И вот наступил решающий вечер.

Сомневаться не приходилось: бал в доме лорда Фоули должен был стать самым ожидаемым событием светского сезона и, к огромному огорчению Дафны, обещал привлечь внимание всего города. И все же, несмотря на тревогу и дурные предчувствия, собираясь и надевая новое, сшитое сестрой платье, мисс Ханикот почти забыла, что считает минуты до собственного громкого провала.

Она попыталась представить, что почувствует в тот момент, когда с картины упадет занавес, однако так и не смогла постичь всю глубину позора и раскаяния. Просто не хватило фантазии. Разве можно представить, как тебя убивают выстрелом в грудь? Ясно, что будет очень и очень плохо, но вот как именно плохо и как именно больно, заранее узнать невозможно.

Когда же наконец Дафна вышла из комнаты и спустилась в холл, то почувствовала облегчение сразу по двум причинам.

Во-первых, выяснилось, что она не утратила способности ходить. Почему-то казалось, что в ответственный момент тело перестанет повиноваться разуму и она окаменеет. Случись нечто подобное, Роуз и Оливии пришлось бы втащить ее в зал под руки и пристроить где-нибудь в районе стола с пуншем. Очевидно, удастся обойтись без крайностей.

Во-вторых, мучительное ожидание наконец закончилось. Что бы ни произошло дальше, неопределенности больше не будет. Последствия окажутся безобразными, грязными… и одинокими. Но по крайней мере можно будет отвернуться от прошлого и посмотреть вперед, чтобы начать новую жизнь.

Поскольку все большое семейство собралось отправиться на бал, Оуэн расщедрился на два экипажа: в первом ехали герцог и герцогиня вместе с мамой, а во втором – Роуз, Оливия и Дафна.

Мисс Ханикот смотрела в окно и прикидывала, сколько времени осталось жить до страшного момента разоблачения, позора и осуждения.

Оказалось, что еще очень много: целых сто тридцать девять минут. Она напомнила себе о необходимости дышать и поздравила с успехом: небольшой подвиг удался.

– Слава Богу, что Оуэн согласился взять второй экипаж, – вздохнула Оливия. – Представляю, что было бы, если бы пришлось всем втиснуться в нашу семейную карету. На моем платье сразу появилось бы больше морщин, чем на лицах всех наших тетушек, вместе взятых. К тому же так не приходится терпеть хмурый взгляд брата.

– Хмурый взгляд направлен не на тебя, а на твое декольте, – уточнила Роуз.

Оливия улыбнулась и кокетливо повела плечом.

– Согласна, довольно смело. Зато Джеймс наверняка обратит внимание.

– Джеймс непременно обратит на тебя внимание, – искренне пообещала Роуз. – И вовсе не из-за декольте. Ты выглядишь восхитительно. И Дафна тоже.

Дафна попыталась улыбнуться, однако лицо онемело. Хорошо еще, что в карете царил полумрак. Фонари, прикрепленные с внешней стороны, позволяли рассмотреть силуэты и тени, но не больше. Ах, если бы можно было забиться в укромный угол и просидеть в темноте до окончания вечера!

Несмотря на добрые слова Роуз, Дафна совсем не ощущала себя красивой. Больше того, пришлось крепко сжать зубы, чтобы не стучали от страха, а руки сложить на коленях, чтобы не тряслись. Весь день она ничего не ела, и теперь в пустом желудке уныло плескался чай. Ладони взмокли, а по спине отвратительно ползла капля холодного пота.

Нет, слова «красивая», а тем более «восхитительная» к этому состоянию никак не подходили.

– Не возражаете, если открою окно? – спросила Дафна, уже взявшись за задвижку.

Роуз наклонилась, чтобы помочь.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Немного нервничаю, – призналась Дафна. – Давно не выезжала в свет.

Оливия хлопнула в ладоши.

– Вам, конечно, известно, кого мне не терпится встретить на балу. Будет честно, если вы тоже расскажете, о ком из джентльменов мечтаете.

На лице Роуз появилось встревоженное выражение; она сочувственно взглянула на подругу.

– Это окно ужасно тугое, правда?

Обе они старательно делали вид, что общими усилиями пытаются открыть маленькую раму, – до тех пор, пока экипаж не остановился в длинной веренице, представлявшей собой не что иное, как очередь к подъезду дома лорда Фоули. Пока дожидались возможности спуститься на твердую землю, Оливия, к счастью, забыла о расспросах и принялась увлеченно комментировать наряды дам, заполнивших тротуар перед особняком.

