Выработанная совместными усилиями стратегия оставляла нам довольное узкое поле для выбора; кроме того, стратегия эта была несколько поверхностной, рассчитанной на краткий срок и не могла гарантировать успеха. Тем не менее мы ухватились за этот план и старались изобразить энтузиазм – возможно, чтобы не испортить того хорошего климата, который установился в группе после нашего с Гарсоном возвращения из Рима.

Теоретически ближайшей целью было выяснить, почему мое письмо из Италии с фальшивым заказом заставило Сьерру зачастить к своей компаньонке, но задача эта была трудной. Второй вопрос: почему Нурия Сигуан несколько раз посещала дом на улице Арибау, куда раньше вроде бы не ходила? Ни Гарсон, ни я не могли отправиться туда, потому что Нурия знала нас в лицо, а ведь мы могли нечаянно столкнуться с ней. Поэтому главная роль тут отводилась нашим девушкам-агентам.

В тот же день около двенадцати, пока консьерж отлучился на обед, Йоланде удалось проскользнуть в подъезд следом за каким-то мужчиной, которому не было до нее дела. Убедившись, что никто ее не видит, она сфотографировала фамилии и названия фирм, обозначенные на почтовых ящиках.

Интуиция подсказывала нам, что, возможно, Нурия Сигуан использовала какую-нибудь другую фирму в качестве ширмы для своей собственной, за которой в настоящее время пристально следили. В комиссариате мы тщательно изучили то, что попало на фотографию. Фирм было только две, обе располагались в цокольном этаже: “Интердата” и “Фесиса”. Из интернета мы почерпнули сведения о роде их деятельности. “Интердата” занималась проблемами информатики, обслуживала магазины, предприятия или организации. “Фесиса” брала на себя проведение праздников, чествований и так далее. Мы решили, что вряд ли Нурия была сейчас в настроении что-либо праздновать, поэтому в качестве объекта первого налета наметили “Интердату”.

Мне показалось, что Йоланда и Соня недостаточно осведомлены о деталях всего дела, чтобы поручить одной из них посетить “Интердату”. Пусть лучше следят за Нурией Сигуан и немедленно дадут нам знать, если та двинется на улицу Арибау. Пойти на фирму выпало Гарсону, а мне предстояло ждать его в машине. Сценарий операции получился просто классическим! Наука и новые технологии сегодня бесконечно расширяют возможности полиции, подумала я, но в час истины всевластная фигура консьержа встает перед нами во всем своем блеске.

Я выкурила сигарету, полистала газету, и тут наконец на улицу вышел Гарсон, отрицательно мотая головой.

– Ни хрена! – выпалил он, в такой вот краткой форме начиная свой отчет. – Я попросил их подсчитать, сколько будет стоить установление компьютерной сети на моей фирме. Пока девица вытягивала из меня нужные данные, я словно между делом упомянул, что это их клиенты Сьерра и Сигуан посоветовали мне обратиться именно сюда. Никакой реакции. Я еще раз повторил их имена через какое-то время, и тогда она мне заявила, что я, скорее всего, ошибаюсь: клиентов с такими фамилиями у них нет. И не похоже было, чтобы девица что-то скрывала или врала. Она и вправду понятия не имела, кто такие эти двое.

– А что вы скажете о консьерже?

– Да ничего особенного: низенького роста, обычный.

– Он спросил вас, куда вы направляетесь?

– Еще бы – сразу спикировал на меня, но как только я произнес название фирмы, пропустил.

– А не похож он на болтуна, к которому легко подкатиться, не из тех, кого легко раскрутить на любую тему?

– Не знаю, Петра, времени у меня было маловато. К тому же не хотелось перед ним светиться.

– Хорошо, пошли выпьем кофе, а потом я наведаюсь в “Фесису”.

Мы заглянули в галисийский бар “О Бриндис”, где от разнообразия и великолепия закусок, выставленных на барной стойке, из головы Гарсона сразу испарились мысли о кофе. Он заказал пиво и кусок очень славно выглядевшей тортильи – на закуску.

– А я думала, что весь остаток жизни вы будете есть только спагетти. Или уже не чувствуете себя римлянином? – захотелось мне его поддеть.

– Я нахожусь в процессе реадаптации к своей родине.

– То-то оно и видно.

