Джеймс сидел в темной сырой пивной таверны Хейвен-Бриджа, где, несмотря ни на что, царила оживленная атмосфера, и болтал со своим кучером и несколькими деревенскими жителями, которые помнили его с прошлого раза, когда он навещал дядю Хэмфри. Когда же это было? Четыре года назад? Или пять? Давненько. Дядя Хэмфри был ему почти как отец, привил любовь к древностям и поддерживал их с Ральфом всем, чем только мог. Приезд в Хейвен-Бридж был как возвращение домой.

Когда Джеймс прибыл в маленькую причудливую деревушку три дня назад, уже вечерело. Он бросил Айану несколько монет, велел позаботиться о лошадях, заказать обед и выпить пинту-другую, а сам бегом помчался вначале по дороге, а потом по крутой тропинке, которая вилась к вершине поросшего травой зеленого холма. Он удивился, что так легко спустя столько лет отыскал место, которое любил в детстве, и достиг вершины как раз вовремя, чтобы полюбоваться огненно-оранжевым закатом над синими вершинами холмов. Прелестные каменные ограды змеились вдоль сочных полей, где паслись в великом множестве овцы.

Он полной грудью вдохнул бодрящий деревенский воздух и, наблюдая, как солнце опускается за горизонт, подумал, что долгие и утомительные три дня пути того стоили.

Конечно, потом он чуть не покалечился, спускаясь с холма назад к таверне в кромешной тьме, но зато было что порассказать в пивной, куда зашел позже тем же вечером.

На следующий день Джеймс отправился навестить дядю Хэмфри, надеясь, что старик здоров и бодр. Дядюшка сильно похудел и ссутулился, но ум его оставался все таким же острым. Он предлагал Джеймсу остановиться в его коттедже, но тому не хотелось стеснять старика, поэтому он предпочел гостиницу. Воображение рисовало ему картины лета, когда по утрам можно обследовать местность, днем – беседовать с дядюшкой Хэмфри, а вечера проводить в пивной.

Жизнь была прекрасна – настолько прекрасна, что он почти позабыл про запечатанное письмо, которое по-прежнему лежало в нагрудном кармане сюртука. Чего он не мог выбросить из головы, так это обиды и разочарования на лице Оливии в день его отъезда из Лондона.

Но ведь, уезжая, он как раз и думал о ней и ее интересах. Теперь она свободна наслаждаться вниманием других молодых людей и флиртовать в свое удовольствие. Он сделал большой глоток эля, который почему-то вдруг показался ему горьким.

– Куда отправишься сегодня, Эверилл? – Рудокоп с седой бородой опустился на скамью напротив Джеймса и грохнул своей полупустой кружкой о деревянный стол.

– На ферму к востоку отсюда, у реки. Там кругом развалины, и похоже, что под ними могут быть погребены стены. Что ты знаешь об этом месте?

Старик крякнул.

– Немного. Люди находят там куски железа и отполированные камни. Как думаешь, откуда они?

Эверилл пожал плечами.

– Трудно сказать. Там могла быть какая-нибудь старая крепость или церковь.

Гордон погладил бороду.

– Земля принадлежит Салли, а этот скряга…

Рудокоп резко смолк, и вся пивная, еще секунду назад наполненная гомоном голосов, внезапно стихла и замерла.

Гордон тихо протяжно присвистнул.

Джеймс вытянул шею и увидел объекты всеобщего внимания. Две молодые женщины, явно леди и ее служанка, просеменили через зал и устроились за столиком в углу. Обе были в накидках и шляпках, которые скрывали лица, но определенно дамы не местные, и уже одного этого оказалось достаточно, чтобы взгляды всех присутствующих оказались прикованными к ним.

От гибкой женственной фигурки леди было невозможно отвести глаза… И Джеймс не стал исключением.

– Как думаешь, что они тут делают? – спросил Гордон.

– Ну это же гостиница, – сухо ответил Джеймс. – Могу предположить, что они остановились здесь на ночлег.

Рудокоп кивнул, не сводя слезящихся глаз с женщин.

– А вот они дали маху, что сели рядом с Кратчером. Он и трезвый-то кретин изрядный, а уж выпьет… Вот гляди, он уже пристает к ним.

Джеймс развернулся на скамейке и увидел, как Кратчер врезался в край стола, где сидели дамы, и тот ударился о стену.

