооружений и окопов укрепленных позиций, а также для осады крепостей.

203- и 234-мм гаубицы Виккерса перевозились тракторами. Из табл. 5 видно, что вес в походном положении наиболее тяжелой из частей установки, на которые разбирались эти гаубицы для перевозки, был около 4 000 кг. Эти гаубицы могли принимать участие в маневренных боевых действиях, в особенности 203-мм гаубицы, которые по конструкции системы и балистическим свойствам подходили к группе полевых тяжелых орудий. На переход 203-мм гаубиц из походного положения в боевое требовалось только 10 минут, предельная скорость стрельбы — до 2 выстрелов в минуту, тогда как для 234-мм гаубицы на это требовалось до 10 часов и ее скорострельность была не более 1 1/3 выстрела в минуту.

Мощность 234-мм гаубицы — вес снаряда 132 кг с разрывным зарядом 15,5 кг — не превосходила в отношении фугасного действия снаряда мощность 203-мм гаубицы 1-го образца — разрывной заряд 16,9 кг тротила; фугасное действие снаряда 203-мм гаубицы 2-го образца было значительно слабее — разрывной заряд лишь 9,1 кг тротила. Дальнобойность 203-мм гаубицы 2-го образца — 9,6 км — превосходила дальнобойность и 203-мм гаубицы 1-го образца — 7,2 км и 234-мм гаубицы— 8,9 км.

Таблица 5

ОРУДИЯ, ПОСТУПИВШИЕ НА ВООРУЖЕНИЕ АРТИЛЛЕРИИ СУХОПУТНОГО ФРОНТА РУССКОЙ АРМИИ В ПЕРИОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914–1917 гг.

¹ Для позиционных и тяжелых орудий вес в походном положении показан для наиболее тяжелой из частей установки, на которые разбирались эти орудия для перевозки.

Тяжелые орудия второй группы (пушки и гаубицы) для разрушения искусственных препятствий не назначались.

Вооружение артиллерии специального назначения

К орудиям специального или особого назначения (пятой группы) были отнесены:

а) Пушки (см. табл. 4 и 5): 3-дм. (76-мм) противосамолетная обр. 1914 г.; установленные на автомобиле 40-мм пушка-пулемет на тумбе (системы Виккерса) и 40-мм пушка-пулемет на полевом лафете Депара; 3-дм. (76-мм) скорострельная штурмовая пушка Путиловского завода обр. 1910 г.; 3-дм. (76-мм) пушка на броневом автомобиле; 57-мм скорострельные пушки Норденфельда — береговая и капонирная; 37-мм траншейная пушка обр. 1916 г. (системы Розенберга) и 37-мм автоматическая пушка Маклена; 47-мм пушка Гочкиса.

б) Траншейные орудия ближнего боя — минометы и бомбометы (см. табл. 6).

Пушки. 76-мм противосамолетные пушки обр. 1914 г. и 40-мм пушки-пулеметы (на автомобилях) предназначались специально для борьбы с воздушным флотом (см. первую часть). Все прочие перечисленные пушки предназначались для обороны и фланкирования подступов к заграждениям, для отражения атак огнем в упор, для стрельбы по траншейным орудиям и пулеметам противника. Устанавливались они укрыто в блиндажах, построенных в окопах или вблизи окопов, маскируясь растительностью и т. п. Ввиду относительно небольшого веса системы почти все эти пушки могли служить для сопровождения атакующих войск.

Противосамолетная (зенитная) 76-мм пушка обр. 1914 г. была лучшей для борьбы с воздушным флотом. Она была спроектирована для патрона и той же начальной скорости, что и у 76-мм полевой легкой пушки обр. 1902 г.; этим достигалось возможно большее могущество поражения и удобство питания боеприпасами.

Для получения возможно большей скорострельности, при всех углах возвышения от -5° до +65°, орудие было снабжено полуавтоматическим клиновым затвором системы Лендера. Лафет снабжался независимой линией прицеливания в вертикальной и горизонтальной плоскостях, облегчающей наводку и стрельбу по быстродвижущимся воздушным целям. Прицел автоматически учитывал влияние угла места цели при стрельбе по летательным аппаратам прямой наводкой. При этом была предусмотрена возможность ведения огня и раздельной наводкой по наземным целям на всех дальностях до 9 км, при круговом обстреле в 360°.

Для увеличения вероятности поражения быстродвижущихся воздушных целей лафет был снабжен механизмом автоматического вертикального рассеивания снарядов относительно независимой линии прицеливания системы Тарновского. Подобный же механизм был введен и в привод горизонтального наведения для увеличения действительности огня при обстреле широких участков наземных целей.

Для перевозки и стрельбы 76-мм зенитная пушка обр. 1914 г. устанавливалась на автомобиле; для достижения необходимой устойчивости при стрельбе на автомобиле имелись специальные откидные сошники — два боковых и один задний. В походном положении сошники крепились кверху; для приведения автомобиля в боевое положение они опускались и закреплялись с помощью клиньев, забиваемых в землю. Боковые борта автомобиля при этом отбрасывались для образования орудийной платформы. На переход из походного в боевое положение требовалось 3–5 минут. Жизненные части машин для предохранения были прикрыты броней.

Для стрельбы по воздушным целям необходимы пушки с большим вертикальным (до 80°) и горизонтальным круговым в 360° обстрелом. Зенитные 76-мм пушки обр. 1914 г. системы Лендера и Тарновского (на автомобилях) имели круговой обстрел 360° и вертикальный обстрел от -5° до +65°. Они почти удовлетворяли указанным условиям и были приспособлены для стрельбы не только по воздушным, но и по наземным целям. Пушки эти изготовлялись во время войны в ограниченном количестве. Действующая русская армия имела лишь 72 зенитные 76-мм пушки обр. 1914 г., и то к концу войны. При обширности фронтов, занимаемых армией, такое количество зенитных пушек, конечно, было ничтожным.

Ввиду крайнего недостатка или местами даже полного отсутствия специальных зенитных орудий стало необходимым приспособление для стрельбы по воздушным целям 76-мм полевых пушек обр. 1900 и 1902 гг. и других орудий, главным образом трофейных. Между прочим, в армии имелось 32 пушки 75-мм морских, приспособленных также для стрельбы по воздушным целям. Приспособления эти в виде кустарных установок конструировались и изготовлялись по большей части самими войсками из подручного материала. Приспособления были двух основных типов: ямные и тумбовые.

В ямных приспособлениях (системы артиллерийских техников Матвеева, Мяги и др.) увеличение угла возвышения орудия достигалось простым отрыванием кругового рва или ямы конической формы; в первом случае в центре круга вкапывался осевой болт, на который насаживался вращающийся вокруг болта деревянный круг, служащий площадкой для установки на нем орудия, а на дно кругового рва опускался хобот лафета; во втором случае в центр ямы опускался хобот лафета, а колеса орудия оставались на краю ямы. Приспособления ямного типа быстро изнашивались, маскировка их от воздушного наблюдения была затруднительна, перевозка частей приспособления была неудобна. Ввиду многих отрицательных качеств приспособления эти применялись недолго, и артиллерийские части скоро перешли к приспособлениям второго рода или к приспособлениям смешанного типа — полуямным, полутумбовым.

Первым приспособлением тумбового типа можно считать станок системы Гвоздева, сооруженный в начале 1915 г. в 15-й артиллерийской бригаде из железнодорожных шпал. Станок состоял из трех положенных один на другой квадратов, связанных из брусьев, в центре которых был врыт деревянный шворень, а на него надета поворотная рама из двух параллельных брусьев, связанных между собой железными болтами. Орудие накатывалось на поворотную раму, хобот лафета опускался на землю в ровик, вырываемый вокруг станка.

Конструкция станка Гвоздева была одобрена Артиллерийским комитетом ГАУ. Она была проста, изготовлялась из подручного материала, имела небольшой вес, быстро собиралась и легко перевозилась в разобранном виде в одной повозке. Само же орудие свободно вращалось на поворотной раме усилием одного правильного номера.

Идея конструкции Гвоздева легла в основу конструкции большинства других систем тумбового типа (Розенберга, Герценшвейга, Рекалова, Мяги, Радзивиловича, Иванова).

Наиболее широкое применение на фронте имела рекомендованная ГАУ установка члена Арткома генерала Розенберга. Установка эта претерпела различные видоизменения.

Система Розенберга, усовершенствованная строевым офицером Мак-Киббин, позволила увеличить угол возвышения до 70°. Подкладывание под колеса орудия переменных клиньев или изменение высоты упора сошника позволяло увеличивать угол возвышения орудия сверх допускаемого подъемным механизмом, что являлось преимущественной особенностью установки Розенберга. С другой стороны, установка эта была довольно сложна в изготовлении, перевозка разобранного станка требовала нескольких повозок; подпрыгивание и отдача орудия при выстреле вредно отражались на прочности орудийных колес, сокращая срок службы всей системы орудия.

Установка Радзивиловича рекомендована была начальником штаба главковерха. В марте 1915 г. наштаверх сообщил генерал-инспектору артиллерии, в то время исполнявшему обязанности председателя особой распорядительной комиссии по артиллерийской части (см. первую часть), о желательности снабжения каждой артиллерийской бригады двумя "менее громоздкими" установками для стрельбы под большим углом возвышения по воздушным целям, изобретенными Радзивиловичем.

Генинспарт тогда же ответил наштаверху, что установки Радзивиловича приняты ГАУ и сделаны распоряжения об их изготовлении.

Установки Радзивиловича были не лучше установок Розенберга.

Успех стрельбы с них по самолетам был почти так же ничтожен, как и со всех других им подобных установок примитивного устройства.

Лучшим являлся одобренный Арткомом ГАУ подвижной противосамолетный станок системы Б. Н. Иванова, в то время командира 7-й отдельной легкой батареи, для стрельбы по воздушному флоту. Главной положительной особенностью этого станка являлась его подвижность (перевозился в упряжке, аналогично перевозке зарядного ящика), быстрота занятия позиции и перехода в походное положение, позволявшие сопровождать войска в походе и внезапно открывать огонь с неизвестной неприятелю новой позиции, и, наконец, прочность станка и возможность замены поврежденных частей или исправления их средствами батареи. Но все части конструкции Иванова были железные и могли быть изготовлены лишь при наличии хороших артиллерийских мастерских.

К отрицательным свойствам станка Иванова следует отнести: недостаточный угол возвышения, добавочный к углу, получаемому действием подъемного механизма орудия; подпрыгивание орудия при выстреле сбивало наводку и вызывало необходимость проверки установки прицела перед каждым выстрелом и требовало для этого затраты времени.

Сила отдачи при выстреле вредно отражалась на прочности всей системы, что, между прочим, характерно не только для установок Иванова, но и для других примитивных установок.

В общем все кустарные приспособления полевых пушек для стрельбы по воздушным целям далеко не отвечали требованиям, предъявляемым к зенитным орудиям. Характерными общими их недостатками были следующие: неприспособленность орудия к быстрой наводке, понижение и без того недостаточной скорострельности, невозможность ведения огня под большими углами возвышения (больше 60–70°), перегрузка накатника лафета, вызывавшая недокат орудия, громоздкость и неподвижность (за исключением станка Иванова), трудность маскировки, нередко порча противооткатного механизма и даже расстройство всей системы орудия при сколько-нибудь продолжительной зенитной стрельбе.

Траншейные орудия ближнего боя (рис. 20–23). О назначении орудий ближнего боя и организации траншейной артиллерии сказано в первой части этого труда. Здесь же мы ограничимся лишь кратким историческим очерком создания траншейной артиллерии во Франции, поскольку принятые во французской армии минометы: 58-мм Дюмезиля, 240-мм, 58-мм № 1, 58-мм № 2, и некоторые бомбометы были введены на вооружение русской армии.

Рис. 20. 58-мм миномет типа Ф. Р.

В первой части труда упоминалось, что германцы, учитывая опыт русско-японской войны, тайно сконструировали траншейные орудия еще до начала первой мировой войны. Эти траншейные орудия были применены германцами в 1914 г. под Льежем, Антверпеном, Мобежем, а на позиционных фронтах применение их получило широкое распространение.

Французы, ввиду настоятельной просьбы пехоты дать ей подобные орудия, использовали в первое время войны существовавшие старые орудия, вроде бронзовых 15-см нарезных мортир. Особенно пригодились мортиры, действующие сжатым воздухом (арбалеты Имфи), так как стрельба из этих орудий, при отсутствии огня и дыма, не выдавала противнику места их расположения.

Рис. 21. 47-мм миномет сист. Лихонина

Рис. 22. 90-мм бомбомет типа Г. Р.

Между тем у германцев в 1914 г. имелось: 112 средних минометов обр. 1913 г., стреляющих на 800–900 м, и 64 тяжелых 25-мм миномета изготовления 1910 г., стреляющих на 420 м миной в 100 кг. Кроме того, в том же 1914 г. у германцев появился на фронте легкий миномет с дальностью огня до 1 000 м. За время войны общее количество разнообразных минометов в германской армии доходило до 17 000, а дальнобойность их увеличилась на 30 %. Легкие минометы придавались по четыре на батальон в виде орудий сопровождения. Тяжелые и средние минометы сводились в роты — по одной на дивизию и в батальоны, в виде резерва главного командования (всего 23 минометных батальона).

Рис. 23. 8-лин. бомбомет

Во французской армии первые более мощные и дальнобойные минометы появились лишь в марте 1915 г., а именно: 58-мм минометы № 1, № 1-бис и № 2, стрелявшие минами с хвостовым оперением весом от 18 до 35 кг. При заряжании в канал ствола этих минометов входил только хвост мины, а корпус ее и оперение оставались снаружи. Таким образом была решена, не без ущерба для дальнобойности и меткости, задача стрельбы тяжелым снарядом из относительно легкого орудия небольшого калибра.

Уже на третий год войны на вооружение французской армии был принят 240-мм длинный миномет обр. 1916 г., в котором для увеличения дальнобойности от 600 до 2 150 м оперенные снаряды вкладывались целиком в канал ствола; снаряд весом 81 кг заключал в себе разрывной заряд в 42 кг взрывчатого вещества (см. табл. 6). Образование необходимых запасов таких боеприпасов и пополнение их было исключительно трудным, так как для разрушения укреплений требовалось огромное количество мин. Например, полное разрушение полевых окопов протяжением в 100 м требует до 300 малых или 150 больших мин. При использовании 240-мм минометов встречались и другие большие неудобства. При выстреле они давали пламя высотой 6 м. Следовательно, для того чтобы скрыть от противника пламя выстрела, 240-мм минометы приходилось ставить на дно ямы или колодца глубиной 3 м, имеющих прикрытие такой же высоты. Работа по их установке требовала много времени, неизмеримо больше, чем работа по установке 58-мм минометов. Кроме того, стрельба из 240-мм миномета не отличалась точностью и сам он не был достаточно прочным.

Тем не менее, обладая разрушительной силой, 240-мм миномет применялся французами при всех больших наступлениях. Между прочим, его использовали в период позиционной войны для разрушения германских минных галлерей в Аргонах.

Почти всю войну 1914–1918 гг. французы провели с минометами № 2 и 240-мм, хотя в 1917 г. в Мейлли производились испытания минометов шести других систем калибром 120, 130 и 150 мм, имеющих мины весом от 11,6 до 17,5 кг с разрывным зарядом от 5 до 6 кг взрывчатого вещества.

Из многих мнений, высказанных на испытаниях в Мейлли, интересны два следующих, характеризующих цели применения траншейных орудий:

1) Командира пехотного полка: "Мне требуется связанное тесно со мной орудие, которое могло бы дополнить действие 37-мм пушки, пулеметов и гранатометов в отношении уничтожения или подавления пулеметов; проделать или расчистить в проволочных заграждениях проход, на который пехота натолкнулась при своем продвижении; уничтожить очаг сопротивления; создать небольшое местное огневое заграждение для остановки контратаки".

2) Генерала: "Орудия сопровождения не должны итти по пятам пехотинцев. Я считаю, что их место при батальоне резерва. Необходимо, чтобы они могли стрелять на 1 000 — 1 200 м. Они должны иметь возможность запереть противника в его норах (снаряды с фосфором). 37-мм пушка недостаточно мощная; в семи случаях из десяти она не дает результата".

Комиссия, производившая опыты в Мейлли, пришла к заключению, что для траншейной артиллерии необходимо иметь два основных типа орудий:

1) орудие, органически связанное с подразделениями пехоты; таким орудием был признан миномет Стокса калибра 81 мм, стреляющий по крутой траектории на 2 000 м фугасным снарядом в 3,25 кг; темп стрельбы — до 20 выстрелов в минуту;

2) орудие, обслуживаемое артиллерией, удовлетворяющее следующим условиям: дальность огня 1 200 м и до 1 600 м, чтобы иметь возможность вести огонь с открытых позиций вне досягаемости действительного ружейного и пулеметного огня; снаряд, содержащий в себе не менее 4 кг взрывчатого вещества; площадь рассеивания снарядов на предельной дальности — 100 м в глубину, 50 м в ширину; орудие должно быть настолько легко, чтобы возможно было его перекатывать и переносить без труда на руках; длительность установки орудия не должна превышать, по возможности, 1 часа.

Согласно "Наставлению для применения траншейных орудий", изданному штабом главковерха (Упартом) в 1916 г., траншейным орудиям ближнего боя — миномету и бомбомету — ставились следующие главные задачи.

Бомбомету — быть подсобным орудием для пехоты во всех случаях, когда полевую пушку брать с собой нельзя, а оставшаяся далеко за пехотой на своих позициях полевая и тяжелая артиллерия помочь пехоте не может из опасения поражении ее своим огнем; когда только ружейного и пулеметного огня недостаточно или прицельным выстрелом из них нельзя поразить противника.

Бомбометы признавались особенно полезными при атаке, перед самым началом штурма, когда своя артиллерия вынуждена замолчать, чтобы не поражать своей пехоты, или когда вовсе нет своей артиллерии, и при обороне, когда заградительный огонь бомбометов может помешать противнику ворваться на нашу позицию или помочь выбить уже ворвавшегося неприятеля.

Для выполнения этих задач бомбомет должен быть портативен, легок, прост в обращении и должен обладать небольшой дальностью огня, хотя бы на 500–600 шагов. При таких условиях бомбометы не могли иметь сколько-нибудь серьезного пробивного, осколочного или фугасного действия. Имея разрывной фугасный заряд менее 0,5 кг, бомбомет производил ничтожное разрушительное действие; поэтому бомбометы считались совершенно непригодными для разрушения искусственных препятствий (проволочных заграждений, засек, рогаток).

Миномет должен быть подсобным орудием для разрушения блиндажей, окопов и заграждений, преимущественно проволочных, а также засек и рогаток; фугасное действие миномета должно быть достаточно сильно, досягаемость — до 1,5 км. Поэтому миномет по своей конструкции гораздо сложнее бомбомета и тяжелее его.

Основные данные, характеризующие свойства бомбометов и минометов, принятых на вооружение русской армии во время войны, показаны в табл. 6.

Таблица 6

МИНОМЕТЫ И БОМБОМЕТЫ, СОСТОЯВШИЕ НА ВООРУЖЕНИИ РУССКОЙ АРМИИ В МИРОВУЮ ВОЙНУ

Минометы принятых систем — 58-мм Дюмезиля и 47-мм Лихонина — действовали с близких расстояний весьма разрушительно по горизонтальным покрытиям, блиндажам и по искусственным препятствиям. Но в боевых условиях не часто представлялась возможность минометным батареям располагаться близко (400–500 шагов) к заграждениям противника и в такой близости производить стрельбу, вследствие чего пехота настоятельно требовала увеличить дальность стрельбы из минометов хотя бы до 1 500 шагов, чтобы выйти из сферы поражения ружейным и пулеметным огнем неприятеля.

Расход мин для разрушения препятствий минометным огнем требовался значительный, даже на близких расстояниях. Так например, для образования прохода шириной около 12 м в трехполосной проволочной сети глубиной до 35 м нужно было выбросить с расстояния 400 шагов до 120 мин; при большей ширине прохода и глубине препятствий количество требующихся мин пропорционально возрастало.

Общие указания по использованию орудий

В августе 1916 г. приказом начальника штаба верховного главнокомандующего № 1042 было объявлено составленное Упартом руководство: "Свойства орудий и краткие указания для их применения", выдержавшее в течение одного года три издания, что указывает на большую нужду войск действующей армии в подобных изданиях (3-е издание было объявлено приказом наштаверха 13 сентября 1917 г. за № 184). Руководство это давало возможность ознакомиться с артиллерийскими орудиями, состоящими на вооружении армии, и было очень полезным пособием для общевойсковых начальников при решении вопросов о применении артиллерии и при постановке ей боевых задач, которые должны соответствовать основным свойствам имеющихся в их распоряжении орудий.

Составленное Упартом руководство о свойствах орудий включало в себя некоторые ценные указания об использовании артиллерийских средств с кратким перечнем задач для артиллерии и соответствующих этим задачам орудий, а также о скорости стрельбы из орудий.

При использовании артиллерийских средств борьбы предлагалось иметь в виду следующее:

1. Каждое орудие должно быть использовано согласно его свойствам. Только исключительная обстановка может заставить применить некоторые орудия не по прямому их назначению.

2. Орудия крупных калибров не следует применять тогда, когда задача может быть решена с тем же успехом орудиями более мелких калибров. Снаряды крупных калибров необходимо разумно экономить, так как чем крупнее калибр, тем труднее изготовление снарядов и орудий, тем труднее снабжение и питание боеприпасами.

3. Артиллерия должна получать задачи, соответствующие ее силам и числу снарядов, которыми она располагает.

4. Для установки на позиции и выполнения задачи артиллерия требует определенного времени, которое зависит от характера задачи и обстановки. Если такое время не дано, то сила огня артиллерии не может быть надлежаще использована.

5. При подготовке прорыва укрепленной полосы все батареи, в особенности крупных калибров, должны быть надлежаще установлены, должны обеспечить себе питание боеприпасами, связь и подготовить тщательно свою стрельбу. Только при этом условии возможно открыть огонь (по возможности одновременно со всех батарей).

6. Командный состав артиллерии должен принять все меры для установления наилучшего наблюдения, без которого содействие артиллерии остальным родам войск невозможно. Войска других родов должны охранять артиллерию и оказывать ей всемерное содействие для устройства путей и позиций, чтобы сохранить материальную часть артиллерии и ее личный состав, пополнение которых крайне затруднительно.

7. Помощь войсковых аэростатов, летчиков-наблюдателей, в особенности для батарей крупного калибра, крайне необходима.

8. Орудия крупных калибров по существу являются средством атаки, а не обороны. Поэтому три обороне и в период позиционного затишья применение орудий крупного калибра должно быть крайне ограничено и расходование снарядов этих орудий должно быть сокращено до наименьшего предела.

9. Нельзя требовать огня артиллерии во всех случаях и по тем целям, с которыми может и должна справиться пехота ружейным (пулеметным) огнем.

Боевые задачи, которые могут быть поставлены артиллерии, и назначение орудий, соответствующих этим задачам, перечислены в табл. 7.

Таблица 7

ПЕРЕЧЕНЬ ЗАДАЧ ДЛЯ АРТИЛЛЕРИИ И СООТВЕТСТВУЮЩИХ ЭТИМ ЗАДАЧАМ ОРУДИЙ

В руководстве "Свойства орудий" даны были следующие основные указания о скорости стрельбы из орудий:

1. При планировании предполагаемой операции необходимо принять во внимание не только количество боевых припасов на каждое орудие в зависимости от задания, но и время, необходимое для развития такой скорости стрельбы, которая не должна вредить исправности материальной части.

2. Скорость стрельбы из орудий обусловливается не столько скоростью заряжания, наводки и условиями наблюдения отдельных выстрелов, сколько необходимостью сбережения материальной части, самого тщательного надзора за ней и состоянием боевых припасов. Это совершенно необходимо потому, что, как показал опыт боев, выход орудий из строя от собственной стрельбы настолько велик, что с первых же часов боя значительно ослабляет силу огня батарей, вызывает стремление увеличивать скорострельность оставшихся орудий и совершенно нарушает сделанные предположения и расчеты.

На основании опыта боев лета 1917 г., принимая во внимание изложенные указания, были составлены данные о скорости стрельбы из орудий, приведенные в табл. 8.

Таблица 8

ДАННЫЕ О СКОРОСТИ СТРЕЛЬБЫ ИЗ ОРУДИЙ

Данные в табл. 8 для нормальной и максимальной скорости огня предлагалось использовать таким образом, чтобы:

а) все расчеты велись на указанную в таблице нормальную скорость стрельбы;

б) для орудий калибра 152 мм и ниже в некоторых исключительных случаях рассчитывать на максимальную скорость огня, не превышая указанной в таблице;

в) в случаях непредвиденных, когда по ходу операции является необходимость наиболее мощного действия артиллерии и такое действие не может быть иначе осуществлено, как только увеличением скорости огня, допускать таковую до предела скорострельности системы, однако всемерно соблюдая те требования, которые обеспечивают сохранность материальной части, и притом пользуясь такой скорострельностью лишь самое короткое время;

г) для полевых орудий (76-мм, 114-мм и 122-мм) по окончании подготовки с началом пехотной атаки максимальная скорость стрельбы определялась тактической обстановкой, а не обязательно указанной в таблице.

Первая мировая война дала немало примеров злоупотребления скорострельностью орудий, приводившего в результате к преждевременному износу каналов орудий. Особенно часто наблюдалось значительное понижение балистических качеств 76-мм полевых пушек вследствие весьма плохого обращения с ними, неизбежного при чрезмерно скорой стрельбе в связи с общим понижением тщательности ухода за орудием в условиях военного времени.

В самом начале войны, в августе — сентябре 1914 г., в ГАУ стали поступать донесения о том, что войсковые начальники требовали от артиллерии такой продолжительности и скорости стрельбы, что в результате "случайно падавшая на тело орудия шапка орудийной прислуги загоралась, как в печке".

Русская 76-мм полевая пушка, с которой вступили в войну, являлась лучшей и могущественнейшей. представительницей орудий этого рода и обладала исключительными балистическими качествами вследствие своей огромной начальной скорости — 588 м/сек. Но такая начальная скорость достигается ценой больших давлений (до 2300 ат) и высокой температуры в канале орудий, которые и сами по себе служат достаточной причиной износа канала. Тем не менее, если обращение с пушкой в смысле должного ухода за ней и недопущения бессмысленно частой стрельбы (т. е. при правильном режиме огня) надлежащее, то она оказывается очень выносливой.

Например, на главном артиллерийском полигоне были пушки, выдержавшие свыше 10 000 выстрелов, оставаясь удовлетворительными по меткости и не требуя замены ствола.

При том безобразном обращении с орудиями, какое стало наблюдаться в армии, в особенности с выбытием кадрового личного состава, орудия выдерживали менее половины высшего предела количества выстрелов. Поэтому из осторожности рассчитывали на то, что пушка в среднем может выдержать не более 4 000 — 5 000 выстрелов. Пределом понижения балистических качеств, за которым пушка признавалась неудовлетворительной, считался тот, при котором на дальность около 2–3 км получалось уменьшение средней дальности около 10 %, что соответствовало уменьшению начальной скорости около 5 %.

Этим именно и руководствовались войсковые комиссии из артиллеристов, осматривавшие орудия на фронтах. Но эти комиссии могли судить о степени меткости осматриваемых орудий только на основании опроса личного состава, что являлось недостаточным, так как, во-первых, признак потери меткости очень трудно уловим даже для опытного глаза на дальностях свыше 2–3 км, на каких производилось большинство стрельб в боях; во-вторых, таких "опытных" глаз оставалось в батареях все меньше и меньше; в-третьих, при той частоте огня, которая стала обычной, не было возможности следить за каждым своим выстрелом с той тщательностью, как к этому приучали артиллеристов в мирное время. Наконец, личный состав батарей иногда умышленно скрывал плохое состояние своих пушек, опасаясь, что в случае забракования пушки отнимут, дадут же взамен другие не скоро, и если дадут, то, судя по бывшим примерам, не новые, а исправленные и почти такие же, как и забракованные.

В результате войсковые комиссии, соглашаясь с хозяевами орудий, часто признавали орудия годными к дальнейшей боевой службе, хотя состояние каналов их стволов было далеко ненадежным.

Только в июле 1916 г. приказом ставки были объявлены к руководству составленные Упартом "Указания для выбраковки и разделения на категории каналов орудийных стволов", на основании которых производился в дальнейшем осмотр орудий как войсковыми комиссиями, так и специалистами, командируемыми в батареи Упартом.

Одна из таких комиссий с представителем Упарта, осматривавшая материальную часть артиллерии особой армии в конце 1916 г., засвидетельствовала в своем обстоятельном отчете, что одной из причин прогрессирующего падения стойкости орудий является "усиленная, продолжительная и скорая стрельба орудий, сопряженная с сильным их разгорячением — до красного накаливания ствола".

Такое злоупотребление скорострельностью орудий, приводившее к значительному сокращению срока службы орудий, совершенно недопустимо. Артиллерийские начальники, сколько-нибудь грамотные в своем деле, не позволили бы себе подобного варварского насилия над пушкой без крайней к тому необходимости; но под давлением категорических боевых приказаний малосведущих в артиллерии общевойсковых начальников, требующих непрерывной стрельбы целыми часами всякого рода "ураганными", "барабанными" и тому подобными огнями, такая форсировка, оправдываемая боевой обстановкой лишь как редкое исключение, стала общим правилом. В результате во время войны, в особенности в ее начале, нередко наблюдалось, что вследствие такой стрельбы портились орудия, а пехота, приучаемая к оглушительному, хотя бы и малорезультатному, грохоту орудий, без него не двигалась вперед. Да и сама артиллерия при этом утрачивала необходимое хладнокровие, точность наводки, бережное обращение со своей пушкой и тщательность наблюдения своих выстрелов, а иногда даже выказывала равнодушие к получаемым результатам своей стрельбы, как бы довольствуясь произведенным звуковым эффектом.

В 1916 г., по инициативе полевого генерал-инспектора артиллерии, решено было положить этому конец. Из штаба верховного главнокомандующего стали посылаться войскам отдельные указания, сведенные затем Упартом в часть II "Общих указаний для борьбы за укрепленные полосы", изданных в мае того же 1916 г. и переработанных в 1917 г. в уставное "Наставление для борьбы за укрепленные полосы", часть II.

В ст. 132 этого "Наставления" (часть II, артиллерийская) указано: "Должно вывести из обихода "ураганный" и подобные ему виды огня, порождаемые неспокойным состоянием духа".

"Стрельба без ясно поставленной цели — преступная трата снарядов".

К 1917 г. Упартом было установлено, что для ремонта расстрелянных 3-дм. (76-мм) полевых пушек "перестволением" требовалось ежемесячно по 480 новых ствольных орудийных труб, т. е. приблизительно 6 % от наличного числа всех пушек, состоявших в то время на вооружении батарей полевой легкой и конной артиллерии, сверх требующихся на ежемесячное пополнение убыли новых полевых пушек в количестве около 5 % от наличного их числа.

Не только артиллеристам, но и общевойсковым начальникам следует всегда иметь в виду, что все артиллерийские орудия, особенно скорострельные с большой начальной скоростью, подвергаются быстрому изнашиванию, и тем быстрее, чем крупнее калибр.

По французским данным, стволы орудий должны заменяться приблизительно после следующего количества произведенных выстрелов, если при стрельбе не было особенного злоупотребления скорострельностью орудий:

Во время войны износ 75-мм французских полевых пушек от скорой стрельбы, потребовавшей замены стволов, выражается в следующих цифрах: в 1915 г. — 1 350 пушек; в 1916 г. — 5 300 пушек; с июля 1917 г. по сентябрь 1918 г. потребовалась замена стволов почти полностью у всех 75-мм полевых пушек.

Главной причиной значительного ускорения износа орудий было применение почти исключительно настильной стрельбы французской артиллерией, что в свою очередь вызвало гораздо больший расход стали и пороха, чем это могло бы потребоваться при применении навесной стрельбы.

По этому поводу генерал Гаскуэн в своем труде "Эволюция артиллерии во время войны" писал: "Легко вычислить, что если бы применять для стрельбы 75-мм снаряды с уставным уменьшенным зарядом в количестве только 50 %, то ежедневно можно было бы получать экономию в 25 т пороха. Это очень важно, если подумать о том, что расточительные траты пороха влекут за собой хлопковый кризис, кризис в отношении спирта и сахарной свеклы, которые частично идут на изготовление пороха".

Германцы, как пишет генерал Ф. Кюльман, применяя большей частью орудия с крутой траекторией, добились значительной экономии пороха. Они получили также экономию по стали, так как при малых начальных скоростях легче было допустить использование снарядов, изготовленных из чугуна или из стали менее высокого качества, и возможно было более сберечь стволы орудий от износа.

По мнению генерал Кюльмана, германцы могли бы "при их системе артиллерии, стреляющей навесно, выбрасывать количество снарядов, по тоннажу равное" французскому с ежедневной экономией пороха "примерно от 35 до 40 т".

