Джо и Эмили договорились провести праздники врозь. Эмили поехала домой, откликнувшись на настойчивую просьбу отца пойти на примирение и провести праздники с семьей в Гринвиче, а Джо отправился на длинные праздничные выходные в Биг-Нек. Встретиться они условились после Рождества в Палм-Бич.

Обстановка в Биг-Неке была несколько унылой, и Джо не мог не сравнивать ее с активным образом жизни Эмили, которая встречалась со старыми друзьями и весело проводила время на многочисленных роскошных приемах с коктейлями. Он задумался над тем, когда в его жизни и отношениях с людьми все пошло наперекосяк, но при этом спрашивал себя, действительно ли хотел бы находиться сейчас рядом с Эмили, терпеть неослабевающую враждебность ее матери и поддерживать бессмысленные разговоры с людьми, которых он больше никогда не увидит? Впрочем, он был знаком с членами футбольной команды Гринвича и с удовольствием пообщался бы с ними. Кроме того, на тех приемах наверняка будут люди из других хеджевых фондов. Ну почему в Биг-Неке нет праздничных приемов с коктейлями?

Джо провел сочельник с Большим Джо и сводными сестрами. Большой Джо выглядел хорошо, но, увы, помимо спорта Джо не о чем было говорить с отцом. Сводные сестры любили Джо и очень приветливо с ним обращались, но у него не было с ними ничего общего. Рождество Джо провел с матерью. Она приготовила индейку, пока сын смотрел футбол. Больше всего ее беспокоило, хорошо ли он питается и собирается ли жениться.

После праздничного ужина Джо отправился в ресторан Churchill’s Bar & Grill, куда местные жители ходили выпить перед сном. В этой старой, обветшалой закусочной толпилась шумная компания из учеников средней школы и мужчин постарше. Один из барменов громко поприветствовал Джо, назвав его по имени, после чего все повернули головы в их сторону. Лицо бармена показалось Джо очень знакомым, но имени его он никак не мог вспомнить.

– Джо, это же я, Том Терри, – сказал бармен и горячо пожал ему руку. – Ты меня помнишь? Я был твоим центровым последние два года в школе. Ты приложил руки к моему заду, наверное, раз четыреста.

– Дружище, конечно же я тебя помню, – сказал Джо, осознавая, что не сразу узнал Терри, потому что его лицо и тело стали похожи на шар. Теперь Том Терри весил около свыше 130 килограммов, тогда как в прошлом был не больше восьмидесяти пяти. Из-за полноты Том выглядел старше своих лет и напоминал карикатуру на самого себя в прошлом.

– В выпускном классе ты входил в состав команды штата, Том. Ты хорошо защищал меня во всех матчах. Просто выглядишь сейчас немного по-другому, здоровяк, – ответил Джо, переходя на местный говор.

– Да, я знаю, – сказал Терри. – Я жирный, как свинья.

К ним подошли и другие парни, но после воспоминаний о старых футбольных играх разговор затих. Никто из них даже не знал, что такое хедж-фонд. Джо выпил еще пива и в конце концов, извинившись, собрался уходить.

– Позвони мне, если будешь в Нью-Йорке.

– Было приятно повидаться с тобой, – сказал Терри. – Здесь стало так скучно. Все толковые ребята, которые учились вместе с нами, разъехались кто куда. И все же здесь хорошая жизнь.

Следующим вечером Джо ужинал с Джошем Гибсоном в ресторане McDonald’s, единственным открытым рестораном в городе. Джош, разговорчивый, как и всегда, рассказал Джо, что рассчитал доходность своих инвестиций за период с 1980 по 2000 год. Средняя годовая доходность индекса S&P 500 с учетом дивидендов составила почти 15 процентов за эти двадцать лет. Несмотря на то что Джош уделял большое внимание инвестированию, доходность его инвестиций составила всего около 8 процентов, или половину доходности S&P.

Джо посмотрел на него с искренним удивлением.

– Но почему, Джош? У вас же были хорошие акции.

– Потому что я слушал этого проклятого брокера и всех этих специалистов по стратегиям и техническому анализу и пытался выбирать удачные моменты для покупки или продажи акций. В итоге я как всегда слишком увлекался игрой на повышение, когда цены достигали максимума, и на понижение – когда они падали до минимума. К тому же много денег ушло на транзакционные издержки и реализацию образовавшегося прироста капитала, с которого мне пришлось платить налоги. Пожалуй, мне следует купить акции индексного фонда. Никакого отслеживания рынка, никаких транзакционных издержек, минимальные налоги, десять базисных пунктов в год на вознаграждение управляющим. Для такого простофили, как я, это именно то, что нужно.

Джо заинтересовали слова Джоша.

– Да, это совершенно правильно – рассчитывать доходность инвестиций после вычета всех издержек, в том числе налогов. Однако большинство инвесторов не делают этого.