– Знаете, что я думаю, инспектор? Пожалуй, мы напрасно сами явились сюда. Теперь консьерж запомнит нас, и когда нам вдруг понадобится снова заглянуть в этот дом… Свинство ведь получится, если после серьезных заграничных операций мы с вами окажемся в лапах простого консьержа!

– Такова жизнь, Фермин, сегодня ты летишь к звездам, а завтра шмякаешься на землю. Ладно, я пошла. Вы будете здесь ждать или в машине?

– Здесь мне, пожалуй, будет спокойнее.

– Ага, а заодно можно ухомячить все закуски, которые только есть в баре.

– Вы, Петра, настоящий Торквемада!

– Ладно, оставайтесь, только постарайтесь держать себя в руках.

Вполне довольный моей снисходительностью, он наблюдал, как я отправилась в этот маленький поход, хотя ни он, ни я не надеялись на успех.

Мной занималась девица лет тридцати. Судя по всему, она да парень примерно того же возраста, каждый перед своим компьютером, составляли весь штат фирмы. Девица, очень сильно накрашенная и беспрерывно улыбающаяся, радостно закудахтала, узнав, что я хочу, чтобы они устроили для меня празднование дня рождения. И как если бы я сама все никак не желала понять, зачем к ним явилась, она долго излагала мне, какие преимущества дает организация любых торжеств с чужой помощью. Наверное, Гарсон сумел бы оборвать ее, но я была бессильна против этой профессиональной ораторши, чья болтовня, казалось, складывалась в неодолимую глухую стену. В конце концов мне все же удалось вставить в поток ее красноречия какие-то невнятные звуки, заставившие ее прислушаться:

– Я хочу, чтобы мой праздник был похож на тот, что вы устроили для женщины, которая мне вас рекомендовала.

– Для кого именно?

– Для Нурии Сигуан, если вы ее еще помните.

К моему несказанному изумлению, она воскликнула:

– Сеньора Нурия Сигуан! В последнее время она часто здесь бывает.

– У вас в “Фесисе”?

– Да нет же, сеньора Сигуан – приятельница сеньоры Роки. Маргарита Рока живет на третьем этаже. Сеньора Рока обращалась к нам по случаю свадьбы своей дочери. Она была очень довольна и рассказала про нас сеньоре Сигуан, когда та собиралась устроить праздничное открытие своего магазина. Знаете, за последние дни я дважды столкнулась с сеньорой Сигуан – сначала у входной двери, потом у лифта. Она шла к подруге. Я ее прекрасно запомнила, и она меня тоже! А все дело в том, что, когда человек что-нибудь празднует с нашей помощью, это как-то роднит. Кстати, для сеньоры Сигуан мы поставили во внутреннем дворике шатер цвета зеленого яблока. И вам, наверное, хотелось бы что-то в том же роде, да?

– Что именно?

– Шатер, что же еще? Ведь речь идет о вашем дне рождения?

– Нет, о дне рождения мужа.

– Вот здорово! И сколько же ему стукнет?

– Двадцать один, – ответила я с улыбкой.

Впервые за все время моего визита сотрудница “Фесисы” умолкла. Простейшие арифметические действия и дальнейшие выводы относительно сорокалетней дамы и ее юного мужа словно парализовали девицу, и она молчала так долго, что я успела подняться со стула.

– Вы уже уходите? Но ведь я еще не показала вам меню и мы не обсудили детали!

– Лучше я приду сюда с ним самим, пусть решает он, но я уверена, что зеленые шатры приведут его в восторг.

А Гарсона привела в восторг моя boutade про двадцатилетнего мужа. Гораздо меньше ему понравилось то, что Нурия ходила к своей подруге, поскольку та могла оказаться и вправду всего лишь подругой.

– И Нурия просто так зачастила к ней сразу после получения фальшивого заказа? Ой, вряд ли.

– А вдруг ее подруга – адвокат и Нурия советуется с ней по поводу сложившейся ситуации.

– Не знаю, не знаю. Дайте подумать, а заодно и сами подумайте.

– Да ведь я всегда думаю вслух, инспектор. Кстати, а почему вы ничего мне не сказали о своей счастливой мысли послать им фальшивый заказ?

– Ну, это мы уже проехали. Теперь надо решить, с какой стороны подкатиться к Маргарите Роке. По мне, так еще рано раскрывать карты, лучше действовать под маской.

