Глава 1

В день, когда я выходила замуж за Вернелла Спайви, лил дождь. Мне бы следовало воспринять это как дурное предзнаменование, так ведь нет же. Когда я шла по церковному проходу, Джимми, брат Вернелла, ущипнул меня пониже поясницы, и в этом мне тоже следовало усмотреть символический смысл. Но я была молода, беременна и к тому же слишком мягкосердечна, чтобы развязать войну между братьями в этот якобы самый счастливый день в моей и Вернелла жизни.

А затем, когда я была на девятом месяце беременности и при своем огромном животе только и могла доковылять до ближайшего стула и сесть, Джимми признался мне в вечной любви. Выбрав время, когда Вернелл наверняка должен был быть на работе, Джимми явился ко мне в гости и на кухне произнес речь, по-видимому, хорошо отрепетированную.

— Мэгги, — сказал он, — мы больше не можем делать вид, будто ничего не происходит. Я люблю тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Я вижу по твоим глазам, что это чувство взаимно.

На самом деле если какое-то чувство и отразилось в моих глазах, так это внезапная боль — Шейла в животе принялась вдруг так сильно брыкаться, что у меня выступили слезы на глазах. Не в состоянии произнести ни слова, я ухватилась за край кухонного стола в поисках опоры.

— Откройся Вернеллу, любимая. Так будет лучше.

Почему-то я в этом сомневалась.

Впрочем, в словах Джимми была крупица правды. Пока я сидела за кухонным столом, держась за живот и мечтая о глотке алка-зельцер, как умирающий в пустыне от жажды мечтает о глотке воды, я не могла не признать, что Джимми по-своему привлекателен, этакий типичный хороший парень. Он был высокий, темноволосый, с темно-карими несчастными глазами человека, чувствующего себя покинутым и одиноким. Я всегда питала к таким слабость.

— Мэгги, — продолжал он, нежно дотрагиваясь до моего огромного живота. — Я буду любить твоего ребенка как родного, давай скажем Вернеллу вместе.

Шейла снова лягнула меня в жеяудок, я громко вскрикнула от боли, но Джимми истолковал мой крик как возглас ужаса.

— Конечно, сначала он расстроится, но ненадолго: Вернелл — завзятый бабник, он всегда найдет, с кем утешиться.

Как будто я сама не знаю! Вернелл уже показал себя во всей красе, гоняясь за каждой юбкой на работе.

Я попыталась хотя бы ненадолго выпрямиться и разъяснить Джимми истинное положение вещей.

— Джимми, ты хочешь меня только потому, что я жена Вернелла. У вас с ним вечное соперничество. — Джимми попытался было возразить, но я его перебила: — И честно говоря, ты не в моем вкусе.

Мало того что Джимми был родственником Вернелла, что само по себе являлось большим недостатком в моих глазах, он к тому же был начисто лишен целеустремленности. Он хотел, чтобы ему все преподносили на блюдечке. Если бы мы сбежали вместе, я и глазом не успела бы моргнуть, как превратилась бы в главного кормильца, а он бы целыми днями рыбачил.

— Да брось, — Джимми понизил свой звучный голос почти до шепота, — мы оба знаем, что это не так.

Он снова коснулся моей руки и стал гладить. Должна признаться, его успокаивающий голос, нежное прикосновение на какое-то время на меня подействовали, я размякла, мне стало хорошо, в этом было даже нечто сексуальное. Уже несколько месяцев никто не вызывал у меня таких ощущений.

И надо же такому случиться, что именно в это время Вернелл решил прийти домой на ленч. Он вбежал через черный ход, громко хлопнув сетчатой дверью, и уставился на нас обоих.

— Как, уже? — Его голос сорвался на испуганный визг. — Не может быть!

Джимми подпрыгнул, как ошпаренный пес, а я бросила на Вернелла кислый взгляд. Меня не одурачишь. Вернелл спросил об этом не из любопытства и не из беспокойства обо мне, а потому, что в тот период нашей совместной жизни его главной задачей было любой ценой избежать больницы и родовой палаты. Он стал проводить еще больше времени на работе, засиживался допоздна в своей конторе в компании по продаже передвижных домов, добровольно вызывался доставлять лично каждый проданный им дом независимо от расстояния.

— Нет, Вернелл, — сказала я. — Просто Джимми только что признался мне в вечной любви и предложил убежать вместе с ним.

Вернелл рассмеялся, не замечая, что Джимми покраснел как вареный рак и ловит ртом воздух.

— Представь, Вернелл, тебе это покажется странным, но для некоторых мужчин беременность не сделала меня менее привлекательной.

Вернелл снова рассмеялся, на этот раз несколько натянуто, и бросил быстрый взгляд на брата.

— Ладно, мальчики, успокойтесь, я не собираюсь воспринимать никого из вас слишком серьезно.

Я встала и заковыляла к холодильнику. И тут это случилось. У меня отошли воды. Признание Джимми в любви было вмиг забыто. Опасения Вернелла сбылись: роды у жены начались в его присутствии.

С того дня Джимми продолжал вести свою любовную кампанию уже с безопасного расстояния. Он являлся без предупреждения, садился на кухне с видом заблудшего странника и горестно вздыхал, надеясь, что я сжалюсь над ним и спрошу, в чем дело. Но я ни разу не спрашивала, да и зачем — если набраться терпения, Джимми сам все расскажет.

— Вернелл снова мне покоя не дает. Привязался, хочет, чтобы я взял продажу домов на колесах на себя, он, видите ли, задумал открыть фирму по продаже спутниковых антенн. Он не делился с тобой этой бредовой идеей?

Идея оказалась вовсе не такой уж бредовой: в результате Джимми досталось сорок девять процентов акций компании по продаже передвижных домов, а Вернелл напал на золотую жилу. Должна признать, мой муженек действительно вкалывал как вол, чтобы поднять с нуля бизнес спутниковых антенн. Я не могу не задаваться вопросом, насколько быстрее пошло бы у него дело, если бы он не тратил уйму времени и сил на то, чтобы охмурить и уложить в постель мисс Тарелку, Джолин.

Джимми в конце концов женился, но и после этого не собирался оставлять меня в покое.

— Ну и что, детка, ты ведь тоже замужем.

Его жена Роксана, которая целыми днями только и делала, что валялась на диване, смотрела по телевизору мыльные оперы и поглощала чипсы, на поверку оказалась первостатейной стервой, и тогда мне стало жаль Джимми. Даже он не заслужил такого обращения: Роксана орала на него, начинала обзванивать весь город, стоило ему только на пару минут задержаться после работы. Неудивительно, что я порой заставала его у себя на кухне, даже когда дома никого не было.

Однако теперь все стало по-другому. Джимми пытался играть на моем сочувствии и действовал мне на нервы. И вот сейчас по его милости я сижу в полицейском управлении Гринсборо, передо мной маячит возможное обвинение в убийстве, и я проклинаю день, когда связалась с семейкой Спайви.

 

Глава 2

В свой сороковой день рождения Вернелл вернулся домой пьяным и объявил, что больше меня не любит. Дальше он заявил, что ему нужно пожить одному, чтобы обрести себя и понять, зачем он родился на свет.

— Как ее зовут? — спросила я.

— Как это на тебя похоже! Так я и знал, что ты решишь, будто в этом замешана женщина!

Забегая вперед, скажу, что через год он женился на Джолин Хейз, мисс Тарелке, из его рекламных роликов спутникового королевства, великолепно сложенной блондинке двадцати шести лет. Насколько я понимаю, Вернелл, некоронованный король спутниковых антенн штата Северная Каролина, нашел свое истинное призвание.

Затем моя шестнадцатилетняя дочь Шейла закатила истерику из-за того, что я отобрала у нее водительские права. К столь решительным действиям меня побудили две причины: во-первых, ее плохие оценки в школе, во-вторых, некий длинноволосый девятнадцатилетний музыкант, по совместительству приторговывающий наркотиками, с которым она встречалась тайком.

— Я от тебя уйду и буду жить с папой! — бушевала Шейла. — Ты меня не остановишь! Папа не такой вредный, как ты!

Я сама упаковала ее чемоданы и довезла ее до особняка Вернелла на Нью-Ирвинг-парк. Высадив Шейлу на изогнутой подъездной аллее, я сказала:

— Скатертью дорожка, только смотри не споткнись на лестнице, когда будешь возвращаться обратно! Ты останешься здесь до конца учебного года. Посмотрим, как тебе понравится жить с папочкой.

Потом я вернулась к себе на Колледж-Хиллз, вошла в свое бунгало и на три дня завалилась в кровать. Я не сомневалась, что поступила с Шейлой правильно, но мне все равно было так больно, что я едва дышала. Я рыдала, оплакивая свою девочку и пятнадцать лет жизни, потраченных на Вернелла Спайви.

Позвонив Бонни, моей совладелице салона красоты, я попросила открывать салон без меня, обзвонить всех, кто записался ко мне на ближайшие дни, даже постоянных клиентов, и отменить запись. Потом принялась есть всякую дрянь без разбора: жирные чипсы, сладкие кексы с консервантами и красителями, подъела всю жареную картошку в пакетиках, какая только была в доме, съела все продукты, в которых содержалась хоть капля шоколада. Мне было ужасно жалко самое себя.

На третий день такой жизни я встала с постели, доковыляла до ванной и уставилась на себя в зеркало.

«Мэгги, — сказала я себе, — Господь Бог сотворил тебя женщиной и одарил талантом, а ты попусту тратишь оба его дара. Посмотри на себя, ты совсем расклеилась! И только лишь потому, что твоя дочь решила пожить с отцом! Ну и что? Не умерла же она в конце концов! Если уж на то пошло, в последние несколько месяцев твоя жизнь с ней была далеко не сахар».

Я приблизила лицо к зеркалу, разглядывая женщину, в которую превратилась. Мои рыжие кудри стали похожими на свалявшуюся солому, вокруг зеленых глаз залегли круги, а сами глаза покраснели. От жирного и сладкого, которыми я злоупотребляла все эти дни, лицо стало хуже некуда.

«Вот что, милая, — сказала я себе, — твоя мама не растила своих детей дураками и уж тем более нытиками. Пора тебе взять быка за рога и заняться настоящим делом!»

Мне вспомнилось и еще одно мамино высказывание: под лежачий камень вода не течет.

Мама была права. Мое будущее меня ждет. Какое-то шестое чувство мне подсказывало, что в моей жизни грядут большие перемены, правда, я тогда не знала, что вместе с ними меня ждут и большие неприятности.

И полгода спустя я нашла себя. Я поручила ежедневные обязанности по управлению салоном своей партнерше Бонни. Мы договорились, что я буду по-прежнему появляться там время от времени и обслуживать своих постоянных клиентов, но она остается за старшую. Затем я взяла половину тех денег, которые Вернелл с большой неохотой выделил мне при разводе, и решила предъявить права на то место в мире, которое — я это знала — принадлежит мне.

С тех самых пор как я забеременела и была вынуждена выйти замуж за Вернелла, я все время играла по правилам. Мой цветной мелок никогда не вылезал за черту. Но взять быка за рога в моем понимании означало пойти за единственной мечтой, которая всегда жила где-то на задворках моего сознания. Мэгги Рид, тридцатишестилетняя разведенная, мать шестнадцатилетней дочери и совладелица салона красоты «Кудряшка Кью», собиралась стать Мэгги Рид — солисткой музыкального ансамбля в стиле кантри «Ведущее колесо», выступающего в «Золотом скакуне», самом популярном в Гринсборо ночном клубе.

Я была рождена стать певицей, но, как говорила моя мама, «птичка, которая живет с позолоченной лилией, не поет». Теперь же, когда Вернелл со своей куколкой Барби свил себе другое гнездышко, а Шейла повела себя так, будто решила бороться за звание «Испорченный ребенок года», я рассудила, что терять мне особенно нечего.

Нельзя сказать, чтобы у меня совсем не было опыта, так или иначе я пела всю жизнь, даже с Вернеллом познакомилась благодаря своему пению. На школьном вечере он танцевал с какой-то девушкой возле самой эстрады, а я пела. Когда он повернулся в танце лицом к эстраде, он подмигнул мне. Остальное уже история. Дурная история.

«Давай же, — мысленно подбадривала я себя, — не упускай свой шанс. В конце концов, что тебе терять?»

Терять мне действительно было нечего. Почти всю жизнь и, уж во всяком случае, последние шестнадцать лет я наблюдала за парадом со стороны. Пришла пора самой принять в нем участие. Вот так я и оказалась на сцене ночного клуба «Золотой скакун». Я стояла перед микрофоном, полная решимости внести свою строку в летопись музыки в стиле кантри.

Никогда не забуду тот первый вечер. Прослушивание было открытым для публики. Кто только не заглянул в тот вечер в «Золотого скакуна» — пьянчуги, вышибалы, диск-жокеи, просто какие-то девицы, — и каждый считал своим долгом поделиться советом насчет того, какой должна быть новая солистка ансамбля.

Помню, из динамиков прозвучало мое имя и кто-то слегка подтолкнул меня в спину. И вот я иду по сцене в ярком свете прожекторов с таким видом, будто мне принадлежит весь мир, а в душе отчаянно молюсь, чтобы не растянуться на полу самым идиотским образом, споткнувшись о провода, которых у меня под ногами полным-полно.

Все ребята из ансамбля смотрят на меня. Потом гитарист, симпатичный парень с черной бородкой, кивает и говорит:

— Начинай, задай нам ритм, и мы вступим.

С таким же успехом он мог бы сказать, например: «Меня зовут Джетро, а наш ансамбль называется «Беверли-Хилл-биллиз»». Я так нервничала, что почти ничего не соображала.

Я шагнула к микрофону, сердце грохотало в ушах так, что я едва слышала.

— Если не можешь, хотя бы делай вид, — шепотом приказала я себе и стала считать вслух, задавая ритм: — Раз, два, три, четыре.

Я запела песню «Твое смеющееся сердце»; мне стал подыгрывать ударник, затем вступила ритм-гитара. На первом куплете я думала только о том, чтобы не намочить трусы от страха, и мечтала, чтобы коленки наконец перестали дрожать. На втором куплете я начала понемногу приходить в себя, стала смотреть в зал и петь не только для себя, но и для публики. В конце концов, если уж я собираюсь стать новой легендой кантри, нужно вести себя так, будто я кое-что собой представляю.

Я запела, вкладывая в песню всю душу, и почувствовала, как во мне что-то меняется. Впервые за много лет, а может, и за всю жизнь, я ощутила в себе внутреннюю силу. Я смело встречалась взглядом с каждым мужчиной, который на вид казался одиноким, не избегая даже красавчиков. Я взяла микрофон в руки и, продолжая петь, начала двигаться по сцене. К началу третьего куплета публика была у меня в кармане. А где-то на середине третьего куплета я влюбилась. Высокий худощавый мужчина пробрался через толпу танцующих, не отрываясь смотрел мне в глаза, и его взгляд странным образом меня притягивал. Он шел вперед, пока не наткнулся на железный барьер, ограничивающий танцевальную площадку. На нем были белый соломенный стетсон и тугие линялые джинсы. От глаз разбегались лучики морщинок, он был очень загорелым, как будто работал под открытым небом. А еще у него были густые ковбойские усы, при виде которых у женщин возникают мысли о поцелуях.

Он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался мне с таким видом, будто мы с ним давние друзья и у нас есть какой-то общий секрет. Я тоже улыбнулась, глядя ему в глаза, и предоставила музыке вместо меня сказать этому ковбою, что у нас с ним общая судьба. Когда песня закончилась, у меня появилась работа и будущее.

Этот вечер был омрачен только одной неприятностью: когда я закончила петь, поговорила с ансамблем и снова повернулась к залу, мой голубоглазый ковбой исчез. Я поискала его глазами, потихоньку оглядела весь зал, посмотрела в сторону стойки бара, разве что в мужской туалет не заглянула. Его нигде не было, он исчез. Но у меня остался от него подарок: я поняла, что у меня может быть жизнь и без Вернелла Спайви. У меня появилась новая работа, и даже замаячили на горизонте кое-какие перспективы.

В следующие пять месяцев для меня больше не имело значения то обстоятельство, что Вернелл греется в лучах искусственного солнечного света перед телекамерами, продает спутниковые антенны и богатеет с каждым днем. Меня даже почти перестало задевать то, что Шейла теперь ходит в привилегированную загородную школу и общается с девочками, имена которых выглядят как у обычных людей фамилии. Я нашла свое призвание и была счастлива.

Была — до того дня, когда злой рок, избрав своими орудиями Джимми Спайви и полицейское управление Гринсборо, решил разрушить мою жизнь и отобрать у меня едва обретенное счастье.

 

Глава 3

Возможно, не только Джимми был виноват в том, что я сидела в крошечной комнатушке шесть на восемь и разглядывала трещины на линолеуме. Ведь не он, а я наорала на полицейских. Впрочем, они сами виноваты: ворвались в клуб, прервали меня на самом интересном месте. Клетус, швейцар «Золотого скакуна» и по совместительству вышибала, пытался их остановить, ему что полицейские, что хулиганы — все одно, он никого не боится. Расставив свои огромные, как у быка, ноги, Клетус скрестил руки на своей широченной груди и уставился на них свирепым взглядом, которым легко останавливал какого-нибудь подвыпившего дальнобойщика, нарывающегося на драку. Но людей из полицейского управления Гринсборо его взгляд нисколько не смутил.

По их взглядам в мою сторону я поняла, что они пришли ко мне, и отнюдь не за автографом. Зачем я могла понадобиться полицейским?

Со сцены я не могла отчетливо слышать, о чем они говорят, но примерно догадывалась.

— Нет! — Клетус снова попытался их остановить. В ответ главный, кажется, распорядился:

— Прочь с дороги!

Тому, что помоложе, явно не терпелось пустить в ход дубинку. Его пальцы уже поползли по ремню, на котором она висела. Клетус ощетинился. Видя это, старший выразительно посмотрел на младшего напарника и сказал нечто вроде:

— Мы не собираемся причинять никому неприятности — Тут он указал Клетусу на меня. — Нам просто нужна мисс Рид.

— Но она поет! — должно быть, возразил Клетус.

— Ничего не поделаешь. — Главный коп пожал плечами и прошел мимо Клетуса.

Я видела, как они приближаются, и мне это не нравилось. В зале сидел Джек-Змея, завсегдатай клуба мотоциклистов, я знала, что когда он при деньгах, то очень щедр на чаевые. Джек как раз собирался подойти ко мне, но, заметив полицейских, тут же попятился бочком, как краб. В любой другой вечер копы были бы рады его сцапать, но сейчас они смотрели только на меня, и, надо сказать, без всякого восторга.

Тот, что помоложе, подошел к самой сцене — я как раз пела «Будь со своим мужчиной» — и начал тявкать, как терьер.

— Нам нужно с вами поговорить, — сказал он.

Я продолжала петь, не обращая на него внимания.

Спаркс, ударник, явно наслаждался этой сценой. Насколько я понимаю, из-за того, что он ростом метр с кепкой и у него проблемы с авторитетом. Низкорослые мужчины все такие. Ритм-гитарист Шугэ Бэр со страху чуть не грохнулся в обморок. Он решил, что копы пришли за ним, а у него в футляре от гитары была припрятана унция марихуаны. Джек-Гармоника — он играл в ансамбле на губной гармошке — и глазом не моргнул, продолжал играть, не замечая полицейских.

Официантка Шерил, с объемом бюста, обратно пропорциональным объему мозгов, не долго думая подошла к копам и спросила, что они будут заказывать. Те отказались, тогда она фыркнула:

— Ну знаете, у нас такой порядок — не меньше двух напитков.

Я расхохоталась, но так, чтобы никто не видел, — повернулась спиной к залу и опустила голову. Совсем как Тэмми Уайнетт: она тоже отворачивалась от зала смеясь, а когда снова поворачивалась лицом к зрителям, у нее по щеке катилась слеза. В этом деле главное — правильно выбрать момент, в музыке кантри ни одна слезинка не упадет просто так, без точно рассчитанного эффекта.

Последнюю ноту я держала до тех пор, пока публика не начала вопить от восторга. И именно в это время двое полицейских забрались на сцену.

— Мисс Рид? — спросил старший.

Можно подумать, он и без того не знал, кто я!

— Собственной персоной, — ответила я.

— Вам придется отправиться с нами в участок. — Он говорил точь-в-точь как в боевике. Кто бы мог подумать, что копы и в жизни говорят, как в кино?

— Я арестована? — спросила я.

По небольшой толпе, собравшейся перед сценой, прошел ропот, послышались смешки. По-видимому, от этого у второго полицейского снова зачесались руки, правая потянулась к дубинке. Этому малому явно кто-то должен поскорее объяснить, что офицер полиции не самая популярная профессия в городе.

— Нет, мы вас не арестовываем. У вас в доме кое-что произошло, и детектив приказал доставить вас в участок.

Теперь я уже сама заволновалась.

— Что случилось? Кража со взломом?

Полицейские молча стояли передо мной с каменными лицами, как две парковые скульптуры.

— Да скажите же вы наконец, в чем дело! — потребовала я. — Прежде чем меня увезут отсюда на полицейской машине, я имею право знать, что произошло.

Младший полицейский не удержался:

— Только не в том случае, когда речь идет об убийстве.

Старший посмотрел на него с таким видом, будто готов вытащить его из клуба за шиворот и поколотить. Он так залился краской, что на фоне багрового лица ежик коротко стриженных седых волос, казалось, засветился.

— В участке вам все объяснят, — сказал он, пытаясь делать вид, что ничего особенного не происходит.

Во мне вдруг словно вспыхнула сигнальная лампочка тревоги. В сердце кольнуло.

— Минуточку, — сказала я. — У меня есть шестнадцатилетняя дочь. Она сейчас живет с отцом, но у нее есть ключи от моего дома. Она не… с ней… — я вдруг стала заикаться.

— Она тут ни при чем, — ответил седой.

— Да, убитый — мужчина, — подтвердил его напарник.

— Черт бы тебя побрал, Дэйв, заткнись! — взревел седой.

— Может, надеть на нее наручники? — с надеждой в голосе спросил Дэйв.

— Ты что, спятил? Нет, конечно!

При упоминании о наручниках настроение толпы — моих поклонников! — изменилось. Они сгрудились теснее, в воздухе явно запахло дракой.

Я примирительно выставила руки:

— Спокойно, ребята, он просто боится, как бы я от него не сбежала. — Я рассмеялась и подмигнула своим слушателям. — Ясное дело, им не каждый день удается покатать в своей патрульной машине рыжую красотку вроде меня!

Теперь покраснел и молодой полицейский, только если старший был багрового цвета, то этот, скорее, пунцового. Я шагнула к ним и подхватила обоих полицейских под руки.

— Так, значит, говорите, мне надо поехать с вами? С двумя такими красавчиками? Что ж, с удовольствием!

Я слегка подтолкнула их к выходу. Молодой попытался было сопротивляться.

— Послушайте, большой босс, — тихо прошипела я, — вас всего двое, а их целая толпа. Умный человек понимает, когда лучше заткнуться и не лезть на рожон.

Я оглянулась. Мои поклонники все еще не решили окончательно, как надо относиться к происходящему. Стоит мне пошевелить хотя бы мизинцем или свистнуть, как они набросятся на полицейских.

— Ладно, ребята, ничего страшного. — Я усмехнулась. — Сдается мне, сегодня я поймала крупную рыбу. Всего хорошего, увидимся завтра. — «Надеюсь», — добавила я про себя.

Интуиция подсказывала, что меня ждут большие неприятности, и, как обычно, она меня не обманула.

 

Глава 4

В полиции вообще обожают запугивать подозреваемых, и полицейский участок Гринсборо не был исключением. Кто-то повесил на ручку двери комнаты для допросов, где я сейчас сидела, резинового цыпленка. Очень символично. Я и сама начинала чувствовать себя цыпленком, которого должны подать в жареном виде к воскресному ужину.

Я сидела на жестком пластмассовом стуле и обдумывала свое положение. Лучше всего, наверное, было бы просто встать и уйти, но, поскольку меня привезли в участок на полицейской машине, мой «жук» остался на стоянке возле «Золотого скакуна». Если бы я ушла, мне пришлось бы ловить такси среди ночи. Гринсборо — это вам не Нью-Йорк, здешние таксисты довольно рано разъезжаются по домам, а не колесят по городу всю ночь.

Итак, в моем доме обнаружен труп. Чей? Это должен быть кто-то из моих знакомых, иначе копы не стали бы поднимать такой шум ради того, чтобы доставить меня в участок. У меня пробежал холодок по спине. Пожалуй, меня еще заставят опознавать тело! Ну уж нет! Я не хочу видеть мертвым человека, которого я знала, а может, даже любила.

Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, я уставилась на зеркальное стекло, занимавшее почти всю дальнюю от меня стену. Мне показалось, или я на самом деле заметила за стеклом какое-то движение? Я встала, обогнула обшарпанный металлический стол и остановилась перед зеркалом. Теперь я уже не сомневалась, что за стеклом кто-то двигался.

— Я знаю, вы мужчина и подглядываете за мной, так будьте мужчиной до конца — посмотрите мне в глаза. — Конечно, я не знала наверняка, что за мной наблюдает мужчина, но интуиция мне подсказывала, что женщина не стала бы скрываться за зеркальным стеклом. Во всяком случае, я бы не стала. — Может, зайдете сюда и объясните толком, что происходит?

Движение за зеркальным стеклом прекратилось. Я медленно вернулась на место и снова задумалась. Кто же все-таки убит? Почему полицейские не отвезли меня опознать тело? Был ли убитый моим знакомым? Чужак ли это, вломившийся в дом, или близкий мне человек?

За моей спиной скрипнула дверь и тут же громко ударилась о стену. Я вздрогнула и резко повернулась.

— Ну, знаете ли…

Слова застряли у меня в горле. Передо мной стоял тот голубоглазый ковбой из «Золотого скакуна».

— Это вы… — пролепетала я, хотя это и так было ясно. Как назло сумочка, о которой я совсем забыла, упала у меня с колен, раскрылась, и содержимое разлетелось по полу.

— Позвольте я вам помогу, — сказал он низким звучным голосом.

Мы оба встали на четвереньки. Я старалась как можно быстрее собрать все те не предназначенные для посторонних глаз мелочи, которые женщины обычно носят в своих сумочках. Он протянул мне помаду, и наши пальцы на мгновение соприкоснулись, мою руку словно пронзило током. Нас отделяло друг от друга лишь несколько дюймов.

Из-под густых усов прокралась улыбка.

— Меня зовут Маршалл Уэдерз.

— Мэгги Рид.

— Я помню.

Мое сердце стучало так, что шумело в ушах. Пытаясь успокоиться, я опустила взгляд на сумочку и стала ее застегивать. Только потом я заметила полицейскую бляху и пистолет.

— Так вы полицейский? — Да.

Мы встали одновременно. Я едва доставала ему до плеча.

— Тогда вы должны знать, что произошло.

Он кивнул.

— Почему я здесь? Чей труп нашли в моем доме?

— Почему бы вам не присесть, Мэгги? — Он обошел меня и сел на стул напротив.

Я осталась стоять, одной рукой вцепившись в спинку стула, и осторожно положила сумочку на стол.

— Кто убит? — медленно спросила я.

— При нем нашли водительское удостоверение на имя Джеймса Спайви. Вам знакомо это имя?

— Джимми! — воскликнула я. Ноги вдруг подкосились, и я опустилась на стул. — Нет!

Горло сдавило от слез. Не может быть, Джимми… Маршалл Уэдерз сидел тихо, по-видимому, дожидаясь, пока пройдет первое потрясение. Потом достал из кармана чистый белый носовой платок и протянул мне.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он.

— Как вы его нашли?

— В полицию поступил анонимный телефонный звонок из телефона-автомата. Звонивший сообщил, что в вашем доме слышались выстрелы и есть пострадавший. Когда приехала патрульная машина, а вместе с ней «скорая помощь», было уже… — Он замолчал, и наши глаза встретились.

— Вы хотите сказать, что Джимми застрелили в моем доме? Это сделал грабитель?

Уэдерз пожал плечами:

— Пока мы не знаем точно, что произошло. Однако следов взлома не обнаружено.

— Ну это еще ничего не значит, — сказала я. — Мой дом такой старый и ветхий, что достаточно как следует ударить по входной двери кулаком, чтобы она открылась. И об этом знают почти все мои знакомые.

Уэдерз вздохнул.

— Мы пока не осматривали дом и прилегающую территорию, для этого нам нужно ваше разрешение.

— Пожалуйста, я не против.

Уэдерз достал из кармана какой-то листок и протянул мне.

— Тогда подпишите вот здесь.

Мои глаза застилали слезы, я не видела, что подписываю, просто поставила свое имя внизу листа и пододвинула его Уэдерзу.

— Вот и хорошо, теперь мы можем начать.

Он встал и направился к двери. Уже собираясь выходить, вдруг остановился, как будто ему только что пришла в голову новая мысль.

— У вас было оружие? — спросил он.

— Да, было. Револьвер «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. Мне его дал мой бывший муж.

Я терпеть не могу оружие, но Вернелл настоял, чтобы я взяла пистолет.

— Где он? — Уэдерз говорил этак спокойно, безучастно, как будто это его вовсе не интересовало, но меня не проведешь: я достаточно насмотрелась полицейских боевиков, чтобы понимать, что к чему. У меня по спине снова забегали противные мурашки.

— Я хранила револьвер в шкафу, возле двери в кухню. Этот шкаф служит и кладовкой, и гардеробной. Понимаете, дом у меня очень маленький, просто крошечный, мне и вещи-то класть некуда, так что приходится выкручиваться. — Слова полились из меня сплошным потоком, как вода из крана. Уэдерз терпеливо слушал, ожидая, когда мой запас иссякнет. — Представляете, моя спальня раньше была верандой, вот почему дверь черного хода открывается прямо в спальню…

— Где точно он лежит?

— Кто?

— Я говорю о револьвере.

— Ах да… В корзинке с формочками для печенья, на верхней полке.

Если мой способ хранения оружия и показался Уэдерзу странным, то он не подал виду, просто черкнул что-то на листке бумаги и спрятал в карман.

— Ладно, ждите здесь. Я пошлю людей к вам домой, чтобы все осмотрели. Возможно, придется задать вам еще несколько вопросов. Не хотите кофе или еще чего-нибудь? — Последние слова он произнес в дверях. По-видимому, его мысли были далеко отсюда. Я даже не уверена, слышал ли он, как я сказала «нет».

Я снова осталась одна ждать неизвестно чего. Только теперь я знала, что Джимми мертв.

Я потеряла счет времени, уйдя с головой в воспоминания о годах своего замужества и обо всем, что было связано с Джимми. Но как только Маршалл Уэдерз вернулся в комнату, я сразу почувствовала неладное. Он смотрел на меня так, будто пытался проникнуть мне в душу. Его взгляд стал оценивающим. Глаза, как два голубых детектора лжи, шарили по моему лицу, словно пытаясь прочесть мысли.

— Когда вы последний раз видели свой револьвер? — спросил он.

— Не знаю. У меня, знаете ли, нет привычки проверять его каждый день. Может, недели две назад, точно не скажу. — У меня пересохло во рту, и я обнаружила, что стала непроизвольно теребить сумочку. — А какое это имеет значение?

— Ну-у… — слово плавно перешло в долгий вздох, — может, и никакого, только мы не можем найти ваш револьвер.

— Странно, куда он мог деться? Я его не трогала, в доме, кроме меня, никто не живет. — Я посмотрела на Уэдерза. Он сверлил меня взглядом, детекторы лжи работали на полную мощность. — Вы хотите сказать, что револьвер украл убийца Джимми?

— А вы уверены, что хорошо его спрятали?

Уэдерз откинулся на спинку стула и стал качаться на нем, как подросток, две передние ножки оторвались от пола.

— Во всяком случае, мне так казалось. Револьвер лежал на дне корзинки, а сверху лежала целая куча формочек для печенья.

Ножки стула с громким стуком опустились на пол.

— Мэгги, Джимми был убит из револьвера тридцать восьмого калибра, такого же, как ваш.

— Значит, вы думаете, что убийца стал зачем-то рыться в формочках для печенья, нашел мой револьвер и убил Джимми? — спросила я. — По-моему, это какая-то бессмыслица.

Уэдерз развел руками:

— Вот именно. Полнейшая бессмыслица.

— Значит, Джимми убили из другого револьвера. — Я откинулась на жесткую спинку стула, чувствуя спиной каждую перекладину. — Револьвер тридцать восьмого калибра не бог весть какая редкость.

Уэдерз снова покачал головой.

— Это верно, Мэгги, но в таком случае, где ваш револьвер?

У меня закружилась голова. Где мой револьвер? Что все это значит?

— Не знаю, — честно призналась я.

Маршалл Уэдерз отодвинулся от меня, уперся руками в край стола и снова стал качаться на стуле.

— Буду с вами откровенен, Мэгги. Вероятно, мне не следовало говорить вам все это, но я скажу, потому что знаю вас. Если экспертиза подтвердит, что Джимми Спай-ви действительно был застрелен в вашем доме из револьвера тридцать восьмого калибра и при этом следов взлома не обнаружено, дело примет очень дурной оборот для вас.

Мне стало так страшно, что к горлу подступили слезы. Все происходящее показалось дурным сном. Уэдерз молча наблюдал за мной и ждал ответа. Но я не могла вымолвить ни слова.

— Мэгги, давайте сделаем так: расскажите мне, что вы делали сегодня вечером начиная с семи часов.

Он открыл блокнот и взял ручку, приготовившись записывать каждое мое слово.

— Около семи часов я вышла из дома, чтобы ехать на работу. Я потому выхожу так рано, что каждый вечер перед тем, как ехать в клуб, заезжаю в одно место.

— Интересно, куда?

— По правде говоря, я езжу к дому, где сейчас живет моя дочь Шейла. Просто так — посмотреть, дома ли она. Иногда я вижу, что происходит внутри. Эта девица, на которой женился Вернелл, любит, чтобы весь дом сиял огнями, как статуя Свободы.

— Вы просто проехали мимо дома и отправились на работу?

Уэдерз быстро поднял голову и посмотрел мне в глаза. Меня словно током ударило. Я вся съежилась под этим пронзительным взглядом.

— Ну, не совсем так. Я объехала дом вокруг и остановила машину на противоположной стороне улицы. Там, на той стороне, как раз напротив дворца Вернела, растет большое дерево, ветви свисают очень низко, так что под ними машину почти не видно.

Как же мне неприятно было в этом признаваться! Вечерние поездки к дому Вернелла были моим тайным ритуалом, так я как будто присматривала за своей малышкой. Я знала, что это унизительно.

— Сколько времени вы там пробыли? — спросил он.

— Не знаю точно, может, минут двадцать или полчаса. Дома никого не было, поэтому я просто подождала, надеясь, что Шейла вернется.

— Она вернулась? — Нет.

— Вас кто-нибудь видел, пока вы там сидели? — Он снова поднял взгляд, наблюдая за мной.

— Вряд ли. Дом Вернелла стоит в тупике, люди там проходят редко, а машины проезжают еще реже. — Черт возьми, все против меня!

— Что вы делали дальше?

— Поехала на работу, вошла в клуб около восьми и пробыла там до тех пор, пока не появились ваши люди.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы провели в клубе всю ночь?

— Кто-нибудь? Да весь зал! Я все время была на виду, не считая тех минут, когда уходила в туалет. — Мне стало немного легче: когда Джимми застрелили, я была в клубе, значит, с меня снимается подозрение. — Так что, как видите, все ваши вопросы ни к чему. Я была на работе и не могла убить Джимми.

Уэдерз по-прежнему смотрел на меня, в его взгляде мелькнуло разочарование. Он медленно закрыл блокнот, надел на авторучку колпачок и жестом школьного наставника сцепил пальцы поверх блокнота. Потом устало потер лоб.

— Ох, Мэгги! — Он вздохнул. — Боюсь, не все так просто. Судмедэксперт определил, что смерть наступила между шестью и восемью часами вечера, так что это не снимает с вас подозрения.

В моей груди снова забухал молот, я почувствовала себя зверем, загнанным в клетку.

— После вскрытия мы сможем установить время смерти более точно, нужно и еще кое-что уточнить, но пока я не могу сбросить вас со счетов как подозреваемую. Вам бы очень помогло, если бы вы знали, где ваш револьвер.

— Но я не знаю! — воскликнула я чуть не плача.

В это время дверь открылась, в комнату заглянул молодой полицейский и сделал знак Уэдерзу.

— Прошу прощения, Мэгги. — Уэдерз встал. — Я сейчас вернусь.

Он подошел к двери и остановился на пороге спиной ко мне, слушая рапорт коллеги. Я не слышала, о чем они говорят. Мне по-прежнему не верилось, что все это происходит со мной. С какой стати полиция вообще решила, что я могу быть причастна к смерти Джимми?

Офицер ушел, детектив Уэдерз вернулся в комнату, и я с первого взгляда поняла, что его отношение ко мне изменилось. Я видела это уже по его походке, когда он прошел к столу, по тому, как напряглась его спина, выпрямились плечи. Его движения стали скупыми, экономными. Вместо того чтобы сесть, он положил руки на край стола совсем близко от меня и наклонился ко мне, буквально навис надо мной всего в нескольких дюймах от моей головы.

— Мэгги, вы не хотите начать все сначала? — Он наклонился еще чуть ниже и заглянул мне в глаза.

— Честно говоря, не имею ни малейшего желания, — сказала я. — Нам нужно искать убийцу брата моего бывшего мужа, а не тратить время, перемалывая одно и то же. Мне больше нечего добавить к сказанному.

— А вот тут я с вами не согласен. — Его тон стал почти враждебным. — По-моему, как раз есть.

— Нет, я рассказала все.

Во мне потихоньку начинал вскипать темперамент миссис Маккрейри, то есть моей мамы. Этот тип посмел обвинить меня во лжи!

— Послушайте, мисс Рид, я могу арестовать вас прямо сейчас. Я просто обязан зачитать вам ваши права. Вы имеете право не отвечать на вопросы… — Он начал бубнить скороговоркой на одной ноте. — …Все, что вы скажете, может быть использовано против вас… Вы понимаете свои права?

— Да, но мне непонятно, что вы пытаетесь со мной сделать. Я ни в чем не повинная, законопослушная гражданка и не сделала ничего плохого.

На скулах детектива Уэдерза заиграли желваки, лицо покраснело под загаром, казалось, он с большим трудом держит себя в руках.

— Может, вы мне объясните, — вкрадчиво начал он, — как к вам попала кредитная карточка вашего деверя?

— Никак, у меня ее нет и никогда не было, — сказала я, не понимая, к чему он клонит.

— Его карточку нашли в вашей машине, на полу перед пассажирским сиденьем. Как она туда попала?

— Что вы делали в моей машине? — возмутилась я.

— Производили обыск. Вы сами подписались под ордером на обыск, — добавил он самодовольно.

— Мне нужен адвокат, — тихо сказала я. Уэдерз выпрямился.

— Мэгги, не стоит. Подумайте хорошенько. Если вы впутаете в это дело адвоката, я уже не смогу вам помочь. Ваши возможности будут ограничены.

И тут мое терпение все-таки лопнуло, во мне как будто что-то вспыхнуло, жар поднимался к горлу, глаза защипало. «Хватит меня запугивать и давить на меня, пора наконец внести какую-то ясность в то, что происходит!» К сожалению, я всегда отличалась вспыльчивостью, самообладание у меня было не намного лучше, чем у охотничьей собаки, преследующей добычу.

— Вот что, детектив, я всю жизнь позволяла мужчинам топтать меня ногами, как прошлогоднюю листву, но три года назад эти времена кончились, и вам не удастся их вернуть. Если я говорю, что ничего не знаю о смерти Джимми, значит, так оно и есть. Если я говорю, что мне нужен адвокат, то я не шучу. Не знаю, может, со всякими негодяями и преступниками ваша тактика запугивания и срабатывает, но со мной, приятель, у вас ничего не выйдет, меня не проведешь. Я же не вчера родилась, я знаю свои права и знаю, что мне нужно, — мне нужен адвокат.

Уэдерз не произнес ни слова, но вскочил со стула так молниеносно, что я вздрогнула, думая, уж не собирается ли он на меня наброситься. Однако детектив пулей вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Резиновый цыпленок, подвешенный на веревочке у притолоки, остался болтаться в комнате.

Наверное, я просидела на жестком стуле с металлической спинкой не меньше часа, одна, если не считать резинового цыпленка. На столе остывал кофе. Я старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия: если в реальности все происходит так, как показывают по телевизору, то где-нибудь рядом находится объектив скрытой камеры. В конце концов вернулся Уэдерз. Он принес телефон, с грохотом швырнул его на металлический стол, подключил к розетке и подтолкнул ко мне.

— Звоните своему адвокату, мисс Рид, — сказал он.

С бьющимся сердцем я взяла трубку. Кому я могла бы позвонить? Определенно не адвокату, которая представляла мои интересы при разводе: она не занимается уголовными делами. И не Вернеллу. И не Шейле. И не Бонни в «Кудряшку Кью», у нее и без меня хватает забот с шестью детьми и нашим салоном. Короче говоря, получалось, что звонить некому.

Какое-то время я сидела с телефонной трубкой в руках, не желая показывать Уэдерзу свою беспомощность.

Как говорила моя мама, если в твоем рту проросли семена гордости, урожая ждать не приходится. Я положила трубку на рычаг и подтолкнула телефон обратно в сторону Уэдерза. Пора было что-то делать.

— Знаете, — сказала я, — пожалуй, я не буду звонить прямо сейчас. Так и быть, сделаю вам одолжение.

Я взяла со стола сумочку и положила к себе на колени. Я, конечно, не адвокат, но насмотрелась на своем веку достаточно фильмов, чтобы его сыграть.

Уэдерз фыркнул.

— Одолжение, говорите? — Его взгляд пронизывал меня насквозь, в глазах плясали огоньки. Мне показалось, что под маской гнева он втайне надо мной посмеивается.

— Да, одолжение. У вас явно недостаточно улик, чтобы выдвинуть против меня обвинение в убийстве, иначе здесь бы сейчас сидел окружной прокурор. — Уэдерз молчал с невозмутимым видом, поэтому я продолжала: — Джимми был хорошим человеком, я не знаю, что происходит и кто пытается меня подставить, но могу твердо сказать одно: если вы не найдете убийцу Джимми, его найду я. Поэтому сейчас еду домой, и вы меня не удержите. Я почти целые сутки на ногах, и мне давно пора поспать. — Я встала и не спеша повесила на плечо ремень сумочки. — Если вы позволите мне уйти, я поговорю с вами позже. Но если вы попытаетесь меня задержать, то не успеете и глазом моргнуть, как мой адвокат будет здесь. И тогда я вам больше ни слова не скажу.

Я повернулась и вышла из комнаты. Как ни странно, он не попытался меня остановить. Я посмотрела на стенные часы в коридоре: почти пять утра. В дверях меня снова никто не остановил. Меня это просто поразило, я уж было начала гордиться. И только тут меня осенило, что домой ехать не на чем. Я невольно оглянулась. Уэдерз стоял у двери в комнату для допросов и ухмылялся.

— Вас подвезти? — протянул он, окинув меня взглядом с головы до ног и даже не пытаясь как-то замаскировать свой интерес.

— Не трудитесь, — выпалила я.

Со своей неизменной улыбочкой на губах Уэдерз неторопливо подошел ко мне.

 

Глава 5

Детектив высадил меня на автостоянке перед клубом «Золотой скакун». Стоя рядом со своим белым стареньким «Фольксвагеном-71», я проводила глазами удаляющуюся полицейскую машину, глядя, как свет задних фар тает в предутреннем сумраке. Можно не сомневаться, что я видела Маршалла Уэдерза не в последний раз, и тут уж ничего не поделаешь.

Я взялась за ручку двери и заметила, что она посыпана черным порошком, при помощи которого снимают отпечатки пальцев. Таким же порошком были посыпаны и руль, и почти вся внутренность салона.

— Только этого мне не хватало! — пробурчала я, ни к кому не обращаясь. — Чего уж мелочиться, сразу бы налепили на ветровое стекло оранжевую люминесцентную наклейку да еще объявили бы всему свету, что меня подозревают в убийстве.

На стоянке перед «Золотым скакуном» было почти пусто, стояло лишь несколько машин посетителей, которые не смогли или не захотели уехать домой сами. Асфальт блестел от битого стекла. Здание клуба, обычно сияющее неоновыми огнями, в предрассветных сумерках выглядело обшарпанным.

Я села за руль, вставила ключ в замок зажигания и включила печку, но обычно машина начинала прогреваться, да и то еле-еле, только когда я уже подъезжала к дому. Я езжу на стареньком «фольксвагене», эта машина для меня — своего рода личный символ. До замужества у меня был белый «жук» — предмет моей гордости и радости, я купила его на собственные деньги, потратив на него все, что накопила с самого детства. Как-то ночью пьяный в стельку Вернелл разбил его. Это было незадолго до нашей свадьбы — еще одно предзнаменование, на которое тогда я не обратила внимания.

Я выехала на Хай-Пойнт-роуд, по обеим сторонам теснились многочисленные кафе и ресторанчики, но по мере приближения к центру города их становилось все меньше. Только минут через пять, когда я проделала весь путь по Менденхолл-стрит до своего квартала и обнаружила перед своим домом все тот же полицейский фургон, до меня дошло, что я не могу вернуться домой.

Чуть дальше по улице, поблизости от полицейского, стоял другой фургон — восьмого телеканала новостей. Похоже, не они одни кружили вокруг моего дома, как канюки в поисках добычи. Нетрудно было представить, что скоро вокруг дома начнут собираться соседи, телефон будет трезвонить не переставая, а там, глядишь, семейство Спайви надумает предпринять собственное расследование смерти Джимми. Мне понадобится какое-то убежище, нужно найти место, где никому не придет в голову меня разыскивать.

Я пригнулась над рулем и проехала мимо своего дома, не сбавляя скорости.

Не знаю, сколько времени я ездила кругами вокруг территории Университета Северной Каролины, колесила по Спринг-Гарден-стрит и Тейт-стрит. Перед баром «У Джо» я сбавила скорость и уже собиралась затормозить, но потом поняла, что в такой час закрыто даже у них. Я мысленно перебирала всех своих друзей и подруг — на это не ушло много времени: после развода я мало где бывала, не пыталась завести новые знакомства — и отбрасывала их одного за другим. В последнее время самой близкой моей подругой стала Бонни, партнерша по салону красоты, но у разведенной женщины с шестью детьми и без меня забот хватало. О том, чтобы потратиться на отель, не могло быть и речи, если, конечно, я не собиралась снова встать к парикмахерскому креслу и целыми днями лично обслуживать клиенток.

В конце концов я почему-то решила, что стоит поехать к Джеку-Гармонике. Не знаю точно, как я додумалась до этого. Может, просто потому, что оказалась на улице, где он живет, а на эту улицу я свернула, вероятно, из-за того, что репетиции группы обычно проходили в его огромной полупустой квартире. Или я инстинктивно чувствовала, что из всех моих знакомых от Джека меньше всего можно ожидать, что он станет ко мне приставать, а если все-таки попытается, то легко смирится с отказом. Как бы то ни было, я поняла, что Джек — моя последняя надежда.

Дом Джека стоял в переходном районе: с одной стороны, это было самое сердце старого города, с другой — от фешенебельного квартала заново отстроенных домов его отделяла только железнодорожная колея. На самом деле Джек жил в помещении бывшего склада, который собственноручно переделал под жилье, и перестройка еще не закончилась. У Джека пока не было дверного звонка и даже парадной двери, ее заменяли гаражные ворота, поднимающиеся на шкивах. Когда мы приезжали репетировать, то просто барабанили в эту обшарпанную железяку.

Вот и сейчас я тоже постучалась в железные ворота. В эту раннюю пору на улице было тихо, и стук по железу наводил на мысль о дворовой собаке, которая гоняется между мусорными баками за бродячим котом. Стучать пришлось довольно долго, Джек наверняка успел проспать всего несколько часов, и разбудить его было непросто. Наконец из глубины дома донесся какой-то дребезжащий звук, послышалось ворчание, потом заскрипели блоки, и дверь поползла вверх. Послышались невнятные ругательства.

— Какого дьявола…

Дверь поднялась пока только до половины. Я наклонилась и заглянула под нее.

— Джек, это я, Мэгги. Прости, что разбудила тебя в такую рань, но я… — Я вовсе не собиралась плакать, но глаза почему-то защипало от слез. Я выпрямилась и стала вытирать глаза рукавом, пытаясь снова взять себя в руки. — Извини, я не собиралась так врываться, но я не спала всю ночь и…

Джек поднял дверь, закрепил цепь на крюк, приделанный к стене, одной рукой взял меня за плечи и втянул внутрь.

— Все нормально, Мэгги, входи.

Все еще обнимая меня за плечи, свободной рукой он отпустил цепь. Дверь почти бесшумно опустилась на место. По дощатому полу мы прошли к старому, ветхому, но еще довольно мягкому дивану, стоящему у пузатой печки — единственного обогревательного прибора во всем помещении. Джек мягко усадил меня на подушки.

— Отдыхай, а я пойду приготовлю кофе.

Джек не спеша прошел на импровизированную кухню — на самом деле просто закуток, в котором стояли плита, кухонный стол и микроволновая печь. Хотя я подняла его с постели, он выглядел не хуже и не лучше, чем когда выступал в клубе. Его жесткие светлые волосы вечно торчали во все стороны, приветливая улыбка, казалось, никогда не сходила с губ, улыбался он и сейчас. Джек явно родился не в свое время: он был хиппи, но принадлежал к поколению, которое их больше не признавало.

Он был босой, без рубашки, в мятых широких джинсах. Глядя на его голую, без признаков растительности грудь, я впервые заметила, что он слишком худой. Джек уже давно ушел из родительского дома, чтобы отощать, но недостаточно долго жил самостоятельно, чтобы научиться должным образом заботиться о себе. Ему было, наверное, лет двадцать шесть — двадцать семь, а выглядел он еще моложе.

Впрочем, готовить кофе Джек умел, он у него получался как раз такой, какой я люблю, — черный и крепкий. Мама всегда говорила, что слабый кофе пьют слабохарактерные люди, и, вероятно, была права. Джека, как мне кажется, слабохарактерным не назовешь.

— Ну, — сказал он, устраиваясь с чашкой в руках в кресле рядом с диваном, — рассказывай, что копам было от тебя нужно.

Я рассказала, опуская некоторые подробности. Когда я заговорила о Джимми, из моих глаз полились слезы, и Джек молча протянул мне мятый носовой платок. Он вообще немного говорил, в основном слушал и прихлебывал кофе, но по мере того как я рассказывала, его глаза все больше расширялись.

— Этот идиот детектив, кажется, вообразил, что Джимми убила я. Я несколько часов твердила ему, что я тут ни при чем, но он и слушать не желает.

— Значит, ты все это время провела в участке? — спросил Джек.

— Да. Ну не совсем все, некоторое время я еще колесила по городу, пытаясь решить, куда мне податься. Домой мне возвращаться не стоит, я не знала, к кому еще обратиться, и вот… — Я замолчала, сдерживая слезы. — Вот что, Джек, я сама найду того мерзавца, который убил Джимми!

Я представила, как стою лицом к лицу с убийцей Джимми, и в руке у меня пистолет… Чашка, грозя разлить кофе, накренилась в моей руке.

— Мэгги! — Джек встал передо мной, взял за руку, забрал чашку и поднял меня с дивана. — Пошли.

Он повел меня наверх по грубо сколоченной деревянной винтовой лестнице, и мы оказались на просторной антресоли, нависающей над первым этажом. Здесь у Джимми была спальня.

— Тебе нужно поспать, ты уже больше суток на ногах.

Он подвел меня к своей смятой постели с водяным матрасом, усадил на край и стал снимать с моих ног ковбойские сапожки, в которых я обычно выступала в клубе. Покончив с этим, встал, подтолкнул меня на подушку и укрыл толстым пледом. Кровать была теплой, а голос Джека звучал тихо, успокаивающе, напоминая журчание маленького водопадика, который был недалеко от дома, где я жила в детстве.

— Спи, поговорим, когда проснешься.

Присев на край кровати, он похлопал меня по плечу, как младшую сестренку.

Я потянулась к телефону и попыталась встать.

— Мне нужно позвонить Шейле.

— Нет, не нужно, позвонишь позже, когда поспишь. «Знает ли он вообще, кто такая Шейла?» — подумала я. Джек взял с прикроватной тумбочки одну из нескольких лежащих там губных гармошек.

— Мэгги, — ласково прошептал он, — послушай эту мелодию. Я написал ее к песне, которую ты сочинила.

Он стал наигрывать мелодию, я закрыла глаза и честно попыталась слушать. Время от времени я даже пыталась открыть глаза, но безуспешно. Веки отяжелели, и под плавную мелодию Джека я все больше и больше погружалась в темноту.

 

Глава 6

Мне снилось, что я плыву на ярко-желтом плоту по Карибскому морю, вокруг меня плетутся теплые волны, я переворачиваюсь на живот и смотрю в голубую воду, такую прозрачную, что далеко внизу видно песчаное дно. Под плотом снуют яркие разноцветные рыбы, то и дело скрываясь в зарослях водорослей и выплывая обратно. Водоросли тоже покачиваются в воде, потом вдруг отрываются от морского дна и начинают всплывать вверх, ко мне. Длинные темно-зеленые листья меняют форму и цвет и превращаются в тело Джимми, но Джимми совсем не похож на себя: вместо глаз зияют пустые глазницы, руки и ноги распухли и напоминают толстые розовые бревна.

Я завизжала и проснулась. Тяжело дыша, попыталась сесть и не сумела. Сначала не могла вспомнить, где я, потом вдруг вспомнилось все разом. Я в доме Джека, на его водяном матрасе, а Джимми мертв, его труп нашли в моем доме. Я снова попыталась вскочить с кровати, и снова мне это не удалось. Стоило пошевелиться, как водяной матрас словно окружал мое тело со всех сторон, и все мои попытки слезть с него ничем не кончались.

В конце концов я перекатилась на край, схватилась за деревянный остов кровати и соскользнула с матраса на пол. С первого этажа доносилась негромкая музыка, в воздухе все еще витал запах кофе.

— Джек?

Он не ответил. Я взяла свои сапожки и подошла к краю лестницы, огражденной перилами только с одной стороны. Джека нигде не было видно. Я не представляла, долго ли проспала, но судя по тому, как солнце пробивалось сквозь листву дерева, растущего возле самого окна, сейчас был полдень. Я должна составить план действий, а для этого мне сперва нужно выпить кофе, чтобы окончательно проснуться.

Двигаясь как сомнамбула, я спустилась на первый этаж, представляющий собой одну огромную комнату, прошла туда, где находилась «кухня» Джека, и стала искать кофе. На столе рядом с грязным белым графином и пультом управления гаражной дверью лежала записка:

«Уехал к Эвелин. Это твой ключ, чувствуй себя как дома. В кофеварке остался кофе. Все будет в порядке.

Джек.

P.S. Спаркс хочет, чтобы мы пришли в клуб пораньше, к восьми часам».

Я посмотрела на часы в микроволновой печи. Сейчас ровно три. Взяла фаянсовую кружку с отбитой ручкой и налила себе из кофеварки еще горячий кофе.

— Ладно, милая, — сказала я в пустоту, — что говорит в таких случаях мама? «Выше нос, и ты не пропадешь». Или что-то в этом роде.

Я подошла к телефону и набрала личный номер Шейлы во дворце Вернелла. Трубку никто не взял, только автоответчик бодрым голосом предложил мне оставить сообщение.

— Девочка моя, это мама. Дорогая, если ты дома, сними трубку! — Тишина. — Шейла, как только прослушаешь мое сообщение, сразу позвони мне в салон, нужно поговорить. — «Прежде чем Вернелл и Джолин настроят тебя против меня», — добавила я мысленно.

Я поспешно натянула сапоги и быстро сделала несколько глотков кофе. Все по порядку. Сначала нужно заехать в «Кудряшку Кью» за деньгами. Затем заскочить домой и взять одежду и белье из расчета на несколько дней. В самой глубине моего шкафа висел нарядный джинсовый костюм, отделанный стразами, я хранила его, чтобы надеть на новогодний концерт в «Золотом скакуне». Но сегодня мне нужно было надеть нечто особенное, в чем я буду чувствовать себя уверенно и комфортно, несмотря на злые языки. В таком небольшом городке, как Гринсборо, смерть Джимми Спайви станет заметным событием, люди потянутся в клуб только затем, чтобы посмотреть на главную подозреваемую по делу об убийстве.

А ведь где-то здесь живет и настоящий убийца Джимми. Он так же, как и я, знает, что я не убивала Джимми, но полицейским наплевать: у них есть подозреваемый — они и рады. Я сунула в сумочку электронный ключ от дома Джека и собралась уходить. Не обращая внимания на резкий, визгливый скрип железа, я подняла дверь и вышла на улицу.

Найти убийцу Джимми — теперь моя задача.

В салоне «Кудряшка Кью» творилось что-то невообразимое. Субботнее утро и раньше выдавалось у нас самым хлопотным за всю неделю, но сейчас наплыв клиентов был просто небывалым. Салон гудел, как растревоженный улей. В воздухе стоял знакомый запах краски для волос, смешанный с запахами духов. Женщины в розовых пеньюарах терпеливо дожидались, когда их сделают красивыми. Обе новые девушки, которых мы с Бонни наняли, когда я стала работать в клубе, были заняты с клиентками. Бонни, судя по всему, пыталась предотвратить кризис. Она стояла лицом ко мне, но не заметила моего появления, глядя на маленькую седую женщину.

— Что значит — Мэгги нет? — возмущенно спрашивала клиентка. — Она всегда сама делает мне укладку.

— Мне очень жаль, Нора, — спокойно ответила Бонни, — но сегодня это невозможно. Вы записаны к Мэгги на следующую субботу.

— Не может быть! — обиженно воскликнула Нора. — Завтра утром внучка обещала заехать за мной, чтобы отвезти в церковь. Я записалась заранее, чтобы сделать укладку перед поездкой.

Бонни осторожно тронула ее за руку, я не раз видела, как она так же дотрагивается до кого-то из своих детей.

— Дорогая, не волнуйтесь, я сама вами займусь, все будет хорошо.

Я подождала, что будет дальше. Похоже, Нора Джин Риддл ни за что не согласится на замену.

— Ни за что! — Пожилая дама даже притопнула ногой. — Мэгги знает, какая прическа мне нравится, я привыкла к ней, она хорошо знает мои волосы.

Со своего места мне было видно, как Нора яростно жевала резинку.

Медленно заливаясь краской, Бонни заправила за ухо прядь каштановых волос. Я почти слышала, как у нее в голове звучит: «Мэгги не так много мне платит, чтоб я терпела эти капризы».

— Нора! — воскликнула я, выступая вперед и кладя ей руку на плечо. — Дайте-ка я надену на вас пеньюар, дорогуша. Садитесь в кресло, я сейчас подойду. Кажется, к вам завтра приезжает внучка?

Нора круто повернулась, на лице появилась довольная улыбка.

— Вот вы где! А она, — старушка указала на Бонни, которая смотрела на меня с таким видом, словно увидела привидение, — заявляет, что вас сегодня не будет!

— Как вам сказать, Нора, сегодня не ваш день, но раз уж я здесь, давайте приниматься за дело.

Нора засеменила к раздевалке. Как только она удалилась, ко мне тут же подскочила Бонни.

— Что ты здесь делаешь, скажи на милость? Где ты пропадала? Разве ты не читала сегодняшнюю газету? Я звонила тебе домой раз сто, никто не берет трубку.

В битком набитом клиентами салоне воцарилась тишина — если не считать жужжания фенов, клиентки жадно впитывали каждое слово, как сухарики, брошенные в бульон, впитывают жидкость.

— Говори потише, — прошептала я.

— Чего ради? Можно подумать, в городе остался хоть один человек, который не знает, что произошло! Об убийстве сообщали по радио, по телевизору, статьи о нем занимают чуть ли не половину газеты. С самого утра телефон в салоне не умолкает, тебя спрашивают все подряд.

— Кто, например?

Я краем глаза заметила, что Нора выходит из раздевалки, закутанная в линялый розовый пеньюар. Я сделала знак ассистентке, чтобы та пока мыла старушке голову, а сама снова повернулась к Бонни.

— Не знаю, они не оставляют свои визитные карточки, — ответила подруга.

— Бонни, полицейские думают, что Джимми убила я. Мой револьвер пропал, кто-то подбросил мне в машину кредитную карточку Джимми. Судя по всему, меня пытаются подставить. Но я не убийца!

Лицо Бонни смягчилось.

— Знаю, Мэгги.

— Я должна как-то добиться, чтобы полицейские мне поверили. — Бонни кивнула. — Но мне сейчас нельзя возвращаться домой. Пока все не успокоится и убийцу Джимми не арестуют, я поживу у одного парня из нашего ансамбля.

Ассистентка заканчивала мыть голову Норе, клиентка Бонни, которую та временно оставила, уже бросала на нее нетерпеливые взгляды. Нам обеим пора было вставать к парикмахерским креслам.

— Вот что, Бонни, мне нужны наличные, сотни две.

— Мэгги, ты не обязана просить у меня разрешения, это ведь твой бизнес.

— Я знаю, но как, по-твоему, мы можем себе это позволить?

Бонни усмехнулась и выразительно оглядела зал:

— Ты когда-нибудь видела, чтобы в субботу в «Кудряшке Кью» был такой наплыв клиентов?

Я не могла с этим не согласиться.

— Думаю, мы только сегодня заработаем как минимум на две сотни больше, чем обычно, так что ты вполне можешь взять из кассы наличные. Только не пропадай надолго, ладно?

Я кивнула. Какой смысл волновать Бонни? Убийца Джимми задал мне непростую работенку. По-видимому, Джимми убил кто-то из моих знакомых. Он знает, как попасть в мой дом и где у меня хранится револьвер. И я не собиралась разъяснять всем подряд свои следующие шаги.