Затем Джош начал расспрашивать Джо о ВА. Джо сказал, что транзакционные издержки в фонде очень высоки, поскольку совершается много операций на бирже. Он упомянул также о том, что пока они получают главным образом краткосрочную прибыль. Затем объяснил, как рассчитывается вознаграждение управляющих фондом. Джош был шокирован его размером.

– Это отличные условия, – произнес он, растягивая слова так, как это делают в Вирджинии. – Неудивительно, что люди с талантом и головой на плечах спешат заняться этим.

Он покачал головой.

В конце ужина Джош спросил, каков минимальный размер инвестиций в фонде Bridgestone Alpha.

– Пятьсот тысяч долларов, – ответил Джо.

– Отлично, старина, не пришлешь ли ты мне документы? Я наконец-то понял, что не могу заниматься этим сам, а индексные фонды настолько противоречат моим убеждениям, что воспользоваться ими – все равно что сдаться. Я хочу вложить деньги в твой фонд.

Джо пообещал выслать документы, они обнялись и вышли в холодную ночь к автомобилю Джоша. Когда тот уехал, Джо стоял на улице, рассматривая полумесяц, звезды над головой и думал о том, звонила ли ему Эмили. Они договорились, что он не станет ей звонить, поскольку она будет в кругу своей семьи и гостей, ведь его звонок только разозлил бы ее мать.

И вдруг, пока Джо стоял там под светом серповидной луны, висевшей в бледной дымке над городом, на него нахлынуло чувство незащищенности и страдания. Он редко испытывал подобные эмоции, но в последнее время отношения с Эмили вызывали у него беспокойство. Это чувство еще больше усиливалось, когда Эмили была рядом со своей матерью, упорно не прекращавшей попытки испортить их отношения и постоянно знакомившей дочь с подходящими мужчинами. Все это очень тревожило Джо.

Джо и Эмили вели романтические беседы о женитьбе, но никогда не говорили об этом серьезно. Однако он догадывался, что Эмили думает об этом. Две ее лучшие подруги по Принстону объявили о помолвках, и она уговаривала его пойти к ним на свадьбу. Но ее мать была права: он ей не пара. Да и бабушка Эмили, претенциозная, лицемерная старая ведьма, любила напоминать внучке: «Ты не становишься моложе, дорогая».

Джо знал, что старшая сестра Эмили Джил тоже не в восторге от него. Джил всегда соперничала с сестрой и порой поддразнивала ее, называя «сожительницей». Джо знал, что эти выпады огорчают Эмили. Теперь он задумался над тем, какой была бы их жизнь, если бы они поженились. У них совершенно разная работа, а теперь, казалось, даже увлечения разные. Отвергнут ли его члены семьи Эмили, разумеется, за исключением ее отца?

Но Джо любил Эмили. Он проверил телефон. Его подруга не звонила. На самом деле она не позвонила ни разу за все то время, которое они были в разлуке, – даже на Рождество. Что происходит?

Джо прошел пять кварталов к дому Долорес, испытывая всепоглощающее чувство одиночества, граничившее с отчаянием. Неужели Джош – его единственный друг здесь? Что случилось со всеми его школьными друзьями? Джо вырос в этом городке и все же чувствовал себя здесь чужим. Пошел снег. «Счастье – как снежинка, – подумал Джо. – Только поймаешь его в руку, и оно тут же исчезает».

Той ночью, когда Джо наконец выключил свет и лег в постель, он долго не мог уснуть. Затем все-таки уснул, но в три часа ночи снова проснулся, чувствуя себя ужасно подавленным. Как часто бывает посреди ночи, он почему-то вспомнил о Пэт. Неужели он использовал ее? Мрачные, гнетущие мысли о своей неспособности сформировать стабильные, длительные отношения одолевали его до тех пор, пока он не уснул.

Следующим утром Джо на взятом напрокат автомобиле отправился в Ричмонд, чтобы сесть там на самолет до Палм-Бич, где он должен был встретиться с Эмили. Со временем он почувствовал себя лучше, и депрессия прошла. Еще до отъезда Джо забронировал номер в отеле Breakers. Он уже бывал в этом прекрасном отеле в стиле барокко, расположенном прямо на берегу океана, когда компания Grant проводила там конференцию, и ему понравилась царившая там атмосфера. После Рождества Доузы улетели в свой дом на Си-Айленде, и Джо с тревогой и отчаянием ждал встречи с Эмили. Не повлияла ли враждебность ее семьи на ее любовь к нему? Он не мог не думать обо всем этом и не тревожиться по этому поводу.

