При виде Джеймса у Оливии захватило дух – как обычно. Каждый раз, когда она видела его, он становился все привлекательнее. Нелепая мысль, однако же доказательство вот оно, перед ней. Облегающие замшевые бриджи демонстрировали узкий таз и мускулистые бедра, а тугой крепкий зад руки так и чесались стиснуть.
Вспомнив, что и брат тоже здесь, она неохотно оторвала взгляд от созерцания нижней части фигуры Джеймса.
К счастью, и выше пояса он тоже весьма привлекателен: песочно-каштановые волосы слегка вились на концах – так и хотелось пропустить их сквозь пальцы, – четко очерченные губы, чуть приоткрытые, наводили на мысль о поцелуях.
Скоро, очень скоро он будет принадлежать ей и она сможет вволю целовать, обнимать и любить его.
Вот только что-то, похоже, было не так.
Они с Роуз ожидали, что после встречи с Оуэном Джеймс придет в гостиную. Она порепетировала, как лучше его встретить: в задумчивости у окна; сосредоточившись в кресле, с книгой в руках; увлеченно изучая ноты музыкальной пьесы за фортепиано. Ей хотелось выглядеть приятно удивленной при виде Джеймса.
Но он так и не пришел.
Напротив, он держал шляпу в руке и, кажется, собирался… уходить.
Оливия взглянула на Оуэна. Видит Бог, он умеет нагнать страху. Если брат как-то разубедил Джеймса, воспротивился его желанию просить ее руки…
Что ж, ей потребуется по меньшей мере год, чтобы простить его.
Как бы там ни было, она не могла позволить Джеймсу уйти, не поговорив с ним. Прежде чем он сделал еще хоть шаг в сторону двери, она сказала:
– Могу я убедить вас, джентльмены, составить нам с Роуз компанию за чаем? Мы как раз собирались позвонить, чтоб его подали.
Джеймс приоткрыл рот, чтобы ответить, но Оуэн опередил его.
– Спасибо, но Эверилл спешит. Боюсь, что я и так отнял у него слишком много времени.
– Вот как? По какой же причине? – вопрос прозвучал довольно дерзко – даже для нее.
– Да так, было одно дело, – ответил Оуэн.
Оливия перевела взгляд с Оуэна на Джеймса и обратно. Да как они смеют называть ее делом? И почему Эверилл не боролся за нее? Не боролся за них?
Роуз мягко положила ладонь на руку Оливии.
– Нам не следует задерживать мистера Эверилла.
Затем она повернулась к Джеймсу:
– Надеюсь, мы скоро снова увидим вас. Быть может, пообедаете с нами завтра?
– Боюсь, не смогу. – И хотя Джеймс отвечал на приглашение Роуз, извиняющийся взгляд был послан Оливии. – Я на некоторое время должен уехать.
И тут она поняла: визит Джеймса не имеет к ней никакого отношения и предложения не будет. В сущности, он намеревался покинуть Лондон, даже не попрощавшись.
Горечь обиды и унижения подкатила к горлу, щеки зажгло, и она растерянно спросила:
– Куда?
– В Озерный край.
Явно не замечая ее страданий, Оуэн сделал знак Деннисону открыть дверь.
– Приятно было повидаться с вами, леди Роуз, леди Оливия. – Джеймс отвесил каждой по безупречному поклону и… был таков.
Оуэн направился к лестнице.
– Я собираюсь провести остаток дня с Беллой и малышом. Увидимся за обедом?
– Конечно, – ответила Роуз, а когда Оуэн удалился настолько, что уже не мог их слышать, обняла Оливию за плечи. – Мне так жаль, Лив. Пойдем выпьем чаю.
– Нет, я пойду к себе… – Оливия удивлялась, что ноги все еще держат ее. – Как глупо было с моей стороны полагать…
– Нет! – горячо возразила Роуз. – Вовсе не глупо.
– Как бы то ни было, мне надо немного времени, чтобы подумать.
– Я пойду с тобой и помогу снять платье.
Оливия покачала головой и попыталась изобразить улыбку.
– Я справлюсь.
Роуз вздохнула.