"Странно, — пишет Ф. Кюльман, — что будучи наименее богатыми в отношении промышленных ресурсов, мы упорно отстаивали систему артиллерии, наиболее разорительную, систему наибольшего промышленного истощения.

Если бы эта система артиллерии с отлогой траекторией давала возможность лучшего действия по объектам противника, то против нее нельзя было бы возражать, но максимальный заряд не увеличивает точности, а напротив — ее уменьшает, и так как, кроме того, цели у германцев в большинстве случаев располагались в низинах, находились за отвесными закрытиями или на обратных скатах, то к значительной себестоимости настильной стрельбы часто прибавляется еще ее меньшая эффективность".

Вооружение французской и австро-германской тяжелой артиллерии в 1914–1918 гг.

Выше упоминалось, что на вооружении русской полевой артиллерии оставались во время войны те же основные образцы орудий, с какими она вышла на войну. По своим балистическим качествам орудия эти в общем не уступали полевым орудиям Германии, Австрии и Франции, а в некоторых отношениях даже превосходили их, — в особенности орудия французской артиллерии, которая к началу войны не имела на вооружении ни легких гаубиц, ни новейших образцов полевых тяжелых пушек и гаубиц (см. табл. 2).

Что же касается более могущественных тяжелых орудий позиционного типа, то в этом отношении вооружение русской артиллерии до самого конца войны оставалось более слабым по сравнению с вооружением артиллерии бывших противников и союзников России, хотя на вооружении русской тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН) имелись мощные орудия, обладавшие хорошими балистическими качествами: 152-мм осадная пушка Шнейдера, береговые пушки 152-мм Канэ и 254-мм в 45 калибров, 120-мм пушки обуховские и Виккерса, гаубицы — 280-мм Шнейдера, 305-мм обуховские и 305-мм Виккерса, 234-мм и 203-мм Виккерса и другие орудия (см. табл. 4).

Усиление вооружения тяжелой артиллерии происходило во время войны чрезвычайно интенсивно, особенно в Германии, но почти исключительно за счет усовершенствования существовавших систем орудий и приспособления к использованию на суше орудий, состоявших на вооружении морской артиллерии (береговой и корабельной). Такое средство усиления артиллерии являлось более надежным, быстрым и требующим меньшей затраты материальных средств. Во время военных действий рискованно обращаться к техническим изысканиям новых систем орудий, требующих много времени (по крайней мере три года даже в странах с высоко развитой техникой, таких, как Франция).

Во Франции на вооружение тяжелой артиллерии было взято много орудий морской артиллерии, в частности, почти вся тяжелая артиллерия большой мощности была вооружена морскими орудиями, приспособленными для действия на суше.

От береговой артиллерии были использованы главным образом мортиры (гаубицы) крупного калибра, сильного разрушительного действия. От корабельной артиллерии — только пушки средних и крупных калибров, обладающие большой начальной скоростью и дальнобойностью.

При использовании на суше орудий морской артиллерии встретилось много затруднений:

1. Пушки корабельной артиллерии, обладающие большой начальной скоростью при повышенной скорострельности, быстро изнашиваются. Это обстоятельство не имеет большого значения для морского сражения ввиду его скоротечности, но в полевой войне представляет большое неудобство.

2. Введение на вооружение сухопутной армии морских орудий усложняет питание боеприпасами, так как образцов этих орудий множество.

3. Снаряды морской артиллерии, предназначенные для пробивания брони судов и потому имеющие толстые стенки и небольшой разрывной заряд, мало пригодны для наземных целей.

4. Установки морских орудий неподвижны; поэтому лафеты имеют особые конструкции с очень небольшими откатами — 30 см для средних и 60 см для крупных калибров — и с весьма ограниченным вертикальным обстрелом. На суше такие откаты нарушили бы устойчивость орудия, так как лафеты нельзя закрепить прочно болтами, как это делается на судовых и береговых установках; на суше желательны углы возвышения в 40–55° для стрельбы на большие дальности.

5. Морские орудия даже не очень крупного калибра, средней дальнобойности, настолько тяжелы, что их приходится перевозить исключительно по железным дорогам до самого места установки на позиции или применять на железнодорожных установках, тогда как для орудий одинаковой с ними мощности, но сконструированных специально для использования на суше, достаточно автомобильной тяги.

Во Франции приспособление морской артиллерии для действия на суше свелось к тому, чтобы сохранить по возможности не только стволы и затворы орудий, но и люльки орудий и крупные качающиеся части корабельных лафетов, сделав эти тяжелые части подвижными, а лафеты береговых орудий сохранить, поскольку возможно, полностью.

Наименее мощные орудия были поставлены на лафеты полевой тяжелой артиллерии или на лафеты, изготовленные из разных частей существующих полевых тяжелых лафетов.

Приспособление мощных дальнобойных корабельных орудий представляло большие трудности; приходилось иногда оставлять без изменения только орудийные стволы, иногда стволы с их противооткатным устройством.

Большинство морских орудий очень большого веса было приспособлено для перевозки по железным дорогам и для стрельбы с железнодорожных установок. При этом орудия устанавливались на металлических брусках, положенных по краям железнодорожной платформы, у которой число осей возрастало соответственно с весом всей системы и доходило до восьми для 370-мм пушки и 520-мм гаубицы (двойные тележки по четыре оси каждая). Позиции батареи выбирались на участке железнодорожного пути, имеющем соответственное направление в сторону неприятеля. Окончательная горизонтальная наводка орудия производилась одним из следующих способов:

а) орудия с откатом по оси стреляли с прямого железнодорожного тупика, причем люлька устанавливалась на небольшом станке с вертикальной осью, дающей ему возможность перемещаться на несколько градусов вправо и влево от своего центрального положения;

б) скользящие орудия стреляли с кривого железнодорожного тупика, существующего или специально построенного, радиус которого колеблется в пределах от 80 до 150 м в зависимости от калибра орудия; орудие перемещалось вдоль кривого тупика, пока не достигалась совершенно точная горизонтальная наводка; тогда колеса тележек платформы тормозились специальными тормозами и подкладыванием под колеса клиньев, трущихся о рельсы; при выстреле колеса скользили по рельсовому пути и таким образом смягчалась отдача.

Во французской артиллерии во время мировой войны было приспособлено несколько образцов мощных морских орудий для стрельбы с железнодорожных установок (см. табл. 9), тогда как в русской артиллерии только единичные экземпляры одной 254-мм береговой пушки в 45 калибров были приспособлены для стрельбы с железнодорожных платформ (см. табл. 4).

Применение железнодорожной установки при паровозной тяге обеспечивает орудиям большую подвижность (30–35 км/час), быстрое занятие огневой позиции (несколько минут), внезапное открытие огня.

С другой стороны, железнодорожная установка орудий представляет большие неудобства; независимо от того, ведется ли стрельба на прямом или на кривом тупике железнодорожного пути, поле горизонтального обстрела очень ограничено, что сильно сокращает количество целей, по которым орудие может вести огонь с одной занимаемой им позиции на рельсовом пути.

Германская артиллерия, как и французская, в течение всей мировой войны непрерывно стремилась увеличить мощность своего огня путем увеличения численности, дальнобойности и калибра своих орудий и нормы снабжения их боеприпасами.

Но при этом она больше шла по пути своего усовершенствования и развития, чем по пути созидания нового. Это объясняется главным образом тем, что Германия еще в 1914 г, к началу войны, уже обладала мощной, подвижной и многочисленной тяжелой артиллерией современной конструкции.

Таблица 9

ОБРАЗЦЫ ОРУДИЙ ТЯЖЕЛОЙ АРТИЛЛЕРИИ ФРАНЦИИ ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914–1918 гг.

Примечание. Кроме указанных в этой таблице орудий, на вооружении французской тяжелой артиллерии состояли еще орудия разных других образцов и калибров: старых образцов — 95-мм пушка и 120-мм пушка Банжа обр. 1878 г. позиционной артиллерии, 100-мм береговая пушка обр. 1897 г. тяжелой армейской артиллерии, 120-мм позиционная гаубица Бакэ обр. 1890 г.; современных образцов — 105-мм скорострельная пушка Шнейдера обр. 1913 г., сконструированная для русской артиллерии, 120-мм гаубица Шнейдера и другие.

Германский большой генеральный штаб, подготавливаясь к войне, твердо проводил свою определенную доктрину, чтобы обеспечить армию необходимой материальной частью артиллерии, отвечающей установленным им принципам полезности тяжелой артиллерии, обладающей орудиями с крутой траекторией, дальнобойными, большого калибра и настолько подвижными, чтобы их можно было использовать в маневренной полевой войне.

В итоге австро-германская тяжелая артиллерия оказалась во время войны значительно сильнее французской, что подтверждается сравнением основных данных тяжелых орудий, помещенных в табл. 9 и 10. В частности данные табл. 11 указывают на значительное превосходство австро-германских тяжелых орудий обычного типа (не принимая в расчет германских сверхдальнобойных 21-см и 24-см пушек) в отношении дальности стрельбы, так как их дальнобойность превосходила на 30–55 % дальнобойность французских орудий соответственного калибра.

Из сравнения данных табл. 9 и 10 с данными табл. 4 можно составить определенное заключение о значительном превосходстве образцов тяжелой артиллерии австро-германцев во время войны над артиллерией России и ее союзницы Франции. Большинство орудий современного образца, состоявших на вооружении русской тяжелой артиллерии в 1917 г., получено было лишь к последнему году войны из Франции от завода Шнейдера и из Англии от завода Виккерса. Наиболее мощные и дальнобойные тяжелые орудия, изготовленные к тому времени названными заводами, были оставлены на англо-французском фронте. В Англии и Франции уступали своей бывшей союзнице России только менее совершенные образцы орудий.

Таблица 10

ОБРАЗЦЫ ОРУДИЙ, СОСТОЯВШИХ НА ВООРУЖЕНИИ ТЯЖЕЛОЙ АРТИЛЛЕРИИ АВСТРО-ГЕРМАНЦЕВ В 1918 г. К КОНЦУ ВОЙНЫ

¹ Предположительно.

² Кроме фугасного снаряда, имеет шрапнели, вес которых показан.

Таблица 11

ПРЕДЕЛЬНАЯ ДАЛЬНОСТЬ ТЯЖЕЛЫХ ОРУДИЙ ФРАНЦИИ И ГЕРМАНИИ В 1916–1918 гг.

¹ Орудие было готово к концу войны.

² Орудие на полях сражений не появлялось.

³ 285-мм и 340-мм пушки в табл. 9 не показаны.

На вооружении русской артиллерии во время войны вовсе не было орудий крупнее 305-мм калибра, тогда как германцы имели 38-см пушки и 42-см мортиры, а у французов, правда, к самому концу войны, появились 400-мм и даже 520-мм гаубицы. Не было в русской артиллерии и сверхдальнобойных пушек, подобных германской так называемой "парижской" пушке или пушке "Колоссаль", имевшей дальность до 120 км, или французской сверхдальнобойной 210-мм пушке на железнодорожной установке с дальностью, как и у германской "Колоссаль", до 120 км, система которой была готова к концу войны, но, впрочем, не была использована на фронте. Система этой пушки оказалась настолько тяжелой, что тяжесть ее не выдерживали даже прочные железнодорожные мосты.

Выше упоминалось, что австро-германцы широко применяли траншейные орудия, особенно минометы, с самого начала войны (в 1914 г.), тогда как у французов, а за ними у русских относительно мощные и дальнобойные минометы появились на фронте лишь в 1915–1916 гг. В отношении вооружения минометами германская армия до конца войны превосходила армии своих противников — французскую и русскую (табл. 6), причем у германцев установились совершенно определенные требования, которым должны отвечать минометы:

1. Легкий миномет, при калибре 75 мм, должен отличаться большой подвижностью, удобством обслуживания, быстротой перехода в боевое положение, простотой конструкции и изготовления. Вес в боевом положении не больше 400 кг, дальнобойность не меньше 3 000 — 3 500 м. Вес снаряда 6–6,5 кг, разрывной заряд не меньше 10 % общего веса снаряда. Вертикальный обстрел 75–80°, горизонтальный 10–15°.

2. Средний миномет, самое тяжелое оружие пехоты, должен иметь снаряд мощного действия как фугасного для разрушения укреплений, так и осколочного для поражения живых целей. Вес снаряда, при калибре 15 см, около 40 кг. Вертикальный обстрел 75–80°, горизонтальный 10–15°. Дальнобойность до 4 000 — 5 000 м. Желательна хорошая подвижность миномета, небольшой размер всей системы и простота обслуживания.

Конструкция миномета, отвечающего всем таким условиям, не может быть проста. Такой миномет будет мало чем отличаться от настоящего артиллерийского орудия — мортиры или гаубицы.

В общем русская артиллерия как в отношении образцов тяжелых орудий, так и в отношении количественного обеспечения армии артиллерийскими орудиями оказалась во время войны 1914–1918 гг. значительно слабее артиллерии французской и в особенности австро-германской.

Причин такой слабости русской артиллерии много; главные из них — крайне недостаточно развитые производственная техника и тяжелая промышленность старой России. Что же касается Арткома ГАУ и работавших с ним представителей русского Генерального штаба, то они, как указывалось уже, ясно представляли себе значение крупных калибров тяжелой артиллерии и стремились иметь на вооружении русской артиллерии наиболее совершенные образцы мощных орудий осадного типа. Нельзя ставить им в вину, если их стремления не были осуществлены своевременно.

 

ГЛАВА II

ЭВОЛЮЦИЯ ТЕХНИКИ АРТИЛЛЕРИИ В 1914–1918 гг

Мировая война 1914–1918 гг. поставила множество самых разнообразных задач технике артиллерии, потребовавших для исполнения не только огромной производственной работы, но и предварительной самой серьезной научно-технической разработки. Для разрешения этих задач привлечены были почти все производственные силы страны и большинство изобретательских и научно-технических сил.

В зависимости от состояния науки и техники в государствах, принимавших участие в войне, задачи эти получали то или иное разрешение или оставались в стадии изучения и разработки, будучи непосильными для техники того времени.

Среди так называемых великих держав, участвовавших в мировой войне 1914–1918 гг., царская Россия, при слабом развитии ее научно-технических и производственных сил, оставалась в отношении достижений военной техники на одном из последних мест.

Русская научно-техническая и изобретательская мысль работала во время войны для нужд своей артиллерии в трех следующих главных направлениях: 1) изобретение новых средств разрушения и уничтожения, 2) усовершенствование существовавшей техники артиллерии, 3) облегчение и упрощение производства предметов артиллерийского снабжения с целью получения массового выхода этих предметов в кратчайшие сроки и отчасти с целью удешевления производства.

По заданиям из действующей армии, по собственной инициативе ГАУ, по инициативным предложениям отдельных научно-технических работников и изобретателей, нередко не имевших надлежащей научно-технической квалификации, Арткому ГАУ, а иногда и Упарту приходилось прорабатывать и делать испытания по чрезвычайно большому количеству возникающих вопросов артиллерийской техники.

Многие вопросы отклонялись Арткомом как действительно не заслуживающие внимания или как признаваемые им несвоевременными, иногда же и вследствие отчасти предубежденного отношения к предложениям, исходившим от лиц, по мнению Арткома, недостаточно компетентных в вопросах военной техники. Проработка некоторых вопросов, не исключая иногда и заслуживающих большого внимания осталась незаконченной или в стадии испытания вследствие многих трудностей разрешения этих вопросов или непосильности их осуществления для русской техники. Только некоторые, в общем немногие, вопросы получили положительное разрешение и были проведены в жизнь; из числа больших осуществленных вопросов важнейшее значение имели химические средства борьбы.

Остановимся кратко лишь на некоторых вопросах техники, которые разрешались в русской артиллерии во время войны 1914–1918 гг.

Орудия полевой артиллерии

В отношении артиллерийских орудий эволюция выразилась во время войны главным образом в следующем: в увеличении дальнобойности, придании пушкам свойств "гаубичности" (по выражению известнейшего в то время русского артиллериста В. М. Трофимова), увеличении мощности снаряда (увеличении калибра орудий), приспособлении пушек к стрельбе не только по наземным, но и по воздушным целям, в создании орудий ближнего боя.

Дальнобойность. В довоенное время о стрельбе из орудий полевой легкой артиллерии на расстояния свыше 5–6 км почти и не думали, так как при малой глубине боевых порядков того времени дальность около 4 км считалась предельной дистанцией решительного боя и так как при отсутствии авиации нельзя было наблюдать и корректировать огонь артиллерии на большие дальности.

Впрочем, имея в виду необходимость сосредоточения артиллерийского огня в решающем направлении, необходимость фланкирования огня и стрельбы "косым огнем", высказывалось пожелание еще до начала войны некоторыми артиллеристами (тем же В. М. Трофимовым и др.) увеличить дальнобойность полевых легких пушек приблизительно на ширину фронта корпуса и даже до 15 км, чтобы получить возможность оказывать помощь соседним частям корпуса фланговым огнем. Но дальше пожеланий в этом направлении тогда не шли.

Во время мировой войны, в особенности в ее позиционный период, глубина обороны увеличилась до 10 км и более. Вопрос об увеличении дальнобойности артиллерийских орудий обострился, так как необходимо было обстреливать второлинейные позиции противника, его резервы и тылы.

Задача увеличения дальнобойности могла быть разрешена путем увеличения предельного угла возвышения орудий, усовершенствования балистических качеств снарядов, увеличения начальной скорости и в связи с этим увеличения боевых зарядов и усовершенствования пороха, удлинения орудий и, наконец, путем изменения конструкции орудий и лафетов.

Увеличение предельного угла возвышения возможно было только у пушек; гаубицы имели лафеты, позволяющие вести стрельбу при наибольшем угле возвышения.

Конструкция лафета русской 76-мм полевой пушки позволяла дать угол возвышения лишь около 16°, нарезка прицела допускала стрельбу гранатой до 6 400 м, а шрапнелью — лишь до 5 000 м. Уже в первый период войны фактически удалось увеличить дальность стрельбы из 76-мм полевой пушки гранатой до 8 500 м, т. е. приблизительно на 30 %, только путем подрывания земли под хоботом лафета, не изменяя конструкции лафета. Однако подкапывание хобота лафета замедляло подготовку орудия к стрельбе и затрудняло ведение стрельбы, так как орудие при углубленном в землю хоботе лафета теряло значительную часть своей скорострельности. Для большинства же тяжелых орудий подкапывание хобота было невозможно. Увеличение дальности подкапыванием хобота удавалось преимущественно только у легких систем орудий.

Стрельба на большие дальности вследствие несоответствия конструкции прицела велась по уровню, и только в некоторых батареях, имевших на орудийных прицелах добавочную шкалу, пользовались ею при дальней стрельбе.

Наблюдение при стрельбе, особенно на большие расстояния, стало производиться по мере развития авиации преимущественно с самолетов, иногда с привязных аэростатов (воздушных шаров).

Усовершенствование снарядов (о снарядах см. ниже) в целях увеличения дальности, выражающееся в изменении внешней формы снаряда путем удлинения головной его части и скашивания донной части (снаряд обтекаемой формы), в русской артиллерии практически не было проведено в жизнь во время войны и осталось в фазе изучения и опытов.

Увеличение боевых зарядов, влекущее за собой увеличение давления пороховых газов в канале орудия и увеличение энергии отката орудия, было крайне ограничено предельной прочностью стенок стволов орудий и прочностью лафетов. Производились опыты применения прогрессивного пороха с постепенно нарастающим давлением, допускавшего увеличенный боевой заряд, Но опыты эти далеко не были закончены во время войны.

Наконец, в последний год войны зародилась идея стрельбы снарядом меньшего калибра сравнительно с калибром орудия. При этом получалась возможность применения больших зарядов орудий крупных калибров к относительно малым снарядам и сообщения им вследствие этого увеличенных начальных скоростей, а следовательно, и получения увеличенных дальностей стрельбы. Идея эта не получила осуществления в период войны и оставалась в зародыше.

Изменение конструкции орудий и лафетов или хотя бы только удлинение стволов орудий с целью увеличения дальнобойности признавалось во время войны несвоевременным и невозможным ввиду слабого развития техники производства русских орудийных заводов, к тому же перегруженных заказами материальной части для артиллерии действующей армии.

Для стрельбы на дальние расстояния русская артиллерия применяла преимущественно орудия конструкции иностранных заводов — 152-мм осадные пушки Шнейдера, 120-мм пушки Виккерса, а также полученные от береговой артиллерии свои пушки — 254-мм в 45 калибров и 152-мм Канэ и 120-мм пушки Обуховского завода.

Об орудиях сверхдальной стрельбы, подобных германской пушке "Колоссаль" или французской 210-мм сверхдальнобойной пушке на железнодорожной установке, русская артиллерия при неудовлетворительном состоянии русской техники не могла и мечтать во время войны.

Среди предложений, сделанных русскими изобретателями в 1915–1916 гг. об использовании для бросания на дальние расстояния снарядов вместо пороха электромагнитных сил или центробежной механической силы, заслуживал особого внимания проект инженеров Подольского и Ямпольского, предлагавших построить сверхдальнобойное магнито-фугальное орудие.

Проекты электрических орудий представляют собой по существу проекты электромотора, сообщающего снаряду большую скорость по оси орудия. По мнению проф. А. А. Королькова, способов спроектировать электрическое орудие может быть столько же, сколько существует типов электродвигателей.

Дальнобойность электрических орудий может выражаться в сотнях километров в связи с возможностью получить огромную начальную скорость снаряда у дула этих орудий. В обыкновенных орудиях со взрывчатыми веществами начальная скорость снаряда зависит от величины боевого заряда, причем с величиной заряда увеличивается давление на дно ствола орудия и разрывающие продольные и поперечные усилия. Приходится делать стенки орудия более толстыми, чтобы преодолеть разрывающие усилия, но увеличение толщины стенок орудия имеет предел, за которым дальнейшее утолщение стенок не увеличивает прочности орудия. Поэтому начальная скорость снаряда у дула обыкновенного орудия также имеет предел, приближающийся в общем к 1 000 м/сек. При выстреле ив электрического орудия давление на его дно и поперечные давления на стенки отсутствуют. Это дает возможность конструировать электрическое орудие без толстой стальной трубы, как это необходимо для пороховых орудий; приходится принимать во внимание при конструировании только продольное разрывающее усилие, которое имеет в электрическом орудии сравнительно небольшую величину. В результате в электрических орудиях возможно получать гораздо большие начальные скорости снаряда, чем в пороховых, не опасаясь разрыва орудия.

Электрическое орудие может быть открыто с обоих концов; не требуется в нем ни затвора, ни утолщения казенной части. Вслед за вылетом одного снаряда может вводиться непосредственно сейчас же другой снаряд. Поэтому может быть достигнута чрезвычайно большая скорострельность электрического орудия, во много раз превышающая скорострельность пороховых орудий.

Живая сила снаряда, выброшенного из электрического орудия, больше, чем при стрельбе пороховым зарядом, так как электромагнитные силы действуют по всей массе снаряда, а не только на дно снаряда, что происходит при выстреле пороховым зарядом.

При выстреле электрическое орудие не подвержено чрезвычайно высоким температурам и потому может быть долговечным, откат — меньше. Выстрел почти без звука, без дыма и блеска.

Дальнобойность электрических орудий будет зависеть от мощности источника электроэнергии и поэтому может увеличиваться до огромнейших размеров, с весьма малым при этом износом орудия. Изменение дальности полета снаряда регулируется не только изменением угла возвышения орудия, но и подбором надлежащей силы тока, посылаемого в обмотку орудия. Комбинируя изменение угла возвышения и силы тока, возможно при одной и той же дальности получать различные окончательные скорости и углы падения снаряда.

Электрическое орудие по внешнему виду очень отличается от обыкновенного огнестрельного орудия. Корпус электрического орудия состоит не из сплошной стальной массы, а из листов железа, переложенных изоляцией; прочность орудия обеспечивается хорошо рассчитанным клетчатым каркасом из стальных ферм.

Осуществление проекта электрического орудия представляет нелегко преодолимые практические трудности. В электрическом орудии требуется огромная затрата энергии непосредственно перед каждым выстрелом, для накопления которой требуется мощная электростанция с машинами, развивающими чрезвычайную работу и силу тока, исчисляемую в миллионах киловатт и ампер.

Необходимость громадной электрической мощности в существовавших проектах электрических орудий разрешалась таким образом, что электроэнергия сравнительно небольшой мощности затрачивалась в течение значительного промежутка времени на увеличение живой силы маховиков, и затем в момент выстрела эта накопленная живая сила преобразовывалась в электрическую энергию. При этом не было возможности обратить энергию маховиков в энергию электрическую в течение короткого времени выстрела, равного нескольким сотым долям секунды.

Накопление энергии, необходимой для выстрела, требовало времени, вследствие чего стрельба из электрического орудия могла производиться только с большими промежутками времени. Лишь при условии расходования энергии, не накапливаемой в каких-либо аккумуляторах, а имеющейся в генераторах налицо, электрические орудия могут быть скорострельными.

Снаряд должен находиться при выстреле в канале электрического орудия достаточное время, для того чтобы использовать в полной мере энергию электрического генератора. Поэтому длина электрических орудий должна быть вообще во много раз больше, чем огнестрельных орудий. Например, по вычислению проф. Королькова, при мощности электростанции в 100 000 киловатт длина электрического орудия, в котором снаряд, двигаясь со средней скоростью 400 м/сек, пройдет за ¼ секунды путь в 100 м, выйдет равной 100 м. Это при условии, что будет расходоваться только имеющаяся налицо энергия генераторов без накопления ее каким-либо аккумулятором.

Неизбежная необходимость весьма большой длины электрических орудий, если желают пользоваться имеющейся энергией генератора, без накопления энергии в аккумуляторах, представляет очень невыгодную особенность электрических орудий.

Во всяком случае электрическим орудиям, в особенности магнито-фугальным орудиям, построенным на принципе создания в орудии бегущего магнитного поля или магнитной волны, увлекающей стальной снаряд, принадлежит, вероятно, большая роль в обороне будущего.

Инженеры Подольский и Ямпольский представили план работ и смету на разработку проекта магнито-фугального орудия, на приготовление рабочих чертежей и составление пояснительной записки и просили ГАУ отпустить им 70 000 рублей.

Они имели в виду разработать проект магнито-фугального орудия, отвечающего следующему заданию:

По их мнению, задание могло быть разрешено при соблюдении следующих основных условий:

Рассмотрев предложение инженеров Подольского и Ямпольского, Артиллерийский комитет ГАУ 2 июля 1915 г. пришел к заключению:

А) Положительные стороны предложения:

1. Идея предложения правильна и осуществима.

2. Ввиду отсутствия поперечных давлений и возможности регулировать продольные давления, возможно спроектировать достаточно прочное магнито-фугальное орудие для больших начальных скоростей, чем при обычных огнестрельных орудиях.

3. Возможно легко иметь начальную скорость и дальность при том же угле прицеливания изменением силы тока альтернатора, если не преследовать большой меткости.

Б. Отрицательные стороны предложения:

1. Не представлен расчет прочности орудия, снаряда и установки.

Ядро — снаряд, сконструированный из алюминиевых пластин, разделенных промежутками, невыгоден при малой поперечной нагрузке снаряда и недостаточной прочности.

2. Нагревание снаряда при выстреле до 200 °C ограничивает выбор взрывчатых или других веществ для разрывного заряда.

3. Маховик, аккумулирующий энергию, требует такой прочной установки, которая недостижима в условиях полевой войны и вообще трудно достижима при большой мощности.

4. Главная невыгода: мощный двигатель, альтернатор-маховик, аккумулирующий энергию, орудие, прочный фундамент — все это возможно лишь на береговых установках.

5. Орудие непригодно для стрельбы по быстро двигающимся целям. Форма снаряда неблагоприятна для правильности его полета, снаряд не получает вращательного движения, поэтому меткость стрельбы будет весьма неудовлетворительная.

6. Разработка проекта и его осуществление не могут быть закончены во время войны, так как Обуховский завод, на котором предполагалось изготовить опытный экземпляр магнито-фугального орудия, не может это исполнить без ущерба для изготовления других предметов вооружения, крайне необходимых для ведения войны.

Таким образом, Артком ГАУ отклонил идею создания магнито-фугального орудия, хотя и признавал эту идею "правильной и осуществимой".

При полном почти отсутствии в то время в России мощных электрических станций и при низком уровне состояния русской техники того времени, а также при чрезвычайной перегруженности русских заводов заказами предметов вооружения, неотложно необходимых действующей армии, было действительно крайне трудно обратить серьезное внимание на интересный проект инженеров Ямпольского и Подольского и заняться его осуществлением, но все же эти трудности не должны были служить поводом к тому, чтобы совершенно отклонить проект и предать его забвению.

Другим интересным предложением, осуществление которого едва ли вероятно, рассмотренным Арткомом ГАУ во время войны, был проект создания сверхдальнобойного центробежного орудия, в котором движущей снаряды силой является механическая энергия.

Проект центробежного орудия был представлен статс-секретарем Безобразовым, причем модель орудия испытывалась на главном артиллерийском полигоне. Конструкция модели представляла собой прочно устроенный металлический диск, на ободе которого располагались дискообразные снаряды. При быстром вращении диска снаряды отрывались от диска и летели по инерции по линии, касательной к диску, и тем дальше, чем быстрее вращался диск и чем больше вследствие этого получалась начальная скорость снаряда. Испытания модели центробежного орудия, предлагаемого Безобразовым, не дали положительных результатов и не оправдали тех выгод, которые, казалось, должно было обеспечить применение механического центробежного орудия при удачной его конструкции: огромную начальную скорость снаряда и дальность его полета, чрезвычайно большую скорострельность, во много раз превышающую скорострельность обыкновенных пороховых орудий, стрельба без шума и прочих демаскирующих признаков (блеск вспышки порохового заряда, дымок), дешевизна выстрелов (не нужно пороха, который гораздо дороже любого горючего, необходимого для двигателя, вращающего диск центробежного орудия) и пр. Оказалось, что при осуществлении на практике проекта механического орудия, хотя бы хорошо обдуманного и правильно рассчитанного в отношении механического устройства, встречаются непреодолимые затруднения. Артком ГАУ прекратил испытания; предложенный Безобразовым проект центробежного орудия остался не осуществленным.

Проф. А. А. Корольков в статье "Механические приборы для метания снарядов" путем математических вычислений доказывает, что колоссальная работа, развиваемая при выстреле в канале артиллерийского орудия в чрезвычайно короткий промежуток времени, требует применения в механическом орудии машины громадной мощности, в сотню тысяч лошадиных сил. Вычисляя мощность, какую производит заряд пороха в 75-мм французской пушке (вес боевого заряда 0,7 кг, вес снаряда 7,4 кг, начальная скорость 525 м/сек, длина канала ствола орудия 2,41 м), проф. Корольков приходит к выводу, что для замены действия 0,7 кг пороха в течение 0,01 сек. нужна машина в 400 000 лошадиных сил. Но так как только около одной трети работы пороха тратится на сообщение скорости снаряду, а остальная часть пропадает бесполезно (на нагревание орудия, на трение в нарезах, частью остается в вылетающих газах), то мощность, использованная 75-мм снарядом, будет равна около 140 000 лошадиных сил. Определяя затем скорость вращения диска (маховика), от которой зависит начальная скорость и дальность полета снаряда, проф. Корольков приходит к выводу, что при начальной скорости снаряда лишь 100 м/сек скорость вращения маховика по окружности в момент вылета снаряда должна быть также 100 м/сек и что при этом маховик радиусом в 1 м делает 15,9 оборота в секунду, или почти 960 оборотов в минуту.

В заключение своей статьи проф. Корольков говорит:

"1. Механические орудия чрезвычайно сложны, тяжелы и громоздки.

2. Мощность механических орудий ничтожна сравнительно с мощностью огнестрельных орудий.

3. При слабой артиллерийской мощности механические орудия требуют машин в сотни и тысячи лошадиных сил.

4. Затрата труда и времени на изобретение механических орудий стрельбы есть бесполезная потеря труда и времени.

5. Рассмотрение изобретений в области механических орудий есть также бесполезная затрата труда и времени".

В общем, по мнению проф. Королькова, "механические орудия, как бы остроумно они ни были сконструированы, не могут ни в какой мере конкурировать с орудиями, стреляющими порохом".

При проектировании электрических и механических орудий имелось в виду не только достижение сверхдальнобойности, но и замена ими орудий, стреляющих порохом. Разрешить эту задачу не удалось, — порох оставался незаменимым источником той колоссальной энергии, какая требуется в артиллерийских орудиях.

Во все время войны во французской и в германской артиллерии было стремление увеличить дальнобойность своих орудий или путем усовершенствования состоящих на вооружении орудий и снарядов (заменой старых жестких лафетов упругими лафетами, позволяющими использовать более сильные боевые заряды; применением снарядов, более удовлетворяющих требованиям балистики, т. е. снарядов обтекаемой формы, и пр.), или путем использования морских орудий (корабельных и береговых), или введением на вооружение некоторых новых систем орудий, пушек с удлиненными стволами, до 40–50 и более калибров (германские сверхдальнобойные 21-см и 24-см пушки имели стволы длиной до 110–120 калибров), с увеличенными боевыми зарядами и большой начальной скоростью. В этом отношении, как мы видели (табл. 11), германская артиллерия значительно превосходила французскую. Дальнобойность орудий обычного типа, исключая сверхдальнобойные пушки, увеличена была: во французской артиллерии до 18,8 — 40 км, а в германской до 22,8 — 62,2 км.