Я подошла к Норе и занялась привычным делом. Работа была несложной: завить, начесать и раз в три месяца подравнивать концы волос. Я с привычной быстротой стала наматывать редкие белые пряди на розовые папильотки.

Кажется, Нора была единственным жителем Гринсборо, не слышавшим об убийстве Джимми, поэтому она без умолку болтала о своих детях и внучке Фелисии. Между нами происходил своего рода односторонний разговор, в котором от меня требовалось только время от времени кивать, мычать «угу» и отпускать короткие замечания вроде «неужели?» или «что вы говорите!». Когда меня вдруг нетерпеливо окликнул другой голос, я даже растерялась от неожиданности.

— Мама, ты что, не слышишь? Я к тебе обращаюсь!

Я выронила папильотку и оглянулась. Прямо у меня за спиной стояла Шейла, глядя на меня своими большими карими глазами. В них застыла тревога.

— Шейла, девочка, с тобой все в порядке? Я бы тебе позвонила, но мне не хотелось разговаривать с твоим отцом.

Под воспаленными глазами Шейлы залегли темные круги, белки покраснели. Бедняжка, наверное, вся извелась от беспокойства. Она обняла меня и положила голову на плечо. Рядом с дочерью, особенно когда она была в туфлях на высоких каблуках, я чувствовала себя чуть ли не гномом, высокий рост она унаследовала по отцовской линии. Хорошо хотя бы, что от меня ей достались рыжие волосы.

— Мама, — прошептала Шейла куда-то мне в шею, — все говорят, что ты убила дядю Джимми.

Я отстранилась и в упор посмотрела на дочь.

— Так вот, эти «все» ошибаются, я его не убивала. — Я прищурилась и всмотрелась в глаза, по которым можно было читать, как по книге. — Папа тоже так говорит?

— Нет, ма, — тихо ответила Шейла.

По тому, как она потупилась, я догадалась, что такое говорит кто-то очень близкий.

— А, Джолин? — догадалась я.

Шейла молчала. Коварная стерва, интриганка, настраивать против меня мою родную дочь! Я взяла Шейлу за подбородок.

— Доченька, посмотри на меня. Скажи, я хоть раз тебя обманывала?

— Нет, мама, — прошептала Шейла.

— Тогда почему ты думаешь, что я стану лгать на этот раз?

Нора задремала в кресле. Я видела, что Бонни издали с тревогой наблюдает за нами.

— Я так не думаю, мама.

— Верно, я не стану тебя обманывать. — Я заставила себя улыбнуться и посмотреть ей в глаза. — Не знаю, как Джимми попал в мой дом и что там произошло, но вся эта история мне страшно не нравится, и мне больно думать, что дядя Джимми убит.

Глаза Шейлы наполнились слезами.

— Мне тоже, мама.

Она еще больше побледнела. Бедная девочка, как она переживает!

— Вот что, Шейла, я не хочу, чтобы ты за меня беспокоилась. Полиция обязательно во всем разберется, убийцу дяди Джимми найдут.

Шейла снова промолчала, и это встревожило меня куда больше, чем любые слова, которые она могла бы произнести. Попадись мне эта Джолин, она мне за все ответит!

— Доченька, на тебе лица нет. Папа знает, что ты здесь?

— Нет, он думает, что я осталась дома, но я просто не могла усидеть на месте. Мне надо было самой узнать, что происходит.

— Вот что я тебе скажу, девочка. Возвращайся в ваш кирпичный дворец, не вешай носа и помни, что говорила в таких случаях твоя бабушка: «Чистая совесть и чистое сердце помогут храброму найти правду, а виновного выведут на чистую воду».

Нора во сне негромко фыркнула. Мама никогда ничего подобного не говорила, скорее она бы сказала, что, если всю жизнь гоняться только за удовольствиями, добром не кончишь. Если эта кукла Джолин увела у меня мужа, это еще не значит, что я позволю ей оклеветать меня в глазах собственной дочери.

Я написала на клочке бумаги номер телефона Джека и сунула его Шейле в руку.

— В случае чего найдешь меня по этому телефону. Только никому не рассказывай, пусть это останется между нами, обещаешь?

Шейла кивнула. Я снова обняла дочь:

— Не волнуйся, девочка, все образуется. Возвращайся домой и позаботься о папе, ты можешь ему понадобиться.

— Хорошо, мама, — ответила Шейла детским голоском, как много лет назад.

Ну что ж, Джолин еще заплатит мне за то, что заронила сомнение в душу моей дочери. Этот день еще настанет, а пока мне нужно заняться своим обычным делом.

Я навела последний лоск на прическу Норы и послала ее переодеваться, затем подошла к стойке, чтобы взять из кассы двести долларов.

Работа в салоне кипела вовсю, когда ассистентка протянула мне трубку радиотелефона.

— Это вас, мисс Рид. — Сунув трубку мне в руку, она быстро шмыгнула на свое рабочее место.

Первой моей мыслью было повесить трубку не отвечая: наверняка это какой-нибудь репортер. Но с другой стороны, мало ли кто может позвонить…

— Мэгги Рид слушает.

Голос в трубке звучал приглушенно и не очень четко, я даже не поняла, мужской он или женский, молодой или старый.

— Молись, — прохрипел голос, — я иду за тобой.

В трубке раздались короткие гудки. Я застыла как соляной столб. Через некоторое время кто-то взял у меня из рук трубку. Я встрепенулась и подняла голову. Это была Бонни.

— Мэгги, что стряслось? Кто звонил? Это был репортер? Тебе не надо было подходить к телефону!

Жужжание фенов и гул голосов заглушили громкий стук моего сердца и избавили меня от необходимости отвечать, я притворилась, что не расслышала. В конце концов, что Бонни может сделать? Позвонить в полицию? И что сделают в полиции — поверят мне ни с того ни с сего?

Я схватила из ящика под кассой четыре пятидесятидолларовые бумажки, что-то пробормотала и бросилась к двери. Звонивший сказал, что идет за мной? Тогда пусть сначала попробует меня найти.

 

Глава 7

Я въехала на задний двор и затормозила. В доме было темно. Мне нужно было поторапливаться, чтобы успеть взять вещи, переодеться и вовремя попасть в клуб. Я взбежала по лестнице к двери черного хода, которая вела прямо в мою спальню, и поднырнула под желтую ленту, обозначающую границу места преступления. Если бы я вошла через парадный вход, уже через минуту к дому бы сбежались любопытные соседи, которым наверняка не терпится пронюхать все подробности смерти Джимми. А если где-то возле дома меня дожидается убийца Джимми, то входить через парадную дверь — все равно что устроить для него тренировку в стрельбе по мишени. Через черный ход я по крайней мере могу незаметно пробраться в дом и выйти обратно.

Я плотно притворила за собой дверь и некоторое время постояла в темноте, оглядываясь вокруг, потом включила ночник. В спальне все осталось по-прежнему, за некоторыми исключениями. Все поверхности — комод, двери, телефон — были посыпаны черным порошком для снятия отпечатков пальцев, мелкие предметы лежали не совсем на своих местах, мебель была немного сдвинута, один стул стоял не на месте, картины на стенах висели чуть кривовато.

Стараясь зажигать как можно меньше света, я прошлась по дому, пытаясь понять, где умер Джимми. Найти место, где лежало его тело, оказалось не так уж трудно — на стареньком бабушкином ковре расплылось большое темное пятно, мне стало ясно, что ковер отныне был безнадежно испорчен. Как только я смогу вернуться домой, я его немедленно выброшу.

Я постояла еще немного, глядя на ковер и мысленно молясь за упокой души Джимми. Потом опустилась на колени и потрогала пятно. В это время с грохотом, напоминающим ружейный выстрел, распахнулась входная дверь. Я вскочила. В дверях стояла Роксана, вдова Джимми. Даже при невысоком, всего пять футов, росте она ухитрилась загородить своим дородным телом весь дверной проем, только поверх ее головы в дом проникал свет уличных фонарей. В ее облике было что-то от ангела смерти, но звуки, которые изрыгал ее рот, были отнюдь не ангельскими.

— Ты здесь? — прохрипела Роксана. — Почему ты не в тюрьме?

Она ввалилась в гостиную, ноги в махровых домашних шлепанцах остановились как раз на кровавом пятне. На Роксане было розовое цветастое домашнее платье, а поверх него — просторное одеяние из зеленой шотландки, вероятно, банный халат.

Я не знала, как себя вести. Карие глаза Роксаны лихорадочно блестели, она выпятила широкие, похожие на рыбьи губы, тонкие волосы мышиного цвета торчали во все стороны, как солома вокруг головы пугала. Она была не похожа на себя и, можно сказать, имела устрашающий вид.

— Это ты виновата в смерти моего Джимми! — прокричала она низким хриплым голосом, идущим, казалось, откуда-то из ее чрева. — Его бы не пристрелили тут, как бродячего пса, если бы он держался от тебя подальше! Я его сто раз предупреждала, так ведь нет, он продолжал крутиться вокруг тебя.

Я не двинулась с места, но не сводила с нее глаз. Если она на меня набросится, то я отступлю в спальню и ретируюсь через дверь черного хода. Тут Роксана опустила голову, увидела, на чем стоит, ахнула, пронзительно взвизгнула и отскочила в сторону с прытью, какой я от нее никак не ожидала.

— Послушай, Роксана, — я старалась не выдавать своего страха, — почему бы тебе не…

— Заткнись! — рявкнула Роксана. Она шагнула в мою сторону. Я насторожилась, готовясь спасаться бегством. — Теперь ты знаешь, каково это, — прошипела она со странной улыбкой, придававшей ее лицу еще более безумное выражение.

— О чем ты, Роксана?

— Годы, — медленно произнесла она, — многие годы я наблюдала за вами. Ни один из вас даже не догадывался, что я была рядом.

Она замолчала, взгляд стал остекленевшим. Я незаметно маленькими шажками стала продвигаться к арке, ведущей в столовую.

— Больше ты его не получишь, никогда! — Она уставилась на меня. — Теперь он мой!

— Роксана, я не знаю, о чем ты говоришь.

— Заткнись! — Ее голос сорвался на визг.

От неожиданности и страха я даже подпрыгнула. Может, на вид Роксана и походила на огромный мешок с картошкой, но я знала от Джимми, что она сильна как бык. Она даже лелеяла мечту стать профессиональным бойцом рестлинга, с тех пор как начали проводить соревнования среди женщин.

— Думаешь, я не знала про вас с ним? — Я попыталась было возразить, но Роксана продолжала, не желая ничего слушать: — Ты ведь собиралась с ним сбежать, верно? Упустила одного богатенького Спайви и тут же нацелилась на другого. Ну так теперь у тебя ничего не выйдет!

Спорить было бесполезно. Роксана вне себя от горя, не в моих силах изменить ее отношение ко мне. Я сделала еще шажок к столовой, но Роксана схватила меня за руку, заломила ее за спину и прижала меня к краю камина.

— Я с тобой еще не закончила.

Она больно заламывала мне руку и дышала в лицо перегаром.

Я изо всех сил пнула Роксану в мясистую голень. Она с воплем выпустила мою руку и стала, хныча, потирать кожу, на которой остался след от моего удара. Я отошла подальше.

— Джимми мертв, — сказала я, и Роксана снова повернулась ко мне. — Да, я любила Джимми, но не так, как мерещится твоему извращенному воображению. Он был мне как брат!

От волнения мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Он меня не любил! — завопила Роксана. — Вы просто не дали ему такой возможности, его мамаша и ты все время твердили ему, какая я плохая. — Роксана все перевернула и переиначила так, как ей было удобнее. — Небось вы здорово повеселились! Думали, я такая идиотка, что ничего не замечаю и вы можете удрать вдвоем, бросив меня в беде!

В ее глазах появился опасный блеск, и я поняла, что еще несколько секунд — и она снова может на меня наброситься.

— Миссис Рид? — спросил чей-то голос.

Роксана резко повернулась и с тревогой уставилась на незваного гостя, стоящего в дверях.

— Кит! — радостно воскликнула я, протиснулась мимо Роксаны и подошла к двери.

На пороге стоял приятель Шейлы, переводя ошеломленный взгляд с Роксаны на меня и обратно. Я, наверное, тысячу раз мечтала, чтобы этот юноша куда-нибудь исчез и больше не появлялся в жизни моей дочери, но сейчас была даже рада его видеть. На прыщавом лице двадцатилетнего парня появилось выражение недоверия. Возможно, он был потрясен разыгравшейся перед ним сценой, но куда более вероятно, что его просто поразил мой неожиданно теплый прием.

— Я не вовремя? — пискляво спросил он, оглядываясь по сторонам, как длинный тощий крысенок.

— Нет, сынок, — громко сказала я. — Тетушка Шейлы как раз собиралась уходить.

Я строго посмотрела на Роксану, притворяясь, что ничего не боюсь, хотя в действительности я и Кит, вместе взятые, вряд ли смогли бы противостоять ей одной.

Роксана задумалась. Окинула взглядом Кита, отметила его рваные мешковатые джинсы, металлический ошейник на шее, татуировку в виде дракона на руке и, по-видимому, все же решила не связываться с нами двумя.

— Я уже сделала здесь все, что собиралась. — Она опустила голову и зашагала к входной двери: для полного сходства с разъяренным быком ей не хватало только рогов.

Кит поспешно отскочил, давая ей дорогу. Роксана вышла из дома и скрылась в темноте.

Я бросилась закрывать дверь, надеясь, что Кит останется за порогом, но он проворно прошмыгнул мимо меня в мою крошечную гостиную, как собака, которая боится, что ее прогонят метлой.

— Кажется, она очень расстроилась? — спросил он.

— Не волнуйся, ты тут ни при чем, — сказала я. — В моем доме был убит ее муж.

— А-а…

Кит кивнул и посмотрел туда, где на ковре расплылось кровавое пятно. По-видимому, он знал о Джимми, что было бы неудивительно, ведь дом его родителей находился всего через несколько домов от моего. Но возможно, он глупее, чем я его считала.

— Я услышал, как эта женщина на вас кричала, — сказал он наконец. — Просто проходил мимо, услышал крики и подумал, что, может, у вас неприятности, вот и заглянул. — Он выжидательно посмотрел на меня, как будто предполагал, что я попытаюсь дать ему чаевые или, что еще хуже, вдруг проникнусь к нему симпатией.

— Спасибо. — Я старалась скрыть досаду. — Со мной все в порядке.

Интересно, неужели он и впрямь решил, что если спасет меня от Роксаны, то я сочту, что двадцатилетний безработный оболтус, рок-музыкант, приторговывающий наркотиками, — подходящая партия для моей семнадцатилетней дочери? Кит прошелся по гостиной, глядя в пол, как будто что-то искал, его взгляд то и дело возвращался к кровавому пятну на ковре. Но у меня не было времени с ним возиться: если я немедленно не соберу вещи и не уеду, то опоздаю на работу еще больше.

— Извини, Кит, но я очень спешу. — Я подошла к двери, чтобы выпроводить его из дома, но Кит непонятно почему двинулся в противоположную сторону, к столовой.

— Кит, выход здесь.

Может, мама пришла бы в ужас от моих манер, но я уверена, что на моем месте она и сама повела бы себя так же.

— Ах да, — рассеянно сказал он, по-прежнему плетясь в сторону столовой. — Миссис Рид, кажется, вы переставили мебель?

— Нет, Кит, я… — Мне помешал договорить приступ кашля, вдруг напавший на Кита.

Парень свалился на ближайший стул и прохрипел:

— Воды…

— Господи, — проворчала я, — ну иди сюда.

Я прошла мимо него на кухню, он побрел за мной, продолжая надсадно кашлять. Его лицо стало багровым. Я достала стакан, налила воды из-под крана и сунула в его протянутую руку, попутно заметив, что у него длинные грязные ногти. И что только Шейла в нем нашла?

Я открыла встроенный шкаф у самой двери кухни. Может, если я выйду к незваному гостю с ворохом одежды и начну выключать в доме свет, он поймет намек и наконец уберется? Кит пошел за мной, отпивая на ходу из стакана и воровато озираясь по сторонам, как бездомный кот.

— Миссис Рид, — быстро сказал он, — Шейла говорит, что вы поете, с ансамблем в «Золотом скакуне»?

— Да, пою, — ответила я, не поворачивая головы и продолжая перебирать вешалки с одеждой в шкафу.

— Выходит, у нас с вами есть кое-что общее.

— Как это, Кит?

Я сгребла в охапку свой нарядный джинсовый костюм и уже собиралась вернуться в кухню, когда вдруг заметила, что Кит прошмыгнул мимо кухонной двери и шкафа прямиком в спальню Шейлы, встал на четвереньки и заглядывает под кровать. У меня отвисла челюсть.

— Что ты там потерял? — спросила я.

От неожиданности Кит вздрогнул и стукнулся головой о железную раму кровати.

— Я… — э-э… честно говоря, миссис Рид…

Последние слова насторожили меня еще больше. Помню, мама не раз предупреждала, что, если кто-то говорит «честно говоря», жди вранья, это уж как пить дать.

— Честно говоря… что? — подсказала я, видя, что Киту как будто не хватает слов.

— Ну да, мэм, честно говоря, я лишь хотел все тут осмотреть. Ну, знаете, просто чтобы убедиться, что вы в порядке, что никто не забрался в дом, не спрятался под кроватью и все такое.

— Кит, не пытайся меня одурачить. Мы с тобой сроду не были друзьями. Говори правду, зачем ты явился?

— Ну, я… — Кит понурил голову. — Честно говоря, — снова повторил он, — меня попросила Шейла.

Этого следовало ожидать, Шейла за меня волнуется. У меня отлегло от сердца, и на мгновение я даже почувствовала симпатию к неряшливому парню, которого всегда терпеть не могла. Значит, он помогает Шейле присмотреть за ее мамой. Но я тут же вспомнила, что передо мной тот самый юноша, который был арестован за торговлю наркотиками и получил срок условно.

— Кит, — сказала я, проходя через комнату и открывая дверь черного хода, — со мной все в порядке, в моем доме нет посторонних. Не знаю, кто убил Джимми, но кто бы это ни был, его и след простыл. Тебе тоже пора уходить, потому что я опаздываю на работу.

Кит наконец уразумел мои слова, хотя и с явной неохотой. Он не спеша прошел через мою спальню и остановился на заднем крыльце. Я захлопнула дверь у него за спиной и бегом бросилась через кухню в свою крошечную ванную. Времени оставалось в обрез, только-только успеть поправить макияж. Если я хочу успеть к началу выступления, нужно пошевеливаться.

В ванной я обнаружила то, что искал Кит в моем доме, — во всяком случае, такое объяснение показалось вполне разумным. На краю раковины лежало кольцо с гранатом и маленьким бриллиантом, которое Шейла обычно носила на левой руке. Это кольцо я подарила ей на день пятнадцатилетия, и два дня назад оно уж точно не лежало на моей раковине. Насколько мне известно, последний раз Шейла была в моем доме недели три назад.

Я взяла колечко и сунула в карман. Страх ткнул меня в грудь своим ледяным пальцем. Когда Шейла успела побывать у меня дома? Она ли послала Кита за кольцом, или тот явился по собственной инициативе?

Звонок в дверь застал меня на пороге ванной. Я вздрогнула. Кого там еще принесла нелегкая? Идя через гостиную, я увидела, как по стене прыгают красные и синие блики от полицейской «мигалки», на узкой улочке перед домом стояла даже не одна, а две полицейские машины. Ночной кошмар продолжался.

— Здорово! — пробурчала я. — Этого только не хватало.

Я открыла дверь и оказалась лицом к лицу со знакомой парочкой — двумя полицейскими, которые вчера вечером являлись за мной в клуб, чтобы доставить в участок.

— Мисс Рид. — Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

— Да, офицер.

— Детектив Уэдерз хочет с вами побеседовать.

— В таком случае почему он не снимет телефонную трубку и не наберет номер?

Старший полицейский решил вмешаться:

— Полагаю, мэм, он пытался. Сейчас он на пути сюда, а нам поручено поехать вперед, проверить, дома ли вы.

Я посмотрела поочередно на обоих, потом на патрульные машины со сверкающими «мигалками».

— А где же группа захвата?

На мой вопрос никто не ответил. Более того, мы вообще не разговаривали до тех пор, пока позади патрульных машин не остановился коричневый «таурус» Уэдерза. Полицейские спустились с веранды и пошли навстречу детективу, вероятно, радуясь, что им можно больше не торчать возле меня.

На этот раз на лице Уэдерза не было и намека на самодовольную улыбку, вид у него был довольно свирепый. Полицейские о чем-то приглушенно поговорили с ним и показали на веранду, где я стояла. Тем временем соседи начали проявлять любопытство. Кто-то просто вышел на веранду и, вытянув шею, глядел в мою сторону, другие и вовсе оказались во дворе и подошли к границам своих участков.

Детектив Уэдерз оставил полицейских возле машин и один зашагал в мою сторону. У меня по спине пробежал неприятный холодок, как будто кто-то прошелся по моей могиле.

— Где вы были и почему не перезвонили мне? — потребовал ответа детектив.

На нем были линялые джинсы в обтяжку, возможно, те же, в которых я видела его в самый первый раз, в клубе. Голубая джинсовая рубашка подчеркивала цвет глаз, голубизна которых была заметна даже в почти полной темноте.

— Я там, где мне и полагается быть, — ответила я. — А перезвонить я вам не могла, потому что не знала, что вы мне звонили.

— Разве вы не прослушивали сообщения на автоответчике?

— Нет, знаете, со всеми этими катаклизмами я напрочь забыла про автоответчик. — Я и не думала извиняться.

— С этой минуты вы не должны никуда пропадать, не известив предварительно меня.

На нем были новые ковбойские сапоги из кожи ящерицы, если не ошибаюсь, от Тони Ламаса. Большая металлическая пряжка на ремне выглядела прямо как серебряная. Заметив, что я уставилась на его ремень, Уэдерз выгнул бровь. Сердце у меня упало: сама того не ожидая, я обнаружила, что воспринимаю детектива Уэдерза не как полицейского, а как мужчину.

— Послушайте, я не ваша собственность. У меня своя жизнь, и я намерена продолжать ее и впредь. Мы оба с вами знаем, что я работаю и должна появляться на своем рабочем месте не когда угодно, а в опреденные часы. Если вам так уж нужно меня преследовать, поезжайте прямо в клуб, кстати, вы, кажется, и так туда направлялись. Что же до моей личной жизни, то, где я бываю и с кем, вас абсолютно не касается. Я сроду ни перед кем отчитывалась и не собираюсь.

Хорошенькое начало, ничего не скажешь. Не успела я глазом моргнуть, как Уэдерз в два шага оказался на веранде прямо передо мной. Он стиснул зубы, глаза полыхнули гневом.

— Уясните себе одну вещь, мисс Рид, — наконец сказал он, — вчера ночью я просто сделал вам поблажку, отпуская вас…

— Ничего подобного! — перебила я.

«Он меня отпустил? Надо же такое сказать! Да если бы он меня держал, я бы уж как-нибудь это заметила. Я бы почувствовала. Это было бы приятно… Прекрати сейчас же! — приказала я себе. — Он всего лишь полицейский».

— Я вполне мог бы вас задержать, на этот счет не обольщайтесь. Если вздумаете со мной шутки шутить, леди, могу устроить вам веселую жизнь. Мы тут с вами не шарады разгадываем, кто с кем пошел на свидание. Речь идет об убийстве. Я должен знать, где вы бываете и с кем, и не только этой ночью, а в любое время.

Я молча повернулась к нему спиной и пошла в дом. Хватит с меня этого психа, пора на работу! Уэдерз последовал за мной, я, как животное, чувствовала его запах, почти ощущала, как он дышит мне в шею.

— Мне нужно с вами поговорить. В участке.

Я повернулась к нему лицом.

— Послушайте, детектив, я ведь вам говорила, что могу повторить только то, что уже сказала, и повторю… только потом. А сейчас мне нужно ехать на работу.

Не давая ему вставить ни словечка, я решительно прошла на кухню, заглянула в гардеробную, схватила кое-какие вещи и повернулась к двери спальни.

Мне необходимо было срочно побыть одной, прийти в себя, пока мое тело не взяло верх над разумом и я не растаяла перед Уэдерзом. Он стоял прямо у меня за спиной.

— Дайте пройти. — Я повернулась к нему лицом и стала ждать.

Он не двинулся с места. Я сделала шаг-другой, и мое лицо оказалось в нескольких дюймах от его, напоминающего высеченную из камня маску.

— Мне нужно в ту комнату. — Я показала подбородком на спальню. — Я собираюсь переодеться, и если вы намерены пойти со мной, думаю, это будет перебор даже для вас.

«Когда я в последний раз раздевалась перед мужчиной? Когда мужчина в последний раз… Прекрати!»

— Мы должны поговорить именно сегодня, а не завтра. — Уэдерз рассердился не на шутку. У меня даже мелькнула мысль, что он и впрямь может меня задержать. И я решила не испытывать судьбу.

— Ну хорошо, давайте договоримся так: я быстренько переоденусь, а потом мы немного побеседуем.

Уэдерз не ответил. Расценив его молчание как знак согласия, я зашла в спальню, закрыла за собой дверь и начала переодеваться.

Я собиралась добросовестно выполнить свою часть сделки, честное слово, пока не посмотрела на часы и не увидела, который час. Спаркс велел прийти пораньше, а часы показывали без пяти восемь. Если я буду сидеть тут и препираться с детективом, то могу опоздать даже на свой номер, не говоря уже о репетиции, а это слишком: ансамбль для меня больше чем работа — это моя жизнь.

Я стянула джинсы и надела юбку. Мне оставалось только одно — удрать. Взяв свои нарядные замшевые сапожки в руки, я на цыпочках подошла к двери черного хода и бесшумно повернула ручку. Вышла наружу и все так же, в одних чулках, не обращая внимания на холод, стала спускаться по лестнице, удирая из дому, как трудный подросток.

Впервые за последние двадцать четыре часа у меня поднялось настроение. Я даже хихикнула от радости. Взявшись за ручку дверцы, я уже собиралась открыть машину, как вдруг мне на плечо легла твердая рука.

— Только не в этот раз, — сказал Уэдерз. Казалось, он вырос из-под земли.

Я ахнула, подскочила дюймов на шесть и тут же почувствовала, как его сильные руки берут меня за плечи и поворачивают лицом к нему. Я оказалась прижатой к двери «фольксвагена». Уэдерз почти прижал меня к машине, приблизив рассерженное лицо чуть ли не вплотную.

— Мэгги, почему вы все время мне врете? — спросил он тихо, с угрожающей мягкостью в голосе.

— Просто я опаздываю на работу, мне нужно ехать, — ответила я.

— Звучит правдоподобно, но вряд ли это истинная причина.

Он не двигался, я оказалась в ловушке, вырваться из которой можно было только одним способом — нырнуть под его руку. Каким-то чудом прочтя мои мысли, он согнул руки в локтях и придвинулся ко мне еще ближе.

Случайный прохожий мог бы принять нас за обнимающуюся парочку. Уэдерз стоял так близко, что я ощущала тепло его дыхания, вдыхала запах его одеколона. Запахи, ощущения, мой собственный страх — все это вместе пьянило и возбуждало, мои ощущения нарастали как снежный ком, превращаясь в нечто такое, над чем я была не властна.

— Доверьтесь мне, Мэгги, — выдохнул он, — поделитесь со мной. — Его голос завораживал, гипнотизировал. — Доверьтесь мне.

Я тряхнула головой, прогоняя наваждение.

— Мне нечего рассказывать! Я должна ехать на работу. Вы можете ехать за мной или вместе со мной, как хотите, но мне пора, иначе я опоздаю.

— Мэгги, что вам сделал Джимми? Он причинил вам боль? — мягко спросил Уэдерз.

— Да ничего он мне не сделал!

Детектив сверлил меня взглядом, прожигая насквозь. Было ясно, что он пока не собирается меня отпускать.

— Мэгги, я знаю, он что-то вам сделал, вы не из тех, кто убивает людей без причины. Позвольте мне помочь вам, откройтесь мне.

— Черт возьми, нет! — Я топнула ногой по холодной земле. — Я не убивала Джимми!

— Тс-с, — прошептал он ласковым голосом. — Где револьвер, Мэгги?

— Вот что я вам скажу, детектив, если бы я хотела кого-то убить, я бы уж точно не поступила так опрометчиво, как тот тип, который застрелил Джимми. Поверьте мне на слово, если мне придется убить вас, я не оставлю никаких следов. И как раз сейчас я всерьез подумываю, не совершить ли мне убийство полицейского. Если вы не уберетесь по доброй воле и не дадите мне спокойно ехать на работу, мне придется взяться за дело самой, и предупреждаю, вам это не понравится.

Уэдерз медленно оттолкнулся от машины и опустил руки.

— Я с вами еще не закончил, Мэгги. Я знаю, вы что-то недоговариваете, вы не умеете лгать.

Тут он прав на все сто, мне редко сходило с рук вранье, но во всем остальном он ошибается.

— Мэгги, можете мне довериться, — повторил он, — я хочу вам помочь.

Я почти уже поддалась его голосу, позволила ему затронуть какие-то струны в глубине моего существа, он пробудил чувства, которые я не выпускала на свободу много лет, но потом тут же упрятала их обратно под замок. Как же, могу я ему довериться! Доверие, конечно, — вещь хорошая, но, как говорит моя мама, надейся только на себя. Единственный человек, который может мне помочь, — это я сама. Мне придется самой найти убийцу Джимми. Полиция не верит ни одному моему слову, моя дочь живет в осином гнезде, а я числюсь главной подозреваемой по делу об убийстве. Так что кому, как не мне, навести во всем этом порядок?

Теперь я знала две вещи, которых не знала час назад. Первое — это то, что детектив Маршалл Уэдерз опасен. Стоит мне немного зазеваться, и он уговорит меня сознаться в чем угодно, в том числе и в том, чего никогда не было. Второе, что я узнала, испугало меня еще больше: во всей этой истории каким-то образом замешана Шейла. Что бы ни случилось, я должна ей помочь, даже если ради этого придется признать себя виновной в преступлении, которого я не совершала.

 

Глава 8

Каждый вечер перед самым выходом на сцену, пока ансамбль не заиграл мелодию, которую завсегдатаи знают как мою визитную карточку, мне становится дурно от страха. Меня мутит, я обливаюсь холодным потом, поминутно бегаю в туалет; мне кажется, что я не смогу выйти на сцену, но всякий раз выхожу.

Этот, с позволения сказать, ритуал повторялся на протяжении всех месяцев, что я пела в «Золотом скакуне», вряд ли стоит ждать перемен в ближайшем будущем. Наверное, фраза «Чтобы петь блюз, нужно страдать» сказана как раз обо мне.

Ансамбль всегда начинает играть без меня. Исполнив одну песню, ребята переходят к «мелодии Мэгги». И тут появляюсь я — макияж в полном порядке, на голове шляпа, на губах улыбка. Едва моя нога ступает на сцену, как я оживаю, с желудком уже все в порядке, мир за пределами клуба перестает для меня существовать, я здесь, со своей публикой и готова покорять сердца.

В ночь после смерти Джимми все происходило так же. Я взбежала по пяти ступенькам, ведущим на сцену, взяла у Ларри, рабочего сцены, микрофон и величавой походкой примадонны выступила на середину сцены. Откинув свободную руку в сторону, я негромко запела свою коронную песню: «Он был одиноким ковбоем, пока я не накинула на него лассо любви».

В середине третьего куплета я выхватывала небольшое лассо и устраивала небольшой спектакль — разматывала лассо и набрасывала его на одного из парней, подошедших к сцене слишком близко. Этот номер был уже знаком, его даже ждали, так что и в этот раз все толпились у сцены, выкрикивали мое имя, каждый старался, чтобы я поймала именно его.

Этот вечер ничем не отличался от всех прочих, если не считать того, что мужчина, которого я заарканила на этот раз, сильно смахивал на моего бывшего мужа. Конечно, это не мог быть он. Вернелл Спайви ни ногой не ступил бы в заведение вроде «Золотого скакуна», поскольку очень заботился о своей репутации. В последнее время Вернелл стал частенько появляться в загородном клубе «Гилфорд». Уж не знаю, как ему удалось стать членом этого клуба, обычно туда не принимают кого попало. Может, кто-нибудь из членов правления был ему чем-нибудь обязан или Спайви отвалил за клубную карточку изрядный куш.

Во всяком случае, как только Вернелл прослышал, что я стала солисткой ансамбля «Ведущее колесо», у него появилось еще больше причин обходить стороной «Золотого скакуна». Словом, тип, которого я выловила, не мог быть моим мужем. Кроме того, тот Вернелл Спайви, которого я знала, бросил пить, так я считала, когда мы разводились. Однако Вернеллу ничего не стоит соврать, что он не раз и доказал на деле. Мужчина, поднявшийся на сцену, был в стельку пьян. На нем был грязно-голубой синтетический ковбойский костюм, вычурно отделанный по швам и по краям манжет белым шнуром, — еще одно подтверждение того, что это был не Вернелл. Вернелл никогда в жизни не надел бы подобное тряпье, он тщеславен, как павлин. Как только он поближе познакомился с жизнью богачей и узнал такое имя, как Ральф Лорен, он переключился на дизайнерскую одежду, а на синтетическую ткань теперь и не посмотрит. Но я-то знаю, что в глубине души Вернелл остается все тем же деревенским парнем из Западной Виргинии.

Но черт возьми, до чего же этот тип похож на Вернелла! Такие же тусклые каштановые волосы, такие же тоненькие усики, такой же небольшой, но заметно округлившийся животик.

— Йо-хо! — завопил он, когда я набросила петлю ему на плечи. — Она меня поймала!

Ансамбль продолжал играть, я пела, одновременно сматывая веревку и подтягивая к себе этого странного типа. Голос мой пел о любовных путах, но разум твердил нечто совсем другое, чего я не желала слушать. Мой разум говорил мне: «Мэгги, это твой бывший муж, только выглядит он паршиво».

Как и следовало ожидать, покрасневшие глаза Вернелла смотрели на меня остекленевшим, каким-то змеиным взглядом, который я слишком часто видела в них в годы замужества. В надежде на помощь я оглянулась на ансамбль. Самым крупным из музыкантов был Шугэ Бэр, и вправду похожий на медведя, но он так увлекся, исполняя соло на ритм-гитаре, что, наверное, даже забыл, где находится. Спаркс сидел за ударными, его почти не было видно под огромной белой шляпой, да и в любом случае он Вернеллу не противник — слишком мал ростом. Джек поглядывал на меня, но одновременно краем глаза косился на красотку, которая махала ему рукой с танцевальной площадки. Было бы трудно что-то объяснить мужчине, чье внимание разрывается между двумя женщинами.

— Мэгги, — произнес Вернелл заплетающимся языком, — случилось самое страшное.

Бэр сделал паузу, чтобы взять другой инструмент, поэтому я смогла говорить, но у меня было лишь несколько секунд. Я подтянула Верлелла поближе, что оказалось непросто, так как он не хотел или не мог мне помогать.

— Вернелл Спайви, — сказала я, давая понять, что мне не до шуток, — помолчи и послушай. Сейчас не время и не место разбираться в этом деле.

Вернелл, прищурившись, посмотрел на меня и нахмурился так, что кустистые брови почти сошлись на переносице.

— Как это не время и не место? — громко возразил он. — Джимми убит в твоем доме, хочешь не хочешь, а тебе придется объясниться.

Вернелл явно плохо соображал и, кажется, не помнил, что мы в разводе.

По репликам Вернелла мои молодые поклонники, толпившиеся перед сценой, поняли, что мы ведем далеко не дружескую беседу. Несколько человек придвинулись ближе, у них в крови взыграл тестостерон, и они явно рвались в бой. Я оглянулась на вышибалу Клетуса, но тот был занят у дверей, и ему сейчас было не до меня. Я перестала даже притворяться, что пою. Бэр снова заиграл, принимая на себя задачу развлекать публику.

— Т-ты и Д-джимми… — заикаясь пробормотал Вернелл, — вы с ним б-были… он б-был… — Его лицо приняло зеленоватый оттенок, и тут я вспомнила, почему он бросил пить: у него начались проблемы с печенью.

— Вернелл, Джимми был моим родственником — ни больше ни меньше.

— Вы с Джимми обманывали меня в моем собственном доме! — взревел Вернелл.

Танцующая публика замерла, зато Клетус наконец решил вмешаться.

— Ну знаешь ли!.. — возмутилась я. — Говорил горшок чайнику: «Да ты чумазый!»

К сожалению, микрофон оставался включенным.

— Но он же мой брат, Мэгги, ты обманывала меня с моим братом!

Как будто обманывать мужа с посторонним мужчиной было бы лучше! Я смерила Вернелла уничтожающим взглядом.

— Вернелл, как тебе только в голову пришло, что я могу изменить тебе с членом семьи! Для меня это так же невозможно, как полететь на Луну! Но в любом случае это нe твое дело, потому что ты мне больше не муж, мы в разводе! Ты меня бросил и женился на куколке Барби!

Похоже, мои слова просто ошарашили Вернелла.

— Не может быть! — закричал он, попятился и рухнул прямо на руки Клетусу. — Нет! — На его лице появилось сначала выражение растерянности, потом боли, и наконец он расплакался.

Что с ним творится? Может, смерть Джимми его так подкосила, что он потерял память? Может, у него нечто вроде посттравматической амнезии?

Ребята из ансамбля поняли, что от солистки на ближайшее время толку мало, и стали делать все возможное, чтобы отвлечь публику от меня и вернуть на танцплощадку. Я присела на край сцены и сделала Клетусу знак, чтобы он подвел Вернелла поближе.

— Послушай, Вернелл, я понимаю, тебя потрясла смерть Джимми, но…

Он перебил меня:

— Мы с Джимми всегда заботимся о том, что принадлежит нам, я забочусь о своей семье.

— Да, Вернелл, я знаю.

Да, он отлично обо мне позаботился. Он бросил меня и нашу дочку ради красотки из рекламных роликов, но каждый месяц исправно посылал чеки. Конечно, как только Шейла переехала и стала жить с Вернеллом и его красоткой, деньги тут же перестали поступать. Он сменил объект своих забот. Вернелл содержал нас, когда считал своей семьей, а когда ушел, то ему стало на нас наплевать.

— Пойдем, приятель, — проворчал Клетус и потащил его к выходу.

— Убери руки! — закричал Вернелл.

В молодости Вернелл не умел пить. Худой, жилистый, он в подпитии становился злобным, как змея. Позже, протрезвев, он не мог вспомнить ничего из того, что произошло. Чаще всего вообще отрицал, что был пьян, вероятно, его сознание просто отказывалось воспринимать то, что ему не хотелось вспоминать. Судя по всему, в этом отношении Вернелл с годами мало изменился.

Клетус напустил на себя суровый, непреклонный вид и крепче сжал своими лапищами руки Вернелла. Лицо моего бывшего мужа исказилось гримасой боли. Теперь Вернеллу придется уяснить, что Клетус при желании может запросто его вышвырнуть.

— Мэгги, — Вернелл снова обратился ко мне, — не спорю, я совершил ошибку, но сейчас уж ничего не поделаешь. Теперь на меня посыплются удары со всех сторон.

— Вернелл, ради всего святого, о чем ты толкуешь? — Мне стало не по себе от его голоса. Почему-то стало страшно.

— Будь осторожна, Мэгги, в мире полным-полно всяких опасностей. Не всегда у тебя найдется защитник. Ты одинокая женщина, так-то. — Лицо Вернелла из зеленоватого вдруг стало пепельно-серым. — Никто не знает заранее, когда жизнь подложит тебе свинью и оставит тебя с носом. О черт! — простонал он, зажимая рот рукой. — Меня сейчас вырвет!

Последние слова побудили Клетуса к решительным действиям. Схватив Вернелла за воротник, он уволок его от меня и потащил в мужской туалет.

Я выпрямилась, посмотрела со сцены на публику, которая к этому времени снова танцевала, и пожала плечами. В душе мне было жаль Вернелла, но сердце мое в этом не участвовало. Он как-то изменился, и дело не только в непривычной одежде и даже не в том, что он напился. Видимо, каким-то образом изменились обстоятельства, и Вернелл-предприниматель исчез, осталась лишь жалкая тень человека, которого я некогда знала.

 

Глава 9

Джек первым заметил длинную царапину на левой дверце моей машины, а потом и порезанную шину. Мы вместе выходили из «Золотого скакуна». Энергия, которая поддерживала меня во время выступления, быстро иссякала, сменяясь смертельной усталостью.

— Проклятие! — выругался Джек. — Это еще что такое?

Правое заднее колесо было спущено, на шине у самого обода зиял вертикальный разрез. Я стояла как столб, пытаясь осмыслить картину, представшую моим глазам. Потом я увидела и глубокую, до металла, царапину, протянувшуюся по двери пассажирского сиденья. Узкий след с зазубренными краями был похож на шрам. Я огляделась. Вокруг стояли другие машины, но их никто не тронул. Почему я? Почему моя машина? Что происходит? «Я иду», — сказал голос по телефону; может, то, о чем он говорил, началось?

Я боялась открыть рот и нарушить холодную предрассветную тишину. Вместо этого я бережно положила футляр с гитарой на асфальт и подошла к багажнику «жука». Джек присел на корточки рядом с порезанной шиной и провел пальцами по краю разреза, бормоча под нос ругательства. Я медленно и сосредоточенно вынула из багажника набор инструментов для смены колеса, отцепила запаску и стала ее доставать.

— Давай я помогу, — предложил Джек, пытаясь взять у меня из рук колесо.

— Нет! Я сама! — Я вцепилась в колесо и буквально оттолкнула Джека. Я не желала ничьей помощи, мне необходимо было почувствовать, что я хоть что-то еще могу сделать сама, хоть с чем-то могу управлять в своем слетевшем с катушек мире. Я должна сама сменить это проклятое колесо!

Я опустилась на колени, достала баллонный ключ, приладила его к первой гайке и как следует надавила. Гайка не поддалась. Тогда я встала и топнула ногой по рукоятке ключа. Гайка стала медленно поворачиваться. К чести Джека, он не двинулся с места и ни слова не произнес, просто стоял рядом с машиной и наблюдал за моей борьбой с колесом да время от времени притопывал ногами, чтобы согреться. «Моя машина, — мысленно повторяла я снова и снова. — Это моя машина, моя машина. Мой дом осквернили, мой револьвер украли, мой ковер, доставшийся мне от бабушки, испортили. Джимми убит. Моя дочь… А что с моей дочерью?»

Я покачалась на пятках, не для того чтобы отвинтить гайку, а стараясь таким образом успокоиться, удержать слезы, готовые хлынуть из глаз.

«Моя дочь, моя девочка… моя девочка…»

Мне вспомнился один случай. Как-то раз, когда Шейле было четыре года, я заехала за ней в детский сад чуть пораньше. Шел дождь, я поставила машину на стоянку и вместо того, чтобы ждать на стоянке, как другие матери, вышла из машины, открыла большой желтый зонт в яркий цветочек и направилась к двери. Держа одной рукой зонт, второй я взяла маленькую ручонку моей малышки. Еще до того, как Шейла подошла ко мне, я почувствовала, что что-то не так. Не спрашивайте меня, как я это узнала, сама не знаю. Шейла мне ни словом не обмолвилась, она протянула мне руку и даже улыбнулась, но улыбка получилась какой-то жалкой, робкой. Мы прошли футов двадцать по тротуару и перешли белую черту на асфальте, за которой стояли фургоны и пикапы других родителей.

— Как прошел день, доченька? — мягко спросила я.

— Мама, — в слегка шепелявом голоске моей дочери послышалась обида, — Уилл не хочет на мне жениться. Он сказал, что мы не можем обручиться, потому что он женится на своей кузине Барбаре. — Шейла начала всхлипывать и горько расплакалась.

Я остановилась и присела перед ней на корточки. Одной рукой держа зонт над нашими головами, другой прижала дочку к себе.

— Ох, девочка моя, мне так жаль…

Прижавшись друг к другу, она — прямо, я — на корточках, мы стояли, наполовину скрытые огромным зонтом, и плакали. Шейла плакала потому, что впервые в жизни ее сердце было разбито, а я — потому, что не могла уберечь ребенка от открытия, что жизнь может быть очень жестокой и несправедливой.

И вот сейчас, стоя перед своей поцарапанной машиной, я снова испытала такое же чувство. Я нутром чуяла, что это дело рук убийцы Джимми, но попробуйте убедить в этом полицейских! Если они не верят, что я не убивала брата своего бывшего мужа, они наверняка не поверят и в то, что порча моей машины не просто акт бессмысленного вандализма.

Наконец порезанное колесо было снято, запасное поставлено на место и закреплено. Но в моем мире все изменилось, и это не исправить так же легко, как сменить колесо. Я сунула руку в карман и нащупала колечко Шейлы. Что происходит?

— Ну вот.

Джек осторожно попытался взять из моей грязной руки гаечный ключ. Я не разжимала пальцы. Он слегка потянул. Я выпустила ключ. Он аккуратно убрал ключ в футляр, футляр положил в багажник и захлопнул крышку.

Я обошла вокруг машины, села за руль и вставила ключ в замок зажигания. Джек поднял с земли мою гитару, положил на заднее сиденье и устроился сам на переднем. Я повернула ключ, машина резко рванулась с места и тут же остановилась. Забыла нажать сцепление!

— Вот дьявол!

Я поставила ногу на педаль и протянула руку к рычагу переключения передач, собираясь его перевести. Джек удержал мою руку.

— У тебя все хорошо, — сказал он мягко, при этом крепко держа мою руку в своей. — А теперь подожди секунду и подыши. — Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на меня.

Я послушно сделала глубокий вдох и снова попыталась протянуть руку к переключению передач.

— Давай вместе. — Он сжал мою руку и закрыл глаза. — А теперь вот так. — Он глубоко, очень глубоко вдохнул, задержал дыхание, потом медленно выдохнул. — Дыши.

Я так и сделала. Откинулась на спинку, положила голову на подголовник, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Напряжение стало понемногу отпускать меня.

— Еще раз, — тихо сказал Джек, — вот так.

Потрясающе! Неужели это я делаю дыхательные упражнения в три часа утра, сидя в своей машине, после того как какой-то маньяк порезал мне колесо? К моему удивлению, упражнения действительно помогали.

— Молодец, у тебя получается, — похвалил Джек. «Вот именно, — подумала я, — у меня все получится. И я найду подонка, который все это сделал!» Я медленно выпрямилась и завела машину.

— Кто такая Эвелин?

Джек рассмеялся и отвернулся к окну.

— О, Эвелин — та еще штучка.

Он наклонился к приборной панели, включил радио и настроился на волну канала, по которому передают музыку кантри. Потом достал из кармана губную гармошку и стал подыгрывать. Через некоторое время я почувствовала, что он наблюдает за мной.

— Знаешь, — сказал он, положив гармошку на колени, — по-твоему, все эти события связаны между собой, а ведь это не обязательно. Наш мир устроен довольно странно, каких только совпадений не бывает.

Не дожидаясь моего ответа, он снова заиграл. Я время от времени поглядывала на него, но он сидел с закрытыми глазами и, казалось, с головой ушел в музыку. Может, в его мире события и происходят случайно, независимо одно от другого, кто его знает — Джек, вероятно, является последователем философии дзэн-буддизма или сторонником квакеров, — но в моем мире ничего случайного не бывает, все имеет какой-то смысл. Как говорила мама, не важно, наполовину пуст твой стакан или наполовину полон: если опрокинуть его на юбку, результат будет один.

Я слушала, как Джек играет, а в голове у меня беспорядочно роились мысли. По сторонам я почти не смотрела, но одно все-таки заметила: за нами кто-то следил, причем еще с того момента, когда мы выехали со стоянки перед «Золотым скакуном». Я проскочила поворот на Элм-стрит и повернула в сторону церкви. Машина шла за нами.

— Эй, ты пропустила поворот! — заметил Джек.

— Может, это тоже случайное совпадение, но за нами от самого клуба едет какая-то машина.

— Да брось ты! — Казалось, Джек был не столько встревожен, сколько польщен.

Проехав по улице генерала Ли, я снова свернула к «Колизею». Другая машина не отставала. Да, за нами явно «хвост». Я заехала на автостоянку на углу Ли-стрит и Элм-стрит и резко повернула, чтобы посмотреть, что будет дальше. Машина пронеслась мимо, это был джип «Чероки», не новый, но и не слишком старый, купленный, наверное, года три назад. Однако джип промчался так быстро, что я не успела ни разглядеть водителя, ни запомнить номер.

— Черт! Это неспроста, — сказала я.

Джек проводил взглядом джип, потом посмотрел на меня.

— Ты уверена, что он ехал за нами? — спросил он. — Может, это просто…

— Совпадение? — перебила я. — Не думаю.

Я убрала ногу с педали сцепления и дала задний ход, быстро развернулась на Элм-стрит и заехала на стоянку позади берлоги Джека. Я поставила «фольксваген» под единственным на всей стоянке фонарем: если кто-то надумает снова портить мою машину, по крайней мере я осложню ему эту задачу, насколько возможно.

Джек достал с заднего сиденья мою гитару и направил пульт управления на свою подъемную дверь. Я оглядела стоянку, посмотрела в сторону Элм-стрит, по которой мы приехали. Со всех сторон нас обступали дома, из любого ближайшего переулка — да откуда угодно — за нами могла бы наблюдать добрая сотня людей, и мы бы их не увидели.

Джек ждал меня, стоя на погрузочном настиле. Я оставила попытки разглядеть, кто прячется в кустах, и шагнула в дом, где было тепло от печки.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил Джек, доставая из холодильника бутылку пива «Роллинг рок» и отвинчивая крышку.

Гаражная дверь медленно опустилась, отгородив нас от внешнего мира. Внезапно просторный склад вдруг показался мне маленьким и каким-то чужим.

— Нет. — Я было отказалась, но потом передумала: — Хотя, пожалуй, выпью.

В отличие от Вернелла и всего клана Спайви я не любитель выпить, но сейчас мне чего-то не хватало, только вот чего именно?

Джек достал вторую бутылку, обтер ее несвежим посудным полотенцем и открутил крышку. Если он и заметил, что я чувствую себя не в своей тарелке, то виду не подал. С двумя бутылками пива в руках он спокойно подошел к дивану и сел поближе к печке.

— Ну и ночка! — Он вздохнул и отхлебнул из горлышка. — По-моему, ты вымоталась.

— Вовсе нет, — соврала я и тут же потянулась за бутылкой пива, чтобы хоть чем-то заняться. — После выступления я всегда взвинчена, а сменить покрышку оказалось не так уж трудно.

Я сделала большой глоток из бутылки и закашлялась. Мама бы сказала, что я поперхнулась ложью, но на самом деле — пивом.

— Неужели?

Джек сидел на диване, сняв ботинки и вытянув ноги, и смотрел на меня с таким видом, словно я была каким-то чудом природы.

— Значит, сейчас ты бодра и сна у тебя ни в одном глазу?

Его голос стал напоминать монотонное бормотание гипнотизера, и я поймала себя на мысли, что борюсь со сном, как ребенок, которого уложили спать после обеда.

Я ущипнула себя за ногу, чтобы не заснуть, и выпрямилась.

— Нет, мне совсем не хочется спать. Так что можешь идти наверх и ложиться, а я, когда устану, выключу свет и устроюсь здесь, на диване. — Я постаралась произнести это безразлично, даже по-матерински, стараясь, чтобы в моем тоне прозвучало: «Мы оба знаем, что я по возрасту гожусь тебе в матери, но на всякий случай имей в виду, что секс меня не интересует».

— Господи! — Джек вздохнул и издал короткий фыркающий смешок. — Какая же ты упрямая женщина.

— Я не упрямая. Говорю же, я не устала.

Джек немного наклонился в мою сторону.

— Ты просто не хочешь, чтобы мне пришли в голову какие-то мысли о сексе.

Я чуть не подпрыгнула, щеки залились краской, сердце немного зачастило, однако я старалась держать себя в руках.

— А если и так, что из этого? Ты молодой привлекательный мужчина, я врываюсь к тебе в дом и напрашиваюсь пожить у тебя. Как, по-твоему, это выглядит со стороны? Если бы ты заподозрил, что мне нужно от тебя что-то еще, кроме крыши над головой, я бы тебя не осудила.

Джек выпрямился, посмотрел мне в глаза и улыбнулся:

— Мэгги, давай кое-что уточним, ты не против?

По тону Джека было ясно, что меня ожидает небольшая лекция. Я сидела неподвижно, стараясь не смотреть на него, с видом нетерпеливого подростка, хотя, так же как Шейла, терпеть не могла нотаций.

— Ты не намного старше меня, и ты привлекательна — Господи, еще как привлекательна! — но я не охочусь за женщинами, попавшими в беду. Мне это не нужно.

«Еще бы, — подумала я, — ведь у тебя есть Эвелин». Может, это глупо, но я сразу почувствовала себя куда уютнее.

— Давай договоримся так, — продолжал Джек, — этот диван старый, местами продавленный, конечно, можно лечь и на нем, если уж очень хочется, но я как-то раз пробовал и понял, что это страшно неудобно. На диване ты не выспишься. Я собираюсь, как всегда, лечь на водяном матрасе и тебе советую сделать то же самое.

Так я и знала! У меня в голове снова зазвенел сигнал тревоги. Я пощупала рукой диванную подушку, проверяя, прав ли Джек. Диван действительно был неудобным, но вряд ли это могло послужить поводом прыгнуть в постель к малознакомому мужчине, пусть даже последователю дзэн-буддизма.

— Кровать у меня огромная, — Джек еще разок приложился к бутылке, — я не храплю и всегда сплю на левой половине. И вот что, Мэгги, — он протянул руку и накрыл мою ладонь своей. — Я к тебе не притронусь — то есть, конечно, преднамеренно. — Он рассмеялся и посмотрел на меня. Я почувствовала себя дурочкой. — Если тебе так будет спокойнее, можешь спать в одежде. Я-то разденусь, но ты как хочешь. Единственная просьба: сними свои ковбойские сапожки, у них слишком острые носы, как бы водяной матрац не продырявить. Могу даже одолжить тебе футболку вместо ночной рубашки.

Я сделала большой глоток из своей бутылки, такой большой, что чуть не выпила всю бутылку разом, потом снова посмотрела в глаза Джеку.

— Надеюсь, ты говоришь правду и ничего, кроме правды, как на духу.

Джек козырнул, словно отдавая честь.

— Клянусь честью, я попытаюсь исполнить свой долг…

— Джек, попытаться мало.

— Не беспокойся, даю слово. — Он допил пиво и встал. — Ну что, так устала ты или нет?

По правде говоря, я так устала, что едва держалась на ногах. Я кивнула и поплелась за ним по винтовой лестнице на второй этаж.

Джек нашел футболку, которая доходила мне до середины бедер, и новую зубную щетку. Было непривычно и как-то странно договариваться с мужчиной о том, кто первым пойдет в крошечную ванную, переодеваться за дверью, пользоваться чужими линялыми полотенцами; даже запахи в доме Джека были непривычными — пахло маслом пачули и еще какой-то экзотикой.

Когда я вышла из ванной, в спальне было почти совсем темно, не считая света луны, проникающего в окно, и огонька маленькой свечки, горевшей на тумбочке возле кровати со стороны Джека.

— Тебе досталась правая половина, — сказал Джек из темноты.

Я неуклюже плюхнулась на водяной матрас и тут же неожиданно для себя скатилась к Джеку.

— О Боже! — ахнула я, когда коснулась его тела. Он был голый, то есть абсолютно голый!

— Джек, ты… ты…

— Мэгги, я же тебе говорил, что разденусь.

— Да, но я подумала, что ты наденешь пижаму.

— Пижам у меня сроду не было, — спокойно ответил он и немного откатился в сторону. — Ну что, так лучше? — Он усмехнулся. — Ты так напряжена.

— Ничего подобного, вовсе я не напряжена.

Я отползла к деревянному бортику кровати, как можно дальше от горячего тела Джека.

— Мэгги, человеческое тело — всего лишь оболочка для души, а все остальное мы сами придумываем.

«Ну не знаю, вряд ли я что-то придумываю», — подумала я.

— Мэгги, это всего лишь кожа, кости и все такое. Дыши глубже и расслабься.

— Знаешь что, Джек, — сказала я, едва сдерживаясь, — это уже слишком! Сколько можно уходить от реальности при помощи медитации! Как бы глубоко я ни дышала, я все равно знаю, что лежу в постели с обнаженным мужчиной!

Джек сонно усмехнулся.

— Мэгги, все в мире относительно.

— А что бы сказала по этому поводу Эвелин?

На другой стороне кровати послышался протяжный вздох.

— Эвелин все понимает на свой лад.

Джек заворочался, натягивая одеяло на плечи. В окно заглянула луна, осветив плечи Джека и его волосы, белевшие в темноте.

— Спи, Мэгги, — прошептал Джек, — во многих отношениях ты еще очень неопытна.

Я лежала, стараясь держаться самого края кровати, и вслушивалась в ночные звуки, тело было как деревянное. Постепенно Джек стал дышать ровнее и глубже, он в самом деле засыпал! На всякий случай я не теряла бдительности: вдруг это еще одна форма медитации? Но вскоре послышался негромкий храп. Я все еще жалась к краю кровати, но в конце концов и я уснула.

Посреди ночи я внезапно проснулась и обнаружила, что моя голова лежит на мужском плече, а рука Джека лежит поверх моей руки. Но я не стала шевелиться и нарушать идиллию, потому что в кои-то веки снова почувствовала себя в безопасности.

 

Глава 10

Когда я проснулась, Джека уже не было. Не знаю, как он ухитряется уходить так тихо, обычно я очень чутко сплю: сказывается опыт материнства. Бывало, малейший звук — и я уже на ногах и иду выяснять, в чем дело. Вернелл ворчал, что стоит Шейле только повернуться на другой бок, как я уже вскакиваю с постели и бегу проверять, дышит ли она. Но почему-то, когда Джек встал и ушел, я не проснулась.

Протирая на ходу глаза, я спустилась вниз в поисках кофе. Как и следовало ожидать, меня ждал горячий кофейник, рядом с ним на столе лежала записка:

«Эвелин хотела с тобой познакомиться, но ты крепко спала, и нам стало жалко тебя будить. Сегодня я вернусь позже, может, придется заехать на работу. Надеюсь, ты хорошо выспалась.

Джек».

Я взяла треснутую кружку и налила в нее дымящегося кофе. На кухонном столе лежал пустой пакет от молотого кофе. «Мокко «Ява»», — прочла я и подумала, что нужно будет зайти в супермаркет и купить Джеку такой же. Я прошлась с чашкой в руках, заметила проигрыватель компакт-дисков. Музыка — это как раз то, что мне нужно сегодня утром.

Оказалось, что у Джека довольно странные вкусы в музыке, впрочем, меня это не удивляло. Его коллекция представляла собой пеструю смесь, здесь были диски и знакомых мне музыкантов, и таких, о которых я слыхом не слыхивала. По крайней мере диски Эмми Лу Харрис у него были, и это обстоятельство отчасти искупило некоторые недостатки Джека в моих глазах. Однако я выбрала одну из старых песен Джесса Уинчестера. Я вставила диск в проигрыватель, и по комнате поплыли звуки «Нового Теннессийского вальса».

Я закружилась с чашкой в руках, тихонько напевая. Допила кофе, налила себе еще чашку и пошла наверх принимать душ. Кажется, душ был единственным атрибутом жилья Джека, на который он не пожалел денег, в душевой кабинке было даже два шланга со специальными насадками, так что теплые струи накрывали меня со всех сторон. Восхитительное ощущение! Даже мыло и то пахло как-то особенно приятно, кожей и еще чем-то пряным.

К тому времени как я оделась и расчесала волосы, у меня в голове созрел план. Я навещу сначала Шейлу, потом Вернелла. Кто-нибудь из них, если не оба, обязательно знает нечто такое, о чем не рассказал мне. Я вспомнила, как выглядела Шейла, когда зашла в «Кудряшку Кью». Круги под глазами — это неспроста, мать всегда чувствует, когда у ее ребенка что-то неладно, и сейчас, задним числом, я понимала, что у Шейлы, кроме волнений из-за меня, были какие-то свои неприятности.

Я села на единственный мягкий стул в квартире Джека и стала натягивать сапоги. У Шейлы, вероятно, уже кончились занятия, и она отправилась на работу в магазин. Вернелл в это время должен быть в магазине спутниковых антенн или на стоянке передвижных домов, наблюдать за работой персонала. Если, конечно, он не в похоронном бюро.

Я спустилась по лестнице, добавила в чашку еще немного кофе и нажала кнопку, открывающую подъемную дверь. Створка медленно поползла вверх… и показалась пара новеньких сапог из кожи ящерицы от Тони Ламаса. Я вздохнула. Похоже, сегодня все-таки не мой день.

Дверь поднялась еще выше, и передо мной предстал Маршалл Уэдерз во всей красе.

— Хорошо спали? — спросил он. Уэдерз улыбался одним ртом, глаза же холодно блестели. — Ваш любовник уехал примерно час назад. Вы не захотели завтракать?

В его голосе послышались металлические нотки, но тело против моей воли отреагировало на его присутствие.

— Джек не мой любовник. — Это прозвучало как оправдание провинившегося подростка, мне было противно слышать собственный голос.

— Ну не знаю, как тогда его называть, — заметил Уэдерз. — Он привез вас к себе домой, не прошло и получаса, как вы погасили в доме весь свет, кроме одной свечи — насколько я понимаю, в спальне. Как вы это объясните? Хотите сказать, что спали в разных комнатах?

— В разных! — отрезала я. — И вообще это не ваше дело.

— В данный момент все, что касается вас, является моим делом.

Уэдерз посмотрел мимо меня в гостиную и оценил обстановку: заметил две бутылки из-под пива на столике возле печки, кофейную чашку в раковине, диван. На диван он смотрел особенно пристально: ничто не указывало на то, что на нем кто-то спал.

— Так это вы за нами следили вчера ночью! — Открытие меня страшно возмутило. — Это был ваш джип?

