Выход из мрака

Бартон Беверли

Женщина, которую обвиняют в убийстве… Мужчина, который может ей помочь, но вряд ли захочет — после того, что случилось между ними когда-то… Маленький южный городок, в котором всем есть что скрывать — и владельцам роскошных особняков, и обитателям грязных трейлеров…

Тайны оставались тайнами долгие годы. Но теперь тайное становится явным!

 

Пролог

«Приезжай домой. Ты нужен своему сыну».

Джонни Мак Кэхилл вновь перечел краткое послание. Ни малейшего смысла в этой чертовой писульке. У него нет никакого сына, дом вот уже пятнадцать лет здесь, в Хьюстоне. Перевернул письмо, мысленно отметив, что написано оно от руки на листке из школьной тетради. Потом взял конверт, брошенный на диван вместе с остальной почтой, и попытался прочесть надпись на смазанном штемпеле. Однако разобрать смог только «АЛ» и «35».

Алабама? Кто может писать ему из Алабамы по прошествии стольких лет? Хотя он все еще посылал время от времени деньги Лилли Мэй, она никогда не писала ему. И больше там никого нет, кому было бы дело, жив он или мертв. Или есть все-таки?

Кто мог отправить такое загадочное послание? «Приезжай домой». В Ноблз-Кроссинг? Скорее рак на горе свистнет!

Подняв конверт к свету, Джонни Мак увидел что-то темное, не выпавшее вместе с загадочным кратким письмом. Встряхнул конверт и, запустив внутрь большой и указательный пальцы, вынул сложенную газетную вырезку и школьную фотографию.

Отодвинув остальную почту к левой диванной подушке, Джонни Мак сел и взглянул на цветное фото. С фотографии на него смотрел красивый подросток. Под ложечкой у Джонни Мака образовался тугой ком. В этом юном лице было немало знакомого — острые скулы, темные глаза, игривая улыбка. Казалось, он смотрел не на фотографию, а в зеркало и видел отражение мальчишки, которым был двадцать лет назад.

«Приезжай домой. Ты нужен своему сыну». Быстро пробежав глазами газетный текст, Джонни Мак узнал, что четырнадцатилетний мальчик в Ноблз-Кроссинге, штат Алабама, страдает амнезией со времени зверского убийства его отца. Его мать, Лейн Нобл Грэхем, считается главной подозреваемой, но официального обвинения ей пока не предъявили.

Джонни Мак уставился на газетную фотографию подозреваемой. Лейн. Господи Боже! Лейн Нобл. Взгляд Кэхилла перебегал со школьной фотографии мальчика, которого кто-то назвал его сыном, к портрету Лейн Нобл, матери этого парнишки. Лейн Нобл Грэхем. Черт возьми, неужели Лейн вышла за Кента Грэхема? Он считал, у нее хватит ума не поддаваться на уговоры этого сукина сына. Выходит, не хватило.

«Приезжай домой. Ты нужен своему сыну». Те, кто отправил ему это письмо, основательно просчитались — решили, что он и Лейн были любовниками, Нет. Лейн была единственной девушкой из высшего общества с Магнолия-авеню, которой он не попользовался. Но которую больше всего желал.

 

Глава 1

Удар грома заглушил слова священника. Лилли Мэй глянула на мисс Лейн, горделиво стоявшую рядом с Уиллом, и заметила, как мальчик держит громадный зонт над головой матери. Бережно. Заботливо. В свои четырнадцать лет он, казалось, весь состоял из длинных рук и ног. Да еще проницательных черных глаз, очень похожих на отцовские.

— Пепел к пеплу. Прах к праху. — Преподобный Колби, не обращая внимания на этот комментарий природы к происходящему, продолжал твердить пустые слова, служившие слабым утешением для тех, кто искренне любил покойного.

Изломанная молния где-то поблизости ударила в землю. Несколько дам громко ахнули. Бледная, дрожащая всем телом Мэри Марта Грэхем вскрикнула и двинулась к открытой могиле, словно намереваясь еще раз броситься на гроб.

Боже всемогущий! Лилли Мэй беззвучно застонала. Не хватало только, чтобы помешанная Мэри Марта устроила очередное представление для горожан. Разве мало они натерпелись, выслушивая ее истерические тирады?

— О, Кент, я люблю тебя. — Мэри Марта встала над серым стальным гробом. — Ты это знаешь. Пожалуйста, брат, пожалуйста, вернись. Не покидай меня.

Джеймс Уэйр шагнул вперед, обвил рукой талию падчерицы и потянул ее назад, снова на место между собой и ее матерью. Она быстро повернулась и уткнулась лицом ему в грудь, неудержимо плача.

Лилли Мэй увидела на лице Лейн выражение жалости и поняла, как ей хочется утешить бывшую золовку. Но подозреваемой в убийстве женщине не подобало любовно обнимать скорбящую сестру покойного. Бедная мисс Лейн. Просто несправедливо, что ее могут арестовать, она добрая, в жизни ничего дурного не совершила.

Ливень продолжался, усиливаясь по ходу заупокойной службы. Теплый влажный ветер забрасывал дождевые капли под темно-красный тент, где стояли члены семьи. Лилли Мэй стояла с мисс Лейн и Уиллом возле самого навеса. Когда Уилла пригласили присоединиться к семье Грэхемов, он отклонил предложение и преданно остался рядом с матерью.

Лилли Мэй знала, что люди скажут, что это подходящий день для похорон. Кое-кто мог даже намекнуть, что небеса оплакивали Кента Грэхема. Вряд ли это так. Она считала отвратительную погоду отображением его жизни — мрачной, безотрадной, холодной, пагубной. Этот жалкий сукин сын недостоин был лечь в могилу в ясный, солнечный день. Право же, Кент заслуживал того, чтобы дьявол выскочил из ада, прихватив с собой огонь и серу для опаления освященной земли. А потом самолично сопроводил бы гнусную душу Кента прямо в преисподнюю.

Когда служба закончилась и собравшиеся стали тихо расходиться, их остановил пронзительный вопль Мэри Марты. Лилли Мэй оглянулась и увидела, как Джеймс Уэйр и начальник полиции Бадди Лоулер силой удерживают сестренку Кента. Она вырывалась как безумная, озираясь по сторонам широко раскрытыми глазами.

Эдит Грэхем Уэйр наклонила царственную голову, ни единая прядь ее превосходно причесанных рыжих волос не повлажнела. Небрежно глянула на убивающуюся дочь, потом метнула свирепый взгляд на Лейн. Обвиняющее выражение ее зеленых глаз послужило предостережением бывшей снохе. Лилли Мэй подумала, что мало кто заметил этот взгляд. Люди смотрели, как оттаскивают от могилы лягающуюся и вопящую Мэри Марту. Все худощавое тело Лилли Мэй содрогнулось от дурного предчувствия. Она знала, каким могуществом обладает эта гранд-дама Ноблз-Кроссинга — вполне достаточным, чтобы противостоять тому, которым обладало семейство Лейн.

Лейн взяла Лилли Мэй под руку и умоляюще глянула ей в глаза. Тем самым напомнила вновь, что как бы скверно ни обернулись дела, ничто не имеет значения, кроме защиты Уилла.

— Поехали домой, — сказала Лейн, потом обратилась к сыну: — Не хочешь попрощаться с бабушкой?

— Не хочу ничего ей говорить, пока она обращается с тобой таким образом.

Лилли Мэй подумала, что никогда еще не гордилась Уиллом так, как сегодня. Мальчик только на пороге юности, еще почти ребенок, однако его любовное, заботливое отношение к мисс Лейн говорило о том, что он станет деликатным и благородным мужчиной, таким, как его воспитывала мать.

Лилли Мэй закрыла зонт и села на заднее сиденье белого «мерседеса» Лейн. Дома она приготовила кофе и легкий ленч. После смерти Кента Лейн почти ничего не ест. И неудивительно, учитывая, как быстро она стала главной подозреваемой в убийстве. Даже обычно зверский аппетит Уилла ухудшился за те пять дней с тех пор, как их привычная жизнь ушла в прошлое. Чем больше она старалась изгнать воспоминания о том ужасном дне, тем ярче они становились — подобно возвращающемуся кошмару, над которым она не властна.

Они молча ехали от Оквудского кладбища через Бэптист-Боттомс, мимо старого трейлерного парка и по мосту через реку Чикасо прямо на Шестую улицу. Взгляд Лилли Мэй задержался на ржавых распахнутых воротах бывшего трейлерного парка. Она много лет прожила там, в маленьком двухкомнатном трейлере с дочерью Шарон, кроме которой детей у нее не было. Каждое утро в половине шестого она ехала в своем старом «рэмблере» из трейлерного парка Майера на западный берег Чикасо и через весь город на Магнолия-авеню, к поместью Ноблов. И каждый вечер в половине восьмого возвращалась на другой берег реки, разделяющей город на имущих и неимущих.

Они с Шарон принадлежали к неимущим, и Лилли Мэй до сих пор винила себя в неистовом, неудержимом стремлении Шарон любым способом вырваться из бедности.

Джонни Мак Кэхилл был самым известным из неимущих. Представители местного светского общества не просто презирали этого парня; они ненавидели его. Он не выказывал ни малейшего почтения к их чванливой иерархии и не раз утирал им нос. Но когда Джонни Мак вошел в их мир, стал соблазнять их женщин и смеяться им в лицо, они сурово его наказали.

Он поклялся, что никогда не вернется в Ноблз-Кроссинг, однако Лилли Мэй молила Бога, чтобы ее неподписанное письмо заставило его вернуться. Если он вернется, поднимется черт знает что, поскольку многие считают его мертвым. Но Уиллу если когда и нужен его настоящий отец, то именно сейчас. И если Джонни Маку нужно отблагодарить мисс Лейн за спасение жизни, то сейчас самое время.

Лейн стояла на пороге комнаты Уилла. Свет в коридоре отбрасывал мягкие тени на кровать и длинную, стройную фигуру ее спящего ребенка. Джон Уильям Грэхем, несмотря на шестифутовый рост, все еще был ребенком. Приближающимся к зрелости, к взрослости, переполненным энергией будущих гормонов.

Он во многом походил на отца. Был слишком уж красивым. Черноволосым и черноглазым. Рослым и худощавым. И обладал неотразимой улыбкой, привлекавшей внимание всех юных девушек в Ноблз-Кроссинге. Но Уилл был также и ее сыном, и она воспитывала мальчика в любви, беззаботности и богатстве, неведомых ее отцу. Она привила своему любимому Уиллу чувство чести, достоинства и уважения к другим, которого Джонни Маку недоставало.

И душой, и разумом она была неспособна отделять отца от сына, и теперь, когда Уилл стал копией юного Джонни Мака, Лейн поняла, как нелепо было думать, что она сможет навсегда сохранить в тайне, кто его отец. Не будь Кент тоже рослым и темноволосым, кто-нибудь давно бы догадался об истине. Может, если бы это произошло, им всем было бы лучше.

Конечно, задним числом виднее. Начнись все заново, разве она стала бы лгать Кенту, позволила б ему считать Уилла своим ребенком? Хотя с тех пор, как они перестали быть детьми, Кент был в некотором роде ее обожателем, она никогда не испытывала влюбленности в него. Подчас даже сомневалась, что он ей нравится. Родители их были друзьями — занимали в обществе одинаковое положение и состояли в дальнем родстве. Обе семьи упивались мыслью, что когда-нибудь единственный сын Грэхемов и единственная дочь Ноблов объединят два самых богатых и дольше всех проживающих в округе семейства.

И, несмотря на все заверения Кента, она сомневалась, что он когда-нибудь ее любил. Да, он желал ее, неотступно преследовал, отпугивая большинство молодых людей, проявлявших к ней интерес. Хотел жениться на ней, обладать ею, властвовать над ней, но никогда не любил. А когда понял, что, даже будучи его женой, она так и не станет полностью принадлежать ему, вожделение к ней постепенно перешло в ненависть.

Лейн стояла над кроватью Уилла и наблюдала, как он дышит, почти так же она стояла над его колыбелькой и пристально смотрела, как его маленькая грудь вздымается и опускается в успокоительном ритме. С первой секунды, как взяла на руки, она любила его и знала, что сделает все возможное — заплатит любую цену, — чтобы он всегда был безмятежным, благополучным, счастливым, Ни разу за четырнадцать лет она не смотрела на Уилла, не вспоминая при этом о Джонни Маке.

«О, вы были искусны, леди, — сказал ей Кент. — Убедили меня, что Уилл — мой ребенок. Но мне следовало б понять. Догадаться. Я видел, как ты обходилась с ним, как обожала его. Ты никогда не питала бы таких чувств к моему ребенку. Господи, всякий раз, глядя на Уилла, ты думала о Джонни Маке, разве не так?»

Лейн убрала черный как смоль локон со лба Уилла.

— Господи, не дай ему вспомнить, что произошло в тот день, когда погиб Кент, — прошептала она.

— Пусть эти воспоминания останутся навсегда погребенными. Даже если мне придется всю жизнь провести в тюрьме, пусть будет так. Только позаботься об Уилле. Все, кроме его судьбы, не важно.

* * *

Кладбище было темным и тихим. Лунный свет лился на большой, искусно высеченный памятник и свежую заваленную цветами могилу. Джон Кент Грэхем. Единственный сын у матери. Но не единственный у отца.

Умный. Красивый. Обаятельный. Человек, которого любили, лелеяли, желали. Мир лежал у его ног, словно дар богов. И он разбазарил этот дар, словно бессмысленный пустяк. Он брал все и ничего не давал.

Темная фигура опустилась на колени, рука в перчатке погладила надгробный камень. Красивый, но холодный.

В точности такой, каким был Кент.

Кент, умевший очаровывать и соблазнять, умевший использовать людей и не позволявший использовать себя. Кент, обладавший всем, чего может пожелать человек, и слишком глупый, чтобы это ценить.

— Ты был жалким сукиным сыном! И прекрасно, что ты мертв. Слышишь? Прекрасно, что ты мертв!

Фигура поднялась с земли и огляделась, не наносит ли еще кто ночной визит любимому покойнику.

Все будет хорошо, пока Уилл не вспомнит, что произошло в тот день. Если память вернется к нему, придется заняться им тем или иным образом. Может, к всеобщему благу, мальчику повезет, и он никогда не сможет припомнить обстоятельств убийства своего отца.

Отца Уилла. Ха! Никто, прежде всего Кент, не подозревал, что Уилл — сын другого человека. И не просто другого, а незаконнорожденный отпрыск Джонни Мака Кэхилла.

Что испытывал Кент, осознав, что ребенок, которого он воспитывал, как собственного, мальчик, носящий его фамилию и обращающийся к нему «папа», в действительности сын самого ненавистного ему человека?

Ирония судьбы. Поэтическая справедливость. Что посеешь, то и пожнешь.

Интересно, Джонни Мак, черная душа которого наверняка горит в аду, приветствовал Кента, когда тот появился? Улыбнулся своей треклятой обаятельной улыбкой и посмеялся последним над Кентом?

В ночной тишине раздался негромкий, приглушенный смешок. Одинокая фигура плюнула на могилу Кента Грэхема, повернулась и зашагала к кованым воротам.

 

Глава 2

Моника Робинсон глубоко вздохнула, быстро провела рукой по коротким каштановым волосам и вошла в зал, заполненный цветом хьюстонского общества. Остановила проходившего официанта, взяла с серебряного подноса бокал шампанского и отпила глоток. Великолепное. Ей нравился вкус шампанского. Особенно дорогого. Отпив еще, она немного подержала вино во рту, прежде чем проглотить.

Моника стала оглядывать громадный зал, ища своего любовника. Жаль, они оба так заняты, что редко приезжают на приемы вместе. Но она ничего не стала менять в своей жизни, разве что… «Нет, об этом забудь. После развода Эрик предпочел жить с Гербертом, а не с тобой, и тут ничего не поделаешь».

Не считая того, что ее тринадцатилетний сын жил в Далласе вместе с отцом, жизнь Моники была безупречной. Безупречной по ее меркам. Она уже второй год являлась лучшим агентом по продаже в фирме «Фэрфилд риэлти». Жила в роскошной квартире, разъезжала в новеньком «лексусе», друзьями ее были блестящие, остроумные люди, занимающие высокое положение в обществе, а любовником — один из самых богатых бизнесменов в Техасе.

Где же, черт возьми, Джонни Мак? Вряд ли он мог опоздать на благотворительный прием, где могли быть собраны сотни тысяч долларов для его любимого детища — ранчо судьи Харвуда Брауна. Моника полагала, что такой богач, как Джонни Мак, может позволить себе быть филантропом. Но иногда задумывалась, не объясняется ли его щедрость как добротой, так и желанием успокоить нечистую совесть. Разумеется, она не знала, в чем может быть повинен Джонни Мак, они редко разговаривали о прошлом — его или ее. Однако интуиция подсказывала ей, что такой человек не мог прожить тридцать шесть лет на свете, не совершив каких-то непростительных грехов.

Моника увидела его в толпе. Как всегда, вокруг Джонни Мака сборище женщин. Этот чертов мужчина прямо-таки источает сексуальность. Стоит ему войти в помещение, и все женщины в радиусе ста футов вспыхивают от страсти. Ей ли не знать. Она сама из таких женщин. Упаси Бог, если он начнет воздействовать на кого-то из дам своей улыбкой. В его дерзкой усмешке есть что-то смертоносное.

При росте шесть футов четыре дюйма Джонни Мак был легко заметен в людных местах.

Приближаясь к нему, Моника допила шампанское, поставила пустой бокал и торопливо поговорила с несколькими знакомыми. Чем ближе она подходила к нему, тем сильнее давали себя знать инстинкты. Они уже больше недели не спали вместе, и она была такой возбужденной, что готова была утащить его в ближайший чулан.

Когда Моника постепенно приблизилась к нему, он небрежно обнял ее и представил женщинам, натянутые улыбки которых едва скрывали зависть.

— Моника, ты ведь помнишь Чарлин Макнэр? Джонни Мак одарил улыбкой особу с лошадиной физиономией, наследницу нефтяного магната, одну из основных содержательниц ранчо.

— Рада видеть вас снова, миссис Макнэр. Ваш муж здесь?

Улыбка Чарлин слегка увяла.

— Денни куда-то уехал.

Джонни Мак легонько повернул Монику к двум другим женщинам:

— А эти очаровательные дамы — Флоренс Барр и ее дочь Эшли. В ближайшие выходные они хотят нанести визит на ранчо судьи Харвуда Брауна.

Моника, почтительно пожимая руку обеим, заметила поразительное сходство между матерью и дочерью — румяными, тучными, в платьях от кутюрье.

— Ранчо и ведущаяся там работа произведут на вас огромное впечатление. Все ребята, живущие на ранчо, брошены семьями и обществом.

Моника знала эту речь наизусть. Она много раз слышала, как Джонни Мак произносил ее на всевозможных мероприятиях.

— Нам просто не терпится, — ответила Эшли, но не отвела взгляда от Джонни Мака.

— Ждем вас утром в субботу часам к десяти. — Флоренс похлопал Кэхилла по плечу. — То, что вы лично устроите нам экскурсию, будет весьма существенно.

Моника облегченно вздохнула, когда десять минут спустя они с Джонни Маком смогли покинуть зануд-благотворительниц и направиться к столу с едой.

— Господи, как я проголодалась, — сказала Моника. — Сегодня пришлось обойтись без обеда. Я показывала дом Райта одной супружеской паре, это заняло у меня больше двух часов, потом вынуждена была мчаться через весь город показывать пентхаус на крыше «Дейли тауэрс».

Она наложила себе на тарелку всевозможных деликатесов.

— Может, уйдем с этого сборища пораньше и пойдем ко мне? — прошептал Джонни Мак ей на ухо.

— А сможешь?

— По моим подсчетам, я уже выжал сегодня из этой публики около двухсот тысяч.

— Да, судя по тому, как миссис Барр с дочерью смотрели на тебя, они рассчитывают не только на экскурсию по ранчо.

— Ну и цинична же ты.

Джонни Мак поднес ко рту креветку.

— Я думала, цинизм — одна из моих черт, которые тебя нравятся.

— Мне многое нравится у тебя, Моника.

— А мне у тебя, — ответила она.

— Видимо, потому мы до сих пор вместе, не так ли?

— Да, и по нашей общей нелюбви к долговременным обязательствам.

— Доедай, и пойдем отсюда. — Он съел еще несколько креветок, потом подался вперед и негромко сказал: — Встретимся у парадной двери через десять минут. Только что появился Малколм Уинтерс. Пока ты ублажаешь желудок, я немного поговорю с ним о делах.

Дела. Дела. Дела. Джонни Мак, казалось, жил ради того, чтобы заниматься делами. По слухам, этот человек был мультимиллионером, способным превращать в золото все, к чему прикасался. Любая сделка с его участием считалась совершенно надежной. Помимо занятий благотворительностью, в которых ранчо судьи Харвуда Брауна отводилось особое место, он отрывался от дел, лишь когда устраивал себе редкие выходные и уезжал на ранчо в горы. Ее Джонни Мак ни разу не приглашал поехать с ним. И насколько ей было известно, никаких других женщин.

Любовниками они стали около года назад, ночи проводили то у нее в квартире, то у него, два раза уезжали вместе на несколько дней. Полгода назад в Новый Орлеан, в прошлом месяце на Ямайку. Она знала, какой кофе любит Джонни Мак, кто его враги и кто друзья в Хьюстоне, знала, какую сторону кровати он предпочитает, и слепо доверяла ему. Но не знала ничего о его прошлом — кроме того, что было известно всем. Он был нищим парнем и пятнадцать лет назад, когда только приехал в Хьюстон, угодил в неприятную историю. Добрый старый судья Харвуд Браун взял Джонни Мака под крылышко и спас от преступной жизни. Отправил молодого человека в колледж и лично внушил, что значит быть достойным человеком.

Она часто задавалась мыслью: откуда приехал Джонни Маю и почему никогда не говорит о жизни до появления в Техасе. Что из своего прошлого он таит ото всех? Разумеется, никакого значения это не имело. Ей было просто любопытно. Долгого совместного будущего с ним она не планировала. Даже если б у нее было такое желание, она знала, что мысль о браке чужда ее любовнику.

Он брал Монику как обезумевший, входил в нее с такой силой, что прижимал ее к кровати. Она впилась когтями в его плечи, когда напряжение внутри достигло взрывной точки. В его любовном акте была такая необузданная сила, такая сокрушительная одержимость, что всем ее прежним любовникам было до него далеко. Джонни Мак Кэхилл знал, как угодить женщине и при этом покорить ее полностью.

Моника вскрикнула во время оргазма. Он последний раз глубоко вошел в нее и издал низкий горловой стон.

Она положила голову на подушку и удовлетворенно вздохнула, ощущая содрогания в теле после оргазма. Джонни Мак встал с кровати, и она смотрела на его голое тело, поджарое, крепкое, с превосходной мускулатурой. Хорош, черт возьми. Лучший из всех, какие у нее были. Когда их роман, как ей было понятно, окончится, она будет тосковать по нему.

Джонни Мак вернулся из ванной в черном шелковом халате, свободно подпоясанном на талии.

— Выпить хочешь?

— Твое старое бренди сейчас будет очень по делу, — ответила она.

Он подмигнул и улыбнулся.

Что-то случилось. Раньше Джонни Мак не предлагал ей разговора и выпивки после занятий любовью. Обычно обнимал ее и вскоре засыпал. Несколько раз, когда они оставались у нее в квартире, проснувшись поутру, она обнаруживала, что он ушел.

Почему же Джонни Мак нарушил эту практику сегодня? Почему после секса выпивка и разговор?

Возвратясь, он протянул ей коньячный бокал с темно-золотистой жидкостью, потом сел на край кровати.

— Ты скучаешь по Эрику, ведь так? Джонни Мак поднес свой бокал ко рту и отпил глоток. Монику захватил врасплох этот вопрос. Всерьез о ее сыне они ни разу не разговаривали. Тема эта была мучительной, и Моника старалась ее избегать.

— Да, скучаю. Но тебе это известно. На чьем плече я плакала, когда сын сказал мне, что хочет постоянно жить вместе с отцом? — Взболтнув бренди в старинном бокале, Моника уставилась на него, словно могла разглядеть будущее в чертах его лица. — А в чем, собственно, дело? Откуда этот внезапный интерес к моим отношениям с сыном?

Джонни Мак допил бренди, поставил бокал на ночной столик и поднялся. Стоя спиной к Монике, сказал:

— Я только что узнал, что у меня, кажется, тоже есть.

— Что есть? — спросила Моника, но участившееся сердцебиение и ощущение пустоты под ложечкой сказали ей, что она уже знает ответ. Возможно ли, что он случайно наградил ребенком какую-то женщину? Нет, не может быть. Джонни Мак Кэхилл всегда занимается только безопасным сексом.

— Сын, — ответил он. — Четырнадцатилетний. Моника перевела задержанное дыхание, и мгновенное облегчение разлилось по ее телу. Четырнадцатилетний. Значит, ребенок из далекого прошлого. Из жизни до приезда в Техас.

Она соскользнула с кровати, подняла с пола черно-красный полосатый халат и накинула его на плечи.

— Пойдем, я сварю крепкого кофе. Никто не должен знать.

Моника положила ладонь ему на спину.

— Ты ведь доверяешь мне?

— Да.

— Тогда пойдем. Сначала кофе, потом разговор. Десять минут спустя они сидели в гостиной — большой, профессионально убранной в современном стиле комнате. Две фарфоровые чашки стояли нетронутыми на серебряном подносе, который Моника опустила на кофейный столик.

— Ну, рассказывай, — сказала она. — Почему ты думаешь, что у тебя может быть четырнадцатилетний сын?

Джонни Мак поднялся, подошел к стоящему в углу письменному столу из стекла и металла, вытащил из-под пресс-папье конверт и вернулся. Протянул его Монике, потом сел рядом:

— Посмотри, что там.

Моника вытряхнула из конверта содержимое. Письмо, написанное на линованной бумаге. Газетная вырезка. И небольшая фотография. Быстро просмотрела письмо и вырезку, потом взглянула на фото. Красивый темноволосый мальчик с тонкими чертами лица, миндалевидными черными глазами и обаятельной улыбкой. Улыбкой Джонни Мака.

— Bay! — Единственное слово вырвалось из ее уст вместе с задержанным на какое-то время дыханием.

— Значит, полагаешь, он может быть моим? Моника перевела взгляд со школьного фото на черно-белую газетную фотографию.

— Ты знаешь ее? Мать мальчика.

Джонки Мак избегал ее прямого взгляда. Он смотрел мимо, в сторону застекленной двери, ведущей на балкон.

— Да, знаю. Вернее, знал. Пятнадцать лет назад.

— Близко знал?

— Мы с Лейн не были любовниками, если ты спрашиваешь об этом.

Моника заметила страдальческое выражение в глазах Джонни Мака. Едва уловимое. Но оно было.

Эта женщина — Моника прочла ее имя в газете, — эта Лейн Нобл Грэхем что-то значила в свое время для Джонни Мака и, хотел он признавать это или нет, явно продолжала значить.

— Мальчик похож на тебя, — сказала Моника. — Не может он быть сыном кого-то из твоих родственников?

— Не исключено. — Джонни Мак развел колени, свесил руки и сплел пальцы. — Я вот что хочу понять — зачем кто-то прислал мне это письмо? Кто прислал, черт возьми? И если этот мальчик, Уилл Грэхем, мой сын, зачем было ждать столько лет, чтобы сообщить мне? — Он стал сгибать и разгибать пальцы, сплетая и расплетая их. — Если мальчик — сын Лейн, он не может быть моим.

— Ты уверен? — спросила Моника. — Разве не могло быть так, что в ту ночь ты оказался слишком пьян, или то было единственный раз, о котором ты забыл, или…

— Я никогда бы не забыл, что занимался любовью с Лейн.

От его голоса Моника похолодела внутри и снаружи, словно арктический ветер внезапно принес мороз. Так сильно подействовало на нее не то, что он сказал, а как сказал. Джонни Мак был влюблен в эту женщину. И это поразило Монику. Она думала, что Джонни Мак не способен влюбиться.

— Если она его мать, как утверждает газетная статья, — Моника потрясла вырезкой, — быть твоим сыном он не может.

Джонни Мак потер ладонями бедра, потом шлепнул по коленям и встал.

— Утром я первым делом позвонил Бентону Пайку, и он отправил частного детектива разузнать о мальчике все, что возможно.

— Значит, ты сделал все, что мог. Связался со своим адвокатом, и теперь это дело расследуется. Возможно, тот, кто написал тебе, чего-то от тебя хочет. Например, денежного вознаграждения.

— Да, Бентон сказал то же самое, но интуиция говорит мне, что письмо это правдивое, что Уилл Грэхем — мой сын.

— Если ты так озабочен этим, то почему не поедешь в… — Моника взглянула на название газеты, — в Ноблз-Кроссинг и…

— Я когда-то поклялся, что раньше рак на горе свистнет, чем я поеду туда.

— Тогда ты не знал, что, возможно, оставил там незавершенное дело.

— Я оставил много незавершенных дел. Джонни Мак открыл балконную дверь, вышел наружу и так ухватился за ограждение, что побелели костяшки.

Моника подошла к нему сзади, обвила руками за талию и прижалась лицом к его спине.

— Почему ты не можешь поехать в Ноблз-Кроссинг? Чего боишься?

— Встречи с призраком, — признался он.

— Чьим призраком?

— Своим.

 

Глава 3

Джонни Мак остановил взятую напрокат машину перед кирпичными столбами. Ржавые крюки, на которых висели ветхие распахнутые ворота, едва держались в отверстиях. Легкий августовский ветерок обдувал заросший бурьяном ландшафт, шевеля высокую траву, но не оказывая никакого воздействия на редкие деревья и кусты. Пятнадцать лет назад на этих пяти акрах на окраине Ноблз-Кроссинга размещался парк жилых автофургонов. Теперь сохранились лишь остатки покрытых гравием дорог.

Он жил в старом трейлере с одной спальней вместе с Уайли Питерсом, спившимся ветераном вьетнамской войны, лишившимся на ней левой руки и левого глаза. Уайли, один из многочисленных любовников Фейт Кэхилл, оказался единственным в городе человеком, пожелавшим взять к себе непослушного тринадцатилетнего мальчугана, оставшегося после смерти матери без единственного родственника. Он был не бог весть каким опекуном, но всем в Ноблз-Кроссинге было на это наплевать. Джонни Мак Кэхилл был отверженным со дня рождения. Грубый, необузданный, исполненный гнева и горечи, он был просто-напросто белой швалью. Уайли дал Джонни Маку крышу над головой и в редких случаях, когда помногу выигрывал в карты, покупал ему какой-нибудь еды и новые джинсы. Большую часть времени Джонни Мак был предоставлен сам себе и брался за случайную работу, чтобы не умереть с голоду.

В этом трейлере в один из жарких вечеров Джонни Мак познал секс. Он был четырнадцатилетним, рослым, беспутным и стремящимся к плотским удовольствиям.

Первой его любовницей стала тридцатилетняя потаскуха из трейлерной швали, муж которой отбывал десятилетний срок за вооруженное ограбление в тюрьме штата. Тем летом они трахались напропалую. Потом осенью она села в свой трейлер и уехала с бывшим любовником, нашедшим в Мобиле хорошо оплачиваемую работу.

Лора. Нет, Лори. Или Лорна? Черт, он не мог припомнить. Да и зачем? Это было двадцать с лишним лет назад. В те времена он, бывало, даже не спрашивал имени партнерши ни до, ни после. Юный Джонни был сущим кобелем и оправдывал свою репутацию скверного парня.

Открыв дверцу голубого «эскорта», он вылез. Можно было бы приехать из Хьюстона на своем «ягуаре», а не лететь самолетом и брать машину напрокат, но он не . хотел, чтобы в городе сразу догадались о его успехе. Пусть это будет для всех сюрпризом. Если они не будут знать, что он мультимиллионер, это треклятое путешествие будет гораздо интереснее. Тем более что кое-кто до сих пор считает его мертвым.

Джонни Мак пошел по гравийной дороге, думая, сможет ли найти место, где стоял трейлер Уайли. Так давно. Миллион лет назад. Остановился у высокого тополя, ветви его устремлялись к облакам подобно нью-йоркскому небоскребу. Возле него стоял трейлер Хикмена. Впервые трахая Шарон, он прижимал ее к этому дереву. Они представляли собой пару охочих до горячего детей, не по возрасту опытных, друзей по условиям жизни. В отношениях их не было любви, но они часто предавались любовным утехам с шестнадцати лет и до того, как покинули город.

Если Джон Уильям Грэхем — его сын, может, матерью была Шарон? Из первых открытий частного детектива Джонни Мак узнал, что Лейн и Кент Грэхем усыновили Уилла вскоре после его рождения двадцатого апреля четырнадцать лет назад. Значит, он был зачат в прошлом июле. Пайк сказал, что детектив всеми силами постарается узнать фамилию родной матери мальчика. Он сказал Пайку, что эта информация ему нужна — чего бы она ни стоила и чего бы ни пришлось предпринимать, чтобы добыть ее.

Джонни Мак снял желто-коричневую ковбойскую шляпу и провел рукой по волосам. В самолете он привел в порядок ограниченные сведения о мальчике, который мог быть его сыном. Четырнадцать лет. Круглый отличник. Играет в бейсбол и футбол. Усыновлен в младенчестве новобрачными Кентом и Лейн Грэхем. Родители развелись четыре года назад. Уилл по собственному желанию остался с матерью.

Почему из всех на свете мужчин мальчика, который мог быть его сыном, стал воспитывать Кент Грэхем! Они были соперниками с первого класса. Кент, золотой мальчик, всегда побеждал, всегда одерживал верх. Пока оба не выросли. Джонни Мак вызывал почтение или страх у всех ровесников и неизменное обожание у всех женщин в городе. Кент ненавидел, его и завидовал ему.

Потом до Кента дошли отвратительные слухи, много лет ходившие по городу. Шепотки, вполголоса передаваемые сплетни, что отцом сына Фейт Кэхилл является Джон Грэхем. Мысль, что они могут быть единокровными, рассмешила Джонни Мака и привела в ярость Кента.

Но для Джонни Мака зазвонил погребальный колокол, когда Кент узнал, что Лейн Нобл, его избранница, влюблена в его презираемого врага. Детское соперничество перешло в неугасимое пламя войны. Оно стало до белизны жарким в тот вечер, когда Кент застал Джонни Мака со свой матерью. Эдит Грэхем хотела отомстить бабнику-мужу. А что для этого может быть лучше, чем уложить с собой в постель его незаконного сына?

После того, что город сделал с ним, Джонни Мак поклялся, что никогда не вернется в Ноблз-Кроссинг. Он знал тогда, как и теперь, что если б вернулся, то убил бы Кента Грэхема.

Догадывался ли Кент, что Джонни Мак — родной отец его приемного сына? Видимо, нет. Кент ни за что не принял бы его ребенка во влиятельную семью Грэхемов. А мисс Эдит утопила бы младенца, едва он родился, если б знала, что зачал его Джонни Мак. Разве что… Возможно ли, что Эдит— родная мать Уилла? Пятнадцать лет назад ей было сорок с лишним, в этом возрасте еще можно забеременеть.

* * *

Эдит Грэхем Уэйр, сжимая тонкой рукой трубку переносного телефона, смотрела в застекленную дверь, ведущую во внутренний дворик и сад. Мэри Марта сидела в тени ивы, молчаливая, неподвижная, пребывающая в состоянии психической травмы со дня похорон Кента. Джеки Каммингс, недавно нанятая персональная медсестра, сидя напротив, читала ей вслух одну из ее любимых книжек. Несмотря на жару, Эдит считала, что часок на свежем воздухе пойдет дочери на пользу. По крайней мере, на ее бледных щеках появился легкий румянец.

Эдит терпеть не могла ждать кого-то или чего-то, и то, что секретарша мужа ответила ей: «Минутку», — лишь усилило ее раздражение. Как посмел Джеймс оставить ей такое возмутительное сообщение на автоответчике!

Некто, называющийся Джонни Маком Кэхиллом, звонил новому окружному прокурору, задавал вопросы о смерти Кента и причастности Лейн к убийству. Кроме того, спрашивал об Уилле.

— Прошу прощения, миссис Уэйр, но мэр вышел перекусить и не сказал точно, когда вернется, — сказала Пенни Уолш. — Может, вам удастся попозже застать его.

Даже не поблагодарив, Эдит отключила телефон и бросила на сиденье стоявшего рядом чиппендейловского кресла. Джонни Мак Кэхилл, надо же! Разве может быть, что он жив до сих пор? Кент был совершенно уверен, что его единокровный братец отправился на тот свет! Даже Бадди Лоулер соглашался, что этот человек никак не мог выжить. Но что, если выжил? И что, если разузнал об Уилле? Если хочет мести?

Если не считать определенной привлекательности этого молодого человека — в постели Джонни Мак всегда был сущим наказанием. И если он каким-то чудом до сих пор жив, окажется теперь еще большим. В сущности, будет крайне опасен.

Если Джонни Мак вернулся в город и пытается помочь Лейн, нужно помешать ему. Ей это по силам. Как-никак она Эдит Нобл Грэхем Уэйр, и это Ноблз-Кроссинг. Ее город. У нее достаточно могущества, чтобы отправлять таких, как Джонни Мак, в мир иной, если сочтет нужным. Все влиятельные люди в городе либо родня, либо как-то обязаны ей.

Если Джонни Мак жив, если он решил вернуться и устроить какой-то скандал, то пожалеет. Она сама об этом позаботится.

* * *

— Посильнее, малыш, посильнее, — пропыхтела Арлин, впиваясь длинными красными когтями в толстые ягодицы любовника. — Поднажми, Джимми!

Шлепая круглым брюшком по плоскому животу Арлин с напряженными мышцами, мэр Джеймс Уэйр предавался сексу с соблазнительной женщиной, и с ней он ощущал себя настоящим мужчиной.

— У тебя самая сладкая штучка в Алабаме, и ты это знаешь.

Арлин приподнялась и обвила длинными, стройными ногами талию Джеймса. С последним погружением в нее он извергнул семя. Она царапала его ягодицы. Он весь затрясся и заурчал, потом улыбнулся, ощутив ее дрожь и услышав вскрик оргазма.

Джеймс лег на бок рядом с Арлин, половина его зада свешивалась с маленькой койки в глубине ее салона красоты. Придвинувшись поближе, он обвил Арлин руками и поцеловал в плечо.

— Не могу насытиться тобой, — прошептал Джеймс ей в ухо, потом куснул мочку. Арлин содрогнулась.

— Ты оденешься и поедешь домой, Джимми. Сразу же после перерыва набегут клиенты.

— Я могу выйти через заднюю дверь в переулок. Джеймс слизнул пот с левой груди Арлин.

— Как-нибудь кто-то увидит, что ты украдкой уходишь отсюда, и донесет мисс Эдит.

Арлин провела по хребту Джеймса кончиком острого ногтя.

— Никто не увидит. К тому же я могу придумать для Эдит какое-то объяснение. Сейчас она с головой ушла в убийство Кента, и ей некогда думать о чем-то другом.

— На месте Лейн я закатила бы пирушку по случаю смерти этого гада. Если она убила его, я ее не виню.

— А что он тебе сделал?

Джеймс так рывком прижал Арлин к себе, что та ахнула.

— Совершенно ничего. Никаких дел с Кентом Грэхемом у меня не было, но все в городе знают, почему Лейн развелась с ним.

— Мама не учила тебя, что некрасиво дурно отзываться о мертвых? — усмехнулся Джеймс.

— Мама научила меня только тому, что путь к сердцу мужчины лежит не через желудок.

Сунув руку между их потными телами, Арлин нежно взяла в руку вялый пенис Джеймса.

— Я не знал ни одной женщины, которой секс нравился бы так, как тебе, разве что Шарон Хикмен.

— Да, Шарон небось перетрахалась со всеми вами, ребятами с Магнолия-авеню, так ведь? Джеймс хохотнул, вспомнив ошеломленное выражение на лице Эдит, когда Кент сказал о письме, которое отправила ему Шарон Хикмен. Написанном на смертном одре.

— О чем думаешь, Джимми, о трахании с Шарон?

— Нет, о нашей будущей встрече, — солгал Джеймс. У него хватило ума не говорить, что думает о Шарон, и не заикаться о том, что лежало тяжелым бременем у него на душе, — о телефонном звонке утром от окружного прокурора. Уэс Стивене сказал, что кто-то позвонил ему, назвался Джонни Маком Кэхиллом, задал множество вопросов о смерти Кента Грэхема и о том, какая вероятность существует, что за это преступление будет арестована Лейн. Расспрашивал и об Уилле. И этот человек намекнул, что возвращается в Ноблз-Кроссинг.

Но как это возможно? Ведь Джонни Мак Кэхилл мертв. Погиб в тот вечер, когда Бадди Лоулер сбросил его тело в реку Чикасо.

— Может, придумаешь способ устроить еще один выезд на выходные, как в марте? — спросила Арлин. — Мне нравится, когда не нужно таиться.

— Посмотрю, что можно будет сделать, милочка.

Джеймс встал с кровати, поднял с пола трусы и натянул их.

Одевшись, он взглянул на Арлин, и его вновь охватило желание. Черт, чего бы он не отдал, чтобы спать с ней каждую ночь! Он был женат на Эдит вот уже десять лет и первые четыре года задавался вопросом: не лишит ли она его напрочь мужской силы своим главенствующим положением в браке? Потом возобновил роман с Арлин, сразу же после ее второго развода. Поначалу для обоих это было просто приятным времяпровождением. Потом дело приняло серьезный оборот.

Они были тайными любовниками еще в ранней юности, но Джеймс знал, что никогда не сможет на ней жениться. Жили они на разных берегах реки Чикасо. Его родители ни за что не приняли бы такой снохи, как Арлин. Теперь он жалел, что не послал к чертовой матери и родителей, и весь город. Жалел, что не хватило мужества бросить вызов семье. Если бы они поженились и уехали из Ноблз-Кроссинга двадцать лет назад, двое детей Арлин были бы его детьми и таиться не было бы необходимости.

Иногда Джеймсу казалось, что у него достанет смелости потребовать развода у Эдит, но потом он вспоминал о ее больших деньгах. Старая крыса разжевала бы его и выплюнула, если бы он бросил ее, тем более ради такой женщины, как Арлин Викери Кэш Моутс Дотен, трижды разведенной, происходившей с другого берега реки.

Сейчас он связан безлюбовным, бездетным браком. Придется подождать, пока не удастся накопить достаточно денег, чтобы он, Арлин и двое ее детей могли навсегда покинуть Ноблз-Кроссинг. Когда Эдит выяснит, что он сделал, что-то предпринимать будет поздно.

* * *

Джонни Мак ехал по Магнолия-авеню среди белого дня, на виду у всего мира и думал, не глупо ли поступает. Его последнее воспоминание о Земле Богача, как местные жители зачастую называли этот район, пятнадцать лет не выходило из головы. Как ни старался он забыть все и всех, связанных с Ноблз-Кроссингом, она была единственной, кого выбросить из памяти не удавалось. Она спасла ему жизнь в тот вечер, когда несколько ребят из приличных семей во главе с Бадди Лоулером избили его до потери сознания возле дома Ноблов, бросили в реку и решили, что с ним покончено навсегда.

Он подумал, живет ли Лейн по-прежнему на Магнолия-авеню? Вернулась к матери после развода? Его постоянно изумляло, что из всех женщин, каких он знал в Ноблз-Кроссинге, игравших какую-то роль в его жизни, Лейн Нобл тревожила по сей день его память.

Не Шарон Хикмен, несмотря на дружбу и пылкий секс с ней. Не гранд-дама Эдит Грэхем, уложившая его с собой в постель в отместку мужу. Даже не Мэри Марта Грэхем с ее рыжеватыми волосами и надрывающей сердце печалью.

Почему Лейн Нобл? Лейн Нобл Грэхем. Мать мальчика, который может быть его сыном.

Она была умной, тихой девочкой с внешностью, на какую ребята не обращали внимания. Но он обратил. Заметил, насколько она отличается от своих подружек, надменных девиц из богатых семей. Которые не признавали знакомства с ним, хотя он их всех перетрахал. Но у Лейн, которой он ни разу не коснулся, всегда находились для него застенчивые улыбки и теплое приветствие.

В тот вечер, когда Кент Грэхем стоял в стороне, наблюдая, как Бадди Лоулер и свора колотят его изо всех сил, Джонни Мак понял нутром, что они себе ставили цель убить его. И он бы погиб в тот дождливый сентябрьский вечер, если б застенчивая, нежная, маленькая Лейн Нобл не нашла его на берегу, когда он выбрался из холодной, смертоносной воды.

Джонни Мак ненадолго сбавил скорость возле дома Ноблов, построенного еще до Гражданской войны, где жило шесть поколений этого семейства. Пятнадцать лет назад он провел в этом доме три дня и три ночи. Лейн спрятала его, выходила полумертвого и оставила ему единственное доброе воспоминание о Ноблз-Кроссинге.

Один за другим появлялись величественные особняки. Хотя в этом городишке многое изменилось, улучшилось и осовременилось, никакие — совершенно никакие — перемены не коснулись Магнолия-авеню. Те же самые красивые дома, аккуратно подстриженные газоны и невидимые объявления, гласящие всему миру: «Частная собственность. Вход воспрещен».

Вот где они совершили ошибку много лет назад. Он нарушил эту границу. И никто, прежде всего Кент Грэхем, не простил ему этого. Никого не заботило, что он делал, с кем трахался, пока оставался по ту сторону реки с такими, как Шарон Хикмен. Но когда поднял взгляд выше, началось черт знает что, и заигрывание с девушками из богатых семей едва не стоило ему жизни.

Пятнадцать лет назад он поклялся, что никогда не вернется в этот проклятый город. Но тогда он не знал, что, возможно, оставил здесь ребенка.

 

Глава 4

— Говорят, голова у него была так разбита, что родная мать не узнала б его лица. — Арлин Дотен приподняла серебристо-белокурые волосы Джеки Каммингс и завернула их изящным французским узлом. — Видит Бог, Кента Грэхема я недолюбливала, но при мысли о том, как он погиб, меня дрожь пробирает.

— Если хочешь знать мое мнение, все нелады у Лейн и Кента начались почему-то из-за мальчика. Люди говорят, Кент и Уилл не ладили между собой, как кошка с собакой. Вот что получается, когда усыновляют ребенка. — Джеки посмотрелась в большое зеркало на стене салона красоты. — Неизвестно, что за родители у этого мальчика.

— Я никак не могу взять в толк, с какой стати Лейн и Кент поспешили усыновить ребенка. — Арлин закрепила шпильками узел волос Джеки. — До меня доходили слухи, они решили, что Кент бесплоден. Как ты думаешь, Джеки? Ты должна была что-то слышать, раз живешь на Магнолия-авеню, приглядываешь за несчастной Мэри Мартой.

— Понятия не имею, способен был Кент иметь детей или нет, — ответила Джеки. — Но знаю, мисс Эдит не хочет верить, что мальчик не ее внук. Похоже, считает, что он сын Кента от кого-то из прежних любовниц. Однако сейчас, похоже, главная ее забота Мэри Марта. Знаешь, после похорон Кента эта бедняжка слова разумного не сказала. Конечно, она много лет была не совсем нормальной и, как все мы знаем, в брате души не чаяла. Неудивительно, Что окончательно свихнулась.

— Я думаю, Уиллу Грэхему очень повезло, что его усыновили Лейн с Кентом, что он стал членом этих семейств, — сказала Арлин. — Знаешь, многие полагают, что Уилл может быть одним из незаконных детей Джона Грэхема, и он заставил Кента усыновить мальчика, чтобы сделать его членом семьи.

— Не верю я в это, — сказала Джеки. — Оно конечно, Джон Грэхем не мог держать брюки застегнутыми и, надо полагать, оставил в разных местах штата нескольких незаконных детей, только и не подумал ввести кого-то из них в семью.

Арлин взяла пульверизатор с лаком для волос.

— Знаешь, я вот уже много лет время от времени вижу Уилла. Он красивый мальчик и настоящий юный джентльмен.

— Он очень близок с Лейн, — сказала Джеки. — Она стала ему замечательной матерью. Конечно, это никого не удивляет, так ведь? А вот Кент удивил всех своим поведением. Одурачил нас, правда?

— Кое-кто винит Лейн. Говорят, когда она развелась с ним четыре года назад, он стал пить еще больше. Только, по-моему, тут ее не за что винить. Эти люди понятия не имеют, что ей, видимо, пришлось вытерпеть за десять лет жизни с ним. — Арлин покачала головой, сокрушаясь о судьбе Лейн. Она знала, что такое жить с мужчиной, способным использовать лицо жены вместо боксерской груши.

— Любой человек, знающий Лейн, понимает, что она не убивала Кента. Она не из тех, кто способен на убийство.

— Насколько я понимаю, она превосходно держится в создавшейся обстановке, — сказала Арлин. — Ты, наверное, слышала, какой ходит слух— что Кента убил мальчик, а она покрывает его.

— Избаловала она его дальше некуда, это уж точно. И то, что он такой красивый даже в четырнадцать лет, не улучшает мнения о нем. Люди непременно будут завидовать мальчику, у которого, кажется, есть все.

Арлин, слегка закусив нижнюю губу, посмотрела на Джеки. Эта женщина была постоянной клиенткой, давней знакомой, и потому не хотелось говорить ей, что она ошибается, считая сына Лейн избалованным дальше некуда.

— Уилл Грэхем — симпатичный парнишка, ничего не скажешь. И когда я последний раз видела его, он мне кого-то напомнил. В его лице что-то очень знакомое. Не могу сообразить, кого он напоминает, но рано или поздно соображу.

Дверь открылась. Поток горячего воздуха ворвался в прохладный уют салона красоты Арлин Дотен.

— Гленн! Ты слишком рано, — прохныкала Джеки. — Арлин еще не закончила делать меня красивой к вечеру.

Гленн Мэнис, невысокий, плотный, обливающийся потом, утер лицо белым платком и плюхнулся широким задом на плетенный из прутьев диван для ожидающих своей очереди.

Арлин знала Гленна с детства. Это был славный человек, неплохо устроившийся в административно-хозяйственном отделе мэрии. Он казался по уши влюбленным в Джеки.Встречались они уже почти год.

— Я не спешу. — Гленн улыбнулся подружке, что добавило несколько характерных черт его поразительно моложавому лицу. В сорок лет у него не было ни единой заметной морщинки, и его некогда белокурые волосы потемнели, став светло-каштановыми. — На мой взгляд, ты уже достаточно красива для любого случая.

— Почему ты так рано? — спросила Джеки.

— Я прямо из мэрии с новостями, которые, думаю, могут заинтересовать вас обеих.

Арлин опрыскивала лаком волосы Джеки до тех пор, пока растрепать их уже не мог бы даже ураган.

— Не об убийстве ли Кента Грэхема? Клянусь, весь город только об этом и говорит.

— Я не могу рассказывать секретных сведений без риска потерять работу, но поскольку это подслушала и Пенни Уолш, новость разойдется по всему городу еще до заката. — Гленн забросил толстую правую ногу на левое колено. — Если угостите кока-колой, то меня можно будет уговорить поделиться своей новостью.

Арлин похлопала Джеки по плечу:

— Не вставай. Сейчас принесу Гленну колы и займусь твоими ногтями.

Пока Арлин возилась с автоматом, Джеки повернулась во вращающемся кресле и пристально посмотрела на своего ухажера:

— Что-нибудь восхитительно пикантное? Арлин открыла баночку и протянула ее Гленну:

— Вот тебе взятка. А теперь рассказывай. Лицо Гленна слегка покраснело.

— Ни за что не догадаетесь, кто как будто бы возвращается в город.

Поднеся баночку к губам, Гленн стал пить освежающий напиток.

— Что это за новость? — Встав, Джеки расстегнула пластиковую накидку и бросила ее на ближайший стул. На пол упали обрезки блестящих платиновых волос. — Пошли, Арлин, займись моими ногтями. Ну так кто же возвращается?

Арлин последовала за Джеки к маникюрному столику.

— Не хотите догадаться?

— Господи, это что — игра в вопросы и ответы?

Арлин села напротив Джеки, взяла ее руки и опустила в тазик с теплой мыльной водой.

— Новость очень интересная, — сказал Гленн. — Даю вам несколько ключей к решению задачи.

— Ты ведешь себя совершенно нелепо. — Джеки надула пухлые розовые губы.

— Этот человек покинул город пятнадцать лет назад. — Гленн отпил еще кока-колы, — Жил он в трейлерном парке Майера. Арлин, ты несколько раз ходила на свидания с ним. И ты, Джеки, тоже.

— Неужели ты имеешь в виду Джонни Мака? — Карие глаза Арлин округлились, рот широко раскрылся.

— Джонни Мак возвращается в город? — спросила Джеки, голос ее слегка дрогнул, — Но с какой стати, столько лет спустя?

— Да, у меня это тоже вызвало интерес, — сказал Гленн. — Меняя осветительную аппаратуру в кабинете Пенни, я слышал, как мэр разговаривал по телефону с прокурором. Похоже, какой-то человек, назвавшийся Джонни Маком, звонил в прокуратуру и задал несколько вопросов об убийстве Кента Грэхема. — Гленн допил кока-колу и бросил баночку в ближайшую мусорную корзину. — Этот звонок определенно расстроил Джеймса Уэйра. Он тут же позвонил мисс Эдит. Мы с Пенни слышали каждое слово.

— Интересно, как одет Джонни Мак. — Арлин улыбнулась, потом вздохнула: — Вот это мужчина. Даже в двадцать лет был силой, с которой приходилось считаться, разве не так? Люди говорили, что такие, как он, непременно кончают тюрьмой.

— И все-таки, а с какой стати ему возвращаться в Ноблз-Кроссинг спустя столько лет? — повторила свой вопрос Джеки. — Он ненавидел этот город не меньше, чем город ненавидел его.

— Так вот, похоже, Джонни Мак интересуется не только убийством Кента Грэхема, — сказал женщинам Гленн. — Я слышал, Джеймс Уэйр спрашивал прокурора, какой интерес у человека, называющего себя Джонни Маком, может быть к Уиллу Грэхему.

— Очень хороший вопрос. С какой стати ему интересоваться Уиллом Грэхемом? — спросила Арлин.

— Ты хочешь сказать, Джонни Мак возвращается в город из-за этого мальчика? — Джеки вынула руки из воды. — Но почему?

— Ты не слушала, милочка? Именно это интересовало мэра.

Скрестив руки на выпуклой груди, Гленн откинулся на спинку дивана.

— Чего Джонни Маку беспокоиться из-за ребенка Кента Грэхема? — спросила Арлин. — Оба они презирали друг друга.

Она потянулась к руке Джеки, но та отдернула ее и повернулась к своему ухажеру:

— Джонни Маку этот мальчик никто. Интересоваться Уиллом ему нет резона.

— Возможно, старый слух о том, что Джонни Мак и Кент единокровные братья справедлив, — предположила Арлин. — Если это верно, значит, Уилл доводится племянником Джонни Маку.

— Может быть, — сказал Гленн. — Но, по-моему, он возвращается, так как решил, что Уилл и Лейн нуждаются в нем. — Гленн перевел взгляд с Джеки на Арлин, потом обратно. — Мы знаем, что Уилл приемный, значит, где-то у него есть родные папа и мама. Верно?

— Верно, — ответила Арлин. — Господи! Теперь я знаю, кого мне напомнил Уилл. Он похож на Джонни Мака в детстве. Джеки, как мы не заметили этого раньше? Мы с тобой были близки с Джонни Маком не меньше, чем кто-либо в городе.

— Говори за себя, — сказала Джеки.

— Прошу прощения, но и ты, и я ходили на свидания с Джонни Маком.

— Все знают, что ты несколько лет встречалась с ним от случая к случаю, когда у него никого больше не оказывалось под рукой, а я ни разу не ходила на свидания с ним. Он пытался за мной ухаживать… а я избегала его.

— Да разразит тебя гром, Джеки Джо Каммингс. — Арлин рассмеялась хриплым горловым смехом курильщицы. — Ты так же увлекалась Джонни Маком, как и все девушки в городе.

— Нет! Я находила его грубым, неотесанным и…

— И волнующим, — сказала Арлин. — Как и все мы. Об этом парне мечтали даже девушки с Магнолия-авеню.

Гленн откашлялся.

— Ну ладно, объясните мне вот что, леди, если Джонни Мак — родной отец Уилла, тогда почему Кент и Лейн усыновили его? — Покачал головой и хмыкнул: — Джонни Мак с Кентом определенно не были друзьями, не водились с одной и той же компанией.

— С Джонни Маком не водился никто, — сказала Джеки. — Он был одиночкой.

— Так, может, дело тут не в Джонни Маке. А в родной матери Уилла, — сказал Гленн. — Возможно, Лейн и Кент, когда поженились, знали, что не смогут иметь своих детей, и кто-то сказал им о молодой женщине с ребенком, которого она хочет отдать. Никто не знал, от кого у нее этот ребенок.

Арлин побарабанила длинными накрашенными ногтями по маникюрному столику.

— Жаль мне Уилла и жаль Джонни Мака, если только Уилл вправду его сын.

— А несчастную женщину, которой пришлось отдать своего ребенка от любовника? — спросил Гленн, обменявшись с Джеки задумчивым взглядом.

— По-моему, вы строите слишком много предположений. — Джеки положила руки на столик. — Займись моими ногтями! Нам с Гленном нужно быть у Хартбрей-керов к семи, надо еще съездить домой, переодеться. Сегодня у меня единственный свободный вечер на неделе, и я хочу использовать его как можно лучше.

— Кажется, можно сузить возможности, — сказала Арлин. — В то лето не все девушки спали с Джонни Маком. Он тогда имел дело главным образом с девушками с Магнолия-авеню.

— Любая девушка с Магнолия-авеню могла бы сделать аборт. — Джеки вырвала руку у Арлин, осмотрела маникюр. — Так что, видимо, родная мать Уилла такая же бедная шваль, как и Джонни Мак. Любопытная получается история. Незаконный сын белой швали растет в роскоши, как ребенок Лейн Нобл Грэхем. Если мисс Эдит заподозрила бы что-то подобное, с ней случился бы сердечный приступ и она бы скончалась. Можете представить себе, что она сделает сына Джонни Мака своим наследником?

— Я готов держать пари, что отец — Джонни Мак, — сказал Гленн. — А кто может быть матерью? Не так уж много женщин от шестнадцати до шестидесяти, которые отказали бы Джонни Маку.

— Мне кажется, мы упустили одну возможность, — сказала Джеки.

— Какую же? — спросила Арлин.

— Что Лейн Нобл — родная мать Уилла.

* * *

Джонни Мак остановился в мотеле «Перекресток», чистом и недорогом, на другом берегу реки. За прошедшие годы мотель почти не изменился. Появилась кое-какая новая мебель. Свежая окраска. Более крупная неоновая вывеска.

Джонни Мак взглянул на часы. Почти половина седьмого. Он хотел принять душ и переодеться перед тем, как ехать к кому-то в Ноблз-Кроссинг. Пока что он не желал, чтобы кто-то догадывался о его успехах в жизни. О его богатстве и могуществе. Потом, когда раскрытие истины будет служить его цели, он всем даст понять, с кем они имеют дело.

Взяв чемодан, Джонни Мак бросил его на кровать и стал рыться в нем в поисках любимых выгоревших черных джинсов. Хотя он и привык к сшитым на заказ костюмам, льняным рубашкам и шелковым галстукам, удобнее всего ему было в джинсах и сапогах. Несмотря на природную способность вести дела с самыми блестящими людьми, больше всего ему доставляли удовольствия дни, проведенные на ранчо. Хотя в холмах было спокойно, тихо, он почему-то не чувствовал себя там так одиноко, как среди людей в Хьюстоне.

Пятнадцать лет он пытался уйти от своего прошлого, перестать быть скверным городским мальчишкой. И последние десять лет пытался загладить ошибки, совершенные, когда по молодости и глупости не понимал, что поступки ведут за собой последствия.

Господи, неужели в то лето он наградил ребенком какую-то девушку в Ноблз-Кроссинге? Неужели действительно оставил ребенка?

Когда Джонни Мак разделся, в кармане его пиджака зазвонил сотовый телефон. Он достал его.

— Кэхилл.

— Джонни Мак, передо мной лежит донесение, которое, думаю, заинтересует тебя, — сказал Бенни Пайк.

— Последние новости от частного детектива?

— Да.

— Раздобыл он нужные мне сведения?

— Раздобыл. Мы знаем, кто родная мать Джона Уильяма Грэхема.

 

Глава 5

— Он остановился в «Перекрестке», — сказал начальник полиции Бадди Лоулер. — Судя по описанию, которое дал мне портье, возможно, это Джонни Мак.

— Значит, он зарегистрировался под именем Джонни Мака Кэхилла? — Джеймс Уэйр хотел просто подтверждения того, что услышал от старого друга. — И заплатил за неделю вперед?

— Какова вероятность, что это в самом деле Джонни Мак? — Бадди расхаживал по натертому дубовому паркету в обшитом панелями кабинете в особняке Грэхемов. — Мы оба знаем, что пятнадцать лет назад он отправился на корм рыбам. Как он мог выжить после той трепки, тем более найти силы доплыть до берега? Он был живучим, как кошка. — Джеймс налил себе шотландского виски из бутылки, которую держал на письменном столе.

Указав на нее подбородком, спросил:

— Тебе плеснуть?

— Нет. Мне нужна ясная голова, пока я окончательно не выясню, кто такой этот наш гость.

— А что делать, если он окажется Джонни Маком? — Джеймс поднес стакан к губам и отпил глоток.

— Допустим, это он, — предположил Бадди. — Он не казал сюда носа пятнадцать лет. Какой смысл ему теперь возвращаться?

— Уэс Стивене сказал, что этот человек — кто бы он там ни был — звонил ему, расспрашивал об убийстве Кента, о Лейн и Уилле. Возможно, он узнал правду о мальчике.

— Откуда он мог узнать, черт возьми? — Бадди распустил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Разве что поддерживал отношения скем-то из Ноблз-Кроссинга все эти годы.

— С тем самым кем-то, кто, возможно, помог ему пятнадцать лет назад, — сказал Джеймс. — С тем, кто знает, как мы обошлись с ним.

— Не спеши с выводами. Мы ничего не знаем наверняка. Не знаем даже, действительно ли этот человек Джонни Мак Кэхилл.

— Знаем. — Джеймс допил виски, поставил стакан и утер пот со лба тыльной стороной ладони. — Он был из тех, кого так просто не убьешь. Надо было понять, что он остался жив. Если он доплыл до берега, почти любая женщина в городе помогла бы ему. — Я знаю одну, которая не стала бы ему помогать, —послышался женский голос.

Оба мужчины повернулись к открывшейся двери. Эдит Уэйр с кривой улыбкой на плотно сжатых губах вошла в кабинет. Худощавая, невысокая, со спадающими до подбородка каштановыми волосами, шестидесятилетней она не выглядела.

— Много подслушала? — спросил Джеймс.

— О, дорогой, не расстраивайся, я давно уже знаю твои мелкие грязные секретики. Вы слишком уж тщательно скрывали, что Джонни Мак мертв. И, в конце концов, я обратилась со своими подозрениями к Кенту однажды вечером, когда он выпил чуточку лишнего.

— Что же не сказала… — Джеймс злобно взглянул на жену.

— Мисс Эдит, обещаю, кто бы ни был этот человек — Джонни Мак Кэхилл или кто-то, назвавшийся его именем, — он не создаст проблем вашей семье, пока я начальник полиции.

Эдит сжала плечо Бадди, ее изящные красные ногти впились в ткань мундира.

— Знаю, что на тебя можно положиться. Но если этот человек в самом деле воскресший из мертвых Джонни Мак, я предлагаю повременить, выяснить толком, что у него на уме. Возможно, он вернулся для мести.

Когда Джеймс тяжело вздохнул, а Бадди ударил кулаком правой руки по левой ладони, Эдит обратила взгляд к портрету, висящему над изукрашенным антикварным столом. Джон Грэхем позировал, обняв за плечи сына. Их сына. Джона Кента Грэхема.

— А может, Джонни Мак приехал за Уиллом, — задумчиво произнесла она.

— Или чтобы помочь Лейн, — сказал Бадди. — Если он знает об Уилле, то может знать, что она сделала для этого мальчика.

Эдит опустила руку и провела кончиками пальцев по выпуклости на мундире от наплечной кобуры, с которой он никогда не расставался.

— Кто-то в этом городе все время знал, где находится Джонни Мак, и теперь вызвал его в Ноблз-Кроссинг. Мы должны принять меры, чтобы Джонни Мак не задержался надолго, не успел создать осложнений. Тебе будет нетрудно найти способ заставить его исчезнуть. Предупреди откровенно, что в Ноблз-Кроссинге он также не нужен, как и пятнадцать лет назад.

— А если он и слышать ничего не захочет? — возразил Бадди.

— Давай не будем опережать события, — ответила Эдит. — Выясним сначала, что это за человек, и будем из этого исходить.

* * *

— Дождь пойдет. — Лилли Мэй убирала посуду с кухонного стола. — Костями чувствую.

— Хорошо бы, — ответила Лейн. — А то так жарко и душно, что на улице я просто задыхаюсь.

— Не представляю, как вы можете говорить о погоде, будто у нас все в порядке!

Уилл отодвинулся от стола вместе со стулом, подскочил и, громко топая, выбежал.

— Присмотри за ним. — Лилли Мэй указала подбородком на дверь комнаты мальчика. — И зачем только Шарон написала то письмо Кенту? Хоть бы представила, что ее признание принесет Уиллу, вам и…

Лейн обняла за плечи домработницу. Уже много лет у них с Лилли Мэй были особые отношения, более близкие, чем у многих матерей с дочерьми. Уже пятнадцать лет их связывают две тайны, одна из которых раскрылась несколько месяцев назад, когда скончалась Шарон, дочь Лилли Мэй.

— Может, она и поступила дурно, но, думаю, сделала это из лучших побуждений.

Лейн прижала Лилли Мэй к себе, потом направилась к комнате сына.

Уилл стоял перед окнами, выходящими на Магнолия-авеню. Лейн подошла к нему, но не коснулась его. Она хорошо знала вспыльчивость мальчика и дала ему достаточно времени, чтобы остыть.

Улица лежала в ранних вечерних тенях. Жаркий ветерок колыхал листву на деревьях, окаймляющих широкую кирпичную дорожку возле дома. Построенного ее предками еще до Гражданской войны. Доставшегося ей в наследство от родителей.

Единственный способ остаться в своем уме, когда весь мир помешался, — сохранить порядок вокруг, занимаясь повседневными делами.

Лейн посмотрела на сына, которому посвятила жизнь. Уже не мальчик, еще не мужчина. Четырнадцатилетний, настолько хрупкий и уязвимый, насколько могут быть только очень юные, невинные. Ее бедный милый ребенок. Уже не невинный. Кент отнял у него невинность, когда бессердечно лишил его корней и безжалостно поколебал его самосознание.

— Чей я сын? — спросил он, лежа в ее объятиях и плача в день гибели Кента.

— Ты мой, — ответила она. — Мой.

— Наша жизнь никогда уже не будет больше нормальной, так ведь? — Голос Уилла дрожал от волнения. Уже низкий, хрипловатый, как у его отца.

Когда Уилл сплетал длинные, тонкие пальцы и принимался сгибать их и разгибать, Лейн наблюдала за этой нервозной манерой и вспоминала другого молодого человека, который совершал те же движения пальцами, испытывая волнение или неловкость.

— Ты прав. Наша жизнь больше не будет прежней, —ответила она. — Но мы когда-нибудь забудем о случившемся и…

— Почему не позволяешь мне сказать правду о том, что произошло в тот день? — Уилл взглянул в глаза матери.

— Ты не знаешь, что тогда произошло. Полицейские понимают, что потрясение от смерти Кента вызвало у тебя частичную потерю памяти.

— Я знаю, что ты не убивала па… Кента. Мы оба знаем, что тебя даже не было там, когда я обнаружил его мертвым. — Черные глаза Уилла увлажнились. — Разреши мне сказать шефу Лоулеру то, что я помню.

— Нет! — Лейн взяла его большую руку в свою маленькую и ободряюще сжала. — Уилл, мы уже не раз говорили об этом. Если скажешь Лоулеру то, что помнишь, создастся впечатление, что Кента мог убить ты. А мы знаем, что это невозможно, правда?

— Так ли, мама? Знаем ли? Если я ничего не могу вспомнить после того, как нанес ему удар, то как…

— Ты один раз ударил Кента, — напомнила Лейн Уиллу. — Один-единственный. Ты помнишь, как отбросил после этого биту. А вскрытие ясно показало, что Кента били и били. Кто-то подобрал твою бейсбольную биту и убил его. — Взяв Уилла за плечи, она с силой затрясла мальчика. — Слышишь? Ты не убивал его?