Вернувшись в комиссариат, я вдруг поняла, что не имею ни малейшего понятия, что делать дальше. Ситуация складывается сложная: указания на то, что в магазине “Нерея” совершаются экономические преступления, более чем очевидны. Однако если сейчас мы сделаем хоть один ложный шаг, это приведет к полному провалу дела. Я пожалела, что рядом нет Маурицио Абате; с какой бы радостью я спросила у него, как мне теперь поступить. И до чего было бы приятно, если бы кто-то из находившихся рядом коллег взял всю ответственность на себя. Так нет же, теперь всё на сто процентов зависело только от моих собственных решений, а ведь именно этого я так глупо добивалась в Риме всего несколько дней назад. Вот я и стала капитаном корабля, и три моих матроса, сидя за столом, дожидаются распоряжений. Я попросила их изложить свои мысли. Соня – глупые люди всегда смелее прочих – сказала, что она могла бы сойти за торговку, которая разносит товары по квартирам, втереться в доверие к сеньоре Роке и потом вытянуть из нее нужные сведения. Больше всего мне хотелось снять с ноги туфлю и стукнуть Соню по башке. Но я предпочла сидеть обутой, а рот ей заткнуть полным ядовитой иронии замечанием:

– А еще ты могла бы сойти за свидетеля Иеговы и сказать ей, что душа ее очистится, если она выложит все, что знает. Только вряд ли от этого будет толк.

– А если я скажу, что проверяю в их доме газовые приборы? Она меня впустит, и я смогу получить хоть какое-то представление о ее квартире, – попробовала Йоланда прикрыть глупость, сказанную подругой, но сама ляпнула еще большую глупость.

– Ну и что тебе это даст? Если, конечно, у сеньоры Роки в квартире устроен игорный дом с зелеными столами, тогда ладно… А если нет?

– Может, мне повидаться с консьержем и взять его за жабры?..

Я тяжело вздохнула и взмахом руки прервала поток несуразностей:

– У нас есть только один путь, и в глубине души мы прекрасно знаем, какой это путь. Мы отправимся к Маргарите Роке открыто, предъявим свои удостоверения и проведем допрос, чтобы выяснить, зачем к ней ходит ее подруга Нурия Сигуан. Проведем обыск. Если ей нечего скрывать, тем лучше для нее и хуже для нас. Это, безусловно, риск, но придется рискнуть.

– А если дождаться следующего визита Нурии Сигуан и схватить их обеих на месте преступления? – спросила Йоланда.

– Вряд ли мы этим чего-нибудь добьемся, лучше явиться к сеньоре Роке и посмотреть на ее реакцию, а не только послушать, что она скажет. К тому же мы убедились, что Сигуан умеет выдержать любое давление. И нам нужно чувствовать себя уверенно. Гарсон, отправляйтесь к судье Муро и попросите санкцию на обыск.

– А если он не сочтет наши аргументы убедительными и не даст санкции?

– Тогда скажите ему, что мы готовимся к схватке со всей международной мафией сразу: с каморрой, ндрангетой, коза ностра и так далее. Короче, говорите что хотите, но чтобы санкция была.

– Будет! – заверил он меня с убежденностью новообращенного.

– Йоланда и Соня, вы по-прежнему должны следить за Сьеррой и Сигуан; и не дай бог, чтобы они сами застали нас на месте преступления, на улице Арибау. Действовать начнем завтра – если получим санкцию. Понятно?

Йоланда и Гарсон дружно кивнули, а Соня выпалила что-то вроде “будет исполнено, инспектор”, что всегда выводило меня из себя. Я смолчала, накинула плащ и вышла с видом человека, потерпевшего поражение. “Пока, ребята, – подумалось мне, – будем надеяться, завтра я опять найду в себе силы терпеть вас рядом, но на сегодня с меня хватит”.

Дома меня ожидал сюрприз: к нам приехала Марина. Хотя обычно девочка вела себя сдержанно и чувства свои старалась не показывать, теперь она сразу же кинулась ко мне в объятия. Я крепко прижала ее к себе. После столь бурного проявления эмоций обе мы вернулись к нормальному для нас уравновешенному состоянию.

– Что-то ты слишком долго не возвращалась, – заметила Марина с оттенком осуждения.

– Очень сложная была работа.

– А теперь ты уже все закончила?

– Итальянскую часть – да, закончила.

– А в Барселоне?

