Завоевание Монголии киргизами представляет редкий в истории Средней Азии пример завоевательного движения с запада на восток: почти все движения происходили в обратном направлении. Повидимому, киргизский хан не сделал своей столицей города уйгурского кагана на Орхоне; после своей победы он только перешел "на южную сторону гор Лао-шань" или Ду-мань, в 15 днях конной езды от бывшей столицы уйгуров; вероятно, имеются в виду горы Танну-Ола. Из военных предприятий киргизов известен только поход, в числе 70.000 воинов, на юг от песчаной степи, причем хан после победы возвратился обратно на северную сторону, уведя с собою часть уйгуров.

В противоположность уйгурам и их предшественникам огузам. часто нападавшим на Китай, киргизские ханы с самого начала старались установить дружественные отношения с династией Тан. При взятии уйгурской столицы они нашли там китайскую царевну Тай-хо и под охраной конвоя отправили ее обратно в Китай; конвой подвергся нападению со стороны уйгурского кагана Уге, которым была захвачена и царевна, освобожденная из уйгурского плена только в 843 г. Мы видели, что киргизский каган, как потомок китайца Лилина, считал себя родственником династии Тан, происходившей из той же семьи Ли. Китайские императоры сначала были склонны признать новых родственников; но потом императора Сюань-цзуна (847-850) убедили, что "Хягас есть небольшой род, который не в состоянии равняться с домом Тан". Вопрос был предложен на решение коллегии высших чиновников; коллегия решила что, "уйгурам давались грамоты во время их могущества: к счастью, они теперь упали, и для устранения будущих беспокойств не для чего усиливать киргиз". Несмотря на такое, неблагоприятное решение, сношения киргиз с Китаем продолжались: в царствование следующего императора И-цзуна (880-873) было три киргизских посольства. Победитель уйгуров умер еще в 847 году, т. е. в том же году, как его главный враг Уге; в Тан-шу приводится имя и титул его ближайшего преемника, но никаких других сведений ни о нем, ни о следующих киргизских ханах не сообщается.

Вообще китайские известия о Средней Азии в эпоху киргизского Великодержавия крайне скудны. Известия Тан-шу о киргизах, кроме упомянутых переводов, собраны в статье В. Шотта "Uber die ächten Kirgizen" (1865); в этих известиях дается описание страны и народа, но не сообщается никаких сведений по истории киргиз после 1847 г. Более широкое, распространение среди неспециалистов получил труд Клапрота "Tableaux historiques l'Asie" (1826); Шотт относится к этой книге довольно отрицательно и доказывает, что ею во многих случаях был введен в заблуждение знаменитый географ Риттер в своем монументальном труде по географии мира (Erdkunde) Влияние книги Клапрота, через посредство труда Риттера, проявляется и в исторических главах известной книги Радлова "Aus Sibirien" (1884; второе издание, 1893, заключает в себе перепечатку первого без всяких изменений). Кроме китайцев, известия о Средней Азии в IX и X вв. сообщают и мусульманские авторы. Самое подробное описание путей через Среднюю Азию, в том числе и пути к киргизам, дает писавший по более ранним источникам персидский автор XI в. Гардизи, рассказ которого был издан и переведен мною в 1897 г. в моем "Отчете о поездке в Среднюю Азию с научной целью 1893—1894 гг.". Из новейших ученых трудов, где рассматриваются мусульманские известия о Средней Азии, в том числе о киргизах, особенного внимания заслуживают труды Маркварта, особенно его труд (1914 г.) о народности команов (половцев). Достоинства и недостатки этого труда я постарался отметить в своей рецензии, напечатанной в Русском Историческом Журнале, кн. VII (1921).

О сношениях между киргизами и мусульманами говорят и китайцы, по словам которых киргизское государство было всегда в дружественных связях с Даши (таджиками, как тогда называли арабов). Туфанью (тибетцами) и Гэ-ло-лу (курлуками). Из страны арабов к киргизам каждые три года приходил караван из 20 верблюдов, нагруженных узорчатыми (по переводу Шотта: вышитыми золотом) шелковыми тканями; иногда число верблюдов доходило до 24. Повидимому, в Тан-шу не сказано, какими путями шел караван. У Клапрота к арабскому каравану отнесено то, что сказано в Тан-шу о тибетцах: боясь грабежей со стороны уйгуров, тибетцы шли в страну карлуков и ждали там провожатых; по толкованию Иакинфа, этот конвой доставляли им карлуки, по толкованию Шотта — сами киргизы.