Хотя Дафна честно старалась уловить, что конкретно Оливия думает о новом фасоне рукавов, сосредоточиться на ее болтовне никак не удавалось. Мысли текли в ином направлении: может ли случиться такое чудо, что внезапно начнется пожар и бал отменят? Ведь если портрет сгорит, то проблема разрешится сама собой. Конечно, лучше бы обошлось без пострадавших. Но если кудри мисс Старлинг слегка обуглятся, ничего страшного не произойдет – разумеется, совсем немножко: ровно настолько, чтобы белокурая бестия впредь не могла перекидывать пряди через плечо таким движением, от которого у Дафны непроизвольно сжимались кулаки.

Толчок острого локтя вернул к действительности и напомнил, что пожара пока не предвидится.

– С твоего места все отлично видно, – с завистью заметила Оливия, – а ты совсем не ценишь этого и почти не смотришь в окно.

– Хочешь, поменяемся?

Оливия нахмурилась: наверное, испугалась, что может пострадать платье.

– Нет. Просто расскажи, в каком наряде сегодня приехала леди Бонвилл. Готова поспорить, что в блестящем.

Дафна прижалась лбом к стеклу. Престарелая виконтесса действительно выглядела на удивление яркой.

– Кажется, у нее на платье нашиты кристаллы, которые мерцают в лунном свете и отражают свет окон. – В бальном зале горело не меньше сотни свечей. Возможно, еще не все потеряно: при такой иллюминации небольшой пожар не исключен.

– Ну вот, наконец-то настала наша очередь! – воскликнула Оливия. – Роуз, выходи первой.

В этот ответственный момент нервы Дафны напряглись до предела и грозили того и гляди порваться. Изящные бальные туфельки казались тяжелыми, как булыжники. Если бы Оливия с нескрываемым нетерпением не подталкивала в спину, Дафна вполне могла бы остаться в карете и потихоньку вернуться домой.

Молодым леди пришлось подождать на тротуаре, пока подъехали и вышли мама, Аннабел и Оуэн; все это время Дафна пыталась унять нервную дрожь. Оба экипажа укатили.

Все, путь к отступлению отрезан.

Герцогиня оценивающим взглядом окинула янтарное платье – от деликатного декольте и воздушных рукавчиков до изящной оборки на подоле.

– Даже красивее, чем казалось дома, – шепнула она на ухо сестре. – Запомни: я – лучшая модистка во всем Лондоне.

Дафна с усилием улыбнулась.

– Ты тоже прекрасно выглядишь.

– Час назад закончила расставлять платье. Надеюсь, это означает, что ребенок чувствует себя замечательно. Правда?

– Вне всякого сомнения. – Она крепко взяла Аннабел за руку. Даже старшие сестры порою нуждаются в поддержке.

– Ну что, готова? – Леди Хантфорд с заботливым вниманием посмотрела сквозь очки.

Готова ли Дафна?

Готова ли стоически встретить всеобщее осуждение? Больше того, готова ли покорно принять безжалостное изгнание из общества? Готова ли открыть всем вокруг свои мысли и, что еще страшнее, чувства?

– Готова.

Взяв Беллу под руку, Дафна вошла в элегантный холл особняка лорда Фоули; поток гостей подхватил и понес ее в бальный зал.

В огромной, ярко освещенной комнате уже собралась нарядная толпа; возбужденный гул множества голосов не смолкал ни на секунду.

Оркестранты настраивали инструменты, и каждый фальшивый звук болезненно терзал до предела натянутые нервы. Вскоре Аннабел увлеклась беседой с другой дамой в интересном положении, а Дафна воспользовалась удобным моментом, чтобы посмотреть вокруг. В конце зала, напротив двери, через которую они только что вошли, угрожающе маячил большой подрамник. Стоял он на прямоугольном возвышении, а саму картину закрывал алый шелковый занавес.

Дафна судорожно вздохнула и, подобно моряку, под сладкое пение сирен ведущему корабль на смертельные утесы, направилась к картине.

– Куда ты? – Оливия поспешила следом. – Только что мимо прошла леди Уоршем, а ты даже не поздоровалась.

– О, прости. Вовсе не хотела вести себя грубо. Просто очень не терпится взглянуть. – Дафна кивнула в сторону подрамника.

– Всем не терпится. Но раньше полуночи покрывало не снимут.

– Знаю. – Дафна продолжала пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться как можно ближе к месту неминуемой казни.

– Подожди, я с тобой! – крикнула вдогонку Оливия.

Чем ближе Дафна подходила к портрету, тем гуще становилась толпа. По обе стороны от подрамника возвышались два дюжих лакея; зеленые ливреи катастрофически не сочетались с красным покрывалом. Дафна остановилась возле подиума. Картина оказалась больше, чем ей представлялось, но это, должно быть, из-за рамы. Да она и видела-то портрет всего один раз, когда Томас объявил, что закончил работу.