— А кто же тогда?

Встав на цыпочки, чтобы дотянуться до подростка, Лейн обняла его.

— Не знаю. Но уверена, что не ты.

— А я уверен, что не ты. — Он пылко, крепко обнял мать.

Лейн погладила его темные прямые волосы, касавшиеся воротничка рубашки. Они напоминали шелк. Блестящие, мягкие, почти иссиня-черные в льющемся из окон вечернем свете.

Она мягко оттолкнула его.

— Почему не поможешь Лилли Мэй наводить порядок в кухне? Она была бы рада твоему обществу.

— Я извинюсь перед ней. Она в последнее время много вынесла из-за меня и не заслуживает моего гнева.

Губы Уилла изогнулись в улыбке. Лейн погладила его по щеке, потом слегка подтолкнула к двери.

— Не заслуживает, — согласилась она. — Лилли Мэй страдала не меньше нас с тобой. И она никого на свете не любит так, как тебя.

— Да, знаю. Я… я…

— Иди помоги ей. Можешь ничего не говорить. Она поймет.

Когда Уилл ушел на кухню, Лейн опустилась в громадное кожаное кресло, где любил сидеть ее отец. Она все еще тосковала по родителям и, видимо, всегда будет тосковать. Смерть отца из-за нелепого несчастного случая по вине пьяного водителя напоминала ей, что человеческая жизнь очень коротка и очень, очень драгоценна. Выйдя из вызванного горем отупения после смерти Билла Нобла, она осознала две вещи. Во-первых, что ее мать, после полученных в автокатастрофе травм ведущая чуть ли не растительный образ жизни, нуждается в постоянной заботе. Полтора года она, Лилли Мэй и несколько персональных медсестер заботились о всех потребностях Селесты Нобл. Она тихо скончалась во сне, когда дочь сидела рядом. Во-вторых, что нельзя продолжать жизнь в браке с Кентом. Они оба были несчастны, и Кент с каждым годом становился все более несносным. Он не бил ее, но донимал словесно, превращая их жизнь в ад. И где-то в душе ее таился страх перед ним, потому что она не могла забыть, как однажды Кент обошелся с ней.

Хотя Кент был не лучшим отцом, он любил Уилла, а мальчик обожал Кента, подобно многим мальчикам, боготворящим отцов. Обожание Уилла кончилось, едва он услышал, как Кент бранит ее.

А любовь Кента к Уиллу — в тот день, когда он получил письмо Шарон Хикмен.

Почему Шарон не унесла свой секрет в могилу? Почему, умирая, ощутила угрызения совести? Может, она и облегчила собственное бремя вины, но тем самым обрекла на адскую жизнь всех остальных. Уилла. Кента. Лилли Мэй. Ее. И даже родных Кента.

Лейн с детства учили, что лгать грешно. А грехи требуют наказания и искупления. Она не представляла, каким тяжелым будет наказание за их ложь. И каким дорогим искупление. Уилл был невинным ребенком, который не должен страдать за грехи взрослых. Но он страдал больше всех. Терял все. Он уже лишился единственного отца, которого знал. А теперь, если ее арестуют, будут судить за убийство Кента и признают виновной, лишится и матери.

В тихом доме отчетливо раздался мелодичный звонок в дверь. Лейн поднялась и пошла к прихожей.

— Я посмотрю, кто там! — крикнул Уилл, выбежав из кухни.

Лейн кивнула и повернулась, направляясь обратно в комнату. Но что-то остановило ее. Какое-то сжатие в животе, какое-то предчувствие — что-то неладно. Она оглянулась, когда Уилл открыл парадную дверь.

— Добрый вечер, — послышался низкий, хрипловатый мужской голос. — Лейн Нобл по-прежнему живет здесь?

— Да, но теперь она Лейн Грэхем, — ответил мальчик. — Кто вы?

— Уилл! — пронзительно крикнула Лейн. Когда сын обернулся, явно испуганный, то отступил чуть вправо, открыв ей вид на переднее крыльцо. Дверной проем заполнял собой рослый, плечистый мужчина в желто-коричневой ковбойской шляпе. Он переменился. Стал старше. Крохотные морщинки окружали его глаза и губы.

— Что такое, мама? — спросил Уилл.

— Ничего, — ответила она. — Этот человек приехал повидаться со мной. Иди на кухню, скажи Лилли Мэй, пусть сварит еще кофе.

Уилл неуверенно повиновался, оставив ее наедине с призраком из прошлого.

— Привет, Лейн, — сказал мужчина.

— Привет, Джонни Мак.

 

Глава 6

— Кто там у парадной двери? — спросила Лилли Мэй.

— Не знаю. Какой-то рослый человек в ковбойской шляпе, — ответил Уилл. — Мама сказала, он приехал повидаться с ней, и отправила меня передать вам, чтобы вы сварили еще кофе. Интересно, кто он?

— Рослый? В ковбойской шляпе? — Сердце Лилли Мэй учащенно забилось. Значит, ее молитвы услышаны? — Черноволосый, смуглый? Лет тридцати шести?

— Да; пожалуй, это описание к нему подходит. Я не успел его толком рассмотреть.

Передав поручение, Уилл повернулся, собираясь уйти из кухни. Едва он взялся за дверную ручку, Лилли Мэй бросилась к нему и схватила за руку. Мальчик удивленно раскрыл рот, глаза его округлились.

— В чем дело? — спросил он.

— Не ходи туда, не мешай маме. У нее с этим человеком личное дело.

— Вы знаете, кто он, да?

Лилли Мэй еще крепче сжала руку мальчика, который был ей дороже жизни. В этом древнем мире он был для нее всем. Сын Лейн… Она знала, что мисс Лейн не вынашивала его, не рожала, но все равно он был ее ребенком. Как если б она произвела его на свет. И она, и Лейн любили Уилла, жертвовали ради него, оберегали, как только могли. Но, в конце концов, не смогли оберечь его от правды. Или от мстительной ярости Кента!

— Кажется, знаю, — призналась Лилли Мэй, выпуская руку Уилла из цепкой хватки. — Я вызвала его, чтобы он помог твоей матери.

— Он адвокат? Думаете, сумеет защитить маму лучше, чем Джеймс?

— Давай подождем, пусть ответит на твой вопрос мама.

Уилл сощурился, и выражение его лица стало совершенно таким, какое она сотни раз видела у Джонни Мака, когда он был мальчиком и юношей. Гневного, озлобленного молодого человека. Но он имел право быть таким. Жизнь сдала ему скверные карты, и он играл ими в меру своих способностей.

— Терпеть этого не могу! — процедил сквозь зубы Уилл. — Опять секреты! Вся моя жизнь — противные, грязные секреты.

— А ну перестань. — Лилли Мэй погрозила мальчику костлявым пальцем. — В твоей жизни нет ничего ни противного, ни грязного. Слышишь? Как говорила твоя мама, ты один невинный в этой беде.

Лицо мальчика густо покраснело.

— Может, не такой уж и невинный. Может, это я тот, кто… кто…

Лилли Мэй схватила его за плечи и встряхнула:

— Чтоб я не слышала больше от тебя такой ерунды. Предоставь мне, маме и… и тому человеку, — она указала в сторону передней, — управляться со всем. Мы не допустим, чтобы с тобой что-то стряслось. Больше уже ничего не случится.

— Тот человек… — Уилл повторил ее движение головой, — какое он имеет к нам отношение? С какой стати он будет помогать маме и вам управляться с делами?

— Потому что обязан твоей маме жизнью. — Лилли Мэй выпустила Уилла, потом вздернула подбородок и расправила плечи. — Он вернулся в Ноблз-Кроссинг уплатить давний долг.

— А как мама спасла ему жизнь?

Лилли Мэй увидела любопытство в глазах мальчика. Что будет плохого, если она расскажет ему о Джонни Маке, о том, что случилось в тот давний сентябрьский вечер, не раскрывая кровного родства этого человека с Уиллом? Рано или поздно Уиллу придется это узнать, но пусть Лейн решает, когда сказать мальчику, кто этот незнакомец, и представить друг другу отца и сына.

— Сядь сюда, посиди, пока я буду варить кофе. — Лилли Мэй жестом велела ему сесть за кухонный стол. — Побудь со мной, и я расскажу тебе, как твоя мама привела в дом едва не утонувшего человека, которого сильно избили и бросили в реку Чикасо.

Сосредоточив все внимание на предстоящем рассказе, Уилл выдвинул дубовый стул и сел.

— Когда это случилось? Сколько лет было маме? Лилли Мэй улыбнулась. Она могла убить двух зайцев одним выстрелом — задержать Уилла на кухне, чтобы Лейн могла поговорить с Джонни Маком, и вместе с тем дать ему какое-то представление о прошлых отношениях Лейн с его родным отцом.

Возясь с кофеваркой, Лилли Мэй перенеслась мыслями к тому вечеру почти пятнадцать лет назад, когда Лейн втащила Джонни Мака в заднюю дверь. Она никогда не видела более удручающего зрелища. Лицо Джонни Мака было так покрыто синяками и кровью, что она не сразу узнала его. Джонни Мака хотели убить. Только нападавшие не учли силы парня, его решимости и живучести. Он вырос сильным, крепким, необузданным. Убить такого человека нелегко.

— Этот человек… в общем, он был тогда еще мальчишкой, но крепким… и делал вещи, которые разозлили кое-кого из мужчин в Ноблз-Кроссинге.

— А что он делал?

— Не перебивай. К тому же часть этой истории только для взрослых, тебе придется подождать совершеннолетия, чтобы слушать ее.

Своим комментарием Лилли Мэй заслужила прелестную улыбку мальчика. Эти улыбки с четырнадцать лет согревали ее сердце и будут согревать, пока она не умрет, Для этого мальчика она была готова на что угодно.

— Рассказывайте, — сказал Уилл. — Только не пропускайте то, что только для взрослых, делайте это благопристойным, ладно?

— Делать благопристойным? — Лилли Мэй улыбнулась. — Ну так вот, этот молодой человек ухаживал за женщинами, принадлежавшими другим мужчинам. Он был сущим сердцеедом, и твоя мама любила его с четырнадцати лет. С твоего возраста.

— Тогда почему вышла замуж не за него, а за Кента? Улыбка Уилла исчезла при воспоминании о человеке, который так жестоко отверг его.

— Это особая история, но главным образом потому, что этот человек давно уехал из города, — до того, как мама вышла за Кента. — Лилли Мэй сделала паузу, глубоко вздохнула и продолжила рассказ: — Твоя мама тогда проводила много времени у реки. Думала. Мечтала. — Лилли Мэй указала большим пальцем в заднюю часть дома. — Любимым ее местом был старый лодочный сарай. В общем, в тот вечер она пошла туда, и догадайся, кого обнаружила на берегу едва не утонувшим и так избитым, что не мог стоять?

— Этого человека, в которого была влюблена с четырнадцати лет?

— Вот-вот. Она помогла ему подняться на ноги и едва ли не волоком дотащила его до задней двери этого дома. Потом позвала меня. Мы отвели его в мою комнату, то была единственная спальня в цокольном этаже. Мисс Лейн хотела вызвать врача, но он сказал: «Нет, не вызывайте никого». И сообщил нам, что его пытались убить.

— Кто пытался? — спросил Уилл, сидя на краешке стула, глаза его округлились от любопытства.

— Мне он не говорил, но, думаю, сказал твоей маме. А у меня были свои подозрения.

— Как же он поправился без врача? — спросил мальчик. — И как дедушка и бабушка Нобл отнеслись к тому, что он находится в их доме?

— Твоего дедушки не было в городе, он так и не узнал, что мисс Лейн спасла этого молодого человека. Твоя мама и я ухаживали за ним, как только могли. Он был очень крепким и полным решимости не умирать. Думаю, ему сохранили жизнь планы мести… и твоя мама.

— Как его зовут? — Уилл посмотрел прямо в глаза Лилли Мэй.

— Лучше пусть мама тебе скажет.

Мальчик резко повернулся и злобно взглянул на закрытую кухонную дверь.

— Это Джонни Мак Кэхилл, так ведь? Тот подонок, сучий ублюдок, про которого Кент сказал, что он мой настоящий отец!

* * *

Лейн много лет мечтала об этой минуте. Джонни Мак Кэхилл возвращается — возвращается к ней. Но время шло, от него не приходило ни весточки, и она перестала мечтать. Прежняя любовь к Джонни Маку постепенно стала переходить в ненависть. Было ясно, что, куда бы ни уехал, какую бы жизнь ни вел, он забыл о ней. И с каждым годом становилось все легче и легче винить его в своем несчастье. Но теперь неожиданно, через пятнадцать лет, он вернулся собственной персоной. Что когда-то было бы сбывшейся мечтой, теперь оказалось кошмаром наяву. Перед ней стоял воплощенный дьявол. Олицетворенное искушение. Мечта каждой женщины. И гибель каждой женщины. «Почему теперь. Господи? Почему теперь?»

— Давно не виделись, — произнес Джонни Мак низким, соблазнительным, протяжным южным голосом, сняв ковбойскую шляпу. — Ты даже красивее, чем мне помнилось.

Лейн стало жарко, лицо у нее вспыхнуло. Комплимент Джонни Мака всегда вызывал у нее трепет внутри. Если все остальное в их отношениях изменилось, то это осталось прежним; «Не верь ни единому его слову, — предостерег какой-то внутренний голос. — Он соблазнитель. Искуситель. Сердцеед».

— Не хочу показаться грубой, — сказала Лейн, в полной мере та вежливая, учтивая южная красавица, какой ее воспитала мать, — но почему ты здесь? Что делаешь в Ноблз-Кроссинге?

«Ты клялся, что никогда не вернешься — скорее рак на горе свистнет. Почему передумал?»

Она старалась не пялиться на него, не оценивать его физических достоинств. Но с таким потрясающим мужчиной, как Джонни Мак Кэхилл, оказалось невозможным не любоваться его большим, поджарым телом и грубовато-красивым лицом. Небрежно одетый в джинсы и темную хлопчатобумажную рубашку, он походил на рабочего, принарядившегося, чтобы провести вечер в городе.

Где же он был столько времени, чем занимался? И почему пятнадцать лет спустя появился этим вечером на ее пороге?

— Даже не предложишь присесть? — Он смотрел из прихожей в сторону гостиной.

— Это светский визит? — спросила Лейн, внутри у нее все трепетало, нервы были на пределе.

— Не знаю какой, — признался он. — Может быть поиск истины.

Лейн едва удержалась, чтобы не ахнуть. Он знает? Как-то разузнал об Уилле? Но как, спустя столько лет?

Возможно ли, чтобы весть об убийстве Кента дошла до него там, где он теперь живет? Может, он приехал не из-за Уилла? Может, не знает, что у него есть сын? Может, вернулся в Ноблз-Кроссинг, чтобы помочь ей? Если да, то поздновато. Если б она что-то значила для него, он давно бы вернулся за ней.

— Какую же истину ты ищешь? — Лейн вздернула подбородок — пусть только посмеет заикнуться об Уилле. При мысли о сыне она посмотрела на закрытую кухонную дверь и взмолилась, чтобы Лилли Мэй задержала мальчика, пока она не сможет избавиться от незваного гостя.

— Боишься, что мальчик подслушивает наш разговор? — Губы Джонни Мака изогнулись в соблазнительной улыбке, которую Лейн прекрасно помнила. Стало быть, он знает, что у нее есть ребенок, но что, собственно, ему известно об Уилле?

— Да, — призналась она. — Пока не узнаю, зачем ты вернулся сюда через пятнадцать лет, я не хочу, чтобы мой сын встречался с тобой.

— Разумно.

Не сказав больше ни слова, Джонни Мак полез в задний карман и достал бумажник. Вынул оттуда сложенный листок бумаги, развернул его, внутри оказались газетная вырезка и маленькая фотография. Протянул все ей. Взгляды их встретились. Под ложечкой у нее засосало от дурного предчувствия. Она взяла дрожащими пальцами протянутое. Фотография Уилла. Прошлогодний школьный снимок. Под ложечкой засосало еще сильнее. Он был точь-в-точь похож на Джонни Мака, вплоть до потрясающей улыбки. Разве мог Джонни Мак, увидев фотографию, не понять, что это его сын?

Лейн торопливо взглянула на газетную вырезку и узнала в ней материал с первой полосы об убийстве Кента, опубликованный в местной газете. «Геральд» она владела вместе с мисс Эдит. Лейн обратила внимание на последнюю вещь в руке. Листок линованной бумаги из тетради, на котором написаны две короткие фразы: «Приезжай домой. Ты нужен своему сыну».

К горлу ее подступила желчь. Колени ослабли. Она закрыла глаза, защищаясь опущенными веками от правды. Джонни Мак знает, что Уилл его сын!

— Разговаривать здесь нельзя, — сказала она, аккуратно сложила бумаги и вернула ему. — Нам нужно поговорить с глазу на глаз там, где наверняка никто не сможет подслушать.

Джонни Мак глянул мимо нее в коридор, ведущий к кухне:

— Хорошо. Где и когда? Чем раньше, тем лучше. В голове у Лейн теснилась тысяча разных мыслей. Даже не подумав, она выпалила:

— Завтра. Встретимся там, где скажешь.

— Я остановился в «Перекрестке», — сказал Джонни Мак. — В какое время?

В «Перекрестке» останавливались только те, кому лучшая гостиница была не по карману. Этот мотель был немногим лучше крысиной норы. Лейн решила, что Джонни Мак не особенно разбогател за последние годы.

— В десять.

Он кивнул, но взгляд его оставался прикованным к ее лицу. Лейн чувствовала, что он хочет сказать еще что-то, коснуться ее. Пожать ей руку. Стиснуть плечи. Или еще как-то. Установить личный контакт. Она не могла этого допустить. Не смела.

Лейн неуверенно шагнула назад, подальше от него. Джонни Мак был самым опасным молодым человеком, какого она знала, и теперь стал гораздо опаснее. В нем появилась какая-то уверенность, какой пятнадцать лет не было. Что придавало ему ауру самоуверенности, пришедшую на смену маске дерзкой бравады, которую он носил в юности?

— Завтра в десять в «Перекрестке», — сказал он. — И не бойся меня, Лейн. Уж кому-кому, а тебе я не причиню никакого зла.

Прежде чем она успела ответить, Джонни Мак повернулся. Она бросилась за ним, когда он уже открыл дверь и вышел на крыльцо. Задержалась, не решаясь подходить слишком близко. И, встав в дверном проеме, окликнула его:

— Джонни Мак?

Тело его напряглось. Но когда он оглянулся, его соблазнительная улыбка была на месте.

— Да?

— Я не посылала этого письма. — Она с трудом сглотнула. — Я понятия не имела, где… — И внезапно умолкла, услышав за спиной шаги. Отступила назад и захлопнула дверь перед лицом Джонни Мака.

Еще не оборачиваясь, она поняла, что Уилл вышел из кухни. Он встал перед ней, взгляд его был вопрошающим.

— Ушел он?

— Да, ушел, — ответила Лейн.

— Это Джонни Мак Кэхилл, так ведь?

— Да. — «Помоги нам всем, Господи, да, Джонни Мак Кэхилл. Твой отец. И мой погубитель».

— Хорошо, что ты его выставила. Я больше не хочу видеть этого человека!

Уилл пронесся мимо нее, длинные ноги быстро возносили его по винтовой лестнице на второй этаж. Лейн поспешила за ним, но остановилась на середине лестницы.

— Уилл!

Стук хлопнувшей двери раскатился у нее в ушах. Она села на ступеньку, ее охватило чувство безнадежности. Сколько еще может вынести ее сын? Не предел ли это? Она должна беречь его от всех и всего, способного причинить ему вред. В том числе и от Джонни Мака.

— Джонни Мак ушел? — Лилли Мэй стояла у подножия лестницы.

Лейн посмотрела на тощую старушку, единственную ее наперсницу в течение пятнадцати лет:

— Ты отправила это письмо Джонни Маку? Вытянувшись, как гордый собой солдат, Лилли Мэй ответила:

— Да, я. Уилл, даже если пока не понимает этого, нуждается в отце — в родном отце. И вы, признаете это или нет, тоже нуждаетесь в Джонни Маке. Вам нужна поддержка сильного мужчины, если хотите сражаться и выиграть эту битву. А Джонни Маку уже давно пора оплатить долг.

* * *

Эдит Уэйр распахнула дверь в комнату Мэри Марты. Джеки Камминге подскочила из кресла перед телевизором и приветствовала хозяйку дома сердечной улыбкой:

— Входите, мисс Эдит.

Джеки чуть ли не раскланивалась перед ней. Эдит любила подобострастие в обслуге. Собственно говоря, ценила его во всех взаимоотношениях, даже в браке. Подчинить своей воле она не смогла только двух людей. Первого мужа Джона Грэхема. И его незаконного отпрыска Джонни Мака Кэхилла.

Эдит жестом велела Бадди Лоулеру следовать за ней, когда зашла в обитель дочери, комнату, почти не изменившуюся с тех пор, когда Мэри Марте было двенадцать лет. Пастельные тона, кружева, девчоночьи безделушки, Французская мебель в провинциальном стиле и ниша в стене, заполненная куклами.

— Как мисс Мэри Марта? — спросила Эдит.

— Слегка поужинала, — ответила Джеки. — И вот уже час спокойно сидит в кресле-качалке.

Эдит повернулась к своему ребенку. Тридцатитрехлетнему. Единственному после смерти Кента. Мэри Марта обладала невинной, обманчивой красотой. Безупречно белая кожа. Рыжевато-белокурые волосы до талии. И светло-карие глаза, словно бы неспособные видеть реальный мир.

— Что у нее в руках?

— Кукла, — ответила Джеки. — Мисс Мэри Марта весь день носила ее на руках. А вечером укачивала ее и пела ей. Думаю, это ничего. Не вижу ничего плохого, что она играет с куклой.

— Да, конечно. — Эдит закусила губу. Ничего плохого в том, что ее психически неуравновешенная дочь в тридцать три года играет с куклой, будто шестилетняя. Но, взглянув на персональную медсестру, Эдит сказала: — Можете устроить перерыв, мисс Каммингс. Бадди и я немного посидим с Мэри Мартой.

— Хорошо, мэм. Спасибо. Я не прочь покурить.

— Только не в доме, — сказала Эдит. — После смерти мистера Грэхема здесь не курят. Когда он скончался, я в тот же день сожгла все его коробки сигар.

— Пойду на заднее крыльцо.

Джеки кивнула начальнику полиции в знак приветствия и вышла.

Эдит медленно подошла к дочери и остановилась позади кресла-качалки.

— Она такая со дня похорон Кента. Я надеялась, к этому времени ее состояние улучшится.

Мэри Марта раскачивалась в деревянном кресле-качалке. Держа куклу величиной с младенца на руках, она напевала над ней вполголоса, словно мать над ребенком.

Эдит погладила дочь по голове.

— Боюсь показывать ее психиатру. Бог весть что она может сказать.

— Тогда будем заботиться о ней, пока она не станет прежней. — Бадди опустился на колени перед Мэри Мартой и мягко, ласково заговорил: — Как себя чувствуешь, милая? Говорят, ты слегка поужинала. Это хорошо. Тебе нужно есть побольше. Набираться сил. Как только поправишься, поедем вместе к Мексиканскому заливу, будем собирать на пляже раковины, как в прошлый раз, когда мы были там.

Мэри Марта, не обращая на него внимания, продолжала напевать и укачивать куклу. Она явно не замечала ничего вокруг. Бадди протянул руку и погладил щеку куклы. Мэри Марта прижала куклу к груди, словно подумала, что Бадди хочет ее отнять.

— Не забирай моего ребенка! Не забирай моего ребенка!

Трогательный крик Мэри Марты кольнул сердце матери. Эта трагедия была ее виной. Все было ее виной. Но поздно было пытаться помочь Мэри Марте. И поздно каяться. Самое большее, что она могла делать теперь, — оберегать свою дочку.

— Нет-нет, милая, — сказал Бадди. — Все хорошо. Я не хочу забирать ребенка у тебя.

Он встал и отвернулся, но Эдит успела разглядеть слезы на его глазах. Если кто на свете и любил Мэри Марту, то это Бадди. Он был влюблен в нее с детства, привязанность его к ней была трогательной. Для Мэри Марты Бадди был готов на все. В этом смысле она завидовала дочери.

Эдит стиснула верх спинки кресла-качалки с такой яростью, что костяшки пальцев побелели. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, кивнула на кушетку возле камина и сказала:

— Присядь, Бадди. Побудем здесь еще несколько минут. Одно наше присутствие слегка успокоит ее, тебе не кажется?

Бадди кивнул и сел на кушетку. Взгляд его был печально обращен на Мэри Марту.

— Думаете, можно говорить при ней? То есть она не поймет, о чем речь?

— А что ты хотел мне сказать? — спросила Эдит.

— Видите ли, у нас не было возможности обсудить создавшееся положение из-за похорон Кента и состояния Мэри Марты.

— И какое положение создалось?

Эдит подошла к туалетному столику, взяла серебряную щетку для волос, вернулась и снова встала за спиной кресла дочери.

— Прежде всего Лейн — главная подозреваемая в убийстве Кента. Как вам хочется, чтобы мы повели это дело? Арестовывать ее или нет?

— Ах ты вот о чем. — Эдит провела щеткой по волосам Мэри Марты и пожалела, что не находила для этого времени, когда дочь была ребенком. — Лейн обманывала Кента. Отравляла ему жизнь, и ради чего? Ради ребенка, которого, как она знала, зачал Джонни Мак Кэхилл. Даже если она и не наносила ударов, приведших к гибели, ее роль в этом обмане помогала убить Кента задолго до того, как он скончался.

— Вы ведь знаете, местную сплетню?

— Расскажи.

— Люди думают, что Кента убил Уилл, а Лейн идет за него под суд.

Эдит любила Уилла — мальчика, которого раньше считала своим внуком. Даже теперь, зная, что Уилл не ее плоть и кровь, она по-прежнему относилась к нему с любовью. Но не могла — не хотела допустить, чтобы сын Джонни Мака унаследовал что-то из состояния Грэхема.

— Гм-м… Любопытно. Но мы знаем, что бедный мальчик неповинен ни в каком злодеянии, как… как Мэри Марта, — сказала Эдит. — Он хороший, хоть и отродье дьявола.

— Да, конечно. — Бадди взглянул на Эдит и кивнул. — Кстати, о дьяволе — я собираюсь наведаться к нашему гостю, узнать, кто он такой и что ему нужно. — Нервозно потер ладонями ноги выше колен. — Если окажется, что это в самом деле Джонни Мак, ему незачем болтаться здесь и мутить воду, так ведь?

— Да, непременно нанеси визит этому человеку, именующему себя Джонни Маком. Немедля. Если он тот, за кого выдает себя, предупреди его, что здесь он не нужен, как и пятнадцать лет назад.

— Не представляю, как это может быть Джонни Мак. После той трепки, что мы ему задали. — На лбу и над верхней губой Бадди выступили капельки пота. — По-моему, то, что осталось от него, лежит на дне реки.

— Тогда, если он не тот, за кого выдает себя, выясни кто он, что ему нужно. И пусть проваливает отсюда!

* * *

— Подслушиваете, мисс Каммингс? — спросил Джеймс Уэйр, подойдя сзади к персональной медсестре падчерицы.

Джеки ахнула, подскочила и повернулась лицом к обвинителю.

— Господи, мистер Уэйр, вы чуть не до смерти напугали меня!

— Что происходит в комнате Мэри Марты?

— Просто мисс Эдит и Бадди Лоулер проведывают ее. — Джеки соблазнительно улыбнулась. — Я курила на заднем крыльце и только что поднялась. Я не подслушивала. Ждала. Не хотела мешать их визиту.

— Гм-м… Понятно.

Джеймс готов был держать пари на все свое состояние, что Джеки была бы рада его ублажить. Насколько он помнил, у нее всегда была такая репутация. Но она его не интересовала. Единственной женщиной для него была Арлин. Он любил ее с юности, но в то время был безвольным трусишкой. Позволил своей родне разлучить их. Однако столько лет спустя, если планы его сбудутся, они будут вместе до конца жизни. Эдит с головой занята убийством Кента, и сейчас самое время выполнить задуманное.

— Что-то поздновато вы, а, мистер Уэйр? Дела в городе?

Джеймс посмотрел в глаза Джеки, пытаясь понять, знает ли она о его романе с Арлин, но по их выражению ни о чем догадаться было нельзя.

— Работа мэра никогда не кончается, — ответил он, надеясь, что вложил в эти слова достаточно юмора.

— Вот как? Поверите ли, моя косметичка говорит то же самое — что ее работа никогда не кончается. Вы знаете мою косметичку Арлин Дотен, не так ли?

— Да, знаю, конечно.

— Я так и думала. — Джеки прижалась к боку Джеймса. — Предлагаю сделку, мэр: вы ничего не скажете мисс Эдит о моем подслушивании, а я не скажу, как хорошо вы знаете мою косметичку.

 

Глава 7

Мягкий свет полной луны заливал старый лодочный сарай и плясал мерцающей рябью на поверхности реки. Слой свежей белой краски на старых досках и новые петли на боковой двери сказали Джонни Маку, что Лейн содержит это строение в полном порядке. Он подумал, там ли все еще старая яхта Уильяма Нобла или давно продана. Покинув Ноблз-Кроссинг, он часто думал об этом месте, о встречах здесь с Лейн. Она была такой юной. Такой невинной. Господи, как он хотел ее! И мог бы взять. Она бы самозабвенно отдалась ему.

Джонни Мак подергал дверную ручку. Заперто. В прежние дни Лейн всегда оставляла дверь незапертой для него. Это было их место, убежище от реального мира. Здесь он не был ублюдком из трейлерной швали, а она не была принцессой Ноблз-Кроссинга.

Сегодня Лейн спешила отделаться от него. Он видел страх в ее глазах. Боялась, он попросит, чтобы она представила его сыну.

Разумеется, она знала, что он не сделает ничего, способного причинить боль ей или мальчику. Даже если б Уилл оказался сыном Кента, он ни в коем случае ничем бы не задел мальчика. Потому что это ребенок и Лейн.

Джонни Мак подошел к самой воде, земля была мягкой, каблуки сапог вдавливались в нее. Густо покрытые листвой ветви старых ив спускались к траве, образуя маленькие, укромные шатры вокруг стволов. Он единственный раз поцеловал Лейн под одной из этих ив.

Ночные насекомые завели свои предосенние песни, звук этот смешивался с мягким плеском реки. Южная сырость просачивалась в кожу людей и шкуры животных. Даже постройки не спасали от воздействия этой погоды, пота, стонов, ожидания осенней прохлады.

В юности он любил летнюю пору. Купание в реке. Холодное пиво в таверне Гудлоу. Разглядывание девушек, идущих в коротких шортах. Жар и пот в постели с женщиной. Любил, когда Лейн наблюдала за ним, как он стрижет у них газоны и подрезает живые изгороди. Обычно он работал в подрезанных выше колен джинсах, без рубашки, загорая и привлекая к себе взгляды женщин.

Джонни Мак усмехнулся. Он был очень дерзким сукиным сыном. Белой швалью, не желающей знать свое место. Леди с Магнолия-авеню находились за пределами его мира, но он этим не смущался. Наслаждался прелестями богатых, изнеженных, избалованных девиц и нескольких их мамочек. Но воздержался от того, чтобы улечься в постель с Мэри Мартой, так как знал, что она может быть его единокровной сестрой. Хоть он и был скверным парнем, у него существовали принципы, правда, немногочисленные. И даже хотя гордился тем, что путался со многими женщинами из загородного клуба, распознавал подлинное достоинство, когда видел его, касался его, любил его. Он по-своему любил Лейн. Господи, он обожал ее!

Она воплощала в себе все, к чему он стремился, все хорошее, доброе, благородное. Воспитание, характер и мягкое сердце. Он знал, что она слишком хороша для людей вроде него. Но черт возьми, она была слишком хороша и для Кента Грэхема. Так почему же вышла за этого жалкого сукина сына? При мысли о том, что Кент хотя бы касался ее, ему становилось не по себе.

Охваченная путаницей мыслей Лейн вышла в розарий за домом. Подняла взгляд к ночному небу, и давно похороненные в глубине души воспоминания нахлынули вновь. Джонни Мак вернулся в город! Господи, что делать? Она искренне верила, что больше никогда не увидит его, что он ни за что не вернется в Ноблз-Кроссинг.

Уилл ненавидит Джонни Мака. Кент добился этого своими подлыми, мстительными тирадами, создал у ее сына наихудшее представление о жизни этого человека с рождения до двадцати одного года. Она знала, что Кент может быть жесток, но пока он не пытался испортить Уилла своей жгучей ненавистью, она не представляла, до какой степени может доходить жестокость ее бывшего мужа.

Да простит ее Бог, она желала смерти Кенту. И мысль о том, чтобы убить его, приходила ей в голову. Но отнять у Кента его ничтожную жизнь она могла бы лишь для того, чтобы защитить себя и Уилла. Однако кто-то сделал это вместо нее. Кто-то, ненавидящий Кента больше, чем она. Кто-то, доведенный до крайности.

Больше всего она боялась, что Кента убил Уилл. Увидев своего сына, стоявшего над трупом, растерянного, ошеломленного, она сразу же решила, что будет защищать своего ребенка, чего бы ей это ни стоило. Она так же виновата в случившемся, как Кент, Шарон или Лилли Мэй. Она виновна в этом громадном обмане. Каждый день супружеской жизни она лгала мужу.

«Я делала это ради Уилла».

«И ради себя, — напомнила ей совесть. — Ты хотела ребенка Джонни Мака. Ты пошла бы на все, чтобы Шарон не избавилась от его плода».

Перенестись бы назад на пятнадцать лет. Нет, этого мало. На двенадцать. К тому времени, когда ей было четырнадцать. К той минуте, когда она впервые увидела , Джонни Мака Кэхилла.

Но что пользы принесло бы это возвращение в прошлое? Изменило бы оно тот факт, что она влюбилась всей душой, как может влюбиться только юная девушка? Разумеется, нет. Это было неизбежно. Ничто, кроме вмешательства свыше, не помешало бы ей влюбиться в Джонни Мака. Она не по своей воле полюбила скверного парня, беспутника, для которого была просто другом.

«Ты единственная девушка, с которой я был только в дружбе», — сказал он ей. И это признание разбило ее юное сердечко. Она хотела быть для него гораздо больше, чем другом. Глупо желала быть единственной любовью в его жизни.

Даже не сознавая, как это произошло, Лейн обнаружила, что идет по тропинке к старому лодочному сараю и пристани на реке. Сколько часов провела она в этом сарае, сидя на палубе маленькой отцовской яхты с Джонни Маком? Наедине. Отделяясь от всего мира. Разговаривая, смеясь и все больше влюбляясь в него.

Она не могла — не хотела! — позволять этим старым чувствам восставать из праха. Все мосты она сожгла много лет назад, осознав наконец, что цена, заплаченная за любовь к Джонни Маку, непомерна. Поначалу всякий раз, когда Кент касался ее, она пыталась воображать, что это Джонни Мак. Из этой фантазии ничего не вышло. В конце концов она стала ненавидеть Джонни Мака больше, чем презирать Кента.

* * *

Едва увидев темную фигуру, движущуюся к лодочному сараю, Джонни Мак понял, кто это. Лейн была не способна удержаться от появления там, как и он. Их обоих влекло к месту, где они провели столько счастливых часов. У реки. Ловя рыбу с пристани. Сидя вдвоем в сарае.

— Я так и думал, что ты придешь, — сказал он.

— Джонни Мак?

Голос из прошлого. Незабываемый. Звучный, нежный, протяжный алабамский голос Лейн.

— Иди сюда. — Он вышел из-под ивы, чтобы на него упал луч света.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Лейн.

— Могу задать тебе тот же вопрос.

— Мне нужно было выйти из дома, — призналась она. — Твое внезапное появление… Зачем ты приехал? Сейчас моему сыну меньше всего нужно иметь дело с тобой.

— Кто-то счел, что твой сын нуждается во мне. Лейн заколебалась, стоя на пристани, наполовину в тени сарая.

— Письмо тебе отправила Лилли Мэй.

— А… понятно. — Он медленно пошел к Лейн, давая ей время встретить его на полпути.

Джонни Мак чувствовал ее неуверенность, ее страх. Чего она боится? Разумеется, не его. Он остановился и стал ждать, позволив ей выйти из густой сине-черной тени. Она глубоко втянула в себя воздух. Час назад в доме он понял, что Лейн стала красивой женщиной. Но в ярко освещенной передней, неподалеку от которой находились мальчик и Лилли Мэй, он не позволил себе любоваться этой красотой. Однако теперь, наедине с ней, где свидетелями были только влажный летний ветерок да качающиеся ивы, упивался ею вовсю.

Он помнил, что ее вьющиеся каштановые волосы доходили до талии, и как часто, думая о ней, рисовал их в воображении. Но она не только укоротила волосы так, что они едва доходили до плеч, но и осветлила их. Полнота, мучившая ее в детстве и юности, перешла в зрелые округлые женские формы. А блестящие голубые глаза, некогда наполненные жизнью и любовью, теперь были настороженными и умоляюще смотрели на него из-под тяжеловатых век.

— Я говорил тебе, что бояться меня не нужно, — сказал Джонни Мак. — Я приехал в Ноблз-Кроссинг не затем, чтобы причинять тебе боль, создать проблемы.

Лейн сделала еще один неуверенный шаг к нему:

— Зачем ты вернулся? С какой стати столько лет спустя тебе беспокоиться о… обо мне или ком бы то ни было в Ноблз-Кроссинге?

— Ты спасла мне жизнь. Естественно, я беспокоюсь о тебе, о том, что ты первая подозреваемая в деле об убийстве Кента. — Проведя рукой по губам, словно стирая с них горечь, Джонни Мак сверкнул глазами на Лейн. — Какого черта ты вышла за Кента Грэхема?

Грудь Лейн тяжело вздымалась и опускалась. Выставив подбородок, она посмотрела на Джонни Мака в упор.

— Чтобы иметь возможность усыновить Уилла. В словах ее звучали гнев и сила, любовь и боль. Она произнесла свое заявление, свою декларацию, словно бросая ему вызов усомниться в мотиве ее поступка. Но то, что осталось несказанным, ранило Джонни Мака сильнее. Хотя Лейн не высказала обвинения, он услышал его в тоне голоса. «Если б ты взял меня с собой, я бы не вышла за Кента». Или он ошибается? Слышит то, что хочет слышать, предполагает то, во что хочет верить?

— Я нанял частного детектива собрать сведения об Уилле, — сказал ей Джонни Мак. — И знаю, что в свидетельстве о рождении — в подлинном свидетельстве — сказано, что матерью его является Шарон Хикмен, а отцом Кент Грэхем.

Глаза Лейн широко раскрылись. Губы слегка разошлись при вдохе.

— Как мог твой детектив раздобыть копию подлинного свидетельства о рождении Уилла?

— Неужели не знаешь, что, имея деньги, можно купить почти все, что угодно?

Потрясенное выражение на лице Лейн доставило ему удовольствие, и он почувствовал себя сущим мерзавцем. Однако невольно задался вопросом: насколько большее удовольствие испытает, когда увидит реакцию ненавистных ему людей — вроде мисс Эдит?

— А у тебя много денег? — спросила Лейн.

— Достаточно, чтобы получить все, чего хочу. Нелепость. Да, он мог иметь все, что продается за деньги. И некогда для него этого было вполне достаточно, ничего большего он не хотел. Лишь в последние несколько лет стал понимать, что кое-чего невозможно купить за все деньги на свете.

— И чего же ты хочешь, Джонни Мак?

— Правды, — ответил он. — Уилл — мой сын или Кента?

Лейн опустила ресницы и отвела взгляд.

— Уилл — мой сын! С той секунды, как я взяла его на руки.

Она походила на тигрицу, оскалившуюся, с выпущенными когтями, готовую наброситься при малейшей угрозе своему детенышу. Джонни Мак никогда не знал материнской любви, никогда не чувствовал себя защищенным женщиной, родившей его. И странным образом позавидовал Уиллу Грэхему. Чего бы он ни отдал, чтобы такая женщина, как Лейн, любила его пусть даже вдвое меньше.

— Знаю, что твой. Не собираюсь оспаривать твои притязания на него. Я только хочу — нет, должен — знать правду. Уилл — мой сын?

Лейн скрестила руки на груди.

— Не все ли тебе равно столько лет спустя? Ты мог оставить полдюжины женщин, беременных твоими детьми. Тогда ты об этом не беспокоился. Почему беспокоишься сейчас?

Это была не та Лейн, какую он знал. Добрая. Мягкая. Невинная. В той девушке не было ни гнева, ни ненависти. Но эта женщина излучала ненависть. Направленную прямо на него.

Черт возьми, оказывается, правда причиняет боль. Адскую. Лейн права. Хотя, как правило, пользовался презервативом, тем летом он мог оставить беременной не одну женщину. И, даже зная, что какая-то девушка от него понесла, он все равно покинул бы Ноблз-Кроссинг. Тогда он бежал ради спасения жизни. Остаться значило бы подписать себе смертный приговор.

— Даже если б беспокоился, я вряд ли мог бы остаться, — сказал Джонни Мак. — Ты знаешь не хуже моего, что, когда я покинул город, многие считали меня мертвым.

— Ты за все эти годы ни разу не написал. Не позвонил. Простившись со мной на автостанции в Декейторе, разорвал все узы со мной и Ноблз-Кроссингом.

— А если бы позвонил? — спросил он.

— Ты не сделал этого.

— Ну а если бы сделал, сказала бы ты мне, что выходишь замуж за Кента? Что усыновляешь Уилла?

— Нет смысла теперь говорить «что, если?». Лилли Мэй считает, что правильно поступила, отправив тебе письмо, но она заблуждается. Ты ничем не можешь мне помочь. А если думаешь, что я позволю тебе причинить Уиля новую боль, то лучше…

— Я здесь не для этого. — Джонни Мак взял Лейн за руки, крепко сжатые в кулаки. При соприкосновении с его телом руки ее напряглись, тело застыло. — Почему ты так ненавидишь меня?

Джонни Мак погладил большими пальцами внутреннюю сторону ее запястий. Лейн вздрогнула. Он тут же ее выпустил, поняв, что она не только реагирует на него как на мужчину, но и слегка боится. Господи, кого-кого, а ее он не хотел пугать.

— Скажи мне правду, — попросил он. — Неужели я не заслуживаю хотя бы этого?

Лейн повернулась к нему спиной, словно смотреть на него было слишком мучительно. Негромким, но поразительно сильным голосом сказала:

— После того как ты уехал, ко мне пришла Шарон. Сказала, что беременна и отец ребенка ты.

У Джонни Мака вышел изнутри весь воздух, словно от сильного удара кулаком в живот. Уилл — его сын. В то долгое жаркое лето пятнадцать лет назад он наградил Шарон ребенком. Может, презерватив оказался дырявым. Может, он не воспользовался презервативом. Черт, невозможно вспомнить все разы, когда он трахался с Шарон в том июле. Тогда он занимался главным образом тем, что путался со всеми податливыми женщинами. Но у него всегда была под рукой пачка презервативов.

— Почему она обратилась к тебе? Вы не были ближайшими подругами.-Джонни Мак переступил с ноги на ногу, силясь подавить закипевший внутри гнев.

— Хотела одолжить у меня денег на аборт.

— Гм-м! Вполне в ее духе. Ей не хотелось обременять себя ребенком. Ну и почему ты не дала ей в долг денег? Я не могу понять, зачем тебе понадобилось губить свою жизнь, выходя замуж за Кента и воспитывая ребенка Шарон?

Лейн зажмурилась, словно пытаясь отогнать какое-то страшное воспоминание. В лунном свете блеснули слезы, катящиеся по ее щекам.

— Лейн?

Джонни Мак шагнул вперед, но, когда потянулся к ней, она отступила в сторону и замерла, вызывающе глядя на него. Лейн обладала необычайной силой, словно поняла за последние пятнадцать лет, что полагаться может только на себя. Он видел эту силу в ее холодных глазах, в напряженном, изогнутом теле, в окружавшей ее ауре самоуверенности. Эта женщина была не той девушкой, какую он знал. Такой же незнакомой ему, как и он ей.

— Я заключила сделку с Шарон. — Лейн сглотнула, чтобы очистить горло. — Если она не сделает аборт, я усыновлю ребенка.

— И она согласилась, зная, что ты сама еще ребенок?

— Мы… мы составили план, — объяснила Лейн. — После того как ты покинул город, Шарон спала с Кентом, уже догадываясь, что беременна. Мы думали, если она скажет ему, что ребенок его, он может поверить. А если я соглашусь выйти за него замуж и усыновить ребенка, то…

— То он наверняка захочет ребенка, раз ты будешь частью этой сделки. — Звук удара грома раздался в ночной тишине. — Черт! Но зачем? Зачем было выходить за человека, которому отказывала десятки раз, только для того, чтобы сохранить ребенка Шарон?

Лейн утерла слезы со щек.

— Это был твой ребенок. Все, что осталось мне от тебя. Я не могла позволить, чтобы с ним что-то случилось! Как не могу и теперь.

Повергнутый в переносном смысле на колени ее признанием, приниженный до желания упасть ей в ноги, Джонни Мак молчал. Горло его сильно перехватило. Он знал, что Лейн была влюблена в него несколько лет до его отъезда, но не представлял глубины ее чувств. Возможно, она была единственной женщиной в мире, любившей его. Притом так самоотверженно.

Ему хотелось заключить ее в объятия, утешить, поблагодарить за такой бесценный дар. Но он видел по ее настороженной позе, что она не хочет его прикосновения. Она любила его пятнадцать лет назад, любила так сильно, что принесла громадную жертву ради его ребенка, но как относится к нему сейчас? Насколько пятнадцать лет, жизнь с Кентом и постоянная ложь переменили Лейн? Возможно, теперь она его ненавидит. Если да, Джонни Мак не мог ее винить.

— Я была тогда очень глупой, правда? Но с тех пор очень повзрослела. Узнала много о любви. Что в ней есть и чего в ней нет. — Голос ее стал мягче. — Я была очень влюблена в тебя. — Вздохнув, она запрокинула голову к звездному небу. — Для меня сейчас важен только Уилл. Я бы на все пошла, чтобы защитить его.

— Даже на убийство Кента?

Он увидел боль в ее глазах, беззвучное шевеление губ, и тут же пожалел о сказанном. Но было уже поздно. Как поздно было возвращаться на пятнадцать лет назад и менять прошлое. Теперь он мог только принять вину за то, что наделал, за все зло, которое причинил. Где-то в глубине, в самых потайных уголках души он сознавал, что день расплаты наступит. Рано или поздно человек несет кару за свои грехи.

— Да, и даже на убийство Кента, — призналась она.

Голос ее прозвучал так тихо, что он едва расслышал его сквозь отдающиеся в ушах удары сердца.

— У тебя есть хороший адвокат? Джонни Мак отломил веточку ивы и принялся обрывать листья, стараясь не встречаться глазами с Лейн.

— Всеми моими делами занимается Джеймс Уэйр.

— Отчим Кента?

— После смерти Джеймса Уэйра-старшего Джеймс-младший стал адвокатом моего отца и семейства Грэхемов, — ответила Лейн. — Он считает, у присяжных будет недостаточно улик, чтобы предъявить мне обвинение, но, с другой стороны, Джеймс не адвокат по уголовным делам. Если обвинение предъявят, я найму другого адвоката. Специалиста.

Джонни Мак бросил голую веточку в реку и посмотрел, как она плывет по течению.

— Я могу нанять тебе лучшего на Юге адвоката по уголовным делам. Один мой знакомый и Куинн Кортес вылетят в Алабаму ближайшим самолетом.

— Ты, видимо, очень-очень богат, Джонни Мак, раз способен оплатить услуги мистера Кортеса. — Лейн указала на вьющуюся по берегу тропинку: — Давай пройдемся. Мне как-то не по себе стоять здесь.

Они пошли рядом, и Джонни Мак заметил, что их тени — одна длинная, одна короткая — сливаются, хотя соприкосновения между ним и Лейн не было.

— Расскажешь мне, что случилось? — спросил он. — Лейн, я здесь потому, что хочу тебе помочь. Хочу привести все в порядок, если смогу.

Ее холодный смех вызвал у него мучительную боль внутри. Не промолвив ни слова, она сказала ему, что предлагает он слишком мало и слишком поздно.

— Если наймешь Куинна Кортеса защищать меня, это облегчит твою совесть?

Она превосходно знала его. Даже столько лет спустя все еще могла заглянуть ему в душу. Лейн была единственной способной видеть что-то за наружностью дерзкого скверного парня. Единственной женщиной, искавшей в нем хорошие черты.

— Да, это будет первым шагом. В конце концов, ты знаешь лучше, чем кто бы то ни было, что, живя в этом городе, я наделал немало зла. Надо начать с чего-то, чтобы загладить свою вину перед тобой… и Уиллом…

— Он не желает иметь с тобой ничего общего.

— Что? — Джонни Мак замер на месте. — Он знает, что я его отец?

Лейн остановилась и повернулась к нему:

— Да, знает. И боюсь, в настоящее время ненавидит тебя.

— Ты рассказала ему обо мне?

— Нет, но жалею об этом. — Она негромко застонала, словно пытаясь отвратить нависающую беду. — Рассказал ему Кент. И отнюдь не доброжелательно. Сорвал весь свой гнев и ненависть на Уилле.

— Мерзавец!

— Еще какой. Ему нравилось причинять боль Уиллу, потому что он твой сын. И мне, потому что… Кент Грэхем был не особенно порядочен.

Сказать, что Кент был не особенно порядочным, было сильным преуменьшением. Наподобие того, что на Аляске зимой прохладно.

— Откуда Кент узнал, что я отец Уилла? — Джонни Мак схватил Лейн за плечи, хотел встряхнуть, но вовремя сдержался..

— Шарон написала предсмертное признание. — Вымученная улыбка Лейн ожесточила ее лицо. — Она все сообщила Кенту. Как мы одурачили его, заставив поверить, что Уилл его ребенок. Облегчала свою совесть. — Лейн заколотила кулаками по груди Джонни Мака. — Дура, дура! Всю жизнь только и думала о деньгах. Но когда поняла, что умирает, ее начала мучить совесть. Ей и в голову не пришло, как эта правда отразится на Уилле. Она никогда не ставила на первое место благополучие своего ребенка.

Джонни Мак сжал запястья Лейн одной рукой, прекратив ее удары. Она сверкнула на него глазами с откровенной ненавистью. Холодная, горькая правда открылась Джонни Маку, словно слепящая вспышка.

— Сколько ты заплатила Шарон?

— Что?

Схватив за плечо, Джонни Мак встряхнул Лейн. Мягко, но сильно.

— Скажи мне правду. Сколько ты заплатила Шарон за моего сына?.

— О! — Рот ее изумленно раскрылся. В глазах заблестели слезы. — Пятнадцать тысяч долларов. Я попросила их у папы в виде свадебного подарка.

— Продала своего ребенка. — Джонни Мака душил гнев. У него зачесались кулаки. Сейчас ему была бы кстати боксерская груша. Или Кент Грэхем. Или Бадди Лоудер? — Почему Лилли Мэй ничего не сообщила мне об Уилле? Она уже почти десять лет знает мой адрес.

— Не знаю, почему не сообщила тебе и почему не говорила мне, где ты находишься. Но думаю, она делала то, что считала для Уилла наилучшим, так же как я. Уезжая, ты поклялся, что никогда не вернешься. Махнул рукой на Ноблз-Кроссинг и всех его жителей. Мы неплохо обходились без тебя. Не нуждались в тебе.

— Но сейчас нуждаетесь, верно? Во всяком случае, Лилли Мэй думает так.

— Она боится, что меня обвинят в убийстве Кента, и если я…

— Ты не будешь осуждена за убийство Кента, даже если и прикончила этого сукина сына. — Джонни Мак взял Лейн за подбородок большим и указательным пальцами. — Слышишь? Куинн Кортес не проиграл ни единого дела. И сегодня же ночью я ему позвоню.

Стоя на крыльце, Лейн смотрела, как Джонни Мак садится в машину и выезжает задом. Завтра он должен был приехать к обеду познакомиться с ее сыном. Напросился, показав, что в какой-то мере остался дерзким, невоспитанным парнем. Возражения ее пропускал мимо ушей. Она не представляла, как не пустить его, когда он явится, разве что вызвать полицию. А в данное время вмешательство местных властей нежелательно.

Джонни Мак вновь ворвался в ее жизнь ураганом, желая, нуждаясь, требуя. И давая обещания. В прошлом он ни разу не давал ей обещаний и, тем не менее, разбил сердце.

«Я хочу познакомиться с Уиллом… Я позвоню Куин-ну Кортесу, он будет готов вылететь первым же рейсом в Алабаму, когда потребуется нам… Ты не будешь осуждена за убийство Кента, даже если и прикончила этого сукина сына… Я ни за что не причиню тебе боли, Лейн. Ни за что…»

Он больше не причинит ей боли, и не потому, что пообещал, а потому, что она ему этого не позволит. Кент уничтожил ее наивность, способность легко верить в доброту других. А Джонни Мак дал ей понять глупость любви со слепым обожанием. Когда-то она любила его всем сердцем, беззаветно. Но теперь не любит никого, кроме Уилла и Лилли Мэй. Джонни Мак уже не может причинить ей боли. Но может причинить боль Уиллу.

Лейн взглянула на второй этаж дома и заметила свет в окнах комнаты мальчика. Нужно поговорить с ним, объяснить, кто такой Джонни Мак, убедить, что он не тот отвратительный человек, каким его представил Кент.

Но много ли о Кенте и смерти Кента посмеет она рассказать Уиллу? Многое ли сможет извлечь на свет без того, чтобы у мальчика вновь не начались кошмары? Просто счастье, что он не может припомнить убийства Кента, совершил ли сам его или просто был очевидцем. Если Кента убил Уилл, если схватил бейсбольную биту и заколотил его до смерти, не лучше ли будет, если он никогда об этом не вспомнит?

Если б только она была там. Если б только могла помешать Кенту извергать свою гнусную ненависть, мучить Уилла искаженной версией правды. Но Лилли Мэй была там и не смогла предотвратить катастрофы. Или?.. Возможно ли, что Лилли Мэй… Нет! Надо перестать думать о том, что происходило в тот день, когда погиб Кент.

Не важно, в сущности, кто его убил. Важно только сохранить мальчика в безопасности.

Лейн стала готовиться к разговору с сыном. Что она может сказать ему? Как убедить его, что, несмотря на все сказанное Кентом о Джонни Маке, этот человек вовсе не чудовище. Просто в юности он не всегда делал правильный выбор, устанавливал собственные правила игры, безрассудно старался натянуть нос местному обществу. Она не может оправдывать большинство поступков Джонни Мака, но способна нарисовать более достоверный портрет родного отца Уилла. Хоть она и ненавидит Джонни Мака, но не хочет, чтобы его ненавидел Уилл.

 

Глава 8

Лилли Мэй встретила Лейн, едва та вошла в дом. Насупленные брови омрачали ее морщинистое лицо. Лейн знала Лилли Мэй давно и поняла, что она встревожена. «Беспокоится, что я сержусь, потому что она вызвала Джонни Мака?»

— Нам нужно поговорить, — сказала Лейн. — Но сначала я поднимусь к Уиллу. Надо объяснить кое-что относительно Джонни Мака, пусть поймет…

— Уилла нет.

— Что?

— Сразу же после вашего ухода позвонила мисс Эдит. — Лилли Мэй скривилась, словно упоминание о матери Кента оставило горечь во рту. — Попросила Уилла прийти навестить мисс Мэри Марту. Она звала Уилла.

— Звала по имени или просто требовала своего ребенка?

Лейн было очень неприятно, что Мэри Марта часто называла Уилла «мой ребенок». С тех пор, как золовка впервые взяла Уилла на руки, Лейн испытывала легкое беспокойство всякий раз, когда сестра Кента расточала внимание на мальчика. У Мэри Марты была чуть ли не болезненная привязанность к Уиллу, но всякий раз, когда Лейн говорила об этом Кенту, он отмахивался от ее слов, как от глупости: «Уж не ревнуешь ли ты к Мэри Марте, милая? Она просто любящая тетя». Лилли Мэй указала подбородком на дверь:

— Джонни Мак ушел?

— Да.

— Он вернется?

— Завтра. Напросился на приглашение к обеду.

— Узнаю Джонни Мака. — Уголки губ Лилли Мэй чуть приподнялись в очень легкой улыбке. — Может, пойдете в кабинет. Я приготовлю травяной чай, и мы сможем поговорить.

Лейн кивнула:

— Чай сейчас будет кстати.

По пути к кабинету она подумала, не пойти ли в соседний дом к Грэхемам узнать, как там Уилл. Нет, не стоит. Ее сын считает себя самостоятельным. В четырнадцать лет он часто возмущается сдерживающим вниманием матери. И до гибели Кента было нелегко давать Уиллу какую-то волю, но теперь — о Господи, теперь! — ей невыносимо оставлять своего сына без догляда больше чем на несколько минут. Вдруг память к нему вернется, когда ее не будет рядом? Вдруг мальчик вспомнит, что он убил Кента?

Опустившись в желто-коричневое кожаное кресло возле выходящих на запад окон, Лейн вздохнула. Измотанная умственно и психически, уставшая носить тяжкое бремя на душе, она подняла ноги на большую кожаную оттоманку, чтобы дать им отдых.

Взгляд ее обежал комнату, которую она оставила после смерти родителей неизменной. Этот кабинет был убежищем отца Лейн, где он находил какой-то отдых после многочисленных дел владельца единственной ежедневной газеты в городе — «Геральд», — которую в 1839 году основал Уильям Александр Нобл, теперь ею совместно владели Лейн и Эдит Грэхем Уэйр.

Вскоре после ее брака с Кентом газету едва не поглотил один нью-йоркский конгломерат, но Эдит пришла на выручку, спасая «Геральд» от вторжения янки. Теперь на доходы от газеты ей приходилось содержать Уилла и себя, поддерживать в порядке поместье Ноблов. Что бы ни случилось, она ни в коем случае не коснется находящегося в доверительном управлении фонда, который ее отец и Эдит совместно основали для Уилла.

В последнее время Лейн замечала, что ее тянет в свою комнату, маленький, уютный рай, куда не доносились звуки из прочих частей дома. Обшитые темными панелями стены и широкая лепнина напоминали об утонченности минувшей эры, как и письменный стол с богатой резьбой и старый персидский ковер. Над камином висел портрет, написанный Гауэром Мэйфилдом, знаменитым художником из Атланты, — портрет юной красивой Селесты Нобл с единственным ребенком, пятилетней Лейн.

Лейн ужасно тосковала по родителям и, видимо, всегда будет тосковать. Хотя их с матерью взгляды совпадаем редко, она обожала Селесту, царственную светскую красавицу Ноблз-Кроссинга. О ее гостеприимных званых вечерах в конце шестидесятых и начале семидесятых годов говорили по всей Алабаме. Может, не будь мать такой расточительной, отец не оказался бы в столь затруднительном положении, когда семейной собственности «Геральд» стала угрожать опасность.

Лейн не только любила отца, но и очень восхищалась им. Билл Нобл был добрым человеком, с сильным характером и отзывчивой душой. Знал почти всех в городе по именам, относился к бедным и богатым с равным уважением. Первым на Магнолия-авеню нанял Джонни Мака для работы во дворе.

Когда Селеста запротестовала против присутствия Джонни Мака, отец Лейн сказал спокойным, но властным тоном: «Кто-то должен пойти навстречу бедному парню. О нем никто не заботится, кроме этого пьяницы Уайли Питерса. Мне неприятно сознавать, что кто-то бывает голодным, и думаю, что Джонни Мак не раз ложился спать с пустым желудком», «Попомни мои слова, Билл Нобл, мы все проклянем тот день, когда ты ввел этого кобеля в нашу жизнь!» — сказала Селеста. И они оказались странным образом пророческими.

Лейн, подслушав этот разговор родителей, поставила себе целью выяснить, что представляет собой этот опасный парень. Она была четырнадцатилетней, охваченной сексуальными побуждениями, которых просто не понимала. Знала только, что всякий раз, когда смотрит на Джонни Мака Кэхилла, ее тело начинает дрожать, а в сознании рождались образы загорелых, мускулистых рук, крепко обнимающих ее, когда он дарил ей самый первый поцелуй.

— Чай готов. Лилли Мэй стояла с серебряным подносом в проеме, двери. Она неуверенно улыбнулась Лейн. «Вы расстроены из-за меня? — безмолвно спросила Лилли Мэй. — И если сердитесь, простите меня за то, что вызвала сюда Джонни Мака».

— Поставь поднос туда. — Лейн указала головой на большой письменный стол красного дерева с изящной резьбой на ящиках. — Налей, пожалуйста, нам обеим по чашке. Потом сядь сюда, рядом со мной, и поговорим.

Робкая улыбка Лилли Мэй стала шире, на бледных щеках образовались складки.

— Он нам нужен, мисс Лейн. Очень нужен. Иначе бы я не стала его вызывать.

Лейн молча кивнула, не зная, как реагировать. Она ни на секунду не сомневалась, что Лилли Мэй действовала из любви и заботы об Уилле и о ней. Но не могла разделять уверенность этой женщины, что Джонни Мак явится их спасителем. Как может человек, некогда столько натворивший в этом городе, испортивший безответственными поступками много жизней, внезапно стать решением их проблем? Если у неприятностей есть имя, то звучит оно Джонни Мак Кэхилл.

Лилли Мэй протянула Лейн чашку с горячим чаем. Без лимона. Без сахара. Без сливок.

— Насколько я понимаю, он, став старше на пятнадцать лет, уже не тот парень, что покинул Ноблз-Кроссинг в ночной темноте, заставив многих думать, что он мертв. Ему тридцать шесть лет. Он стал старше и, пожалуй, намного умнее. И я точно знаю, что деньги у него есть. Он каждый месяц присылал мне чек, а я клала их на сберегательный счет на тот случай, если вам с Уиллом они понадобятся. Если Джонни Мак не предложит нанять за свои деньги хорошего адвоката, мы воспользуемся этими деньгами.

Лейн поставила чашку на столик справа и сжала руки Лилли Мэй.

— Я очень тебя люблю и понимаю, почему ты написала Джонни Маку, но… почему ты думаешь, что он может помочь нам?

Лилли Мэй сжала в ответ руку Лейн и любовно посмотрела ей в глаза.

— Джонни Мак не обманул вас, не воспользовался вашей невинностью, а мы оба знаем, что мог бы. И, покидая город, отказался взять вас с собой. Вы единственная женщина, с которой он обходился особым образом. И насколько я понимаю, он знает, что в долгу перед вами за спасение жизни. Я просто вызвала вашего должника. Лейн выпустила руку Лилли Мэй, откинулась назад в кресло и закрыла глаза.

— Он сказал мне, что очень богат.

Лилли Мэй села в кресло с подголовником напротив Лейн.

— Я так и думала. Иначе бы он не мог присылать мне ежемесячно столько денег.

— Он нанял частного детектива, тот каким-то образом раздобыл настоящее свидетельство Уилла о рождении.

Лейн помассировала виски круговыми движениями указательных пальцев.

— И решил, что отец Уилла — Кент, потому что Шарон так указала в свидетельстве?

— Джонни Мак спросил, кто отец Уилла — он или Кент.

— И что вы сказали ему?

— Правду.

Лилли Мэй испустила долгий вздох облегчения. — Сказали ему все? Как Шарон попросила у вас денег на аборт, как вы хитростью заставили Кента усыновить Уилла?

Лейн взяла чашку с чаем.

— Да. Объяснила, как и почему мы с Кентом поженились и усыновили Уилла, и что до предсмертного признания Шарон Кент считал мальчика своим сыном.

— Понять не могу, с чего моя дочь стала перед смертью набожной и принялась исповедоваться в грехах. — В уголках серых тусклых глаз Лилли Мэй появились слезы. — Я любила мою Шарон. Но видит Бог, она дурно вела себя. Люди, наверное, подумали, что смерть от СПИДа была карой за ее грехи. Только это не Божья кара. Она сама виновата в своей болезни. Если б не пристрастилась к наркотикам, то не умерла бы от этой жуткой заразы.

Лейн молчала. Она была согласна с мыслями Лилли Мэй о никчемной жизни Шарон, но не могла в отличие от нее осуждать родную мать Уилла. В конце концов, Шарон дала ей то, чего она никак не могла получить иным образом, — ребенка Джонни Мака.

— Стало быть, Джонни Мак знает правду. — Лилли Мэй задумчиво посмотрела на Лейн. — А вы не рассказывали ему о жизни с Кентом? Не сказали, какую цену заплатили за жизнь Уилла?

— Нет, не сказала. И не хочу, чтобы ты посвящала его в мои секреты, понимаешь?

— Да, понимаю. Очень хорошо понимаю.

* * *

То, что у двери его встретила бабушка, а не кто-то из слуг, сказало Уиллу, как ей хотелось видеть его. Может, раз он знает, что Кент не был его отцом, не следует думать об Эдит Уэйр как о бабушке. Но как совладать со своими чувствами? Мисс Эдит, как все обращались к ней из уважения к ее положению в обществе, всегда была любящей бабушкой, постоянно расточавшей на него внимание и деньги.

Эдит взяла его за руку, взгляд ее был неуверенным печальным.

— Спасибо, что пришел, Уилл. Я понимаю, что отношения между нами были натянутыми после смерти твоего отца… то есть Кента.

— Да, мэм. Наверно, вас очень потрясло известие, что Кент не мой родной отец.

— Разумеется. Сильно потрясло всех нас, кроме Лейн, всегда знавшей…

— Не говорите ничего дурного о моей матери, — сказал Уилл. Под ложечкой у него засосало. Он не станет слушать, как мисс Эдит обвиняет его мать. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Пусть ему четырнадцать лет и другие считают его ещё ребенком, он знает, что к чему. Знает, что его мать страдала больше всех. Слышал, что говорил ей Кент перед разводом. Знал, как обходился с ней. А теперь, когда Кент погиб, люди считают, что его убила она. Но он знает, что это неправда. Мать никого не способна убить. Разве что в самообороне или защите того, кого любит.

— Хорошо, — ответила Эдит. — Не будем сегодня говорить о Лейн. Сейчас у меня более важная проблема. — Эдит ввела Уилла в холл с мраморным полом и закрыла за ним дверь. — Мэри Марта очень взволнована, никак я; не можем ее утихомирить. Джеки предложила дать ей успокоительное, но моя бедная девочка после смерти Кента принимала слишком много лекарств. А лекарства иногда плохо действуют на нее. Я подумала, что ты сможешь ее успокоить. Ты всю жизнь мог оказывать чудотворное воздействие на Мэри Марту.

— Конечно, я сделаю все, что смогу, но если она все еще в тяжелом состоянии, как в день похорон па… Кента, то вряд ли даже узнает меня.

— После похорон она ни с кем словом не обмолвилась, — сказала Эдит. — До сегодняшнего вечера. Несколько часов она укачивала одну из своих кукол и называла своим ребенком. Потом вдруг отшвырнула куклу, сказала, что это не ее ребенок, что ее ребенок уже большой мальчик. Потом начала звать тебя.

Эдит прослезилась. Когда она закрыла глаза, на ресницах заблестели капельки, на скулы заструилась влага.

— Ты всегда играл с ней в эту вашу игру. Ну, где притворяешься, что ты в самом деле ее ребенок. Я надеялась, что и сейчас поиграешь. — Эдит открыла глаза и взглянула в лицо Уиллу. — А если она скажет что-то… ну, понимаешь, о Кенте…

— Не думаете, что есть смысл вызвать врача? — спросил мальчик. — Не старого дока Моргана, а психиатра, который будет в состоянии оказать ей помощь.

— Если улучшения не наступит, то, конечно, придется прибегнуть к психиатрической помощи. Знаешь, мы показывали ее разным врачам, она даже оставалась в нескольких частных клиниках, но помочь ей не смог никто.

Уилл начал подниматься, потом остановился, заметив, что бабушка осталась в холле.

— Не идете со мной наверх?

— Нет. — Эдит покачала головой. — Думаю, будет лучше всего, есди ты зайдешь к ней один. Она всегда предпочитала, чтобы ты общался только с ней. Но когда будешь уходить, пожалуйста… просто скажи мне, как у нее дела.

Мальчик кивнул:

— Непременно.

Комната Мэри Марты находилась в конце коридора. Мальчик немного постоял у закрытой двери, несколько раз глубоко вздохнул и морально приготовился к тому что обнаружит, войдя в комнату тети. Когда постучал, Джеки Каммингс тут же открыла дверь.

— О, привет, Уилл. — Она отступила, чтобы дать пройти мальчику. — Мисс Эдит сказала, что ты идешь сюда. Надеюсь, тебе удастся успокоить тетю. Видишь, она учинила разгром в комнате, но мисс Эдит не позволила дать ей успокоительного. И, пожалуй, она права. Мы держим Мэри Марту в состоянии одури со дня похорон твоего отца… то есть Кента.