Как только Джо вошел в свой номер, он сразу же позвонил Эмили. Она сказала, что будет в отеле после полудня и сразу же придет к нему. Они немного неловко поприветствовали друг друга, но затем переоделись в купальники и отправились на пляж отеля, где с удовольствием вдохнули соленый морской воздух. Они шли по мокрому песку и просто болтали о чем-то. И все же Эмили казалась Джо какой-то скованной. Затем, вернувшись на пляж отеля Breakers и окунувшись в бурные и немного опасные волны Атлантического океана, они почувствовали себя возбужденными и бодрыми. Джо казалось, что волны как будто смывают с него всю напряженность последних дней. И, похоже, Эмили испытывала то же самое.

Когда они вернулись в номер и закрыли за собой дверь, Джо обнял Эмили и поцеловал в затылок. Он ощущал ее гладкую кожу и упругое тело рядом с собой, и это было прекрасно. Через мгновение они, сбросив с себя купальники, уже лежали в постели.

Эмили, повернувшись к Джо и взяв его лицо в ладони, говорила, как сильно скучала по нему и какими невзрачными казались ей мужчины, с которыми знакомила ее мать. Затем Джо рассказал ей о Биг-Неке и о том, каким одиноким он чувствовал себя там. Во время разговора Джо думал, что лежать вот так, полностью доверившись друг другу, – это и есть высшая степень близости. Он никогда раньше не испытывал подобных чувств. Вдруг все его страхи по поводу их отношений, все тревоги о портфеле ВА – все исчезло, и он почувствовал полный покой.

Они занялись любовью, а затем отправились на ужин в ресторан Sea Grill. Во время ужина позвонил мобильный телефон Эмили. Она ответила, а затем повернулась к Джо, закрыв телефон рукой.

– Это папа. Он спрашивает, не хотим ли мы поиграть в гольф с ним завтра в клубе Seminole.

На лице Джо появилась широкая улыбка.

– Да, я хотел бы. Seminole – это легендарное поле для гольфа, К тому же я давно не виделся с твоим отцом.

– Джо, – мягко сказала Эмили, – я думала, мы с тобой поиграем в теннис, а затем поплаваем, погуляем по пляжу, пообедаем вместе прямо здесь, в Breakers, и, может быть, даже вздремнем после обеда!

– Дорогая, гольф – это игра хедж-фондов. Мне нужно немного подучиться. В клубе Seminole играют большие люди из хедж-фондов. Кроме того, ты ведь тоже играешь.

Эмили скорчила ему рожицу.

На следующий день Эмили и Дэвид забрали Джо рано утром. Все вместе они приехали в клуб Seminole за полчаса до начала игры и сразу же отправились на тренировочное поле. Они расположились на дальнем конце поля, где играли еще двадцать человек. Вдруг Джо почувствовал, как кто-то похлопывает его сзади клюшкой для гольфа. Он обернулся. Перед ним стоял Спокейн. На его лице играла широкая дружелюбная улыбка.

– Слушай, приятель, я давно за тобой наблюдаю. Я и не знал, что у моего нового инвестиционного гения такой хороший удар и что он может послать мяч шестым айроном на 180 метров. Я поражен, Джо. Какой у тебя гандикап?

– У меня его никогда не было.

У Спокейна глаза как будто загорелись.

– У тебя действительно нет гандикапа?!

– Мы с отцом просто играли ради собственного удовольствия на муниципальном поле для гольфа в Биг-Неке, где прошло мое детство. Вообще-то это поле больше напоминало пастбище. Там не было картов; мы просто носили сумки с собой. И там не было никакой системы гандикапов.

Спокейн посмотрел на Дэвида Доуза, наблюдавшего за всей этой сценой.

– Слушай, Дэйв, ты идешь сегодня на прием к Бридам в Игл-Оукс?

– Да, – ответил Доуз.

– Возьми с собой счетную карточку, если придешь. Я хочу посмотреть результаты этого парня. И не засчитывайте очки без ударов, – он повернулся к Джо. – Я должен идти. Поговорим в понедельник. У меня есть кое-какие идеи.

Когда Спокейн ушел, Доуз посмотрел на Джо.

– Знаешь, Джо, я слышал, что Спокейн очень успешный человек, но какой же он высокомерный и самонадеянный!

– А почему он так заинтересовался моей игрой в гольф?

– Потому что ему нужен человек из его компании, который действительно умел бы играть в гольф и которого можно привлечь к участию в важных играх. Так ему будет легче списывать на деловые издержки расходы на частный реактивный самолет, на котором он сюда прилетел. К тому же это хорошо для его бизнес-гольфа.

Тем не менее, когда они играли в тот день на поле Seminole, Доуз добросовестно записывал все результаты в счетную карточку и заставлял Джо загонять мяч в каждую лунку. Встретившись со Спокейном, он отдал ему карточку. Доуз забил 83 мяча, Эмили – 102, Джо – 81.

– Ух ты! – воскликнул Спокейн. – Неплохо для парня, который впервые вышел на поле для гольфа.

– Он большой и крепкий парень; кроме того, у него врожденные способности к спорту, – заметил Доуз. – Тебе бы следовало посмотреть, как он играет в футбол.