– Как раз этим мы сейчас и занимаемся.

Мы с ней перебрались на кухню, и, пока я наливала себе пива, Марина наблюдала за мной своими голубыми любопытными глазами.

– Италия очень культурная страна, Петра?

– Очень-очень, – сказала я, не понимая толком, что она имела в виду.

– Моя мама говорит, что в ближайшие годы мы с ней поедем в Италию, и это будет культурная поездка. Кажется, в одной Италии больше культуры, чем во всех остальных странах, вместе взятых. И еще мама говорит, что многие едут туда, но ничего этого, про культуру, не понимают, а все время едят спагетти и покупают кошмарные сувениры.

– Я считаю, что твоя мама права.

– А ты ведь не купила ни одного кошмарного сувенира, правда, Петра?

– Нет, а вот спагетти я съела целую гору – они очень даже вкусные.

– Но есть – это совсем не страшно, не везти же было с собой бутерброды из Барселоны!

– А ты рассказала маме, что я была в Риме?

– Да, конечно, рассказала, тогда она и начала доставать меня своей культурой.

– Про культуру так говорить нельзя, – поправила я Марину, чтобы она не думала, будто я поддерживаю ее критику в адрес матери.

– А ты бы сама послушала мою маму! По ее словам, все полицейские похожи на таких, каких показывают в кино, – они целыми днями ругаются плохими словами и пьют пиво.

Тут она глянула на стакан у меня в руке и смутилась, словно не знала, как исправить свою оплошность. Я пришла ей на помощь: сделала хороший глоток, развязно вытерла рот рукой и бросила:

– Э, сто тысяч чертей! Да враки это все!

Марина расхохоталась. Я тоже. Потом поцеловала ее в щеку. Однако охота пожаловаться на мать у нее не проходила.

– А балет? Что ты скажешь про этот ее балет? Уго и Тео говорят, что я очень смешная в балетном трико и что классический балет – это вообще смехотища.

– И с каких это пор ты обращаешь внимание на шуточки братьев?

– Но ведь это правда! В трико я смешная и к тому же не умею красиво двигаться! Это сама преподавательница мне так сказала.

– Ну, понимаешь, с классическим балетом такое часто бывает, но поучишься немножко и сможешь перейти на современные танцы.

– Современные танцы?

– Да, наверняка ты их видела по телевизору. Там странные, но очень красивые движения. И это сейчас в большой моде.

– А ты как считаешь, моя мама знает про эти современные танцы?

– Конечно знает.

Она ничего не ответила. Но тут мы услышали, как открывается дверь, и Марина с криком “А вот и они!” кинулась в ту сторону. Через несколько секунд появились Маркос, Уго и Тео, нагруженные пакетами. После обмена поцелуями и приветствиями мне сообщили, что сегодня вечером мы устроим ужин в честь моего возвращения. Они побывали в итальянском магазине, где накупили соответствующей еды: готовую лазанью, мортаделу, пиццу, сыры… Потом близнецы по традиции забросали меня вопросами, которые – что тоже стало традицией – касались исключительно подробностей моего очередного дела. Маркос забеспокоился:

– Опять двадцать пять! Вы же прекрасно знаете, что Петра не имеет права ничего рассказывать про свою работу, и все равно пристаете к ней.

– Тогда мы дождемся, когда у нее будет сиеста, и зададим ей кое-какие вопросики. Вдруг она разговаривает во сне? – пошутил Тео.

Отец с сыновьями устроили аврал на кухне, потому что захотели все приготовить сами. Мы с Мариной накрывали на стол. Когда мы наконец сели ужинать, настроение было на грани эйфории, а разговор неизбежно повернул к Италии.

– Учительница сказала, что каждый должен хоть раз в жизни побывать в Италии, чтобы посмотреть настоящее искусство, – заявил Тео.

– А я вот никак не могу понять, почему художники Чинквеченто жили, как принято считать, в шестнадцатом веке? – вставил Уго. – Ведь на самом деле это был именно что пятнадцатый век.

– Потому что так принято считать века, осел! – отозвался Тео. – Разве не знаешь, что годы, начинающиеся с тысяча девятьсот, – это двадцатый век.

– Никакой я не осел!

Маркос вмешался, и в голосе его прозвучала неприкрытая угроза:

– Будет очень жаль, если во время ужина в честь возвращения Петры мы кое-кого отправим есть на кухню.