— Возможно. — Уэдерз шагнул по настилу ближе к двери. — Может, впустите меня внутрь или предпочитаете вести беседу на улице?

Я шагнула за порог и снова нажала кнопку пульта. Колесо стало со скрипом поворачиваться, и дверь начала опускаться.

— И здесь сойдет. Мне лично скрывать нечего. Я могу говорить и на улице, мне незачем прятаться по кустам и шпионить за добропорядочными гражданами. Должно быть, детектив, вам время девать некуда, если вы устраиваете слежку за ни в чем не повинными людьми. У вас что, нет никакой личной жизни? Вы решили вместо этого покопаться в моей?

Уэдерз покачал головой, как будто мои слова его не задели, но я заметила, что его шея медленно наливается краской.

— Такие разговоры ни к чему не приведут. — Он посмотрел на треснутую чашку с горячим кофе у меня в руке и вздохнул. — Мэгги, предлагаю, вам оставить кофе здесь и поехать со мной.

— А что, мы едем в участок? — Последнее слово я выделила голосом в точности, как это делают в кино.

— Нет, я имел в виду другое: почему бы нам не поехать в «Лакомку»? Купим по хот-догу и по стакану молочного коктейля.

Глаза Уэдерза утратили холодный блеск, его гнев как будто прошел, и это поразило меня больше всего. Либо он просто махнул на все рукой, либо подавил свою злость, загнал ее внутрь. Теперь Уэдерз держался почти по-дружески и казался вполне искренним.

— Хот-доги и молочный коктейль, говорите?

У меня в животе заурчало в знак согласия. Я сбегала от Уэдерза уже два раза, и сейчас у меня не было особого выбора. Если я буду продолжать огрызаться, дело кончится тем, что он отвезет меня в участок. В животе снова заурчало, на этот раз еще громче. В полицейском участке меня точно не покормят.

Уэдерз не стал ждать моего ответа, он просто решил, что я согласна, и пошел к своему коричневому «таурусу».

— А где же джип? — спросила я, следуя за ним.

— Дома.

Он обошел капот и открыл дверь со своей стороны. Это лишний раз напомнило мне, что у нас не свидание, а чисто деловая встреча, какой бы дружелюбной ни казалась атмосфера. У меня в голове прозвучал мамин голос: «Джентльмен сначала открыл бы дверь со стороны дамы».

Уэдерз тронулся с места, не дожидаясь, пока я пристегну ремень безопасности, и выехал со стоянки на Элм-стрит. Он включил полицейскую рацию, что-то быстро сказал в микрофон и снова выключил. Со мной он ни словом не обмолвился до самой стоянки перед «Лакомкой».

Даже в три часа дня в кафе было многолюдно. На стоянке я заметила довольно много полицейских машин и мотоциклов, что было странно, потому что «Лакомка» находится почти на территории университетского городка. Я привыкла считать, что это чуть ли не студенческое кафе.

— Есть хотите? — спросил Уэдерз.

— Умираю с голоду!

Он посмотрел на меня так, будто собирался задать еще один из своих каверзных вопросов, но промолчал. Выйдя из машины, он решительно зашагал через стоянку, я поспешила за ним. Кафе располагалось на первом этаже здания, первоначально предназначавшегося под магазин. Несколько столиков были выставлены на тротуаре перед кафе, остальные находились в зале, разделенном на кабинки пластиковыми перегородками. Из кухни доносились очень аппетитные запахи.

К Уэдерзу подскочил мальчишка-официант, чтобы принять заказ.

— Дежурное меню и шоколадный коктейль.

— Мне только хот-дог с кетчупом и диетическую колу, — сказала я.

Уэдерз повернулся ко мне:

— А как же молочный коктейль? Кстати, у них тут подают лучшее в городе мороженое, ради него сюда и приходят.

— Только не мороженое, мне нужно беречь фигуру.

Не отрывая взгляда от моего лица, Уэдерз заметил:

— По-моему, об этом вам можно не волноваться, с фигурой у вас и так все в порядке.

Чувствуя, что краснею, я схватила свой хот-дог и поспешила к ближайшей кабинке, забыв про свою колу. Мой стакан принес Уэдерз. Он уселся напротив и стал пить через соломинку коктейль.

— Напрасно вы отказались, — сказал он. — Здесь лучшие молочные коктейли в городе.

— Вы часто здесь бываете? — Я изучала его, пытаясь нащупать слабое место в его доспехах.

— Можно сказать и так.

Судя по всему, Уэдерз не собирался рассказывать о себе ни на йоту больше, чем было необходимо. Я предприняла еще одну попытку:

— Вы местный? — Угу.

— Где вы учились?

— Я окончил среднюю школу Смита. Предвидя ваш следующий вопрос, отвечаю: в семьдесят восьмом году. — Он прищурился, в голубых глазах заплясали веселые искорки. Уэдерз был явно доволен собой.

— Я всего лишь пытаюсь поддерживать беседу! Значит, вы жили за мельницей?

Уэдерз молча жевал, обводя взглядом зал. Ненадолго задерживаясь на других посетителях, его взгляд неизменно возвращался к входной двери. Это выводило меня из равновесия: можно подумать, он с минуты на минуту ожидает вооруженного ограбления или чего-нибудь в этом роде.

— Ваши родители до сих пор там живут? — спросила я. Район мельницы с годами изменился, многие пожилые пары уехали, на их место приехали молодые семьи. Я задала совершенно невинный вопрос, но у Уэдерза вдруг покраснела шея, на щеках заходили желваки.

— Хотите еще хот-дог? — спросил он, внезапно вставая из-за стола. Теперь он нависал надо мной, как башня, я почувствовала себя загнанной в угол.

— Нет, спасибо, я сыта.

— Угу, — промычал Уэдерз. Он наклонился ко мне, положив руку на спинку моего стула, другой опираясь о край стола, и прошептал: — Может, пока я хожу за добавкой, вы придумаете еще парочку вопросов? И даже спросите о том, о чем больше всего боитесь спросить?

Он выпрямился, круто повернулся и ушел, оставив меня размышлять над его словами. Вопросы, которые я боюсь задать… «Ты женат? Чувствуешь ли ты то же, что я? Хочешь ли ты меня так же, как я тебя?» С каждой секундой мое лицо все больше пылало. Черт бы побрал этого копа! Как он ухитряется видеть меня насквозь?

Уэдерз вернулся как ни в чем не бывало. Мы доедали молча. Я ждала, когда он начнет задавать вопросы, но он просто спокойно ел, казалось, ни о чем не думая. У нашего столика часто останавливались полицейские, здоровались с Уэдерзом, отпускали какие-нибудь дружелюбные замечания. Уэдерз немногословно отвечал, а большей частью что-то бурчал, но ни разу не предложил никому присесть, не поддержал разговор. Было ясно, что его мысли заняты чем-то другим.

Как только Уэдерз доел, все резко изменилось. Внезапно он наклонился ко мне, и начались вопросы, но совсем не те, которых я ожидала.

— Как вы себя чувствовали, когда Диггер Бейли вас бросил?

Я чуть не подавилась последним куском хот-дога, лицо снова вспыхнуло. Как он об этом-то умудрился узнать?

— Откуда вы знаете про Диггера?

— Пришлось потрудиться. — Он усмехнулся, явно довольный собой.

— Оказывается, вы не только упорный, но и пронырливый! — взорвалась я. — Кто дал вам право совать нос в мою жизнь, копаться в моем прошлом? С кем вы говорили обо мне? Как вы… — От волнения у меня перехватило горло, я замолчала, не находя нужных слов. Как этот сукин сын разузнал про Диггера?

— Я всего лишь выполняю свою работу, — спокойно ответил Уэдерз. В отличие от моего его лицо оставалось непроницаемым.

— Диггер тут совершенно ни при чем!

Посетители стали на нас оглядываться, некоторые перестали разговаривать, прислушиваясь к нашему разговору.

— Диггер вас обидел, — тихо сказал Уэдерз. — Я просто спросил, что вы об этом думаете.

Да, Диггер меня обидел, это уж точно. Он оскорбил меня публично, причем так, что я не могла и слова сказать, потому что было стыдно. Я стыдилась собственной глупости и наивной юношеской веры в собственную неуязвимость.

— Наверное, вы на него страшно разозлились, — сказал Уэдерз.

— Разозлилась? — Да, конечно, но только позже, спустя годы. — Нет, я не злилась.

— Тогда что же вы чувствовали?

Уэдерз наблюдал за мной с печальным выражением лица, этого я вынести не могла. Мне не нужно, чтобы меня жалели!

— Мэгги, он вас бросил, и об этом знал весь город. Пока вы уехали покупать подвенечное платье, он женился на другой. Почему вы не пришли в ярость?

Слезы навернулись на глаза, я почти ничего не видела.

— Идемте, — сказал Уэдерз, вставая, — давайте выйдем отсюда и посидим в машине.

О чем я только думала, соглашаясь на ленч с этим человеком? Почему я согласилась ответить на его вопросы? Может, потому, что до сих пор не забыла ковбоя, который слушал мое первое выступление в клубе и одобрительно улыбался? Маршалл Уэдерз — совсем другой человек, то есть, конечно, телесная оболочка у него и у того ковбоя одна и та же, но внутри он совсем другой. Я забралась на переднее сиденье и попыталась взять себя в руки. Диггер остался в прошлом, я расклеилась вовсе не из-за него. Было ужасно неприятно сознавать, что Уэдерз вынюхивал обо мне в моем родном городе и ухитрился узнать то, о чем, как я надеялась, все давным-давно позабыли. Но, как видно, я ошиблась.

— Похоже, этот Диггер был настоящим подонком, — сказал Уэдерз. — Будь я вашим старшим братом, всыпал бы ему как следует.

Я промолчала, как будто не слышала. О Диггере говорить больше не хотелось, даже если Уэдерз на моей стороне. Я вытерла слезы, высморкалась и спросила:

— Почему вы за мной следите?

— Потому что это моя работа.

Уэдерз и не думал улыбаться, он не шутил. У него есть важная работа, и больше его ничего не интересует. Я для него лишь подозреваемая по очередному делу.

— Почему бы вам не поискать настоящего убийцу? Зачем вы меня травите, как гончая зайца?

— Мэгги, я пока вас ни в чем не обвинил.

— Да бросьте, все ваши действия равносильны обвинению.

Господи, как этот тип может оставаться таким спокойным? И почему я все время смотрю ему в глаза?

— Мэгги, сейчас у меня никого, кроме вас, нет по этому делу. Но я вас ни в чем не обвинил, не называл вас подозреваемой, не так ли? Я всего лишь разрабатываю все имеющиеся версии.

— Тогда почему вы не охотитесь за вдовой Джимми? Почему вы не наводите справки обо всех остальных, так же как обо мне?

— А почему вы думаете, что не навожу?

Мне нечего было добавить. Несколько минут мы сидели молча, наблюдая, как люди входят и выходят из кафе. Наконец Уэдерз откинулся на спинку и завел мотор. Судя по всему, допрос подошел к концу, и я могла вернуться в дом Джека, не углубляясь больше в свое прошлое.

Мы ехали молча, и я немного успокоилась. Уэдерз вырулил на стоянку перед домом Джека, я взялась за ручку двери и распахнула ее чуть ли не раньше, чем машина остановилась.

— Наверное, я должна поблагодарить вас за ленч.

Я ступила на посыпанную гравием площадку и наклонилась, чтобы посмотреть на Уэдерза, оставшегося сидеть за рулем. Он промолчал. Я стала закрывать дверь, и тут он вдруг заговорил. От неожиданности я хлопнула дверью слишком громко.

— Может, как-нибудь в другой раз мы поговорим и о Юнион-Гроув.

Машина тронулась с места, а я стояла с открытым ртом и смотрела ей вслед. Каким таким чудом он ухитрился узнать о Юнион-Гроув?

 

Глава 11

Не ходи на рыбалку со скунсом, бывало, говорила моя мама, он поднимет вонь, и ты вернешься ни с чем. Мама была права. И вот я с пустыми руками стою на автостоянке и смотрю вслед самому настоящему скунсу. Юнион-Гроув! И он еще говорит: «Спросите меня о том, о чем вам на самом деле хочется меня спросить!» Слова Уэдерза жужжали у меня в голове, как назойливая муха. Если он добьется своего, мне крышка. Я это чувствовала.

Но с другой стороны, Маршалл Уэдерз не знает, на что я способна, и я все-таки сумею сделать по-своему.

Узнай, где твой враг хранит свое грязное белье, и ты выиграл войну, как говорила моя мама. Пришло время идти по запаху. Я открыла дверь, пулей влетела в дом и стала звонить Бонни в «Кудряшку Кью».

— Мэгги? — Бонни взяла трубку, запыхавшаяся и встревоженная. — У тебя все в порядке?

— Нет, Бонни, не в порядке, но обязательно будет. Послушай, ты училась в средней школе Смита?

— Что? — растерялась Бонни.

— Я говорю, ты училась в школе Смита?

Я не могла усидеть на месте и расхаживала по комнате Джека с трубкой в руке.

— Да, училась. Окончила школу в восьмидесятом, а что?

— Отлично, — сказала я, — значит, ты-то мне и поможешь.

— Мэгги, я не понимаю, какое это имеет отношение к…

— Ты знала Маршалла Уэдерза? — перебила я. Бонни вздохнула.

— Знала ли я Маршалла Уэдерза? Еще как! Все девчонки в школе его знали. Маршалл Уэдерз… «мустанг» шестьдесят восьмой модели с откидным верхом, футбол, софтбол и девушки, толпы девушек. О, этот парень шел по дурной дорожке, даже не шел, а несся со скоростью сто миль в час. Бедная его мамочка, как же она за него волновалась! Кстати, ты знаешь, что она ходит в нашу церковь?

Я прислонилась к стене, глядя в окно на стоянку, и мои губы сами собой изогнулись в улыбке. Бонни снова вздохнула.

— Но он далеко ушел от того мальчишки, теперь он детектив в полицейском управлении в… Послушай, Мэгги, он случайно… Ох, Мэгги… — В трубку мне были слышны обычные звуки салона — голоса клиенток, гудение фенов, чье-то хихиканье. — Мэгги, будь осторожна, он совсем не такой, как Вернелл, совсем не такой!

— Бонни, — серьезно сказала я, — давай в это воскресенье сходим в церковь вместе. Как ты на это смотришь?

— Ах ты, пройдоха! Ну хорошо, встретимся без пятнадцати одиннадцать возле церкви.

— Спасибо, Бонни, я твоя должница. Всего хорошего!

Я повесила трубку и замурлыкала песенку. Ладно, пусть пока Уэдерз знает обо мне больше, чем кто-либо, скоро мы поменяемся ролями. Скоро я стану хозяйкой положения. Юнион-Гроув! И как он только пронюхал об этом?

Это было много лет назад. Мы поклялись друг другу хранить тайну, интересно, кто же проболтался? Что ж, они все были слабыми, ненадежными, подумаешь, стайка девчонок — теперь они взрослые женщины, матери, у которых свободного времени с избытком, зато не хватает мужского внимания. Конечно, они не устояли, когда Уэдерз включил свое тысячеваттное обаяние на полную мощность. Да что там говорить, я бы тоже не устояла, если бы пробыла рядом с ним подольше. Но это исключено, я прослежу за тем, чтобы этого не случилось, во всяком случае, надеюсь, что смогу это предотвратить.

Юнион-Гроув. Мы тогда учились в старшем классе средней школы. На самом деле во всем виновато волшебство весенней ночи да еще яблочное вино с фермы Буна. Мы были еще девчонками — ну может, девушками, у которых уже проснулось ощущение собственной власти, порожденное пробудившейся женственностью тела, но которым не хватало свободы, чтобы познать риск. И как обычно, во всем была виновата я.

Это было еще до истории с Диггером Бейли, до того, как я узнала на собственной шкуре, как больно жизнь может ранить. Я ничего не боялась: ни отца-алкоголика, ни его психованной родни, ни учителей — и, уж конечно, не боялась мальчишек. Когда мы узнали, что мальчишки из старших классов обмотали туалетной бумагой статую генерала Роберта Ли, стоявшую перед нашей школой, то решили дать им достойный ответ, то есть разыграть их так, как подобает ученицам выпускного класса. Зачинщицей и организатором ответной акции была я.

— Жалкое зрелище, — сказала я своим подружкам на другой день. — Ничего оригинального, просто детский сад какой-то. — Подруги согласно закивали. Мы все сидели в моем «фольксвагене» в конце проезда Шеннона Эйбла, курили сигареты и пили яблочное вино. — Естественно, они же мальчишки. А мы женщины!

— Да, да, женщины, — поддержали подруги. Эвелла Линн запрокинула голову и издала боевой клич, все остальные закричали «ура» и выбросили сигареты в открытые окна машины.

— Давайте придумаем что-нибудь покруче, что-нибудь такое, чтобы мальчишки поняли, что мы настоящие женщины.

Чем больше мы пили, тем более заманчивой казалась нам мысль переплюнуть мальчишек. Ни одна затея не казалась нам слишком вызывающей. Наконец план был разработан. Мы оставим свой след в истории средней школы Юнион-Гроув, да еще какой!

В пятницу ночью, точнее, уже в субботу, потому что дело было после полуночи, все мы вшестером встретились у дома Эвеллы Линн.

— Эвелла, ты раздобыла краску?

— Да, мэм! — выкрикнула она, поднимая ведерко с ярко-голубой краской.

— Дарнелл, перчатки принесла?

— Так точно!

Мы проверили по списку, все ли готово, с рекордной скоростью опустошили бутылку яблочного вина и загрузились в пикап старшего брата Эвеллы Линн, чтобы ехать в школу. Из всех шестерых некоторые сомнения в разумности нашей затеи были только у Лейси. По-моему, она всегда была трусовата, и впоследствии, вероятнее всего, именно она проболталась Уэдерзу. Видимо, ужасно боялась, что нас застукают.

Примерно в миле от школы Эвелла выключила фары, сбавила скорость, и мы поползли чуть ли не в черепашьем темпе.

— Тс-с! Тихо вы! — прошипела она. — Прислушайтесь!

Мы все замолчали и прислушались, поеживаясь от волнения, но ничего не услышали. Юнион-Гроув возвышался в центре пастбищного луга, с одной стороны от него находилось футбольное поле, с другой — плавательный бассейн олимпийских размеров, в котором летом купалась вся округа.

Мы объехали вокруг старого кирпичного здания школы, вверх по склону подъехали к северо-восточному углу и поставили пикап прямо под окном кабинета директора. Эвелла заглушила мотор и протянула мне рулон липкой ленты.

— Ну-ка, Мэгги, вышиби окно! — тихо скомандовала она.

Действуя точно так, как было показано в телесериале «Я — шпион», я заклеила окно скотчем, надела перчатку и ударила по стеклу кулаком. Все получилось как в кино: ни тебе звона разбитого стекла, ни острых краев Я легко вынула осколки стекла вместе с пленкой, на которую они были наклеены, сунула руку в образовавшийся проем, повернула шпингалет, и в считанные минуты мы вшестером уже были в кабинете господина Словеника. Время от времени прикладываясь для храбрости к бутылке с вином, мы стали красить кабинет. Выкрасили все — пол, письменный стол вместе с лежащими на нем бумагами, стул, телефон, даже флаг. Потом принялись за стены и потолок. Когда работа была закончена, на нас самих было почти столько же краски, сколько на всем остальном в комнате.

— Девчонки, знаете, что я придумала? — воскликнула я. — Давайте искупаемся! Голышом!

Это была наша ошибка. Мы подогнали старенький пикап Эвеллы к сетчатому ограждению, взобрались на крышу кабины и с нее перелезли через забор внутрь. О том, как будем перебираться через сетку обратно, не задумывались, даже не вспомнили, что в воскресенье в бассейне должна была тренироваться школьная команда. Тогда мы думали только о том, как здорово купаться голышом в школьном бассейне. Мы чувствовали себя кастой неприкасаемых.

Краска с наших тел окрасила воду в голубой цвет, бассейн стал выглядеть как Карибское море на рекламных фотографиях туристического агентства. Небо над краем гор медленно светлело, вставало солнце, и мы чувствовали себя на крыше мира. Накупавшись вдоволь, мы разлеглись на бетонной площадке, чтобы обсохнуть. В это время мы услышали гул мотора приближающегося автомобиля. В том, что он едет именно к школе, мы не сомневались — куда еще может ехать машина субботним весенним утром, в шесть часов, по дороге, которая ведет только к школе?

— Я же вам говорила! — взвизгнула Лейси. — Так я и знала!

Мы вскочили, шестеро голых девчонок, и бросились в разные стороны. Все были в панике — все, кроме Эвеллы. Эвелла спокойно подошла к ограде, хватаясь руками за сетку, стала взбираться вверх, перелезла и таким же манером спустилась вниз по другую сторону. К тому времени как мы немного пришли в себя, сообразили, что делать, и тоже стали карабкаться по ограде, она уже сидела за рулем машины и заводила мотор. Мы попадали в кузов, как перезрелые яблоки на землю. Эвелла рванула машину с места и поехала напрямик через пастбище.

Обратный путь был только один, значит, нам предстояло проехать мимо другого автомобиля. Нас бы обязательно узнали, это уж как пить дать.

— А ну-ка прячьтесь, быстро! — завизжала Эвелла. — Ложитесь на пол!

Стараясь занимать как можно меньше места, мы сгрудились на полу кузова, слившись в один голубой комок обнаженных девичьих тел. Эвелле предстояло принять удар на себя — она-то не могла вести машину, спрятавшись под сиденье, поэтому ей ничего не оставалось, как ехать с гордо поднятой головой.

— Это Дикки! — крикнула она в окно, оглядываясь на нас.

Дикки был президентом престижного юношеского клуба и капитаном команды пловцов, у него было прозвище Парень-с-полотенцем.

Эвелла выжала до отказа педаль акселератора и выпрямилась, не стесняясь своей наготы, прикрытой лишь следами голубой краски. Ее большие груди колыхались над рулем. Поравнявшись с машиной Дикки, она издала боевой клич индейцев, не сбавляя скорости. Эвелла никого и ничего не боялась.

Мы примчались домой к Эвелле, позаимствовали у нее кое-какую одежонку и бросились отмывать с себя краску под душем, надеясь смыть следы преступления раньше, чем за нами приедет полиция. В том, что копы уже идут по нашему следу и вот-вот арестуют, мы не сомневались. Но в тот день полицейские так и не приехали, не приехали они и в воскресенье. Вероятнее всего, причина нашей безнаказанности крылась в том, как Дикки преподнес эту историю полицейским и прессе.

— Боже милостивый, какой это был кошмар! — ужасался он в беседе с корреспондентом местной газеты, который затем написал об этом событии огромную статью нач первую полосу. — Средняя школа Юнион-Гроув подверглась нападению Голубого человека! В жизни не видел такого огромного, злобного громилы!

— Голубого человека? — кипятилась Эвелла в понедельник после занятий, потрясая газетой. — Он что, принял меня за мужчину?

Но естественно, она могла поделиться своим негодованием только с нами, перед остальными приходилось помалкивать.

— Нас обокрали! — заявила я. — Нашу выходку приписывают мужчине!

— А как же наша одежда? Ведь мы оставили ее возле бассейна? — спросила Лейси. Насколько я помню, она дрожала от страха до самого конца учебного года.

Вопрос об одежде так и не был поднят. Ни в школе, ни на страницах газеты, никто нигде ни словом не упомянул, что на месте преступления была найдена женская одежда вместе с нижним бельем. Через несколько лет после того, как мы окончили школу, произошло нечто удивительное: Эвелла вышла замуж за Дикки. Славная парочка: маленький верткий Дикки и рослая старушка Эвелла. Мы пятеро могли только гадать, то ли Дикки тогда нашел нашу одежду и решил нас прикрыть, то ли он лишь позже понял, что Голубым человеком на самом деле была Эвелла. Мы так и не узнали наверняка, но слухи, как водится, ходили самые разные. Сейчас Дикки и Эвелла живут в голубом доме, ездят на голубых машинах и одеваются в основном в голубое. Но я уверена, что история с Голубым человеком, приключившаяся в последний год нашей учебы в школе, тут ни при чем.

Если Уэдерз раскопал всю подноготную этого происшествия, можно себе представить, какое мнение обо мне у него сложится. Как теперь убедить его, что моим словам можно верить? Как заставить его поверить, что я не убийца? Разве теперь он поверит, что меня кто-то преследует, и, возможно, не меня одну? Я почувствовала приступ тошноты. Как там Шейла? Не угрожает ли ей опасность? Вдруг убийца на самом деле охотился за нами, а Джимми лишь случайно попался ему под руку?

Я поняла, что должна срочно увидеться со своей девочкой. Мне нужно было найти ответы на некоторые вопросы, прежде чем сгустятся тучи над головой.

 

Глава 12

Несколько минут я сидела в машине и наблюдала за Шейлой через стеклянную витрину булочной. Это была не та Шейла, которую я знала. Трудно поверить, что всего одиннадцать месяцев назад эта упрямая девочка-подросток решительно ушла из моего дома, наступив по дороге на мое сердце. Теперь я видела перед собой кого-то другого.

Девушка, за которой я наблюдала, выпрямила свои вьющиеся рыжие волосы, теперь она собирала их в конский хвост, как другие девушки в этой аристократической булочной в аристократическом районе Ирвинг-парк. Шейла и краситься стала по-другому: если она раньше походила на вампира в боевой раскраске, то теперь у нее был естественный макияж, как у других девушек. Я не могла не признать, что это существенная перемена к лучшему, но какую цену заплатила за нее моя маленькая свободолюбивая мятежница?

«Булка и крендель» не какая-нибудь дешевая пекарня, где пекут жирные сладкие пироги для простых людей, здесь не подают сдобные белые булки с венскими колбасками. Булки, которые здесь выпекают, готовятся из муки грубого помола, это, что называется, здоровая пища — как раз то, чего я терпеть не могу. По мне куда вкуснее желтые булки из кукурузной муки с маслом или жареным беконом.

Шейла увидела меня и вся как будто съежилась.

— Уютная лавочка, — сказала я, подходя к прилавку и останавливаясь напротив Шейлы.

— Привет, мама.

Шейла слабо улыбнулась, но не посмотрела мне в глаза — как ребенок, которому есть что скрывать. Съехавший набок поварской колпак в форме булки облегчил ей эту задачу. В этом колпаке Шейла стала похожа на подвыпившего ангела.

— Дорогая, мне нужно с тобой поговорить. Скажи своему боссу, что ты ненадолго отойдешь.

Шейла испугалась.

— Как, прямо сейчас? — спросила она. — Нет, сейчас я не могу, я работаю, у нас полно клиентов.

Я огляделась. Во всем магазине была всего одна покупательница, дама в меховой шубе, которую уже обслуживала другая девушка. Я снова посмотрела на Шейлу и вскинула брови, как будто говоря: «Нет, дочка, меня не проведешь».

— Ну хорошо. — Шейла вздохнула. — Мэри Кэтрин, я ненадолго отойду, — произнесла она оживленной скороговоркой на целую октаву ниже своего обычного голоса. Насколько я понимаю, это была ее версия аристократического акцента. Никогда прежде я не слышала, чтобы моя дочь говорила таким голосом, и меня снова больно уколола мысль: что происходит с моей малышкой?

Шейла бросила колпак на табурет и прошла мимо меня, направляясь к двери. Выйдя на улицу, она завернула за угол кирпичного здания, где ее не могли видеть девушки, оставшиеся в булочной. Дочь сунула руку в карман фартука и накрыла ладонью прямоугольную коробочку, очертания которой проступали через ткань. Но коробочка уже успела ее выдать.

— С каких пор ты начала курить? — спросила я. Шейла принялась оправдываться с виноватым видом:

— Я курю только иногда. — Она подняла на меня взгляд, и на секунду я увидела ту Шейлу, которую знала. — Знаю, знаю, курить вредно, никотин — медленная смерть, и если я буду курить до твоего и папиного возраста, то он может меня убить. Но я курю только изредка.

Я не верила своим глазам. Шейла всегда была такой ярой поборницей здорового образа жизни! Мне внезапно вспомнилось, как всего несколько месяцев назад она сидела у меня на крыльце вместе с Джимми и упрекала его за курение. Что ее так сильно изменило?

— Почему ты куришь? Разве у твоих новых подруг так принято? — Может, стремление вписаться в новое окружение для Шейлы оказалось важнее заботы о собственном здоровье?

— Нет, мама. — Она вздохнула. — Из них почти никто не курит. — Видимо, забывшись, она снова заговорила обычным голосом.

— Тогда в чем дело?

Я ждала ответа, забыв о первоначальной цели своего визита.

Шейла только пожала плечами. Если никто из ее изысканных подруг не курит, тогда кто же курильщик? В памяти снова всплыла картина: Джимми выбрасывает окурок во двор через перила моей веранды. Он тогда посмеялся над попытками Шейлы перевоспитать его.

— Но я пришла к тебе совсем по другому поводу, — спохватилась я.

Я достала из кармана колечко и показала его Шейле.

— Посмотри, что я нашла.

Я внимательно наблюдала за выражением ее лица. Помню, мама частенько говорила, что правда — как дверной звонок. Она никогда не развивала свою мысль, но я истолковывала ее так, что не стоит нажимать на кнопку звонка и убегать, правда обладает свойством выходить наружу вопреки воле человека. К несчастью, я видела, как на лице Шейлы, словно в зеркале, отражается ложь.

Шейла судорожно сглотнула, потянулась за сигаретами, но потом вспомнила, что стоит перед матерью, и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась жалкой, может, кого-то другого она и могла бы одурачить, но только не меня.

— А я-то гадала, куда оно подевалось! — с наигранной бодростью сказала моя дочь, протягивая руку за кольцом. Но я зажала кольцо в кулаке и отдернула руку. — Эй, в чем дело? — Шейла пыталась изобразить недоумение и обиду.

— Не так быстро, дорогая. Как ты его потеряла?

Шейла снова пожала плечами.

— Понятия не имею. Господи, мама, да если бы я знала, как я потеряла кольцо, оно бы не потерялось!

— Юная леди, — строго начала я, но потом передумала и сказала другим тоном: — Вот что, Шейла, давай не будем ходить вокруг да около. Не это ли колечко искал в моем доме Кит?

— Не понимаю, о чем ты говоришь! — упорствовала Шейла.

Я прислонилась к холодной кирпичной стене, наблюдая за тем, как моя дочь пытается меня обмануть. Как мы дошли до такой жизни? Кажется, совсем недавно я приходила по вечерам в детскую, чтобы поправить одеяльце на ее постельке, а моя девочка обнимала меня за шею и говорила: «Я люблю тебя, мамочка». Ее голос до сих пор звучит у меня в ушах. Когда в мою девочку вселился этот демон?

— Я не виделась с Китом уже несколько недель! — закричала Шейла. — И между прочим, по твоей вине! — Она нанизывала одну ложь на другую. — Наверное, я уронила кольцо в твоей машине или в своей комнате, когда была там в прошлый раз.

— Интересно, и когда же это было? — тихо спросила я.

— Ты прекрасно знаешь, когда — три недели назад. — Шейла вдруг осознала, что угодила в ловушку, но продолжала гнуть свою линию.

— Шейла, я нашла это кольцо у себя в ванной, рядом с раковиной. Когда я уходила из дома в тот вечер, когда был убит твой дядя Джимми, кольца там не было.

— Ну тогда я не представляю, как оно туда попало. — Голос Шейлы звучал все тише, она хмуро разглядывала машины, проезжающие по Бэттлграунд-авеню.

— Между моим уходом на работу и тем моментом, когда полиция обнаружила тело Джимми, прошло два часа, поэтому, если ты побывала в моем доме, мне необходимо знать об этом все. Пойми, детка, ты, возможно, видела или слышала что-нибудь, что поможет полиции найти убийцу дяди Джимми.

Шейла побледнела, ее глаза округлились.

— Я? Почему ты думаешь, что я могу что-то знать об этом?

Она лгала. Не знаю, как я это почувствовала, но я точно знала, что Шейла врет, глядя мне в глаза.

— Меня там не было. Не знаю, как мое кольцо попало к тебе в дом! — В голосе Шейлы отчетливо прорезались истерические нотки, покрасневшее лицо едва не сливалось по цвету с волосами. — Я ничего не знаю об убийце дяди Джимми! Я ничего не слышала! Ничего не видела!

Я попыталась взять Шейлу за руку, но она отпрянула, глаза стали еще больше, дыхание — частым и неровным.

— Детка, успокойся.

Но она не могла — или не хотела.

— В чем дело, Шейла? — спросила я. — Что происходит? Расскажи маме, детка.

Шейла застонала и пошла мимо меня.

— Ничего не случилось, мама, мне нужно возвращаться на работу.

— Шейла! — Я протянула руку и тронула ее за плечо. Она не позволила мне ее остановить.

— Мама, я же тебе сказала, я ничего не знаю о том, что случилось с дядей Джимми. — Теперь она посмотрела мне в глаза, но ее взгляд испугал меня еще сильнее, чем эта ложь. Шейла как будто смотрела сквозь меня, не видя. — Кто бы меня ни расспрашивал, как бы на меня ни давили, это ничего не изменит, ничего нового я не скажу. Я ничего не знаю, слышишь? Я не оставляла кольцо в твоем доме. — Она заговорила тише. Теперь ее голос звучал монотонно, как будто она механически повторяла заученные или вложенные в нее кем-то другим слова. — Можешь оставить его себе! Я не хочу его больше видеть! — В голосе снова послышались истерические нотки.

Внезапно ее взгляд смягчился.

— Я люблю тебя, мама, — прошептала она, — что бы ни случилось, что бы там ни говорили, я все равно тебя люблю.

На ее тщательно подкрашенных ресницах повисла слезинка и скатилась по щеке, оставляя за собой влажный след.

Мое сердце то замирало, то пускалось вскачь. Я потянулась к дочери, но моя рука схватила воздух: Шейла торопливо бежала в магазин. Я бы пошла за ней, если бы от этого был хоть какой-то толк, но я хорошо знала свою дочь: она упряма, вся в меня. Если меня припереть к стенке, я вывернусь. Похоже, моя девочка сделана из того же теста, что и я. Догонять ее и пытаться что-то из нее выжать бесполезно.

Я медленно побрела обратно в булочную. Если бы у меня оставались хоть малейшие сомнения в правильности своего решения не бежать за дочерью, то они бы мгновенно рассеялись, когда на стоянку перед «Булкой и кренделем» въехал длинный фургон. Вернелла Спайви трудно не заметить, а его фургон не упустишь из виду даже в самый туманный день. На крыше двухтонного фургона была смонтирована спутниковая антенна, сам он был выкрашен оранжевой люминесцентной краской, на фоне которой огромными черными буквами было выведено: «Королевство спутниковых антенн», а на двери кабины чуть помельче: «Вернелл Спайви, король спутниковых антенн». Торец фургона украшал силуэт Джолин, которая указывала рукой на огромную спутниковую тарелку, едва не затмевая ее размерами своего бюста.

Глядя, как фургон выруливает на стоянку, явно двигаясь в направлении моего маленького «жука», я увидела и последнее новшество Вернелла, новый шаг в его рекламной кампании. Тут-то я поняла, что Вернелл Спайви, заявившийся в «Золотого скакуна» в голубом полиэстеровом костюме, не был мимолетным видением. Похоже, сама личность Вернелла претерпела некую трансформацию, и судя по тому, что я видела, дело обстояло серьезно.

Спутниковая тарелка, смонтированная на крыше фургона, была расписана. Картина изображала Иисуса Христа, простирающего руки к своей пастве, и лицо у Спасителя было почему-то заплаканное. Спереди, на капоте грузовика и на крыше фургона, Вернелл установил громкоговорители. На них я не сразу обратила внимание и заметила только, когда из них понеслась музыка и голос Вернелла прокаркал:

— Стой на месте, сестра, я принес великую весть из потустороннего мира.

Я замерла, прикованная к месту оглушительными звуками органа. За ветровым стеклом я увидела Вернелла с микрофоном в руке и безумным блеском в глазах.

Я стояла не шевелясь, втайне еще надеясь, что Вернелл обращается не ко мне, но это было равносильно надежде на чудо. Все, кто находился в радиусе ста метров вокруг фургона Вернелла, также застыли в оцепенении, как опоссум посреди автострады в лучах фар. Спутниковая антенна на крыше снова привлекла мое внимание, изображение Иисуса было выполнено довольно умело, простертая рука, выкрашенная золотом и выходящая за пределы тарелки, затем снова изгибалась к центру. Очевидно, художник пытался изобразить что-то вроде палочки, которой Иисус пользовался в своей работе. Я так и не поняла, что он хотел этим сказать.

Остановив фургон сразу за моим «фольксвагеном», Вернелл вышел из кабины. Представляю реакцию Шейлы, которая заметила его из магазина! Вероятно, она попытается притвориться, что видит нас впервые в жизни, и я ее не упрекаю.

Вернелл был все в том же костюме, только теперь он выглядел еще хуже. На рубашке недоставало нескольких пуговиц, на пиджаке появились пятна краски. Сам он выглядел не более трезвым, чем накануне вечером. Хотя приближался традиционный час коктейлей, было ясно, что для Вернелла «счастливый час» наступил задолго до полудня. У него на щеках темнела щетина, волосы были спутаны, глаза покраснели.

— Мэгги! — завопил он. — А я как раз тебя искал!

У него слегка заплетался язык — еще один тревожный признак. До определенного уровня Вернелл мог пить, не пьянея, и даже неплохо справляться с работой в таком состоянии, но когда пересекал черту, то первым делом терял способность произносить речи. Он еще мог ходить ровно, со стороны даже казалось, что он не так уж пьян, но те, кто знает его не слишком хорошо, не представляют, сколько Вернеллу нужно принять спиртного, чтобы казаться пьяным. Но я-то знаю. Он пропустил как минимум пять порций чего-нибудь крепкого, вероятно, виски «Джек Дэниелз».

— Эй, иди сюда, мне нужно с тобой поговорить!

Он двинулся в мою сторону, слегка пошатываясь.

— Вернелл, сядь. — Я потянула его за руку, пытаясь усадить на каменное заграждение перед магазином. Поскольку он нетвердо стоял на ногах, как только я потянула его вперед, он покачнулся и плюхнулся, как мешок с картошкой.

— Мэгги, — пробормотал он, дыша мне в лицо перегаром, — Джимми умер.

— Вернелл, я знаю. Ты же приходил ко мне вчера ночью.

Казалось, он растерялся.

— Правда? Я приходил?

— Да, Вернелл, и вчера ты был пьян, так же как и сейчас. — «И почти как всегда», — добавила я мысленно.

— Мэгги, — серьезно начал он, пропустив мои слова мимо ушей. — Я его видел!

— Кого, Вернелл, кого ты видел?

Вернелл укоризненно посмотрел на меня:

— Да Джимми же! Вчера ночью он ко мне приходил!

Бедняжка, похоже, у него начинается белая горячка.

— Дорогой, Джимми нет, он убит.

Вернелл снова посмотрел на меня все тем же взглядом.

— Как будто я сам не знаю! — громко возмутился он. — Конечно, он мертв, как же иначе он мог бы найти себя и обрести свой талант?

— Скажи, Вернелл, давно ты пьешь?

Ему и раньше случалось уходить в запой, это происходило примерно раз в три месяца, а если он попадал в стрессовую ситуацию, то и чаще. Видимо, смерть Джимми вышибла его из седла.

— Слушай меня, Мэгги, мы ведь теперь будем партнерами, так что слушай.

Я вздохнула и приготовилась слушать Вернелла до тех пор, пока он не выдохнется. В те времена, когда мы были женаты, это был единственный способ его успокоить. По-видимому, в этом смысле все осталось по-прежнему.

— Ты слушаешь? — спросил он. Я кивнула. — Ладно, — удовлетворенно произнес он и приступил к рассказу: — Мэгги, ко мне во сне явился Джимми. Он был весь в розовом!

— В розовом?

— Я знаю, знаю, о чем ты думаешь, — закивал Вернелл. — Считается, что они носят белые одеяния, я сказал Джимми то же самое, и думаешь, что он мне ответил? «Это вы тут, внизу, так думаете, но вы ничего не знаете, потому что вы не умерли!» — продолжал Вернелл. — Ну с этим я, конечно, не мог спорить, особенно когда он сказал, чего хочет от меня Бог. Представляешь, Мэгги, в мою жизнь вмешался сам Господь Бог! Мне было видение, и разрази меня гром, если это не гениальная идея по части бизнеса в придачу!

У меня неприятно засосало под ложечкой — верный признак дурного предчувствия.

— Взгляни-ка вон туда. — Мой бывший муж указал на спутниковую антенну. — Джимми мне сказал: «Вернелл, Господь пожелал, чтобы ты разносил по миру Его послание. Вернелл, раскрась свои антенны». Естественно, я ему отвечаю: «Джимми, да ты спятил?» Но он мне все объяснил. По его словам, если я нарисую на тарелках Его образ, то Его послание дойдет до каждого.

Я не знала, смеяться или плакать, поэтому просто покачала головой.

— Знаю, знаю, — с жаром продолжал рассказывать Вернелл, — я уверял Джимми, что совсем не умею рисовать, но он ответил, что теперь умею, у меня появился дар. Он даже посоветовал мне, какую краску использовать, чтобы она не повлияла на качество передачи. Латексную. Поняла? Латексную. Иисус разбирается даже в красках!

— Вернелл… — попыталась я вставить слово, но не тут-то было.

— Взгляни, Мэгги, ты видишь, какое сходство? — продолжал он.

Я оглянулась на грузовик и неохотно кивнула. Сходство налицо, ничего не скажешь.

— Но знаешь, что самое главное? Эти штуки здорово продаются! Можешь себе представить, я за один только сегодняшний день получил шестьдесят заказов! И это в Гринсборо! Детка, мы разнесем слово Божье по всему миру!

Мне не понравилось, что Вернелл все время говорит «мы».

— А что по этому поводу думает Джолин? — спросила я. Вернелл покачал головой и сплюнул на землю.

— Джолин ни хрена не знает! — заявил он. — Она думает, что самое лучшее, что я могу сделать, — это привлечь тебя к суду.

— Меня? К суду? Вернелл, мы же в разводе, с какой стати тебе подавать на меня в суд?

— На основании того, что сделал Джимми. — Он посмотрел на меня с таким видом, словно хотел сказать: «Игра окончена».

— Вернелл, мы с Джимми были только друзьями, не больше, и даже не самыми близкими друзьями.

— Как бы не так! Хотя… как знать, может, потому он это и сделал. Знаешь, Мэгги, кто это обнаружил? Роксана! Может, ты собиралась вечно скрывать от нас правду, но тебе это не удастся!

Я пыталась вставить хоть словечко, но куда там, Вернелл закусил удила.

— Естественно, я был зол как собака, когда мне Роксана все рассказала. Кстати, она до сих пор на тебя страшно злится, но я в конце концов смирился. Мы будем работать вместе… и знаешь что, Мэгги?

— Что, Вернелл?

— Может, именно так Господь Бог и сотворил для меня чудо. — Вернелл всхлипнул.

— Хватит, Вернелл Спайви, успокойся. Довольно я тебя жалела и нянчилась с тобой, как с младенцем. Возьми-ка себя в руки и объясни мне все наконец. Я хочу знать, о чем ты толкуешь, и хочу знать прямо сейчас!

Вернелл поднял на меня заплаканные глаза и тронул меня за локоть.

— Мэгги, Джимми по завещанию отписал свою долю в бизнесе тебе, вернее, тебе и Шейле. Разве ты не знала?

Я ошарашенно замотала головой.

— Если мне не изменяет память, по словам Роксаны, он оставил копию своего завещания дома. Там сказано, что свою половину того, чем мы с ним владели совместно, он оставляет тебе и Шейле. Потому, говорит, что он обещал о вас обеих позаботиться. — Вернелл настороженно прищурился. — Может, я кое-чего не знаю о Шейле?

— Ах вот как? — Я вскочила с загородки и повернулась лицом к Вернелл. — Вы, Спайви, бедную девушку и в могиле достанете! Черт вас всех подери, нет! У меня не было романа с твоим братом, и я ни о чем таком не догадывалась!

Вернелл печально улыбнулся:

— Мэгги, сейчас это уже не важно, Джимми мертв, а мы с тобой будем партнерами в фирме по продаже передвижных домов. Это судьба, Мэгги, Судьба с большой буквы.

Только не моя судьба! Только не мое будущее! Я была вне себя от ярости, у меня просто в голове не укладывалось, как такое может быть. Ох уж этот Джимми, удружил!

— Хватит, Вернелл, — закричала я, — вставай и пошли отсюда!

— Куда мы идем? — На его лице появилась глуповатая ухмылка, как бывало, когда он приходил домой пьяный и думал, что ему повезет.

— Я отвезу тебя домой.

— Я так и знал! — радостно завопил он. — Я знал, что ты меня все еще хочешь!

Какая жалкая пародия на мужчину! Я покачала головой. Мятый полиэстеровый костюм, небритая физиономия, запах перегара изо рта… И чем я только прогневила судьбу?

Схватив Вернелла за руку, я заставила его встать и потащила за собой к «фольксвагену», но оказалось, что он загородил мою машину своим фургоном.

— Давай мне ключи! — потребовала я.

Вернелл не шелохнулся, тогда я сама сунула руку в карман его брюк и достала ключи. Вернелл тупо захихикал.

— Заткнись и полезай в кабину, да не за руль, машину поведу я, ты и на ногах-то едва держишься, пьяница несчастный!

Вернелл снова захихикал.

— Мне всегда нравилось, когда ты злилась, — заявил он, обнимая меня за плечи и кладя подбородок мне на макушку.

Он был тяжелый, некоторое время я даже не могла с места двинуться, потом попыталась подтолкнуть его вперед. Со стороны мы, наверное, выглядели счастливой парочкой. Во всяком случае, именно так должно было показаться Маршаллу Уэдерзу, который следил за нами со своего наблюдательного пункта на противоположном конце автостоянки.

 

Глава 13

Я дала задний ход, фургон дернулся, Вернелл заскользил по сиденью и повалился на меня.

— Отстань, не мешай! — заорала я, пытаясь левой рукой удержать руль, а правой отпихнуть от себя Вернелла.

Он захихикал и положил подбородок мне на плечо. Я чувствовала, как он таращится на меня, а от его смрадного дыхания меня чуть не вырвало. Маршалл Уэдерз все еще наблюдал за нами, он был в темных очках, больших, как у пилота, даже на расстоянии я чувствовала, что он смеется.

— Ну его к черту, — пробурчала я и снова закричала: — А ты убери свою голову с моего плеча!

Чтобы придать своим словам больше веса, я ткнула Вернелла под подбородок.

— Ой, больно! Черт, какая ты становишься вредная, когда злишься!

Я выехала на дорогу и пристроилась в ряд, что оказалось не так уж трудно, поскольку при моем появлении большинство машин на Бэттлграунд-авеню остановилось.

Вернелл потянулся к приборной панели и что-то включил — сначала я думала, что радио, но внезапно из громкоговорителей понеслись звуки церковного гимна «Аллилуйя» из оперы «Мессия».

Я постаралась сосредоточиться на дороге, в этот час запруженной автомобилями, одновременно пытаясь приноровиться к управлению длинным фургоном и понять, как он слушается руля. Разбираться с тумблерами, регулирующими громкость, у меня не было никакой возможности, и я стукнула по приборной доске.

— Вернелл, выключи эту штуку!

Другие автомобили уступали мне дорогу, словно карете «скорой помощи». И именно в это время Вернелла угораздило задремать.

— Эй, Вернелл, проснись! Не вздумай спать!

Никакой реакции. Музыка тем временем стала еще громче, у меня над головой послышался какой-то скрежет, я вспомнила, что Вернелл установил антенну на крыше так, чтобы во время движения фургона она вращалась по часовой стрелке.

Я посмотрела в зеркало заднего вида. За нами ехал один-единственный автомобиль — коричневый седан «таурус».

— Боже милостивый, ну чем я тебя прогневила? — в сердцах воскликнула я. О чем только Господь Бог думал, посылая видения моему бывшему мужу? А чем он был занят, когда вмешательство свыше понадобилось мне? Розовые одежды!

Я лихо завернула на Индепенденс-авеню, отсюда начинался последний этап пути к кирпичному особняку Вернелла. Интересно, как мне объясняться с мисс Тарелкой? Может, мне повезет и ее не окажется дома? Тогда я просто оставлю Вернелла в кабине грузовика, а сам грузовик — на подъездной аллее. Но, как и следовало ожидать, в этот день провидение было не на моей стороне: Джолин, конечно же, оказалась дома. Такой уж неудачный выдался денек.

Коричневый «таурус» остановился под деревом, из-под ветвей которого я по вечерам наблюдала за Шейлой. Проехав по подъездной аллее, я поставила фургон на площадке перед домом, обойдясь при этом всего одной жертвой: пострадал почтовый ящик ручной работы времен королевы Виктории. Я расплющила его в блин, и, по-видимому, именно эта мелочь заставила прекрасную Джолин броситься к двери.

Она была вся в белом, начиная от обруча для волос, поддерживавшего в порядке ее высветленные локоны, до носков белых теннисных туфель. Жена моего бывшего мужа стояла в дверном проеме и наблюдала за нашим прибытием.

— Джолин, у меня для тебя посылочка! — закричала я, пытаясь перекричать музыку, не прекратившуюся, даже когда я заглушила двигатель.

Джолин прищурилась, отчего ее маленькие глазки стали еще меньше, и выпятила грудь, словно рассчитывала, что эта часть тела самостоятельно заговорит вместо нее.

«Вряд ли эти штучки тебе помогут», — пробурчала я про себя, идя к парадному входу по мощенной булыжником дорожке.

Джолин подбежала к фургону — коротенькая теннисная юбочка взметнулась вверх, демонстрируя ее загорелые бедра совершенной формы, — и заглянула в кабину.

— Что ты сделала с моим мужем? — взвизгнула она. — Он мертв?

— В некотором роде. Он мертвецки пьян, так что можно считать, что для мира он на какое-то время почил. Но кажется, это не совсем то, что ты имела в виду, правда?

Обитатели окрестных особняков стали выходить на улицу, бросая в нашу сторону кто возмущенные, кто любопытные взгляды.

— Выключи музыку! — потребовала Джолин, топая по земле маленькой ножкой в белой теннисной туфле.

— Ну уж нет, дорогуша, все, что его, то твое, сама и выключай.

Она решительно подошла к грузовику, залезла в кабину и выдернула ключ из замка зажигания. Это не помогло. Она повозилась некоторое время с разными переключателями, но и это не помогло. В конце концов Джолин сдалась. К этому времени из динамиков понесся «Рок столетий».

— До меня дошли слухи, что ты уговариваешь Вернелла подать на меня в суд? — сказала я, подходя к ней сзади.

От неожиданности Джолин вздрогнула.

— Да, это так, — холодно ответила она. — Джимми был к тебе неравнодушен, и ты использовала его чувства в корыстных целях. — В кабине грузовика Вернелл замычал во сне. — Убирайся из моего дома!

— Уйду, когда сочту нужным, — сказала я, — сначала нам с тобой нужно закончить кое-какие дела.

Джолин попятилась от меня и запыхтела как паровоз.

— У меня с тобой нет никаких дел! — Она тряхнула обесцвеченной гривой, как будто пыталась меня стряхнуть, но я снова вторглась в ее личное пространство.

— Ты порочишь меня в глазах дочери, мне это не нравится, — сказала я.

— Я всего лишь сказала ей правду, — возразила Джолин.

Я сгребла в кулак подол ее тонкой белой футболки.

— Правда состоит в том, что я не убивала Джимми Спайви, и ты не имеешь никакого права утверждать, будто я это сделала.

У меня за спиной хлопнула дверца машины, послышались шаги. Звук шагов быстро приближался, вот он уже слышался с подъездной аллеи. Я знала, кто это идет, но, по правде говоря, мысль, что к обвинению в убийстве мне могут приплюсовать обвинение в оскорблении действием, меня не очень беспокоила. Я была слишком возбуждена, и возможность украсить смазливое личико Джолин синяком под глазом представлялась мне весьма заманчивой.

— Если ты хотя бы намекнешь на то, что я не самая образцовая мать, я вернусь и своими руками тебя убью!

— Достаточно!

Сильные руки Маршалла Уэдерза схватили меня за локти, вынуждая отпустить Джолин, которая начала всхлипывать.

— Офицер, арестуйте ее! — завизжала она. «Похоже, придется провести вечер в каталажке», — мелькнула у меня мысль.

Лицо Уэдерза оставалось непроницаемым, выражение глаз скрывали темные очки.

— Ну-у, — с расстановкой произнес он, — пожалуй, я мог бы это сделать.

Я почти чувствовала, как на моих запястьях защелкиваются холодные блестящие наручники. Перспектива угодить за решетку становилась все более реальной, я уже чувствовала запах тюремной кормежки.

— Но если я арестую мисс Рид, — продолжал Уэдерз, — у вас могут возникнуть определенные неприятности.

— Что вы имеете в виду? — Джолин выпятила грудь, чуть ли не тыча ею Уэдерзу в лицо, и улыбнулась, как пятнадцатилетняя девочка.

— Поясняю. Если я вызову сюда патрульную машину и напишу рапорт, мне придется привлечь вас к ответственности за нарушение общественного порядка. Во-первых, за нарушение постановления муниципалитета об ограничении шума в городе, во-вторых, за нарушение правил парковки, ну и еще кое-что по мелочи наберется.

Джолин окинула его уничтожающим взглядом.

— Что же это получается? Выходит, вы на ее стороне? Тело моего брата еще не остыло, а убила его эта женщина. Я думала, полиция будет более заинтересована в торжестве правосудия.

Но Уэдерза оказалось не так-то легко сбить с толку.

— Нет, мэм, я не принимаю чью-либо сторону, а всего лишь констатирую факт. Если я вызову машину, дело примет официальный характер, и я уже не смогу повлиять на ход событий. Думаю, будет лучше, если я просто выпровожу нежеланную гостью с вашей территории, а вы тем временем займетесь этим грохотом. — Он кивнул на грузовик, из громкоговорителей которого по-прежнему неслась музыка, только теперь это был другой гимн. — Кроме того, — тут он любезно улыбнулся мне, — у меня есть несколько вопросов к мисс Рид.

Вернелл заворочался и захрапел, соревнуясь в громкости с музыкой.

— Ладно, — крикнула Джолин, — заберите ее отсюда и не подпускайте больше к нашему дому! Похороны завтра, но мы не хотим, чтобы на заупокойной службе присутствовали всякие убийцы.

Я хотела было высказать все, что думаю по этому поводу, но Уэдерз крепче стиснул мою руку и потащил по дорожке, уводя подальше от Джолин.

— Ни слова больше, пока я не посажу вас в машину и мы не уедем отсюда, — процедил он сквозь зубы. Его усы щекотали мне ухо. — Она вполне могла бы упрятать вас за решетку.

— За что?

— Для начала хотя бы за угрозы. У вас, мисс Рид, очень буйный темперамент.

Мы дошли до машины.

— Тогда лучше не злите меня, детектив.

Уэдерз открыл передо мной дверь переднего сиденья.

— Я же себе не враг.

Я оглянулась на замок Вернелла. Грузовик все еще изрыгал музыку, Джолин теребила бесчувственное тело пьяного мужа. «А ведь все могло быть гораздо хуже, — вдруг осенило меня, — на ее месте могла быть я». Как говорит мама: «Не домогайся мужа соседки, пока не пройдешь милю в башмаках его жены».

Машина плавно тронулась с места, шурша колесами по асфальту. Детектив Уэдерз молчал, я была не в настроении вести беседу, боясь вляпаться еще глубже. Похоже, внимание полиции к моей персоне стало несколько чрезмерным, и я решила, что надо каким-то образом постараться избегать Уэдерза, но не забывать о нужной мне информации.

Словно прочтя мои мысли, Уэдерз повернулся ко мне и спросил:

— Ну, чей покой вы собираетесь нарушить дальше?

— Я не собиралась нарушать ничей покой, а ездила повидаться с дочерью, — спокойно сказала я. — Потом появился ее папаша, вдребезги пьяный, ну я и отвезла его домой, причем не столько ради самого Вернелла, сколько ради Шейлы. Когда Вернелл срывается и начинает пить, как сейчас, это позорит его семью, а ранимые девочки-подростки воспринимают такие вещи особенно болезненно.

Мы въехали на территорию пригородного торгового центра, Уэдерз свернул на стоянку, где стоял мой «жук».

— И вы пытаетесь заставить меня во все это поверить, — заметил он.

— На самом деле мне глубоко плевать, во что вы верите, а во что — нет. Главное, что я сама знаю правду.

Поставив «таурус» рядом с моим скромным «жуком», Уэдерз снова повернулся ко мне и положил руку на спинку сиденья у меня за спиной, его пальцы почти касались моего плеча.

— Вот именно, вы знаете правду. Правда — это как раз то, что мне от вас нужно, Мэгги.

Он позволил своей руке соскользнуть со спинки вниз, его пальцы стали касаться моего плеча. Потом он легонько погладил пальцем мою шею, и я оцепенела.

— Я вам пока не лгала, — соврала я, но мое сердце в этом не участвовало. Что он со мной делает?

Я повернулась и взялась за ручку двери. Если я задержусь в его машине еще хоть немного, дело кончится тем, что я начну городить ложь одну на другую или, что еще хуже, попаду в его паутину, которую он плетет, кажется, без малейшего усилия.

— Прежде чем вы уйдете… — Уэдерз говорил тихо, но в голосе снова послышались металлические нотки, — хочу предложить вам кое-какую информацию к размышлению. Подумайте на досуге о том, что я скажу.

Он убрал руку.

— Что же это, интересно?

Мое сердце снова забилось быстрее, я чувствовала, что Уэдерз за мной наблюдает, в салоне витал запах его одеколона, я слышала, как поскрипывает кожа его куртки, когда он слегка, совсем чуть-чуть пододвинулся ко мне. «Прикоснись ко мне снова, ну хоть один раз, хоть на миг…»

— В среду вечером Шейла не вышла на работу, — сказал он.

— Подумаешь, велика важность. Всякому случается иногда не выйти на работу, — небрежно ответила я, хотя сердце бешено заколотилось. «Нет, нет, нет!»

— Мачехе она сказала, что идет в булочную, но сама позвонила хозяину и сказала, что заболела.

Я ничего не ответила, просто не могла.

— Мне она сказала, что отправилась походить по магазинам, — медленно продолжал Уэдерз, — но я ей не верю. Вам что-нибудь об этом известно?

— Когда вы допрашивали мою дочь? Почему я при этом не присутствовала? — Мой голос дрогнул, к моему ужасу, он звучал как голос человека, у которого совесть не совсем чиста.

— Я говорил с Шейлой вчера, в моем кабинете, при нашем разговоре присутствовали ее отец и мачеха. И это был не допрос, а просто беседа, как с вами: ваша дочь не является подозреваемой.

Мне хотелось броситься на Уэдерза и вцепиться ему в горло. Или поколотить. Все романтические мысли разом испарились. Я готова была убить его только за то, что он посмел приблизиться к моей девочке. Однако усилием воли я удержала себя на месте. Ради Шейлы я не имею права показывать перед ним свой страх.

— Я снова опаздываю на работу. — Мне удалось произнести эту фразу довольно сдержанно. Я взялась за ручку двери и собиралась уже выйти из машины, но потом решила, что мне хватит выдержки сделать свой ход в его игре. — Вы, кажется, еще о чем-то хотели меня спросить? — Я очень надеялась, что мой голос звучит равнодушно, как будто местопребывание Шейлы в тот вечер, когда произошло убийство, не имеет значения.

— Ах да, чуть не забыл. — Уэдерз наклонился ко мне. — Я тут подумал, что мы могли бы поговорить о том, что случилось вечером накануне свадьбы Джимми. Было бы интересно выслушать вашу версию событий.

Я выскочила из машины и захлопнула за собой дверь. Кто разоткровенничался на этот раз? Кто вообще станет, находясь в здравом уме, распространяться о том маленьком эпизоде? Ответ был только один — Роксана.

 

Глава 14

В тот вечер в «Золотом скакуне» танцевали все. В городе гастролировал мужской танцевальный ансамбль «Молодые жеребцы». Его участники выступали в нашем клубе и сами вышли на танцевальную площадку. Это надо было видеть! Ватага молодых крепких сельских парней — накачанные мускулы, загорелые от работы на солнце лица, гладко зачесанные назад волосы. Джинсы обтягивали их бедра настолько плотно, что, кажется, представляли угрозу для их мужской детородной функции. Вся компания собралась прямо передо мной, так что мне приходилось делать над собой усилия, чтобы думать только о работе.

Уэдерз узнал обо мне куда больше, чем мне удалось узнать о нем. История с Диггером не в счет, думаю, Уэдерз упомянул ее только ради того, чтобы показать, как много он способен обо мне накопать. Сама по себе эта история больше не могла мне повредить в отличие от другого происшествия — накануне свадьбы Джимми, во время ее репетиции.

Когда началась песня «Мое сердце в огне, но твои руки еще холодны», ко мне подошел Джек.

Это была заводная песенка о пьяном ковбое, который упустил свою любовь, и его девушка ушла к другому. Неутомимые «жеребцы» и запыхавшиеся девицы в ковбойских нарядах помогали мне разогреть публику еще сильнее. Если кто-то в этот вечер и будет возвращаться из клуба в одиночку, то по своей собственной вине.

— Эвелин понадобилась моя машина, — сказал Джек, — можешь подвезти меня сегодня до дома?

Я покосилась на него и кивнула. Что все-таки за штучка эта Эвелин, почему она не может сама подвезти Джека? Если она будет продолжать в том же духе, то в один прекрасный день потеряет своего друга. Впрочем, если она такая же, как он, то у них, вероятно, свободные отношения. Кто знает, может, она вообще живет в какой-нибудь коммуне с двумя или тремя парнями. Я бы так не смогла, наверное, я слишком старомодна.

Песня подходила к концу, Спаркс кивнул ансамблю, чтобы они играли антракт.

