Оуэн смутно припоминал, что давал себе какое-то обещание перед тем, как увидеться с Белл и сообщить ей новость, которая — в этом не было сомнения — огорошит ее. Обещание вроде бы касалось поцелуев. Может, он дал слово не целоваться с ней? Да, правильно! Не целоваться, если для этого не будет подходящей ситуации.

Дело не в том, что ему не нравилось целовать ее. Наоборот!

Но Оуэн понимал, что его рассказ расстроит Аннабелл, а ему не хотелось пользоваться ее смятением. Только негодяй сразу попытается соблазнить женщину, получившую тяжелое известие.

Герцог считал, что слово «негодяй» вполне достоверно его описывает. В свое оправдание он мог бы сказать, что она начала первой. А потом его тело просто восприняло это как руководство к действию.

Когда Оуэн почувствовал вкус соли на ее щеках, на губах, ему захотелось стереть с личика печать горя. Даже с заплаканными глазами и покрасневшим носом она все равно оставалась неотразимой. Он не ожидал, что Аннабелл будет часто прибегать к такому способу, чтобы показать ему свою беззащитность. Но Аннабелл не стеснялась это делать, и он был покорен.

Сказать Белл, что ее, попросту говоря, надули, оказалось труднее, чем Оуэн полагал. Так не должно было быть. Теперь ее мать будет получать хороший уход и, вполне возможно, поправится. Но семья была для Аннабелл абсолютно всем, и Хантфорду казалось странным то, как она винила себя в том, что не оправдала доверия матери с сестрой и подвела их. Он понял это по тому, какой шок она испытала, узнав про непорядочность доктора Конвела, и по ярости, которая исказила ее лицо. И по тому, как, обычно гордо расправленные, плечи Аннабелл вдруг безвольно поникли.

Оуэну хотелось, чтобы Аннабелл воспрянула духом, хотелось напомнить ей, что она не просто чья-то дочь, сестра или портниха. Конечно, она была и тем, и другим, и третьим, но прежде всего — женщиной, молодой и энергичной, со своими мечтами и желаниями.

Хантфорду хотелось, чтобы все они осуществились.

Ее хрупкое тело прижималось к нему, заставляя испытывать танталовы муки. Языком Аннабелл касалась уголков его рта, и в какой-то момент Оуэн решил опрокинуть ее на узкую кушетку и ласкать так, чтобы она сама стала умолять взять ее. А эти благородные обещания самому себе пусть катятся к черту! Когда же он увидел, как ее соски натягивают ткань рубашки прямо у него перед глазами, ему еще больше захотелось обладать Аннабелл целиком и полностью, и чтобы сквозь стоны страсти она называла его по имени.

— Оуэн, — тихо сказала Аннабелл.

Наконец-то! Она сказала это! Не «ваша светлость» и даже не «Хантфорд». Нет — Оуэн!

Он снова поцеловал ее, продлевая удовольствие, потом отодвинулся.

— Ты такая красивая, — сказал он, убирая с ее лица пряди волос, — что я забываю обо всем на свете. Ты не представляешь, как я хочу тебя!

Аннабелл залилась краской.

— Мне нравится целоваться с тобой.

Такой разговор не мог умерить любовный пыл, поэтому Оуэну потребовалось сделать что-то разумное и определить их отношения. Он встал, пригладил волосы, потом подошел к шкафу и снял с него старый глобус, забытый здесь пару десятков лет назад. Крутанул его и прочертил пальцем линию через все океаны и континенты. Глобус остановился сам собой.

— Мне нужно еще кое-что сказать тебе, Аннабелл. — Увидев, как она помрачнела, быстро добавил: — Я думаю, тебе это понравится.

Теперь она задумалась, но потом храбро улыбнулась.

— Обстоятельства таковы, — начал Оуэн, — что я хочу предложить тебе изменить условия нашего уговора.

— Не поняла.