– Сэр, вынуждена попросить вас немедленно вернуться на свое место, – надменно проговорила молодая дама, однако под этой бравадой Джеймс различил нотки страха.

Надеясь разрядить ситуацию, он подошел к Кратчеру, который в ответ на просьбу леди так загоготал, будто услышал непристойную шутку.

– Эй, Кратчер, – сказал Джеймс, – не составишь нам с Гордоном компанию? Я куплю тебе выпить.

Пьяница прищурился, будто оценивая его возможности. За подобное невежество оппоненты Джеймса обычно жестоко расплачивались подбитым глазом или распухшей губой.

– Я не хочу пить.

Джеймс принял небрежную позу, катая камешек на полу носком сапога, но голос его прозвучал твердо:

– Тогда пошли просто поболтаем.

– На черта вы мне сдались, когда тут такие цыпочки? – Кратчер оперся ладонями о стол и приблизил к дамам немытую голову. Не трудно себе представить, как, должно быть, воняет у него изо рта.

Кратчер собрался было произнести очередную скабрезность, но не успел: Джеймс схватил его сзади за воротник, оттащил от стола и поволок к выходу. Пьяница пытался сопротивляться, размахивал руками, перевернув в результате несколько стульев, но по крайней мере ничего не сломал. Пока.

Джеймс вытащил грубияна за дверь, швырнул на землю, и тот приземлился на колени. Солнце скрылось за холмами, и дневной свет быстро мерк. Гордон и еще с полдюжины мужчин высыпали из таверны, ни за какие коврижки не желая пропустить такое захватывающее зрелище, как драка.

– Ах ты, ублюдок! – прорычал Кратчер, поднимаясь на ноги и угрожающе сжимая кулаки.

– Почему бы тебе не отправиться домой? – предложил Джеймс. – Проспись, и если к завтрашнему дню желание подраться не пройдет, я с удовольствием окажу тебе эту любезность. – Он говорил серьезно. Какой интерес драться с человеком, который едва стоит на ногах?

Но Кратчер, здоровенный бугай, уже кинулся на Джеймса, целясь в колени. Джеймс отскочил в сторону, и Кратчер пролетел мимо.

– Проклятый трус! Боишься драться со мной?

Что ж, видно, ничего не поделаешь. Джеймс сбросил сюртук, и когда Кратчер замахнулся кулаком, целясь ему в голову, был готов. Поднырнув противнику под руку и не вставая с корточек, он с такой силой врезал кулаком ему в живот, что тот сложился пополам, хватая ртом воздух.

Джеймс отступил назад, давая ему время прийти в себя. Оставалось надеяться, что этим все и закончится. Подняв глаза, он увидел ухмылку Гордона с двумя недостающими зубами. Позади него и остальных завсегдатаев таверны стояли женщины, из-за которых и началась вся эта заварушка.

Одна из них вдруг кинулась вперед, чуть не упав, когда наступила на край своей накидки, и воскликнула:

– Джеймс! С тобой все в порядке?

Боже милосердный!

Не может быть.

Но из-под полей шляпки на него взирали такие знакомые карие глаза.

– Оливия?

– Да, это я. – Она сдернула шляпку, залившись румянцем. – Забавное совпадение, правда?

Джеймс несколько секунд стоял в оцепенении, прежде чем обрел дар речи.

– Я бы не назвал его забавным. И подозреваю, что это не совпа…

– Берегись! – оборвала его Оливия, указывая куда-то поверх его плеча.

Гордон схватил ее за талию и оттащил назад.

Волосы на затылке у Джеймса зашевелились… немного поздновато: он развернулся на пятках как раз в тот момент, когда Кратчер врезался в него. Джеймса оторвало от земли, и он пролетел по воздуху, словно его сбросила лошадь. Спина первой соприкоснулась с землей, а долей секунды позже он с противным «бумс» приложился и головой. Кратчер повалился на него и придавил локтем горло.

Воздух. Джеймсу требовался воздух, отчаянно, большой глоток. Мир уже начал меркнуть, голова кружилась…

– Прекрати же ты, дуболом несчастный!

Окрик Оливии не произвел впечатления на Кратчера, но привел в чувство Джеймса. Он сбросил локоть противника со своей шеи и с помощью ног принялся раскачивать его тело, пока не смог скинуть.