— Друзья, мы ненадолго вас покинем, — объявил он. — Нам нужно отойти по одному делу, если вы понимаете, что я имею в виду.

Он засмеялся, зал ответил ему хохотом. Но лично у меня была только одна мысль: поскорее глотнуть свежего воздуха и хотя бы ненадолго остаться одной. Иногда от вида всех этих парочек на танцплощадке меня начинает мутить. Я ушла за кулисы, прошмыгнула мимо рабочих сцены и девушек-фанаток, поджидающих ребят из ансамбля, вышла через запасной выход на улицу и подошла к своей машине. Здесь меня никто не станет высматривать, особенно если я не буду включать мотор, поэтому я залезла в машину, рассчитывая остаться незамеченной. Мне нужно было побыть одной и подумать.

Джимми женился пять лет назад, в августе. В то время мы все думали, что знаем, почему именно он женился. Должно быть, Роксана беременна, как же иначе? Джимми боялся женитьбы как огня и делал все, чтобы ее избежать. И вдруг всего лишь через четыре недели после знакомства с Роксаной он объявил о свадьбе.

В то время мы трое — Вернелл, Шейла и я — жили в Окридже, на так называемой городской ферме. На самом деле это был кирпичный дом с тремя спальнями, стоящий на земельном участке площадью четыре акра. Для ухода за такой площадью требовалась газонокосилка, и на этом основании, а еще потому, что на некотором расстоянии от дома находился отдельно стоящий гараж, похожий с виду на амбар, Вернелл стал называть дом фермой.

Местечко было довольно милое, дом стоял на небольшом возвышении, в стороне от дороги. Во всю ширину фасада тянулась веранда, летом мы любили сидеть там и смотреть на проезжающие по дороге машины и на пшеничные поля, которые начинались по другую сторону дороги, там, где жили настоящие фермеры. Мы сидели на веранде и в тот теплый вечер, когда Джимми явился сообщить о своем намерении жениться на Роксане.

Он свернул с дороги на нашу пыльную подъездную аллею, на повороте его красный пикап занесло, так что гравий из-под колес полетел во все стороны.

— Мчится так, будто за ним сам черт гонится, — пробурчал Вернелл, глядя, как Джимми мчится в машине вверх по склону холма. — Небось у него опять какие-то неприятности. Знаешь, этот бездельник уже начинает мне надоедать. Чтобы управлять фирмой, не обязательно быть семи пядей во лбу, но уж если ты никак не можешь с этим справиться, так найми кого-нибудь, кто сможет. Да если бы Джимми нанял вместо себя управляющего, а сам целыми днями играл в гольф, у него и то было бы больше денег, чем сейчас, когда он пыжится управлять сам.

Я промолчала, так как для меня в словах Вернелла не было ничего нового. Братья Спайви ссорились постоянно и по всякому поводу, а когда один из них, а то и оба сразу напивались, становилось еще хуже.

— Черт бы его побрал, — пробурчал Вернелл, вставая с кресла-качалки. — Опять явился к обеду. Провалиться мне на этом месте, если Джимми не чует запах твоей стряпни еще из города. Эй, Джимми! — рявкнул он, спускаясь по ступенькам с веранды. — Ты весь мой газон испортишь!

«Мой газон»! Как бы не так! Вернелл рассудил, что раз он купил мне подержанную газонокосилку, то на этом его часть работы по уходу за лужайкой заканчивалась.

Джимми выбрался из пикапа, кепка на голове надета задом наперед, в руке — недопитая бутылка пива. Ничего хорошего это не предвещало. Может, хоть обед поможет ему немного протрезветь.

— Привет, Джимми, — окликнула я, — заходи! Ты вовремя, мы как раз собирались обедать.

— Я не могу засиживаться! — закричал Джимми, как будто я была от него футах в десяти и не могла расслышать ни одного слова. — Я заехал только на минутку, хочу вам кое-что сообщить.

Он смотрел только на меня, словно его брат не стоял рядом.

Я поднялась, решив про себя, что не потерплю никаких глупостей.

— Как это на минутку! А я приготовила твое любимое блюдо — жареного цыпленка.

Джимми явно колебался. Сделав пару шагов к веранде, он спросил:

— С зеленым горошком или с бобами?

— С бобами и картошкой, а еще испекла кукурузный хлеб с сыром. На десерт у нас сегодня банановый пудинг со сливками. Так что давай, заходи. — Я в любом случае не собиралась отпускать деверя, и дураку понятно: он пьян и не может вести машину.

Двигаясь удивительно ровно для пьяного, Джимми подошел к веранде, поднялся и сел на верхнюю ступеньку.

— Банановый пудинг, говоришь? Со сливками? — Джимми вдруг прослезился, рука, сжимавшая горлышко пивной бутылки, задрожала. — Ох, Мэгги, как же мне будет не хватать твоей стряпни!

Я присела рядом с ним. Вернелл наблюдал за Джимми, как за диковинным насекомым. По его представлениям, мужчина не должен распускать нюни даже в подпитии.

— Ну зачем ты так, Джимми! Ты же знаешь, что Вернелл просто шутит, когда дразнит тебя, что ты слишком часто у нас обедаешь. — Джимми и впрямь ел с нами едва ли не чаще, чем с собственной мамочкой, но я ничего не имела против. — Мы всегда рады тебя видеть, правда, Вернелл? — Я выразительно посмотрела на мужа, он пробурчал что-то невнятное, по-прежнему глядя на Джимми, как охотничья собака на скунса.

— Нет, ребята, все, — с какой-то даже злобой воскликнул Джимми. — Я женюсь. В следующую субботу.

Это заявление наконец проняло Вернелла.

— Так вот оно в чем дело! — закричал он. — То-то ты так расчувствовался! Значит, решил-таки расстаться со своей холостяцкой свободой? — Вернелл издал боевой клич индейцев. — Ну и кто же тюремщик, то есть, извиняюсь, счастливая невеста?

Я встала и потянула Джимми за руку.

— Давайте поговорим об этом за обедом, — предложила я. — Джимми, когда ты последний раз ел?

— Не помню. — Его голос не показался мне похожим на голос счастливого жениха.

— Ну вот видишь? В этом все дело. Тебе нужно перекусить, не может же человек сидеть на одном пиве.

Мы с Джимми отправились на кухню, Вернелл пошел за нами, держась на порядочном расстоянии — на случай если его братец снова расчувствуется. Братья уселись за стол друг против друга, предоставив мне бегать по нашей просторной кухне, собирая на стол тарелки и приборы. В комнате витали аппетитные запахи жареного цыпленка и теплого кукурузного хлеба. Я всегда любила это время перед обедом — аппетитные запахи и звон посуды создают ощущение уюта, как бы вытесняя реальную жизнь дома, где слишком много напряжения и слишком мало любви между супругами.

Я занялась делом, стараясь не мешать братьям поговорить, но скоро поняла, что Джимми следит за каждым моим движением и специально говорит громче, чтобы я могла его слышать. У меня появилось неприятное предчувствие насчет его помолвки, и чем дольше я слушала, тем больше оно крепло.

— Ее зовут Роксана, — говорил Джимми, — она вдова. Мы познакомились… — Он упомянул название бара, прославившегося тем, что ни одна субботняя ночь не обходится там без пьяной драки.

«Хорошенькое местечко для знакомства с женщиной», — подумала я.

— Раньше Роксана каталась на роликовых коньках, выступала за «Рокеттс», но однажды на соревнованиях ей подставили подножку, она разорвала связки в колене и была вынуждена уйти из спорта.

— Джимми, вы давно знакомы? — не удержавшись, я вмешалась в разговор.

— Четыре недели, по-моему, достаточно давно. Я знаю, вы скажете, что за четыре недели человека не узнаешь, но я уже все знаю. Роксана — та женщина, на которой я хочу жениться.

Вернелл захихикал, но Джимми и глазом не моргнул. В любое другое время он бы оскорбился и бросился на брата с кулаками, но сейчас мнение Вернелла его, похоже, не волновало.

— Ты ее любишь? Ты хотя бы познакомился с ее родными? — не унималась я. Джимми вздохнул:

— Мэгги, время пришло. Не могу же я ждать до бесконечности, мне пора жениться.

В отличие от Вернелла я все поняла. Джимми женится от отчаяния и одиночества. Он в конце концов перестал ждать и надеяться, что я брошу Вернелла и выйду замуж за него. В тот вечер я старалась образумить своего глупого деверя, но в присутствии Вернелла не могла говорить открыто. Позже я всю неделю пыталась встретиться с Джимми наедине, но он меня избегал. Знал, что я стану отговаривать его от женитьбы на Роксане, бывшей спортсменке, у которой он стал бы третьим мужем.

В следующий раз я увиделась с Джимми только вечером накануне свадьбы. Тогда-то и разразился скандал, и именно в тот вечер стало ясно: нам с Роксаной никогда не подружиться.

Репетиция свадьбы, второпях устроенная миссис Спайви, проходила в клубе «Ужин в сумерках», расположенном на двадцать девятом шоссе, на выезде из города по направлению к Ридсвиллу. Место выбрали по двум причинам. Во-первых, это был любимый ресторанчик Спайви-старших, где они часто ужинали по субботам, а во-вторых — единственное место, где они, как постоянные клиенты, могли снять зал за такой короткий срок.

«Ужин в сумерках» был открыт вскоре после Второй мировой войны, поначалу как танцевальный клуб для жителей Гринсборо, возвращающихся в родной город с фронта. За сорок с лишним лет заведение не сильно изменилось. Местный ансамбль все так же играл популярные мелодии послевоенных лет, причем большинство музыкантов работали в клубе со дня его открытия. Массивная входная дверь, обитая кожей, была украшена вензелем из заглавных букв названия клуба, выложенных латунными шляпками гвоздей.

Миссис Спайви обсуждала детали организации вечера лично с Тревисом Дином, которому уже перевалило за семьдесят. Для перевозки гостей был нанят автобус. Главным украшением стола должен был стать торт, изготовленный в старейшей в городе кондитерской «У Флоры». Торт был спрятан в огромной белой коробке. Миссис Спайви заверила нас, что этот вечер запомнится нам надолго. То обстоятельство, что будущая невестка не нравилась ей ни внешне, ни по характеру, по-видимому, никак не повлияло на программу вечера. Миссис Спайви была счастлива уже потому, что Джимми просто женится. По мнению матери Джимми, холостой сын, которому перевалило за тридцать, бросал тень на свою мать и заставлял подозревать ее в каких-то недостатках, а у нее, разумеется, недостатков не могло быть в принципе. Она почти сорок три года проработала на мельницах, дослужившись до должности начальника смены, и никогда никому и ни в чем не давала спуску, в том числе и сыновьям, и своему слабохарактерному мужу Вернеллу-старшему. Крупная, широкоплечая миссис Спайви красила волосы в рыжий цвет, носила огромные очки, на пальцах ее сверкали массивные кольца с огромными цирконами.

На нашей подъездной аллее в Окридже автобус появился за сорок минут до начала торжества в «Ужине в сумерках». Из-за того что автобус, в свое время переоборудованный из школьного, был снабжен баром и вместе с гостями ехал бармен, все гости и сама устроительница торжества миссис Спайви были уже в изрядном подпитии.

Когда Вернелл вошел в автобус и увидел, что отстал от остальных, он сразу же направился к барной стойке наверстывать упущенное. Я остановилась возле водителя и огляделась.

Во всем автобусе личность только одной женщины я не могла установить, следовательно, это и была невеста Джимми, Роксана. Пять лет назад Роксана выглядела совсем по-другому, чем сейчас. Когда мы ее увидели, Вернелл и я разом беззвучно ахнули — как позже выяснилось, по разным причинам. Вернелла поразил внушительный размер бюста Роксаны, а я была поражена сходством между нами — разумеется, если не считать физических размеров.

Роксана, как и я, была невысокого роста, только еще ниже меня, а ее ярко-рыжие волосы были точно такого же оттенка, как у меня. Я перевела взгляд с невесты на жениха и увидела, что Джимми победно улыбается, словно говоря: «Ну, что ты теперь скажешь?» Я лишь покачала головой. Теперь у меня не осталось сомнений в том, что нужно действовать, и немедленно.

К тому времени как автобус подкатил к стоянке перед клубом, в нем не осталось ни одного трезвого представителя семейства Спайви. Миссис Спайви первой вышла из автобуса и возглавила шествие к дверям клуба. Ее манто из фальшивой норки болталось где-то за спиной, она почти ничего перед собой не видела из-за огромной белой коробки с тортом, которую держала в руках.

Вслед за старшими Спайви из автобуса вышли жених и невеста. Роксана висла на руке у Джимми и заглядывала в лицо сквозь кружево белой фаты, которую она непременно пожелала надеть на репетицию свадьбы, состоявшуюся, кстати сказать, прямо в автобусе. Священник, которого миссис Спайви удалось заманить на эту церемонию, придержал перед счастливыми молодыми дверь. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он делал это не столько из вежливости, сколько для поддержки, потому что сам нетвердо стоял на ногах. Служитель церкви явно сошел со стези воздержания и устремился по тропе излишеств.

Входя в клуб, мы подняли такую суматоху и наделали столько шуму, что даже ансамбль, с притопыванием и прихлопыванием исполнявший разухабистую песню, был вынужден прерваться. По сигналу управляющего мистера Дина музыканты заиграли весьма бурную версию песни «Вот идет невеста».

Роксана и Джимми величавой, хотя несколько нетвердой походкой проследовали на середину танцевальной площадки, залитые лучами красного цвета. Какие-то мгновения даже казалось, что семья Спайви выглядит нормально. Счастливые, смеющиеся, слегка покачивающиеся от спиртного, Спайви решили постараться на славу ради своего Джимми.

Вечер летел стремительно, если только мои часики каким-то загадочным образом не сжимали время. Провозгласили тост за счастливую пару. Подали горячее. И вот уже гости стали покидать столики, выходя на танцевальную площадку или перемещаясь к бару. Мамаша Спайви дремала за столом, уронив голову в пустую тарелку. Папаша Спайви воспользовался случаем потанцевать с официанткой. Роксана вышла попудрить носик. Джимми, на какое-то время забывший о моем присутствии, стал снова самим собой.

Он ел бифштекс, сосредоточенно работая челюстями, темные волосы упали на лоб. Я взглянула на него, и на мгновение он показался мне тем, кем, в сущности, и остался в душе: грустным маленьким мальчиком.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала я, — и никакие отговорки не принимаются.

Нас разделяли всего четыре стула, поэтому я не старалась говорить громко, но звук моего голоса все равно заставил Джимми вздрогнуть. Он поднял взгляд, вспыхнул, сглотнул и замер с поднятой вилкой, не донеся ее до рта.

— Мэгги, не надо.

Его лицо приняло упрямое выражение, он ни за что не хотел думать о том, что собирается сделать.

— Нет, Джимми, нам нужно поговорить. Ты совершаешь ошибку: нельзя жениться по таким причинам, по которым собираешься ты.

В это время руководитель ансамбля стал исполнять сольную партию на саксофоне, и мне пришлось заговорить громче. Я наклонилась к Джимми. Он тоже повысил голос:

— Ты меня убиваешь!

Как на грех именно в это время саксофонист закончил играть, и голос Джимми прогремел чуть ли не на весь зал. Джимми покраснел и поспешно отправил в рот кусок бифштекса, который так и держал на вилке.

— Мэгги, оставь его в покое! — закричала миссис Спайви.

Я поняла, что безответная любовь Джимми не осталась совершенно незамеченной. Джимми ужасно смутился, покраснел еще гуще и тут же преувеличенно громко закашлялся, уставясь на свои колени.

— Миссис Спайви, он ее не любит, это единственное, что мне не нравится во всем этом деле.

Продолжая кашлять, Джимми схватился за горло и задергался на стуле. Он явно переигрывал, как это случалось со всеми Спайви.

— Не важно! — крикнула в ответ миссис Спайви. — Не может же он всю жизнь сохнуть по жене своего брата!

Джимми соскользнул на пол и свалился под стол. Мне показалось, что это слишком — даже для Спайви. Он покраснел как рак и закатил глаза. Испугавшись, я нырнула под стол и на четвереньках поползла к Джимми.

Наверху, над столом, раздался вопль миссис Спайви:

— А ну-ка вылезайте из-под стола, бесстыдники!

Вряд ли она понимала, что я делаю, но у меня и без того хватало забот с Джимми, чтобы еще возиться с его мамашей.

— Джимми, ты меня слышишь?

Его красное лицо постепенно становилось лиловым. Я наклонилась к самому его рту. Ни звука. В эту самую минуту из дамской комнаты вернулась Роксана.

— Это еще что такое? Чем вы там занимаетесь?

Я ощупала пальцами горло Джимми, но ничего не почувствовала, тогда я приложила рот к его рту и выдохнула. Роксана присела и заглянула под стол.

— Джимми! Господи Боже! — Она вскочила как ужаленная и закричала миссис Спайви: — Они занимаются сексом под столом! И это на репетиции нашей свадьбы!

Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ансамбль перестал играть, а гости повскакивали с мест и все разом бросились к нашему столу. Пытаясь привести в чувство Джимми, я почувствовала, как пол дрожит от топота десятков ног.

— Помогите вытащить его из-под стола! — крикнула я, но гостям, похоже, было куда интереснее слушать Роксану, чем меня.

Тогда я перевернула Джимми на живот, встала рядом с ним на колени и попыталась его приподнять. Сложив руки в замок примерно на уровне его диафрагмы, я изо всех сил потянула вверх. Вдруг кто-то оттолкнул меня в сторону.

— Мерзавец, оставь мою жену в покое! — закричал Вернелл.

Он обхватил брата поперек туловища и попытался вытащить из-под стола. Резкий рывок — Вернелл оторвал брата от пола, поднял его, покачнувшись под его весом. Изо рта Джимми вылетел большой кусок мяса, пролетел мимо меня под столом и шлепнулся на колени миссис Спайви.

Джимми очнулся, захрипел и открыл глаза в то самое мгновение, когда Вернелл размахнулся и ударил его кулаком в лицо.

— Не смей! — завизжала миссис Спайви, но было поздно.

Джимми уже снова осел на пол, а Вернелл стоял над ним, переводя безумный взгляд с меня на мать и обратно.

— Я все слышала! — воскликнула миссис Спайви. — Джимми сказал, что она его убивает.

Роксана метнулась было ко мне, но кто-то удержал ее, схватив за руки. Джимми закашлялся и завозился на полу, пытаясь подняться на ноги.

— Он же подавился мясом и задыхался! Разве вы не видели, что у него из горла вылетел кусок бифштекса?

Меня никто не слышал, наверное, потому, что все кричали одновременно. Джимми с трудом поднялся и с ошеломленным видом уставился на меня.

— Что случилось? — пробормотал он.

Теперь гости, по-прежнему говорившие все разом, повернулись к нему. Разобрать что-либо в этом гвалте было невозможно. Каким-то образом Джимми убедил рассерженную и возмущенную Роксану, что он подавился и мы вовсе не целовались. Поскольку сам пострадавший свидетельствовал в мою защиту, и маме Спайви, и всем гостям пришлось волей-неволей признать, что я не пыталась убить своего деверя, но по глазам присутствующих я видела, что кое-какие сомнения в чистоте моих намерений все же остались, особенно у миссис Спайви и Роксаны.

Сейчас, мысленно возвращаясь в ту памятную ночь, я поняла, каким образом Маршалл Уэдерз снова сделал обо мне превратные выводы. У нас в деревне говорили: «Если животное выглядит, как собака, лает, как собака, и пахнет, как собака, значит, это и есть собака». Но как бы я ни выглядела, чем бы от меня ни пахло, я не убийца.

— Вернешься в клуб или собираешься заночевать в машине?

Джек незаметно подкрался ко мне, во всяком случае, я не слышала, как он подошел. Я сидела, глубоко задумавшись, пока он, постучав в стекло, не вернул меня к действительности. Джек стоял, прислонившись к переднему крылу, и ждал.

Я зашевелилась на сиденье.

— Иди вперед, я приду через минуту.

— С тобой все в порядке? — сочувственно спросил Джек.

— Да, более или менее. — Я не сразу нашла в себе силы поднять на него глаза.

Джек пожал плечами и пошел обратно. Он обладал, на мой взгляд, одним хорошим свойством: если я говорила, что все отлично, он с этим соглашался, какими бы очевидными ни были свидетельства в пользу обратного. Когда я вышла из машины, Джек входил в клуб не оглядываясь.

Я поднималась по лестнице и уже подходила к двери запасного выхода, как вдруг услышала позади себя какой-то щелчок и увидела короткую вспышку. Понадобилась секунда, чтобы догадаться: в меня кто-то стрелял. Кажется, я завизжала — точно сама не знаю, — рванулась к двери и резко дернула за ручку. Каждая клеточка в моем теле дрожала от страха. В клуб я не вошла, а, скорее, ввалилась и была так напугана, что бросилась к первому попавшемуся человеку. Это был Клетус.

— На помощь! — завопила я. Меня раздирали противоречивые чувства: я была напугана до полусмерти, но какая-то часть моего существа яростно протестовала против этого. «Нелепость, бред! Этого не может быть! Никто не станет в тебя стрелять!» — кричал во мне какой-то голос. Клетус отреагировал так, как и положено хорошему вышибале, — быстро, без суеты, уверенно, не роняя чувства собственного достоинства. Он стоял рядом со мной — весь в черном, с накачанными мышцами, лысина поблескивала в свете ламп, возле уха был прикреплен крошечный телефон, проводок от которого тянулся к маленькой коробочке у пояса. Клетус был на работе.

— Что случилось? — спросил он, прочесывая взглядом пространство по квадратам в поисках возможных источников опасности. Я молча указала на дверь запасного выхода, к этому времени во мне победила та часть, которая не верила в реальность выстрела. Я была очень растерянна и немного смущена, но выглядела, кажется, почти спокойной.

— Там… кажется, кто-то в меня стрелял.

Ансамбль, не подозревая о моих трудностях, увидел меня и заиграл вступление к моей песне. Пора было возвращаться на сцену. Тут меня пронзила новая мысль: «А что, если стрелявший вошел в клуб? Вдруг он уже в зале, среди посетителей?»

Клетус поговорил с кем-то по рации. Из противоположной части зала двинулись два охранника — один направился к главному входу, другой — к двери запасного выхода. Парень у главного входа снял телефонную трубку.

— Клетус, а вдруг он уже здесь? — спросила я.

— Не волнуйся, с оружием он в зал не попадет, — невозмутимо откликнулся Клетус.

— Откуда ты знаешь?

Он посмотрел на меня:

— Знаю, и все тут. Ты в безопасности.

Действительно ли можно рассчитывать, что Клетус хорошо знает свое дело? За шесть месяцев, что я работаю в клубе, здесь ни разу не было ни одного серьезного происшествия. Но с другой стороны, кто-то только что пытался меня подстрелить.

Ансамбль продолжал играть, приближался такт, с которого я обычно запевала. Мне нужно было или немедленно выходить на сцену, или пропустить вступление и после концерта объясняться со Спарксом. Я взбежала по лестнице, ведущей на сцену. В конце концов, это моя работа, я должна ее делать, а Клетус пусть делает свою.

Я схватила микрофон и вышла на сцену.

На танцевальную площадку вернулись «Молодые жеребцы», ночь приближалась к своему гормональному пику. Началось последнее отделение, последний шанс для тех, кто еще не нашел себе пару, успеть это сделать, пока бармен не объявил последний заказ и в зале не начали постепенно гасить свет. Все, кто хотел танцевать — с партнером или без, — высыпали на танцевальную площадку. Ко мне подошел Джек и тихо спросил:

— Почему вернулись копы?

Я посмотрела в зал поверх голов танцующих. Клетус разговаривал с двумя полицейскими. По-видимому, полицию вызвал он.

— На стоянке, когда ты уже вошел в дверь, в меня кто-то стрелял.

Я посмотрела на полицейских, ожидая увидеть за ними Уэдерза, но его не было видно. Если он и приехал, то в зал не вошел.

Джек схватил меня за руку. Бэр играл последние аккорды песни, пары и одиночки кружились по площадке, глухие и слепые ко всему, кроме своих движений. Мы с Джеком находились в самом эпицентре вечернего шторма.

— Он не… ты не… — Джек растерялся.

— Нет, я в порядке, он в меня не попал.

Я вернулась к микрофону. Мне не хотелось думать о выстреле, я хотела уйти в музыку, остаться в одиночестве. Я хотела быть певицей, а не жертвой.

 

Глава 15

Полицейские, двое молодых парней, которых я до сих пор не видела, собрали показания о происшествии и уехали. То обстоятельство, что в меня кто-то стрелял, их нисколько не удивило. На Хай-Пойнт-роуд, в том районе города, где стоял клуб, стрельба в субботу ночью отнюдь не редкость.

Клетус проводил нас с Джеком до моей машины и с важным видом осмотрел ее всю, прежде чем позволить мне сесть за руль.

— Не волнуйся, Мэгги, — сказал он, кладя мне на плечо большую руку, — мы тебя в обиду не дадим. А насчет этой стрельбы — наверное, какие-то обормоты просто хватили лишнего и не видели, куда палят.

Я кивнула, хотя ни на секунду не поверила.

— Полицейские нашли что-нибудь, когда осматривали стоянку?

Я огляделась, мне вдруг стало казаться, что за каждой машиной, в каждом укромном уголке притаился бандит. Клетус покачал головой:

— Только несколько гильз тридцать восьмого калибра — больше ничего.

Джек был погружен в свои мысли. Мне хотелось только одного: чтобы меня никто не трогал. Джек, по-видимому, это почувствовал и оставил меня в покое. Домой мы ехали в полном молчании. Даже когда мы добрались до его жилища, он прошел к печке, затопил ее, открыл вентиляционные отверстия, и все это молча. Не в состоянии думать ни о чем другом, я бесцельно заходила по комнате. Стрельба на автостоянке имела какое-то отношение к убийству Джимми, иначе быть не могло.

Глухо хлопнула винная пробка, послышалось бульканье. Я остановилась у музыкального центра и бессмысленно уставилась на кнопки.

— На, выпей. — Джек подошел ко мне и протянул стакан красного вина.

— Спасибо, но я не пью красное вино. — Красное на меня не действует, слишком сухое.

— А ты попробуй, — настаивал Джек.

Я, как вежливая гостья, взяла стакан, поднесла к губам и сделала глоток. Неплохо. Мне даже понравилось, как вино скользит по горлу, не обжигая его. Его вкус немного напомнил мне вкус ягод в бабушкином саду, когда они совсем поспели и пора было собирать их на варенье.

Джек нажал кнопку на проигрывателе. Джесс Уинчестер запел песню «Леди Янки».

— Тебе ведь нравится эта песня, я угадал? Я увидел этот диск наверху и понял, что ты его слушала.

Я кивнула и отпила еще немного вина. Внутри потеплело, на душе стало легче. Я остановилась у высокого окна, которое тянулось от пола до потолка на все два этажа. На небе сияла почти полная луна; Джесс Уинчестер пел о том, как он покидает Вермонт. Глубокий сильный голос пел о женщинах и о любви. Ну почему я не могла встретить мужчину вроде Джесса Уинчестера? Уж кто-кто, а он не станет палить в женщин из кустов. Я еще отпила из стакана и плавно закачалась в такт музыке. Джесс Уинчестер наверняка не проводит все время за бутылкой, не забывает, что дома его ждет семья.

Похоже, красное вино Джека — один из самых изысканных напитков, изобретенных человечеством. Незаметно мой стакан опустел, лицо раскраснелось, я слегка захмелела. В голове мелькнула вполне резонная мысль — не стоит пить вино на голодный желудок, но это не помешало мне протянуть Джеку свой стакан, когда он подошел ко мне с бутылкой.

— Хорошее вино, — сказала я.

— Мне тоже нравится.

Я стала тихонько подпевать Джессу. Джек поставил бутылку на крышку проигрывателя и повернулся ко мне лицом, потом молча забрал у меня стакан и поставил его рядом с бутылкой.

— Иди сюда, — тихо сказал он, — давай потанцуем.

Я не двинулась с места.

— Давай, Мэгги, это же «Теннессийский вальс».

Глядя на Джека, я в конце концов призналась:

— Не могу. Джек рассмеялся:

— Ерунда, это же просто танец.

Я вдруг почувствовала себя испуганной, заплаканной девчонкой.

— Джек, я не могу.

Он опустил руки.

— Но почему?

Я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Потому что не умею танцевать.

Ну вот, я произнесла это вслух. Терпеть не могу, когда меня приглашают танцевать. Это так ужасно, что не передать словами: я всей душой, всем сердцем рвусь танцевать, но не могу. В таких случаях мне всегда вспоминается одно и то же: я и Дарлин в танцевальном классе, обе в розовых пачках и розовых трико. Дарлин легко скользит по паркету, а я стою как столб или, точнее, как неуклюжий слоненок, не в состоянии даже отличить правую ногу от левой, не говоря уже о том, чтобы сделать шаг.

Но я не собиралась лить слезы перед Джеком, поэтому закусила губу и потянулась за стаканом. Джек перехватил мою руку.

— Иди сюда, — повторил он. На этот раз он сам шагнул ко мне и обнял одной рукой за талию. — Ты сможешь.

Он меня не знает! Он не представляет, что я чувствую!

— Мэгги, успокойся, закрой глаза и дыши ровнее. Просто позволь мне тебя обнять.

Я колебалась, вглядываясь в лицо Джека и пытаясь понять, чего он хочет на самом деле. Но он выглядел таким искренним, что мне даже стало неловко ему отказывать. И я его послушалась, позволила Джеку играть в свои дурацкие игры. Он наверняка чувствовал, что мне это не нравится, но отступать не собирался.

— Так, хорошо, теперь положи голову мне на плечо.

Он стал плавно покачиваться, увлекая меня за собой. Джесс Уинчестер негромко пел о Боулинг-Грин, выпитое вино помогло мне расслабиться, и я стала двигаться вместе с Джеком. От него пахло экзотическими ароматами, я глубоко вздохнула.

— Отлично, Мэгги, у тебя получается.

Я покачнулась, Джек медленно развернул меня, ненавязчиво обучая мои ноги двигаться как нужно. Песня кончилась, следующая была в более быстром ритме. Я попыталась отстраниться от Джека.

— Мэгги, не отодвигайся, ты сможешь.

— Нет, не смогу.

Он протянул мне стакан и распорядился:

— Выпей еще глоток.

Я сделала глоток, и не один.

— Эй, эй, хватит! — Джек отобрал стакан, взял меня за руки и стал двигаться в ритме музыки, вынуждая следовать за ним. И кто бы мог подумать, мои ноги действительно подчинились ритму! Это было здорово, и я рассмеялась.

— Смотри, получается!

Джек подпевал Джессу, и на сердце у меня стало легко. Я стала другим человеком, теперь я умею танцевать!

Джек освободил руку и нежно отвел прядь волос с моего лица. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Мое сердце зачастило, и я вдруг поняла, что Джек Гармоника собирается меня поцеловать, и более того, я готова ему это позволить!

Во взгляде Джека засветилась нежность, и он с улыбкой стал приближать голову ко мне. Я закрыла глаза. Я до сих пор была как во сне. Джек взял меня пальцами за подбородок, я уже чувствовала его дыхание на своих губах, как вдруг кто-то замолотил снаружи в дверь. Мы оба подпрыгнули от неожиданности.

Джек отпрянул от меня, выражение нежности в глазах сменилось тревогой.

— Что за чертовщина?

— Который час? — Я посмотрела на часы, встроенные в микроволновую духовку. Был седьмой час утра.

Джек двинулся к двери, прихватив по дороге бейсбольную биту, которая стояла за холодильником.

— Ты что, собираешься открывать дверь? — спросила я, подразумевая: «Ты что, спятил? Не вздумай открывать дверь!»

Стук возобновился. Джек нажал кнопку, открывающую дверь. Створка успела подняться дюймов на пять, когда я крикнула:

— Джек, опусти биту, это полиция!

На этот раз Уэдерз был в черных сапогах из змеиной кожи с обитыми серебром носками. Чтоб ему пусто было!

Створка поднялась еще выше, и стало видно, что он в черных брюках и белоснежной хлопковой рубашке. Уэдерз улыбался.

— Доброе утро, ребята. — Судя по этой улыбке, можно было подумать, что он явился со светским визитом. — Я ехал на работу, увидел, что у вас горит свет, и решил заглянуть по дороге.

Он посмотрел мимо Джека на незанавешенное окно, и меня осенило: этот сукин сын за нами подсматривал!

— Детектив Уэдерз, — представился он, подавая руку Джеку. — Как поживаете? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я хочу на время забрать у вас мисс Рид, если не возражаете.

Я встала между ними.

— Честное слово, детектив, я ужасно устала, может, ваше дело подождет?

В глазах Уэдерза мелькнуло злорадство.

— Вообще-то дело не терпит отлагательства. Я предпочитаю ковать железо, пока горячо, то бишь пока события свежи у людей в памяти. — Он отступил на шаг и покосился на свою машину. — Не лучше ли вам взять пальто или еще что-нибудь? На улице довольно прохладно.

— Никакого пальто! — «И вообще, вас это абсолютно не касается!» — добавила я мысленно. — Поехали и побыстрее покончим с этим делом.

Я решительно направилась к машине Уэдерза.

— Мэгги! — окликнул Джек. Я повернулась. — Лови. — Он бросил мне электронный ключ от двери.

Я поняла, что таким способом он дает мне понять, что будет ждать меня дома. Когда я подошла к машине, Уэдерз уже заводил мотор. Не глядя на меня, он дал задний ход и выехал со стоянки.

— Итак, мне предстоит крупный разговор в полицейском участке? — осведомилась я.

Мы ехали по направлению к участку, и я догадывалась, что Уэдерз собирается устроить мне многочасовой допрос. Но как ни странно, он не повернул на Юджин-стрит, а поехал прямо, оставив муниципальную площадь позади.

— Куда мы едем?

— Я тут подумал и решил, что мы можем немного прокатиться, — неторопливо произнес Уэдерз, однако у меня создалось впечатление, что он имеет в виду вполне определенный пункт назначения.

Было раннее осеннее утро. При обычных обстоятельствах я могла бы даже получить удовольствие от поездки, но как только Уэдерз свернул на Менденхолл-стрит, я поняла, куда он меня везет. Мы ехали к моему дому. Я растерялась и не сразу нашла нужные слова. Если я скажу, что не желаю ехать домой, он станет упорствовать. В одном я была твердо уверена: Уэдерзу непременно нужно, чтобы я чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, это его главная цель в жизни.

Он наверняка ждал моей реакции, я прямо-таки всей кожей ощущала, как он исподтишка наблюдает за мной, поэтому удобнее устроилась на сиденье и притворилась, что наслаждаюсь поездкой.

— Какое прекрасное утро, — заметила я. — Листья только начинают желтеть.

Детектив усмехнулся в усы:

— Угу.

Он свернул в переулок за моим домом, сделал крутой поворот направо и въехал в крошечный задний двор — точь-в-точь, как я обычно делала. Здесь он заглушил мотор и впервые с тех пор, как мы сели в машину, повернулся ко мне лицом.

— Хотите зайти? — спросил он.

— О… к сожалению, ничего не получится. Если бы я знала, что мы едем ко мне, то захватила бы ключи. — Я пожала плечами. — Но у меня их нет с собой.

Детектив вынул ключ из замка зажигания и улыбнулся:

— Ничего страшного, у меня есть запасные.

— Запасные? Откуда у вас взялись ключи от моего дома?

Уэдерз взялся за ручку дверцы и звякнул ключами в кармане.

— Подождите!

Но он не стал ждать, я еще не успела выйти из машины, а он уже поднимался по лестнице, ведущей к двери черного хода.

— Подождите, детектив! — крикнула я.

Он остановился на верхней ступеньке, оглянулся и вопросительно вскинул брови, слегка наклонив голову набок:

— В чем дело?

— Я не хочу заходить в дом!

Он повернулся спиной к двери, самодовольное выражение лица вдруг исчезло. Уэдерз уселся на верхнюю ступеньку и указал на место рядом с собой. Я осталась стоять, наблюдая за ним, наверное, так же человек наблюдает за бешеной собакой, появившейся в опасной близости от него.

— Мэгги, почему вы не хотите войти?

— Не знаю, — солгала я.

Я была в полном смятении. Этот дом больше не мой. Я не буду чувствовать себя здесь в безопасности. Кровь Джимми впиталась в ковер моей бабушки. Как я смогу когда-нибудь вернуться в этот дом?

— Я хочу только одного: вернуться к Джеку и хоть немного поспать. Я провела на ногах всю ночь.

— А по-моему, совсем недавно вы оба и не помышляли о сне.

— Не ваше дело! — отрезала я.

Уэдерз пожал плечами. Его губы медленно раздвинулись в улыбке. Я поймала себя на том, что не отрываясь смотрю в его голубые глаза, смотрю так долго, что он это заметил.

— Мне кажется, вы могли бы найти кого-нибудь получше.

Он откинулся назад, поставив локти на верхнюю площадку лестницы.

— Ну да, конечно, — подхватила я, — к примеру, кого-нибудь вроде вас?

Не знаю, как у меня сорвались с языка эти слова, я покраснела и поспешно отвела взгляд.

Уэдерз усмехнулся и снова вскинул брови. Он таки меня достал. Он медленно сунул руку в нагрудный карман рубашки и осторожно вынул какую-то фотографию.

— Я бы даже сказал, что вы могли бы найти кого-нибудь получше его, — сказал Уэдерз, протягивая мне фото.

— О Господи…

Я опустилась на ступеньки, сжимая в руке карточку. Ну почему моя жизнь все больше становится похожа на кошмарный сон, от которого я никак не могу избавиться? Я узнала эту фотографию. Голден-Бич, шесть лет назад, я в черном бикини, Джимми с озорной улыбкой обнимает меня, стоя у меня за спиной. Мы выглядели как любая другая парочка на любом другом пляже. Единственное уточнение: мы с Джимми не были парой, мы просто дурачились.

— Откуда у вас этот снимок? — спросила я, заранее зная ответ.

Эту фотографию я хранила на самом дне ящика с нижним бельем, она напоминала мне о временах, когда я хорошо выглядела даже в бикини, и помогала не забывать о диете. Но сейчас карточка выглядела как еще одна ниточка, связывающая меня с моим убитым деверем.

— Ваши ребята рылись в моем нижнем белье? А вы теперь носите на цепочке вместе с остальными ключами ключи от моего дома? — Просто уму непостижимо! Мало того, что кто-то пробрался в мой дом и убил Джимми, так теперь еще и копы в любое время, когда им вздумается, роются в моих вещах.

— Ну-у, — медленно протянул Уэдерз, — не совсем так.

— Не совсем? Как это понимать?

Я вскочила, испепеляя его взглядом. Сейчас, когда он сидел на верхней ступеньке, а я стояла перед ним на земле, наши глаза находились на одном уровне.

— После того как вы подписали согласие на обыск, мы обшарили весь дом. Мэгги, такая уж у нас работа. Но мы не можем заходить в ваш дом в любое время, не имея на то оснований.

— Тогда почему у вас ключи от моего дома?

— У меня их нет.

— Нет?

Уэдерз пожал плечами.

— Я же сказал, нет.

— Значит, вы мне врали? Зачем?

— Чтобы посмотреть, как вы себя поведете, — спокойно сказал он.

Я уставилась на свои остроносые сапоги и в эту минуту с превеликим удовольствием врезала бы Уэдерзу носком сапога прямо по белым зубам, которые то и дело сверкали в улыбке.

— Понимаю, вы сердитесь, — сказал он примирительно, — на вашем месте я бы тоже рассердился.

Я не поверила ни единому его слову.

— Знаете, — я стала водить носком сапога по земле, — самое забавное, что я не столько зла на вас, сколько разочарована.

Брови Уэдерза снова взлетели вверх, такого он не ожидал.

— Видите ли, — пояснила я, — мне казалось, что вы не такой, как другие. У Вернелла, у Джимми, да даже у Джека Гармоники — у всех какие-то свои планы на уме, я готова к тому, что они мне соврут. Но мне казалось, что вы будете рангом повыше. В тот вечер в клубе, когда я впервые вас увидела, я посмотрела на вас и сказала себе: «Мэгги, вот мужчина, которому можно доверять. Ты можешь смотреть в эти голубые глаза и знать, что он не лжет».

С коротким презрительным смешком, весьма похожим на кашель, я уставилась на Уэдерза как на какое-то недоразумение.

— Это лишний раз доказывает, как плохо я разбираюсь в мужчинах. — Я с достоинством выпрямилась во весь свой рост и посмотрела ему прямо в глаза.

Уэдерз спокойно встретил мой взгляд, любой другой мужчина на его месте попытался бы отшутиться или начал оправдываться, но он промолчал. Я повернулась и, не оглядываясь, пошла к машине. Просто открыла дверь, села на переднее сиденье и стала смотреть в окно.

Уэдерз некоторое время не двигался, затем медленно встал, спустился и так же медленно направился к машине. Сел за руль, посидел немного, потом вставил ключ в замок зажигания и только тогда повернулся ко мне.

— Видите ли, Мэгги, при моей работе я сталкиваюсь с ложью каждый день. Начинаешь привыкать, что тебе все врут. Преступники, знаете ли, обычно играют не по правилам, так что приходится идти на все, лишь бы докопаться до истины. Именно это я и делаю. Мэгги, я занимаюсь этим так давно, что даже не задумываюсь, просто предпринимаю то, что требуется в каждом отдельном случае. И генетика тут ни при чем, сейчас речь идет об убийстве человека. Да, я расставил вам ловушку, но я сделал это не только и, может быть, даже не столько, чтобы уличить вас, а в надежде, что вы невиновны. — Он впился взглядом в мои глаза, у него на виске забилась жилка. — А насчет этого… — он указал на фотографию, которую я бросила на сиденье рядом с собой, — я действительно думаю, что вы могли бы найти кого-нибудь получше. Даже не думаю, а точно знаю.

Он отвернулся от меня, дал задний ход и вывел «таурус» с моего двора в переулок. Потом поднес ко рту микрофон, который лежал между нами, и что-то рявкнул в него. Рядом со мной снова сидел полицейский, и по какой-то необъяснимой причине у меня возникло ощущение, будто я упустила что-то важное.

Уэдерз подъехал прямо к подъемной двери жилища Джека, затормозил и стал ждать, когда я выйду из машины. Самое забавное, что теперь я не спешила выходить. Я как будто хотела, чтобы он понял обо мне что-то важное, но вот что…

— Эта фотография… — начала я.

— Что? — встрепенулся Уэдерз. Его руки лежали на руле, но смотрел он не вперед, а на меня.

— Снимок был сделан шесть лет назад, мы просто дурачились на пляже.

Уэдерз молчал и ждал продолжения.

— Спайви каждый год снимали на лето большой дом на Голден-Бич. Там было здорово.

Уэдерз едва заметно кивнул.

— Это одна из немногих сторон уклада жизни Спайви, которая мне очень нравится, в нашей семье такие вещи не были приняты.

Наверное, я попусту сотрясала воздух и не сообщила ничего существенного, но мне хотелось выговориться.

— Знаете, детектив, Джимми был славным парнем, он стремился к лучшему, но у него не получалось. Ему не хватало целеустремленности, амбиций. Не знаю, как бы все обернулось для него, если бы его полюбила хорошая женщина, но Роксана такой не была. Я пыталась быть Джимми чем-то вроде старшей сестры, но он, по-видимому, понял меня неправильно. Но уясните себе одну вещь: я никогда не давала Джимми повода думать, что я его люблю. Я была верна супружеским клятвам Вернеллу и никогда ему не изменяла. Никогда.

Уэдерз внимательно слушал меня.

— Но я чувствовала себя довольно одинокой. Так что, детектив, можете проверять меня, копаться в моей жизни и в моем прошлом. Делайте какие угодно выводы, но это не поможет вам найти настоящего убийцу, Я не ангел, у меня много недостатков. Например, я была глупой в любви и, вероятно, попадалась в ловушки там, где вы бы за милю разглядели подвох, но в одном меня никто не может заподозрить, детектив: я никогда сознательно не причиняла людям боль, даже если они причиняли боль мне.

Я снова взяла фотографию. Джимми выглядел таким счастливым, таким юным. Кому и зачем понадобилось его убивать? Он меня любил на свой лад, как заблудившийся мальчишка, а я в каком-то смысле его подвела. Дело не только в том, что я не любила его так, как ему хотелось, но, может быть, если бы я слушала его внимательнее, то могла бы вовремя услышать нечто такое, что спасло бы ему жизнь. А сейчас, возможно, я единственный человек, который способен найти убийцу, или единственный, которому действительно есть до этого дело. Вернелл опять присосался к бутылке, а Роксану интересуют, да и раньше интересовали только деньги Джимми. Я снова взглянула на фотографию, вспоминая тот жаркий августовский день, шум океанского прибоя за нашими спинами, соленый, пахнущий водорослями воздух. Я протянула фотографию Уэдерзу.

— Можете оставить ее себе, мне она больше не нужна.

Уэдерз взял карточку, при этом его пальцы коснулись моих. Наши взгляды встретились, по моей руке побежали мурашки, внутри вдруг все оборвалось, как при резком спуске с американских горок. Он наклонился ко мне и взял меня за подбородок. Маршалл Уэдерз нежно и неторопливо поцеловал меня. Я словно растаяла, чувствуя, что тону, погружаясь все глубже и глубже в теплую пучину.

Уэдерз немного отстранился, его лицо все еще было всего лишь в нескольких дюймах от моего, и пристально посмотрел мне в глаза, в самую глубину.

— Как я уже сказал, Мэгги, вы достойны лучшего.

Я отодвинулась и взялась за ручку дверцы. Мне нужно было побыстрее выйти из машины, потому что я вдруг вспомнила кое-что, о чем Уэдерз не знает, и что я не могу объяснить.

«— Мама, как я узнаю, что это он? — спросила я как-то жарким летним днем, когда мы с мамой сидели на веранде на качелях.

— Детка, — ответила тогда мама, — ты сама поймешь, когда встретишь своего мужчину».

Воздух в салоне машины вдруг показался мне слишком плотным, мне стало душно, закружилась голова. Просто слишком устала, потому-то память и сыграла со мной злую шутку.

— До свидания, детектив. — Вместо нормального голоса с моих губ сорвался какой-то хриплый шепот.

— Я с вами свяжусь, — сказал он.

Я вышла из машины и, не оглядываясь, побежала к двери. Я вдруг снова стала одиннадцатилетней девчонкой. Какая-то часть меня снова сидела на веранде с мамой, а другая часть, взрослая Мэгги, улепетывала со всех ног.

Я взбежала по ступенькам и нажала кнопку дистанционного управления. Позади меня зашуршали колеса: это Уэдерз поехал прочь. Я вздохнула с облегчением. Подъемная дверь ползла ужасно медленно, а мне хотелось как можно скорее попасть внутрь. Я почти ожидала увидеть за дверью Джека, но его не было ни у двери, ни вообще на первом этаже. Еще один повод вздохнуть с облегчением. В данную минуту мне совсем не хотелось иметь дело с еще одним мужчиной.

Я прошла к дивану, села, сбросив сапоги и поджав под себя ноги, и накрылась пледом. «Не пойду наверх, — решила я, — лучше останусь здесь, свернусь калачиком на диване и буду спать, спать, спать, пока все безумные мысли не улетучатся из моей головы».

 

Глава 16

Проснувшись внезапно, как от толчка, я не сразу вспомнила, где нахожусь, но сон прошел совершенно. Я помнила, что мне снилось что-то важное, кажется, сон был как-то связан с Джимми, но стоило открыть глаза, как он растаял без следа. Передо мной на кофейном столике стоял кофейник-термос, рядом с ним — чистая кружка. Судя по всему, пока я спала, Джек успел прийти и уйти, но на этот раз записки не оставил.

Я налила себе чашку крепкого черного кофе и предалась своей единственной тайной страсти: стала смотреть по телевизору социальную рекламу, посвященную мотивации. Не считая визитов к косметичке раз в несколько месяцев, эти мотивационные ролики — моя единственная прихоть. Особенно мне нравился высокий мужчина, который как раз сейчас появился на экране. Он сидел у собственного плавательного бассейна перед собственным особняком и убеждал меня, что я тоже могу достичь такого успеха, какого не представляла себе даже в самых смелых мечтах. Казалось, он был в эфире вечно и, если я переключала кабельные каналы, ждал, когда я снова переключусь на него. Я знала наизусть почти каждое слово его речи. Он вырос в бедной семье, в детстве другие дети не принимали его в игры из-за неуклюжей фигуры, но он верил в себя. Призвав на помощь свои внутренние силы, он выдвинулся из общего ряда и в конце концов стал владельцем многомиллионной корпорации. Окинув аудиторию горящим взглядом, он убежденно подытожил:

— И вы сможете это сделать!

Затем он привел целую стайку женщин с такими же горящими глазами, и те стали одна за другой рассказывать, как прошли путь от отчаяния к процветанию.

В это утро, слушая их, я исподволь думала о своем и вдруг осознала, что совершила ошибку. Я сосредоточила внимание на неправильном пути, позволила себе оказаться в плену реальности, какой она представлялась моим обвинителям. Я свернула в сторону с пути к финансовому успеху. О финансовой стороне дела я вообще как-то забыла. Джимми мертв, тут уж ничего не поправишь, но он оставил мне свой прощальный подарок. Я отвечаю не только за себя, но и за Шейлу, да и перед памятью Джимми в ответе. Если Вернелл сказал правду, а не верить ему у меня нет оснований, то я стала владелицей сорока девяти процентов акций весьма успешно работающей компании по торговле передвижными домами. Пришло время показаться в компании и принять на себя часть ответственности за ее процветание.

Было начало третьего, в большей части фирм — время спада деловой активности, но только не в компании по продаже передвижных домов. Эта, кажется, не закрывается никогда — конечно, если судить по тому, в каком режиме работал Вернелл в те времена, когда мы еще были мужем и женой.

«Мы не закрываемся до тех пор, пока не удовлетворим последнего клиента» — таков был их девиз.

Я потянулась и налила себе вторую чашку кофе. Допью и двинусь к месту пересечения Голден-роуд с восемьдесят пятой автострадой заявить права на свое наследство. Скорее всего Вернелл рассчитывает, что я стану молчаливым, безропотным партнером, и даже надеется выкупить мою долю за четверть цены. Поэтому он и держался так необычно дружелюбно, небось решил, что я этакая недотепа, с которой можно не особенно считаться. Может, несколько лет назад, пока я не купила «Кудряшку Кью», так и было, но сейчас все изменилось. Пора мне заглянуть в их бухгалтерские книги.

Я взбежала наверх и через минуту уже стояла под душем. Мысли вертелись в голове со скоростью девяносто миль в час. По теории мистера Мотивации вы должны всегда одеваться как человек, достигший успеха, каким вы, собственно, и намерены стать. К сожалению, это оказалось не так просто: здесь, в берлоге Джека, у меня были с собой только наряды в стиле кантри, а ехать за деловым костюмом к себе домой не было ни малейшего желания.

— Ладно, придется им иметь дело со мной такой, какая есть, — пробормотала я, подставляя лицо теплым струям. — Успех есть успех, в какой костюм его ни наряди.

Я попыталась немного укротить волосы, собрав их в пучок на затылке, но несколько прядок упрямо выбивались из узла. Макияж я наложила поскромнее, чем обычно, но зато стали видны мои веснушки, и я выглядела как подросток.

— Ничего страшного, — сказала я своему отражению в зеркале, — как только они почувствуют мою внутреннюю силу, то поймут, что я ни в чем им не уступаю, и быстро уяснят, кто в компании главный.

Торопливо спустившись по лестнице, я налила себе еще одну чашку кофе. В середине дня кофеин — мой союзник, а я предчувствовала, что мне понадобятся все союзники, каких только удастся заполучить.

Ведя машину по городу, я напевала. Слова новой песни вдруг сами собой стали складываться в голове.

«Он был лишь полустанком на моем пути к любви». Первая строчка готова. Я задумалась над следующей, проезжая мимо «Колизея». «Я пролетела мимо… куда я только смотрела?»

В Гринсборо стоял прекрасный сентябрьский денек. Прошедшее лето выдалось дождливым, и листья, окрашенные в яркие осенние тона, сохранили сочность. Много лет назад, когда я переехала в Гринсборо вместе с Вернеллом, мне было даже страшновато жить в таком большом городе, а теперь Гринсборо казался мне маленьким, состоящим в основном из парков и пригородов.

Двигаясь по Хай-Пойнт-роуд, я свернула на Голден-роуд. Цель была уже близка. От волнения у меня засосало под ложечкой, а может, от голода, ведь я не ела толком со вчерашнего дня. Мне вспомнилась еще одна мантра мистера Мотивации: «Держитесь уверенно».

«Мобил хоум кингдом», принадлежавшее Вернеллу и Джимми, с обеих сторон граничило с другими такими же стоянками домов-трейлеров; все они расположились вдоль восемьдесят пятой автострады.

— Отличное расположение, Мэгги, — говорил мне когда-то Вернелл. — В том смысле, что клиенты хорошо нас видят, а дома легко и доставлять, и увозить.

Тогда я не придала его словам особого значения, бизнес меня не интересовал, а место пересечения Голден-роуд с восемьдесят пятой автострадой казалось чуть ли не краем света. Я и не предполагала, что всего за несколько лет Гринсборо так разрастется. Земельный участок Вернелла и Джимми, похожий на пастбище, сейчас представлял собой крошечный клин в нескончаемом море одинарных и двойных трейлеров, каждый из которых ждал своего часа и своего покупателя. «Вам везде дали от ворот поворот? Не хотят возиться с кредитом? Значит, вы наш покупатель» — таков был подход Джимми и Вернелла.

— Привет, — обычно говорил в камеру Вернелл, — если у вас есть работа, то мы найдем для вас дом.

«Мобил хоум кингдом» было лучшим в своей отрасли. Подъезжая к стоянке, я рассмеялась вслух, но не столько от радости, сколько для того, чтобы поднять себе настроение и отогнать все ненужные мысли и воспоминания, которые грозили его испортить.

Вернелл на пару с Джимми основал эту фирму вскоре после нашей женитьбы. Первое время я частенько бывала на площадке, даже иногда помогала с канцелярской работой. Теперь это был процветающий бизнес, который не зачахнет и без Джимми. Он так гордился, когда Вернелл поручил ему заниматься руководством, — разгуливал по площадке, выпятив грудь. И чем это для него кончилось? Бизнес уже не рос в таком темпе, как первое время, он «вышел на плато», как любил говорить Джимми, но братья постоянно спорили на эту тему.

«А ты на что рассчитывал при нынешней конкуренции?» — спрашивал, бывало, Джимми, но брату было мало. Когда дело касалось бизнеса и денег, Вернеллу всегда и всего было мало.

Я поставила машину рядом с трейлером двойной ширины, который Джимми превратил в свою контору. Даже в этот час клиентов было довольно много. Над крышей трейлера-конторы развевались разноцветные пластиковые флаги, из громкоговорителей неслась музыка в стиле кантри. На мгновение мне стало страшно. Куда я полезла?

Но у меня не было времени на раздумья. С двух противоположных сторон, как хищники, почуявшие свежатину, ко мне наперегонки устремились два клерка. Победил, как и следовало ожидать, сильнейший — тот, что покрупнее. Конкурента он отогнал одним лишь взмахом руки, державшей сигарету.

Он продолжал двигаться ко мне, неотрывно глядя мне в лицо, но в то же время незаметно оценивая мои физические данные так, как умеют только профессиональные ловеласы. Он был лет тридцати пяти, выше шести футов, с тусклыми каштановыми волосами и колючими темными глазами; при виде его накачанных мышц невольно напрашивалась мысль о стероидах. На груди у клерка висела золотая цепь, вызывающая в памяти ассоциации с «Лихорадкой субботней ночи».

— Привет, красотка, — сказал он, подходя ближе, таким тоном, словно мы с ним были давние и очень близкие друзья. — Меня зовут Томми Первис, это моя площадка. Я как раз тот человек, который покажет вам дом вашей мечты.

— Я так не думаю, — сказала я.

— Прошу прощения, не понял? — Очевидно, он не привык к отпору.

Я приехала сюда с самыми добрыми намерениями, но этот тип их сразу поколебал. «Моя площадка» — надо же такое ляпнуть. Я расправила плечи и в упор посмотрела в широко поставленные карие глаза.

— Повторяю, я так не думаю. Во-первых, это не ваша площадка. Вы здесь работаете, но она вам не принадлежит.

— Ну, формально… — промямлил он, брызгая слюной.

— Формально эта площадка принадлежит скорее мне, чем вам.

— Вы угадали, — не смутился он, — в «Мобил хоум кингдом» настоящий король — клиент. Вы, красотка, попали в надежные руки Томми Первиса, так что вам не о чем беспокоиться.

— Но я не клиентка, я бывшая жена Вернелла Спайви. Так что, мистер Первис, будьте любезны проводить меня к управляющему.

Выражение лица Томми Первиса разительно изменилось. Пока он видел во мне клиентку, старался всячески угодить, но я оказалась бывшей женой его босса, и теперь он не знал, как ко мне относиться.

— Если вы насчет алиментов или еще чего-нибудь в этом роде, то имейте в виду, ваш бывший муж бывает здесь редко, и мы…

— Мистер Первис, вас не касается, по какому я вопросу. Суть в том, что я хочу видеть управляющего, причем немедленно. Если вы не можете мне подсказать, где его найти, так и скажите — я просто сделаю это сама.

— Я за ним схожу, — торопливо вызвался Первис.

— Не нужно, просто объясните, где находится его кабинет. — Незачем давать Томми Первису возможность предупредить управляющего о моем приходе.

— Его дверь — последняя налево от входа. Но он сейчас в некотором роде занят, может быть, не стоит ему мешать? Кроме того, я помощник управляющего, смогу помочь вам даже лучше, чем старина Дон. — Он подмигнул мне и вооружился самой обаятельной улыбкой из своего арсенала. Как-то не верилось, что Джимми нанял на работу такого идиота, разве что этот тип обгоняет других по объему продаж.

Позади нас на площадку въехал старый, обшарпанный голубой пикап. Машину бросало из стороны в сторону, словно она потеряла управление. Я поспешила по направлению к конторе, а Томми Первис остался на месте и повернулся посмотреть, в чем дело. Пикап резко затормозил в какой-нибудь паре футов от того места, где стоял Томми. Водитель высунулся в окно и что-то крикнул, по-видимому, обращаясь к нему.

Воспользовавшись суматохой, я быстро зашагала к конторе. За спиной хлопнула дверца пикапа, и на Томми посыпался поток отборной брани, попутно водитель помянул и его мать, и будущих сыновей. По-видимому, я не единственная, кому мистер Первис не понравился.

Как только я забралась в трейлер, превращенный в контору, и за мной закрылась дверь, голосов не стало слышно. Я оказалась в трейлере, где были воплощены представления Джимми и Вернелла об идеальном передвижном доме. Эта контора не имела ничего общего с дощатой лачугой площадью четыреста квадратных футов, которую Вернелл поначалу построил на площадке. Я оказалась в обстановке самой настоящей роскоши и даже немного растерялась.

На полу лежал толстый ковер с рельефным орнаментом, поглощающий звук шагов и словно впитывающий в себя все звуки из воздуха. Откуда-то звучала негромкая легкая музыка, создавая приятный звуковой фон. В углу горел камин, несмотря на то что пришлось включить кондиционеры на полную мощность. Прямо передо мной находилась белоснежная кухня, как раз такая, о какой я всегда мечтала, но мои мечты до сих пор так и не воплотились в реальность. Еще совсем недавно, пока у Вернелла не наступил кризис середины жизни, он жил почти как бедняк, а заработанные деньги откладывал или снова вкладывал в бизнес.

На мгновение дом-мечта меня покорил — очарование длилось до тех пор, пока я не присмотрелась к стенам повнимательнее и не заметила тонкие выступы и крошечные выемки, которые указывали на отвратительное качество строительства. Последние остатки мечты развеялись от соприкосновения с густым слоем табачного дыма, наполнявшего воздух и как будто окутывавшего мебель. За письменными столами сидели клиенты, склонившись над бумагами, которые перед ними разложили приказчики.

— Сколько вы можете вносить в качестве ежемесячного взноса? — услышала я.

Мой путь лежал к закрытой двери комнаты, расположенной в торце трейлера. Я прошла через кухню, миновала спальню, превращенную в офис. Вдоль стен стояли картотечные шкафы, повсюду валялись какие-то бумаги. На аппарате мини-АТС горели по крайней мере четыре лампочки, показывающие, что линия занята.

Наконец я остановилась перед последней дверью. Сквозь тонкие стены кабинета доносились голоса. Мне не пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова.

— Ну так это будет целиком твоя вина, черт подери! — гремел мужской голос. Стало тихо, потом он добавил уже спокойнее: — Ладно, не надо так расстраиваться, это всего лишь несколько усложняет дело. — Снова тишина. Он говорил по телефону. — Ничего, что-нибудь придумаем. Я этого не допущу и, со своей стороны, сделаю все, что смогу. — Снова пауза. — Я тоже, детка. — И еще после паузы: — Проклятие! Болван пустоголовый!

Я уже собиралась повернуть ручку двери, как добавился новый звук: женское хихиканье и приглушенный визг. Тут-то я и открыла дверь.

— О, прошу прощения, я не знала, что вы не один.

Вот это зрелище! За огромным письменным столом сидел коренастый мужчина с большими волосатыми ручищами и красным лицом. На самом краешке стола, выставив напоказ большую часть бедер и выпятив внушительный бюст, сидела рыжеволосая девица. При моем появлении она смутилась и вскочила с такой скоростью, как будто я в нее выстрелила. Однако хозяин кабинета быстро оправился от смущения. Сталкивая девицу со стола, он улыбнулся мне.

— Идите, мисс Секстон, я скоро подойду, и мы обсудим эти цифры.

Можно было не сомневаться, что он так и сделает.

— Дон Эванс, — представился мужчина, — чем могу быть полезен?