Оуэн сделал паузу, подыскивая слова, поскольку собирался заговорить о вещах серьезных.

— Я уверен, что сейчас тебе хочется быть возле матери. И несмотря на то, что Оливия и Роуз будут очень разочарованы, я смогу найти кого-нибудь еще, чтобы пошить им гардероб. Если надумаешь уйти, никто не станет тебе препятствовать.

Затаив дыхание, Оуэн ждал, что Аннабелл ответит. Он рассчитывал, что будет рядом с ней еще по меньшей мере три месяца, но это был эгоизм чистейшей воды. С некоторых пор Оуэн не сомневался, что мисс Ханикоут не представляет опасности для общества, однако отпускать ее не хотелось. Кто тогда поможет ему найти общий язык с сестрами? Кто осадит его, когда он неправильно поведет себя? Кто еще так сможет осветить его унылый дом своим присутствием?

Но ведь нельзя держать ее взаперти, как преступницу. Хантфорд снова раскрутил глобус.

Аннабелл покусала нижнюю губу.

— Ты освобождаешь меня от обязательств?

Это прозвучало как финал.

— Да.

— Это очень благородно, но… Я не позволю тебе так себя вести.

— Я уже веду себя так.

— Я слишком много тебе должна. И так поступать нельзя, после всего того, что ты сделал для меня и моей семьи. Я понимаю, мне в жизни не рассчитаться с тобой, ну, если только вдруг не обнаружится, что я — наследница давным-давно завещанного мне состояния.

— Интересное замечание. Если ты вдруг вступишь в права наследства, я приду и получу с тебя долг. С процентами.

— Это звучит разумно, — серьезно сказала Аннабелл.

Но он-то шутил!

— Аннабелл, никакого долга больше нет.

Она подошла и, положив ладонь на глобус, остановила вращение.

— Я не могу принять такой откровенной благотворительности.

Оуэн фыркнул. Просто умора!

— Ты собиралась шантажом вытянуть из меня деньги, а теперь возражаешь против благотворительности?

Серые глаза Аннабелл полыхнули огнем, и он понял, в чем тут дело. В гордости.

— Мы заключили сделку, и я собираюсь довести ее до конца. Это меньшее, что я могу обещать.

Она стояла так близко, что до него донесся цитрусовый, сладковатый запах мыла, которым она вымыла голову. Ее рука лежала на глобусе рядом с его, где-то в районе Северного полюса.

— Ну, ладно. — Оуэн попытался придать своему тону беззаботности, чтобы показать, что ему это полностью безразлично.

Аннабелл ясно дала понять, что настаивает на продолжении их договоренности только из чувства ответственности. Но теперь он хотя бы знал, что она не исчезнет из его жизни совсем. Пока не исчезнет! Вздохнув с облегчением, Оуэн взял ее за руку. У него в запасе имелось еще одно предложение.

— Если хочешь, возвращайся к семье. Ты сможешь работать либо у себя дома, либо в салоне миссис Смолвуд. Закончишь шитье гардероба для Оливии и Роуз и тем самым выполнишь свои обязательства.

Снова Оуэн стоял не дыша в ожидании ее ответа.

Аннабелл высвободила руку и прошлась по комнате, останавливаясь там и тут, чтобы осмотреть разные вещи. Легкая и воздушная в своей ночной рубашке, она потрогала кипы материй на столах, ленты, разложенные на старом письменном столе, и мерную рейку, прислоненную к кушетке возле окна. Сделав круг, она, наконец, снова остановилась перед ним.

— Ты предпочтешь, чтобы я съехала?

— Нет.

Аннабелл покусала кончик указательного пальца.

— Дома я принесу матери немного пользы. Кроме того, она в надежных руках доктора Локстона. Об изменении ее состояния Дафна сможет мне сразу сообщить, поэтому… Думаю, мне лучше остаться.