Уилл быстро обежал взглядом комнату. Детская. Приют маленькой девочки. Повсюду разбросанные куклы, валяющееся на полу постельное белье, подушки и книги наводили на мысль, что у маленькой девочки, живущей здесь, был сильный приступ раздражения.

Мэри Марта, забравшись в дальний угол, сверкала глазами и методично вырывала из книги лист за листом. Бумага падала на пол, словно осенние листья с ветвей.

— Никаких сказок на ночь. Никаких сказок на ночь, — твердила она, уничтожая книгу.

Уилл сделал несколько неуверенных шагов в ее сторону. Он сам не знал почему, но между ним и Мэри Мартой существовала какая-то особая связь. Всегда, насколько он помнил. Теперь он думал, что они с инфантильной тетей когда-то привязались друг к другу, потому что он сам был ребенком. Но по мере того как он становился старше, связующие их узы не рвались. Мэри Map та часто называла его мой ребенок, и когда на нее находил один из капризов, его родители позволяли ей лелеять фантазию, что мать его она, а не Лейн.

— Тетя Мэри Марта?

Услышав его голос, она тут же перестала выдирать листы.

— Уилл?

Она стала оглядывать комнату. Когда взгляд упал на него, улыбнулась. Улыбка была слабой, болезненной. Такой же, как тонкая женщина, которая протягивала к нему руки.

— Уилл, это ты?

— Да, мэм. Я. Бабушка сказала, вы неважно себя чувствуете, вот и пришел вас проведать.

— О, мой милый ребенок.

Мэри Марта бросила на пол испорченную книгу и плавно, словно плывущий по воздуху дух, направилась к нему.

Мальчик всегда считал, что его тетя похожа на ангела. Высокая, стройная, тонкокостная. С бледной кожей, рыжевато-белокурыми волосами и светло-карими глазами. Сейчас она выглядела особенно бледной и тонкой. И ниспадающее свободными складками белое платье усиливало эту неземную иллюзию.

Уилл встретился с ней посреди огромной комнаты. Подняв дрожащую руку, Мэри Марта коснулась пальцами его щеки и погладила ее с непередаваемой нежностью.

— Тебя забрали у меня и сказали, что ты умер. Но я знала, что это неправда. Ты мой милый ребенок, уже выросший.

— Да, мэм.

Она продолжала гладить его лицо.

— Я болела. Вот почему не могла о тебе заботиться. Вот почему ты живешь у Лейн.

— Да, мэм.

Мальчик слышал это уже не раз. В одном из своих бредовых состояний Мэри Марта считала, что он ее ребенок. Почему, Уилл не имел понятия. Если кто-то в семье и знал, то не говорил ему. Все утверждали, что не представляют, почему его тетю как будто преследует мысль об утрате несуществовавшего ребенка.

Схватив мальчика за руку, Мэри Марта потянула его, приглашая следовать за ней.

— Говорят, Кент мертв. Но я им не верю. Он бы ни за что не ушел, покинув меня. Он обещал, что никогда меня не покинет.

Как ответить на это? Что можно сказать, чтобы это не было полнейшей ложью и вместе с тем не расстроить ее?

— Вы не устали, тетя Мэри Марта? Не хотите прилечь? Я бы мог посидеть, почитать вам, пока не уснете.

Вы всегда любили, чтобы я читал вам.

— Когда я была маленькой, мне обычно читал Кент. Мэри Марта подвела Уилла к книжным полкам на дальней стене. Теперь книги валялись на полу. Через одни , она перешагнула, на другие наступила.

— Почитай мне «Ганселя и Гретель». — Она взглянула на ряд книг, ища эту волшебную сказку. Не найдя, сразу же повернулась к Уиллу. — Этой книги здесь нет. Кент спрятал ее от меня, да? Иногда он прячет от меня книги, пока я… пока я… — Словно внезапно осознав, что пол завален книгами, Мэри Марта опустилась на колени и стала рыться в них. — Эта сказка мне особенно нравится, когда ее читаешь ты, Уилл. — Схватила тонкую книжку в переплете с разорванным корешком и выпадающими листьями: — Вот она. Кент тоже любит ее больше других.

Уилл помог тете подняться на ноги. Едва взяв ее за талию, понял, что она стала еще более худенькой, чем месяц назад. Лилли Мэй не раз говорила, что его тетя представляет собой кожу да кости. Он подвел Мэри Mapту к кровати. Встретил вопросительный взгляд Джеки, потом глянул на незастеленную кровать и кивнул.

— Дай мне пару минут, чтобы постелить простыни и одеяло.

Джеки стала суетливо собирать разбросанные постельные принадлежности.

Мэри Марта неодобрительно взглянула на нее и печально покачала головой.

— Мама говорит, в наши дни все труднее и труднее найти хорошую прислугу, — сказала она Уиллу вполголоса. — Не Нужно говорить маме, что постель была не готова. Она очень рассердится. Кент говорит, беспокоить папу и маму нельзя. Они очень заняты. У них нет времени для нас. Говорит, мы должны полагаться друг на друга. Кент любит меня больше, чем кого бы то ни было. И я его тоже.

Джеки откашлялась. Уилл увидел, что постель она постелила, лишь покрывало по-прежнему валялось на полу.

— Пойдемте. — Уилл подвел тетю к кровати. Она села на край и улыбнулась ему. — Ложитесь, — сказал он. — Я вас укрою.

— А потом почитай мне. — Уголки ее тонких бледных губ загнулись вверх в легкой печальной улыбке.

Когда она вытянулась на двуспальной кровати с пологом, Уилл набросил розовую верхнюю простыню и такого же цвета одеяло ей до талии. Наклонясь, поцеловал в лоб и потянулся за Книгой, которую она держала в руках. А когда пошел за креслом-качалкой, чтобы поставить его поближе к кровати, Мэри Марта крикнула:

— Не уходи от меня!

— Не ухожу, — успокоил ее Уилл, — я только… Джеки быстро поставила кресло к ночному столику.

— Спасибо, — поблагодарил Уилл. — Думаю, здесь я управлюсь сам. Может, спуститесь, скажете бабушке, что тете Мэри Марте гораздо лучше?

— Хорошо. Но я недолго. Вдруг понадоблюсь.

Уилл сел в кресло-качалку, раскрыл потрепанную книгу о Ганселе и Гретель и начал читать, как у них было заведено, то и дело останавливаясь, чтобы она могла посмотреть иллюстрации. Когда он дочитал сказку, тетя его уже спала с выражением ангельской безмятежности на красивом лице.

Мальчик всю жизнь удивлялся, почему его тетя такая. Почему так часто уносится мыслями в мир фантазий? Почему, когда не в себе, думает, что он ее ребенок? Казалось, никто этого не знал. Лейн несколько лет назад пыталась объяснить ему, что некоторые люди до того хрупки и чувствительны, что не могут приспособиться к жизни.

Он положил книгу на ночной столик и повернулся, собираясь уходить. Бабушка ждала его в дверном проеме, позади нее стояла Джеки Каммингс.

— Она спит, — сказал мальчик.

— Спасибо, — ответила Эдит.

Когда Уилл подошел к порогу, обе женщины отступили, чтобы дать ему пройти. Джеки быстро вошла в спальню и устроила представление, разглядывая Мэри Марту, потом подняла с пола покрывало и расстелила поперек изножья кровати. Стоя в коридоре с Эдит, Уилл спросил ее:

— Что заставило тетю Мэри Марту переворачивать все вверх дном в своей комнате?

По лицу Эдит промелькнуло страдальческое выражение.

— Боюсь, это моя вина.

— Как так?

— У нас был Бадди Лоулер. Ты знаешь, как привязан он к Мэри Марте. Так вот, после его ухода я на какое-то время осталась с ней. После похорон Кента она вызывает у меня сильное беспокойство. И я по неосторожности упомянула о Кенте. Бедная девочка обожала своего брата и совершенно потеряла рассудок с… с тех пор, как он был убит.

— Моя мать не убивала Кента, — сказал Уилл. — И будь тетя Мэри Марта в себе, она встала бы на сторону мамы. Вы это знаете.

— Не расстраивайся, Уилл. Никто в этой семье не обвиняет Лейн в убийстве Кента. Только вот все улики… в общем, дела ее складываются неважно. Она главная подозреваемая и…

— Вы можете велеть Бадди Лоулеру не арестовывать маму. Найти настоящего убийцу. Бадди послушает вас.

— Да, разумеется. Именно этим он и будет заниматься. Искать убийцу Кента, — ответила Эдит. — Но вот что, Уилл, — она хотела коснуться его, но он отступил в сторону, — ты должен приготовиться к самому худшему. Если Лейн арестуют, знай, что у тебя здесь есть дом, вместе с Джеймсом, со мной… и с Мэри Мартой.

— Если позволите арестовать маму, я вам никогда этого не прощу. Я не стану жить с вами. Не знаю, зачем я вам. Вы даже не моя настоящая бабушка.

— Если не будешь жить здесь, дорогой, куда же ты пойдешь? Кто будет о тебе заботиться?

— Останусь с Лилли Мэй. Она моя настоящая бабушка. — Когда Эдит надула губы и нахмурилась, мальчик усмехнулся: — Или стану жить вместе с отцом. Моим РОДНЫМ отцом. Джонни Маком Кэхиллом.

* * *

Не успел Джонни Мак открыть дверь своей комнаты в мотеле, как интуиция подсказала ему — что-то неладно. Предыдущий жизненный опыт говорил, что опасность рядом. В данном случае за дверью.

Он вставил ключ в скважину. Замок щелкнул. Его рука легла на шарообразную ручку и проворачивала ее, пока дверь не приоткрылась. В комнате было совершенно темни. Он знал, что оставил лампу горящей. И заколебался в дверном проеме, не зная, как быть.

— Входи и закрой за собой дверь, — произнес мужской голос.

Джонни Мак узнал бы его всегда и всюду. Все годы после отъезда из Ноблз-Кроссинга он слышал этот голос. Дразнящий. Насмехающийся. Проклинающий.

— Я мог бы добиться твоего ареста за взлом и проникновение, шеф, — сказал Джонни Мак, нащупал на стене выключатель и зажег свет.

— Боже всемогущий, это и впрямь ты! Бадди Лоулер в полицейской форме стоял в дальнем конце комнаты, держа руку у кобуры. На лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота.

— Да, я Джонни Мак Кэхилл во плоти. — Он широко развел руки в приглашающем посмотреть как следует жесте. — Вернулся с того света и выгляжу для покойника просто замечательно, тебе не кажется?

 

Глава 9

Он часто думал, что скажет и что сделает, если увидит снова Бадди Лоулера. Этот дерзкий боевой петушок всегда был у него бельмом на глазу, раздражающим приспешником Кента Грэхема. По своей инициативе Лоулер не предпринял бы ни шага. Но при поддержке Кента и помощи полудюжины дружков Бадди избил его до полусмерти и бросил в реку, сочтя мертвым. В сущности, начальник полиции Ноблз-Кроссинга был убийцей. Или, если придерживаться полной точности, несостоявшимся убийцей.

— Как ты, черт побери… — Бадди нервозно расстегнул кобуру и провел большим пальцем по рукоятке «магнума».

— Ты что, застрелить меня хочешь? — усмехнулся Джонни Мак. Бадди он ничуть не боялся.

Странно, что этот человек, когда-то едва не убивший его, теперь выглядел таким ничтожным, жалким.

— Я был готов дать голову на отсечение, что ты покойник. И даже сказал мисс Эдит, что уверен в этом.

— А она что сказала? — Джонни Мак вскинул руку в сдерживающем жесте. — Нет, не говори. Дай мне догадаться. Она не была так уверена, как ты, что я мертв. Что же мисс Эдит сделала теперь, подписала мне смертный приговор, как Кент пятнадцать лет назад?

— Мисс Эдит не хочет твоего присутствия здесь, можешь быть уверен. — Голос Бадди самую малость дрожал. — Я приехал сюда убедиться, что это в самом деле ты.

— В самом деле я.

— В общем, ты и теперь не нужен в Ноблз-Кроссинге, как было пятнадцать лет назад. — Бадди смерил Джонни Мака взглядом с головы до ног, пристально, словно высматривая, нет ли у него оружия. — Если понимаешь, что для тебя хорошо, уматывай из города. Сегодня же ночью.

— А вот в этом и заключается проблема. Я никогда не понимал, что для меня хорошо, так ведь?

— Ты же не хочешь, чтобы дело кончилось тем же, что и в прошлый раз? Только теперь мы не оставим работу незавершенной. — Бадди выпятил грудь и вздернул подбородок в притворной браваде.

— Ты угрожаешь мне? — Улыбка Джонни Мака стала шире.

— Просто дружески предупреждаю. Бадди вытер потные ладони о бедра, не отводя правую руку далеко от кобуры. Джонни Маку приятно было видеть, как Бадди потеет. Подмышками у него расползлись большие влажный круги, портя безупречно желто-коричневую рубашку. Щеки густо покраснели. Пот заливал все лицо, стекал за воротничок. Джонни Мак чувствовал запах страха. Легко распознавал его. Люди, знающие, что проиграют и проиграют много, — всегда пахли так. За последние десять лет, ведя деловые операции, он вгонял в этот страх многих. И теперь его присутствие — само его существование — путало Бадди Лоулера чуть ли не до полусмерти.

— Я не уеду, — сказал Джонни Мак.

Бьющийся на шее Бадди пульс стал заметнее.

— Буду откровенен с тобой, парень. Если не смотаешься отсюда к утру, я найду какой-нибудь способ упрятать тебя за решетку. А пока будешь в камере, могу организовать несчастный случай. Я понятно выражаюсь? — Держа одну руку возле пистолета, он крепко сжал другую в кулак.

С тех пор как Джонни Мак покинул Ноблз-Кроссинг, никто не называл его снисходительно парнем. Употребление этого слова в оскорбительном смысле вызвало неприятные воспоминания. Он был выходцем из низов. Скверным парнем, которому нельзя было доверять. Парнем из белой швали, который работал во дворах у богатых и был недостоин разговаривать с их женщинами. Парнем, который не хотел кланяться и быть благодарным за те крохи, которые зажиточные люди швыряли ему.

Когда Бадди с опаской пошел к двери, Джонни Мак стал у него на пути. Запах страха усилился. С выражением ужаса на лице Бадди, рост которого не превышал пяти Аутов девяти дюймов, смотрел снизу вверх на Джонни Мака, возвышающегося над ним на целых семь дюймов.

— Хочу объяснить тебе совершенно ясно, — сказал Джонни Мак, — из Ноблз-Кроссинга меня не выгнать никому. Пробуду я здесь столько, сколько мне будет угодно. Я не тот парень из белой швали, каким был. Избавиться от меня теперь будет гораздо труднее.

— Ты совершаешь большую ошибку, выступая против мисс Эдит.

— Это она совершает большую ошибку, если выступает против меня. Скажи ей, что беспокойство снова вернулось в город, что восходит багровая луна и ей лучше всего быть начеку.

* * *

Задняя дверь открылась и закрылась. Лейн поднялась из кресла в кабинете, где дожидалась возвращения сына. Встретила она его, едва он подошел к лестнице. Увидев ее, мальчик замер на месте.

— Как Мэри Марта? — спросила Лейн.

— Сейчас она спит. Я прочел ей сказку на ночь.

— Что там случилось? Почему твоя бабушка… почему мисс Эдит решила, что нужен ты?

— Ты знала, что тетя Мэри Марта не сказала ни слова со дня похорон Кента?

— Нет, понятия не имела. После похорон мы с мисс Эдит не общались.

— Мама, тетя Мэри Марта нуждается в помощи. Очень остро. Она все перевернула в своей комнате перед тем, как я пришел туда, а бабушка не позволила Джеки дать ей успокоительного. — Уилл пожал плечами. — Я смог лишь утихомирить ее. На время. Она думает, что Кент еще жив. И опять принялась за старое. Ну, называла меня своим ребенком и несла бред о том, что она моя мать. Она не… она никак не может быть моей матерью, правда? — Уилл бросил настороженный взгляд на Лейн.

Громко вздохнув, мальчик сел на третью ступеньку. Когда поднял взгляд на Лейн, она подумала, что ее сердце разорвется. Выражение его лица сказало все. Ее сын был смятенным, страдающим. И она не знала, как помочь ему. Лейн стала рядом с ним и положила руку на его ссутуленные плечи.

— Мэри Марта не твоя мать. Понимаю, у тебя нет оснований мне верить, я лгала тебе всю жизнь, но сейчас говорю правду. Твой родной отец — Джонни Мак, а Шарон Хикмен — родная мать. Анализы ДНК подтвердили бы это. Я все объяснила тебе после того, как Кент…узнал правду.

— Да, знаю. — Мальчик сплел пальцы и стал потирать друг о друга основания ладоней. — Ты дала мне прочесть письмо, которое Шарон написала Кенту. Прости, тетя Мэри Марта…

— У Мэри Марты серьезные психические проблемы. Она была неуравновешенной всю жизнь, с детства. И сосредоточилась на тебе с тех пор, как Кент впервые положил тебя ей на руки. Я не могу этого объяснить. И не уверена, что кто-то может.

Мальчик опустил взгляд к ступеням, сплетенные руки его свисали между широко расставленными коленями.

— Знаешь, я рад, что мой отец не Кент. Он был ужасным человеком. Пьяницей. Никчемным существом. И обращался с тобой как… — Уилл поднял голову и взглянул на Лейн. — Жаль, что моя родная мать не ты. Кто родной отец, мне все равно, однако я хотел бы…

Лейн крепко сжала плечи мальчика, потом прижалась головой к его голове и положила руку ему на колено.

— Знаю, дорогой. Я тоже хотела б быть твоей родной матерью, но даже если б я родила тебя, ты не мог бы быть мне роднее.

— Мама. — Он повернулся и оказался в ее объятиях, потом положил ей на плечо голову и тоже обнял ее. Лейн не знала, она ли утешает его или он ее. Пожалуй, и то и другое. Оба они хотели невозможного.

— Все будет хорошо. — Лейн погладила его по голове, словно маленького.

— Почему ты вышла замуж за Кента и усыновила меня? — Уилл слегка приподнял голову и взглянул в глаза Лейн. — Ты не любила Кента и знала, что я в действительности не его ребенок, так что… Шарон написала Кенту, что ты хотела меня, потому что я сын Джонни Мака Кэхилла. Это правда? Ты поэтому хотела меня?

Лейн взяла мальчика за руки и заглянула ему в глаза, моля Бога, чтобы ей на ум пришли нужные слова.

— Да, я поэтому хотела ребенка Шарон. Мне тогда было девятнадцать лет, и я воображала себя безумно влюбленной в Джонни Мака с четырнадцатилетнего возраста. Мы с ним не были любовниками. Были просто друзьями. Это его выбор, не мой. Но я была так влюблена в него, что готова была на все пойти ради спасения его Ребенка.

— Не верю, что ты могла любить такого человека, как Джонни Мак. — Уилл вырвал у нее руки. — Кент рассказал мне, каким он был. Просто-напросто белой швалью; Его исключили из школы, он добывал деньги на жизнь работой во дворах и находил удовольствие в том, чтобы трахать всех женщин в городе.

— Джон Уильям Грэхем!

— Я хочу знать правду о родном отце. Моя мать была швалью, и отец тоже, так ведь? Кент не лгал мне, правда?

— Нет, Кент не лгал. Но его истолкование правды было несколько предвзятым. Кент презирал Джонни Мака с детства, и они постоянно соперничали. Видишь ли, дорогой, ты слегка похож на Кента потому, что он и Джонни Мак были единокровными братьями. Твой дедушка Грэхем был банкиром и…

— Значит, Джонни Мак такой же ублюдок, как и я. Лейн скрипнула зубами, сдерживаясь, чтобы не исправить Уилла громко и злобно. Потом совершенно спокойно сказала:

— Никогда не называй себя этим словом. Никогда.

— Извини, мама. «Внебрачный» звучит лучше? — язвительно спросил он.

— У тебя есть все основания сердиться и чувствовать себя неловко. Если бы я могла избавить тебя от неприятной правды, то избавила бы. Видит Бог, я четырнадцать лет старалась оберегать тебя.

— Значит, мой отец в самом деле был белой швалью, недоучкой, зарабатывал на жизнь работой во дворах и трахался со всеми?

— Если хочешь расстроить меня употреблением нехороших слов, ты добился желаемого, — ответила Лейн. — Если хочешь напуститься на меня с упреком, что ж, давай. Думаю, я смогу это вынести.

— Мама, я не собираюсь причинить тебе боль. Просто хочу узнать от тебя правду о родном отце.

— Хорошо. Джонни Мак был всем тем, кем Кент его назвал, но… о Джонни Маке можно сказать еще многое. Он был очень красивым молодым человеком, и почти все женщины в городе находили его очаровательным. Рос он в трудных условиях. Без отца. Мать не заботилась о нем. Денег у него не было. Он не был благовоспитанным мальчиком из хорошей семьи. Но и не был уж совершенно плохим, хотя Кент убеждал тебя в этом.

— Как можно назвать человека, который награждает ребенком девушку, а потом бросает ее? — спросил мальчик и, сощурясь, взглянул на мать.

— Джонни Мак не знал, что Шарон беременна, а когда она сказала мне, никто понятия не имел, где он. — Не было смысла говорить мальчику, что кое-кто — в том числе мисс Эдит — считал Джонни Мака мертвым.

— Ну и что же он делает здесь теперь?

— Лилли Мэй уже десять лет знала, где он. И вызвала его письмом сюда. Думает, что мы с тобой нуждаемся в нем.

Мальчик подскочил и сбежал вниз.

— Почему она так думает? Нам он не нужен, так ведь? Если он хотел тебе помочь, отблагодарить тебя за спасенную жизнь, почему его не было здесь, когда Кент измывался над тобой?

— Что ты знаешь о его спасении?

— Лилли Мэй сказала, что несколько человек сильно избили его и бросили в реку, а ты привела его домой, и вы вдвоем ухаживали за ним. Она говорила это сегодня, когда вы разговаривали в гостиной.

— Понятно.

— Ты сказала ему, чтобы убирался туда, откуда приехал, правда? Что он не нужен в нашей жизни? Лилли Мэй ошибается. Мы обойдемся без него.

— Джонни Мак не уедет просто потому, что тебе этого хочется. Он твердо решил мне помочь, если меня арестуют по обвинению в убийстве Кента. И он хочет познакомиться с тобой.

— А я не желаю знакомиться с ним.

— Он напросился на приглашение завтра к обеду.

— И ты сказала, что мы будем рады его видеть?

Лейн покачала головой:

— Нет, конечно. Но пойми, Джонни Мак из тех людей, что не принимают отказа. Он всегда был таким, Если ему что-то нужно, он этого добивается.

— Мама, а что ему нужно? Ты?

— Ему нужен ты, Уилл. Нужен его сын.

— Он несколько опоздал, тебе не кажется? Мне он не нужен. И я не сяду с ним за стол. Слышишь? Если он завтра явится, скажи ему, что я не хочу иметь с ним ничего общего.

* * *

Джеймс приготовил и подал жене виски со льдом. Эдит перестала расхаживать по комнате и взяла стакан.

— Ты видел его. Говорил с ним. Уверен, что это действительно Джонни Мак Кэхилл? — Эдит сверкнула глазами на Бадди Лоулера, стоявшего со шляпой в руке посередине ковра на полу библиотеки.

— Да, мэм, это Джонни Мак. Такой же, как был — заносчивый, дерзкий, вызывающий, но и не совсем такой. После того, что произошло пятнадцать лет назад, казалось бы, моя угроза должна была хотя бы слегка его припугнуть. Однако ничего подобного. Он не испугался.

— Что ты выяснил о нем?

— От него самого я ничего не узнал, но я отправил запрос, и ответ мы получим завтра, если не раньше, — ответил Бадди.

— Джонни Мак вернулся из-за Лейн, — сказала Эдит и приложилась к стакану. — Он не мог ничего знать об Уилле, разве что… Может быть, они с Лейн поддерживали контакт все эти годы.

— В общем, почему бы ни приехал, он сказал мне, что пробудет здесь столько, сколько ему понадобится. И передал вам сообщение, мисс Эдит.

— Ах, наглец, сукин сын! — Эдит допила то, что оставалось в стакане, и закашлялась, потому что крепкий напиток обжег ей горло. — Что за сообщение?

— «Скажи мисс Эдит, что беспокойство снова вернулось в город, что восходит багровая луна и ей лучше всего быть начеку».

— Он угрожает мне! Арестуй его и…

— Нельзя арестовать человека за неприятное сообщение, — сказал Джеймс.

Эдит резко повернула голову, сверкнула глазами на мужа. Ничтожество. И что только она нашла в Джеймсе Уэйре?

— Конечно, Джонни Мак будет для нас беспокойством. Как и раньше. Если не найдем способа от него избавиться…

— Пожалуй, лучше толком разузнать, дорогая, что сейчас представляет собой Джонни Мак, прежде чем придумывать для Бадди планы избавления от него, — предложил Джеймс. — Кстати, в первый раз он не справился с подобным делом, так ведь?

— Я думал, он мертв, черт возьми, — сказал Бадди. — Кент думал, что мертв. Да и все так думали. Мы с ребятами основательно отделали его, перед тем как бросить в Реку. Никакой обычный, нормальный человек не смог бы выжить.

Эдит крепко сжала пустой стакан.

— Да, все мы знаем, что Джонни Мак не был обычным человеком, и наверняка не стал теперь.

В незаконнорожденном сыне ее первого мужа не было ничего обычного. Этот парень с детства выглядел потрясающе. Конечно, Джон Грэхем был красивым мужчиной. И Фейт Кэхилл, шлюха из трейлерной швали, была поразительной красавицей. Эдит всегда знала о волокитстве мужа, и до нее доходили разговоры о ребенке Фейт, которого та родила не от мужа, убитого в пьяной драке, когда ребенок был еще младенцем. Потом, увидев впервые шестилетнего мальчика на улице с матерью, она поняла, что Джонни Мак сын Джона. Как и Кент. Только Кент носил фамилию Грэхем и был наследником грэхемовского состояния.

— А если я стану ревновать, дорогая? — спросил Джеймс с глупой улыбкой на красном круглом лице. — Мужчине неприятно сознавать, что его жена находит другого потрясающим.

Эдит резко повернулась с яростью в глазах и запустила опорожненный стакан в мужа. Джеймс успел пригнуться. Хрустальный стакан ударился об угол мраморного камина за его спиной и разбился вдребезги.

— Дурак ты, Джеймс. — Эдит убийственно посмотрела на него и повернулась к Бадди: — Разузнай все, что, сможешь, о Джонни Маке и позвони мне, хоть в два часа ночи. Я не допущу, чтобы этот скот возвращался в мой город и угрожал мне. А если он думает заявить права на Уилла, ему лучше передумать. Он недостоин быть отцом этого мальчика.

— Я сейчас еду в полицейский участок, — сказал Бадди. — И не уеду оттуда, пока не раздобуду каких-то сведений о Джонни Маке.

— Отлично. — Эдит отпустила его взмахом руки. —Провожать тебя не будем.

Когда Бадди вышел из библиотеки, Джеймс направился следом, но не успел дойти до двери, как Эдит окликнула его:

— Ты куда?

— Наверх в свою комнату, — ответил он. — Увидимся утром, дорогая.

Эдит смотрела, как муж уходит от нее. Потом, вздохнув, нервозно пригладила холеные короткие волосы. После смерти Джона Джеймс был внимательным, заботливым, и до того, как они поженились, секс с ним был довольно-таки захватывающим. Джеймс, хоть ничего собой не представлял, по крайней мере, был пылким любовником. Что он моложе ее почти на двадцать лет, что отнюдь не богат, тогда не беспокоило ее. Он согласился подписать предбрачный договор, оберегавший ее банковские счета. А что до разницы в возрасте, даже злейшие враги не могли не признавать, что Эдит Грэхем выглядит моложе своих лет.

Однако если б начать все заново, она бы не вышла за Джеймса. Насладилась бы романом с ним, потом завела бы другого любовника. Ее муж был внимательным, угодливым и зачастую напоминал ей комнатную собачку. Он всеми силами старался ей угодить, но его раболепство, которого она требовала, было в нем самым для нее ненавистным. Хотя она в конце концов возненавидела Джона Грэхема, этот мужчина не приедался ей. Ни в спальне, ни за ее пределами. И даже то, что она не могла властвовать над ним, ей очень нравилось. Они были людьми сильной воли и вспыхивали в постели жарким пламенем.

Так же было и с его сыном. Даже еще лучше. Чего Джонни Маку недоставало как юному любовнику в опыте, он с лихвой компенсировал силой и страстью. При мысли о Джонни Маке по телу Эдит пробежала дрожь вожделения. Каков он теперь как мужчина и любовник?

— Ты назвала Джеймса дураком, — призналась Эдит вслух и негромко фыркнула. — Но это ты дура, Эдит, раз лелеешь мысли об этом мужчине.

Джонни Мак вернулся в город не ради того, чтобы возобновить с ней роман, это определенно. Если он приехал ради какой-то женщины, то ради Лейн.

Мягко улыбаясь, Эдит прошла по комнате, сняв пробку с бутылки, налила виски в стакан. Поднесла его ко рту и отпила глоток.

Но Лейн вскоре будет недосягаема. Ее арестуют за убийство Кента, будут судить и признают виновной. Это только вопрос времени. Надо отдать приказания Бадди и окружному прокурору Уэсу Стивенсу. И потребовать отплатить за кое-какие любезности. Она хочет, чтобы Лейн была наказана. Чтобы Уилл и Мэри Марта были защищены. И чтобы Джонни Мак понял, что здесь по-прежнему распоряжается мисс Эдит.

 

Глава 10

Джеймс Уэйр почмокал губами в телефонную трубку и удовлетворенно вздохнул, услышав хриплое хихиканье Арлин. Больше всего на свете ему хотелось быть сейчас ней. В ее постели, в ее объятиях. В ее лоне, черт возьми!

— Я скучаю по тебе Джимми. Каждую минуту, когда мы не вместе.

— Я тоже по тебе, милочка. Ты знаешь, как сильно хочу тебя сейчас, правда?

— Не на столько, чтобы покинуть старый большой особняк и приехать на другой берег реки ко мне.

— Знаешь, я теперь не могу тайком уходить по ночам. Есть риск, что кто-то из прислуги увидит меня и донесет Эдит. Твоя подружка Джеки уже заподозрила, что между нами что-то есть.

— У нее это просто догадки. Я ничего ей не говорила. И обещаю, что не скажу. Не стану никоим образом создавать проблемы для тебя. Для нас. Просто я очень устала ждать. Хочу, чтобы мы поженились и зажили нормальной жизнью.

— Постарайся потерпеть еще чуть-чуть, милочка. Еще несколько сделок, и у меня будет достаточно денег, чтобы нам навсегда уехать из Ноблз-Кроссинга.

— Ты не совершаешь ничего очень уж противозаконного, а? — В голосе Арлин звучало искреннее беспокойство. — Ты сказал, что переводишь деньги со счетов мисс Эдит, но я не понимаю, как…

— Не утруждай свою хорошенькую головку, — успокоил ее Джеймс.

Да, черт возьми, в том, что он делает, есть нечто противозаконное, но. Бог даст, Эдит, узнав, не настолько разозлится, чтобы разыскивать его и отдавать под суд. К тому же он собирается сменить фамилию. Он уже заготовил поддельные свидетельства о рождении и карточки социального страхования для себя, Арлин и ее детей. Уже это стоило немалых денег. На его счете в швейцарском банке лежит довольно крупная сумма, но этого мало.

Поскольку Эдит никогда не узнает, что ее драгоценный Кент обнаружил несоответствия в ее счетах и уличил его, он в безопасности. Как мог этот вечно пьяный олух сообразить, что происходит? Непонятно. Но Кент теперь уже не сможет ничего сказать никому.

Джеймс улыбнулся. Кент никому больше не доставит неприятностей. Ни ему. Ни Уиллу. Ни бедной Мэри Марте.

— Я не могу не беспокоиться о тебе, — сказала Арлин. —Ты же знаешь, как я тебя люблю, как всегда любила.

Джеймс возгорался желанием, даже просто разговаривая с Арлин. Она всегда так действовала на него. Когда они впервые сошлись, он думал, что это просто страсть, что сможет продолжать роман с юной возлюбленной и оставаться в несчастливом браке с богатой женщиной. Но в конце концов понял, как хорошо с женщиной, которая дает возможность чувствовать себя настоящим мужчиной. А у Арлин было это умение — давать ему чувствовать себя ростом в десять футов. Вот за что он и любил ее.

— Поцелуй меня еще, — попросила она.

Джеймс вытянул губы и прочмокал в телефон вторую серию пустых поцелуев.

— Увидимся завтра. Закрой свой салон на обед пораньше.

— Будешь видеть меня сегодня во сне?

— Я каждую ночь вижу тебя в сновидениях и кончаю.

Арлин снова хихикнула.

— Пока, любовничек.

— Пока.

Джеймс положил трубку, перевернулся на спину, вы тянулся на антикварной ореховой кровати, которая была старше его, по меньшей мере, на двести лет. Неизвестно, сколько поколений Грэхемов спало на ней. Он запустил руку за пояс пижамных брюк и взялся за напряженный пенис. Задался мыслью, сколько мужчин лежало на этой кровати, когда постылая жена спала по другую сторону коридора, и мастурбировал, думая о другой женщине.

* * *

Джонни Мак взглянул на часы на ночном столике. Четверть двенадцатого. Сел в кресло, единственное сиденье в комнате мотеля, положил ноги в носках на постель и откинул голову назад. Раскинув руки и потянувшись, вздохнул. Кто сказал «чем больше перемен, тем больше все остается по-старому»?

Ноблз-Кроссинг и его жители уже не те, что пятнадцать лет назад, однако Джонни Мак Кэхилл в той же мере persona non grata , что и раньше. Это вызвало у него смех.

Звучащий как стоны жалости к себе. Странно, пятнадцать лет назад он понятия не имел, что означает persona non grata. Теперь это выражение и другие, подобные ему, легко приходили в голову и слетали с языка. Четыре года колледжа и восемь лет жизни под одной крышей с судьей Харвудом Брауном пообтесали его и дали ему возможность выдавать себя за джентльмена.

Однако никто и ничто не могло уничтожить его инстинктов выживания, принципа «Обмани их, пока они не обманули тебя», усвоенного нелегким путем в очень раннем возрасте. Собственно, эти первобытные инстинкты помогли ему стать звездой предпринимательства в Хьюстоне в течение последних десяти лет. Человек, которому было нечего терять и некого бояться, шел на такой риск, какого другие избегали.

Когда он сказал Лейн, что богат, на нее это впечатления не произвело. Правда, она и ее отец были единственными в городе, кто не судил о людях по размеру их банковского счета или престижности рода. Она была его другом, когда никто из леди с Магнолия-авеню не узнавал его на людях. Как и старый Билл Нобл, она дала ему возможность и искренне считала, что он стоит этих усилий.

Разумеется, их усилий он не стоил. В то время. А теперь, пожалуй, да. Видит Бог, он старался стать лучшим человеком. Таким, чтобы Лейн им гордилась.

Некогда Лейн не только верила в него, доверяла ему, заботилась о нем, но и спасла ему жизнь. Той ночью, когда нашла его, избитого, полумертвого, на берегу, она, можно сказать, притащила его к своей задней двери. Потом прятала его три дня, пока он не смог подняться на ноги и уйти от нее. У него было искушение взять Лейн с собой, показать Кенту Грэхему и всем остальным в Ноблз-Кроссинге, что их маленькая нежная принцесса отказалась от всего, лишь бы не разлучаться с ним. Но он слишком беспокоился о ней, слишком уважал ее, чтобы низводить до собственного уровня. Он думал, что если возьмет Лейн с собой, то загубит ее жизнь. Теперь ему казалось, что, оставив ее, он добился этого результата.

Потянувшись к пиджаку, висевшему на спинке кресла, Джонни Мак порылся в карманах, достал сотовый телефон и набрал не включенный в справочники номер телефона, принадлежавшего его старому другу. Тоже воспитаннику судьи Харвуда Брауна.

— Ну, смотри мне, если дело не важное, — сказал Куинн Кортес, ответив на звонок.

— И тебе привет.

— Ты знаешь, который час?

— Еще нет полуночи, — ответил Джонни Мак. — А если память не изменяет мне, ты по образу жизни сова и редко ложишься спать раньше двенадцати.

— Люди ложатся в постель не только для сна.

— Извини. — Джонни Мак издал смешок. Куинн оправдывал свою репутацию бабника.

Кажется, он не видел своего друга дважды с одной и той же женщиной.

— Не будь дело важным, я бы не стал звонить. И скажи той, что ждет в постели, что я не задержу тебя надолго.

— Черт возьми, Кэхилл, переходи к сути дела.

— Мне нужно, чтобы ты был готов вылететь из Хьюстона по первому требованию. Лететь до Хантсвилла, штат Алабама, там берешь напрокат машину и едешь в Ноблз-Кроссинг.

— Скажешь зачем?

— Есть большая вероятность, что мать моего сына арестуют за убийство бывшего мужа, и ей нужен самый лучший адвокат по уголовным делам.

— Ты обратился по адресу, дружище. Можешь посвятить меня в подробности? Я понятия не имел, что у тебя есть сын.

— Я тоже, — признался Джонни Мак. — В подробности посвящу позже. Кстати, приехав в Ноблз-Кроссинг, найдешь меня в «Перекрестке». Это дешевый мотель, но пока что мне нужно жить там.

— Путешествуешь инкогнито?

— Да, вроде того.

Бадди растянулся на койке в глубине своего кабинета начальника полиции и положил компьютерную распечатку на грудь. Он снял кобуру и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки несколько часов назад, перечтя во второй раз копию полицейского рапорта пятнадцатилетней давности об аресте Джонни Мака Кэхилла за бродяжничество в Хьюстоне, штат Техас, тридцатого сентября. Меньше двух недель спустя после того, как он с друзьями избил Джонни Мака и бросил в реку.

Воспоминания о том вечере преследовали Бадди много лет. Он еще никого не убивал раньше — и был уверен, что убил Джонни Мака. Ему не нравился этот парень, хотя какое-то время он питал некоторое уважение к нему и даже завидовал его успехам у женщин. Но пути их редко пересекались. Бадди не был одним из мальчиков с Магнолия-авеню, но жил на лучшем берегу реки Чикасо, его отец был шерифом округа, одним из приятелей Джона Грэхема по охоте и рыбалке.

Всем в городе были известны слухи, что Джонни Мак незаконнорожденный сын Джона Грэхема, и все знали, сто Кент Грэхем ненавидит единственного брата так же страстно, как стремится жениться на Лейн Нобл. Узнав, что Лейн влюблена в Джонни Мака, Кент пришел в ярость. Бадди и раньше видел его в дурном настроении, но отнюдь не в таком неудержимом бешенстве, которое толкнуло Кента попросить его убить Джонни Мака.

«— Я знаю, как ты относишься к этому парню, — сказал Бадди. — Но не может быть, чтобы ты всерьез хотел его смерти. Можно просто выгнать его из города.

— Если выгнать, он вернется. Этот сукин сын не успокоится, пока не перетрахает всех женщин на Магнолия-авеню. Он уже имел мою маму. Не знал? Да, я собственными глазами видел их. В летнем домике, оба были голыми и трахались, как звери.

— Черт, ты в самом деле застал мисс Эдит с Джонни Маком?

— Мама не знает, что я видел их, но Джонни Мак знает. Я сказал ему, что он пожалеет об зтом, что заставлю его поплатиться. — Кент ухватил Бадди за рубашку на груди и сверкнул на него дикими глазами. — Теперь он нацелился на Лейн. Я этого ему не позволю. Она моя. Всегда была моей. Наши родители, можно сказать, обручили нас, когда мы были маленькими.

— Лейн не из тех девушек, кто…

— Он подберется и к Мэри Марте, — сказал Кент, прекрасно знавший отношение Бадди к сестре. — Хочешь, чтобы Джонни Мак забрался к ней под юбку раньше тебя?»

Как и знал Кент, мысль, что кто-то овладеет его драгоценной Мэри Мартой, вывела Бадди из себя. Два дня спустя он взял с собой пятерых друзей, и под наблюдением Кента они окружили Джонни Мака у лодочного сарая Ноблов. Всем шестерым пришлось лезть из кожи, чтобы одолеть его. Он дрался, как черт, но даже Джонни Маку было не под силу справиться с шестерыми.

Бадди понимал, знай он тогда, что знал теперь — что колотил не того брата, — то удавил бы Кента собственными руками.

Раздался телефонный звонок. Бадди подскочил. Распечатка упала с груди на пол. Двумя широкими шагами он подошел к столу и поднял трубку:

— Начальник полиции Лоулер.

— Лейтенант Миллз из хьюстонского управления полиции. Мне передали, что вам нужны сведения о Джонни Маке Кэхилле.

— Да. Позарез нужны. Похоже, все, чем вы располагаете, — это судимость за бродяжничество пятнадцать лет назад, — сказал Бадди. — Этот тип сейчас в моем городе, высказывает угрозы, а я хочу предотвратить какие б то ни было осложнения. Есть у вас какие-то данные о нем, официальные или нет, которые помогли бы мне найти повод выгнать его из Ноблз-Кроссинга?

Смех на другом конце провода заставил Бадди похолодеть до мозга костей.

— Слушайте, шеф Лоулер, не знаю, что за угрозы высказывает мистер Кэхилл, но на вашем месте я бы воспринял его всерьез. Порочащих сведений об этом человеке я дать не могу. Видите ли, Джонни Мак Кэхилл — один из заправил здесь, в Хьюстоне. Компания, с которой он водится, состоит из мультимиллионеров. Сильных мира сего. Кэхилл считается самым проницательным и беспощадным среди этих акул.

Бадди проглотил этот сюрприз, и горло у него сжало от внезапного страха.

— Вы говорите, Джонни Мак Кэхилл — мультимиллионер?

— Да, именно это и говорю.

— И у него нет судимостей, кроме той, за бродяжничество?

— Нет.

— Ну что ж, спасибо, лейтенант.

— Не за что. — Миллз поколебался, откашлялся и сказал: — Кстати, шеф, пока Кэхилл в городе, имеет смысл держать ваших женщин под замком.

Бадди положил трубку, но смех лейтенанта Миллза еще долго звенел в его ушах.

* * *

Лейн переоделась в третий раз после завтрака. «Это нелепо, — подумала она. — Не все ли равно, как я буду одета, когда приедет к обеду Джонни Мак?» Но да поможет ей Бог, это было важно. Она была пухлой девочкой, главным достоинством которой являлось общественное положение родителей, когда издали вожделела к Джонни Маку. До поразительной красоты матери ей тогда было далеко. Преобразилась она к двадцати пяти годам, фигура ее с наступлением зрелости стала стройной, рельефной. Несмотря на свои чувства к Джонни Маку, она не могла отрицать чисто женской потребности предстать перед ним во всей красе.

Лейн сняла красное платье, в котором постоянно удостаивалась комплиментов. Слишком яркое. Броское. Вызываюшее. Однако джинсы и тенниска, которые она напела перед тем, как спуститься к завтраку, были слишком уж повседневными. Даже Лилли Мэй предположила что ей надо бы слегка приодеться.

Порывшись в гардеробе, Лейн выбрала широкие черные брюки, черную безрукавку и накрахмаленную белую рубашку. Добавила серебряные украшения. Серьги-обручи. Несколько браслетов. И кельтский крестик на цепочке из чистого серебра, спускающийся к ложбинке между грудей.

— Чего ты так нервничаешь? — спросил Уилл, подошедший к открытой двери ее спальни. Лейн ахнула:

— О Господи, милый! Я и не слышала, как ты подошел.

— Лилли Мэй отправила меня сказать тебе, что мы с ней еще поговорили и… в общем, я останусь на обед и познакомлюсь с Джонни Маком Кэхиллом.

Лейн улыбнулась:

— Уилл, это…

— Останусь, только не рассчитывай, что буду любезен с этим типом.

— Но грубить не станешь, правда?

— Да. — Мальчик переступил с ноги на ногу. — Но лишь ради тебя.

— Спасибо.

— Он мне не нравится.

— Не нужно предвзято к нему относиться, — сказала Лейн. — Познакомься с ним, составь о нем собственное мнение. Наверное, Джонни Мак нервничает так же, как и мы.

— У меня нервозности нет, — поправил ее мальчик.

— А у меня есть. Я хочу, чтобы вы с Джонни Маком понравились друг другу. Он твой отец, и, несмотря на мои оговорки по его адресу, если меня арестуют по обвинению в убийстве Кента…

— Этого не произойдет!

— Но если дела обернутся наихудшим образом, если меня арестуют, будут судить и вынесут обвинительный приговор, у тебя по крайней мере будет отец, с которым ты станешь жить.

— Думаешь, такой тип захочет, чтобы подросток осложнял ему жизнь? По-моему, удовлетворив любопытство, он исчезнет навсегда.

— Ему не было необходимости возвращаться в Ноблз-Кроссинг, — сказала Лейн. — И он мог оставить письмо Лилли Мэй без внимания. Но он вернулся, чтобы выяснить, его ли ты сын… и посмотреть, сможет ли мне помочь.

— Вы с Лилли Мэй поете одну песню, — сказал Уилл. — С чего обе защищаете этого типа? Он наградил ребенком дочь Лилли Мэй и бросил, но она говорит, что он неплохой человек. Он водил тебя за нос, заставил влюбиться в себя, так влюбиться, что ты загубила свою жизнь, выйдя замуж за Кента лишь затем, чтобы иметь возможность усыновить меня. Но ты хочешь, чтобы он понравился мне. Он тебе нравится, мама? В этом все дело? Ты все еще влюблена в него?

Лейн взяла из сумочки щетку, провела ею несколько раз по волосам и отложила.

— К твоему сведению, Уилл Грэхем, то, что я усыновила тебя, — самое счастливое событие в моей жизни. А нравится ли мне Джонни Мак… Теперь я не знаю его. Он незнакомец. Нравился ли тот Джонни Мак, которого я знала пятнадцать лет назад? Да, нравился, несмотря на его отнюдь не блестящую репутацию. Люблю ли я его теперь… Нет, Уилл, не люблю. Но, честно говоря, не совсем уверена, что ненавижу его.

* * *

На могиле Кента лежали свежие цветы. Ежедневно торговец цветами привозил на нее кроваво-красные розы. Полдюжины. По поручению Эдит Грэхем. Чертовски досадно. Пустая трата денег.

На другой стороне кладбища начали работу косцы. Но с такого расстояния они не могли увидеть, кто пришел чуть свет на могилу человека, которому следовало б уже много лет покоиться под землей.

Кент был чудовищем. Мучил слабых. Жестоко обходился с теми, кто любил его. Губил все, к чему прикасался. Жизнь его походила на тайком подкрадывающийся рак, охватывающий здоровые тела и души, медленно, но верно пожирающий их.

— Он был недостоин жить. Жаль, что человек может умереть лишь однажды. Если б только Кент страдал дольше. Неделями. Годами. Страдал так, как его жертвы.

 

Глава 11

Джонни Мак Кэхилл сидел в зачехленном кресле за большим антикварным столом в столовой особняка Ноблов на Магнолия-авеню. Впечатляющий посудный шкаф, заполненный фамильными ценностями, высился до потолка и занимал половину стены за его спиной. В этой комнате он находился впервые. Собственно, до своего краткого — три дня и три ночи — восстановительного периода пятнадцать лет назад он не ступал ногой ни в одну из этих комнат, помимо кухни. А во время того недолгого пребывания не ходил никуда, кроме спальни Лилли Мэй и туалета.

В Хьюстоне его принимали в домах самых богатых привилегированных горожан, он обедал за более широкими столами, чем этот. Так какого черта чувствует себя не в своей тарелке, человеком, забывшим вытереть грязные ноги перед тем, как ступить на натертый паркет и драгоценные персидские ковры?

Потому что это Ноблз-Кроссинг, а в этом городе он был и всегда будет ублюдком, рожденным шлюхой из трейлерной швали.

— Тебе не нравится салат? — спросила Лейн.

— Нет. То есть нравится. Салат великолепный. Спасибо.

Что это с ним? Запинается, словно неуверенный в себе подросток, понятия не имеющий, как пользоваться вилкой. Но он не подросток. И вполне уверен в себе. А судья Браун научил его хорошим манерам за столом в первый же месяц, проведенный вместе с ним на ранчо.

Джонни Мак заставил себя отведать салата. Обычно он любил хорошую еду. Но в эту минуту жалел, что напросился на обед. Почему он не сказал Лейн, что просто заглянет на минутку? Тогда все трое были б избавлены от этого выматывающего нервы испытания. Сидеть здесь с Лейн, явно заставляющей себя быть любезной с ним, и с Уиллом Грэхемом, который ничего не говорил и не смотрел на него, было сущей пыткой.

Но чего он ждал? Что Уилл назовет его папой и примет в свою жизнь с распростертыми объятиями?

Время мучительно тянулось в общем молчании, потом Лейн заговорила о том, что лето стоит очень жаркое. Лилли Мэй убрала со стола тарелки с салатом и подала основное блюдо. Она замялась в дверях, потом громко вздохнула, на лице ее было написано недовольство.

— Уилл, может, попросишь Джонни Мака поиграть тобой в шахматы после обеда? — предложила Лилли Мэй.

— Знаешь, твоя мама давным-давно учила его этой игре.

Джонни Мак посмотрел на мальчика, который держал голову склоненной над тарелкой, но тут внезапно бросил на него острый, быстрый взгляд, в котором сквозил гнев. Сын ненавидел его, это было ясно.

— Собственно, ты оказался гораздо лучшим игроком, чем я, — заговорила Лейн, чтобы заполнить паузу, созданную молчанием ее сына. — Папа учил меня, когда я была маленькой, я не была ему равным партнером.

— Я уже много лет не садился за шахматы. — Джонни Мак поднял стакан с холодным чаем. — В свое время играл с судьей Брауном, но ни разу не смог победить этого хитрого старого лиса.

— Кто такой судья Браун? — спросила Лилли Мэй.

— Это человек, который пятнадцать лет назад вытащил меня из тюрьмы и дал мне возможность доказать, что я не какой-то ничтожный ублюдок из белой швали.

Лейн беззвучно ахнула, Лилли Мэй откашлялась. Когда Джонни Мак взглянул на нее, она кивнула в сторону Уилла, который впервые уверенно встретил его взгляд.

— Они считают меня маленьким, — сказал Уилл. — И не употребляют при мне вульгарных слов, хотя я сто раз говорил им, что каждый день слышу в школе словечки похлеще и все ребята прибегают к таким выражениям, от которых у них волосы встали бы дыбом.

— И все-таки я предпочитаю, чтобы ты не слышал таких словечек от меня и Лилли Мэй.

— Лейн взглянула в упор на Джонни Мака: — Расскажи нам, пожалуйста, о судье Брауне, но я буду благодарна, если станешь пользоваться менее колоритным языком.

— Прошу прощения, не привык находиться в обществе… впечатлительного молодого человека. — Джонни Мак улыбнулся сыну. — Но хочу честно рассказать Уиллу, каким был и каким стал теперь.

— Ты объяснял, кто такой судья Браун, — сказала Лейн, взгляд ее перебегал от Уилла к Джонни Маку и обратно.

— Да-да. Судья Браун был стариком, когда я познакомился с ним, через два года после нашей встречи он ушел в отставку. Этот человек поставил себе целью спасти как можно больше молодых людей от преступной жизни.

— А за что вы угодили в тюрьму? — спросил мальчик.

— Уилл, это невежливо, — сказала Лейн.

— Да, мама.

— Ничего, Лейн. Уилл вправе спросить, почему я оказался в тюрьме.

Джонни Маку не хотелось рассказывать сыну о своем неприятном прошлом, но он догадывался, что мальчик уже многое слышал о нем. О том, каким он был беспутным, живя в Ноблз-Кроссинге. А Уилл заслуживал от него только правды. Жизнь мальчика была основана на лжи, одна ложь громоздилась на другую.

— При моем отъезде из Ноблз-Кроссинга Лейн и Лилли Мэй дали мне двести долларов, но две недели спустя, когда я был в Техасе, у меня не оставалось ни цента, брался за случайные работы, на еду зарабатывал, но однажды вечером, когда мне было нечем заплатить за ночлег, меня арестовали за бродяжничество и отвели в тюрьму. Вот единственное преступление, за которое меня судили. Бродяжничество.

— Но вы совершили много преступлений, за которые не попали под суд, разве не так?

Уилл усмехнулся как человек, сознающий, что нанес рану, и очень гордый этим достижением.

— Джон Уильям Грэхем! — проворчала Лейн.

— Ну, не расстраивайся из-за него. — Джонни Мак снял с колен салфетку и бросил на стол. — Он прав, и все мы это знаем. — Джонни Мак отодвинул назад стул и поднялся. — Не знаю, Уилл, откуда у тебя эти сведения, но кто-то явно рассказывал тебе, каким негодником я был в те дни. — Он посмотрел на домработницу: — Гроша ломаного не стоил, так ведь, Лилли Мэй?

— Ты всегда чего-то стоил. Во всяком случае, мисс Лейн считала так, — ответила Лилли Мэй, повернулась и вышла из столовой.

Джонни Мак сосредоточил внимание на Уилле.

— Я не особенно нравлюсь тебе, а, сынок?

— Не называйте меня сынком. У вас нет такого права. И мало сказать, что вы мне не нравитесь— я вас ненавижу. — Уилл так резко поднялся со стула, что повалил его на пол. — Мы не желаем вас видеть. Вы нам не нужны. Уже поздно. — Глаза Уилла превратились в щелочки. Ноздри раздувались. На выступающих, резко очерченных скулах горели красные пятна. — Где вы были, когда мы действительно нуждались в вас? Скажите! Когда Кент превращал жизнь мамы в ад. И когда Кент объявил мне, кто мой родной папочка и каким жалким и ничтожным сукиным сыном вы были?

Уилл выбежал из столовой, словно животное, за которым гонятся охотники. Лейн медленно поднялась, уронив салфетку на пол. Она смотрела на Джонни Мака, боль и скорбь в ее глазах мучили его больше, чем гневные слова Уилла.

— Может, тебе пойти за ним? — спросил Джонни Мак.

— Нет, — ответила Лейн. — Лилли Мэй принудила его согласиться пообедать вместе с тобой. Сказала, чтобы он сделал это ради меня. — Лейн запрокинула голову, демонстрируя силу и решимость. — Видишь ли, мой сын старается меня защищать. Услышав впервые, как Кент оскорбляет, унижает меня, Уилл бросился на него с кулаками. И всякий раз, когда Кент, напившись, срывал на мне зло, вставал на мою защиту. В конце концов, я поняла, что ради Уилла и себя самой надо развестись с Кентом. Тогда уже чувства Уилла к человеку, которого он считал своим отцом, резко изменились. Он по-прежнему любил Кента, но не уважал его.

— Извини, что я напросился к вам сегодня. Требовалось подождать, чтобы ты была готова. Чтоб был готов Уилл. У меня есть склонность быть слишком напористым. Но должен сказать в свое оправдание, что я только ищу способ все поправить. Для тебя. Для Уилла. Все, что захотите… все, что вам будет нужно, вы получите, достаточно только попросить. Прошу тебя, Лейн, позволь мне помочь вам.

— Уилл был прав. Поздно тебе нам помогать. Возможно, до убийства Кента…

Джонни Мак грохнул кулаком по антикварному столу, фарфор зазвенел, ударяясь о хрусталь, подскочили столовые серебряные приборы.

— Проклятый Кент! Надо было мне остаться пятнадцать лет назад и самому разделаться с ним. Если кто на свете и заслуживал, чтобы его убили, то это Кент Грэхем. И если бы я знал, что ты выйдешь за него, что он будет оскорблять тебя, то разорвал бы его пополам своими руками. Господи, почему Лилли Мэй не написала мне раньше?

— Она помогала мне поддерживать ложь, что Кент — отец Уилла. Мы обе делали то, что считали наилучшим для мальчика. И Лилли Мэй наверняка не была уверена, что ты приедешь к нам на выручку. В конце концов, ты не очень уж заслуживал доверия, так ведь?

— Хм-м. Может, вы считали, что Уиллу предпочтительнее быть сыном Кента, чем моим. Как-никак Кент был наследником грэхемовского состояния, и его положение в местном обществе было гораздо выше моего. Может, вы думали, что я ничего не могу предложить ребенку. Совершенно ничего. Ни денег. Ни престижной фамилии. Ни родословной.

Лейн сверкнула глазами на Джонни Мака, лицо ее выражало изумление и гнев.

— Ты в самом деле считаешь, что Лилли Мэй поэтому не писала тебе?

— Не знаю, но в этом есть смысл. — В этом было много смысла. И сознавать это было мучительно. — Кент Грэхем был твоего поля ягодой, разве не так? Вы оба алабамские аристократы, с простирающейся до Адама родословной. Может, ты считаешь, что Уилл достоин обладать всем этим — принадлежать к семейству Грэхемов.

Лейн устремилась к нему, глаза ее стали дикими от гнева и боли. Остановясь в футе от Джонни Мака, ткнула его пальцем в грудь:

— Я считаю, Уилл достоин возможности жить, а не погибнуть в чреве женщины, беременной от тебя. Если б я знала, где ты, если б могла подумать, что ты захочешь принять Уилла и меня, то расплатилась бы с Шарон и помчалась бы к тебе с твоим ребенком. Я тебя любила. — Она тыкала пальцем в его грудь. — Я хотела тебя. Не Кента. Но ты был слишком слеп, слишком глуп и не мог понять, что я от всего отказалась бы ради тебя.

— Лейн…

Когда он потянулся к ней, она отступила и бросила на него вызывающий взгляд.

Господи, она права. Он был так слеп, что не видел правды. Думал, что ее чувства — это просто детская влюбленность в скверного парня. Как он ошибался! Девочка с глупой влюбленностью не махнула бы рукой на свою жизнь, чтобы спасти ребенка какого-то мужчины. Но женщина, которая всей душой любила этого мужчину, могла бы на такое пойти. Если эта женщина Лейн Нобл.

Но было ясно, что прежняя любовь давно умерла. Он не видел никаких признаков любви, Если Лейн и питала к нему какое-то чувство, этим чувством было презрение.

— Я совладала со своей девичьей любовью много лет назад, так что не думай… — Лейн повернулась к нему спиной и глубоко вздохнула. — Твое присутствие здесь не помогает мне, Уиллу тем более. Почему бы тебе не вернуться в Хьюстон и не оставить нас?

— Не могу.

Джонни Мак подошел к Лейн сзади и встал, едва не касаясь грудью ее спины. Ему мучительно хотелось обнять ее, прижать к себе. Он чувствовал напряженность ее тела, неподвижного, как статуя. Подозревал, что она задерживает дыхание, ожидая, прикоснется ли он к ней. Он хотел прикоснуться. Господи, как хотел.

— Ты сама говорила, что тебе, возможно, понадобится хороший адвокат, — сказал он. — Если улики против тебя дают возможность созыва большого жюри, возможно, тебя арестуют по обвинению в убийстве Кента.

— Я могу нанять себе адвоката. — Я уже нанял тебе…

Лейн повернулась и сверкнула на него глазами:

— Ты уже разговаривал с Куинном Кортесом?

— Вчера ночью. По моему звонку он немедленно вылетает в Ноблз-Кроссинг.

— Стало быть, вы действительно близкие друзья, раз он готов быть начеку, пока мы не узнаем, что намерен делать окружной прокурор.

— Куинн уже больше четырнадцати лет мой лучший друг. Перевоспитываясь у судьи Брауна, мы были парой юных бандитов. Никто бы тогда не подумал, что со временем он станет знаменитым адвокатом.

— Репутация у него высокая. И гонорары наверняка астрономические. Насколько я понимаю, платишь ему ты.

— Лейн, я знаю твое финансовое положение, по крайней мере в достаточной степени, чтобы понять — все твои деньги вложены в «Геральд», газета на пятьдесят один процент принадлежит Эдит. — Джонни Мак оглядел комнату. — А содержание такого дома, должно быть, требует немалых расходов.

— Если думаешь, что, наняв мне в адвокаты Кортеса, отплатил мне за спасение жизни, то считай, что мы в расчете. Можешь возвращаться в Техас со спокойной совестью. Если меня арестуют…

— Куинн не проигрывает дел. Даже если Кента убила ты, он добьется твоего оправдания.

— И значит, мне совершенно не о чем беспокоиться?

* * *

Джеки сняла со стола обеденный поднос Мэри Марты и поставила за дверью спальни. Домработница заберет его, а вечером принесет ужин. Вскоре Джеки предстояло вывести Мэри Марту в сад, провести часок на солнышке. Мисс Эдит была убеждена, что ежедневные прогулки очень важны для улучшения состояния дочери.

Взглянув на инфантильную женщину, спящую в зародышевой позе, Джеки покачала головой. Какая жалость, что та, у кого есть все — деньги, положение в обществе, красота, — оказывается ненормальной. И все это ей ни к чему.

«И почему я не родилась в —рубашке?» — подумала Джеки.

Она росла на другом берегу реки Чикасо, в квартале от дома родителей Арлин, в трех кварталах от трейлерного парка Майера. Всю жизнь ей хотелось того, что было у людей с Земли Богача. Сколько помнила себя, она завидовала таким девушкам, как Мэри Марта Грэхем и Лейн Нобл.

Единственным, что разделяло их — помимо реки, — были деньги. Большие деньги.

Улыбаясь, как пресловутый Чеширский кот, Джеки вошла в туалет, села на крышку унитаза, достала из кармана халата сигареты и зажигалку. Закурив, глубоко затянулась дымом и закрыла глаза, смакуя табачный дым. И мечтая о большом состоянии. Она знала, что работа медсестрой при Мэри Марте так или иначе окупится. Что вкрасться в доверие мисс Эдит — ловкий ход.

Едва узнав, что Джеймс Уэйр состоит в любовной связи с Арлин, она стала обдумывать, как шантажировать мэра. Но Арлин ее приятельница. Кроме того, у Джеймса Уэйра собственных денег нет. Кошельком распоряжается мисс Эдит и, по слухам, очень скупо выделяет деньги муженьку.

Джеки надеялась — что-нибудь да подвернется, жизнь на Магнолия-авеню, пусть даже в роли прислуги, приоткроет для нее какую-то дверь. Но она даже не представляла, на какую золотую жилу нападет, каким доходным может оказаться добывание порочных сведений. Чтобы она помалкивала, ей отвалят кругленькую сумму. Достаточную, чтобы никогда больше не работать. Если она расскажет то, что знает, полетят головы. Значительные головы. Спешить она не станет. Положение требует обдумывания. Когда лучше всего захлопнуть мышеловку? И сколько могут стоить такие сведения? Стоит ей только намекнуть о том, что пойдет к прокурору, и она получит все, чего потребует. «Думай, Джеки, думай. Сколько? Миллион? Два? Не надо жадничать. Двух миллионов вполне хватит».

* * *

— Надо было догадаться, что он не вернулся бы в Ноблз-Кроссинг, не будь ему по силам причинить нам неприятности. — Эдит машинально побарабанила по щеке наманикюренными ногтями. — Значит, теперь он богат. Мультимиллионер.

— Судя по тому, что я сумел выяснить, он один из самых влиятельных людей в Техасе, — сказал Бадди Лоулер. — Похоже, Джонни Мак — гений-махинатор.

— Как его отец и дед. — Красные губы Эдит изогнулись в неуверенной улыбке. — Кровь сказывается.

Улыбка исчезла, едва в голову Эдит пришла мысль о матери. Ее слабой, хрупкой, маленькой матери, покончившей с собой, когда дочери было десять лет. Слава Богу, она пошла не в мать. Она отцовской породы. Но к несчастью, передала слабые гены матери Мэри Марте. Да, кровь сказывается.

— Если Джонни Мак приехал помочь Лейн, значит, у него есть деньги на это, — сказал Бадди. — А если ему нужен Уилл…

— Может, он и заправила в Хьюстоне, но здесь властвую я. Я натягиваю ниточки и заставляю марионеток плясать под мою музыку.

— То есть? — Приподняв брови, Бадди вопросительно взглянул на Эдит.

— То есть раз Джонни Мак теперь богат, силы у нас почти равные. А сражаться с равным по силам противником гораздо приятнее, особенно когда выигрываешь.

— И что вы собираетесь выиграть? — спросил Бадди.

— Как думаешь, за что я сражаюсь? Безопасность своей семьи, вот что. Джонни Мак с самого рождения представляет собой угрозу для меня и моих детей.

— Вы уверены, что защита семьи — ваша единственная цель?

— На что ты намекаешь?

— Я знаю все, мисс Эдит. — Бадди откашлялся. — Вы из тех женщин, которые любят мстить. С чего вы завели интрижку с Джонни Маком, если не для мести мистеру Джону? И с чего так настаиваете, что Лейн виновна в убийстве Кента, если не ради мести ей за ложь Кенту и вам, что Уилл его сын?

— Ах, ты…— Как он смеет разговаривать с ней подобным образом. Бадди Лоулер — пешка. Верная, покорная пешка. Так почему ж он ведет себя так нагло, ставит под сомнение ее власть? — Что дает тебе право говорить мне подобные вещи? Ты забыл свое место? Забыл, с кем разговариваешь?

— Нет, мэм. Я знаю, кто вы, и не собираюсь говорить ничего непочтительного. — Бадди подобострастно опустил голову. От смущения лицо его вспыхнуло. — Но вы знаете, почему я принимаю ваши дела близко к сердцу и всегда принимал. — Чуть приподняв голову, он взглянул в глаза Эдит. — Пятнадцать лет назад я последовал указанию Кента избавиться от Джонни Мака, но вы знаете, почему я это сделал. И теперь я впутываюсь в разные дела по той же самой причине. От вас я хочу только обещания, что как бы ни обернулось все, для вас главным будет забота о Мэри Марте.

— Да, конечно, для меня это самое главное. — Эдит потрепала Бадди по плечу, как ей представлялось, ободряюще. В конце концов, она меньше всего хотела его обижать. Он нужен ей. Нужен Мэри Марте. — Но ничто не мешает мне, оберегая дочь, слегка насладиться местью.

— Да, конечно, — с легкой неохотой согласился Бадди. — Но если увижу, что вы подвергаете ее хоть какому-то риску, я вам напомню об этом.

Черт возьми! Он слишком самоуверен.

— Напоминать мне не будет необходимости. И вот что, Бадди Лоулер, если б я не знала, что все твои слова продиктованы любовью к Мэри Марте, ты очень пожалел бы, что говорил со мной таким наставительным тоном. — Сняв руку с плеча Бадди, она влепила ему пощечину. — Понятно?

Бадди с белым пятном от ладони Эдит на красном лице стиснул челюсти и грубо процедил:

— Да,мэм.

* * *

Джонни Мак остановил машину у обочины и вошел в открытые черные кованые ворота, отделяющие подъездную аллею особняка Грэхемов от Магнолия-авеню. До этого он лишь дважды ступал ногой на территорию этого поместья. Первый раз, когда трахался с Эдит Грэхем в летнем домике. Второй — когда привел домой чуть подвыпившую и очень расстроенную Мэри Марту, которую встретил бредущей по дороге неподалеку от загородного клуба. Она была, пожалуй, самой хорошенькой девушкой в Ноблз-Кроссинге — изящной, хрупкой, будто фарфоровая кукла. Ее захотел бы любой мужчина. Большинство, наверное, хотело. Но он не захотел — не смог — заниматься с ней сексом. Даже тогда он не был аморальным человеком. Даже когда она обняла его и попыталась поцеловать, он не испытывал влечения к ней. Она вызывала у него лишь жалость и озабоченность. Мэри Марта просила его заняться с ней любовью, но он отверг ее предложение как можно мягче. Тут она не выдержала и расплакалась. И сказала ему, что беременна. Он обнял ее, стал утешать и выслушал отвратительный рассказ, от которого у него все перевернулось внутри. Одной частью сознания он верил ей, другая отказывалась признать правдивость этой возмутительной истории. Все в городе знали, что единственная дочь Джона и Эдит Грэхем не в своем уме.

Подойдя к переднему крыльцу, Джонни Мак заколебался. Он столь же нежеланный здесь, как и пятнадцать лет назад. В наследственном доме своего отца.

Однако пришло время снова встретиться с мисс Эдит лицом к лицу. Доказать ей, что с ним нужно считаться. Предостеречь ее — лично, — что он снова в городе. Он вернулся на место преступления — в город, где его едва не убили, — из-за Уилла и Лейн. И останется, чтобы защитить их от несправедливости. То, что мисс Эдит не в силах выгнать его из Ноблз-Кроссинга, приносило ему глубокое удовлетворение.

Отбросив колебания, Джонни Мак позвонил в дверь. Удары сердца громко отдавались в его ушах.