Германия же первая, благодаря высокому развитию научно-технической мысли и своей производственной техники, разрешила во время войны вопрос сверхдальной стрельбы из огнестрельного орудия, не прибегая к изысканиям по сооружению сверхдальнобойных электрических или механических орудий.

Германцы обстреливали Париж с расстояния около 120 км из огромной 21-см пушки "Колоссаль" длиной почти 34 м снарядом весом 120 кг (см. табл. 10, стр. 274). Благодаря чрезвычайно большому боевому заряду весом 150–200 кг пороха (предположительно), успевающему сгореть до вылета снаряда из ствола орудия длиной до 120 калибров, получалась громадная начальная скорость, до 1 600 м/сек (по другим сведениям — до 2 000 м/сек). При выстреле под углом возвышения в 52° снаряд, прорезав плотный слой воздуха, попадает на высоте более 20 км в сферу разреженного воздуха, где, не встречая сопротивления воздуха, не теряет своей скорости и потому может пролететь сотню километров.

По поводу дальнобойности и мощности германской артиллерии приходится повторить выводы генерала Кюльмана, которого, конечно, ни в каком случае нельзя заподозрить в пристрастии к немцам:

"Во всех случаях, благодаря превосходству в дальнобойности, германская артиллерия, при содействии воздушного наблюдения, могла превращать в груды развалин укрепления, не боясь получить на это ответ. Разрушения были достаточно полными для того, чтобы заранее лишить обороняющегося технических средств борьбы на малых дальностях, доступных для его собственного вооружения. На войсковые части обороны, мало еще закаленные в боях, подавляюще действовали, с одной стороны, недостаточная сопротивляемость долговременных укреплений, к которым они потеряли доверие, с другой стороны — внезапность, неожиданная мощность и точность бомбардировки".

Мощность и "гаубичность". Боевое значение полевых гаубиц и тяжелой артиллерии крупных калибров было подчеркнуто еще русско-японской войной. В мировую войну 1914–1918 гг. идеи широкого применения навесного огня и больших калибров осуществились в грандиозном масштабе. Поиски больших дальностей стрельбы имели непосредственным следствием также увеличение калибра (дальность стрельбы современного орудия, при надлежащей внешней форме снаряда, выраженная в километрах, равняется калибру, выраженному в сантиметрах, увеличенному несколько более чем в полтора раза), и в действительности во время войны в артиллерии приходилось считаться не столько с дальностью стрельбы, сколько с калибром орудия и снаряда. Калибры орудия (а вместе с тем и их дальность стрельбы), предназначенные для разрушительного действия, должны были непрестанно возрастать, чтобы успешно решать боевые задачи, особенно в наступательных операциях. Применение укреплений особой прочности и бетонированных сооружений привело к принятию на вооружение артиллерии все более и более мощных гаубиц и мортир, калибр которых, как мы видели, дошел у австро-германцев и у французов до 400 и даже до 520 мм.

Мощность снаряда увеличивается с увеличением калибра орудия. Принятие на вооружение гаубицы позволяет увеличить калибр и мощность снаряда полевой артиллерии, не уменьшая ее подвижности. Орудия же крупного калибра со снарядами большой мощности имеют настолько большой вес и малую подвижность, что могут применяться лишь на вооружение тяжелой артиллерии позиционного типа. Таким образом, необходимость для артиллерии мощного снаряда вызывает необходимость вооружения ее возможно большим количеством гаубиц и тяжелых орудий крупного калибра.

Германская артиллерия, как и французская, во все время войны стремилась к постоянному увеличении мощности огня путем увеличения не только дальнобойности, но и калибра своих орудий.

Но если перед французской артиллерией стояла задача созидания гаубичной и мощной тяжелой артиллерии во время войны вновь, то перед германской артиллерией стояла в значительно большей степени проблема развития, чем созидания, так как необходимость мощных тяжелых орудий с крутой траекторией не вызывала сомнений у австро-германцев еще со времени русско-японской войны и они имели такие орудия еще раньше 1914 г., т. е. до начала войны (см. выше и табл. 9 и 10).

Пушки с отлогой траекторией не могут наносить поражение укрытым целям. Основным назначением гаубиц является именно такое поражение, а также разрушение закрытий. Придание пушкам свойств "гаубичности" вызывалось необходимостью поражения укрытых целей при недостатке на вооружении артиллерии гаубиц.

С самого начала войны опыт подтвердил свойства русской полевой 76-мм пушки (указаны выше). Рассчитанная на поражение открытых живых целей, пушка эта, прозванная во время войны "косой смерти", действительно в начале войны начисто скашивала ряды открыто наступавшей австро-германской пехоты, нанося ей ужасающие потери и вскоре отучив ее от такого способа наступления. Но по укрытым целям и против полевых укреплений даже самого легкого типа русская 76-мм пушка оказалась совершенно бессильной вследствие настильности своей траектории и малой мощности своего снаряда. Гаубиц в русской армии было мало. Необходимо было у полевых 76-мм пушек увеличить угол падения снаряда и его мощность.

Первое возможно было достигнуть введением для пушек уменьшенного боевого заряда. Опыты, произведенные в русской артиллерии, показали, что более или менее удовлетворительные результаты получались лишь при одном определенном подобранном заряде, притом довольно большом, что и при этом заряде все же получается большое рассеивание снарядов и пушка стреляет хуже, чем короткое орудие (гаубица), сконструированное специально для стрельбы с малой начальной скоростью. Кроме того, с принятием уменьшенного заряда пришлось бы отказаться от патрона и мириться с раздельным заряжанием, что несколько снижало скорострельность. Русская артиллерия на это не пошла, и стрельба из легких полевых пушек уменьшенным боевым зарядом если и производилась во время войны, то в единичных случаях в виде опыта.

Артиллерия большинства других участвовавших в войне государств, и в первую очередь французская артиллерия, почти вовсе не имевшая гаубиц в первое время войны, приняла к своим полевым пушкам уменьшенный заряд.

Введение уменьшенного заряда, помимо увеличения крутизны траектории, облегчило отчасти для пушечной артиллерии выбор закрытых позиций, позволило ей несколько приблизиться к боевой линии пехоты и поражать обратные скаты местности, занятые противником; кроме того, стрельба уменьшенным зарядом привела к значительной экономии в расходе пороха.

Образованная во Франции в конце 1911 г. специальная комиссия для испытания полевой гаубицы тогда еще изыскивала возможность придать 75-мм полевой пушке крутую траекторию, т. е. свойство "гаубичности". Комиссия, в конечном итоге, предложила с этой целью не только уменьшенный заряд, но еще два способа: дистанционную стрельбу бризантным снарядом и так называемый "диск Маландрена".

Дистанционный бризантный снаряд при разрыве образует узкую зону вертикально падающих осколков, сохраняющих убойную силу приблизительно метров на 30 ниже точки своего разрыва. Предполагалось теоретически, что этими осколками будет поражаться цель за закрытиями. Оказалось это возможным лишь при условии, что стрельба корректируется самым точным образом, а это представляется настолько затруднительным, что решение обстреливать и наносить закрытым целям поражение бризантным снарядом приходится признать далеко не совершенным.

Диски Маландрена надевались на головную часть снаряда. Диаметр диска почти вдвое больше диаметра головной части, вследствие чего при полете снаряда увеличивается сопротивление воздуха, вместе с тем уменьшается скорость полета, и траектория снаряда в нисходящей ветви получается более крутой.

Весной 1913 г. комиссия произвела заключительное испытание дисков Маландрена в Мейлли. Способ применения дисков был принят, и тем более охотно, что был связан с весьма небольшими расходами по сравнению с теми расходами, какие потребовались бы в случае принятия на вооружение полевой артиллерии гаубиц. Напрасно председатель и несколько членов комиссии, в том числе сам капитан Маландрен, доказывали, что применение дисков, как средство в отношении балистики неудовлетворительное, является паллиативом, не разрешающим вопроса о необходимости орудий с крутой траекторией.

Во время войны французские артиллеристы убедились в этом и пришли к заключению, что более действительным средством, хотя тоже не совсем удовлетворительным, являются уменьшенный заряд и дистанционный бризантный снаряд.

В русской артиллерии производились во время войны опыты, подобные применению дисков Маландрена. На очко снаряда под трубку накладывалась подобная диску шайба увеличенного диаметра, но от применения дисков (шайб) отказались, так как при стрельбе с дисками сильно увеличивалось рассеивание снарядов, а следовательно, понижалась и действительность стрельбы.

Зенитные орудия

По вопросу о том, как разрешался вопрос об орудиях для стрельбы по воздушному флоту русской артиллерией, сказано с достаточной подробностью выше (см. первую часть, главу об организации артиллерии специального назначения, и вторую часть, главу о вооружении артиллерии специального назначения). Там говорилось, что единственной зенитной пушкой, лучшей для борьбы с воздушным флотом, поступившей на вооружение русской артиллерии уже во время войны — с 1915 г., была противосамолетная 76-мм пушка обр. 1914 г. русской системы Тарновского и Лендера, изготовленная на Путиловском заводе. Там же говорилось, что действующая русская армия имела лишь 72 такие пушки, и то к концу войны, и что ввиду крайнего недостатка зенитных пушек пришлось приспосабливать для стрельбы по воздушному флоту 76-мм полевые пушки и другие орудия, причем приспособления эти в виде кустарных установок разного рода далеко не отвечали требованиям, предъявляемым к зенитным орудиям, и в общем были неудовлетворительными.

Впрочем, в отношении изобретения зенитной пушки Россия немного отставала от своей бывшей союзницы Франции.

Для попадания в быстро летящую цель необходимо орудие с большим вертикальным и горизонтальным обстрелом, скорострельное и с большой начальной скоростью. Для осуществления этого задания возможны два решения: или приспособить полевые пушки для стрельбы как по наземным, так и по воздушным целям, или же создать новое орудие специально для стрельбы по воздушным целям.

Первое решение казалось преимущественным, ввиду чего среди французских артиллеристов возникло сперва стремление разработать универсальное орудие путем улучшения и реконструкции существующей 75-мм полевой пушки, чтобы из нее возможно было вести стрельбу как по наземным, так и по воздушным целям. Согласно общей программе вооружения, одобренной в октябре 1912 г., это стремление имелось в виду распространить на все полевые орудия, в том числе и на легкие гаубицы. Но до августа 1914 г., т. е. до начала войны, не было предложено еще ни одного удовлетворительного решения. Между тем представленная в апреле 1912 г. пушка Депора, обладавшая благодаря лафету с раздвижными станинами почти круговым обстрелом и вертикальным от -10° до +50°, не была принята (система Депора была вскоре принята Италией для полевых пушек).

Некоторые выдающиеся техники французских артиллерийских мастерских Пюто уяснили себе еще в 1907 г., что для успешной стрельбы по воздушным целям необходим прежде всего специальный лафет, позволяющий немедленно наводить орудие на любую точку пространства и легко следовать за всеми перемещениями быстро двигающейся цели, и что такой лафет, чтобы удовлетворить указанным условиям, будет иметь многочисленные сложные механизмы, утяжеляющие его с орудием сверх допустимого для полевой пушки веса. Для перевозки системы такой зенитной пушки приходится пользоваться автомобильной тягой, в пользу которой принимались еще следующие соображения: зенитные орудия, как орудия специальные, будут на вооружении артиллерии в ограниченном количестве, и чтобы выполнять свои задачи, должны компенсировать свое незначительное число быстротой передвижения.

Техникам Пюто удалось осуществить свою идею в 1914 г. и предложить на вооружение французской армии 75-мм автопушку, "совершенство которой", по словам генерала Эрра, "не было с тех пор превзойдено, ни даже достигнуто никаким другим французским и иностранным орудием".

Но в августе 1914 г., к началу войны, имелся только один экземпляр такой автопушки, а на освоение производства таких пушек, даже при самой интенсивной работе, требовалось много времени. Они появились в действующей французской армии лишь к началу 1916 г., но в гораздо большем числе (к концу войны — 400 пушек), чем появились в русской армии 76-мм зенитные пушки обр. 1914 г.

Что же касается приспособления для стрельбы но воздушным целям французских 75-мм полевых пушек, что приходилось осуществлять в широких размерах за недостатком зенитных орудий, то это приспособление было очень похоже на кустарные установки для стрельбы по воздушному флоту русских полевых пушек и было столь же несовершенным. Подобно тому, как это делалось в русской артиллерии, французы ставили 75-мм полевые пушки на платформу, имеющую вид усеченного конуса, приподнятого над землей и окруженного ровиком для перемещения по нему хобота лафета. Такое приспособление могло быть сделано наскоро. Оно обеспечивало полный горизонтальный обстрел и- возможность вертикального обстрела до 45°. Во время войны французы от таких приспособлений перешли к более надежно оборудованным "полунеподвижным постам".

В Германии уже с 1907 г. производились опыты по двум направлениям: 1) изготовления систем орудий, пригодных для решения всех задач полевой пушки с одновременной возможностью обстрела воздушных целей, и 2) изготовления систем орудий, предназначенных специально только для обстрела воздушных целей; причем предпочтение было отдано второму специальному орудию.

К началу войны единственной более или менее законченной системой признавалось зенитное орудие на автомобильной установке.

В Германии в довоенное время к конструкции систем зенитных орудий предъявлялись следующие требования: "Наряду с большим углом возвышения от полевого орудия, предназначенного для борьбы с самолетами, надо прежде всего требовать быстроты подготовки для открытия огня во все стороны, особенно легкого изменения вертикального и горизонтального положения ствола орудия усилиями одного лишь наводчика, причем необходима такая устойчивость орудии и такое устройство прицельных приспособлений и затвора, чтобы наводчик мог длительно следить за движением цели даже во время стрельбы и производить выстрел в момент, когда он правильно уловит цель".

В первый период войны германцы применяли для стрельбы по самолетам полевые пушки, построив для них установку, обеспечивающую большой вертикальный и горизонтальный обстрел, 10-см пушки обр. 1904 и 1914 гг., пулеметы и даже легкие и тяжелые гаубицы, вследствие возможности придавать последним большие углы возвышения. Однако при небольшой начальной скорости гаубиц и вызываемой этим продолжительности полета снарядов разрывы их можно было привести в непосредственную близость с целью только случайно.

К началу 1915 г. германцы пришли к заключению, что действие полевой пушки по самолетам, летающим на большой высоте и на большом удалении, неудовлетворительно, что для поражения таких целей нужны орудия более совершенных балистических качеств, с большей начальной скоростью и, следовательно, с меньшим временем полета снаряда и с большей действительностью отдельного выстрела. В соответствии с этим к зенитному орудию предъявлены были следующие требования: калибр 9 — 10 см, вес снаряда 10–15 кг, начальная скорость 700–800 м/сек, вертикальный обстрел 75°, граната с большим разрывным зарядом, независимая прицельная линия, установка на прицепе для перевозки на автомобильной тяге, остальные данные — применительно к практическим данным, полученным в результате применения орудий на автомобильной установке.

Зенитные орудия 8-см, 8,8-см и 10,6-см, построенные на указанных основаниях, — все на автомобильных прицепах и на тумбах, были получены в армии лишь в 1916–1917 гг. Эти орудия могли также устанавливаться на неподвижных и на железнодорожных платформах.

При дальнейшем развитии вопроса о зенитных орудиях германские артиллеристы решили, что нельзя совершенно отказываться от применения орудий малого калибра и пользоваться пушками только большого калибра. Кроме того выяснилось, что тяжелые и средние зенитные орудия хотя и могли бороться с самолетами, снижающимися для метания бомб, но продолжительная стрельба при углах возвышения 10–15° представляла для этих орудий большие трудности. В результате развитие австро-германской зенитной артиллерии во второй половине войны шло в направлении использования малокалиберных противосамолетных орудий.

Для стрельбы по самолетам были применены 37-мм морские пушки, установленные на лафеты 9-см пушек или на специально устроенные подвижные платформы.

В течение 1917 г. было установлено, что при разнообразии тактических и стрелковых задач необходимы три вида зенитных орудий:

1. Малокалиберное зенитное орудие для борьбы с низколетающими самолетами и для защиты привязных аэростатов, оборонных сооружений, походных колонн и войск на полях сражений.

2. Зенитные орудия средних калибров на автомобильной и на конной тяге, которые следуют за пехотой как на походе, так и в бою и выдвигаются вплоть до передовых боевых линий пехоты, а также впереди расположения артиллерии в целях поражения самолетов по ту сторону фронта и особенно артиллерийских самолетов.

3. Тяжелые зенитные орудия для обороны крупных объектов в тылу как на автомобильной тяге, так и неподвижные или приспособленные для перевозки на железнодорожных платформах; назначение тяжелых зенитных орудий — борьба с высоколетающими самолетами.

К концу мировой войны в план развития зенитной германской артиллерии должны были войти следующие системы-конструкции:

малокалиберное зенитное орудие, заменяемое в необходимых случаях пулеметами крупного калибра;

7,62-см зенитная пушка обр. 1917 г. и 7,62-см зенитная пушка обр. 1919 г.;

8,8-см зенитная пушка обр. 1917 г. автомобильной тяги;

10,5-см зенитное орудие для неподвижной обороны на железнодорожной установке.

Орудия ближнего боя

Вопрос об орудиях ближнего боя — для сопровождения пехоты в бою (пехотные орудия), штурмовых и траншейных (бомбометы и минометы) — рассмотрен выше с достаточной подробностью (см. первую часть, главу об организации артиллерии специального назначения, и вторую часть, главы о вооружении артиллерии специального назначения и о вооружении тяжелой артиллерии французов и австро-германцев). Здесь добавляются лишь краткие сведения о германских пехотном и противотанковом орудиях.

Командование германской армии еще в мирное время придавало особое значение подвижности полевого орудия, имея в виду, что пехота во всех случаях боя должна рассчитывать на тесное взаимодействие со своей артиллерией. Между тем система 77-мм полевой пушки обр. 1896 г. оказалась тяжелой и не могла достаточно легко сопровождать пехоту, особенно на восточном русском фронте, бедном в дорожном отношении. Тогда же признана была необходимость специального пехотного орудия и появились многочисленные образцы орудий подобного рода. Пехотная пушка Круппа (видоизмененное горное орудие) и 3,7-см пехотная пушка (изготовленная в виде опыта) оказались вполне пригодными для борьбы с пулеметными гнездами.

В начале 1918 г. Крупп изготовил специальное пехотное орудие обр. "18", главной задачей которого было облегчить пехоте борьбу с появившимися на французском фронте танками. К осени того же 1918 г. таких орудий было изготовлено много, когда война неожиданно закончилась.

Пехотное орудие обр. "18" имеет ствол 77-мм пушки с кожухом, горизонтальный клиновой затвор, тормоз отката с пружинным накатником и лафет со щитом, состоящий из двух частей — передней и задней; последняя для уменьшения длины орудия на походе может быть переложена на казенную часть орудия, Для передвижения на короткое расстояние орудия и для занятия позиции достаточно усилия только людей. Длинные переходы орудия, надетого на передок, производились конной тягой при четверочной запряжке, причем два номера могли быть размещены на передке. Орудие могло перевозиться раздельно — передок и отдельно орудие на лафете, тогда запряжку каждой части составляла пара лошадей.

Пехотные орудия обр. "18" предназначались также и для противотанковой обороны, но все же в Германии с конца 1917 г. предприняты были меры к созданию специального противотанкового орудия. Лучшими „истребителями танков" являлись разные малокалиберные орудия на автомобильной установке. Тем не менее вопрос о противотанковых орудиях не был окончательно разрешен германской артиллерией до конца войны.

На русском фронте танки в период войны 1914–1918 гг. не появлялись, поэтому в русской артиллерии вопрос о создании специальных противотанковых орудий не обсуждался. Имели в виду, что в случае появления танков с ними смогут успешно бороться полевые и штурмовые орудия. Задачи орудий "сопровождения" пехоты в бою или "пехотных орудий" в русской артиллерии предполагалось возлагать на батареи, вооруженные штурмовыми 76-мм пушками обр. 1910 г., траншейными 37-мм пушками Розенберга или Маклена и 47-мм пушками Гочкиса, на "отдельные штурмовые горные батареи", вооруженные 76-мм короткими пушками обр. 1913 г. на неразъемном горном лафете обр. 1909 г., о чем говорилось раньше (см. первую часть, раздел "Артиллерия ближнего боя", стр. 142, и вторую часть, табл. 5 о вооружении той же артиллерии). Указанные системы штурмовых и траншейных орудий были, так сказать, первообразом орудий для вооружения русской полковой артиллерии или "пехотной", первым шагом к усовершенствованию которой было разделение ее на два вида: полковую и батальонную, еще более портативную и легкую, чем полковая, переносимую или перетаскиваемую людьми.

Русские артиллеристы, по установившемуся среди них к концу войны взгляду, полагали, что батальонная пушка должна быть типа длинных пушек с возможно дальней и настильной стрельбой, вес системы 150–160 кг и вес отдельной части в разобранном виде до 30 кг для переноски одним человеком (при переноске двумя — до 50–60 кг), а при таком весе орудие по необходимости будет малого калибра — около 37–45 мм с легким снарядом 1–1,5 кг. При более же сильном и тяжелом снаряде — 3 кг и несколько более калибр орудия должен быть около 75 мм, и чтобы вес системы такого орудия не требовал конной тяги, его пришлось бы делать не длинной пушкой, а короткой гаубицей. Предполагалось, что батальонная пушка, особенно при стрельбе бронебойным снарядом, будет вполне пригодна для действия по танкам.

Скорострельность для батальонного орудия признавалась весьма желательной, но с тем, однако, чтобы она не была в ущерб простоте конструкции и особенно простоте обслуживания орудия орудийным расчетом, так как в боях в передовых линиях неизбежна такая убыль в людях орудийного расчета, что для обслуживания батальонного орудия придется привлекать мало подготовленных солдат пехоты (поэтому являлся спорным вопрос об автоматических образцах батальонного орудия, которые хотя и обладают большой скорострельностью, но вместе с тем сложны по конструкции для условий боевой работы батальонной артиллерии).

 

ГЛАВА III

БОЕВЫЕ ПРИПАСЫ АРТИЛЛЕРИИ

До мировой войны значение боевых припасов для успешного действия артиллерии в общем недооценивалось. О них судили главным образом теоретически и по результатам специальных испытаний полигонного характера, которые производились весьма редко, по большей части попутно с испытаниями новых образцов орудий (например, испытания 280-мм гаубицы Шнейдера на острове Березани в 1912 г., о которых упоминалось выше); причем испытывались орудия и снаряды, а на действие пороха и других боеприпасов, составляющих элементы выстрела, почти вовсе не обращалось внимания. На практических же учебных стрельбах строевых частей артиллерии не обращалось почти никакого внимания и на действие снарядов, в особенности на действие газов разрывного заряда при разрыве снаряда — на фугасное действие, на отравляющие свойства газов, на ослепление противника при помощи дымовых волн при взрыве и пр. Ввиду крайне ограниченного отпуска боеприпасов на практические стрельбы артиллерии, они сводились почти всегда лишь к пристрелке целей, а если изредка и переходили к стрельбе на поражение, то при таком небольшом количестве выпускаемых снарядов, что нельзя было рассчитывать на сколько-нибудь ощутительные результаты наносимого ими поражения, Обычно артиллеристы старой русской артиллерии вовсе не интересовались теми поражениями, какие могли получиться в результате их стрельбы, и не только не осматривали мишеней, по которым стреляли, но и не просматривали собранных данных о количестве пробоин в мишенях от пуль и осколков снарядов. Что же касается фугасного и разрушительного действия гранат, то о нем нельзя было иметь представления, так как в целях экономии гранаты на учебные стрельбы вообще не отпускались и вместо них стреляли так называемыми практическими чугунными снарядами, годными лишь для пристрелки.

Опыт мировой войны заставил не только серьезно подумать, но и осуществить ряд мероприятий в целях усовершенствования боеприпасов для повышения балистических качеств стрельбы и усиления наносимого ею поражения, а также для увеличения возможности массового изготовления боеприпасов, находящегося в большой зависимости от доставки необходимого сырья.

Порох

Увеличить начальную скорость снаряда для повышения дальнобойности орудий возможно путем применения прогрессивно горящих порохов с большим запасом потенциальной энергии. Вполне прогрессивный порох, т. е. дающий в продолжение всего горения постоянное давление, равное максимально допустимому давлению, допускает по теоретическим расчетам увеличение начальной скорости на 8 % и до 12 %.

В русской артиллерии по распоряжению ГАУ производились опыты, не доведенные во время войны до конечных положительных результатов, с прогрессивными порохами — военного инженера артиллерии Киснемского и другие, имеющие целью увеличение начальной скорости и дальности полета снаряда.

Прогрессивный порох по мере сгорания боевого заряда, по мере продвижения вперед снаряда по каналу орудия и увеличения объема заснарядного пространства должен давать все бóльшее и бóльшее количество газов, нарастающее с течением времени. Вследствие этого при прогрессивных порохах, по мере приближения снаряда к вылету из орудия, количество пороховых газов и давление их на дно снаряда и на стенки орудия должно не уменьшаться, как это бывает при горении в орудии обыкновенного пороха, а количество газов должно увеличиваться в каждый данный отрезок времени на бóльшую величину, чем в предыдущий, давление же газов должно оставаться равномерным. Такое свойство прогрессивных порохов должно привести к увеличению начальной скорости и дальности полета снаряда, так как, во-первых, давление пороховых газов на дно снаряда при вылете его из канала ствола орудия будет не меньшим, чем в первый момент воспламенения боевого заряда, а во-вторых, равномерность давления пороховых газов действует на стенки орудия менее разрушительно и потому позволяет увеличить боевой заряд в данном орудии, не утолщая стенок ствола орудия и не утяжеляя его систему.

Прогрессивный порох Киснемского, испытывавшийся во время войны, имел зерна в форме призматического бруска с каналами квадратного сечения. Предполагалось, что при таком строении зерна получится прогрессивное горение, дающее под конец горения количество газа до 10 раз больше начального. На опытах оказалось, что при горении квадратное сечение зерна принимает неправильную округленную форму, затем зерна распадаются на мелкие куски, которые догорают уже "дегрессивно". Словом, порох Киснемского сгорал не по столь определенному закону, который можно было бы заранее учесть, и давал в конце горения гораздо меньше газов, чем предполагалось. Кроме того, при изготовлении пороха встретились очень большие трудности.

Предлагался порох, сечение каналов которого имело форму трапеции. Теоретически такой "трапецоидальный" порох должен был бы быть более прогрессивным, чем порох Киснемского. На опыте трапецоидальная форма каналов при горении все более и более закруглялась и под конец горения порох распадался на мелкие куски, причем получалась "дегрессивность" догорания, как и пороха Киснемского.

Последовательного увеличения количества газов по мере горения пороха можно было бы, казалось, добиться путем изменения строения и состава пороха. Но эта мысль оставалась во время войны в области теоретических предположений.

Наконец, можно было бы получить нарастание давления газов путем изменения условий горения пороха в канале ствола орудия. Известна была интересная идея в этой области применения многокамерных или многозарядных орудий, предложенная американцем Хаскелем еще в 1880 г. Идея эта не получила тогда осуществления, так как в то же почти время предложен был бездымный порох, значительно более прогрессивный, чем дымный порох, и обещавший такие же результаты, как и увеличение начальной скорости при равномерном повышении давления, достигаемом путем последовательных взрывов зарядов пороха в добавочных зарядных каморах, помещаемых, по проекту Хаскеля, в особых приливах в нижней части ствола орудия. Бездымный порох не оправдал полностью возлагаемых на него надежд, но идея многокаморных орудий, как один из способов повышения работы пороховых газов в канале ствола орудия, не интересовала русских артиллеристов в период мировой войны.

Не заинтересовала их в то время идея турбинного орудия, предложенного в 1917 г. французским инженером Деламар-Мазом, которую, впрочем, нельзя было бы попытаться осуществить в России при слабом состоянии ее техники.

В турбинном орудии камора, в которой помещается боевой заряд, отделяется от снаряда отверстием, более узким, чем зарядная камора. Впереди этого отверстия (сопла) помещается снаряд, вкладываемый в орудие не через зарядную камору, как обычно, а непосредственно на свое место в снарядную камору, для чего орудие при заряжании "ломается" у переднего среза сопла, подобно тому, как "ломается" при заряжании охотничье ружье центрального боя. В стенках ствола орудия между передним срезом сопла и дном снаряда делаются отверстия, через которые выходят наружу отработанные пороховые газы, отражающиеся от дна снаряда.

Теоретически турбинные орудия обеспечивают следующие большие возможности благодаря более полному, чем в обыкновенных орудиях, использованию энергии пороховых газов:

1. Струи газов, стремительно вырывающихся из сопла, производят очень большое давление на дно снаряда и очень малое — на стенки ствола орудия, которые поэтому можно делать значительно тоньше и, следовательно, гораздо легче, чем в обычных орудиях.

2. Вырывающиеся через отверстия за дном снаряда струи газов действуют подобно тормозу, вследствие чего откат орудия при выстреле может быть значительно уменьшен, что облегчает и упрощает конструкцию лафета.

3. Применение очень больших боевых зарядов и, следовательно, получение огромных начальных скоростей и дальностей (150–200 км) в турбинных орудиях возможно без большого увеличения веса всей системы, неизбежного в системах обычных орудий.

Опыты, проведенные во время войны за границей с турбинными орудиями, не оправдали в полной мере указанных теоретических предположений.

В течение всей войны в русской артиллерии применялся пироксилиновый порох — бездымный, но не беспламенный. Расположение артиллерии на огневых позициях выдавали блески выстрелов, более яркие и резкие при ночной стрельбе, которая оказалась неизбежной, особенно в позиционный период войны. С целью сделать стрельбу незаметной по блеску выстрелов в русской артиллерии применялись пламегасители, производились испытания беспламенного и других порохов.

ГАУ присылало в действующую армию специальные пламегасители в небольшом количестве только для гаубичных батарей. Эти пламегасители закладывались в гильзы с порохом перед заряжанием гаубицы. Составные вещества пламегасителей (канифоль, графит, хлористый натрий и калий), обладая свойствами сильного охлаждения продуктов разложения пороха, уменьшали пламя при выстреле.

Некоторые полевые пушечные батареи, чтобы не привлекать на себя блеском выстрелов огня неприятельской артиллерии, прибегали к официально запрещаемым кустарным мерам. Они заимствовали пламегасители у гаубичных батарей и половинки пламегасителей закладывали в гильзы поверх пучков пороха. При этом блеск выстрелов уменьшался лишь до некоторой степени, а в отношении начальных скоростей получалось весьма нежелательное их разнообразие.

В целях получения для пушечной артиллерии по возможности беспламенного и однородно действующего пороха на пороховых заводах с 1915 г. стали примешивать к пушечному пороху, в период его производства, понижающие температуру вещества. Патроны к 76-мм полевым пушкам, снаряженные таким порохом, присылались в действующую армию с осени 1916 г., но при стрельбе этими патронами вспышки огня получались почти такие же, как при обыкновенном бездымном порохе, а рассеивание снарядов, вследствие неравномерности горения боевого заряда, значительно увеличивалось.

В 1916–1917 гг. положительные результаты дали опыты артиллерийского инженера Киснемского с беспламенным порохом из пироксилина с уменьшенными содержанием азота, но во время войны артиллерия действующей армии не получала патронов с беспламенным порохом Киснемского.

Производились, кроме того, опыты с уменьшением толщины лент пороха, что сокращало время сгорания пороха в канале орудия и давало вероятность устранения пламени при выстреле, но вместе с тем вследствие быстрого сгорания пороха увеличивалась вероятность разрыва орудия при выстреле. Применением пороха с более тонкими лентами достигалась до некоторой степени цель лишь для гаубиц и горных пушек, т. е. для орудий с небольшими начальными скоростями, дававших при выстреле сравнительно небольшое пламя. Однако и в гаубицах подобный порох уменьшал начальную скорость приблизительно на 10–15 %. Подбор же лент пороха соответствующей толщины для полевых пушек в целях избежать большой разницы в давлении пороховых газов в орудии, могущей привести к разрыву орудия, требовал значительного уменьшения боевого заряда и приводил, следовательно, к нежелательному довольно большому снижению начальной скорости.

Артиллерия обнаруживала себя в бою не только блеском, но и звуками выстрела. Созданные во время войны светозвукометрические команды, снабженные специальными приборами, стали определять засечками место стреляющих батарей по вспышкам и по звуку выстрела. Чтобы укрыться от звукосветовой разведки, артиллерии необходимо было иметь порох не только беспламенный, но и не дающий громкого звука при выстреле. В русской артиллерии делались попытки получить такой порох или изобрести специальные приборы-глушители, чтобы уменьшить звук выстрела, но попытки эти не привели к сколько-нибудь положительному разрешению до конца войны.