— Правда? — У Оуэна почему-то появилась надежда, что причина ее решения — он. По крайней мере одна из причин.

— В этой комнате просторно и много света, и под рукой есть все, что нужно. Если я буду заниматься шитьем в салоне, меня постоянно будут отвлекать либо клиентки, либо другая работа. Так что год как минимум уйдет на то, чтобы завершить нашу сделку. Если же я останусь здесь, все закончится намного быстрее; кроме того, когда мне потребуется посоветоваться о чем-нибудь с Оливией и Роуз, они всегда будут рядом.

— Значит, договорились. Ты остаешься, — торопливо закончил Оуэн, опасаясь, что ей придет в голову поменять решение. Его слегка укололо то, что она не уедет только из-за собственного удобства, а не оттого, что будет скучать по нему. Но ведь главное — она останется. — Ты можешь встречаться со своими, когда захочешь.

Ее лицо осветилось.

— Спасибо, Оуэн.

— Однако, — добавил он строго, — ты не выйдешь из дома без провожатого.

— Но я привыкла каждый день ходить одна на работу в магазин. И обещаю, что больше не пойду домой ночью.

— Уже хорошо, — сухо заметил Оуэн. — Пообещай мне, что ты больше никуда не отправишься без сопровождения, в особенности к своим. Для этой цели есть лакеи, а если они тебя не устраивают, можешь взять с собой меня.

Аннабелл открыла было рот, чтобы возразить, но передумала.

— Ты пойдешь пешком со мной до дому?

— Я предпочел бы воспользоваться экипажем. Но почему и нет?

— Не сомневаюсь, что у тебя и без этого много забот.

— Не так много. — Вообще-то ему трудно было улучить минутку, чтобы почитать газеты, но для нее он найдет время.

— Хорошо бы навестить мать сегодня под вечер, — робко предложила Аннабелл. — Просто посмотреть, как у нее идут дела без приема лекарств. Тебе не нужно менять свое расписание, я могу попросить Роджера или кого-нибудь еще…

— В четыре часа подойдет?

Аннабелл изумленно взглянула на Оуэна, но потом справилась с собой.

— Чудесно. Спасибо!

— Тогда и увидимся. — Коротко кивнув, Оуэн вышел из комнаты. Если бы ему пришлось остаться с ней наедине еще минуту, он запер бы дверь, сдернул с нее ночную рубашку и доказал ей, что их связывает не только деловое соглашение. Для него она была больше чем нанятой работницей, и интересовало его не только исполнение договора.

Просто ему был нужен шанс, чтобы убедить ее в этом.

Той же ночью, после того как все обитатели особняка разошлись по своим постелям и видели уже которые по счету сны, Аннабелл вернулась в мастерскую. Один из рукавов платья для Роуз казался шире и круглее, чем другой. Поэтому Аннабелл решила, что лучший способ переделки — это оторвать рукав целиком и скроить его заново. Обычно при исправлении собственных ошибок у нее портилось настроение.

Однако на этот раз, распоров шов вокруг плеча, Аннабелл вдруг почувствовала, что ей — хорошо.

Она любила уют ночи — чернильное небо за окном, тишину, которая накрывала весь дом, как теплое одеяло, и одиночество, дающее ощущение полной отрешенности. Весь вечер Аннабелл занимали мысли об Оуэне. Это было глупо — постоянно мечтать о нем, но она позволила себе такую слабость. Мечтать было не так опасно, как что-то предпринимать. Кроме того, день оказался прямо-таки чудесным, чтобы забыть о нем, как о паре порванных чулок, засунутых в дальний ящик комода.

