Без очков Аннабелл натыкалась на мебель, как играющий в жмурки ребенок.

Может, миссис Потсбери знает, куда они делись? Аннабелл на ощупь нашла дорогу вниз, радуясь, что хорошо запомнила расположение комнат.

Экономку она нашла в ее закутке на первом этаже. По крайней мере ей показалось, что неясная женская фигура, стоявшая у стены с полками, именно она.

— Извините, мэм, — обратилась к ней Аннабелл.

Жестянки звякнули, и экономка резко обернулась.

— А, это ты. Выглядишь отдохнувшей.

Аннабелл почувствовала, что заливается краской.

— Я не собиралась спать так долго. Вы, случайно, не видели моих очков? Никак не могу их найти.

— Нет, моя дорогая. Но ты не беспокойся, — бодро ответила миссис Потсбери. — Они сейчас наверняка в том же самом месте, где и пропавшие чулки, запонки и ленты. Найдутся рано или поздно.

Аннабелл уже хотела возмутиться, потому что потерять очки совсем не то же самое, что потерять ленту, но экономка говорила настолько добродушно, что она решила попридержать язык.

— Следующий пункт в нашей программе — ленч, — объявила миссис Потсбери. — Следуй за мной. Я представлю тебя повару, и мы перехватим по кусочку на кухне.

Аннабелл понадеялась ничего не опрокинуть на своем пути. Держась одной рукой за стену, она, спотыкаясь, шла позади экономки. У постороннего могло сложиться впечатление, что портниха слегка перебрала.

Через час, после восхитительного ленча, который состоял из разрезанного на ломтики цыпленка, горошка и спелого винограда, они вместе с миссис Потсбери вернулись в мастерскую. Чехлы с мебели уже убрали, столы принесли. Аннабелл не терпелось скорее взять иголку в руки и приняться за работу.

— Пока ты отдыхала, тебе пришла посылка, — сообщила экономка. — Я сказала, чтобы ее отнесли сюда и положили на стол.

Аннабелл посмотрела туда, куда указывала миссис Потсбери. На одном из столов действительно возвышалась какая-то груда коричневого цвета. Различить, что это, Аннабелл не смогла. Скорее всего, из магазина прислали нужные ей вещи.

— Спасибо вам, мэм. Тут отличное место. Такое же просторное, как мастерская в магазине миссис Смолвуд. Я здесь все организую как надо.

— Вот и чудесно. Если потребуется что-нибудь еще, дай знать.

— Не могли бы вы предупредить слуг, что я потеряла очки?

Миссис Потсбери похлопала ее по плечу.

— Конечно, дорогуша. Ты видела новый чепчик, который я оставила тебе на комоде? Он просто прелестен.

— Видела, спасибо, но я довольна и этим. Он, конечно, не такой элегантный, но вполне меня устраивает. — Сейчас Аннабелл не могла рассмотреть выражения лица экономки, но предположила, что та, широко открыв глаза, с тревогой глядит на нее.

Чтобы скрыть возглас удивления, миссис Потсбери закашлялась.

— Не говори так. Я оставлю его тут на случай, если ты вдруг передумаешь. — Нервно звякнув ключами, она заторопилась прочь.

Аннабелл осторожно проложила себе путь через мастерскую к столу, на котором лежали свертки. Из корзинки на полу достала ножницы, перерезала шпагат на одном из них и нетерпеливо развернула упаковочную бумагу, как будто под ней прятался сундук с сокровищами.

В этот сверток миссис Смолвуд упаковала два бальных платья, для леди Оливии и леди Роуз, над которыми Аннабелл уже начала работать. В других находились ярды и ярды роскошных тканей, кружев, тесьмы, лент, а также перья и пуговицы.

У Аннабелл перехватило дыхание. Теперь можно было сразу приступать к работе. Как только она займется созданием роскошного туалета, все проблемы перестанут для нее существовать. Стопки неоплаченных счетов, болезнь матери, погруженные в раздумья герцоги — все отойдет на задний план.

Она откинула шторы на окнах, чтобы впустить как можно больше света, и вдела нитку в иголку. И тут в мастерской появились ее клиентки.

— Добрый день, мисс Ханикоут! — Леди Оливия вихрем ворвалась в комнату. Мать леди Старлинг охарактеризовала Оливию слишком живой, что никак недопустимо для истинной леди, но Аннабелл восприняла эту живость как проявление свежести чувств.

Она встала и сделала реверанс.