Когда раздался звонок, Эдит гладила Бадди по ушибленной щеке, а Джеки Каммингс вводила в комнату безмятежную Мэри Марту. Бадди отскочил от Эдит и бросился к Мэри Марте:

— Милочка, ты сегодня выглядишь замечательно. Как чувствуешь себя?

Какая любовь. Какая бессмысленная любовь. Бедняга Бадди. Он никогда не любил никого, кроме Мэри Марты, а ее дочь была не в состоянии оценить этого молодого соблазнительного мужчину. Тридцативосьмилетний Бадди был в самом соку. Невысокий, но крепко сложенный, с широкими плечами и узкой талией, он очень привлекательно выглядел в полицейском мундире. И Эдит, как ни старалась это отрицать, находила его обаятельным. Всякий раз, когда Бадди смотрел на нее своими синими глазами, она задавалась вопросом, как он поведет себя, если самой сделать первый шаг.

— Мисс Мэри Марта хорошо пообедала сегодня, — сказала Джеки. — И когда проснулась после крепкого сна, захотела погулять в саду, правда, дорогая? — Державшая свою пациентку под руки Джеки тепло улыбнулась.

— Она постоянно мерзнет даже в теплые летние дни, — сказала Эдит. — Может, сбегаешь наверх, принесешь Мэри Марте шаль?

— Да, конечно. — Джеки подвела Мэри Марту к дивану, усадила ее, продолжая улыбаться, кивнула Эдит и быстро вышла из гостиной.

Что-то в Джеки вызывало у Эдит беспокойство. Она была улыбчивой, приветливой, совершенно послушной. Но в глазах у нее было странное выражение, словно она оценивала все и всех в доме.

Эдит села рядом с дочерью:

— Хочешь, погуляю с тобой сегодня?

— Где Кент? — спросила Мэри Марта. — Я хочу, чтобы он погулял со мной.

Эдит на миг зажмурилась, потом потянулась и взяла дочь за руку. И с глубоким вздохом сказала:

— Кента нет, дорогая. Не помнишь? Мэри Марта покачала головой.

— Где он?

Домработница, миссис Расселл, постучала в дверь и вошла.

— Простите, что беспокою, миссис Уэйр, но вас хочет видеть один джентльмен.

Эдит выпустила руку дочери, распрямила спину и взглянула на миссис Расселл:

— Какой джентльмен?

Не успела домработница ответить, как в комнату ворвался смуглый дьявол. Такой же грубый, необузданный потрясающе красивый, каким был всегда. Мужчина, равного которому нет. Тридцатишестилетний, в расцвете сил. И более соблазнительный, чем вправе быть мужчина.

— Ваша домработница ошиблась, — сказал Джонни Я Мак Кэхилл. — Мы оба знаем, что я не джентльмен.

— Кэхилл, что ты здесь делаешь? — спросил Бадди.

— Приехал нанести визит старым друзьям. — Джонни Мак улыбнулся, и Эдит на долю секунды ощутила странное напряжение под ложечкой. Что в улыбке этого мужчины такое, от чего у женщин — у всех женщин слабеют колени?

— Джонни Мак? — Мэри Марта поднялась с дивана, губы ее чуть изогнулись в улыбке при взгляде на незваного гостя.

— Привет, мисс Мэри Марта. — Он снял желто-коричневую ковбойскую шляпу и кивнул.

— Рада видеть тебя. — Она робко шагнула к нему. — Давно не встречались.

Эдит подскочила и потянулась к ней, дочь увернулась от ее руки и пошла к Джонни Маку.

— Кент говорит, я не должна быть приветливой с тобой. — Она восхищенно смотрела на гостя. — Но я сказала ему, что ты мне нравишься и я могу быть с тобой приветливой, если захочу. — Она взяла его за руку повыше локтя. — Я сказала ему, что ты был очень добр мне в тот вечер… тот вечер… который я должна вспоминать, да? Кент велел никому не говорить, но я сказала тебе. И ты поверил мне, правда?

— Мэри Марта, дорогая, пожалуйста, не расстраивайся — сказала Эдит.

Господи, надо как-то утихомирить дочь. Чем больше она говорит, тем больше вспоминает.

А этого допустить нельзя. Если Мэри Марта начнет вспоминать давнее прошлое, она может вспомнить и менее отдаленные события.

Может вспомнить, что случилось в тот день, когда погиб Кент.

 

Глава 12

— Бадди, будь добр, погуляй с Мэри Мартой. — Эдит взглянула на ждущую в дверях миссис Расселл: — Иди скажи Джеки, пусть скорее принесет свитер.

Мэри Марта сжала руку Джонни Мака:

— Ты извинишь меня, да? Мама требует, чтобы я каждый день выходила на солнце.

— Конечно.

Что случилось, черт возьми, с Мэри Мартой? — подумал Джонни Мак. Она всегда была эмоциональной, хрупкой, и понятно почему, если то, что сказала пятнадцать лет назад, — правда. Но даже в тот вечер, когда была пьяной, истеричной и просила его заняться с ней любовью, у нее все же существовала какая-то связь с Реальностью. Однако теперь… Господи, теперь она совершенно умалишенная.

Может, так сильно на нее подействовала смерть Кента? Может, отношения взаимной любви-ненависти с братом в конце концов сокрушили ее?

Мэри Марта взяла протянутую руку Бадди, и едва он повел ее к застекленной двери, выходящей на боковую веранду, остановилась. Оглянувшись, улыбнулась Джонни Маку, на лице у нее были радость и горечь.

— Приедешь еще, да? Ты был очень добр ко мне. Только не приезжай, когда Кент дома. Боюсь, он тебе очень завидует.

Джонни Мак обменялся понимающим взглядом с Бадди и на долю секунды пожалел этого человека. Оба они .понимали, что разум к Мэри Марте не вернется, что ее столкнули с высоко натянутого эмоционального каната, по которому она ходила почти всю жизнь. Что, собственно, знает Бадди о женщине, которую любит? Рассказывала ли она ему ту фантастическую историю, которую он в тот вечер услышал от нее? И если да, поверил ли?

Отведя взгляд от Джонни Мака, Бадди торопливо повел Мэри Марту наружу, оставив Эдит разговаривать с непрошеным гостем.

Гробовое молчание. Легкий звук дыхания Эдит. Шаги в передней. Почтительное возвращение домработницы.

— Джеки спускается, — сказала миссис Расселл.

— Хорошо, спасибо. — Кивком головы Эдит отпустила служанку.

Положив на узкие бедра руки, почти на каждом пальце которых сверкали перстни с камнями, Эдит откинула голову назад и смерила Кэхилла взглядом с ног до головы.

— Теперь ты больше похож на Джона, чем в двадцатилетнем возрасте.

— Это комплимент или…

— Комплимент, и ты прекрасно это понимаешь. Джон был красивым дьяволом. И ты такой же. — Она посмотрела ему в глаза. — И таким же был мой Кент.

— Наверное, мне полагается сказать, что я скорблю по смерти Кента и приношу вам соболезнование, но трудно вызвать в себе сочувствие к человеку, который дал команду убить тебя.

— Надеюсь, ты не собираешься раструбить эту нелепость на весь Ноблз-Кроссинг. — Эдит провела рукой по колену. — Твоей выдумки никто не поверит.

— Боитесь, что я вернулся ради мести, мисс Эдит? Тут она передернулась и бросила на него злобно-презрительный взгляд:

— А зачем же еще? Бадди передал мне твое краткое послание. Я восприняла его как угрозу. Скажешь, оно не было предостережением?

— Оно было сжатым. Кратким и благоразумным. Без единого лишнего слова. — Ему было приятно видеть удивленное выражение на лице Эдит. — Выгнанный из школы кое-чему научился в колледже. В частности, узнал значение словечек, которые ставили меня в тупик, когда вы и прочие их произносили.

— Ты учился в колледже?

— Наверняка знаете, что да. Полагаю, Бадди навел обо мне справки. Удивляюсь, что вы не наняли частного детектива.

— Может быть, и найму.

— А что до послания, переданного через вашего лакея, — Джонни Мак усмехнулся, — было ли оно угрозой, предостережением или… хм-м… Будь месть так важна для меня, я бы вернулся раньше. Лет пять назад. У меня уже хватало денег, чтобы купить Ноблз-Кроссинг со всеми потрохами.

Как .жаль, что не вернулся пять лет назад. Если б только знал… Но когда он покинул этот гнусный городишко и время прошло, его жажда мести умерилась. В конце концов он понял, что не был безучастным свидетелем событий, приведших к тому вечеру, когда Бадди со сворой бросили его в реку.

— Раз ты так богат, удивляюсь, что не вернулся, не попытался доказать свои голословные утверждения. Ты никогда не казался мне благородным. И прощающим.

Благородным? Был всего раз в жизни. Когда, покидая город, отказался взять с собой Лейн. Прощающим?

— Я такой же прощающий, как вы, мисс Эдит.

Кто-то кашлянул. Эдит напряглась. Джонни Мак оглянулся и увидел входящую в гостиную Джеки Каммингс, Джеки тоже изменилась и вместе с тем осталась прежней. Те же отбеленные волосы. То же тощее тело. Глянув, как белый халат облегает ее приятно округленные груди, он подумал, носит ли она набитый лифчик, как в школе, или увеличила груди. Во время из первого свидания он полез к ней в бюстгальтер и обнаружил лимон вместо зрелого апельсина, который она ложно рекламировала.

Но время брало свое над Джеки, как, видимо, и сохранившаяся с юности привычка выкуривать по две пачки сигарет в день. Ей было тридцать пять, но выглядела она лет на десять старше. И ее понурый, усталый вид говорил, что вела она нелегкую жизнь.

— Ну, привет, незнакомец. — Джеки пошла к нему волнующей походкой, соблазнительно улыбаясь. — Где пропадал так долго? Этот город был без тебя унылым, как осеннее небо.

— Джеки, отнеси, пожалуйста, свитер Мэри Марте. Эдит сверкнула глазами на медсестру дочери. — Бадди повел ее погулять по саду.

— Конечно, мисс Эдит.

Джеки улыбнулась Джонни Маку, потом быстро прошла по комнате и вышла в застекленную дверь.

— Одна из твоих бывших любовниц? — спросила Эдит.

— Я помалкиваю о своих отношениях с женщинами, — ответил он. — Вы должны это знать.

Несмотря на твердое самообладание, Эдит покраснела. По тому, как ее дыхание слегка участилось, Джонни Мак догадался, что она вспоминает. То последнее лето. Когда соблазнила внебрачного сына своего мужа. Но эта их месть Джону Грэхему дорого им обошлась. Кент увидел их в летнем домике. Это стало началом конца Джонни Мака. И он подозревал, что навсегда изменило отношения Кента с матерью. Кент наверняка использовал это знание против мисс Эдит. Он мог без зазрения совести шантажировать мать.

— Зачем ты в Ноблз-Кроссинге? — снова спросила Эдит.

— По двум причинам. — Он сделал паузу, заставив ее ждать, так как знал, что она терпеть этого не может. — Во-первых, заявить права на сына.

Эдит безмолвно ахнула, потом закусила нижнюю губу, словно удерживаясь от вопроса: «Откуда ты знаешь про Уилла?»

— Да, я знаю про Уилла. Жаль разочаровывать вас, но мне известна вся история.

— В таком случае ты знаешь, что Лейн обманула Кента. Лгала ему много лет, и когда правда в конце концов вышла наружу, он был раздавлен горем. И теперь, к сожалению, Лейн первая подозреваемая в убийстве Кента.

— Это приводит меня ко второй причине возвращения в город. Чтобы Лейн не засудили.

— Ты намекаешь…

— Я ни на что не намекаю, — ответил Джонни Мак. — Я констатирую факт. Воспринимайте это как угрозу, предостережение или как вам, черт возьми, будет угодно. — Он подошел к Эдит почти вплотную. Взял ее за подбородок большим и указательным пальцами.

— Меня невозможно припугнуть. Невозможно прогнать. И невозможно подкупить.

Когда он разжал пальцы, Эдит потерла подбородок и произнесла шипящим голосом:

— Это все еще мой город. Мой округ. Мой штат. Может, в Техасе ты большая шишка, но здесь просто-напросто белая шваль с деньгами.

Нахлобучив на голову ковбойскую шляпу, Джонни Мак громко, утробно рассмеялся:

— Да, мисс Эдит, вы совершенно правы. Но вам следует помнить вот что — я по-прежнему играю не по правилам. И в настоящее время неизменно выигрываю.

С этими словами Джонни Мак повернулся и пошел к выходу, оставив Эдит переваривать его заявления. Он надеялся, что эта сука подавится ими.

Бадди привел Мэри Марту наверх и ждал, пока Джеки не усадила ее в кресло-качалку и не дала ей куклу. Мэри Марта тут же стала раскачиваться и напевать кукле величиной с младенца. Любовно поцеловав ее в лоб, он кивнул Джеки и вышел из комнаты.

На лестничной площадке позволил себе постоять несколько минут, прежде чем спускаться к мисс Эдит.

Он влюбился в Мэри Марту, когда ей было всего двенадцать лет. Она была самой милой, самой прелестной девочкой. Похожей на принцессу из детской сказки. Он тоже ей нравился. Как друг. Потом, когда ей было шестнадцать, он пригласил ее на свидание и не мог поверить своему счастью, когда она согласилась. Впоследствии Мэри Марта объяснила ему, что Кент сказал — с Бадди встречаться можно, он хороший парень, с ним она будет в безопасности. И она была в безопасности. О, он хотел ее. Так сильно, что возбуждался при одной только мысли о ней. Но всякий раз, когда делал попытку перейти от поцелуя к большему, она его отталкивала.

По глупости он думал, что Мэри Марта бережет себя. До того, как они поженятся. И в обоих случаях ошибался. Она не собиралась выходить за него замуж. И не берегла себя для него.

В последующие годы, не переставая любить Мэри Марту, он женился один раз, развелся и заводил несколько длительных романов. Но больше года назад, когда последний завершился, он прилетел обратно в этот дом, словно почтовый голубь.

Он любит Мэри Марту и, видимо, всегда будет любить. Видит Бог, он готов ради нее на все, даже лечь и умереть, если понадобится. Но обладать ею как женщиной не может. Она давным-давно больна, и физически, и психически. От Мэри Марты Грэхем осталась лишь трогательная девочка, воображающая, что в ее мире все хорошо. И он может, по крайней мере, сохранять этот мир светлым, радужным, безопасным.

Сжав руки в кулаки, чтобы они не дрожали, Бадди глубоко вздохнул и стал спускаться по лестнице. Из коридора он услышал голос мисс Эдит. С кем она разговаривает? Джонни Мак ушел больше часа назад.

Переступив порог библиотеки, Бадди остановился и, поняв, что она не замечает его, стал слушать ее разговор по телефону.

— Ты слышал меня, Уэс, — говорила мисс Эдит. — Пора передать большому жюри все улики, какие у тебя есть против Лейн. Мы ждали достаточно. Больше ничего раздобыть не удастся. Кент мертв уже больше двух недель. Пусть Лейн предъявят официальное обвинение. И сделай все возможное, чтобы ее обвинили в тяжком убийстве! — С этими словами она резко положила трубку.

Руки Бадди покрылись гусиной кожей. Она ,в самом деле, заставляет Уэса Стивенса раскручивать дело об убийстве Кента, хотя полиция располагает лишь косвенными уликами против Лейн. Никаких отпечатков пальцев на орудии убийства — бейсбольной бите — не обнаружено. Он и полицейские следователи пришли к заключению, что тот, кто забил Кента до смерти, сделал это стремительно. В приступе ярости. К тем же выводам пришел коронер.

Сомнительно, что Уэс сможет создать дело о тяжком убийстве. Основной подозреваемой Лейн делало лишь то, что она обнаружила тело и вызвала полицию, да возможный мотив убийства — в определенном смысле защитить Уилла. Кента терпеть не могли многие. За последние несколько лет он не снискал ничьих симпатий пьяными кутежами, зачастую приводящими к тому, что мисс Эдит ради его же безопасности вызывала полицию. И у него всякий раз возникало желание самому разделаться с Кентом.

По меньшей мере полдюжины людей, включая самого Бадди, имели не менее, а то и более веские мотивы для убийства Кента, чем Лейн. Но она являлась единственной подозреваемой без алиби. Мисс Эдит была с Мэри Мартой. Джеймс Уэйр с Арлин Дотен, чего упорно не хотел признавать. А сам он, начальник полиции, находился в участке. И не меньше, чем кто-либо, хотел видеть Кента Грэхема мертвым.

— Уэс не сможет добиться обвинения в тяжком убийстве, — сказал Бадди и улыбнулся, когда мисс Эдит подскочила и ахнула.

— Господи, Бадди, ты напугал меня до смерти. Она приложила руку к груди. Пышной груди. Его поражало, что шестидесятилетняя женщина может быть такой привлекательной, такой откровенно сексуальной. Но мисс Эдит, вовсю пользуясь богатством, время от времени омолаживалась. Бадди меньше всего хотелось, чтобы мать Мэри Марты возбуждала его. Но он уже несколько месяцев не был с женщиной, а мисс Эдит в последнее время заигрывает с ним. Нетрудно было догадаться, чего она добивается. А сильное сходство между матерью и дочерью лишь добавляло привлекательности мисс Эдит.

— Самое большее, на что он может рассчитывать — это намеренное убийство, и, по-моему, если большое жюри вынесет обвинительный акт, то лишь в непредумышленном убийстве, — сказал Бадди. — Если Лейн защищала Уилла, как кое-кому представляется, и хотела не убивать Кента, а лишь заставить его не мучить мальчика, то…

— Удовольствуюсь тем, чего смогу добиться, — ответила Эдит и злобно скривила губы.

— Лейн заслуживает наказания, и Джонни Мак тоже.

— А каким образом осуждение Лейн за убийство накажет Джонни Мака?

— Джонни Мак поклялся быть ее защитником, спасителем, ее рыцарем в сияющих доспехах. — Эдит неторопливо подошла к Бадди и положила руку ему на грудь. — Значит, беспокоится о ней, возможно, больше, чем кто-либо догадывается. А когда такой человек, как Джонни Мак, беспокоится… мой дорогой Бадди, это означает, что у нас есть против него оружие.

— Вы не хотите признавать, что Кент сам повинен в своей насильственной смерти, так ведь? — Бадди накрыл ладонями руку Эдит, когда она поползла вниз по его груди и кончики пальцев оказались под пряжкой ремня. — Вам необходимо винить кого-то вместо себя за то, какими оказались ваши дети. Если бы вы обращали внимание на то, что творится в вашем доме, а не старались переплюнуть в изменах мужа-бабника…

— Со мной не разговаривают в таком тоне.

Эдит отдернула руку и хотела нанести удар, но Бадди перехватил ее запястье.

— Как ты смеешь! Сейчас же отпусти! — Эдит попыталась вырваться, но Бадди все сильнее сжимал пальцы, пока она не вскрикнула: — Больно, черт возьми!

Бадди притянул Эдит к себе, ее груди коснулись его груди. Заведя руку ей за спину, чуть опустил голову. Его губы находились чуть выше ее губ. Она, тяжело дыша, изумленно таращилась на него.

— Вам хочется этого, так ведь, мисс Эдит? — У Бадди наступила эрекция, и он прижался пахом к ней. — Вот что вам нравилось в мистере Джоне и Джонни Маке. И вот чего вы не можете получить от Джеймса. Вам нравится это с некоторой грубостью, не так ли? Нравится, когда мужчина властвует над вами.

— Пусти, сукин сын, глаза выцарапаю.

Как бы в подтверждение своей угрозы Эдит оскалила зубы и зарычала. Он с силой прижался губами к ее губам. Сминая их. Когда она попыталась что-то сказать, просунул язык ей в рот. Ощутив его своим языком, она застонала и перестала сопротивляться. Когда растаяла и прижалась к нему, он прибавил поцелую пыла.

«Не здесь. Не сейчас, — какая-то еще способная соображать часть разума предостерегала его. — Нельзя трахать мисс Эдит в этом доме. Наверху Мэри Марта».

Бадди резко оборвал поцелуй и мягко отстранил от себя Эдит. Та стояла, сверкая глазами на него, грудь ее вздымалась и опускалась от тяжелого дыхания.

— Если вы хотите закончить то, что мы начали, вы знаете, где я живу, — сказал он ей.

— Нисколько не чувствуешь себя изменником по отношению к Мэри Марте? — спросила Эдит. — Ты ведь заявлял, что любишь мою дочь больше жизни.

— Я люблю Мэри Марту, но мы оба знаем, что у нас с ней нет общего будущего. Я никогда не смогу взять ее на руки, отнести в постель и предаться с ней любви, как хотелось бы. — Бадди тыльной стороной ладони утер рот, стирая с губ вкус мисс Эдит. — Я мужчина, у меня есть потребности. Только не воображайте, что меня тянет именно к вам. Если б на вашем месте могла быть Мэри Марта, то…

— Замолчи! Сейчас же!

— А что тут такого? Неужели вы не были первой избранницей мужчины? Или всегда были первой с конца? Мистер Джон предпочитал вам любую смазливую бабенку в городе, так ведь? А Джеймс… то, что вы не согреваете его в постели, еще не значит, что он обходится без секса. А Джонни Мак? Вы всерьез думаете, будто что-то значите для него? — Когда Эдит ахнула, Бадди усмехнулся: — Да, Кент рассказывал мне, как он застал вас. Ни разу не задумывались, скольким людям он мог рассказать?

— Заткнись! Я могла бы смешать тебя с грязью и выгнать из города за такое обращение со мной. Но ты знаешь, что я этого не сделаю, потому что ты мне нужен. Потому что нужен Мэри Марте.

Впервые за годы общения с семейством Грэхемов у Бадди возникло ощущение власти. И оно нравилось ему. Очень. Но он не смел слишком уж давить на мисс Эдит. Знал, на что она способна.

— Если у Стивенса достаточно уник для большого жюри, то могу сегодня же арестовать Лейн, — сказал Бадди. — Хотите?

— Стараешься задобрить меня?

— Стараюсь взаимодействовать, — ответил он— — Мы . оба хотим конца этой истории, а это означает свалить убийство Кента на Лейн. Еще раз спрашиваю — хотите, чтобы я арестовал ее сегодня?

— Нет. Подожди обвинительного акта. Тогда я смогу отвести ее аресту всю первую полосу «Геральд».

— Постараетесь осудить Лейн в ее собственной газете. Изобретательная вы стерва.

— Да, изобретательная. И никогда об этом не забывай.

* * *

Лейн лежала на своей кровати в стиле Людовика XVI. Положив руки под голову, она смотрела в потолок. После развода с Кентом она вернулась домой и первым делом по-новому оформила интерьер спальни. Перенесла с чердака бабушкину антикварную мебель, которую мать отправила туда в конце шестидесятых годов. Больше всего Лейн хотелось, чтобы спальня представляла убежище от окружающего мира, уютную женскую крепость, в которую можно спрятаться. Она с улыбкой оглядела не совсем белые стены, красные портьеры и того же цвета шторы, украшавшие три выходящих на задворки окна. Потом взгляд ее задержался на итальянском комоде XVIH века, над которым висели фотографии Уилла с младенчества до настоящего времени. Летнее хлопчатобумажное платье, в котором она была прошлым вечером, лежало на спинке итальянского кресла, покрытого новым чехлом из шелковой парчи с неяркими красными и желтыми полосами.

Лейн любила эту комнату. Она никогда не делила ее тентом и чувствовала себя здесь в безопасности. В этих стенах не таились скверные воспоминания.

Как она могла так низко пасть? Как избалованная дочка Билла и Селесты Нобл стала первой подозреваемой в деле об убийстве? Всю жизнь она была хорошей девочкой, слушалась старших, соблюдала правила. Ей было очень важно доставлять удовольствие родителям. Как мать говорила ей, она была всем, что они имели, и поскольку они давали ей все только самое лучшее, то и ожидали от нее только самого лучшего.

То, что она влюбилась в Джонни Мака Кэхилла, было серьезным проступком, тайным актом неповиновения, мать о нем только догадывалась, а отец спокойно не замечал его. Родители так и не узнали о том, кто является отцом Уилла, и Лейн была этим довольна. Отец понял бы и даже встал на ее защиту, но мать отреклась бы от нее.

Закрыв глаза, Лейн вздохнула и попыталась расслабиться. Она поднялась наверх слегка вздремнуть, потому что плохо спала ночами после смерти Кента. Ей хотелось поговорить с Уиллом, когда он вернется домой, но он позвонил Лилли Мэй, сказал, что пойдет в кино со школьными приятелями и вернется только к ужину. Он прятался от нее, прятался от создавшегося положения. Но рано или поздно Уиллу придется смириться с тем фактом, что Джонни Мак его отец и не уедет только потому, что мальчик этого хочет.

«А тебе придется смириться с тем фактом, что Джонни Мак снова в городе, и тебе не помешать старым чувствам всплыть на поверхность. Ты думала, что Кент уничтожил твою способность испытывать сексуальные желания, что его жестокость навсегда подавила их. Думала, что никогда больше не будешь хотеть мужчину, нуждаться в мужчине. Но столько лет спустя ты обнаружила — то что считала умершим, было только травмировано и ждало исцеления».

Но Джонни Мак не целитель, напомнила она себе. Он не губитель, как Кент, но потребитель. Она не посмеет доверять ему. Ни свою жизнь. Ни жизнь Уилла. Пока что. И уж наверняка свое сердце. Никогда.

Назойливый звонок телефона на ночном столике резко вернул ее к действительности. Лейн повернулась на бок и взяла трубку:

— Алло.

— Лейн?

— Джеймс, это ты?

— Да.

— Так тихо говоришь, что я едва тебя слышу.

— Послушай, Лейн, как твой адвокат… и друг, сообщаю, что Уэс Стивене передает все улики против тебя большому жюри, и думаю, что через неделю, может быть, даже раньше тебе предъявят обвинение в убийстве Кента.

— О Господи! — Она несколько раз глубоко вздохнула. — Я знала, что это должно случиться, но все же надеялась…

— Тебе понадобится лучший адвокат, чем я, — сказал Джеймс. — Будь деньги в моем распоряжении, я вызвался бы нанять для тебя кого-то, но сомневаюсь, что Эдит…

— Спасибо за намерение, — сказала Лейн. — Но беспокоиться обо мне не нужно.

— А я беспокоюсь. Я знаю, что денег у тебя нет…

— У меня есть друг, предложивший нанять для меня одного из лучших в стране адвокатов по уголовным делам.

— На твоем месте, Лейн, я ухватился бы за это предложение.

* * *

Джонни Мак перебирал варианты. Можно было остаться в «Перекрестке», можно утром перебраться в «Холидей инн» или «Рамада инн», две другие гостиницы в Ноблз-Кроссинге, или предпочесть полупансион мисс Шарлотты. Можно снять квартиру или даже дом. Хотя могло потребоваться время от времени ненадолго возвращаться по делам в Хьюстон, он не собирался покидать этого города, пока не приложит все силы для установления отношений с сыном. И разумеется, не хотел покидать Лейн, пока над ней нависает угроза быть обвиненной в убийстве Кента.

Беспокойный, не привыкший к долгому безделью, Джонни Мак расхаживал по комнате. Может, поужинать в одиночестве в находящемся рядом в мотеле ресторане, а потом пойти в кино. Или завалиться в один из баров. Интересно, по-прежнему ли «Буги Барракс» самое привлекательное место в городе, или этот старый притон давно закрыли? Задолго до совершеннолетия он ходил туда с Уайли Питерсом. Владелец был фронтовым другом Уайли и не особенно интересовался возрастом клиентов.

Шарон любила «Буги Барракс». Они немало выпита и потанцевали в этом заведении. И даже как-то трахались в мужском туалете. Да поможет Бог Уиллу, он получил гены от Шарон и сына самого сатаны, Джонни Мака Кэхилла. Парень предрасположен быть сорвиголовой. Но пока что не стал. А его родные отец и мать, когда им было по четырнадцать, уже давно катились по дороге в ад.

Если он в состоянии сделать что-то для Уилла, то избавит его от тех ошибок, какие совершил сам. Тогда ему было все равно, что он наделал, кому причинил боль. Важно было только выжить и найти способ облегчить одиночество, горечь того, что он никому не нужен.

Всем было наплевать на него, и он платил им тем же.

«Не принимай ничего близко к сердцу, и тебе не смогут причинить боль. Не желай того, чего не можешь иметь, и не будешь разочарован».

Но Уилл — это не он. И хотя его родила Шарон, он в гораздо большей степени ребенок Лейн, чем ее. Из донесения, которое частный детектив составил на Уилла, Джонни Мак понял, что Уилл не беспутный парнишка. Он был таким, каким его воспитала Лейн, — умным, прилежным, спортивным, неизменно вежливым и тактичным. Уилл имел все возможные преимущества как сын Кента и Лейн Грэхем. Он знал свое место в этом городишке; и это было место первого парня. Если Уилл даже знал, что он приемный, то вряд ли сомневался в своем праве стать прямым наследником, как Кент.

А как себя чувствует Уилл теперь? Когда знает правду? Не прорвется ли у него унаследованная неистовость, не заведет ли в беду?

— Если я смогу что-то сделать, нет…

Раздался стук в дверь. Джонни Мак не ждал никого. Он схватил черную рубашку с кровати, куда бросил ее, когда пошел бриться второй раз в день в ванную. Просунув руки в рукава, поспешил к двери. Незастегнутые перламутровые пуговицы поблескивали в свете двух ночников. Глянув в глазок двери, он сразу же открыл ее.

— Лейн?

— Можно войти?

Заходящее позади солнце окрашивало ее с ног до головы прозрачным золотом. Она походила на золотую богиню, видение из снов, которые он всеми силами старался забыть.

— Что-то стряслось? — Джонни Мак отступил в сторону, давая ей пройти.

Подождав, чтобы он закрыл дверь, Лейн ответила:

— Звонил Джеймс, сказал, что Уэс Стивене в ближайшее время передаст большому жюри все улики, какими располагает по делу об убийстве Кента. Думаю, тебе пора звонить Куинну Кортесу. Видимо, через несколько дней мне предъявят обвинение в убийстве.

 

Глава 13

— Проходи, садись.

Когда Джонни Мак потянулся к ее руке, Лейн демонстративно отступила к закрытой двери.

Она боялась не вынести его прикосновения. Боялась, что, если он притронется к ней, она упадет в его объятия. После смерти Кента она держалась одной только силой воли. И хотя отчаянно нуждалась в опоре на кого-то, этим человеком не мог быть Джонни Мак. Ей много лет приходилось полагаться только на себя. Она приняла решение и несла одна все тяготы жизни. Ради себя и ради Уилла ей приходилось быть сильной даже в минуты крайней слабости. Лилли Мэй всегда делала то, что могла, но это не могло сравниться с опорой на сильного мужчину в трудное время. И в довершение всего она сомневалась, можно ли доверять Джонни Маку или любому другому мужчине после того, как обошелся с ней Кент.

— Ты не можешь знать наверняка, что тебя обвинят, —. сказал Джонни Мак. — Смерти Кента, должно быть, хотели десятки людей. Полиция определенно… Нет! Я забыл, что нахожусь в Ноблз-Кроссинге и начальник полиции — прислужник мисс Эдит.

Лейн нервно теребила ремень висящей на плече сумочки.

— Полиция собирает улики вот уже две недели, и, честно говоря, думаю вряд ли она рассматривает вероятность того, что убийство мог совершить кто-то, кроме меня.

— Из этого следует, что Эдит не хочет появления другого подозреваемого. Как думаешь, почему?

— Может, она искренне считает, что я убила Кента — Или знает, кто убил, и хочет, чтобы вину свалил на тебя.

— Не думаю, чтобы мисс Эдит стала покрывать убийцу, — сказала Лейн.. — В конце концов, она мать убитого.

— У Эдит нет материнских инстинктов. Она пыталась управлять своими детьми так же, как Ноблз-Кроссингом. Мисс Эдит всегда делала то, что лучше для мисс Эдит. И вряд ли переменилась.

Лейн согласно кивнула, потом медленно оглядела Джонни Мака. Она не могла не заметить, что расстегнутая рубашка обнажает упругую грудь. Он стал крупнее, шире, чем в двадцать один год, но по-прежнему оставался поджарым, мускулистым. Еще четырнадцатилетней она наблюдала за ним в окно, когда он косил у них траву и подрезал кусты. А в жаркие летние месяцы он не носил ничего, кроме подрезанных джинсов. Как и все женщины в городе, она вожделела к самому скверному парню, какой только появлялся на свет в Ноблз-Кроссинге.

Ее вдруг охватил жар. Чувственный жар. Она не хотела этого. Не хотела сейчас. Не хотела никогда. У нее было достаточно проблем и без романа с Джонни Маком, который мог закончиться лишь еще одним разочарованием.

«Думай о деле, — приказала она себе. — Ты здесь для того, чтобы принять предложение.

Оплату старого долга. Лилли Мэй, как она выразилась, вызвала твоего должника. Сосредоточься только на этом». Позволять себе думать о Джонни Маке, как о мужчине, было все равно, что играть с огнем. Она уже обожгла сердце в этом пламени, хватит.

Их взгляды встретились снова всего на миг. Обоих охватило какое-то глубокое понимание. Лейн содрогнулась, будто от его прикосновения, но осознала, что эта близость возникла лишь у нее в мозгу.

— Может, присядешь? — Он указал на единственное в комнате кресло.

Лейн села в него, Джонни Мак опустился на край кровати.

Она скрестила лодыжки, поставила сумочку на колени и положила на нее руки.

— Я позвоню Куинну, скажу, что случилось.

— Спасибо. Надеюсь, ты понимаешь, что я бы не приехала… не приняла бы твоего предложения, если бы могла сама платить гонорар Кортесу.

Какая ирония судьбы. Человек, который когда-то работал у них во дворе, теперь богаче ее. Если б дела обстояли по-другому, она была бы очень рада, что Джонни Мак так преуспел. Наверное, ему очень приятно вернуться богатым, могущественным человеком в родной город, где его считали никчемным скверным парнем.

— Не нужно ничего мне объяснять, — сказал ей Джонни Мак. — Тем более благодарить меня. Я обязан тебе жизнью. — Он подался вперед, опустил руки между широко разведенных колен и сплел пальцы. — И жизнью своего сына. Не кажется ли тебе, что гонорар адвокату — слишком скромная плата за спасение двух жизней?

Лейн не могла ставить себе в заслугу то, что сделала по душевному порыву, по любви. Она спасла Джонни Мака и его сына потому, что у нее не было выбора.

— Мне нужно от тебя еще кое-что, — сказала она.

Он посмотрел ей в глаза.

— Пожалуйста. Скажи только, что именно.

— Я не хочу, чтобы Уилла втягивали в это дело, заговорила Лейн. — Не хочу, чтобы мистер Кортес донимал его вопросами, расстраивал. Бадди очень мягко разговаривал с Уиллом в тот день, когда был убит Кент. Эдит хоть и знает, что он не сын Кента, очень любит его и наверняка убедила Бадди с Уэсом Стивенсом оберегать Уилла в создавшемся, положении.

— От чего, собственно, его нужно оберегать?

— От необходимости вспомнить тот день. — Лейн подалась вперед так, что оказалась на краешке кресла. — Я лучше признаюсь в убийстве Кента, чем допущу, чтобы травмировали…

Посмеет ли она довериться Джонни Маку? Пока нет.

— Чем травмировали? Правдой? Я знаю по себе, страдания причиняет ложь. — Мне надо ехать. Пожалуйста, сообщи, когда свяжешься с мистером Кортесом.

Лейн вскочила. Сумочка упала на пол. Когда она нагнулась за ней, ее рука соприкоснулась с рукой Джонни Мака. Он поднял сумочку; потом оба выпрямились и стали лицом друг к другу. Не сказав ни слова, Джонни Мак надел ремень сумочки на ее плечо. Но рука его задержалась неподалеку от ее шеи.

Сердце Лейн заколотилось чаще. В ушах зашумела кровь. Он стоял так близко, что она ощущала тепло его дыхания, легкий запах лосьона, улавливала напряжение его мышц.

Будучи не в силах двинуться с места, побежать, как подсказывал ей здравый смысл, Лейн опустила глаза и внезапно осознала, что их тела почти соприкасаются. Так близко к Джонни Маку она была только раз и навсегда запомнила эту минуту. Летом, за год до того, как он уехал из города. Возле лодочного сарая. Под окаймляющими берег ивами. Он поцеловал ее так, как ей всегда мечталось. И когда притянул ее поближе к себе, она ощутила животом сильную пульсацию его мужского органа. Она легла бы на землю и отдалась ему, но он выпустил ее и, ничего не объясняя, ушел.

Если бы он занялся с ней любовью в ту ночь, может быть, она, а не Шарон оказалась бы беременна его ребенком.

Джонни Мак взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. «Не делай этого, — мысленно взмолилась Лейн. — Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы перестать любить тебя. Не заставляй меня волноваться. Не заставляй любить тебя снова».

Загипнотизированная его роковым мужским обаянием, как в юности, Лейн не запротестовала, когда он обнял ее одной рукой за талию. Положив другую руку ей на затылок, он прижал ее к себе. Правая рука ее сама собой поднялась и легла ладонью на его грудь. Как это могло произойти? Она думала, что не способна реагировать так на прикосновение мужчины.

Ее охватило ощущение нереальности. Это мечта. Возникавшая столько раз, что она счет потеряла. Много лет назад, когда она была юной, наивной, доверчивой. Когда хотела испытать радости секса с мужчиной, которого любила. Но эта мечта погибла насильственной смертью, как и многие ее мечты. Была убита действительностью. Погублена уходом Джонни Мака из ее жизни. Забита бесчувственностью Кента, в конце концов, перешедшая в жестокость.

— Лейн… — Джонни Мак прошептал ее имя. Мягко, негромко, прочувствованно.

По ее телу прошел трепет, из самой глубины ее женской души. «Просит разрешения? — мелькнуло в ее затуманенном разуме. — Или честно предостерегает?»

Едва ее губы коснулись его губ, она приготовилась к болезненному нажиму, какой привыкла ощущать всякий раз, когда ее целовал Кент. Но тут не было ни требовательного погружения, ни сильного мучительного давления.

«Запомни, — прошептал ей разум, — запомни, как это было с Джонни Маком». Лейн вздохнула как от воспоминания, так и от удовольствия. Его губы были теплыми, влажными и завладели ее губами с такой медлительной, чувственной опытностью, что у нее захватило дыхание. Он пробовал и искушал, облизывал и захватывал. Нежно. Терпеливо. Но едва лишь она открыла рот с довольным вздохом, он просунул туда язык и стал пробовать ее еще более любовно.

Рассудок померк, когда Лейн охватило неодолимое желание. Она хотела большего. О Господи, ей нужно было гораздо большее.

Лейн не представляла себе ничего подобного — после того как Кент грубо, унизительно с ней обращался. Когда Джонни Мак опустил руки к ее ягодицам и плотно прижал ее к своей возбужденной плоти, она не смогла сдержать инстинктивной реакции тела. Боли, которую может утолить только секс.

— Хочу заняться с тобой любовью, — сказал он, касаясь губами ее уха. — Я лишал нас обоих того, чего нам хотелось пятнадцать лет назад, но мы уже не те, что были в то время. Если ты хочешь этого…

Зачем он что-то говорит? Почему просто не отнесет ее на кровать, не займется с ней любовью? Он предлагает ей принять решение. Если она позволит делам зайти дальше, это будет ее выбор.

— Ты в этом большой мастер, — сказала Лейн, извиваясь в попытке высвободиться из его объятий. — Наверняка от большого опыта.

Он тут же выпустил ее. А когда взглянул ей в лицо, она увидела в его глазах гнев и что-то еще. Сожаление?

— Когда между мужчиной и женщиной все как надо, не важно, сколько было раньше, — сказал он. — Во всяком случае, должно быть не важно.

Лейн знала, что он не тосковал по ней все эти годы и определенно не жил монашеской жизнью. Но она тосковала по нему год за годом, пока не возненавидела. И с того дня, когда потребовала развода у Кента, не была с мужчиной; не хотела больше интимных отношений. Знание, что больше никогда не потребуется дозволять Кенту или другому мужчине прикасаться к ней, было большим облегчением.

— И сколько раз у тебя было все как надо с какой-нибудь женщиной? — спросила Лейн.

Он уставился на нее, словно ответ на этот вопрос был очевиден.

— Это было хорошо. Весело. Волнующе. И доставляло удовольствие, — сказал он. — Всякий раз, когда я брал женщину, я наслаждался этим.

Она так и думала. Кобель навсегда останется кобелем. Если б она отдалась ему, то поставила б все на карту, потому что влюбилась бы в него снова. Но для него она была бы просто очередной легкой добычей. Мысль о том, чтобы представлять собой еще одну зарубку на столбике кровати Джонни Мака Кэхилла, отнюдь не прельщала ее.

— Мне пора, — сказала она, однако ноги не повиновались, и она стояла как вкопанная, прямо перед мужчиной, от которого хотелось бежать.

— М-м. — Он кивнул.

— Позвони, пожалуйста, когда переговоришь с мистером Кортесом.

Он кивнул снова.

Лейн заставила ноги повиноваться ей и пошла к выходу. Открыв дверь, остановилась, обернулась к Джона Маку и сказала:

— Если в самом деле хочешь стать отцом Уилла, я тебе помогу. Это будет нелегко, и я не могу гарантировать, что он примет тебя в свою жизнь, но ему нужно знать, что его отец лучше, чем Кент.

— Спасибо, Лейн.

— Не благодари. Рано еще. — Она через силу ему улыбнулась. — И предупреждаю: если причинишь боль зтому мальчику, то пожалеешь, что приехал в Нобдз-Кроссинг.

— Ты тигрица, защищающая детеныша.

— Да, тигрица. И если думаешь, что я убила Кента, чтобы защитить Уилла, ты прав, мысля подобным образом. Я убила бы его, но кто-то опередил меня.

— Жаль, что не я. Жаль, что я не сломал его гнусную шею давным-давно. До того, как он прикоснулся к тебе.

Лейн больше не могла ни улыбаться, ни продолжать наигранную браваду. Если она сейчас же не уйдет, то, наверное, развалится на миллион осколков прямо перед Джонни Маком. И, как Шалтай-Болтая, вся королевская конница, все королевская рать не сможет собрать ее.

— Позвони перед приездом, — сказала Лейн. — И я позабочусь, чтобы Уилл был дома.

Торопливо выйдя, она не сознавала, что Джонни Мак идет за ней, пока не услышала его шаги. Когда остановилась и оглянулась, он тоже остановился, глядя на нее так, словно хотел что-то сказать.

— В чем дело? — спросила она.

— Секс для меня много значил, однако никогда не был идеальным. Я никогда не думал, что на сей раз это та самая женщина, идеальная для меня.

— А…

— Просто хотел, чтобы ты знала. Он повернулся и снова пошел в комнату. Когда Джонни Мак закрыл за собой дверь, Лейн глубоко вздохнула и побежала к своей машине. «Не думай о том, что он сказал, — предостерегала она себя. — Если думаешь, что ты та самая женщина, с которой это может быть идеально, что ты для него та самая единственная женщина, то обманываешь себя. Секс с Джонни Маком будет губителен. И для тебя, и для него. Но, Господи, он будет хорош. Очень хорош».

* * *

Джонни Мак откинулся в шезлонге и посмотрел поверх темных очков на сына, скучающего на лошади по другую сторону пруда с двумя приятелями, Джорджем Mapкемом —третьим и Теодором, «Тедом», Аптоном —четвертым. Оба мальчика были сыновьями родителей с Магнолия-авеню. И Уилл был одним из них, аристократом до мозга костей, несмотря на сомнительное происхождение. Может, для того, чтобы стать аристократом, нужно быть воспитанным как один из немногих привилегированных.

В добрые старые дни, будучи помощником садовника, Джонни Мак прислушивался к визгу, хихиканью и Громкому смеху из-за ограды пруда в поместье Ноблов. И задавался вопросом: каково было бы принадлежать к кружку друзей Лейн, не иметь в летний день никаких дел, кроме игр возле пруда?

Когда он стал работать у Билла Нобла, ему было шестнадцать лет, и в кармане у него бывала только мелочь, за исключением тех случаев, когда Уайли помногу выигрывал в карты, что случалось лишь изредка. В то первое лето, когда все те ребята расходились по домам, а Ноблы ужинали в своей роскошной столовой, он тайком заходил за эту ограду с надеждой, что Лилли Мэй еще не убиралась там. Иногда находил половинку бутерброда, и или нетронутое печенье, или лежавшие на тарелке чипсы. И обычно в стакане оставался чай или кока-кола, разбавленная водой от растаявших кубиков льда. Он не считал воровством собирание объедков, которые все равно выбросили бы в мусор. И подозревал, что Лилли Мэй умышленно затягивала с уборкой дотемна, так как знала, что без этих жалких крох он чаще всего ложился бы спать голодным. И хорошо понимала, что он не взял бы у нее подачки.

Это было двадцать лет и целую вечность сожалений назад. Джонни Мак напомнил себе, что расстался с этим необузданным, гневным юным нарушителем спокойствия в тот день, когда покинул Ноблз-Кроссинг. Когда сказал Лейн, что не может взять ее с собой. Однако каким бы удачливым, каким бы богатым он ни стал, в нем оставалось что-то от голодного подростка. Какой-то частью своего существа он по-прежнему был голодным, гневным и сознавал, что недостоин даже целовать красивые ножки Лейн Нобл.

Глянув вниз, на землю, он увидел десять красных ногтей. Десять пальцев ног. Две маленькие пляжные сандалии. Когда поднял взгляд, в его поле зрения оказались красивые икры. Красный сетчатый халат доходил до середины бедер, его ячейки мало что оставляли воображению. Облегающий красный: купальник подчеркивал каждый изгиб стройного тела, напоминающего формой песочные часы. Все его мужское существо реагировало на зрелище очаровательной женской плоти.

Лейн стояла возле него, держа в обеих руках по стакану холодного чая.

— Я подумала, что тебе, наверное, хочется пить. Лилли Мэй приготовила еще кувшин чая.

Сев прямо, Джонни Мак широко расставил ноги и потянулся к одному из стаканов:

— Спасибо.

Лейн указала подбородком на купающихся в пруду троих ребят:

— Уилл, похоже, наслаждается жизнью. После смерти Кента впервые вижу у него искреннюю улыбку. — Она села на стул у столика, большой зонт над ним затенял от послеполуденного солнца широкое пространство. — Он все еще избегает тебя?

— Как по-твоему?

— Извини. Я думала, теперь он по крайней мере станет разговаривать с тобой без моего содействия.

Лейн поднесла стакан ко рту и отхлебнула холодного чая.

— Он всеми силами старается избегать меня, хотя я уже почти неделю ежедневно бываю здесь. Твердо решил делать вид, что меня не существует.

— Я предупреждала, что завоевать его расположение будет нелегко.

Лейн поставила стакан и взяла флакон с кремом для загара. Выдавив несколько капель на ладонь, стала втирать его в нос. Джонни Мак обратил внимание, что нос и плечи ее все еще в веснушках, все остальное покрыто загаром. Во многих отношениях она все еще была той нежной девочкой, которая, как и ее отец, была добра к нему. В других — стала незнакомой женщиной. Так ли думает о нем и она как о старом друге, который стал незнакомцем?

— После ближайших выходных Уилл снова пойдет в школу, — сказала Лейн. — Я с ужасом думаю о том, что он может услышать от некоторых детей. В конце концов, его отец убит три недели назад, и очень может быть, что его мать арестуют за это преступление.

— Он не рохля. Сможет за себя постоять— Джонни Мак жадно ополовинил стакан с чаем и поставил его рядом со стаканом Лейн.

— Беспокоюсь, что он поведет себя так, как в свое время ты: полезет в драки. — Лейн вздохнула. — Я даже подумала о том, чтобы отправить его в интернат, только боюсь, он не поедет. Не захочет меня покидать. И честно говоря, мне невыносима мысль о разлуке с ним.

Если меня осудят за убийство Кента и отправят в тюрьму, я не…

— Куинн сказал тебе, что даже если тебя обвинят, то очень сомнительно, что смогут осудить хотя бы за непредумышленное убийство. — Джонни Мак откинулся на спинку шезлонга и вытянул ноги. — У полиции мало улик. И все они только косвенные. Кроме того, если у большого жюри хватит глупости предъявить тебе обвинение, мы займемся розыском и отыщем того, кто убил Кента. Частный детектив, которому я плачу, четыре дня назад приехал в Ноблз-Кроссинг и занимается работой полиции, выявляя других подозреваемых. Если есть люди, имевшие мотив и возможность убить Кента, Уайетт Фостер отыщет их.

— Ты тратишь целое состояние, стремясь доказать мою невиновность.

Хотя глаза Лейн были закрыты темными очками, Джонни Мак понимал, что она смотрит прямо на него. Тело ее чуть-чуть подалось в его сторону.

— У меня есть состояние, которое можно тратить.

— Да, верно. — Лейн глубоко вздохнула. — Кто мог бы подумать, что настанет день, когда я буду нуждаться в благотворительности, а ты будешь моим благотворителем.

Не успел Джонни Мак ответить, как она поднялась, сбросила сетчатый халат и побежала к пруду. То, как она двигается, покачивая округлыми бедрами, вызвало у него мучительное желание. Проводить с ней ежедневно несколько часов стало пыткой. Она была единственной женщиной в его жизни, которую он отчаянно желал и не имел. В юности он утолял это желание с другими женщинами. Со множеством других женщин. Но даже тогда секс с ними не уменьшал его вожделения к Лейн. А теперь, когда он после приезда в Ноблз-Кроссинг не был с другой женщиной, поиски способа убедить Лейн стать его любовницей дошли до одержимости.

Такие ли ее груди округлые, полные, какими выглядят? Соски большие темные или маленькие розовые? Густые ли волосы у нее на лобке? Вьющиеся? Сможет ли он довести ее до оргазма одним прикосновением пальцев и губ? Кончая, вскрикнет она или застонет?

— Мисс Лейн, вам звонят. — Лилли Мэй вышла во дворик из кухонной двери, остановив Лейн как раз перед тем, как она собиралась нырнуть в пруд.

— Кто?

Лилли Мэй подала Лейн переносной телефон и осталась ждать с беспокойством в серых усталых глазах.

— Джеймс Уэйр.

Джонни Мак подскочил, и едва Лейн поднесла трубку к уху, встал у нее за спиной, положив руку ей на плечо. Она едва заметно дрожала.

— Привет, Джеймс.

Джонни Мак склонил голову так, что, когда Лейн чуть отодвинула трубку от уха, мог слышать голос Джеймса.

— Лейн, хочу тебя предупредить, — заговорил Джеймс. — Большое жюри вынесло тебе обвинение в намеренном убийстве. Пора вызывать того замечательного адвоката, которого нанял тебе друг. Сегодня Бадди явится арестовывать тебя.

— Да, понимаю. Спасибо, Джеймс.

— Очень сожалею, что так получилось. Я не думаю, что ты убила Кента, но… как ты хорошо знаешь, меня никто не слушает. Я очень хотел бы чем-то помочь тебе. Хотел бы… черт, хотел бы не бояться до полусмерти своей жены.

— Ничего. Спасибо, что предупредил.

Джонни Мак взял у нее телефон и бросил на шезлонг. Лейн чуть заметно пошатнулась. Он, не колеблясь, обвил рукой ее талию, чтобы поддержать.

— О чем он вас предупредил? — спросила Лилли Мэй.

— Большое жюри предъявляет мне обвинение в убийстве Кента.

Уилл вылез из пруда и накинул на плечи полотенце.

— Что происходит?

Лейн прижалась к Джонни Маку:

— Уилла это расстроит.

— Черт возьми, женщина, хоть раз подумай о себе, — сказал ей Джонни Мак.

— Мама? — Уилл остановился в нескольких футах, взгляд его был прикован к руке Джонни Мака на талии Лейн.

— Большое жюри вынесло обвинение твоей матери, — сказал Джонни Мак, — Ей нужно, чтобы все мы сохраняли спокойствие и сосредоточились на том, как вытащить ее из этой заварухи. Ей нужно, Уилл, чтобы ты вел себя как мужчина, а не хнычущий ребенок. Сможешь? Сможешь быть таким мужчиной, каким тебя воспитывала мать?

 

Глава 14

Гленн Мэнис опустился широким задом в старый шезлонг и поднес ко рту баночку кока-колы. Взяв пульт Управления телевизором, громко икнул. Потом стал переключать телевизор с программы на программу в поисках интересной спортивной передачи или фильма об охоте или рыбалке, то и дело поглядывая, не выходит ли Джеки из ванной. Она оставила дверь приоткрытой, чтобы ему было частично видно душ. Джеки любила считать, что она очень соблазнительная и что зрелище ее выходящей нагой из ванной сводит его с ума. Собственно говоря, ее тощее тело не доводило Гленна до безумия, но то, что она умела делать опытными губами, доводило определенно.

Гленн встречался с Джеки уже год и временами подумывал сделать ей предложение. В конце концов, оба они моложе не становятся, и если он до сих пор не нашел никого лучше Джеки, то вряд ли найдет. Кроме того, лучше иметь тощую жену, которая хороша в постели, чем холодную, как лед, красавицу.

Джеки не бог весть что. Но и он сам тоже. В школе он был унылым, бестолковым увальнем, с которым никто из девушек не хотел встречаться. А Джеки была большеглазой, тощей девицей из белой швали, на которую никто из мужчин дважды бы не взглянул. Но к шестнадцати годам она начала привлекать к себе внимание. Выкрасилась в блондинку, начала подкладывать что-то в лифчик, перестала носить трусики и начала трахаться. Вскоре все парни в городе знали, где можно без проблем утолить похоть.

Тогда у него не было романтического интереса к Джеки. Он всеми силами старался привлечь к себе внимание Шарон Хикмен. Она была просто загляденье, с большими грудями, хорошим задом и лицом как у кинозвезды. И поговаривали, что она проделывает в постели все, что угодно. Но за исключением Джонни Мака Кэхилла, путавшегося чуть ли не со всеми женщинами в городе, Шарон обращала внимание только на парней с Земли Богача.

Правда, девушка, о которой он мечтал в юности, была одной из самых недоступных в городе. Мэри Марта Грэхем. Ангел. Он думал, что в жизни не видел более красивой девушки. Даже Шарон Хикмен уступала ей. Но насколько он знал, единственным, с кем Мэри Марта встречалась, был Бадди Лоулер.

Внезапно слова телерепортера перенесли Гленна в настоящее. Он выпрямился и усилил звук. Не ослышался ли он? Боже всемогущий! Весь город ждал этой новости, и вот она стала официальной.

«— Сегодня днем начальник полиции Бадди Лоулер арестовал Лейн Нобл Грэхем за убийство ее бывшего мужа, местного бизнесмена Кента Грэхема».

Репортер продолжал говорить, а тем временем на экране шла видеозапись, показывающая Лейн в наручниках, ведомую в полицейский участок, Бадди держал ее за руку, проводя через толпу. Позади шли двое высоких темноволосых мужчины, словно бы охранявших Лейн.

— Ну и ну, черт возьми, — произнес Гленн. — Это Джонни Мак Кэхилл собственной персоной. Похоже, люди говорили правду. Он вернулся в Ноблз-Кроссинг, чтобы остаться здесь.

Когда Лейн скрылась в здании полицейского участка и видеопленка кончилась, репортер продолжал освещение крупнейшего за последние пятьдесят лет скандала в Ноблз— Кроссинге.

«— Интересы мисс Грэхем будет защищать знаменитый адвокат по уголовным делам Куинн Кортес, по нашим сведениям он прилетел сегодня из Хьюстона на частном самолете. Как многие из вас помнят, мистер Кортес создал себе имя шесть лет назад, когда его, молодого адвоката только что со студенческой скамьи, избрал латиноамериканский певец Пока Урбано для защиты на сенсационном процессе об убийстве жившей вместе с ним любовницы.

Несмотря на все улики против Урбано, Кортес сумел убедить присяжных, что его подозреваемый невиновен. Мистер Кортес приобрел славу — кое-кто считает, что дурную, — тем, что не проиграл ни единого процесса.

Что касается другого человека, которого вы все видели с миссис Грэхем, — это бывший житель Ноблз-Кроссинга Джонни Мак Кэхилл. Отделение станции Си-би-эс в Хьюстоне сообщает, что Кэхилл теперь мультимиллионер, предприниматель, хорошо известный в светских кругах Хьюстона как щедрый филантроп и биржевая акула, умеющий все обратить к своей выгоде.

Вы можете спросить, какая связь между Кэхиллом и делом об убийстве Кента Грэхема? Жители Ноблз-Кроссинга, знавшие Кэхилла в юности, говорят, что лучше спросить, какая связь между Кэхиллом и миссис Грэхем и насколько личными являются эти отношения».

— Ну и ну, черт возьми, — повторил Гленн. — Вот так дела. У прессы этот день будет памятным.

— Что ты там бормочешь? — Джеки без одежды, лишь обернувшись полотенцем, стояла в дверном проеме ванной, одной рукой она касалась двери, другую держала на тощем бедре.

— Иди сюда, милочка, — поманил ее вялой рукой Гленн. — Ты просто не поверишь. Лейн только что арестовали за убийство Кента и…

— Это не новость. Весь город ждал ее ареста с тех пор, как Уэс Стивене предъявил улики большому жюри. — Джеки с соблазнительной улыбкой плавно вошла в гостиную. — Люди заключают по ее поводу пари. Думают, что ее осудят независимо от того, она убила Кента или нет. Похоже, мисс Эдит хочет видеть ее за решеткой.

— Так вот, мисс Эдит может не добиваться своего на этот раз.

— Почему ты так думаешь?

Джеки плюхнулась на колени Гленну и обвила руками его толстую шею. Гленн передвинулся в коричневом виниловом кресле так, чтобы зад Джеки оказался прямо над его детородным органом. Может, если она немного поерзает, он возбудится. Если нет, он предоставит ее искусным пальцам привести его в нужное состояние.

— Кажется, Лейн наняла себе высокооплачиваемого адвоката.

— Кого же?

Джеки распустила полотенце, которым была обернута, и оно сползло к талии, Гленн ни за что на свете не хотел обижать Джеки, поэтому никак не мог сказать, что ее плоские груди на него совершенно не действуют.

— Куинна Кортеса, вот кого.

— Кортеса? Это влетит ей в кругленькую сумму. Его гонорар за дело об убийстве, должно быть, составит миллион самое меньшее.

— Ну, Лейн богата, разве не так? А если у нее не хватит денег, Джонни Мак без труда оплатит счет. Этот репортер говорит, что скверный парень из Ноблз-Кроссинга сколотил себе состояние в Техасе.

— Джонни Мак — молодец. И все мы, никто и ничто с этого берега Чикасо, будем молодцами, если найдем способ разбогатеть. — Джеки обвела языком ухо Гленна. — Открою тебе маленький секрет. Я нашла способ раздобыть нам небольшое состояние. — Она приподнялась и смахнула полотенце на пол. — Как бы тебе понравилось провести медовый месяц в Лас-Вегасе с двумя миллионами долларов?

Гленн расстегнул брюки, взял руку Джеки и сунул в трусы.

— О чем ты говоришь? Как думаешь раздобыть два миллиона?

Она взяла Гленна за пенис и начала совершать рукой медленные, отработанные движения, вскоре вызвавшие у него стон.

— Я узнала кой-какие сведения, которые кое-кто хочет хранить в тайне, и знаю наверняка, что они с готовностью заплатят мне за молчание.

— Ты говоришь о шантаже, Джеки Джо.

— Конечно, милый. Шантаж — вот что обогатит меня.

* * *

— Почему ты не можешь вызволить маму из тюрьмы сегодня вечером? — Уилл гневно сверкнул глазами на отца. — Я думал, вы собираетесь помогать ей.

Джонни Мак чувствовал себя таким же беспомощным, как Уилл. Мысль о том, что Лейн проведет пусть даже одну ночь в тюрьме, бесила его. Черт побери, неужели в мире нет справедливости? Такой женщине, как Лейн, не место за решеткой. Даже если она и убила Кента — теперь он был уверен, что не убивала, — с ней нельзя было обращаться как с преступницей. Дактилоскопировать ее. Фотографировать. Допрашивать. Ей следовала бы дать медаль за то, что она избавила мир от такой мерзости, как Кент Грэхем.

— Я готов пойти на все, чтобы помочь твоей матери.

— Что-то не замечаю этого, — обвинил его мальчика.

— В таком случае ошибаешься, — сказал Куинн Kopтес. — Твой отец нанял меня защищать Лейн и…

— Он не отец мне! Он не заслужил права стать частью моей или маминой жизни.

Щеки Уилла вспыхнули. На глазах заблестела влага. Джонни Мак чувствовал, что мальчик близок к слезам и мужественно старается не расплакаться перед ним и Куинном. Раньше Джонни Мак не предполагал за собой отцовских чувств, но теперь ему хотелось крепко обнять Уилла и найти способ убедить его, что все будет хорошо.

— Твои проблемы с Джонни Маком меня не заботят. Сами разбирайтесь в них, — сказал Куинн. — Но я хотел обратить твое внимание на две вещи, объяснить, что твой отец… что Джонни Мак помогает Лейн. Во-первых, он платит мне гонорар, и поверь, это не малые деньги. Во-вторых, в своем деле я лучший, если кто и может добиться оправдания твоей матери, так только я, и Джонни Мак это знает.

— То, что у вас огромное самомнение, не значит, что вы сможете не допустить осуждения мамы. — Держа у бедер сжатые кулаки, Уилл сверкнул на Куинна глазами, словно бросая вызов.

Куинн взглянул на Джонни Мака, и губы его изогнулись в легкой усмешке.

— Мальчик определенно твой. Не только похож на тебя, но и такой же воинственный, как и ты.

Избегая прямого взгляда на сына, Джонни Мак кивнул. Уилл, ничего не сказав, пулей вылетел в коридор и взбежал по лестнице. Куинн пожал плечами.

Лилли Мэй принесла серебряный кофейник и две фарфоровые чашки. Оглядев комнату, спросила:

— А Уилл где?

— Пошел наверх, — ответил Джонни Мак.

— Опять не поладили?

Она поставила поднос на письменный стол.

— Ничего серьезного. — Джонни Мак подошел, налил в обе чашки кофе и взял одну. — Уилл расстроен арестом Лейн. Ему хочется винить кого-то за то, что она в тюрьме, а я оказался подходящей мишенью.

Лилли Мэй взяла вторую чашку и отнесла Куинну.

— Вы сможете утром добиться освобождения Лейн из тюрьмы?

— Как только судья назначит залог, она сможет выйти. Но сегодня вечером, похоже, с судьей невозможно связаться, так что нам остается только ждать.

— Судья Харпер — старый приятель Эдит. — Лилли Мэй с неприязнью произнесла имя этой женщины.

— Судья Джиллис и судья Уэлч тоже. — Джонни Мак знал, как обстоят дела в этом округе. Чтобы над Лейн состоялся справедливый суд, требовалось чудо, но никак невозможно было доказать, что Эдит Уэйр пользуется связями и пускает в ход все доступные средства, чтобы суд над Лейн не был беспристрастным.

— Мне уже приходилось сталкиваться с подобным, — сказал им Куинн. — С уликами, какими Уэс Стивене располагает против Лейн, я смогу убедить присяжных, что она не является виновной.

— Я не позволю, чтобы эту девочку сажали в тюрьму. — Лилли Мэй бросила быстрый взгляд в сторону Джонни Мака. — Лучше признаюсь, что сама убила Кента.

— Вы убили его, миссис Хикмен? — спросил Куинн.

— Что? — Лилли Мэй повернулась, и при взгляде на Куинна глаза ее расширились, руки задрожали.

— У вас было почти столько же оснований ненавидеть Кента, как и у Лейн. — Куинн поднес к губам чашку и отпил крепкого черного кофе. — Уилл — ваш внук. Вы пошли бы на все, чтобы защитить его, так же как и Лейн. Я прав?

— Правы. Пошла бы на все… и пойду. — Лилли Мэй выставила вперед подбородок и посмотрела Куинну прямо в глаза. — Если это поможет мисс Лейн, выведите меня на свидетельское место, я объясню присяжным, что точно так же могла взять биту и забить Кента до смерти.

Джонни Мак положил руку ей на плечо:

— Лейн, конечно, оценила бы то, что вы пытаетесь сделать, но Кента вы не убивали, так что…

— Откуда вы знаете, что не убивала? С этими словами Лилли Мэй повернулась и вышла из комнаты.

— Что скажешь об этом?. — спросил Куинн.

— Не знаю.

— Думаешь, старуха могла это сделать?

— Сейчас я ни в чем не уверен, — признался Джонни Мак. — Кроме того, что наверху, — он поднял к потолку лицо, — мой сын, который меня ненавидит, а в городской тюрьме женщина, которая полагается на меня.

* * *

Бадди стянул пропитавшуюся потом рубашку и бросил на пол, потом расстегнул брюки. Жаркий вечер, черт возьми. Душный, влажный. Верная примета, что к утру пойдет дождь. Необходимый, чтобы уменьшить жару и духоту.

Лично ему было необходимо холодное пиво, а потом крепкий сон. День выдался напряженным. Он больше недели готовился, собирался с душевными силами для того, чтобы зачитать Лейн ее права и взять ее под стражу. В доме Ноблов ему несколько минут казалось, что Джонни Мак вот-вот набросится на него. Если бы взгляды могли убивать, он уже был бы покойником. Мысль о том, что человек, которого он некогда пытался убить, теперь богат и могуществен, внушала ему страх. И арест Лейн стал еще одним преступлением против Джонни Мака.

Но каждый делает то, что должен. Арестовать Лейн было его обязанностью. Разумеется, он мог бы отправить кого-то произвести арест, но решил, что ради Лейн нужно сделать это самому.

Почесав волосатую грудь, Бадди неторопливо вышел из спальни и отправился на кухню. Поскольку свет из гостиной проникал туда, он не стал включать флюоресцентную лампу. Открыл холодильник, взял бутылку пива и сорвал с нее крышку. После большого, освежающего глотка стал искать в ящиках консервы, которые мог бы положить на тарелку и поставить в микроволновую печь. Достал из шкафа банку спагетти с фрикадельками, потом стал искать в нижнем ящике консервный нож.

Лейн ему нравилась. Всегда. Еще с детства. Что в ней могло бы не нравиться? Хорошая женщина вышла замуж за очень плохого мужчину и загубила свою жизнь. Жаль ее, но что он мог поделать? Нельзя идти против мисс Эдит. Нельзя рисковать всем, чего он добился в этом городе. Раз Эдит Уэйр хочет, чтобы Лейн судили за убийство Кента, значит, так оно и будет.

Бадди лишь надеялся, что Куинн Кортес оправдает свою репутацию. В таком случае Лейн выйдет на свободу, и большинство жителей Ноблз-Кроссинга по-прежнему будут считать ее виновной. Потом он может объяснить, что отделение полиции продолжает расследование, ищет других подозреваемых, но в конце концов позаботится, чтобы убийство Кента стало очередным нераскрытым преступлением.

Едва Бадди достал консервный нож, в заднюю дверь негромко торопливо постучали. Кого это черт принес? Уже почти полдвенадцатого.

Он подошел к двери, посмотрел в стекло и увидел темный силуэт женщины. Какого дьявола ей здесь нужно? Отпер и открыл дверь. Эдит Уэйр бросилась внутрь и захлопнула ее за собой.

— Ты сказал, что я знаю, где ты живешь, когда мне захотелось завершить начатое. — Она провела пальцами в кольцах от его ключицы к пупку. — Ну что ж, у меня сегодня был замечательный день, хочу его отпраздновать. — Ее рука скользнула ему в трусы, прямо к пенису. — Я готова завершить то, что мы начали.

Когда ее маленькая теплая рука мягко сжала пенис, Бадди возбудился через пять секунд. Он ненавидел мисс Эдит. За то, что она была отчасти виновата в плачевном состоянии Мэри Марты. За то, что защищала такого лживого сукина сына, как Кент. За то, что желала зла такой хорошей женщине, как Лейн.

Он чувствовал себя сущим ослом. Мисс Эдит по возрасту годилась ему в матери. Правда, в Эдит Уэйр не было ничего материнского. Даже шестидесятилетняя она представляла собой просто-напросто богатую суку во время течки.

Бадди ухватил Эдит за волосы, потащил ее к кухонному столу, поднял и уложил на виниловую скатерть. Раздвинул ей ноги, задрал белую льняную юбку и не удивился, обнаружив, что на ней нет ни чулок, ни трусиков. По-прежнему держа ее за голову одной рукой, сунул другую между ее ног. И обнаружил там гладкую плоть. Она сбрила волосы на лобке.

— Сука!

Бадди опустил трусы, потом взглянул на распростертую перед ним женщину. В полумраке кухни легко было представить себе, что это Мэри Марта.

Эдит содрогнулась, словно одна мысль о том, что он собирается сделать, взволновала ее. Когда он вошел в нее до отказа, она ухватила его за ягодицы и потребовала:

— Трахай меня круто и грубо!