Из слов о дружбе киргиз с арабами, тибетцами и карлуками можно заключить, что киргизы даже в эпоху своего великодержавия мало вмешивались в происходившие в западной части Средней Азии войны. Возможно, что некоторое время врагами их оставались уйгуры, захватившие в промежуток времени между 860 и 873 гг. часть нынешнего Китайского Туркестана с городами Кара-Ходжа (около современного Турфана) и Бишбалык (у китайцев Бэй-тин, около современного Гучена). Предшественниками их здесь в VIII в. были другие турецкие народности, сначала басмылы, потом турки-огузы, которых арабы называли тугузгузами (по-турецки токузогуз, по делению огузов на девять родов), китайцы — Шато (по названию пустыни, где они некоторое время жили). В 794 г. эта область была завоевана тибетцами, и населявшие ее турки в начале IX в. были оттеснены в пределы собственного Китая; уйгуры, таким образом, уже застали здесь не турок, а тибетцев. Арабы, повидимому, ознакомившись с этой местностью еще в то время, когда она принадлежала огузам, не знали о последующих переменах и потому продолжали называть местное население тугузгузами; только Махмут кашгарский в XI в., едва ли не единственный из писавших на арабском языке авторов, имевший возможность говорить о Средней Азии не по книгам, а на основании личного знакомства со страною, вместо "тугузгуз" везде пишет "уйгур". После борьбы между уйгурами и огузами в Монголии в состав уйгуров вошла часть огузского народа: уйгурский хан середины VIII в., надпись которого издал Рамстедт, называл себя государем он-уйгуров (десяти уйгуров) и токуз огузов (девяти огузов), хотя и уйгуры, по китайским известиям, разделялись на девять родов, и писавший в монгольский период историк Рашид ад-дин рядом с он-уйгурами знает и токуз-уйгуров. Во всяком случае, изданная Рамстедтом надпись показывает, что уйгурский хан, как и следовало ожидать, прежде всего чувствовал себя государем своего уйгурского народа; если бы арабы впервые познакомились с восточной частью Китайского Туркестана только в то время, когда там уже жили уйгуры, то в арабскую географическую литературу вошло бы название "уйгур", а не название "тугузгуз".

Вследствие этого иногда бывает трудно решить, какие из арабских известий о тугузгузах относятся к уйгурам и какие — к их предшественникам, как вообще трудно приурочить те или другие сведения о Средней Азии, находящиеся в мусульманской географической литературе, к определенному хронологическому моменту. Мусульманские географы черпали свои сведения из книг, большей частью не называя своих источников и не предупреждая читателя, что ему говорят не о том, что есть теперь, а о том, что было когда то, иногда на несколько веков раньше. Это относится, конечно, и к тем известиям, в которых упоминаются киргизы (арабские и персидские авторы этого времени пишут хирхиз, как вообще буквой х в то время передавали турецкое гортанное к; писали, например, харлук, у персидских авторов харлух, вместо карлук). Если нам достоверно известно, в каком году написано данное сочинение, это нисколько не разъясняет вопроса, к какому времени относятся сообщаемые в нем факты.

Кроме писавшего в XI и. Гардизи, интересные сведения сообщает анонимный труд, также на персидском языке, "Границы мира" (Худуд ал-алек), написанный в 372 г. хиджры, т. е. в 982 или 983 г. н. э. Это сочинение дошло до нас только в одной рукописи, найденной в Бухаре в 1892 г. для покойного Д.Г. Туманского, вследствие чего самый труд упоминается в русской научной литературе обыкновенно под названием "рукопись Туманского". По этому источнику, киргизы были не только северными, но и западными соседями тугузгузов. Тот же автор говорит о городе Пенчуле (произношение, не вполне установлено; в китайской транскрипции Вынь-су; по местоположению соответствует нынешнему Уч-Турфану), что он находился в области карлуков; его владетель прежде был в зависимости от тугузгузов, а "теперь" этим городом владеют киргизы. Арабы вообще говорят о войнах между тугузгузами и карлуками, что прежде перевес был на стороне тугузгузов, а потом, когда тугузгузы приняли манихейство (возможно, что эта религия была принята в восточной части Китайского Туркестана раньше, чем уйгурами в Монголии), успех перешел на сторону карлуков. Однако, из рукописи Туманского можно заключить, что тугузгузы отняли у карлуков часть их владений; народу Ягма, вышедшему из среды тугузгузов, принадлежали Кашгар и часть Семиречья (Джетысуйской области) к югу от Нарына. О Кашгаре говорится, что здесь была граница между областью народа Ягма, киргизами, тибетцами и Китаем.