Он встал из-за стола, и я разглядела, что на нем рубашка-поло от Ральфа Лорена и дорогие брюки. Я шагнула к нему и протянула руку:

— Мэгги Рид. Джимми Спайви оставил мне свою долю в компании.

На его лице сначала появилось выражение сдержанной скорби, затем оно плавно перешло в другое, услужливое.

— Да. — Он вздохнул. — Как я слышал, Джимми внес ряд неожиданных изменений в свое завещание. Не сомневаюсь, что вы были так же удивлены, как… — он помедлил, тщательно подбирая слова, — да что там, как любой, кто услышал эту новость. А как он неожиданно погиб… — Эванс печально покачал головой. — Мне будет не хватать старины Джимми.

Я огляделась и поняла, что нахожусь в кабинете Джимми. На краешке книжной полки стояла табличка с его именем, на пыльном столе остался более чистый прямоугольник — там, где эта табличка стояла раньше. Как видно, Дон Эванс не терял времени даром.

— Ну что ж, раз уж Джимми завещал мне свою долю в компании, я полагаю, он хотел бы, чтобы я позаботилась о его делах. Я знаю, как много значила для него работа.

Дон Эванс с печальной улыбкой вышел из-за стола.

— Да, конечно, — сказал он, — мне очень нравится ваша позиция. Но вам не придется заниматься повседневной рутиной: Джимми тут все наладил, и ему почти ничего не приходилось делать, разве что получать прибыль! — Эванс усмехнулся. — Я управляю делами на площадке, руковожу клерками и торговыми агентами, занимаюсь финансовыми вопросами, организую отправку купленных трейлеров и все такое прочее.

— Приятно слышать, — сказала я, улыбаясь самым разлюбезнейшим образом. — Я просто подумала, что надо бы зайти представиться и немного больше узнать о том, как здесь все делается. Я уверена, мой бухгалтер сможет разъяснить мне финансовую сторону.

Эванс слегка понизил голос.

— Бухгалтер? — спросил он.

— Мистер Эванс, — начала я, — не буду с вами лукавить, за последние шесть лет я много раз слышала, как Вернелл и Джимми спорили по поводу бизнеса. Каждый занимался своей частью в компании, и, по-видимому, у каждого было свое мнение о том, как следует вести дела. Полагаю, мне нужно узнать о компании как можно больше, чтобы я могла составить собственное мнение и быть на равных со своим бывшим мужем.

Улыбка прямо-таки примерзла к лицу Эванса.

— О да, конечно, — радушно заверил он, — с удовольствием введу вас в курс дела. Мисс Секстой покажет вам бухгалтерские книги, она уже пять лет работает в фирме бухгалтером.

— О, цифры меня не интересуют, — в тон ему ответила я, подходя к письменному столу и обводя пальцем пыльные контуры прямоугольника, оставшегося на месте таблички с именем Джимми. — Я просто попрошу Джерри этим заняться.

Я не планировала этот разговор, более того, направляясь в «Мобил хоум кингдом», я вообще не представляла, куда меня это приведет, но сейчас, во время разговора с Эвансом, я поняла: нужна аудиторская проверка. Чем больше Эванс пытался создать передо мной видимость благополучия, тем больше крепла моя решимость. Чокнутый Джерри Сайзмур — как раз такой человек, который мне в этом деле нужен.

С Чокнутым Джерри я познакомилась, когда купила «Кудряшку Кью». Мне его порекомендовала адвокат, и вскоре я поняла почему: даже будучи абсолютным психом, Джерри был в своем деле лучшим, непревзойденным мастером.

В первый раз Джерри подкатил к «Кудряшке Кью» на громадном мотоцикле «харлей-дэвидсон». На Джерри была замшевая куртка с бахромой и старомодная кожаная кепка. Его темные с проседью волосы свисали до середины спины, в правом ухе красовалась серьга с рубином, словом, выглядел он в высшей степени эксцентрично, но мой адвокат велела мне держаться за него обеими руками.

Ветеран войны во Вьетнаме, который ездил с байкерами и пил неразбавленное кентуккское виски «Дикая индейка», при всех своих странностях оказался человеком блестящего ума. Уж кто-кто, а Джерри докопается до сути того, что происходит в «Мобил хоум кингдом», в этом я не сомневалась.

— Мой бухгалтер вам позвонит, — небрежно заметила я.

Эванс был слишком умен, чтобы открыто возражать, но колесики у него в голове закрутились вовсю. Я подошла к нему немного ближе.

— Сегодня я не могу задержаться надолго, но, по-видимому, мне следует как можно быстрее заглянуть к вам и познакомиться. Уверена, мы с вами отлично сработаемся.

Эванс не знал, что сказать, я не сомневалась, что не успею еще выехать с площадки, как он бросится звонить Вернеллу, но это меня вполне устраивало. На обратном пути я заглянула в комнатку к мисс Секстой. Она сосредоточенно уставилась на экран компьютера, явно надеясь, что я пройду мимо.

Я некоторое время постояла у нее за спиной, наблюдая за работой. Еще одна рыжая. Бедный Джимми!

— Мисс Секстой, — я подошла к самому ее столу, — меня зовут Мэгги Рид.

Она подняла голову и посмотрела на меня без всякого интереса.

— Джимми завещал мне свою долю в компании, так что теперь нам предстоит работать вместе.

Я нарочно выдержала паузу, наблюдая за мисс Секстон. Смысл моих слов доходил до ее сознания не так уж быстро.

— Мой бухгалтер зайдет к вам взглянуть на бухгалтерские книги. Буду признательна, если вы ему в этом поможете. — Я снова помолчала. — А позже, когда он закончит, мы, возможно, встретимся все вместе и немного поговорим о работе.

— Да, мэм, — тихо сказала мисс Секстой, — нам всем будет очень не хватать Джимми.

По ее щеке скатилась одинокая слезинка. Похоже, она говорила искренне.

Я оставила ее промокать глаза, а сама направилась к выходу. Для одного раза впечатлений достаточно. После того как Джерри сунет нос в здешнюю бухгалтерию, я буду знать гораздо больше. Я вышла наружу, вдохнула прохладный воздух поздней осени и оглядела площадку, заставленную передвижными домами. Голубой пикап с разгневанным водителем исчез, но Томми Первис никуда не делся: судя по всему, он обхаживал очередного клиента.

Первис прислонился к «тандерберду» последней модели. Он чуть ли не до пояса влез в окно со стороны водительского сиденья, выпятив тяжелый зад, — наверное, разговаривал не с клиентом, а с клиенткой, может, даже с подружкой. Я собиралась просто уехать, не привлекая к себе внимания, но широкий зад Томми и машина его приятельницы загородили мне выезд.

— Эй, Первис! — окликнула я.

Томми выпрямился и с недовольным видом посмотрел на меня.

— Не могли бы вы попросить свою знакомую переставить машину?

«Тандерберд» рванулся с места так внезапно, что чуть не уволок за собой Томми. Взметая из-под колес гравий, машина, не останавливаясь и не сбавляя хода, стрелой вылетела с площадки. Томми ошалело посмотрел ей вслед, но я поняла, почему его поклонница столь внезапно скрылась. Скорбящей вдове, каковой теоретически считается Роксана, не годится флиртовать с другим мужчиной в присутствии невестки своего покойного мужа.

 

Глава 17

Я знала, что Джерри Ли Сайзмур меня не разочарует. Когда я ему позвонила, у него, как обычно, сработал автоответчик, но я знала, что Джерри редко подходит к телефону.

— Не люблю снимать трубку, терпеть не могу слишком сильно с кем-то сближаться, — говорил он.

Но я знала, как обстоят дела на самом деле. Джерри не подходил к телефону по одной из двух причин: половину времени он был пьян, а в остальное время принимал гостей, в основном женщин. Мой адвокат объяснила это сразу, когда давала мне номер телефона бухгалтера.

— Джерри Ли Сайзмур мог бы ни дня не работать. Еще до того как попасть во Вьетнам, Джерри Ли был сумасшедшим, гением математики, но сумасшедшим. Позже он вложил деньги в компьютеры. Прибыли от удачного вложения капитала плюс пенсия за частичную нетрудоспособность — на эти средства Джерри мог бы безбедно существовать до конца своих дней. К несчастью, Джерри не может обойтись без излишеств. — Она вздохнула, и на ее губах появилась понимающая улыбка. Это была улыбка женщины, которая знает, о чем говорит, по собственному опыту, и далеко не горькому. — Бедный Джерри! — Она снова вздохнула. — Он настоящий гений. Он наведет справки о «Кудряшке Кью», и, если дело того стоит, никто не разберется в этом лучше, чем он. Ах, если бы только он поменьше пил виски и поменьше сидел в горячей ванне… — Она вернулась к реальности и протянула мне визитную карточку Джерри. — Желаю успеха. Кстати, он неравнодушен к рыжим.

Я позвонила Джерри в тот же день. Мне очень хотелось, чтобы «Кудряшка Кью» приносила прибыль, я тогда недавно развелась и ужасно боялась за свое будущее.

После первого звонка включился автоответчик.

— Говорите, кто вы такой и что вам нужно, — рявкнул голос. — И не вздумайте забивать мне голову своими бредовыми идеями. Меня интересуют только факты.

Столь нестандартное приветствие меня так огорошило, что я повесила трубку. Но потом продумала свое сообщение и позвонила снова. После моего звонка Джерри Ли Сайзмур два дня не давал о себе знать, и все эти два дня я с волнением ждала у телефона.

Он позвонил в два часа ночи, причем говорил так, словно дело происходило среди бела дня. И, не подумав извиниться, он деловито расспросил меня о том, что мне известно, и повесил трубку. Еще через три дня он заявился ко мне домой.

Я услышала Джерри Ли задолго до того, как увидела. Он ездил на мотоцикле без глушителя, нимало не заботясь о том, что это противозаконно, и положенного по правилам шлема тоже не носил. Я возилась в саду с анютиными глазками, когда услышала, как возле моего дома остановился мотоцикл. Если не считать замшевой куртки с бахромой и кожаной кепки, он выглядел как все мотоциклисты. Я точно знала, что не знакома с этим человеком, поэтому продолжала заниматься своим делом. Но когда гость прошел по дорожке и остановился прямо передо мной, мне волей-неволей пришлось обратить на него внимание. Должна признаться, Джерри Ли Сайзмур — а тогда я еще не знала, что это он, — производил довольно устрашающее впечатление.

— Ты Мэгги? — спросил мотоциклист.

— Возможно.

— Это не ответ, или ты Мэгги, или нет, — резонно возразил он. — Кому же знать, как не тебе?

На это я ничего не сказала, уставившись на штанины его джинсов, обтрепанные по краям, и стоптанные черные ботинки, надеясь, что он поймет намек и уйдет.

— Вот. — Мотоциклист протянул мне конверт из плотной коричневой бумаги. — Мой отчет по салону красоты. Хочешь, чтобы я объяснил все в деталях?

Только тогда я поняла, кто он такой. Тут уж я пригласила его в дом и из кожи вон лезла, чтобы принять как следует.

— Найдется у тебя что-нибудь выпить? — спросил он, как только мы вошли в мою крошечную гостиную.

Он был высокого роста, впрочем, при моих пяти футах двух дюймах любой мужчина покажется высоким.

— Могу предложить чай, кофе, кока-колу. Он взглянул на меня с раздражением:

— Что за ерунда, я имел в виду спиртное.

— Есть у меня бутылка текилы, только она старая, стоит со времен моего медового месяца, и в ней плавает муха.

Джерри Ли Сайзмур заметно повеселел.

— Отлично, сгодится, — сказал он. — Неси два стакана.

— Я такое не пью, — возразила я.

— Так ты хочешь услышать мое мнение о салоне красоты или нет?

— Не понимаю, какое отношение имеет одно к другому?

Джерри вытянул из-за стола стул, развернул спинкой вперед и оседлал его. Помимо запаха кожи, от него исходил слабый запах хлорки; концы длинных черных с сильной проседью волос были влажными. Джерри Ли был не совсем трезв и, судя по сморщенной коже на кончиках пальцев, не так давно вылез из горячей ванны — наверное, перед самым отъездом ко мне.

— Я не пью один, — серьезно пояснил он. — Психолог из Ви-Эй — мне сказал, что если человек пьет один, значит, он алкоголик, так что тащи сюда два стакана.

С секунду я еще раздумывала, но потом сообразила, что ключ к моему новому бизнесу — в его руках, и достала два стакана.

Поначалу он пил текилу большими глотками, а я только пригубила, но по мере того, как шло время и мне становилось ясно, что впервые в жизни могу стать владелицей чего-то стоящего, я тоже начала пить.

Джерри Ли Сайзмур нравился мне все больше и больше. Может, причиной тому было спиртное, может его светлые серые глаза и выражение, как у побитой собаки, которое в них время от времени появлялось. А может, все дело в том, что он подробно объяснял детали, касающиеся моего первого самостоятельного бизнеса, без всякой снисходительности говорил со мной так, будто я знаю, что делаю. В общем, он произвел на меня впечатление, и вскоре я тоже стала вздыхать, как мой адвокат.

Джерри не пытался ко мне приставать, но зато пригласил приехать к нему в гости на следующий день и посидеть с ним в горячей ванне, что теперь и мне представлялось чуть ли не высшей формой наслаждения. Я проводила его до двери, точнее, он позволил мне повиснуть на нем, пока сам абсолютно прямо шел к двери. Потом я стояла и смотрела, как он аккуратно надел кожаную кепку и приладил под подбородком резинку, чтобы этот допотопный головной убор не слетел с его головы во время езды. Я едва могла дождаться следующего дня.

К счастью, к утру я протрезвела. Позвонив Джерри, я наговорила на автоответчик извинения и благополучно пополнила собой ряды женщин, которые сбежали от Джерри Ли Сайзмура.

Вот почему меня и обрадовало, и немного удивило, что Джерри Сайзмур не оставил мой сегодняшний звонок без внимания. Уж не знаю, как он меня нашел. Джерри вошел, точнее, ворвался в «Золотого скакуна», когда я только что закончила второе отделение своего выступления.

— Итак, ты решила участвовать в жизни. — Казалось, его голос заполнял каждую молекулу пространства вокруг нас. — Давно пора А несколько лет назад ты была маленькой чопорной штучкой. — Он смерил меня взглядом с ног до головы, серые глаза чуть задержались на лиловой замшевой мини-юбочке и спустились к ковбойским сапожкам. — Эй, — он вдруг посерьезнел, — надеюсь, твой салон не разорился?

— Нет, Джерри Ли, я пою здесь не потому, что из меня получился плохой бизнесмен, в салоне дела идут отлично.

— Рад это слышать. Тебе давно пора перестать возиться с волосами почтенных старушек и заняться чем-нибудь поинтереснее.

Последнее замечание я пропустила мимо ушей и рассказала ему о своем наследстве. Джерри предпочитал сухие и голые факты без всяких там «я думаю», «мне кажется» и «вероятно». Пока я рассказывала, он ничего не записывал, даже, казалось, слушал не очень внимательно, то подмигивая официанткам, то откровенно пяля глаза на молодых девиц, которые проходили мимо, соблазнительно покачивая бедрами. Но я знала, что он запоминает мой рассказ во всех подробностях. Джерри Ли умел заниматься несколькими делами сразу.

— Дай мне пару дней, — сказал он наконец. — Чувствую, это дельце будет не из простых. Ребята из «Мобил хоум кингдом» могут дурачить тебя самыми разными способами.

— Это как? — не удержалась я.

— Ну, к примеру, двойной учет, левые деньги на каждой сделке, взятки от оптовиков и прочая ерунда.

Мне как-то не верилось, что Джимми может заниматься такими вещами. Во-первых, ему для этого не хватало амбиций, во-вторых — хитрости. Ему бы с одним комплектом бухгалтерских книг справиться, какая уж тут двойная бухгалтерия. А главное, Джимми, при всех своих недостатках, мошенником никогда не был, тем более по отношению к родному брату.

— Пока я всего лишь говорю, что это непростое дело, вот и все, — сказал Джерри.

Он посмотрел на сцену, на ребят из ансамбля, на рабочих, которые суетились вокруг микрофонов и тянули дополнительные провода.

— Значит, ты тут выступаешь и ансамбль свой есть? — Он одобрительно улыбнулся.

— Да, и мне это нравится, — ответила я.

— Я рад, что ты стала держаться посвободнее, — вдруг заметил он, поворачиваясь ко мне спиной. — Теперь ты держишься как женщина, а раньше больше походила на испуганного кролика.

Я не знала, что на это сказать.

— Я с тобой свяжусь через несколько дней, может, на этот раз ты наконец приедешь ко мне.

— Вряд ли, Джерри, я не любительница горячей ванны.

Мы взглянули друг другу в глаза, и он рассмеялся.

— Да, пожалуй, но попытаться все же стоит.

На этом мы распрощались. Джерри Ли Сайзмур размашистой походкой двинулся к двери, его длинные почти совсем седые волосы серебрились в свете софитов, от куртки, как всегда, пахло кожей, а из кармана торчала неизменная кепка.

Ко мне подошел Джек.

— Кто это был?

— Мой бухгалтер, — ответила я, следя за выражением его лица.

Джек посмотрел вслед Джерри Ли и улыбнулся.

— Классный парень. — Он хлопнул себя губной гармошкой по бедру. — Правда, классный…

Взгляд у него стал отсутствующим, улыбка — рассеянной, я почувствовала, что он уносится в мыслях куда-то далеко. Наконец Джек тряхнул головой и вернулся к реальности.

— Ты ведь сегодня поедешь ко мне?

— А что, тебя снова нужно подвезти? Твоя машина все еще у Эвелин?

Ох уж эта таинственная, неуловимая Эвелин! Почему она никогда не приходит послушать, как Джек играет? У всех других музыкантов из ансамбля в зале сидели подружки, обычно они крутились вокруг столика и ревниво следили каждая за своим приятелем, опасаясь конкуренции других девиц. Почему среди них никогда не было Эвелин?

Джек снова улыбнулся все той же глуповатой, отсутствующей улыбкой.

— Нет, она вернула машину, я просто хотел удостовериться, что ты приедешь.

— Постой-ка, — я вдруг сообразила, что могла помешать его личной жизни, — если вы с Эвелин хотите побыть вдвоем, я могу переночевать где-нибудь еще.

Джек рассмеялся, как будто я сказала что-то ужасно забавное.

— Того времени, которое Эвелин проводит со мной, вполне достаточно, больше ей не нужно. Я бы ей только мешал. — Он похлопал своей гармошкой по руке и повернулся уходить. — Что ты, доеду один, встретимся дома.

Я проводила его взглядом, вспоминая прошлую ночь и чем она чуть было не кончилась для нас обоих. Вспомнила, как мы танцевали у незадернутого окна, за которым начинал заниматься рассвет, а потом уж не танцевали. Что мне делать с Джеком? Сейчас мне почему-то казалось, что наш несостоявшийся поцелуй был откуда-то из другой жизни, из другого мира, который никак не соприкасался с тем, где я живу сейчас. Джек не тот мужчина, который мне нужен. Человеку, который нужен мне, я тоже нужна, но только затем, чтобы упрятать меня за решетку.

При воспоминании о том, как пальцы детектива Уэдерза касались моей кожи, у меня внутри все задрожало. Неужели он всерьез верит, что я способна кого-то убить?

— Мэгги!

Я повернулась и увидела, что один из охранников нетерпеливо машет мне рукой.

— Я вас зову, зову, а вы не слышите! Подойдите, пожалуйста, к телефону.

Как обычно, я сразу подумала о дочери. Она была, пожалуй, единственным человеком на свете, который мог звонить мне в клуб, да и то, если случилось что-то важное.

— Шейла?

В трубке молчали, потом послышалась музыка — тихая, невнятная, как будто доносящаяся откуда-то издалека.

— «Благослови Бог маленьких девочек…» — тихо пропела трубка голосом Мориса Шевалье.

— Кто это?

— «…за маленьких девочек, которые взрослеют с каждым днем».

В трубке снова стало тихо, потом скрипучий голос, то ли мужской, то ли женский, прошептал:

— А где твоя девочка, Мэгги?

 

Глава 18

Я завизжала, но из моего горла не вырвалось ни звука. Крик как будто застрял в груди вместе с непролитыми слезами, от страха у меня перехватило дыхание. Связь оборвалась, в трубке послышались короткие гудки. Кто-то где-то угрожает моей дочери! Я бросилась трясущимися руками нажимать кнопки на телефоне, пытаясь набрать номер Вернелла, но от волнения никак не могла его вспомнить.

— Проклятие!

В слезах я повесила трубку. Клетус, который подошел к бармену, чтобы присутствовать при сдаче выручки, оторвался от своего занятия и встревоженно посмотрел на меня.

— Мэгги, что случилось? — спросил он.

Но я не стала тратить время на ответ, мне нужно было идти, поскорее найти Шейлу и убедиться, что с ней все в порядке.

Ни слова не говоря, я помчалась в служебные помещения «Золотого скакуна». Кажется, на бегу я кого-то оттолкнула, потому что позади раздались недовольные голоса. Я слышала у себя за спиной чьи-то шаги, но бежала дальше не останавливаясь. Остановилась я только у двери гримерной, куда заскочила за своей сумочкой с ключами.

— Мэгги, подожди! — окликнул Джек. Он с беспокойством схватил меня за руку, не давая уйти. — Передохни.

— Отпусти меня! — закричала я, выдергивая свою руку. — Он собирается напасть на Шейлу!

Я снова бросилась бежать, Джек увязался за мной.

— Кто? Где? В чем дело? Мэгги, да подожди ты!

Но я уже не слышала его. Материнский инстинкт взял во мне верх над всеми остальными чувствами. Надо срочно увидеть Шейлу. У меня в голове снова и снова звучало ее имя, оно отдавалось эхом в ушах, стучало в висках, звучало все сильнее и сильнее. Я должна найти свою дочь, свою малышку. Стремглав сбежав со ступенек крыльца, я вскочила в машину и рванула с места, резко набирая скорость. Выехала на Хай-Пойнт-роуд, крича на водителей машин, которые мне мешали.

Сегодня четверг, уже вечер, значит, Шейла должна быть дома, в своей постели. Ведя машину по Голден-роуд и глядя по сторонам, чтобы не пропустить мою девочку, если буду проезжать мимо, я разговаривала сама с собой и молилась: «Господи, не дай им причинить вред моей девочке, защити Шейлу!» Я изо всех сил сдерживала рыдания. Я пересекла весь город в рекордно короткое время — за пять минут. Наконец я влетела в тупик, где стоял дом моего бывшего мужа. Взвизгнув тормозами, мой «фольксваген» остановился перед самыми дверями гаража Вернелла.

На подъездной дороге я увидела черный «мустанг» Шейлы. Хороший признак, но выводы делать еще рано. Выскочив из машины, я подбежала к парадной двери и замолотила по ней кулаком, другой рукой нажимая кнопку звонка.

— Открой дверь! — кричала я. — Вернелл!

Но вышел не Вернелл, а Шейла. Она была в длинной белой футболке, в которой обычно спала, лицо порозовело. Она не выглядела ни испуганной, ни настороженной, как можно было бы ожидать, а лишь удивленной. Ей не следовало открывать дверь самой!

Оттолкнув Шейлу, я влетела в просторный холл дворца Вернелла и захлопнула за собой дверь.

— Боже, Шейла! — закричала я, хватая ее за руку и садясь вместе с ней на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. — Ты в порядке?

Я обняла ее и изо всех сил прижала к себе. Я пыхтела, как паровоз, меня била дрожь, я никак не могла совладать с собой. Теперь и Шейла испугалась.

— Мама, что случилось?

Над нашими головами зажегся свет, на втором этаже открылось несколько дверей, в коридоре послышались шаги.

На верхнюю площадку лестницы выплыла Джолин в полупрозрачном белом неглиже.

— Что тут творится?

У нее за спиной возник заспанный Вернелл, густые черные волосы всклокочены и примяты с одной стороны; спросонья он никак не мог понять, что происходит.

— Привет, Мэгги. — Он сонно улыбнулся и только потом сообразил, что рядом с ним стоит Джолин.

По-прежнему сидя на ступеньке и прижимая к себе Шейлу, я стала укачивать ее как маленькую. Шейла попыталась высвободиться и запротестовала:

— Мама!

Я подняла голову и посмотрела на Вернелла, упорно не замечая Джолин.

— Сегодня ночью кто-то позвонил мне в клуб и намекал, что Шейле угрожает опасность. Какой-то подонок угрожает нашей девочке.

— Что-о? — Сонливость Вернелла как рукой сняло. — Что ты имеешь в виду? Что конкретно он говорил? Кто это был? — Вопросы посыпались градом, он вмиг проснулся и пришел в ярость.

— Мне дали послушать строчки из старой песенки про маленьких девочек и спросили, знаю ли я, где моя дочка.

Тут раздался визгливый смех Джолин.

— И всего-то? — с издевкой спросила она, глядя на меня с верхней площадки лестницы. — Да ты просто рехнулась! Это же нелепость! Кто-то спросил по телефону, знаешь ли ты, где Шейла, и ты подняла такой переполох? В жизни не слышала подобной глупости!

Вернелл растерянно переводил взгляд с меня на нее. Шейла насторожилась.

— Мама, ты уверена, что звонил мужчина? Он спросил про меня?

Я еще крепче прижала ее к себе.

— Мне очень жаль, дорогая, но это так. Вот почему я срочно примчалась сюда.

Вернелл с хмурым видом спустился по лестнице.

— Никто не посмеет и пальцем тронуть мою девочку! — Его густые черные брови сошлись на переносице, лицо побагровело. — Мерзавец! Ты позвонила в полицию?

Я хотела было ответить, что не успела, но тут снова вмешалась Джолин:

— Послушай, тебе не кажется, что она несколько сгустила краски?

Вернелл посмотрел на жену, даже не пытаясь скрыть раздражение.

— Дорогой, — проворковала Джолин, — я хочу сказать, что звонивший всего лишь спросил у Мэгги, знает ли она, где Шейла. На мой взгляд, он не столько спрашивал о Шейле, сколько имел в виду мать, которая ночами напролет крутится в каком-то сомнительном баре.

Она встала в картинной позе чуть у края площадки, позволяя любоваться своей роскошной фигурой, и соблазнительно улыбнулась.

— А что сделала эта глупая женщина? Вытащила нас с тобой из теплой постели, разбудила девочку. Между прочим, подняла ее с кровати, где она была в полной безопасности. — Она бросила на меня недовольный взгляд. — И все из-за непомерно развитого материнского инстинкта.

Вернелл пришел в замешательство.

— Я все равно не спала, — фыркнула Шейла. — И вообще, если моя мама захотела меня увидеть, то она имеет право сделать это в любое время!

Джолин пропустила слова Шейлы мимо ушей и снова набросилась на меня:

— С чего ты взяла, что Вернелл не способен сам позаботиться о собственной дочери? Здесь она под надежной защитой, не то что в твоем отвратительном районе, в жалкой лачуге, которую ты называешь своим домом. У тебя даже дверь как следует не закрывается! — Вернелл хотел что-то вставить, но Джолин закусила удила. — Мэгги, да ты просто бросила свою дочь! Что ты за мать после этого? Посмотри на себя, на кого ты похожа! То не ночуешь дома, а то изображаешь трогательную заботу! Почему бы тебе…

— Заткнись, Джолин! — рявкнул Вернелл. Внезапно он снова стал прежним Вернеллом, которого я еще не забыла. Передо мной стоял трезвый мужчина, способный позаботиться о своей семье, только теперь его гнев обратился против Джолин. — Я никому не позволю говорить с матерью Шейлы в таком тоне, слышишь, никому!

Джолин опешила. Она побледнела: упасть с пьедестала, на который ее воздвиг Вернелл, оказалось довольно болезненно. Медовый месяц окончился.

Вернелл повернулся к нам с Шейлой:

— Девочка, с тобой все в порядке?

— Да, папа, все хорошо.

Но я чувствовала, что это не так, Шейла вся дрожала, а пальцы у нее были как ледышки.

— Тогда поцелуй мамочку и возвращайся в кровать. Уже поздно.

Шейла высвободилась из моих рук, поцеловала в щеку, повернулась, чтобы уйти, но потом вернулась, снова обняла меня за шею и стояла так, пока я сама ее не отстранила.

— Иди спать, дорогая, — спокойно сказала я, пытаясь перехватить ее взгляд, но безуспешно. — Встретимся с тобой завтра.

— Не знаю, мама, — пробормотала Шейла, — мне нужно на работу.

Снова вмешался Вернелл:

— Да что с тобой, Шейла? Это ведь твоя мама, она важнее работы. — Он посмотрел на меня: — Не волнуйся, завтра я сам отвезу ее в школу, а ты можешь ее забрать, если тебе так удобно.

Шейла хотела возразить, но промолчала под строгим взглядом отца. Она стала подниматься по лестнице и, даже не остановившись возле Джолин, повернула в сторону своей комнаты.

— Спасибо, Вернелл. — Шестнадцать лет я ждала такой поддержки от мужа!

Он пожал плечами и почесал живот, по-видимому, забыв, что это не совсем удобно в присутствии бывшей жены, тем более когда новая жена стоит тут же с видом ангела мщения.

— Не понимаю, что происходит, — сказал он со вздохом. — Из-за гибели Джимми эта неделя была просто кошмарной.

Он выглядел очень удрученным, и я тронула его за плечо.

— Мне очень жаль, Вернелл, — прошептала я. Джолин это не понравилось.

— Вернелл!

Не глядя на жену, Вернелл пошел провожать меня до двери.

— Не волнуйся, я присмотрю за Шейлой. Она ведь и моя дочь.

— Знаю, Вернелл.

Он открыл передо мной дверь и подождал, пока я дойду до машины.

— Мэгги, береги себя.

Я оглянулась на дом. В открытую дверь было видно, что Джолин спускается по лестнице с воинственным видом. Похоже, из нас двоих не мне, а Вернеллу стоит поберечься.

Я завела мотор и дала задний ход. Почтовый ящик, который я расплющила, когда подъезжала на трейлере, все еще лежал на земле. Вернелл вошел в дом и закрыл за собой дверь, мне было даже немного жаль его, бедняга остался наедине с разгневанной мисс Тарелкой. Под покровом темноты я выехала на противоположную сторону улицы и поставила «фольксваген» под деревом с низко свисающими ветвями. На нижнем этаже свет погас, вскоре во всем доме осталось только одно освещенное окно — на втором этаже, в спальне Шейлы. Я чувствовала, что моя дочь не спит, волнуется.

— Не тревожься, девочка, — прошептала я в темноту, — мама здесь, рядом.

Не знаю, сколько времени я просидела в машине под деревом, глядя на дом. У меня в ушах все еще звучали то голос Мориса Шевалье, то возмущенный возглас Джолин: «Что же ты за мать после этого?»

Может, предупреждение было действительно адресовано мне, а звонивший знает о том, что Джимми застрелили в моем доме, что я певица и что у меня есть дочь? Может, Джолин права и порой человек начинает получать анонимные звонки с угрозами после того, как о нем напишут в газете или расскажут по телевизору? Но ведь был еще звонок в «Кудряшку Кью». Я задумалась: а что, если я и правда плохая мать? Какое я имею право гоняться за своей мечтой, бросив родную дочь?

Наконец свет погас и в комнате Шейлы. Часы показывали начало третьего. Посидев еще несколько минут, я завела мотор и поехала к Джеку. Возвращаться в клуб не имело смысла: в это время музыканты уже собирались расходиться по домам.

В полной растерянности я медленно ехала по городу, погруженная в свои мысли. Двигаясь как во сне и почти не сознавая, где я и что делаю, я затормозила перед домом Джека, вышла из машины и побрела к подъемной двери. Из задумчивости меня вывели звуки губной гармошки, плывущие над ночной улицей. Джек ждал меня, сидя на бетонной погрузочной площадке. В одной руке у него была бутылка пива, в другой — гармошка.

— Как же ты меня напугала!

Должна сказать, на вид Джек вовсе не казался испуганным, он выглядел как всегда — спокойным, дружелюбным.

— Я уже Бог знает сколько тут торчу, дожидаясь тебя.

Только сев рядом с Джеком, я заметила, что у него слегка трясутся руки.

— Прости, Джек, — сказала я.

Он повернулся ко мне, в его взгляде сквозило искреннее беспокойство и еще что-то, чему я не смогла дать определение.

— Мне нужно было срочно увидеться с Шейлой, а на объяснения не оставалось времени.

— С ней все в порядке? — спросил Джек.

— Надеюсь, что сейчас — да.

Джек вздохнул и сделал глоток из бутылки.

— Эта куколка, новая жена Вернелла, считает, что тип, который позвонил мне по телефону, хотел сказать, какая я плохая мать.

— Чушь собачья! — в сердцах воскликнул Джек. Он обнял меня за плечи и привлек к себе. На улице было холодно, и близость теплого тела Джека приятно согревала.

— Просто не знаю, что и думать, одно могу сказать: этот звонок напугал меня до полусмерти.

— Меня тоже, — признался Джек. — Пора тебе как следует заботиться о самой себе. Будь осторожнее, для начала почини замок в своем доме и обратись за помощью к полиции. По-моему, Мэгги, дело принимает серьезный оборот. Я пытался объяснить твои отлучки Спарксу, но, должен тебе сказать, он малость психанул.

Ну вот, этого мне только не хватало для полного счастья!

— Я ему завтра позвоню.

— Не торопись. — Джек вздохнул. — Пусть он немножко поостынет, лучше приди завтра вовремя и поговори с ним лично.

Я вдруг не на шутку встревожилась:

— Джек, что он говорил?

— Сказал, что ему надоели твои неожиданные исчезновения. Еще сказал, что ему нужно думать об ансамбле, и если на тебя нельзя будет положиться, то придется тебя уволить.

— Здорово! Просто отлично! — пробурчала я. Джек попытался меня ободрить:

— Постарайся не принимать его слова слишком близко к сердцу. Он только лает, но не кусает.

Джек еще раз обнял меня и встал.

— Пойдем в дом, становится холодно.

Только в доме при свете лампы я заметила еще кое-что: у Джека покраснели глаза, а веки припухли. Он плакал, хотя теперь пытался скрыть это за натянутой улыбкой. За всю свою жизнь я всего несколько раз видела, как мужчина плачет, в этом было нечто странное, немного пугающее. Впрочем, Джек вообще человек со странностями, хотя бы потому, что он мужчина, который не стыдится своих чувств.

Я не выдержала, подошла и несмело прикоснулась к нему.

— Джек, что случилось? Ты плакал?

Он повернулся и слабо улыбнулся, но губы его дрожали.

— Все нормально, я в порядке.

— Это я тебя так напугала?

Он усмехнулся и покачал головой:

— Нет, не думай об этом. Ты тут ни при чем. Вот только… — его голос на мгновение дрогнул, — прошу тебя, постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось, обещаешь? Сейчас мне будет просто не по силам потерять еще кого-то.

— Эвелин? — догадалась я.

— Да, но давай не будем сейчас об этом говорить, хорошо, Мэгги? — Он бережно взял меня за руку, словно я была гораздо моложе его, а не наоборот. — Давай просто поднимемся наверх и ляжем спать. — Он сделал акцент на слове «спать», будто хотел дать понять, что он тоже почувствовал нечто особенное, что возникло между нами недавно.

Джек взял меня за руку, я не противилась. Мы вместе поднялись на второй этаж в спальню. Когда я легла под одеяло, меня больше не смущала его нагота. Джек лежал ко мне спиной, я повернулась к нему, протянула руку и положила ему на плечо. Позже, думая, что я сплю, он тихо всхлипнул, и я почувствовала, что он дрожит.

Я лежала и раздумывала над своей жизнью, все еще держа руку на его плече. Никогда в жизни я не видела, чтобы мужчина так страдал — будь то из-за женщины или из-за чего-то еще. Даже когда от моего брата Ларри ушла жена, он и то так не переживал, во всяком случае, не плакал. Помню, я нашла его за старым сараем, он колол дрова. Дело было в январе, он был голый по пояс, но работал так яростно, что, несмотря на тридцатиградусный мороз, вспотел и от него шел пар. Но чтобы он плакал — такого я никогда не видела.

Наконец Джек задышал ровно: он уснул. Я еще долго лежала без сна, думая о мужчинах в своей жизни и спрашивая себя, не принадлежал ли голос в телефонной трубке одному из них. Может, кто-то верит, что я убила Джимми, и теперь желает моей смерти? Но почему? Чем я могла так насолить, что теперь угрожают моей дочери и пытаются представить меня виновной в убийстве?

 

Глава 19

Я проснулась одна. За ночь у меня в голове созрел план действий. Джек ушел, на кухонном столе меня, как всегда, ждал кофейник. Налив себе горячего кофе, я села на диван и стала рыться в сумочке. Еще несколько дней назад я с удивлением обнаружила среди своих вещей визитную карточку Маршалла Уэдерза, хотя не помнила, как он мне ее давал. Но сейчас ее как назло нигде не было.

— Ну же, Уэдерз, вылезай, я же знаю, что ты здесь, — пробормотала я.

Достав бумажник, я стала методично одну за другой вынимать из потертых кармашков все бумажки и кредитные карточки. Визитка должна быть где-то здесь. Только вытряхнув из сумочки абсолютно все до последней мелочи, я наконец обнаружила небольшой бежевый прямоугольничек — оказалось, карточка пряталась под кожаной вставкой на самом дне.

Взяв карточку в руки, я заколебалась: звонить или не звонить?

— И раздумывать нечего, — наконец решительно прошептала я себе. — Просто сними трубку и набери номер.

Пальцы у меня были ледяными и дрожали. «Чего ты боишься? Он тебя выслушает, и дело сдвинется с мертвой точки». Может, да, а может, и нет. Может, он от меня просто отмахнется, как когда в меня кто-то стрелял, а то еще решит, что, желая отвести от себя подозрения, я сама все это придумала.

Я вскочила с дивана, подбежала к телефону, сняла трубку и, не давая себе времени передумать, набрала номер. Уэдерз снял трубку на первом гудке.

— Маршалл Уэдерз. — Звучный голос прозвучал очень деловито.

Я повесила трубку.

Через несколько секунд телефон зазвонил. Я вздрогнула и уставилась на аппарат. Я протянула руку к трубке, но потом передумала. А вдруг это он?

— Ерунда! — сказала я вслух.

Звонок все повторялся, отдаваясь эхом от стен просторного, похожего на пещеру помещения, но я отошла от телефона. Не стоило звонить Уэдерзу.

— Я делаю из мухи слона, — сказала я в пустоту. — Подумаешь, велика беда! Починю замки, буду заезжать за Шейлой в школу на машине. Вдвоем мы с Вернеллом сумеем присмотреть за нашей девочкой. Если кто-то посмеет хоть пальцем ее тронуть, ему не поздоровится.

Чем дольше я думала, тем крепче верила в правильность своего решения. Если я предоставлю заботу о своем ребенке полиции, вдруг они все испортят? Чего доброго, еще решат, что я их обманываю, и Шейла попадет между молотом и наковальней. Но все это в том случае, если ей действительно угрожает опасность. Однако нельзя полностью исключить и того, что какой-то любопытный обормот просто мается от скуки и от нечего делать названивает порядочным людям по телефону и пугает их.

Я взбежала по лестнице, наскоро приняла душ и натянула джинсы и лиловый батник. В конце концов я все-таки решила вернуться в свой дом — хотя бы только для того, чтобы забрать кое-какие вещи. Я надела коротенькие замшевые сапожки и побежала вниз по лестнице. Был солнечный осенний день. У моей машины, прислонившись к дверце, стоял Уэдерз.

— Вы когда-нибудь слышали, что существует такая штука, как определитель номера?

— Значит, когда я повесила трубку, вы определили мой номер?

— Дело немудреное.

Я сунула руки в карманы джинсов и остановилась у двери, глядя на Уэдерза. К счастью, мы были оба в темных очках. Я не видела его голубых глаз, которые лишали меня уверенности в себе, а он не мог прочесть мои мысли. Уэдерз стоял, скрестив руки на груди, и улыбался. Мне показалось, что он весьма доволен собой.

— Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

— А, пустяки, — отмахнулась я, — ничего особенного. — Стараясь выиграть время, я не спеша спустилась по ступенькам и двинулась к нему. — Если бы дело стоило того, чтобы тратить ваше время, я бы не бросила трубку. Я сначала набрала номер, а потом передумала звонить, так что мне очень жаль, но вы приехали напрасно.

С губ Уэдерза не сходила улыбка, но я заметила, что у него на щеках заиграли желваки. Он посмотрел на часы, потом снова на меня.

— Самое подходящее время для ленча, — сказал он. — Вы еще не завтракали?

У меня заурчало в животе.

— Нет.

Он стоял так близко, что при желании я могла бы до него дотронуться. На миг такая мысль действительно у меня мелькнула. Что бы я почувствовала, если бы прикоснулась к нему? Он стоял рядом, по-прежнему улыбаясь, и молча ждал. Нет, он ничего не скажет, дальше дело за мной.

— Хотите заехать перекусить? — спросила я. Я не смотрела на него, но это было не очень заметно, так как я уставилась в одну точку чуть пониже его подбородка. Одно из двух: либо этот человек заставляет меня нервничать, либо я выпила слишком много кофе.

— Конечно, — ответил он тоном преподавателя, ждущего, когда же наконец студент додумается до очевидного ответа. — Я бы не отказался. Знаете какое-нибудь местечко?

Уэдерз был явно из тех, кто не станет говорить два слова, когда можно обойтись одним. Я попыталась придумать, куда бы отправиться на ленч, но почему-то мне пришло в голову только то единственное место, где мы уже были с ним вместе.

— Предлагаю «Лакомку».

Уэдерз кивнул. Решение принято. Он даже не поинтересовался, не хочу ли я ехать на своей машине, просто подошел к «таурусу», открыл дверцу и стал ждать, когда я сяду.

— Ну и ладно, все равно я не хотела ехать в «жуке», — пробормотала я себе под нос, — мне же лучше, сэкономлю на бензине.

Сидя за рулем, он говорил по мобильному телефону. Односложные реплики и невнятное бурчание не позволяли даже догадаться, деловой это звонок или личный. Машину он вел так же, как говорил по телефону, — деловито, без лишней суеты. Тем временем я самым бессовестным образом подслушивала, отвернувшись к окну и делая вид, что его разговор меня совершенно не интересует.

— Да… угу… ладно. Знаю. — Он наклонил голову влево, прижимая телефон плечом к уху, а правой рукой в это время включая радио. — Это я тоже знаю. — Теперь в голосе Уэдерза, как мне показалось, послышалось раздражение. — Это твоя работа. Скажи ей, что я сказал «нет», думаю, она поймет. — Некоторое время он молча слушал, потом пробурчал что-то неразборчивое и повесил трубку.

Казалось, он вообще забыл о моем существовании. Припарковав машину на стоянке перед кафе, он сидел, держа руки на руле, и невидящим взглядом уставился на кирпичную стену перед ним. Так прошла, наверное, целая минута.

— Что, неприятности на работе? — спросила я, когда стало ясно, что он может просидеть так еще долго.

Уэдерз не вздрогнул от неожиданности, но взглянул на меня.

— Идемте, купим себе по хот-догу, — сказал он, не ответив на мой вопрос.

«Значит, это личное», — почему-то решила я. Наверное, во мне заговорила женская интуиция. Интересно, кто такая эта «она», которая должна понять слово «нет»?

Идя в кафе, я размышляла над этим вопросом. У стойки я сделала заказ, почти не думая, и снова погрузилась в размышления об Уэдерзе. Я оттягивала неизбежное — разговор о Шейле, от которого мне не уйти. Напряжение зрело во мне, как буря. Материнское чутье подсказывало, что человек, звонивший по телефону, не только хотел меня напугать, но и угрожал моей дочери.

Казалось, Уэдерз с головой ушел в свои мысли и ничего не замечал. Мы взяли свои хот-доги и направились через зал к кабинке под висящей на стене схемой авианосца времен Второй мировой войны.

Уэдерз аккуратно развернул свой хот-дог, взял две салфетки, протянул одну мне и всецело сосредоточился на еде. Несколько минут мы сидели в полном молчании. В соседних кабинках никого не было, так что тишину не нарушали даже чужие голоса, молчание становилось тягостным, во всяком случае для меня, и я не выдержала.

— Скажите, как вы оказались в «Золотом скакуне» в тот вечер, когда у меня было прослушивание? — Кажется, я задала совершенно безобидный вопрос.

— И вы звонили мне затем, чтобы спросить об этом? — Уэдерз перестал жевать и застыл неподвижно, ожидая моего ответа.

Я покраснела.

— Нет, я лишь пытаюсь поддержать вежливую беседу.

Он снова промолчал.

— Просто мне стало любопытно, ведь с тех пор, насколько мне известно, вы ни разу не заходили в наш клуб.

— А вы что, ведете список постоянных клиентов «Золотого скакуна»?

Итак, попытки поддержать разговор безнадежны. Я покачала головой и поднесла ко рту стакан с содовой, но, к несчастью, газ ударил мне в нос, я поперхнулась, закашлялась, на глазах выступили слезы. Уэдерз рассмеялся. Он хохотал так заразительно, что я в конце концов не выдержала и тоже присоединилась к нему. Мы смеялись до тех пор, пока я не поняла, что вот-вот разревусь.

— Ладно. — Уэдерз вдруг потянулся через стол и накрыл мою руку своей. — Рассказывайте, зачем звонили.

— Кто-то угрожает моей дочери. Я знаю, вы можете мне и не поверить, потому-то я и повесила трубку. Мне просто нужно было с кем-то поговорить об этом, и я не знала с кем.

Уэдерз выпрямился и убрал руку, положив ее себе на колени. Он снова стал сама серьезность.

— Что вы имеете в виду?

Я посмотрела ему прямо в глаза. Мне показалось, он действительно готов меня выслушать, и я рассказала ему о телефонном звонке. Мой голос дрожал, руки тряслись, было так страшно, что я озябла, хотя в кафе было тепло от находящейся тут же кухни. Уэдерз не стал смеяться над моими страхами, не отмахнулся от моих слов, только внимательно слушал и кивал, словно угрозы по телефону были для него чем-то вполне обыденным.

— Так как, по-вашему, стоит мне относиться к этому серьезно или считать это просто телефонным хулиганством?

— Пока не знаю, — сказал Уэдерз, — возможно и то, и другое. Вряд ли вам стоит поддаваться мании преследования, но и отмахиваться от этого факта тоже не советую. — Подумав, он улыбнулся. — Попробуйте вспомнить, вы в последнее время никого не разозлили?

Я чуть не свалилась со стула.

— И вы еще спрашиваете, Уэдерз! Я кого-то настолько разозлила, что теперь он пытается меня подставить, свалить на меня убийство. А если ему это не удастся, он вполне может меня просто убить! Может, это не то, что вы рассчитывали от меня услышать, но, клянусь Богом, это правда. — Я не дала Уэдерзу выговорить ни слова. — На меня ополчилось все семейство Спайви, особенно злится скорбящая вдова, которой не нравится завещание Джимми. Вернелл тоже не в восторге, однако старается этого не показать. Он ведь думал, что избавился от меня, а приобрел в моем лице делового партнера и может считать меня убийцей своего брата. Поэтому ответ на ваш вопрос один: да, есть масса людей, которых я раздражаю.

Я откинулась на спинку стула, чтобы перевести дух.

— Ну хорошо, давайте еще раз разберемся во всем по порядку, — сказал Уэдерз. — Против вас лично я ничего не имею, моя задача — найти убийцу Джимми Спайви, вот и все. Ведя это расследование, я равно заинтересован как в том, чтобы найти виновных, так и в том, чтобы оградить невиновных. Перестаньте видеть во мне личного врага, Мэгги. Мы продвинемся гораздо быстрее и гораздо дальше, если вы будете мне доверять.

Хотела бы я ему доверять, о, как бы я этого хотела!

— Все это прекрасно, только мне кажется, что я единственная, против кого вы ведете расследование.

— Мэгги, мы это уже обсуждали. Я веду расследование не против вас или кого бы то ни было, а расследую убийство, и вам я только задаю вопросы.

В дверь ввалилась ватага подростков, по-видимому, они возвращались из школы и очень проголодались. Парни и девушки смеялись, шутили — словом, вели себя так, словно им все нипочем. Уэдерз позволил себе отвлечься на миг и тут же снова вернулся к делу.

— Какие у Вернелла отношения с Шейлой?

— Хорошие, а что?

— Вы говорили, по телефону звонил мужчина, и, насколько я понял, у Вернелла есть немало поводов на вас злиться. Мэгги, я просто задаю вопросы, чтобы во всем разобраться.

— О, Вернелл совершенно безобиден, — заверила я. — Он, конечно, не был идеальным мужем, временами он обращался со мной хуже, чем с собакой, но отцом он всегда был хорошим. Шейлу он бы никогда и пальцем не тронул.

— Может быть, и так, но вы первая упомянули его имя.

«Да, упомянула, но только затем, чтобы показать, что у меня достаточно недоброжелателей. Вернелл и мухи не обидит», — подумала я, а вслух спросила:

— Вы уже беседовали с Вернеллом?

— Да, конечно, — без лишних подробностей ответил Уэдерз, снова надевший непроницаемую маску профессионала.

— Где он был во время убийства Джимми? Он не мог этого сделать?

Уэдерз некоторое время внимательно всматривался в мое лицо, как будто решая что-то для себя, потом сказал:

— По словам Вернелла, во время убийства он находился в дороге, ехал из Стоуксдейла в Гринсборо. Пока мы не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть его показания.

Выходит, у Вернелла нет алиби, но это ровным счетом ничего не значит. В ночь после смерти Джимми я видела Вернелла в «Золотом скакуне». Мой бывший муж вырядился в голубой полиэстеровый костюм и изрядно накачался спиртным. Довольно странный способ выражать скорбь по единственному брату.

— Но Шейле Вернелл бы никогда не причинил вреда.

— Шейле пока никто ничего и не сделал, — заметил Уэдерз.

— Значит, это был кто-то другой.

— Вероятно, — с непроницаемым лицом согласился детектив.

— Но меня беспокоит ее безопасность. Вы не могли бы приставить к ней кого-нибудь из своих людей?

Уэдерз покачал головой.

— Мэгги, мы не в кино. У нас не так много людей, чтобы приставлять полицейского к каждому, кто получает угрозы по телефону, и вряд ли какое-то другое полицейское управление может позволить себе подобную роскошь. Пока кто-то действительно не попытается напасть на Шейлу, у нас связаны руки. — Я хотела возмутиться, но он быстро добавил: — Однако это не значит, что я не отношусь к вашим словам всерьез.

— В таком случае что вы намерены предпринять?

— Не я, а мы, Мэгги. Что мы намерены предпринять? Поговорите с Шейлой, посоветуйте ей быть осторожной. И постарайтесь помочь мне выяснить, кто хочет вас запугать, потому что, я уверен, это была попытка запугать именно вас. Мы должны разобраться, кто мог это сделать и зачем.

Что-то все-таки заставило меня поверить Маршаллу Уэдерзу. Более того, его слова меня успокоили, придали мне сил. Он знает, как во всем этом разобраться. Уэдерз казался таким уверенным в себе, он не тревожился, даже не волновался. Глядя на него, можно было подумать, что он каждый Божий день имеет дело с такими вещами, да, в сущности, так оно и было. То, что рассказала ему я, было отнюдь не самым страшным, с чем ему приходилось иметь дело, но он от меня не отмахнулся. У меня появилось ощущение, что я имею какую-то власть над происходящим. Звонивший по телефону пытался меня запугать, но в действительности с Шейлой ничего плохого не случилось, и я могла помочь сделать так, чтобы никто не причинил ей вреда.

— Ладно, — сказала я, — это будет справедливо. Я поговорю с Шейлой и буду держать вас в курсе. — Уэдерз удовлетворенно кивнул. — Но я по-прежнему не думаю, что Вернелл имеет к этому какое-то отношение. Мы разошлись, и я по праву могла бы его ненавидеть, но он безобиден.

Уэдерз пожал плечами:

— Может, вы и правы, но, когда дело касается бывших супругов, я бы не стал ничего принимать как должное. Пусть топор войны зарыт, и даже зарыт глубоко, он все равно где-то существует, и никогда не знаешь, кому и зачем понадобится его откопать.

Я посмотрела на Уэдерза и заметила, что у него снова ходят на скулах желваки. Кажется, мне только что едва-едва приоткрылся живой человек, скрывающийся за профессиональной маской. Я открыла было рот для нового вопроса, чтобы узнать чуточку больше о нем самом и о его прошлом, но Уэдерз уже вставал из-за стола.

— Нам пора, — сказал он, направляясь к мусорному контейнеру. — У меня полно работы, а у вас есть дочь, за которой нужно присмотреть.

С этим я не могла спорить и пошла за Уэдерзом. Мы вышли на стоянку, под яркое солнце. Стоило нам сесть в машину, как Уэдерз снова прилип к мобильному телефону. У меня даже зародились сомнения, разговаривает ли он с кем-то на самом деле или только делает вид. Может, он хватается за телефон, чтобы избежать новых вопросов? Тем не менее я прислушалась.

— Привет. — Голос Уэдерза прозвучал чуть резче, чем когда он разговаривал со мной. — Послушай, я тут подумал и, кажется, нашел другой способ покончить с этим делом. — Уэдерз следил за дорогой, но улучил момент и мельком взглянул на меня. — Я хочу, чтобы ты составил свой вариант и заставил ее подписать бумагу. Мне уже надоело, что меня постоянно водят за нос.

Он нахмурился, голубые глаза, казалось, даже потемнели. Я решила, что звонок не деловой, а личный. Голос Уэдерза ничем не выдавал его чувств, но у меня вдруг возникло желание дотронуться до него, например, положить руку на колено — верный признак того, что моя женская интуиция дает о себе знать. Как это похоже на меня — направить свои заботы на очередную раненую собаку. Как бы чутье снова не подвело меня и не завело в очередной тупик.

— Угу, — пробурчал Уэдерз. — Сам знаю.

Слушая собеседника, он повернул на Элм-стрит и готовился заехать на стоянку позади дома Джека. Он вздохнул, на лбу обозначились резкие складки.

— В понедельник утром воин из меня никудышный, — сказал он устало в трубку, — давай пока остановимся на этом и подождем, чего вам удастся добиться. — Затем, словно ему только что пришла в голову новая мысль, добавил: — И вот еще что: постарайтесь не усложнять, ладно? Она сама все запутала, но это не означает, что мы должны запутывать еще больше.

Он отключил телефон и швырнул его на сиденье между нами. Я попыталась угадать, с кем он разговаривал:

— Ох уж эти адвокаты.

— Это точно, — машинально откликнулся Уэдерз, но тут же, повернувшись ко мне, заговорил по-деловому: — Значит, договорились, Мэгги, вы присмотрите за Шейлой. Я буду держать с вами связь.

Я вышла из машины и повернулась к нему, собираясь произнести под занавес последнюю фразу: «Может, в следующий раз вы расскажете мне о своем разводе?» Мне очень хотелось, чтобы на этот раз последнее слово осталось за мной. Но Уэдерз уже снова говорил с кем-то по телефону, точнее, не говорил, а рявкал в телефон. Он лишь небрежно махнул мне рукой на прощание и уехал.

И снова я осталась стоять на стоянке как дурочка, с разинутым ртом. Помню, еще девчонкой, всякий раз когда маме доводилось увидеть, как кто-то ловко гнет свою линию и заставляет другого лишаться дара речи, она поворачивалась к нам, детям, и говорила: «Вот это, я понимаю, настоящий скрипач».

Да, Уэдерз разыграл меня как по нотам, не спорю, но оркестр пока только настраивает инструменты, и Мэгги Рид еще оставит за собой последнее слово.

 

Глава 20

Стоя снаружи возле методистской церкви местечка Лед-беттер-Крик и дожидаясь Боннй, я слушала звуки органа и пение церковного хора. Я всегда нервничаю в церкви, наверное, еше с того дня, когда мой мертвецки пьяный папаша свалился на пол во время службы и наш пастор, решив, что грешника покарал Господь, попытался оживить его водой из купели. После этого я перестала ходить в церковь.

В ожидании Бонни я спряталась в тени большого дуба, одергивая свою голубую юбочку, как будто от этого она могла стать хоть немного длиннее. Одно дело — выглядеть как Реба Макинтайр на сцене, и совсем другое — явиться в таком виде в церковь. На мне были белая блузка с глухим воротом и строгие белые туфли, без всяких там фальшивых бриллиантов, и, наверное, я даже могла бы сойти за добропорядочную прихожанку, потому что Бонни чуть не прошла мимо меня, не узнав.

— Привет, — тихонько окликнула ее я.

Бонни в последний раз затянулась сигаретой, подгоняя троих из шестерых своих детей, чтобы те не опоздали на занятия в воскресную школу. Она вздрогнула, остановилась и воровато кинула сигарету в кусты.

— Господи, Мэгги, как же ты меня напугала! Я уж думала, это кто-нибудь из наших дам от благотворительного комитета. — Бонни глубоко вздохнула и смерила меня взглядом с головы до ног: — Ну, Мэгги, видать, тебе уж очень сильно приспичило пойти в церковь, раз ты так вырядилась!

Нельзя сказать, чтобы Бонни была олицетворением консерватизма в одежде, просто она обычно выглядела как чья-нибудь мама.

— Чуть не забыла, между прочим, у меня для тебя хорошая новость. Сегодня после службы мы приглашены на бобовый пир.

— Тоже мне, хорошая новость! Во-первых, я не люблю бобы, а во-вторых, мне сейчас не хватает только ходить…

Бонни нетерпеливо замахала руками:

— Какая же ты недогадливая! Одна из организаторов — мать Маршалла Уэдерза, и мы будем сидеть с ней за одним столиком!

Бонни повернулась и решительно двинулась вверх по лестнице, ведущей к дверям в церковь.

— Слава Богу! — прошептала я и пошла за ней.

Церковь была очень старая и довольно маленькая, с толстыми, чисто выбеленными стенами. Окна украшали витражи с изображениями Иисуса Христа и святых. Дойдя примерно до середины прохода, устланного красной дорожкой, Бонни села на скамью и потянула меня за собой. В церкви были сплошь люди почтенного возраста, во всяком случае, мне так показалось. Они махали друг другу, улыбались, но когда зазвучал гимн, знаменующий начало службы, все посерьезнели и встали.

Бонни ткнула меня в бок, так что я чуть не выронила из рук сборник церковных гимнов.

— Видишь вон ту даму с седыми кудряшками через два ряда от нас? — прошептала Бонни. — Это она.

Я посмотрела туда, куда указывала Бонни. Мать Маршалла Уэдерза я узнала сразу. Когда она повернулась, наблюдая за приближающимся хором, наши взгляды ненадолго встретились, и я увидела голубые детекторы лжи, точь-в-точь как у сына. Миссис Уэдерз была чуть выше других пожилых дам и больше походила на чью-нибудь бабушку. Она напомнила одну из тех женщин, которые вечно хлопочут по дому в переднике, забывая его снять, потому что большую часть времени проводят на кухне. Пожилая дама выглядела довольной и безмятежной, кожу покрывал загар — по-видимому, она любит возиться в саду. Мне тут же представилось, как она собирает к ужину бобы.

Бонни покосилась на меня, выразительно вскинула брови и подмигнула. Ей все это нравилось — еще бы, для матери шестерых детей это настоящее приключение, которое вносит разнообразие в ее жизнь! Проповедь я не запомнила. Сам пастор был невысоким лысым человечком с румяными щечками и выражением удивленной невинности на лице. Он говорил негромким монотонным голосом, к которому все женщины, включая миссис Уэдерз, старательно прислушивались. Я же была занята другим: наблюдала за матерью детектива Уэдерза и за тем, как она воспринимает службу.

Когда хор приступил к последнему гимну, Бонни снова ткнула меня локтем.

— Если мы хотим занять места за одним столом с Фло, как только кончится служба, надо сразу идти в зал, где собирается церковная община. Как только пастор даст нам благословение и все станут вставать, следуй за мной.

Едва пастор успел произнести последнее слово «аминь», как Бонни бодро зашагала по церковному проходу. Она промчалась мимо дам, дожидающихся пастора, чтобы поздороваться с ним за руку, протиснулась между оставшимися просто поговорить и потянула меня за собой на улицу. Через маленький церковный двор, залитый солнечным светом, мы направились к приземистому белому зданию. Бонни не останавливалась и не отклонялась от цели маршрута до тех пор, пока мы не оказались за столиком в дальнем от входа левом углу зала и не устроились рядом с пятью дамами почтенного возраста.

— Садись сюда, — распорядилась Бонни, усаживая меня рядом с еще одним пустым стулом. Я села лицом к стене, на которой висела картина с изображением тайной вечери. — Это ее место. Вот увидишь, как только начнется раздача бобов, она объявится.

Но когда Фло Уэдерз действительно появилась, я вдруг оробела. Что мне делать дальше?

— Всем привет, дамы, — воскликнула миссис Уэдерз, ставя на стол свою тарелку с пятнистыми бобами, кукурузным хлебом и капустным салатом. Она повернулась к моей подруге: — Бонни, а это кто с тобой?

Бонни, сидевшая с полным ртом, еще не успела проглотить и ответить, как Фло уже взяла дело в свои руки.

— Вам кто-нибудь говорил, милочка, что вы похожи на Ребу Макинтайр? — спросила она. — Мой сын обожает эту женщину!

Все остальные рассмеялись, по-видимому, давно привыкшие к непринужденному обращению Фло.

— Меня зовут Фло Уэдерз, добро пожаловать в общину методистской церкви Ледбеттер-Крик.

Бонни поперхнулась чаем и закашлялась, ловя ртом воздух.

— Бонни вообще-то очень хорошо воспитана, но, наверное, провела слишком много времени в окружении своей ребятни. Что с тобой, Бонни, почему ты покраснела?

Бонни действительно покраснела и кашляла так, что могла бы заглушить целый оркестр. Не в ее характере было пускаться на всяческие уловки.

— Меня зовут Мэгги Рид, — сказала я, улыбаясь женщине и одновременно пытаясь не слишком откровенно вглядываться в чистые голубые глаза.