Но его попытка установить мир успехом не увенчалась, так как Тео сказал:

– Девчонки из моего класса читают книги одного итальянца, зовут его Федерико Мора.

– Кстати об ослах: его зовут Моччиа, а не Мора, – не удержался Уго.

– Не важно, как его зовут. Главное, что его книги – чушь собачья, там все только про любовь, про свадьбы и ухаживания. – Он изобразил, что его вот-вот вырвет.

– А папа говорит, что за столом нельзя делать вещи, которые всем неприятны, – вмешалась Марина.

Тео передразнил ее. И тут Маркос встал и поднял свой бокал:

– У меня тост. За дни спокойствия и счастья, которые Петра провела в Италии, в окружении самых ужасных мафиози и безжалостных преступников! Наверняка по сравнению с братьями Артигасами, Тео и Уго, даже сам Провенцано покажется приятнейшим сотрапезником.

Мы засмеялись и чокнулись. После десерта все разбрелись по дому, следуя своим привычкам. Уго включил телевизор. Тео развалился на диване, а Марина побежала в уголок, схватив свой мобильник. Обрывки ее разговора, которые я уловила, привели меня в ужас.

– Да, это сейчас самое модное… движения там странные… если этим танцам не учат в школе, запиши меня в какую-нибудь академию.

Чуть позже я заметила, как она недовольно кивнула и пошла смотреть телевизор. Только при прощании на ночь она рассказала мне про свой телефонный разговор:

– Мама сказала, чтобы я не усложняла ей жизнь своими глупостями и что, пока я еще маленькая, буду делать то, что велит она.

– Так что имела в виду твоя мама?

– Современные танцы.

Я могла бы произнести назидательную речь, напомнить, что современные танцы – это всего лишь один из вариантов на будущее; но я уже успела убедиться: лучше всего вообще не касаться отношений Марины с матерью. Так я и поступила. Несмотря ни на что, прошедший вечер показался мне чудесным.

На следующее утро мы, не заходя в комиссариат, сразу отправились на улицу Арибау. В кармане у Гарсона лежала полученная у судьи санкция. На место мы прибыли в половине десятого, и моему помощнику это время показалось слишком ранним, чтобы врываться в чужой дом. По его теории, если мы желаем произвести на Маргариту Року благоприятное впечатление, надо дождаться более подходящего часа. Из этой теории, с которой я не стала спорить, выводилось, что у нас еще остается лишних полчаса, чтобы выпить кофе. Итак, мы снова отправились в “О Бриндис”, где кипела утренняя жизнь. Хозяин, тощий галисиец с большими черными усами, узнал нас:

– Доброе утро, сеньоры! Что желаете?

– Два кофе с молоком, да погорячее, – решил за меня мой товарищ.

– Если хотите чего-нибудь действительно горячего, возьмите бульон по-галисийски. Повар только что его приготовил.

– Вот это будет действительно кстати!

Я посмотрела на Гарсона так, словно он спятил, и он едва слышно пробормотал:

– На бульон я потрачу не больше времени, чем на кофе.

– Как же! Где бульон, там и картошка, фасоль, шпиг, колбаски…

– Ба, все это мне на один зубок, вы и оглянуться не успеете…

Хозяин поставил перед ним дымящуюся чашку бульона:

– Приятного аппетита! Такой бульон мертвеца из могилы поднимет!

– Лишь бы этим мертвецом не оказался Франко… – подхватил мой помощник, и оба громко расхохотались.

Я смотрела, с каким чувственным наслаждением Гарсон поглощает свой бульон, и стала раздумывать над его способностью, ставшей привычкой, отключать мозг от работы. Я восхищалась и завидовала. Вероятно, именно благодаря этому умению он без ущерба для себя столько лет остается в полиции. У меня все было иначе. На самом деле нынче ночью я приняла решение просить Коронаса снять меня с этого дела – если только мы в ближайшее время не сумеем существенно продвинуться вперед. Слишком много всего случилось, и, отыскивая ключи к проклятому убийству Сигуана, мы все глубже увязаем все в том же болоте. Эти вечные неудачи уже невозможно было выносить. Я поняла, что моя натура не даст мне дослужиться в полиции до пенсии, но было еще не совсем ясно, как к этому относиться – как к проклятию или как к подарку судьбы.