Известия рукописи Туманского о границах между средне-азиатскими народами не вполне отчетливы: в главе о киргизах говорится, что соседями их на юге, кроме тугузгузов, была часть карлуков, но в главе о карлукак (халлух) киргизы среди соседей этого народа не упоминаются. Зато киргизы названы среди соседей двух других семиреченских народностей, чигилей и тухсийцев; чигили жили на северном берегу Иссык-Куля, тухсийцы, составлявшие часть тюргешей (другой ветвью тюргешей были упомянутые выше азы), — в долине реки Чу.

Из всего этого можно заключить, что киргизы в эпоху своего великодоржавия несколько расширили свои владения в сторону юго-запада; но о том, когда и как это произошло, источники не дают никаких сведений; слово "теперь" в рукописи Туманского во всяком случае заимствовано из более раннего источника и не может быть отнесено к времени автора, когда киргизы уже утратили свое кратковременное могущество. Вообще ничего не говорится об отношениях между киргизами и другими народами. По Тан-шу к киргизам привозились ткани не только от арабов, но также из Кучи и Бай-тина, т. е. Бишбалыка, принадлежавшего уйгурам; из этого можно заключить, что и с уйгурами было достигнуто соглашение. На это же указывает приведенный выше, со слов Гардизи, маршрут из области "тугузгузов" до ставки киргизского кагана на Енисее, в 7 днях пути к северу от гор Кёгмен, или Саянского хребта. Это — единственный путь к киргизам, описанный в мусульманской литературе; вообще арабы знали киргиз только как северных соседей тугузгузов и отчасти карлуков и как народ, живший на крайнем северо-востоке; по представлению арабов, владения киргиз доходили на востоке до океана.

Из областей ислама было два пути в степь, на северо-восток, один от низовьев Сыр-Дарьи, другой от Таласа (ныне Аулие-ата); оба пути вели в область народа кимаков, центром которой была местность к северу от Иртыша. Кимаки, западные соседи киргиз, остались совершенно неизвестны китайцам и впервые упоминаются только в мусульманской литературе. Был ли торговый путь из страны кимаков в страну киргиз, как продолжение пути из областей ислама к кимакам, и каковы вообще были отношения между этими двумя народами, совершенно неизвестно. Подобно киргизам, кимаки были по языку турками; об одной местности в стране кимаков в рукописи Туманского сказано, что там люди следуют киргизским обычаям. Повидимому, кимаки раньше киргиз утратили политическое единство, хотя в рукописи Туманского упоминается каган (арабские и персидские авторы всегда пишут хакан) кимаков и хотя глава рано отделившейся от главной массы народа западной ветви кимаков, кипчаков, считался вассалом кимацкого царя. В XI в., при Махмуде Кашгарском, кимаков больше не было; на Иртыше тогда жил народ Иемек, упоминаемый у Гардизи, подобно кипчакам, среди кимацких родов. Известно, что кипчаки впоследствии, не составляя политического целого, дали свое название степям западной части Туркестана и юго-восточной части России; в после-монгольский период те же кипчаки составили ядро казацкого народа, которому в XVIII в. калмыки (ойраты) и русские ошибочно присвоили название "киргиз". Нет указаний на то, чтобы распадению кипчаков способствовали их восточные соседи.