— Добрый день, леди. — Сглотнув, она вдруг подумала о том, с какой фразы ей лучше всего начать выполнение своих обязанностей. Мне очень жаль, что я угрожала распространить скандальные слухи про вас, леди Оливия. Как удачно получилось, что ваш брат сберег вашу репутацию! А теперь скажите, вы предпочитаете пустить на мантилью бомбазин или атлас? Ясно, что это не те слова. Если она хочет работать здесь несколько следующих месяцев, ей необходимо найти с девушками взаимопонимание. — Я очень рассчитываю поработать…

— Посмотри, Роуз, это ведь раскрой для бальных платьев, тех, которые нам помогла выбрать мисс Старлинг. — Леди Оливия подскочила к столу, на котором были разложены куски материи. Выхватила из стопки кусок ярко-розового шелка и приложила к щеке. — О, какая прелесть, правда ведь, мисс Ханикоут? — Оливия взяла Аннабелл за руку и пожала, словно портниха была не служанкой, а доброй подругой.

— И правда, прелесть, — ответила Аннабелл. Кроме Дафны, до нее никто вот так не дотрагивался уже бог знает сколько времени. Аннабелл вдруг охватило чувство вины, и она осторожно высвободила руку.

Леди Роуз тоже подошла к столу, встала рядом с сестрой и с улыбкой принялась разглядывать разложенные поверх разных портновских принадлежностей куски материи. По этим деталям кроя уже вполне отчетливо можно было представить, какой будет юбка у платья, каким — лиф. Небесно-голубой цвет ткани прекрасно подходил к молочно-белой коже Роуз и ярко-рыжим волосам. На взгляд Аннабелл, в фасоне не хватало изюминки, но она попытается уговорить Роуз дополнить платье шарфом через плечо или шалью более глубокого оттенка.

— Потрясающе! — захлопала в ладоши Оливия.

— Пожалуй, — согласилась Аннабелл. Эти девушки совсем не походили на самоуверенных клиенток в магазине. И слава богу! — Так с чего начнем?

Леди Оливия нахмурилась.

— Даже не знаю. Ты что скажешь, Роуз?

Вопрос был задан, хотя Роуз обычно отвечала простым кивком или покачиванием головы. Аннабелл уже подумала о том, как прервать неловкую паузу, но тут заметила жест младшей из сестер.

В такой ситуации Аннабелл очень и очень пригодились бы очки. Она придвинулась ближе и прищурилась. Леди Роуз вытянула перед собой руку, растопырив пальцы второй руки, изобразила ею чашку и сделала вид, что ставит ее на ладонь, как на блюдце.

— Господи, ты абсолютно права, — воскликнула Оливия. — Я совсем забыла о приличиях. — Высунувшись в коридор, она остановила шедшую мимо служанку. — Джуди, пожалуйста, принеси нам чаю. Захвати сдобу и масло. — И вернулась к Аннабелл с Роуз. — А пока давайте поболтаем.

Аннабелл заколебалась, но Роуз мягко взяла ее за руку и потянула к огромной кушетке под окном. Подложив подушки под спины, они все вместе уселись на выцветшую, но удобную кушетку. Аннабелл оказалась в том месте, куда падало солнце, и оно сразу стало припекать ей шею. Эта мастерская, которая получилась из бывшей детской, выгодно отличалась от той, что была у нее в магазине. Тут было светло и не толпился народ. И уж совершенно точно, она была несравненно лучше тюремной камеры. Между лопаток Аннабелл пробежал холодок, красноречиво напомнив ей о том, почему она оказалась здесь.

Аннабелл откашлялась.

— Я думаю, что сначала мы закончим эти два бальных платья. На них уйдет, наверное, дня три, не больше. Если мы решим украсить их вышивкой или чем-нибудь в этом роде, потребуется еще один, четвертый день. — А если она не найдет свои очки, может, потребуется и больше времени.

— Уверена, что все пройдет отлично, — заметила леди Оливия с вежливым интересом. Леди Роуз кивнула головой, и Аннабелл продолжила:

— А потом по одному наряду в неделю для каждой из вас. Вы сами решите, что для вас важнее всего, но мне кажется, вам потребуются платья на утро, для прогулок и вечерние туалеты. И конечно, все, что обычно надевают вместе с платьями: корсажи, ротонды, накидки, мантильи, нижние рубашки и так далее. — Одно перечисление того, что Аннабелл предстояло сшить, могло привести в уныние. Предприятие амбициозное, но она была решительно настроена на то, чтобы выполнить все условия договора с герцогом и вернуться домой к мамочке и Дафне. В присутствии сестер Шерборн Аннабелл еще больше скучала по своим близким. — Чтобы все сидело отлично, вам придется выдержать по две-три примерки в неделю. Но в конце третьего месяца у каждой будет по десять новых платьев. Как вам это?