– Самое интересное, что у него, по всей вероятности, есть и врожденные способности к инвестициям, – задумчиво протянул Спокейн. – Хотя вполне возможно, что ему просто повезло и он попал в полосу удачи. Я всегда считал, что он работает с неудачником. Как бы там ни было, мне нужно быть к нему поближе.

Доуз, конечно же, рассказал Джо об этом разговоре.

В ту ночь, когда Джо лежал в постели, у него в голове роилось множество разных мыслей. «Интересно, как это он собирается быть ко мне поближе?» – спросил себя он. Его немного смущало то, как Доуз отозвался о Спокейне и как Спокейн охарактеризовал Микки.

В нью-йоркском инвестиционном мире Спокейна принято было считать непревзойденным продавцом. Он не всегда нравился конкурентам, но все равно ходили легенды, будто он может продать что угодно. Однако в самой компании достаточно скептически оценивали возможности своего руководителя: считалось, что он способен продавать только продукты с высоким уровнем доходности инвестиций.

Потенциальный инвестор, заинтересовавшийся фондом ВА, приходил в офис Bridgestone, где, как предполагалось, его должна была привести в благоговейный трепет роскошь и величественность окружающей обстановки. Затем приставленный к нему улыбающийся менеджер в начищенных до блеска туфлях на протяжении пятидесяти минут знакомил клиента с материалами по инвестиционному портфелю ВА. Эти материалы представляли собой формальный, сухой документ, в котором кратко излагались такие интересные и романтические темы, как формирование и реализация инвестиционного портфеля, непрерывное управление рисками и мониторинг. Кстати, в нем шла речь и о том, какие негативные последствия может повлечь за собой использование левериджа. Большинство потенциальных инвесторов слушали не очень внимательно и не задавали вопросов. Их интересовала только эффективность инвестиций.

В документе также была изложена информация о квалификации и инвестиционной философии Микки и Джо, а также описание работы их модели. Кроме того, приводились статистические данные о доходности ВА и методах работы, применяемых в фонде. Особое внимание уделялось управлению рисками и стресс-тестам, которые позволяли определить, как портфель повел бы себя во время кризиса в октябре 1987 года, последовавшего после дефолта в России и LTCM, если бы индекс S&P 500 изменился на 10 процентов, а курс облигаций казначейства США отклонился бы на 50 базисных пунктов. В этом инвестиционном меморандуме значилось, что показатель VAR инвестиционного портфеля фонда не превысит 7 процентов (следовательно, доходность портфеля вряд ли снизится больше чем на 7 процентов за месяц). Документ был юридически правилен и тщательно выверен.

– Здесь не говорится ни о том, как ты выл на полную луну в Биг-Неке, – сказал Микки, прочитав документ, – ни о том, что я много лет был неудачником.

Джо рассмеялся.

На предварительной встрече с потенциальным инвестором улыбающийся менеджер в начищенных до блеска туфлях должен был определить, настроен ли покупатель серьезно или интересуется фондом из чистого любопытства. Кроме того, от него требовалось оценить, какую сумму готов вложить потенциальный инвестор. Инвестиция в размере от 1 до 5 миллионов долларов приветствовалась, особенно если клиент на требовал к себе особого внимания.

После первоначальной презентации потенциальным инвесторам, готовым вложить в ВА более 5 миллионов долларов, Микки или Джо уделяли полчаса своего драгоценного времени, рассказывая о своей инвестиционной философии и текущем состоянии дел фонда. Им предоставлялась возможность говорить потенциальным инвесторам то, чего из-за юридических ограничений не разрешалось представителям обычных инвестиционных фондов, например: «Наша цель – довести годовую доходность до 12–15 процентов после вычета вознаграждений без большой просадки» и «Мы свободны от фиксации рынка», – что бы это ни значило. Джо пришел к выводу, что в момент прощания с потенциальным инвестором очень полезно произносить такую фразу: «Мы будем рады считать вас своим партнером». Многие инвесторы, особенно женщины и молодые мужчины, просто таяли, когда он предлагал им стать его партнерами. Каждый партнер один раз в два месяца получал по электронной почте отчеты о результатах работы фонда, один раз в месяц – информационное письмо; один раз в квартал мог присутствовать на инвестиционном совещании, и один раз в год его приглашали на годовое собрание инвесторов и на прием с коктейлями в Four Seasons.

Если потенциальный инвестор был «слоном», то есть мог вложить от 25 до 100 миллионов долларов, ему назначал аудиенцию сам Великий Спокейн. Спокейн дал маркетологам компании понять, что сам хотел бы делать «последний выстрел в слона». Он получал большое удовольствие от этой роли.