По рукописи Туманского, из страны киргиз вывозилось много мускуса и мехов (о киргизском мускусе говорят и другие источники), также березовое дерево (вероятно, кора) и рог хуту, употреблявшийся для выделки рукояток ножей: как доказывают теперь, имеются в виду привозившиеся с отдаленного севера клыки моржей и нарвалов. Киргизский царь назывался киргиз-хаканом (каганом). По описанию того же автора, киргизы по нравам несколько походят на диких зверей; наружность у них грубая, мало волос: нет справедливости, мало милосердия. Они отличаются воинственностью; со всеми соседями у них война и вражда. У них есть повозки (или лодки), бараны, коровы и лошади: они кочуют, ища воды, травы, (благоприятной) погоды и лугов. Они почитают огонь и сжигают мертвых, живут в палатках и шатрах, занимаются охотой. Есть народ Фури, также из киргиз, к востоку от них; они с другими киргизами не смешиваются; они людоеды, безжалостные; языка их другие киргизы не понимают; они подобны диким зверям. Город, где живет киргизский хакан, называется Кемиджкет. Есть народ Кесим, из киргиз, в горах: у них есть шатры; они добывают меха, мускус, хуту и тому подобное. Есть другой народ из киргиз, язык которого ближе к языку карлуков, а одежда сходна с одеждой кимаков. Ни у одной ветви киргиз нет совсем ни деревень, ни городов; все они живут в шатрах за исключением того места, где живет хакан.

В этом тексте киргизы являются гораздо более диким народом, чем в Тан-шу; китайские сведения в этом случае, повидимому, более достоверны. Особенно бросается в глаза различие между словами китайцев о мирных сношениях киргиз с другими народами и словами персидского автора о войне со всеми соседями. Подтверждается китайцами известие о сжигании мертвых; китайцы, сверх того, говорят, что через год кости, оставшиеся после сожжения трупа, зарывались в землю; в отличие от турок, при похоронах не царапали лиц. О сожжении мертвых Гардизи прибавляет, что, по мнению киргиз, огонь был самой чистой стихией и уничтожал всякую нечистоту; так и мертвый очищался огнем от грязи и греха. В отличие от других киргиз, народ Фури уносил своих мертвецов в горы и оставлял их на деревьях, пока они не разлагались. Что касается названия единственного киргизского города или поселения, то китайская транскрипция этого названия (у Иакинфа Мидичжы, у Шотта Мидичжита) заставляет предполагать в персидском тексте чтение Микиджкет (последний слог — иранское слово, часто прибавляемое к названию городов и селений, напр. Ахсикет, Пенджикет и т. п.).

В более благоприятном свете изображает жизнь киргиз автор X в. Абу-Дулеф. Сведения о киргизах входят в состав описания путешествия этого автора, несомненно фантастического: в нем много географических несообразностей, и посетить народы в том порядке, в каком он их описывает, Абу-Дулеф не мог. Очень вероятно, что он их вообще не посещал и в качестве виденного им самим приводит сведения, заимствованные из книг, но среди ого источников могли быть и достоверные. О киргизах говорится, что они едят просо, рис и всякое мясо, кроме верблюжьего; у них есть дом богослужения и свое письмо; они отличаются благоразумием и осмотрительностью; не гасят светильника, и дают ему погаснуть самому. У них есть мерная речь, которой они пользуются во время молитвы. Есть мускус. Есть три годовых праздника. Их знамена зеленые. Во время молитвы они обращаются к югу. Из планет почитают Сатурн и Венеру; на Марса смотрят, как на звезду, предвещающую дурное. Много хищных зверей. Есть камень, светящийся по ночам, так что они обходятся без освещения; из этого камня выделываются вещи только у них. Их царь заботится о их благосостоянии, и они ему повинуются; в его присутствии может садиться только человек старше сорока лет.

