Фонд Bridgestone Alpha (BA) вступил в 2001 год (второй год своего существования) с 600 миллионами капитала и целым потоком новых инвестиций, ждавших своей очереди на оформление документов. Вдруг о нем заговорили повсюду, во всяком случае в мире хедж-фондов. Год назад к ВА никто не проявлял интереса, а к концу первого года работы посыпалось так много запросов на проведение презентаций, что компания Bridgestone поручила двум лучшим сотрудникам отдела маркетинга обслуживать только его. Теперь с потенциальными инвесторами работали уравновешенные, приятные в общении, вежливые специалисты, хорошо знающие инвестиционную историю фонда.
Благодаря помощи маркетологов ВА стремительно рос. В январе в экономике и на фондовом рынке обозначились яркие признаки серьезных проблем. В начале января ФРС снизила процентные ставки на 50 базисных пунктов, и рынок, вопреки ожиданиям многих, отреагировал активной распродажей акций в связи с угрозой дальнейшего снижения цен. Кроме того (что было очень важно для Микки и Джо), на рынке инвестиций в акции роста начался обвал. Формула ВА (открытие коротких позиций по акциям с ухудшающимися фундаментальными показателями, анализ таких показателей, как низкая доходность денежного потока и высокий коэффициент «цена-чистая прибыль на акцию», а также включение в инвестиционный портфель акций с повышающейся относительной силой) работала как нельзя лучше. Рыночная лихорадка заразила даже акции вполне здоровых технологических компаний; жадность уступила место страху. Микки и Джо оставалось только пересаживаться с одной умирающей лошади на другую – ту, у которой появились лишь первые признаки болезни. Тем временем они продолжали получать небольшую прибыль и со своего портфеля длинных позиций.
Как не очень изящно выразился Микки, они стали похожи на «свиней в навозе». На падающем рынке фонд ВА зарабатывал большие деньги на коротких позициях и еще немного – на длинных. Джо еще раньше нашел подтверждение подобному сценарию развития событий. В период рецессии компании по производству товаров массового спроса показывали прекрасные результаты, неизменно превосходившие среднерыночные показатели, поэтому Микки и Джо сосредоточились на этом секторе, в обычных условиях довольно вялом. Две попытки поглощения еще больше повысили эффективность их инвестиций. Прибавив ко всему этому еще и леверидж в размере 400 процентов, Микки и Джо обеспечили очень высокую доходность инвестиций ВА. (Для того чтобы понять, что происходило в тот период, см. рис. 10.1.) Инвесторы массово отказывались от акций роста и ценового импульса и вкладывали деньги в акции стоимости. За спиной у Микки и Джо бушевала настоящая буря. Возникли самые благоприятные условия для реализации их стратегии, хотя они пока еще не знали об этом.
Рис. 10.1. Мир перевернулся с ног на голову: акции стоимости превосходят акции роста
Однако еще довольно много «быков» решительно заявляли, что падение курса технологических акций – всего лишь коррекция бычьего рынка, а значит, сформировались благоприятные условия для их покупки. «Быки» провозглашали наступление новой эры.
Их интеллектуальными кумирами стали двое так называемых «инвестиционных гуру» – Джеймс Глассман и Кевин Хассетт. Хассетт – профессор в школе бизнеса Колумбийского университета и старший экономист ФРС. Глассман – «ученый» во всеми уважаемом Американском институте предпринимательства. Они написали «Доу 36 000» (Dow 36,000), и этот «бестселлер» опубликовало издательство Random House в самый разгар пузыря. В книге авторы утверждали, что акции следует продавать по цене, в сто раз превышающей прибыль на акцию. Они даже ради приличия не поставили знак вопроса в названии, придав тем самым научный вес пузырю фондового рынка.
Микки так высказался по этому поводу: «Этим двум парням должно быть стыдно. Какая отравляющая, провокационная глупость! Но нам она выгодна тем, что продлит период безумия».