— Звучит потрясающе, если бы не примерки. Правда, у нас с сестрой нет никаких особых дел, правда, Роуз? И еще, ведь это кошмарный объем работы. У вас есть помощница?

Аннабелл постаралась не расхохотаться.

— Нет. Работы много, но мне нравится придумывать и шить платья. Это такой… благодарный труд.

Роуз смотрела на нее словно завороженная. Даже без очков Аннабелл поняла вопрос в ее глазах.

— Красивый наряд делает женщину счастливой. Это заметно по выражению лица, и тогда я тоже становлюсь счастливой. Не поймите меня неправильно, само по себе шитье занятие нудное — мозги окоченевают, если угодно, — однако работа иглой даже может успокаивать…

— Если только нить не завяжется в узел, который нельзя распутать, — содрогнулась леди Оливия, очевидно, у нее имелся такой опыт.

— Верно, — согласилась Аннабелл. — Узлы — это просто проклятие какое-то. — И они расхохотались, а леди Роуз молча улыбнулась.

В дверях показался высокий лакей с какой-то кладью в руках, в которой Аннабелл признала свой потертый бежевый чемодан.

— О, — воскликнула она, вставая. — Прибыли мои вещи.

— Заходи, Роджер, — приказала леди Оливия и повернулась к Аннабелл: — Отнести их к вам в спальню?

— Я сама. — Аннабелл не терпелось узнать, есть ли там записка от Дафны.

Роджер зашел в комнату и протянул ей чемодан. Поблагодарив, она торопливо просмотрела вещи. Три простеньких платьица, одно из которых принадлежало Дафне, две рубашки, корсет, чулки, комнатные туфли, щетка для волос, зеркальце, и ни намека на письмо. Сестра, наверное, была слишком занята. Аннабелл вздохнула.

— А где остальное? — поинтересовалась леди Оливия.

Аннабелл вспыхнула.

— За исключением кое-каких мелочей, это все, что у меня есть. — Нахмурившись, еще раз перебрала содержимое чемодана. — Вот только нет моего ночного чепчика. — В спешке выходя утром из дома, Аннабелл оставила его валяться за ширмой, на полу. Ей с трудом верилось, что еще прошлой ночью она спала на диванчике в гостиной. Казалось, что это было в другой жизни.

Леди Оливия решила что-то сказать, но ее отвлекло появление служанки, которая везла перед собой сервировочный столик с чаем. Леди Роуз наполнила чашки, и каждая взяла себе по теплой масленой булочке. Аннабелл не могла припомнить, когда ей доводилось есть так много за один день.

Как нарочно, когда она засовывала в рот последний кусочек вкуснейшей булочки, в комнату широким шагом вошел герцог.

— Оуэн! — воскликнула Оливия. — Присядь. Ты должен выпить с нами чаю.

Чтобы не поперхнуться, Аннабелл сосредоточилась на своей чашке. Сначала ее застукали спящей, теперь вот наслаждающейся чаем — и все это в первый рабочий день!

Герцог оглядел всех, и пока сестры ждали, примет ли он приглашение, Аннабелл задумалась.

Значит, его зовут Оуэн. Узнать его имя не бог весть как важно, хотя довольно забавно то, что пугающе суровый герцог Хантфорд был для своих сестер просто Оуэном. Имя очень шло ему — крепкое, округлое, с четкой согласной на конце.

— Нет, спасибо. — Его светлость поправил галстук, и Аннабелл невольно отметила, какая у него сильная, мускулистая шея. — Ткани и… все остальное уже привезли?

— Да, лежат вон на том столе. — Леди Оливия похлопала Аннабелл по коленке. — Вам еще что-нибудь нужно, мисс Ханикоут?

Аннабелл поставила на чайный поднос свою тарелку, на которой осталось лишь несколько крошек.

— Пока нет.

Герцог внимательно посмотрел на нее и не произнес ни слова. Она сказала себе, что должна привыкнуть к этой его манере — молчаливо оценивать ее.

— Все, что мы обсудили сегодня, улажено, — сообщил он после паузы.

Аннабелл предположила, что он имел в виду ее долги.

— Вот это, — герцог подошел ближе и протянул ей письмо, — для вас, мисс Ханикоут. Лакей привез его вместе с вашими вещами.

Аннабелл поднесла письмо близко к глазам. На нем стояло ее имя, написанное почерком Дафны, но листок не был запечатан. Вероятно, за недостатком времени. Аннабелл предположила, что герцог прочитал его, и понадеялась, что сестра не написала ничего лишнего. Хотя он и без того уже узнал много ее секретов.

— Благодарю вас.

Проворчав что-то, Хантфорд кивком указал на чемодан Аннабелл.