Оуэн, как и обещал, отвез ее домой, и поездка получилась просто потрясающей от начала и до конца. После того как они проехали через весь город в его карете, он удивил ее тем, что поднялся вместе с ней по лестнице к их квартире. Потом сидел в маленькой гостиной и терпеливо дожидался, когда она закончит болтать с Дафной в спальне у матери. Мать в это время спала, а когда она проснулась, Аннабелл провела Оуэна в спальню и представила ей. Миссис Ханикоут все время повторяла, что у нее, наверное, начались галлюцинации, если к ней в спальню пожаловал благородный — и такой красавец! — герцог. Оуэн добродушно смеялся и преподнес ей роскошный букет цветов. От его улыбки сердце Аннабелл таяло как масло на горячей сковородке.

С того самого утра они больше не целовались, но было несколько моментов, когда голова у Аннабелл шла кругом. Надо признать, Оуэн держал себя в руках, и все равно, даже не говоря ни слова, он заставлял ее трепетать от счастья. У нее все переворачивалось внутри, когда он пристально смотрел на нее из-под тяжелых век, а его рука лежала у нее на талии, или когда иронически усмехался ей, и при этом никто их не видел.

Несмотря на свое намерение ограничить их отношения чисто деловыми рамками, Аннабелл не могла не признать, что они развиваются в другом направлении, обещая сложности. Она не собиралась заниматься самообманом — он не предложит ей руку и сердце. Идея, что герцог может жениться на портнихе, была смехотворна. И тем не менее от такой несправедливости ей хотелось зарыдать или грохнуть фарфоровую вазу о стену. Почему она менее достойна любви Оуэна, чем какая-нибудь вышколенная леди? Она, конечно, не будет чувствовать себя непринужденно в компании титулованных дам и господ, но у нее отличные манеры, чего не скажешь, например, о мисс Старлинг.

Аннабелл шмыгнула носом и вытерла глаза. Гнев и печаль грызли ее изнутри. Нельзя позволить внутренней боли превратить ее отношения с Оуэном в бесчестье и позор. Лучше она и дальше будет наслаждаться достигнутой передышкой и, может, случайными поцелуями.

Испорченный рукав теперь лежал перед Аннабелл на столе, и она приготовилась поработать над ним, как вдруг услышала какие-то звуки в коридоре за ее дверью. Шаги!

У нее перехватило дыхание. К счастью, она все еще была одета. После неожиданного утреннего «визита» Оуэна Аннабелл пришла к выводу, что работать в одной ночной рубашке неблагоразумно. Ее простое желтое платье вполне подходило для этой цели, а привычный чепец надежно удерживал волосы, чтобы они не спадали на глаза и не мешали работать. Единственной уступкой, которую она позволила себе, учитывая столь поздний — вернее, столь ранний — час, было то, что она сняла домашние туфли.

Аннабелл быстро натянула их и пощипала себя за щеки, чтобы они порозовели.

Из разговоров слуг она узнала, что Оуэн сегодня отправился на бал, но, может быть, он…

— Аннабелл! — донесся до нее шепот Оливии через узкую щелку в двери. — Ты еще работаешь?

Она подскочила к двери, подавив разочарование, и посмотрела на часы.

— Да, работаю. — Открыв дверь, Аннабелл махнула Оливии рукой, приглашая ее войти. Вслед за ней появилась Роуз. Обе девушки были одеты в ночные рубашки.

— Вы почему не спите так поздно? — обеспокоенно спросила Аннабелл.

— Я не могла заснуть, — шаловливо улыбнулась Оливия. — Поэтому отправилась к Роуз. Смотрю, а она тоже не спит. — Младшая из сестер выразительно закатила глаза. Оливия тут же добавила: — Вернее, она только начала засыпать, но еще не заснула. Поэтому мы решили прокрасться на кухню и слегка перекусить. Когда увидели у тебя свет, решили заскочить к тебе. Пойдешь с нами?

— Не знаю. — Аннабелл посмотрела через плечо на платье без одного рукава. Жалкое зрелище! — Пожалуй, нет. Не могу. Я сейчас как раз переделываю…

Роуз схватила Аннабелл за руку и решительно потянула ее за собой в коридор. С виду такая тихая и хрупкая, Роуз оказалась на удивление сильной. Поворачивая в темноте за угол, Аннабелл споткнулась, и Оливия тихо засмеялась.