Между тем у Эмили уходило все больше времени на обучение по программе для получения степени магистра в Колумбийском университете. Она в шутку говорила, что ей приходится читать почти так же много, как Джо. Научный руководитель посоветовал ей больше общаться с другими кандидатами на получение степени магистра, поэтому ее дневные семинары часто оканчивались ближе к вечеру. Эмили по-прежнему проводила пару дней в неделю в Совете по международным отношениям, и из-за ее очень плотного графика они с Джо редко ужинали вместе.
В начале февраля Эмили поручили организовать путешествие в Европу для группы главных спонсоров Совета. Она составила 10-дневную программу, в которую входили встречи с ведущими политиками, крупными бизнесменами и известными деятелями культуры в Варшаве, Праге и Будапеште. Планировалась поездка на десять дней. Эмили сказала Джо, что записались уже несколько интересных пар.
Эмили горячо уговаривала Джо поехать с ней. Во-первых, по мнению девушки, ему было бы полезно отвлечься от Bridgestone, фондового рынка и повседневной работы. В принципе он не возражал, но мысль, что придется целых две недели провести вдали от своего портфеля и рынков, его ужасала.
– Во-вторых, – настаивала Эмили, – нам было бы полезно уехать куда-нибудь вдвоем с такой группой, поскольку у нас была бы возможность понять, можем ли мы общаться с ними, а они – с нами. Нужно разрушить тот стерильный кокон, в котором мы живем в последнее время. Иногда я сомневаюсь в нашей социальной совместимости.
Последняя фраза насторожила Джо. К чему ведет Эмили?
– Что ты имеешь в виду под социальной совместимостью? – спросил он.
– Только то, что сказала, – ответила она и серьезно посмотрела на него. – Что с нами будет, Джо? Мне начинает надоедать статус сожительницы. Сможем ли мы жить в цивилизованном обществе? Сейчас все наши социальные связи разорваны.
Эти слова, произнесенные многозначительным тоном, повисли в воздухе.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Джо. – Эмили, я люблю тебя. И хочу жениться на тебе и завести с тобой детей.
– Я тоже тебя люблю! Но где мы будем жить? С кем общаться? Мы живем в Америке XXI столетия, и браки между людьми разных рас – уже не в диковинку. Таких браков даже очень много. Но создается впечатление, что мы никак не можем приспособиться друг к другу, наладить отношения.
– Да, я знаю. Это никуда не годится, – ответил Джо. – Я одержим хедж-фондом. Что ж, я обязательно поеду с тобой в Восточную Европу.
С течением времени оптимизм «быков» начал угасать, когда стало очевидно, что в экономике США и большинства стран мира наступила рецессия. В конце января цены достигли максимума, а в феврале и марте резко упали. К концу марта индекс S&P 500 снизился на 20 процентов по сравнению с максимумом 31 января, а NASDAQ – на целых 40 процентов. Тем не менее на протяжении первых трех месяцев года фонд ВА показал общий рост доходности до 14 процентов. У Микки и Джо все было в порядке.
В середине февраля Спокейн пригласил Джо и Эмили еще на один уик-энд, но Эмили наотрез отказалась ехать. В итоге Джо, Спокейн и два важных клиента Bridgestone улетели во Флориду в пятницу утром, а днем и в субботу играли в гольф. Джо отпросился на воскресенье и тем же вечером улетел в Нью-Йорк коммерческим рейсом. В воскресенье они с Эмили поиграли в теннис на крытом корте в спортивном комплексе у Центрального вокзала, но играть на слишком жестком искусственном покрытии корта было не очень приятно. Джо знал, что между ним с Эмили еще не все уладилось.
Совершенно неожиданно первого апреля, после того как в конце марта настала кульминация продаж, на рынках началось оживление. К концу месяца индекс NASDAQ вырос на 32 процента по сравнению с минимумом, достигнутым в марте. Спекулятивные и мусорные акции (именно те, по которым в ВА были открыты короткие позиции) еще больше выросли в цене.