 

Глава 15

Их поджидала толпа репортеров, когда они вышли из здания окружного суда, где судья Харпер поставил , Лейн в известность о предъявленном ей обвинении в намеренном убийстве. Ее освобождали под залог в сто пятьдесят тысяч долларов, начало судебного процесса было назначено на второе октября. Это было громкое дело, и жертва, и обвиняемая были хорошо известны в городе. Куинн дал ясно понять, что никаких переговоров относительно сделки о признании вины не будет, потому что его клиентка невиновна. И заверил Лейн, что в таком деле, как ее, с косвенными уликами, бремя доказывания определенно лежит на обвинении.

— А они не смогут доказать, что вы убили своего бывшего мужа, — сказал он ей.

После утреннего дождя улицы были влажными, на тротуарах и проезжей части поблескивали лужи, подернутые нефтяной пленкой. Серые тучи закрывали послеполуденное солнце, погружая город в хмурость, соответствующую настроению Джонни Мака. Он прекрасно понимал, почему Лилли Мэй готова была сделать признание в убийстве Кента. Черт, будь он в городе, когда это случилось, он сам признался бы в нем, лишь бы избавить Лейн от страданий, которым она подверглась.

Хотя Лейн выглядела красивой в простых желто-кочневых брюках и белой хлопчатобумажной блузке, она была без косметики, и это делало заметными темные круги под глазами. Выглядела она очень усталой. Очень хрупкой. Очень нуждающейся в крепком плече, на которое можно опереться. И Джонни Мак был преисполнен решимости подставить ей такое плечо, как бы она ни протестовала.

Куинн принял натиск журналистов на себя, на одни вопросы отвечал с улыбкой, на другие с рычанием, а Джонни Мак тем временем оберегал Лейн. Держа ее одной рукой за талию, он поднимал другую в предостерегающем сигнале «отстаньте» и рассеивал толпу убийственным взглядом. Словно понимая, что находятся в опасности быть уничтоженными, репортеры позволили Джонни Маку провести Лейн через их шумную толпу к «линкольну», который он утром взял напрокат. Теперь ему уже не было нужды скрывать свое богатство, все в городе знали, что он мультимиллионер.

В машине Джонни Мак наклонился и застегнул привязной ремень Лейн. Машинально убрал с ее щеки спадавшие пряди белокурых волос и заправил их за ухо. Лишь бы коснуться ее. Если бы он смог сделать то, что хотел, то усадил бы Лейн на колени и обнял обеими руками. Потом взял бы винтовку и пристрелил бы всех репортеров. Всех этих жадных до новостей стервятников из газет и с телевидения местных, алабамских и национальных компаний. Даже репортеров и фотографов из «Геральд». Выполняющих поручение мисс Эдит. Он был совершенно уверен в этом. Как совладелица городской газеты, она явно дала команду осветить эту новость, хотя новостью являлся арест Лейн.

Джонни Мак не спускал с Лейн глаз, пока она вглядывалась в этих мародеров, выкрикивающих ей вопросу и раскачивающих натиском своей толпы большую машину. Проклятые идиоты.

— Пожалуйста, увези меня отсюда. — В голосе Лейн звучали истеричные нотки. Ее большие голубые глаза смотрели умоляюще.

Джонни Мак вставил ключ в замок зажигания, завел мотор и сдал машину назад. Когда мотор заработал, репортеры попятились фута на два. Не успели они перегруппироваться и хлынуть снова вперед, он нажал на акселератор и пулей вынесся с автостоянки у здания суда. Через несколько минут они мчались по ведущей к окраине Ривертон-стрит.

— Уилл пошел сегодня в школу? — спросила Лейн. Джонни Мак, продолжая смотреть на дорогу, искоса бросил на нее взгляд. И почти ощутил напряжение ее тела. Она сидела выпрямясь, с отрешенным выражение ем на лице.

— Он не хотел идти, но Лилли Мэй убедила его, что тебе хотелось бы этого.

— Спасибо Лилли Мэй. Она, кажется, прекрасно управляется с мальчиком.

— Она вызывает у него сознание вины, чтобы заставлять слушаться, — сказал Джонни Мак. — Ей достаточно сказать — она знает, что он не хочет огорчать тебя. Я вижу, как ему важно угождать тебе. Он готов ради тебя сделать почти все, что угодно.

— Да, наверное. Как я готова ради него на все.

— Существует ли вероятность, что Уилл мог убить Кента… ради тебя?

Лейн ахнула. Джонни Мак украдкой взглянул на нее. Легкий румянец исчез с ее лица.

— Никогда больше не говори ничего подобного. — Лейн взяла его за руку и крепко стиснула ее. — Если услышу хотя бы малейший намек, что Уилл мог убить Кента, я тут же признаюсь в убийстве и положу этому конец.

Джонни Мак сбавил скорость с сорока пяти миль в час до тридцати и стал искать взглядом поворот. Если память не изменяла ему, он находился неподалеку от дороги, ведущей к Спринг-парку.

— Ты что делаешь? — спросила Лейн. — Я думала, ты везешь меня домой.

— Везу, — ответил он. — Но думаю, нам нужно сделать небольшой крюк и поговорить об Уилле. С глазу на глаз. Ты чего-то не говоришь мне о моем сыне, разве не так?

Джонни Мак сбавил скорость до пятнадцати миль, огибая почти пустой парк. Двое бегунов трусцой и трое пожилых ходоков занимались своим делом на грунтовой дорожке, утки и гуси плавали в пруду и бродили вдоль дороги. Свернув на одну из мощенных гравием дорог, он заглушил мотор и повернулся к Лейн.

Лейн отвела взгляд, и он понял, что она не хочет говорить на эту тему. Ее затянувшееся молчание казалось подтверждением вины мальчика. Не забил ли Уилл Кента до смерти своей бейсбольной битой? Не защищает ли Лейн своего сына ценой собственной свободы?

— Ответь мне, Лейн. — Повернувшись на сиденье, Джонни Мак взял ее за подбородок, но она по-прежнему отказывалась смотреть на него. — Черт возьми, женщина, твое молчание красноречивее слов.

Выражение ее жгучего взгляда было бы трудно не понять. В нем сквозило материнское желание защитить ребенка.

— Перестань. Уилл не убивал Кента. Когда это произошло, он был с Лилли Мэй. Она плохо почувствовала себя, и…

— Это вы сказали полиции, но так ли происходило все на самом деле?

Лейн расстегнула привязной ремень, отперла и распахнула дверцу машины. Джонни Мак протянул руку, чтобы схватить ее, коснулся ее бедра, но она выскользнула из его пальцев и побежала прочь от машины. Черт возьми! Что это с ней? Почему она убегает от него? От него-то? Неужели не понимает, что может сказать ему, правду, поделиться с ним самыми глубокими, мрачными тайнами и он оправдает ее доверие? С ним она всегда будет в безопасности.

Он приехал сюда, чтобы помочь ей. Ей и Уиллу. Если их сын убил Кента, он не сможет помочь мальчику, если не будет знать правды.

Освободясь от привязного ремня, Джонни Мак вылез из машины и торопливо последовал за Лейн. Быстро шагая, нагнал ее на мостике, соединяющем северную часть парка с южной. Лейн остановилась, перегнулась через перила и уставилась в поросший водорослями пруд, питаемый подземным источником. Ему не требовалось видеть ее глаза, дабы понять, что она плачет. Ее худощавые плечи содрогались. Беззвучные слезы.

Джонни Мак подошел к ней сзади, обнял и прижался грудью к ее спине. Она вздрогнула и издала долгий шумный вздох. Печальный. Мучительный. Отчаянный.

— Все хорошо, малышка, — прошептал он ей на ухо, уткнувшись носом в ее шею. — Говорить об этом сейчас нет необходимости. Но вскоре поговорим, когда будешь готова. Как бы скверно ни обстояло дело, я ни перед чем не остановлюсь, чтобы помочь вам.

— Ты… ты это всерьез, да? — И положила руки поверх его рук, скрещенных на ее талии.

— Я знаю, моя прежняя репутация оставляет желать лучшего, но я не тот эгоистичный, дерзкий парень, каким был пятнадцать лет назад, когда покинул этот город. Я повзрослел и, надеюсь, набрался немного ума. — Джонни Мак очень мягко повернул Лейн лицом к себе. — Я считаю тебя с Уиллом своей семьей. А мужчина — настоящий мужчина — защищает своих. Оберегает, чего бы это ни стоило.

— Уилл — твой сын. А я всего-навсего приемная мать, не…

— Перестань.

Она подняла на него ясные голубые глаза, и он на долю секунды увидел в них то самое выражение, с каким она, девятнадцатилетняя, просила его взять ее с собой, когда он уезжал из города. Увидел надежду. Любовь. Однако через мгновение эти прекрасные чувства исчезли, сменились неуверенностью и печалью.

Как он мог сказать ей, что испытывает, если сам не знал этого? Мог признаться, что из всех женщин в его жизни она единственная, кого он был не в силах забыть. Мог поблагодарить за то, что сохранила Уиллу жизнь. Мог попросить прощения, что не взял ее с собой, не спас от Кента.

И мог сказать ей, что желал ее больше, чем кого или чего бы то ни было. Что с трудом сдерживал свои животные инстинкты.

Он мог взять ее много лет назад. Она была вполне согласна. Но была очень нежной, невинной. И очень доверчивой. Он немало гордился тем, что дал этому маленькому, наивному зайчонку избежать ловушки, в которую поймал многих других. Но как он мог знать, что выпуская, ее, сам оказывается в ловушке? И что ему придется снова и снова задавать себе вопрос: как это могло бы быть? И ответа он не знает.

Каждая женщина представляет собой загадку. Но большей частью разрешение этой загадки не приносит иного удовлетворения, кроме сознания, что загадка разрешена. Было бы так с Лейн? Если бы он взял ее, не стала бы она просто еще одной женщиной в длинном ряду?

Джонни Мак крепко обнял Лейн и прижал к себе. Она расслабилась, словно больше не могла выдерживать своего веса. Ее руки обвили его и напряглись.

— Лейн, я…

Раздался автомобильный гудок. Кто-то выкрикнул приветствие. Лейн подняла голову с груди Джонни Мака и стала искать взглядом источник этих звуков. На мощеной дорожке, шедшей вокруг парка, молодая женщина остановила машину, чтобы поговорить с одним из пожилых ходоков.

Лейн высвободилась из его рук.

— Отвези меня домой. — Взглянула на часики. — Уилл уже должен вернуться. Он станет волноваться, если мы вскоре не явимся.

Когда она повернулась, чтобы идти обратно, Джонни Мак схватил ее за руку. Она остановилась и настороженно взглянула на него.

— В чем бы ни заключалась правда, ты должна поде литься ею со мной, — сказал он ей. — Ты не помогаешь Уиллу ложью о нем.

Лейн вырвалась:

— Не смей говорить мне, что лучше для моего сына.;

Черт! Почему-то что бы он ни говорил, все оказывается не тем, что нужно. Лейн что-то утаивает. Уилл больше причастен к убийству Кента, чем кто-либо знает. Она покрывает мальчика. И Лилли Мэй наверняка помогает ей в этом.

Что, если Уилл убил Кента? Неужели он допустит, чтобы мать шла в тюрьму за преступление, которого не совершала? Если да, что же он за парень? Избалованный, эгоистичный…

— Ты права. — Голос Джонни Мака звучал сдержанно. — Ясно, что хоть я и отец Уилла, ты не доверяешь мне настолько, чтобы быть откровенной со мной. Может, я не заслужил права выносить суждения, когда дело касается Уилла. Но черт возьми, Лейн, что бы ты ни думала обо мне, как бы ни относилась ко мне, ты должна понимать, — он прижал кулак к животу, — нутром, что я ничего не сделаю во вред Уиллу.

— Ты не поставишь себе цели навредить ему, — ответила она.

Зазвонил сотовый телефон Джонни Мака. Лейн подскочила. Джонни Мак достал телефон из внутреннего кармана спортивной куртки и ворчливо произнес в микрофон:

— Кэхилл слушает.

— Где вы оба пропадаете? — спросил Куинн. — Я в доме Лейн вот уже десять минут. Лилли Мэй с Уиллом лезут на стенку от беспокойства, не случилось ли чего с Лейн.

— У Лейн все прекрасно. Мы остановились на обочине. Едем. — В ответ на вопросительный взгляд Лейн Джонни Мак сказал:

— Звонил Куинн. Дома заждались тебя.

— Джонни Мак?

— Да?

— Не говори ничего Уиллу об… Пожалуйста, не спрашивай у него ничего о том дне, когда погиб Кент.

— Не стану спрашивать ни о чем, раз ты так хочешь. Пока что. Но твоего желания для Куинна будет недостаточно, потому что он намерен задать Лилли Мэй и Уиллу множество вопросов.

— Лилли Мэй — пусть. Уиллу — нет.

Если бы он считал, что это принесет какую-то пользу, то затряс бы Лейн, пока у нее не застучали бы зубы. Но он твердо решил защищать мальчика при любых обстоятельствах. И невозможно ее убедить, что ложь ради Уилла в конце концов только повредит ему. Но рано или поздно он найдет способ выяснить правду, даже если придется поссориться с Лейн.

* * *

Уилл встретил их у двери. Едва перешагнув порог, Лейн раскинула руки, и мальчик бросился в объятия, матери. Не взглянув на отца, не сказав ему слова приветствия. А чего он ожидал? «Спасибо, папа, что внес залог в сто пятьдесят тысяч, вызволил маму из тюрьмы»? «Спасибо, что избавил ее от гнусной своры репортеров»? «Спасибо, что вызвал одного из лучших адвокатов в стране защищать ее»?

Когда они вошли в гостиную, Лилли Мэй подошла к нему сбоку и прошептала:

— Час назад тебе звонила женщина. Назвалась Моникой Робинсон. Сказала, что ты знаешь номер ее телефона.

— Спасибо.

Он видел по хмурому лицу Лилли Мэй — она недовольна тем, что ему звонит в дом Лейн другая женщин.

— Кто она? — спросила Лилли Мэй.

— Моника?

— Да. Кто она?

— Знакомая.

— Любовница?

— К чему этот допрос? — спросил он.

— Я надеялась, ты переменился. — Лилли Мэй оглядела комнату, словно убеждаясь, что ее никто не слышит. — Как всегда, одной женщины тебе мало. По-прежнему котуешь, да?

— Моя любовная жизнь не ваше дело, черт возьми, — ответил он ей негромко, сдержанным голосом. — Но раз вы настроены думать обо мне самое худшее, а ваше мнение обо мне играет роль, объясняю: я вот уже около года не вожусь ни с кем из женщин, кроме Моники.

— Собираешься на ней жениться? — спросила Лилли Мэй.

Оба так были поглощены разговором, что не заметили подошедшего к ним Уилла. Пока он не заговорил.

— Вы женитесь? — спросил мальчик. — На той женщине, которая звонила сюда?

— Что? — испуганно спросила Лейн с другого конца комнаты.

Куинн, стоявший со стаканом в руке возле Лейн, вопросительно посмотрел на Джонни Мака. Тот обратил внимание, что его друг пьет «Джек Дэниеле», единственный сорт виски, какой отец Лейн держал в доме. Несмотря на богатство и утонченность, вкусы Билла Нобла в том, что касалось выпивки, были плебейскими.

— Я не женюсь, — сказал Джонни Мак. — Женщина, которая звонила сюда, моя добрая знакомая. Ничего больше.

Лейн, как ни пыталась скрыть волнение, не смогла совладать со своим лицом. Выражение на нем было такое, словно она получила пощечину от Джонни Мака. Он меньше всего хотел причинять боль, но, казалось, у него была злосчастная способность делать именно это, особенно в отношении Лейн.

«Черт! С какой стати Моника позвонила, усложнила еще больше создавшееся положение? Потому что ты не потрудился позвонить ей после отъезда из Хьюстона идиот!»

— Извините, я перезвоню Монике. — Джонни Мак посмотрел на Куинна: — Когда закончишь дела с Лейн, можно будет поехать в мотель. Хочу выписаться из этой дыры и подыскать место получше, если нам не удастся снять квартиру.

— Вам нет необходимости подыскивать жилье, — сказала Лейн с едва заметной дрожью в голосе. — Этот дом большой, есть комнаты, которыми мы никогда не пользуемся. Вы с Куинном вполне можете жить здесь до завершения суда.

— Лейн, это очень гостеприимно с вашей стороны, —ответил Куинн. — Мы с радостью ловим вас на столь щедром предложении.

— Так окажется удобно для всех нас. Адвокат будет круглые сутки находиться рядом со мной, а Джонни Мак и Уилл смогут получше познакомиться.

— Я не хочу, чтобы он жил здесь! — Уилл впился в Джонни Мака убийственным взглядом. Тот, не обращая внимания на вспышку сына, взглянул на Лейн:

— Спасибо за приглашение, но уверена ли ты, что поступаешь правильно?

— Да, уверена. И ты здесь желанный гость. — Лейн кивнула Джонни Маку, потом улыбнулась Куинну. — Вы оба желанные гости. — Подойдя к адвокату, она взяла его под руку. — Пока Лилли Мэй будет готовить обед, а Джонни Мак звонить, может, я покажу вам дом, выберете спальню, какая больше понравится. — Посмотрела на Уилла: — Тебе нужно готовить домашнее задание?

— Да, конечно. — Мальчик пожал плечами. — Я буду у себя в комнате. Когда Лилли Мэй подаст обед, позови.

Джонни Мак готов был ударить Куинна за то, что так восторженно принял предложение Лейн. Когда они скрылись наверху, он с трудом удержался от того, чтобы не последовать за ними. Куинн Кортес был сердцеедом, а Лейн в настоящее время была весьма незащищенной. Потом он поговорит со старым другом — предупредит, чтобы он держался подальше от его личной собственности. Да простит его Бог, он так думал о Лейн. Она принадлежала ему. Всегда.

Если этой женщине нужен любовник, то ей гораздо лучше предпочесть его.

Они сидели за громадным столом из железа и стекла в патио, заходящее солнце окрашивало горизонт в яркие розовый, алый и лавандовый цвета. Убаюкивающий шум реки сливался с пением цикад. Лилли Мэй подала жареные ребрышки, любимое блюдо Джонни Мака. Но до этого времени он не знал, что оно любимое и у его сына.

Если не считать редких вопросов Куинна о деле Лейн, Уилл оставался молчаливым, угрюмым, ни разу не обратился к Джонни Маку и не взглянул на него. Однако благодаря Куинну в разговоре не возникало перерывов, периодов неловкого молчания. Этот полумексиканец-полуирландец определенно унаследовал бойкость речи от кельтов — предков матери. Мог рассказывать небылицы не хуже любого из них. А от отца он унаследовал латиноамериканское обаяние, которое в тот вечер расточал на Лейн. А та, казалось, впитывала его внимание, как сухая губка воду. Так ли она нуждается в мужчине, думал Джонни Мак, что поддается на лесть Куинна?

Когда он встретился взглядом с Лейн, она улыбнулась, но в глазах ее не было тепла, а в выражении лица искренности.

— Дозвонился своей знакомой? — спросила Лейн.

— Да, — ответил Джонни Мак.

— Наверное, она скучает по тебе, хочет, чтобы ты поскорее вернулся.

— Ничего подобного. У Моники много дел и немало, других друзей.

Джонни Мак не хотел говорить с Лейн о Монике. И о других женщинах в своей жизни — прошлой или настоящей. Моника сказала, что соскучилась по нему, и спросила, долго ли еще он будет в отъезде, но, казалось, не была разочарована, когда он ответил, что пробудет в Ноблз-Кроссинге до конца суда над Лейн. Моника была хорошей приятельницей и отличной любовницей, но он заподозрил, что она поняла — их роман пришел к концу.

— Прошу прощения. — Уилл внезапно поднялся. — Пойду побросаю баскетбольный мяч.

— Составить тебе компанию? — спросил Куинн.

— Нет. Хочу побыть в одиночестве. Но за предложение спасибо.

Едва Уилл скрылся за углом дома, Лилли Мэй пригласила всех в столовую на послеобеденный кофе. Не успел Джонни Мак подняться, как Куинн уже был на ногах и помогал Лейн.

Как только пара стала проходить в застекленные двери, ведущие из патио в дом, Джонни Мак схватил Куинна за руку:

— Можно тебя на несколько минут, дружище?

Лейн с любопытством покосилась на Джонни Мака, но любезную улыбку приберегла для Кортеса.

— Мы подождем, пока вы не закончите своего секретного разговора. — И последовала за Лилли Мэй, оставив мужчин вдвоем.

— В чем дело? — спросил Куинн.

— Это я хочу выяснить.

Джонни Мак выпустил руку друга, но стоял лицом к лицу с ним в решительной и властной позе.

— Понятия не имею, амиго , — пожал плечами Куинн.

— Еще как имеешь. И не называй меня амиго. Как ты, черт побери, ведешь себя с Лейн?

— Как веду? Любезно и предупредительно к очень красивой леди, которой весьма необходимо мужское внимание.

— Так вот, тебе вовсе не обязательно быть любезным до такой степени. Не существует закона, обязывающего тебя постоянно быть латиноамериканцем-любовником. К тому же Лейн для тебя под запретом.

— Это почему же? Я нахожу ее весьма привлекательной женщиной.

Черные глаза Джонни Мака гневно сузились.

— Лейн не из тех, кто довольствуется случайной связью или даже недолгим романом. Она уязвима, одинока, и ей легче причинить боль. Поэтому не суйся к ней, черт возьми.

— Согласен. И мне вполне достаточно быть другом Лейн и ее адвокатом. Но я хотел бы знать, Джонни Мак, способен ли ты следовать собственному совету.

— Что ты имеешь в виду?

Куинн положил руку ему на плечо:

— Ты разговариваешь с Куинном. Мы почти пятнадцать лет были ближайшими друзьями. Я знаю тебя лучше, чем ты себя. Тебя влечет к этой женщине. И может в твоих чувствах к ней есть нечто большее. Я имею в виду не тот факт, что она спасла тебе жизнь и вырастила твоего сына. Если б ты видел свое лицо, когда смотришь на нее, то понял бы, о чем я говорю.

Неужели Куинн прав? Неужели его чувства отражаются на лице? Во взгляде? Если да, могла ли Лейн читать их так же легко, как Куинн? И могли ли видеть другие то, чего не видел он?

— Лейн для меня совершенно особенная, — признался Джонни Мак, — всегда была особенной… Те чувства, что испытываю к ней, я не испытывал больше ни к одной женщине.

— Тогда почему не пойти до конца и не дать ей то, в чем она нуждается?

— Не хочу причинять ей боль. Она и без того; настрадалась.

— А разве, став любовником, причинишь ей боль? — спросил Куинн, сжав плечо Джонни Мака. — Она хочет тебя, мой друг. Я вижу это желание в ее глазах.

— Иди в дом, пей кофе. И не флиртуй больше с Лейн, пока меня нет, — сказал Джонни Мак, не желая касаться страсти Лейн к нему. — Я пойду отыщу Уилла, посмотрю, станет ли он разговаривать со мной.

— Парнишка настроен к тебе очень враждебно. Не удивляйся, если он пошлет тебя куда подальше.

— Скажи Лейн, я пошел прогуляться. Ей незачем знать, что я…

— Что ты устраиваешь допрос ее сыну?

— Ты сам прекрасно понимаешь, что убить Кента мог Уилл. Возможно, Лейн покрывает его.

Куинн кивнул.

— Не дави на парнишку слишком сильно.

— Продолжай развлекать Лейн. Но только не давай рукам воли.

— Всеми силами постараюсь исполнить оба твои желания. — Куинн насмешливо поклонился Джонни Маку и вошел в дом.

Джонни Мак стоял у торца дома, глядя, как Уилл раз за разом бросает мяч в баскетбольную корзину. Мальчик был замечательным. Высоким. Худощавым. Спортивным. С поразительной способностью сосредоточиться. Но самым поразительным в этом умном, красивом, изумительном мальчике было то, что он, Джонни Мак Кэхилл, является его отцом. Зачал этого ребенка в давнюю летнюю ночь беззаботный половой акт. Без любви. Без обязательств. Без мысли о чем бы то ни было, кроме минутного удовольствия. Как это оказалось возможно? Природа многое напортачила. Мужчине, чтобы стать отцом, достаточно лишь извергнуть семя. Без мысли о последствиях. Без планов на будущее. Без желания иметь потомство.

Джонни Мак рассматривал своего сына, ища в нем какое-то сходство с Шарон. Лицо у мальчика более округлое, чем у него самого, с менее крепкой челюстью, И нос у него такой же, как у Шарон. Поменьше, чем у него, с чуть вздернутым кончиком. Но глаза, губы и даже угрюмое выражение лица Уилл получил он него. Рост, телосложение, как и черные волосы и темные глаза, достались ему от Джона Грэхема, чтоб этот старый мерзавец горел в аду. Черты, которые у него, Джонни Мака, а теперь и у Уилла, были общими с этим стариком и Кентом.

Если он ничего в жизни не делал правильно, то должен как нужно обойтись с Уиллом. Он должен этому мальчику нечто большее, чем деньги, которых у него теперь в изобилии. Уилл мог убить Кента. Лейн могла покрывать мальчика, быть готовой пойти в тюрьму, чтобы защитить своего сына. А каково будет Уиллу, если он позволит матери нести за него наказание?

— Хотите поиграть со мной или собираетесь стоять там, глядя на меня, весь вечер? — Высоко подняв мяч, Уилл обратил взгляд на Джонни Мака.

С трудом сдержав улыбку, Джонни Мак вышел из тени и выставил вперед руки. Уилл бросил ему мяч. И началась игра. В течение доброго получаса отец и сын бегали, водили мяч, ставили блоки и набивали очки. В конце концов, Уилл одержал верх, забросив в прыжке последний мяч.

У Джонни Мака лоб блестел от пота, рубашка из хлопчатобумажной ткани отсырела. Он неуверенно положил руку на влажную спину сына. Мальчик улыбнулся, потом напоследок забросил мяч в обруч. Когда он проскочил через сетку, подскочил на площадке, Уилл позволил ему укатиться во двор.

— Ты, видимо, играешь в школе, — сказал Джонни Мак.

— Да. В футбол, бейсбол и баскетбол. Кент… — Произнеся имя приемного отца, он ненадолго умолк. — Кент хотел, чтобы я занимался всеми видами спорта, как и он. Некогда его одобрение было для меня очень важно.

— Пока он не узнал, что ты не родной его сын?

— Нет, кончилось это раньше, — ответил Уилл. — Мои чувства к Кенту начали меняться перед тем, как они с мамой развелись. Мне тогда было десять лет, и я уже понимал, что он не добр к ней. Бить он ее никогда не бил — лишь один раз, после получения письма от Шарон. Но всегда отвратительно разговаривал с ней, обходился по-свински. Он со всеми обходился по-свински, когда бывал пьян. А последние несколько лет пил постоянно.

— Кент был не лучшим из людей, — сказал Джонни Мак. — Когда твоя мать выходила за него замуж, вряд ли она представляла, какой скверный он тип, сколько зла может принести ей. И тебе.

— Одно время он думал, что я самое замечательное существо на свете. Его сын. Но когда узнал, что мой родной отец вы, возненавидел меня. Сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Вы представить себе не можете, что он говорил мне.

— Не хочешь сказать мне, что говорил он в тот день? И описать, что произошло?

Уилл посмотрел прямо в глаза Джонни Маку:

— То есть вы спрашиваете, не я ли его убил? Взял бейсбольную биту и заколотил до смерти, когда он спьяну не мог оказать сопротивления?

 

Глава 16

— Никто не сможет обвинить тебя, если ты убил Кента, — сказал Джонни Мак. — Если он набросился на тебя, это была самозащита.

— Физически Кент не набрасывался на меня, — ответил Уилл. — Только словесно. Выложил мне все о вас, по крайней мере, собственную версию того, что вы собой представляете. Должно быть, не имел понятия, что вы такой-рассякой мультимиллионер, так ведь?

— Не хочешь рассказать, что произошло в тот день? — спросил Джонни Мак. Уилл пожал плечами:

— Мама велела никому ничего не говорить о том, что произошло на самом деле, и я согласился. Но это было еще до ее ареста. Я не могу позволить ей взять на себя вину за то, что, возможно, сделал сам.

— Как это понять — возможно, сделал?

— Я не помню всего, что случилось в тот день. Помню, как появился Кент. Мамы не было дома. Она что — то проверяла в «Геральд». Лилли Мэй пыталась не пускать Кенти на задний двор, но не смогла его остановить. Он был пьяным и злобным. Напиваясь, он всегда свирепел.

— Раз Лилли Мэй была там, значит, она знает, что произошло.

— Ее не было возле дома, когда мама вернулась и обнаружила меня возле тела Кента. Видите ли, когда Лилли Мэй попросила его не говорить мне отвратительных вещей, он дал ей пощечину. Такую сильную, что Лилли Мэй упала. — Уилл сглотнул, дыхание его стало чаще и глубже. — Увидев это, я схватил бейсбольную биту и огрел его, чтобы он перестал, не бил ее больше. Ударил один раз, и он сел на землю. Потом помог Лилли Мэй подняться и отвел ее к ней в комнату.

Это и все, что я помню, пока мама не вернулась и не нашла меня на заднем дворе, стоящего возле тела Кента, на земле валялась бейсбольная бита. Мама вытерла биту и положила на место; потом велела мне говорить, что мы с Лилли Мэй все время были вместе, и я выходил из дома как раз в ту минуту, когда она входила, чтобы позвонить в полицию. Сказала, что Лилли Мэй подтвердит эту версию. Тогда я не понимал, что, исключая меня как главного подозреваемого, она ставит себя в такое положение.

— Твоя мать не обращалась к психиатру, чтобы он помог тебе попытаться вспомнить, что случилось?

— Нет! — пронзительно вскрикнула Лейн и побежала мимо Уилла прямо к Джонни Маку. С широко раскрытыми глазами, раздувая ноздри, изогнув пальцы, как когти, она визгливо закричала: — Черт тебя возьми! Я предупреждала, чтобы ты ничего не спрашивал у мальчика про смерть Кента. Он не знает, что произошло. Он путается в событиях того дня. Что бы он ни сказал тебе…

Джонни Мак схватил Лейн за плечи. Она, часто дыша, свирепо смотрела на него. Все мышцы ее тела напряглись, внутри пульсировала лютая ненависть.

— Я понимаю, что ты стараешься защитить Уилла, — сказал Джонни Мак. — Но, Господи, Лейн, от меня защищать его не нужно. Он мой сын. Я только хочу помочь ему. Помочь вам обоим.

— Мама, ничего страшного, — сказал Уилл. — Уже пора сказать правду.

— Смотри, что ты наделал! — Лейн вырвалась из рук Джонни Мака. — Приехал через пятнадцать лет и считаешь, что вправе вмешиваться в нашу жизнь. Нет у тебя такого права! Если ты случайно наградил женщину ребенком, это еще не значит, что ты отец. Ты преспокойно покинул нас пятнадцать лет назад. И меня, и Шарон. Хоть бы ты не возвращался в Ноблз-Кроссинг. Хоть бы Лилли Мэй не писала тебе этого треклятого письма.

— Мама, это не вина Джонни Мака, — сказал Уилл. — Я хотел сказать кому-нибудь правду. Отчего не ему? Он мой отец, и я начинаю верить ему, когда он говорит, что приехал помочь нам.

Лейн с негодованием смотрела на Джонни Мака. Потом, когда взглянула на Уилла, выражение ее лица смягчилось.

— Пожалуйста, доверь мне делать то, что лучше для тебя.

— Мама, я доверяю, но нельзя все время лгать. Говорить, что меня не было на заднем дворе, когда погиб Кент. Я знаю, что ударил его один раз бейсбольной битой. Что, если… что, если после того, как отвел Лилли Мэй в комнату, я вернулся в сад и убил его?

В уголках глаз Уилла появились слезы, грозившие хлынуть потоком.

Джонни Мак ощутил, как внутри у него что-то мучительно сжалось.

Лейн крепко схватила мальчика за руки:

— Дорогой, перестань мучить себя, пытаясь вспомнить.

— Джонни Мак спрашивает, был ли я у психиатра. Как думаешь, психиатр способен помочь мне восстановить в памяти случившееся?

— Я слышала, что сказал Джонни Мак. — Лейн выпустила одну руку мальчика и погладила его по щеке. — Возможно, психиатр и способен помочь. Не знаю. Но вправду ли ты хочешь вспомнить, что произошло в тот день?

Уилл кивнул:

— Ты не убивала Кента, но стала обвиняемой, потому что боялась открыть правду — что, возможно, это сделал я. Не хочу, чтобы ты брала на себя вину за мой проступок. — Мальчик обнял Лейн и положил голову ей на плечо.

— Уилл, милый мой. Разве не знаешь, что случившееся с Кентом — моя вина. Я лгала ему. Не ты. Я вышла за него замуж, хотя любила другого. Это меня он ненавидел по-настоящему.

Уголком глаза Джонни Мак заметил Лилли Мэй и Куинна, стоявших в нерешительности бок о бок в патио, явно в пределах слуха. Он поднял руку, показывая, чтобы они оставались на месте. Куинн кивнул.

— Давайте разберемся с этим раз и навсегда. — Джонни Мак приблизился к матери с сыном. — Кент ненавидел меня. Вся вина в этой истории лежит на мне. Если б я знал, что происходит, что Кент срывает зло на вас, то убил бы его.

— Но убили его не вы, — сказал Уилл. — Я.

— Мы не знаем этого наверняка, — сказала Лейн и крепко обняла сына.

Несмотря на ошеломляющее желание заключить в объятия Лейн и Уилла, Джонни Мак не сделал ни движения, чтобы коснуться кого-то из них. Он наблюдал. Посторонний человек. Отец просто-напросто по биологической случайности. Но он намеревался изменить этот факт. Если только Уилл когда-нибудь нуждался в отце, так это в настоящее время. Особенно если он забил насмерть Кента бейсбольной битой.

Господи, это его вина. Во всем. В каждой горестной минуте, какую Лейн с Уиллом провели по милости Кента Грэхема. Как это говорится в старой пословице? Ах да. Что посеешь, то пожнешь. В юности он был сорвиголовой, думающим лишь о том, как бы подцепить девчонку да вывести из себя снобов, живущих на Земле Богача. Отдал обильную дань увлечениям молодости и при этом искалечил много жизней, включая свою собственную. Но по Божьей милости он через судью Харвуда Брауна получил возможность стать другим человеком. И много лет казалось, что он вышел сухим из воды.

За его грехи расплачивались другие. Самые невинные. Его сын. И Лейн, спасшая две жизни и вознагражденная двойной порцией страданий.

— Может, отложим эту дискуссию до утра? — предложил Джонни Мак. — Нам всем нужна передышка, возможность слегка поостыть. Завтра утром, если вы оба согласны, я сделаю несколько телефонных звонков и вызову в Ноблз-Кроссинг лучшего психиатра в Штатах. Когда докопаемся до сути того, что произошло, тогда сможем решать, как нам быть дальше.

Взгляды Джонни Мака и Лейн встретились.

— Не переступай границ, — сказала она ему. — Не принимай решений за Уилла и за меня.

— Может, будем принимать решение втроем? — спросил Джонни Мак.

— Как семья? — Уилл поднял голову с плеча Лейн и взглянул на отца.

— Нет, — сказала Лейн.

— Да, — возразил Джонни Мак.

— Пожалуй, ты прав; нужно возобновить этот разговор завтра утром, когда будем почетче соображать, — сказала Лейн и потянула Уилла за руку: — Пошли в дом.

Джонни Мак подождал, пока они скроются за дверью, и лишь потом позволил себе тяжело вздохнуть. Когда он подошел к стоявшим в патио, Куинн положил руку ему на плечо: — Утром позволь мне поговорить с Лейн. Если окажется, что Уилл убил Кента в состоянии самообороны или у него был какой-то психический срыв, мальчику определенно не придется отбывать срок за это преступление. Полгода — год в частной лечебнице, и…

— Мисс Лейн или я лучше сядем в тюрьму, чем видеть, как столько страдавший ребенок страдает опять, сказала Лилли Мэй.

Взгляд Джонни Мака остановился на домработнице.

— Если бы я не знал вас так хорошо, то решил бы, что, возможно, Кента убили вы. Но в таком случае вы не позволили бы Лейн и Уиллу пройти через такие мучения.

— Это вовсе не значит, что я не сумела бы убедить полицию и присяжных, что убийство — дело моих рук.

— Моему сыну повезло, что мать и бабушка так его любят.

— Да, только вот наша материнская любовь почти не может его защитить. Думаю, то, что произошло только что, показывает, как нуждается в отце наш мальчик. Нам всем нужен сильный мужчина, способный помочь в том, что нас ждет впереди. И несмотря на все твои недостатки, прежние и нынешние, ты, Джонни Мак, самый сильный из всех, кого я только знала.

— Можете положиться на меня, Лилли Мэй. Дни моего бегства позади. Я вернулся в Ноблз-Кроссинг и пробуду здесь, пока Уилл и Лейн будут во мне нуждаться.

* * *

«Никто не видел. Никто не слышал. Незаметно проскользнуть наверх по лестнице, когда все спят, оказалось легче. Имея ключ от задней двери. Зная код звуковой сигнализации. Будучи знакомым с расположением комнат в доме. Все превосходно совпало.

Сделай все, что нужно, до рассвета. Не оставляй следов. Пусть смерть выглядит самоубийством. Почерк в записке очень похож на настоящий. Дай Бог, чтобы никто не усомнился в его подлинности.

Дверь еле слышно скрипнула. Ночник в спальне Мэри Марты отбрасывает легкий, бледный след на цветастое Убранство. Двигайся бесшумно. Не буди ее.

Джеки похрапывает. Отлично. Глубокий сон. Она так и не узнает, что ее прикончили. Не ощутит боли. Не будет мучиться. Джеки совершила большую ошибку. Стала шантажировать кого не следовало бы. Если она разболтает то, что ей известно, последствия окажутся катастрофическими. Нельзя оставлять ее в живых. Нельзя допустить, чтобы она причинила вред такому дорогому для тебя существу.

Убивать такую женщину нехорошо. Однако ничего другого не остается. Убийство Кента было оправданным. Он был гнусным сукиным сыном. Чудовищем, причинявшим боль и страдания другим. А единственное преступление Джеки — это жадность. Жалкая, глупая потаскушка.

Не думай об этом. Делай, и все. Только постарайся не разбудить Мэри Марту. А что, если легкий хлопок пистолета с глушителем разбудит ее? Нет, не разбудит. Джеки было ведено дать ей снотворное, чтобы обе они могли отдохнуть за ночь.

Осторожно подкрадывайся ближе, ближе к кровати Джеки. Будь начеку. Имей в виду, что разоблачение возможно, хоть и маловероятно. Высокие стоячие часы в коридоре пробили полчаса. Чертовски нервирующий звук.

Надень глушитель. Прислушайся. Подожди. Согрей холодную сталь теплом ладони. Наклонись над телом Джеки. Приставь дуло ко лбу под нужным углом. Ее глаза неожиданно раскрылись. Потрясение. Страх.

Нажим на спуск. К горлу подступает желчь, вкус ее остается во рту.

Взгляд туда, где Мэри Марта лежит совершенно безмятежно. Несчастная, милая Мэри Марта.

Кровь из раны образовала на белоснежной наволочке большое красное пятно.

Подними ее безжизненную руку. Вложи в нее пистолет. Положи руку так, как она лежала бы, если б Джеки на самом деле покончила с собой.

Положи поддельную записку на стол. Так, чтобы она бросилась в глаза служанке, которая принесет поднос с завтраком.

Решена еще одна проблема. Одним беспокойством меньше. Теперь надо найти способ устранить еще более опасного врага. С Джонни Маком Кэхиллом нужно разделаться — и срочно. Он и этот треклятый адвокат будут дознаваться, пока не докопаются до правды. Допускать этого нельзя. Пусть даже придется совершить еще одно убийство».

* * *

Мэри Марта проснулась, поднялась с кровати и пошла в ванную. За окнами было еще темно. «Интересно, который час? Интересно, мать и Кент уже завтракают внизу?» Иногда они любили есть рано. Но не в такую рань.

Можно пойти в комнату Кента, разбудить его. Он сказал, что она может заходить к нему в любое время, и если разбудит его, ничего страшного. Он всегда был очень добр к ней. Ее брат. Ее дорогой брат.

Кент любил ее. Больше, чем мать и отец. Он так ей сказал, и она верит ему. Кент не стал бы ей лгать.

Но он солгал о ее ребенке. Сказал, что ребенок умер. Но это неправда. Кент с Лейн усыновили ее маленького мальчика и назвали Уиллом. Почему Кент солгал о ребенке? Почему отдал ее ребенка Лейн?

Бродя в полумраке, ища сама не зная что, Мэри Марта увидела кровать на другой стороне комнаты. Почему в ее комнате еще одна кровать. Кто-то проводил ночь вместе с ней?

Она подходила на цыпочках ближе и ближе, пока не увидела, что на другой кровати спит какая-то женщина «Но я не знаю, кто она».

— Привет, — сказала Мэри Марта. — Кто вы?

Не услышав ответа, она протянула руку и потрясла неподвижное тело. И тут заметила большое влажное красное пятно на подушке и широко раскрытые глаза лежащей.

Что-то неладно. Эта женщина не говорит. Не двигается. Она мертва? Мертва, как Кент! Кент мертв. Мертв и похоронен. Глаза Мэри Марты наполнились слезами. Как ей жить без Кента? Он любил ее больше, чем кто бы то ни было. Без него жизнь не имеет смысла. Кент хотел маленькую сестричку, и мать подарила ему ее. Он так говорил ей. Они жили душа в душу. Всегда. Если Кент попал на небеса, то ей нужно быть вместе с ним. Почему он отправился туда без нее?

Повернувшись спиной к безжизненному телу незнакомой женщины, Мэри Марта снова пошла в ванную. Слабой, дрожащей рукой стала шарить в чулане с бельем по полке с лекарствами, пока не нашла флакон со снотворными таблетками. Прочла надпись на этикетке, чтобы убедиться, потом высыпала таблетки на ладонь. Положив их в рот, налила в стакан воды и запила их.

«Теперь мне нужно только заснуть, а когда проснусь, буду на небесах вместе с Кентом. Он обрадуется мне. Я знаю, ему без меня тоскливо. Лейн, как всегда, будет заботиться о моем ребенке, Уиллу я нужна меньше, чем Кенту».

* * *

После нескольких часов беспокойного сна Джонни Мак внезапно проснулся. Сел в постели и прислушался, подумав, что его мог разбудить какой-то шум. Но услышал только дыхание старого дома в предрассветное время. Сняв свои часы с ночного столика, он взглянул на циферблат. Без четверти пять.

Он вылез из постели и зашлепал босиком по комнате. Выглянул в окно, не заметил признаков приближающегося рассвета. Все еще темно. Спокойно, безмятежно темно. Таинственно, смертоносно темно.

Зевнув, Джонни Мак почесал голую грудь. Может, спуститься на кухню, приготовить себе кофе. Часа через два он вновь увидится с сыном. И с его собственницей-защитницей матерью. Надо как-то убедить их обоих — для того чтобы иметь возможность помочь Уиллу, мальчику надо вспомнить, что произошло в тот день, когда Кент был убит.

Неожиданно Джонни Мак заметил движение в саду. В бледном, идущем из дома свете, увидел силуэт женщины, шедшей по саду. Лейн? Почему она не спит в такую рань? И куда идет? Или где была?

Сняв пижамные брюки, Джонни Мак схватил джинсы, брошенные вечером на ближайший стул, натянул их, затем надел мятую рубашку. Быстро сунув ноги в кожаные шлепанцы, мгновенно принял решение. Он пойдет за ней. Очевидно, Лейн не спалось, как и ему. Если он ей нужен, надо быть рядом. К тому же, пожалуй, есть смысл до встречи с Уиллом поговорить с ней с глазу на глаз.

Ступая как можно тише, Джонни Мак спустился по задней лестнице, прошел через кухню и вышел в патио. Лейн нигде не было видно. Но он интуитивно знал, куда она пошла.

Сад Ноблов, занимающий больше двух акров позади Дома, с живой изгородью и тремя бетонными лестницами, был таким же ухоженным, как и раньше. Мощеная Дорожка вела из сада к старому лодочному сараю.

Когда-то Особняк Ноблов одиноко высился посреди громадной плантации. Но в конце концов, вокруг их усадьбы вырос город, и другие прекрасные дома поднялись на некогда принадлежавшей Ноблам земле.

Каких денег стоило Лейн содержать дом и сад на тот же манер, что ее предки? Должно быть, она едва сводила концы с концами. Отец оставил ей сорок девять процентов акций «Геральд», но те небольшие деньги, какие у него оставались, были положены на доверительный счет для Уилла и других детей Лейн, какие могли появиться на свет. Разумный Билл Нобл принял меры, чтобы Кент Грэхем не мог взять из этих денег ни цента.

Джонни Мак знал, что доход, приносимый «Геральд», уменьшался с каждым годом. И что Лейн продала часть драгоценностей матери. Не будь острой нужды в деньгах, она бы ни за что не рассталась с ними. Как-никак многие из них принадлежали Ноблам еще с Гражданской войны.

Узнав о продаже драгоценностей, Джонни Мак поспросил Уайетта Фостера отыскать их и выкупить. Когда наступит время, он вернет их ей.

Приближаясь к реке, Джонни Мак задумался, где найти Лейн — на берегу или в лодочном сарае, сидящей на палубе отцовской яхты. Когда они встречались для разговоров, только для разговоров, то зачастую искали уединения внутри, но жаркими вечерами обычно сидели на берегу.

На берегу он ее и нашел. Сидящей, обхватив руками согнутые ноги. Лунный свет заливал ее жидким золотом.

Бледным. Мерцающим. Прозрачным. Распущенные волосы спадали на голые плечи.

Что заставило Лейн уйти до рассвета из дома? Почему ей не спалось? Если он окликнет ее, встанет ли она и подойдет к нему? Или убежит?

Когда Джонни Мак приблизился, она сидела, не замечая его появления, и смотрела в темное небо. На ней была только желтая ночная рубашка, сквозь прозрачную ткань были ясно видны изгибы ее тела. Все, что в нем было мужского, реагировало на все, что было в ней женственного. И он понял так ясно, словно Бог начертал это на каменной скрижали и вручил ему эту скрижаль, что он всю жизнь ждал этой минуты. В юности он подавлял свои чувства. Говорил себе, что уважение к Билли Ноблу и самой Лейн не позволяет ему лишить ее невинности. Но теперь она уже утратила невинность. И он ждал целую вечность, чтобы взять то, что, как сознавал он нутром, всегда принадлежало ему. Понимала ли она так же, как и он, что пора стать любовниками для них давно наступила?

Только две вещи могли помешать ему взять желаемое. Вмешательство свыше. Или отказ Лейн.

 

Глава 17

Лейн подняла ладони к плечам и потерла голые руки. Даже в августе ночью и ранним утром у реки прохладно. Почему она не подумала надеть халат? И вообще, зачем пришла сюда? «Ты бежишь в страхе. Пытаешься убежать от мечты». Но это всего-навсего мечта. А причинить вред ей может только действительность.

Но она может легко превратить мечту в действительность. Стоит лишь сказать слово, и Джонни Мак станет се любовником. Она не слепа к тому, как он на нее смотрит. Он хочет ее. Как многие годы хотел бесчисленных других женщин. Если она отдастся ему, то смирится ли с тем, что она не особенная, не единственная женщина на свете, которой назначено судьбой укротить живущего в нем зверя? То были глупые девичьи фантазии. Теперь она старше и умнее. Когда-то она любила его всем сердцем, а он уважал ее и дорожил ее дружбой. Но это было много лет назад. Что теперь между ними? Недоверие. Подозрительность. Ребенок, которому оба очень хотят помочь. И примитивное вожделение, отравляющее все прочие стороны их взаимоотношений.

Она никогда не знала страсти, никогда не испытывала желания такой силы, чтобы оно мучило ее день и ночь. В начале супружеской жизни пыталась любить Кента, наслаждаться физической стороной брака, но его эгоистичность и ревнивое желание изгнать Джонни Мака из ее сердца воздвигли барьер между ними. А потом жестокость Кента уничтожила ту незначительную привязанность, какую она питала к нему.

Каково это было бы с мужчиной, которого она в самом деле хочет? Даже зная, что может рассчитывать с ним только на недолгий роман, может, стоит пойти на риск вновь потерять сердце, чтобы в конце концов заполучить мужчину, которого хотела всегда?

Небо на востоке затрепетало предрассветной бархатистостью, начались родовые муки, которые вскоре приведут к рождению нового дня. Полумесяц побледнел в темноте, словно готовился откланяться перед уходом. От реки доносился однообразный соблазнительный шум, утренний ветерок покрывал рябью ее темную поверхность. Лейн поднялась на ноги и тут увидела его. Силуэт высокого мужчины. Она ахнула, потом успокоилась, поняв, что это Джонни Мак. Но это облегчение было недолгим. Даже в полутьме она видела в его черных глазах страсть и решимость и поняла, что он следовал за ней. Не затем, чтобы поговорить об убийстве Кента. Или об Уилле. Или напомнить, что он вернулся в Ноблз-Кроссинг для того, чтобы помочь ей.

Чем ближе он подходил, тем больше выхватывал из темноты лунный свет его крупную, широкоплечую фигуру. Казалось, он поднялся с кровати второпях. Волосы его были спутаны, рубашка не застегнута. Каждый дюйм его большого тела дышал грубой мужской силой.

Лейн замерла, словно олень, попавший в свет фар приближающейся машины, сознающий, что его ждет, однако неспособный бежать от опасности. Страх боролся у нее с желанием. Разум предупреждал, что надо бежать, но тело умоляло остаться, дать волю чувствам и принять неизбежное.

— Лейн. — Джонни Мак ласково произнес ее имя.

— Нет, нельзя. — Она неуверенно шагнула назад.

— Можно.

Он двинулся к ней, но внезапно остановился, потому что она продолжала пятиться от него, ее силуэт быстро исчез за завесой свисающих веточек ивы.

— Ты не понимаешь.

Когда ее спина уперлась в ствол дерева, Лейн остановилась, дыхание ее стало быстрым, трепетным. Она поймана в ловушку. За спиной дерево. Расстояние между ней и Джонни Маком неумолимо сокращается.

— Объясни. — Джонни Мак оперся одной рукой о ствол над ее головой.

Он близко. Очень близко. Лейн закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Как, глядя на Джонни Мака, рассказывать правду о браке с Кентом. «Трусиха, — упрекнула она себя. — Рано или поздно тебе придется ему выложить, какой глупой, наивной дурочкой ты была. И какой жалкой, беспомощной позволила себе стать до того как освободилась».

— Я вышла замуж за Кента девственницей. — Она открыла глаза и взглянула на выражение лица Джонни Мака. Он скривился, будто от боли, потом с трудом сглотнул. — Я мечтала, что мой первый сексуальный опыт будет с тобой.

— Мне тоже хотелось этого. — Джонни Мак поднял другую руку и коснулся ее лица. Нежно. Неуверенно. Словно боялся, что она сорвется с места и побежит. — Ты не представляешь, как мне хотелось быть у тебя первым.

— У нас с Кентом всегда было неладно. С самого начала. А потом… — Лейн глубоко вздохнула, собираясь с душевными силами, бывшими почти на исходе. — К тому времени, когда Уилл начал ходить, я перестала делить ложе с Кентом. Мы бывали в связи, лишь когда он меня принуждал.

— То есть насиловал? — Джонни Мак отдернул ласкающую руку от лица Лейн и сжал в кулак.

— Да, принуждал. И всякий раз говорил, чтобы я представляла, будто это ты, что знает, что я всегда поступаю так. Я никому не рассказывала о жестоких манерах Кента. О них никто не знал, кроме Лилли Мэй. Она догадывалась о правде. И поклялась, что убьет его, если он еще прикоснется ко мне.

Лейн отскочила от дерева, от Джонни Мака и побежала к кромке воды.

— Лейн!

Джонни Мак пошел за ней, но когда она остановилась и повернулась к нему, даже не попытался коснуться ее.

На горизонте разливалась многоцветная заря пастельных тонов, говоря о наступлении утра. Мягкому ночному теплу предстояло всего через несколько часов смениться августовским пеклом, душной, влажной жарой. Прохладный ветерок от воды днем и ночью поддерживал температуру возле реки на несколько градусов ниже.

Лейн подняла глаза на Джонни Мака, но ей казалось, что она смотрит сквозь него в прошлое, когда была женой Кента. Когда была в его власти и стыдилась сказать даже родителям, в какой кошмар превратилась ее супружеская жизнь.

— После того как он принудил меня в третий раз, я сказала ему, что, если еще приблизится ко мне, убью. Лейн глубоко вздохнула. — И купила пистолет. А ты знаешь, что я всегда терпеть не могла оружия. Потом пригрозила ему разводом. Я вправду собиралась пойти на это. Но потом папа погиб в автокатастрофе, и мне почти два года приходилось заботиться о матери. А Уилл все еще любил Кента. Поэтому мы почти все время просто жили каждый своей жизнью. Так нам обоим казалось проще.

— Как ты могла оставаться с ним в браке после того, что он делал с тобой?

Не прозвучал ли в голосе Джонни Мака упрек? Не осуждает ли он ее за то, что не развелась раньше с Кентом? Теперь ей было ясно, что с тем браком нужно было покончить задолго до того, как она это сделала. Но тогда она считала, что поступает правильно.

— Я оставалась женой Кента до того, как Уиллу исполнилось десять лет, потом наконец поняла, что мой брак причиняет ему гораздо больше страданий, чем причинит развод. К тому времени Кент уже так пьянствовал, что даже мисс Эдит согласилась — мальчику будет лучше со мной. И она платила мне алименты вместо сына.

— Выходит, все, что ты делала последние пятнадцать лет, делалось только ради Уилла. — Джонни Мак покачал головой, словно пытаясь отрицать очевидное.

— Потому что он мой сын.

— Да, еще до того, как мальчик родился, я любила его, потому что он твой. Но едва я взяла его на руки, он стал и моим.

— Он должен был быть нашим. Лейн кивнула:

— Да, должен был. Но каким-то странным образом он и в самом деле наш.

— Сама видишь, Лейн, мы должны были быть вместе еще тогда. И должны быть вместе теперь.

Когда он потянулся к ней, она выставила руки ладонями вперед.

— Я долгие годы мечтала заняться любовью с тобой, С четырнадцати лет. Даже после того как ты уехал ,и я вышла за Кента, ты был единственным мужчиной в моем сердце.

— Мне надо было взять тебя с собой.

— Да, но ты не взял. И всякий раз, когда Кент прикасался ко мне, я хотела, чтобы это был ты. И, в конце концов, вся моя любовь к тебе обернулась ненавистью.

Джонни Мак уставился на нее расширенными от изумления глазами:

— Господи, Лейн, ты не можешь ненавидеть меня.

— Я ненавидела тебя за то, что ты меня оставил. За то, что наградил Шарон ребенком. Ненавидела потому, что винила тебя за то, что мне пришлось выйти замуж за Кента. И потому, что ты ни разу не позвонил, не написал. — Лейн подняла слабые кулаки и заколотила по груди Джонни Мака, слезы струились по ее лицу, по носу, стекали в рот. — Ненавидела, потому… — она подавила всхлипы и продолжала несильно бить его, движения рук замедлялись по мере того, как рыдания становились сильнее, — потому что очень любила тебя, а ты не возвращался ко мне.

Лейн содрогнулась, когда вокруг нее обвились руки Джонни Мака. Он притянул ее к себе медленно, осторожно, с величайшей нежностью. Когда Джонни Мак опустил голову, чтобы коснуться губами ее виска, она расслабилась, позволив себе припасть к нему. Нуждаясь в утешении, она поддалась слабости быть женщиной, нуждающейся в мужчине. Ее мужчине. И если это произойдет лишь раз, в эту рассветную минуту, он будет принадлежать ей. Полностью.

Впоследствии она может пожалеть о своей податливости. Однако, несмотря на все страхи и сомнения, она готова была рискнуть всем, только бы принадлежать Джонни Маку. Когда его губы стали ласкать ее щеку, внутри у нее вспыхнул жар. Он расходился по ее телу, подобно теплу летнего солнца. Влага окутывала ее лоно. Она мучилась от желания, подобного которому никогда не испытывала.

Джонни Мак целовал ей веки, нос, щеки, подбородок и в конце концов коснулся губами ее губ. Прикосновения его, нежные, словно крылышки бабочки, уняли ее слезы.

— Я никогда не буду принуждать тебя, — прошептал он, держа губы возле ее губ. — Я хочу заняться с тобой любовью. Ничего в жизни так не хотел. Позволишь мне, Лейн? Позволишь любить тебя?

Его сильные пальцы легли ей на затылок уверенно и властно, и его просьба прозвучала нелепо.

— Я могу разочаровать тебя, — призналась Лейн. Она никогда не наслаждалась полностью сексом с Кентом и часто задумывалась, не виновата ли она в этом так же, как и Кент. Может, она из тех женщин, которые не способны… Но с Джонни Маком все будет по-другому, так ведь?

Приложив ладони к ее щекам, он заглянул ей в глаза.

— Поверишь, что я не причиню тебе боли? Позволишь мне любить тебя так, как я хочу?

Лейн глубоко вздохнула.

— Да. — Голос ее дрожал.

— Тогда не беспокойся, милая. Ты не разочарует меня. Этого не может быть.

Поцелуй его начался с легких касаний языком. Когда она ответила, он пошел дальше и прижался к ее губам своими губами.

Влажными. Теплыми. Властными. Когда она выдохнула, он просунул язык внутрь, и она наслаждалась брачным танцем, который он начал. Пока она все еще дрожала от его жаркого поцелуя, он повел губы вниз, по ее шее, по груди. Они коснулись одного соска сквозь тонкий барьер ее ночной рубашки. Колени Лейн ослабли.

— Я хочу видеть тебя, — хрипло произнес он. И, не дожидаясь ответа, просунул указательные пальцы под узкие бретельки, спустил их вниз по рукам и собрал в складки ночную рубашку на ее талии. Дерзко посмотрел на нее. Она покраснела. Найдет ли он ее красивой? Или будет разочарован?

С трудом переведя дух, Джонни Мак признался:

— Меня всегда восхищали твои груди. Когда мы бывали вместе, я старался не смотреть на них, но они были такими полными, округлыми, что я едва мог удержаться от того, чтобы не коснуться их.

Он приподнял ее груди на ладонях, словно бы взвешивая, потом потер оба соска большими пальцами. Лей застонала, когда ее пронизало ощущение сильнейше вожделения. Она не знала, сколько еще сможет вынести. Он лишь поцеловал ее и потер соски, а она уже мучилась от желания.

Когда Джонни Мак наклонился, чтобы взять в рот один тугой сосок, он запустил руки ей под ночную рубашку и погладил ее бедра. Лейн запрокинула голову и застонала от удовольствия, потому что пока его губы ласкали одну грудь, затем другую, он сжал ее ягодицы обеими руками, прижал ее к себе. Тонкий барьер ночной рубашки не был защитой от грубой ткани джинсов и его твердой, как железо, плоти.

Не успела Лейн осознать, что он делает, Джонни Мак стянул ее ночную рубашку вниз по бедрам. Рубашка упала, окружив ее лодыжки, будто растаявший лимонный шербет. Потом положил ладонь на ее плоский живот. Она ухватилась за его плечи для устойчивости и была рада, что поступила так, когда его ладонь поползла вниз. Пальцы прошли через волосы на лобке и двинулись ниже, ища вход. Когда он ввел два пальца внутрь и большим стал интимно ее массировать, она сжала бедра, удерживая его руку. Напряжение охватывало ее все больше и больше.

— Ты не представляешь, как мне хотелось делать это, когда тебе было шестнадцать лет, и я впервые обратил внимание, что ты уже не ребенок, — сказал он. — Ты всегда была той, кого я хотел. Той, которую я никогда не мог заполучить. Для которой был недостаточно хорош.

— Джонни Мак, если б я только знала! Я думала, ты не хочешь меня.

— Я хотел тебя больше всех. Всегда. И словно терпение его истощилось, он поднял ее на руки.

— Яхта твоего отца все еще в лодочном сарае?

— Нет, я продала ее, — ответила Лейн, тяжело дыша? В прошлом году.

Надежно держа Лейн на руках, Джонни Мак крепко поцеловал ее. Потом, дав ей снова возможность дышать, сказал:

— Даже не знаю, сколько раз за пятнадцать лет я мечтал заняться с тобой любовью в этой яхте. Эта мечта возникла у меня еще тогда, когда мы проводили многой времени здесь, у реки.

— Ты вправду думал обо мне? Лжет он, говоря то, что ей хотелось услышать? Или на самом деле мечтал о ней, как и она о нем?

— Леди, неужели сами не знаете?

— Что ты имеешь в виду?

Не отвечая, Джонни Мак понес Лейн под ближайшую иву и уложил на землю. Трава под ней была в росе, но она почти не замечала этого. Потому что Джонни Mak развел ее ноги. Его расстегнутая рубашка касалась живота, грубая ткань джинсов царапала кожу. И тут Лейн осознала, что она совершенно голая. А он нет.

— Ты была моей мечтой, — признался он, оглядывая горящими от желания глазами ее лицо и грудь. — Ты была всем, чего я хотел, и единственной женщиной, которая не могла мне принадлежать. Ты была слишком хороша для меня, и я понимал это. Но я хотел стать достойным тебя.

— Не могу поверить, что ты так относился ко мне. Сердце ее учащенно билось. Радость, отягощенная сожалением и страхом, бурлила в душе.

— Когда разбогател и зажил на широкую ногу в Хьюстоне, я думал о тебе. Представлял тебя в счастливо браке с каким-нибудь замечательным человеком, с двумя-тремя детьми. Мне даже в голову не приходило, что ты можешь выйти за Кента. — Джонни Мак заглянул ей я глаза. — И не возвращался, потому что думал — тебе без меня лучше.

Лейн погладила его по небритой щеке.

— Ты тоже был моей мечтой. Я знала, что ты путался со многими женщинами, и ревновала к ним. И отчаянно хотела узнать, каково быть одной из твоих женщин. — Приподнявшись настолько, чтобы губы коснулись его груди, она обняла Джонни Мака за шею и притянула к себе. — Мечтала быть единственной, какую ты действительно любишь. Хотела, чтобы ты был моим навсегда.

Джонни Мак взял ее руку, отнял от своего лица и повел ею вниз по своему телу. Она поняла куда, прежде чем он положил ее на свой пах.

— Если хочешь меня, Лейн, то возьми. Глаза его блестели, словно алмазы, страстное желание явственно читалось в выражении лица. Большой, смуглый, возбужденный, он ждал. Несмотря на всю силу своего желания, он давал ей возможность сделать очередной шаг.

Неуверенными пальцами она расстегнула молнию его джинсов и ахнула, когда его большой, возбужденный пение появился наружу. И она, не колеблясь, стала ласкать его, обхватив пальцами твердый орган.

— Я хочу тебя, Джонни Мак. Я всегда тебя хотела. Его улыбка вызвала бурю у нее в душе. Убийственная Комбинация мужественности и чувственности делала его неотразимым. Он него пахло мускусом и ночным воздухом. Он походил на темного ангела, сошедшего на землю, чтобы схватить ее и завладеть ее душой. И ее пальцы ощущали его, словно расплавленную сталь.

Не говоря ни слова, он разжал ее пальцы, охватывающие его пенис, поднял ее руку и положил на прохладную густую траву. Его пальцы легко прошлись по ее телу поблуждали по груди и двинулись вниз по животу. Он раздвинул ее ноги и приподнял бедра настолько, чтобы полностью видеть свою цель. Лейн начала извиваться, когда он коснулся губами ее женского естества.

— Расслабься, малышка. Расслабься.

Джонни Мак поцеловал ее чувствительное местечко, потом потерся головой о ее живот.

Отдавшись полностью его воле, веря, что он бережно отнесется к ней, Лейн сдалась. Она принадлежала ему, как только может женщина принадлежать мужчине.

Джонни Мак покрыл поцелуями внутреннюю сторону одного ее бедра, потом другого. По ее телу проходили волны всепоглощающей страсти. И когда его язык коснулся ее интимного места, Лейн приподняла бедра и уперлась пятками во влажную землю. На краткий миг она задалась вопросом, что он думает о ней, голой, распаленной, предающейся сексуальным играм. Но потом его губы снова стали засасывать, язык омывать, и все связные мысли исчезли из ее головы.

Его пальцы продвинулись вверх и отыскали ее тугие соски. Она застонала громко и мучительно, отзываясь на его ласки. Напряжение все усиливалось, пока она словно бы не разлетелась на миллион осколков, дрожа от оргазма, подобного которому никогда не испытывала. Когда волны наслаждения стали с покалыванием расходиться по телу, Лейн открыла глаза, взглянула в улыбающееся лицо Джонни Мака. И поняла, что он знает правду.

— Ты не кончала, когда Кент занимался с тобой любовью?

Будучи не в состоянии говорить, она лишь покачала годовой.

— Значит, я первый, кто заставил тебя кончить. — Эго слово он произнес торжествующе, чрезмерно по-мужски довольный собой. — И хочу, чтобы ты кончила еще раз.

— Что?

Лейн попыталась встать с земли, но едва успела приподнять голову, Джонни Мак стал ласкать ее плоть, казалось, не способную ни на что реагировать. Но через несколько секунд он вновь вернул эту онемелую плоть к жизни, и Лейн полностью отдалась приближающемуся удовольствию.

Когда она кончила во второй раз, Джонни Мак поднял голову, спустил джинсы и лег на нее.

— У меня нет презерватива, — промычал он ей в ухо.

— Ну и пусть.

— Понимаешь ты, что говоришь, чем мы рискуем?

— Да.

Джонни Мак приподнял бедра Лейн и вошел в нее. Совокупление началось в безумии невыносимой страсти. Он двигался быстро и сильно. Она отвечала с такой же неистовостью. И когда он извергнул семя в ее восприимчивое лоно, то заурчал от животного удовольствия, а она прижалась к нему, тело ее содрогнулось от удовлетворения.

Джонни Мак скатился с нее на землю, дыхание его было неровным, потом приподнял ее и положил на себя. Долгий, нескончаемый миг они смотрели друг на друга, но никто не произносил ни слова. Лейн уткнулась лицом в его плечо и, изогнув спину, прижалась к нему. Он обнял ее, крепко держа на своем влажном теле.

Ей хотелось сказать, что она любит его. Что не переставала любить, даже когда ненавидела. Но вместо этого она произнесла:

— Это было… было…

Джонни Мак поцеловал ее в висок и погладил ее голое бедро.

— Моя мечта сбылась.

— Моя тоже. — Лейн вздохнула и крепко прижалась к нему, не думая ни о чем, кроме этой чудесной минуты.

 

Глава I8

Лилли Мэй наблюдала за ними, когда они, возвращаясь, шли через сад. Мисс Лейн в одной рубашке, Джонни Мак незастегнутый. Они были возле реки, у старого лодочного сарая. Одни, на рассвете. Под легким ветерком, в едва наступившем дневном свете они обнялись в дальнем конце патио и поцеловались. Лилли Мэй опустила взгляд в кухонную раковину, не желая смотреть на них в интимные минуты.

Она знала, что рано или поздно это произойдет. Едва Джонни Мак вернулся в Ноблз-Кроссинг, стало ясно, что взаимная тяга друг к другу между ним и Лейн не исчезла. Лилли Мэй вздохнула. Только теперь он и Лей уже взрослые, и тем сильнее будет то, что происходит между ними, тем более что они имеют дело с исполнением желаний первой любви. Хотя Джонни Мак до си пор, пожалуй, не знал толком, что он испытывал к Лейн пятнадцать лет назад, Лилли Мэй знала. Этот парень любил Лейн.

Не глядя больше в окно, она приготовила к работе кофеварку, потом вошла в буфетную за новым кулем муки для домашних бисквитов. Услышав, как открылась задняя дверь, заглянула в кухню и увидела, как Лейн поднимается по задней лестнице. Не успел Джонни Мак последовать за ней, Лилли Мэй стремительно бросилась на кухню и схватила его за руку:

— Подожди минутку. Он повернулся к ней:

— Черт! Так можно до смерти испугать.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Что-то слишком рано вы поднялись, а?

— Не так рано, как некоторые, — ответила Лилли Мэй.

— То есть?

— То есть я видела, как ты и мисс Лейн возвращались от реки.

— Вот не думал, что вы любопытничаете, Лилли Мэй.

— Я не любопытничаю, — ответила Лилли Мэй. — И при нормальных обстоятельствах то, что происходит между вами, меня бы не касалось, но обстоятельства сейчас не обычные, так ведь?

— К чему вы клоните?