Уже на лестнице Аннабелл шепотом спросила:

— Вы часто устраиваете такие вылазки?

— Чаще, чем полагает Оуэн. — Оливия двигалась впереди, показывая дорогу. Когда они вошли в темную комнату, в которой все еще остро пахло тушеными овощами, Аннабелл поняла, что действительно проголодалась.

Роуз зажгла свечу в простом оловянном подсвечнике и поставила его на прочный кухонный стол. Вверху на полках медью сияли котлы, на тонком крючке над очагом покачивался чайник, у двери на вешалке висели чистые белые передники. И никаких тебе картин, никакого столового серебра — ничего этого не было и в помине. И слава богу! Все на кухне было просто и практично, что очень понравилось Аннабелл.

Она села на скамью у стола и стала наблюдать, как Оливия с Роуз обыскивают полки в кладовой. Они вернулись, нагруженные аппетитными на вид кусками сыра, виноградом и ягодами и набором свежих бисквитов, оставшихся после вечернего чая, — все было в беспорядке сложено на огромном блюде. Поставив его в центре стола, Оливия стала щедрыми порциями разливать вино в три бокала.

— Это поможет нам заснуть, — сказала она, доливая последний бокал доверху.

Энтузиазм девушек был заразителен. Чтобы ночной пир полностью удался, здесь не хватало только Дафны. Она полюбила бы и Оливию, и Роуз, а девочки обязательно полюбили бы ее. Оуэн нашел Дафну восхитительной, ничуть не подпав под ее очарование. Аннабелл довольно вздохнула.

Сестры уселись на скамейке по другую сторону стола, но когда Аннабелл с Оливией потянулись к блюду, Роуз шлепнула их по рукам и подняла свой бокал.

— Вот что я совсем упустила из виду, — сказала Оливия. — Мы должны сказать тост. Аннабелл, не соблаговолишь ли произнести несколько слов?

Она подумала о том, как много пришлось пережить этим добрым, светлым девочкам. Их бросила мать, отец причинил им боль своим самоубийством, их не слишком-то принимало общество.

— Конечно, соблаговолю. — Аннабелл подняла свой бокал. — За тех, кто расчесывает нам волосы и заплетает их на ночь, за тех, кто носит наши платья и дает поносить свои, за тех, кто читает наши дневники и хранит наши тайны. За сестер!

— За сестер! — Оливия чокнулась с Аннабелл своим бокалом.

Роуз похлопала Оливию по плечу и, приложив руку к своей груди, глазами указала на Аннабелл.

— Правильно! — воскликнула Оливия. — За сестер по крови и по родству душ!

У Аннабелл защипало в глазах, и чтобы не дать воли слезам, она залпом осушила свой бокал и весело засмеялась.

— Я голодная как волк. Начнем?

— Каждый берет, что хочет, — объявила Оливия и отправила в рот впечатляющих размеров кусок сыра.

Роуз в этом смысле оказалась более скромной, но тоже, не церемонясь, сразу перешла к десерту. Последовав их примеру, Аннабелл выбрала себе кусок фруктового торта и несколько пирожков. Очень быстро они опустошила все блюдо — на нем остались только крошки. Веки у Аннабелл начали слипаться, но ей нравилось общество девушек, и поэтому она, потягивая вино, поддерживала беседу. Когда же разговор плавно перетек к обсуждению поступков Оуэна, она сделала вид, что эта тема ее мало интересует.

Но при этом жадно ловила каждое слово.

— Он сегодня поехал на бал к Милфордам, — сказала Оливия. — Мисс Старлинг упомянула об этом вчера, когда мы встретились на музыкальном вечере. Она любезно подсела к нам с Роуз. Вокруг нее увивалось несколько поклонников, но она их всех отшила. Исключительно вежливо, конечно. Хотелось бы мне иметь хоть капельку ее красоты и грации!