В половине одиннадцатого мы вошли в подъезд дома на улице Арибау. Грозный консьерж заверил нас, что сеньора Рока все еще дома, так что мы поднялись на третий этаж и позвонили в дверь. Нам открыла женщина, которой было далеко за пятьдесят, но все еще красивая, элегантно одетая для выхода. Когда мы представились, она, как это обычно и бывает в таких случаях, сильно удивилась.

– Несколько вопросов? – пробормотала она, мучаясь догадками.

– Да, они касаются вашей приятельницы Нурии Сигуан. Ведь она ваша приятельница, не так ли?

– Разумеется, она моя приятельница. Видите ли, я уже собралась идти к себе в магазин – я антиквар. Мы открываемся в одиннадцать, но обычно я прихожу туда в десять тридцать.

– У нас формальные вопросы, мы вас не слишком задержим. Как вам должно быть известно, вновь возобновлено дело об убийстве отца вашей подруги.

– Да, я знаю. Проходите, пожалуйста.

Она провела нас в просторную гостиную, в которой было много картин и скульптур разных эпох. Она села, с любопытством глядя на нас и не проявляя ни малейшего раздражения. По тому, как она держалась, мне стало ясно, что ей нечего скрывать. Я заговорила самым любезным тоном:

– Сеньора Рока, нам известно, что Нурия в последнее время очень часто приходила к вам.

– Да, так оно и было.

– А не могли бы вы сказать, что послужило тому причиной.

– Разве сама она вам об этом не сообщила?

– Мы с ней еще не виделись. Сначала принято допрашивать свидетеля, а уж потом заинтересованное лицо, – стала я придумывать на ходу.

– Ну, тут все объясняется очень просто! Нурия жаловалась, что у них в квартире сейчас гостят родственники ее мужа. Из-за суеты и шума ей трудно работать дома. И вот она попросила, чтобы я отвела ей комнату, и поставила там свой компьютер – до тех пор, пока жизнь у нее дома не войдет в нормальную колею. Я конечно же не возражала и даже дала ей ключ – так что она может свободно приходить сюда и тогда, когда я нахожусь у себя в магазине.

– А нельзя ли нам взглянуть на эту комнату?

Она привела нас в гостевую комнату, где стояли кровать и письменный стол. На столе красовался ноутбук. Мы с Гарсоном быстро переглянулись. Глаза у нас горели от возбуждения.

– Это и есть ее компьютер?

– Да, она сказала, что не хочет таскать его туда-сюда. Поэтому оставила здесь.

Никогда еще неодушевленный предмет не будил во мне такого волнения. Я как последняя идиотка буквально потеряла дар речи, не могла даже пошевелиться. И тут Гарсон, алчно ухмыльнувшись, шагнул вперед:

– Нам придется забрать его с собой.

Сеньора в первый раз напряглась:

– Как можно! Без позволения хозяйки!..

– У нас имеется санкция на обыск, выданная судьей, – объяснил мой товарищ и протянул ей бумагу.

– Но ведь одно дело – обыскивать мой дом, и совсем другое – забирать то, что доверила мне подруга. Что она скажет, когда обнаружит пропажу? Знаете, как мы можем поступить? Позвоним ей и спросим разрешения!

Гарсон, которого всегда отличала быстрота реакций, ответил серьезно и с большим достоинством:

– Нет, сеньора, так это не делается. Если уж кому мы и должны звонить, так только судье. Сейчас я позвоню ему, скажу, что мы находимся у вас дома, и попрошу приехать. Тогда он сам снимет показания и решит, как, согласно закону, следует поступать.

На лице Маргариты Роки появилась гримаса такого отвращения, словно мы предложили ей затащить в гостиную разложившуюся тушу быка. Она улыбнулась фальшивой улыбкой:

– Не думаю, что это нужно. Знаете, делайте то, что должны делать. Я не хочу, чтобы кто-либо истолковал мое поведение как попытку ставить палки в колеса правосудия. Кроме того, Нурия, я уверена, будет только счастлива, узнав, что вы занимаетесь делом ее отца.

– Тут вы можете не сомневаться, – с нажимом произнес Гарсон, ставя точку в разговоре, где все было совсем не так очевидно, как казалось. Он немедленно сунул компьютер под мышку, и мы, рассыпаясь в любезностях, попрощались с хозяйкой.