Пороховое производство, особенно производство бездымного пороха, является весьма трудным, так как порох должен неизменно сохранять свои качества при долговременном хранении и при этом далеко не всегда при соответствующих условиях хранения. Руководящая роль при установке производства бездымного пороха в России принадлежала Охтенскому пороховому заводу артиллерийского ведомства. "Опытная комиссия" при заводе представляла собой научно-техническую балистическую станцию, работавшую под руководством известных русских талантливых пороходелов — ученых и практиков в тесном единении с химической лабораторией завода. На Охтенском пороховом заводе непрерывно велась, с возрастающей интенсивностью во время войны, обширная работа по изучению свойств пороха, пироксилина и других исходных продуктов, необходимых для изготовления пороха, по исследованию технологических процессов пороходелия, по усовершенствованию балистических качеств пороха и т. д.

В результате работ русских пороховых заводов и Артиллерийского комитета ГАУ, в составе которого находились крупные ученые химики, получившие мировую известность, производство пороха в России стояло на высокой ступени развития, почти ни в чем не уступая пороховому производству Германии, занимавшей, как известно, первое место в мире в отношении развития науки химии и химической промышленности.

Во время войны усилия Германии были направлены не столько на улучшение балистических качеств пороха, сколько главным образом на усиление производства сырых продуктов и извлечение из них различного рода заменяющих веществ, необходимых для изготовления пороха. В этом направлении в Германии во время войны было сделано безусловно все необходимое и доступное возможности и воле человека, и этому Германия обязана прежде всего своей химической промышленности, особенно индустрии красящих веществ, с ее руководящим высоко химически и технически образованным персоналом.

Удовлетворение требования об увеличении дальности. стрельбы во время войны шло в Германии также не в направлении повышения балистических качеств пороха, а исключительно в направлении усовершенствования и изменения конструкции орудий и снарядов.

Только общий недостаток соответствующего сырья для изготовления пироксилиновых порохов заставил Германию искать во время войны путей для выделки других порохов. Между прочим германской фирмой Краузе был предложен новый способ упрощенного изготовления аммонийного пороха. Такой порох в виде спрессованной в зерна смеси аммонийной селитры с углем применялся для стрельбы и раньше. Применение во время войны для полевых орудий германской артиллерии аммонийного пороха, изготовленного по способу Краузе, дало весьма благоприятные результаты. Столь же благоприятные результаты получились от применения аммонийного пороха и для орудий крупного калибра. Применение этого пороха получило широкое распространение в германской артиллерии во время войны, чем достигалась экономия в пироксилиновом порохе, а следовательно, и в спирте, требовавшемся в массовом количестве для изготовления пироксилинового пороха.

Преимущество аммонийного пороха заключалось также в малой пламенности его при выстреле, вследствие чего, повидимому, германская артиллерия не принимала других мер к изготовлению беспламенного пороха.

Взрывчатые и химические вещества

Взрывчатые вещества относятся по своей природе к химическим веществам широкого применения. Изготовление взрывчатых веществ не представляло таких больших трудностей, как изготовление пороха, и могло производиться не только на специальных заводах, а на многих хорошо оборудованных химических заводах, как это было в Германии.

Существовавшая в России к началу первой мировой войны химическая промышленность находилась на такой низкой ступени развития, что совершенно не могла удовлетворять тем огромным и непредвиденным потребностям армии во взрывчатых и химических веществах, какие стали предъявляться во время войны.

Взрывчатые вещества изготовлялись в России только на специально оборудованных для этого заводах: двух казенных артиллерийских — Охтенском и Самарском и одном частном — Русского общества для выделки и продажи пороха (в действительности этот завод являлся германским предприятием — см. ниже, третью часть).

До мировой войны фугасные снаряды (гранаты, бомбы) русской артиллерии снаряжались мелинитом (пнкриновой кислотой) и тротилом (тринитротолуолом). Фугасных снарядов полагалось иметь в боевых комплектах немного (для 76-мм пушек лишь 1/7 комплекта). Потребность в мелините и тротиле по расчетам довоенного времени удовлетворялась названными тремя заводами в полной мере, производительность которых выражалась не более 15 000 пудов (около 250 т) в месяц. Во время войны потребность во взрывчатых веществах непрерывно возрастала, и уже с конца ноября 1915 г. требовалось ежемесячно до 3 700 т разного рода взрывчатых веществ — не только мелинита и тротила, но и тетрила, динитронафталина, аммонала, шнейдерита, аммиачной селитры (примешиваемой к тротилу для снаряжения 76-мм гранат), тринитроксилила или ксилила (для замены тротила).

Потребность во взрывчатых и химических веществах достигла максимума к 1917 г., причем к тому времени выявилась потребность и в таких химических веществах, как удушающие и отравляющие средства химической борьбы, производство которых для военных целей не было установлено ни в России, ни в союзных с ней государствах.

Для русской армии требовалось в 1917 г. ежемесячно до 30 140 т разных взрывчатых и химических веществ, а на весь 1917 г. потребность в них выражалась следующими внушительными цифрами:

Правительство царской России не имело в своем распоряжении достаточных данных о возможности добывания в России исходных материалов, без которых нельзя обойтись при производстве тех или иных взрывчатых и химических веществ и которые в довоенное время получались из-за границы. В частности, чилийская селитра, необходимая для производства азотной кислоты, привозилась из Америки, а толуол, необходимый для получения тротила, привозился из Германии.

ГАУ еще задолго до мировой войны отдавало себе отчет в том, что русское производство пороха и взрывчатых веществ, базировавшееся главным образом на заграничном сырье, должно очутиться в критическом положении в случае войны с Германией и закрытия западной границы.

Но своевременно не было принято необходимых мер, и только в июле 1914 г., за несколько дней до начала войны, ГАУ командировало на юг России одного из профессоров Артиллерийской академии с военным инженером из Арткома, специалистом по взрывчатым веществам, для выяснения возможности добывания там толуола и другого сырья, необходимого для выработки взрывчатых веществ.

По мнению командированного туда профессора, заводы взрывчатых веществ можно было удовлетворить толуолом за счет бензола с коксовальных заводов Донецкого бассейна лишь после соответственного переоборудования этих заводов, на что потребовалось бы до 1½ лет.

Между тем, на сентябрь 1914 г. требовалось не менее 35 000 пудов взрывчатых веществ, тогда как русские заводы могли дать, при условии использования всех имеющихся запасов толуола, не более 15 000 пудов. Единственным выходом из создавшегося угрожающего положения представлялось немедленное обращение к заграничным заказам взрывчатых веществ.

Тот же профессор Артиллерийской академии, командированный в Америку, выяснил, что существовавшая в 1914 г. в Америке коксобензольная промышленность может лишь в самых ограниченных размерах удовлетворить громадный спрос России и ее союзников на толуол и прочее химическое сырье.

Таким образом, для России еще с осени 1914 г. стала очевидной невозможность получения взрывчатых и химических веществ из-за границы и в особенности получения сырья из Америки.

Вновь выехавшая в ноябре 1914 г. в Донецкий бассейн комиссия из видных ученых специалистов химии, представителей Арткома и профессуры Артиллерийской академии пришла на этот раз к заключению о полной возможности организовать в Донецком бассейне производство бензола и толуола в сравнительно короткий срок.

На второй год войны — осенью 1915 г. при ГАУ была образована еще другая комиссия по заготовлению удушающих и отравляющих средств. Затем обе комиссии были влиты в общий химический комитет при ГАУ, получивший вполне законченную организацию к весне 1916 г., причем в химический комитет привлечено было для работы около 300 человек, большинство которых были специалистами химии — инженерами и техниками (см. первую часть, схему 1).

Перед химическим комитетом ГАУ предстала огромной важности ответственная задача: потребовалась не мобилизация русской химической промышленности, так как в сущности нечего было мобилизовать, а создание своей русской мощной химической промышленности, независимой от заграничного сырья.

Задача эта была с успехом выполнена благодаря высоким знаниям, энергии и творчеству работников химического комитета ГАУ. В сравнительно короткий срок русскими учеными химиками и техниками был разрешен и практически осуществлен ряд химических задач большого научного и практического значения и не только военного, но и общегражданского.

Признана была крайняя необходимость производства в России бензола и толуола, самого широкого поднятия производства в России серной и азотной кислот, получения ряда других исходных продуктов для выработки различных взрывчатых веществ.

Бензол, толуол и прочие ароматические углеводороды, как то: ксилил, нафталин, антрацен, фенол (карболовая кислота), находятся совместно в продуктах сухой перегонки каменного угля, которая ведется в коксовальных печах с целью получения кокса, необходимого при металлургических процессах для получения чугуна, железа, стали. Легкие углеводороды — бензол, толуол и ксилил — находятся в газах, а карболовая кислота, антрацен и нафталин содержатся главным образом в каменноугольной смоле.

После обследования наиболее важных коксовальных заводов в Донецком бассейне был разработан план организации производства бензола и толуола путем устройства дополнительных сооружений для полного улавливания продуктов коксования при существующих заводах и путем постройки новых бензольных заводов.

Химическому комитету ГАУ удалось в 1915–1916 гг. увеличить почти в 8 раз число коксовальных печей, дающих полностью все продукты сухой перегонки каменного угля, и пустить в ход часть строившихся бензольных заводов. В результате производство в России сырого бензола увеличилось с 364 303 пудов (около 6 000 т) в 1915 г. до 656 700 пудов (10 915 т) в 1916 г.

Производство толуола из продуктов каменного угля в Донбассе не могло быстро развернуться настолько, чтобы покрывать большую в нем потребность войны. Поэтому химический комитет озаботился изысканием других источников получения толуола, и после ценных в этом отношении научных работ решено было добывать толуол из бензола. Кроме того, химический комитет после ряда опытов над разложением нефти при высоких температурах организовал производство бензола и толуола из нефти.

В 1916 г. каменноугольным и нефтяным методами получено было (округленно) чистого бензола до 2 800 т и чистого толуола до 2 300 т.

Натурального фенола, добываемого из каменноугольной смолы, в России почти не было. Химический комитет установил производство синтетического фенола (путем сульфатации бензола) для получения из него пикриновой кислоты (мелинита), а также производство многих других продуктов, необходимых для приготовления взрывчатых веществ: нафталина из каменноугольной смолы; диметиланилина из производных бензила (на Трехгорном пивоваренном заводе в Москве), являющегося исходным продуктом для получения сильно взрывчатого тетрила; дифениламина, необходимого для придания стойкости порохам, и т. д.

Бездымные пороха получаются азотизацией (нитрацией) целлулозы, а взрывчатые вещества — азотизацией толуола или фенола. Для процесса нитрации при производстве пороха и взрывчатых веществ требовалась серная и азотная кислота в огромных количествах.

До войны в России необходимый для выработки серной кислоты колчедан добывался частью на Урале, а большая часть (до 75 %) привозилась из-за границы. В связи с военными операциями подвоз колчедана из-за границы прекратился, и бывшие в Польше и в Прибалтийском районе заводы серной кислоты остановились, вследствие чего с осени 1915 г. ежемесячное производство серной кислоты упало до 12 000 т с 25 000 т, вырабатываемых в мирное время. Недостаток серной кислоты угрожал значительным сокращением производства пороха и взрывчатых веществ, несмотря на то, что выработка прочих основных видов химического сырья к 1916 г. уже наладилась. Химический комитет ГАУ летом 1915 г. приступил к осуществлению намеченной им программы развития в России колчеданного и сернокислотного производства, и через несколько месяцев ежемесячная выработка серной кислоты увеличилась приблизительно на 8 500 т, а к осени 1916 г. месячная производительность серной кислоты на русских заводах достигла 25 000 т, т. е. довоенной нормы, когда колчедан получался из-за границы.

Для приготовления азотной кислоты требовалось в год около 100 000–120 000 т селитры, которая в России вовсе не добывалась, а привозилась из Чили (в Америке) через Владивосток. Дальняя перевозка селитры требовала большой затраты времени, труда и средств, загромождая транспорт по Сибирской железнодорожной магистрали.

Изыскания русских залежей селитры, предпринятые химическим комитетом, не привели к положительным результатам. Тогда химический комитет выработал способы получения селитры из аммиачных вод, количество которых непрерывно и быстро возрастало в связи с установлением улавливания побочных продуктов коксования каменного угля. На юге был построен первый завод для получения азотной кислоты переработкой аммиачных вод производительностью до 1 000 т селитры в месяц. Затем осенью 1916 г. химический комитет разработал проект завода цианамида кальция в целях разрешения вопроса о связанном азоте. Еще ранее, в 1915 г., начал строиться на севере завод азотной кислоты на р. Суне, чтобы воспользоваться водяной энергией ее водопадов. Завод проектировался для добывания азота из воздуха путем сжигания воздуха в особых печах при посредстве вольтовой дуги и превращения получаемых при этом окислов азота в азотную кислоту. Производительность этого завода проектировалась до 8 500 т азотной кислоты в год. Во время войны начата была постройка только опытного завода, а в 1917 г. постройка завода прекратилась.

Летом 1915 г. выяснилось, что для химической (газовой) борьбы с противником необходимо организовать в России производство ряда химических продуктов для получения отравляющих и удушающих веществ.

Первоначально, после ряда научных изысканий, установлены были производства хлора для выпуска из баллонов (к хлору прибавлялось немного фосгена), а для снаряжения химических снарядов разные вещества и главным образом хлорпикрин, фосген, синильная кислота и хлористый мышьяк. Большие трудности встретились при установлении производства фосгена, который до войны вовсе не изготовлялся в России.

Несмотря на широкое развитие русской химической промышленности, снабжение русской армии взрывчатыми веществами все еще находилось в большой зависимости от иностранцев.

Подача для русской армии в 1915–1916 гг. главнейших взрывчатых веществ (тротила и ксилила, пикриновой кислоты, аммиачной селитры, аммонала и шнейдерита) выражалась следующими цифрами: всего было подано около 85 650 т, в том числе от русских заводов около 42 650 т и по заграничным заказам около 43 000 т, т. е. почти поровну.

На 1917 г. всего требовалось около 178 000 т главнейших взрывчатых веществ. Русская химическая промышленность при правильном снабжении сырьем и топливом и при достаточном обеспечении рабочей силой могла бы выработать в 1917 г. до 70 000 т главнейших взрывчатых веществ; в действительности она при тех неблагоприятных условиях, при каких ей приходилось работать, особенно в последние месяцы 1917 г., дала в 1917 г. лишь около 46 000 т. Производство взрывчатых веществ в России далеко не обеспечивало полную потребность в них армии. Необходимо было принимать меры к дальнейшему развитию русской химической промышленности, а впредь до осуществления этих мер приходилось прибегать к крупным заграничным заказам, главным образом в Америке (см. третью часть).

Необеспеченность русской армии взрывчатыми и химическими веществами во время мировой войны явилась следствием легкомысленного отношения царского правительства России к вопросам своевременной и соответственной подготовки промышленности к войне.

Впрочем и другие государства, принимавшие участие в мировой войне 1914–1918 гг., испытывали кризис в отношении необеспеченности их армий взрывчатыми веществами и в особенности химическим сырьем. Не была исключением и Германия, но благодаря высокому развитию ее химической промышленности она смогла ликвидировать кризис в химическом снабжении своими средствами в сравнительно короткий срок.

Недостаток взрывчатых веществ, обнаружившийся в германской армии в самом начале войны, заставил германскую технику применять ряд многочисленных заменяющих их веществ, среди которых получили большое значение динитробензол и тринитроанизол. Оба они получались нитрацией бензола, подобно тому как толуол и фенол добывались из каменноугольного дегтя или из светильного газа.

До войны потребность Германии в азоте более чем на 50 % покрывалась ввозом чилийской селитры из Америки, а остальная часть добь1валась в самой Германии как побочный продукт работы коксовальных печей и газовых заводов. Но уже за несколько лет до начала мировой войны удалось получить искусственную селитру из свободного азота воздуха и поставить производство на некоторых заводах в Норвегии, где необходимый для этого электрический ток обходился дешево вследствие использования водной энергии. Германская химическая индустрия принимала широкое участие в предприятиях Норвегии и потому инженеры германской химической промышленности были знакомы со способами добывания свободного азота воздуха путем его осадки при прохождении через электрическую дуговую лампу. К началу войны осуществлено было в Германии получение разбавленной азотной кислоты и путем сожжения аммиака, причем аммиак стали добывать из карбида кальция, так как необходимое большое количество аммиака не могло быть получено с газовых заводов и коксовальных печей. Наконец, изобретение Габера, заключающееся в синтезе аммиака из свободного азота воздуха и водорода, настолько было проработано, что уже в начале войны было организовано при Баденском анилиновом и содовом заводе небольшое производство, о почти фантастическом росте которого можно судить хотя бы по следующим цифрам добывания связанного азота из воздуха: 1914 г. — 15 000 т, 1915 г. — 40 000 т, 1916 г. — 80 000 т, 1917 г. — 125 000 т, 1918 г. — 300 000 т.

К концу войны, в 1918 г., производство в Германии натриевой селитры (азотнокислого натра) и азотной кислоты во вновь отстроенных гигантских сооружениях так разрослось, что ароматические химические взрывчатые вещества, которые добывались из производных бензола, были по большей части заменены аммиачной селитрой, получаемой непосредственно из азотной кислоты путем нитрации аммиака и переходом его в азотнокислый аммоний. Подобным же способом германцы стали заменять нитроцеллюлозу и нитроглицериновый порох аммоналовым порохом.

Серная кислота добывалась в мирное время из серного колчедана, который Германия получала из-за границы, а во время войны в незначительном количестве — из Швеции, и из кристализованного сернистого цинка, добываемого в достаточном количестве в Верхней Силезии (в Германии). Во время войны производство серной кислоты было организовано в Германии путем синтетического добывания ее из гипса, кремневой кислоты и глинозема на некоторых заводах красок, соответственно оборудованных.

Снаряды

Средством увеличения дальности стрельбы является не только увеличение начальной скорости, применение прогрессивных порохов с большей потенциальной энергией, соответственное усовершенствование конструкции орудий, но и улучшение балистических качеств снарядов. Этот последний вопрос в довоенное время не привлекал особого внимания артиллеристов, так как тогда не придавали значения большим дальностям, особенно французские и русские артиллеристы; для тех дальностей, которые считались тогда достаточными, была удовлетворительной любая форма продолговатого снаряда. Война потребовала изменения конструкции снарядов для всех орудий. Прежде всего признано было необходимым придать снаряду более соответствующую форму: удлиненный корпус с заостренной оживальной частью (остроголовые германские снаряды "С" и снаряды с балистическчми наконечниками), со скошенной донной частью и профилем без выступов. Теоретически удлинением оживальной части снаряда до 3–4 калибров вместо принятой длины в 1 калибр можно значительно повысить балистические качества снаряда. Но при этом уменьшается устойчивость снаряда при полете, и для устранения этого нежелательного явления необходимо увеличить скорость вращения снаряда, что сопряжено с большими трудностями. Немалые трудности представляет и скашивание донной части, вызывающее необходимость чрезвычайно точного расчета.

На дальность полета снаряда влияет не только внешняя его форма, но и поперечная нагрузка (т. е. вес, приходящийся на единицу площади поперечного сечения снаряда). Поперечная нагрузка влияет в двух противоположных направлениях: во-первых, начальная скорость при данном боевом заряде пороха тем меньше, чем тяжелее снаряд, а, следовательно, и меньше дальность его полета; во-вторых, тяжелый снаряд лучше сохраняет свою скорость при полете в воздухе, чем легкий, а потому может пролететь дальше.

В отношении указанного усовершенствования снарядов в Германии и Франции были большие достижения во время войны. По свидетельству генерала Эрра, путем усовершенствования формы снаряда удалось дальнобойность некоторых орудий (например 19-см пушки) повысить „больше чем на 50 %".

Огромным достижением германской артиллерии, отчасти и французской, во время войны являлось принятие на вооружение фугасного снаряда большой мощности для разрушения крепостных сооружений.

В русской артиллерии, благодаря слабому развитию производственной техники в России, не принимались во время войны меры ни к усовершенствованию снарядов, ни к принятию на вооружение фугасных снарядов большой мощности, ни к изменению. отдельных частей снарядов для экономии меди, к чему стремились в артиллерии других государств. В Германии, например, делались попытки замены меди ведущего пояска снаряда цинком или алюминием, латунью, железом, даже картоном; практические результаты дала замена цинком, но это представляло большие производственные трудности и приводило к быстрому оцинкованию и выгоранию орудийных стволов. Нашло себе некоторое применение электролитное железо (мягкое, бедное углеродом), но в результате произведенных опытов надежда получить пригодный материал для ведущих поясков из железа отпала. Не уступали настоящим медным ведущим пояскам так называемые меднобронированные пояски, которые получались путем наваривания меди на железо, причем последнее составляло только ту часть поясков, которая запускалась в желобок стенки снаряда. Для экономии меди уменьшалась глубина этого желобка, насколько было возможно при условии сохранения прочного положения ведущего пояска на корпусе снаряда. В тех же целях применялась и латунь, как содержащая в себе лишь до 60–70 % меди, а также ввиду большой твердости латуни.

Стремления русской артиллерийской техники сводились во время войны главным образом к тому, чтобы упростить и удешевить производство снарядов и обеспечить массовый их выход в кратчайшие сроки. К тому же в общем сводились стремления техники Германии, Франции и других принимавших участие в войне государств. Недостаток боевых припасов, особенно остро сказавшийся у всех воевавших государств в зимний период 1914–1915 гг., всех заставил пользоваться суррогатными боеприпасами, в том числе чугунными снарядами, не считаясь даже с тем, что такие боеприпасы имели малую боевую ценность.

Кроме того, артиллерии всех государств, принимавших участие в мировой войне, в том числе и русской артиллерии, пришлось отказаться от мысли иметь "единый" снаряд и принять на вооружение много разных образцов снарядов, в том числе много специальных — зажигательных, дымовых, светящих, трассирующих и т. д., главным же образом химических.

Русская полевая артиллерия выступила на войну, имея три типа снарядов — шрапнель с дистанционной трубкой, фугасную гранату с безопасным взрывателем, снаряженную тротилом или мелинитом, и бронебойный (ударный) снаряд. Бризантные 76-мм шрапнели, заказанные в Германии Рейнскому заводу, не были получены к началу войны (см. выше, "Вооружение полевой артиллерии").

Свойства шрапнели и гранаты (см. там же) подтвердились на опыте войны. Весьма эффективная по открытым живым целям, шрапнель оказалась бессильной по сколько-нибудь укрытым целям. Для разрушения закрытий и поражения живых целей 76-мм граната оказалась слабой. Несмотря на это, с переходом от маневренной к позиционной войне спрос на гранаты чрезвычайно усилился, и с осени 1915 г, решено было число гранат в боевых комплектах увеличить с 15 до 50 %.

Бессилие шрапнели по многим целям было одной из причин того, что воюющие государства стали вводить для своей артиллерии множество (в Германии до 80, если не более) образцов снарядов, предназначаемых каждый для решения той или иной задачи.

Русская артиллерия стремилась иметь небольшое число разных типов снарядов, чтобы не затруднить, с одной стороны, тактическое использование артиллерии, а с другой — массовое производство снарядов.

С увеличением потребности в 76-мм гранатах и ввиду недостатка стали и некоторых других основных видов сырья начали изготовлять и в России гранаты по упрощенному французскому методу из суррогатных материалов (вместо стали из чугуна — обыкновенного и сталистого), что обеспечивало возможность скорейшего получения массового выхода гранат.

Гранаты французского образца изготовлялись цельнокорпусными, т. е. без отдельной винтовой головки, и снабжались особого вида взрывателями — не вполне безопасными. Вследствие изготовления из чугуна или из сталистого чугуна, т. е. из хрупкого металла по сравнению со сталью, с упрощенным взрывателем гранаты эти иногда давали разрывы в каналах орудий, сопровождавшиеся порчей орудий и несчастными случаями, действующими на войска самым удручающим образом. Во Франции в течение 1915 и 1916 гг. при стрельбе чугунными снарядами было испорчено около 6 000 полевых 75-мм пушек, из которых 3 100 разорвались и 2 900 получили раздутие каналов стволов, причем несколько тысяч артиллеристов было ранено и убито.

Ввиду опасности чугунных гранат и слабого их фугасного действия по сравнению со стальными гранатами (более толстые стенки корпуса чугунной гранаты уменьшают объем внутренней каморы и, следовательно, количество помещаемого в ней взрывчатого вещества) председатель особой распорядительной комиссии по артиллерийской части (см. первую часть) представил вопрос о принятии на вооружение чугунных гранат на решение верховного главнокомандующего.

В марте 1915 г. главковерх ответил следующее: "Производительность всех работ артиллерийского ведомства должна вестись и быть доведена до максимума в кратчайший срок. Лишнего нет ничего. Выделывать всеми способами, привлечь французов, но чтобы порох был безопасный" (надо полагать — не порох, а взрывчатое вещество разрывного заряда).

Тогда председатель особой распорядительной комиссии предложил ГАУ распорядиться изготовлением гранат по французскому образцу.

Благодаря большой осторожности и стремлению русских специалистов артиллерийской техники взводить на вооружение только совершенные образцы, выдержавшие всесторонние испытания, преждевременные разрывы снарядов в русской артиллерии не имели такого массового характера, как во Франции. По статистическим сведениям, собранным Авткомом ГАУ, в русской артиллерии за весь период войны 1914–1917 гг. произошло лишь около 300 преждевременных разрывов в канале 76-мм пушек при стрельбе фугасными снарядами французского образца, но с русскими взрывателями и ударными трубками, а всего за время войны в орудиях не только 76-мм, но и 107-мм, 122-мм и 152-мм калибров произошло около 450 преждевременных разрывов фугасных снарядов. Если даже считать, что за три года войны русская артиллерия потеряла разорвавшимися и испорченными от недоброкачественных снарядов и взрывателей около 400 полевых 76-мм пушек, а французы за два года войны потеряли от тех же причин около 6 000 полевых 75-мм пушек, то эти цифры достаточно красноречиво свидетельствуют о том, что русские 76-мм снаряды даже суррогатного типа были в общем прочнее и безопаснее французских.

Как бы то ни было, но русские, давая правильную оценку чугунным гранатам французского образца (опасность при стрельбе от возможных преждевременных разрывов в канале ствола орудия и слабое фугасное действие), стали с осени 1916 г. просить не присылать им этих снарядов, а вместо них давать попрежнему стальные гранаты или шрапнели. Желание армии иметь в боевом комплекте опять больше шрапнелей, чем гранат, усилилось с 1916 г., когда стали предпринимать прорывы укрепленной полосы противника с переходом в наступление.

Гранаты французского образца имели взрыватели двух типов — с замедлением и без замедления. Русские артиллеристы лучшей гранатой считали как по фугасному действию, так и по моральному впечатлению мелинитовую гранату московского изготовления (см ниже, третью часть) с французским взрывателем без замедления.

Граната с взрывателем с замедлением, благодаря замедлителю, разрывается через определенный промежуток времени после удара — при угле падения 15° и менее с рикошета в воздухе, а при стрельбе на дистанцию свыше 4 км (т. е. при угле падения свыше 15°) большая часть гранат зарывается в землю, где дает безвредный подземный разрыв. Поэтому в "Описании действия и указаниях для применения 76-мм гранат с ударной трубкой (французского образца) с замедлением" говорилось, что стрелять гранатой с замедлителем на дистанцию свыше 4,5 км нельзя, а на 4–4,5 км нежелательно.

Действие 76-мм гранаты с взрывателем с замедлением по проволочным заграждениям, что рекомендовалось официальными наставлениями, не оправдалось на боевом опыте. Гранаты эти, разрываясь при стрельбе на небольших дистанциях с рикошета в воздухе, рассекали проволоку осколками, не столько при этом ее расчищая, сколько спутывая. Между тем та же граната с замедлителем хорошо служила для обстрела живых целей на небольших дистанциях — не свыше 3–4 км. Действие ее осколков, в связи с моральным эффектом при разрыве, служило верным средством поднять противника, залегшего под шрапнельным огнем. Для обстрела живых целей на средних и больших дистанциях нельзя было использовать в полной мере гранаты за неимением к ним трубок двойного действия, которые позволили бы разорвать гранату в воздухе, до углубления ее в землю. Гранаты с 28-сек. дистанционными трубками стали получаться в армии небольшими партиями в конце 1916 г. и в 1917 г., но их было так мало, что они применялись лишь для стрельбы по самолетам.

Для разрушения проволочных заграждений являлся лучшим ударный снаряд фугасного действия без замедлителя, который производил разрушение и выбрасывание кольев и разрыв проволоки.

Для увеличения осколочного действия гранат по живым целям пытались делать надрезки на внутренней поверхности корпуса снаряда, чтобы получить осколки более правильной формы и достаточно крупные, но лучшим средством считалось введение специального мгновенно действующего взрывателя.

Выше (см. "Вооружение полевой артиллерии") говорилось, что русская артиллерия отказалась от бризантной гранаты, состоявшей на вооружении германской артиллерии; отказалась она также и от предлагаемого германскими заводами Круппа, Эргардта и др. "единого" универсального снаряда "шрапнель-граната", названного русскими артиллеристами после произведенных испытаний "ни шрапнель, ни граната". Причина, почему этот снаряд получил столь ироническое название, понятна: при небольших калибрах, когда у шрапнели и без того не особенно много пуль, в "едином" снаряде, где часть его занята тротилом, головкой, детонатором, увеличенной трубкой и т. п., пуль поместится еще меньше; тротила в нем также мало; головка, характеризующая ударный снаряд, слишком легка и слаба.

В начале войны германцы стреляли из своих 10,5-см гаубиц такими едиными универсальными снарядами улучшенного образца, но сами отказались от них на основании опыта войны, Участники войны пишут, что принятая в германской тяжелой артиллерии "граната-шрапнель", рвавшаяся сперва в воздухе как шрапнель, а затем головная часть снаряда при падении — как граната, "не заслуживала серьезного внимания как в смысле действия, так и впечатления".

Интересно мнение о германских тяжелых снарядах одного из выдающихся офицеров русского Генерального штаба, командированного в сентябре 1914 г. из штаба главковерха в крепость Осовец для выяснения действия германской артиллерии по укреплениям. Он пришел к следующему заключению:

1. 8-дм. (203-мм) и меньшие калибры причиняют ничтожные материальные разрушения крепостным постройкам.

2. Большое моральное действие артиллерийского огня в первые дни бомбардировки могло быть использовано "лишь энергичным наступлением пехоты. Штурм крепости, при слабом качественно и необстрелянном гарнизоне, под прикрытием огня 6-дм. (152-мм) и 8-дм. (203-мм) гаубиц, имеет большие шансы на успех. В Осовце, где германская пехота оставалась в пяти верстах от крепости, на последний 4-й день бомбардировки обнаружились уже признаки успокоения гарнизона, и брошенные германцами снаряды пропали даром".

В течение четырех дней германцы бомбардировали Осовец (152-мм гаубиц 16, 203-мм мортир 8, 107-мм пушек 16, всего 40 тяжелых и несколько полевых орудий) и выпустили, по скромному подсчету, около 20 000 снарядов.

3. Блиндажи из двух рядов рельсов и двух рядов бревен с песчаной наброской выдерживали попадания 152-мм бомб. Четырехфутовая бетонная казарма выдерживала тяжелые снаряды без повреждений. При прямом попадании в бетон 203-мм снаряда лишь в одном месте осталось углубление в поларшина (около 36 см).

4. "Наша артиллерия стреляет значительно метче, чем германская, но скупо".

Маленькая русская крепость Осовец, крупные недостатки которой, обнаруженные в 1912 г. во время опытной ее мобилизации, были в значительной мере устранены к началу войны, выдержала во время войны бомбардировку германской артиллерии дважды.

При второй бомбардировке Осовца у немцев было уже 74 тяжелых орудия: 4 гаубицы 42-см, до 20 орудий 275 — 305-мм, 16 орудий 203-мм, 34 орудия 152-мм и 107-мм. В течение 10 дней немцы выпустили по крепости до 200 000 снарядов, но воронок от попаданий насчитано было в крепости только около 30 000. В результате бомбардировки многие земляные валы, кирпичные постройки, железные решетки, проволочные сети и т. п. были разрушены; бетонные постройки небольшой толщины (не больше 2,5 м для бетона и менее 1,75 м для железобетона) разрушались довольно легко; большие бетонные массивы, броневые башни и купола сопротивлялись хорошо. В общем же форты более или менее уцелели. Относительная сохранность фортов Осовца объяснялась: а) недостаточным использованием немцами силы их осадной артиллерии — выпущено было лишь 30 крупных 42-см снарядов и только по одному "Центральному" форту крепости (преимущественно по одной его горжевой казарме); б) ведением стрельбы германской артиллерией с перерывами в темноте в ночное время, пользуясь которыми обороняющиеся по ночам (при 1 000 рабочих) успевали исправлять почти все повреждения, причиненные неприятельским огнем за истекший день.