Аннабелл собралась сказать Оливии, что мисс Старлинг совсем ей не друг и что использует их с Роуз только для того, чтобы завлечь Оуэна, но передумала. Она побоялась, что Оливия откажется слушать ее. Поэтому решила уцепиться за последнюю фразу Оливии:

— Ты ничуть не хуже мисс Старлинг. На мой взгляд, даже красивее.

Оливия звонко рассмеялась. Ее смех наверняка разбудит кого-то из слуг. Роуз приложила ладонь к губам сестры, чтобы утихомирить ее.

Недоверие Оливии обидело Аннабелл. Она понимала толк в красоте. Это было частью того, что сделало ее талантливой портнихой, создававшей уникальные наряды. Она чувствовала материю, отличала мишуру от подлинных ценностей, то же самое могла угадать и в людях.

— Ты мне не веришь?

— Мисс Старлинг — это бриллиант чистейшей воды, — сказала Оливия. — А я — бижутерия.

Роуз нахмурилась и покачала головой. Она-то была на стороне Аннабелл.

От вина язык у Аннабелл стал немного заплетаться, однако она решительно заявила:

— Мисс Старлинг — это тяжеленный шлейф и перья в придачу, которые надевают на прием к королеве. А ты — ошеломляющее шелковое платье, специально предназначенное для того, чтобы развеваться в танце в бальном зале, освещенном множеством свечей.

Оливия смутилась, но быстро нашлась и ответила:

— Мне особенно понравилось про то, чтобы развеваться в танце. В следующий раз, когда споткнусь, обязательно вспомню это твое лестное описание. А Роуз — это какое платье?

Аннабелл на миг задумалась.

— Роуз — это что-то вроде легкой, свободной туники, предназначенной для охоты за бабочками на лугу.

Роуз заулыбалась, и Оливия счастливо вздохнула.

— Н-да. Мне кажется, мисс Старлинг собирается стать нашей невесткой. Что касается меня, я совсем не против.

У Аннабелл сердце гулко забилось в груди.

— Почему ты так решила? Я о намерениях мисс Старлинг.

Словно собираясь поделиться чем-то интимным, Оливия наклонилась к ней через стол.

— Только вчера Оуэн сказал мне, что ему подошло время исполнить свой долг и жениться. Когда я спросила, есть ли кто-нибудь, кто завладел его воображением, он посмотрел на меня мрачно, с неудовольствием и сказал, что, вероятно, поступил бы так, как хотел отец, и связал себя узами с мисс Старлинг. Наш папа и мистер Старлинг были довольно близкими друзьями, до того… Как бы там ни было, Оуэн сказал, что женитьба на мисс Старлинг будет целесообразной.

— Как романтично! — Аннабелл, взяв свой бокал, выцедила из него последние капли.

Оливия захихикала, а потом внезапно замолчала. Их с Роуз взгляды сфокусировались на чем-то у нее за спиной.

И Аннабелл поняла, кто привлек внимание сестер!

— Что романтично? — От низкого хрипловатого голоса Оуэна у Аннабелл побежали мурашки по спине.

Она обернулась. Он стоял, небрежно привалившись к дверному косяку. Волосы растрепаны, рубашка выбилась из-за пояса с одной стороны. Таким красивым Аннабелл его еще не видела.

— Итак, что же? — Он хмуро смотрел на нее. А может, на ее чепец. В любом случае Аннабелл не собиралась отвечать на его вопрос.

Оливия, однако, нашлась:

— Ах, мы просто болтали о нашем, девичьем. Как прошел бал?

— Чудесно. — Оуэн опустился на скамью рядом с Аннабелл и обнаружил ее бокал пустым. — С чего это вы втроем сидите на кухне в такой ранний час? — В его словах Аннабелл послышался намек на что-то непозволительное.