— Фло, Мэгги — моя коллега по салону «Кудряшка Кью», но теперь она занялась… Ой! — вскрикнула Бонни, потирая ногу, которую я довольно ощутимо пнула под столом, и это помешало ей рассказать, что я еще работаю певицей в ночном клубе. Она перехватила мой взгляд и замолчала.

— Так вы парикмахер? Замужем?

Дамы за столом снова рассмеялись: судя по всему, Фло оседлала своего любимого конька, что также было не ново.

— Послушайте, Мэгги, — Фло ближе наклонилась ко мне, — не обращайте на них внимания. Перед вами мать, которая подыскивает достойную пару для своего умного, красивого и недавно разведенного сына.

Я вскинула брови и вежливо улыбнулась.

— Нет, мэм, я не замужем.

— Так-так, — проговорила Фло, отламывая кусочек кукурузного хлеба, но, по-видимому, не собираясь подносить его ко рту.

— Расскажите мне о своем сыне, — сказала я, изо всех сил стараясь не встречаться взглядом с Бонни и не показать свою заинтересованность.

Бонни раскашлялась так сильно, что ей пришлось выйти из-за стола.

— О, он просто красавчик! — заявила одна из дам с голубыми волосами.

Остальные согласно закивали.

— И такой вежливый, — сказала другая.

— Настоящий сердцеед, — добавила третья.

Тут все замолчали и дружно уставились на маленькую, похожую на птичку женщину в шляпке из голубой и розовой соломки. Та густо покраснела.

— Я только хотела сказать, что он очень мил, но, конечно, настоящий джентльмен.

Фло посмотрела туда, где служители раздавали стоящим в очереди людям тарелки с бобами, и нахмурилась. Ей там явно что-то не понравилось. Никто за столом не успел и слова сказать, как она вскочила со своего места и бросилась наводить порядок.

— Я не сомневаюсь, что сын миссис Уэдерз — очень достойный человек, — сказала я с улыбкой, — но если он только недавно остался один, возможно, он не торопится связать себя с другой женщиной.

Над головами дам словно собралось легкое облачко. Первой подала голос пышная дама в ярко-лиловом платье.

— То, что случилось с Маршаллом, — это форменное безобразие!

— О, простите, мне очень жаль. — Я потупилась и стала ковырять вилкой в тарелке с бобами. — Его жена умерла?

— Силы небесные, нет, конечно! Но признаться, нам порой кажется, что лучше бы это было так. — Дама в лиловом с опаской посмотрела в сторону Фло, которая накладывала бобы в большую миску, и снова повернулась ко мне: — Жена его бросила! Ушла к другому!

— Не может быть! — воскликнула я.

К столу возвращалась Бонни, теперь ее лицо приняло умеренно розовый оттенок.

— Да, да! — дружно подтвердили дамы.

— И это при том, что он очень много работает, расследуя разные преступления! — Дама в лиловом явно переживала больше всех. — А она просто взяла и ушла от него! Из вещей ничего не забрала, кроме одежды. Ушла к лучшему другу Маршалла! С тех пор он сам не свой. Фло за него так волнуется, что чуть не заболела от беспокойства. Он почти нигде не бывает, даже в церковь не ходит. Он и с друзьями почти перестал встречаться. Думаю, он просто никому больше не доверяет, и, знаете, я его в этом не виню.

— Ну, это произошло уже больше года назад, — вставила дама, похожая на птичку. — Ему нужна новая лошадка, вот что я вам скажу. Пора ему снова вскочить в седло.

— Марта! — ужаснулись остальные.

— Да полно вам, не ведите себя как ханжи! — Марта фыркнула. — Мне стесняться нечего, я этому мальчугану в свое время подгузники меняла и видела, как он рос. Ему просто нужна хорошая женщина, только и всего. К несчастью, он пока сам этого не знает, думает, что женщины все одинаковы, лживые твари вроде его бывшей. Вот и ушел с головой в работу.

Дамы вздохнули в унисон. Приближалась Фло, и все, кроме Марты, уткнулись в свои тарелки.

— Разве я не дело говорю, Фло? — спросила Марта.

— О чем это она? — Миссис Уэдерз улыбнулась, села на свое место и потянулась за чайником.

— Я говорю, что Маршаллу нужна новая женщина, разве я не права?

Фло покосилась в мою сторону и рассмеялась.

— Да, ты права! Но только не пугай мисс Мэгги, она решит, что нам не терпится поскорее сбыть Маршалла с рук.

— А разве не так? Помнится, кто-то говорил, что мечтает о внуках.

Фло вздохнула и посмотрела на меня.

— Вы, наверное, знаете, как это бывает: всякой матери больно видеть, как ее мальчик страдает, сколько бы ему ни было лет и как бы стойко он ни держался.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — я кивнула, — у меня у самой есть ребенок.

Фло улыбнулась.

— Знаете, я почему-то думаю, что мой сын вам понравится, а уж вы ему точно понравитесь, в этом я просто уверена.

— Что ж, может, мы с ним как-нибудь встретимся, — невозмутимо заметила я.

— Непременно встретитесь, он должен с минуты на минуту прийти сюда. Он никогда не пропускает бобовый пир и ребят, с которыми работает, тоже приводит.

Бонни снова подавилась и закашлялась еще сильнее, чем в первый раз. С бешено бьющимся сердцем я лихорадочно соображала, как бы удрать. Я посмотрела на подругу, пытаясь перехватить ее взгляд.

— Бонни, — громко сказала я, вставая и подходя к ней, — позволь я тебе помогу. — Я буквально стянула Бонни со стула, схватила свою и ее сумочки и посмотрела на соседок по столу. — Мы скоро вернемся, эти приступы кашля находят на бедняжку неожиданно, и от них помогает только одно средство — свежий воздух.

Я потащила было Бонни к выходу, но на полпути к двери увидела нескольких мужчин. Узнав среди них детектива, я быстро повернула Бонни в обратную сторону, и мы поспешили в дамскую комнату, дверь в которую находилась по другую сторону длинного зала.

— Быстрее! — прошипела я. — Спрячемся в туалете, пока он нас не увидел!

Мы чуть ли не бегом бросились через зал, при этом Бонни продолжала надсадно кашлять, а я молила Бога, чтобы нам не помешали скрыться. Наконец мы юркнули за дверь и остановились, тяжело дыша.

— Что нам теперь делать? — ахнула Бонни.

Я оглядела помещение, отделанное розовым кафелем. Три кабинки, две раковины, одно окно.

— Бонни, — сказала я, — трудные времена требуют крепкой шкуры. Мы отсюда выберемся.

— Но он нас увидит! Тебе ведь это не нужно, правда? Или ты хочешь, чтобы он узнал, что ты наводишь о нем справки у его матери? Да он просто лопнет от злости!

Я подошла к окну с матовыми стеклами, приоткрыла его и посмотрела на кладбище, которое начиналось за церковью.

— Бонни, ты прыгнешь первая.

— Да ты что, я не могу! — взвизгнула она. — Как же дети?

Действительно, Бонни не могла сбежать, бросив детей.

— Ну хорошо. — Я старалась говорить как можно спокойнее. — Ты вернешься в зал, тихо соберешь своих ребятишек и уйдешь. Если кто-нибудь спросит, где я, притворись, что не знаешь. — К сожалению, я знала, что Уэдерз раскусит Бонни с первого взгляда, врунья из нее никудышная. — Только попытайся ускользнуть так, чтобы Фло тебя не видела, сумеешь?

Бонни стала неловко возиться с замком сумочки, как будто собиралась лезть за сигаретой.

— Ну хорошо, — согласилась она наконец, — я так и сделаю.

— Отлично. И… вот что, Бонни, можешь сделать ради меня еще кое-что?

— Ну что еще? Кажется, я и так взвалила на себя достаточно!

— Это не сложно. — Я разулась. — Просто вытолкни меня из окна.

С помощью Бонни я взобралась на подоконник с туфлями в руках, свесила ноги из окна и с глухим стуком приземлилась на газон. Из окна высунулась голова Бонни в белокурых кудряшках.

— Как ты там, в порядке?

Я встала, отряхнула с юбки обрезки свежескошенной травы и надела туфли.

— Все нормально. Ладно, Бонни, иди, а то они, чего доброго, начнут тебя разыскивать. А мне надо бежать.

Бонни захихикала.

— Мэгги, признаться, сегодня ты открылась мне совсем с новой стороны.

Я пожала плечами:

— Не могла же я допустить, чтобы он взял надо мной верх. Он и так знает обо мне куда больше, чем я о нем.

— Думаю, дело не только в этом, — возразила Бонни, — тут кроется нечто большее.

Я не ответила, молча повернулась и быстро зашагала к машине, то и дело оглядываясь, чтобы посмотреть, не вырос ли у меня за спиной вездесущий Уэдерз. В конце концов, день прошел не зря, я узнала о нем кое-какие интересные подробности. Вот только беда в том, что теперь мне стало его жаль и я вовсе не чувствовала себя победительницей.

— Ладно, Мэгги, не раскисай, тебе надо быть потверже, — сказала я вслух. — Он всех одурачил, на самом деле он вовсе не страдалец с разбитым сердцем, и тебя он нисколечко не жалеет.

Я вспомнила, как Уэдерз меня целовал, и от этого воспоминания тело налилось давно забытым томлением. Нет, он меня не жалеет. Он опасен, очень опасен и, чтобы поймать меня на крючок, готов использовать все приемчики из своего арсенала.

 

Глава 21

Дневная школа в Ирвинг-парк выглядела как картина Нормана Рокуэлла — постройки из красного кирпича, толстые белые колонны в греческом стиле, аккуратно подстриженные зеленые лужайки. Даже ученицы, казалось, сошли с его полотна — за единственным исключением. Шейла сидела одна посреди зеленой лужайки, ее длинные прямые волосы рассыпались по плечам, закрывая лицо. Она сидела, скрестив ноги и понуро сгорбившись. Шейла была совсем одна. Кажется, она не видела, как я подъехала. Воспользовавшись этим, я немного понаблюдала из окна машины за своей юной бунтаркой. Жизнь в доме папочки оказалась на поверку не такой уж райской, как ей представлялось. Девочки проходили мимо Шейлы группками по двое, по трое, переговариваясь между собой, но ни одна ни словом не обмолвилась с Шейлой. Я взялась за ручку дверцы и уже собиралась выйти из машины, когда на сцене появился он.

На новеньком «фор-раннере» к школе подкатил Кит. Поначалу я решила, что ошиблась, не хотелось верить, что это он, я точно знала, что такая шикарная тачка этому остолопу не по средствам, но, как ни странно, за рулем сидел именно Кит. Он вырулил на подъездную аллею, ноль внимания на предупреждение «Только для автобусов», и выпрыгнул из машины.

— Шейла!

Услышав свое имя, Шейла дернула головой, как марионетка, мрачное выражение лица сменилось радостной улыбкой. Она явно забыла, что сегодня за ней заезжаю я, а не этот бабуин.

Я вышла из машины и двинулась к счастливой парочке. И что только моя дочь в нем нашла? Разговор обещал быть не слишком приятным, Шейла явно мне не обрадуется. Я попыталась поставить себя на место дочери и вспомнить, каково быть шестнадцатилетней девочкой, впервые влюбленной.

…Его звали Тони, и маме он совершенно не нравился. Он был итальянец, носил короткую стрижку под ежика и довольно складно говорил, но мама с самого начала видела его насквозь.

— Доченька, это же совершенно пустой, непутевый парень, — говорила она.

Но я не слушала. Наверное, склонность выбирать неподходящих мужчин заложена у меня в генах, к тому же, когда в дело вмешиваются разбушевавшиеся гормоны подростка, голос разума не слышен. А я была отчаянно влюблена в Тони, он был для меня счастливым избавлением от мира реальности, моим спасением от беспробудного пьянства отца. Беда в том, что сам Тони был точно таким же, как отец, только еще и злобным вдобавок.

Тот же отчаянный взгляд я видела сейчас в глазах Шейлы. Она видела в Ките путь к счастью, Кит должен был все исправить, сделать так, чтобы для нее уже не имело значения, что Вернелл снова стал пить не просыхая, или что дядя Джимми убит, или даже то, что, когда она входит в класс, другие школьницы Ирвинг-парка смотрят сквозь нее, ее не замечая.

— Привет, дорогая, — сказала я, вклиниваясь между Шейлой и Китом. — Ты, наверное, забыла, что сегодня за тобой заезжаю я. — Не давая Шейле времени на ответ, я повернулась к Киту, стараясь не смотреть на ярко-розовый флюоресцирующий собачий ошейник, который он носил на шее. — Мне очень жаль, что ты проделал весь этот путь напрасно.

Шейла надула губы, явно готовая ринуться в бой.

— Мама! — начала она. Но Кит прервал ее:

— Шейла!

Его окрик прозвучал, как щелчок кнута, и я невольно уставилась на него. Таким тоном рассерженный родитель разговаривает с непослушным ребенком.

— Как ты разговариваешь с матерью! Это неуважение! — Его лицо смягчилось, он повернулся к Шейле. — Радость моя, у нас с тобой сколько угодно времени, а с мамой ты почти не видишься. — Он встал вполоборота, обращаясь к нам обеим. — Так что, девушки, не буду вам мешать, езжайте, пройдитесь по магазинам или куда вы там собирались. Я буду поблизости.

Шейла растаяла, а у меня внутри все превратилось в лед. Я как будто перенеслась на много лет назад и снова слышала голос Тони. Этот Кит вертит моей дочерью, как пожелает! Указывает ей, что делать, даже милостиво разрешает уйти от него. Надо же, «девушки… пройдитесь по магазинам…» Каков наглец!

Шейла обняла его, глядя на него влюбленными глазами, кажется, она просто расплавилась как воск.

Кит поцеловал ее, затем мягко отстранил от себя:

— Ладно, иди, мне все равно надо на репетицию ансамбля.

Тут он посмотрел на меня, и у меня не осталось сомнений в том, что он в ярости. Он улыбался, но угрюмые карие глаза напоминали тлеющие угольки.

— Желаю приятно провести время. — Кит сунул руку в карман, достал небольшую пачку купюр и отделил от нее несколько бумажек. Потом снова повернулся к Шейле: — Держи, радость моя, купи себе что-нибудь.

Кит сунул деньги в карман Шейле; я заметила, что это были двадцатки. Он нарочно постарался, чтобы я это разглядела. Мне в голову пришло сравнение с самцом, который метит свою территорию.

— Ладно, нам пора, — сказала я, стараясь говорить как можно непринужденнее. — Пока, Кит.

Я пошла к машине, с трудом сдерживаясь, чтобы не вернуться и не влепить наглецу пощечину. Если Шейла заподозрит, что Кит мне не нравится, она еще сильнее к нему привяжется, а этого я никак не могла допустить. Оставалось лишь надеяться на то, что время возьмет свое и Шейла в конце концов образумится.

Шейла, казалось, не шла к «фольксвагену», а плыла на облаке своей влюбленности. Только когда мы отъехали от школы, она наконец спустилась с небес на землю и заговорила:

— Ну разве он не прелесть, мам?

— Угу, — без особого энтузиазма согласилась я. Красавчик, ничего не скажешь. — Интересно, откуда у него столько денег?

Я почти чувствовала, как взгляд Шейлы буравит меня сбоку. Как часто бывает, когда дело касается дочери, я ляпнула не то, что нужно.

— Ну уж не от продажи наркотиков, если ты это имеешь в виду!

— Я ничего не имела в виду, — возразила я ровным голосом, — просто мне интересно, я ведь о нем почти ничего не знаю. — Не считая того, что он был однажды арестован за торговлю наркотиками, как мне рассказала соседка.

Шейла раздраженно вздохнула:

— Мама, я тебе уже говорила, он нашел постоянную работу. Я знаю, Кит тебе потому не нравится, что он меня любит, а ты считаешь его недостаточно хорошим для своей дочери. Это же классический случай, мама, ты переживаешь синдром пустого гнезда, а еще, наверное, у тебя скоро наступит климакс.

— Что-о?!

Машина резко вильнула, съехала на пешеходную дорожку бульвара Брайана, но тут же, взметая гравий из-под колес, вернулась на проезжую часть.

— Ах, мама, ну что ты в самом деле! Мне уже семнадцать, со мной можно говорить о таких вещах. Мисс Доминик, наша учительница психологии, говорила, что в твоем возрасте цепляться за детей и пытаться вернуть молодость вполне нормально. Потому ты и занимаешься всей этой ерундой в клубе.

Сработал рефлекс: моя рука сама собой взлетела и дала Шейле подзатыльник.

— Ой, мама, больно же!

Она думает, я с ней шутки шучу! Даже не догадывается, что я была близка к детоубийству!

— Сколько лет этой твоей мисс Доминик? — спросила я.

— Она молодая, поэтому-то всем нам нравится. Она понимает, что к чему, не в пример некоторым старым, засушенным мымрам.

— Вот что, дорогая, хочу тебе кое-что сказать, а ты, будь любезна, послушай. — Я сознавала, что сейчас, взорвусь, но как же приятно было наконец сказать то, что думаешь! — Шейла, мне еще нет сорока, и вряд ли в ближайшее время мне грозит опасность выжить из ума, одряхлеть или хотя бы страдать от недостатка гормонов. И синдрома покинутого гнезда, равно как и всяких других синдромов, у меня нет. Зато у меня есть своя жизнь, и я имею на нее право, независимо от того, как ты к ней относишься. Может, тебе стоит вернуться к мисс Доминик и побеседовать с ней на другую тему — о девочках, которым трудно смириться с фактом, что у их матерей есть своя жизнь!

Шейла уставилась на меня, как на девчонку детсадовского возраста, которая все перепутала.

— Мама, я ничего не имею против твоей личной жизни, если она пристойна, — высокомерно заявила дочь. — Но скакать по сцене в мини-юбочке в твоем возрасте просто неприлично. К тому же, мама, у меня тоже есть своя жизнь, у нас с Китом все очень серьезно.

Последние слова Шейлы меня не на шутку испугали.

— Что значит — очень серьезно? Что ты имеешь в виду?

Господи, неужели нам нужно вместе пойти к врачу и обсудить проблему противозачаточных средств? Ребенок от этого урода!

— Мама, Кит хочет на мне жениться.

— Шейла, ты еще слишком молода.

— Но ты же вышла замуж за папу, когда тебе было восемнадцать!

— Это совсем другое дело. — Я тут же пожалела о своих словах.

— Почему другое?

— Шейла, у меня не было того, что есть у тебя. У меня не было на банковском счете денег, специально отложенных на обучение в колледже. Твой папа был мне нужен, по крайней мере я так думала. Но на самом деле это было отнюдь не так. — Я говорила на редкость неубедительно.

— Ну так мне нужен Кит, а что скажут другие, мне все равно!

— Что ж, я бы советовала тебе как следует подумать, прежде чем разрушать собственную жизнь, пока не стало слишком поздно.

— А разве именно это случилось с тобой, когда ты вышла замуж за папу?

Разговор не клеился. Мы почти доехали, до подъездной дороги к дому Вернелла и Джолин оставалось совсем немного, но чем дольше я говорила, тем глубже увязала. Наконец я поставила свой скромный «жук» рядом с длинным белым «кадиллаком» Джолин и повернулась лицом к Шейле.

— И да, и нет.

У Шейлы расширились глаза, казалось, она вот-вот заплачет.

— Дорогая, я любила твоего папу, во всяком случае, думала, что люблю, но я вышла за него замуж, исходя из неверных побуждений.

Шейла ахнула:

— Ты была беременна!

— Конечно, нет, девочка, как тебе такое только в голову пришло! Ты была зачата в медовый месяц. Нет, я вышла замуж за твоего папу потому, что твой дедушка был чуть ли не постоянно пьян и мне хотелось вырваться из этого ада.

В глазах Шейлы мелькнул проблеск понимания. В последнее время с Вернеллом творилось примерно то же самое — он чаще бывал пьяным, чем трезвым.

— Но я не доверяла самой себе, Шейла, не знала, что смогу прожить самостоятельно. Не видела другого выхода и думала, что влюблена. Дорогая, теперь-то я понимаю, что была просто дурочкой; мы с твоим папой не настолько хорошо знали друг друга, чтобы связать свои судьбы до конца дней.

— Вы же любили друг друга. — настаивала Шейла.

— Конечно, но одной любви не всегда достаточно для брака. Для брака нужно созреть, тебе нужно лучше знать своего партнера, да и самое себя. Я тебя ни к чему не принуждаю, только говорю, что тебе нужно время. Не спеши принимать необдуманные решения от отчаяния.

Шейла меня слушала, но не слышала, между нами снова вырастала стена.

— Я и так себя знаю. Я достаточно взрослая для своего возраста, и мы с Китом любим друг друга.

— Что ж, тем лучше. Если ваши чувства крепки, значит, время им не повредит, значит, ты можешь подождать с замужеством до окончания колледжа. Любовь до гроба не может сойти на нет только потому, что одному из вас нужно получить образование.

Шейла закатила глаза. В конце концов я решилась спросить:

— Может, ты хочешь, чтобы я сходила с тобой к врачу?

— Господи, мама, нет!

Я вздохнула с облегчением, но оказывается, поторопилась.

— Со мной сходит Джолин, с ней мне будет не так неловко.

Словно услышав, что мы упомянули ее имя, в дверях показалась Джолин.

— Шейла, тебя к телефону! — крикнула она.

— Мама, мне нужно идти.

Я и оглянуться не успела, как Шейла уже открыла дверцу и выходила из машины.

— Шейла, подожди, мы еще не закончили разговор.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо бросила она, — но мне правда пора. Обещаю не делать ничего в спешке. — Она смягчилась. — Но и ты, мама, должна кое-что понять. Вы с папой не всегда будете рядом со мной, а на Кита я могу положиться, он обо мне позаботится.

С этими словами она ушла, побежала по мощеной дорожке и скрылась в кирпичном дворце Вернелла. Я смотрела ей вслед и думала: «Что случилось с моей малышкой? Всего лишь пару лет назад мы откровенно говорили с ней обо всем на свете, она и мысли не допускала о том, что я могу ее покинуть. Что же произошло, почему она так изменилась? Куда девалась моя маленькая девочка?»

Джолин протянула Шейле телефонную трубку. Та взяла трубку и вбежала в дом, даже не оглянувшись на мать, но Джолин не упустила случая посмотреть на меня с торжествующей улыбкой. Еще бы, ведь стоит ей только захотеть, и она в любой момент может заставить мою дочь мчаться к ней бегом. Шейла теперь живет с ней, а я осталась одна.

Может, с моей стороны было ошибкой позволить Шейле поселиться с отцом? Но с другой стороны, какой у меня был выбор? Шейла сама все решила, я ничего не могла с этим поделать. Я ехала в машине с ощущением внутренней пустоты и тревоги за дочь, чувствуя себя никудышной матерью. Почему в моей жизни все так неуправляемо? Почему у меня такое ощущение, будто я оказалась на мчащемся поезде без тормозов?

Я вела «фольксваген» словно на автопилоте. Во второй половине дня машин на улицах прибавилось, но я этого почти не замечала. Я пребывала в затянувшейся депрессии и тонула в пучине жалости к себе, которая грозила поглотить меня целиком. Только одно обстоятельство вернуло меня к действительности: неожиданно для себя я обнаружила, что въезжаю на задний двор своего дома, то есть туда, где мне меньше всего хотелось бы оказаться.

Затормозив, я посидела за рулем, глядя на дверь черного хода, ведущую прямо в мою спальню. В конце концов, кого это волнует? С какой стати для меня вдруг стало так необыкновенно важно не появляться в собственном доме? Да, Джимми убили здесь, его труп лежал в моей гостиной на бабушкином ковре, и что из этого? Не могу же я убегать из дому вечно. Если разобраться, не этим ли я занималась всю жизнь — убегала? Если бы я в свое время обратилась в суд и попыталась бороться за Шейлу, возможно, судья принудил бы ее остаться со мной.

— Мэгги, ты говоришь глупости! — сказала я себе. В тишине холодного осеннего дня голос прозвучал непривычно громко. — Шейла ведет себя так же, как большинство подростков ведут себя по отношению к своим матерям. Она пытается сделать свою жизнь твоей ошибкой. Хватит ныть, возьми себя в руки и берись за дело.

Я вынула ключ из замка зажигания, вышла из машины и захлопнула за собой дверцу. Мне все равно придется преодолеть страх перед смертью Джимми, так почему бы не сейчас? Ансамбль сегодня вечером не выступает, не будет даже репетиции, момент самый подходящий.

— Ты просто трусиха, боишься собственной тени. Если вести себя так, словно весь мир только и думает о том, как бы тебя куснуть, то так и будешь все время плясать под чужую дудку.

Продолжая разговаривать сама с собой вслух, я поднялась по лестнице, ведущей к двери черного хода, и не мешкая вставила ключ в замочную скважину.

— Сейчас мы зайдем и наведем тут порядок, а потом снова поселимся в этом доме. — Я сама не знала, кого имела в виду, говоря «мы», но было как-то спокойнее делать вид, будто я не одна.

Я вошла внутрь, включила свет и заставила себя пройти в глубину дома. В гостиной я взглянула на пол, туда, где на бабушкином ковре расплылось пятно крови Джимми. Пятно было по-прежнему на месте. Не знаю, почему меня это немного удивило, вероятно, потому, что в глубине души я все еще отказывалась поверить в случившееся и надеялась, что все это окажется кошмарным сном. Я сдвинула мебель к стене и скатала ковер в длинный рулон. Рулон получился тонкий, но протащить его через дом оказалось труднее, чем я себе представляла. Тяжелый старый ковер, казалось, сопротивлялся моим попыткам от него избавиться. Но в конце концов мне удалось вытащить его через дверь черного хода, спустить по лестнице и оттащить к мусорному баку. Там я его и оставила. Не знаю, сумею ли я оттащить его к дороге, когда приедет мусорщик, но на душе стало легче уже от того, что я убрала его из своего дома.

— Ну вот, — громко сказала я, стоя в пустом дворе. — Пусть лежит.

Вернувшись в дом, я прошла на кухню, налила в ведро горячей воды и добавила «Пайн-сол», моющее средство с запахом сосны. Мама всегда говорила, что вымыть пол с «Пайн-солом» и хорошенько проветрить дом — лучший способ изгнать из дома все неприятности.

После часовой уборки я заглянула в спальню и увидела, что на автоответчике мигает красная лампочка. Хороший предлог сделать перерыв. Я нажала кнопку и подождала, пока перемотается лента. Автоответчик у меня был старый, доставшийся от Вернелла. Моему бывшему мужу нравилось, чтобы «народ», как он выражался, всегда мог до него добраться. Я-то лично думаю, что если ты кому-то очень нужен, он вполне может и перезвонить еще разок. Тем не менее я сама стала включать автоответчик — на случай если вдруг понадоблюсь Шейле. Просто на всякий случай.

Несколько человек повесили трубку, не оставив сообщений, потом я услышала знакомый хриплый голос, немного неразборчивый, как у человека в подпитии.

— Мэгги, это все равно что стрелять уток в бочке, — проскрипел Джерри Сайзмур. — Я тут собрал для тебя кое-какую информацию. Буду дома, пока ты со мной не свяжешься, так что бери купальник и двигай ко мне. — Джерри стал подробно объяснять, как мне найти его дом в юго-западной части округа Гилфорд, кажется, не обойдя вниманием ни одну самую маленькую развилку или проселочную дорогу. Помолчав, он усмехнулся: — Если ты думаешь, Мэгги, что я собираюсь рассказать тебе все это по телефону, то ты ошибаешься. А если ты собираешься «забыть» купальник, имей в виду, я усажу тебя в ванну голышом. Информация, которую я раздобыл о твоем наследстве, того стоит.

По звяканью стекла о стекло и бульканью я поняла, что Джерри подливает себе текилы.

— Не дрейфь, Мэгги, это совсем не опасно, мне просто нравится видеть в своей ванне хорошенькую женщину, пока я рассказываю, что и как.

Джерри повесил трубку. Судя по цифрам на автоответчике, он звонил три часа назад. Быстро же он работает, этот Сайзмур!

Я бросила половую тряпку и уставилась на автоответчик. Придется ехать к Джерри, ничего не поделаешь. Пытаться перезвонить ему по телефону бесполезно: Джерри Ли Сайзмур слов на ветер не бросает. Я понесла ведро с грязной водой к двери черного хода и выплеснула воду во двор. Джерри наверняка станет ко мне приставать, но зато сообщит мне нечто важное.

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — подумала я вслух. С этими словами я решительно пошла обратно в дом. Лучший способ справиться с Джерри Ли Сайзмуром — это обращаться с ним строго, по-деловому.

В доме пахло сосной. С приближением вечера комнаты, залитые светом ламп, которые я повсюду включила, стали казаться уютнее. Вымытый пол блестел, и на мгновение у меня возникло чувство, будто здесь ничего не произошло. Я вдруг почувствовала себя в безопасности, даже обрадовалась, что вернулась домой. Но затем меня снова стал одолевать страх.

— Прекрати, не смей этого делать! — скомандовала я себе. — Главное, не останавливайся!

Я еще раз прослушала сообщение Джерри, записывая, как проехать к его дому. Затем достала купальник, взяла ключи от дома и подошла к двери, оставив все лампы включенными. Я больше не прячусь у Джека, больше не убегаю, сегодня ночью я вернусь к себе домой, на этот раз навсегда.

 

Глава 22

К тому времени как я добралась до дома Джерри Ли Сайзмура, совсем стемнело, но жилище Джерри трудно было спутать с чьим-нибудь другим. На высоком столбе, стоящем у начала его подъездной дороги, развевался огромный флаг в честь пропавших без вести ветеранов вьетнамской войны, по другую сторону дороги был водружен американский флаг. При въезде висела табличка «Частная собственность», по верху забора из проволочной сетки была натянута колючая проволока, над распахнутыми воротами красовалась огромная буква «С» из кованого железа. Медленно проехав в ворота, я заметила еще одну табличку, поменьше первой. Вторая гласила: «Эта территория охраняется Смитом и Вессоном».

По мере приближения к дому одна за другой включались лампочки, освещая мне путь по изрытому колеями красноватому грунту. Джерри развесил лампочки на всех соснах, растущих вдоль дороги. Большой бревенчатый дом неожиданно возник прямо передо мной. Он освещался еще ярче, перед фасадом стоял еще один флагшток.

Я поставила машину у лестницы парадного входа, заглушила мотор, но выходить не спешила, резонно рассудив, что в доме, охраняемом как крепость, непременно должна быть сторожевая собака. При моей невезучести вполне возможно, что собака доберется до меня раньше, чем Джерри выйдет встречать.

Через несколько минут стало ясно, что собака не появится, так же как и кто-нибудь еще. Я открыла дверцу машины и прислушалась. Откуда-то издали доносилась музыка. Это была песня «Белая комната» популярной в семидесятые годы группы «Крем». Поскольку никакая собака явно не собиралась на меня набрасываться, я вышла из машины и поднялась по белым ступеням к двери.

Табличка на двери гласила: «Если уж вы добрались сюда, проходите в глубину дома — мы, наверное, в бассейне».

Моя тревога прошла. Вероятно, у Джека вечеринка и он с друзьями в глубине дома. Значит, он не лежит, дожидаясь меня, чтобы соблазнить. У меня просто чересчур разыгралось воображение — проблема, с которой я сталкиваюсь всю жизнь. Я нажала на латунную ручку и толкнула тяжелую деревянную дверь. Изнутри дом Джерри выглядел настолько же гостеприимно, насколько недружелюбно снаружи. Свою гостиную Джерри оформил в юго-западном стиле. На пухлых мягких креслах и диване лежали индейские коврики кирпично-красного цвета с национальным орнаментом, на журнальном столике лежала раскрытая книга с забытыми на ней очками, рядом стоял пустой стакан.

Пройдя через комнату, я остановилась у раздвижных стеклянных дверей, выходивших на веранду. Здесь музыка звучала громче, но слышался и плеск воды в ванне. В подставках, стоящих вдоль ограждения, горели факелы. Веранда была уставлена кадками с фиговыми деревьями и папоротниками. Теперь мне стало ясно, почему Джерри любит вести дела, не вылезая из горячей ванны: его веранда — настоящий оазис.

Я вышла и аккуратно прикрыла за собой стеклянную дверь. Ванна располагалась в дальнем углу веранды, во всяком случае, плеск воды доносился оттуда, но самой ванны за листьями и цветами не было видно.

— Джерри! — позвала я. Никто не ответил. — Эй, я иду. Надеюсь, ты в приличном виде?

Я сделала несколько шагов по дощатому настилу, под ложечкой засосало от недоброго предчувствия. Может, Джерри потерял сознание?

— Эй, Джер, это я, Мэгги…

Я подошла к кромке искусственного леса. Кроме музыки и плеска воды — ни звука. Небо над головой черное, ни единой звезды.

Вздохнув поглубже, я заставила себя проникнуть сквозь завесу из растений. Джерри Ли Сайзмур лежал на спине, его тело слегка покачивалось на поверхности огромной, человек на двенадцать, ванны: на груди темнело уродливое красное пятно.

 

Глава 23

Я бросилась к телефону и дрожащими руками набрала номер Уэдерза. К счастью, он ответил быстро. Я так крепко прижимала телефонную трубку к уху, как будто он мог по проводам влить в меня часть своей силы.

— Помогите, — еле слышно пролепетала я в трубку, — Боже, помогите же мне!

— Мэгги? — Маршалл Уэдерз узнал меня по голосу. — Вы где?

Я вдруг разрыдалась: выдержка, вернее, то, что от нее оставалось, окончательно покинуло меня.

— Мне страшно! — закричала я всхлипывая.

— Я знаю, Мэгги, и хочу вам помочь. Скажите, где вы, и я сейчас же приеду.

Я стала рассказывать, как меня найти. Я путалась в словах, то и дело снова начинала плакать, но в конце концов все-таки объяснила и уверилась, что Уэдерз обязательно приедет.

— Мэгги, — сказал он, — сейчас я передам трубку своему коллеге, его зовут Бобби. Он останется здесь и будет говорить с вами по телефону, пока я буду в дороге. Поговорите с Бобби, Мэгги.

Он выехал ко мне, даже не спросив, что случилось. Я услышала в трубке другой мужской голос, более молодой, но по-прежнему цеплялась за телефон, стоя в гостиной Джерри спиной к веранде и к его трупу.

— Мэгги, это Бобби. Постарайтесь успокоиться и расскажите, что произошло, чтобы я мог понять, какая поддержка понадобится детективу Уэдерзу.

Он хочет, чтобы я помогла Маршаллу. Разумеется, я это сделаю. Сердце билось так сильно, что, кажется, готово было выскочить из груди.

— Он… — я икнула, — он мертв. Мой… Джерри Ли Сайзмур, его… он…

— Мертв, — спокойно повторил Бобби. — О’кей, Мэгги, я понял. Вы уверены, что он мертв?

— Да! — крикнула я. — Абсолютно уверена! Его застрелили!

— Ладно, Мэгги, подождите секунду, не вешайте трубку.

Я услышала приглушенные голоса, Бобби отдавал кому-то распоряжения.

— Мэгги, вам осталось подождать десять минут. Я пошлю к вам наших ребят, они доберутся быстрее, чем детектив, потому что они ближе.

Но они не добрались быстрее, первым все-таки приехал Маршалл Уэдерз. Его машина с включенной голубой «мигалкой» промчалась по подъездной дороге и резко затормозила перед домом Джерри. Он не бежал и даже вроде бы не особенно торопился, но мне показалось, что он очутился на моей веранде в одно мгновение, а еще через миг уже стоял рядом со мной. Почему-то для меня было самым естественным делом шагнуть к нему. Маршалл обнял меня, но это продолжалось недолго.

— Вы уверены, что он мертв? — спросил Уэдерз, направляясь в глубь дома.

— Уверена.

Позади завыли сирены, по подъездной дороге промчалось еще несколько полицейских машин. Казалось, к дому Джерри Ли Сайзмура съехалась чуть ли не вся полиция округа. Обширное пространство перед домом заполонили машины и люди в полицейской форме.

Уэдерз вышел навстречу и остановил первую же пару полицейских на веранде.

— Обойдите вокруг дома. Один труп в бассейне за домом, пойдите проверьте, нет ли там еще кого. Осмотрите территорию на пятьдесят футов от дома. Как только закончите, сразу же возвращайтесь сюда.

Подъехала еще одна машина. Седан без опознавательных знаков полиции резко затормозил почти вплотную к ближайшей патрульной машине. Из седана выскочил полицейский и быстро зашагал к нам. Это был молодой напарник Маршалла Билли Эванс.

Подождав, пока Билли поднимется на веранду, Маршалл повернулся ко мне:

— Мэгги, оставайтесь здесь с детективом Эвансом, а мне нужно осмотреть место преступления.

Подошли два санитара с пластиковыми мешками и вопросительно посмотрели на детектива. Уэдерз кивнул, и все трое скрылись в глубине дома.

Я осталась ждать, сама не своя от страха, стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони. Без Маршалла я не чувствовала себя в безопасности.

Когда детектив вернулся, выражение лица у него было какое-то странное. Он подошел к нам и отвел Эванса в сторону. Не знаю, что он хотел ему сказать, но это явно не предназначалось для моих ушей. Билли посмотрел на правую ладонь Маршалла, где лежал маленький металлический предмет: это была гильза. Затем оба одновременно взглянули на меня. Я и без слов поняла, что обнаружена еще одна гильза от пули из револьвера тридцать восьмого калибра — видимо, от той, которой был убит Джерри Ли Сайзмур.

— О Господи! — невольно вырвалось у меня. История повторяется заново.

Уэдерз покосился на меня, потом снова повернулся к напарнику.

— Вот что, Эванс, заканчивай здесь, а я отвезу мисс Рид и запишу ее показания.

Мысли одна за другой проносились у меня в голове с такой скоростью, что я не успевала ни одну додумать до конца, обрывки фраз и фактов складывались в довольно мрачную картину. «Паучиха Черная вдова — вот, наверное, что обо мне думает Уэдерз. Куда бы эта Мэгги ни шла, повсюду за ней остаются трупы».

— Идемте, — сказал Маршалл, — мы сядем в мою машину, а вашу потом кто-нибудь пригонит.

Я поплелась за ним, судьба моей машины сейчас заботила меня меньше всего. Перед глазами были тело Джерри, плавающее на поверхности воды, его невидящие глаза, обращенные к темному небу, уродливое кровавое пятно на груди, которое так не вязалось с пышной растительностью, окружающей ванну.

— Джерри Ли убили из револьвера тридцать восьмого калибра, верно? И вы думаете, что это сделала я? — задала я вопрос. Мы ехали по подъездной дороге. — Думаете, что раз калибр револьвера совпадает, значит, это был мой револьвер?

Перед выездом на шоссе Маршалл остановил машину повернулся ко мне:

— Значит, теперь вы стали читать чужие мысли?

— Ну на вашем месте я бы так и подумала.

— Вы — может быть.

— Ну хорошо, а что вы думаете?

Уэдерз снова завел мотор и повернул в сторону города.

— Что я думаю, не так уж важно.

В жизни не встречала человека, который бы так действовал мне на нервы, как Маршалл Уэдерз! Вечно он отбивает мяч на мою половину, никогда не ответит на вопрос прямо, особенно если вопрос хоть как-то касается его самого. Ведя машину, Уэдерз смотрел прямо перед собой, я видела его профиль. Лицо напоминало застывшую маску, не то чтобы недоброжелательную, но абсолютно непроницаемую.

— Все дело в контроле, не так ли?

— Не понимаю, о чем вы. — Но по тому, как дрогнули его губы под усами, я догадалась, что он все прекрасно понимает.

— Вам обязательно нужно всегда самому контролировать ситуацию.

— Естественно. — Он произнес это таким тоном, словно я изрекла общеизвестную истину, например, что небо голубое.

— А был ли хоть раз случай, когда вы ее не контролировали?

— Ну может, только в самом начале.

Похоже, ему не понравилось, что наш разговор принимает такой оборот. Он чувствовал себя неуютно, плечи напряглись, он упорно смотрел прямо перед собой, не поворачивая головы.

— Мэгги, по-моему, вам лучше немного помолчать и вспомнить все, что произошло между той минутой, когда вы приехали к Сайзмуру, и той, когда там появился я. — Маршалл ясно давал понять, что больше не желает отвечать на личные вопросы. — Закройте глаза и прокрутите все в памяти, как будто смотрите кино. А когда мы приедем в контору, расскажете мне все, что вспомнили.

Мне совершенно не хотелось этого делать, я не желала снова и снова представлять, как Джерри плавает в своей ванне. Пусть бы лучше этим занялся Уэдерз. Как же мне хотелось, чтобы он сам во всем разобрался! Но в том-то и беда, что никто не решит мои проблемы за меня. Всю свою взрослую жизнь я осознавала это снова и снова. Мне всегда приходилось улаживать все самой.

Поначалу меня это здорово бесило. Как же, выходит, я не Белоснежка и не Золушка и прекрасный принц не прискачет ко мне на белом коне! Но время шло, и в какой-то момент я начала даже гордиться собой. Я — Мэгги Рид и способна сама о себе позаботиться. Однако временами, когда становилось особенно тяжело, например, как сейчас, я снова начинала мечтать о рыцаре в сверкающих доспехах. Уэдерз всего лишь вернул меня с небес на землю. Да, он приехал, когда я в нем нуждалась, но чтобы спасти себя, мне нужно было каким-то образом достать убийцу, как фокусник достает кроликов из рукава. Пропади все пропадом!

Я закрыла глаза и стала вспоминать сообщение, которое Джерри Ли оставил на моем автоответчике. Потом вспомнила, как ехала к нему. Ворота были открыты — почему? Может, он их вообще не закрывал? Он, конечно, ждал меня, но не мог знать точно, когда я приеду. Может, он ждал в это время кого-то еще? Что он выяснил о фирме по продаже передвижных домов? Меня вдруг осенило, что одно связано с другим: я попросила Джерри разобраться с делами фирмы, он что-то выяснил, и вот он мертв.

Я тихонько ахнула и открыла глаза. Уэдерз заезжал в подземный гараж под зданием полицейского управления. Он тронул меня за плечо.

— Потерпите с этим, если можете. Не пытайтесь делать выводы из того, что вспомнили. Просто восстановите в памяти все подробности, мелкие детали, которые на первый взгляд могут казаться несущественными.

— Вы не понимаете! Джерри убили из-за меня. Я попросила его провести аудиторскую проверку «Мобил хоум кингдом», и он что-то обнаружил.

Уэдерз будто не слышал моих слов.

— Выходите, поднимемся в кабинет.

Он вышел из машины и открыл дверцу с моей стороны. На полутемной подземной стоянке, кроме нас двоих, никого не было, но из каждого угла на нас смотрели объективы камер, наблюдали за нами под разными ракурсами и передавали изображение на многочисленные мониторы. Вероятно, стоянка еще и прослушивалась.

Уэдерз быстро подошел к двери, набрал комбинацию из нескольких цифр, дождался глухого щелчка и открыл тяжелую металлическую дверь. Придерживая дверь одной рукой, другой он легонько подтолкнул меня внутрь. Он явно не хотел обсуждать дела на стоянке. Разговор начнется только там, где он скажет, и тогда, когда он скажет. Вероятно, на это у него есть веские причины. Все еще не в состоянии собраться с мыслями, я молча шла рядом, стараясь подладиться под его быстрые широкие шаги.

На лифте поднимались также молча. Уэдерз стоял так близко, что если бы я сдвинулась хотя бы на дюйм, то коснулась бы его руки. Я вспомнила, как он обнял меня, появившись в доме Джерри Сайзмура, и тут же мысленно отчитала себя: «Прекрати! Как ты можешь думать об этом здесь?!» Но не думать я не могла. Влечение, которое раньше лишь зрело во мне, теперь поднялось, как штормовая волна, грозя захлестнуть меня целиком.

Правой рукой я сильно ущипнула себя за мякоть большого пальца на левой. Уэдерз заметил мое движение.

— Зачем вы это делаете?

— Чтобы сосредоточиться, — ответила я.

Он удивленно вскинул брови и пожал плечами. Наверное, теперь он сможет добавить к длинному списку эпитетов, которыми он наверняка меня мысленно награждает, такие, как «идиотка» или «чокнутая».

— Полагаю, это что-то чисто женское?

Я метнула на него сердитый взгляд:

— Можно подумать, мужчины не пользуются никакими уловками, чтобы не отвлекаться от дела!

— Обычно в этом нет необходимости, — заметил он.

Я вспомнила Вернелла, который, случалось, занимаясь со мной любовью, одновременно в уме прикидывал результаты работы компании по продаже передвижных домов за последний квартал. Уэдерз прав: мужчины и женщины — существа противоположные.

— И о чем же вы задумались? Что отвлекло вас от мыслей о Джерри Сайзмуре?

Лифт дернулся и остановился, от толчка я потеряла равновесие, покачнулась и налетела на Уэдерза.

— Ни о чем, — буркнула я, отпрянув к двери.

Двери лифта медленно раздвинулись. Я могла бы поклясться, что слышала короткий смешок Маршалла Уэдерза. Но я не оглянулась, выйдя из лифта, и зашагала впереди него по длинному коридору в сторону отдела по расследованию убийств. Меня ждала еще одна долгая бессонная ночь.

 

Глава 24

Перевалило далеко за полночь. Стол между нами был заставлен пластмассовыми стаканчиками, в комнате пахло застарелым табачным дымом, подгоревшим кофе и одеколоном Маршалла Уэдерза. Мне уже до смерти надоело снова и снова во всех подробностях рассказывать, как я обнаружила труп Джерри Ли Сайзмура. Мне хотелось одного: вырваться отсюда.

— Я рассказала все, что могла вспомнить, — сказала я наконец. Эту фразу я произносила далеко не в первый раз, но каждый раз надеялась, что, может быть, на этот раз — в последний.

Маршалл Уэдерз устал не меньше моего, глаза у него покраснели. Он уставился в свою пустую чашку с таким видом, будто надеялся найти там нечто большее, чем кофейная гуща.

— Вы правы. — Он вздохнул и отодвинул от себя чашку. — Давайте на этом закончим на сегодня.

Он отклонился назад вместе со стулом, потянулся и сцепил руки за головой. Воспользовавшись тем, что он закрыл глаза, я присмотрелась к нему. Лицо под загаром побледнело, морщинки вокруг глаз стали заметнее.

— Ладно. — Передние ножки стула со стуком опустились на пол, я вздрогнула. — Я отвезу вас домой… или куда вы хотите вернуться.

В его голосе снова послышались нотки сарказма. По-видимому, ему не по душе, что я живу у Джека, наверняка он вообразил, что у нас с Гармоникой бурный роман. Мне почему-то стало смешно, я пыталась сдержать улыбку, но не сумела. Это ему тоже не понравилось.

— А как же моя машина? — спросила я.

— Отдайте мне ключи, я прослежу, чтобы ее доставили.

— Хорошо, тогда идемте.

Я встала и взяла сумочку. Уэдерз двигался медленнее, чем я, и как-то более продуманно, что ли. Казалось, он движется, как пантера, просчитывая свои действия на три шага вперед, постоянно выжидая удобный случай схватить добычу. Мы вышли из кабинета, спустились на лифте на стоянку, сели в машину. За все это время ни один из нас не произнес ни слова. Только заведя мотор, Уэдерз спросил:

— Куда ехать? В район складов?

Он дал задний ход и стал выезжать со стоянки. По-видимому, он принял мое молчание за знак согласия, а я не стала его разубеждать. Он выехал на Вашингтон-стрит и свернул в сторону Элм-стрит. Я молчала.

Мы доехали почти до самого перекрестка, где надо было сворачивать к дому Джека, и только тут я сказала:

— Ко мне домой.

— Это еще почему? — Уэдерз приглушил громкость приемника, как будто не расслышал.

— Я снова живу дома.

Он хмыкнул — коротко, но весьма многозначительно. «Давно пора, — слышалось в его «гм», — если уж на то пошло, тебе вообще не стоило связываться с этим хиппи».

На Элм-стрит он свернул налево и с видимым удовольствием повез меня в сторону, противоположную дому Джека. Детектив открыл рот, только когда мы оказались на моем заднем дворе.

— Не хочу вас запугивать, но, пока мы не поймаем преступника, постарайтесь быть осторожной.

Это был первый намек на то, что он все-таки не считает меня убийцей.

— Кто бы ни убил вашего деверя, а теперь еще и вашего бухгалтера, он не может знать наверняка, что вы в неведении. Возможно, он считает, что Сайзмур успел поделиться с вами своими открытиями.

У меня пока еще не сложилась ясная картина произошедшего, во всяком случае, осознанная, но внезапно стало страшно до смерти. В глубине души я чувствовала, что Маршалл прав.

— Я хочу сказать, не рискуйте понапрасну. Не выходите из дома одна по ночам, постарайтесь, чтобы после работы кто-нибудь провожал вас до машины. Словом, соблюдайте обычные предосторожности. И не показывайтесь больше в «Мобил хоум кингдом».

Последнюю фразу он бросил после короткой паузы, словно она пришла ему в голову напоследок, но это и было самое главное, он даже произнес эти слова чуть медленнее, чем все остальные.

— Берегите себя, а расследовать это дело предоставьте мне.

Мне хотелось сказать что-нибудь язвительное, но я не смогла придумать, что именно. Было так страшно, что голова туго соображала. Я посмотрела на заднее крыльцо, лампочку, горевшую над дверью черного хода, освещенные окна и вдруг поняла, что боюсь войти внутрь. То, что вечером казалось мне очень удачной мыслью, теперь стало выглядеть глупым безрассудством.

Уэдерз, как всегда, прочел мои мысли и заглушил мотор. — Может, войдем в дом вместе и все проверим? Просто так, на всякий случай.

Я могла не отвечать. Маршалл уже вышел из машины и расстегивал кобуру на поясе. К тому времени как я взошла на крыльцо, он стоял перед дверью черного хода, держа пистолет наизготовку, и ждал, когда я отопру дверь.

Наверное, я совсем обескураженно уставилась на оружие, потому что он едва заметно улыбнулся.

— Не волнуйтесь, если там кто-то есть, я его просто пристрелю.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но меня приводил в замешательство сам вид большого черного пистолета.

— Нисколько не сомневаюсь, — ответила я, слыша в собственном голосе дрожь.

Маршалл вошел первым. В моем маленьком домике его крупная фигура казалась еще более массивной. Он принялся методично обходить комнаты, и его шаги по деревянному полу отдавались эхом по всему дому. Я закрыла дверь и последовала за ним из комнаты в комнату. Это надо было видеть! Прямо как в боевике: Маршалл распахивал дверцы шкафов, заглядывал во все щели, заглянул под кровать, отдернул занавеску в душе. Нигде никого.

— Кажется, все чисто, — заключил он, закончив осмотр. Спрятав пистолет в кобуру, он направился к двери черного хода.

— Кофе не хотите? — спросила я.

На этот раз дрожь и напряжение в моем голосе были заметны нам обоим. Я попыталась было рассмеяться над собственным страхом, но стало только хуже: смех прозвучал почти истерически.

Маршалл покачал головой:

— Хватит с меня кофе на сегодня. Мэгги, с вами ничего не случится. У вас есть моя визитная карточка, номер пейджера. Если что-то покажется вам подозрительным, если вас что-то встревожит, звоните девять-один-один. Если вам понадоблюсь я, они со мной свяжутся, но сначала обязательно позвоните им, чтобы выслали патрульную машину.

— О, ничего со мной не случится, — заверила я с наигранной бодростью.

— Вы починили замок во входной двери?

— Не совсем, но когда я дома, закрываю дверь на цепочку, так что если кто-то попытается проникнуть, я услышу.

Маршалл уже не выглядел таким уверенным, как минуту назад, и меня вновь обуял страх. Он вернулся в гостиную, подошел к двери, взял в руки цепочку.

— Вам надо не откладывая сегодня же утром заменить замок.

— Я так и сделаю, — сказала я, все больше сомневаясь в правильности своего решения переехать от Джека и вернуться домой. Но когда-нибудь мне все равно пришлось бы это сделать, а если кому-то уж очень захочется до меня добраться, так вломиться в жилище Джека не намного сложнее, чем в мой дом. — Можете ехать домой, детектив, со мной ничего не случится, честное слово.

— Знаю. Просто примите все обычные меры предосторожности. — Маршалл пошел к двери черного хода, но почему-то замедлил шаги.

— Спасибо, что вошли со мной и все проверили. Возвращайтесь домой, вам нужно отдохнуть. — Я нарочито громко зевнула и потянулась. — Я собираюсь сделать то же самое — лечь в кровать и как следует отоспаться.

Мы остановились у двери, нас отделяло друг от друга лишь несколько дюймов. Мама, бывало, говорила, что, если ты испытываешь к человеку определенные чувства, можно почти не сомневаться: он чувствует к тебе то же самое. Ну так вот, я чувствовала лишь одно: мне хотелось, чтобы Маршалл Уэдерз меня поцеловал.

Я взглянула на него и увидела, что он за мной наблюдает. Мама была права. Но Маршалл только тронул меня за руку. У меня тут же пересохло в горле, сердце забилось как бешеное.

— Ну что, довольны своим походом в церковь? — вдруг спросил он. Я стала заливаться краской. — Мама всегда рада новым людям, вы произвели на нее большое впечатление. — Я словно язык проглотила. — Правда, обычно гости не удирают через окно туалета, такое у нас случилось впервые.

— Я просто…

Он не спешил мне на выручку, несколько секунд наслаждаясь моим смущением.

— Проявили любопытство? — подсказал он наконец.

— Нет, пыталась о себе позаботиться. Если на карту поставлена моя жизнь, то я должна как можно больше узнать о людях, с которыми приходится иметь дело. Вы отвечаете за поимку убийцы Джимми, откуда мне знать, можно ли вам доверять?

На щеке Уэдерза дернулся желвак, но он принужденно улыбнулся. Он явно не пришел в восторг от моего объяснения.

— Что ж, надеюсь, мама вам помогла.

— Я и не знала, что вы в разводе, — солгала я, решив, что нет смысла долго ходить вокруг да около. — Совсем как я.

— Не совсем так.

— Не совсем как я или не совсем в разводе?

Уэдерз прислонился спиной к двери и посмотрел на меня.

— Пожалуй, и то, и другое. Развод нельзя считать свершившимся, пока она не подпишет все бумаги.

— Когда Вернелл бросил меня ради этой своей красотки из рекламных роликов, я чуть с ума не сошла. Завалилась на несколько дней в постель и как дурочка стала есть все подряд. Но жизнь-то на этом не кончилась, нужно было жить дальше. Наверное, потому я и стала певицей.

— Вы так думаете?

— Да. То есть я хочу сказать, что все еще может обернуться к лучшему, хотя поначалу очень больно. Вы не согласны?

Меня не проведешь. Я верила его матери и ее подругам, и выражение боли, промелькнувшее на его лице, подкрепило мою уверенность. Маршалл еще не до конца свыкся с мыслью, что его предали и жена, и лучший друг.

— Да, наверное. — Он вздохнул. — Вы же справились. Она счастлива, и я рад за нее. — Маршалл совсем не умел лгать.

— Но после этого трудно снова начать доверять кому-то, правда? — тихо спросила я.

Маршалл долго-долго смотрел на меня, казалось, взгляд проникал прямо в сердце, в самую душу, потом отвел глаза.

— Когда я сейчас об этом думаю, мне кажется, что этого следовало ожидать. Я слишком много работал, ей нужно было больше, чем мог дать я. Что ж, это послужит мне уроком.

Маршалл снова посмотрел на меня, но на этот раз не в глаза. Он изучал мое лицо, казалось, собирался еще что-то сказать, но передумал, не доверяя или мне, или самому себе.

Я сделала малюсенький шажок к нему, все еще выжидая, когда он встретится со мной взглядом. Наконец он все-таки посмотрел мне в глаза, привлек к себе и поцеловал. Мы несколько минут постояли обнявшись, потом Маршалл отстранился.

— Мне нужно ехать.

Еще мгновение — и он исчез. Я закрыла дверь черного хода на защелку и прислонилась к косяку. Потом, решив, что Маршалл не увидит, я выглянула наружу через стекло в двери. Маршалл сидел в машине и смотрел на дом.

— Ладно, — сказала я вслух, отходя от двери, — покажем ему, что мы не лыком шиты. Мы в состоянии о себе позаботиться.

Мой голос отдавался в пустом доме эхом. Сделав над собой некоторое усилие, я прошла в гостиную. У стены стоял старинный дубовый буфет. Если придвинуть его к двери да еще набить полки книгами, то входную дверь никто не откроет. Я схватилась за стенки и потянула, но буфет не двинулся с места. Тогда я зашла с другой стороны и навалилась плечом. Буфет немного подался, тяжелые ножки заскрежетали по полу, оставляя глубокие царапины, но это меня не волновало. Я еще поднатужилась и толкала до тех пор, пока буфет наконец не перегородил входную дверь.

В награду за усилия я позволила себе вернуться в спальню и выглянуть в окошко на двери черного хода. Уэдерз уехал.

— Со мной все в порядке, — сказала я громко. И тут вдруг услышала всякие подозрительные звуки.

Сначала на веранде что-то глухо стукнуло. Потом что-то ударилось снаружи в стену дома. Я застыла, напряженно прислушиваясь. Я шлепнула ладонью по выключателю, расположенному возле двери черного хода, и спальня погрузилась в темноту. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь следил, как я перемещаюсь по комнате. Темный силуэт на фоне освещенного окна — все равно что движущаяся мишень. Мурашки забегали по спине. Несомненно, снаружи кто-то есть, он наблюдает за домом и выжидает.

В темноте я подошла к прикроватной тумбочке и взяла трубку радиотелефона. Включила ее. Длинный гудок почему-то немного ободрил меня. Я выглянула в щель между занавесками. Никого — наверное, у меня просто разыгралось воображение.

— Это просто нелепо, — сказала я вслух, — тебе нужно ложиться спать.

Я порылась в темноте в ящиках комода, ища полосатую бело-голубую фланелевую пижаму, доставшуюся мне от брата в прошлое Рождество. Мама каждый год дарит Ларри на Рождество новую пижаму, а он каждый год тайком сплавляет ее мне, когда мама не видит. Ларри терпеть не может пижам.

Я начала раздеваться, но остановилась и снова прислушалась. Сердце выпрыгивало из груди и билось где-то чуть ли не у горла. Наверное, спальня — слишком открытое место, слишком не защищенное от любопытных взглядов, достаточно заглянуть в щель между занавесками. Я зашла в ванную, но на всякий случай оставила дверь открытой и захватила с собой телефон. Там я как можно быстрее разделась и влезла в пижаму, затем аккуратно подвернула длинные штанины и рукава. Из ванной, молниеносно проскочив через освещенную кухню, я вернулась в темную спальню. Выключить свет в других комнатах у меня не хватило духу — пусть горит всю ночь. Я снова прислушивалась, стараясь уловить малейшие шорохи. Где-то хлопнула дверца машины, этот звук заставил меня подпрыгнуть. Было непонятно, где стояла машина, может, у соседнего дома, а может, дальше по улице.

Я взяла пульт, включила телевизор и нашла канал, по которому передавали музыку кантри. На экране возникло лицо Клинта Блэка, он томно смотрел на меня своими черными глазами, изливая душу в песне. Я послушала всего несколько секунд, потом выключила звук: меня вдруг осенило, что если возле дома кто-то околачивается, то я могу не услышать, как он проникнет внутрь. Снова проверила телефон — работает. Я вскочила с кровати и выглянула в окошко на двери черного хода. Во дворе, освещаемом одинокой лампочкой, никого не было.

Зазвонил телефон. Я резко схватила трубку.

— Алло?

Тишина, щелчок и короткие гудки. У меня волосы встали дыбом, пальцы, все еще сжимающие телефонную трубку, взмокли и онемели от напряжения.

— Ничего страшного, просто кто-то ошибся номером, — пробормотала я.

Телефон снова зазвонил, и я не раздумывая схватила трубку.

— Алло?

— Что ты там делаешь? — требовательно спросил Джек.

— Это ты мне только что звонил?

— Нет, не я, не уходи от ответа. Почему ты там?

У меня вдруг ослабли колени, и я присела на край кровати, чтобы не упасть.

— Джек, пора мне возвращаться домой, не могу же я поселиться у тебя насовсем. Рано или поздно мне все равно нужно вернуться, со мной все в порядке.

Разговаривая с Джеком, я с трубкой в руках перешла в кухню и взяла со стола деревянную стойку с кухонными ножами, потом снова вернулась в спальню. На тумбочке возле кровати кухонные ножи смотрелись очень даже неплохо.

— Мне не нравится, что ты там одна, — сказал Джек.

— По правде говоря, мне здесь тоже не очень-то нравится, но это мой дом. Должна же я когда-то вернуться. — Я как могла старалась говорить спокойно и рассудительно. — Кроме того, подумай об Эвелин. По-моему, как-то нехорошо, если в твоем доме живет другая женщина.

— А с чего ты взяла, что я ей рассказал? — Джек рассмеялся.

— Пожалуй, на твоем месте я бы тоже рассудила, что чем меньше говорить, тем лучше. — Я взглянула на часы со светящимся циферблатом: было почти четыре. — Между прочим, Джек, с какой стати ты звонишь мне в такой час?

— Я только что вошел, ждал тебя на улице и очень беспокоился. — Помолчав, Джек заметил: — Эй, а ведь у тебя не очень-то сонный голос, не похоже, что я тебя разбудил.

— Наверное, потому мы и работаем по ночам, — беззаботно ответила я. Краем глаза я заметила какое-то движение за окном.

— Да, даже в выходной день трудно лечь спать рано, только весь режим собьешь.

Слушая Джека, я подошла к окну и слегка раздвинула планки жалюзи. На заднем дворе никого не было видно, но кто знает?

— Ну, если ты уверена, что хочешь именно этого, я не буду больше тебя отрывать от… Уж не знаю, чем ты там занималась. — Голос Джека звучал немного грустно. — Мне будет тебя не хватать, я уже привык спать не один.

— Спасибо, Джек, я тебе очень благодарна за помощь.