– Ладно, но только я должна тебе кое-что сказать. Ты знаешь, что мне очень нравится мистер Эверилл, но если он до сих пор не понял, какое ты сокровище, то, быть может, он тебя не заслуживает.
Несмотря на отчаянные попытки оставаться внешне спокойной, Оливия не смогла удержать слезинку, и та скатилась по щеке.
– Может, ему просто надо больше времени, чтобы понять, какое я сокровище.
Гордая улыбка осветила лицо Роуз.
– Узнаю свою неунывающую сестричку!
Оливия обняла ее и побежала к себе в комнату, где не надо было притворяться неунывающей и сильной и можно вволю выплакаться.
Что она и сделала.
* * *
Несколько часов спустя, когда пришло время обеда, Оливия сослалась на головную боль. Аннабелл прислала ей поднос, но он так и остался нетронутым. Даже аромат ростбифа и подливки ее не соблазнил – аппетит пропал.
Как и Джеймс.
Господи, какими же жалкими были ее мелодраматические мысли – даже для нее самой. Какой же идиоткой надо быть, чтобы ожидать предложения после каких-то поцелуев, которые для него, видно, ничего не значили, он явно даже не думал о ней. Вместо этого ему срочно понадобилось в Озерный край на поиски каких-то ископаемых…
Горькая правда заключалась в том, что он никогда ничем не давал понять, что она ему небезразлична.
С единственным возможным исключением, о котором она теперь думала как о Поцелуе.
Она вновь и вновь прокручивала произошедшее в голове, прервавшись лишь раз, когда Роуз пришла ее проведать, потом когда вошла Хилди, чтобы забрать поднос. Сон не шел к ней до глубокой ночи, а когда она все же ненадолго забылась, Джеймс и тогда не оставлял ее в покое, делая то невероятно счастливой, то растерянной и убитой горем.
На следующий день она проснулась поздно и почувствовала себя чуть лучше, но все равно не смогла спуститься на завтрак и предстать перед сестрой, братом и невесткой. К счастью, Хилди вкатила сервировочный столик с чаем, булочками и печеньем.
– Налить вам, миледи? – подбадривающе улыбнулась служанка.
– Нет, спасибо. Я поем немного позже.
Хилди взглянула на нее с сомнением. Проплакав добрую половину ночи и оставив волосы незаплетенными, Оливия, должно быть, походила на пугало.
Натянуто улыбнувшись и кивнув, служанка оставила ее в покое.
Глубоко вздохнув, девушка заставила себя встать с постели и накинула халат. Ей даже удалось сделать несколько глотков чаю, пока сидела в кресле и глядела в окно, выходящее в сад.
Чай остыл, и Оливия потеряла счет времени. От бездумного созерцания паутины за окном ее оторвал стук в дверь. Опустив взгляд, она увидела, что все еще держит в руках чашку с блюдцем, халат в коричневых пятнах – очевидно, от пролитого чая, – а на коленях крошки булки.
Боже, ну и вид у нее!
– Войдите.
Роуз и Аннабелл вошли с таким видом, словно кто-то умер.
Аннабелл прищурила серые глаза за стеклами очков.
– Как ты себя чувствуешь?
– Уверена, что жить буду, – отозвалась Оливия и попыталась улыбнуться, но не нашла в себе сил.
– Мы беспокоились о тебе. – Невестка примостилась на скамеечку для ног перед ее креслом. – Ты чем-то расстроена?
Оливия взглянула на Роуз, и та покачала головой. Конечно, она и не думала, что сестра проболтается, но все равно испытала облегчение, получив тому подтверждение.
Они трое очень сблизились с тех пор, как Белла, талантливая портниха, была привлечена к пошиву нового гардероба для Роуз и Оливии, а после того как она вышла замуж за их брата, сестры полюбили ее еще больше. Между ними почти не было секретов, но поцелуи с Джеймсом – совсем иное дело, потому что он – лучший друг Оуэна, а Оуэн – муж Аннабелл.
Оттого, что Аннабелл счастлива в любви, Оливии становилось еще печальнее: по-видимому, ей не суждено испытать ничего подобного.
Белла все еще выжидающе смотрела на нее.