В этом рассказе любопытно упоминание о киргизском письме, о котором говорится и в Тан-Шу, где сказано, что у киргиз "письмо и язык совершенно сходные уйгурскими". Речь идет не о том алфавите, который в это время только начинал распространяться среди уйгуров и впоследствии был заимствован монголами, но о более древних письменах, ключ к чтению которых мог быть найден благодаря открытию орхонских надписей. Что тот же алфавит был известен киргизам, видно из многочисленных надписей в бассейне Енисея, ставших известными науке гораздо раньше, чем орхонские, но разобранных только благодаря открытию исторических орхонских надписей, впервые давших науке материал, на основании которого можно было приступить к разбору загадочных письмен. Попытку дать перевод енисейских надписей сделал Радлов. Надписи почти все надгробные; исторических сведений в них нет, слово "кыргыз" в них не встречается; только потому, что, по историческим сведениям, на Енисее жили киргизы, Радлов полагает, что надписи большею частью принадлежат им. Замечательно, что ни в одной надписи нет даты, хотя бы по эре животного цикла, хотя в Тан-Шу именно о киргизах говорится, что у них года составляют двенадцатилетний цикл и обозначаются названиями животных; на этом основании Абель-Ремюза в 1820 году самое изобретение животного цикла был склонен приписать киргизам. Формы букв указывают на более древний период, чем время орхонских надписей; поэтому Радлов был склонен относить енисейские надписи к VII веку, преимущественно ко второй его половине. В одной надписи говорится, что покойный в возрасте семи лет отправился к китайскому императору; по мнению Радлова, это не могло произойти раньше 648 г., когда, по Тан-Шу, было отправлено первое киргизское посольство в Китай. Еще более сомнительно утверждение С.Е. Малова (в докладе на туркологическом съезде в Баку 28 февраля 1926 г.), что енисейские памятники "датируются даже двумя-тремя столетиями раньше орхоно-селенгинских".

Как всякие надгробные эпитафии, енисейские надписи дают некоторый материал для суждения о понятиях и верованиях народа; но научное использование этого материала едва ли возможно до появления в свет нового, исправленного издания текста и перевода. По религии киргизы несомненно были шаманистами, и к этой религии относятся слова Абу-Дулефа о молитвах и мерной речи. Для обозначения шаманов у киргиз, как и у других турок, было слово "кам"; в енисейских надписях (как и в орхонских) этого слова нет, но оно приводится в Тан-Шу, в рассказе о киргизах. Замечательно, что, несмотря на торговые сношения с буддистами (тибетцами) и мусульманами, нет никаких известии о каком либо успехе среди киргиз буддийской или мусульманской пропаганды.

Из товаров, вывозившихся из страны киргиз, наиболее ценился в мусульманских странах, повидимому, мускус. На торговле этим товаром, как и другими предметами вывоза из стран Дальнего Востока, могло отражаться соперничество морской торговли с сухопутной; развитие морской торговли должно было в этом отношении причинить ущерб киргизам. Известно, что в настоящее время мускус вывозится преимущественно морем из гаваней Китая, особенно из Шанхая. В X в. географ Ибн-Хаукаль говорит, что лучший по цене и качеству мускус привозился из Тибета и из области киргиз, очевидно, сухим путем; но уже более ранний (писавший в 891 г.) географ Якуби, ставя выше всего тибетский мускус (киргизский им не упоминается), после него согдийский (в местности по Заряфшану) и только на третьем месте китайский, прибавляет к этому, что лучший сорт китайского мускуса вывозился из гавани Ханфу (Кантон). Мускус упоминается потом среди товаров, привозившихся из Китая  в Аден.

Независимо от внешней торговли, у киргиз было свое металлическое производство, может быть, унаследованное от живших некогда на Енисее народов прежней, бронзовой культуры, которых до сих пор не удается приурочить ни к определенному этнографическому типу, ни к определенному хронологическому периоду. Киргизам, повидимому, давно было известно железо; в Тан-Шу сказано, что киргизы выделывали из железа королеве оружие, которым прежде уплачивали дань туркам: железо называлось у них кя-са (Kja-sa). Шотт сближает это слово с самоедскими словами kues vese, jesea, но указывает также на возможность родства с алтайским jas "медь" и команским (половецким) jas "желтая медь". Для решения вопроса об ознакомлении киргиз и вообще турок с металлами было бы необходимо более подробное сопоставление относящихся к этому вопросу лингвистических данных. Радлов, в согласии с местным народным преданием, приписывает киргизам могилы на Абакане и Енисее, в которых им были найдены предметы позднего железного века.