Война подтвердила заключение русской артиллерийской комиссии, производившей испытание снарядов крупного калибра на острове Березани в 1912 г. о недостаточной мощности 280-мм и 350-мм калибров для разрушения крепостных сооружений того времени из бетона и железобетона, вследствие чего тогда же была заказана заводу Шнейдера во Франции 16-дм. (400-мм) гаубица, которая не была доставлена в Россию (см. выше). Русской артиллерии пришлось во время войны ограничиться 305-мм гаубицами. Впрочем, ей и не пришлось бомбардировать германские крепости, против которых необходим был бы калибр крупнее 305-мм.

Опыт бомбардировки Вердена на французском фронте показал, как пишет Шварте, что и 42-см калибр не обладает достаточной мощностью для разрушения современных крепостных построек, сооруженных из специальных сортов бетона с утолщением железобетонных тюфяков. При современных условиях на вооружении тяжелой артиллерии осадного типа необходимо иметь орудия более крупных калибров, чем 42 см [242]Проф. Цитович , Тяжелая артиллерия сухопутных армий, ГВИ3, 1933 г, стр. 58.
.

Германцы применяли орудия крупных калибров (до 300-мм) даже в маневренный период войны. Впервые снаряды таких калибров появились на русском фронте еще осенью 1914 г., а затем весной 1915 г. они широко применялись австро-германцами в Галиции, в период наступления Макензена и отхода русских с Карпат.

Моральный эффект при полете 30-см бомб и сильное фугасное действие (воронки глубиной до 3 м и диаметром до 10 м) производили очень сильное впечатление; но вред от 30-см бомбы вследствие крутизны стенок воронки на месте разрыва, сравнительно небольшой меткости и медленности стрельбы (5 — 10 минут выстрел) был гораздо меньше, чем от 152-мм снаряда. Наконец, сопротивление целей, встречающихся в маневренной войне, требовало применения лишь 152-мм и не больше 200-мм калибра и далеко не соответствовало мощности снаряда 300-мм калибра. Применение в маневренной войне, по крайней мере в условиях того времени, 30-см орудий австро-германцами и вообще орудий свыше 200-мм калибра можно считать довольно непроизводительным расточительством дорогих снарядов крупного калибра.

В русской артиллерии из специальных снарядов получили развитие во время войны главным образом химические снаряды.

В январе 1915 г. из штаба главковерха было сообщено Главному управлению генерального штаба о многих технических новшествах, неожиданно появившихся у немцев, применение которых, как всякая внезапность в бою, сильно угнетало русские войска: снаряды с удушливыми газами, дымовые завесы, бросаемые в окопы мины и т. п. Необходимо было, хотя бы и не стремясь к достижению технически совершенных результатов, применить как можно скорее те же меры против немцев, чтобы сразу же поднять настроение русских солдат сознанием, что им дают возможность поражать врага такими же техническими средствами, как имеющиеся у него.

Ввиду этого председатель особой распорядительной комиссии по артиллерийской части письмом 4 марта 1915 г. запросил верховного главнокомандующего о том, признает ли он возможным применение снарядов, снаряженных ядовитыми веществами. Через несколько дней начальник штаба главковерха ответил, что "верховный главнокомандующий относится к употреблению снарядов отрицательно".

Но вскоре под впечатлением газовой атаки, произведенной немцами 22 апреля 1915 г. на французском фронте в районе Ипра, а в мае также и на нашем фронте, взгляды верховного командования изменились (см. ниже, "Химические средства борьбы").

Дело химической борьбы было окончательно организовано в русской армии лишь в 1916 г., после того как оно было сосредоточено в глубоком тылу в ГАУ, а на фронте — в Упарте, о чем к положению о полевом генерал-инспекторе артиллерии было добавлено следующее примечание: "Химические средства борьбы относятся к средствам артиллерийским".

К концу того же 1916 г. выявилась тенденция к переносу центра тяжести химической борьбы от газобаллонных атак к стрельбе артиллерии химическими снарядами, представляющей несравненно более управляемое и гибкое химическое оружие, обеспечивающее внезапность нападения, т. е. одно из главнейших условий успеха. При стрельбе химическими снарядами возможно образовать облако отравляющих газов в любом желаемом направлении и в любом месте в пределах дальности, допускаемой артиллерийскими орудиями, и почти вне зависимости от направления и силы ветра и других метеорологических условий. Стрельба химическими снарядами могла производиться из артиллерийских орудий существующего образца без необходимости конструирования новых образцов материальной части.

Правда, для нанесения существенного вреда требуется большой расход химических снарядов, но и газобаллонные атаки требуют огромного расхода отравляющих веществ.

В России начали изготовлять с 1916 г. химические 76-мм гранаты двух типов: а) удушающие (хлорпикрин с хлористым сульфурилом), действие которых вызывало раздражение дыхательных органов и глаз в такой степени, что пребывание людей в этой атмосфере было невозможно; б) ядовитые (фосген с хлорным оловом или венсинит, состоящий из синильной кислоты, хлороформа, хлорного мышьяка и олова), действие которых вызывало общее поражение организма и в тяжелых случаях смерть.

С осени 1916 г. требования действующей русской армии на 76-мм химические снаряды удовлетворялись полностью: армия получала ежемесячно 5 парков по 15 000 снарядов в каждом, в том числе 1 парк ядовитый и 4 удушающих.

На фронте применялись главным образом удушающие снаряды, о действии которых получались вполне удовлетворительные отзывы. Полевой генерал-инспектор артиллерии телеграфировал начальнику ГАУ, что в майском и июньском наступлении 1916 г. (так называемый "Брусиловский прорыв") химические 76-мм снаряды "оказали большую услугу армии", так как при обстреле ими неприятельские батареи быстро умолкали.

Снабжение русской армии химическими снарядами крупного калибра затруднялось недостатком корпусов снарядов, которые полностью назначались для снаряжения взрывчатыми веществами. В 1917 г. предполагалось доставить на фронт для боевого испытания по 3 000 химических снарядов — 107-мм пушечных и 152-мм гаубичных.

Газовое облако от разрыва одного 76-мм химического снаряда охватывало площадь около 5 кв. м. Исходной данной для расчета количества химических снарядов, необходимых для обстрела площадей, принята была норма — одна 76-мм химическая граната на 40 кв. м площади и один 152-мм химический снаряд на 80 кв. м площади. Выпускаемые непрерывно в таком количестве снаряды создавали газовое облако достаточной боевой концентрации; в дальнейшем для поддержания полученной концентрации число выпускаемых снарядов убавляется вдвое. Однако такая стрельба химическими снарядами целесообразна лишь в тех условиях, когда ветер меньше 7 м/сек (лучше полное затишье), когда нет сильного дождя и большой жары и когда у цели твердый грунт, обеспечивающий разрыв снарядов. Стрельба производилась на дальности не свыше 5 км. Такое ограничение дальностей вызывалось необходимостью обеспечения снаряда от опрокидывания при полете, что могло произойти в результате переливания отравляющей жидкости, которой наполняется не весь внутренний объем снаряда с целью дать жидкости возможность расширяться при неизбежном ее нагревании. Явление опрокидывания снаряда заметно могло сказаться именно на больших дальностях стрельбы, особенно в высшей точке траектории.

Стенки корпуса артиллерийских снарядов делаются довольно толстыми, вследствие чего уменьшается внутренний объем снаряда и количество помещаемой в нем жидкости. В среднем вес отравляющих веществ в, химическом артиллерийском снаряде не превосходит 10 % общего веса снаряда. Желание помещать возможно большее количество этих веществ побудило применять их для снаряжения минометных и газометных снарядов, имеющих относительно тонкие стенки, а потому вмещающих в себя больше отравляющего вещества — до 50 % общего веса снаряда.

Русская артиллерия стала получать химические мины для минометов с весны 1917 г. Что же касается газометов, с успехом применявшихся как новое средство химического нападения на французском и итальянском фронтах с начала 1917 г., то Россия, вышедшая в том же году из войны, газометов не имела. В минометной артиллерийской школе, сформированной в сентябре 1917 г. при офицерской артиллерийской школе (возле г. Луги), только предполагалось начать опыты по применению газометов.

Русская артиллерия не была настолько богата химическими снарядами, чтобы применять массовую стрельбу ими, как это делали бывшие союзники и противники России. Она применяла 76-мм химические гранаты почти исключительно в обстановке позиционной борьбы, как вспомогательное средство, наряду со стрельбой обыкновенными снарядами и главным образом с целью выгнать противника из укрытий, не уязвимых для обыкновенных снарядов, чтобы подставить его под действие шрапнели или комбинированного огня с фугасной гранатой. Кроме обстрела неприятельских окопов непосредственно перед атакой войск противника, скопившихся в лесу или в другом укрытом месте, стрельба химическими снарядами применялась с особым успехом для временного прекращения огня (нейтрализации) неприятельских батарей, траншейных орудий и пулеметов; с успехом применялась она также для содействия своей газобаллонной атаке — путем борьбы с артиллерией противника и обстреливания тех целей, которые не захватывались газовой волной, для обстрела наблюдательных и командных пунктов неприятеля, укрытых ходов и путей его сообщения.

Действительность стрельбы химическими снарядами достигалась лишь большим числом снарядов, выпущенных в короткое время и с надлежащей точностью. Поэтому в русской артиллерии стрельба химическими снарядами одиночными выстрелами не допускалась.

Ввиду успешности стрельбы химическими снарядами она широко развивалась во время войны, особенно во французской и австро-германской артиллерии. В одной Франции за период войны было изготовлено около 17 млн. химических снарядов, в том числе 13 млн. 75-мм и 4 млн. калибров от 105 до 155 мм. Эджвудский арсенал в Америке в последний год войны изготовлял до 200 000 химических снарядов в день. Германцы количество химических снарядов в боевом комплекте своей артиллерии довели до 50 %, а в июле 1918 г. при наступлении на Марну немцы имели в боевом комплекте до 80 % химических снарядов. В ночь на 1 августа 1917 г. на фронте в 10 км между Невильи и левым берегом р. Маас было выпущено 3 400 000 ипритовых снарядов.

Упартом в ставке главковерха и на главном артиллерийском полигоне ГАУ в 1916 г. испытывались химические ручные гранаты. В конце 1916 г. ГАУ выслало в действующую армию для боевого испытания 9 500 ручных стеклянных гранат с удушающими жидкостями, а весной 1917 г. — 100 000 ручных химических гранат. Те и другие ручные гранаты бросались на 20–20 м; они оказались полезными для непосредственного отбития атак при обороне и особенно при отступлении, чтобы препятствовать преследованию противника.

Из снарядов специального назначения в русской армии применялись во время войны зажигательные, светящиеся и дымовые снаряды. Зажигательные снаряды применялись следующих четырех образцов:

1. Зажигательная шрапнель с пламеносными пулями системы Гронова; она отличалась от обычного типа шрапнели только тем, что вместо пуль наполнялась медными гильзочками с зажигательным составом, переложенными мешочками с черным порохом. При разрыве шрапнели гильзочки выталкивались, летели вперед и, попадая в препятствия (деревянные или другие неогнеупорные), зажигали их.

2. Термитный снаряд Стефановича в виде стакана, имеющего у дна камеру с разрывным зарядом, прикрытую диафрагмой, как у шрапнели. Все остальное внутреннее пространство над диафрагмой наполнялось термитом (смесь порошкообразного алюминия и окиси железа). Дистанционная трубка, ввинченная в очко снаряда, устанавливалась так, чтобы вызвать горение термита несколько раньше падения снаряда на землю, сопровождающегося взрывом разрывного заряда, выбрасывающим расплавленный термит. Горящий термит развивает температуру до 3 000°; тем не менее для зажжения необходимо, чтобы разрыв снаряда произошел у самой цели и чтобы хотя небольшая часть термита упала на цель.

3. Термитный снаряд Яковлева. По своему устройству он подобен снаряду Стефановича, но имел более длинную форму.

4. Граната с фосфорно-картушным зажигательным составом. Внутри корпуса гранаты помещалось несколько патронов с зажигательной смесью, промежутки между которыми заливались фосфором. Граната разрывалась при ударе от действия взрывателя. При разрыве фосфорная жидкость воспламенялась от соприкосновения с воздухом и воспламеняла зажигательный состав; при этом выделялись густые клубы дыма.

Светящиеся снаряды действующая армия получала в крайне ограниченном количестве для боевого испытания только гаубичные 122-мм и 152-мм. Они представляли собой обыкновенную шрапнель, но вместо пуль в нее вкладывались светящиеся ядра из бенгальского огня с прикрепленными к ним парашютами. При разрыве снаряда ядра загорались и, падая, раскрывали парашюты, которые замедляли падение ядер и вместе с тем удлиняли время освещения ими местности. Радиус освещаемой площади доходил до ½ км; продолжительность освещения — около 1 минуты.

Дымовые снаряды, назначаемые для образования дымовых завес, наполнялись безвредной для здоровья смесью, загоравшейся при разрыве снаряда и при горении дававшей густой серый или белый дым, маскирующий от противника. Нередко дымовые снаряды начинялись желтым фосфором, обладающим весьма большими маскирующими свойствами. Выпущенные беглым огнем в течение 3 сек., 8 — 12 дымовых фосфорных снарядов давали полное укрытие на фронте около 150 шагов в продолжение почти минуты.

В 1916 г. поступило в Упарт предложение изобретателей применять вместо снарядов, выбрасываемых пороховыми газами из артиллерийских орудий, боевые ракеты, представляющие собой реактивный снаряд, полет которого основан на давлении на головную часть ракеты газов, получающихся от горящего внутри ракеты пороха и имеющих свободный выход к хвосту ракеты.

Идея боевых ракет была не новой. В русских крепостях кое-где имелись боевые ракеты устаревших образцов в ограниченном количестве, но ими вообще не пользовались. Сделанные новые предложения боевых ракет большого внимания не заслуживали. Единственно, чем они были интересны, это тем, что боевая ракета-снаряд могла быть выпущена со станка примитивного устройства. Но направление полета ракеты не регулировалось, меткость стрельбы ничем не обеспечивалась, да и дальность полета предлагаемых ракет была весьма ограниченной. Поэтому предложения боевых ракет признавались неприемлемыми. Между тем в них заложена идея реактивных снарядов.

Над осуществлением этой идеи усиленно работают до настоящего времени. Главное затруднение в ее осуществлении заключается в том, чтобы обеспечить заданное направление полета реактивного снаряда. Реактивные снаряды невращающиеся и на полете подвержены действию только вырывающихся из них газов, получающихся от горения вещества, которым снаряды заполнены. Теория полета невращающихся снарядов в воздухе была совершенно не разработана русскими артиллеристами в период мировой войны. Достаточно, чтобы центр тяжести реактивного снаряда при полете его в воздухе хоть немного сместился в сторону от его оси, как он под действием газов начнет отклоняться в сторону. Такое смещение центра тяжести может легко случиться, так как снаряд движется под действием силы газов сгорающего в нем вещества, и достаточно, чтобы случайно с одной стороны сгорело этого вещества немного больше, чем с другой, — и снаряд станет при полете уклоняться в сторону. Наконец, реактивные снаряды будут неизбежно тяжелыми вследствие необходимости снаряжения их большим запасом горючего, расходуемого в полете, особенно в полете на далекое расстояние.

Дистанционные трубки, взрыватели, гильзы, капсюльные втулки

Для воспламенения разрывного заряда в артиллерийских снарядах служат: дистанционная трубка для шрапнели и взрыватель или ударная трубка для гранаты (бомбы).

Конструкция дистанционных трубок и взрывателей в общем сложна, изготовление их не только сложно и трудно, но и крайне капризно. Выше (см. "Вооружение полевой легкой артиллерии") уже говорилось, что взрыватель безопасного типа вырабатывался Арткомом ГАУ в течение 5–6 лет, а проектирование и испытание образцов 34-сек. дистанционной трубки затянулось почти на 10 лет. Во время мировой войны в русской артиллерии не приходилось и думать не только об изобретении новых образцов трубок и взрывателей, более совершенных, но и об улучшении качеств принятых образцов, за весьма редким исключением.

На Петроградском трубочном заводе артиллерийского ведомства, на котором разрабатывался образец простейшей 22-сек. дистанционной трубки, после нескольких лет успешного изготовления этих трубок стали неожиданно получаться неудовлетворительные результаты при испытании стрельбой, вследствие чего на заводе накопилось до 900 000 бракованных трубок. На Самарском трубочном заводе с 1912 г. до начала войны было изготовлено несколько сотен тысяч 22-сек. трубок и из них не оказалось ни одной удовлетворительной. Частный русский трубочный завод Барановского, работавший при содействии французского завода Шнейдер-Крезо, изготовил в течение четырех лет с большими затруднениями лишь 200 000 удовлетворительных дистанционных трубок.

Дистанционные 22-сек. трубки сокращали дальность стрельбы из 76-мм полевой пушки шрапнелью до 5,5 км, тогда как германские шрапнели с трубкой двойного действия имели досягаемость до 7,5 км.

При установлении производства дистанционных трубок более длинного горения встретились чрезвычайные затруднения, в результате которых выпуск с русских заводов 28-, 34- и 36-сек. трубок начался, и то небольшими партиями, лишь в конце 1915 г. Только осенью 1916 г. русская армия получила от своих заводов первую большую партию (около миллиона) 36-сек. дистанционных трубок, с которыми дальность получалась до 8–9 км, но пользоваться этими трубками нужно было с помощью специально составленных таблиц стрельбы, вследствие чего они могли применяться лишь в тех случаях, когда не требовалась спешность в ведении огня. Например, стрельбу шрапнелью по движущимся целям приходилось вести, и при наличии 36-сек. трубок, попрежнему с 22-сек. трубками, т. е. на дальность лишь до 5,5 км.

В 1914–1915 гг. в действующую армию поступало весьма мало и 22-сек. дистанционных трубок. Недостаток в них был так велик, что пришлось решиться на крайние меры.

Председатель особой распорядительной комиссии по артиллерийской части приказал перебрать все забракованные дистанционные трубки, изготовленные как русскими заводами, так и заводами Эргардта и Шнейдера по заказам для России еще в 1905 г. во время войны с Японией, и все мало-мальски годные трубки пустить на снаряжение 76-мм шрапнельных патронов, а негодные трубки исправить.

Кроме того он же поручил Арткому изыскать средства к применению для 76-мм шрапнелей старых дистанционных медных трубок обр. 1891 г., оставшихся от прежней нескорострельной артиллерии и хранившихся в артиллерийских складах. Произведенные опыты применения этих трубок дали сравнительно хорошие результаты, но осуществлять эту меру ГАУ признавало нежелательным вследствие некоторых технических недостатков и главным образом потому, что со старыми трубками получалась еще значительно меньшая дальность, чем с 22-сек. трубками. Опасались, что снабжение артиллерии снарядами со старыми трубками, позволяющими вести стрельбу на расстояния не свыше 3,2 км, т. е. на меньшие, чем с 22-сек. трубками, может повлиять весьма неблагоприятно на моральное состояние войск. Однако ввиду угрожающего недостатка в дистанционных трубках пришлось использовать старые трубки для 76-мм патронов. На докладе о нежелательности использования старых дистанционных трубок верховный главнокомандующий наложил 26 апреля 1915 г. следующую резолюцию: "Несмотря на доклад военного министра и генерал-лейтенанта Маниковского…. я все-таки признаю, что ввиду критического положения из-за недостатка патронов в артиллерии, даже патроны со старыми трубками нам крайне необходимы. Поэтому прошу безотлагательно приступить с полной энергией к изготовлению сих патронов".

Производство взрывателей проще изготовления дистанционных трубок, но все же очень трудно и не менее капризно.

В русской артиллерии для фугасных снарядов были приняты взрыватели особого "безопасного" типа, в которых капсюль с гремучей ртутью помещался в отдельной холостой камере; случайный взрыв капсюля в этой камере, происшедший до момента падения снаряда на землю, локализировался в камере, не передаваясь детонатору, от взрыва которого происходит взрыв разрывного заряда в гранате (бомбе). Изготовление безопасных взрывателей требует большой точности в работе и чрезвычайно высокосортной стали, которая была бы способна выдержать весьма высокие давления, получающиеся при взрыве гремучей ртути в холостой камере. Для обработки такой стали при изготовлении взрывателей необходимы сильные и точные станки.

Во время войны, когда огромная потребность не могла быть удовлетворена производством "безопасных" взрывателей, пришлось допустить изготовление вместо них упрощенных ударных трубок, которые являлись, так сказать, суррогатами взрывателей. К этой мере прибегали во время войны и французы и германцы. Результатом изготовления снарядов с послаблениями в технических условиях (замена стали чугуном и сталистым чугуном и пр.) и с упрощенными взрывателями (ударными трубками) были, как говорилось выше, несчастные случаи во всех армиях — русской, французской и германской — от преждевременных разрывов снарядов в каналах орудий, в большинстве случаев сопровождавшихся разрывом орудий.

Скороспелое производство снарядов, трубок и взрывателей во Франции стоило потери большого числа 75-мм пушек и жизни многим французским артиллеристам.

Германская артиллерия также пострадала вследствие допущенных во время войны послаблений в технике производства снарядов и трубок, хотя значительно меньше французской.

Русская артиллерийская техника отличалась большой осторожностью при проектировании образцов вооружения, введении их на службу в армию и массовом их производстве, в особенности в отношении предметов, опасных в обращении. Поэтому в русской артиллерии не было такой массовой порчи орудий с несчастными случаями от преждевременных разрывов, как во французской артиллерии.

Наиболее надежными в русской артиллерии считались безопасные взрыватели марок 3ГТ, 4ГТ и 6ГТ. Но когда с переходом к позиционной борьбе в армии чрезвычайно усилился спрос на гранаты и для их снаряжения стало нехватать безопасных взрывателей, пришлось допустить для 76-мм гранат старые "ударные трубки обр. 1884 г.", которых случайно осталось на хранении в артиллерийских складах более миллиона штук. Несмотря на переделку в них пружин и ударников, уменьшавшую вероятность преждевременных разрывов, они были обезопасены лишь до некоторой степени. Затем была спроектирована простая латунная ударная трубка обр. 1915 г. которую могла изготовить даже слабая токарная мастерская, и приняты для 76-мм гранат упрощенные взрыватели разных русских марок и французского образца, несколько усовершенствованного русским военным инженером (артиллеристом) Дмитриевым, представляющие собой в общем незначительно измененную ударную трубку обр. 1884 г.

Все эти упрощенные взрыватели марок 1ГМ, 13ГМ, 14ГТ, 15ГТ, как и ударные трубки обр. 1884 г. и обр. 1915 г., не гарантировали от случайных взрывов (в канале орудия) "большого" капсюля с гремучей ртутью, являлись суррогатом безопасных взрывателей и допускались к использованию лишь по крайней необходимости.

Во время войны в Арткоме ГАУ разрабатывался образец безопасного мгновенно действующего взрывателя, но до конца войны действующая армия такого взрывателя не получила.

При взрывателе мгновенного действия снаряд взрывается, едва коснувшись земли, вследствие чего все его осколки разлетаются в разные стороны, не зарываясь в землю и нанося вокруг сильное поражение. Для разрушения же различных сооружений такой взрыватель непригоден, а необходим, наоборот, взрыватель с замедлением, чтобы снаряд успел несколько углубиться в преграду и, разорвавшись внутри ее, мог взрывом произвести более сильное разрушение.

Наиболее правильным решением вопроса было бы введение универсального взрывателя с переменным замедлением. Идея такого универсального взрывателя зародилась в конце войны у некоторых членов Арткома (Дзержкович, Рдултовский), но тогда не была осуществлена.

В Арткоме ГАУ имелись отрывочные неопределенные сведения о механической дистанционной трубке, образец которой был изобретен в Германии еще в мирное время, но был тогда признан неудовлетворительным. Ни в мирное время, ни во время войны Артком не задавался целью изобрести свою механическую трубку, отчасти ввиду того, как можно предполагать, что механические трубки необходимы главным образом для стрельбы шрапнелью на большие дальности, а на вооружении русской артиллерии сухопутной армии не имелось достаточно дальнобойных орудий.

Увеличение дальности стрельбы германской артиллерии вызвало необходимость удлинения времени горения дистанционных трубок. Немцам удалось найти медленно и равномерно горящий состав для заполнения желобков дистанционной трубки, но число колец дистанционного состава при принятой конструкции трубки не удавалось увеличить больше чем на два; поэтому время горения могло быть повышено только до ¾ минуты, что далеко не отвечало большим дальностям, допускаемым конструкцией дальнобойных орудий.

Во время войны германцам удалось, благодаря большим трудам двух фирм известного Круппа, изобрести два образца механических трубок, время горения которых достигло 1½ минуты; в одном образце был применен часовой механизм с балансом, в другом — центробежная сила, вызываемая вращением снаряда.

Механическая дистанционная трубка получила особое значение при зенитной стрельбе, так как она не подвержена влиянию воздушных течений высших слоев воздуха, тогда как в обычных трубках не удавалось получить равномерного горения дистанционного состава при постепенно уменьшающемся давлении воздуха на больших высотах.

Для воспламенения боевого заряда в орудийных гильзах служит капсюльная втулка. Конструкция капсюльных втулок не требовала изменения и усовершенствования во время войны; изготовление их не представляло затруднений, хотя русские частные заводы, не исключая мощного завода Сан-Галли, оказались неисправными в поставке капсюльных втулок.

Не потребовалось изменения конструкции и орудийных гильз, по крайней мере в русской артиллерии. Что же касается германской артиллерии, то представители артиллерийской техники в Германии были озабочены необходимостью некоторых конструктивных изменений в зарядных орудийных гильзах, вызываемых, с одной стороны, приданием свойств гаубичности орудиям, с другой стороны — увеличением дальнобойности орудий.

Задача "гаубичности" разрешалась, как указывалось выше, путем уменьшения боевого заряда. С уменьшением боевого заряда при данной определенной конструкции гильзы уменьшалась плотность заряжания и в связи с этим понижалась продуктивность использования и однообразие действия пороха. Отклонения начальной скорости получались разнообразными и в общем увеличились. Потребовались испытания не только для того, чтобы подыскать соответствующую форму снаряда и надлежащий порох, но и для того, чтобы подобрать зарядную гильзу путем искусственного уменьшения зарядной каморы и пр.

Решение задачи увеличения дальности стрельбы упростилось бы в значительной мере, если бы путем изменения конструкции зарядных орудийных гильз можно было достигнуть равномерного давления газов боевого заряда во все время прохождения снаряда по каналу орудия вместо сразу увеличивающегося, а затем постепенно убывающего давления. При этом начальная скорость могла бы значительно увеличиться. Задача изменения конструкции зарядных гильз в указанном отношении не была разрешена в Германии во время войны.

В России во время войны чрезвычайно остро чувствовался недостаток меди, необходимой для изготовления орудийных гильз, которые делались из латуни с высоким содержанием меди.

Вследствие этого ГАУ делало попытки к тому, чтобы заменить латунь для изготовления орудийных гильз другим металлом, главным образом железом; были предположения заменить латунь картоном, изготовляя орудийные гильзы из картона с надеваемой на заднюю часть картонной гильзы, прилегающую к затвору орудия, латунной шляпкой (чашкой) с наковальней и капсюльной втулкой, подобно тому, как изготовляются картонные гильзы для охотничьих ружей центрального боя; предполагали даже заменить унитарный патрон раздельным заряжанием (не считаясь со скорострельностью орудий), помещая боевой заряд пороха не в гильзу, а в мешочки из оческов шелковой ткани. Но все эти попытки и предположения не привели к сколько-нибудь положительным результатам: железные гильзы не выдерживали давления пороховых газов, давали трещины, застревали в канале орудия после выстрела и т. п.; еще бóльшими недостатками отличались картонные гильзы. Прогар и разрыв их при выстреле были нередким явлением; соблюсти надлежащую плотность заряжания было невозможно, особенно при картузном заряжании; картонные гильзы обходились чуть ли не дороже латунных и т. д.

В германской артиллерии замена латуни железом дала во время войны удовлетворительные результаты в зарядных гильзах для некоторых менее требовательных калибров орудий. Железная гильза для германской тяжелой полевой гаубицы была настолько разработана, что уже в конце 1915 г. могла быть введена на вооружение и прослужила все последние годы войны довольно удовлетворительно. Железные гильзы стали широко применяться во время войны также для полевой пушки и для легкой полевой гаубицы. Бывали случаи застревания гильзы в канале орудия после выстрела, а также случаи прогара и разрывов гильзы, но они не влекли за собой существенных задержек в стрельбе.

Железные орудийные гильзы делались в Германии не цельнотянутыми, а составными из двух частей — дна и обтюрирующей оболочки. Гильзы представляли собой цилиндрический корпус из тянутого или из свернутого листового железа с особенно устроенным железным или латунным усилителем дна. В отношении производства стальных орудийных гильз трудности заключались в соблюдении нужной температуры при их изготовлении: необходимо было, чтобы гильзы не сделались слишком хрупкими и вследствие этого при выстреле не рвались, с другой стороны — чтобы не были слишком мягкими и вследствие этого легко прилегающими к каналу орудия при выстреле. Застревание и разрыв правильно изготовленных стальных гильз благодаря особенностям их конструкции почти совершенно прекратились.

 

ГЛАВА IV

БРОНЕАВТОМОБИЛИ. МЕХАНИЗАЦИЯ СРЕДСТВ ТЯГИ АРТИЛЛЕРИИ

В Германии бронированные автомобили были построены впервые в 1909 г., но оказались неудовлетворительными, и к началу мировой войны их не имелось па вооружении германской армии. В маневренный период войны германцы сформировали взводы из вновь построенных машин, которые появились на русском фронте в начале войны и причиняли довольно серьезные затруднения русским войскам во время боев и в особенности при содействии разведке, производимой австро-германцами.

Автоброневики были, так сказать, предвестниками штурмовых боевых машин или танков, которые появились на французском фронте в 1916 г. — сначала у англичан, потом у французов. На русском фронте их вовсе не было.

В русской армии в довоенное время автоброневиков не имелось. Только в начале войны для борьбы с бронированными автомобилями противника решено было сформировать один взвод из трех бронированных автомобилей, вооружив каждый одной 37-мм или 47-мм пушкой и имея на одном из них, кроме пушки, еще три пулемета. Для обслуживания бронированного автомобильного пушечного взвода к нему придано было 3 легковых и 2 грузовых автомобиля и 2 мотоцикла.

Другие броневые автомобили, применявшиеся в русской армии в небольшом числе в последующие годы войны, были или легкого типа с двигателем в 50 л. с., вооруженные малокалиберными пушками или пулеметами, или двух- и пятитонные машины, вооруженные так называемой 3-дм. (76-мм) пушкой броневого автомобиля (см. выше, табл. 5).

В начале 1915 г. был составлен проект временной инструкции для боевого применения бронированных автомобилей, а также описание и чертежи блиндированного (бронированного) железнодорожного поезда; тогда же началась организация таких поездов, но в крайне ограниченном количестве.

В 1916 г. из Франции для совместных боевых действий с русскими войсками был командирован на русский фронт бельгийский броневой дивизион, который в 1917 г. после февральской революции возвратился в Бельгию (через Мурманск).

Автоброневики в русской армии принимали некоторое участие в маневренных боевых действиях в начале войны, а в позиционный период войны почти не было случая их применения. Они довольно скоро утратили тактическое значение вследствие крайней трудности для них движения без дорог и по плохим русским дорогам и в особенности по пересеченной местности или изрытой воронками от взрыва снарядов, а также вследствие уязвимости их не только от артиллерийского огня, но и от ружейных и пулеметных пуль. Последнее относится к русским автоброневикам, имевшим вообще недоброкачественную слабую броню, не исключая бронемашин, получаемых по заграничным заказам, по большей части от английского завода Виккерса. Россия не имела технических возможностей усовершенствовать имеющиеся автоброневики, ни тем более изготовлять новые с сильной броней, удовлетворяющие своему назначению.

В 1917 г. в Москве при запасной тяжелой артиллерийской бригаде было сформировано три броневых отдельных автомобильных артиллерийских дивизиона для морской крепости Петра Великого (Ревель), но по распоряжению временного правительства эти дивизионы были отправлены на Юго-Западный фронт "из желания", как говорилось в телеграмме правительства, "помочь в восстановлении дисциплины и порядка в частях, защищающих Украину".

До мировой войны в русской полевой артиллерии применялась исключительно конная тяга. Во время войны выяснилась неудовлетворительность во многих отношениях конной тяги.

Неудобство конной тяги особенно остро чувствовалось для дивизионной и корпусной артиллерии, органически связанной с пехотой, когда требовалось сопровождение пехоты в бою для ближайшей непосредственной поддержки артиллерийским огнем, а также в случаях необходимости передвижения пехоты по пересеченной местности для совершения обхода или охвата противника и в случаях быстрой переброски войск для сосредоточения сил в других районах и направлениях. Открытое передвижение артиллерии конной тягой на поле сражения было невозможно вследствие больших потерь в лошадях, наносимых неприятельским огнем. Передвижение конной тягой, вследствие большого веса систем даже легких полевых орудий, по пересеченной местности, не говоря уже о лесистой и болотистой, крайне затруднительно: артиллерия сильно отстает от пехоты, отстает и при движении хотя бы и по ровной местности, но по глубокому песчаному грунту или по грязным дорогам, в особенности на глинистом грунте или на черноземе.