Кто-то подхватил Джеймса под руки и поставил. Перед глазами все поплыло, и боль прострелила голову.

Но он не проиграл ни одной схватки за два десятка лет, не собирался проигрывать и эту.

– Будь осторожен, Джеймс. – Дрожь в голосе Оливии выдавала ее страх, но слышалась в нем и уверенность. И он понял, что должен ее оправдать.

Кратчер кружил вокруг, время от времени для проверки нанося удары, которые не причиняли Джеймсу никакого вреда, – по крайней мере, рефлексы его работали. Он тянул время, давая Кратчеру возможность почувствовать уверенность и расслабиться. И как только ублюдок занес руку для сокрушительного, как он думал, удара, Джеймс молниеносным правым хуком врезал ему по физиономии, послав вдогонку апперкот левого кулака в челюсть.

Голова Кратчера дернулась назад, как у марионетки, и он свалился на землю как подкошенный.

Добрых полминуты никто не шевелился. Потом, будто по команде, все пришло в движение – кроме Кратчера.

Один из приятелей дебошира попытался привести его в чувство пинком, а когда это не подействовало, неохотно пожертвовал кружкой эля, плеснув ему в распухшую физиономию.

Большинство зрителей столпились вокруг Джеймса.

– Молодец! – отовсюду раздавались крики.

Кто-то хлопал победителя по спине, но он все еще был малость оглушен, и голова казалась слишком большой, чтоб шея могла ее удержать.

– Где Оливия? – спросил Джеймс.

– Если ты о той леди, она вон там, – сказал Гордон, ткнув пальцем себе за спину. – Пошла поднять твой сюртук.

Толпа мужчин почтительно расступилась перед дамой, когда та бросилась к Джеймсу.

– Я ужасно испугалась за тебя! – воскликнула Оливия. – Ты сильно ушибся?

Джеймс хотел было вскинуть бровь, но слишком болела голова.

– Не смертельно.

Она нервно хихикнула:

– Ну и слава богу! Полагаю, это твое.

Оливия протянула ему сюртук, и на землю вдруг упал сложенный листок.

Письмо. Проклятье!

Она наклонилась за ним, и когда ее пальцы уже были в каком-то дюйме от письма, Джеймс успел его перехватить. Надежно зажав послание в кулаке, он поднялся и стряхнул землю с брюк. Еще раз.

Иисусе, чуть не попался.

Оливия тем временем выпрямилась, все еще с сюртуком в руках, с любопытством воззрилась на него, заметив:

– Какая прыть из-за клочка бумаги! Это что, послание от принца-регента?

Он лишь пожал плечами и, забрав у нее сюртук, сунул руки в рукава и спрятал письмо в нагрудный карман. Впредь придется быть поосмотрительнее с этим треклятым письмом.

– Что ты здесь делаешь?

Она приоткрыла было рот, чтобы ответить, но он не дал это сделать.

– Неважно. Я не желаю вести этот разговор здесь и сейчас. – Джеймс взглянул на столпившихся вокруг завсегдатаев таверны. Кратчер поковылял домой, поддерживаемый своим дружком, но тут все равно было слишком много любопытных глаз и ушей. – Забери служанку. Мы вернемся в таверну и поговорим там. Да, с вами приехал еще кто-то?

– Наш кучер Терренс, он сейчас с лошадьми.

Господь всемогущий!

Он подвел Оливию к тому столику, где они сидели со служанкой. Как только все трое устроились, жена трактирщика поставила на стол перед женщинами две большие тарелки с пастушьей запеканкой**и сказала:

– Сейчас принесу еще хлеб и эль. А что принести вам, мистер Эверилл?

– Я выпью бренди.

Женщина кивнула и заспешила на кухню.

Ни Оливия, ни Хилди даже не притронулись к еде.

– Пожалуйста, поешьте, – предложил им Джеймс. У него было к Оливии несколько вопросов, но он не собирался задавать их в присутствии служанки. – После поговорим.

Хантфорд просто не мог одобрить поездку Оливии в Озерный край. Как же, ради всего святого, она умудрилась забраться за триста миль от Лондона без ведома брата?

У Джеймса было много вопросов, но самый насущный, пожалуй, один: что же, черт побери, ему делать с Оливией Шербурн?