По степени своего культурного развития киргизы, несомненно, стояли гораздо выше своих северных и восточных соседей, о которых мы находим некоторые сведения в китайских и мусульманских источниках. Выше были приведены сведения рукописи Туманского о жившем к востоку от киргиз народе Фури, в которых этот народ обвиняется даже в людоедстве. Некоторые подробности о Фури и об отношениях между ними и киргизами сообщаются у Гардизи, по словам которого, от ставки киргизского хана до области народа Фури было три месяца пути. Фури описываются, как дикие люди, живущие в болотах; если их вывести оттуда, они походят на рыб, вытащенных из воды. Если кто-нибудь из них попадает в плен к киргизам, он отказывается от пищи и пользуется каждым случаем, чтобы убежать.

В некоторых других источниках к востоку от киргиз помещаются народы Кун и Кай (или Кайи), при чем, однако, вместо Кун, встречается и чтение Кури; очень возможно, что это — те же Фури (буквы киф в арабском алфавите легко смешиваются). Сопоставление с китайскими источниками заставляет отдать предпочтение чтению Кури. Мы видели, что в Тан-Шу и в орхонских надписях упоминается народ Курыкан, живший, по Тан-шу, у Байкала; в более позднем китайском сочинении (Юань-ши, истории монголов) около Ангары помещается народ Ку-ли; тот же народ упоминается у писавшего в начале XIV в. персидского историка Рашид-ад-дина в местности у Байкала, под названием Кури. Есть известие, у автора начала XIII в. Ауфи, что народ Кури (или Кун) подвергся нападению со стороны своего восточного соседа, народа Кай, и потому передвинулся на запад, где потеснил другие народы; среди этих народов киргизы не упоминаются, и весь рассказ Ауфи, которому придает большое значение Маркварт (по мнению Маркварта, с этим движением связан упомянутый выше факт распадения кимаков), мало подтверждается другими источниками.

Несомненно легендарный характер имеет не лишенный, однако интереса рассказ того же Ауфи о путешествии одного киргиза вниз по Енисею с целью узнать, куда впадает река. По рассказу Ауфи в стране киргиз соединяются в одну реку четыре реки; после соединения их река течет во мраке, среди гор и пещер. Киргиз пустился вниз по реке на небольшом судне; в продолжение трех суток он не видел света, звезд, месяца и солнца; наконец, он прибыл на широкую равнину и вышел из судна. Услышав звук копыт лошадей, он влез на дерево и ждал, кто придет; явились трое всадников очень высокого роста (их рост сравнивается с длиной копья) с собаками, не уступавшими по величине коровам. Увидев киргиза, они сжалились над ним, предложили ему спуститься с дерева и посадили его к себе на одного из коней, чтобы его не растерзали собаки; потом привели его к себе в палатку и накормили, при чем удивлялись его малому росту, как будто никогда не видали таких людей; наконец, они показали ему дорогу, как ему вернуться к себе домой; никто не знал, кто они и из какого народа. По поводу этого рассказа можно напомнить, что Енисей имеет характер горной реки до Минусинска и снова от границы Ачинского уезда до Красноярска.

Не прошло и ста лет после поражения уйгуров и начала киргизского великодержавия, как этому великодержавию пришел конец. В начале X в. первенство в восточной части Средней Азии перешло к кытаям, народу монгольского происхождения, уже в течение нескольких веков принимавшему участие в событиях политической жизни; уже в VII в. кытаи входили в состав коалиции, составившейся против восстановленного каганства турок-огузов, и должны были напасть на общего врага с востока. Теперь предводитель кытаев (его имя в китайской транскрипции — А-бао-чжи, или Apaoki) овладел частью северного Китая, в 917 г. принял китайский императорский титул и основал новую династию Ляо. Кытаи никогда не владели всей "Срединной империей" а только северной ее частью; тем не менее их имя, в разных переделках, употреблялось многими народами, от Монголии до Индии и до Западной Европы для обозначения древней культурной державы Дальнего Востока; отсюда же русское "Китай".