В последние дни Дафна пыталась убедить себя, что, возможно, изображение не такое уж и скандальное, что она считала его рискованным только потому, что воспринимала взглядом и сознанием невинной девушки. Но сейчас, стоя напротив, трудно было сохранить иллюзии: огромное полотно обещало явить заинтересованной публике изображение почти в полный рост. Ну, а подиум давал ценителям возможность рассмотреть мельчайшие подробности облика модели.

Боже милостивый!

Может быть, следовало заранее подготовить маму и Беллу к тому, что случится, предупредить их о грядущем позоре? Нет, невозможно. Обе сразу встали бы на защиту и ни за что не пустили бы Дафну на бал. А если бы она не приехала, то не смогла бы осуществить задуманное.

Не смогла бы сделать то, что сейчас обязательно сделает. Чего бы это ни стоило.

Оливия щелкнула языком.

– Мне жаль бедняжку. Как, по-твоему, она сейчас здесь?

У Дафны пересохло во рту.

– Чтобы прийти, надо быть очень смелой. Или очень глупой.

– Я, например, надеюсь, что она здесь.

– Почему же?

Оливия пожала плечами.

– Присутствие модели сделало бы вечер незабываемым.

– Думаю, разочарование тебе не грозит.

Пока они шли через зал, чтобы вернуться к своей компании, Дафна не переставала искать глазами темную голову Бенджамина. Он сказал, что приедет, но, может быть, передумал? Например, разболелась нога, или просто изменились планы… трудно винить человека за стремление избежать неприятного зрелища.

Дафна отказалась от предложенного официантом шампанского: хотелось сохранить ясность ума. Оливия, впрочем, взяла бокал, чем наверняка дала старшему брату еще один повод для хмурых взглядов, помимо чересчур смелого декольте.

Если Оуэн не одобряет поведение сестры, то что же скажет о свояченице, когда покрывало наконец упадет? Скорее всего раз и навсегда запретит приближаться к своему ребенку – из опасения перед дурным влиянием. В горле застрял комок. Трудно представить расплату более тяжкую.

Едва подруги успели подойти к компании, как послышался резкий недовольный голос:

– Прочь с дороги! Нынешняя молодежь совсем не уважает старших и не умеет себя вести!

– Добрый вечер, леди Бонвилл, – вежливо приветствовала Роуз.

Лорнет седовласой виконтессы взметнулся в воздух подобно боевому копью. Острый взгляд остановился на всех по очереди: критическому осмотру подверглись Роуз, Оливия, Оуэн, Аннабел, мама и Дафна, но персонального обращения удостоилась только миссис Ханикот.

– Мэрион, буду рада, если ты составишь мне компанию в дальнем углу зала, возле пальм в кадках. Такое впечатление, что лорд Фоули пригласил всю Англию посмотреть на портрет. Лично мне возбуждение непонятно. Можно подумать, бомонд никогда не видел грудь Афродиты или болтающиеся причиндалы Аполлона.

– Генриетта! – в ужасе воскликнула мама.

– А что такого? Я говорю правду. Если останешься здесь, рискуешь оказаться затоптанной молодыми жеребцами, успевшими хватить лишку. Пойдем со мной. В любом случае с галереи удобнее наблюдать за всем, что происходит в зале. – Она схватила маму за руку и потащила за собой, но по пути с необычайной живостью обернулась. – А где же лорд Фоксберн? Что-то его пока не видно.

Дафне захотелось броситься виконтессе на шею и расцеловать за тот вопрос, который вертелся у нее на языке.

Герцог пожал плечами.

– Я встретил графа сегодня днем. Он собирался приехать, хотя выглядел озабоченным и усталым.

Дафна прикусила губу. Наверное, нога заставила остаться дома. Если бы можно было прийти к нему, как в тот раз! Только для того, чтобы сделать массаж и наложить компресс. От воспоминаний о посещении спальни щеки предательски запылали; красноречивый факт, разумеется, не ускользнул от всевидящего ока леди Бонвилл.

– О Господи, девочка, – заметила она с нескрываемым осуждением. – Вовсе незачем так по нему сохнуть. Если Фоксберн пообещал приехать, значит, обязательно будет здесь. Что-то подсказывает мне, что никакие препятствия не смогут удержать его в стороне от этого бала. – Она осмотрела Дафну с головы до ног, до самых кончиков атласных туфелек, и повернулась к Аннабел.

– Признайся, твоя работа?

Леди Хантфорд таинственно улыбнулась.