Очаровывая «слона», Спокейн никогда не формулировал свое видение рынка. Он считал это играми для дураков. Предположим, вы допустили ошибку в краткосрочной перспективе. Если сообщить об этом «слону», он разочаруется в вашем фонде. Вместо этого Спокейн показывал потенциальным инвесторам висевшие на стене его кабинета фотографии, на которых он был запечатлен вместе со многими богатыми и знаменитыми людьми, и рассказывал свои любимые истории. Затем он усаживал потенциального клиента перед бутафорским камином со старинной резной облицовкой из Лондона. В этом акте спектакля он смотрел на инвестора особым отстраненным взглядом, чем придавал себе вид человека с оригинальным видением (многие считали, что он выработал этот взгляд, рассматривая поле для гольфа), и начинал разглагольствовать о жизни. При этом он произносил такие фразы: «Когда я виделся с Аланом на прошлой неделе, он выглядел на удивление замкнутым» или «Генри говорит, что проблема Буша в том, что он не знает истории». Разумеется, речь шла об Алане по фамилии Гринспен и Генри по фамилии Киссинджер. Все эти действия Спокейна и предложение крупному потенциальному инвестору популярного, высокоэффективного фонда, как правило, приводили к заключению сделки. Но иногда менее доверчивые «слоны» уходили из кабинета Спокейна, качая головами и бормоча что-то о куче очаровательной ерунды.

После рождественских праздников Спокейн появился в двери кабинета Джо, как всегда, прекрасно одетый: облегающая рубашка Thomas Pink и широкие коричневые брюки Burberry. «Должно быть, его мягкие кожаные туфли Berluti стоят тысячу долларов», – подумал Джо.

– Ребята, да вы по-прежнему на высоте. Все удивляются, как вам удается обеспечивать такие высокие результаты при почти полном отсутствии рыночного риска. Клиенты любят такие бета-фонды. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Джо улыбнулся ему своей самой сдержанной улыбкой.

– «Невероятно» – вполне подходящее слово, Джад.

– Думаешь, вы сможете удержаться на этом уровне?

– Наши модели показывают, что спред между верхним и нижним децилями все еще достаточно велик – около четырех стандартных отклонений.

– Ха! – вырвалось у Спокейна, затем после паузы он произнес:

– Джо, как насчет того, чтобы вы с Эмили полетели со мной в Палм-Бич на этот уик-энд, чтобы поиграть в гольф? Мне бы хотелось увидеть, как ты делаешь замах в более напряженной игре. Мы отправимся туда в пятницу после обеда и вернемся назад в воскресенье днем. Я сниму для вас с Эмили номер в Breakers.

Джо был польщен.

– Большое спасибо за приглашение. Мне нравится эта идея. Я поговорю с Эмили. Насколько я знаю, у нас нет никаких планов на выходные.

– Отлично, – сказал Спокейн. – В пятницу вечером вы будете предоставлены сами себе, а в субботу вечером приглашены на прием, который состоится в моем новом доме. Оба дня будем играть в серьезный гольф: в субботу – бизнес-гольф, а в воскресенье – на счет и на деньги. А Эмили сможет пообщаться с моей спутницей – новой моей подружкой.

Улыбнувшись, Джо произнес: «Звучит отлично», но в глубине души содрогнулся. Он знал, что Эмили не придет в восторг от того, что ее собираются отстранить от участия в игре.

Вечером того же дня Джо сообщил Эмили о поездке в Палм-Бич, но допустил оплошность, упомянув слова Спокейна о его спутнице.

– Прекрасно, – сказала она. – Мне кажется, он считает меня какой-то подружкой, которую можно повезти с собой на курорт, чтобы, пока большие парни играют в гольф, она делала там маникюр и массаж. К черту все это! Я никуда не поеду!

Через пятнадцать минут, когда вспышка гнева Эмили улеглась, Джо убедил ее в том, что было бы интересно понаблюдать, как новые богачи из хеджевых фондов играют в гольф. Кроме того, в пятницу вечером они смогут провести время так, как им захочется. Джо пообещал пройти в субботу только восемнадцать лунок, чего бы ни потребовал Спокейн, а после гольфа поиграть с Эмили в теннис. Уступив его уговорам, девушка неохотно согласилась.

Как ни странно, уик-энд оказался достаточно интересным, даже поучительным.

В пятницу Джо и Эмили вылетели из аэропорта Тетерборо на самолете G-5, принадлежавшем Спокейну. Никто из них еще не летал ни на G-5, ни на любом другом частном самолете, поэтому молодые люди были просто поражены. Спокейн с удовольствием показывал всем самолет, рассказывая о его удобствах и о том, какие условия созданы в нем для комфортного сна. Он без конца хвастал скоростью и дальностью полета своего G-5.

«На этом самолете я могу добраться до любого города Европы без посадки. В нем я даже мог бы прилететь домой из Японии. На свете нет женщины, которая устояла бы передо мной после полета на этих крылышках. Такого самолета нет даже ни у Пола Джонса, ни у Джулиана. Это отличная игрушка».