Передвижение грузов свыше 3 т становится уже непосильным для конной тяги даже при нескольких лошадях в запряжке. Поэтому для перевозки систем тяжелой артиллерии применение механической тяги явилось неизбежной необходимостью. Для перевозки лошадьми системы тяжелой артиллерии можно делать разборными, как это имело место в системе 280-мм гаубицы Шнейдера, состоявшей на вооружении ТАОН. Но разборные системы представляют немало неудобств, так как на разборку и сборку требуется довольно много времени и труда хорошо обученного опытного орудийного расчета, к тому же каждая разборная часть орудия и лафета выходит настолько тяжеловесной, что для перевозки ее требуется не менее 8 лошадей (каждая часть разобранной 280-мм гаубицы Шнейдера перевозилась 10 лошадьми), а запряжка в одну повозку больше 4 лошадей крайне невыгодна, и тем невыгоднее, чем больше лошадей запряжено.

Ввиду слабого развития отечественной техники русская артиллерия применяла механическую тягу во время войны в крайне ограниченных размерах. За исключением автомобилей, изготовленных Путиловским заводом для перевозки 76-мм зенитных пушек системы Тарновского-Лендера, остальные механические двигатели русская артиллерия получала во время войны по заказам у бывших союзников России, и получала далеко не всегда доброкачественные.

Выше упоминалось, что на броневых автомобилях были установлены специальная 76-мм пушка для броневого автомобиля и малокалиберные скорострельные пушки: 57-мм Норденфельда, 40-мм пушка-пулемет Виккерса, 37-мм и 47-мм пушки.

Что же касается тяжелой артиллерии, то в русской артиллерии применялись во время войны паровые тракторы Фаулера "Большой лев" и "Малый лев", доставленные из Англии для перевозки 305-мм гаубиц Виккерса и оказавшиеся непригодными как портящие дороги вследствие большого веса, так и по другим недостаткам, присущим вообще паровым двигателям (зависимость от воды и топлива, большое время на подготовку, шум и пр.); тракторы с двигателями внутреннего сгорания — 60-сильный "Мортон" колесный и "Аллис-Шальмерс" колесно-гусеничный и других систем, которые служили для передвижения тяжелых английских 203-мм и 234-мм гаубиц Виккерса. Лучшими считались колесно-гусеничные тракторы.

Системы очень тяжелых по весу орудий осадного типа перевозились по железным дорогам в разобранном виде или на специально приспособленных не только для перевозки, но и для стрельбы железнодорожных платформах-лафетах.

Для перевозки по железным дорогам разбирались на части тяжелые береговые пушки 152-мм Канэ и 254-мм в 45 калибров, назначенные в состав ТАОН; причем вес наиболее тяжелой разборной части у пушки Канэ был 5,1 т, а у 254-мм береговой пушки — 28,9 т, тогда как вес собранных систем на позиции равнялся для первой пушки 19,5 т, для второй — 54 т. К месту установки этих орудий на позиции приходилось иногда строить подъездной железнодорожный путь. На позиции эти орудия устанавливались на прочных бетонных основаниях, причем на установку требовалось — 2 дня для 152-мм пушки Канэ и 7 дней для 254-мм пушки.

Для сокращения времени на установку на позиции и получения возможности открытия огня внезапно для противника несколько (не более 10) береговых 254-мм пушек были приспособлены для перевозки и стрельбы на так называемых "транспортерах", т. е. на железнодорожных платформах-лафетах. Выше уже указывалось, что сектор стрельбы 254-мм пушек на транспортерах, производившейся с железнодорожного пути, ограничивался направлением этого пути и что для стрельбы в другом направлении нужно было подстраивать специальный отрезок пути в желаемом направлении. Это обстоятельство представляло большие затруднения для применения в бою железнодорожной системы 254-мм пушек на транспортерах в связи с прочими недостатками подобных систем, а именно: чрезвычайной сложностью устройства, громоздкостью и огромным весом, очень большой стоимостью устройства, привязанностью к железнодорожной сети, трудностью маскировки от воздушного наблюдения и нападения.

Во время войны железнодорожная или рельсовая артиллерия получила широкое распространение у австро-германцев и особенно у французов (см. выше о вооружении тяжелой артиллерии французов и австро-германцев в период мировой войны 1914–1918 гг. и табл. 9 и 10). По степени подвижности французская железнодорожная артиллерия делилась на четыре типа:

1) системы средних калибров, которые могли стрелять прямо с железнодорожного пути без особой подготовки боевой позиции;

2) системы максимального веса, требовавшие 4 — 5-часовой подготовки для упрочнения основания с постановкой особых рельсов из наилучших сортов стали и т. п.;

3) системы, перевозимые с разборкой на две части как по нормальным, так и по узкоколейным путям;

4) береговые и морские системы, не рассчитанные на перевозку, а для перевозки в случаях крайней необходимости разбиравшиеся на несколько частей.

 

ГЛАВА V

СРЕДСТВА СВЯЗИ И НАБЛЮДЕНИЯ

Средствами связи русской артиллерии при выступлении на войну были: телефон, сигнализация флажками по азбуке Морзе и цепь передатчиков. Во время войны от сигнализации флажками и от цепи передатчиков пришлось почти совершенно отказаться, так как при обычно большом удалении наблюдательных пунктов средства эти оказались медленными и в общем мало надежными. Основной и довольно надежной оставалась в артиллерии проволочная телефонная связь.

В первые два года войны русские полевые батареи имели по две так называемых телефонных единицы (всего 6 аппаратов Микси Генест системы "Ордонанс" с 12,7 км облегченного кабеля).

В марте 1916 г. количество телефонного имущества было значительно увеличено, причем телефоны были даны не только батареям, но и управлениям инспекторов артиллерии корпуса, артиллерийских дивизионов и бригад и артиллерийским паркам.

Таблица 12

НОРМА ТЕЛЕФОННОГО ИМУЩЕСТВА В РУССКОЙ АРТИЛЛЕРИИ (1916 г.)

Из этой таблицы видно, что с 1916 г. полевые батареи имели по 9 телефонных аппаратов и по 22,5 км провода, а горные и тяжелые батареи по 12 аппаратов и по 28–43 км провода. Однако и этого нехватало вследствие частой порчи телефонных аппаратов, износа их и в особенности элементов, вследствие быстрой порчи в боях телефонного провода и постоянно возрастающей потребности в удлинении связи.

Облегченный телефонный кабель, как показал боевой опыт, не выдерживал даже в подвешенном положении более или менее близких взрывов снарядов; часто рвался кабель и по разным другим причинам. Поэтому приходилось для обеспечения надежности связи, в особенности между наблюдательным пунктом и огневой позицией, устанавливать двойную, тройную и даже четверную проводку телефонных линий и притом в разных расходящихся направлениях, сходящихся только в конечных пунктах.

При широком применении закрытых позиций значительное удаление от них наблюдательных пунктов было обычным явлением для русской артиллерии. Она умела преодолевать происходящие от этого трудности в управлении огнем, но требовала большого количества телефонного имущества, в особенности проводов.

Значительное разобщение наблюдательных пунктов от мест орудий на огневых позициях батарей часто вводило германцев в заблуждение вследствие их привычки, установившейся на французском фронте войны, обнаруживать батареи по наблюдательным пунктам, и наоборот (французы обычно, особенно в первый период войны, располагали наблюдательные пункты близко к огневым позициям своих батарей, что облегчало ведение стрельбы).

Уже с 1915 г., с переходом к позиционной борьбе, крайне осложнились задачи по наблюдению за районом расположения противника, для разрешения которых потребовалась организация передового и бокового наблюдения в широких размерах и в связи с этим — увеличение количества телефонных станций и проводов. Приходилось вдобавок к облегченному телефонному проводу пользоваться телеграфным проводом и даже колючей проволокой, несмотря на запрещение ею пользоваться как телефонным проводом. Неизолированный провод требовал для надежности действия двухсторонней проводки на шестах или заземления, но последнее ближе 1,5 км от противника не допускалось во избежание подслушивания.

В начале 1917 г. при подготовке к прорыву укрепленной позиции австро-германцев некоторым батареям на Юго-Западном фронте отпустили для обеспечения надежной телефонной связи по 1,5–2 км речного бронированного кабеля. Прокладка этого кабеля в земле на глубине около 0,75 м дала хорошие результаты: обстрелы неприятельской артиллерии приводили иногда к разрыву речного кабеля, но лишь на выходных его концах (не под землей), что легко исправлялось.

Установившаяся в русской артиллерии схема телефонной связи требовала наличия центральных телефонных станций; между тем по табелям телефонного имущества их от казны не полагалось. Поэтому войсковым артиллерийскими частям приходилось приобретать центральные телефонные станции случайно по непосредственным заказам в глубоком тылу, по большей части заказам фирме Эриксон и К° в Петрограде, а иногда их делали кустарными способами в артиллерийских частях своими средствами; бывали случаи и захвата их у неприятеля.

В общем же недостаток телефонного имущества, в связи с ненадежностью проводов и довольно частой поломкой аппаратов, осложнял выполнение боевых задач, даваемых артиллерии, ограничивая ее кругозор, а следовательно и ее боевую деятельность.

В период позиционной борьбы для усиления связи и для передачи условных сигналов и несложных распоряжений русская артиллерия применяла, но только в редких благоприятных случаях, средства оптической связи: гелиографы, прожекторы, лампы Манжена, переговариваясь длинными и короткими световыми вспышками по азбуке Морзе.

Подавались сигналы и цветными ракетами и сигнальными патронами с разноцветными звездками, выбрасываемыми выстрелом из специально приспособленных для этого пистолетов.

В начале апреля 1916 г. начальник штаба Западного фронта телеграфировал наштаверху и начальнику Упарта по поводу связи артиллерии с пехотой во время мартовской операции 1916 г., происходившей на Западном фронте у оз. Нароч, следующее:

"При наличных технических средствах, как показал опыт минувшей операции, не всегда удавалось поддерживать непрерывную непосредственную связь между пехотой и артиллерией, особенно в ночное время. Вследствие перерывов телефонной связи были случаи обстрела пехоты своей артиллерией, или батареи из боязни обстрела своей пехоты преждевременно прекращали огонь или не открывали его по тем пунктам, которые были уже оставлены нашей пехотой и заняты противником. Подобные случаи неизбежны даже и в тех случаях, когда в передовых частях пехоты имеется артиллерийский наблюдатель и телефоны работают, так как наблюдатель сообщает непосредственно в ту батарею, от которой прислан; огонь же по одному и тому же участку ведет целая группа батарей. Сообщение от пехоты в артиллерию, проходя через несколько инстанций, доходит до батарей с некоторым запозданием. Это особенно чувствительно при передаче тех или иных указаний от пехоты на тяжелые батареи, руководство огнем которых объединено под начальством одного лица. При изложенных условиях единственным средством для осведомления батарей о месте нахождения нашей пехоты и передачи батареям спешных и необходимых данных является сигнализация с помощью ракет, чем с большим успехом пользуются немцы. Многие пехотные начальники указывают на настойчивую необходимость скорейшего снабжения каждой роты несколькими пистолетами с цветными ракетами".

Вполне соглашаясь с указанной настоятельной необходимостью, главкозап приказал ходатайствовать о снабжении сигнальными пистолетами частей армий, причем считается необходимым, чтобы для всех фронтов была установлена одна общая система сигналов, что получает большое значение ввиду частого перемещения тяжелой артиллерии и корпусов не только из одной армии в другую, но и на другие фронты.

В июне того же 1916 г. была объявлена к руководству составленная Упартом "Инструкция для применения сигналов цветными звездками". В инструкции указывалась цель применения этих сигналов: "установить простейшую связь артиллерии с войсками, а также передачу из передовых частей и линий простейших донесений при отказе или отсутствии телефонов". Сигналы звездками, — говорилось в инструкции, — ценны при невозможности использовать другие, более удобные способы связи.

Оптическая связь артиллерии с пехотой в виде сигналов цветными ракетами, фонарями (ночью) или иногда флагами (днем) устанавливалась для указания границ продвижения пехоты при ее наступлении или для предупреждения артиллерии о внезапной атаке противника, о производстве им газового нападения и т. п.

Прожекторы и гелиографы также изредка служили для сигнальной связи артиллерии с пехотой.

О передовых наблюдателях из офицеров, командируемых для связи в штабы пехотных соединений от частей артиллерии, сказано ниже (см. том 3-й этого труда).

Германская артиллерия перед войной была снабжена громкоговорящим телефоном, недостатком которого являлась малая дальность действия. Увеличение дальности и мощности артиллерийского огня привело, между прочим, к необходимости относить месторасположение войсковых штабов далее от фронта и изыскивать новые средства связи, так как действие существовавших телефонов оказывалось недостаточным. В Германии таким новым более надежным средством был признан радиотелеграф, который после замены искрового передатчика ламповым сразу занял во время войны видное место среди средств связи в австро-германской артиллерии.

В русской артиллерии радиосвязь (беспроволочный телеграф) стала применяться с 1917 г. в незначительных размерах и только для корректирования стрельбы с помощью самолетов. Во время войны радиосвязь не получила широкого распространения за недостатком самолетов для обслуживания артиллерии и вследствие слабого развития техники производства радиостанций в России. Только в конце декабря 1916 г. на каждое артиллерийское отделение, из сформированных при некоторых авиационных корпусных отрядах, отпущено было по две радиостанции для корректирования стрельбы артиллерии. Средствами связи для передачи наблюдения с самолетов, согласно специальной "Инструкции", объявленной еще в марте 1916 г., были: радиотелеграф, световые и дымовые сигналы, сбрасываемые с самолетов письменные донесения. Передача же наблюдений путем воздушных эволюций самолетов была запрещена высшим командованием русской армии.

Радиотелефон не только не применялся для связи в русской артиллерии во время войны, но еще тогда и не испытывался.

Другие средства связи, выдвинутые войной и осуществленные во время войны в германской армии, — телеграфирование через землю, почтовые голуби, посыльные собаки — в русской артиллерии не применялись.

Важнейшим необходимым залогом успешности борьбы с неприятельской артиллерией является точность определения ее местоположения. Вообще же успешность стрельбы артиллерии обеспечивается точностью наблюдения цели и разрывов (мест падения) своих снарядов.

Во все время войны в русской артиллерии наблюдение производилось преимущественно с наблюдательных пунктов с помощью биноклей и зрительных труб, отчасти с помощью перископов (в период позиционной борьбы).

Балистические качества артиллерийских орудий возможно вполне использовать только при наличии хороших оптических приборов. Панорамный прицел или гониометр (оптический угломер) необходим для наводки орудий; без оптических дальномеров артиллерия не' может вести успешно стрельбу по самолетам и дирижаблям.

До мировой войны Германия была почти единственным поставщиком оптических приборов для всех стран; она же поставляла всюду специальное оптическое стекло. Призменные бинокли 6-кратного увеличения, большие и малые стереотрубы 8-, 10- и 20-кратного увеличения, оптические дальномеры русская артиллерия получала отличных качеств от германских фирм Цейсса и Герца, открывших еще до начала войны свои оптические мастерские в России (в Риге). Во время войны эти мастерские были реквизированы и работали на русскую артиллерию. Кроме того, в 1916 г. на Обуховском заводе был организован оптический отдел для изготовления и ремонта биноклей, панорам, зрительных труб и других оптических приборов. Но все же ГАУ оказалось во время войны в крайне затрудни-тельном положении в отношении снабжения армии оптическими приборами (см. третью часть) и не могло даже помышлять об их усовершенствовании. Только в германской артиллерии во время войны стереотрубы были увеличены в длине, чтобы достигнуть более совершенного оптического аффекта, а наибольшее их увеличение с 10 — 20-кратного доходило до 40- и даже до 72-кратного с диаметром объектива до 110 мм [261]Шварте , Техника в мировой войне. Краткое извлечение, ГИЗ, 1927 г., стр. 97 — 100.
.

Наземные наблюдательные пункты, применявшиеся в русской артиллерии, в значительной мере утратили свое значение после того, как неприятельская артиллерия стала располагаться, по примеру русской, на закрытых огневых позициях. Пришлось обратиться к другим методам наблюдения и другим способам определения мест расположения артиллерии противника, к которым относятся: авиационная разведка, наблюдение и фотографическая съемка с самолетов, световое и звуковое измерение (или свето-звукометрия), отчасти разведка при наблюдении с привязных аэростатов. Из них в особенности большое значение получило наблюдение с самолетов.

Французы учитывали важное значение воздушного наблюдения еще до начала войны. В 1912 г. полковник Этьен в заметке, озаглавленной "Самолет — глаз артиллерии", писал:

"Вследствие того что сомкнутые построения не могут противостоять в открытую современным снарядам, сражение начинается нескончаемой игрой в прятки, где артиллерия, роль которой сводится к роли пугала, служит главным образом для того, чтобы заставить противника укрываться, искать закрытий. В редких случаях пушке может представиться возможность выполнить работу по разрушению, что должно было бы быть ее делом. Насколько же более действительной будет ее помощь, если самолет будет направлять ее снаряды за укрытия противника… "Ни одно техническое достижение нельзя сравнить с введением на вооружение артиллерии самолетов".

Генерал Ф. Кюльман в своих выводах об уроках первых дней войны говорит:

"Во всех случаях, благодаря превосходству в дальнобойности, германская артиллерия при содействии воздушного наблюдения могла превращать в груды развалин укрепления, не боясь получить на это ответ"… И далее: "Недостаточно организованная система наблюдения, уменьшая полезную работу вооружения, влечет за собой наихудшие последствия".

Наблюдение, ведущееся с самолета, требует согласованной работы летчиков-наблюдателей с артиллерией, чего в русской армии при слабом развитии авиации во время войны почти не замечалось.

В целях достижения однообразного пользования самолетами в русской артиллерии Упартом в 1916 г. была составлена и объявлена к руководству "Инструкция для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей", в которой указывалось, между прочим, следующее:…"Применение самолетов при стрельбе, отыскании и указании целей дает могущественное средство для борьбы… Существенно для всех родов артиллерии, для тяжелой же настоятельно необходимо.

Для успешного содействия необходимо самолетные части передавать в полное распоряжение артиллерии и ни на какую другую службу не назначать… Наиболее выгодными и точными являются наблюдения при нахождении самолета на вертикали над целью — с высоты около 2000 м, для подъема на которую требовалось 25–40 минут. Продолжительность нахождения самолета в воздухе не более 3 часов. Летчики-наблюдатели должны быть из опытных строевых артиллерийских офицеров, по возможности из желающих".

Эти артиллерийские офицеры проходили особый курс подготовки при школе летчиков-наблюдателей.

По высоте полета, указываемой с самолета в момент нахождения над целью, и тангенсу угла высоты, составляемому направлением орудия на самолет с горизонтом, определялась дальность до неприятельской батареи с точностью до 15–20 %.

К инструкции была приложена табличка дальностей по высоте полета самолета и углу высоты. Полученная по табличке дальность и указываемое самолетом направление на цель служили основными данными для пристрелки цели и корректирования стрельбы при помощи наблюдения с самолета.

Русские батареи, располагавшиеся во все время войны, как правило, на закрытых позициях, стали отыскиваться германцами при помощи наблюдения с самолетов. В первое время войны отыскивающий самолет направлял в цель свою батарею довольно простым способом, выбрасывая в створе батарея — цель дымовой или другой какой-нибудь сигнал, по которому бралось направление, или самолет своим полетом от стреляющей батареи на цель и обратно давал это направление. Показания же о разрыве или падении снарядов самолет давал цветными звездками и заранее условленными эволюциями полета в воздухе (упомянутой инструкцией передача наблюдений эволюциями самолета для русской артиллерии запрещалась — см. выше). В дальнейшем, с постановкой во время войны на самолеты радиотелеграфных аппаратов, показания для корректирования стрельбы передавались немцами по радио через устанавливаемые на земле приемные станции, связанные телефоном с командиром стреляющей батареи.

В русской артиллерии исходные данные для стрельбы при помощи самолетов и первоначальное направление батареи на цель давалось преимущественно по карте. Затем пристрелка и стрельба на поражение велась по корректурным наблюдениям летчика-наблюдателя, передаваемым на батарею. Время готовности батареи к открытию огня, момент его открытия и в редких случаях другие данные сообщались с батареи летчику-наблюдателю зрительным способом, т. е. выкладываемыми на местности условными знаками (полотнища различных размеров, форм и окраски).

В мае того же 1916 г. был объявлен дополнительный приказ наштаверха о применении самолетов для содействия артиллерии. Этим приказом устанавливались три рода авиационных отрядов: а) армейские, б) корпусные и в) истребительные.

Армейские авиационные отряды назначались для разведки глубокого тыла противника и фотографирования важнейших для армии участков неприятельского расположения; для содействия артиллерии они могли быть использованы лишь по приказанию командующего армией и в тех случаях, когда средств корпусных авиационных отрядов было недостаточно.

Корпусные авиационные отряды служили для разведки и фотографирования позиций и ближайшего тыла противника и для содействия артиллерии. Обычно один самолет корпусного отряда оставался в распоряжении штаба корпуса, остальные самолеты передавались в распоряжение инспектора артиллерии корпуса для содействия стрельбе артиллерии.

Авиационные отряды самолетов-истребителей для содействия артиллерии не назначались.

Тем же дополнительным приказом подтверждалось, что инструкция для совместной работы артиллерии и летчиков, объявленная приказом 23 апреля 1916 г. № 541, заменяет все остальные инструкции и наставления, изданные на этот предмет в разное время штабами фронтов, армий и корпусов. А затем в декабре 1916 г. взамен инструкции было объявлено к руководству составленное Упартом "Наставление для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей", которое в свою очередь было заменено другим "Наставлением", изданным в ноябре 1917 г.

Фотографические съемки с самолетов, производившиеся на русском фронте в период позиционной войны, давали возможность установить довольно точно места расположения неприятельских батарей и обстреливать их при помощи корректирования стрельбы с самолета.

Для обстрела без вспомогательного корректирования с самолета необходимо было произвести предварительный расчет по карте, т. е. учесть топографическое положение батарей противника, чтобы получить возможно точные данные для придания орудиям надлежащего направления на цель и соответствующего угла возвышения. В полученные топографические данные для стрельбы следовало вводить поправки балистические и метеорологические, на силу и направление ветра, на температуру и барометрическое давление воздуха, определяемые метеорологическими станциями, но в русской артиллерии во время войны эти поправки в общем не принимались во внимание за недостатком метеорологических станций и за неимением соответственно обработанных таблиц стрельбы (какие в период войны уже имелись в австро-германской и французской артиллерии).

В позиционный период войны наблюдение и корректирование стрельбы в русской артиллерии производилось также и воздухоплавательными отрядами с привязных змейковых аэростатов, придаваемых по два к каждому отряду. Эти отряды были сформированы в конце ноября 1916 г. при 28 воздухоплавательных дивизионах; им присвоены были номера по порядку 1 — 28. Командиры воздухоплавательных дивизионов были подчинены инспекторам артиллерии армии. Для корректирования артиллерийской стрельбы воздухоплавательные отряды придавались корпусам, и тогда командиры этих отрядов подчинялись инспектору артиллерии того корпуса, к которому был придан тот или иной воздухоплавательный отряд.

Определение местоположения неприятельской артиллерии звукосветовыми методами сводилось к тому, чтобы, во-первых, с помощью тех или иных приборов взять с разных пунктов направления на вспышки, пыль или дым от выстрелов батареи противника, прочертить эти направления на карте и засечками найти требуемые точки стояния неприятельской батареи; во-вторых, при помощи секундомера точно измерить промежуток времени между вспышкой выстрела и его звуком и, учитывая, отсюда скорость звука, определить дальность, с которой и начинать пристрелку (обычно шрапнелью на высоких или нормальных разрывах). Измерение промежутка времени между огневой вспышкой неприятельского выстрела и его звуком производилось обычно ночью; в дальнейшем во время стрельбы командир батареи, смотря на секундомер, стремился получить точно такой же промежуток времени между моментом наблюдения разрыва своего снаряда и моментом дошедшего до слуха звука от этого разрыва.

Этот звуко-световой способ засечки вражеских батарей и стрельбы по ним применялся довольно успешно некоторыми нашими артиллеристами во время брусиловского наступления в июне 1916 г. Так например, одна из батарей, занимавшая хорошо укрытую огневую позицию в бою у д. Немировка, вела стрельбу указанным способом и систематически подавляла неприятельские батареи, обстреливавшие позицию русских с трех разных направлений.

Звукометрическая засечка стреляющих батарей противника производилась на основании показаний особых электрических мембранных приборов, чрезвычайно чувствительных к звуку выстрела и вследствие этого дававших показания, по которым возможно было графическим построением найти место неприятельской батареи.

Опыты применения звукометрии в русской артиллерии возникли за 3–4 года до начала первой мировой войны, т. е. раньше, чем где бы то ни было в иностранных армиях. Появились звукометрические приборы разных изобретателей и систем — от довольно простого до весьма сложного устройства; один из таких приборов, заслуживающий наибольшего внимания, испытывался изобретателем в офицерской артиллерийской школе в течение двух или трех летних периодов при производстве практических стрельб на Лужском полигоне, но определенных положительных результатов опыты тогда не дали. Однако перед началом войны эти приборы были отправлены в действующую армию с целью дальнейшего испытания их в боевой практике.

Кроме этих приборов, испытывались в русской артиллерии во время войны звукометрические приборы и других систем.

Простейшим из них являлся так называемый "электрохронограф", который испытывался в течение лишь полутора месяцев в боевой обстановке при самых неблагоприятных обстоятельствах — при недостатке необходимых средств и при отсутствии желания внимательно относиться к испытанию. Поэтому нельзя судить о степени его пригодности своему назначению, хотя по отзыву командира 2-й Сибирской артиллерийской бригады, при которой производилось испытание, "прибор заслуживал дальнейшего усовершенствования"….

Русские звукометрические приборы обладали большой точностью и по отзывам специалистов были даже более совершенные, чем германские, но и более сложные. Действие звукоприемников в русских приборах, основанное на размыкании тока доходящей до мембраны звуковой волной, было настолько чувствительно, что могло указывать разницу в достижении звука каждого из приемников, расположенных в разных пунктах на известном удалении, с точностью до 1/1000 доли секунды. Но несмотря на теоретическое совершенство и точность звукометрических приборов, русская артиллерия практической пользы от них почти не получала; к тому же и мало их имела, так как формирование звукоизмерительных штатных команд началось лишь в 1917 г. В общем нужно признать, что звукометрия не только не получила широкого применения в русской артиллерии во время войны, но и оставалась до самого конца войны в стадии испытаний.

Первые 14 команд звукометрических станций марки "ВЖ" были сформированы в январе 1917 г. и затем прикомандировывались к частям артиллерии. В сентябре того же года решено было сформировать на Юго-Западном фронте еще 24 команды звуковых станций "ВЖ".

В августе 1917 г. в Казанском военном округе формировались 7 корпусных отрядов артиллерийских наблюдательных станций с приборами того же образца, которые были отправлены в действующую армию для испытания в начале войны. По мере выполнения практических занятий на заводе, изготовлявшем звукометрические станции, эти корпусные отряды отправлялись в действующую армию; из них 5 отрядов были отправлены в армию в октябре 1917 г., остальные 2 отряда предполагалось отправить той же осенью.

В начале декабря 1917 г. выяснилась неудовлетворительность организации указанных отрядов артиллерийских наблюдательных станций и безрезультатность нахождения их на фронтах действующей армии, вследствие чего они должны были отправиться в Царское Село в запасную тяжелую артиллерийскую бригаду для переформирования на новых основаниях.

 

ГЛАВА VI

СРЕДСТВА ХИМИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

Задолго до начала первой мировой войны между государствами заключались соглашения, воспрещающие применение на войне ядовитых, удушливых или других вредных газов, а также распространяющих заразные болезни бактериологических средств. Но в процессе мировой войны Германия, а за нею и все прочие воюющие государства, довольно легко пренебрегли всякими международными соглашениями, имеющими в виду гарантировать человечество от варварства и ужасов, которыми сопровождается газовая война.

Германия, обладавшая наиболее мощной в мире химической промышленностью, стала производить опыты в целях использования отравляющих веществ как средства борьбы, немедленно после объявления войны, если еще не до ее начала.

Сами немцы потом писали, что применение в бою химических веществ является "наиболее интересным техническим нововведением мировой войны", что применение газов началось с их стороны "вследствие желания поражать противника, укрывшегося за недосягаемыми для артиллерии препятствиями" и последовало лишь после того, как им стало совершенно ясно, что их противники готовят широкое использование артиллерийских снарядов, начиненных газами". Как бы то ни было, но действие газов было оценено немцами, настолько высоко, что к концу войны в Германии около ¼ всех боевых припасов для артиллерии составляли химические снаряды".

Уже осенью 1914 г. германцы стали подмешивать в разрывной заряд шрапнели раздражающие вещества. Действие первых химических снарядов, примененных в конце 1914 г. против французов, а в январе 1915 г. и против русских (в бою у Болимова в Польше), оказалось слабым, впрочем не столько по слабости действия химического вещества, которым были снаряжены снаряды, сколько вследствие низкой зимней температуры и разброски снарядов при стрельбе вместо необходимого массирования огня. Высшее командование германской армии разуверилось в возможности получения достаточной эффективности применением раздражающих химических снарядов. К тому же в то время в Германии назревал кризис в массовом производстве снарядов. Тогда химики Германии (доктор Габер и другие) предложили использовать как боевое средство поражения отравляющие вещества в виде газового облака, т. е. перейти к газобаллонным атакам.

Газобаллонная атака, произведенная германцами 22 апреля 1915 г. на французском фронте под Ипром совершенно неожиданно для противника, имела громадный успех в тактическом отношении. Англо-французы вынуждены были уступить немцам значительную часть территории и потеряли отравленными газами до 15 000 человек, из которых около 30 % умерло. Неожиданность атаки произвела сильное моральное впечатление: почти все алжирские и территориальные солдаты французской армии были охвачены паникой и бежали. Но крупный тактический успех не был в полной мере использован германцами вследствие неудовлетворительной в то время химической подготовки их армии и отсутствия у них хороших защитных противогазовых средств.

Данные о, газовой атаке в районе Ипра были сообщены верховному командованию русской армии, со стороны которого тогда же, в апреле 1915 г., последовало распоряжение верховному начальнику санитарной части (принцу Ольденбургскому, родственнику дома Романовых) принять меры к "заблаговременному и срочному заготовлению предохранительных средств". При этом из штаба главковерха сообщалось военному министру, что газ немцев, по французским сведениям, оказался хлором, а по английским — парами брома с соляной кислотой и что для нейтрализации газа немцы применяли пакеты из ниток, смоченных раствором от 15 до 30 г гипосульфита натрия и 2 г углекислого натрия на 100 частей воды, бельгийцы же применяли саше из ваты, пропитанной 20 % раствором гипосульфита с 1½% едкого кали.

В ночь на 31 мая того же 1915 г. немцы произвели первую газобаллонную атаку у Воли Шидловской против частей 2-й русской армии, преградившей пути к Варшаве германской армии Макензена. Атаки немцев были отбиты, их тактический успех ограничился нанесением тяжелых потерь русским: было отравлено газами 34 офицера и 7 140 солдат (по другим сведениям было отравлено около 9 000 человек), из которых 4 офицера и 290 солдат умерли.

Верховное командование русской армии, относившееся до того времени отрицательно к использованию отравляющих веществ как средств боевых, изменило свои взгляды под впечатлением атак в районе Ипра и в особенности на русском фронте у Воли Шидловской.

Наштаверх Янушкевич 2 июня того же 1915 г. телеграфировал военному министру: "Верховный главнокомандующий признает, что ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы единственной мерой воздействия на него является применение и с нашей стороны всех средств, употребляемых противником… Главковерх просит распоряжений о производстве необходимых испытаний в этой области и снабжения армий Северо-Западного и Юго-Западного фронтов соответственными приборами с запасом ядовитых газов"…

3 августа 1915 г. состоялся приказ об образовании при ГАУ специальной комиссии по заготовлению удушающих средств под председательством начальника центральной научно-технической лаборатории. военного ведомства; в состав комиссии были назначены членами пять военных инженеров, получивших высшее образование в артиллерийской академии.

Военный министр Поливанов сообщил главковерху, что ГАУ работает по части получения удушливых газов с полным напряжением и что в начале августа будет доставлен на театр военных действий первый запас газов с приспособлениями для их пуска.

В результате работы комиссии ГАУ по заготовлению удушающих средств в первую очередь было налажено производство в России жидкого хлора, который до войны привозился из-за границы. В августе 1915 г. впервые было добыто около 3 т хлора, а в октябре того же года началось производство фосгена.