– Хорошо. Очень хорошо. – Виконтесса поджала губы, словно обдумывала, не нанять ли герцогиню в качестве личной портнихи. Если у кого-то на свете хватило бы смелости сделать подобное предложение, то только у леди Бонвилл. – Пойдем, Мэрион. Пусть молодые сами решают свои дела. Им веселее без нас, а нам уж точно веселее без них.

– Что ж, если ты так считаешь, Генриетта, значит, так тому и быть, – уклончиво ответила мама, понимая, что выбора нет. Спорить с виконтессой не имело смысла.

Заиграл оркестр.

Гости продолжали прибывать. Появился мистер Аверилл, чем осчастливил Оливию, а заодно Роуз и Дафну: обе с трудом терпели ее неуклонно возраставшую тревогу.

Вот только Бенджамина пока не было видно.

Вечер продолжался своим чередом. Дафна успела потанцевать сначала с лордом Билтмором, а потом – с мистером Эдландом.

По пути в дамскую комнату сумела успешно миновать угрозу в лице мисс Старлинг и поздравила себя с победой: перепалка со светской львицей отняла бы слишком много сил, а сегодня силы были нужны, как никогда.

Однажды в толпе мелькнул коренастый светловолосый человек, и сердце испуганно дрогнуло: со спины он очень походил на мистера Хэллоуза; однако, обернувшись, оказался солидным пожилым джентльменом. Конечно, было бы слишком смело надеяться, что Хэллоуз пропустит сегодняшний бал, но Дафна все равно верила в чудо: мало ли, что может произойти по дороге. В любом случае грубого поведения здесь никто не потерпит, а значит, можно рассчитывать на безопасность – по крайней мере физическую.

Время неумолимо текло. Старинные часы возле буфета равнодушно отсчитывали минуту за минутой. Наверное, за звуками музыки и громкими разговорами никто в зале не слышал их угрожающего боя, но болезненно обостренный слух Дафны безошибочно выхватывал из общего гула роковые удары.

С каждой минутой вероятность появления лорда Фоксберна слабела.

А момент позора неумолимо надвигался.

За пятнадцать минут до полуночи оркестр смолк, и никто в зале уже не притворялся, что ведет светскую беседу. Толпа сконцентрировалась вокруг подиума, в центре которого возвышался закрытый подрамник. Голоса утихли; предчувствие наполнило воздух, подобно дыму восковых свечей в хрустальных люстрах.

Наступил тот самый момент, которого Дафна с ужасом ждала несколько последних недель. Нет, гораздо дольше: она ведь всегда знала, что расплачиваться за безрассудство рано или поздно придется. Неизвестно, когда и где, но возмездие настигнет.

Она несколько раз глубоко вздохнула и с гордостью отметила, что руки совсем не дрожат. Мама сидела в дальнем конце зала рядом с леди Бонвилл и покорно внимала разглагольствованиям подруги. Виконтесса что-то вдохновенно доказывала и ради убедительности размахивала лорнетом, словно дирижерской палочкой.

Аннабел стояла в сторонке рядом с мужем – там, где было больше простора и воздуха. Казалось, процедура вызывала у нее чувство брезгливого отвращения – всеобщее стремление к порицанию герцогине всегда претило. И все же не смотреть она не могла. Дафна перехватила взгляд сестры и со значением улыбнулась: хотелось извиниться за то, что сейчас произойдет, а главное, дать понять, что беспокоиться за нее незачем.

Что бы ни случилось, она переживет испытание. Выйдет из чистилища пусть и с разбитым сердцем, но не сломленной.

Словно услышав мысли, Аннабел неожиданно взмахнула рукой и поспешила к ней.

Нет, только не это! Нельзя позволить сестре отговорить себя от трудного, но необходимого поступка. Дафна знаком приказала Аннабел вернуться на место и начала пробираться к подиуму.

Стоявшая рядом Оливия обернулась и заметила отсутствие подруги.

– Дафна! – окликнула она и, расталкивая зрителей, бросилась следом. Недостойное истинной леди шумное поведение тут же вызвало недовольство нескольких суровых матрон. К счастью, Роуз догнала Оливию и сумела остановить – как будто почувствовала, что Дафна стремится остаться в одиночестве.

Да, чем дальше она отойдет от родных, тем лучше: ее позор не должен затронуть семью.

Путь к подиуму продолжался несколько минут и требовал как настойчивости, так и женского обаяния. Кое-кто из гостей смотрел с любопытством, другие пожимали плечами. Все собрались здесь ради общей цели: стать свидетелями позора и краха пусть пока и неизвестной, но уже ставшей печально знаменитой Английской красавицы.

И вот наконец старинные часы пробили двенадцать раз.

Мучительное ожидание подошло к концу.