— Не забудь, в моей постели для тебя всегда найдется местечко. — Он рассмеялся. — Шучу.

Я снова села на кровать, держа в руках телефонную трубку. Короткие гудки, казалось, разносились по всей комнате.

— Сейчас четыре часа утра. — Я снова заговорила с собой вслух. — В это время никто не станет ломиться в дом, слишком мало осталось до рассвета.

Я потянулась и встала. Может, выключить кое-где свет? Я еще раз прошла в заднюю часть дома, по дороге гася светильники и оставляя в каждой комнате только по одной лампочке. В гостиной я выключила верхний свет и лишь потом вспомнила, что настольную лампу выключила из розетки, когда передвигала буфет. В комнате стало совсем темно.

За окном свет фонарей отражался от крыш припаркованных автомобилей, я чуть-чуть отодвинула край занавески и посмотрела в окно. Улица казалась безлюдной, на дороге не было ни одной машины. Даже мой сосед, студент колледжа, и тот угомонился. Через час или два окрестности снова оживут, люди начнут выходить из домов, отправляясь кто в школу, кто на работу, о прошедшей ночи никто лишний раз и не вспомнит.

Я стала задергивать занавески и вдруг замерла. Снаружи кто-то есть. Из-за угла дома упала чья-то тень и скрылась. На этот раз я была уверена, что мне это не почудилось. Задернув наглухо занавески, я прислушалась. Со стороны мусорных баков, которые стояли в узком проулке между моим домом и соседним, послышался какой-то лязг. Где-то залаяла собака, к ней присоединилась еще одна, и вот уже ночь оглашал целый хор собачьих голосов. У соседей сработала сигнализация.

Я спрыгнула с дивана и побежала в спальню. Телефон. Мне нужно добраться до телефона и набрать девять-один-один раньше, чем убийца вломится в дом или перережет телефонные провода. Торопливо ступая на цыпочках, я впопыхах налетела в темноте на угол прикроватной тумбочки и, чтобы не потерять равновесие, ухватилась за нее. Та накренилась, и все, что на ней стояло — лампа, телефон и стойка с кухонными ножами, — полетело на пол.

Лампа разбилась, телефон, заскользив по полу, отскочил в темный угол комнаты, ножи выпали из стойки и разлетелись во все стороны.

— Проклятие!

Я попыталась на ощупь найти телефон, но безуспешно, вместо этого мои пальцы наткнулись на рукоятку огромного ножа для разделки мяса. Я схватила нож. В это время на заднем крыльце промелькнула чья-то тень. Он здесь, он идет к двери!

Я вскочила, сжимая в руке нож, и, стараясь ступать бесшумно, двинулась к двери. В тот самый момент, когда я до нее дошла, дверная ручка повернулась — совсем чуть-чуть. Усилием воли я заставила себя остаться на месте, замерев возле двери. Конечно, можно было бы включить свет и найти телефон, но успею ли я — ведь при свете я стану еще более легкой мишенью!

Я привстала на цыпочки и припала к окошку в верхней части двери. Может, это собака или мне вообще померещилось? Ничего подобного. Снаружи над ручкой моей двери склонился какой-то мужчина. Пока я его разглядывала, он неожиданно выпрямился, и я вскрикнула. Передо мной стоял Маршалл Уэдерз и свирепо смотрел в дверное окошко.

 

Глава 25

Я повернула защелку и распахнула дверь. Уэдерз все еще угрюмо хмурился, глаза покраснели, лицо было мрачным.

— Какого черта вы пытаетесь вломиться в мой дом? — возмутилась я.

— Вломиться в дом? Вы что, спятили, никуда я не вламываюсь! А вы чем думали, поднимая такой грохот в четыре часа утра? Я слышал, у вас что-то разбилось.

Мы стояли на пороге, сердито глядя друг на друга, и ни один не желал уступать. Уэдерз улыбнулся первым.

— Над чем вы смеетесь? — вспылила я. — Я задала вам серьезный вопрос.

Он рассмеялся:

— Скажите, вы всегда спите в этих огромных штанах?

Я посмотрела на свои ноги. Пока я ползала по полу в поисках телефона, подвернутые штанины развернулись, а рукава пижамной куртки свисали дюймов на пять ниже кончиков моих пальцев. Ну и видок у меня!

Я вытянулась, стараясь казаться как можно выше и держаться с достоинством.

— Мне не спалось. Я все думал, как вы тут одна, с цепочкой на двери вместо нормального замка, и решил, что раз уж все равно не сплю, стоит съездить и проведать вас.

— Тогда зачем вы пытались взломать мою дверь?

Он смерил меня негодующим взглядом, в кино детективы никогда так не смотрят.

— Я осматривал вашу дверь и в это время услышал у вас этот жуткий грохот. Вам еще повезло, что я не отстрелил замок!

Только тут я заметила у него в руке пистолет. Оружие меня пугало, но одновременно почему-то притягивало взгляд.

— Господи, уберите эту штуку! Вы же могли попасть в меня!

— Мэгги, я умею обращаться с оружием, в вас бы я не попал.

На улице было холодно даже для сентября, в воздухе пахло сыростью. Я поежилась и обхватила себя руками. Подул ветер, принеся с собой первые капли дождя.

— Нелепость какая-то, — пробормотала я. — Ладно, раз вы тут, входите в дом.

Я повернулась и пошла в комнату, но тут же споткнулась о нож.

— Тьфу, черт!

Уэдерз нащупал на стене возле двери выключатель и включил свет. Шагнув в комнату, он огляделся.

— Вы всегда держите в спальне ножи?

— Нет. — Я присела на корточки и осмотрела большой палец на ноге. — Не всегда. Ну вот, посмотрите, что вы натворили. У меня кровь течет из пальца.

— Я натворил?

— Если бы вам не вздумалось рыскать вокруг моего дома, я бы не споткнулась о тумбочку, значит, тумбочка бы не накренилась и ножи бы не рассыпались по полу, разве не так?

Я выпрямилась и хмуро уставилась на него.

— Вы просто чокнутая, — проговорил Уэдерз. — Чем говорить всякую ерунду, лучше перевяжите палец, пока кровью не истекли.

Не глядя на меня, он наклонился и стал собирать с полу ножи, разбросанные по всей комнате. Мне показалось, а может, у него на самом деле затряслись плечи, и это разозлило меня еще сильнее. Он надо мной смеется!

— Что ж, ладно, раз уж вы шарите по полу, может, заодно и телефон найдете?

Палец начал болеть, и я все же решила им заняться. На то, чтобы найти бинт и остановить кровотечение, у меня ушло почти пять минут. Занимаясь своей раной в ванной, я слышала, как Уэдерз расхаживает по комнате, попутно передвигая мебель, и приводит спальню в мало-мальский порядок. Забинтовав палец, я вдруг осознала, что стало подозрительно тихо. Из спальни больше не доносилось ни звука.

— Вы закончили? — крикнул Уэдерз.

— Да. — Я стала убирать бинты обратно в аптечку.

— Тогда зайдите сюда на минуточку.

Я вышла из ванной в спальню, большой палец левой ноги, замотанный бинтом, превратился в неказистый марлевый клубок.

— Ну вот, на большее я не способна, — сказала я, входя в спальню.

Уэдерз сидел на кровати с каким-то свертком на коленях. Когда я подошла ближе, он аккуратно развернул края квадратного куска ткани.

— Ваш? — спросил он.

У него на коленях лежал мой «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра.

— Откуда он у вас? — ахнула я.

Уэдерз пристально всмотрелся в мое лицо, потом раздельно произнес, наблюдая за мной:

— Пистолет лежал у вас под кроватью, накрытый пластиковым пакетом. — Он выжидательно замолчал.

— Лично я его туда не клала!

— Мэгги, вы знаете, что это такое? Предполагаемое орудие убийства. Вы понимаете, что это значит? — спросил он и сам же ответил: — Это значит, что по закону я могу арестовать вас прямо сейчас и выдвинуть против вас обвинение в убийстве.

Напрасно он ждал от меня признания. Я в упор посмотрела ему в глаза, испытывая одновременно гнев и растерянность.

— Единственная причина, по которой мы не едем в участок немедленно, — это то, что я пока — подчеркиваю: пока, в данную минуту! — не могу доказать, что обе пули были выпущены именно из этого пистолета тридцать восьмого калибра. Но вот что я вам скажу, Мэгги, — он побагровел, — получить доказательства будет несложно, и это не займет много времени. Я собираюсь взять этот пистолет с собой и послать в криминалистическую лабораторию с требованием провести экспертизу срочно, потому что совершено уже два убийства и, возможно, этим дело не кончится.

— Неужели вы всерьез думаете, что это я его туда положила? — возмутилась я. — Нужно быть идиотом, чтобы прятать орудие убийства под собственной кроватью!

— Мэгги, вы провели в доме весь вечер и большую часть дня, за последние сутки вы покидали дом от силы часов на пять. На двери нет следов взлома.

Он замолчал, словно предоставляя мне самой делать выводы.

— Убирайтесь из моего дома! — Я старалась не повышать голоса, но он не мог не заметить, что я в бешенстве. — Я думала, что вам можно доверять! Господи, я даже вообразила, будто вы на моей стороне, но ведь это было сплошное притворство, не так ли? Вы пришли со мной в дом, заглядывали в мои шкафы, и я наивно все это время считала, будто вы мне помогаете! Понятия не имею, как эта штука оказалась под моей кроватью. После убийства Джимми ваши люди все здесь вверх дном перевернули и знают, что пистолета в доме не было. А теперь он снова здесь. — Я в упор посмотрела на Уэдерза. — Откуда мне знать, может, это вы его подбросили?

Уэдерз медленно поднялся с непроницаемым лицом, только желваки на скулах ходили ходуном.

— Я этого не слышал, — тихо сказал он.

Он прошел мимо меня и скрылся за дверью вместе с моим пистолетом, аккуратно завернутым в носовой платок. За окном занимался холодный дождливый рассвет. Я захлопнула за Уэдерзом дверь и повернула защелку. Пусть уходит, он мне не нужен, мне никто не нужен, я сама найду убийцу Джимми и Джерри, и Уэдерз еще пожалеет об этом.

 

Глава 26

Я долго лежала в постели без сна, проклиная на чем свет стоит Маршалла Уэдерза и гадая, кому же понадобилось так меня подставить, и заснула, когда уже совсем рассвело. Проспав всего четыре часа, я проснулась в десять утра от резкого звона. Вслепую шлепнув по будильнику, я только потом сообразила, что звонит телефон. Я стала ждать, когда сработает автоответчик, но, оказывается, прошлой ночью я забыла включить его снова после того, как в страхе отключила.

— Ну, что еще? — рявкнула я в трубку. Тишина.

— Вы мне уже надоели! Если вам что-нибудь нужно, так и скажите, ведите себя как мужчина, в конце концов!

Я уже собиралась повесить трубку, когда наконец услышала незнакомый женский голос:

— Это Мэгги Рид?

— Нечего со мной шутки шутить, — на всякий случай огрызнулась я, — я не в настроении. И вообще, кто это?

Мое сердце билось учащенно, но не от страха. На этот раз я была полна негодования.

— Это Берти Секстой из «Мобил хоум кингдом».

Я села в постели.

— Извините за беспокойство, мэм, но мне нужно с вами поговорить.

— Поговорить?

Одно из двух: либо Берти Секстой плачет, либо она очень сильно простужена, решила я. Она шмыгала носом, откашливалась и дышала прерывисто, как будто сдерживала рыдания.

— Вы слышали про этого парня? — тихо спросила она, кажется, немного взяв себя в руки. — Про Сайзмура. Ну того, которого вы прислали к нам с аудиторской проверкой?

— Откуда вы звоните? — спросила я.

— Из дома. — По ее надломленному голосу я поняла, что она снова плачет. — Они отослали меня домой, потому что я, видите ли, совершенно не в состоянии работать. На стоянку приехала полиция, нас всех допрашивали. Я больше не могла это выносить. — Мисс Секстой не выдержала и расплакалась навзрыд.

— Вот что, мисс Секстой, успокойтесь, не убивайтесь вы так. Вы знаете кафе «Бисквитвилл» на Восточном рынке? — Хрюкающий звук на том конце провода я расценила как утвердительный ответ. — Давайте встретимся там через полчаса. — Я поспешила повесить трубку, пока моя собеседница не разрыдалась еще сильнее. Мама всегда говорила, что слезами горю не поможешь, и к случаю Берти Секстой это, по-видимому, тоже относится.

Я быстро встала, оделась, в душе надеясь, что полицейские уже пригнали мою машину. Машину действительно вернули, но поставили ее под самым знаком «Стоянка запрещена с 6 до 9 утра» и, разумеется, тут же прилепили на стекло квитанцию на уплату штрафа. Дело рук Уэдерза, не иначе! Но мне некогда было предаваться переживаниям. В «Бисквитвилле» варят хороший крепкий кофе, а чтобы вернуть мои мозги в рабочее состояние, его понадобится немало.

Я подъехала к «Бисквитвиллу» и поставила машину на стоянку. Время утреннего наплыва постоянных посетителей уже прошло. Автомобили телефонной компании уже уехали, место пикапов строительных рабочих заняли микроавтобусы «вольво» и пассажирские фургоны — верный признак того, что за столиками и в кабинках сидят, обсуждая оценки и замечания учителей, мамаши, которые отвезли детей в начальную школу.

Берти Секстой приехала раньше и уже ждала меня в уединенной кабинке в дальнем углу кафе. В многолюдном кафе было накурено. Берти увидела меня, как только я вошла в дверь, но тут же отвела взгляд. На ее побледневшем лице резко выделялись глаза, обведенные темными кругами от размазанной туши, что при ярком дневном свете, льющемся в широкие окна, делало ее похожей на призрак. Я сначала заказала себе большую чашку черного кофе и галеты с беконом и только потом с чашкой в руках двинулась к кабинке. Берти подождала, пока я усядусь напротив нее, и подняла на меня глаза.

— Спасибо, что пришли, — сказала она своим тихим, немного детским голоском. — Я просто не знала, к кому обратиться, теперь, когда мистера Спайви нет, а Дон… то есть мистер Эванс, оказался совсем не тем человеком, каким я его считала… Я рассудила, что вы только входите в компанию и к тому же нам, женщинам легче понять друг друга. Словом, может быть, сейчас как раз подходящий случай кое-что исправить.

В ее карих глазах сверкнул огонек гнева, гнева отвергнутой женщины. Мне предстояло выслушать исповедь Берти Секстой, и это было как нельзя более кстати.

— Ну-ну, дорогая, — я похлопала ее по руке, — дышите глубже и успокойтесь. Можете мне все рассказать. Вы знаете, как только я приехала на стоянку трейлеров, мне с первого взгляда показалось, что в компании не все благополучно. Если с вами плохо обращались… — Я нарочно не договорила и постаралась изобразить самый что ни на есть сочувственный взгляд, как будто подразумевая: только расскажите обо всем тетушке Мэгги.

Большего от меня и не потребовалось. Берти быстро огляделась по сторонам, по-видимому, решила, что ей ничто не угрожает, и начала свой рассказ.

— Пять лет назад, когда мистер Спайви взял меня на заботу, бизнес только разворачивался. Мистер Вернелл в основном занимался другой своей компанией, и Джимми позарез нужен был надежный помощник в фирме. — Ее глаза немного расширились, и мне стало ясно: Джимми забросил удочку, а Берти проглотила наживку вместе с крючком и леской. — Я пыталась ему доказать, что в компании не все благополучно, что некоторые работники ведут себя нечестно по отношению к нему или клиентам, но он меня не слушал. Пока Джимми мог приходить и уходить, когда вздумается, пока деньги поступали на счет и пока он всем нравился, его все устраивало. А что вытворяют Томми или Дон его не интересовало.

Вот оно, поняла я, наклоняясь поближе к Берти.

— Дорогая, Джимми был прекрасным человеком. — Глаза Берти наполнились слезами. — Сама мысль о том, что кто-то мог воспользоваться его доверчивостью, приводит меня в бешенство! — Глаза Берти снова сверкнули.

— Да, он был очень порядочным человеком! — с чувством произнесла она. — Он хранил верность даже этой ужасной женщине, которая, как дворовая собачонка, бегала за Томми Первисом. Если хотите знать, они даже не пытались скрыть свои отношения!

— Неужели Роксана и этот Томми Первис… — По моему тону можно было подумать, что это для меня большой сюрприз.

— Да, да, мэм, — закивала Берти. — Все это время! Как только Джимми уезжал играть в гольф, тут же появлялась Роксана, она держалась как королева мира. Они с Томми часами сидели в ее машине. Стоило ей только улыбнуться, как он готов был ходить перед ней на задних лапках, вел себя так, будто она самая привлекательная женщина на свете! Но знаете, на самом деле он так не думал, он крутился вокруг нее только ради своей выгоды, чтобы подстраховаться.

— Подстраховаться? — переспросила я.

— Ну да. — Берти вздохнула. — Томми брал взятки с монтажников. — Должно быть, у меня на лице отразилось недоумение, потому что она тут же пояснила: — Ну, знаете, это рабочие, которые доставляют проданные дома на площадки, собирают и все такое. Если бы Джимми узнал, он бы с Томми шкуру спустил. Но Роксана не позволила бы мужу его уволить, это не в ее интересах. А еще, — Берти понизила голос до шепота, — я уверена, что Томми отстегивал немалые суммы и ей.

— Как, Роксана воровала деньги из компании собственного мужа?

Берти печально кивнула:

— Она ведь знала, что Джимми ее не любит, это все знали. Он пытался ее полюбить, но не смог. По-моему, он любил другую женщину. Вот только кто эта женщина? — Берти совсем приуныла. — Думаете, мне нравится красить волосы в этот жуткий цвет? Но Джимми не раз говорил, что ему нравятся рыжие кудри, вот я и… — Она оборвала себя на полуслове и уставилась на меня.

О! Я не знала, что делать, поэтому притворилась непонимающей, стараясь сохранять невозмутимость.

— Это были вы!

— Берти, я была женой брата Джимми! Я бы никогда…

Берти замотала головой.

— Это не имеет значения, тем более что Джимми всегда завидовал брату.

— Но я никогда…

— Я же не говорю, что вы изменяли мужу, — снова перебила Берти, — но это многое объясняет. Безответная любовь. — Она снова вздохнула, на этот раз мечтательно. — Джимми отверг меня ради своей безответной любви. Прямо как в кино.

Я позволила ей на некоторое время погрузиться в прошлое, вернее, в ее собственную, романтизированную версию, а затем резко вернула к действительности:

— Дон его тоже обманывал?

Глаза Берти вспыхнули, и я почувствовала, что мы приближаемся к самому главному.

— Вам нужно быть поосторожнее с этим типом, потому что он вас нисколько не боится. — Берти покраснела так густо, что даже ее уши стали одного цвета с волосами.

— Что значит — не боится? У него есть повод поволноваться. Если Джерри Ли Сайзмур обнаружил, что Дон позволяет себе… — я снова многозначительно замолчала.

Берти тут же вставила:

— Чтобы узнать о мошенничестве Дона, не нужен никакой Сайзмур. Я давно знаю, чем занимается Дональд Эванс. Я даже говорила об этом Джимми незадолго до его смерти, дня за три. Мне надоело все время его покрывать.

У меня по спине пробежал холодок, волоски на руках встали дыбом.

— О чем вы рассказали Джимми?

— О том, как Дональд Эванс набивает карманы деньгами «Эшдейл мануфэкчерз», в то время как Джимми ничего не достается. Дон получал от них тысячи три долларов в год, а Джимми этих денег даже не видел.

— Как же получилось, что Джимми не знал об обмане?

— О, Дону потребовалось меньше трех месяцев, чтобы расположить к себе Джимми и убедить в собственной незаменимости. А дорвавшись до власти, Дон заключил с «Эшдейл» договор о том, что компания будет представлять только дома производства «Эшдейл», ставить их на стоянки, принадлежащие «Эшдейл», и проводить финансовые операции через фирму, принадлежащую «Эшдейл». Джимми бы никогда не стал так вести дела.

Интересно, если Берти так неравнодушна к Джимми, почему она ему раньше не рассказала, что его обманывают? Я посмотрела на нее через стол, присмотрелась повнимательнее и, кажется, поняла, в чем дело. Берти не просто не была красавицей, она была какой-то уродливой. Неровная кожа под толстым слоем макияжа, рябая, как после оспы. Один глаз слегка косит. Что касается фигуры, то бюстгальтер «Вандербра» на поролоне, похоже, единственная выдающаяся деталь ее фигуры выше талии. Очевидно, Дон Эванс тоже не проявил интереса к Берти Секстой.

Берти перехватила мой взгляд, лицо ее ожесточилось.

— Он завел себе богатую подружку, — сказала она с горечью и злостью. — Эта дамочка разъезжает на белом «кадиллаке», у нее всегда с собой сотовый телефон. Стоит ей набрать номер и скомандовать «Ко мне!», и Дон мчится к ней сломя голову.

Бедная Берти!

— А когда я была в офисе, мне показалось, что вы… гм, неплохо ладите друг с другом, — заметила я.

Берти отбросила с лица тяжелую прядь рыжих волос и попыталась сфокусировать на мне оба глаза.

— Вы что, думаете, я совсем дура? Если бы Дон узнал, что мне стало известно о его махинациях и я рассказала обо всем Джимми, он бы меня просто убил. — Видя мое изумление, она поспешила добавить: — Ну, может, не убил, но мне бы не поздоровилось. Видели бы вы лицо Джимми, когда он приехал в контору и разобрался с Эвансом!

Берти демонстративно посмотрела сначала на часы, потом на меня.

— Я не могу задерживаться, у меня полно дел. Я решила с вами встретиться только потому, что Джимми был мне небезразличен. — Этому я ни на секунду не поверила. — Вообще-то я хотела просто уйти из компании. Да, после того как мистер Сайзмур любезно предложил мне работу, я собиралась просто уйти. Но теперь все изменилось. Кроме того, никто в городе не платит так хорошо, как братья Спайви… во всяком случае, пока не появился этот ловкий Джерри. — Она снова вздохнула, как будто смиряясь с судьбой. — Но сейчас это уже не имеет значения, меня волнует другое. — В ее глаза вернулся гневный блеск. — Мне нужен человек, который позаботится и обо мне, и о компании. Я знаю, как Джимми относился к своему брату. Говорят, тот сильно пьет и на него рассчитывать нельзя. А раз так, этим человеком должны быть вы.

Берти Секстой встала, взяла сумочку и посмотрела на меня сверху вниз. Очевидно, я стала ее последней надеждой после того, как длинный список несостоявшихся героев был исчерпан. Она двинулась к выходу вихляющей походочкой этакой сексапильной кошечки. Глядя ей вслед, я думала: что дальше?

Мамаши стали уходить из «Бисквитвилла», торопясь переделать все дела за два часа, оставшиеся до того момента, когда им нужно будет забирать детей из школы. Наблюдая, как они расходятся группками по двое и по трое, я даже немножко им завидовала. Вернуться бы назад, в те времена, когда я вот так же отвозила Шейлу в подготовительную группу, спешила в бакалейную лавку, а потом снова возвращалась за своей малышкой, чтобы отвезти ее домой для дневного сна. Мне вдруг захотелось стать прежней — какой я была, пока не узнала, что за паршивец этот Вернелл. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Внутренний голос задолго до нашей свадьбы подсказывал мне, что из Вернелла не получится хорошего мужа. И даже если бы можно было повернуть время вспять, сколько бы раз я ни превращала Шейлу снова в малышку, она бы все равно в результате выросла в того же неуправляемого подростка, которым стала сейчас, и покинула меня. Как знать, может, пройдет несколько лет, Шейла выйдет замуж, и у нее тоже будет дочь. И тогда она снова со мной сблизится.

Я тряхнула головой и встала. Когда у тебя на хвосте висит не только полиция, но и неизвестный убийца, не стоит долго задерживаться на одном месте.

 

Глава 27

У моей мамы была поговорка: «В кризис добрые намерения — все равно что перья на свинье, красоты никакой и больше вреда, чем пользы». Я не сомневаюсь, что у детектива Уэдерза намерения были самые благие, но я знаю семью Спайви изнутри, поэтому кому, как не мне, лучше всего разобраться во всей этой истории.

Если хочешь, чтобы дело было сделано, делай его сам, так ты сбережешь себе массу времени и нервов. У меня был выбор — сидеть на месте и предаваться переживаниям, заламывая руки, или взять быка за рога и вмешаться в ход событий. Мне показалось вполне логичным повернуть руль своего старенького «жука» в сторону «Мобил хоум кингдом». Более того, раз я невольно явилась причиной гибели Джерри Ли Сайзмура, то я в долгу перед его памятью и перед его родными, если таковые остались.

Я заехала на площадку и поставила «фольксваген» прямо перед демонстрационным трейлером. На этот раз никто не спешил мне навстречу. Не было видно ни развязных приказчиков, ни ушлых менеджеров. Никого, кроме нескольких пикапов и легковых машин, но их владельцев не было поблизости.

Я вышла из машины и, щурясь от яркого солнечного света, прочла табличку, висящую на двери демонстрационного трейлера. Указатель в виде маленькой красной руки показывал на часы, под которыми красными буквами значилось: «Закрыто на обед». Я поднялась по ступенькам и подергала ручку, дверь не открылась. Ряды трейлеров вокруг напоминали кривоватые улицы, в одних наружные двери были распахнуты, другие, недостаточно хорошо привязанные к временным опорам, стояли наклонно. Площадка передвижных домов казалась городом-призраком. Трейлеры — обычные и двойной ширины — стояли так близко один к другому, что отбрасывали одну общую тень, протянувшуюся во всю длину площадки. Позади этого города-призрака по восемьдесят пятому шоссе проносились машины. На Голден-роуд пришло время обеденного перерыва. Машины двигались сплошным потоком, везя проголодавшихся рабочих к близлежащим мексиканским ресторанчикам и кафе быстрого обслуживания. На площадке же царила полная тишина.

— Самое подходящее время осмотреться, — сказала я вслух. — Хотя я не врываюсь на чужую территорию.

Я двинулась по дорожке, гравий поскрипывал под подошвами моих ковбойских сапожек. Я шла и по пути дергала за ручки дверей. Первые три трейлера оказались запертыми, зато в четвертом, двойном, дверь была распахнута настежь — результат небрежности или забывчивости персонала. Я вошла внутрь и стала по привычке искать на стене выключатель, но потом сообразила, что на площадке к трейлерам, конечно, не подводят водопровод и электричество.

В задние окна проникал солнечный свет, поэтому внутри было достаточно светло и без электричества. В полумраке трейлер казался этаким домом из мечты. Он был полностью меблирован, вплоть до того, что на столе стояли тарелки с муляжами еды, в одной из спален на полу валялись детские игрушки, а у задней двери стоял горшок с искусственным растением.

— Очень мило, — сказала я, продолжая разговаривать сама с собой, — очень даже неплохо.

Я прошла по длинному коридору к хозяйской спальне, потрогала обои на стенах. Толстое ковровое покрытие почти полностью поглощало звук шагов. Может, Вернелл и Джимми и впрямь оказались на гребне волны быстро развивающегося бизнеса? Я открыла дверь в спальню и посмотрела вверх на окно, устроенное в потолке. Широкая кровать с пологом была застелена покрывалом, поверх которого лежали подушки. Неожиданно я поймала себя на мыслях о Маршалле Уэдерзе.

— Прекрати сейчас же! — громко приказала я себе. — Лучше спой!

Это был старый мамин трюк: запеть песенку или хотя бы замурлыкать мотив — верный способ избавиться от дурных мыслей. Песня, которая пришла мне на память, называлась «Кажется, я начинаю в тебя влюбляться». Я запела довольно громко, но почему-то это не очень помогло. Когда я заглянула из спальни в ванную и увидела двухместное джакузи, грешные мысли опять вернулись. Я запела громче и открыла дверь гардеробной.

Позади меня послышался какой-то слабый свист, но я не успела оглянуться: что-то тяжелое ударило меня по голове, и свист прекратился, так же как и все остальные звуки, потому что я потеряла сознание. Впоследствии я смогла лишь вспомнить, как свалилась лицом вниз в темную гардеробную.

— Мама, мама, очнись, скажи хоть что-нибудь!

Это был тревожный голос Шейлы. Дочь умоляла меня ответить, но я никак не могла выбраться из окружавшего меня густого тумана.

— Что нам делать? — закричала Шейла. — Может, позвонить по телефону спасения?

Другой голос, более низкий, явно мужской, но не совсем взрослый, ответил:

— Не стоит с этим спешить. — Я узнала голос Кита. — Ты не забыла, что в последнее время твоя мама не очень ладит с полицией?

— Но вдруг она умирает? — воскликнула Шейла. Кажется, я застонала. То есть я думала, что говорю, мне казалось, что я произнесла: «Шейла, Кит в кои-то веки прав, не стоит звонить в полицию». Но судя по тому, как вели себя Шейла и Кит, они ничего этого не слышали.

— Послушай, — сказал Кит, — мне кажется, она приходит в себя. Может, лучше отвезти ее к врачу?

Я заморгала и увидела голубое небо — только небо, больше ничего. От его сияния я почувствовала резь в глазах, в голове запульсировала боль.

— Мама?

Надо мной склонилась Шейла, сначала ее черты расплывались, но потом мое зрение стало обретать четкость. Я увидела, что лежу на кровати в хозяйской спальне передвижного дома, а небо вижу через окно в потолке.

Я попыталась сесть, но Шейла удержала меня на подушках и обеспокоенно сказала:

— Тебе лучше не двигаться.

— Что происходит? — спросила, вернее, хрипло прошептала я. — Что случилось?

— Это ты должна нам рассказать, мама. Перед тем как уехать на обеденный перерыв, Кит проверял, все ли трейлеры заперты, и увидел, что одна дверь распахнута. Он заглянул внутрь выяснить, в чем дело. Так мы тебя и нашли.

Из-за спины Шейлы вышел Кит. Он тоже выглядел встревоженным, и я заметила, что он по-хозяйски положил руку на тоненькое плечико Шейлы.

— Честное слово, миссис Рид, вы нас напугали. Я сначала подумал, что вы умерли. Вы лежали неподвижно на полу в гардеробной лицом вниз, вся такая холодная. Я даже не мог понять, дышите вы или нет. Шейла сама чуть не умерла, когда мы на вас наткнулись.

— Мама, ты бы видела Кита! — похвасталась Шейла. — Он умеет приводить в чувство, он проходил курс оказания первой помощи в военно-технической школе.

Глядя на прыщавого бритоголового юнца, я содрогнулась от мысли, что он мог делать мне искусственное дыхание, касаться своими противными губами моих и вдувать несвежий воздух из своего рта в мои легкие.

— Надеюсь, я дышала?

— Конечно, мэм, — с достоинством заметил Кит, — потому-то я и понял, что вы живы. Я сам несколько раз бывал в отключке после удара, когда катался на скейтборде.

«Это многое объясняет», — подумала я. Голова болела нещадно.

— Шейла, почему ты не в школе? И вообще, что вы тут делаете оба?

— Мама, ну ты и скажешь! Занятия уже кончились. Моя машина в мастерской, поэтому Кит позволил мне воспользоваться его пикапом. Я заехала за ним, чтобы ехать на ленч, — сказала Шейла тоном взрослой женщины.

— Заехала… сюда? — Я все еще ничего не могла понять.

— Мама, да ведь Кит здесь работает! Я же тебе говорила, он нашел постоянную работу! Работает уборщиком в «Мобил хоум кингдом».

Я посмотрела на Кита, и только сейчас мне бросился в глаза грязный голубой комбинезон, на нагрудном кармане которого было вышито имя этого юнца.

— Он убирает в трейлерах и помогает их устанавливать при доставке.

Кит крепче стиснул плечо Шейлы:

— Пару месяцев назад дядя Шейлы взял меня на работу. Я делаю карьеру.

«У каждого свои фантазии, — подумала я, — делает карьеру, придет же такое в голову!»

Я снова попыталась сесть и на этот раз сумела, хотя голова раскалывалась от боли, а все тело было словно чужое и плохо слушалось.

— Мама, — в глазах Шейлы застыла тревога, — что случилось?

— Детка, понятия не имею. Помню, как я оглядывалась по сторонам, а потом оказалась здесь, с вами, но больше ничего не помню.

— Миссис Рид, — важно сказал Кит, — ходить по площадке в одиночку, без сопровождения клерка или другого служащего небезопасно. Это уже не первый случай, когда кто-то забирается в наши трейлеры. Вы же знаете, дорога совсем рядом, некоторые приходят сюда, чтобы переночевать, а кто-то ищет, чего бы стащить.

Да, тут Кит прав, мне следовало быть более осторожной, все верно, но что толку сейчас от этого мудрого совета? Я приехала в «Мобил хоум кингдом» в поисках хоть маленькой зацепки, какой-нибудь детали, которую упустила полиция. А вышло так, что не я нашла, а меня нашли. Впрочем, предположение, что меня ударил по голове какой-то случайный бродяга, показалось мне сомнительным.

— Мама, хочешь, мы отвезем тебя к врачу? — Шейла подошла ближе, чтобы помочь мне встать с кровати.

— Не надо, детка, я в порядке, честное слово.

Я попыталась встать и пошатнулась. Шейла и Кит одновременно бросились ко мне и встали с двух сторон.

— Знаешь, Шейла, отвези-ка ты лучше свою маму домой и побудь с ней немного. А после работы я за тобой заеду.

Кит взял руководство на себя, и Шейла, как дрессированная собачка, бросилась исполнять его приказание. Поддерживая меня с обеих сторон, будто немощную старушку, Шейла и Кит отвели меня к машине. Шейла бережно усадила меня на переднее сиденье, потом повернулась к Киту. Их долгий прощальный поцелуй был полон обещания.

— Ни о чем не беспокойся, — тихо сказал Кит. — С твоей мамой все будет хорошо. Вечером я за тобой заеду, и мы где-нибудь поужинаем.

Шейла обошла вокруг капота, села за руль и выжидательно протянула руку за моим ключом.

Впервые в жизни Шейла везла меня в моей машине как пассажирку. Трудно сказать, что пугало больше: мысль, что Шейла повезет меня по Голден-роуд, где движение в этот час было очень интенсивным, или что на стоянке передвижных домов видели, как я приехала, и напали на меня.

Я закрыла глаза, не желая смотреть, как Шейла ведет машину. Стоит мне только их приоткрыть, как я тут же начну давать ей советы, и вряд ли спокойным тоном. Как бы дело не кончилось аварией! Если Шейла хорошо водит машину, то ничего не случится, а если плохо, то лучше не видеть приближения конца. Так что я трусливо закрою глаза и буду молиться за благополучный исход.

К счастью, когда я все-таки открыла глаза, мы уже подъезжали к моему дому.

— Осторожно! — завопила я, пытаясь пригнуть голову ниже окна. — Не останавливайся! Езжай прямо!

Шейла, естественно, перепугалась и с перепугу нажала на тормоза, отчего машина с визгом остановилась прямо перед домом. Я к этому времени чуть ли не под сиденье забилась. Голова невыносимо болела, я снова зажмурилась.

— Езжай дальше! — рявкнула я.

— Мама, ты что? — взвизгнула Шейла.

— Человек, который стучится в мою дверь, полицейский! Гони!

— Круто! — с восторгом воскликнула Шейла. — Будет погоня.

Она резко рванула с места, мой старенький «жук» взревел от натуги и помчался по улице. Шейла еще прибавила газу и погнала беднягу так, что я испугалась: вдруг с «жуком» случится сердечный приступ — или что там у них, автомобилей, вместо сердца.

— Шейла! Что ты делаешь? — С таким же успехом мы могли бы затормозить перед домом, опустить стекло и крикнуть: «Попробуй догони!» Не оглядываясь, я и так знала: Маршалл Уэдерз висит у нас на хвосте.

Я выпрямилась и посмотрела в зеркало заднего вида. Так и есть, он едет за нами, и это так же неотвратимо, как то, что после дня наступает ночь.

— Детка, не надо никакой погони, просто прижмись к обочине и затормози.

— Нет, мама, я могу от него оторваться! Смотри, как я его сделаю!

Не успела я и рта раскрыть, как Шейла прибавила скорость, потянула на себя рычаг ручного тормоза, резко крутанула руль и свернула в переулок, который — я точно знала — заканчивался тупиком.

— Шейла, остановись! Тормози сейчас же!

Маршалл Уэдерз включил «мигалку» и тоже нажал на акселератор. Он догонял нас, в зеркало заднего вида я почти видела эту маленькую жилку у него на виске, которая подергивается, когда он злится.

— Мама, я не могу! — закричала Шейла. — Я тебя спасу, они нас живьем не возьмут!

Силы небесные, рехнулась она, что ли?

— Шейла, смотри, куда едешь!

Мы мчались прямо на стену, которой заканчивался тупик. В последний момент Шейла резко повернула, машина налетела на бордюр, подпрыгнула, вылетела на тротуар и наконец остановилась. Я быстро вытащила ключ из замка зажигания.

Маршалл Уэдерз целеустремленно шагал к машине с моей стороны, на его скулах играли желваки. Тем временем я опустила стекло и громко сказала:

— На этом урок вождения с использованием рычага переключения передач считаем законченным.

Уэдерз прислонился к машине и заглянул в окно. Некоторое время он молчал, насколько я понимаю, пытаясь обуздать ярость, потом наконец заговорил:

— Дамы…

— Добрый день, детектив, — проговорила я светским тоном, — полагаю, с моей дочерью Шейлой вы уже знакомы. Чем можем быть полезны?

Шейла поняла намек, широко улыбнулась и наклонилась вперед, чтобы состроить глазки детективу.

— Здорово, правда? — сказала она. — Мама учила меня пользоваться переключением передач.

Уэдерз судорожно сглотнул.

— Я бы посоветовал вам проводить уроки вождения в менее оживленном месте.

Он посмотрел на меня. Я поняла, что прошедшая ночь не забыта. «Не жди пощады», — прочитала я в его взгляде.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Не вам одному, запишитесь в очередь.

— Прямо сейчас. — Он понизил голос почти до шепота.

— Позже, — возразила я. — Неужели вы не видите, что я занята?

Голова у меня гудела, боль была такая, что, когда я пристально посмотрела на Уэдерза, его лицо раздвоилось у меня в глазах.

— Когда конкретно вы можете со мной встретиться?

— Заходите около семи, перед тем как мне идти на работу.

— Если вы снова попытаетесь от меня сбежать, я приду в этот ваш клуб и при всем честном народе выволоку вас из зала как самую настоящую преступницу.

— Только попробуйте. Если вы это сделаете, — я понизила голос почти так же, как он, — мой адвокат покажет вам, что к чему.

Уэдерз круто повернулся и направился к своей машине. Мы с Шейлой, тяжело дыша, откинулись на спинки сидений.

— Ну что ты на это скажешь, мама? — Шейла вздохнула. — Наконец мы с тобой сравнялись.

— Что, скажи на милость, ты имеешь в виду?

— У нас у обеих неприятности, не только у меня одной. Мы влипли вместе.

— Очень жаль, Шейла, если ты считаешь, что иметь неприятности с полицией — это круто.

Шейла, кажется, обиделась.

— Ма, я же пытаюсь помочь. Я знаю, у тебя были причины поступать именно так, я никогда не переставала в тебя верить. Мне бы только хотелось, чтобы ты рассказала мне все. Он над тобой надругался?

Я повернулась к дочери. В ее глазах застыло выражение обиды, щеки были мокрыми от слез.

— Господи, Шейла, что ты такое говоришь? Кто надо мной надругался?

— Дядя Джимми, мама.

— Дядя Джимми? — оторопело переспросила я. Шейла кивнула и дотронулась до моего колена.

— Мама, мне кажется, я все поняла. Вот почему он завещал деньги тебе и мне — потому что я его любимая дочь, а папочка на самом деле мне не отец. — Шейла была готова вот-вот разразиться слезами. — Наверное, он тебя изнасиловал, поэтому ты его и убила, правда, мама?

И тут Шейлу словно прорвало, машина затряслась от ее рыданий. Оказывается, моя милая, бедная девочка все это время находилась в отчаянии, считая, что я убила ее любимого дядюшку. И как ей только могло такое в голову прийти?

Я вышла из машины, обошла вокруг капота и открыла дверцу со стороны Шейлы.

— Пересаживайся, девочка, я сама поведу машину.

Шейла захлебывалась рыданиями. Если я ее сейчас не успокою, ей в конце концов станет дурно. В последний раз моя дочь так плакала, когда Вернелл собрал вещички и ушел из дому. Тогда я ничем не могла облегчить ее страдания, но сейчас другое дело. Шейла растерянна, она все перепутала, но как только мы доберемся до дома, я ей все объясню.

Я медленно развернулась и поехала обратно. Медленно — во-первых, потому, что не знала точно, где Уэдерз, а во-вторых, потому, что у меня по-прежнему слегка двоилось в глазах. Кое-как я сумела добраться до своего заднего двора и помочь своей всхлипывающей дочери подняться по лестнице в спальню. Там мы обе рухнули на кровать, и я принялась за дело: нужно было избавить дочь от заблуждения, что ее мать — убийца.

Я приподнялась, опираясь на локоть, дотянулась до тумбочки, взяла пачку бумажных носовых платков и сунула ее в руки Шейле.

— Шейла, давай сразу внесем ясность. Я не убивала твоего дядю Джимми, уясни себе это раз и навсегда. Также могу тебя заверить, что ты — дочь своего отца, моего бывшего мужа.

Шейла тихонько всхлипывала, но по крайней мере уже не рыдала, как прежде. Мне удалось привлечь ее внимание.

— Твой дядя Джимми говорил, что любит меня, но если честно, на самом деле он не меня любил, просто ему хотелось иметь все, что было у его брата. — Шейла громко высморкалась. — С годами мы с Джимми стали друзьями, хорошими друзьями, и не более того.

Я села на кровать, Шейла — тоже. Она подтянула колени к груди и внимательно смотрела на меня покрасневшими от слез глазами. Кажется, она мне не верила, во всяком случае, не до конца. Что на нее нашло?

— Ладно, теперь твоя очередь говорить, — сказала я. — Объясни, почему ты решила, что я убила дядю Джимми?

Шейла молчала. Она напустила на себя так хорошо знакомый мне хмурый вид, по-детски надула губы и уставилась на собственные колени.

— Шейла, ты что-то скрываешь, — сказала я. — По-моему, тебя что-то гложет с того самого дня, как убили Джимми. Думаю, тебе лучше все рассказать мне, потому что правда так или иначе все равно откроется.

Шейла еще немного помолчала и вдруг словно взорвалась:

— Конечно, откроется, мама! Этого-то я и боюсь! Если полиция все узнает, тебя арестуют!

— Дорогая, если дело и дальше так пойдет, они меня все равно рано или поздно арестуют. Лучше расскажи мне, в чем дело, чтобы я могла решить, как мне быть.

Шейла выглядела такой напуганной, что я всерьез забеспокоилась. Правда, у меня было перед ней по крайней мере одно преимущество: я точно знала, что не убивала своего деверя.

Шейла отбросила с лица прядь волос и уставилась на меня. Она наконец была готова заговорить, но, глядя на ее хмурое лицо и упрямо вздернутый подбородок, я приготовилась услышать нечто нелицеприятное.

— Кита никто не любит: ни ты, ни папа, даже Джолин и та его терпеть не может. Но это ничего не изменит, потому что у нас с ним все очень серьезно.

Она посмотрела на меня с вызовом, но я промолчала. Это ее своего рода декларация о независимости — что ж, у каждого подростка она своя, и с ней лучше не спорить.

— Мы никогда не остаемся наедине ни у него дома, ни у нас. Джолин все время крутится поблизости, все время за мной следит. Нам больше некуда было пойти.

Кажется, я начинала понимать, что к чему. Кусочки головоломки вдруг встали на свои места. Кольцо, забытое в ванной. Кит, рыскающий по моему дому якобы для того, чтобы найти непрошеных гостей.

— Значит, вы приехали ко мне в мое отсутствие? У тебя остались ключи от дома. Кит живет неподалеку. Ничего не скажешь, идеальный вариант.

Я рассердилась, но куда больше расстроилась. Все должно было сложиться по-другому.

— Мама, мы собираемся пожениться, это лишь вопрос времени. Не потому, что у нас с ним несерьезные отношения, и не потому, что я не уверена в своих чувствах… Ладно, — Шейла заговорила быстрее, — я не об этом хотела рассказать, вернее, не только об этом.

А о чем же еще? Что может быть важнее?

Шейла снова побледнела. Устремив невидящий взгляд на бумажный носовой платок, она разорвала его на мелкие кусочки.

— Я слышала, как был убит дядя Джимми. Тогда-то я и узнала, что это сделала ты.

Я схватила ее за руки и встряхнула:

— Слышала? Что ты хочешь этим сказать?

— В тот день я пришла сюда раньше Кита и была в своей комнате, когда открылась входная дверь. Кит знает, в каком месте ударить в дверь, чтобы она открылась, поэтому, естественно, я решила, что это он пришел. Я была занята и не стала выходить — задергивала занавески и зажигала свечи. — Она умолкла, и мне отчетливо представилось, как моя девочка готовит свой будуар для этого бритоголового. — Мы собирались впервые дойти до самого конца… ты понимаешь, о чем я.

— И что произошло?

— Кит не прошел сразу в мою комнату, меня это удивило, и я собиралась выйти, но в это время услышала голос дяди Джимми. Я испугалась и бросилась тушить свечи. Если бы он меня застукал, то рассказал бы все тебе, а ты бы нас просто убила… — Она снова замолчала. — Дядя Джимми сказал: «Что ты тут делаешь? Тебе давно следовало убраться». Потом прогремел выстрел, дядя Джимми закричал, и стало тихо.

Шейла смотрела на меня, в ее больших карих глазах застыл ужас.

— Не знаю, сколько времени я пролежала под кроватью. После выстрела хлопнула входная дверь, но я не знала точно, одна осталась или нет. Мама, я испугалась! Понимаешь, я боялась тебя!

— Ох, девочка моя…

— Потом я услышала Кита. Он стукнул в дверь, дверь открылась, и он вошел. Когда я услышала, как он пробормотал что-то вроде «о Господи», то поняла, что дядя Джимми убит. Тогда я выбежала из комнаты. Кит был в гостиной, он склонился над дядей Джимми, и взгляд у него был такой странный… Кит сказал: «Он мертв, Шейла. Что произошло?»

Шейла взглянула на меня и тут же потупилась.

— Он сначала решил, что дядю убила я, но я уверяла, что это не так. Кит посмотрел мне в глаза и все понял. И тогда он задал вопрос: «Это сделала твоя мать?» Видишь, мама, даже он догадался.

Я дышала ртом, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Мысли, как облака в ветреный день, проносились в голове так быстро, что я не успевала их ухватить.

— Почему ты не позвонила в полицию? — спросила я наконец.

Шейла посмотрела на меня как на ненормальную.

— Мама, ну ты и скажешь! Копы решили бы, что это сделал кто-то из нас! — Шейла сцепила пальцы и снова уставилась на свои руки. — Я к нему прикасалась, и у меня на руках и на джинсах осталась кровь, — прошептала она. — Кит сразу сказал, что он мертв, но мне нужно было самой удостовериться.

Я взяла руки дочери в свои, пальцы Шейлы были как ледышки.

— Дорогая, все в порядке, не волнуйся, просто рассказывай дальше.

— Кит велел мне ехать домой. По его словам, нам обоим нужно было поскорее убраться отсюда и никому не рассказывать, что мы видели. — Слезы закапали со щек Шейлы на кровать. — Я так и сделала. Было темно и очень страшно, все время казалось, что за мной кто-то следит, что все уже узнали о произошедшем. Озираясь по сторонам и прячась за деревьями, я добралась от дома до машины. В каждом проезжающем автомобиле мне мерещились либо полицейские, либо папа, либо Джолин.

— Бедняжка, представляю, как тебе, наверное, было страшно.

Моя дочь, которой еще не исполнилось семнадцати, впервые в жизни столкнулась с убийством и пыталась справиться со своими переживаниями в одиночку.

— Я вернулась домой. Редкий случай, дома никого не было, поэтому я сразу поднялась в свою комнату, умылась и выстирала джинсы. Позже я слышала, как приехал папа. Он был навеселе и стал искать Джолин, чтобы она накрыла на стол. Папа так ничего и не заметил.

Мне подумалось, что ничего не замечать, даже родную дочь, вполне в духе того Вернелла, каким он стал в последнее время.

— Джолин приехала примерно на час позже папы, она так нагрузилась покупками, что едва дошла от машины до дома. Они с папой стали ссориться из-за того, что уже половина девятого, а обед еще не подан. — Вспоминая тот вечер, Шейла поморщилась от отвращения. — Она обозвала его пьяницей, а он ее — потаскухой. Я как вошла, так и ушла, они даже не заметили, что я заходила в комнату.

— Шейла, теперь послушай меня. Я не знаю, с кем разговаривал Джимми, но точно не со мной. Я не убивала твоего дядю. А теперь давай сделаем то, что давно нужно было сделать, — обратимся в полицию. Пора наконец во всем разобраться.

— Но, мама, — вскричала Шейла, — они нам не поверят!

— Шейла, эта история будет выглядеть еще хуже, если каким-нибудь образом правда всплывет без нас, а рано или поздно так и случится, можешь не сомневаться.

Мне вспомнилось выражение лица Маршалла Уэдерза, когда он держал на коленях мой пистолет и ждал от меня объяснений. Он и до этого докопается, так что лучше уж рассказать ему самим.

Я посмотрела на часы: через два часа Уэдерз постучится ко мне в дверь и потребует ответа. Пульсирующая боль в голове постоянно напоминала мне о том, что надо заняться собой. Я покосилась на Шейлу — та выглядела ненамного лучше. Пока не появился Маршалл Уэдерз, нам надо привести себя в порядок.

— Девочка моя, у меня голова раскалывается, да и ты выглядишь неважно, почему бы тебе не прилечь в своей старой комнате? А я приму что-нибудь от головной боли и тоже попытаюсь отдохнуть до приезда Маршалла Уэдерза. Нет никакого смысла звонить ему прямо сейчас, это дело может подождать пару часов, а там он сам к нам приедет.

Как ни странно, Шейла не стала спорить. Двигаясь как зомби, она побрела в свою комнату и легла поперек кровати. Минут через десять, когда я к ней заглянула, она уже спала. Я поплелась к себе и тоже легла. Голова все еще гудела, но это не помешало мне закрыть глаза и в считанные минуты заснуть. Слишком уж много всего навалилось, и просто отключиться, ни о чем не помнить и не думать было огромным облегчением.

 

Глава 28

Но от длинной руки закона не было спасения даже во сне. Мне снилось, что мы с Шейлой бежим, продираясь сквозь заросли огненно-оранжевых азалий, а за нами по пятам гонится Маршалл Уэдерз. Время от времени он кричал нам вслед:

— Проснитесь, Мэгги! Чувствуете, как пахнет кофе? Проснитесь, пока не поздно!

— Уходите! — кричала я. — Отстаньте от меня!

Но он не отставал, а, наоборот, все приближался. Я уже слышала, как он дышит мне в затылок. Вскоре я уже почувствовала, как он трясет меня за плечо, повторяя мое имя:

— Мэгги, Мэгги, проснитесь!

Я открыла глаза. В доме горел свет, рядом на кровати сидел Маршалл Уэдерз, тряс меня за плечо и звал меня по имени. Я почувствовала запах кофе и поняла, что это был не сон, а действительность, которая хуже любого кошмара.

— Что вы здесь делаете? — Я села слишком резко, и мне показалось, что мои мозги ударились изнутри о череп. — О черт! — Я схватилась за голову и медленно качнулась вперед. Меня тошнило.

— Мэгги, да что с вами? Я минут пять стучал сначала в одну дверь, потом в другую, но вы не слышали. Увидев вашу машину, я понял, что вы должны быть дома. Мэгги, вы даже на цепочку не закрылись! Стоило мне только слегка поднажать плечом, и дверь отворилась.

Маршалл Уэдерз казался встревоженным, хмурился и смотрел на меня как на диковинное насекомое.

— Мэгги, я никак не мог вас разбудить, вы что-нибудь приняли?

Так, теперь он решил, что я еще и наркоманка. Как же низко я пала в его глазах!

— Ничего, если не считать аспирина. Видите ли, я заглянула в «Мобил хоум кингдом», когда у них был обеденный перерыв, и…

Уэдерз не дал мне договорить.

— Я же вам велел туда не соваться! — взорвался он. Я уставилась на него.

— Вы хотите, чтобы я вам рассказала, как было дело, или намерены читать мне нотации?

Он только пожал плечами:

— Я приготовил вам кофе. Я не мог понять, что с вами, подумал, что, может, вы приняли слишком большую дозу лекарства или еще что-нибудь в этом роде. Мне не удавалось вас разбудить, вы только стонали и во сне прогоняли меня, но я рассудил: чем звонить в службу спасения, лучше сварить вам кофе.

— Вы рассудили правильно, кофе, несомненно, лучше, чем служба спасения. — Я посмотрела поверх его плеча, пытаясь заглянуть в коридор. — А где Шейла, почему она вам не открыла?

— Мэгги, Шейлы здесь нет, мы с вами одни в доме.

— О Господи!

Я вскочила с кровати и бросилась в спальню Шейлы. Комната была пуста, Шейла исчезла.

Уэдерз остановился у меня за спиной и положил руку мне на плечо.

— Ну так вы собираетесь объяснить мне, что происходит?

Собираюсь ли я? Нужно ли мне, чтобы он рыскал по всему Гринсборо, разыскивая мою дочь? И что будет, если он ее найдет, а меня в этот момент не окажется рядом? Сумеет ли Шейла рассказать ему правду и при этом не представить себя этаким начинающим серийным убийцей? Учитывая склонность Шейлы все драматизировать — вряд ли.

— Ничего особенного не происходит. Я легла вздремнуть и рассчитывала, что Шейла меня вовремя разбудит, тогда я до вашего прихода успею собраться на работу, вот и все.

Вместе с Уэдерзом, не отстающим от меня ни на шаг, я прошла на кухню, посмотрела на часы и ахнула: если я не выйду из дома в ближайшие пятнадцать минут, то опоздаю на работу и Спаркс меня уволит.

Я очень осторожно поставила кофейную чашку на стол.

— Знаю, — вам это не понравится, но мне нужно срочно ехать, опаздываю на работу. Я знаю, я обещала с вами поговорить, но…

Уэдерз перебил меня:

— И наш разговор состоится. Вы начнете прямо сейчас и закончите, когда я скажу.

Я попыталась испепелить его взглядом, но, видно, плохо старалась, и у меня не очень получилось. Я опаздывала на работу, которой слишком дорожу, чтобы потерять, и страшно волновалась за дочь. В данный момент Уэдерз занимал одно из последних мест на шкале моих ценностей.

— Ладно, — я вздохнула, — предлагаю компромисс. Вы дадите мне возможность переодеться, а потом мы поговорим до тех пор, пока мне не нужно будет уходить.

— Нет, так дело не пойдет, мы сделаем по-другому. Вы переодеваетесь, потом я отвожу вас на работу, и если вы, не выходя из моей машины, ответите на все мои вопросы, я отпускаю вас в клуб. Если нет, я разворачиваю машину и мы вместе едем в участок.

— А как я потом доберусь до дома? — спросила я.

— Друзей у вас хватает. — Глаза Уэдерза насмешливо блеснули. — В крайнем случае, если вас некому будет подвезти, я вернусь и подброшу вас до дома, сочту это своим долгом.

Именно это ему и нужно. Ему нужно, чтобы я сидела перед ним, как птица в клетке, а он мог бы наблюдать за мной и контролировать каждое движение. Он мне не доверяет. Что ж, отлично, я ему тоже не доверяю.

— Ладно, я согласна играть по вашим правилам.

Я прошла мимо него, направляясь в гардеробную. На этот раз я позволю ему одержать маленькую победу, что не так уж важно. Гораздо важнее держать его подальше от Шейлы, пока я сама ее не найду, не научу уму-разуму и не притащу за уши в полицейский участок. Я-то с Уэдерзом как-нибудь справлюсь, а вот Шейла и двух минут не продержится под градом его вопросов. Одному Богу известно, что она ему может наговорить и во что он в конце концов может заставить ее поверить.

Я сняла с вешалки плечики с черным платьем, украшенным блестками, и собиралась гордо удалиться в спальню. Не тут-то было, Уэдерз последовал за мной.

Гордо подбоченившись, я смерила его презрительным взглядом.

— Если не возражаете, я бы хотела переодеться.

Уэдерз нагло ухмыльнулся:

— Нет, Мэгги, нисколько не возражаю.

— В таком случае мне нужно остаться одной!

— Мэгги, я слишком стар, чтобы дважды попасться на один и тот же трюк. Вы больше не сбежите от меня через черный ход, — холодно заявил он, явно не собираясь уступать.

Он стоял передо мной, скрестив руки на груди, этаким крутым ковбоем — шесть футов сильного гибкого мужского тела — и понимающе смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами. Для него это была своего рода игра, и проигрывать он не собирался.

— Ну хорошо, ковбой. — Я посмотрела на него так, как будто мне было все нипочем. — Проходите, будьте как дома, устраивайтесь поудобнее вон в том кресле-качалке.

Оказавшись возле кресла раньше Уэдерза, я быстро развернула его так, чтобы оно смотрело в угол рядом с дверью.

— Садитесь, здесь вы сможете следить за дверью.

Теперь у меня ухал молот не только в голове, но и в груди. Глядя, как Уэдерз идет через комнату к креслу, я вспоминала, как увидела его впервые, он тогда был в тесных линялых джинсах, удивительно ловко сидящих на нем. Совсем не таким я представляла себе наше будущее.

— Не оглядывайтесь! — предупредила я.

— А вы не давайте мне повода, — возразил Уэдерз. — Начинайте отвечать.

Он опять взялся за свое, заставляя меня отвечать на дотошные вопросы по поводу того, где я была и что делала вчера.

Стоя у него за спиной, я медленно расстегнула джинсы. Уэдерз продолжал говорить, словно ему было безразлично, что я позади него раздеваюсь до нижнего белья.

— Когда Вернелл дал вам этот пистолет? — спросил он. Я сняла джинсы и швырнула на кровать.

— Лет шесть или семь назад, точно не помню.

— Была какая-то особая причина?

Я задрала свитер, сняла его через голову и бросила поверх джинсов. Теперь я осталась в бюстгальтере и трусиках из розового атласа. Уэдерз сидел не более чем в шести футах от меня, но надежды на то, что в этой комнате может произойти нечто романтическое, было ничуть не больше, чем за все три года, что я в разводе с Вернеллом.

— Глупо, конечно, но он подарил мне пистолет, пытаясь спасти наш брак.

Я сняла с плечиков черное платье с блестками.

— Спасти брак?

— Ну да. Я потащила его к консультанту по семейным проблемам, и та сказала, что для укрепления брака нам нужны общие увлечения. Пистолет — это, по мнению Вернелла, хобби. Он думал, что мы будем вместе выезжать за город и там стрелять по консервным банкам или еще по чему-нибудь такому. Надеюсь, во втором браке он не сделает подобной глупости.

Уэдерз рассмеялся.

— Стрельба по мишени как общее увлечение?

— Ну, у каждого из нас свои представления о романтических прогулках за город, — заметила я, надевая черные туфли на шпильках.

С некоторым опозданием я отметила в хрипловатом голосе Уэдерза какие-то странные нотки и посмотрела в его сторону. Уэдерз и пальцем не пошевелил, и я вдруг поняла почему: у него не было в этом необходимости. С того места, где он сидел, ему достаточно было лишь посмотреть чуть-чуть вправо — каждое мое движение отражалось в зеркале, стоящем на туалетном столике.

— Кошмар! — взвизгнула я.

— В чем дело? — невинно поинтересовался он.

Я долго сверлила взглядом его затылок. Может, я напрасно забеспокоилась и на самом деле ему ничего не видно? Я подошла к самому его креслу и присела на корточки за спинкой так, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с его глазами. Так и есть, ему нужно лишь совсем чуть-чуть повернуть голову направо.

— Великолепный вид, не правда ли? — вкрадчиво произнес он.

Придумать достойный ответ я не успела: он уже встал и направился к двери.

— По-моему, нам пора, вы ведь, кажется, опаздываете?

Я бросилась за ним, держа в голове десятки язвительных ответов, но не могла вымолвить ни слова. Когда я присела на корточки за креслом Уэдерза и он повернулся ко мне, в спальне внезапно стало жарко. У нас с ним осталось незаконченное дело, но для него сейчас не время.

Мы молча вышли через гостиную и направились к машине Уэдерза. Он смерил меня взглядом и спросил:

— С какой стати вас понесло в «Мобил хоум кингдом» после того, как я велел вам туда не соваться?

Чары развеялись, мы снова вернулись на знакомую почву.

 

Глава 29

Уэдерзу явно не хотелось меня отпускать, но и удерживать меня он не мог. Я ответила на все его вопросы, пересказала ему свой разговор с Берти Секстой, во всех подробностях живописала, как меня огрели по голове в гардеробной дома-трейлера. Только одним я не стала с ним делиться — рассказом Шейлы. Этот вопрос придется отложить.

Он остановился прямо перед входом в клуб «Золотой скакун», демонстрируя всему свету, в том числе и Клетусу, который работал у дверей, что Мэгги Рид прибыла в сопровождении полиции. С таким же успехом он мог бы взять мегафон и прокричать: «В прямом эфире, прямо из местной тюрьмы, мисс Мэгги Рид!» Но мне было все равно. Главное, что я не опоздала и могу избавиться от Уэдерза.

— Если не сможете добраться до дома, сбросьте мне сообщение на пейджер, — сказал детектив, когда я захлопнула за собой дверцу машины.

Нет уж, даже если мне совсем не с кем будет доехать до дома, я не стану ему звонить. Да что там, я не стану звонить, даже если он вообще останется последним человеком, который может меня куда бы то ни было подвезти! Но вслух я этого не сказала: Маршалл Уэдерз мне еще понадобится, когда Шейла наконец перестанет запираться и решит рассказать полиции то, что она слышала.