С октября 1915 г. начали формироваться в России особые химические команды для выполнения газобаллонных атак, отправляемые по мере формирования на фронт. Снабжение русской действующей армии специальным химическим имуществом и организация химической борьбы получили возможно полное развитие в 1916 г. после того, как военно-химическое дело было отнесено к артиллерии и сосредоточено в ГАУ и в Упарте.

В апреле 1916 г. образован был при ГАУ химический комитет, в состав которого вошла и комиссия по заготовлению удушающих средств. Один из членов этой комиссии был откомандирован в ставку главковерха и назначен в Упарт для организации химической борьбы в действующей армии, не теряя связи с химическим комитетом ГАУ.

Энергией и творчеством химического комитета создана была в России обширная сеть химических заводов (около 200), в том числе ряд заводов для изготовления отравляющих веществ.

Новые заводы отравляющих веществ были пущены в ход весной 1916 г.; количество изготовленной ядовитой жидкости достигло к ноябрю 3 180 т, причем в октябре было добыто около 345 т, а программой 1917 г. намечалось довести месячную производительность до 600 и в январе и до 1 300 т в мае (см. выше, "Взрывчатые и химические вещества").

В отношении организации и подготовки газовой борьбы на фронте Упарт предпринял в 1916–1917 гг. ряд мер, в числе которых можно указать на следующие важнейшие:

В 1916 году при запасной химической роте было сформировано и отправлено на фронт 13 химических рот — по одной роте на каждую армию; на каждом фронте и при каждой армии было сформировано по одному учебному отряду для обучения газовой борьбе. На каждом фронте было образовано по одной химической лаборатории и по одному складу химического имущества; образованы были армейские склады химического имущества. Химические команды были изъяты из ведения заведующих артиллерийской частью армии и подчинены инспекторам артиллерии армий. Были разработаны и объявлены к руководству штаты и временные положения — о заведывающем средствами химической борьбы на фронте, об управлении химическими командами, о наглядном обучении войск противогазовой борьбе, об учебном отряде противогазовой борьбы при начальнике санитарного отдела штаба армии, о химической лаборатории и складе химического имущества фронта, о снабжении войск специальным химическим имуществом и противогазами. Объявлена была схема порядка снабжения войск специальным химическим имуществом и противогазами (см. "Боевое снабжение русской армии в мировую войну", изд. 2-е, т. II, приложение 13). Установлены были нормы запасов и табели химического и противогазового имущества.

Завершением организации химической борьбы на фронте возможно считать приказы наштаверха, разработанные Упартом в начале 1917 г., с изданием которых все дело этой борьбы сосредоточивалось в артиллерийском ведомстве: учебные отряды для обучения войск противогазовой борьбе передавались из, подчинения начальнику санитарного отдела штаба армии в ведение заведующего средствами химической борьбы в армии„который подчинялся инспектору артиллерии армии; склады. противогазового имущества передавались из ведения санитарной части в ведение начальника артиллерийского снабжения фронта; организованные при штабах армий метеорологические отделения, подчиненные генерал-квартирмейстеру, передавались в подчинение инспекторам артиллерии армий. Теми же приказами объявлялись к руководству: штат дивизионной противогазовой команды (1 офицер, 1 метеоролог и 10 солдат); положения — о заведывающем средствами химической борьбы в армии, о боевом применении химических команд и об организации противогазовой борьбы в войсках; "Наставление для обращения с противогазами типа Куманта-Зелинского", введенными в начале 1916 г. взамен всех прочих принятых до 1917 г. повязок и масок для защиты от газов.

В сентябре 1917 г. приказом наштаверха все химические команды (в январе 1917 г. была сформирована еще одна 14-я химическая команда) были переименованы в химические роты, которым был присвоен вновь разработанный штат. По этому штату командир химической роты назначался из офицеров артиллерии или инженерных войск, а старший офицер роты из артиллеристов или из других родов войск, но из получивших среднее образование. Заведующие средствами химической борьбы фронта и армии, а также их помощники могли назначаться из офицеров всех родов оружия, но получивших высшее специальное образование.

В ночь на 7 июля 1915 г. германцы повторили газобаллонную атаку в том же районе Воля Шидловская — Суха — Боржимов и против тех же частей 2-й русской армии (6-я Сибирская и 55-я пехотная дивизии), как и в ночь на 31 мая, причинив опять сильные потери, особенно 21-му Сибирскому полку, из состава которого было выведено из строя до 97 % (осталась от полка боеспособной только одна полурота).

По свидетельству производивших расследование о газобаллонной атаке 7 июля, "атака была настолько энергична и таким густым облаком газа, что никаких общих, хотя и подготовленных мер осуществить не удалось; даже самое надевание повязок оказалось слишком долгим по сравнению с быстротой отравления газами".

Никаких упущений по снабжению войск противогазовыми повязками не было, но повязки эти, смоченные гипосульфитом, оказались неудовлетворительными и более 15 минут не действовали. Более пригодной оказалась повязка, изобретенная одним стрелком 21-го Сибирского полка (в материалах расследования не нашлось данных ни об устройстве этой повязки, ни о фамилии ее изобретателя).

Генерал Алексеев, препровождая материалы расследования наштаверху Янушкевичу, сообщал в письме 17 июля 1915 г., что он еще в мае просил принца Ольденбургского… "усилия наших ученых и техников обратить на выработку и выдачу войскам активных средств борьбы, дабы можно было вести войну теми же способами, как и наш враг, не брезгающий никакими средствами… В этом расследовании голос из окопов. Это — вопль наболевшей души. Если мы еще более будем медлить, то примем на себя великий грех, который не будет прощен строевым составом армии. Нужно подумать и пощадить его нравственный дух… Артиллерии мы не можем выставить в равном количестве, особенно тяжелой. Снарядами снабдить сносно не можем даже наличное число орудий. Третий месяц не можем выработать способа отравлять врага, который вывел у меня из строя 20 000 человек".

Вероятно под впечатлением этого письма генерала Алексеева, которое было доложено главковерху, решено было все дело газовой борьбы изъять из ведения верховного начальника санитарной части армии принца Ольденбургского и сосредоточить в артиллерийском ведомстве.

Третью газобаллонную атаку германцы произвели 6 августа 1915 г. против северного обвода крепости Осовец в целях содействия штурму крепости. Германцам удалось овладеть двумя участками передовой позиции крепости и расположенной в том же районе деревней Сосня, но здесь они попали в свой застоявшийся газ и потеряли отравленными своих до 1 000 человек. Атака была отбита и положение защитников крепости было восстановлено.

По донесению коменданта крепости Осовец, газ был выпущен немцами из нескольких сот баллонов и распространялся до 25 км в глубину и до 10–12 м вверх, смертельно отравляя все, над чем проходило газовое облако. Холодное, туманное, росистое утро, окружающие крепость болота, река, водяные крепостные рвы — все это в значительной степени спасло гарнизон крепости от громадных потерь. По мнению коменданта, «распылители, зажигание соломы и пакли, водяные канавки — паллиативы, отвлекающие от оружия»…

Летом и осенью 1916 г. на русском театре военных действий, по большей части в районе мм. Крево, Сморгонь, Молодечно, Барановичи, Нароч — на Западном русском фронте, было произведено несколько газобаллонных атак не только со стороны германцев, но и со стороны русских.

Атаки германцев отбивались сосредоточенным огнем русской артиллерии, ружейным и пулеметным огнем, хотя выпущенные немцами газы проникали на 10–12 км в глубину и наносили большие потери отравленными (в ночь на 2 августа 1916 г. при газовой атаке в районе Сморгони Кавказская гренадерская дивизия потеряла отравленными 3 846 человек, из которых 286 умерло).

По донесению командира Кавказского гренадерского корпуса, наиболее действительными для защиты от газа оказались противогазы Куманта-Зелинского; полезно было зажигание костров, но в таком расстоянии от окопов (около 10 шагов), чтобы не загоралась деревянная обшивка окопов, на тушение которой тратилась вода, заготовленная для разбрызгивания и для смачивания противогазов. Разбрызгивание растворов химических веществ во время самой газовой атаки оказалось бесцельным и было прекращено.

Первая газобаллонная атака со стороны русских была произведена 5–6 сентября 1916 г. в районе Сморгони.

Для выпуска газовой волны протяжением около 1 100 м было заготовлено 500 больших и 1 700 малых баллонов, наполненных приблизительно 35 т сжиженного газа. Газовая атака продолжалась лишь четверть часа и признавалась удачной, так как нанесла германцам большие потери, но она не имела сколько-нибудь серьезных оперативных последствий. Атака началась при благоприятном направлении ветра с юго-востока, но неожиданным порывом восточного ветра газовую волну нагнало на часть русских окопов. В эти же окопы вслед затем попали две мины противника и разбили три баллона. Вырвавшийся из них газ чрезвычайно высокой концентрации (марлевые маски совершенно высыхали, резина в респираторах Куманта-Зелинского лопалась) обжигал людей газовой батареи. Необходимость очистки своих окопов от газа заставила прекратить выпуск газа по всему фронту, несмотря на восстановившийся юго-восточный ветер и благоприятные метеорологические условия, а также несмотря на то, что русские батареи энергичным огнем, выпустив каждая по нескольку десятков химических снарядов, привели к молчанию германскую артиллерию через 10–12 и не более как через 25 минут.

Эта газовая атака подчеркнула необходимость серьезной борьбы с артиллерией противника, с его минометами и бомбометами, огонь которых может не только помешать успеху газобаллонной атаки, но и вызвать потери отравленными у самих атакующих; подчеркнула она также и то, что хорошая стрельба химическими снарядами обеспечивает быстрый успех этой борьбы.

В 1916 г. газобаллонные атаки являлись преобладающим видом химического нападения на русском фронте. Они наносили потери противнику, деморализовали его, обеспечивали иногда некоторый тактический успех, но без особых результатов оперативного характера.

Русские при газовых нападениях задавались ограниченными целями, что подтверждается, например, распоряжениями главкома Западного русского фронта от 5 и 30 августа 1916 г., выписки из которых приводятся:

а) «За последнее время немцы произвели две газовых атаки, которые, главным образом вследствие их длительности (от 2 до 6 часов), повлекли в атакованных частях значительные потери… Располагая необходимыми для производства газовых атак средствами, не следует оставаться в долгу у немцев, почему приказываю шире использовать активную деятельность химических команд, чаще и интенсивнее применяя выпуск удушливых газов по расположению противника»…

б) …«Достигнутое ныне полное обеспечение армии жидким газом позволяет смотреть на газовую атаку главным образом как на средство вывести из строя сразу большое число бойцов противника независимо от тактических действий войск… Предписываю: 1) Не приурочивать обязательно газовую атаку к какому-либо тактическому маневру, а, наоборот, тактический маневр приурочивать к газовой атаке. 2) Активную деятельность пехоты вслед за выпуском газа предпринимать лишь в том случае, если она является выгодной в тактическом отношении и если наличии наших сил и средств на данном участке, а также общая на нем обстановка обещают успех, каковой может быть тотчас же прочно закреплен за нами»…

В конце 1916 г. на опыте войны пришли к заключению, что артиллерийская стрельба химическими снарядами имеет много преимуществ перед газобаллонной атакой.

Газобаллонная атака во многом зависит от метеорологических условий, от характера и рельефа местности, от очертания своего и атакуемого фронта, от вероятности собственного отравления при изменении направления ветра или других условий; наконец, по мере усовершенствования противогаза и повышения противогазовой подготовки войск в значительной степени уменьшались потери отравленными, т. е. ослабевало достижение главной цели газобаллонных атак.

О свойствах химических снарядов и преимуществах стрельбы ими сказано выше (см. «Снаряды»).

В 1917 г. на русском фронте германцы уже не применяли газобаллонных атак, а со стороны русских были три неудачные попытки таких атак. Неудачи объяснялись, во-первых, неблагоприятными метеорологическими условиями (атака 26 января производилась в мороз и вьюгу, а во время атаки 27 марта изменивший направление ветер отнес газы в сторону); во-вторых, плохой организацией газопуска у русских; в-третьих, и главное, высокой химической подготовкой германской армии, умевшей бороться с газами.

Наконец, нельзя обойти молчанием еще один из видов химического нападения — использование огнеметов, впервые примененных в мировую войну также по инициативе германцев. На русском фронте первая огнеметная атака произведена была германцами 9 ноября 1916 г. в районе Барановичи у Скробовского ручья.

Сближение передовых русских окопов с германскими в этом районе (участок 217-го пехотного полка) доходило от 300 до 30 шагов — даже до того, что "проволочное заграждение местами было общим". Это создавало благоприятные условия для применения огнеметов.

В этой атаке германцы применяли ранцевые огнеметы, имеющие большие недостатки: горящая жидкость выбрасывалась ими на короткое расстояние — до 20 м, ограниченный запас горючего — около 24 кг (но и этот вес за спиной огнеметчика был для него ощутительным), легкая уязвимость огнеметчика, идущего в атаку открыто во весь рост.

Огнеметы были двух типов: выпускающие струю пламени и выпускающие струю какой-то едкой жидкости.

В ночь перец атакой войска были предупреждены о возможности применения немцами огнеметов, и солдатам кое-как объяснили устройство и действие огнеметов. Но так как в общем никто ни огнеметов, ни их действия не видел и толком не знал мер борьбы с ними, то объяснения принесли мало пользы и скорее только усилили нервное состояние людей.

С 6 часов неприятельская артиллерия и минометы открыли сильный огонь по русским окопам и ходам сообщения. К 14–15 часам первая линия русских окопов и проволочные заграждения были в значительной степени разрушены, многие защитники окопов выбыли из строя или отсиживались в уцелевших убежищах. Тогда германцы произвели атаку с применением огнеметов. Против некоторых более сближенных участков огнеметчики направляли струю пламени на русские окопы непосредственно, не выходя из своих окопов; против одной из русских рот, где расстояние между окопами было лишь около 25 шагов, пламя достигло и зажгло обшивку ротного окопа. В других местах огнеметчики, подойдя к русским окопам шагов на 150, устраивали перед собой завесу черного дыма, поднимавшегося от струи огнемета, направленной в землю, и скрывавшего огнеметчиков от взоров защитников. Пользуясь завесой, огнеметчики продвигались несколько шагов вперед и, повторяя то же самое, постепенно доходили до русских окопов, а затем, направляясь вдоль них, поливали огненной струей окопы и оставшихся защитников.

Согласно показаниям участников этого боя, производимое огнеметами впечатление ничтожно по сравнению с артиллерийским, минометным, пулеметным и ружейным огнем. Огнеметы не оказали решающего значения для успеха германской атаки. Успех обеспечила подготовка артиллерийским и минометным огнем. Но нельзя отрицать довольно сильного влияния огнеметов на моральное состояние защитников окопов. Выбрасываемая ими струя доставала лишь на 15–25 шагов, но попадая на людей, на окопы и землю, струя продолжала гореть ярким пламенем, зажигая их. Многие окопы и вся высота "Фердинандов нос" (на правом фланге 217-го пехотного полка) были в огне. Уходившие из окопов в тыл раненые и уцелевшие защитники, панически настроенные, сильно нервировали остальных людей.

Комиссия, обследовавшая способы применения германцами огнеметов в бою у Скробовского ручья, пришла к следующим выводам:

"1. Огнеметы и аппараты, выбрасывающие едкую жидкость, являются средством ближнего боя — не более 30–40 шагов; непосредственную опасность они могут представлять только для защитников окопов, расположенных на этом удалении от неприятельских окопов….

2. Огнеметы вследствие незначительной дальности своего действия совершенно не могут заменить ни артиллерийской подготовки, ни пулеметного и ружейного огня, ни даже ручных гранат. Они являются только вспомогательным средством при непременном условии применения всех прочих видов огня.

3. По силе производимого ими на защитников окопов впечатления и внешнего эффекта своего действия огнеметы значительно уступают всем прочим видам огня и удушливым газам.

4. Применение огнеметов с успехом возможно только для довершения поражения потрясенного и расстроенного предшествующим боем противника, когда сопротивление его в значительной степени сломлено и когда число огнеметчиков значительно.

5. Огнеметчики могут наступать под дымовой завесой.

6. Одни огнеметы без поддержки гренадер, пулеметов и пехоты не в состоянии что-либо занять и удержать захваченное.

7. Самым надежным средством для защиты от огнеметов является огонь всех видов"…

Главное командование русской армии получило сведения о применении германцами огнеметов на французском фронте за несколько месяцев до описанной атаки у Скробовского ручья и тогда же признало необходимым снабдить и свою армию огнеметами. С лета 1916 г. начали производиться испытания разных систем огнеметов, предлагаемых русскими изобретателями. Главковерх Николай II почему-то особенно интересовался этим новым средством поражения, по существу не заслуживающим большого внимания, и сам даже присутствовал на одном из испытаний ранцевого огнемета в ставке.

Несмотря на выводы комиссии, производившей обследование боя у Скробовского ручья, и на то, что производившиеся испытания русских огнеметов подтверждали эти выводы, давая по большей части отрицательные результаты (например, при одном из испытаний ручного ранцевого огнемета неожиданным порывом ветра струю пламени отнесло назад, вследствие чего огнеметчик получил сильные ожоги), — все же решено было принять на снабжение русской армии легкие ранцевые огнеметы системы Товарницкого и Александрова и тяжелые огнеметы системы генерала Ершова, Товарницкого и Винсента. Во всех этих огнеметах воспламеняющаяся жидкость состояла из смеси нефти, керосина и бензина.

В конце 1916 г. предполагалось начать формирование огнеметных команд при пехотных полках. Но затем, уже после февральской революции, дополнительным приказом главковерха 19 июня 1917 г. решено было формировать полковые огнеметные команды лишь при одном из полков дивизии, а при остальных полках дивизии формировать огнеметные команды лишь "по выяснении ценности огнеметов, как боевого оружия" (между тем, как мы видели выше, боевая ценность огнеметов была уже выяснена в полной мере на боевом опыте 9 ноября 1916 г. у Скробовского ручья). Тем же приказом главковерха решено было с целью подготовки личного состава для огнеметных команд организовать на фронтах действующей армии курсы полковых огнеметчиков, назначив на эти курсы инструкторов от химического комитета ГАУ.

***

Применение германцами в мировую войну 1914–1918 гг. химического оружия встречено было бурей негодования со стороны России и ее бывших союзников. Вместе с тем союзники всеми силами своих ученых и техников со всей энергией вступили в соревнование с германцами по изысканию все более и более жестоких и действительных средств разрушения и уничтожения.

 

ГЛАВА VII

СТРЕЛКОВОЕ ОРУЖИЕ РУССКОЙ АРМИИ

Образцы стрелкового оружия к началу войны

Образцы стрелкового оружия, состоявшие на вооружении русской армии к началу мировой войны, вполне удовлетворяли своему назначению и по своим качествам не уступали образцам, принятым в иностранных государствах.

Основными образцами стрелкового вооружения русской армии служили: 7,62-мм (3-лин.) винтовка обр. 1891 г., 7,62-мм пулемет Максима на станке Соколова и 7,62-мм револьвер обр. 1895. г. системы Нагана. Кроме того, в мобилизационных запасах имелись еще для вооружения ополчения 10,67-мм (4,2-лин.) винтовки устаревшей системы Бердана № 2, обр. 1870 г.

Винтовки обр. 1891 г. имелись четырех типов: пехотная винтовка со штыком, имеющая наиболее длинный ствол и наибольший вес; драгунская со штыком, укороченная и более легкая; казачья без штыка и потому более легкая, чем драгунская, но имеющая ствол такой же, как и драгунская; 3-лин. карабин обр. 1907 г. для вооружения пулеметных команд и разведчиков-наблюдателей в артиллерии; кроме того, имелся 4,2-лин. кавалерийский карабин Бердана. Карабины штыков не имели; стволы у них были короче и они были легче драгунских и казачьих винтовок.

Главные данные образцов русских винтовок указаны в табл. 13, там же приведены для сравнения данные о винтовках, состоявших к началу мировой войны на вооружении германской и французской армий.

Русская 7,62-мм винтовка обр. 1891 г. магазинная, стрелявшая патронами бездымного пороха с остроконечной пулей в оболочке, была того же типа магазинных винтовок, которые состояли на вооружении и других армий, принимавших участие в мировой войне. Русский 7,62-мм пулемет Максима принадлежал к наиболее распространенному типу пулеметов того времени. Русский 7,62-мм револьвер не уступал другим принятым образцам револьверов и по своим качествам являлся хорошим оружием для самообороны.

Русская 7,62-мм винтовка, разработанная в 1889–1891 гг., уступала только в некоторых деталях устройства иностранным магазинным винтовкам, введенным в позднейшее время — в начале ХХ века; но в общем, как подтвердилось опытом войны, она отлично служила и не имела таких крупных недостатков, для устранения которых иностранным государствам пришлось перевооружаться: Франция, например, заменяла свой образец винтовки 1886 г. на образец 1907/16 г. даже во время войны; германская армия перевооружалась винтовками в 1888 и 1898 гг.; австро-венгерская — в 1889 и 1895 гг.

Таблица 13

¹ Во время войны был утвержден образец винтовки Лебеля 1907/16 с магазином на пять патронов, заряжаемым пачкой.

Пулемет Максима, принятый на вооружение русской армии в 1905 г., является типичным представителем автоматического стрелкового оружия, в котором развиваемое при выстреле давление пороховых газов используется не только для выбрасывания из канала ствола пули с приданием ей большой начальной скорости, но и для быстрого перезаряжания оружия, причем на долю стрелка остается лишь работа по прицеливанию, производству выстрела путем нажимания на спусковой крючок и смене магазина или ленты по израсходовании патронов.

Первые сведения о пулемете Максима получены были в России еще в 1885 г., но отношение к нему Арткома ГАУ было весьма сдержанное, скорее даже отрицательное, что можно было объяснить отчасти и авторитетным влиянием генерала Драгомирова, высмеившего автоматическое оружие (см. ниже, о боевой подготовке). Драгомиров писал о пулеметах: "Если бы одного и того же человека нужно было убивать по несколько раз, то это было бы чудесное оружие"… Только благодаря военному министру Ванновскому были заказаны первые экземпляры пулеметов Максима для производства их испытания. Техническая отсталость России и некоторый консерватизм во взглядах на вопросы вооружения были причиной того, что до начала формирования пулеметных рот прошло 16 лет (1886–1901 гг.). Формирование производилось не быстрее испытания пулеметов. В результате русско-японская война застала русскую армию лишь с одной пулеметной ротой (8 пулеметов) на Дальнем Востоке и с несколькими пулеметами в крепостях Порт-Артуре и Владивостоке (во Владивостоке имелось лишь 12 пулеметов).

В первом же бою с японцами под Тюренченом русская единственная пулеметная рота. погибла, успев, однако, оказать существенную пользу своей пехоте. В Манчжурскую действующую армию были отправлены опытные пулеметные роты из Варшавского военного округа; кроме того, стали спешно формироваться новые пулеметные команды. К тому же времени стали прибывать в действующую армию конно-пулеметные команды, вооруженные ружьями-пулеметами Мадсена, приобретенными у частной фирмы нейтрального государства Дании. Эти ружья-пулеметы получили название пулеметов обр. 1902 г. с целью замаскировать покупку в нейтральном государстве; представляли они собой собственно не пулемет, а тяжелое автоматическое ружье, перевозимое с некоторым запасом патронов на седле при всаднике.

К концу русско-японской войны русская армия насчитывала у себя около 370 пулеметов, превосходя количество пулеметов, бывшее у японской армии.

Часть пулеметных рот, сформированных во время войны, имела пулеметы Максима на колесных тяжелых лафетах (рис. 24), часть была вьючная с пулеметами Максима на треногах (рис. 25). Колесные лафеты признаны были крайне неудобными для пулеметов полевых войск, так как вследствие значительного веса и громоздкости они с большими трудностями перетаскивались за войсками на полях сражений, а вследствие больших размеров колесного лафета, имеющего высокий щит, плохо маскировались.

По опыту применения пулеметов во время русско-японской войны установился следующий взгляд на них:

1) пулемет представляет сильное огневое средство, необходимое и для пехоты и для кавалерии;

2) пулемет необходим как при обороне, так и при наступлении, а потому конструкция пулемета и его установочных приспособлений должны быть такими, чтобы пулеметы могли сопровождать войска всюду — как в бою, так и на походе, чтобы их можно было скрытно передвигать, быстро устанавливать и быстро перемещать;

Рис. 24. Пулемет Максима колесного типа со щитом

Рис. 25. Пулемет Максима на треноге вьючного типа

3) пулеметы должны быть принадлежностью частей войск, органически и неразрывно с ними связаны и работать с ними в бою рука об руку, являясь для них могучим вспомогательным огневым средством и ни в каком случае каким-то обособленным отдельным родом оружия.

По окончании русско-японской войны во всех государствах началась интенсивная работа по вооружению армий пулеметами и по усовершенствованию материальной части пулеметов. Пулеметы Максима были приняты на вооружение большинства армий.

Рис. 26. Станковый пулемет Максима на станке Соколова

Первый образец пулемета Максима, принятого в русской армии в 1905 г., имел слишком большой вес для полевых войск — тело пулемета 28,25 кг, а всей системы с установкой — около 244 кг. Завод Виккерс (в Англии), которому принадлежал патент на пулеметы Максима, предложил другой тип "легкого" пулемета, образцы которого однако, не выдержали испытания. Тогда русские артиллерийские техники спроектировали в этом типе пулемета ряд изменений, в результате которых был принят образец "облегченного" пулемета весом (только тела) около 22,12 кг, которым продолжалось последующее снабжение армии пулеметами. Затем, производя дальнейшее усовершенствование, пулеметный отдел Тульского оружейного завода разработал окончательно тип "легкого" пулемета обр. 1910 г. весом всей системы (село пулемета с установкой) около 63 кг.

"Легкими" пулеметами решено было вооружить части конницы (вместо пулеметов Мадсена). По выполнении же всей программы снабжения пулеметами решено было переделать по типу "облегченного" все "тяжелые" пулеметы, состоявшие в войсках на вооружении. К этой последней операции приступлено лишь в 1914 г.

ГАУ предполагало заказать "легкие" пулеметы для конницы своему казенному Тульскому оружейному заводу, который в сущности разработал их тип. Но по приказанию военного министра Сухомлинова, покровительствовавшего английской фирме Виккерс, "легкие" пулеметы были заказаны этой фирме; поставленные ею пулеметы оказались на службе во время войны непрочными и потребовали исправления, которое и было произведено Тульским оружейным заводом (рис. 26).

К началу мировой войны на вооружении некоторых частей русской кавалерии оставались ружья-пулеметы Мадсена обр. 1902 г., принятые только временно до передачи их в крепости (рис. 27).

Рис. 27. Ружье-пулемет Мадсена обр. 1902 г.

Сравнительные основные данные пулеметов, состоявших к началу войны (в 1914 г.) на вооружении русской, германской и французской армий, приведены в табл. 14.

Таблица 14

С самого начала войны, осенью 1914 г., в русской армии стал сильно ощущаться недостаток в 7,62-мм винтовках обр. 1891 г. и в пулеметах (см. третью часть, "Артиллерийское снабжение"). Пришлось приобретать винтовки разных систем за границей, а также использовать трофейные австрийские и германские винтовки. В результате на вооружении русской армии оказалось около 2 000 000 разных иностранных винтовок, которые были распределены следующим образом:

763 000 японских винтовок Арисака сосредоточивались для выдачи войскам Северного фронта, по мере обеспечения каждой винтовки нормой 100 патронов в месяц;

около 300 000 трофейных австрийских винтовок Манлихера выдавались войскам Юго-Западного фронта;

итальянские винтовки Веттерли (около 400 000) с запасом патронов по 250 на винтовку и с ежемесячной подачей по 100 патронов предназначались частью для выдачи одной из армий Западного фронта, частью для запасных батальонов;

французские винтовки Лебеля (86 000), обеспеченные ежемесячной подачей 100 патронов на винтовку, передавались войскам Кавказского фронта;

французские винтовки Гра и Гра-Кропачек (около 550 000) направлялись в запасные батальоны.

Основные данные иностранных винтовок, состоявших в русской армии во время мировой войны, показаны в табл. 15, за исключением винтовок Лебеля и Маузера, данные о которых приведены в табл. 13; в той же таблице приведены данные русских винтовок обр. 1891 г. и Бердана обр. 1870 г.

В табл. 15 указаны данные винтовок Винчестера, изготовленных для русской армии американским заводом под русский патрон в количестве 300 000 шт. Винтовки Винчестера стали поступать на фронт русской армии с лета 1915 г. и выдавались в части войск наравне с русскими винтовками обр. 1891 г.

На вооружении русской армии во время мировой войны имелись винтовки Арисака двух образцов — 1897 г. и 1905 г. и винтовки Манлихера также двух образцов — 1889 г. и 1895 г. В табл. 15 показаны данные винтовок только позднейших усовершенствованных образцов — Арисака 1905 г. и Манлихера 1895 г.

Из сравнения данных, указанных в табл. 13 и 15, можно заключить, что русская 3-лин. винтовка обр. 1891 г. обладала лучшими балистическими и техническими качествами. Недаром она остается на вооружении до наших дней и дожила до полувекового юбилея.

Таблица 15

Примечание. В винтовках Винчестера и Арисака пуля острая, в винтовках Манлихера, Гра, Гра-Кропачек и Веттерли пуля тупая.

Вскоре после введения на вооружение 3-лин. (7,62-мм винтовки обр. 1891 г. военный инженер Охтенского порохового заводя полковник Киснемский предложил принять для нее более легкую пулю остроконечной формы, чтобы увеличить начальную скорость пули и уменьшить падение скорости при полете (пуля остроконечной формы легче преодолевает сопротивление воздуха по сравнению с пулей, имеющей тупую форму головной части).

На предложение Киснемского не было обращено должного внимания, и прошло почти 10 лет, пока было решено принять остроконечную пулю для винтовки обр. 1891 г. При ГАУ была образована особая комиссия для разработки винтовочного патрона с остроконечной пулей только после того, как стало известно, что в Германии и Франции уже введены такие патроны, и когда был добыт экземпляр нового остроконечного патрона к германской винтовке.

Задача, поставленная комиссии, была трудно выполнимой ввиду недостаточного запаса ствола 3-лин. винтовок обр. 1891 г. по сравнению с германскими, при котором оказалось невозможным увеличить среднее давление свыше 2 750 атмосфер, а также вследствие малого объема гильзы, не вмещающего увеличенного заряда пороха.

Приходилось при выработке нового сорта пороха учитывать малый объем гильзы и вводить некоторые изменения в фабрикацию бездымного винтовочного пороха, так как при прежнем сорте пороха нельзя было достигнуть необходимого увеличения балистических качеств.

Кроме того, несоответственно глубокие нарезы 3-лин. винтовки имели некоторое влияние на понижение меткости стрельбы. Наконец, остроконечные пули оказывались более чувствительными к разношенности ствола винтовки в отношении меткости по сравнению с прежними тупыми пулями, вследствие чего при выработке нового патрона комиссия должна была считаться с тем, что значительное количество 7,62-мм винтовок имелось с разношенными каналами стволов.

Принимая остроконечный патрон, комиссия поручила оружейным заводам выработать новый образец прицела, который допускал бы возможность стрельбы как вновь вводимыми остроконечными патронами, так и прежними патронами с тупой пулей, имеющимися в запасах в количестве свыше миллиарда. При этом комиссия признала желательным, чтобы новый прицел допускал возможность приспособления его к винтовкам в войсковых оружейных мастерских, не требуя этой работы от оружейных заводов. В 1910 г. принята была дуговая прицельная рамка системы механика Сестрорецкого оружейного завода Коновалова, так как по результатам произведенных испытаний при установке хомутика на деления прицельной колодки высоты прицела получались соответствующие для остроконечных патронов и так как для приспособления нового прицела к винтовкам требовалась весьма незначительная их отладка в виде опиловки ступенек колодки, и то не во всех винтовках и не всех ступенек.

Но принятие остроконечных патронов вызвало необходимость производства и других более сложных работ, а именно: введения отсечки-отражателя с более коротким зубом для устранения случаев неправильной подачи патронов и вставки металлического нагеля для опоры ствольной коробки и предохранения шейки ложи от раскола вследствие более высоких давлений пороховых газов.

В пулемете Максима, в связи с принятием остроконечного патрона, пришлось не только поставить новые пластинки с делениями прицела, но и произвести переделку приемника сообразно новой форме пули и уширить отверстие пробки надульника для избежания слишком больших сотрясений пулемета при стрельбе.

Задержка в выработке остроконечных патронов на 4–6 лет по сравнению с Германией и Францией объясняется общей отсталостью России в техническом отношении и отсутствием в распоряжении ГАУ специального проектно-конструкторского бюро для выработки новых патронов. Члены комиссии могли уделять делу разработки патронов, по мере возможности, лишь свободное время от исполнения своих непосредственных прямых служебных обязанностей.