– Ну что же, мы поняли, что и «мертвая кошка подскакивает», – заметил Микки.
– Да, – сказал Джо. – Сегодня я прочитал в Fidelity, что 62 процента средств по-прежнему сосредоточены в фондах, работающих с акциями технологических, телекоммуникационных и интернет-компаний. Этот показатель ниже 80 процентов, которые были там год назад, но все еще существенно выше среднего значения за двенадцать прошедших лет, составляющего 39 процентов.
– Огромные пузыри сдуваются еще долго после того, как дают течь. Нам просто нужно продержаться этот период.
В то же время длинные позиции ВА вели себя очень вяло. Набор коротких и длинных позиций портфеля ВА представлял собой довольно уязвимое сочетание. В апреле фонд потерял 4 процента. Но волатильность доходности беспокоила клиентов еще сильнее. Предполагалось, что в ВА не должно быть таких колебаний доходности.
Телефоны Микки и Джо звонили круглосуточно. Клиенты одолевали их вопросами: «Что, черт возьми, происходит?», «Ваша модель больше не работает?» Но самое ужасное, что многие из них говорили: «Если нам придется мириться с такой волатильностью, мы изымем капитал из фонда».
Угрозы об изъятии капитала вызывали у Микки и Джо особое раздражение.
– Их устраивает положительная волатильность, но отрицательная для них неприемлема. Могли бы продемонстрировать хоть каплю доверия и лояльности к нам! Чушь собачья! – жаловался Джо.
Микки только посмеивался.
– Добро пожаловать в НФЛ, парень. Ни о каком доверии и лояльности не может быть и речи, если получаешь вознаграждение по схеме два и двадцать.
Тем не менее такие звонки клиентов были очень неприятны; к тому же их становилось все больше и больше по мере дальнейшего оживления рынка в целом и рынка акций роста в частности. Теперь ВА отчитывался перед инвесторами об эффективности своей работы и в середине, и в конце месяца, а к 15 мая фонд потерял еще два процентных пункта. Такие задачи, как повышение доходности и особое внимание к клиентам, приобрели особую важность, поскольку инвесторы имели право изымать капитал из фонда только в конце календарного квартала, отправив уведомление о своем решении за тридцать дней. Другими словами, для того чтобы получить свои деньги 1 июля, они должны были отправить такое уведомление до 31 мая. И эта зловещая дата приближалась.
Микки и Джо очень волновались из-за изъятия капитала, опасаясь массового оттока инвестиций. Джо мучила мысль, что в сложившихся обстоятельствах он не сможет поехать с Эмили в Европу. Хотя Микки и не оказывал на него давления, Джо понимал, что лучше никуда не уезжать, так как он нужен Микки.
За три дня до отъезда Джо сообщил Эмили, что не может ехать. Она сердито выкрикнула:
– Спасибо большое! Ты искал повод отказаться с того самого дня, как я попросила тебя поехать.
– Но это неправда! Ты несправедлива! Я никогда не был за границей и хотел бы посетить в Восточную Европу. И мне действительно интересно было бы понаблюдать, как мы впишемся в твою группу. Просто возник этот инвестиционный кризис, и даже если я поеду, все равно буду беспокоиться, и мне будет не по себе.
– Конечно, – парировала Эмили. – А твое беспокойство не помешает тебе играть в гольф, пока меня не будет?
– Да ладно тебе, Эмили, это несправедливо.
Девушка немного смягчилась.
– Но ты всегда можешь изменить свое решение, если твои драгоценные акции снова повернут в нужном направлении!..
– Обещаю тебе, что так и поступлю.