Спутница Спокейна оказалась довольно застенчивой, хорошо одетой молодой женщиной с темными волосами, невинным лицом и приятными манерами. Ее представили всем просто как Робин. Без фамилии. Она была примерно того же возраста, что и Эмили. На борту самолета находился также Боб Шапиро, директор по инвестициям гигантского фонда хедж-фондов White Rock. Джо было известно, что White Rock Capital Partners вложил в Bridgestone 400 миллионов долларов, из них 110 миллионов – в фонд ВА.

Джо уже встречался с Шапиро в прошлом году при оценке тем ВА. Боб был крупный, немного грузный мужчина сорока с лишним лет. Тогда Джо показалось, что этому человеку свойственно преувеличенное чувство собственной важности. Он знал, что обладает достаточной властью, для того чтобы решать судьбы хедж-фондов, поэтому рассчитывал на то, что к нему станут прислушиваться и относиться с уважением. Шапиро тепло поприветствовал Джо.

На борту самолета оказался также Джимми Браун из отдела маркетинга Bridgestone. Браун, худощавый, приятный в общении мужчина примерно одного возраста со Спокейном, хорошо играл в гольф и, по слухам, ходил в любимцах у старшего партнера, ходя Джо и не заметил в нем признаков особой одаренности. На самом деле в компании его называли «другом детства» или «придворным шутом». В этой поездке в его задачи входило облегчить людям общение.

В пятницу вечером Джо и Эмили сыграли в теннис на площадке Breakers, поужинали в красиво оформленном главном обеденном зале отеля и довольно рано отправились спать. В субботу утром Спокейн назначил время начала игры на 10:15, а поскольку Джо необходимо было немного попрактиковаться, он приехал в клуб Seminole в 9:30. Четвертым игроком оказался Билл Ферлмен, директор пенсионного фонда Georgia Teachers и еще один клиент Bridgestone.

Был ветреный, немного прохладный январский день, типичный для Флориды в это время года. Они прошли девять лунок, пообедали, а затем прошли еще девять. Джо играл в паре с Шапиро, оказавшимся вполне пристойным игроком с гандикапом 12. Спокейн сказал, что Джо должен играть с гандикапом 10. Сам Спокейн играл с гандикапом 9, а крупный, сильный техасец Ферлмен заявил, что будет играть с гандикапом 3. Каждый поставил на игру 100 долларов.

Джо три раза играл в гольф с Доузом и уже начинал чувствовать себя более уверенно в этой игре. Все раунды, пройденные им на неухоженном городском поле для гольфа с Большим Джо, позволили ему отработать мягкий, плавный свинг и точный бросок на короткую дистанцию. Когда уже в стартовой зоне Джо послал мяч на 270 метров, Шапиро пробормотал слова одобрения. Пока они шли по полю, он расспрашивал Джо о его происхождении, а также о том, что он думает по поводу текущего медвежьего рынка. По всей видимости, Ферлмену тоже было интересно услышать его мнение.

Во время ланча в ресторане Grill Спокейн продолжал хвастаться, упоминая в разговоре имена известных людей (как будто был знаком со многими старыми членами клуба Seminole). Он рассказывал гостям, каких больших трудов и денег ему стоило стать членом клуба. Джо задумался, как ему вообще удалось это сделать. Джо почувствовал, что Шапиро сначала был озадачен тем, что Спокейн без конца бахвалится перед ними своим знакомством с богатыми и известными людьми, затем же такое поведение начало вызывать у него раздражение.

В тот день они завершили вторую половину игры в 15:00. Джо прошел поле за 77 ударов и был очень доволен своей игрой. Шапиро же, будучи очень хорошим игроком, открыто радовался тому, что они с Джо выиграли матч. Он обнял парня, когда остальные участники игры вручили им стодолларовые купюры.

Вечерний прием тоже оказался очень интересным. Вилла Спокейна, расположенная у тихой дороги вдоль пляжа неподалеку от отеля Breakers, была одной из самых роскошных в Палм-Бич. На приеме присутствовали сам Спокейн, тихая Робин, Шапиро, Ферлмен с супругой, Джо и Эмили. Кто такая Робин, осталось загадкой как для Джо, так и для Эмили. Она явно не принадлежала к числу тех эффектных женщин, которым отдавал предпочтение Спокейн. Когда утром Эмили попыталась поговорить с ней в спа-салоне, Робин как будто спряталась в свою скорлупу. Эмили сразу же почувствовала расположение к ней.

– Боже мой, – сказала она Джо, – бедную девочку смущает то, что она живет с таким болваном.

– Полегче, – предостерег ее Джо. – Ты говоришь о человеке, от которого зависит моя карьера.