– Ты можешь мне рассказать.
– Знаю. Спасибо за вашу заботу. Я просто немного не в себе. Через несколько дней все пройдет.
– Через несколько дней? – Белла метнула на Роуз встревоженный взгляд, потом вновь посмотрела на Оливию. – Это на тебя не похоже. Если я чем-то могу помочь, пожалуйста, скажи. Ты ведь помнишь, что, когда все казалось потерянным, именно ты вновь свела нас с Оуэном. Я твоя вечная должница.
Оливия не была готова поделиться своей сердечной болью и унижением, но ее пылкая любовь к Джеймсу не была такой уж тайной.
– Полагаю, все дело в том, что Джеймс в конце лета уезжает в Египет. Я надеялась изменить его отношение ко мне за оставшееся время, но поскольку он теперь на другом конце Англии, у меня не будет такой возможности.
Аннабелл присела рядом в кресло и обняла ее.
– Мне так жаль, дорогая. Я знаю, как ты увлечена им.
Роуз заняла место Беллы на скамеечке и сказала:
– Неудивительно, что ты так расстроена. Ты же еще девчонкой была к нему неравнодушна.
Оливия знала, что Белла и Роуз ей сочувствуют, но им не понять, что такие слова, как «увлечена» и «неравнодушна», не выражают и тысячной доли того, что она чувствует. И не в прошедшем времени.
Она любила его раньше и любит сейчас.
– Спасибо вам за поддержку, – пробормотала Оливия. – Прошу прощения, если моя хандра встревожила вас. Уверена, что скоро приду в себя. – В душе, однако, она чувствовала пустоту, надломленность.
– Конечно, мы понимаем, – заверила ее Белла. – Ни о чем не беспокойся.
– Мы принесем за тебя извинения на завтрашнем балу, – добавила Роуз, – и на суаре леди Брембл послезавтра.
– Скажите, что я заболела: у меня ужасная сыпь. Не сомневаюсь, что это вызовет кривотолки, но мне плевать.
– У меня идея! – воскликнула Белла и убрала спутанную прядь Оливии ей за ухо. – Ты можешь на какое-то время уехать из Лондона и навестить одну из своих тетушек. Уверена, что тетя Юстас будет очень рада твоей компании.
– Это правда, – согласилась Роуз. – В каждом письме она приглашает нас в гости. Ничто не доставит ей большей радости.
– Из меня сейчас компаньонка никудышная, – отозвалась Оливия, но идея сменить Лондон на зеленые холмы и причудливые каменные мостики Оксфордшира ей понравилась. Она будет есть столько булочек, сколько ее душа пожелает. – Но я подумаю.
– Может, тебе чего-нибудь принести? – спросила Белла. – Чашку чаю или книжку?
– Нет, но спасибо вам за все.
– Оуэн очень обеспокоен, – призналась Белла. – Если ты в скором времени не появишься внизу, он пошлет за доктором. Как ты думаешь, сможешь спуститься к обеду?
– Я постараюсь.
Белла и Роуз по очереди чмокнули ее в лоб и оставили размышлять над открывшейся перспективой. Пожалуй, навестить тетушку Юстас – хорошая идея. Кажется, ей пора начинать привыкать к жизни старой девы, а что лучше послужит этой цели, чем роль компаньонки милейшей семидесятилетней вдовы, прославившейся своими ярко-синими тюрбанами? Как самое малое, этот визит даст Оливии возможность убежать из Лондона и позволит затянуться ее ранам.
Разве что… Оливия подскочила с кресла и принялась мерить шагами комнату. Мысль о поездке заронила крошечные семена одной идеи, которая пустила в сознании корни и проросла в душе надеждой. Только место назначения было совсем иное.
Она просто не готова отказаться от Джеймса.
Вместо того чтобы пестовать свои обиды и страдания, она рисовала в воображении его неотразимую улыбку и широкие плечи, а вместо того чтобы вспоминать торопливое прощание, упивалась воспоминанием о его долгих поцелуях и нежных ласках.