— Я предупреждаю тебя, — сказала она. — Эта девочка перенесла столько, что не дай Бог никому, а ей нет еще и тридцати пяти. Если заставишь ее еще страдать, ответишь мне. Не давай ей обещаний, которых не собираешься исполнить.

Джонни Мак застегнул мятую рубашку, заправил ее во влажные джинсы и провел рукой по растрепанным волосам.

— Лейн сказала, вы когда-то предупреждали Кента. Не расскажете мне об этом?

Лилли Мэй задумчиво приподняла брови:

— Значит, она говорила тебе, как обращался с ней Кент?

— Да, сказала, что когда отказывалась спать с ним, он ее насиловал. И что вы грозились убить Кента, если он еще прикоснется к ней.

— Больше он ее не насиловал, — сказала Лилли Мэй. — Но я так и не простила его за все страдания, которые он причинял этой девочке. Он был подлым, злобным пьянчугой и заслуживал смерти. И я бы убила его. Но не убила. И мисс Лейн тоже.

— Однако пошла бы на это, если б понадобилось защитить Уилла, как вы и Уилл пошли бы, чтобы защитить ее.

— Тут ты прав. Мы очень долго противостояли втроем всему миру. А теперь здесь ты. Наконец. Там, где тебе нужно быть. С Лейн и с мальчиком.

Лилли Мэй отвела взгляд и пошла в буфетную. Вышла с кулем и обнаружила, что Джонни Мак ждет ее у двери.

— Завтрак будет только через час, — сказала она.

— Почему вы не написали мне раньше? Она обошла его, поднесла куль к рабочему столу, высыпала содержимое в большое деревянное ведро.

— У меня было такое искушение. Не раз, — призналась она. — Но само собой первые пять лет я не знала где ты. Потом, когда ты стал посылать мне деньги, увидела на конвертах надпись «Хьюстон» и спросила Лейн, хочет ли она знать, где ты, и если да, попросить тебя приехать в Ноблз-Кроссинг.

— И что она ответила?

— Сказала «нет». К тому времени Лейн начала ненавидеть тебя. И была уверена, что ты ни за что не вернешься. Я решила, что она права. — Лилли Мэй открыла верхний шкаф и достала большую миску для замешивания теста. — Кроме того, я понимала, что, если вернешься, вы с Кентом станете пытаться убить друг друга. — И стоявшей в миске чашкой стала отмерять муку. — Я никак не могла знать, что у тебя достаточно могущества противостоять правящей городом мисс Эдит. И честно говоря, считала, что оберегаю Уилла от неприятной правды. Я знала, как поведет себя Кент, если узнает, что Уилл не его ребенок.

— Я не очень-то заслуживал вашего с Лейн доверия, да?

Джонни Мак придвинул стул от кухонного стола, повернул его задом наперед и сел верхом на сиденье. Положил руки на спинку и оперся о них подбородком.

— Я не виню тебя за то, каким ты тогда был. — Лилли Мэй достала из холодильника молоко и жир из нижнего ящика стола. — Как ты мог стать приличным человеком без отца, с такой матерью, как Фейт Кэхилл? Вы с моей Шарон были во многом схожи, оба росли без отцов, в нищете, обоим хотелось того, что вам было недоступно. Видит Бог, я старалась быть хорошей матерью, но не могла дать Шарон ничего из того, в чем она нуждалась.

— Шарон очень повезло, что у нее были вы, хоть один человек на свете любил ее, хоть кому-то до нее было дело.

— Она очень походила на своего отца, моя девочка. — Лилли Мэй глубоко вздохнула. Мысль о том, какую жизнь Дочь избрала себе, как низко пала, разрывала ей сердце. — Если б только Шарон, получив от мисс Лейн пятнадцать тысяч долларов, как-то изменила свой образ жизни, то была бы жива до сих пор. Но нет, она тут же пустила все деньги на машину, одежду и наркотики.

Наркотики и убили ее, задолго до того как она заразилась СПИДом.

— Вы не беспокоились об Уилле? — спросил Джонни Мак. — Раз мать у него Шарон, а отец я…

— Особенно не беспокоилась. Главная ваша с Шарон беда в том, что вы были бедняками с того берега реки Чикасо. Будь у вас по двое любящих родителей с небольшими деньгами и большой строгостью, у вас все было бы путем.

— И вот этого вы хотели для Уилла, так ведь?

— Не отрицаю. — Лилли Мэй отрезала кусок жира, бросила в муку и добавила немного молока. — Шарон не хотела ребенка, а тебя и след простыл. Конечно, я хотела, чтобы мой внук рос в роскоши, с папой из Грэхемов и мамой из Ноблов.

— Вас не огорчала невозможность сказать Уиллу, что вы его бабушка?

— Огорчала, пожалуй. Но большей частью я радовалась, что мисс Лейн так любит Уилла. И Кент поначалу был не таким. Обожал Уилла и, думаю, по-своему любил Лейн. Я понятия не имела, что он может быть таким жестоким, злобным.

— Если бы пришлось начинать все заново, пошли бы вы на это? Стали бы помогать Лейн поддерживать ложь?

Лилли Мэйн принялась месить тесто руками. — Если бы не знала того, что знаю сейчас, наверное, стала бы. Но если б представляла себе… — Как она могла передать Джонни Маку, до чего тяжелой была жизнь у Лейн, сколько горя и страданий она вытерпела. Но знать ему следует. Чтобы по-настоящему понимать Лейн, ту женщину, какой она стала, нужно представить, что она пережила. — Эти пятнадцать лет для мисс Лейн были нелегкими.

— Потому что она вышла за Кента. — В голосе Джонни Мака слышался гнев.

— Да, во многом из-за этого. — Лилли Мэй посыпала мукой доску и скалку. — Но были и другие беды. Ее отец погиб в автокатастрофе. Потом мать медленно умирала два года. — Она положила тесто на доску и стала взбивать его, пока вся поверхность не поднялась примерно на полдюйма. — Потом Лейн вдруг узнала, как мало денег оставил ей отец. Только доход от «Геральд», и ей приходилось как-то выкручиваться, чтобы содержать большой дом, сад и платить сиделкам мисс Селесты.

— Почему Кент не помогал ей деньгами? — Джонни Мак приподнял подбородок и провел рукой по небритой челюсти.

— У Кента не было денег. Те деньги, что оставил ему мистер Джон, он быстро промотал. А ты, наверно, помнишь, до чего прижимиста мисс Эдит. Она славится жадностью.

— И естественно, отказывалась помогать Лейн.

— Мисс Лейн ни разу не просила помощи у свекрови. Наверно, понимала, что ведьма Эдит не расстанется ни с центом, если не считать алиментов на Уилла. — Лилли Мэй нарезала бисквитов и положила их на смазанный жиром противень. — Мисс Лейн выросла, не зная никаких забот, и была не готова к реальной жизни. Вышла за человека, которого не любила. Растила ребенка, скрывая его происхождение. Имела дело с жестоким мужем, сумасшедшей золовкой, стервой свекровью и матерью-инвалидкой. И ненавидела человека, которого любила когда-то. Суровые дни. Печальные дни. Не всем под силу такое вынести. Я много раз думала, что девочка сорвется, — но она как-то держалась.

— Ради Уилла.

— Да, главным образом ради Уилла.

Лилли Мэй поставила противень с бисквитами в печь.

— Вы действительно любите Лейн, так ведь? Джонни Мак встал, подошел к Лилли Мэй и положил руку ей на плечо.

Она посмотрела ему в глаза.

— Конечно, люблю. И восхищаюсь ею. И желаю ей счастья.

— Можешь дать его ей? Можешь сделать эту девочку счастливой?

— Не знаю, — признался Джонни Мак. — Но даю слово, что постараюсь.

Лилли Мэй с облегчением улыбнулась. Она правильно поступила, написав Джонни Маку. Вытерев руки о передник, она потрепала его по щеке:

— Иди-ка наверх, прими душ и побрейся перед завтраком. Ни к чему, чтобы Уилл, спустившись, увидел тебя похожим на бродягу, блудившего всю ночь.

Лилли Мэй подмигнула ему. Он подмигнул ей в ответ. Поцеловал ее в щеку и направился к задней лестнице.

Лилли Мэй разложила столовое серебро перед каждым местом за кухонным столом, и тут Уилл вприпрыжку спустился по лестнице.

— Доброе утро. Я поднялся первым?

— Похоже на то.

— Я очень проголодался, — сказал мальчик. — Наверно, поем, не дожидаясь мамы и наших гостей.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе за этим ранним завтраком? — Куинн Кортес остановился на середине лестницы.

Уилл наблюдал, как адвокат его матери входит в кухню.

— Прошу вас, мистер Кортес, — сказала Лилли Мэй.

Уилл пристально смотрел на человека, сердечно улыбающегося его бабушке. Что подумал о нем Кортес? После его признания Джонни Маку и истеричной реакции матери накануне вечером он убежал к себе в комнату и закрылся от всего мира. Но прятаться можно лишь какое-то время, а потом нужно взглянуть в лицо обвинителя, в лицо себе и признаться в правде. Однако в чем заключается правда? Действительно ли он убил Кента? Оказался ли способен забить до смерти человека, которого некогда считал отцом?

Он знал, что его мать боялась самого худшего. И Лилли Мэй тоже. Они лгали, чтобы защитить его, но что будет теперь, когда Джонни Мак знает правду? Он и сам не знал, почему рассказал Джонни Маку о том, что происходило в день смерти Кента, почему был откровенен с ним. Может, потому, что этот человек его отец. Или потому, что в конце концов стал ему слегка доверять. Джонни Мак был определенно искренен, когда говорил, что хочет только помочь им.

А что Куинн Кортес? Счел ли этот человек, что он убил Кента? Уиллу меньше всего хотелось подвергаться допросу сейчас, без поддержки матери и Джонни Мака. Может, нужно поступить по-мужски, рассказать правду в полиции и принять последствия? Но да поможет ему Бог, он сейчас не ощущает себя мужчиной. Чувствует себя до смерти испуганным ребенком, который хочет к маме.

— Уилл, я не стану тебя ни о чем расспрашивать, если это причина того, что ты так смотришь на меня, — сказал Куинн.

— Извините.

Мальчик сел за стол, через несколько секунд Лилли Мэй поставила перед ним яичницу с ветчиной и хлеб. Куинн налил себе кофе и сел напротив Уилла:

— Спал ты ночью?

— Почти нет, — признался Уилл. — Вы, наверно, считаете меня дрянным мальчишкой, потому что я молчал, позволял матери брать на себя ответственность за то, что, может быть, совершил я.

— Будет тебе. Уилл, — проворчала Лилли Мэй. — Ты не убивал Кента, так что перестань возводить напраслину на себя.

— Вы думаете, что убил его я, да, мистер Кортес? — Мальчик пристально взглянул на адвоката.

Куинн отхлебнул кофе и поставил чашку на стол.

— Не знаю, Уилл. Думаю, не исключено, что если Кент Грэхем довел тебя до крайности, ты взорвался и забил его до смерти. Но точно так же возможно, что ты просто видел убийство, и потрясение вызвало у тебя частичную потерю памяти.

— Полагаете, Джонни Мак прав, говоря, что мне еле дует показаться психиатру?

— Не будет ли это означать, что он сумасшедший, как тетя Мэри Марта?

— Думаю, нам нужно сделать все необходимое, дабы помочь тебе вспомнить, что произошло в тот день. Твоя мать не улучшила положение своей ложью в полиции.

— Мама делала все, чтобы защитить меня.

Уилл поддел вилкой кусок яичницы, посмотрел на него, затем отправил в рот и следом за ним ломтик бекона.

— Я понимаю мотивы поведения твоей матери, — сказал Куинн. — Однако теперь, когда мы знаем правду, думаю, самое лучшее, что можно сделать для тебя и для Лейн, — помочь тебе вспомнить все произошедшее. Ты, твоя мать, — он оглянулся через плечо, — и Лилли Мэй ведете это сражение уже не одни.

— Это уж точно. — В кухню вошел Джонни Мак. — Тут мы все за одно.

Уилл обернулся и взглянул на отца. На человека, которого знал всего несколько недель. К которому Кент Грэхем старался вызвать у него ненависть. Но теперь он не испытывает ненависти к Джонни Маку. Постепенно он начал симпатизировать и даже доверять ему.

— Хочешь завтракать? — спросила Лилли Мэй.

— Да, и поплотнее, — ответил Джонни Мак. — Яичницы и парочку ваших замечательных бисквитов.

— Где Лейн? — спросил Куинн.

— Наверно, все еще спит, — ответил Джонни Мак, обменявшись быстрым заговорщицким взглядом с Лилли Мэй. — Видимо, долго не могла заснуть.

— Мама обычно не спит так долго. — Был уже восьмой час, а Лейн, как правило, по будним утрам появлялась на кухне в половине седьмого. — Может, мне пойти взглянуть, убедиться, что с ней ничего не случилось.

— Я уверен, что… — начал было Джонни Мак.

— Сходи, — обратилась к Уиллу Лилли Мэй, перебив Джонни Мака. — Убедись, что с ней все в порядке. Если она спит, не буди. Я потом отнесу ей завтрак на подносе.

Мальчик оглядел кухню, обращая внимание на выражение лиц взрослых. Он чувствовал, как напряжены Джонни Мак и Лилли Мэй, видел задумчивость в глазах Куинна Кортеса.

— Хотите поговорить обо мне, да? — Уилл взглянул в лицо бабушки. — Обсудить, что делать со мной? Как выходить из создавшегося положения?

— Слишком уж ты сообразительный, — сказала Лилли Мэй. — Побудь наверху несколько минут, я поставлю твой завтрак в печь, чтобы не остыл.

— Отнести маме кофе?

— Почему бы нет?

Лилли Мэй налила в чашку кофе и подала ее Уиллу. Идя к лестнице, мальчик услышал слова Джонни Мака:

— Мы не сделаем ничего, если Лейн будет не согласна. Если она не станет возражать, я вызову лучшего психиатра в стране, чтобы помочь Уиллу.

Лейн проснулась и, сев, лениво потянулась. Атласное покрывало сползло к талии, когда она подняла руки над головой. Она не помнила, чтобы когда-то чувствовала себя такой живой, энергичной, до такой степени женщиной. Вот что дало ей одно страстное свидание с Джонни Маком — и не только.

Впервые со дня смерти Кента она искренне верила, что ее проблемы можно решить, что есть способ спасти ее и Уилла. В своем стремлении защитить мальчика она пренебрегла здравым смыслом и поспешила придумать план, который никуда не годился. Надо было понять, что мальчика будет мучить совесть, что в глубине души он хочет знать правду о том, что произошло в тот день, когда погиб Кент, даже если эта правда окажется невыносимо ужасной.

Джонни Мак прав — надо попытаться помочь Уиллу вспомнить. И в любом случае можно рассчитывать, что он будет рядом с ними, выручит их в предстоящих трудностях.

Отбросив покрывало, Лейн спустила ноги с кровати и сунула в желтые меховые шлепанцы. После душа она наденет что-нибудь женственное перед тем, как выйти из своей комнаты и предстать перед Джонни Маком. Взглянув на часы, она подумала, что все остальные уже встали. Значит, ей не удастся увидеться с Джонни Маком наедине. А им очень нужно поговорить о том, что произошло между ними. Когда они вернулись от реки, то оба были в тумане сексуального удовлетворения и спешили разойтись по своим комнатам, пока их никто не видел вместе.

Лейн поднялась, крепко ухватила себя за плечи и закружилась по комнате. Значит, вот каково заниматься любовью с Джонни Маком! Неописуемо. Превосходно, чудесно неописуемо. Остановясь перед большим зеркалом, она вздохнула. Выглядит ли она теперь по-другому? Видно ли то, чем они занимались с Джонни Маком, на ее лице? Или на теле? Наверняка она так же переменилась внешне, как и внутренне.

— Мама, у тебя все в порядке? Лейн обернулась и увидела сына, стоявшего в дверях, держа на блюдце чашку кофе.

— Уилл, дорогой, что ты…

— Я принес тебе кофе, — сказал он. — Уже восьмой час, и я хотел убедиться, что у тебя все хорошо.

— У меня все превосходно. — Она поманила его к себе: — Неси кофе сюда. Он мне будет очень кстати. Слишком уж я разоспалась сегодня, правда?

Уилл улыбнулся, они пошли навстречу друг другу и встретились посередине комнаты. Лейн взяла у мальчика кофе, потом поцеловала его в щеку. Неожиданно зазвонил телефон. Раз. Другой. Потом тишина.

— Наверное, Лилли Мэй сняла трубку, — сказала Лейн. — Ну, а как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Хочешь поговорить? — спросила она. — Вчера вечером ты только хотел, чтобы тебя оставили в покое.

— Да. Мне требовалось время подумать. Решить, что мне делать.

— Ну и решил?

— Угу. Пусть Джонни Мак вызывает психиатра. Я хочу вспомнить, что произошло в тот день, когда погиб Кент. Если убил его я…

— Ты не убивал, — успокоила мальчика Лейн.

— Надеюсь, но если все-таки я, то мы с тобой, Джонни Маком… и Лилли Мэй будем искать выход вместе, правда?

Лейн закусила губу, силясь удержать подступающие слезы.

— Конечно.

Лейн хотела поставить чашку с кофе на ночной столик, но тут заметила краем глаза в коридоре какое-то движение. Посмотрев через плечо Уилла, увидела Джонни Мака и Лилли Мэй, идущих к ее комнате. И сильно встревожилась.

— Что случилось, мама? — спросил Уилл. — У тебя такой странный взгляд.

Джонни Мак вошел в спальню и остановился всего в двух футах позади Уилла. Лилли Мэй с испуганным выражением лица стояла в дверном проеме.

Мальчик обернулся, поняв, что Лейн смотрит на кого-то позади него.

— В чем дело? — спросил он. — Что случилось?

— Звонила домработница мисс Эдит, — ответил Джонни Мак. — Даже не знаю, как сказать…

— Да говори же, черт возьми! — Лейн поставила чашку на ночной столик и взяла Уилла за дрожащие руки.

— Джеки Каммингс мертва. Полиция… то есть Бадди Лоулер говорит, что это похоже на самоубийство.

— Тетя Мэри Марта! — воскликнул Уилл.

— Она в больнице, — Джонни Мак подошел к мальчику и Лейн, встал позади них и обнял за плечи. — Мэри Марта каким-то образом нашла свои снотворные таблетки и приняла слишком большую дозу. Никто не знает, что произошло. Возможно, она проснулась, увидела тело Джеки и перепугалась.

— В каком она состоянии? — спросила Лейн.

— Миссис Расселл сказала, что была жива, когда ее увозила «скорая помощь.

— Я пойду в больницу. — Уилл вырвался и направился к двери.

Лилли Мэй преградила ему дорогу:

— Один не пойдешь. Подожди Лейн и Джонни Мака. Они отвезут тебя в больницу справиться о Мэри Марте.

Лейн и Лилли Мэй переглянулись. Что будет с Уиллом, если он узнает в больнице, что его любимая тетя умерла?

 

Глава 19

Джонни Мак терпеть не мог больничного духа, запаха лекарств и дезинфекции, смешанного с вонью отправлений организма. Не любил шумных медсестер и уборщиц, исполнявших свою работу механически, многие из них больше думали о том, что будут есть на обед, чем о пациентах. При виде старых, больных, беспомощных, двери в палаты которых зачастую бывали открытыми, позволяя видеть их состояние всем и каждому, у него все сжималось внутри. А печальные, жалкие лица, беззвучные слезы и скорбные рыдания родных, ждущих смерти, чтобы забрать тело мужа, жены, ребенка, отца или матери, расстраивали его.

Джонни Мак уже дважды бывал в этой больнице. Он был еще ребенком, когда скончалась Фейт Кэхилл после того, как ее пырнула ножом ревнивая жена любовника. Уайли привел его в кабинет неотложной помощи, и они стояли у койки Фейт. Она открыла глаза, посмотрела на сына и сказала: «Облапошивай других, малыш, пока тебя не облапошили». Это были ее последние слова. Ни на похоронах матери, ни после них Джонни Мак не проронил ни слезинки. Задолго до смерти Фейт он понял, что от слез проку мало.

Когда Уайли Питерс слег от многолетнего пьянства и вызванной постоянным курением эмфиземы, Джонни Мак просидел у его постели всю ночь. Он думал, что до сих пор никого не любил больше, чем этого человека. Неким странным образом он видел в Уайли замену отца. Видит Бог, старый пьяница был для него единственным родным человеком. Когда Уайли скончался, ему было восемнадцать лет. Похоронные расходы правительство взяло на себя, так как Уайли Питере был награжденным вьетнамским ветераном. Джонни Мак истратил накопленные сто долларов на цветы. Кроме купленных им на эти деньги красных роз, других цветов на похоронах не было. Всем, кроме скверного городского парня, было наплевать, что герой войны из Ноблз-Кроссинга лег в могилу неоплаканным, без доброго надгробного слова.

Дверцы лифта открылись, вернув Джонни Мака к настоящему. Он поспешил за Лейн, бросившейся вперед, чтобы не отставать от Уилла. Его сын был в смятении и всю дорогу до больницы боялся, что его тетя умерла.

Когда они подошли к палате номер триста десять, Уилл, не колеблясь, распахнул дверь и широким шагом вошел в тускло освещенное помещение. Шторы на окнах были задернуты, над кроватью неярко горела лампочка, освещавшая звонки и свистки, которыми при необходимости можно вызвать помощь. Аппарат для внутреннего вливания стоял, словно безмолвный часовой,. оберегающий тело пациентки. Сидевшая у кровати мисс Эдит держала вялую руку Мэри Марты. Позади Эдит стоял Бадди Лоулер, обхватив пальцами ее плечо. Джеймс Уэйр привалился к стене, скрестив руки на груди.

— Как тетя Мэри Марта? Она очнется? — спросил Уилл.

Эдит взглянула на мальчика и протянула свободную руку к нему:

— Иди сюда, дорогой.

Она выглядела усталой, глаза ее покраснели от слез. Но внешность ее была безупречной. Аккуратно причесанные волосы, безукоризненно наложенная косметика. Неужели эта женщина, не знавшая, выживет ли ее дочь, тратила время перед выходом из дома на то, чтобы подкрасить губы?

Джонни Мак полагал, что Эдит Грэхем способна почти на все, в том числе и на любовь к дочери, единственной оставшейся в живых из ее детей. Но может ли эта эгоистичная, сосредоточенная на себе женщина поставить чьи-то интересы выше собственных?

Он перевел взгляд с матери на дочь. Мэри Марта выглядела хрупкой, без кровинки в лице, рыжевато-белокурые волосы в беспорядке спадали на плечи. Она лежала совершенно неподвижно, лишь грудь вздымалась и опускалась от дыхания, но все же сохраняла свое особое впечатление нежной невинности.

Уилл подошел и опустился на колени возле Эдит, та тут же наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Уилл, милый мальчик, как ты узнал?

— Позвонила миссис Расселл, сообщила, что произошло.

— Сплошной кошмар, — сказала Эдит. — Эта отвратительная Джеки Каммингс покончила с собой прямо в комнате Мэри Марты. Моя бедная девочка проснулась и обнаружила ее мертвое тело, может быть, даже видела… Она не должна была просыпаться. Ей дали снотворную таблетку, и…

Джонни Мак не мог не заметить, как пальцы Бадди стиснули плечо Эдит, и та внезапно умолкла.

— Тетя Мэри Марта очнется? — повторил свой вопрос мальчик.

— Врачи промыли ей желудок, — ответил Бадди. —Думаю, все обойдется. — Он выпустил плечо Эдит, протянул руки и жестом предложил Уиллу подняться. — Твоя бабушка… то есть мисс Эдит, устала. Предложи ей сделать перерыв, выпить чашку кофе.

— Я не хочу покидать моего ребенка. — Эдит крепко сжала руку дочери.

— Я останусь здесь с ней, — сказал Бадди. — Вы очень устали и не способны ясно думать. Почему бы не пойти с Уиллом?

— Идемте, бабушка, — сказал Уилл. — Бадди прав, вам нужен перерыв. Вид у вас изможденный.

Когда Уилл помог мисс Эдит встать и повел ее из палаты, Лейн и Джонни Мак посторонились, позволяя им выйти в коридор. Джеймс отвалился от стены и последовал за ними. Проходя мимо Джонни Мака, он кивнул, но не сказал ни слова.

— Может, пойдешь с Уиллом? — предложил Лейн Джонни Мак. — Я хочу задать Бадди несколько вопросов о случившемся.

Лейн сжала руку Джонни Мака, вопросительно взглянула на него, но сказала только:

— Мы пойдем с мисс Эдит в комнату отдыха. Когда закончишь разговор с Бадди, приходи туда.

— Скоро приду.

Едва они остались одни, Бадди проворчал:

— Черт возьми, Кэхилл, что тебе нужно?

— Ответы на несколько вопросов.

— Почему ты решил, что я стану на них отвечать?

Джонни Мак сел в большое кресло, при раскладывании превращавшееся в койку, такие стояли во всех больничных палатах. Откинулся назад, забросил ногу на ногу и расслабился.

— Самоубийство и попытка самоубийства в одном и том же доме. Даже в одной и той же комнате. В одну и ту же ночь. Странно, тебе не кажется?

— Ничего странного тут нет. Джеки Каммингс покончила с собой, Мэри Марта увидела ее мертвой, впала в исступление и по причинам, которых мы никогда не узнаем, наглоталась снотворного.

— С чего бы?

— Кто знает, почему Мэри Марта делает то, что делает? — Бадди застыл над спокойно, безмятежно лежащей женщиной. — Она сама не своя с тех пор, как был Убит Кент.

— Она тяжело восприняла его смерть, да? Бадди бросил на Джонни Мака гневный взгляд:

— Кент был ее братом. Она любила его.

— Хм-м… да. Любила почти так же сильно, как ненавидела.

Бадди сжал и разжал кулаки.

— Если думаешь, будто что-то знаешь, то помалкивай об этом. Ради всех.

— И ради Лейн?

— Ни один состав присяжных не признает Лейн виновной, — умоляющим тоном сказал Бадди. — Ее не осудят.

— Если ты так в этом уверен, тогда с какой стати, по-твоему, Уэс Стивене представил улики присяжным и y6едил их предъявить ей обвинение?

— Об этом надо спросить Уэса. — Над верхней губой Бадди выступил пот.

Видя нервозность начальника полиции, Джонни Мак встал, взглянул ему в лицо и улыбнулся:

— А что, спрошу.

— Делай что хочешь, ты всегда был таким. Но предупреждаю, если будешь распускать грязную ложь о Мэри Марте, я…

Джонни Мак предостерегающим взглядом заставил Бадди умолкнуть.

— Я никогда не причинял зла Мэри Марте и даю слово, что не намерен причинять теперь. Но ты, видимо, уже знаешь об этом. Выяснил по ходу дела, что не я был преступным братом, так ведь?

Бадди не ответил, но выражение полнейшего ужаса в его глазах сказало Джонни Маку все, что он хотел знать. Бадди был посвящен в этот секрет так же, как и он. Отведя от него взгляд, Джонни Мак отвернулся и пошел к выходу, потом остановился и взглянул на Бадди, севшего у постели Мэри Марты. Выражение обожания и тоски на его лице едва не удержало Джонни Мака от того, чтобы задать последний вопрос. Едва.

— Кстати, как Джеки Каммингс покончила с собой?

— Что? — Бадди вскинул голову, глаза его округлились от неожиданности.

— Как…

— Застрелилась.

— Странно, что никто не слышал выстрела.

— Пистолет был с глушителем.

— Очень мило с ее стороны, что не стала будить никого в доме, правда?

Не успел Бадди ответить, как Джонни Мак уже шел по коридору. Он был готов прозакладывать все свое состояние до последнего миллиона, что в произошедшем все далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд. Две женщины, медсестра и пациентка, решают покончить с собой в одну и ту же ночь. Почему? И есть ли какая-то связь между этим и убийством Кента? Ответы на эти вопросы явно существовали. Оставалось только найти их.

Лейн с нетерпением ждала, когда Джеймс и Уилл принесут кофе. Ей было очень неприятно находиться наедине с Эдит, матерью Кента, женщиной, обвинившей ее в его убийстве.

— Спасибо, что позволила Уиллу приехать. — Эдит, не разжимая губ, вымученно улыбнулась Лейн. — Я уверена, что когда Мэри Марта придет в себя, первым делом захочет увидеть его.

Эдит сидела на краешке зеленого винилового кресла в углу комнаты отдыха. Со скрещенными лодыжками, сложенными на коленях руками, она походила на благородную даму. Лейн знала, что это не так. Хотя Эдит Нобл Грэхем Уэйр происходила из богатого аристократического южного семейства и держалась как безупречно воспитанная светская женщина, на самом деле она была корыстной, безжалостной, властолюбивой и распутной особой.

— Почему вы решили, что я могла ему не позволить, зная, что он и Мэри Марта любят друг друга? — Лейн перестала взволнованно расхаживать.

— При данных обстоятельствах… я не стала бы осуждать тебя, если бы ты из ненависти ко мне…

— Думаю, ради Уилла нужно пока что забыть о наших личных разногласиях.

Лейн знала Эдит с младенчества и впервые в жизни подумала, что эта женщина начинает стареть. Несмотря на гладкую, подтянутую хирургами кожу лица, стройную, изящную фигуру и крашеные волосы, мисс Эдит уже не выглядела моложавой и полной жизни.

Конечно, эта женщина всего несколько недель назад похоронила сына, а сегодня едва не лишилась дочери. Горе и беспокойство старят людей. Так или иначе, что-то уничтожило сияние в нестареющем облике Эдит.

— Я очень благодарна тебе за то, что ты позволила Уиллу приехать, однако нахожу невозможным отбросить наши разногласия. — Эдит поднялась и с царственной надменностью подошла к Лейн. — Я виню тебя в том, что произошло с Мэри Мартой. После смерти Кента она сама не своя. Если бы ты своими действиями не лишила ее брата, она не была бы полубезумной и не наглоталась бы снотворных таблеток.

— Понимаю ваше душевное состояние, но вы не можете всерьез винить меня в поступках женщины, которая всю жизнь была психически неуравновешенной.

— Могу и виню! До смерти Кента у нее долго не было тяжелых приступов. Мои дети были очень близки. Мэри Марта очень любила Кента, а он ее.

Лейн открыла рот, собираясь заговорить, но откуда-то позади нее Джонни Мак громко произнес ошеломляющее заявление:

— Мэри Марта ненавидела Кента не меньше, чем любила, и вы, мисс Эдит, знаете это не хуже меня!

Джонни Мак стоял в дверях комнаты отдыха.

— Не представляю, о чем ты говоришь, — прошипела Эдит и демонстративно повернулась к нему спиной.

— Прекрасно знаете, о чем.

Джонни Мак лишь бросил на Лейн быстрый взгляд и направился к Эдит. Когда он встал у нее за спиной, она не пожелала повернуться к нему.

— Я знаю секрет, — прошептал он.

Лейн подалась вперед, чтобы слышать. Он сказал, что знает секрет? Какой?

Эдит слегка вздрогнула, но продолжала стоять, не шевелясь, не реагируя. Лейн не раз видела ее такой — когда она слышала то, чего не хотела слышать, и всеми силами старалась не обращать на это внимания, как и сейчас.

— Я знаю этот грязный, гнусный маленький секрет, — заговорил Джонни Мак. — Мэри Марта рассказала мне много лет назад. В тот вечер, когда Кент встретил меня провожающим ее домой. Кстати, я тогда встретил ее бродящей неподалеку от загородного клуба. Она была подвыпившей и разговорчивой.

Плечи Эдит напряглись. Лейн ждала, затаив дыхание, заинтригованная, о каком секрете говорит Джонни Мак.

— В тот вечер она просила меня заняться с ней любовью, но я отказался. — Джонни Мак бросил на Лейн быстрый взгляд, в котором сквозила безмолвная просьба понять его. — Я сказал ей, что, если слухи верны, она доводится мне единокровной сестрой.

— Слухи верны, — сказала Эдит убийственно-спокойным голосом. — Ты знаешь не хуже меня, что Джон был твоим отцом. Как думаешь, почему я… — Она резко умолкла, словно поймала себя на том, что чуть было не призналась в каком-то тайном грехе.

Разумеется, происхождение Джонни Мака не было тщательно оберегаемым секретом. Эти давние слухи были известны всему городу. Нет, решила Лейн, в чем бы ни заключался этот секрет, он не был всеобщим достоянием.

Джонни Мак продолжал:

— Знаете, что сказала мне Мэри Марта, услышав, что я не могу заняться с ней любовью, потому что, возможно, мы брат и сестра?

Эдит резко повернулась к нему, согнув, будто когти, пальцы с красными ногтями. Готовая пустить их в ход.

— Никто не поверит тебе. Слышишь? Какую грязную ложь ты бы ни разносил, никто тебе не поверит.

— Вот как? Разве то, что я знаю, не объясняет, почему Мэри Марта всю жизнь мучается психическими и эмоциональными проблемами?

— Она просто хрупкая, как и моя мать, — возразила, вздернув нос, Эдит.

— Может, так оно и есть, однако…

— Я отказываюсь слушать твои измышления.

Заткнуть рот Джонни Маку было не так-то легко. Лейн затаила дыхание, ждущая, заинтригованная, слегка боящаяся той правды, которую он собирался открыть.

— Мэри Марта сказала, что мы с ней вполне можно заниматься сексом, что не важно, если я ее брат. Что он и Кент…

Эдит пронзительно вскрикнула, потом зажала рука ми уши и громко заголосила. Лейн взглянула на Джонни Мака, безмолвно прося помощи. Господи! Господи! Он имеет в виду, что… Нет! Не может быть. Какую бы ненависть она ни питала к Кенту, как бы дурно он ни обходился с ней, неужели он действительно был способен… Нет. Господи, нет.

— Успокой же ее! — потребовала Лейн. Джонни Мак схватил Эдит за плечи и сильно затряс, потом отвел ее руки от ушей и сжал их, не давая ей уйти.

— Кент состоял в кровосмесительной связи с Мэри Мартой с тех пор, как ей пошел двенадцатый год.

— Не-е-ет… — Неудержимо рыдая, Эдит беспомощно повалилась на грудь Джонни Мака.

Лейн ахнула. Колени ее ослабли, ноги стали будто резиновыми. Она села на ближайший стул. Сцепив дрожащие руки, заставила себя дышать медленно, ровно. Но в голове у нее продолжали звучать слова Джонни Мака. Снова и снова, словно фраза из какого-то отвратительного телефильма.

«Кент состоял в кровосмесительной связи с Мэри Мартой с тех пор, как ей пошел двенадцатый год».

 

Глава 20

Бадди Лоулер выскочил из своего кабинета:

— Что здесь происходит, черт возьми?

Прежде чем кто-то из его людей успел объяснить, Бадди увидел Гленна Мэниса, которого держали рядовой Майк Дэвис и сержант Том Бэдлоу. Этого осложнения он ожидал. Как-никак Джеки с Гленном были любовниками около года, так что, вполне естественно, Гленну захотелось кое-что выяснить. Однако если не уладить с ним дело, он может доставить множество беспокойств. Бадди неторопливо подошел к Гленну и улыбнулся:

— Парень, что это с тобой? Спятил?

— Я не спятил, — ответил Гленн, пытаясь вырваться. — И Джеки тоже не была спятившей.

— Обещай, что успокоишься и будешь вести себя разумно, тогда Том и Майк выпустят тебя, — сказал Бадди.

— Обещаю. — Гленн перестал вырываться, но его взволнованное дыхание напоминало фырканье быка, готового пустить рога в ход. — Я только хочу получить ответы на несколько вопросов.

Бадди махнул рукой державшим Гленна полицейским:

— Отпустите его.

Те повиновались. Гленн тут же вытащил платок из заднего кармана и утер пот с полного красного лица.

— Мы с Ронни, дядей Джеки, занимаемся похоронными приготовлениями, и мне нужно знать, когда выдадут ее тело.

Бадди вздохнул с явным облегчением. Меньше всего ему хотелось сажать в камеру любовника Джеки Каммингс. Чем скорее закончится эта история, чем раньше похоронят Джеки, тем лучше будет для всех, особенно для Мэри Марты. Поэтому он потребовал немедленного вскрытия. Пусть ее смерть объявят самоубийством и поставят на этом точку.

— Зайди ко мне в кабинет, Гленн, — сделал приглашающий жест Бадди. Пропустил его вперед, потом вошел сам и закрыл дверь. — Садись. — Бадди указал на стул посреди комнаты, потом уселся на край стола и скрестил руки на груди.

— Я попросил дока Томпсона в виде одолжения сделать вскрытие, если возможно, сегодня. Он закончил работу примерно полчаса назад и сразу же отправил мне заключение. — Изогнувшись, начальник полиции протянул руку назад и взял папку, лежавшую на массивном металлическом столе. — Можешь позвонить в похоронную контору, сказать, пусть утром заберут тело Джеки.

Глаза Гленна наполнились слезами. Бедняга, подумал Бадди. Наверное, в самом деле любил Джеки, хотя примерно четверть мужчин в городе переспали с ней как минимум один раз. Черт, еще когда он учился в школе, Джеки трахалась с ним и половиной футбольной команды.

— Док Томпсон согласен с тем, что Джеки застрелилась? — спросил Гленн и высморкался в белый, пропитанный потом платок.

Бадди хлопнул папкой по ладони и театрально вздохнул:

— Да, Гленн.

Тот издал не то хмыканье, не то стон и потряс головой:

— Но мне это совершенно непонятно. У нее не было причин совершать самоубийство. У нас был разговор о том, чтобы пожениться, и она сказала, что… в общем, что скоро разбогатеет.

— Если хочешь, могу дать тебе копию записки о самоубийстве, — сказал Бадди. — Но мисс Эдит уже видела ее и сказала, что записка наверняка написана почерком Джеки.

— Я не сомневаюсь ни в словах мисс Эдит, ни в чем, однако все же хотел бы взглянуть на эту записку.

Гленн оторвал широкий зад от стула и сунул носовой платок в задний карман.

Бадди раскрыл папку, полистал бумаги, достал листок с ксерокопией и подал Гленну, тот чуть дрогнувшей Рукой потянулся за ней. Пока Гленн медленно читал текст, словно бы изучая каждое слово, на глаза его снова навернулись слезы. Он несколько раз сглотнул, словно бы силясь не разреветься, как ребенок.

Эти слова Бадди знал наизусть. Он перечел эту записку не менее десяти раз. «Пожалуйста, простите меня за этот трусливый уход из жизни. Я совершила в жизни несколько ужасных поступков, однако надеюсь, что Господь возьмет меня на небо, несмотря на все мои грехи. Другого выхода у меня нет. Мне очень жаль. Джеки».

Записка говорила о многом, но ничего не объясняла. Но Бадди видел записки о самоубийстве, в которых говорилось еще меньше. И расследовал немало дел, когда самоубийцы не оставляли никаких записок.

— Послушай, Бадди, смысла в этой записке не больше, чем в самоубийстве Джеки. — Гленн так крепко сжимал листок, что он помялся. — Если б ее что-то так сильно беспокоило, она бы непременно сказала мне.

Бадди сполз со стола, подошел к Гленну и утешающее сжал ему плечо:

— Я очень сожалею о случившемся и знаю, что у тебя есть вопросы, на которые ответить не могу. И никто не может, кроме самой бедняги Джеки. Видимо, что-то очень тяготило ей душу, раз она прибегла к самоубийству.

— Никак не могу поверить, что она покончила с собой. — Гленн несколько раз шмыгнул носом, сдерживая слезы. — Пистолета у нее не было. Вряд ли она хотя бы знала, как из него стрелять.

Бадди похлопал его по спине:

— Доказательство бесспорно. Док Томпсон и я пришли к выводу, что Джеки застрелилась. А что касается пистолета… она взяла его из коллекции мистера Джона Грэхема, хранящейся на чердаке. Мисс Эдит хорошо помнит, что говорила Джеки о той коллекции, когда они обсуждали ее коллекцию чайников.

Гленн поднялся. Листок выпал из его руки и плавно опустился на пол. Бадди обнял его за плечи и вывел из кабинета, из здания участка на улицу, где у тротуара стоял старый «шевроле-пикап» Мэниса. Жаркое солнце, опускалось на западе к горизонту. Оглядев улицу, Бадди обратил внимание, что машин на ней немного и тротуары почти пусты. Ноблз-Кроссинг с наступлением темноты превращался в тихий, сонный городок. И это ему нравилось. Ничего буйного, грубого не происходило, по крайней мере, на виду. Секс и грех в Ноблз-Кроссинге совершались за закрытыми дверями. Главным образом после наступления темноты.

— Будь осторожен, — сказал Бадди. — И сообщи мне о ходе приготовлений к похоронам. Мисс Эдит хочет присутствовать. И, само собой, я буду там.

— Это очень любезно со стороны мисс Эдит. Джеки прямо-таки восхищалась ею. И очень обрадовалась, когда получила работу медсестры Мэри Марты.

У Гленна перехватило горло. Он поджал губы, чтобы не заплакать. Потом сел в машину и в упор взглянул на Бадди. По его круглым щекам текли слезы.

Когда пикап скрылся, Бадди вздохнул с облегчением. Он боялся встречи с Гленном, так как не был уверен, что сумеет убедить любовника Джеки в ее самоубийстве.

Возвратясь в кабинет, Бадди снял с пояса сотовый телефон. Для предстоящего разговора не стоило пользоваться городским. Набрал знакомый номер. Там наверняка все в беспокойстве из-за Мэри Марты. Почему после стольких лет психических и эмоциональных проблем она решила покончить с собой именно теперь? Может, потому, что просто не могла жить без Кента? Или проснулась, увидела Джеки мертвой и поступила так под влиянием импульса? Или не спала и была очевидицей смерти Джеки?

Эдит ответила после третьего звонка:

— Алло.

Бадди понял, что она ждала от него вестей.

— Гленн Мэнис только что был у меня, и я разделался с этой проблемой. Он в смятении и очень страдает, но мы обговорили все, и кажется, он примет факты, не поднимая шума. В конце концов, что еще ему остается?

— Меня не заботит этот простофиля Мэнис, — резко ответила Эдит. — Нам нужно беспокоиться о Джонни Маке Кэхилле.

— Вряд ли Джонни Мак сделает что-то во вред Мэри Марте.

— Идиот! Да, он ничего не хочет делать ей во вред, но сделает, если решит, что это поможет Лейн. Неужели не понимаешь, что, если мы не найдем способа избавиться от него, он повторит те гнусности, какие говорил о Кенте? И что будет, если кто-то поверит ему?

Бадди скосил глаза и заскрипел зубами, лицо его исказилось от гнева. Черт бы побрал эту женщину! Неужели ее заботит только репутация Кента?

— Эти гнусности о Кенте были правдой. Ваш драгоценный сынок причинил Мэри Марте непоправимый вред.

— Думаешь, я не знаю этого? Мне приходится жить с этим знанием изо дня в день… при каждом взгляде на Мэри Марту. — Эдит откашлялась. — Надо что-то делать с Джонни Маком. И чем скорее, тем лучше.

— Что вы имеете в виду?

— Я приеду к тебе вечером попозже. И мы обсудим варианты.

— В десять часов?

— В одиннадцать, — ответила она и положила трубку. Бадди пристегнул сотовый телефон и откинулся на спинку вращающегося кресла за столом. Он хорошо знал мисс Эдит и понимал, что главным будет не обсуждение того, как быть с Джонни Маком. Главным будет постель.

* * *

Джонни Маку не хотелось, чтобы их разделяли хота бы десять дюймов, тем более десять футов. Однако сидел на диване и смотрел, как Лейн расхаживает по кабинету. После возвращения из больницы она была нервозной, раздраженной. Сначала она беспокоилась из-за Мэри Марты. Но Мэри Марту удалось спасти, и через несколько дней она вернется домой из больницы. И причиной расстройства Лейн является не Уилл. Узнав, что его тетя останется в живых, мальчик успокоился. Значит, оставалось только одно — Лейн взволнована тем, что он высказал мисс Эдит. И это вызовет немало осложнений.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.

— Да, хочу. — Лейн остановилась, уперла руки в бедра и уставилась на него. — Почему ты не предпринял ничего, зная, что Кент делал с Мэри Мартой? Почему не сказал никому?

— Что я мог бы сделать? Кому мог бы сказать?

— Мог поставить в известность мистера Джона или мисс Эдит. Или заявить в полицию.

— И мистер Джон с мисс Эдит поверили бы мне, да? И с какой стати полицейским было бы больше верить ублюдку из трейлерной швали, чем многообещающему юноше? — Джонни Мак поднялся и схватил Лейн за руки. Она стала было вырываться, но когда он потянул ее к себе, приблизилась охотно. — Когда Мэри Марта сказала мне, что Кент находится в кровосмесительной связи с ней с тех пор, как ей шел двенадцатый год, она была под хмельком; злой на меня, потому что я не стал… потому что отверг ее. Черт, я даже отчасти усомнился.

— Но отчасти и поверил.

— Да, Лейн, но, черт побери, никто в этом городе не поверил бы мне. И, скорее всего, в холодном, ясном свете дня, при Кенте, Мэри Марта отказалась бы от своих слов и в лицо назвала бы меня лжецом.

— Мог бы поговорить с моим отцом. Он…

— Он был бы готов мне поверить, но, пожалуй, все же больше поверил бы Кенту. — Джонни Мак обнял Лейн за талию. — Твой отец хорошо ко мне относился, но мы оба знаем, что если бы он мог выбирать тебе мужа, то выбрал бы Кента.

— Да. И совершил бы ошибочный выбор. — Лейн положила голову на грудь Джонни Маку и обняла его. — Как мы все могли не понимать подлинной натуры Кента? Я знала, что, начав пить, он превратился в злобное, мстительное чудовище, но не представляла… Бедная Мэри Марта.

— Кент Грэхем заслуживал такой смерти — быть забитым до смерти. — Джонни Мак нежно погладил спину Лейн. — Тот, кто совершил это убийство, определенно ненавидел его.

— Не думаешь ли ты, что Мэри Марта…— простонала Лейн.

— Не исключено. Может, даже мисс Эдит. И я не сбрасываю со счетов Бадди Лоулера. Он знал об отношениях Кента с Мэри Мартой и, по-моему, из-за нее готов почти на все.

— Но мисс Эдит и Мэри Марта были вместе, когда погиб Кент. А Бадди находился в центре города, у себя в кабинете.

— М-м…

— О чем ты думаешь? — Лейн подняла голову с его груди и взглянула ему в глаза.

— О том, нет ли связи между так называемым самоубийством Джеки Каммингс и убийством Кента.

— Почему ты говоришь «так называемым самоубийством»?

— Можешь назвать меня мужским шовинистом, но, по-моему, как правило, женщины, кончая с собой, не пользуются пистолетами.

Лейн схватила Джонни Мака за предплечья и слегка отстранилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Милочка, стреляются мужчины. А женщины принимают таблетки.

— Как Мэри Марта.

— Да.

— Значит, Джеки не покончила с собой?

— Думаю, кто-то очень постарался, чтобы представить это самоубийством, даже написал липовую предсмертную записку. Возникает вопрос — зачем?

— И каков же ответ? — спросила Лейн.

Джеки Каммингс узнала что-то такое, чего ей не полагалось знать, и кто-то убил ее, чтобы она не проговорилась.

Но кто? — Потом, догадавшись, ахнула. — Ты думаешь — тот, кто убил Кента, убил и Джеки.

— По-моему, да.

— Ох, Джонни Мак, — вздохнула Лейн. — Может ли быть жизнь еще более сложной?

Он снова обнял ее и поцеловал, потом поднял голову и улыбнулся.

— То, что произошло у нас сегодня утром, тоже осложнение, не так ли? Я вижу, ты находишься в недоумении. Относительно своих чувств. Моих чувств. И как среагирует Уилл, если узнает, что ты и я были… вместе.

— Мы вместе?

Джонни Мак опустил руки от талии Лейн к бедрам и прижал ее к своему возбужденному пенису.

— Совершенно определенно вместе.

— У нас был секс, но это не обязательно что-то значит.

— Для меня кое-что значит. И не говорите мне, леди, что это не значит чертовски много для вас. Так не отдаются мужчине, если это ничего не значащий акт.

— У тебя секс был бессчетное количество раз со многими женщинами. Не говори мне, что большинство этих случаев было не всего лишь…

Джонни Мак поцеловал ее. Крепко. Требовательно. Неужели в ее красивой головке не укладывается, что не важно, кто был раньше? Что другие женщины ничего не значили по сравнению с ней?

— Мы оба знаем, что я отдал обильную дань увлечениям молодости, — сказал он. — Но теперь я не пылкий парень, гоняющийся за каждой юбкой. Я мужчина, знающий, что ему нужно. А нужна мне ты, Лейн Нобл.

— Лейн Нобл Грэхем, — поправила она. — Нам не забыть, что я десять лет была женой Кента.

— Пусть так, нам не забыть ни твоего, ни моего прошлого, но мы можем оставить прошлое там, где ему и место. Позади. Важно только здесь и сейчас. Сегодня. И то, что мы можем иметь вместе.

— Никаких обязательств? Никаких планов на будущее? — спросила Лейн. — Будем просто жить одним днем?

Да, он хочет обязательств. Лейн принадлежит ему, и он ни за что ее не оставит. Но может, она не готова связать свою жизнь с его жизнью? В конце концов, что он сделал, чтобы заслужить ее? Но он может быть терпеливым, особенно когда нужно добиться желаемого. Он совершенно определенно хочет Лейн. И намерен заполучить ее. Сегодня. Завтра. На всю жизнь.

— Будем жить одним днем, — солгал он. — Пока ты будешь позволять мне любить тебя. Один раз даже не начал приносить мне удовлетворения. Я не могу полностью удовлетвориться тобой. Разве ты не знаешь этого?

Положив ладонь на затылок Лейн, он погладил ее волосы и прильнул губами к ее губам.

Когда он поцеловал ее, она негромко застонала, уступая ему. Господи, как он любит эти звуки, которые она издает, эти соблазнительные вздохи и ахи, говорящие ему без слов, как воздействуют на нее его касания.

— Джонни Мак… — Уилл вбежал к кабинет. — О, извините. Я не знал, что вы… Виноват.

Уилл замер в нескольких футах за порогом, покраснев от смущения.

Лейн резко оборвала поцелуй и толкнула в грудь Джонни Мака, но он удержал ее, не желая отказываться от своих притязаний на эту женщину.

— Уилл, позволь мне объяснить, — сказала Лейн.

— Тут нечего объяснять, — пожал плечами мальчик. Джонни Мак обнял Лейн за плечи:

— Твоя мать и я любим друг друга. Мы пока не строили никаких планов на будущее, но обещаю, что когда придет время серьезных решений, ты будешь участвовать в их принятии. Твоя мать не сделает ничего…

— Оставьте это, ладно? — сказал Уилл. — Если у вас с мамой что-то происходит, я не против. — Мальчик выпятил грудь и выпрямился. — Только помните, что если обидите ее, то дадите мне ответ.

— Буду иметь это в виду. — Джонни Мак с трудом сдержал улыбку. У него замечательный сын.

— Уилл, дорогой, тебе что-то было нужно? — спросила Лейн.

— Да. Куинн послал меня сказать вам, что здесь мистер Фостер, частный детектив, которого нанял Джонни Мак. И у него есть сведения, доказывающие, что кто-то, кроме мамы, имел веский мотив для убийства Кента.

 

Глава 21

Джонни Мак обменялся крепким рукопожатием с Уайеттом Фостером и жестом предложил ему сесть, но рослый, крепкий частный детектив покачал головой.

— Лучше постою, — сказал он, голос его напоминал шуршание наждачной бумаги по металлу.

Фостер кивнул в знак приветствия Лейн и бросил быстрый взгляд на Уилла. Властный вид этого человека, возможно, устрашал многих, подумала Лейн. Но ее теперь не страшили никто и ничто. Это было хорошо, потому что она находилась в комнате с тремя сильными мужчинами. Краем глаза она увидела Уилла, стоявшего слева от Джонни Мака, и исправила свой счет до четырех сильных мужчин. Уилл, вне всякого сомнения, пошел в отца. Крепкий. Упорный. Красивый. Растущий превосходным представителем сильного пола.

— Насколько я понимаю, вы раздобыли сведения, которые могут помочь нам, — Джонни Мак опустил руку и взял Лейн за пальцы.

— Да. Кажется, я нашел нового подозреваемого. Но видите ли, у меня это просто интуитивная догадка.

— Мы примем ее, — сказал Куинн. — Я ведь все знаю о ваших догадках. — И, повернувшись к остальным, объяснил: — Если Уайетту Фостеру что-то подсказывает интуиция, значит, дело обстоит именно так. Его догадки — почти гарантия.

Куинн высоко отзывался об этом бывшем полицейском из Далласа, услугами которого пользовался во многих делах. Раз Куинн доверяет ему, почему не доверять и ей? В конце концов, ее новый адвокат не проиграл ни единого дела, и она должна верить, что он найдет способ доказать ее невиновность.

Губы Фостера шевельнулись, но он не улыбнулся.

— Нужно ли присутствовать при этом ребенку? — Он бросил взгляд на Уилла.

— Могу уйти. — Мальчик направился к двери.

— Нет. — Джонни Мак схватил сына за руку. — Уилл не ребенок. Он уже молодой мужчина. И эта неприятность касается его не меньше, чем всех нас. Он останется.

И тут Лейн поняла, почему любит Джонни Мака, почему всегда любила. Никакие его слова или поступки не расположили бы Уилла к нему больше, чем этот поступок. Из него может получиться замечательный отец.

— Мама, ты не против? — спросил Уилл.

— Нет, конечно, — ответила она, внезапно поняв, как важно для мальчика отцовское понимание мужской психологии в противовес женскому, материнскому стремлению защитить.

— Приступайте, Фостер, — сказал Куинн. Частный детектив открыл коричневый кожаный портфель и достал папку.

— Я задокументировал все сведения, кроме того, тут есть несколько фотографий.

— Отдайте папку Куинну, — сказал Джонни Мак. — И расскажите, что вам удалось выяснить.

— Джеймс Уэйр, мэр Ноблз-Кроссинга и муж Эдит Уэйр, уже довольно долго имеет роман с владелицей салона красоты Арлин Дотен. — Фостер покосился на Уилла, откашлялся и продолжал: — Своих денег у этого человека, можно сказать, нет. Деньгами распоряжается его жена, и они подписали предбрачный договор об имущественных отношениях супругов. Поэтому возникает вопрос: как он расплачивался за новую машину мисс Дотен? Полгода назад он купил в Хантсвилле «бьюик» на ее имя. А в Декейтере словоохотливый ювелир опознал Джеймса Уэйра по фотографии, которую я показал ему. Похоже, за последние несколько лет мистер Уэйр купил своей подружке несколько дорогих ювелирных украшений. Кольцо с рубином. Усеянные бриллиантами часики. Парочку золотых ожерелий и бриллиантовый кулон в форме сердца.

— Любопытно, — сказал Куинн. — Как человек, материально зависящий от жены, платит за машину и дорогие украшения?

— Мало того, — продолжал Фостер. — Было совершено несколько развлекательных путешествий. На Ямайку. В Смоки-Маунтинз. В Аспен. И даже в Диснейленд, куда брали двоих детей мисс Дотен.

Джонни Мак негромко, протяжно свистнул.

— Джеймс тянет откуда-то денежки. Хотите догадаться откуда?

— У Эдит, — сказала Лейн.

— Бабушка ни за что не дала бы ему таких денег, сказал Уилл. — А путешествия, в которые ездил Джеймс, вчитались деловыми поездками, на съезды, где собирались мэры других городов.

Джонни Мак усмехнулся:

— Мисс Эдит не давала ему денег. Он крал их у нее.

— Конечно! — горячо согласилась Лейн. — Джеймс стал адвокатом мисс Эдит и нашим семейным адвокатом после смерти своего отца. Он заботится обо всех денежных вкладах мисс Эдит. Ему нетрудно присваивать какие-то суммы.

— Неизвестно, сколько денег он у нее похитил. — Джонни Мак обратил взгляд на Уайетта Фостера: — Не нашли никаких потайных банковских счетов?

— Если у этого человека есть секретный банковский счет, то, видимо, в Швейцарии, — предположил Уайетт.

— Я понимаю, что это уличающие сведения, — сказала Лейн. — Но не представляю, что общего может быть между тем, что Джеймс присваивал деньги мисс Эдит, и убийством Кента или как это может мне помочь.

Уайетт задумчиво приподнял брови:

— Это всего-навсего предположение… Но что, если еще кто-то разузнал о том, в чем мы подозреваем Джеймса? И пригрозил разоблачить его? И что, если этот кто-то был Кентом Грэхемом? На мой взгляд, это дало бы Джеймсу Уэйру очень веский мотив для убийства!

Лейн прикрыла ладонью рот. Возможно ли, чтобы мягкий, добродушный подкаблучник Джеймс оказался способным на убийство?

— Но у вас нет никаких доказательств, что Кент знал о делишках Джеймса или угрожал ему. — Уилл обнял мать за плечи. — Что толку в этих сведениях, раз вы не можете подтвердить свою теорию? К тому же я не верю, что Джеймс способен хотя бы обидеть муху, тем более убить кого-то.

— Я просто вестник, — ответил Уайетт. — С участниками этой игры лично не знаком. Но знание человеческой природы подсказывает мне, что при достаточной мотивировке на убийство способен каждый.

— Добиться правды от Джеймса будет нетрудно. — Джонни Мак согнул пальцы и свел большие руки так, словно душил кого-то.

— Не совершай никаких глупостей, — посоветовал Куинн.

— Я только собираюсь утром первым делом нанести мэру непродолжительный визит.

— Я поеду с тобой, — сказала Лейн.

— Нет, милочка. Я займусь этим сам. Поговорю с Джеймсом один на один, как мужчина с мужчиной.

* * *

Арлин удовлетворенно вздохнула, лежа на кровати в задней комнате салона красоты и глядя, как Джеймс одевается. По меркам большинства женщин, он не такой уж красавец. Среднего роста, не особенно крепкого сложения, с намечающимся брюшком. Поредевшие волосы тронуты сединой. Но для нее он сказочный принц. Она очень любит этого человека и не может дождаться того дня, когда им не нужно будет таиться. Ей хочется только понежиться с ним и начать новую жизнь где-нибудь за пределами Ноблз-Кроссинга. Но Джеймс все твердит, что им нужно побольше денег. Неужели не понимает, что она готова жить с ним в палатке, лишь бы только быть вместе?

— Надо ехать. — Джеймс нагнулся и поцеловал ее в губы. — Господи, как не хочется уходить от тебя.

— Ну, так не уходи. Останься на ночь.

— Милочка, ты же знаешь, что не могу. — Он поцеловал Арлин снова, но когда она потянула его за галстук, схватил ее за руку. — Надо ехать. Я должен посадить в машину Эдит возле больницы и везти ее на ужин.

Арлин вырвалась, скрестила руки на обнаженных грудях и возмущенно, как ей казалось, поджала губы.

— Ну-ну, не сердись на меня. Я стараюсь обеспечить наше будущее. Твое, мое и детей.

— Я устала ждать будущего, которое ты все время обещаешь. Моложе мы не становимся. А я хотела бы, пока не состаримся, родить тебе ребенка.

Джеймс, как она и ожидала, замер. Он обожал ее двоих детей, и она подозревала, что ему хочется иметь своего. Заключив ее лицо в ладони, Джеймс посмотрел ей в глаза:

— Я люблю тебя, Арлин. И обещаю, что у тебя будет все, чего ты хочешь, в том числе и этот ребенок.

Потупив взгляд, она вздохнула:

— Иди уж. Не заставляй жену дожидаться.

— Милочка, мне очень жаль. Право же.

— Ладно, — сказала она.

— Нет, не ладно, но сейчас я не могу сделать для тебя ничего лучшего. Однако вскоре смогу, Арлин. Обещаю.

Она кивнула. Но когда Джеймс пошел к выходу, подскочила с кровати, догнала его, прежде чем он успел открыть заднюю дверь, обняла и покрыла его лицо поцелуями.

— Думай обо мне, когда будешь ужинать с Эдит. Она знала, что Джеймс разрывается между желанием еще раз предаться с ней любовным утехам и необходимостью встретить жену. Может, она поступает нехорошо, создавая для него такие трудности, но, черт побери, не представляет, сколько еще сможет это выносить — думать о Джеймсе с другой женщиной. Хотя он клялся, то уже несколько лет не делит с мисс Эдит ложе, Арлин трудно было поверить, что жена не хочет его. В то время как она хочет его так сильно.

— Пусти меня, милочка, — взмолился Джеймс. Арлин выпустила его, отступила назад и через силу улыбнулась ему.

— Позвони мне, когда ляжешь спать.

Джеймс кивнул и торопливо вышел. Арлин тяжело опустилась на кровать. «Вот-вот, беги к мисс Эдит, как послушный мальчик. Как жалкий раб».

Арлин заколотила кулаками по подушке, воображая, что это лицо Эдит Уэйр с подтянутой кожей. Сорвав таким образом зло, она встала, оделась, вышла в зал и занялась уборкой. Ей бы нужно ужинать сегодня с Джеймсом, а не Эдит Уэйр. И ей нужно бы каждую ночь спать в его постели и носить его фамилию.

Арлин не могла припомнить времени, когда не любила Джеймса Уэйра-младшего. С самого начала, со школы, она знала, что они из разных миров. Его отец был адвокатом всех богачей с Магнолия-авеню, а мать происходила из аристократической новоорлеанской семьи. Но Джеймс любил ее, хоть она жила на другом берегу реки Чикасо, в доме чуть побольше гаража Уэйров.

В подростковом возрасте они встречались тайком. Джеймс был у нее первым. Этим она была довольна. Они строили совместные планы на будущее, но мелочный старик Уэйр узнал, что намерения Джеймса в отношении ее серьезны, отправил сына в колледж, запретил ему видеться с «этой девчонкой из белой швали». Она надеялась, что Джеймс восстанет против отца, не станет отказываться от нее, но в конце концов он оказался послушным сыном.

Она вышла за первого же парня, попросившего ее руки. Уэйд Кэш сделал ей предложение, так как узнал, что она не трахается. Ни с кем. Кроме Джеймса. Только с Джеймсом. Она была хорошей девочкой, и ничто, кроме любви, не заставило бы ее расстаться с девственностью. Она полагала, люди рассмеялись бы при мысли, что Арлин Викери Кэш Моутс Дотен считает себя нравственной женщиной. Но она была нравственной. Сексом занималась, если не считать Джеймса, только с мужьями. И Джеймс, можно сказать, ей муж, разве не так? В глубине души ей казалось, что они с Джеймсом уже муж и жена. Если людей соединила любовь, то связаны ею они не менее крепко, чем любой брачной церемонией.

Нужно набраться терпения. Джеймс обещал, что они вскоре заберут детей и покинут Ноблз-Кроссинг. Ему нужно только подкопить еще немного денег.

* * *

Приехав утром на службу, Джеймс Уэйр обнаружил поджидавшего его неожиданного посетителя. Не успела секретарша, Пенни Уолш, сказать и слова, как Джонни Мак поднялся из кресла возле камина и посмотрел испытующе на Джеймса.

— Уже почти одиннадцать часов, — сказал Джонни Мак. — Поздновато ты сегодня, а?

— Я заезжал в больницу проведать Мэри Марту.

— Какой преданный отчим.

Джеймс откашлялся, оглянулся на Пенни Уолш, жадно ловившую каждое слово, потом осмелился взглянуть на Джонни Мака.

— Я очень привязан к Мэри Марте. — С этими словами он открыл дверь кабинета, повернулся спиной к посетителю и спросил: — Что я в силах сделать для тебя?

— Речь пойдет о том, что в силах сделать для тебя я.

— Не понимаю, о чем ты.

— Я недавно получил кой-какие сведения о тебе и хочу…

— Пошли со мной, — сказал Джеймс, потом поманил секретаршу: — Пенни, будь добра, сходи в булочную, купи пирожных, потом приготовь для нас кофе.

— Иду, мистер мэр.

Едва Пенни вышла, Джеймс закрыл дверь, ведущую в приемную, и повернулся к Джонни Маку:

— Надо полагать, ты разузнал о моих… моих отношениях с одной женщиной.

— О твоем романе с Арлин Дотен.

— Угу.

— Давай сразу перейдем к делу, — сказал Джонни Мак. — Мне все равно, с кем ты трахаешься. Я не собираюсь угрожать тебе из-за того, что ты изменяешь мисс Эдит.

— Тогда из-за чего?

Джеймс покрылся холодным потом. Джонни Мак не мог узнать о деньгах. Нет, конечно. Откуда?

— Я поручил одному из лучших частных детективов в стране совать нос в дела жителей Ноблз-Кроссинга. Насколько это касается меня, каждый, имевший какую-то связь с Кентом, находится под подозрением.

«Сохраняй спокойствие, — предостерег себя Джеймс. — Не давай Джонни Маку запугать тебя. Не проговорись».

— Не понимаю твоих мотивов. Ты делаешь все, что возможно, для Лейн. Если я могу сделать что-то…

— Можешь. Признаться в убийстве Кента.

— Что? — В своем ли уме этот человек? Обвинить его, Джеймса Уэйра, в этом убийстве нет никакой возможности. Да и будь такая возможность, у него есть алиби. Арлин поклянется на стопе Библий высотой с гору, что в то время делала ему маникюр. Так он сказал Бадди Лоулеру, видимо, решившему, что там дело не ограничилось маникюром. Но как бы то ни было, надо придерживаться этой версии.

— Ты убил Кента? — спросил Джонни Мак.

Черт. Кэхилл вызывает у него страх. Как всегда. Он рослый, мускулистый, злобный. И с убийственным взглядом, способным кого угодно привести в трепет.

— Нет, не убивал. С какой стати мне убивать пасынка? Мы с Кентом всю жизнь были друзьями. Я даже был шафером на его свадьбе.

Джеймс заметил, как Джонни Мак передернулся, и подумал, что брак Лейн с Кентом для него неприятная тема. Лучше не касаться ничего, способного осложнить положение.

— Откуда ты взял деньги, чтобы купить Арлин новую машину, драгоценности и несколько раз возить ее на шикарный отдых?

Джеймс оттянул воротничок рубашки, невольно распустил при этом галстук и несколько раз сглотнул перед тем, как ответить. Черт возьми, как он мог узнать? Ах да, частный детектив. Но знает ли он о хищениях? Конечно, знает. Кэхилл не дурак. Должен понимать, что тратиться на Арлин и ее детей он мог, только крадя деньги у Эдит.

— Стало быть, знаешь? — Джеймс опустился в красное кожаное кресло за письменным столом.

— Знаю, что ты крал деньги у мисс Эдит и клал их на секретный счет. — Джонни Мак усмехнулся, наклонясь над столом, и посмотрел Джеймсу в глаза. — Знаю, что Кент проведал об этом и пригрозил тебе.

Джеймс задрожал всем телом, но сильнее всего дрожали руки. Он положил их на стол, чтобы унять дрожь. Джонни Мак блефует, так ведь? Просто высказывает подозрения. Таких сведений не мог бы раздобыть даже лучший на свете частный детектив.

— Ты строишь догадки, Кэхилл. Джеймсу хотелось, чтобы голос его звучал увереннее, чем он себя чувствовал.

— Кент угрожал тебе, и ты его убил, чтобы заткнуть ему рот.

Джеймс подскочил, подался вперед и сверкнул глазами на Джонни Мака:

— Ты ничего не сможешь доказать.

— Мы с тобой знаем, что это правда, так ведь? Знаем, что Лейн не убивала, значит, убил кто-то другой.

— Я не убивал. Клянусь.

— В таком случае тебе нечего беспокоиться, так ведь?

— Ты… ты собираешься сказать Эдит о… Если ты заикнешься моей жене о своих подозрениях, она уничтожит меня.

— Я приехал сейчас дать тебе возможность помочь нам доказать невиновность Лейн. И буду очень благодарен за любые сведения.

— Но я не знаю ничего такого, что могло бы помочь Лейн. — Увидев недоверие в глазах Джонни Мака, Джеймс понял — нужно сказать что-то, способное временно удовлетворить человека, который может погубить его будущее. — Я знаю, Эдит использовала все свое влияние, чтобы Лейн обвинили в убийстве Кента. Она твердо намерена добиться ее осуждения. Но клянусь тебе, я не убивал Кента и не знаю, кто убил.

Джонни Мак пронзил Джеймса убийственным взглядом:

— Если ты врешь… Так вот, если узнаю, что Лейн страдает за то, что сделал ты, тебе придется пожалеть, что ты не в тюрьме.

— Понимаю.

Не сказав больше ни слова, Джонни Мак распахнул дверь, но Джеймс подбежал и остановил его:

— Ты не скажешь Эдит о… о том, что мы обсуждали, а? Джонни Мак наклонился и прошептал Джеймсу на ухо:

— Мисс Эдит заслуживает того, что получает. Если ты не убивал Кента и не знаешь, кто убил, то нечего беспокоиться, что я тебя выдам. Но если Лейн окажется под судом и обстоятельства дела сложатся не в ее пользу, Куинн Кортес может вызвать тебя свидетелем. И разоблачит тебя, если сочтет, что это поможет Лейн.