В своем заключении от 21 октября 1908 г. комиссия отметила, что проверенные войсковые испытания "выяснили преимущества нового патрона в отлогости траектории, дальности и пробивной способности и указали на возможность введения его в войска при условии некоторых изменений в винтовках, которые могут быть выполнены одновременно с переделкой прицелов". Комиссия отметила также, что произведенные работы по усовершенствованию винтовочного патрона не могут считаться окончательными и что продолжающиеся ею различные испытания могут повести к дальнейшим улучшениям качества новых патронов. По имеющимся в то время сведениям и другие государства, приняв новые остроконечные патроны, не останавливали работ по их усовершенствованию.

В 1913 г. инженером В. Г. Федоровым (ныне доктор технических наук, профессор) были представлены образцы изобретенных им автоматических винтовок 6,5-мм калибра под спроектированный им же малокалиберный патрон с улучшенной балистикой и с изменением чертежей гильзы и пули. Комиссия признала, что конструкция малокалиберного патрона В. Г. Федорова заслуживает особого внимания и что необходимо заказать для испытания 200 000 таких патронов. Но войсковые испытания автоматической винтовки и патронов системы В. Г. Федорова были произведены уже во время самой войны 1914–1918 гг., о чем сказано ниже.

Преимущества нового патрона с остроконечной пулей, принятого для 3-лин. винтовки в 1908 г., видны из следующей таблицы главных данных и балистических свойств нового и прежнего патронов.

На вооружение русской армии был принят в 1895 г. 7,62-мм револьвер системы бельгийца Нагана. Эти револьверы были офицерского и солдатского образцов, отличавшиеся между собой только тем, что взведение курка в первом производилось одновременно с нажатием на спуск, в солдатском же образце требовался для этого особый прием большого пальца правой руки. По сравнению с револьвером системы Смита и Вессона калибром 4,2 лин. (10,67 мм), бывшим ранее на вооружении русской армии, револьвер Нагана имел большие преимущества: меньший вес — 0,72 кг вместо 1,13 кг, лучшие балистические качества, простота конструкции. По сравнению с другими револьверами, состоявшими на вооружении иностранных армий, револьвер Нагана отличался оригинальной особенностью устройства, а именно: в момент производства выстрела барабан автоматически надвигался на ствол, чем устранялся прорыв пороховых газов между передним обрезом барабана и задним (казенным) срезом ствола.

Перевооружение русской армии револьверами Нагана производилось крайне медленно, так как отпуск денег на перевооружение был рассрочен на целое десятилетие. В этот период времени появились образцы автоматического оружия самообороны, давшие на испытаниях хорошие результаты (автоматические пистолеты Браунинга, Борхардта-Люгера, Маузера, Бергмана и др.), вследствие чего повсюду возник вопрос о необходимости перевооружения армий автоматическими пистолетами. При этом указывалось на значительные преимущества автоматов по сравнению с револьверами в отношении скорости перезаряжания и стрельбы и на недостатки револьвера: медленность экстрактирования гильз и наполнения барабана новыми патронами, трудность перезаряжания, в особенности на коне, неудобная форма с выступающим барабаном. Одновременно оспаривались выгоды автоматических пистолетов, указывая на следующее: большая скорость перезаряжания и стрельбы из пистолетов не имеет существенного значения с боевой точки зрения, семи патронов в револьвере при самообороне — во время столкновения на близких расстояниях — совершенно достаточно и едва ли, выпустив все семь патронов, представится необходимость в дальнейшей стрельбе и к тому же едва ли окажется возможным в это время перезарядить любой автоматический пистолет. В подтверждение ссылались на опыты, произведенные на ружейном полигоне бывшей офицерской стрелковой школы (в Ораниенбауме близ быв. Петрограда).

На стрелка, подготовившегося к выстрелу, двигалась с 50 шагов подвижная мишень (размером 44,5×178 см) со скоростью бегущего человека (в среднем 50 шагов в 8 секунд); стрельба велась с максимальной скоростью с началом движения мишени и прекращалась, как только она доходила до стрелка. Результаты этого опыта показаны в следующей таблице.

Во время движения мишени со скоростью не только бегущего, но даже идущего шагом человека, не удавалось перезарядить ни один из револьверов Нагана и Веблей-Фосбери, ни автоматический пистолет Браунинга; только при стрельбе из пистолета Борхардта-Люгера стрелок приблизительно в 30 % случаев успевал перезарядить и сделать 1 или 2 выстрела.

ГАУ признало, что в принятии автоматических пистолетов взамен револьверов нет крайней необходимости и что ввиду хороших качеств револьверов Нагана вопрос о перевооружении автоматическими пистолетами является несвоевременным. Но офицерам разрешено было иметь на вооружении некоторые образцы автоматических пистолетов, считавшиеся на основании оценки их боевых качеств наилучшими. Офицеры приобретали себе оружие на собственные средства, а потому не было оснований стеснять их в выборе образца, хотя противниками разрешения офицерам иметь по своему желанию автоматические пистолеты выдвигались следующие обоснованные соображения:

1. Недостаток патронов к офицерскому револьверу может быль легко пополнен из войскового запаса при вооружении офицеров и солдат одним образцом, при вооружении же офицеров револьверами других образцов пополнение патронов во время военных действий будет для офицера крайне затруднительным и даже невозможным;

2) неисправность офицерского револьвера системы Нагана могла быть немедленно устранена заменой неисправных частей запасными, положенными к содержанию в войсках, тогда как в случае различия образцов повреждение автоматического пистолета могло вызвать непреодолимое затруднение в починке, вследствие чего офицер мог остаться без огнестрельного оружия самообороны.

Эволюция стрелкового оружия во время войны

Основным стрелковым оружием всех армий, участвовавших в мировой войне 1914–1918 гг., при выступлении их на боевые фронты в 1914 г. была винтовка со штыком и пулемет.

За 4 года мировой войны появились многочисленные новые образцы не только артиллерийского вооружения, но и стрелкового оружия. Наибольшего распространения достигли, помимо винтовок и тяжелых пулеметов, автоматические винтовки и ручные пулеметы; появились ручные и ружейные гранаты, ружейные гранатометы, противотанковые ружья; к пехотным частям стали придаваться (см. выше) бомбометы и минометы, малокалиберные автоматические пушки, орудия сопровождения и пр.

Во время войны со стороны конструкторов и изобретателей оружия требуется самая энергичная деятельность, что подтверждается опытом войн прошлого и доказал опыт мировой войны 1914–1918 гг. Во время прежних войн России — севастопольской, русско-турецкой, русско-японской — разработка и введение новых образцов вооружения не прекращались: в 1854 г. введены были нарезные ружья и пули Нейслера для гладкостенных ударных ружей, в 1877 г. дивизия Скобелева была перевооружена 4,5-лин. винтовками системы Пибоди, в 1904–1905 гг. срочно испытываются ружья-пулеметы Мадсена и вооруженные ими конно-пулеметные команды отправляются на фронт в Манчжурию. Только во время мировой войны 1914–1918 гг. русский генеральный штаб, увлеченный манией молниеносности войны и убежденный в невозможности и ненужности в военное время разработки новых образцов вооружения и установки их производства на заводах, мобилизовал и отправил на фронт военных конструкторов и изобретателей, большую часть личного состава ружейного полигона стрелковой школы, часть состава Арткома ГАУ, всех слушателей и некоторых преподавателей Артиллерийской академии, много рабочих, не исключая квалифицированных, с оружейных и других военных заводов (см. третью часть). В результате в России с момента объявления мобилизации в 1914 г. все научно-исследовательские, конструкторские и опытные работы по вооружению были прекращены.

За время мировой войны в России не было почти никаких попыток по разработке новых типов стрелкового автоматического оружия, за исключением автоматической винтовки В. Г. Федорова, по проектированию которой русской армии удалось итти в предшествующие 1906–1913 гг. на одном уровне с иностранными армиями.

Опыт мировой войны указал, что насущная потребность русской армии, как и всех прочих армий, участвовавших в войне, заключается не в автоматической винтовке, а в ручном пулемете, важное значение которого определилось следующими основными соображениями.

Наступающая пехота должна быть возможно меньше уязвимой и в то же время иметь стрелковое оружие, обладающее наибольшей скорострельностью. Магазинные винтовки по скорострельности значительно уступают автоматическим. Принятие на вооружение автоматического оружия дает возможность сократить число стрелков и тем сберечь людей и в то же время достигнуть большей силы огня. При обыкновенных магазинных винтовках увеличение силы огня достигалось вливанием в стрелковые цепи большого числа стрелков, между тем сгущенные цепи людей представляли хорошую цель для огня противника и несли вследствие этого большие потери. Состоявшие на вооружении станковые пулеметы, стреляющие с тяжелого станка весом около 30 кг, требующие перетаскивания с собой запаса патронов в лентах и в ящиках с машинками для набивки лент, запаса воды и прочего пулеметного имущества, далеко не всегда могли двигаться вперед вместе со стрелковыми цепями и с соблюдением при этом требований необходимой маскировки. Требовалось значительно облегчить станковый пулемет и в первую очередь принять к нему вместо тяжелого станка легкие сошки. В результате требований, поставленных опытом войны, и появился на полях сражений ручной пулемет, несмотря на то что он уступает станковому пулемету в отношении лучшего управления и продолжительности ведения огня.

Значительные преимущества ручных пулеметов — меньший вес всей системы, большая подвижность, более легкая применимость к местности и большая свобода действий — привели к самому широкому применению ручных пулеметов во всех армиях, принимавших участие в мировой войне 1914–1918 гг.

Уже с конца 1915 г. французская и английская армии прекратили увеличение у себя числа тяжелых станковых пулеметов и вместо них стали вводить ручные пулеметы в огромном количестве. К 1917 г. Франция прекратила производство станковых пулеметов, которых осталось на вооружении армии лишь 13 000, тогда как количество ручных пулеметов в армии доходило до 91 000. Англия все свои заказы на станковые пулеметы передала России и для своей армии стала изготовлять только ручные пулеметы, преимущественно системы Льюиса (рис. 28). Во французской армии преобладающее значение получила система Шоша (рис. 29); кроме того, изготовлялись автоматы системы Мондрагон, оказавшиеся мало удовлетворительными. В германской армии станковый пулемет Максима был приспособлен для стрельбы без станка как ручным пулеметом и введены были автоматы системы Маузера, главным образом для авиации. На вооружении австро-венгерской армии состоял значительно облегченный образец станкового пулемета системы Шварцлозе.

Рис. 28. Ручной пулемет Льюиса

Рис. 29. Ручной пулемет Шоша

Автоматические винтовки и ручные пулеметы

В России работы по проектированию автоматической винтовки начались еще в 1906 г. В январе 1906 г. оружейный отдел Аткома ГАУ рассмотрел первоначальные чертежи автоматической винтовки системы В. Г. Федорова. Работы велись сперва в оружейной мастерской быв. офицерской стрелковой школы, а затем были перенесены на Сестрорецкий оружейный завод, причем к разработке был привлечен слесарь завода В. Дегтярев (ныне известный талантливый конструктор автоматического оружия — Герой социалистического труда). В 1908 г. была образована особая комиссия по разработке автоматической винтовки. Ввиду хороших результатов произведенных всесторонних испытаний комиссия в 1911 г. решила заказать Сестрорецкому заводу 10 автоматических винтовок В. Федорова для дальнейших испытаний, введя в винтовках некоторые изменения с целью упрочнения различных деталей, улучшения предохранителей и разработки нового прицела. Основные данные автоматической винтовки В. Федорова обр. 1912 г. (рис. 30): вес без штыка — 4,4 кг, число патронов в магазине — 5, длина ствола — 800 мм (одинаковая с пехотной винтовкой обр. 1891 г.), число выстрелов в минуту — 17,5 (из 3-лин. винтовки обр. 1891 г. — 9), радиус лучшей половины пуль на 800 шагов — 55,5 см (из 3-лин. винтовки 59,1 см). Обширные опыты (было выпущено около 47 000 пуль) дали весьма хорошие результаты — на 36 000 выстрелов процент задержек — при нормальных условиях лишь 1,66 %, при стрельбе из запыленных и заржавленных винтовок — 3,9 %. Испытания подтвердили выгоды стрельбы из автоматических винтовок: а) скорость стрельбы возросла на 100 %, б) меньшая утомляемость стрелка, в) меньшая отдача при выстреле, г) простота устройства, д) правила действия и обращения с винтовкой легко усваиваются стрелками.

Рис. 30. Автоматическая винтовка обр. 1912 г. В. Федорова

Комиссия, ввиду благоприятных результатов, полученных при испытании, признала, что винтовка В. Федорова при дальнейшем ее усовершенствовании может оказаться надежным войсковым оружием, что система заслуживает самого серьезного внимания и что необходимо подвергнуть ее более обширному войсковому испытанию, чтобы выяснить правильность работы механизма винтовки, а также вообще выгоды автоматических винтовок при войсковых условиях. Комиссия нашла необходимым заказать для этой цели Сестрорецкому заводу 150 винтовок системы Федорова.

Таким образом, Артком ГАУ, при котором образована была комиссия, остается верным себе, и как при разработке образцов артиллерийских орудий (см. выше), так и при разработке автоматической винтовки забывает пословицу, что "лучшее — враг хорошего". Прошло 6 лет после того, как В. Г. Федоров представил свою винтовку; комиссия неоднократно признавала, что произведенные испытания винтовки дали хорошие результаты и подтвердили преимущества автоматических винтовок, но она продолжает искать все лучшего и лучшего, не останавливаясь на хорошем. В результате русская армия выступила на войну без автоматических винтовок и не получила их и во время войны в 1914–1918 гг.

В 1913 г. В. Г. Федоров представил два экземпляра автоматических винтовок меньшего калибра (6,5-мм), разработанных под им же спроектированный малокалиберный патрон.

В конце октября 1913 г. комиссия, оценивая результаты испытаний, пришла к следующему заключению:

1. Автоматическая винтовка Федорова калибром 6,5 мм выдержала успешно комиссионные испытания. Винтовка эта является первым в России образцом автоматической винтовки, разработанной для патронов с улучшенной балистикой, со значительно большим давлением пороховых газов и гильзой без закраины.

2. По сравнению с автоматической 7,62-мм винтовкой той же системы в винтовке 6,5-мм калибра, представленной в 1913 г., введены многие усовершенствования: магазин с шахматным расположением патронов, не выступающий из ложи затвор из целого куска без пайки, большая прочность личинок и затвора, меньший вес всей винтовки.

Комиссия признала настоятельно необходимым подвергнуть систему более широким испытаниям, для чего заказать Сестрорецкому заводу 20 малокалиберных винтовок системы Федорова.

Через несколько месяцев после этого началась война. Войсковые испытания 6,5-мм автоматических винтовок В. Федорова и патронов к ним производились уже во время самой войны (см. выше). Сущность устройства 6,5-мм автоматической винтовки В. Федорова осталась без изменения, как и в его 7,62-мм автоматической винтовке, а именно: ствол подвижной, имеющий свою возвратную пружину; сцепление затвора со стволом достигается при помощи двух личинок, симметрично расположенных в вертикальной плоскости; при выстреле давление пороховых газов на затвор стремится отбросить его назад, а так как он сцеплен со стволом с помощью круглых выступов личинок, то все подвижные части — ствол, личинки, затвор — приходят в движение назад; когда же особые выступы личинок, находящиеся на нижних их плоскостях, наткнутся на уступы неподвижной коробки и соскользнут с неподвижных плоскостей коробки, произойдет вращение личинок и расцепление затвора от ствола; под влиянием живой силы затвор продолжает движение, сжимая возвратную пружину;. подвижная ствольная коробка, в которую ввинчивается ствол, отсутствует и заменена соответствующей разделкой заднего конца ствола, в которой находятся круглые выемки для личинок; для придания возможно большей силы отбрасываемому затвору имеется особый ускоритель.

Во время войны, летом 1915 г., из деталей 7,62-мм автоматических винтовок Федорова, изготовленных Сестрорецким заводом по заказу 1913 г., собрано было некоторое количество автоматических винтовок и ручных автоматических пулеметов с магазином на 15 3-лин. и на 25 2,5-лин. японских патронов. Под японский патрон были переделаны 6,5-мм автоматические винтовки Федорова путем особой вставки в патронник.

Автоматические винтовки были испытаны на практических стрельбах особой роты в течение лета 1916 г., а ручные пулеметы под японский патрон были испытаны стрельбой с самолетов в авиационных дивизионах.

Ввиду благоприятных результатов всех этих испытаний оружейный отдел Арткома ГАУ признал необходимым заказать 25 000 автоматов В. Федорова одному из частных русских заводов. Переговоры по этому вопросу ГАУ с частными заводами не привели к соглашению, так как по заявлению заводчиков рискованно было для них затрачивать огромные суммы денег на установку производства при незначительности предлагаемого опытного заказа. Ввиду этого начальник ГАУ приказал дать заказ Сестрорецкому оружейному заводу при условии некоторого сокращения производства 3-лин. винтовок, что считалось тогда возможным, так как снабжение армии 3-лин. винтовками к тому времени значительно улучшилось.

Оружейный отдел Арткома ГАУ решил установить производство на Сестрорецком заводе автомата В. Федорова под японский патрон по следующим соображениям:

1. Автомат 6,5-мм калибра при стрельбе японскими патронами обладал многими преимуществами по сравнению с 7,62-мм, а именно: меньшей отдачей и меньшим нагреванием ствола, большей легкостью и компактностью вследствие меньшего габарита японского патрона, большей прочностью запирающего механизма и более целесообразным устройством магазина на 25 патронов с шахматным их расположением.

2. Вновь изготовленные автоматы Федорова предполагалось выдать войскам Северного фронта, вооруженным японскими винтовками Арисака, обеспеченным достаточным запасом японских патронов.

3. На основании опытов, производившихся еще до войны, решено было перейти к малокалиберным патронам без шляпки, причем в автомате Федорова это требование было уже выполнено.

Между тем в 1917 г. производительность Сестрорецкого завода по изготовлению 3-лин. винтовок стала резко снижаться, ввиду чего решено было перенести производство автоматов на другой завод, строительство которого только что началось в 1917 г. В результате, в связи с трудностями наступившей гражданской войны, изготовлено было уже после окончания мировой войны лишь 3 200 автоматов Федорова, а в 1924 г. выделка их была прекращена.

Кроме В. Федорова, работавший во время мировой войны на Сестрорецком оружейном заводе В. Токарев, ныне Герой социалистического труда, известный изобретатель автоматического стрелкового оружия, занимался дальнейшим усовершенствованием своей автоматической винтовки, выдержавшей тогда лишь предварительное первоначальное комиссионное испытание над единичным экземпляром.

Других русских автоматов в период мировой войны не было.

Между тем в снабжении русской армии ручными пулеметами или автоматами чувствовалась крайняя необходимость. На конференции бывших союзников России, состоявшейся в январе 1917 г. в Петрограде, ставкой главковерха была заявлена потребность в ручных пулеметах по 128 на пехотный и по 36 на кавалерийский полк, а всего 110 000 пулеметов. Заграничный рынок был полностью использован на заказ ручных пулеметов, но в счет данных заказов поступило главным образом в 1917 г. ружей-пулеметов из Америки 9 600 и из Англии 1 860 системы Льюиса, из Франции 6 100 системы Шоша, из Англии 540 системы Гочкиса. Заказанные в конце 1916 г. 15 000 ружей-пулеметов Мадсена и автоматы В. Федорова не были изготовлены во время войны.

Главные данные автомата В. Г. Федорова (рис. 31) следующие:

Из всех воюющих государств Германия шире и успешнее всех разработала новые типы образцов стрелкового оружия, выдвинутые опытом войны: а) ручной пулемет, переделанный из станкового пулемета Максима; б) ручные пулеметы системы Бергмана 1915 г. и системы Дрейзе 1918 г.; в) авиационные пулеметы системы Парабеллюм и переделанный из станкового пулемета Максима обр. 1918 г.; г) зенитный двухствольный пулемет Гаста 1918 г.; д) противотанковый пулемет ТУФ обр. 1918 г.; ж) автоматические винтовки системы Мондрагон 1917 г. (применялись в авиации); з) пистолет-пулемет Бергмана обр. 1918 г. и др.

Рис. 31. Автомат В. Федорова

Основные данные ручных пулеметов Льюиса и Шоша, полученных для русской армии от иностранных заводов, а также некоторых ручных пулеметов, введенных на вооружение австро-германской армии во время мировой войны, показаны в табл. 16 (данные пулеметов Мадсена и Гочкиса см. табл. 14).

Таблица 16

Ручные пулеметы, сконструированные во время войны наспех, оказались по большей части не вполне удовлетворительными; к тому же боевое применение их бывало не всегда соответствующим. Поэтому по окончании империалистической войны в первое время замечалось большое разнообразие во взглядах по вопросу о наилучших типах стрелкового оружия. Одни считали, что значение винтовки упало и что главным оружием должен быть ручной пулемет. Особенно мало уделяли внимания значению винтовки французы, у которых было стремление к полному подавлению противника только одним пулеметным и артиллерийским огнем, чтобы пехота могла выиграть бой без пролития крови. "Артиллерия побеждает, а пехота занимает" — говорили французы, и согласно их уставу, изданному непосредственно после войны, французская пехота являлась как бы только прислугой при пулеметах, а не бойцами, идущими на штурм для завершения победы. Другие, наоборот, указывали на то, что главным оружием пехоты должна оставаться, как это всегда было раньше, винтовка. Раздавались голоса, что наилучшим стрелковым оружием является автоматический карабин.

Большинство русских специалистов остановилось на том, что важнейшей задачей того времени являла ь разработка надлежащего образца ручного пулемета, не уступающего винтовке в отношении балистических качеств и приближающегося по весу к весу винтовки, а по скорострельности и силе поражения удовлетворяющего требованию такого повышения огневого могущества стрелковых подразделений, какого нельзя было достигнуть ни при самозарядной винтовке, ни при автоматах, выдаваемых на вооружение только некоторых бойцов.

В результате опыта империалистической войны преобладающей тенденцией во всех армиях было стремление к разработке и усовершенствованию стрелкового автоматического оружия, и частности такого ручного пулемета, который мог бы работать на походе и в бою в таких же условиях обстановки, в каких приходится работать и винтовке. Ввиду разнообразия обстановки и боевых задач, возлагаемых на ручной пулемет, необходимо было обратить особое внимание на повышение его маневренности: наименьший вес, обеспечивающий подвижность и возможность ведения огня в любом положении, внезапность его открытия и ведения короткими, но уничтожающими вспышками.

Ружейные и ручные гранаты [293]

В империалистическую войну, особенно в период позиционной борьбы, стали широко применяться ручные гранаты и отчасти ружейные, оказавшиеся пригодными для поражения противника на близких расстояниях. В позиционный период расстояние между передними линиями окопов доходило во многих местах до нескольких десятков шагов, допускавших применение ручных гранат не только для поражения, но и для разрушения искусственных препятствий.

Рис. 32. Ручная граната обр. 1914 г.

Для русской армии первый образец ручной гранаты был утвержден в 1912 г., т. е. еще до начала мировой войны. Во время войны конструкция ручной гранаты была несколько усовершенствована и она была приспособлена для разрушения искусственных препятствий. Кроме ручных гранат обр. 1912 г. и обр. 1914 г., применялись еще ручные гранаты системы капитана Новицкого и прапорщика Федорова, сконструированные ими в 1915 г. для разрушения искусственных препятствий.

Во Франции в том же 1915 г. приняты были ручные гранаты двух образцов — марки P.1, и марки F.1. В Англии были приняты ручные гранаты типа Лемона и типа Миллс, Австро-германская армия имела ручную гранату германского образца.

Основания устройства ручных гранат разных систем были в общем схожими друг с другом; все ручные гранаты не отличались достаточным совершенством конструкции, все требовали мер предосторожности при бросании их, и в этом отношении русские ручные гранаты были более безопасными.

Дальность бросания 20–25 и до 50–60 шагов в зависимости от веса гранаты и от искусства бросающего.

Русская ручная граната обр. 1914 г. (рис. 32) весом около 0,72 кг была легче гранаты обр. 1912 г., имевшей вес около 1,23 кг, но и разрывной заряд первой по весу взрывчатого вещества около 0,410 кг был слабее второй — 0,615 кг взрывчатого вещества. Граната обр. 1912 г. не имела детонатора, а в гранате обр. 1914 г. детонатор применялся только при снаряжении гранат тротилом или мелинитом, при снаряжении же аммоналом детонатора не было.

Рис. 33. Ручная граната обр. 1914 г., приспособленная для разрушения искусственных препятствий

Ручная граната обр. 1914 г. приспосабливалась для разрушения искусственных препятствий (рис. 33) присоединением к ней дополнительного разрывного заряда 1 помещенного в жестяную цилиндрической формы оболочку 2. Дополнительный заряд надевается своей горловиной 3 на гранату таким образом, чтобы особо устроенные шпеньки 4 на гранате входили в прорези на горловине дополнительного заряда доотказа и чтобы вставленная таким образом граната образовала одно целое с дополнительным зарядом. Для пробития в искусственных препятствиях прохода шириной 6–7 м требовалось ручных гранат:

1) для проволочной сети 20–28 — 36;

2) для засеки 4–6 — 8;

3) для шахматных кольев 4–6;

4) для рогаток и ежей 8 — 10;

5) для досок с гвоздями 6–8.

Для получения наилучших результатов при разрушении высоких германских проволочных заграждений к корпусу гранат привязывались три прочные тонкие веревочки длиной около 80 см в два конца каждая с небольшими свинцовыми грузиками на концах. Такое приспособление дает возможность гранате повиснуть на проволоке и перебить взрывом значительное количество проволок. В противном случае граната, падая и взрываясь на земле, перебьет только нижние проволоки, оставив неперебитыми высоко расположенные.

Веревочки с грузиками усложняют обращение с гранатами и поэтому для бросания гранат с грузиками назначались особенно опытные и спокойные люди.

Рис. 34. Ручная граната системы Новицкого и Федорова

Ручная граната системы Новицкого и Федорова (рис. 34) предназначалась специально для разрушения искусственных препятствий; применять ее для поражения людей запрещалось, так как при времени горения дистанционной трубки гранаты около 12 секунд не исключена была возможность того, что неприятель успеет до взрыва гранаты бросить ее обратно. Фугасное действие этой гранаты было гораздо сильнее действия ручной гранаты обр. 1914 г., приспособленной для разрушения искусственных препятствий, так как в гранате Новицкого помещалось около 1,65 кг взрывчатого вещества; общий вес снаряженной гранаты Новицкого — около 2,25 кг — довольно значительно ограничивал дальность ее бросания (из положения лежа лишь 20–25 шагов). Гранаты с грузиками применялись преимущественно, как и гранаты с грузиками обр. 1914 г., при разрушении высоких проволочных заграждений и таких проволочных сетей, которыми усиливались волчьи ямы.

Относительно русских химических ручных гранат и стеклянных ручных гранат, наполненных удушающими жидкостями, упоминалось выше, в главе об эволюции снарядной техники.

Французская ручная граната марки F.1 обр. 1915 г. (рис. 33) требовала при обращении с ней больше предосторожности, чем русские ручные гранаты. Снаряженная французская граната по весу (около 0,57 кг) была легче русской ручной гранаты обр. 1914 г. (около 0,72 кг), но и фугасное ее действие было слабее, чем у русской.

Рис. 35. Французская ручная граната обр. 1915 г. марки F.1

Ручная граната германского образца (рис. 36) предназначалась главным образом для поражения осколками корпуса, фугасное действие ее было слабое, так как вес разрывного заряда гранаты лишь около 145 г. Вес снаряженной гранаты около 0,820 кг. При обращении с этой гранатой требовалось строго соблюдать меры предосторожности: носить гранаты с ввернутыми дистанционными трубками воспрещалось, трубки эти ввертывались в очко гранаты при подготовке ее к действию.

Рис. 36. Ручная граната германского образца

Поражающее и фугасное действие английской ручной гранаты типа Лемона (рис. 37) еще слабее действия германской ручной гранаты, Вес гранаты Лемона около 0,625 кг, вес разрывного заряда около 128 г.

Рис. 37. Английская ручная граната типа Лемона

Рис. 38. Ружейная граната обр. 1915 г.

Рис. 39. Ружейная граната 2-го образца

Рис. 40. Ружейная граната системы Зеленского

Ружейные гранаты (рис. 38–41) стали применяться в русской армии с 1915 г., с переходом к позиционной борьбе. Они предназначались главным образом для поражения людей осколками, требовали многих мер предосторожности при использовании и не пользовались широким распространением. Имелось несколько образцов ружейных гранат, конструкция которых имела много общего.

При стрельбе ружейными гранатами необходимо было пользоваться специально для этого назначенными прицелами с отвесом или уровнем, указывающим углы возвышения. Требовалось соблюдать следующие меры предосторожности:

1. Не вкладывать ружейную гранату (шомполом) в винтовку, не убедившись в том, что курок стоит на предохранительном взводе, а при стрельбе ружейными гранатами системы капитана Мгеброва запрещалось вкладывать патрон в винтовку раньше гранаты.

2. Употреблять только положенные для стрельбы ружейными гранатами патроны (с зарядом на 2,9 г пороха "В" с пыжам из корковой пробки), так как при выстреле обыкновенным боевым патроном винтовка будет испорчена. При стрельбе гранатой Мгеброва требовалось употреблять только положенный для такой стрельбы патрон, вынув предварительно из него пыж.

3. Охранять гранаты от сырости, не гнуть шомполы (хвосты) и чаше протирать канал ствола винтовки при стрельбе гранатами.

4. Смазывать хвосты гранат ружейным салом перед заряжанием, и если хвост гранаты входит в канал ствола винтовки туго, то такой гранатой не стрелять.

5. Отказавшими гранатами вторично отнюдь не стрелять.

Рис. 41. Ружейная граната Мгеброва

6. Гранаты с вынутыми чеками опасны в обращении; поэтому такие гранаты необходимо или использовать немедленно, или вставить на место и закрепить чеку, как было ранее, держа гранату хвостом вниз.

7. Во избежание ранения в случае преждевременного разрыва гранаты, вблизи стреляющего не должно быть посторонних людей. При стрельбе ружейной гранатой стреляющий должен располагаться укрыто за бруствером или щитом, выставляя из-за них конец ствола винтовки.

8. В одном месте не держать более 50 ружейных гранат, предназначенных для стрельбы, и не раскупоривать их заблаговременно.

Вес снаряженной ружейной гранаты обр. 1915 г. около 615 г, вес ее разрывного заряда около 130 г. При разрыве эта граната давала около 300 осколков. Дальность стрельбы ею при угле возвышения в 45° около 220 шагов.

Ружейная граната 2-го образца была немного тяжелее ружейной гранаты обр. 1915 г.; вес снаряженной гранаты 2-го образца около 750 г, разрывной заряд ее слабый, весом лишь около 30 г; при разрыве ее получалось до 200 осколков; дальность стрельбы при угле возвышения в 45° около 260 шагов.

Ружейная граната системы полковника Зеленского была еще немного тяжелее и имела более сильный разрывной заряд; вес этой снаряженной гранаты около 930 г, вес разрывного заряда около 50 г. Дальность стрельбы до 350 шагов.

Вес снаряженной ружейной гранаты системы капитана Мгеброва около 480 г, вес разрывного заряда около 70 г; при разрыве получалось до 200 осколков; дальность стрельбы при угле возвышения в 45° около 400 шагов.

Кроме ружейных гранат, в русской армии принята была еще так называемая 16-лин. (40,6-мм) ружейная мортирка (рис. 42). При стрельбе из ружейных мортирок на винтовки надевались специально для этого назначенные прицелы. При обращении с 16-лин. мортиркой принимались следующие меры предосторожности:

1. Перед началом стрельбы требовалось осмотреть: правильно ли мортирка надета на ствол винтовки и хорошо ли к нему подтянута, вращая при этом ствол мортирки по направлению движения часовой стрелки. Мортирка не должна болтаться, а хомутик не должен поворачиваться свободно, если мортирка подтянута хорошо.

2. Для стрельбы из мортирок применялись специальные патроны: для стрельбы светящимися гранатами назначались патроны с 2,9 г пороха, а для дистанционных гранат с 2 г пороха. Употреблять для стрельбы из мортирок боевые патроны (хотя бы и без пули) или какие-либо другие, кроме положенных, строго воспрещалось.

Рис 42. Ружейная 16-лин. мортирка

3. При стрельбе ближе чем на 200 шагов стреляющим требовалось укрываться от летящих назад осколков от чугунных гранат.

4. Отнюдь нельзя было стрелять уже раз стреляными и отказавшими гранатами.

5. Во избежание ранений при преждевременном разрыве гранат стрельба производилась предпочтительно так, чтобы ствол мортирки был выдвинут за щит или за бруствер и чтобы стреляющий располагался у самого щита или бруствера. Посторонние люди должны были укрываться от стреляющего за траверсами или в ровиках.

Вес чугунной гранаты около 540 г, вес разрывного заряда около 80 г, число осколков около 500, дальность стрельбы чугунной гранатой при угле возвышения в 45° около 450 шагов (дальность полета светящейся гранаты при угле возвышении; в 45° около 500 шагов).