Но не страстное сплетение их языков и лихорадочные объятия – хотя и, бесспорно, чудесные – были незабываемыми мгновениями той ночи. Самое волшебное мгновение наступило тогда, когда Джеймс неохотно прервал поцелуй и посмотрел на нее так, словно видел впервые. И взгляд его темных глаз – восхищенный, потрясенный – сказал ей: он тоже испытывает к ней чувства, и не только дружеские – хотя, возможно, он пока этого не сознает.
Оливия умылась холодной водой и расчесала спутанные волосы. Джеймсу не нужна жеманная плакса, он жаждет волнующих кровь приключений.
К счастью, приключения как раз по ее части.
Хватит прятаться в темной комнате и рыдать в подушку. И, во имя всего святого, хватит есть булочки. Она решительно подошла к сервировочному столику, взяла недоеденную булку и выбросила в окно птицам.
Оливия улыбнулась, почувствовав, что прежний настрой мало-помалу возвращается к ней.
К тому времени, когда Роуз пришла проведать ее, Оливия уже позвонила Хилди и оделась к обеду. Служанке удалось уложить ее буйные локоны в простой узел, оставив свободно ниспадать несколько прядок. Роуз разразилась радостными восклицаниями по поводу ее внешнего вида – чересчур уж бурными, на взгляд Оливии. Однако следовало признать, что если не обращать внимания на бледное лицо и припухшие глаза, то и не догадаешься, какая хандра одолевала ее последние два дня.
– Я попросила кухарку включить в меню твою любимую жареную ветчину, – сказала Роуз. – А она еще предложила приготовить пирожные, которые ты любишь.
Ах, какая досада! Ладно, можно перестать есть сладкое с завтрашнего дня.
– Это же чудесно! Спасибо.
Роуз протянула Оливии руку и весело воскликнула:
– Присоединимся к Оуэну и Аннабелл в гостиной?
– Да, – бодро улыбнулась Оливия.
– Прежде чем мы пойдем, могу я попросить тебя об одолжении?
– Конечно.
– Я обдумала ваше с Беллой предложение насчет визита к тете Юстас, и, полагаю, отдых от городской жизни как раз то, что мне нужно, поэтому хочу поехать как можно скорее.
– Мы можем отправиться хоть завтра.
Оливия покачала головой.
– Ты прелесть и самая лучшая сестра на свете, но я намерена поехать одна… хотя, полагаю, все же придется взять по крайней мере Хилди.
Роуз подозрительно сощурилась.
– Ты говоришь так только потому, что не хочешь, чтобы я пропустила остаток сезона?
– Дело вовсе не в этом. Но я пребывала в отвратительном настроении и совсем не желаю вынуждать тебя терпеть это еще целых две недели. Да и, честно говоря, я бы предпочла побыть наедине со своими мыслями. – У Оливии, разумеется, были иные причины, но чем меньше Роуз будет знать, тем лучше.
Сестра явно слегка разочаровалась, но кивнула.
– Так о каком одолжении ты хотела попросить?
– Помоги мне уговорить Оуэна, чтобы разрешил поехать. – Оливия нервно покусала губу: брат может быть ужасно упрямым, это у них семейная черта. – Он намекал, и не особенно тонко, что мне давно пора замуж, и не одобрит мое желание прятаться в деревне.
– Значит, мы должны убедить его, что это необходимо для твоего счастья, – заключила Роуз.
Сердце Оливии забилось быстрее.
– Вот именно.
– Уверена: можно рассчитывать и на помощь Аннабелл, – добавила сестра. – Это ведь была ее идея.
– Я напишу тете Юстас сразу после обеда и сообщу, что приеду в конце недели.
Оливия не могла поверить в свою дерзость.
Но если предательство матери и самоубийство отца чему-то ее и научили, то первый из уроков – никогда не знаешь, сколько времени тебе отпущено провести с теми, кого любишь. Она не может позволить Джеймсу уехать в Египет, пока он не признает, что между ними что-то есть. Особенно после того Поцелуя.
На ее счету имелся внушительный список приключений, но это… это затмит их все. Чувство вины, надежда и приятное возбуждение в равной степени теснили ей грудь.
Сегодня их с Джеймсом разделяет несколько графств, но это не продлится долго.