— Наверное, с того же, что и ты, — ответила Оливия. — Принести тебе перекусить?

Оуэн поднял брови и выразительно посмотрел на пустое блюдо в центре стола.

— А что-нибудь осталось?

— О, я уверена, что найду черствую хлебную корочку. — Оливия собралась подняться со скамьи, но Роуз жестом велела сестре оставаться на месте и сама отправилась в кладовку.

— Итак, расскажи мне, — с улыбкой обратилась к нему Оливия, — с кем ты танцевал сегодня?

— Если тебя распирает от твоего чертового любопытства, могла бы поехать со мной.

— Оуэн! — Глянув на Аннабелл, сестра послала ему предостерегающий взгляд.

— Извините, — сказал он. — Если тебе было просто любопытно.

Оливия закатила глаза.

— Прости моего братца, — повернулась она к Аннабелл. — Боюсь, он под мухой.

Оуэн заворчал, но не стал отпираться. Может, поэтому он и выглядел более привлекательно, чем обычно.

Сестра продолжала подзуживать его:

— Если расскажешь, с кем танцевал, я принесу тебе бренди.

Аннабелл не показалось разумным торговаться с Оуэном, но пришлось признаться себе самой, что ей тоже было страшно интересно узнать о его партнершах на балу. Это было что-то вроде того, как голодный просит рассказать про каждое блюдо, которое подавалось на пиру. Процесс будет мучительным, но по крайней мере ей станет известно, что она пропустила.

— С леди Портман, мисс Морли и мисс Старлинг. Графин стоит в серванте у меня в кабинете.

— И по сколько раз с каждой? — не унималась Оливия.

— Один, один и дважды. Налей не жалея.

Перекинув толстую каштановую косу за спину, Оливия вздохнула и встала из-за стола.

— Веди себя прилично, пока меня не будет.

Как только она вышла, Оуэн нашел руку Аннабелл под столом и пожал ее. Потом хрипло прошептал:

— Я скучал по тебе.

Аннабелл вспыхнула. Как ей ни хотелось поверить ему, она искренне сомневалась, что он хоть мимолетно вспоминал о ней на балу, попивая шампанское и кружа в танце красивых женщин.

— Ты ничего не потерял. Этот вечер в мастерской был таким же обычным, как и другие.

— Правда? — Оуэн придвинулся ближе, теплое дыхание коснулось ее уха. — Он мог бы стать очень необычным!

Аннабелл покусала нижнюю губу и попыталась отодвинуться от него подальше. Его намек был мучительным.

— Не сейчас.

Он не выпустил ее руки, а, наоборот, начал круговыми движениями гладить запястье.

— А когда же?

— Не знаю.

— Я думал о тебе всю ночь. Назначь время!

Аннабелл вытянула шею, чтобы увидеть, где сейчас Роуз. Дверь в кладовку была приоткрыта.

— Позже.

— Хорошо. Я приду к тебе в мастерскую через час.

Аннабелл открыла было рот, чтобы сказать, что ему ни под каким видом нельзя показываться в коридоре рядом с ее дверью, но в этот момент вернулась Роуз с закусками. Аннабелл двинула Оуэна в голень, сильно, но все равно опоздала — острый взгляд Роуз заметил их соединенные под столом руки. Младшая из сестер водрузила блюдо на стол и села с довольным видом, словно кошка, перед которой поставили мисочку с теплым молоком.

Аннабелл вскочила.

— Все было прекрасно, — сказала она Роуз. — Но, боюсь, мне пора спать. — Повернувшись к Оуэну, Аннабелл с трудом сглотнула. У нее зачесались руки — так захотелось врезать ему, чтобы стереть с его лица эту дурацкую ухмылку. — Доброй ночи… — Она даже не представляла, каких трудов ей будет стоить произнести два следующих слова: — …ваша светлость.