После прибытия на виллу Спокейн устроил гостям экскурсию. Он описывал происхождение каждой картины, висевшей на стене, с гордостью называя цену. Сообщил даже о том, во сколько обошлась ему старинная кровать под балдахином – 75 тысяч долларов. Прозрачные шторы из тюля, висевшие на окнах столовой, стоили 50 тысяч долларов. Двухсотлетние десертные тарелки с нарисованными от руки портретами французских дворян периода, предшествовавшего Французской революции, были куплены в Лондоне по 800 фунтов за каждую.

– Надеюсь, вы не моете их в посудомоечной машине, – сухо заметила Эмили.

Спокейн бросил на нее сердитый взгляд, явно раздосадованный тем, что замечание девушки вызвало смех у других гостей.

– После ужина я позволю вам помыть их вручную, – парировал он.

Эмили мрачно улыбнулась Джо. Он ответил ей печальной улыбкой. Джо определенно не хотел, чтобы Эмили продолжала в том же духе. У Спокейна не было чувства юмора.

В гостиной на изысканном столике в стиле «чиппендейл» в тяжелых серебристых рамках стояли фотографии трех прекрасных, благосклонно улыбающихся женщин.

– Это мои бывшие жены, – гордо сказал Спокейн, небрежно махнув в сторону фотографий рукой. – И между нами нет никаких обид.

– А я слышала совсем другое. Думаешь, хотя бы у одной из них есть его фотография в гостиной? – тихо спросила Эмили Джо. Шапиро, стоявший рядом, подавил смех.

– Прекрати умничать! – прошептал Джо, когда они вышли на террасу.

Казалось, Спокейн с бокалом мартини в руке не обращал внимания на то, как реагируют на происходящее гости, и продолжал свои разглагольствования.

– Кто-то сказал, что брак со мной – это шесть месяцев в раю и шесть лет боев в полутяжелом весе. Но это несправедливо, поскольку я никогда не был женат достаточно долго, чтобы даже узнать привычки своих жен в ванной комнате.

Все засмеялись, кроме Робин и Эмили.

– Это замечание о туалетных привычках – просто бред какой-то, – прошептала она Джо.

Когда они вернулись в Breakers, Эмили предложила:

– Давай выпьем чего-нибудь и посмотрим на океан.

Они взяли по бокалу рома с тоником и вышли на безлюдную террасу. Тучи на небе рассеялись, и огромная луна висела прямо перед ними, отбрасывая длинную дорожку серебристого света на поверхности океана.

– Знаешь, Джо, – сказала Эмили, когда они пили напитки, вдыхая соленый воздух и любуясь пейзажем, – один из двух старших партнеров, публичное лицо компании, – напыщенный, закомплексованный, эгоистичный осел. В этом нет ничего хорошего.

Джо посмотрел на Эмили. Освещенная лунным светом, она показалась ему невероятно прекрасной. Он взял ее за руку.

– Ты права. Он что-то среднее между ослом и негодяем. Тем не менее Спокейн очень богат.

– Как же он стал таким успешным и богатым?

– Мне и самому хотелось бы это знать. Думаю, просто по случайному стечению обстоятельств. Его напористость в продажах, эффективность инвестиционной стратегии Рэвина, а также то, что они оказались в нужном месте в нужное время в период бума хедж-фондов, – вот составляющие его успеха. Но под влиянием этого же успеха всплыли на поверхность все те непривлекательные черты, которые всегда у него были, пусть он их и подавлял до поры до времени, – ответил Джо, наслаждаясь вкусом рома и наблюдая за тем, как волны накатывают на узкий пляж и скалы.

– Ну, как бы там ни было, завтра утром мы поднимемся в семь и поиграем в теннис, раз уж твой дурацкий гольф начинается в полдесятого.

– Но я хотел позаниматься в тренажерном зале рано утром, – возразил Джо.

– Забудь об этом! – сказала Эмили. – Я сидела здесь одна целый день и хочу провести время вместе с тобой. Мы играем в теннис.

Рано утром они сыграли в теннис, а затем Джо быстро отправился в душ. Вскоре после него туда пришла и Эмили.

– Эмили, ты ведь знаешь, что я должен немного попрактиковаться перед игрой и что я не могу опаздывать.

– Конечно не можешь! Так что моя задача теперь – упаковать вещи, расплатиться за номер и подобрать тебя в клубе Seminole по дороге в аэропорт.

Он нежно поцеловал ее.

– Ты такая милая!

– Да, – согласилась она. – И несчастная.

Немного позже в тот же день, когда игроки встретились у стартовой зоны, Спокейн распорядился, что они с Джо будут играть против Шапиро и Ферлмена. Сегодня каждый поставил по 200 долларов. Гандикапы игроков сочетались неплохо, и в самом начале поединка Спокейн сказал Джо:

– Хотя это бизнес-гольф, играй хорошо. Я не люблю проигрывать. Я хочу победить этих ребят. Шапиро меня просто бесит.