Джеймс, не способный ни двигаться, ни говорить, смотрел, как Джонни Мак приветливо улыбнулся и притронулся к шляпе, прощаясь с Пенни, только что вернувшейся из ближайшей булочной. Потом, напевая под нос, Джонни Мак вышел, бросив наружную дверь открытой. Пенни быстро закрыла ее, потом повернулась и уставилась на Джеймса.

— Мистер Уэйр, вы позеленели. С вами ничего не случилось?

Джеймс покачал головой. Но как не случилось? Его разоблачили. Что делать, черт возьми? Такие сведения долго не держатся в тайне. Может, поскорее забрать Арлин с детьми и уехать? Денег у него скоплено меньше, чем планировалось, но на жизнь хватит.

— Мэр, что-нибудь стряслось? — спросила Пенни.

— Нет, — ответил Джеймс. — Пенни, я… мне нужно позвонить. Пожалуйста, постарайся, чтобы меня не беспокоили.

— Непременно.

Джеймс вошел в кабинет, закрыл и запер дверь, потом подошел к письменному столу и взял телефон. Набрав номер, сел в кресло и стал ждать.

— Салон, красоты. Говорит Арлин Дотен. Чем могу быть полезна?

— Арлин.

— А, это ты. — Голос ее стал приторным.

— Слушай меня очень внимательно. Начинай готовиться к отъезду. В самое ближайшее время.

— Что случилось? С чего вдруг…

— Джонни Мак Кэхилл знает о нас, о вещах, которые я покупал тебе, о деньгах, которые я скапливал. Он начал частное расследование и теперь знает все..,

— Все? — Арлин понизила голос до шепота: — Даже про Кента?

— Да, даже про Кента. Доказательств у него нет, но есть очень серьезные подозрения. Если он расскажет о них и начнется расследование, я наверняка окажусь за решеткой.

— Что же нам делать?

— Будь готова к отъезду по первому моему слову, — сказал ей Джеймс. — А заботиться обо всем остальном предоставь мне.

— Но что, если Джонни Мак пойдет к мисс Эдит или к Бадди Лоулеру?

— Не волнуйся. С Джонни Маком я разберусь.

 

Глава 22

— Если не хочешь — не надо. — Лейн обняла Уилла за плечи.

— Хочу, — ответил он, несмотря на снедавший его страх. — Если я видел, как кто-то убивал Кента, то должен это знать, и если это я…— мальчик взглянул на мать, — убил его, то должен взглянуть в лицо правде и… — Он сглотнул. — Господи, мама, мне страшно.

— Ничего не бойся, дорогой.

Когда Лейн ободряюще сжала ему плечо, мальчик едва удержался от того, чтобы не броситься ей в объятия и не расплакаться по-детски. Как жить в ладу с собой, если окажется, что он забил Кента до смерти? Хотя в последнее время Кент стал несправедливым и жестоким, некогда этот человек считал себя его отцом, и они любили друг друга. Вспомнить все было его долгом не только перед матерью, но и перед собой.

— Какая она? — спросил Уилл, стоя с матерью посреди своей спальни. — Ты ведь уже видела ее, разговаривала с ней. Каково твое мнение?

— Доктор Эйджи кажется очень славной. Она сказала, что у нее есть два сына, поэтому ей вполне понятны и мои, и твои чувства.

— Джонни Мак сказал, что она превосходный специалист. Доктор наук и все такое прочее.

— Совершенно верно. Она дипломированный врач-консультант, имеющий право применять гипноз во время работы.

— А она не будет возражать против твоего и Джонни Мака присутствия в комнате?

— Нет, мы ей ничуть не помешаем.

— Тогда начнем. — Уилл отошел от Лейн и направился к двери. — Устроим представление. — И выдавил улыбку, дабы подбодрить себя и показать матери, что владеет собой.

Лейн вышла следом за ним в коридор, где их ждал Джонни Мак.

— Готов? — спросил мальчика отец.

— Да, готов.

Но в действительности готов он не был. Живущему у него в душе ребенку хотелось убежать в свою комнату, запереться и не выходить. Однако трусливо удрать мальчик не мог. Очень многое зависело от того, вспомнит ли он, что происходило в тот день, когда был убит Кент.

Родители стояли бок о бок, пристально глядя на него. Чего они опасаются? Что он расплачется у них на глазах? Или просто побаиваются за него, как он за себя?

— Будет вам, не делайте вид, что наступил конец света. — Уилл выдавил из себя несколько жалких смешков.

— Если захочешь прекратить сеанс с доктором Эйджи, скажи. — Большая рука Джонни Мака нависла над плечом Уилла. — Не насилуй себя, вспоминая, если не вспоминается.

Уилл понимал, что отцу хочется коснуться его, сжать плечо, заверить его, что он рядом, что отныне всегда будет с ним. Что бы ни делал Джонни Мак в прошлом, каких бы грехов ни совершал, он был не таким, каким описывал его Кент.

— Он прав, Уилл. Мы, — Лейн взглянула на Джонни Мака, — не хотим ни к чему тебя принуждать.

— Послушайте, гипноз меня не пугает. Я хочу… вспомнить все, что было в тот день. Это, видимо, единственный способ узнать правду о том, что произошло.

Джонни Мак кивнул. Лейн взяла мальчика за руку. Втроем они спустились вниз и вошли в кабинет, где невысокая брюнетка лет сорока тут же встала с дивана и с теплой улыбкой пошла навстречу. Значит, это и есть та самая знаменитая доктор Эйджи, подумал Уилл. В красивом бежевом костюме она походила на собравшуюся в церковь мать семейства. Ее темные волосы были коротко подстрижены, ясные голубые глаза смотрели дружелюбно.

Она протянула мальчику руку:

— Привет, Уилл. Я Нола Эйджи.

— Привет. — Мальчик обменялся с ней рукопожатием.

— Прежде чем начать, хочешь спросить меня о чем-нибудь, что-нибудь со мной обсудить? — спросила доктор Эйджи.

— Не знаю, — признался Уилл. — Мама с Джонни Маком объяснили мне все, кроме…ну…

— Говори обо всем, что беспокоит тебя, не бойся.

— Пожалуй, меня интересует… думаете ли вы, что это сработает? Сможете ли загипнотизировать меня и заставить вспомнить?

— Давай присядем, — предложила доктор. — Я объясню, что мы будем делать и чего можно ожидать. Идет?

— Да, конечно.

Нола Эйджи взглянула на родителей мальчика, державшихся очень напряженно.

— Мистер Кэхилл, может быть, вы с миссис Грэхем сядете возле окна, так вы сможете наблюдать за происходящим, не мешая.

Мальчик чуть не рассмеялся, увидя, как торопливо его мать и Джонни Мак повиновались доктору. Черт, да они тоже испуганы и хотят не меньше, чем он, чтобы гипноз сработал.

— Уилл, располагайся на диване, — велела доктор Эйджи. — Если не хочешь, можешь не ложиться.

— Пожалуй, буду сидеть.

Когда все расселись, доктор опустилась в кресло с прямой спинкой напротив Уилла.

— Гипноз — это способ общения, когда пациент находится в трансе или в близком к трансу состоянии. Наша цель заключается в том, чтобы сузить направленность твоего внимания до такой степени, когда разум станет относительно свободным от всего отвлекающего. Однако ты будешь способен слышать мой голос и, возможно, даже телефонный звонок. Вводя в транс, я попрошу тебя сосредоточиться на определенном предмете и расслабиться.

— Хорошо. — Это казалось довольно просто, но что, если… — А что произойдет, если я не войду в транс?

Доктор Эйджи улыбнулась:

— Об этом не беспокойся. Одних пациентов невозможно загипнотизировать, другие погружаются в глубокий транс. Но большей частью они приходят в задумчивое состояние.

— Хорошо. Я готов. — Предельно готов. У него сводило живот, но он не обращал внимания на боль, понимая, что это просто симптомы нервозности. — Приступайте и… в общем, делайте то, что нужно.

— Постарайся расслабиться, — сказала она. — Выбрось из головы все страхи, беспокойства, мысли.

— Трудная задача, док, — пошутил мальчик.

Пола Эйджи рассмеялась:

— Я знаю, Уилл, это нелегко, но постарайся. Он стал стараться. Изо всех сил. «Расслабься, болван. Расслабься. Неужели это так трудно?»

Доктор Эйджи поднялась из кресла, прошла по полу с широкими половицами и защелкала выключателями на стене, выключив верхний свет и включив большой вентилятор под потолком на малую скорость вращения. Хотя немного дневного света проникало сквозь жалюзи на окнах, комната почти целиком погрузилась в мягкий полумрак.

— Прислушивайся к легкому гудению вентилятора, — сказала доктор мальчику. — Подними взгляд и сосредоточься на вращении. Следи за ним.

Голос ее звучал мягко, спокойно, умиротворяюще. Уилл поднял взгляд, уставился на дубовые лопасти и стал прислушиваться к еле слышному гудению мотора.

— Не отводи взгляда от вентилятора, — сказала она, — расслабься. Ни о чем не думай. Тебе тепло. Удобно. Ты в безопасности. И тебя слегка клонит в сон.

— Угу.

Она права. Он испытывает все, что она говорит. Тепло. Удобство. Ощущение безопасности. И легкую дремоту.

Мальчик продолжал смотреть на работающий вентилятор. Веки его отяжелели. Казалось, он плывет на мягком сером облаке. Он закрыл глаза.

— Дыши глубже. Почувствуй себя расслабленным. Засыпающим.

Лейн взяла Джонни Мака за руку, и они с любопытством переглянулись. Изначально она противилась всему, что могло бы помочь Уиллу вспомнить о происходящем в тот день, когда был убит Кент. Она очень боялась, что Уилл вспомнит о том, как наносил роковые удары. Но теперь, когда поняла, как мучило мальчика незнание правды, молилась, чтобы эта женщина-психиатр, которую Джонни Мак вызвал из Чикаго, смогла помочь ее сыну восстановить в памяти забытое.

— Уилл? — спросила доктор Эйджи.

— Да?

— Тебе удобно?

— Удобно.

— Вернись мыслями на несколько недель назад, к тому дню, когда ты и Лилли Мэй были на заднем дворе. Помнишь тот день?

— Да.

— Скажи мне, что происходит? Что делаете ты и Лилли Мэй?

Лейн крепко сжала руку Джонни Мака. Он придвинулся к ней и обнял за плечи. Сейчас она нуждалась в нем, как никогда. «Что бы ни произошло, он будет здесь и поможет Уиллу. Мы вместе позаботимся о нашем сыне».

— Я тренировался, — ответил Уилл. — Лилли Мэй подбрасывала мяч, чтобы я мог отрабатывать удар.

— У тебя была бейсбольная бита, так ведь?

— Да.

— Ты и Лилли Мэй были одни? Уилл кивнул.

— Мама поехала в редакцию газеты. Бабушка уволила нескольких репортеров, и мама хотела поговорить с главным редактором, узнать, что произошло, из-за чего лишили работы этих людей.

— Значит, твоей мамы не было дома; не было во дворе с тобой и Лилли Мэй?

— Нет, не было.

— Пока Лилли Мэй помогала тебе тренироваться, кто-нибудь приходил повидать тебя? Был у вас какой-нибудь гость?

— Не знаю.

Обеспокоенный этим вопросом, Уилл заерзал. Склонил голову направо, потом налево.

— Дыши глубже. Оставайся спокойным, расслабленным, — сказала доктор Эйджи. — Тебе удобно, и ты в безопасности.

Волнение мальчика усилилось, и он повторил:

— Я не знаю, был ли у нас какой-нибудь гость.

— Представь зрительно себя и Лилли Мэй на заднем дворе. Ты видишь траву и деревья. Чувствуешь, как греет солнце.

Уилл вздохнул.

— Может, вы с Лилли Мэй смеялись, разговаривали, а потом кто-то появился на заднем дворе, ты перестал смеяться и умолк.

— Кент был пьяным и злобным. — Плечи мальчика напряженно приподнялись. Руки сжались в кулаки. На лице появилось мучительное выражение. — С тех пор, как получил письмо от Шарон Хикмен, он был свирепым, злобным, и… — Уилл стал ловить ртом воздух, — и мама запретила ему приходить. Сказала, чтобы он оставил нас в покое.

— Расслабься, Уилл, — сказала доктор Эйджи. — Ты в безопасности. Лилли Мэй в безопасности. Кент не может обидеть вас.

— Может! — выкрикнул Уилл. — Он обидел Лилли Мэй. Она… она сказала, чтобы он ушел, что, если не уйдет, вызовет полицию. Но Кент и не подумал уйти. Он был очень злобным. Обзывал маму по-всякому, потом сказал, что Джонни Мак был никчемным ублюдком, белой швалью, что я дьявольское отродье, и он жалеет, что считал меня своим сыном. Жалеет, что был добр ко мне, и что лучше бы я не появлялся на свет! И продолжал обливать грязью моего родного отца.

Лейн негромко застонала.

Джонни Мак обнял ее крепче. «И не выпускай меня, — мысленно взмолилась она. — Что бы ни было, не уходи. Без тебя я не справлюсь. Ты нужен мне. Нужен Уиллу».

— Ты сказал, что Кент обидел Лилли Мэй, — напомнила доктор. — Как он обидел ее?

— Когда он отказался уходить, она сказала мне, чтобы я шел в дом. Но едва мы направились к двери, он попытался остановить нас. Ударил Лилли Мэй так сильно, что она упала. Мне пришлось остановить его.

У Лейн. на секунду прервалось дыхание. Она ждала в неуверенности. В страхе. В безмолвной мольбе. Уилл зарычал от гнева:

— Я… я ударил его битой по спине и сбил с ног. Пока он лежал, крича и бранясь, я помог Лилли Мэй подняться. Потом сказал Кенту, чтобы оставил нас в покое, иначе убью его.

Лейн закусила губу, чтобы унять вскрик. И Джонни Мак по-прежнему обнимал ее.

— Помнишь, что делал потом? — спросила доктор Эйджи.

— Я отвел Лилли Мэй в ее комнату, — ответил Уилл.

Боялся, что, упав, она сломала руку или ногу. Она сказала мне, чтобы я запер двери и вызвал полицию.

— Но полицию ты не вызвал, так ведь, Уилл?

— Нет, не стал вызывать. Вышел посмотреть, не ушел ли Кент.

— Он ушел?

— Нет, по-прежнему был там. Лежал на том месте, где я оставил его. Но не стонал и не бранился. Не двигался. Там была кровь. Много крови. Кент был… был мертв. Кто-то размозжил ему голову. Господи, это было ужасно!

— Хватит! — выкрикнула Лейн, вырвавшись из объятий Джонни Мака. — Пожалуйста, хватит.

Джонни Мак встал, обхватил ее и прижал лицом к своей груди. Она приникла к нему, неудержимо дрожа.

— Во дворе был еще кто-то, — продолжал Уилл, явно не заметив вспышки Лейн. — Я видел, как дрожали кусты. Кто-то прятался в кустах.

— Каких кустах? — спросила доктор Эйджи. — Между нашим и бабушкиным дворами. Кто-то плакал. — Уилл начал тереть ладонь о ладонь. — Кажется, я.

— Ничего, Уилл. Поплакать— это ничего. Глаза мальчика наполнились слезами, несколько слезинок скатилось по его щеке.

— Я ненавидел его! Очень ненавидел, потому что он гнусно вел себя по отношению ко мне и маме. Но не хотел его смерти. Не хотел!

Мальчик задрожал, и по его лицу заструились слезы. Доктор Эйджи встала и поманила к себе Лейн и Джонни Мака. Потом спокойно обратилась к Уиллу:

— Можешь перестать, Уилл. Больше вспоминать не нужно. Слышишь? Можешь вернуться мыслями к настоящему, где ты в безопасности, а то, что случилось с Кентом, находится в прошлом.

Мальчик сделал глубокий, облегчающий душу вздох и сверкнул глазами на доктора:

— Я не убивал его. Не убивал Кента. Лейн бросилась к сыну и обняла его. Джонни Мак заключил в объятия обоих.

В старом доме воцарилась тишина. Часы в холле пробили полчаса. Лейн убрала со лба Уилла пряди черных волос. Ее мальчик. Почти мужчина и вместе с тем еще совсем ребенок. Он в безопасности здесь, в своей комнате, в доме, где жили поколения Ноблов. Оглядев комнату, освещенную лишь падающим из коридора в открытую дверь светом, она вспомнила, как они вместе меняли в ней интерьер незадолго до его тринадцатого дня рождения. Уилл превратил детскую комнату с ящиком игрушек, все еще стоящим под окном, в подростковую, с афишами на стенах и номерами журнала «Плейбой» под кроватью.

Сегодняшний сеанс с доктором Эйджи принес мало новых сведений, однако Уилл припомнил достаточно, чтобы на свет выплыли два в высшей степени важных факта. Во-первых, он не убивал Кента. Во-вторых, видел, что кто-то прятался в кустарнике. Но если Уилл видел убийцу, убийца наверняка не видел его. Иначе жизнь Уилла была бы в опасности.

Второй сеанс необходим. Возможно, Уилл и на нем не вспомнит, тогда потребуются еще сеансы, чтобы помочь ему восстановить память полностью. Но пока что достаточно знания, что Кента забил до смерти не Уилл.

Поцеловав мальчика в щеку и подоткнув под него одеяло, Лейн на цыпочках вышла из его спальни, но дверь оставила чуть приоткрытой.

— Заснул, в конце концов? — спросил Джонни Мак.

— Да, наконец-то. — Лейн вздохнула. — Наверно, все спят, кроме нас с тобой. Лилли Мэй, возможно, еще не заснула, хотя она рано ложится и рано поднимается. Мы все были слегка взбудоражены после сеанса гипноза.

— Куинн лег в постель больше часа назад, сразу же по возвращении с ужина, на который пригласил Нолу.

— Они определенно понравились друг другу, правда?

— Я еще не встречал женщины, способной устоять перед Куинном Кортесом, когда он пустит в ход свое обаяние.

— Этим отличаетесь вы оба.

— Если я такой уж обаятельный, то почему не могу уговорить тебя поужинать? — Он погладил Лейн по щеке тыльной стороной ладони. — После завтрака у тебя крошки во рту не было.

— Видимо, я была так взволнована, что не могла есть. — Она встала на цыпочки и забросила руки на шею Джонни Маку. Как замечательно, что он здесь, в ее полном распоряжении. — Знать, что Уилл не убивал Кента…

— Я не меньше тебя хочу верить, что Уилл вспомнил все именно так, как было, но доктор Эйджи объясняла, что у пациента может возникнуть ложная память, и нет гарантии, что подробности, которые тот вспомнит под гипнозом, на сто процентов точны.

— Не каркай, пожалуйста, — сказала Лейн. — Я в глубине души знаю, что воспоминания Уилла верны. Он не убивал Кента.

— Согласен. Я не думаю, что убил он. Но это создает другую проблему. Мы знаем, что Уилл, возможно, видел убийцу и рано или поздно вспомнит, кто это. Ради тебя нужно, чтобы вспомнил пораньше. До того, как начнется суд над тобой. Думаю, нужно воспользоваться советом доктора Эйджи и устроить еще один сеанс, как только Уилл будет согласен.

— Хорошо. Как только он будет согласен.

— Прекрасно, раз это решено, юная леди, я веду вас вниз, и вы будете ужинать. — Джонни Мак взял ее обеими руками за талию. — Даже если мне придется кормить вас силком.

Лейн соблазнительно потерлась об него. Она никогда не считала себя агрессивной или беззастенчивой, но этот — и только этот — мужчина пробуждал в ней развязность. День выдался очень хороший, и она хотела это отпраздновать. Отпраздновать начало возвращения памяти у мальчика. Отпраздновать возвращение Джонни Мака. Отпраздновать свое пробуждение как женщины. Черт возьми, просто отпраздновать, что она живет на свете и любит.

— Я предпочла бы утолить другой аппетит, а ты?

Джонни Мак застонал:

— Милочка, ты ведешь нечестную игру. — Он снял со своей шеи руки Лейн, взял ее за плечи и оттеснил фута на два назад. — Как бы ни хотелось мне предаться кое-каким проделкам, я не поведу тебя в свою комнату и не стану заниматься с тобой до утра безумной, страстной любовью.

— Нет?

— Нет. Пока не поешь.

— О Господи! — Лейн раздраженно вскинула руки. — Сдаюсь. — Схватила его за запястье и потянула. — Пошли. Давай опустошим холодильник.

Полчаса спустя они убрали все с кухонного стола, положили стаканы, тарелки, приборы в раковину, оставшиеся ветчину, картофельный салат и лимонное мороженое вернули в холодильник. Лейн наблюдала, как Джонни Мак налил в раковину моющей жидкости и пустил воду на грязную посуду.

— Вот это приятно видеть, — сказала она. — Мужчина, от которого есть прок в доме.

Оглянувшись, Джонни Мак одарил ее захватывающей дыхание улыбкой:

— О, милочка, ты не представляешь, какой от меня может быть прок.

Лейн захихикала. Она не могла припомнить, когда последний раз чувствовала себя такой беспечной, правда, секунду спустя разум напомнил ей о ее проблемах. Убийстве Кента. Амнезии Уилла. Близящемся суде. Неопределенности отношений с Джонни Маком.

— Эй, вот эта хмурость мне не нравится, — сказал он, ставя последний стакан в сушку. — Сегодня день был хорошим. Я нагнал страху на Джеймса Уэйра, а Уилл вспомнил, что не убивал Кента. Так что тебе надо бы улыбаться.

— Да, знаю. И я довольна. — Лейн пожала плечами. — Наверное, мне просто хочется, чтобы меня не ждал суд, чтобы Уиллу больше не приходилось устраивать сеансов гипноза и чтобы могли длиться те спокойные, счастливые чувства, которыми я наслаждалась последние полчаса.

Джонни Мак вытер руки о посудное полотенце с набивным цветочным узором и направился к ней нарочито медленным шагом, его обезоруживающая улыбка становилась все шире.

— Кажется, я знаю, как сделать тебя еще более счастливой. — Он схватил ее за талию и притянул к себе. — И обещаю, что всеми силами постараюсь растянуть эти приятные ощущения как можно дольше.

Когда он заключил Лейн в объятия и уткнулся носом в ее шею, она снова хихикнула, но тут же уперлась руками в его грудь:

— Нельзя… нельзя заниматься… кое-чем в кухне. Что, если Лилли Мэй проснется и…

Он прервал ее протест поцелуем. Страстным и требовательным. Лейн попыталась думать рационально, выразить какое-то несогласие, но чем дольше длился поцелуй, тем меньше ее заботило, застанет их кто-то или нет. Когда он подхватил ее под ягодицы, приподнял и прижал к своему возбужденному пенису, она совершенно перестала думать.

Лейн прильнула к Джонни Маку, отвечая на его поцелуй с той же страстью. Он прижал ее спиной к стене и запустил руки за пояс ее брюк. И пока гладил ей зад и бедра, она для устойчивости держалась за его плечи. Вытащив руки, Джонни Мак поспешно расстегнул на ее габардиновых брюках молнию и стянул их до бедер.

Когда они сползли к лодыжкам, она высвободила одну ступню, потом другую и ногой отбросила их в сторону. Джонни Мак приподнял ее, чтобы она могла обхватить ногами его бедра. И все это время он продолжал ее целовать.

Лейн никогда не испытывала ничего столь неистового, неудержимого, предельно возбуждающего. Действиями ее руководило желание, такое сильное, что, казалось, сожжет ее заживо. После того как они занимались любовью накануне утром, мысли о сексе с Джонни Маком постоянно лезли ей в голову, как она ни пыталась их отгонять.

Оторвавшись от ее губ и тяжело дыша, он негромко произнес:

— Пожалуй, лучше не доводить до конца это здесь.

И, ведя губами от ее губ к груди, понес Лейн к буфетной. Используя ее зад, как таран, распахнул слегка приоткрытую дверь и вошел внутрь. Усадил ее на рабочий стол, стоящий между двумя шкафами высотой от пола до потолка. Ни он, ни она не произносили ни слова. Джонни Мак снял с Лейн трусики, расстегнул брюки и освободил пенис. Приподняв ее снова, усадил так, чтобы она опять могла обхватить его ногами, и вошел в нее. Она застонала от удовольствия и держалась за него, пока он поднимал и опускал ее бедра, создавая невыносимое трение, когда входил и выходил. Резкие выпады. Жесткий изменчивый волнообразный ритм. Губы впивались в губы. Тело билось о тело с неистовым пылом. Всеми действиями управляла страсть.

Едва Лейн почувствовала первое сильное сжатие, говорящее о приближении оргазма, она впилась ногтями в плечи Джонни Мака и простонала его имя.

— Вот так, малыш, дай мне, чего я хочу. Я вот-вот кончу.

Джонни Мак ускорил темп, с силой входя в нее, пока она не вскрикнула и не обмякла в его руках. Оргазм сотряс ее, словно приливная волна. Тяжело дыша, Джонни Мак крепко прижимал ее к своему потному телу, пока не истощил полностью энергию своего оргазма.

Лейн сняла ноги с его бедер и опустила ступни на пол, но держала руки вокруг его шеи. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее, она подняла лицо к его лицу. Ей не хотелось выпускать Джонни Мака из объятий.

Он игриво шлепнул ее по заду и сказал:

— Давай отнесем это наверх, в мою постель. Лейн представить не могла, чего бы ей хотелось больше. Но они были в доме не одни и уже подвергались огромному риску, занимаясь сексом в буфетной. Что, если она ляжет в постель Джонни Мака и не проснется раньше, чем встанет Уилл? Если сын узнает, где она провела ночь? Как он среагирует? Что подумает о ней?

— Если Уилл узнает, что я…

Джонни Мак приложил к ее губам указательный палец:

— У нас не запретная связь. И в конце концов, нам придется сказать Уиллу о своих чувствах друг к другу. Но если хочешь пока быть сдержанной, я позабочусь, чтобы ты до рассвета вернулась в свою постель.

«Нам придется сказать Уиллу о своих чувствах друг к другу. Он ведь так сказал? Но какие у нас чувства?» —Хотелось завопить ей. — «Если ты любишь меня, почему не скажешь прямо?»

— Хочу быть сдержанной, — ответила она.

Усмехнувшись, Джонни Мак подтянул брюки, застегнул их, потом наклонился, поднял ее брошенные трусики и подал ей.

— Пошли.

Джонни Мак потянул Лейн за руку, и она вышла за ним в кухню. Он подобрал с пола ее синие габардиновые брюки, протянул ей. Она схватила их и торопливо натянула.

— Поднимайся наверх, милочка, — сказал ей Джонни Мак. — Я выключу здесь свет, проверю замки и сигнализацию, Когда поднимусь, мы вместе примем душ, а потом…

— Если начнешь рассказывать мне, что мы будем делать, я так и не уйду, и нам придется возвращаться в буфетную.

— Ну так иди, пока не поздно, — пошутил он.

Лейн с довольной улыбкой отправилась к задней лестнице, оставив его в кухне. Поднявшись на лестничную площадку, услышала громкий хлопок. За ним тут же последовал второй.

Она решила, что это выхлопы находящейся неподалеку машины. Но внезапно осознала, что причина этих звуков другая. Ловя ртом воздух, Лейн ухватилась за перила. То были выстрелы. Повернувшись, она бегом спустилась вниз и бросилась в кухню:

— Джонни Мак? Никакого ответа. — Джонни Мак!

Лейн нашла его возле эркера лежащим ничком на полу. Кровь струилась из огнестрельных ран в спине и в руке.

 

Глава 23

Лейн казалось, что ее вот-вот вырвет. В желудке бурлило, нервы были истрепаны, руки дрожали. Она смотрела на улицу через толстую стеклянную стену комнаты ожидания при отделении интенсивной хирургии в мемориальной больнице Сэмюэла Нобла. Больница была названа так в честь ее прадеда, пожертвовавшего в конце тридцатых годов значительную сумму на пристройку нового крыла. Внизу, на почти пустой автомобильной стоянке, яркие прожектора заливали светом темный тротуар, аккуратно подрезанные кусты и цветы на узких прямоугольных клумбах. В конце улицы перед больницей мигал желтый светофор.

Странно, подумала Лейн, жизнь продолжается, словно не произошло ничего значительного. Вскоре на востоке взойдет солнце. Улицы заполнятся машинами. В семь часов на работу заступит новая смена больничного персонала. Люди будут завтракать, отвозить детей в школу и ехать на работу. Будут звонить телефоны, радиостанции будут передавать музыкальные новинки, пойдет обмен множеством сообщений по электронной почте.

Как это возможно? Неужели никто не понимает, что все перестало быть прежним? Что жизнь коренным образом изменилась? Лейн казалось, что близится конец света и ее личный Армагеддон может остановить лишь одно — появление Джонни Мака Кэхилла из палаты живым. Она уже теряла его, но пятнадцать лет спустя он вернулся к ней. Потерять его во второй раз она не может. Если он умрет…

Кто мог совершить такое ужасное деяние? Кто мог таиться возле ее дома, дожидаясь возможности выстрелить Джонни Маку в спину?

Лейн содрогнулась, вспомнив, как услышала выстрелы и обнаружила Джонни Мака, недвижно лежавшего на полу. Она закричала так громко, что разбудила всех в доме. Пока она, стоя на коленях, склонялась над Джонни Маком, Лилли Мэй вызвала «Скорую помощь». Лейн поехала в больницу вместе с Джонни Маком, Куинн Лилли Мэй и Уилл поехали следом.

— Мама? — Уилл подошел к Лейн сзади и обнял ее. — Он выживет. Он должен выжить.

Она погладила его по рукам, обвивающим ее талию.

— Я люблю его. Я никогда больше никого не любила.

— Мне кажется, он тоже тебя любит, — сказал Уилл. — Судя по его поведению.

Лейн повернулась, взяла сына за руки и слабо улыбнулась ему.

— Тебя он любит, Уилл. В этом я уверена. Он хочет быть тебе отцом, если ты позволишь ему.

— Если он…— Уилл вырвался у Лейн и повернулся к ней спиной, лицом к стеклянной стене. — Черт возьми, почему никто не выйдет сюда, не скажет нам, что происходит? Он уже почти пять часов в операционной. Почему так долго?

Лейн положила руки ему на спину.

— Я твержу себе, что никаких вестей — уже хорошая весть. Нужно надеяться, что врачи смогут спасти Джонни Мака.

Мальчик повернулся к Лейн:

— Кто мог стрелять в него? И почему?

— Я все время задаю себе этот вопрос и пока что не нашла ответа.

Однако ей на ум приходили двое подозреваемых. Джеймс Уэйр. И мисс Эдит. Оба они умели обращаться с винтовкой. Эдит прекрасно стреляла по тарелкам, Джеймс, женившись на ней, тоже стал заниматься стрельбой.

— Сядьте вы, отдохните. — К ним подошла Лилли Мэй с двумя баночками кока-колы. Протянула одну Лейн, другую Уиллу. — Я решила, что немного кофеина и сахара пойдет вам на пользу. Мисс Лейн, я знаю, когда вы нервничаете, вас поташнивает. От колы ваш желудок успокоится.

Лейн взяла баночку:

— Спасибо, Лилли Мэй. Меня слегка мутит. Она откинула крышку и стала пить. Холодная, густая резкость была приятной на вкус, и после нескольких глотков бурление в желудке немного улеглось.

Когда Уилл открыл свою баночку, Лейн услышала доносящийся из коридора голос Куинна Кортеса. Она была так поглощена своим несчастьем, что за несколько часов не обменялась с ним и двумя словами. Почти забыла о его присутствии. Несколько минут назад он поднялся из кресла в углу комнаты ожидания и вышел в коридор.

— Нельзя ли подождать с вашим допросом? — спросил Куинн. — Лейн не в том состоянии, чтобы отвечать вам.

— Мне нужно взять показания, — ответил Бадди Лоулер. — Я веду расследование попытки убийства, может быть, даже убийства, если Джонни Мак не выживет.

— Будьте добры говорить потише, черт возьми, — потребовал Куинн. — Там, — он указал большим пальцем в сторону комнаты ожидания, — женщина и ребенок, которым незачем слышать предположения, что Джонни Мак умирает.

— Послушайте, Кортес, у меня нет намерений расстраивать Лейн и Уилла. Но я должен задать Лейн несколько вопросов. Мои люди провели осмотр места происшествия и пришли только к выводу, что кто-то стоял возле кухни дома Лейн и стрелял из винтовки в Джонни Мака.

Лейн отдала баночку с кока-колой Лилли Мэй.

— Уилл, останься здесь со своей бабушкой.

— Бадди мог бы проявить какую-то порядочность и не приставать к вам с вопросами, — сказала та.

— Он лишь делает свою работу. — Лейн потрепала Лилли Мэй по руке, проходя мимо нее, и вышла в коридор, где оба мужчины все еще спорили. Взглянула в упор на Бадди:

— О чем тебе нужно спросить меня?

— Лейн, я очень сожалею о случившемся. Голос Бадди звучал искренне, но она не верила ему. Начальник полиции Ноблз-Кроссинга имел не меньше оснований ненавидеть Джонни Мака, чем мисс Эдит или Джеймс. А то и больше. В конце концов, Бадди возглавлял ту шайку, что едва не забила Джонни Мака до смерти пятнадцать лет назад. И сам бросил его в реку.

— Вы не нашли никаких улик возле моего дома, я не ослышалась? — спросила Лейн. Бадди покачал головой:

— Нет, кроме следа ноги на клумбе бархатцев под кухонным окном.

— Значит, не представляешь, кто стрелял в Джонни Мака… со спины?

— Нет, конечно. — Бадди старался не смотреть на Лейн. Взгляд его метался на пол, на потолок, мимо ее плеча, даже на Куинна. — Как там Джонни Мак? Сообщают что-нибудь о его состоянии?

— В операционной он уже пять часов, — ответил Куинн. — Никаких сообщений нет уже три часа. Медсестра сказала нам, что рана в руке не особенно серьезная, но пуля, вошедшая в спину, задела легкое и причинило еще некоторые повреждения.

— Скверное дело. Обещаю сделать все возможное, чтобы найти стрелявшего. — Бадди взглянул на Лейн и тут же отвел глаза. — Расскажи, что произошло ночью.

— Я поднималась по задней лестнице, когда раздались два выстрела. Побежала вниз и увидела Джонни Мака, лежавшего на полу кухни. Он был ранен в спину и руку. Истекал кровью… кровь была на его рубашке и на полу. — Лейн судорожно глотнула воздух. Куинн обнял ее за плечи. Она стала глубоко дышать — вдох-выдох, вдох-выдох — пока не успокоилась. — Я закричала, видимо, очень громко. Лилли Мэй выбежала из своей комнаты и, увидев, что произошло, позвонила в «Скорую помощь». Минуты через две в комнате появились Уилл и Куинн.

— Видела кого-нибудь снаружи? — спросил Бадди. — Хотя бы тень?

— Нет, никого не видела, но тогда все мои мысли были заняты Джонни Маком.

— Ясно, — кивнул Бадди. — Не представляешь, кто мог стрелять в него? Может, у тебя есть основания подозревать кого-то? У Джонни Мака было много врагов пятнадцать лет назад, так что, возможно, есть не один озлобленный муж, с чьей женой Джонни Мак тра… путался в то время.

— Пятнадцать лет — слишком долгий срок, чтобы хранить злобу, вам не кажется? — спросил Куинн.

— И мы оба знаем, почему Джонни Мак уехал из города, а, Бадди? — слегка повысила голос Лейн. — Вовсе не потому, что ему угрожал чей-то муж.

Бадди покраснел, на лбу его выступили капли пота.

— Тебе нужно будет приехать в участок… потом… и сделать заявление под присягой. Поскольку тебе уже и так предъявлено обвинение… скверная история, ты второй раз оказываешься возле трупа.

Лейн ахнула. Куинн сузил глаза и впился взглядом в Лоулера.

— Джонни Мак еще жив! — сказала Лейн.

— Да, знаю, но пять часов в операционной не дают особой надежды, что он выживет, так ведь?

Лейн захотелось ударить Бадди Лоулера. Бить, бить его. Раскрасить рожу этому мерзавцу! Сукин сын, неспособный скрыть радость от того, что Джонни Мак, возможно, умрет.

— Вы закончили допрашивать миссис Грэхем? — спросил Куинн. — Если да, предлагаю удалиться. Ваше присутствие здесь нежелательно.

— Закончил. Пока что.

Куинн повернул Лейн, повел ее обратно в комнату ожидания и закрыл за собой дверь.

— Лоулер рассчитывает на то, что Джонни Мак не выживет, но его ждет разочарование. Двумя пулями этого человека не убить. Он не умрет, не доставит кое-кому в Ноблз-Кроссинге такой радости.

Лейн издала негромкий смешок:

— Ты хорошо его знаешь, не так ли? Знаешь, что он живучий.

Куинн сжал плечи Лейн:

— Вот именно.

Едва Лейн села в желто-коричневое кресло у самой двери, Лилли Мэй подошла и протянула ее недопитую кока-колу.

— Хорошо себя чувствуешь?

Лейн кивнула:

— Я в норме. Но если бы Бадди Лоулер задержался еще на минуту, то в норме не был бы. Я бы удушила этого сукина сына.

— Что он говорил тебе, раз ты так расстроилась? — спросил подошедший мальчик.

— О, дорогой, не важно, что говорил Бадди. И я не собиралась браниться. Но так расстроилась, что могла бы… Наплевать, что там думают другие. Джонни Мак будет жив. — Лейн взяла кока-колу у Лилли Мэй, сделала несколько больших глотков и поставила баночку на столик возле кресла. — Почему вы не садитесь?

— Я, пожалуй, пойду вниз, поищу кофейный автомат, — сказал Куинн. — Колу я не особенно люблю. К тому же надо пройтись, израсходовать накопленную энергию. — Взглянул на Уилла: — Хочешь пойти со мной?

— Нет, спасибо. Я останусь с… — Мальчик не договорил и уставился куда-то мимо Куинна.

— Миссис Грэхем? — В открытых дверях стояла невысокая полная белокурая медсестра. Лейн подскочила:

— Я миссис Грэхем.

— Доктор Гордон придет через несколько минут поговорить с вами, — сказала медсестра.

— Как там Джонни Мак? — спросила Лейн.

— Операция закончена, мистер Кэхилл держится.

Общий вздох облегчения огласил комнату. В желудке у Лейн заурчало. Куинн хлопнул Уилла по спине, и оба заулыбались.

— Слава тебе Господи, — сказала Лилли Мэй.

Через несколько минут доктор Гордон вкратце описал им состояние Джонни Мака, необходимую операцию и ее последствия. Когда Лейн услышала слова: «Есть все основания полагать, что мистер Кэхилл поправится полностью», — лицо врача стало исчезать, как и весь мир. Ничто больше не имело значения. Человек, которого она любит, будет жить!

* * *

— У этого человека девять жизней! — простонала Эдит Уэйр, царапая ногтями валик дивана, на котором сидела, — Его просто невозможно убить.

— Очевидно, ты права, дорогая, — сказал Джеймс. — Этот человек несокрушим. Его невозможно забить до смерти. Невозможно утопить. И кажется, его не берут пули.

Джеймс полагал, что к этому времени Джонни Мак будет уже мертв, но он быстро поправлялся в особой палате местной больницы. Но хотя Джонни Мак все еще представлял собой угрозу, он мог использовать случившееся с этим человеком для достижения своей цели. Пока Эдит и Бадди так расстроены из-за Джонни Мака, самое время привести в действие свой план и удрать из города.

— Если бы он умер, нам всем стало бы легче жить, — сказал Бадди. — Мертвые не болтают.

— Если он скажет хотя бы слово… — Эдит понизила голос, — о сожительстве Кента с Мэри Мартой, я найду способ заткнуть ему рот. Как только подумаю о скандале… позоре… о том, что люди будут говорить и думать о Кенте и Мэри Марте. Обо мне…

Джеймс загоготал, удивленный тем, что его дражайшая женушка может беспокоиться о скандале и позоре, особенно после того, как материалы об убийстве ее сына публиковались на первых полосах газет.

— Кажется, семейство Грэхемов не может обходиться без скандалов. Как-никак мистер Джон имел репутацию бабника и кутилы. И ты, моя милая, известна как первоклассная потаскуха.

— Осмелел от выпивки, — насмешливо сказала Эдит мужу. — Но предупреждаю, думай, что говоришь.

Джеймс допил остатки виски из стакана, потом прошел по комнате, налил себе еще. И, пренебрегая предупреждением Эдит, продолжал высказывать суждения о семействе Грэхемов:

— Разумеется, ты всячески старалась держать в тайне свои… шалости. Кое-кто может заподозрить, что у тебя есть тяга к молодым мужчинам, особенно после того, как ты вышла замуж за меня, но они не знают всей правды — так ведь, — что ты много лет трахалась с парнями, годящимися тебе в сыновья.

— Заткнись, черт возьми! Бадди устремился к Джеймсу.

— Перестаньте. Оба. — Эдит встала, спина ее была совершенно прямой, голова властно вздернута. — Устраивать драки среди своих глупо.

— Господи, Бадди, ты воспринял мои слова как личное оскорбление. Уж не трахаешь ли, случайно, мою жену, а?

— Ты пьян, Джеймс, — сказал Бадди. — Лучше замолчи, пока я не надавал тебе пинков.

Джеймс находил создавшееся положение смехотворным. Но и вся его жизнь походила на бурлеск. Иногда он чувствовал себя как в сумасшедшем доме. Уже много лет ему хотелось удрать, уехать с Арлин, пока он не поддался безумию, царящему в этих стенах.

— Стало быть, так оно и есть, — сказал Джеймс. — Не можешь трахать Мэри Марту, поэтому довольствуешься ее матерью.

Бадди что есть силы ударил Джеймса кулаком по лицу. Джеймс отлетел к стене. Пока он сползал по дубовым панелям, ему казалось, что Эдит ругается.

— Особого вреда я ему не причинил, — сказал Бадди. — Но если он скажет еще что-то о Мэри Марте — убью.

Джеймс утер рот и ощутил что-то липкое. Кровь. У него рассечена губа. И на челюсти, видимо, будет большой синяк. Черт. Бадди хоть не вышел ростом, но правый сбоку у него жуткий.

— Тебе плохо, Джеймс? — спросила Эдит.

— Ничего. — Опираясь ладонями о стену сзади, Джеймс поднялся. — Я, кажется, ляпнул что-то не то, да? Извиняюсь. Просто пьяный треп.

«Уходи отсюда, — мысленно сказал он себе. — Уйди из этой комнаты, пока снова не разболтался и Бадди не вышиб тебе мозги». У начальника полиции был вспыльчивый характер. А когда дело касалось Мэри Марты, он становился совершенно безрассудным.

— Пойду на кухню, приложу льда, — сказал Джеймс. — Вы меня извините, не так ли?

Бадди злобно сверкнул на него глазами. Эдит молча кивнула. Джеймс облегченно вздохнул и поплелся на кухню. Пока он рылся в холодильнике, ища кубики льда, зазвонил его собственный телефон. С минуту Джеймс собирался не отвечать, могло статься, что это звонит Пенни, хотела узнать, почему он не вышел на работу. Или она уже интересовалась этим? Он не помнил. Определенно выпил лишнего.

Достав телефон из кармана рубашки, Джеймс раскрыл его и поднес к уху.

— Мэр Уэйр слушает.

— Джеймс?

— Арлин? — Он произнес ее имя шепотом.

— Я слышала, Джонни Мак ранен. Это правда?

— Да, правда. Вчера ночью кто-то стрелял в него через кухонное окно в доме Лейн. Но этот тип жив, и я все в том же скверном положении, может быть, даже еще в худшем.

— Ой, Джеймс, ты… ты не стрелял в него, правда?

 

Глава 24

Лейн лежала на кровати, прислушиваясь к тому, как дождь барабанит по крыше и мерно стекает на землю. Небо за окнами было серым, хмурым. Погода стояла по-сентябрьски жаркой и влажной, как бывает только на Юге. Лишающей человека сил, вгоняющей в сон. Лейн собиралась вздремнуть, пока Уилл в школе, а Лилли Мэй в бакалейной лавке. Куинн три дня назад улетел в Даллас по неотложному делу, и до конца недели его не ждали обратно. Поэтому Лейн и Джонни Мак были в доме одни.

Ночью Лейн плохо спала, металась и ворочалась, думая о предстоящем судебном процессе. Оставалось меньше двух недель. А к обнаружению настоящего убийцы Кента они были не ближе, чем полицейские к аресту подозреваемого в попытке убить Джонни Мака. Из слов Бадди Лоулера следовало, что стрелявший вполне мог быть призраком, так как не оставил никаких следов. Не было никаких улик, кроме пуль, извлеченных из тела Джонни Мака. Пули тридцатого калибра весом по сто восемьдесят граммов каждая, согласно баллистической экспертизе, были выпущены из «Ремингтона-700» со скользящим затвором. Излюбленного оружия алабамских охотников на оленей. Томас Бедлоу заметил, что стрелок, видимо, был опытным, раз так быстро произвел два выстрела. А в городе половина мужчин были заядлыми охотниками, что не особенно сужало сферу поисков.

В течение двух недель после возвращения из больницы Лейн окружала Джонни Мака нежной, любовной заботой, Лилли Мэй баловала его, как ребенка. Но стараться угодить человеку, привыкшему к деятельной жизни и внезапно обреченному на бездеятельность, было все равно, что пытаться приручить дикого зверя. Джонни Мак недовольно ворчал, жаловался, зачастую даже рычал от ярости. Лейн понимала, что в значительной мере он расстраивается из-за нее — потому что не добился своей цели, не избавил ее от предстоящего суда за убийство, которого она не совершала.

Разумеется, все были обеспокоены из-за Уилла, озабочены его решимостью вспомнить все, что произошло в день гибели Кента. Пока Джонни Мак был в больнице, мальчик прошел три сеанса гипноза, но все три попытки не смогли помочь ему восстановить эти события в памяти. Доктор Эйджи предложила устроить перерыв. Сказала, что Уилл слишком уж напрягается. Лейн понимала почему. Сын не только стремился спасти ее, но и считал, что если вспомнит, кто прятался в кустах в день смерти Кента, они найдут не только его убийцу, но и человека, стрелявшего в Джонни Мака.

Нет худа без добра — Уилл стал проводить больше времени с раненым отцом, и с каждым днем они все теснее сближались. Лишь накануне, проходя мимо комнаты Джонни Мака, где отец с сыном играли в шахматы, Лейн услышала, как Уилл сказал: «Я рад, что мой отец ты, а не Кент». Пошла прямиком в ванную и расплакалась.

В довершение всего сексуальное влечение между ней и Джонни Маком нисколько не ослабло из-за того, что он еще не поправился после операции. Она полагала, что ее настроение улучшилось бы, если бы он смог высвободить часть накопленной энергии. Знала наверняка, что если бы занялась с ним любовью и заснула в его объятиях, то наконец получила бы отдых, в котором очень нуждалась.

— Сейчас самое время, — пробормотала Лейн себе, соскочив с кровати и роясь в чулане в поисках подходящей одежды. Что надеть женщине для соблазна? Ага! Вот то, что нужно, — легкий халат из шелка золотистого цвета. Она купила его случайно — понравились цвет и мягкость ткани. Но ни разу не надевала. Не было подходящего повода. И вот он появился.

Лейн торопливо сняла хлопчатобумажные брюки и блузку, потом белье и влезла в халат. Туго подпоясавшись, вышла из комнаты и пошла по коридору. Хотя Джонни Мак был в состоянии подниматься, врач настаивал, чтобы он побольше лежал, поэтому по утрам он зачастую оставался в своей комнате часов до десяти, а то и дольше. Лейн открыла дверь и заглянула в комнату. Ставни были закрыты, и в комнате царил полумрак. В пробивающихся сквозь щели тонких лучах света плавали пылинки.

Джонни Мак, одетый лишь в старые, выцветшие джинсы, растянулся на кровати поверх скомканных желто-коричневых простыней и полосатого покрывала. Лежал он на животе, закрыв глаза, дыхание его было спокойным, ровным.

Лейн осторожно вошла, ожидая при каждом шаге, что Джонни Мак откроет глаза. Но он не открывал. Чем ближе она подходила к кровати, тем чаще у нее билось сердце. Она чувствовала себя бесцеремонной особой сомнительного поведения. Попытки соблазна были для нее совершенно нехарактерны. Но то была прежняя Лейн, та Лейн, что похоронила свои плотские желания много лет назад. А теперь она новая Лейн, любовница Джонни Мака.

Встав у кровати, Лейн стала разглядывать этого великолепного мужчину от макушки до пят. Мощные плечи. Широкая спина, подпорченная лишь заживающим шрамом, который оставил хирург, извлекая едва не убившую его пулю. Большие, мускулистые руки. Узкие бедра. Тугие ягодицы. И длинные-длинные ноги. Кожа его была смуглой от природы, но за последние дни, проведенные на солнце возле пруда, она приобрела бронзовый цвет.

Красавец. Некогда он был красивым парнем, но красота его была, как говорится, только внешней. Он был буйным, необузданным молодым человеком, преисполненным гнева, ярости, желания набрасываться с кулаками на всех окружающих. Совершал в прошлом почти непростительные вещи. Но она неизменно прощала его. Потому что любила со всем глупым пылом юности. То, что он был скверным городским парнем, лишь прибавляло ему привлекательности. Повзрослев, она поняла, что женщины обычно тянутся к повесам, негодникам, буянам. К мужчинам, которые бьют себя в грудь и говорят во всю силу легких. Как правило, из них получаются незабываемые любовники, но плохие мужья.

Лейн подошла к кровати и занесла руки над спиной Джонни Мака. Посмеет ли она коснуться его, разбудить спящего зверя?

Джонни Мак оставался Джонни Маком и вместе с тем стал совершенно другим человеком. Внешняя красота проникла внутрь. Этот замечательный мужчина, лежащий перед ней, был так же прекрасен душевно, как и физически. Став зрелым, он превратился в утонченного мужчину, в благопристойного человека. Хотя в его характере отчасти сохранилась необузданность, неисправимым он уже не был.

Когда Лейн нагнулась пониже, Джонни Мак перевернулся, схватил ее и повалил на постель рядом с собой. Напуганная этим молниеносным маневром, она вскрикнула. Прижав ей руки над головой, он сел верхом на ее бедра.

— Я думала, ты спишь, — сказала она с одышкой, глядя в его черные глаза.

— А я уж задавался вопросом: долго ли ты будешь стоять до того, как сделать свой ход?

Джонни Мак посмотрел на нее, и на его лице появилась озорная, покоряющая улыбка, сгубившая многих порядочных женщин.

— Какой ход? — Лейн игриво изогнулась под ним.

Джонни Мак издал негромкий горловой смешок:

— Не притворяйся наивной.

Держа одной рукой ее запястья, он опустил другую и стал развязывать пояс ее шелкового халата.

Лейн с шумом втянула воздух, когда полы халата слегка разошлись, обнажив полоску тела от груди до пупка. Джонни Мак опустил бедра и прижался возбужденным пенисом к ее лону.

— Где Лилли Мэй? — тяжело дыша, спросил он.

— В бакалейной лавке. Лейн заерзала, и халат распахнулся еще дюйма на два, ткань едва прикрывала ее соски.

— Значит, мы одни в доме?

— Совершенно одни.

Джонни Мак снова издал смешок и нагнулся, чтобы ее поцеловать. Требовательно. Давая волю едва сдерживаемому желанию. Лейн изогнулась, застонала и попыталась вырваться, но он крепко держал ее руки над головой, не позволяя прикоснуться к себе. А ей требовалось коснуться его. Было необходимо, чтобы не лишиться рассудка.

Когда наконец Джонни Мак прекратил поцелуй, она тяжело задышала, как и он. Оба смотрели друг на друга, глаза их горели страстью.

— Пусти. — Лейн стала вырывать руки. — Пожалуйста, Джонни Мак. Я хотела заняться с тобой любовью. Собиралась… Поскольку ты еще не поправился, хотела доставить тебе удовольствие без риска причинить боль, хотела поберечь шов, чтобы не разошелся. А ты вдруг схватил меня и…

Он заставил замолчать Лейн маневром, вызвавшим у нее дрожь во всем теле. Его нос отбросил полу халата, обнажив твердый сосок.

— Посмотри на себя, — сказал он хриплым от желания голосом. — Твои соски сморщились и ждут моих губ.

— Будь осторожен. Ты еще не совсем поправился.

Джонни Мак провел указательным пальцем линию от ее горла до пупка. Лейн ахнула. Легчайшее прикосновение, и она уже вне себя. Палец его заскользил ниже, распахивая халат и обнажая дюйм за дюймом ее плоть. Когда халат раскрылся полностью и полы его упали по обе стороны тела, его рука коснулась ее сокровенного места, и она приподняла бедра, чтобы помочь ему.

Лейн, пока совсем не потеряла контроль над собой, предприняла смелый ход:

— Ты не можешь взять меня.

— Что? — Джонни Мак с удивлением взглянул ей в глаза.

— Я хочу взять тебя. Я ни разу… Мне это необходимо, — сказала ему Лейн. — Я мечтала разглядывать, трогать, вкушать каждый дюйм твоего тела. Ты не представляешь, как я хочу…

— Хватит говорить, начинай показывать. С дьявольской улыбкой, делающей его совершенно неотразимым, Джонни Мак выпустил руки Лейн и поднялся с нее. Прежде чем она успела его удержать, он встал на ноги и сбросил джинсы. Когда Лейн увидела его стоящим во всем своем мужском великолепии, у нее захватило дыхание. Он был рослым, крепким, опасно мужественным. Когда она потянулась к нему, он избежал ее прикосновения, потом лег на постель рядом с ней и заложил руки под голову. Повернувшись лицом к нему, Лейн увидела, что он распростерся перед ней в ожидании.

«Что дальше? — спросил придирчивый внутренний голос. — Это то, чего ты хотела, о чем мечтала. Делай с ним все, что хочешь». Ее пронзила дрожь сексуальной энергии. Она почувствовала пьянящее ощущение власти.

На сей раз она оседлала его бедра и наклонилась, чтобы целовать. Начала со лба и вскоре покрыла его лицо легкими поцелуями. Достигнув губ, покусывала их, сосала и наконец просунула в рот язык. Он ответил, устроив с ней неистовую дуэль языками. Окончив поцелуй, Лейн повела губами вниз по подбородку, шее, груди и остановилась, достигнув крохотного мужского соска. Поводила языком по одному соску, затем по другому, тем временем ее руки ласкали его бедра. Неторопливо, дразняще она касалась его повсюду.Джонни Мак лежал под ней молча, почти не шевелясь, но Лейн заметила, что он сжимает покрывало обеими руками. Она ощутила невыносимое желание, когда между ее ног, между складок ее женского естества собралась влага. Но не сжалась, не захотела добиваться только своего удовлетворения. Пока он лежал непокоренным. Жаждущим ее внимания.

Лейн развела его ноги и положила ладони ему на бедра. Потом свела руки посередине тела, запустив пальцы в черные волосы, окружавшие его твердую плоть.

По его тяжелому, хриплому дыханию Лейн поняла, что он с трудом владеет собой. Когда она убрала руки и коснулась пениса губами, бедра Джонни Мака приподнялись. Чтобы успокоить его, она вернула свое внимание к верхней части его тела. Когда его бедра опустились, снова повела руками вниз. Проделывала она это несколько раз, пока не опьянела от власти.

Джонни Мак задрожал.

— Ах, малышка, ты убиваешь меня!

Он запустил пальцы в ее волосы и с силой прижал ее голову к себе.

Лейн облизывала, посасывала так, что он едва не кончал. Потом прекратила. Лежавшей на голове рукой Джонни Мак побудил ее продолжать. И она стала. Только теперь водила губами от головки до основания. С каждым движением плотнее сжимая губы. Словно боясь, что она перестанет, Джонни Мак двигал ее голову вверх-вниз. Однако ее губы, язык давали ей полную власть над ним. И когда он кончил, она испытала наслаждение тем удовольствием, которое доставила ему.

Когда Лейн выпустила его и облизнула губы, его животные стоны возбудили ее. Она легла рядом с ним и прижалась к его боку. Джонни Мак приподнял ее настолько, чтобы обвить рукой.

Поцеловав ее в лоб, Джонни Мак провел ладонью по одной груди, затем по другой. Она содрогалась, когда он сжимал соски.

— Ты неистовая женщина, — сказал он. — Моя неистовая женщина.

Приподнявшись на локте, Джонни Мак наклонился и взял в рот ее грудь. Дрожь удовольствия расходилась от ее сосков по всему телу. Продолжая ласкать грудь, он повел рукой по ее животу к лону. Стал поглаживать там кончиками пальцев, нажимая все сильнее.Напряжение разрядилось. Лейн кончила. Быстро. С потрясающей силой. Пока ощущение расходилось по ее телу, Джонни Мак приподнялся и до отказа вошел в нее. Большой.

Твердый. Горячий.

Он овладел ею полностью. Не оставляя места ни для чего иного. И Лейн поняла, что появилась на свет именно для этого — быть женщиной Джонни Мака.

Глядя на сидящих на диване родителей, Уилл подумал, что им хочется остаться наедине друг с другом. Сам он еще не был влюблен ни разу, но считал себя достаточно взрослым, чтобы распознать признаки влюбленности. Его мать и Джонни Мак обменивались странными взглядами и легкими, быстрыми улыбками. И он понял, что они всеми силами стараются не касаться друг друга.

Мальчик решил подняться к себе в комнату, оставить их вдвоем. Хоть и сомневался, что они заметят его уход. Но едва он стал подниматься, Джонни Мак заговорил:

— Надоело, мне сидеть в четырех стенах. Может, раз дождь прекратился, спустимся к реке?

— Хорошая мысль, — ответила Лейн. — После плотного ужина я не прочь прогуляться.

Джонни Мак встал, подал руку Лейн и поднял ее на ноги. Они быстро переглянулись; потом Лейн повернулась к Уиллу:

— Хочешь пойти с нами?

— Нет, пожалуй, посмотрю телевизор. Идите вдвоем.

— Если Лилли Мэй вернется с молитвенного собрания до нашего прихода, скажи, пусть не беспокоится, к наступлению темноты мы будем дома, — сказала Лейн.

— Скажу. Может, слишком уж беспокоиться она не будет. — Уилл покачал головой. — Она уверена, что тот, кто стрелял в Джонни Мака, снова попытается убить его.

— Беспокоится она слишком, — сказал Джонни Мак. — Но причина у нее для этого есть. Пока не выясним, кто убил Кента, мы все находимся в опасности. Кто-то хочет, чтобы твою мать осудили за преступление, которого она не совершала. Чтобы я положил конец этому частному расследованию. Но видимо, эти люди уже понимают, что, даже если меня убьют, им не помешать тому, чтобы правда вышла наружу. Рано или поздно.

— Если тот, кто убил Кента, знает, что память отчасти ко мне вернулась, что со временем я вспомню, кто прятался в кустах, то я, видимо, тоже становлюсь важной мишенью, так ведь?

— Ну что ты, Уилл. — Лейн вздохнула. — Никто, кроме нас, не знает о твоих сеансах с доктором Эйджи.

— Может, и нет, но те, кто прятался тогда в кустах, знают, что я видел их. Удивляюсь, что…

— Пока никто больше не знает, что память возвращается к тебе, ты в безопасности, — сказал Джонни Мак. — Но я подумал, что когда Бадди снимет полицейский пост, надо будет нанять частную охрану для всех нас. Меня удивило, что он поставил кого-то на пост в больнице, потом у дома две недели назад.

— Считаешь, нам нужны телохранители? — спросила Лейн.

Джонни Мак взял ее за руку и сплел с ней пальцы.

— Да, считаю. Честно говоря, уже поговорил с Уайеттом Фостером, он вызывает опытных профессионалов для круглосуточного наблюдения за домом. И я хотел бы, чтобы кто-то постоянно находился неподалеку от Уилла, присматривал за ним. — Джонни Мак взглянул на мальчика: — Ты не против?

— Ты вправду думаешь, что мне угрожает опасность? Что тот, кто стрелял в тебя, может попытаться меня убить?

— Я не хочу рисковать. Мы имеем дело с убийцей. Кто-то забил Кента до смерти. И я уверен, что кто-то убил Джеки, представив это самоубийством. Если бы я не выкарабкался, то стал бы третьей жертвой. Такие люди, не колеблясь, совершат еще одно убийство, если почувствуют угрозу.

— И возвращение моей памяти — главная угроза, если убийца узнает об этом, — сказал Уилл. — Ты уверен, что вам с мамой безопасно идти на прогулку?

— Думаю, при свете дня мы в относительной безопасности, — успокоил его Джонни Мак. — Убийца вряд ли рискнет выдать себя, особенно при полицейском возле дома. Если он и сделает очередной ход, то скорее всего ночью.

— Кента он убил среди дня, — напомнил мальчик.

— Да, но в тот день за домом не наблюдал полицейский.

Уилл пожал плечами.

— Идите гулять. Через полчаса зайдет солнце.

— Может, все-таки пойдешь с нами? — спросила Лейн и тепло улыбнулась.

— Нет. Вы идите.

Взяв пульт дистанционного управления, мальчик включил телевизор и прощально махнул рукой родителям, шедшим к двери. Когда они выходили, Уилл заметил, что Джонни Мак обнял Лейн за талию.

Нравится ли ему видеть мать и Джонни Мака вместе? Не угнетает ли мысль, что из их отношений может выйти нечто постоянное? Нет, его это вполне устраивает. В конце концов, он никогда не видел мать такой оживленной, особенно когда она была замужем за Кентом. Хотя временами она бывала радостной, он чувствовал неладное. Еще ребенком понимал, что у матери не все в порядке. Теперь он знал, чего недоставало ей в жизни все эти годы. Джонни Мака Кэхилла. Вряд ли мать может быть по-настоящему счастлива без этого человека.

И у него больше нет ненависти к Джонни Маку, Нет даже неприязни. Что бы ни совершил Джонни Мак раньше, он теперь всеми силами старается это исправить. Такой человек заслуживает восхищения.

Телефонный звонок оторвал Уилла от мысли об отце, о взаимоотношениях этого человека с ним и с матерью. Он поднялся и взял радиотелефон, лежавший на кофейном столике:

— Алло.

— О, Уилл, слава Богу, что ответил ты.

— Тетя Мэри Марта?

— Мне нужна твоя помощь. — Голос ее дрожал от волнения. — Пожалуйста, подойди к дому. Встретимся в саду.

Когда он последний раз видел тетю в больнице после попытки самоубийства, она была молчаливой, печальной, но теперь говорила быстро, слова почти сливались.

— Где бабушка? Знает ли она, что вы звоните мне? И разве у вас нет новой медсестры? Где она?

— Мать с Джеймсом обедают, — ответила Мэри Марта. — Мне еду приносят в комнату на подносе. И эта корова-медсестра, которую наняла мать, поела со мной, набила брюхо и заснула в кресле. Я потихоньку спустилась по задней лестнице и прокралась мимо миссис Расселл в гостиную. Отсюда и звоню. Мне надо видеть тебя, Уилл. Дело срочное.

— Что случилось? Зачем вам видеть меня?

— По поводу твоего отца… Кента. Он жив, Уилл. Твой отец жив.

— Ну что вы, тетя Марта, вы знаете, что он мертв. Были на его похоронах. Не помните?

— В гробу лежал не Кент. Просто кто-то похожий на него. Говорю тебе, Уилл, твой отец жив. И теперь все мы трое можем быть вместе, как и полагается.

Мальчик мысленно застонал. Психическое состояние тети, казалось, то становилось восторженным, то подавленным. Галлюцинации у нее были и раньше. Еще ребенком он считал себя обязанным успокаивать ее, отец поощрял его в этом.

— Оставайтесь там, я сейчас приду, — сказал Уилл.

— Нет-нет. Ты должен встретить меня в саду. И обещай не говорить Лейн, что пошел на встречу со мной. Это должно быть нашим маленьким секретом.

— Ладно. Встретимся в саду через несколько минут.

— Спасибо, дорогой. Я знала, что мой мальчик придет ко мне, если я буду нуждаться в нем.

* * *

Повлиять на Мэри Марту оказалось просто. Потребовалось только заронить несколько семян в ее богатое воображение. Один лишь намек, что Кент жив и хочет видеть Уилла, достиг нужной цели. Уилл знает, кто убил Кента, хоть это воспоминание и временно подавлено. Они считают себя очень хитрыми. Думают, что никто не знает о психиатре из Чикаго. Но существуют способы узнать то, что нужно. Очевидно, память Уилла о том дне не восстановилась полностью — о том жарком, душном дне, когда Кента, в конце концов, настигла его судьба.

Джонни Мак представлял собой угрозу. Но пытаться убить его было неразумным, эмоциональным решением. Глупо действовать под влиянием порыва. Уилл представляет собой значительно большую опасность. Если только удастся, с мальчишкой нужно разделаться сейчас. Смерть Уилла расстроит Мэри Марту, но, возможно, найдется способ оградить ее. В конце концов, она иногда верит, что Кент жив, так что, может, ее удастся убедить, что Уилла просто куда-то отправили, и он скоро вернется.

«Ага, вот они — Уилл и Мэри Марта. В саду. Разговаривают. Действуй по обстоятельствам. Наблюдай и жди. Как только представится возможность, немедленно используй ее. Наноси удар, потом прячь тело. Они идут по тропинке, ведущей к реке. Следуй за ними. На безопасном расстоянии. А, вот оно что, Мэри Марта уводит мальчика от дома. Подведи поближе к реке, и я смогу его утопить.

Черт возьми, остановились возле сарая с инструментами. Притаись и слушай. Найди способ отвлечь Мэри Марту, потом убей Уилла».

— Говорю тебе, твой отец жив. — Мэри Марта взяла Уилла за руки. — Он всегда любил устраивать игры. Маленькие шалости. Они были нашим секретом. Но тебе я могу сказать о них. Ты мой ребенок. — Она погладила Уилла по лицу. — Мой и Кента.

— Тетя Мэри Марта, что вы говорите? Кент был вашим братом. Я ваш племянник.

— Ты не племянник. Они хотели, чтобы я в это поверила, но я знаю лучше. Мне говорили, что мой ребенок умер, но ты жив, Уилл. Ты жив.

«Неужели она искренне верит, что Уилл ее ребенок? Неужели так долго жила в этом бредовом, призрачном мире, что никогда не вернется к действительности? Может, вера, что Уилл — тот ребенок, от которого она избавилась пятнадцать лет назад, утешала ее, давала ей минуты здравомыслия? Если да, то как она среагирует на его смерть? Ничего поделать нельзя.

Если бы только Уиллу не было необходимости умирать. Но он должен умереть. Другого выхода нет. Нельзя допустить, чтобы он вспомнил. Убийства и попытки убийства накапливаются. Какая досада! Но человек делает то, что он должен делать. Во имя любви».

— Ты должен помочь мне найти своего отца, — сказала Мэри Марта. — Тогда мы трое сможем всегда быть вместе.

— Я отведу вас обратно домой, — сказал Уилл, взяв ее за руку. — Мы найдем бабушку и…

Мэри Марта вырвалась и побежала к старому кирпичному строению, некогда бывшему каретным сараем.

— Он, должно быть, прячется в сарае для инструментов. В детстве мы играли там. А потом приходили туда уединяться. Играть в игры и… Бьюсь об заклад, он поджидает нас там.

Уилл погнался за Мэри Мартой и настиг ее у двери.

— Давайте я войду, посмотрю, там ли Кент, если его нет, мы вернемся домой и поговорим с бабушкой.

— Хорошо, — с готовностью согласилась она. — Но я уверена, что Кент в сарае. Ждет нас.

«Вот и возможность нанести удар. Въезд для экипажей с фасада. Входи там. Мэри Марта ждет Уилла у боковой двери.

Темно, сыро, жутковато. Это ветхое строение давно нужно было снести. Свет проникает только через открытые двери. Уилл старательно разыгрывает поиски Кента, Подыгрывает тете. Успокаивает ее. Мальчишка всегда был добр к Мэри Марте. Какая жалость, что ему придется погибнуть.

Подготовка всегда приносит плоды. Небольшой железный прут, найденный в мусорной куче, — превосходное оружие. Подкрадывайся медленно, тихо. Не дыши. Не издавай ни звука. Бей. Ну!

Все сошло гладко. Мальчишка лежит на земле без сознания. Оставлять его здесь нельзя. Времени зарыть тело нет. Но его будут искать. Надо чем-то завалить тело».

— Уилл, он там? Кент внутри, вместе с тобой? — окликнула снаружи Мэри Марта. — Войти мне, или вы оба выйдете?

«Как спрятать тело? Посмотри по сторонам, вверх, вниз — вот то, что нужно. Старая лодка, подвешенная на веревках к потолку».