— Теперь вы при вещах.

— Да. — Аннабелл заставила себя не шелохнуться, сидя с приклеенной улыбкой на лице, а он высматривал что-то еще.

— Хотелось бы надеяться, что среди них найдется другой, сделанный с бо́льшим вкусом чепец. Посмотрим, наденете ли вы его завтра. — Он кивнул сестрам, и пока они с приоткрытыми ртами смотрели ему вслед, вышел из комнаты.

Леди Оливия откашлялась.

— Я должна извиниться за брата. Иногда он бывает чересчур…

— …властным? — подсказала Аннабелл, хотя это явно было не ее дело.

— Именно, — вздохнула леди Оливия. — Я уверена, что он не хотел сказать ничего плохого. Брат был совсем другим до того, как умер отец. Но давайте не будем обсуждать сегодня такие грустные вещи. Дадим вам время распаковаться и подготовиться к ужину.

Ужин? Аннабелл думала, что не проголодается в течение еще нескольких часов.

— Спасибо. Я лучше займусь вашими бальными платьями, чтобы нам завтра устроить примерку.

— Будем ждать с нетерпением. Правда, Роуз?

Младшая из сестер улыбнулась, сдержанно кивнула и встала.

Когда девушки ушли, Аннабелл прочитала письмо Дафны. Той, конечно, было страшно любопытно узнать об условиях новой работы Аннабелл, но она ни словом не обмолвилась о состоянии матери. Аннабелл напишет ей завтра и попросит давать ежедневный отчет.

Вздохнув, она взялась за платье Роуз. Фасон, который в магазине мисс Старлинг выбрала для младшей, рыжеволосой из сестер, казался чересчур претенциозным. Дебютантке зачем-то потребовались кружевные эполеты, отделка крепом и три ряда муслиновых оборок по подолу. Теперь, когда Аннабелл ближе познакомилась с леди Роуз, ей показалось, что простой, но благородный силуэт платья ей подойдет больше.

Решив довериться собственному чутью, Аннабелл подкорректировала линии кроя и поменяла эполеты на короткие рукава. Потом она украсит их двумя рядами мелкого жемчуга. Мягкая, более женственная форма рукавов только подчеркнет длинные изящные руки леди Роуз.

Аннабелл резала, закалывала и шила до тех пор, пока свет в окне детской не померк и иголку в сумерках стало видно с трудом. Тогда она зажгла лампы и продолжила работу, несмотря на то, что глаза болели от напряжения. Ее остановила миссис Потсбери. Экономка пришла, чтобы напомнить ей, что пора спуститься к ужину, но Аннабелл слишком углубилась в свое занятие, чтобы сделать перерыв. Кроме того, есть ей совсем не хотелось.

Спустя несколько часов все было сделано. По крайней мере все, что она могла сделать в этот вечер. Завтра утром надо встать пораньше и заняться нарядом леди Оливии. Отложив в сторону бледно-голубое платье, она принялась ползать по полу, собирая нитки и обрезки материи, и тут послышался стук в дверь. Сердце у нее отчаянно забилось. Разумеется, герцог не мог прийти сюда в такое время.

Поднявшись, Аннабелл повернулась лицом к двери. Без очков ей трудно было понять, кто это там, на пороге, но этот кто-то был одет в женское платье. Аннабелл стало ясно, что это не герцог. Рыжие волосы подсказали, кто к ней пожаловал.

— Леди Роуз! Так поздно! Что случилось?

Девушка закивала головой, улыбнулась и вытащила из-за спины небольшой белый сверток. Потом сунула его в руки Аннабелл.

— Что это? — Какой-то предмет одежды, мягкий, белый, туго свернутый в квадрат, пахнул свежестью и чистотой.

Леди Роуз не сказала ничего, поэтому Аннабелл развернула его, и волна белого батиста обрушилась на пол.

Ночная рубашка.

— Это мне?

Вскинув брови, леди Роуз хмыкнула, как будто ответ был очевиден.

К горлу Аннабелл подкатил комок.

— Спасибо. Какая прелесть!

Девушка улыбнулась и выскользнула из комнаты.

— Доброй ночи, — крикнула ей вслед Аннабелл. Она никак не могла понять, почему такое простое проявление доброты чуть не довело ее до слез.

Но вот в чем Аннабелл теперь была абсолютно уверена: она сошьет леди Роуз такое бальное платье, что все красавцы-холостяки из высшего общества окажутся у ее ног. А когда мисс Старлинг увидит графиню Шерборн в этом наряде, она больше никогда не посмеет смотреть на нее с жалостью или снисхождением. Единственное чувство, которое поразит всех, будет жгучая, отчаянная зависть.