Я вошла в дверь «Золотого скакуна», когда оркестр уже разогревался. Если Клетус и удивился тому, что меня доставили на полицейской машине, то виду не подал. Вместо этого он одобрительно вскинул брови, оценив мое черное платье и туфли на шпильках, склонил голову набок и попытался подмигнуть. Подмигивать Клетус не умел, и со стороны его подмигивание выглядело как косой взгляд в сочетании с кривой ухмылкой.

Спаркс дал ансамблю знак играть вступление к моей выходной мелодии и в это время увидел меня у двери. Я стала пробираться через толпу, по дороге здороваясь с завсегдатаями. Я шла к сцене с таким видом, будто мне принадлежит весь мир. Здесь мое настоящее место. Пусть ненадолго, всего на несколько часов, все сложности жизни перестанут для меня существовать, останутся только я, ребята из ансамбля и музыка.

Когда я поднялась на сцену и подошла к микрофону, Джек играл на губной гармошке и пританцовывал в своей характерной манере, поднимая колени. Спаркс наклонил голову к ударным, всецело поглощенный игрой. Бэр, который вел мелодию, стал плавно переходить от вступления к самой песне. Я посмотрела в зал, улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой и запела песню об одиноких ковбоях.

Для вторника в клубе было на удивление многолюдно. Карветт, инструктор по танцам, привела большую компанию весьма пышнотелых дам, которые стояли рядами позади нее и пытались повторять движения. Вероятно, это была какая-то рекламная акция борцов с лишним весом. Карветт — мастерица по части всяких рекламных штучек. «Молодые жеребцы» переместились к краю танцевальной площадки, как можно ближе к столику, где что-то праздновала компания молоденьких секретарш. На девушек явно произвели впечатление накачанные мускулы деревенских парней. Ночка обещала быть веселой.

— Где ты пропадала? — Джек подошел ко мне сзади так тихо, что я даже не заметила.

— Ездила домой, потом искала свою дочку, — тихо ответила я, повернув от себя микрофон. — И даже успела получить дубинкой по голове и поездить на машине по тротуарам.

Джек рассмеялся, по-видимому, решив, что я шучу. Спарксу показалось, что мы можем сорвать номер, и он нахмурился. Я запела последний куплет.

Джек остался рядом со мной, подыгрывая на гармошке и притопывая в такт. Джинсы на нем были измяты, а сам он выглядел как человек, который уже давно не ел нормального горячего обеда. Словом, он выглядел как парнишка, которому нужна мамочка.

— Подвезешь меня до дома? — спросила я в перерыве между песнями.

— Не откажусь. — Джек явно удивился. — Ищешь, где переночевать? — с надеждой спросил он.

Джек выглядел одиноким. Куда подевалась эта его Эвелин? Потом я вспомнила, как он плакал прошлой ночью, и, кажется, поняла, что произошло.

— Мне очень жаль, дружок, — я заговорила с Джеком таким же голосом, каким разговаривала с Шейлой, — но пока я предпочитаю спать в собственной постели. От водяных матрасов у меня начинается морская болезнь.

Джек рассмеялся и снова заиграл на губной гармошке. Когда все уладится, нужно будет подыскать этому мальчугану хорошую девушку.

Для концерта обстановка была самая подходящая, но к концу первого отделения я вдруг поняла, что мама Мэгги не чувствует себя счастливой. А к концу второго мой материнский инстинкт забил тревогу. Я не могла избавиться от ощущения, что Шейла попала в беду. Я пыталась внушить себе, что ничего страшного не произошло, что она просто уехала куда-нибудь с Китом, и скорее всего так оно и было. Вероятно, он заехал за ней, и они отправились куда-нибудь пообедать, а потом он отвез ее домой, к Вернеллу. Но вдруг это не так?

Перед началом второго отделения я пыталась позвонить ей по телефону, но в замке Спайви никто не ответил, только тоненький голосок Джолин с интонациями девушки из телевизионного рекламного ролика пожелал мне приятного дня и предложил оставить сообщение. Я повесила трубку и побежала обратно на сцену. Куда запропастилась эта девчонка?

— Она, наверное, уже спит, — высказал свое мнение Джек. — Не забывай, что уже час ночи, по-моему, они там все давно спят.

— Но она взяла и уехала, ничего мне не сказав, даже не разбудила.

— Ну и что, все подростки так делают. — Джек замолчал и попиликал еще немного на своей гармонике. — Они все приходят и уходят, когда хотят.

От этого легче не стало, скорее наоборот, мои дурные предчувствия только окрепли. Я сердцем чувствовала: с Шейлой что-то случилось.

На протяжении всего второго отделения я то и дело поглядывала на входную дверь, ожидая увидеть или полицейских в форме, или Уэдерза. Во мне проснулся дар ясновидения, унаследованный от Маккрейри. Я в буквальном смысле чувствовала опасность кожей: у меня покалывало кожу на голове под волосами, на шее, на руках. Даже Джек почувствовал мое беспокойство и на последних песнях старался не отходить от меня.

— Ну все, — сказал он, когда последняя песня подходила к концу и в зале стали зажигать свет. — Это заключительный номер, мы можем уезжать. Я отвезу тебя домой или куда скажешь.

— Домой. У меня такое чувство, что я должна ехать домой.

Джек посмотрел на меня, заглянул мне в глаза и наткнулся на мой страх.

— Ладно, Мэгги, сейчас поедем. — Он повернулся к залу, послал воздушный поцелуй молоденькой кудрявой брюнетке, которая наблюдала за ним с танцевальной площадки, и направился к запасному выходу. — Так ты идешь? — бросил он мне через плечо.

— Иду, иду.

Я побежала за ним.

— Платье у тебя, конечно, красивое, и этот разрез на боку тебе очень идет, но, боюсь, ты в нем замерзнешь.

Я просто отмахнулась от его слов и решила не обращать внимания — пока мы не подошли к мотоциклу. Джек отвязал два шлема и протянул один мне.

— Вот, надевай, я всегда вожу на всякий случай второй.

— Джек, куда девалась твоя машина? — Я могла бы и не спрашивать, ответ был ясен заранее.

— Ее взяла Эвелин, — тихо сказал Джек. — Я решил, что ей она нужнее, чем мне.

Я уставилась на одинокий мотоцикл, потом снова посмотрела на своего мягкосердечного друга! Ну попадись мне только эта Эвелин, уж я ей выскажу все, что думаю. Как можно взять машину и бросить этого милого паренька?

Ночной воздух становился все холоднее, я понимала, что промерзну до костей в своем тоненьком платье. У меня даже мелькнула предательская мысль позвонить Уэдерзу и принять его предложение, но я следовала собственному кодексу чести, так что этот вариант отпадал. Джек предложил мне свою замшевую куртку, но я отказалась.

— Ты будешь сидеть впереди, а я просто спрячусь за твоей спиной. Поехали.

Моя тревога все росла, я уже ни о чем не могла думать, лишь бы поскорее попасть домой.

Когда мы отъезжали от «Золотого скакуна», стал накрапывать дождик, в районе Хай-Пойнт-роуд дождь перешел в ливень. Вода ручейками стекала у меня по шее, по спине, по ногам. Я тесно прижималась к Джеку, но это не помогало, мы оба промокли до нитки. Джек сосредоточил все внимание на управлении мотоциклом. На мокрой дороге скорость пришлось сбавить чуть ли не до черепашьей. На светофоре загорелся красный свет, Джек плавно затормозил и оглянулся на меня.

— Извини.

— За что ты извиняешься? Ты же не виноват, что пошел дождь. Я могу только благодарить тебя за то, что согласился довезти меня до дома.

Я дрожала от холода и, кажется, отдала бы все блага мира, лишь бы оказаться в тепле. И как меня угораздило согласиться, чтобы Уэдерз отвез меня в клуб на своей машине? Надо же было заключить такую глупую сделку!

Наконец Джек затормозил во дворе моего дома. У меня одеревенело все тело. Я не столько слезла, сколько свалилась с мотоцикла. Платье промокло насквозь, наверное, его придется выбросить, в туфлях чавкала вода. С виду я была похожа на черную с рыжим крысу-утопленницу, а чувствовала себя еще хуже.

— Спасибо, Джек! Не хочешь зайти в дом обсохнуть?

Джек замотал головой, за мокрым затемненным забралом шлема лица было почти не видно.

— Нет смысла, все равно я снова промокну, пока доеду до дома.

Он задним ходом вывел мотоцикл со двора и развернулся. Взревел мотор, и вот уже Джек скрылся из виду. Я взбежала по лестнице и влетела в дом. В комнатах было темно.

— Шейла, ты здесь? — крикнула я.

Мне никто не ответил, да я и не ожидала ответа. На автоответчике не было ни одного сообщения. На полу вокруг моих ног успели образоваться две небольшие лужицы.

— Ну хорошо, детка, — сказала я вслух, стоя в пустой спальне, — если у тебя нет неприятностей, то скоро будут! Мама идет тебя искать.

Но честно говоря, я не столько сердилась, сколько волновалась. Я чувствовала, что моя девочка в беде, так же как моя мама всегда чувствовала, когда была мне нужна. Уж не знаю, считать ли это Божьим даром или проклятием, но это так. Я нужна дочери, и ни о чем другом я в этот момент была не в состоянии думать.

 

Глава 30

Мне оставалось лишь одно: ехать во дворец Вернелла на Нью-Ирвинг-парк, поднять весь дом на ноги и убедиться, что Шейла в безопасности. Если самому Вернеллу или его дражайшей супруге это придется не по вкусу — что ж, очень жаль, но ничего не поделаешь, я могу им только посочувствовать. Быть родителем — это не только радость, но и большой труд, и пришла пора напомнить старине Вернеллу о его родительских обязанностях.

Если Шейлы дома нет, Вернелл будет со мной до тех пор, пока мы ее не найдем. Если же она дома, то прекрасной Джолин следовало самой подойти к телефону, когда я звонила, чтобы разыскать свою дочь, а не прятаться за автоответчик. По моим представлениям, люди не звонят по телефону в час ночи без особой необходимости. Я лично всегда сама снимаю трубку, если мне звонят среди ночи.

Вооружившись этими оправданиями и переодевшись во все сухое и теплое, я села в машину и двинулась в путь. Но не проехала я и двух миль, как моя машина, всегда такая надежная, вдруг словно простуду схватила. Она чихала и кашляла, а когда я остановилась у светофора на перекрестке Грин-Вэлли и Бэттлграунд, мотор заглох и никак не желал заводиться.

— Ради Бога, не умирай, — взмолилась я, — только не сейчас. — Но мой маленький «фольксваген», моя Абигайль, как я ее когда-то называла, ничего не могла с собой поделать. Она держалась как могла, из последних сил продолжала катиться на север по Бэттлграунд, мы даже преодолели развилку и свернули на Лондейл, но Абигайль задыхалась и, наверное, совсем отдала бы концы, если бы я постоянно не выжимала акселератор. Приближаясь к кварталу Вернелла, я уже не сомневалась, что обратно мне на своей машине не доехать. Абигайль кое-как дотянула до склона холма, где начинался тупик, и тут окончательно заглохла. Я убрала ногу с педали акселератора, переключила рычаг на нейтральную передачу и покатила вниз по склону. У самого начала мощеной подъездной аллеи к дому Вернелла я затормозила.

— Ну вот, приехали.

Я вздохнула, от всей души сожалея, что я не член Американской ассоциации автомобилистов, и дала себе слово, что исправлю эту оплошность, как только вернусь домой.

— Хорошо, что ты хотя бы довезла меня до места, — сказала я вслух. В тишине респектабельной улицы мой голос прозвучал неожиданно громко. Ни в одном из домов, включая дом Вернелла, не светилось ни одно окно. Я затормозила прямо позади черного «мустанга» Шейлы, но это ровным счетом ничего не значило, утром она ездила вместе с Китом на его машине.

Рядом с оранжевым трейлером Вернелла машина Шейлы казалась игрушечной, грузовик был явно великоват для гаража. Вряд ли Джолин, которая так печется о своем положении в обществе, понравилось, что ее муженек пригнал домой фургон с вращающимся Иисусом на крыше да еще и оставил его на подъездной дороге. Наверняка она высказала все, что думает по этому поводу.

— Какое счастье, что это больше не моя забота! — пробормотала я, идя по дорожке к парадному входу.

Нажав на латунную кнопку звонка, я заметила, что в глубине дома горит одна маленькая лампочка. Значит, кто-то не спит. Продолжая нажимать кнопку звонка, я прижалась лицом к овальному окошку в верхней половине тяжелой дубовой двери. В полумраке было видно, что кто-то медленно идет к двери, сгорбившись, шаркая ногами и шатаясь из стороны в сторону. Вернелл.

— Где пожар? — крикнул он, распахивая дверь и пугаясь собственного громкого голоса.

— Внимание, проникновение через главный вход! У вас есть двадцать секунд на отключение сигнализации! — сообщил электронный голос.

Вернелл сначала растерялся, потом заволновался, потом недовольно поморщился.

— Чертова сигнализация! — Он отвернулся от меня и стал тыкать коротким толстым пальцем в клавиши панели, находящейся на стене рядом с входной дверью. — Вечно с этим домом морока, не одно, так другое, — проворчал он.

Он снова был в голубом полиэстеровом костюме, теперь изрядно помятом, со следами долгой носки и явно требующем стирки. Взлохмаченные волосы торчали во все стороны.

— Входи, входи! — крикнул Вернелл. — Я все равно собирался с тобой поговорить.

От Вернелла несло перегаром. Я заметила на кухонном столе бутылку «Дикой индейки». Он пошел на кухню, я двинулась следом. Вернелл так сильно шатался, что у меня несколько раз возникало желание поддержать его, иначе он разобьет какую-нибудь побрякушку или навалится всем телом на одну из развешанных по стенам картин.

— Вернелл, ты знаешь, который час?

Вернелл посмотрел на меня с искренним недоумением.

— Ты что, тащилась в такую даль только затем, чтобы это узнать? — Он пожал плечами. — Ну… думаю, сейчас около десяти.

— Вернелл, сейчас половина третьего утра!

— Если ты сама знаешь, зачем спрашиваешь? — Вернелл подозрительно покосился на меня. — Это что, проверка такая? На самом деле ты пытаешься понять, сколько я выпил? Ты прямо как Джолин, черт, да как все женщины! Вот в чем ваш недостаток: вы задаете слишком много вопросов. Нет чтобы поговорить с человеком по душам.

Я поняла, что Вернелл вот-вот примется читать проповедь.

— Вернелл, сейчас не время для бесед. Где Шейла?

На секунду его взгляд прояснился, словно он протрезвел.

— Как, разве она не с тобой?

— Вернелл!

— Не кипятись, она позвонила еще днем и сказала, что переночует у тебя, потому что тебе плохо, кажется, она сказала, что у тебя болит голова.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Где Джолин? Мне нужно с ней поговорить! Разбуди ее!

Я выскочила из-за стола и посмотрела на Вернелла, который явно не торопился встать.

— Не могу, дорогая, — медленно произнес он. — Джолин тоже нет дома. Она уехала к своей матери, потому что та приболела. — Помолчав, он добавил с мрачным видом: — Правда, дело не только в этом. Кажется, Джолин на меня немного рассердилась, потому что я немного выпил.

— Хватит пить, пошли.

Я отобрала у него стакан и бросилась к лестнице. Мне нужно было найти хоть что-то, хоть какую-то зацепку, которая могла бы подсказать, куда подевалась Шейла. Запыхавшийся Вернелл догнал меня.

— На второй этаж и направо, — подсказал он. — Когда ты с ней разговаривала в последний раз?

Я отметила, что у него изменился голос: Вернелл стал говорить четче, почти как трезвый, и явно встревожился.

— Часов около четырех-пяти. Она собиралась прилечь отдохнуть в своей комнате. Когда я заглядывала к ней в последний раз, она спала.

«Это моя вина, — думала я, — не нужно было мне спать, мне следовало что-нибудь сделать, вот только что именно?»

Я побежала по коридору, без всяких подсказок зная, где комната Шейлы. Не зря же я столько времени просидела в своей машине, наблюдая за ее окном, дожидаясь, когда погаснет лампа на ее письменном столе, и пытаясь хотя бы мельком увидеть свою девочку, удостовериться, что она дома и в безопасности. Где-то она сейчас?

Вернелл топал по коридору позади меня. Я вбежала в комнату Шейлы, а он замер на пороге. Я остановилась и огляделась. Розовые стены, лепнина на потолке, толстый белый ковер на полу, красивая кровать с горой подушек в кружевных наволочках — не комната, а воплощение мечты любой девушки. Одну стену занимала гардеробная, битком набитая одеждой из любимых магазинов Шейлы. На многих платьях еще болтались ярлыки, видно, Шейла просто не успевала надевать все эти вещи.

— Боже, Вернелл, зачем ты позволяешь ей покупать столько вещей?

Вернелл был озадачен не меньше моего.

— Это не я, наверное, это накупила Джолин. Ты же знаешь, как она любит ходить по магазинам. — Он заглянул в гардеробную, снова повернулся ко мне и вздохнул: — Ох уж эти женщины, вам бы только наряжаться. Кстати, насколько я помню, у тебя никогда не было столько тряпок. Джолин говорит, что мы должны выглядеть как полагается, по ее мнению, имидж — это все.

Мне было нетрудно представить, как она произносит эти слова своим голосочком.

— Вернелл, — сказала я, — сарай все равно останется сараем, какой краской его ни крась — белой ли, черной ли. Давай займемся делом.

— Каким, Мэгги? Шейлы здесь нет, наверное, нужно обзвонить ее подруг.

— Вернелл, мы не знаем ни одной ее подруги — если, конечно, ты не бывал в ее школе гораздо чаще меня и не знаешь чего-то такого, что неизвестно мне. И еще одно. Представь себе, что твой лучший друг сбежал из дому, неужели ты скажешь его родителям, где его искать?

Вернелл надолго задумался, а я не могла терять времени. Нужно найти телефонную книжку или еще что-нибудь, что поможет нам найти Шейлу. Я стала выдвигать ящики туалетного столика.

— А ее приятель, этот, как его, Кит? — спросил Вернелл. — Может, она с ним?

— Я не знаю его телефона. Придется к нему заехать, только вряд ли Шейла у него. Кит живет с родителями.

Выдвижной ящик был набит письмами, я дернула за ручку, пытаясь выдвинуть его до конца. Несколько писем вывалилось на пол, но ящик застрял, что-то мешало ему открыться. Я сунула руку в ящик, но мне не удавалось ухватить эту штуку.

— Ну заехать-то к нему мы можем, — недовольно пробурчал Вернелл. — Дай я открою.

Он отстранил меня и с силой дернул за ручку ящика. Лампа со стеклянным абажуром, стоявшая на столике, покачнулась, розовый телефон заскользил к краю, ящик вылетел наружу. Бумаги разлетелись во все стороны. На пол выпала записная книжка в сафьяновом переплете. Обложка погнулась и сморщилась, не устояв в борьбе с Вернеллом.

— Вот она, — сказал Вернелл.

— Это не телефонная книжка. — Я подняла книжечку и пролистала. — Это ее дневник.

Я села на кровать и начала перелистывать исписанные фиолетовыми чернилами страницы в поисках последней записи. Мне стало неловко: я никогда не рылась в вещах Шейлы, но сейчас было не до этикета.

«Я выйду на пляж с букетом, — писала Шейла своим крупным округлым почерком. Я похолодела. — У меня будут красные розы. Кит говорит, у него есть знакомый священник Церкви высшей любви, который может нас обвенчать».

Я прочитала последние фразы вслух. Вернелл плюхнулся на кровать рядом со мной.

— Нет, — тихо застонал он, — только не это!

«Конечно, это будет не такое венчание в церкви, как хочется маме, — писала дальше Шейла, — но зато у нас состоится свадьба на пляже. Кит говорит, что наши жизни навсегда соединятся, нас ждет общее будущее. Все, что его, станет моим, а все мое будет принадлежать и ему. У нас никогда не будет так, как у мамы с папой, наша любовь продлится вечно».

У меня из глаз полились слезы, капая на страницы и оставляя на них расплывающиеся бледно-фиолетовые пятна. Вернелл, заглядывая мне через плечо, пододвинулся и обнял меня.

— Мне так жаль, дорогая, — тихо сказал он, — правда, очень, очень жаль.

— Сейчас у нас нет времени во все это вникать. — Я захлопнула записную книжку и подняла голову. — Мы должны их остановить.

— Ты собираешься ехать к Киту?

Я поднялась и достала из коробки на тумбочке бледно-розовую бумажную салфетку.

— Сначала — да, просто на всякий случай, но потом нам придется поторопиться.

Вернелл был все еще грустен и казался озадаченным.

— Что это значит?

— Вернелл, ты и правда не понял, куда они отправились?

— Она пишет про какой-то пляж, Мэгги, но ведь они могут быть где угодно. Черт, да они могли, к примеру, податься в Дайтону со всякими байкерами или…

Я оборвала его на полуслове:

— Вернелл, они должны быть в доме твоих родителей. Это единственный дом на пляже, известный Шейле, туда она и поедет. К тому же она знает, что в это время года там никого нет.

Вернелл уставился на меня с таким видом, будто читал слова по губам и пытался осмыслить увиденное. Его дочь, его малышка собирается выйти замуж за какого-то бритоголового, и это должно произойти на пляже возле загородного дома его родителей? У него в голове это явно не укладывалось. И вдруг что-то произошло. Вернулся Вернелл — не тот опустившийся человек, которого я частенько видела пьяным и не владеющим собой, а Вернелл, который всего добился сам, Вернелл, сохранившийся от прежних времен, отец, который не допустит, чтобы какой-то юнец испортил жизнь его дочери.

— Ладно. — Его сильный, уверенный голос громко раздался в спальне. — Поехали.

Он прошел мимо меня, вышел в коридор, спустился по лестнице и направился к входной двери. Там он снял с вешалки белую ковбойскую шляпу, потом задержался у столика, захватив с собой ключи и сотовый телефон. И только когда мы оказались на улице и холодный воздух привел меня в чувство, я вспомнила, что моя машина сломалась.

— Вернелл, погоди. У меня заглох мотор на подъездной аллее, давай возьмем машину Шейлы.

Вернелл замер на месте и посмотрел на меня.

— Не выйдет.

— Почему?

— У меня нет ключей, они у Шейлы.

— А твоя машина где?

Я начинала нервничать — мы слишком долго разговаривали, теряя драгоценное время. По-моему, они могут повенчаться завтра рано утром, а дорога до Голден-Бич займет несколько часов, да и то если ехать с хорошей скоростью.

— Успокойся, дорогая, моя машина осталась возле конторы. Придется взять трейлер, идем!

Вернелл открыл дверцу и сел за руль. Не успела я еще забраться на пассажирское место, как он уже завел мотор. Да уж, на этой громадине трудно подкрасться незаметно. Как только трейлер тронулся с места, спутниковая антенна на крыше начала вращаться. Вернелл дал задний ход, мы выехали из подъездной аллеи на улицу. Предутреннюю тишину респектабельного района прорезали звуки церковного гимна. По мере того как мы ехали, в окнах зажигался свет. Представляю, как костерят Вернелла его соседи!

— Вернелл, ты не можешь выключить музыку?

— Что ты говоришь? — крикнул он. — Говори громче, я тебя не слышу из-за музыки.

— Выключи ее! — заорала я.

Вернелл спокойно протянул руку, нажал какую-то кнопку под приборной панелью, и музыка прекратилась.

— А орать вовсе не обязательно.

— Ладно, едем. — Я со вздохом отвернулась к окну. Иногда мой бывший муж бывает совершенно несносен.

— Куда ехать?

— Кит живет через два дома от меня, думаю, имеет смысл проехать мимо и посмотреть, там ли его машина. Если нет, останавливаться не будем, проедем ко мне, и я загляну домой. Может, Шейла вернулась после моего отъезда. — Но интуиция мне подсказывала, что это бесполезно, Шейла в Голден-Бич.

Вернелл вел грузовик как спортивный автомобиль: мчался напролом, гнал на полной скорости, вылетая на бордюры, заворачивая так резко, что меня отбрасывало к дверце. Не будь наша миссия столь серьезной, мы бы, наверное, наслаждались такой поездкой, как два подростка. Мне вспомнилось, как в школьные годы мы гоняли по сельским дорогам Виргинии, высовываясь из окон и чувствуя, как ветер бьет в лицо. Тогда мы были беззаботными и бесшабашными, на спор могли сделать все, что угодно. Но теперь то же самое удел нашей дочери, и надо во что бы то ни стало спасти ее от самой себя.

— Ее здесь нет, — сказала я.

По улочке, где стоял мой дом, мы мчались на скорости пятьдесят миль в час, едва не задевая автомобили, припаркованные по обеим сторонам дороги. Одно из двух: либо Вернелл на сто процентов протрезвел, либо он очень мастерски водит машину в пьяном виде.

— Затормози перед моим домом, я сбегаю проверю, нет ли там Шейлы.

Вернелл ударил по тормозам, трейлер, скрипя покрышками по асфальту, остановился.

— Не задерживайся!

Мы оба знали, что проверять не имеет смысла, разве что для очистки совести. Я взбежала по ступенькам, одним ударом распахнула входную дверь, вошла в темный дом, погруженный в тишину.

— Шейла? — Я включила свет и быстро прошлась по комнатам. — Шейла?..

Как и следовало ожидать, Шейлы не было. В ее комнате все осталось нетронутым, не считая чуть примятого одеяла в том месте, где она лежала на кровати, когда я в последний раз к ней заходила. Я заглянула к себе и проверила автоответчик: красная лампочка не мигает, сообщений нет.

— Не нравится мне все это, — сказала я вслух, сняла телефонную трубку и набрала номер, накрепко запавший мне в память еще с самого первого и единственного раза, когда я по нему звонила. — Очень не нравится.

— Говорит капрал Маршалл Уэдерз из полицейского управления Гринсборо, — произнес знакомый звучный голос. Я втянула воздух и собиралась ответить, но он продолжал: — Меня нет на месте, пожалуйста, оставьте короткое, но подробное сообщение, и я свяжусь с вами, как только смогу. — После паузы раздался короткий звуковой сигнал.

— Детектив Уэдерз, это Мэгги Рид. Шейла сбежала из дому со своим приятелем, они отправились на Голден-Бич и, к несчастью, собираются пожениться. Как вам известно, она несовершеннолетняя, и ее парень мне не нравится. Его уже однажды арестовывали, но это, наверное, вам тоже известно. Не могли бы вы туда позвонить, может, у вас есть там знакомые? Я сама туда еду, но боюсь не успеть вовремя. — Я замолчала, чтобы перевести дух, и поняла, что у меня кончается время. — О, я кое-что придумала. Пришлю сообщение на пейджер.

Я повесила трубку и полезла в карман джинсов за визитной карточкой Уэдерза. «Если я вам понадоблюсь, пришлите сообщение на пейджер», — сказал он, протягивая мне эту карточку. Что ж, сейчас как раз тот самый случай — детектив мне нужен.

Я набрала номер, дождалась серии коротких гудков и набрала номер сотового телефона Вернелла. Подумав, после секундного колебания добавила еще кое-что: девять-один-один.

— Надеюсь, хоть это тебя проймет, — пробурчала я и побежала на улицу.

Вернелл все еще стоял посреди улицы, спутниковая антенна с изображением Иисуса вращалась на крыше фургона, чем-то напоминая танцовщицу на столе. Увидев меня, Вернелл завел мотор и замахал мне рукой.

— Быстрее, что ты так долго там возилась?

— У тебя сотовый телефон с собой?

Вернелл красноречиво взглянул на меня, словно говоря: «Ты что, за идиота меня держишь?», кивнул на сиденье, где лежал телефон, мигая зеленой лампочкой.

— Конечно, — сказал он вслух, — я никогда не остаюсь без связи.

Правильнее было бы сказать, что Джолин никогда не отпускает его с поводка, но я промолчала. Телефон лежал на кипе каких-то бумаг и всякого барахла. Мое внимание привлек толстый белый конверт, на обратном адресе которого значилась адвокатская контора «Фларитон и Скраггс». Я вытянула конверт из-под других бумаг.

— Вернелл, это письмо, случайно, не от поверенных Джимми?

Кажется, Вернелл почувствовал себя неловко.

— Формально они адвокаты компании, но он обращался к ним и по поводу своей недвижимости.

— Значит, речь идет о недвижимости Джимми? — уточнила я.

Вернелл неохотно покосился на конверт.

— Давай не будем говорить о делах, только не сегодня. В такие моменты, как сейчас, мне вспоминается наше общее прошлое.

— Вернелл!

Я попыталась его остановить, но было поздно. Мы выезжали из города по двести двадцатому скоростному шоссе, чтобы спасти Шейлу от незавидной участи, и не просто выезжали, а мчались на большой скорости в огромном ярко-оранжевом фургоне с танцующим Иисусом на крыше — и именно в это время Вернеллу приспичило предаться сентиментальным воспоминаниям.

— Мэгги, давай смотреть правде в глаза, — сказал он. — Джолин меня не любит, она считает меня дряхлым стариком, набитым деньгами.

Я повернулась к своему бывшему мужу и с удивлением обнаружила, что Вернелл Спайви по-настоящему плачет. По его обветренным щекам катились слезы.

— Ох, Вернелл, что ты такое говоришь, этого просто не может быть! Ведь она вышла за тебя замуж, а до этого еще Бог знает сколько времени за тобой гонялась. — Мои слова были слабым утешением, да и прозвучали не очень искренне. Он променял кукушку на ястреба, и теперь сам это понял.

Мои пальцы наткнулись на плотную бумагу, и я вспомнила о конверте, лежащем у меня на коленях.

— Это экземпляр завещания Джимми? — спросила я.

— Нет. — Вернелл застонал. — Она никогда меня не любила, это даже Джимми знал. Незадолго до своей смерти он пытался меня предупредить. — Вернелл явно старался отвлечь мое внимание, я поняла это по тому, как он то и дело украдкой поглядывал на конверт. Он был похож на птичку, которая стремится увести кота от своего гнезда.

— Что же это в таком случае? — осведомилась я.

— Правда ли это? Сам не знаю. Я могу опираться только на слова Джимми, а он, видит Бог, всегда мне завидовал.

— Вернелл, ответь на мой вопрос: это завещание Джимми?

— Джимми не раз говорил, что ее интересуют только мои деньги, а не я сам и что она бы не задумываясь перешагнула через меня, чтобы добраться до кого-нибудь получше. Она использует меня как дойную корову, вот как он сказал. И еще Джимми говорил, что я бросил лучшую женщину на свете и…

— Вернелл, раз ты не хочешь говорить, я открою и сама посмотрю, что в этом конверте.

Я достала из конверта стопку бумаг.

— Мэгги, я же пытаюсь с тобой поговорить! Неужели у тебя нет ни капельки уважения к чужим секретам?

Но я не слушала. Я стала читать сопроводительное письмо. Вернелл запрашивал копию завещания брата. Он собирался его опротестовать! Негодяй!

В тексте завещания наши с Шейлой имена и строчки, относящиеся к бизнесу, были выделены желтым маркером. Роксана получила по завещанию пожизненный страховой полис и, кроме того, должна была получать ежемесячно определенную долю из доверительного фонда. Вернеллу Джимми отписал свою долю в компании по продаже спутниковых антенн. Адвокаты писали, что, по их мнению, сделать ничего нельзя, все оформлено по закону, подписано в присутствии свидетелей и заверено по всем правилам.

— Мэгги, это бизнес, ничего личного! — попытался оправдаться Вернелл.

Я на него даже не взглянула: боялась перехватить такой знакомый мне противный, жалкий взгляд. Я уставилась на лист бумаги, пытаясь сосредоточиться на тексте завещания. Завещание оформлено как положено, подписано, заверено и скреплено печатью. Подпись Джимми заверила Берти Секстой, в качестве свидетелей расписались Кит и Дон Эванс — по-видимому, Джимми подписывал завещание в своем кабинете.

— Мэгги, детка, не злись, пожалуйста!

Тут я все-таки посмотрела на своего бывшего мужа.

— А с какой стати мне злиться, на что? На то, что ты пытался меня убедить, что бросить меня было страшной ошибкой? Завещание ты оспорить не можешь, поэтому решил попытаться меня умаслить и для этого стал мне морочить голову? Не выйдет, Вернелл.

— Радость моя, это не я затеял, а Джолин. Она позвонила адвокату и сказала, что мы должны позаботиться о соблюдении наших прав и, конечно, о девочке, о Шейле. Сама подумай, что будет, если Роксана опротестует завещание? А если с тобой, не приведи Господь, что-нибудь случится? Я просто обязан позаботиться об интересах Шейлы, это мой долг. Черт, да она бы унаследовала сорок девять процентов! — Вернелл присвистнул. — Это в восемнадцать-то лет! А ты говоришь, у нее сейчас слишком много барахла, то ли еще будет!

— Вот как, значит, за этим стоит Джолин? В жизни не поверю, что она печется об интересах Шейлы! — Теперь в моей голове постепенно начинала складываться ясная картина, кусочки головоломки становились на место.

— Мэгги, неужели ты вправду так думаешь? Не может быть! Но Вернелл тратил свой пыл понапрасну. В это время зазвонил сотовый телефон, и мы оба потянулись к трубке. Вернелл пытался вырвать телефон у меня.

— Отдай, вдруг это Джолин?

— А тебе-то какая разница? — язвительно поинтересовалась я. — Ты же, кажется, жалеешь, что женился на ней!

Вернелл прижал трубку к уху и попытался отодвинуться от меня подальше. От этого движения грузовик занесло, и он чуть не выехал на встречную полосу.

— Вернелл, следи за дорогой!

— Слушаю, радость моя! — проворковал он в трубку. — Эй, кто это? — Его тон резко изменился, в голосе послышалось раздражение. — Ах вот оно что. — Тон снова стал другим, теперь Вернелл из кожи вон лез, чтобы показать свою готовность к сотрудничеству. — Да, офицер, она здесь. Передаю ей трубку. Желаю всего наилучшего, офицер.

Вернелл метнул на меня свирепый взгляд, сунул мне в руку трубку и прошипел:

— Почему ты мне не сказала, что дала мой номер телефона копам?

— А что, у меня была возможность вставить словечко? — отозвалась я в тон ему. — Алло?

— Мэгги Рид?

У меня упало сердце: голос показался мне незнакомым.

— Да, это я.

— Мэгги, это Бобби, помощник Маршалла Уэдерза.

— А, Бобби, привет.

Голос помощника детектива доносился откуда-то издалека и по звуку напоминал постукивание по железу.

— Мэгги, Маршалл знает о вашем звонке и принял ваше сообщение на пейджер, но его сейчас нет в городе. Он поручил мне позвонить и узнать, какая вам нужна помощь.

Ну уж нет, ему я рассказывать не собираюсь. Одно дело — просить об одолжении Маршалла Уэдерза и совсем другое — обращаться с этим к малознакомому человеку.

— Бобби, когда он вернется?

— Точно не знаю.

Этот тон, как бы говорящий: «Я не имею права разглашать служебную информацию», был мне слишком хорошо знаком, я уже слышала его от Уэдерза.

— Ладно, Бобби, мое дело может немного подождать. — Я не хотела его обременять.

— Но, Мэгги, вы набрали после своего номера телефона девять-один-один…

Я решила притвориться тупой.

— Прошу прощения, Бобби, моя дочка сбежала с дружком и отправилась на Голден-Бич, вот я и запаниковала. Но теперь я знаю, где она, и в помощи не нуждаюсь. Как раз сейчас я сама туда еду вместе с ее отцом.

Кажется, мне не удалось вполне убедить Бобби.

— Я ему перезвоню, — сказал он. — Вы не хотите ничего ему передать?

— Спасибо, ничего не нужно. Всего хорошего.

Я нажала кнопку отключения, не дожидаясь, пока он повесит трубку. Мне не нужны лишние вопросы, а то, что я хотела узнать, он и так уже сообщил: Маршалл Уэдерз далеко, и мне придется самой позаботиться о Шейле.

Я опустила глаза, взгляд снова упал на завещание Джимми. Судя по всему, Шейле и мне достанется в наследство кругленькая сумма денег. Конечно, если нас самих не будет на свете, все получит Вернелл. Я покосилась на него. Загрубевшие руки сжимали руль, он, как мальчишка, прикусил нижнюю губу — наверное, от обиды. Нет, Вернелл не убийца, пьяница и дурак — это возможно, но не убийца.

— Вернелл, помнишь, в ту ночь, когда я рассказала Джолин о том странном звонке насчет Шейлы, она, по-моему, не очень расстроилась. Джолин нет дела до Шейлы. — «Как и до тебя, — добавила я мысленно, — а меня она и вовсе открыто ненавидит». — Ты уверен, что Джолин действительно уехала к матери?

— Конечно, Мэгги, где же ей еще быть? — Вернелл повернулся ко мне и заметил мой испуганный взгляд. — Ты же не думаешь, что…

Его лицо на мгновение сморщилось, как помятая бумага, потом он посуровел.

— Вернелл. — Мой голос дрожал, и я ничего не могла с этим поделать. — Прибавь газу, мне кажется, Шейла попала в беду.

 

Глава 31

На мост, ведущий к Голден-Бич, Вернелл въехал со скоростью сорок пять миль в час. Это было опасно для жизни, и я говорила ему об этом, но Вернелл пребывал в крайнем волнении, что-либо ему втолковать было бесполезно. Правда, когда он на самом верхнем участке едва вписался в поворот и чуть не свалился с моста, ему таки пришлось вспомнить, что мы оба смертны.

— Ну что, теперь, надеюсь, ты сбавишь скорость? — прокричала я. — Нам нужно как следует все обдумать.

Вернелл нахмурился.

— Беда с вами, женщинами. Вам обязательно нужно думать, думать… а на самом деле надо действовать! Помнишь поговорку — дела говорят громче слов? Я намерен схватить этого обормота за его собачий ошейник и трясти до тех пор, пока он и думать забудет о моей дочери. Тогда я засуну ее в этот фургон и увезу домой. А уж потом можно и подумать.

— Выезжай на обочину и тормози, — потребовала я. Мы спускались с эстакады. — Остановись сейчас же! — Я протянула руку к замку зажигания, как будто собиралась выдернуть ключ, чтобы он понял, что я не шучу.

— Ну хорошо, хорошо, сейчас. — Вернелл заехал на автостоянку агентства недвижимости и нажал на тормоз. Остановив фургон, он повернулся ко мне: — Надеюсь, ты понимаешь, что мы теряем драгоценное время?

— Вернелл, тебе не приходило в голову, что Шейла и Кит могут быть не одни? — Вернелл нахмурился, а я тем временем продолжала: — Ты не подумал, что здесь может быть и Джолин?

— Как она узнает, куда ехать? И зачем ей это?

Иногда Вернелл бывает туп как пробка.

— А затем, что у нее не меньше причин не желать этой свадьбы, чем у нас с тобой. Она хочет, чтобы все деньги остались в семье. А куда отправились Шейла и Кит, она могла узнать таким же путем, как мы. Так что давай на всякий случай подстрахуемся и, прежде чем врываться в дом, разведаем обстановку.

Я наклонилась к нему и взяла его обветренную руку в свои ладони.

— Вернелл, выслушай меня, пожалуйста. Я должна сказать тебе одну вещь… мы оба знаем, что это истинная правда, но, боюсь, тебе будет тяжело ее услышать.

Вернелл посмотрел на меня с неподдельной болью в глазах. Он знает, поняла я.

— Ты был прав, говоря, что Джолин не любит ни тебя, ни Шейлу. Она стала твоей женой из-за денег, как Джимми и пытался тебе втолковать. Думаю, это она убила Джимми, и, вероятно, Джерри Ли тоже. Мне кажется, она собирается убить Шейлу и меня, а может, и тебя.

Вернелл уронил голову на грудь и издал нечто среднее между вздохом и стоном. Но он не долго оставался в таком положении. Подняв голову, мой бывший муж посмотрел мне в глаза.

— Боже правый, к несчастью, ты права, — прошептал он. — Нам нужно спасать нашу девочку.

Я сжала его руку, наклонилась ближе и на короткое мгновение положила голову ему на плечо.

— Ладно, но только будем действовать осторожно. Она вполне может быть в доме. Вернелл, не забывай, что она уже совершила два убийства. И если сейчас ее спугнуть…

— Тогда как лучше сделать? — спросил Вернелл.

— Думаю, нам нужно оставить фургон на стоянке и идти дальше пешком. Двинемся по пляжу, пока не поравняемся с домом, и будем наблюдать на расстоянии.

Вернелл кивнул:

— Согласен. Но если Джолин там нет, я надеру этому бритоголовому его волосатую задницу.

— Хорошо, хорошо. Только сначала давай сделаем по-моему.

Казалось немного странным идти по пляжу, принадлежащему Спайви, бок о бок с бывшим мужем. Было еще рано, солнце едва показалось над горизонтом. Рабочие ботинки Вернелла на толстой подошве взметали песок, мы шагали быстро, все ближе подходя к дому Спайви. В молодости мы с Вернеллом приезжали сюда каждое лето, выходили на пляж, со смехом гонялись друг за другом. Потом все ушло, времена изменились. Но сейчас мы не говорили о будущем и не оглядывались в прошлое, мы приехали сюда, чтобы спасти нашу единственную дочь.

Вернелл заметил машину раньше меня. Он застыл как вкопанный, придержал меня одной рукой, а другой показал вперед. Возле дома рядом с ярко-красным «фор-раннером» Кита стоял белый «кадиллак» Джолин. Пока мы стояли и смотрели, раздвижные стеклянные двери, выходящие на пляж, открылись, и на веранду вышел мужчина. Это был не Кит.

— Это еще кто такой? — спросил Вернелл.

Я потянула Вернелла на себя и быстро повернула его спиной к дому, загораживая себя его телом.

— Это Дон Эванс, я не хочу, чтобы он нас узнал.

Стоило мне увидеть Дона Эванса, как последние кусочки головоломки сложились в единое целое. Как там говорила Берти Секстой? «Богатая подружка… в белом «кадиллаке»… он бежит к ней по первому зову».

Вернелл обнял меня, я спрятала лицо у него на груди, лишь иногда поднимая голову и выглядывая, чтобы оценить ситуацию. Дон Эванс закурил, докурив одну сигарету, тут же зажег другую. Позади него что-то мелькнуло, и из-за стеклянной двери показалась голова Джолин. По-видимому, Джолин что-то сказала Эвансу. Через секунду она вышла на веранду вместе с Китом и Шейлой. Луч солнца отразился от какого-то блестящего предмета, который Джолин держала в вытянутой руке.

— Вернелл! — прошептала я дрожащим голосом. — У нее пистолет, они идут к машине.

Вернелл дернулся.

— Пошли, — крикнул он, — бежим!

Он бросился бежать в сторону, противоположную дому, к стоянке, где мы оставили «Танцующего Иисуса». Я побежала за ним, выбиваясь из сил, но стараясь не отставать. «Что делать, что делать?» — билась в моей голове одна-единственная мысль.

Вернелл преодолел расстояние до трейлера со спринтерской скоростью, к тому времени, как я тоже добежала, он уже завел мотор. Мы находились между домом на пляже и мостом менее чем в четверти мили от первого и примерно в миле от второго.

— Чтобы выбраться с этого острова, им придется переехать через меня! — закричал Вернелл, пытаясь перекричать звуки очередного церковного гимна, который грохотал над нашими головами.

— Выключи ты эту музыку!

Вернелл щелкнул выключателем, но музыка не прекратилась, наоборот, усилился скрежет спутниковой антенны — она стала вращаться быстрее. Казалось, фургон Вернелла обрел собственную волю, неподвластную людям. Вернелл нажимал всякие кнопки и дергал рычаги, но фургон по-прежнему оглашал окрестности звуками церковных гимнов.

— Да сделай ты хоть что-нибудь! — завизжала я. — Вот они, смотри!

Мимо нас промчался «кадиллак» Джолин, набирая скорость на Бич-роуд.

Вернелл рванул с места так резко, что покрышки прочертили на асфальте резкие следы.

— Спокойно, — рявкнул он, заглушая звуки «Аллилуйя», — мы их догоним! Сейчас я доставлю тебе нашу дочь в лучшем виде!

Вернелл выжал педаль акселератора до отказа, и фургон с ревом стал набирать скорость. План действий мы так и не составили, у нас не было даже оружия, но мы собирались во что бы то ни стало схватить Джолин и спасти нашу девочку. И возможно, нам это и удалось бы, если бы Вернелл смотрел прямо перед собой и следил за дорогой.

— Осторожно, — завизжала я, — сбавляй скорость!

Но было поздно. Впереди нас на дороге движение остановилось: судя по всему, где-то дальше, у самого въезда на мост, произошла крупная авария.

Вернелл попытался справиться с управлением, но у «Танцующего Иисуса» были, по-видимому, свои соображения на этот счет. «Вперед, Христово воинство!» — ревел громкоговоритель над нашими головами. Музыка почему-то стала набирать темп, и вот уже церковный гимн весьма смахивал на танец жевунов из «Волшебника страны Оз». Вернелл всем своим весом навалился на педаль тормоза, судорожно пытаясь остановиться. Взвизгнули тормоза, фургон, скрипя колесами по асфальту, резко повернул, заскользил юзом к обочине и со страшным грохотом врезался в телеграфный столб. Я сползла на пол, Вернелла швырнуло вперед. Ударившись головой о ветровое стекло, он отлетел назад и повалился на сиденье. Над помятым капотом с шипением взвилась струйка пара из разбитого радиатора. «Танцующий Иисус» наконец смолк.

— Вернелл! — Я поднялась с пола. — Вернелл, как ты?

Из других машин повыскакивали водители и с сочувствующими лицами стали подходить к нам. В конце концов, не каждый день «Танцующий Иисус» целуется с телеграфным столбом. Вернелл лежал на сиденье, раскинув руки, и тихо стонал. В самом центре его лба раздувалась огромная шишка.

Я посмотрела вперед и увидела чуть дальше по дороге белый «кадиллак», запертый в пробке между другими машинами. У начала моста собрались, кажется, все до единой аварийные машины — если не со всего штата, то со всего острова уж точно. Вряд ли они скоро доберутся до нас. Тем временем Джолин может удрать, прихватив мою дочь, и тогда…

Я снова взглянула на Вернелла. Он выбыл из игры.

— Дорогой, — сказала я, обращаясь к его распростертому телу, — полежи здесь, я скоро вернусь.

Я порылась на полу и среди бумажек от гамбургеров, пакетиков от жареной картошки и прочего мусора нашла бейсбольную кепку и баллонный ключ. Затем спрятала волосы под кепку и надвинула козырек на лоб. Баллонный ключ я засунула в рукав свитера.

Вернелл снова застонал и слабо произнес:

— Подожди… Шейла…

— Все будет хорошо, — тихо сказала я, — хватит думать, пора действовать.

Я зашагала вдоль вереницы машин, на ходу пытаясь разработать план действий. Но в последнем я не слишком преуспела: мои тактические разработки не шли дальше намерения за волосы выволочь Джолин из машины. Чем ближе я подходила к белому «кадиллаку», тем ближе оказывалась к месту происшествия. На земле лежали две жертвы аварии, вокруг них суетились медики из бригады «скорой помощи». Разбитых машин не было видно, место самой аварии загораживали пожарные машины, но, судя по количеству битого стекла, рассыпанного повсюду, катастрофа произошла страшная.

Я подкралась к машине Джолин и, стараясь остаться незамеченной, заглянула в окно. За рулем сидел Дон Эванс, рядом с ним на переднем сиденье — Шейла, у нее за спиной — Джолин, рядом с ней — Кит. Хорошо продуманное размещение: если Шейла или Кит начнут сопротивляться, любого из них легко пристрелить. Стекла в машине были подняты, внутри работал кондиционер, и сидящим внутри окружающий мир, наверное, напоминал кино.

Я держалась позади, на расстоянии двух машин, прячась за семейным микроавтобусом и выжидая подходящего момента. Мне хотелось застать Джолин врасплох. Впереди вдоль колонны машин двигались добровольные помощники пожарных, они останавливались поочередно у каждой машины и беседовали с пассажирами. Кругом были люди. Я ждала, волосы под кепкой вспотели, баллонный ключ в рукаве больно давил под мышкой. Наконец, когда доброволец подошел к «кадиллаку» и знаком попросил Эванса опустить стекло, я решила, что пора действовать.

Я выпрямила руку, чтобы баллонный ключ соскользнул вниз и уперся концом мне в ладонь. Как говорила мама, случай — редкий гость и долго не засиживается. Вздохнув поглубже, я выскочила из своего укрытия, подбежала к машине со стороны Джолин, и, размахнувшись, изо всех сил ударила баллонным ключом по стеклу. Стекло разлетелось на миллион сверкающих осколков, ключом попало Джолин по голове, она завизжала. Сама не знаю, как я все это проделала, даже не помню, как просовывала руку в окно, но мне удалось вытащить ее тощее тело из машины. К сожалению, пистолет оставался при Джолин.

Ошеломленная Джолин на секунду застыла как изваяние, только пистолет в ее дрожащей руке ходил ходуном, но потом она опомнилась, издала звук, напоминающий звериное рычание, и стала поднимать пистолет. Я ударила Джолин по руке своим импровизированным оружием и набросилась на нее. Все это я делала ради спасения Шейлы. Эта женщина хотела убить моего ребенка.

Когда какая-нибудь тетка на сезонной распродаже в универмаге утаскивала у меня из-под носа понравившуюся вещицу, мне иногда хотелось наброситься на нее с кулаками, но я, конечно, сдерживалась. Сейчас был совсем другой случай. Я вцепилась в Джолин, и мы обе упали на асфальт. Я стала яростно трясти ее, как банку с костями. Может, от этого, а может, просто от неожиданности Джолин разжала пальцы, пистолет выпал из ее рук и отлетел в сторону. Я молотила Джолин так, словно старалась вытрясти из нее всю душу, и, признаться, делала это с огромным удовольствием. Вцепившись в ее крашеные волосы, я рванула с такой силой, что Джолин снова завизжала. Она попыталась ударить меня ногой, но я увернулась и хватила ее головой об асфальт.

— Это тебе за Шейлу! — Я дралась по-настоящему впервые в жизни, но почему-то это получалось у меня легко и естественно. Мой кулак приземлился на ее маленький аккуратненький носик, и, к своему удивлению, я услышала хруст. — А это тебе за Джимми! — вопила я. — И за Джерри!

Кажется, я даже не почувствовала, что полицейский пытается оторвать меня от Джолин, а ее ответных ударов вообще не замечала. Даже когда нас растащили, я все еще пыталась дотянуться до нее. Полицейские окружили Джолин и куда-то повели.

— Мэгги, хватит, успокойся, — произнес знакомый голос прямо под самым ухом. — Ты хочешь подойти к дочери или нет? — продолжал он. — Имей в виду, я тебя не отпущу, пока ты не возьмешь себя в руки.

Наверное, у меня начались галлюцинации. Маршалл Уэдерз никак не мог здесь находиться, но он стоял рядом. Он крепко держал меня, его густые усы щекотали мне ухо.

Я перестала вырываться и застыла неподвижно, дожидаясь, когда он меня отпустит.

— Я хочу увидеть Шейлу.

— Ладно, это другое дело, уже лучше, — сказал Уэдерз.

— Джолин убила Джимми и Джерри Ли, — сказала я, с трудом переводя дух.

— Я знаю, — спокойно ответил он.

— Знаешь? Откуда? — Просто поразительно. Ничем его не удивишь, все-то у него под контролем, все-то он знает, этот всевидящий детектив Уэдерз. — И вообще, что ты здесь делаешь?

— Мэгги, когда эксперты-криминалисты осматривали твой револьвер, им удалось обнаружить небольшой фрагмент отпечатка пальца.

Я растерянно кивнула.

— Восстановить весь отпечаток было непросто, на это ушло некоторое время, но мы нашли того, кому он принадлежал.

— Наверное, Джолин?

Уэдерз покачал головой:

— Нет, Дону Эвансу. О том, что в этом деле замешана Джолин, мы узнали только после того, как установили наблюдение за Эвансом. Вчера она за ним заехала, и мы вели их до Голден-Бич, тут-то и стало ясно, что происходит. Потом мне позвонил Бобби и рассказал о Шейле. Картина стала вырисовываться.

— Значит, ты все знал…

— Скажем так, догадывался, но не был уверен до конца, — уточнил Уэдерз. — Вплоть до последнего момента в головоломке недоставало кусочка, связанного с Джолин.

— Джолин и Дон Эванс обкрадывали Джимми, а когда он об этом узнал, они его убили.

Уэдерз кивнул.

— Мы как раз пытались найти способ выманить их из дома, и тут приехали вы с Вернеллом. Я позвонил в агентство недвижимости и попросил прислать сюда рабочих. Все это, — Уэдерз сделал широкий круг рукой, показывая на машины, скопившиеся вокруг места происшествия, — мы подстроили, чтобы выманить преступников из машины.

— А где Шейла? — Я огляделась и не увидела свою дочь. — Мне нужно ее увидеть.

— Вы с ней увидитесь, но потом мы поедем в больницу.

— В больницу? О Господи, Вернелла увезли в больницу? Что с ним?

— Вернелл тут ни при чем, с ним все в порядке, он сейчас с Шейлой. Это тебе нужна помощь.

— Я не хочу в больницу, мне не нужна помощь!

Я повернулась, чтобы уйти. Уэдерз дотронулся до моей головы, и на его пальцах осталась кровь.

— Ну да, не нужна, ты просто истечешь кровью и умрешь. — У него на скулах снова заходили желваки. — Больница ей не нужна, — проворчал он, — посидеть в тюрьме за сопротивление полиции — вот что тебе нужно!

При виде крови на руках Уэдерза — моей крови — у меня закружилась голова.

Он это почувствовал и немного смягчился:

— Рана, конечно, не смертельная, но придется наложить несколько швов.

Я повернула голову и увидела, что ко мне идут Шейла, Вернелл и Кит. Шейла повисла на руке отца, положив голову ему на плечо; про Кита она, кажется, забыла. Судя по всему, Кит уже отошел в область воспоминаний. Когда разыгрывается настоящая жизненная драма, когда речь идет о жизни и смерти, переживания юношеской влюбленности меркнут и теряют свою значительность. Кажется, все постепенно возвращается на круги своя. Только сейчас я поняла, как сильно устала и какой ужас мне пришлось пережить.

— Неужели вправду все кончилось? — спросила я Маршалла.

— Да, Мэгги, — в его голосе слышалась нежность, — все кончилось.

 

Глава 32

Как же хорошо вернуться в клуб, к тому единственному занятию, которое кажется мне самым естественным для меня, — снова запеть. Меня не было в «Золотом скакуне» несколько дней, и сейчас, когда я наконец вошла в клуб, ребята из ансамбля из кожи вон лезли, чтобы мне угодить. Хорошо ли я себя чувствую? Уверена ли я, что хочу петь именно сегодня? Они не догадывались, как неудержимо влечет меня к себе прежний ритм жизни, как мне хочется снова почувствовать себя нормальной. Один Джек об этом знал. Ни слова не говоря, он улыбнулся и взял у меня гитару.

— Я поставлю ее на подставку, а ты пока пойди попудри нос… или чем вы там занимаетесь в дамской комнате.

Мне хотелось ему что-то сказать, но в этом не было нужды. Не важно, что между нами было или так и не началось, в этом лучше не копаться. Мы не стали парой, но нас связало нечто более глубокое, чем обычная связь между мужчиной и женщиной, такого у меня ни с кем раньше не было. Поэтому я промолчала и ушла в дамскую комнату.

Перед самым началом концерта Джек снова подошел ко мне. С ним была высокая исхудавшая женщина с короткими серебристыми волосами, она улыбалась и словно чего-то ждала. Мне подумалось, что она похожа на парящего в воздухе ангела, ее белая кожа казалась прозрачной, ноги едва касались земли. Я сразу же поняла, кто это, и еще каким-то образом почувствовала, что она очень сильно больна.

— Мэгги, познакомься с Эвелин, — сказал Джек. — Мама, познакомься с Мэгги.

Эвелин вложила в мою ладонь свою тонкую руку.

— Я давно собиралась с вами познакомиться, — тихо, почти шепотом сказала она, — но последнее время тело меня плохо слушается.

Я встретилась взглядом с Джеком и поняла, почему он был так грустен и даже плакал.

— Эвелин останется на первое отделение, пойду помогу ей устроиться.

Эвелин и я обменялись взглядами и улыбнулись.

— Мне очень нравится ваш сын, — сказала я, — он часто о вас говорит.

Эвелин снова улыбнулась и оперлась на руку Джека.

— Он мне и самой нравится, только ему нужно лучше питаться. — Она посмотрела на сына, потом снова перевела взгляд на меня, кивая головой, как маленькая птичка. — Может, вы проследите, чтобы он иногда ел?

— С удовольствием. Обожаю угощать домашней едой! А не прийти ли вам как-нибудь вдвоем ко мне на обед?

— Возможно. — Лицо Эвелин стало грустным. Спаркс бросил на нас выразительный взгляд и сделал знак, что пора начинать. Джек повел Эвелин в зал, а я ушла за кулисы и стала ждать своего выхода.

Первое отделение прошло великолепно: все шло как часы, ни одной фальшивой ноты, ни одного неудачного созвучия. Я вернулась, и это было прекрасно. Даже Спаркс и тот был доволен. Я покосилась на него, но не увидела лица, а только его огромный белый стетсон, кивающий в такт музыке. Но как и следовало ожидать, идиллия продлилась не долго. В середине второго отделения, когда я пела особенно проникновенную балладу, Бэр посмотрел куда-то вдаль — куда именно, мне не было видно, кивнул и подошел к Спарксу. Все это происходило во время песни, Бэр как раз исполнял соло, но он не пропустил ни одной ноты и ни разу не сфальшивил. Джек не заметил разговора между Спарксом и Бэром. Пытаясь подыграть партии Бэра, он так сосредоточился на этом, что закрыл глаза. Перед последним куплетом я поймала на себе странный взгляд Спаркса. Затем он нахмурился и кивнул Бэру.

В перерыве между песнями Спаркс поманил меня пальцем.

— Мэгги, посиди-ка один номер.

— Как это — посиди? Я же солистка! Не собираюсь отсиживаться!

Я желала знать, в чем дело. Если Спаркс все еще точит на меня зуб, то пусть убедится, что от меня не так-то легко отделаться.

— Не волнуйся, Мэгги, все в порядке. — Он вздохнул. — Просто Бэр хочет опробовать одну свою задумку.

— Вот как… — Я обрадовалась, что дело не во мне, хотя кое-какие сомнения у меня остались.

— Если хочешь, можешь ему подпеть.

Я посмотрела на Бэра, он приспосабливал мой микрофон под свой рост и почему-то был похож на испуганного плюшевого медвежонка. Насколько мне известно, Бэр в жизни не пел соло, для этого он слишком застенчив. Более того, я даже не припомню, чтобы он когда-нибудь мурлыкал себе под нос, не говоря уже о пении.

— Что происходит? — заволновалась я. Спаркс снова нахлобучил шляпу.

— Поступила заявка из зала, заказали песню Клинта Блэка «Наша особенная любовь». Ты ее знаешь?

Знаю ли я? Да это моя любимая песня с моего любимого диска! До того, как убили Джимми, я слушала ее почти каждый день. Я так часто подпевала Элисон Краус, что, наверное, могла бы исполнить ее партию даже во сне.

— Отлично, я подпою.

Но Спаркс уже не слышал. Он стал отбивать такт вступления и бросил на Бэра свирепый взгляд, как бы говоря: «Смотри не осрамись!»

Я отошла в сторону и опустила микрофон Бэра до своего уровня. Джек находился по другую сторону сцены и с закрытыми глазами дул в губную гармошку, пританцовывая на месте. Я стала кивать и притопывать в такт басам, готовясь вовремя вступить. Но когда Бэр запел, я ахнула. У него оказался сочный низкий голос, очень чистый.

«Давным-давно, с юной подругой…»

Я стала подпевать, наши голоса слились в таком поразительном созвучии, что у меня мурашки забегали по коже. По площадке медленно закружились пары, это была идеальная мелодия для медленного танца. Я наблюдала за танцующими, и мой взгляд упал на высокого худощавого ковбоя, который пробирался через площадку к сцене. Его голубые глаза неотрывно смотрели на меня, в усах пряталась хорошо знакомая мне улыбка. Он подошел к краю сцены напротив того места, где я стояла, и сделал знак рукой. Он приглашал меня танцевать!

Я замотала головой, а колени ослабли, как в тот первый вечер, во время прослушивания. Кто-то из зала крикнул:

— Давай, Мэгги, потанцуй с ним!

Бэр продолжал петь. Джек, не переставая играть, стал двигаться в мою сторону.

— Иди, Мэгги, мы тебя прикроем, — с улыбкой проговорил Джек во время паузы.

Я посмотрела на остальных — все улыбались, а Спаркс так даже дал мне понять, чтобы я ушла со сцены. Это все было подстроено заранее! Уэдерз опять меня провел! Но на этот раз я ничего не имела против.

Я подошла к краю сцены, спустилась по ступенькам и оказалась в объятиях моего голубоглазого ковбоя. Оглянувшись на сцену, я увидела, как Джек одними губами беззвучно произнес: «Дыши».

Одна рука Маршалла легла мне на талию, мягко, но решительно прижимая меня к нему, другая — на плечо. Мы стали танцевать. Мне казалось, что я не ступаю по полу, а плыву над ним в объятиях Маршалла. Ребята стали подпевать Бэру, мелодия, разложенная на три голоса, звучала бесподобно.

— Мне так давно хотелось это сделать, — сказал Маршалл, глядя мне в глаза.

Я улыбнулась ему и ответила строчкой из песни:

— Девушка еще и не то может сделать.

Он рассмеялся и привлек меня ближе.

И вдруг сквозь музыку я услышала мамин голос, донесшийся через годы: «Ты поймешь, дорогая, ты обязательно поймешь…»