— Уилл, почему не отвечаешь? — спросила Мэри Марта.

«Поспеши. Нельзя терять времени. Она войдет и увидит. Перережь веревки. Пусть лодка упадет на него и накроет тело.

Прикосновение к нему приносит ошеломляющее открытие. Мальчишка жив!»

— Если сейчас же не ответишь, я войду туда. Слышишь, Уилл? — предупредила Мэри Марта.

«Где этот чертов железный прут? Брошен куда-то на пол. Но куда? Искать нет времени.

Тряпье. Грязное тряпье в тележке. Свяжи мальчишку и заткни ему рот. Спрячь его, потом придешь, завершишь дело.

Быстро. Бери эти старые садовые ножницы, режь веревки, на которых висит лодка. Мы далеко от дома, никто, кроме Мэри Марты, не услышит. Ну вот и все, теперь можно заняться ею».

 

Глава 25

— Уилла здесь нет, Лейн, — сказала Эдит. — С чего ты взяла, что он пошел сюда вечером?

— Он написал в записке, что идет повидать Мэри Марту.

— Почему пришлось писать записку? Где вы были?

— Мы с Джонни Маком пошли прогуляться, а когда вернулись домой, нашли ее на кухонном столе. — Лейн быстро оглянулась на стоящего позади Джонни Мака. — Мы дома уже больше часа, и Лилли Мэй вернулась с молитвенного собрания. Уже темно, и я беспокоюсь. Если его у вас нет, то где же он?

— Представления не имею, однако уверяю, что не видела его сегодня вечером, но… — Глубокий вздох.

— Что «но»? Черт возьми, Эдит, если вы знаете, где Уилл…

— Я не знаю где, но возможно, он был с Мэри Мартой. Видишь ли… она удрала от миссис Брайент, своей новой медсестры. Уволю эту бестолковую тварь, как только подыщу ей замену. Она задремала после ужина и не заметила, что Мэри Марта исчезла.

— Полагаю, Мэри Марту вы нашли. С ней ничего не случилось? — спросила Лейн.

— Нашли на заднем дворе у самого сада. Она была совершенно невменяема. Все время несла какую-то чепуху о Кенте. Джеймс помог мне увести ее в дом, а миссис Брайент сделала ей укол.

— Как думаете, Уилл мог быть с ней?

— Я не думаю, что он бросил бы ее одну вне дома, а как думаешь ты?

Лейн закусила губу. Конечно, нет. Уилл позаботился бы о Мэри Марте.

— Нет, он не оставил бы ее.

— Может, он тоже пошел погулять. Искали вы его во дворе или…

— Джонни Мак обыскал весь двор.

— Ты всерьез обеспокоена за него, да?

— Всерьез. — Лейн глубоко вздохнула. — Если Уилл появится у вас, скажите ему, пожалуйста, пусть немедленно позвонит мне.

— Непременно. А если вернется домой, дай мне знать. — Эдит помолчала. — Я знаю, что Уилл не мой внук, но он мне все равно очень дорог.

— Да, я знаю. Благодарю вас. — Лейн положила трубку, повернулась и оказалась в объятиях Джонни Мака. — Они его не видели.

— Что толку от сидящего там в машине полицейского, — Лилли Мэй указала подбородком в сторону фасада, — если Уилл может вот так взять и исчезнуть? — Она щелкнула пальцами.

— Полицейский заснул, видимо, как и медсестра Мэри Марты.

Лейн высвободилась из объятий Джонни Мака и стаяла расхаживать по комнате. Где Уилл? Случилось с ним что-то? Узнал как-то убийца, что к нему возвращается память?

— Мы знаем, что кто-то звонил Уиллу из дома мисс Эдит. — Джонни Мак указал на определитель номера. — Наверное, Мэри Марта.

— Уилл никогда не отказывался прийти, когда она просила его. — Лейн перестала ходить. — Если он не пошел повидать ее, то куда же делся? Что могло случиться с ним?

— Думаю, надо пригласить сюда того полицейского, пусть вызовет подмогу, — сказала Лилли Мэй.

— Согласен, — поддержал ее Джонни Мак. — Мысль привлечь полицию нравилась бы мне больше, не будь начальником Бадди Лоулер, но нам нужна помощь в поисках Уилла. Причем немедленно.

— Сходи позови его, — сказала Лейн. — Пожалуйста. Надо что-то делать. Я медленно схожу с ума.

Когда Джонни Мак пошел к двери, Лилли Мэй взяла руку Лейн и сжала ее.

* * *

«Никак не завершишь дела. Джонни Мак и Лейн рыщут вдоль кустов, разделяющих усадьбы Ноблов и Грэхемов. Не беспокойся. Уилла им не найти. Мэри Марта не в состоянии сказать кому-то, что видела их вечером. А когда придет в себя, то, возможно, ничего не вспомнит. Если даже и вспомнит, все ее обвинения можно будет приписать психическому состоянию. Сказать, что у нее расстроено воображение. Но если она скажет, что Уилл в старом каретном сарае, туда могут заглянуть. Надо вернуться и закончить дело с Уиллом до утра. Убить и бросить в реку. И если тебе повезет, его тело так и не найдут».

* * *

На востоке розовела заря. По территории, прилегающей к усадьбам Ноблов и Грэхемов, расхаживали люди. Полицейские. Сотрудники шерифа. Соседи. Все принимали участие в поисках Уилла. Лейн ухватилась за локти и съежилась от прохладного ветерка с реки.Джонни Мак увидел это и едва удержался от того, чтобы не заключить ее в объятия. Они уже много часов обыскивали местность, не думая о себе, все их помыслы были только о сыне. Джонни Мак боялся, что, если с Уиллом что-то случилось, Лейн этого не вынесет. Весь мир ее вращался вокруг сына в течение четырнадцати лет. Она пожертвовала ради него очень многим. Будет несправедливо по отношению к ней, и к нему самому, и к Уиллу, если… Нет, черт возьми! Нельзя так думать. Нельзя верить в худшее.

«Уилл жив, — твердил себе Джонни Мак. — Он не может быть мертвым!»

— Сейчас прибудут ищейки, — сказал шериф Ларри Кэрролл. — Я предлагал привезти их раньше, но Бадди думал, что мы найдем мальчика и без них. — Ларри снял фуражку и почесал блестевшую от пота лысину. — Черт знает что. Повсюду следы, но Уилла нигде нет. Будто поднялся в воздух и улетел.

— Если не найдем его в ближайшее время, вызовем ныряльщиков, обыщем реку за Магнолия-авеню, — сказал сержант Томас Бедлоу.

— Говорите потише, — попросил его Джонни Мак. — Здесь мать Уилла, ей вовсе ни к чему слышать предположения, что тело Уилла может оказаться в реке.

— Извините, мистер Кэхилл. — Сержант выглядел очень смущенным. — Я, право, не хочу расстраивать мисс Лейн. Мы все о ней высокого мнения, хоть ее и обвиняют в убийстве Кента.

Не успел Джонни Мак ответить, послышались поскуливание и тявканье охотничьих собак. Один из сотрудников шерифа умело вел их на сворке.

— Вот и собаки, — сказал Ларри Кэрролл. — Лучшие ищейки в округе. Принадлежат старому Фарлену. Если Уилл здесь, они его найдут.

— Нужна какая-то вещь мальчика, — сказал Бедлоу. — Может, попросить Лилли Мэй принести что-нибудь из одежды Уилла? Беспокоить мисс Лейн не надо.

— Правильно, — согласился Джонни Мак.

Увидев, что Бадди Лоулер разговаривает с Лейн, он извинился и поспешил к ней. Бадди принимал участие в поисках всю ночь, отдавая распоряжения, посылая группы к домам, находящимся рядом с Магнолия-авеню.

— Жаль, что Мэри Марта ничем не помогла нам, — говорил Бадди. — Мисс Эдит недавно спросила ее об Уилле, и она пришла в такую истерику, что медсестре пришлось дать ей снотворное.

— Бедная Мэри Марта.

Лейн подняла взгляд, увидев подходящего Джонни Мака, и протянула ему руку.

— Бадди, шериф Кэрролл говорит, что ты просил повременить с ищейками. Почему?

Джонни Мак взял Лейн за руку и притянул к себе.

— Я считал, мы найдем Уилла и без этих лающих тварей. И, — он выразительно взглянул на Лейн, — беспокоился, — что Лейн решит, что мы считаем, что Уилл мертв, раз привезли собак. — Достав платок из заднего кармана, Бадди утер пот с лица. — Чертовски жарко для сентябрьского утра.

Лейн, не обращая внимания на Лоулера, прижалась к Джонни Маку:

— Не знаю, сколько еще смогу вынести это ожидание. С Уиллом случилось что-то ужасное, иначе бы мы уже нашли его.

Джонни Мак обнял ее крепче, потом поцеловал в щеку:

— Не отчаивайся. Мы найдем Уилла… найдем живого. А когда я выясню, кто виноват в том, что случилось с ним, он за это поплатится.

Если бы он сразу по выходе из больницы нанял телохранителей для Уилла, Лейн и себя. Да, если бы. Задним числом, как всегда, виднее. И с чего он взял, что полиция в таком гнусном городишке, как Ноблз-Кроссинг, может обеспечить надежную защиту? Если Уилл мертв, если убийца снова нанес удар, он никогда себе этого не простит.

Неожиданно собаки залились лаем, словно загнали добычу. От такого лая стынет кровь. Лейн ухватилась за рубашку на груди Джонни Мака. Он успокаивающе погладил ее по спине.

— Думаешь, они нашли Уилла? — Она встревоженно взглянула Джонни Маку в глаза, у обоих в душе страх боролся с надеждой.

— Может быть.

— Пошли посмотрим. — Лейн схватила его за руку и бегом потащила его за собой.

Лай доносился с дальней стороны владений Грэхемов. Лейн и Джонни Мак с большинством принимающих участие в поисках, как служителей закона, так и штатских, устремились на этот звук. Через несколько минут они оказались у старого каретного сарая, уже пятьдесят лет служившего складом для хранения инструментов. У входа в ветхое здание собаки рвались с поводков.

— Мальчик, должно быть, там, — объявил Ларри Кэрролл. — Эти собаки ни разу не ошибались.

— Но сарай обыскивали, — сказал Бадди Лоулер. — Я сам осматривал его, там никого нет.-Должно быть, ты что-то упустил, — ответил Ларри. — Раз собаки Фарлена проследили путь Уилла Грэхема сюда по запаху рубашки, которую принесла Лилли Мэй, можешь держать пари на свою недельную зарплату, что мальчик где-то там.

«Закопан в сарае! — промелькнула жуткая мысль у Джонни Мака. — Господи, смилуйся! Не ради меня, ради Лейн. Пусть наш сын будет жив».

— Откройте двери! — крикнул Ларри. — Ведите собак внутрь, они укажут точное место.Джонни Мак остановил Лейн:

— Может, побудешь здесь с Лилли Мэй, а я войду, посмотрю…

— Нет! Я пойду с тобой.

— Лейн, дорогая…

— Пожалуйста, не пытайся остановить меня. Обнимая Лейн за плечи, Джонни Мак увидел мисс Эдит, стоявшую неподалеку под дубом, на ее лице было выражение искреннего беспокойства. Как ни странно, старая сучка действительно тревожилась за Уилла.

— Там, вон под той лодкой, — сказал Томас Бедлоу. — Собаки остановились прямо возле нее.

Окружив лодку, несколько мужчин приподняли гнилой, покрытый плесенью корпус, сотрудник шерифа крепко держал собак на поводках. Лейн так сильно сжала руку Джонни Мака, что ногти впились ему в тело. С трудом сглатывая, он молился так усердно и горячо, как ни разу в жизни. Вымаливал у Господа жизнь сына, а не клял Создателя, как пятнадцать лет назад, когда Бадди Лоулер бросил его в реку.

— Смотрите! — крикнул Томас Бедлоу.

— Боже всемогущий! — Шериф Кэрролл отстранил нескольких зрителей. — Мисс Лейн, идите сюда. Мы нашли вашего мальчика, и, судя по тому, как он ежится, живого.

* * *

— Бадди, я уж сотню раз говорил — я не видел, кто ударил меня по голове.

Уилл сидел на краю стола для обследования в кабинете неотложной помощи мемориальной больницы Сэмюэла Нобла.

— Не хочу расстраивать тебя, сынок, но кто-то вчера вечером всеми силами старался тебя убить, и моя обязанность выяснить кто. — Бадди выпятил грудь. — Мы и так уже выглядим не лучшим образом, потому что не нашли, кто стрелял в Джонни Мака. Какой у нас будет вид, если не найдем того, кто пытался убить тебя?

— Найдешь одного, значит, найдешь и другого, — заметил Джонни Мак.

— Может быть, да, а может, и нет, — ответил Бадди.

— Послушай, Уилл рассказал все, что знает. — Лейн встала между Лоулером и сыном. — Оставь его в покое. Если тебе нужно еще о чем-то спросить его, повремени до завтра. После того как врач наложит ему швы, он останется здесь еще на сутки для обследования. У него не только рана, но и легкое сотрясение.

— Почему не поговоришь снова с Мэри Мартой? — спросил Джонни Мак. — Может, сегодня она в лучшем состоянии и, вполне возможно, что-то вспомнит.

— Возможно, но маловероятно, — ответил Бадди. — Если бы у Мэри Марты наступил день просветления, ничто не доставило бы мне большего удовольствия. До смерти Кента такие дни у нее время от времени бывали.

— Если Уилл что-то вспомнит, обещаю тут же позвонить тебе. — Джонни Мак крепко взял Лоулера за плечо: — Пошли, позволю себе вывести тебя отсюда.

Когда оба мужчины вышли из кабинета, Лейн облегченно вздохнула. Если бы Бадди остался еще хотя бы на минуту, если бы задал еще один вопрос, она бы завопила. После того, что перенесла, она вовсе не хотела переживать это заново. Уилл жив, помимо раны и сотрясения, с ним все в порядке.

Что же, собственно, произошло? Хотел человек, напавший на ее сына, только причинить ему боль, а не убить? Или покушение не удалось, и мальчик остался в живых только случайно?

— Можно войти? — спросила Эдит Уэйр, появившись в открытой двери.

— Уилл, хочешь видеть мисс Эдит? — спросила Лейн.

— Конечно. — Мальчик посмотрел мимо нее и улыбнулся женщине, которая всю жизнь была ему бабушкой. — Входите. — И сделал приглашающий жест.

— Как чувствуешь себя, Уилл? — Эдит обогнула Лейн и подошла к другой стороне стола.

— Говорят, у меня все будет хорошо. Потому что череп крепкий. — Он слегка постукал себя по голове. — Мне требуется только наложить несколько швов.

У него легкое сотрясение, — сказала Лейн. — Его оставляют на сутки для обследования.

— Была Мэри Марта с тобой, когда это случилось? — спросила Эдит.

— Она стояла возле старого каретного сарая, а я вошел внутрь, — объяснил мальчик. — Она была убеждена, что там нас ждет Кент.

Эдит, ловя ртом воздух, ухватилась за жемчужное ожерелье, свисающее ей на грудь.

— Господи! Не думаешь… то есть возможно, что она… — В глазах Эдит заблестели слезы.

— Бабушка, не плачьте. — Уилл соскользнул со стола, встал на ноги и похлопал Эдит по спине. — Тетя Мэри Марта ни за что не причинит мне зла. Она муху не обидит. Вы же знаете, она самое доброе на свете существо.

Губы Эдит задрожали. Она утерла слезы, скатившиеся из уголков глаз.

— Я очень рада, что у тебя все будет хорошо. Мы очень о тебе беспокоились. Твоя мать и Джонни Мак. Я и Джеймс. И Бадди тоже. Он стремился найти тебя.

— Я очень рад, что шериф Кэрролл привез собак Фарлена, — сказал Уилл. — Иначе, кто знает, сколько бы я пролежал под той лодкой.

«До возвращения убийцы». Эта жуткая мысль пронеслась у Лейн в голове. Она едва не ахнула, осознав в полной мере, как близок был Уилл к смерти.

В кабинет вошел доктор Льюис, за ним следовал Джонни Мак. Увидев, сколько вокруг людей, мальчик нахмурился.

— Выйдите все, пожалуйста, — попросил врач.

— Хочешь, чтобы я осталась? — спросила Лейн.

— Мама, ваш ребенок уже большой мальчик, — сказал ей доктор Льюис. — Вряд ли ему нужно, чтобы вы держали его за руку, пока я буду накладывать несколько швов. Правда, Уилл?

— Да, мам, выйди в коридор. Со мной ничего не случится.

Лейн очень не хотелось уходить, но она заставила себя. Уиллу в кабинете неотложной помощи не могла грозить никакая опасность. Но материнские страхи зачастую могут быть иррациональными. Особенно когда единственный ребенок был недавно близок к смерти.

Джонни Мак много лет не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Он не любил, когда что-то было неподконтрольно ему. В Хьюстоне он принадлежал к финансовой элите, для осуществления любого каприза ему достаточно было щелкнуть пальцами. Красивые женщины преследовали его. Бизнесмены называли другом или боялись. С ним вынуждены были считаться, и ему нравился тот человек, каким он был теперь, далеко ушедший от того бедного парня из белой швали, который бежал из Ноблз-Кроссинга много лет назад.

Однако, несмотря на богатство, могущество, утонченный лоск, в родном городе он всегда будет незаконнорожденным отпрыском Фейт Кэхилл. В Ноблз-Кроссинге он носил свое наследие как позорное пятно и не мог избавиться от прошлого. Здесь ему приходилось сталкиваться с прошлым лицом к лицу. Расплачиваться за свои грехи. Приходилось искупать перед невинными то зло, какое причинил им, пусть и неумышленно. Те, кому меньше всего хотел бы причинить зло, пострадали больше всех — ребенок, о существовании которого он не знал, и женщина, которую не в состоянии был забыть. Но теперь он мог защитить их, оградить от зла. К вечеру в доме Ноблов появляются три телохранителя высшего класса, которых отобрал Уайетт Фостер.

Джонни Мак посмотрел в зеркало и смыл мыльную пену со щек и подбородка. Вытерев полотенцем лицо, потянулся за рубашкой, висевшей на деревянном крючке вешалки на двери. Когда он застегнул ее и стал заправлять в джинсы, в дверь спальни негромко постучали.

Лейн вошла, но, едва переступив порог, остановилась.

— Она здесь, Уилл разговаривает с ней внизу, а Лилли Мэй подает им кофе. — Заломив руки, Лейн подошла к Джонни Маку. — Не понимаю, почему Уилл настаивает на повторении сеанса так быстро. Мы ведь только что привезли его из больницы.

Джонни Мак, не заправив до конца рубашку, шагнул к Лейн и взял ее дрожащие руки в свои, твердые.

— Мы должны позволить ему это, милая. Раз он так хочет.

— Знаю. — Лейн стиснула зубы и нахмурилась.

Джонни Мак обнял ее, оказывая поддержку, какую только мог. Раньше он не представлял, до какой степени мужчина может любить женщину, каким жизненно важным может стать ее существование для него. Он не мог этого объяснить, но Лейн каким-то образом стала для него такой же необходимой, как воздух.

— Сейчас приведу себя в порядок, и спустимся вниз. — Он снова обнял Лейн, потом приложил ладони к ее щекам и взглянул в ее прекрасные голубые глаза. — Все, что Уилл вспоминает… если он вспомнит еще что-то… мы встретим это втроем. Ты, я и Уилл. Всей семьей.

Лейн сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Слава Богу, что Лилли Мэй написала тебе. — Слезы туманили ей глаза. — Я думала, что стала сильной, что мне не нужна никакая опора, особенно на мужчину. Но я понимаю, что мне кто-то нужен. Нужен ты, Джонни Мак. — По щеке Лейн скатилась слезинка.

Джонни Мак поцеловал ее. В поцелуе были утешение и страсть, любовь и вожделение. Сочетание всех чувств, которые пробуждала в нем Лейн. Потом она вздохнула.

Джонни Мак отстранился, торопливо заправил рубашку в джинсы, застегнул их и защелкнул пряжку ремня.

— Пошли.

Они нашли Уилла с доктором Эйджи в кабинете, у них шел спокойный разговор. Увидев родителей, мальчик встал и подошел к Лейн:

— Мама, перестань беспокоиться. Вижу по выражению твоего лица, что ты за меня боишься. Не надо. Со мной все будет хорошо. Обещаю.

— Но что, если…

Джонни Мак, стоявший позади нее, ободряюще сжал ей плечи:

— Мы все время будем здесь с ним. И доктор Эйджи не сделает ничего такого, что, по ее мнению, дурно для Уилла.

Нола Эйджи подошла к Лейн и сердечно улыбнулась.

— Мы поговорили с Уиллом, и думаю, он готов к очередному сеансу. Полагаю, незнание того, что случилось в тот день, для него тяжелее, чем то, что обнаружится, когда он вспомнит все.

Лейн и Джонни Мак сели, доктор Эйджи сначала подготовила место, потом Уилла. Медленно ввела его в расслабленное состояние прежними методами. Начала задавать простые вопросы, предназначенные для того, чтобы успокоить мальчика; когда Уилл был подготовлен полностью, вернула его к тому роковому дню — последнему в жизни Кента.

— Ты отвел Лилли Мэй в ее комнату, потом снова вышел наружу, — сказала доктор Эйджи, мысленно возвращая его к той минуте, когда он наткнулся на тело Кента. — Что ты увидел, возвратясь в сад?

— Там был Кент. Стоял на коленях. Стонал. И вскидывал руки. «Господи, нет. Не надо! Перестаньте! Пожалуйста, перестаньте!»

— Уилл, успокойся и скажи, что происходит.

— «Не бейте больше. Пожалуйста. Вы убьете его».

— Кто бьет Кента?

Лейн стиснула руку Джонни Мака, подалась к нему и зашептала:

— Раньше он этого не вспоминал. Он помнил, как обнаружил тело Кента. Господи, неужели он видел, как его убивали?

— Уилл, кто бьет Кента? — повторила вопрос доктор Эйджи.

— Я отнял у нее свою бейсбольную биту, и она убежала. Плача. Я видел ее. Стоящей там, возле кустов. Наклонился над Кентом. Он был мертв. А она все плакала, плакала.

Джонни Мак затаил дыхание. «Так близко, — подумал он. — Давай же, Уилл. Скажи нам, кого видел. Кто убил Кента?»

— Уилл, кто плакал? Кого ты видел стоящей возле кустов?

— Она прошла через кусты. Я слышал ее голос. Она спросила: «Что ты сделал?» Но я не мог ничего сказать. Мне хотелось закричать: «Вы знаете, что я не убивал его. Вы знаете, что это не я».

— Кто там был с тобой, Уилл? Кого ты видел? Кто обратился к тебе?

— «Вы знаете, что это не я! — закричал Уилл, и по его щекам потекли слезы. — Бабушка, вы знаете, что я не делал этого».

 

Глава 26

— Мэм, шефа Лоулера просят к телефону. — Миссис Расселл, почтительная домработница, стояла в проеме двойных застекленных дверей, ведущих в гостиную. —Звонит сержант Бедлоу.

— Поговори отсюда, — сказала Эдит Бадди и взмахом руки отпустила домработницу.

Бадди поднялся из кресла, сидя в котором убеждал мисс Эдит, что совершенно непричастен к случившемуся с Уиллом. Начальник полиции сомневался, что она ему верит, и не мог понять ее мотивов. Она знала, что Уилл не ее внук, а отродье двух представителей трейлерной швали, и все-таки как будто любила этого мальчишку. Ей нечего было беспокоиться из-за того, что случилось с сыном Джонни Мака, но она беспокоилась. Уж не связана ли как-то ее привязанность к Уиллу с тем, что он внук Джона Грэхема? Бадди подозревал, что, несмотря на их обоюдные измены, Эдит не любила больше ни одного мужчину.

Он поднял трубку причудливого хрустального, с золотом, телефона, стоящего на вишневом комоде:

— Начальник полиции Лоулер слушает.

— Бадди, говорит Бедлоу. Я решил, что тебе нужно знать, что сейчас у меня состоялся в высшей степени странный разговор по телефону с Лейн Грэхем.

— Что за странный разговор?

Когда Эдит, широко раскрыв глаза, уставилась на него, Бадди покачал головой, давая понять, что у него пока нет всех сведений.

— Так вот, она хотела говорить только со мной, ни с кем другим, — стал объяснять сержант. — Потом сказала, что раз ты очень близок к семье Кента, будет лучше, если этим делом займусь я. Похоже, она хочет избавить тебя от этого испытания. Но я подумал, что раз ты уже у Грэхемов, мне туда незачем ехать, с этим, я знаю, ты захочешь разобраться сам.

— Что за дело? Черт возьми, говори толком. Бадди внезапно стало трудно дышать, и он запустил два пальца за воротник, чтобы ослабить его.

— Тебе не понравится, если это окажется правдой. Нелегко придется, если потребуется арестовать мисс Эдит.

Сердце у Бадди заколотилось с пугающей частотой.

— Черт, что ты там несешь? Что сказала тебе Лейн?

Эдит подскочила с дивана, глаза ее испуганно округлились. Бадди жестом велел ей сесть и успокоиться.

— Так вот, к Уиллу как будто вернулась память. Он сказал врачу, что видел, как бабушка пряталась в кустах после того, как насмерть забила Кента бейсбольной битой.

— Это чушь, — сказал Бадди. — Мальчишка поверил в нелепую историю, которую Лейн с Джонни Маком выдумали, чтобы свалить вину на кого-то другого.

— Может быть, шеф, но дело неприятное. Можешь представить себе, что произойдет, если все в городе узнают о таком повороте событий? Бабушке придется голословно опровергать показания внука.

— Никто не поверит, что мисс Эдит убила своего сына. Она обожала Кента. И была раздавлена горем…

— Все эти доводы я знаю, — сказал Бедлоу. — Однако у тебя сейчас неотложная проблема. Мисс Лейн попросила меня встретить ее с Джонни Маком у дома Грзхемов. Они уже идут туда.

— Черт!

— И вот что еще — они уже позвонили Уэсу Стивенсу, сказали ему то же, что и мне. Так что подготовь мисс Эдит к нелегкому допросу.

Бадди стиснул трубку, трясущуюся в его дрожащей руке.

— Спасибо, что сообщил.

— Мне приехать туда? Если кто-то должен арестовать мисс Эдит…

— Нет, здесь я могу управиться сам. Будь добр, позвони Уэсу, скажи, что я проведу расследование и сообщу ему о результатах, как только разберусь в этой путанице. — Бадди положил трубку и повернулся к Эдит: — К Уиллу возвращается память. Он вспомнил, что видел вас прячущейся в кустах в тот день, когда был убит Кент. Сказал своему врачу, что это вы забили Кента до смерти.

Эдит на секунду прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Ее щуплые плечи приподнялись и медленно опустились. Внезапно эта женщина стала выглядеть нисколько не моложе своих шестидесяти лет. Сказалось напряжение последних недель.

— Пока что Уилл путается, — сказала она. — Но раз он вспомнил, что видел меня там, то вскоре вспомнит, и что именно произошло.

— Должно будет начаться расследование. Это неизбежно. Но вы можете сказать — да, были там в тот день. Но отрицать, что убили Кента. Можете сказать, что видели, как Кента убил Уилл, и молчали, чтобы защитить мальчика, которого всю жизнь любили, как внука. — Бадди схватил Эдит за плечи и встряхнул ее. — Он будет утверждать одно, вы другое. А кому в этой городе поверят люди?

— Идиот! Одно дело ложно обвинить в убийстве Лейн, совсем другое — Уилла. Я не стану обвинять этого ребенка в том, чего он не совершал. — Эдит вырвалась из крепких рук Бадди. — Неужели не понимаешь, что когда Уилл вспомнит все, стоит Джонни Маку рассказать, что он знает о Мэри Марте и Кенте, люди поверят правде. Ужасной, отвратительной правде.

— Не вмешивайте ее в это дело, — предупредил Бадди. — Я не допущу, чтобы она продолжала страдать.

Бадди принял участие в планах мисс Эдит только с Целью помочь ей защитить Мэри Марту. Ради нее он был готов на все. Не останавливался ни перед чем, лишь бы она оставалась в безопасности. С тех пор, как он узнал, что сделал Кент с Мэри Мартой, его мучило чувство вины. Если бы только он узнал об этом много лет назад. Если бы только заподозрил правду. Он убил бы Кента. С радостью собственноручно забил бы до смерти.

Мисс Эдит вызвала его через несколько минут после убийства Кента, и они составили правдоподобную историю, которая, как надеялись, защитит и Эдит, и Мэри Марту. Но не успели они поговорить с Уиллом, убедить его поддержать их вымысел, появилась Лейн и позвонила в полицию, сообщила, что обнаружила тело. Потрясение от смерти Кента — к счастью — так травмировало Уилла, что он частично лишился памяти.

— Не представляю, как уберечь от этого Мэри Марту. Мы пошли на риск, полагая, что потеря памяти у мальчика будет постоянной, — сказала Эдит. — Я надеялась, что Уилл ничего не вспомнит, мы сумеем добиться осуждения Лейн и поставить на этом точку. Но этот дьявол Джонни Мак вернулся в Ноблз-Кроссинг и спутал нам карты.

— Так вот, приготовьтесь к встрече с этим дьяволом, — сказал ей Бадди. — Лейн и Джонни Мак направляются сюда. Они уже позвонили Стивенсу, сказали, что Кента убили вы. Слава Богу, Том Бедлоу позвонил мне, а не явился сюда, как его просила Лейн.

Бадди знал, что надо делать, что, видимо, нужно было сделать несколько недель назад. Лошадей пристреливают, чтобы они не мучились, а людям предоставляют испить чашу страданий полной мерой. Хватит. Больше никаких страданий. Никакой боли. Покой. Вечный покой.

Бадди вышел из гостиной с готовностью принять единственные меры, какие мог, чтобы защитить любимую женщину. Эдит выбежала в холл и последовала за ним к подножию лестницы.

— Бадди, ты куда? Лейн с Джонни Маком появятся с минуты на минуту. Нужно спланировать нашу стратегию.

— Планируйте сами свою стратегию, мисс Эдит, — ответил он. — Я иду наверх проведать Мэри Марту.

— Разговаривать с ней бессмысленно. Она не поймет, что происходит. — Эдит заломила руки. — Я перенесу все, что случится со мной. Но если Мэри Марту заберут и отправят в сумасшедший…

— Никто не отправит Мэри Марту в сумасшедший дом, — негромко ответил Бадди, поднимаясь по лестнице.

* * *

Лейн позвонила несколько раз, потом махнула рукой и подергала парадную дверь. Не заперто. Очень странно.

— Бедлоу еще не приехал, — сказал Джонни Мак. — Может, подождем его?

— Нет. Я хочу немедленно поговорить с мисс Эдит! Пусть скажет, глядя мне в глаза, что не убивала Кента.

— Еще как скажет, — ответил Джонни Мак. — Не представляю, чтобы она добровольно призналась в сыноубийстве.

Джонни Мак последовал за Лейн в просторный холл и едва не натолкнулся на нее, когда она внезапно остановилась на лестничной площадке. Замерла полностью. В доме было неестественно тихо. Никакой деятельности. Где миссис Расселл? Где, собственно, сама Эдит?

— Прислушайся, — сказала Лейн.

— Ничего не слышу, — ответил Джонни Мак.

— Я тоже. Что-то стряслось. В этом доме не бывает мертвой тишины. И парадную дверь не бросают незапертой.

Джонни Мак взял Лейн за плечи и повернул лицом к себе.

— Прошу тебя, выйди наружу, подожди Бедлоу.

— А ты что будешь делать, пока я жду?

— Обыщу дом. Там должен кто-то быть. Поскольку Эдит уволила миссис Брайент, она не допустит, чтобы Мэри Марта осталась одна.

— Я помогу тебе обыскивать. Джонни Мак сжал ее плечи сильнее:

— Если что-то случится, я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Останься здесь.

— Постой! — воскликнула Лейн, когда он выпустил ее и собрался идти. — Что, если… может, не стоит доверяться Бедлоу. Может, он поставил в известность Бадди, Бадди сказал мисс Эдит, и она уже покинула город.

— Не думаю, что у мисс Эдит было время удрать. Притом она из тех, кто останется и будет сражаться. Она уверена, что в этом городе сможет отвертеться от обвинения в убийстве.

— Если она здесь, я не уйду, не поговорив с ней. Не позволю ей вывернуться. Она сознается в том, что совершила, даже если мне придется выбить из нее правду.

Раздался пронзительный вопль, от которого Лейн похолодела до костей. Они с Джонни Маком быстро встревожено переглянулись, потом повернулись в сторону душераздирающего крика. Он донесся со второго этажа.

— Оставайся здесь, — приказал Джонни Мак и стал подниматься.

— Без меня ты не пойдешь.

Джонни Мак бросил на Лейн предостерегающий взгляд, но она покачала головой и на пятой ступеньке поравнялась с ним. Он кивнул и хмыкнул, очевидно, поняв, что ей не хочется отставать от него. Не хочется узнавать о происходящем в этом доме из вторых рук.

Они вместе взбежали по лестнице, стали распахивать дверь за дверью, ища того, кто кричал. Выйдя из третьей осмотренной комнаты, Лейн увидела в конце коридора распахнутую дверь. Оттуда вышла миссис Расселл с разинутым ртом, с дрожащими плечами. Увидев Лейн, направилась к ней и, хотя губы ее шевелились, не произнесла ни слова.

— Эта комната Мэри Марты, — сказала Лейн Джонни Маку.

Они вдвоем бросились к идущей, словно в замедленном движении на экране, домработнице. Губы ее продолжали двигаться, но изо рта не выходило ни звука.

Лейн взяла женщину за дрожащие руки:

— Что такое, миссис Расселл? Что случилось? Это вы кричали?

Кивнув, она крепко сжала руки Лейн.

— Помогите им… помогите им. Пожалуйста. Миссис Расселл сложила руки на животе, ухватилась за локти и, плача, стала раскачиваться взад-вперед.

— Идите сюда, присядьте. — Лейн подвела женщину к кушетке в маленькой нише, потом опустилась на колени. — Вам будет хорошо, пока мы заглянем к Мэри Марте?

— Мне будет хорошо, — ответила миссис Расселл. — Но ей нет… ей нет… она… пожалуйста, идите помогите мисс Эдит.

Лейн не знала, чего ожидать, не представляла, с чем они столкнутся, когда входила с Джонни Маком в спальню Мэри Марты. Комната казалась совершенно неизменившейся. Комната мечты маленькой девочки. Яркой, красивой, очень светлой. Без крови. Без грязи. Без вони. Без чего-то хотя бы чуть-чуть пугающего.

Мисс Эдит сидела на краю кровати, обнимая Мэри Марту, спокойно лежащую, положив голову матери на колени. Безмятежная картина материнской любви. Эдит то и дело убирала волосы с лица дочери.

— Мисс Эдит? — Лейн подошла к кровати, Джонни Мак следовал за ней.

Эдит подняла взгляд, глаза ее были слегка затуманены, лицо траурно-печально.

— Больше она уже не будет страдать. Она в покое, впервые с раннего детства.

У Лейн перехватило дыхание. Господи, нет! Неужели Эдит убила свою дочь? Убила обоих детей? Подойдя поближе к кровати, Лейн увидела, что Мэри Марта пугающе неподвижна. Не дышит!

Джонни Мак положил руку на плечо Лейн:

— Найди телефон и позвони Бедлоу. Скажи; пусть как можно скорее едет сюда и пришлет «Скорую помощь».

Когда Лейн кивнула, Эдит заговорила, заставив ее остаться:

— Я понятия не имела о том, что происходило между Кентом и Мэри Мартой. Знала, что они очень близки, что горячо любят друг друга, но мне в голову не приходило, что он станет… что сможет… Не надо было мне выходить замуж. Не надо было рожать детей.

— Мисс Эдит, вы понимаете, что сделали? — спросил Джонни Мак, подойдя к кровати.

— Да, понимаю, — ответила она и, когда он опустился на колени возле кровати, погладила его по лицу. — До чего похож на Джона. Во всем. Когда-то Джон любил меня. Когда мы только что поженились. Он хотел сына. Даже зная, на какой риск иду, рожая ему ребенка, я… С моей стороны было ошибкой производить на свет детей, зная, что моя мать была больна. Очень. А до нее мой дедушка. Я знала это, однако пошла на риск, и моим детям пришлось за это расплачиваться.

— О чем это вы? — Джонни Мак взял ее за руку.

— Если бы я не была так поглощена развлечениями и романами на стороне… если бы уделяла больше внимания Кенту и Мэри Марте, то, может быть, поняла бы, что происходит. Я думала, Кент нормальный. Если бы проводила с ним больше времени, то могла бы положить конец тому, что он делал, оказать необходимую помощь. Может, и Мэри Марте удалось бы помочь.

Но дети никогда не были у меня на первом месте. Я родила их потому, что этого хотел Джон. Моя жизнь была слишком насыщенной… мне было не до них. И вот смотрите, что произошло.

Лейн придвинулась поближе к кровати, удары сердца отдавались у нее в голове. Как она может ощущать жалость к Эдит, зная, что та убила обоих своих детей?

— Что произошло? — побудил ее продолжать Джонни Мак. — Расскажите, что вы сделали в тот день, когда погиб Кент, и что сделали сегодня?

Эдит отняла руки от Джонни Мака и посмотрела на дочь:

— Взгляните на нее. Такая красивая. Такая нежная добрая, любящая. Но очень пострадавшая. И это целиком моя вина. Будь я лучшей матерью, то смогла бы избавить ее от очень многого. Все эти годы я не понимала. Не знала. Пока не открылось, кто настоящий отец Уилла. В то утро Кент пришел, и Мэри Марта подслушала наш разговор. Я ни разу не видела у нее такой неистовой реакции.

Эдит закрыла лицо руками и заплакала. Джонни Мак взглянул на Лейн, и ей стало понятно, что он, как и она, недоумевает, почему они оба испытывают странное сочувствие к женщине, которую терпеть не могут. И почему эта женщина сочла себя вынужденной убить своих детей.

Эдит заговорила вновь, голос ее был жутковато мягким и полностью сдержанным:

— Мэри Марта бросилась к Кенту, принялась бить его своими кулачками и при этом пронзительно кричала: «Ты заставил меня убить моего ребенка, ты заставил меня убить моего ребенка. Моего ты не хотел, но захотел от нее». Я не понимала. Но прислушалась, когда Кент заговорил с ней. Он сказал Мэри Марте, что своего ребенка она не лишилась, что Уилл ее ребенок.

Лейн ахнула. Возможно ли, что Мэри Марта забеременела от Кента? Да, конечно, возможно.

Кент наградил ребенком свою сестру!

— Мисс Эдит, значит, Мэри Марта была беременной от Кента? — спросил Джонни Мак.

— Да, — ответила Эдит. — Тем летом пятнадцать лет назад, за несколько месяцев до того, как Шарон Хикмен обнаружила, что носит твоего ребенка, Кент возил Мэри Марту в Бирмингем, в частную клинику на аборт.

Лейн подумала, что ее вырвет. Желчь подступила к горлу, оставила горечь во рту. Бедная, жалкая Мэри Марта. И этот мерзавец Кент поощрял ее верить, что Уилл ее сын, тот ребенок, от которого заставил ее избавиться. Неудивительно, что все эти годы Мэри Марта считала Уилла своим сыном.

— Видите ли, память о том аборте была глубоко похоронена в ее подсознании, пока не открылась правда об Уилле, — сказала Эдит. — Тут внезапно она стала вспоминать… вспоминать, чем занимался с ней Кент. И что он заставил ее избавиться от беременности.

В тот день, когда погиб Кент, я оставила Мэри Марту в саду, пошла на кухню попросить миссис Расселл приготовить нам холодного чая, но когда вернулась, Мэри Марта исчезла. Сперва я не могла найти ее и перепугалась, но когда подошла к кустам, которые разделяют владения наши и Ноблов, услышала, как она обращается к Кенту. Я прошла через деревянную беседку посреди изгороди и когда увидела… — Эдит шумно втянула воздух. — Кент стоял на коленях, явно пьяный, а Мэри Марта держала в руках бейсбольную биту Уилла. Она била ею Кента и, прежде чем я успела к ней подбежать, ударила его несколько раз по голове.

Эдит сглотнула слезы.

— Она приговаривала: «Ты заставил меня убить моего ребенка. Ты заставил меня убить моего ребенка».

— И Уилл тоже видел происходившее, — сказала Лейн. — Он просто не вспомнил всего. Пока что. Вот почему он… — Правда стала кристально ясной, и Лейн печально покачала головой. — Почему вы подвергли нас такому кошмару? Мэри Марта не отвечала за свои поступки. Ее бы не посадили в тюрьму.

— Ей бы пришлось до конца жизни находиться в сумасшедшем доме, — ответила Эдит. — Я не могла этого допустить.

Джонни Мак поднялся и взглянул на Лейн:

— Позвони Тому Бедлоу. Сейчас же. Я побуду с мисс Эдит. И заодно позови Джеймса. Ей потребуется адвокат.

— Хорошо. Я взгляну, как там миссис Расселл, посмотрю, смогу ли помочь ей спуститься вниз. Бедлоу, видимо, что-то задержало. Ему уже пора быть здесь.

Найдя домработницу там, где оставила, Лейн спросила, не хочет ли она спуститься в свою комнату, но та отказалась уходить.

— Мне нужно вернуться, присмотреть за мисс Эдит. Бедная женщина. — Миссис Расселл негромко заплакала. — Мисс Мэри Марта мертва. Слабоумный, несчастный ребенок.

— Да, мисс Мэри Марта мертва.

— Наверное, так для нее лучше, но это такое потрясение. Увидев ее, я сначала подумала, что она спит, потом мисс Эдит сказала, что она мертвая. Кричать мне не следовало, но я ничего не могла с собой поделать. Я была очень потрясена.

— Ничего. — Лейн погладила миссис Расселл по спине. — Я уверена, Джонни Мак не откажется от помощи в присмотре за мисс Эдит. Он будет с ней, пока я сделаю несколько телефонных звонков.

Лейн помогла подняться домработнице на ноги, потом слегка хлопнула ее по спине и пошла искать телефон в одной из спален. Входя в первую комнату, она услышала что-то внизу. Шаги по мраморному полу в холле? Может, наконец приехал Бедлоу.

Лейн побежала вниз по лестнице, но внезапно остановилась, увидев Бадди Лоулера, ждущего ее у подножия. «Он начальник полиции, — напомнила себе она.

Даже если он не хочет арестовывать мисс Эдит, у него не будет выбора. А когда узнает, что она убила Мэри Марту… Бадди обезумеет, узнав, что та, кого он любил с детства, убита родной матерью».

— Что ты здесь делаешь? — спросил Бадди.

Лейн неуверенно спустилась на несколько ступенек.

— Я могу тебе задать тот же вопрос.

— Том сообщил мне о твоем звонке, — ответил Бадди, — я сказал ему, что управлюсь сам.

— Значит, Бедлоу не приедет?

— Всеми полицейскими делами займусь я.

— Хорошо. — Лейн ощутила какое-то странное беспокойство. — Но думаю, будет проще, если придется ему арестовать мисс Эдит.

Почему Бадди такой бледный? Почему так обильно потеет, хотя вовсе не жарко? И почему у него дрожат руки? — Лейн остановилась у подножия лестницы, интуиция подсказала ей, что Бадди нельзя доверять, хоть он и полицейский, он всегда был предан, прежде всего, семейству Грэхемов, а не охране закона.

* * *

— Принесите мисс Эдит стакан воды, — сказал Джонни Мак домработнице.

Миссис Расселл кивнула, торопливо пошла в находящуюся рядом ванную, вернулась со стаканом и подала его своей работодательнице. Потом взглянула на Джонни Мака:

— Просто не верится, что мисс Мэри Марты нет в живых. Но она в самом деле мертва, так ведь?

— Да, — ответил Джонни Мак.

Миссис Расселл сложила руки и покачала головой:

— Она была с утра в хорошем состоянии. Но после полудня, когда я принесла ей мороженого…— Миссис Расселл кивком указала на чашку, валявшуюся на полу. — Она любила съесть что-нибудь сладкое во второй половине дня. — Домработница продолжала покачивать головой. — Я перепугалась, когда мисс Эдит сказала, что мисс Мэри Марта мертва. Я не хотела кричать. Просто не понимаю, что случилось. Как она умерла?

— Была задушена, — совершенно спокойно ответила Эдит, потом подняла с пола атласную подушку. — Вот этим.

— О Господи, смилуйся! — воскликнула миссис Расселл.

— Зачем вы это сделали? — спросил Джонни Мак. — Как могли убить ее?

— Я… я… Думаешь, я задушила Мэри Марту? — Эдит с изумлением взглянула на него. — Я не убивала свою дочь. Убил он.

— Кто? — спросил Джонни Мак, страх сдавил ему горло.

— Бадди. Сказал, что убил ее, потому что любил. Чтобы спасти ее, чтобы ей не проводить всю жизнь в сумасшедшем доме.

— Так это Бадди?

— Да, потому что нежно любил Мэри Марту. Он делал все, чтобы спасти ее, как и я. Убил Джеки, когда она подслушала разговор между Бадди и мной и пыталась шантажировать нас. И стрелял в тебя. И пытался убить Уилла.

— А вы знали, что он делает, и не пытались остановить его?

— Когда я поняла, на что он идет, чтобы скрыть правду, мне было поздно что-то делать. Бадди и я были заодно. Я не могла его выдать, не раскрыв, что Кента убила Мэри Марта.

Я не представляла, что он… что возьмет подушку и задушит ее. Пошла за ним наверх и увидела, что он делает. Пыталась остановить его, сорвать подушку с ее лица, но… — Эдит не выдержала и бросилась на безжизненное тело дочери.

— Побудьте с мисс Эдит, — сказал Джонни Мак ошеломленной миссис Расселл.

Надо предупредить полицейских, что их начальник убийца. Бадди Лоулер опасен, его поступки непредсказуемы. Лейн внизу одна. Лилли Мэй с Уиллом одни в соседнем доме. И ни один полицейский не остановит начальника, если он появится в одном из этих домов.Джонни Мак почувствовал близкую опасность, и у него все сжалось внутри. Нужно идти к Лейн. Немедленно.

Подходя к лестнице, Джонни Мак услышал голоса. Лейн разговаривала с кем-то. С мужчиной. Он остановился на верхней ступеньке и посмотрел в холл. Бадди поднял взгляд, и глаза их встретились на долю секунды.

— Джонни Мак наверху, с мисс Эдит. — Лейн, попятясь, поднялась на одну ступеньку. — Пойду скажу ему, что ты здесь.

Бадди схватил Лейн прежде, чем Джонни Мак успел спуститься к ней. Зажал ей ладонью рот, завернул руку за спину и потащил ее по лестнице в холл.

— Не трогай ее!

Обливаясь потом от страха, Джонни Мак бросился вниз по ступенькам.

— Оставайся на месте, Кэхилл, — предостерег Бадди. Джонни Мак замер на середине лестницы, на полпути к Лейн.

— Пусти ее. Тебе незачем брать на душу еще одно убийство, так ведь? Лейн в жизни не сделала тебе ничего плохого.

Бадди расстегнул кобуру. Джонни Мак понимал, что не успеет на помощь Лейн, что находится слишком далеко. И беспомощно наблюдал, как Бадди выхватил свой «магнум» и навел оружие на голову Лейн.

Убрав руку со рта Лейн, Бадди сомкнул пальцы на ее шее.

— Прощайся со своим любовником.

— Бадди, пожалуйста, ты не хочешь причинять мне вреда. — Лейн обращалась к своему похитителю, но не сводила глаз с лица Джонни Мака.

— Ты права, не хочу, — ответил Бадди. — Но я не хотел причинять вреда и Мэри Марте. У меня не было выбора. Я сделал то, что был должен. Она была слишком нежной, слишком хрупкой, чтобы вынести годы пребывания в сумасшедшем доме. Я знал, что ей лучше умереть, чем проходить через это.

— Ты убил Мэри Марту? — ахнула Лейн.

Дрожа с головы до ног, Бадди крепче стиснул Лейн и потащил ее задом к приоткрытой парадной двери. Джонни Мак подождал, пока они окажутся снаружи, потом побежал вниз по лестнице. Надо найти способ остановить Бадди. Этот человек не соображает, что делает, ведет себя неразумно. Предвидеть, каким будет его следующий поступок, нельзя. Где, черт возьми, Бедлоу? Он должен быть уже здесь. В голову Джонни Маку пришла жуткая мысль — что, если Томас сказал Бадди о звонке Лейн, и поэтому он появился? Что, если Бедлоу не едет к дому Грэхемов?

Было бы какое-то оружие остановить Бадди. Если броситься на него с голыми руками, он может убить Лейн.

— Вот, держи.

Джонни Мак обернулся на звук знакомого женского голоса. Мисс Эдит стояла в нескольких футах, держа в руках винтовку. И протянула ее ему:

— Это одна из винтовок твоего отца. Я пошла на чердак, взяла ее для тебя и зарядила. Бери и делай то, что нужно для спасения Лейн. Убийств было слишком много. Это должно прекратиться. Ради Уилла.

С путаными мыслями, с противоречивыми чувствами Джонни Мак схватил винтовку и побежал. Снаружи, на подъездной аллее, Бадди пытался затолкать Лейн в свою машину, но она сопротивлялась. Куда, черт возьми, собрался Бадди? Неужели совершенно перестал соображать?

Джонни Мак знал — у него одна-единственная возможность. Один выстрел для спасения Лейн. Если он промахнется, Бадди убьет ее. Тогда все пропало. В эту долю секунды он понял, как должна себя чувствовать мисс Эдит. Ради чего ей жить после смерти обоих детей?

Джонни Мак имел дело с оружием всю жизнь. Уайли Питерс ежегодно брал его с собой охотиться на оленей. И судья Браун, страстный охотник, многое преподал ему. Но впервые от его меткости зависела чья-то жизнь.

Джонни Мак не колебался. Оставалось время только действовать. Вскинув винтовку, он глубоко вдохнул, задержал дыхание, прицелился и выстрелил.

 

Глава 27

Лейн противилась тому, чтобы Уилл навещал в заключении мисс Эдит, но ее сын настаивал, что хочет повидать бабушку. Она решила, что мальчик всегда будет так думать о матери Кента. Хотя Уилл знал, какую роль сыграла Эдит в недавних событиях, приведших к стольким смертям и трагедиям, доброе сердце влекло его утешать женщину, которую он некогда очень любил. Возможно, мисс Эдит тоже по-своему любила мальчика.

Джонни Мак ждал его вместе с Лейн и по сравнению с ней, можно сказать, комком нервов, казался прямо-таки воплощением силы. За прошедшие сутки мисс Эдит призналась, что помогала скрывать правду относительно убийства Кента и последующих убийств, совершенных Бадди Лоулером для защиты Мэри Марты. Джеймс Уэйр, несмотря на холодное отношение Эдит, твердо был на ее стороне. Он нанял для супруги высокооплачиваемого адвоката из Атланты, провел подготовку похорон падчерицы и нашел время попросить Джонни Мака и Лейн не выдавать его полиции.

— Дайте мне возможность вернуть украденные у Эдит деньги, — сказал он. — Все, чего я хотел и хочу, — это только быть с Арлин. Можно найти способ превосходно жить и без денег Эдит.

Но даже теперь мисс Эдит по-прежнему хранила самую глубокую, самую постыдную семейную тайну. Омерзительную историю об инцесте и зачатом в этом греховном акте ребенке. Ни Лейн, ни Джонни Мак не видели смысла раскрывать правду.

Лейн никогда не забудет, как близко была к смерти, как запросто Бадди Лоулер мог нажать на спуск. Жизнью она была обязана Джонни Маку. Он убил человека, чтобы защитить ее. И как ни странно, она должна была благодарить за это мисс Эдит. Как-никак бывшая свекровь дала Джонни Маку оружие.

Томас Бедлоу пришел вместе с Уиллом, привел мальчика из глубины здания, где находились камеры для арестованных, в дежурную часть полицейского участка. Сознающий свою вину сержант при встрече с Лейн и Джонни Маком держался заискивающе, извинился не меньше десяти раз. Они сказали, что не винят его. В конце концов, он не мог знать, что Бадди вдруг стал представлять собой опасность для окружающих. Никто не мог даже заподозрить этого.

— Готов ехать домой, — сказал Уилл, подойдя к родителям.

— Как там мисс Эдит? — спросила Лейн.

— Ничего вроде бы, — пожал плечами мальчик. — Она наняла себе адвоката из Атланты. Его зовут Стив Уиттейкер. Считают, что он ничуть не хуже Куинна Кортеса.

— Да, мы знаем, — сказала Лейн. — Я разговаривала с Джеймсом сегодня утром. Это он пригласил мистера Уиттейкера защищать мисс Эдит.

— Бабушка уверена, что ее выпустят под залог и к вечеру она будет дома, — сказал Уилл. — Спросила меня, смогу ли я когда-нибудь простить ее.

Джонни Мак положил руку мальчику на плечо:

— И что ты ответил?

— Честно сказал, что не знаю.

— Лейн, поезжайте с Уиллом домой, — предложил Джонни Мак. — У меня есть одно незавершенное дело, хочу покончить с ним до ухода.

— Это займет много времени? — спросила Лейн.

— Нет, немного.

Она стиснула ему руку:

— Мы можем подождать тебя в машине.

— Нет, не ждите. Покончив дело здесь, я хочу заглянуть в мэрию. Потом прогуляться по Ноблз-Кроссингу. Мне нужно побыть одному, принять несколько решений.

— Хорошо. Тогда увидимся дома. — Она поцеловала его в щеку.

Джонни Мак едва заметно улыбнулся ей. Лейн торопливо вышла с Уиллом из здания. Он не спрашивал, почему она так спешит, но когда они сели в машину, обнял мать.

— Мама, дело не в тебе, — сказал он. — Джонни Мак вчера убил человека. Вот почему он такой. Хоть он сделал это, чтобы защитить тебя, ему тяжело лишать жизни кого бы то ни было.

Лейн взъерошила сыну волосы:

— Когда ты повзрослел и стал таким умным?

Джонни Мак пристально смотрел на Эдит Уэйр. Даже после смерти дочери и проведенной в камере ночи эта женщина не стала выглядеть менее царственно. Она родилась принцессой Ноблз-Кроссинга и наверняка умрет ею.

— Пришел позлорадствовать? — спросила она.

— Нет. Заключить с вами сделку.

— Какую же? — И нервозно провела кончиками красных ногтей по ногам.

— Мы с Лейн знаем правду о Кенте. Знаем, что он несколько лет состоял в кровосмесительной связи с Мэри Мартой и заставил ее избавиться от ребенка.

— Слишком много вы знаете. Если бы я владела собой, то не выболтала бы столько сведений. Нужно было бы сказать тебе и Лейн то, что я сказала полицейским, — психическое состояние моей дочери ухудшилось, и она, не сознавая, что делает, убила своего брата.

— Мы не поверили бы такому объяснению, и вы это знаете.

Эдит кивнула, на губах ее задрожала легкая улыбка.

— Понимаю, вы ничем не обязаны мне, и прошу не ради себя, а…

— Мы с Лейн не собираемся ничего говорить о связи Кента с Мэри Мартой. Ни газетчикам, ни даже полиции.

— Спасибо.

— Подождите благодарить, — ответил Джонни Мак. — Вам придется купить наше молчание.

— Каким образом? — Выщипанные брови Эдит приподнялись, глаза округлились от любопытства.

— Так вот, кажется, ваш муж похищал деньги с ваших счетов последние несколько лет и…

— Как!

— Думаю, он прикарманил тысяч сто, если не больше.

— Ах, скользкий тип, трусливый ублюдок, подлиза!

— Вот в чем будет заключаться сделка, мисс Эдит, — сказал Джонни Мак и не смог удержаться от улыбки, когда она окончила свою тираду и сверкнула глазами на него, — вы соглашаетесь на развод с Джеймсом, выделяете ему сто тысяч долларов и даете слово, что не станете привлекать его к суду за хищение. В таком случае ваш грязный семейный секрет сохраняется в тайне. Мы с Лейн унесем его в могилу. Разумеется, я не могу поклясться, что миссис Расселл не…

— Нелда Расселл — верная, надежная служанка.

— И все-таки я бы сделал ей в этом году очень щедрый рождественский подарок.

— С какой стати ты заботишься о Джеймсе? Вы никогда не были друзьями. — Губы Эдит скривились в чем-то похожем на улыбку. — Ты же понимаешь, Джеймс прекрасно знал, что Бадди с Кентом устроили тебе пятнадцать лет назад. Но и пальцем не шевельнул, чтобы помочь.

— Я хорошо знаю о прошлых годах Джеймса.

— Тогда чего ради помогаешь ему?

— Ну, скажем, я знаю, что такое совершать весьма серьезные ошибки, а потом, в конце концов, получить вторую возможность счастья с единственной женщиной, какую только любил.

— У Джеймса есть женщина на стороне? — Лицо Эдит посуровело. — Ты это имеешь в виду? Мне надо было догадаться. Он ведь не согревал мою постель.

— Так мы договорились или нет? — спросил Джонни Мак.

— Договорились, — улыбнулась Эдит. Неприятно, как бы говоря, «могущественные никогда не проигрывают». — Скажи Джеймсу, пусть, когда получит развод, забирает свои деньги, свою шлюху и навсегда покидает Ноблз-Кроссинг. Потому что я скоро буду опять дома и не желаю больше видеть его лживую, гнусную, воровскую рожу. Я не собираюсь получать срок. Стив Уиттейкер сможет без труда доказать, что злодеем в этой истории был Бадди, что я боялась перечить ему. Он до безумия любил мою дочь, и все, что я сделала, было сделано из страха, что он причинит ей вред, чем, в конце концов, и кончилось. Я была так травмирована зрелищем убийства Кента Мэри Мартой, что не могу отвечать за свои поступки. — Эдит засмеялась.

Этот холодный, злобный смех покоробил Джонни Мака. Где та печальная, скорбящая мать, которая держала на коленях любимую дочь и брала на себя полную ответственность за загубленные жизни своих детей? Съедена заживо подлинной Эдит Нобл Грэхем Уэйр, эгоистичной, сосредоточенной на себе стервой, намеренной выжить любой ценой. Джонни Мак ни на секунду не сомневался, что она получит очень малый срок или вовсе никакого. Обладая богатством и влиянием, которое приобрела в этом округе, в этом штате, она знала, что сила на ее стороне.

Как ни странно, Джонни Мака это не заботило. Ему было наплевать, если мисс Эдит окажется безнаказанной. И собственно говоря, что будет в Ноблз-Кроссинге после его отъезда. Он не мог оставаться в этом городе, который презирал, унижал его и, в конце концов, избавился от него, будто от мусора. Чем скорее он вернется в Техас, тем лучше.

— Я передам Джеймсу, что вы хотите развода, — сказал Джонни Мак.

— Передай.

Когда он повернулся, чтобы уходить, Эдит окликнула его:

— Ты не собираешься оставаться в Ноблз-Кроссинге, так ведь?

Джонни Мак, не оборачиваясь, ответил:

— Нет, мэм. Я скоро уезжаю, на сей раз навсегда. Больше не вернусь.

* * *

Лейн сняла темно-синюю шляпку, положила на туалетный столик, потом сбросила темно-синие туфли на высоком каблуке и пошевелила пальцами ног. Не снимая костюма, легла на кровать и уставилась в высокий потолок.

Похороны Мэри Марты были красивыми и печальными, как и она сама. Сквозь витражные окна лился солнечный свет. Хор исполнил несколько псалмов, от которых у всех навернулись слезы. Храм был весь в цветах. И одетая в траур мисс Эдит сидела рядом с Джеймсом на передней скамье, царственно подняв голову и беззвучно плача.

Стук в дверь спальни прервал размышления Лейн. Она села, провела пальцами по волосам и сдвинулась на край кровати.

— Можно поговорить с тобой? — спросил Джонни Мак сквозь закрытую дверь.

— Да, конечно. Входи, пожалуйста.

Он вошел, она поднялась навстречу. Царившая в церкви печаль, казалось, последовала за ними домой. Стоя в сером костюме в тонкую полоску, Джонни Мак смотрел на Лейн с безрадостным выражением на лице.

— Я все откладывал разговор с тобой об этом.

Он чуть наклонил голову и уставился в пол.

У Лейн на миг замерло сердце. Она затаила дыхание.

— Ты уезжаешь.

Джонни Мак кивнул:

— Да. Я сделал все, ради чего приехал. Встретил своего сына и познакомился с ним. Мы нашли настоящего убийцу Кента. Мэри Марту похоронили, а суд над мисс Эдит начнется месяца через два. — Он поднял взгляд к лицу Лейн. — Я не могу оставаться в Ноблз-Кроссинге. Мне место не здесь. Моя жизнь в Техасе.

— Твоя в Техасе, а моя здесь. Ты это хочешь сказать?

— Не совсем. Пытаюсь объяснить, что я не могу жить в Ноблз-Кроссинге.

— Значит, собираешься покинуть меня… покинуть нас. — «Не плачь. Не смей плакать. Если он может покинуть тебя так легко, значит, не любит. Никогда не любил».

— О том-то и речь, — сказал он. — Я не хочу покидать тебя и Уилла. Я люблю тебя, Лейн. Наверно, всегда любил. И люблю моего сына.

— Тогда как можешь говорить об отъезде?

Она неуверенно шагнула к нему, сердце ее наполнялось надеждой.

— Я не могу оставаться здесь, но вы с Уиллом можете поехать со мной. И Лилли Мэй тоже.

— Хочешь, чтобы мы поехали с тобой? Пятнадцать лет назад она просилась уехать с ним. Пятнадцать лет назад поехала бы без малейших колебаний. Но может ли теперь просто уложить чемоданы и уехать? У нее есть ответственность. Ей принадлежат сорок девять процентов акций «Геральд». У нее фамильный дом. И Уилл. Как мальчик отнесется к переезду в Техас? Может, он не захочет жить с отцом.

— Ты очень медлишь с ответом. Я помню время, когда ты не стала бы раздумывать, а сразу сказала бы «да».

— Тогда все было проще. Теперь моя жизнь осложнилась. Тогда я была незрелой девчонкой, не женщиной с обязанностями, ответственностью и…

— Это решение не сложно, Лейн. Оно очень просто. Либо ты любишь меня настолько, чтобы поехать в Техас и стать моей женой, либо нет.

Женой Джонни Мака. Мечта всей жизни. Быть единственной женщиной, какую он любит по-настоящему.

— Я люблю тебя, — сказала она, умоляюще протянув руки. — Я больше никогда никого не любила. Но ты просишь меня принять мгновенное решение, сорвать с места Уилла, покинуть дом, которым владели мои предки. Ты можешь остаться здесь с нами. Мы вместе можем создать хорошую жизнь. Ты, Уилл и я.

— Оказывается, ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я могу остаться в Ноблз-Кроссинге; Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю жизнь, но не здесь. Я стану жить с тобой где угодно на свете, но только не здесь.

— Я тоже люблю тебя, но…

— Я уезжаю сегодня вечером, — сказал Джонни Мак. — Потому что слишком надолго забросил дела в Хьюстоне. Если передумаешь…

Он оставил ее стоящей посреди комнаты. Ошеломленной. Уязвленной. Гневной. Ожидал, что она бросит все и поедет с ним, но сам не может сделать ради нее того же.

«Дура ты, если не поедешь с Джонни Маком, — сказал ей внутренний голос. — Если отвергнешь эту возможность сейчас, другой не представится».

— Мама?

Лейн подняла взгляд и увидела стоящего в дверях мальчика.

— Уилл, милый, в чем дело?

— Я подслушивал, — признался он. — Слышал, как Джонни Мак предлагал тебе выйти за него замуж и переехать в Техас.

— А как ты отнесешься к переезду из Ноблз-Кроссинга? К моему замужеству? — спросила она. — Сможешь жить в Техасе вместе с отцом?

— Смогу, — ответил Уилл. — Смогу жить где угодно, лишь бы с тобой, мама. Неужели не знаешь этого? А если любишь Джонни Мака и хочешь выйти за него замуж, я не против. По-моему, вам давно пора сойтись окончательно, разве не так?

— Ты это всерьез? Ты действительно сможешь жить в Техасе с Джонни Маком?

— Конечно. Почему же нет? Кто из детей откажется жить со своими родителями?

— О, Уилл. — Лейн пылко обняла его.

— Не думаешь, что нужно сообщить эту хорошую новость Джонни Маку, обрадовать человека? Лейн рассмеялась:

— Ты прав. Ты совершенно прав. Она нашла Джонни Мака в его спальне укладывающим одежду в стоящий на кровати чемодан.

— Можно войти?

— Конечно.

Не поднимая глаз, он продолжал заниматься своим делом — укладывать носки и белье с рубашками и джинсами.

— Я не стану продавать этот дом, — сказала Лейн. — И сохраню сорок девять процентов акций «Геральд». Хочу когда-нибудь отдать то и другое Уиллу или ему и другим детям, какие могут у нас появиться. Тебя это устраивает?

Джонни Мак поднял глаза, уголки его рта растянулись в улыбке.

— Я хочу скромного немедленного бракосочетания в церкви, — продолжала она. — Хочу, чтобы свидетелями были Уилл и Лилли Мэй. И медового месяца. Ничего экстравагантного. Просто несколько дней наедине с тобой.

— Как тебе понравится неделя на моем ранчо в Teхасских холмах? — спросил он.

— Замечательно.

Джонни Мак раскрыл объятия, и Лейн бросилась в них. Он оторвал ее от пола и стал кружить, пока не упал на кровать вместе с ней.

— Обещаю, что ты никогда не пожалеешь…

Лейн приложила палец к его губам:

— Я жалею только о том, что мы потеряли столько лет.

— Мы наверстаем упущенное, — сказал он и поцеловал ее.

 

Эпилог

Лейн сидела на веранде в большом кресле-качалке, двухлетняя Кэти Сью Кэхилл спокойно спала у нее на коленях. Четырехлетний Майкл Кэхилл боролся на полу с черным ньюфаундлендом Бейли. Веранду овевал прохладный осенний ветерок. Лейн полюбила загородный домик Джонни Мака, едва увидела его пять лет назад, приехав с ним сюда на медовый месяц. С тех пор они проводили здесь все больше и больше времени, и наконец год назад, когда Уилл поехал учиться в Алабамский университет, альмаматер ее отца, Джонни Мак продал их дом в Хьюстоне и постоянно поселился с семьей на ранчо.

— Печенье с шоколадной стружкой готово. — Лили Мэй вышла на веранду и вгляделась в даль. — Я думала, Уилл с Джонни Маком к этому времени уже будут дома.

— У парня, кажется, осложнения с девушкой, — сказала Лейн. — Он просит совета у отца.

— Помоги нам Господь, если он просит совета в любовных делах у этого негодника.

— Может быть, Джонни Мак и негодник, но он мой негодник. А кто может лучше дать Уиллу дельный совет, чем человек, который наделал ошибок сверх всякой меры и сам это знает?

— Вон они едут! — закричал Майкл. — Я вижу их лошадей.

— Тихо ты, сестренку разбудишь.

Лейн успокоила своего жизнерадостного сына. Он всегда оживлялся, когда старший брат приезжал на выходные. Уилл обожал младших, а они его.

— Майкл прав, — сказала Лилли Мэй. — Я узнаю большую Аппалузу Джонни Мака. — Она взяла Кэти Сью с колен матери. — Уложу ее поспать перед ужином.

Лейн встала, потянулась, взяла Майкла за руку. И они вместе побежали к конюшне.Джонни Мак едва слез с лошади, притянул Лейн к себе и страстно поцеловал. Уилл нагнулся, взял Майкла и посадил себе на плечи.

— Они всегда целуются, — сказал Майкл. — Если не друг с другом, то целуют меня и Кэти Сью.

— А тебе не нравится, когда тебя целуют? — дразняще спросил Уилл и снял Майкла с плеч. Поставив братишку на землю, слегка ткнул его в ребра. — Может, предпочитаешь щекотку?

Майкл захихикал и увернулся от Уилла, тот погнался за братишкой. Джонни Мак ухватил Лейн за талию, притянул к себе и снова обнял.

— Миссис Кэхилл, благодарил я вас в последнее время?

— За что? — спросила она донельзя наивным тоном.

— За то, что сделали меня самым счастливым человеком на свете.

— А-а… — Она подняла руки, обняла его за шею и потерлась носом о его нос. — Слова хороши, но я предпочитаю дела. Может, ночью, когда дети уснут, покажешь мне, как ты благодарен?

— С величайшим удовольствием.

Счастливо улыбаясь, Лейн и Джонни Мак направились к дому. Хотя прошлое всегда будет частью их жизни, они жили настоящим, навсегда объединенные непреходящей любовью и узами созданной ими семьи.

Ссылки

[1] Нежелательное лицо (лат.)

[2] Друг (исп.)