Основатель династии Ляо не только завоевал некоторые культурные области Китая, но в 921 г. совершил поход в Монголию, посетил развалины прежней уйгурской столицы на Орхоне, осмотрел камни с надписями бывших каганов и сам поставил новый памятник (не сохранившийся). Очевидно, этому должна была предшествовать победа над киргизами, хотя прямых известий о такой победе в источниках, до сих пор приведенных в известность, повидимому, нет. Стремление восстановить в Монголии порядки, бывшие до киргизского великодержавия, видно в предложении, сделанном уйгурскому владетелю города Гань-чжоу — вернуться в прежние уйгурские владения на Орхоне. Уйгурский владетель будто бы ответил, что со времени ухода уйгуров из Монголии прошло десять поколений, что было бы сильно преувеличено; в действительности со времени победы киргиз над уйгурами прошло только 80 лет, т. е. меньше трех поколений: но и этого срока было достаточно, чтобы уйгуры успели привыкнуть на своей новой родине к земледельческой и городской жизни и не пожелали вернуться в кочевья Монголии.

В книге Радлова сказано, что киргизский хан вернулся в свою прежнюю ставку на Енисее только в 970 г.; это известие, через посредство Риттера, заимствовано у Клапрота (где явная опечатка или описка: 670): Шотт в своих источниках этой даты, повидимому, не нашел, и неизвестно, откуда взял ее Клапрот. Рассказ о походе кытаев на Орхон в 924 г. заставляет сомневаться в том, чтобы киргизы могли держаться в Монголии или хотя бы в части ее до 970 г.

Киргизы были последним турецким народом, господствовавшим в Монголии: после их поражения Монголия приобрела тот этнографический характер, который она сохранила до сих пор. Сделанное уйгурам предложение показывает, что у кытаев не было сознательного стремления вытеснить из Монголии турок и отдать их земли своим родичам монголам; но после отказа уйгуров другого турецкого народа, который мог бы поселиться в Монголии, больше не было, и отсутствием турок воспользовались народы монгольского происхождения. Очень вероятно, что монголами были и восточные соседи киргиз, народ Фури (или Кури); на это указывают слова рукописи Туманского, что язык "Фури" был для других киргиз непонятен. Некоторые сведения о народах, говоривших не по-турецки, сообщает и Махмуд кашгарский; к сожалению, эти сведения не вполне отчетливы, и признаков личного знакомства со странами отдаленного северо-востока в них не заметно. Махмуд кашгарский справедливо причисляет киргиз к народам, говорившим на чисто турецких наречиях, но помещает их на крайнем северо-востоке; не-турецкие народы, Кайи и татары, жили, по его словам, западнее; в то же время, однако, говорится, что татары жили в местности Утугэн, как называлась горная цепь, постоянно упоминаемая в орхонских надписях (по представлению автора надписей, это была настоящая родина турок) и, повидимому, соответствующая Хангаю. Что в XI в. здесь жили татары (так еще при Чингиз-хане и после всегда называли нынешних монголов), яснее всего свидетельствует о происшедших со времени орхонских надписей переменах в составе населения. Более точные данные о распределении народов мы имеем только для конца XII и начала XIII вв., т. е. для эпохи выступления Чингиз-Хана. В это время даже в верховьях Енисея, непосредственно к югу от киргиз, жил народ монгольского происхождения, ойраты, язык которых только диалектически отличался от языка монголов Чингиз-хана. Есть китайское известие, что от "Ойра до Кэргисы", т. е., вероятно, от центра области ойратов до южной границы области киргиз, считалось пять переездов. Насколько здесь смешивались оба языка, турецкий и монгольский, видно из слов Рашид-ад-дина, что составлявшие верховья Енисея речки назывались Секиз мурен "восемь рек"; к монгольскому слову "мурен" (река) приставлено турецкое числительное. Теперь в этой местности, как известно, живут турки, хотя и находящиеся под сильным монгольским влиянием; среди названий речек и на совремейной карте есть монгольские; одно из них, Ебе-усу, приводится уже у Рашид-ад-дина.

Несмотря на кратковременность киргизского господства в Монголии, память о киргизах сохранилась у монголов до сих пор, может быть именно потому, что киргизы были последним народом, жившим и господствовавшим в Монголии до занятия этой страны монголами. "Киргизскими" называются древние могилы на всем пространстве западной Монголии почти до Орхона, в том числе и те, которые в действительности принадлежат не киргизам, а их предшественникам — уйгурам и другим. Рамстедт упоминает о таких "киргизских" могилах между Селенгой и Орхоном, близ памятника с надписью, где говорится о царствовании одного из уйгурских каганов VIII века.