Гарсон сыграл свою роль до конца. На улице я почувствовала себя так, словно вышла из Лувра, унося в сумке “Монну Лизу”. Мой помощник выглядел куда спокойнее.

– Только таким манером и можно вести себя с этими буржуа, Петра. Только намекните им, что они могут быть впутаны в полицейское разбирательство, и они готовы подарить тебе собственную мамашу – в коробочке и с бантиком.

– Во всяком случае, свою подругу она нам уже подарила. Мне не терпится добраться до комиссариата и посмотреть, что там у этого компьютера внутри. Значит, вы уверены, что имели право забрать его без специального разрешения?

– Храбрецы разрешений не просят, Петра!

– И завоеванное не отдают!

Он хохотнул, очень довольный самим собой. Как только мы вошли в комиссариат, компьютер был передан в специальный отдел, где с ним легко справились. Там имелась всего одна папка с несколькими файлами, а также некоторое количество писем. И больше ничего. У меня дрожали руки, когда я открывала почту, и первое же, что я прочла, заставило меня замереть от счастья.

Осторожно. Испанская полиция следит за нами. Пишите мне только по этому адресу; пока это надежно. Впредь никаких счетов в “Нерею” не посылайте. Отправляю цифры за текущий месяц.

Далее шли цифры, потом Нурия Сигуан прощалась по-итальянски: Ciao. Grazie. Адрес, на который шло письмо, оканчивался на it. Я повернулась к младшему инспектору, смотревшему на экран через мое плечо.

– Немедленно пошлите копию этого письма Торризи и Абате. И объясните в нескольких словах, как оно попало к нам в руки.

Я бросилась разыскивать Сангуэсу, с которым и вернулась в свой кабинет. Он изучил письмо, приложенные к нему цифры и сделал вывод:

– Все очень просто: они прибавили десять процентов к определенной сумме, и в итоге получилось пятнадцать тысяч евро. Непонятно только, кто кому должен эту сумму. Расчеты относятся к минувшему месяцу.

– А основная сумма откуда взялась?

– Понятия не имею! Об этом здесь не сказано ни слова. Я же не Бог!

– Да? А я-то сколько уж лет молюсь на тебя!

– И напрасно! В этих цифрах смог бы разобраться кто угодно – тут не нужно экономического образования. Беда в том, что все вы начинаете нервно дергаться, как только речь заходит о счетах или информатике, словно никак не можете довериться тому, что имеете у себя перед глазами.

– Вы, компьютерщики и экономисты, – новые шаманы в нашем племени.

– Могу тебе только сказать, что быть шаманом на жалованье – не слишком-то прибыльно.

Он со смехом покинул мой кабинет, а Гарсон проводил его соответствующей случаю улыбкой:

– Это он намекнул, чтобы в следующий раз мы не звонили ему по всяким пустякам.

– Не обращайте внимания, Фермин. Я иду с докладом к комиссару.

Коронас, прочитав письмо Нурии, задумался. Видимо, он колебался, просчитывая очередное распоряжение. Больше всего он боялся совершить ошибку в деле такого уровня.

– Просить санкцию на арест преждевременно.

– Я так не думаю, но, если хотите, мы немедленно допросим Нурию, а дальше будем действовать в зависимости от результатов.

– Неужели вы полагаете, что Нурия Сигуан убила собственного отца? По-моему, это уж ни в какие ворота не лезет.

– Ничего подобного я не говорила, комиссар, зато мы располагаем более чем убедительными данными, чтобы предъявить Нурии Сигуан и ее компаньону обвинение в связях с мафией.

Он сделал вид, что рвет на себе волосы, уподобляясь герою греческой трагедии.

– Даже представить себе страшно, что тут может начаться! Все газеты страны сунут нос в это дело! Надо вести себя очень осторожно, Петра, надо с оглядкой делать каждый шаг, чтобы, не дай бог, не оступиться. Если мы ошибемся, по морде нам врежут как следует и не один раз.

– Я беру всю ответственность на себя, сеньор.

– Вы возьмете на себя только то, что я вам позволю взять. Полиция – это коллектив, и никто тут не имеет права говорить от себя лично. Если случается провал, то он общий, если победа – тоже. Но главные шишки достаются всегда мне. Понятно?

Я вышла от него, задавшись вопросом: а стоит ли на самом-то деле быть частью коллектива, шеф которого настолько груб? И решила больше никаких вопросов себе не задавать.