После шестнадцати лунок у всех участников игры были примерно равные результаты. На семнадцатой лунке (длинный пар-4), где Шапиро получил фору, он сделал свой третий бросок с края грина на расстояние примерно полтора метра от флажка, установленного на холмистом, трудном грине. Джо сделал на четыре удара меньше, но, если бы Шапиро сделал патт, он выиграл бы эту лунку и у его пары было бы преимущество в одну лунку, притом что оставалась всего одна, последняя лунка.

Спокейн посмотрел на мяч, на расстояние до флажка и холмистый грин. Этот патт нельзя было засчитывать автоматически; кроме того, в такой ситуации легко промахнуться. Джо знал, что босс любит наблюдать за тем, как люди ведут себя в напряженных ситуациях. Тем не менее, к большому удивлению Джо, Спокейн наклонился, поднял мяч и бросил его Шапиро.

– Лунка ваша. Хорошая игра.

– Спасибо, – ответил Шапиро с каменным выражением лица.

Последней была лунка пар-4, расположенная на трудном, неровном участке поля, за ручьем. У Джо снова был пар, тогда как Шапиро и Ферлман сделали на пять ударов меньше и с учетом одного дополнительного удара у них оставалось всего четыре удара. Теперь итог матча зависел от Спокейна, которому нужен был пар, что при его гандикапе дало бы ему преимущество в три удара. Он прекрасно выполнил второй удар: мяч пролетел почти 150 метров в воздухе и упал примерно в пяти метрах от лунки.

Все молча наблюдали, как Спокейн выполнил первый патт, бросив мяч мимо лунки на расстояние от 0,5 до 1 метра. Все посмотрели на Шапиро, ожидая, что он уступит этот патт, поскольку на предыдущей лунке Спокейн уступил ему гораздо более длинный и трудный патт.

– Думаю, я все-таки заставлю вас сделать этот патт, Джад, – выговорил Шапиро с неприятной ухмылкой. Джо поразился: это было крайне невежливо со стороны Шапиро.

Спокейн пристально посмотрел на него, после чего присел на корточки и внимательно изучил поверхность грина перед мячом и за ним. Затем он стал над мячом, сделал три пробных свинга своим паттером, снова искоса посмотрел на лунку, отступил назад и секунд тридцать простоял над мячом. Никто не шелохнулся. Вдруг Спокейн с силой взмахнул паттером и запустил мяч далеко за пределы грина, на фервей.

– За вами лунка и матч, ребята, – только и сказал он.

Спокейн вручил Шапиро четыре сотенные купюры.

– Вот ваши деньги. Я подвел тебя, Джо.

Все участники игры отправились в здание клуба, где быстро выпили, пообедали и приняли душ, перед тем как их отвезли на автомобилях в аэропорт. Во время обеда Шапиро выглядел подавленным, а разговор не клеился.

В самолете Спокейн сначала болтал с Робин, а затем надел маску для сна, откинулся в кресле и задремал. Ферлмен повернулся к Джо и начал расспрашивать его о ВА. Эмили сидела на заднем сиденье и читала воскресный номер New York Times.

В понедельник утром Спокейн зашел в кабинет Джо.

– Ты думаешь, я опростоволосился перед Шапиро? – спросил он.

Джо не успел произнести ни слова, как Спокейн ответил на свой же вопрос:

– Нет, ни в коем случае. Этот парень болван. Но он никогда не забудет, что я для него сделал. Теперь он у меня в кармане, поскольку боится, что я расскажу всем, какой он идиот на самом деле. Он мой навсегда! Это был лучший ход для получения контроля, который только можно сделать в бизнес-гольфе.

Джо кивнул. Ему казалось, что он все понял. Это была весьма изощренная форма запугивания.

В следующие месяцы Джо часто играл в гольф со Спокейном, его так называемыми друзьями и клиентами компании. Во время этих игр он часто размышлял о самом гольфе, о бизнесе и людях из хедж-фондов. Чем старше они становились, тем более одержимы были игрой в гольф и своими гандикапами. Создавалось впечатление, будто умение хорошо играть в гольф – это испытание на мужественность, успешное прохождение которого доказывает, что у человека есть все необходимые качества.

Через несколько лет Джо как-то спросил у Спокейна, почему тот уделяет такое большое внимание проверке работавших на него инвестиционных управляющих посредством игры в гольф. В ответ босс произнес избитую фразу о том, что характер человека можно лучше узнать за восемнадцать лунок игры, чем за много лет ведения бизнеса. Джо с сомнением взглянул на него, и Спокейн добавил:

– Кому бы ты доверил управление своими деньгами? Человеку, который может сделать красивый длинный патт и получить берди на восемнадцатой лунке, или тому, кто делает двойной богги, притом что он единственный игрок с форой?

«Ну, – подумал Джо, – я бы не доверил свои деньги ни одному из них. Какой примитивный способ оценки инвесторов!»

Но вслух Джо ничего не сказал; он просто сидел и молча кивал головой.