Фонд ВА пережил период майского изъятия капитала с минимальным ущербом, и звонки клиентов стали раздаваться реже. Джо решил присоединиться к Эмили, но к тому времени тур уже проходил в Праге и почти завершился. Когда Джо позвонил Эмили, чтобы сообщить о приезде, она ответила, что теперь ехать уже не имеет смысла. Их встреча по возвращении Эмили в Нью-Йорк была довольно прохладной. В первый уик-энд после ее возвращения Джо не играл в гольф, и они поехали в городской теннисный клуб, чтобы поиграть там в теннис в субботу и воскресенье. Эмили попыталась организовать ужин с одной из своих коллег и ее мужем, но те были заняты, и вместо ужина молодые люди пошли в кино. Эмили немного смягчилась, но по-прежнему не была счастлива.
Жарким летом 2001 года рынок начал двигаться в боковом направлении по мере распространения оптимистичных настроений по поводу того, что вот-вот начнется оживление экономики. Микки и Джо были настроены скептически. Они утверждали, что такой гигантский спекулятивный бум не может завершиться умеренным падением рынка, при котором все останутся довольны и счастливы.
– В этом мире все устроено совсем не так, – заметил Микки.
В мировой экономике происходил спад, и им удавалось открывать больше коротких позиций, в которых они были уверены, чем длинных. В результате в портфеле образовалась небольшая чистая короткая позиция. Таким образом, в июне и июле фонд работал достаточно эффективно, обеспечив доходность в размере 2 процентов за каждый месяц.
Как и следовало ожидать, в августе и в первые десять дней сентября рынки резко падали, индекс NASDAQ снизился на 40 процентов по сравнению с максимумом, достигнутым в январе. А затем, 11 сентября, после террористической атаки и крушения Всемирного торгового центра на фондовом рынке началась паника.
К 21 сентября индекс S&P 500 снизился на 28 процентов по сравнению с январским максимумом, а индекс NASDAQ упал почти на 50 процентов. С начала октября до конца года на обоих рынках происходило оживление, покрывшее бо́льшую часть убытков.
В целом в 2001 году действовал изматывающий, тяжелый медвежий рынок. За все двенадцать месяцев индекс S&P 500 упал на 11,9 процента, а NASDAQ – на 21 процент. Индекс J. P. Morgan Global Bond просел на 3,6 процента, Private Equity – на 4,5 процента, а Venture Capital – на 8 процентов. Инвесторам не оставалось ничего иного, как обратиться к хедж-фондам, в которых индекс HFR Composite показал скромный, но все же положительный результат – 2,3 процента доходности. Несмотря на двойные ставки вознаграждения в фондах фондов, индекс HFR Fund of Funds вырос на 3 процента. Однако ВА, неизменно занимавший длинные позиции по акциям стоимости и короткие по акциям роста, обеспечил валовую доходность инвестиций в размере 38,1 процента и чистую доходность – 28,8 процента. Фонд показал очень высокие результаты!
Однако другие фонды Bridgestone переживали не лучшие времена. В основе работы так называемых мультистратегийных фондов хедж-фондов лежала следующая концепция: управляющие инвестиционной компании создают под одной крышей диверсифицированную «империю», открывая ряд фондов, придерживающихся разных стратегий. Считалось, что Bridgestone относится к числу таких мультистратегийных компаний, но на самом деле она такой не была. В 1998 и 1999 годах (когда спекулятивный бум набирал обороты) Спокейн и Лейтер наняли ряд молодых аналитиков и трейдеров по акциям технологических и интернет-компаний, которые казались большими знатоками нового мира, поручив им управление несколькими фондами. Эти наемные «стрелки» гордились своим хорошо подвешенным языком, умением отыскивать и быстро покупать акции, обещающими большой рост, а также способностью быстро избавляться от акций, которые начинали вести себя неуверенно. Но, по сути, они были просто сплетниками, распространявшими квазиинсайдерскую информацию, и импульсными трейдерами, совершавшими спекулятивные операции на деньги фонда. В период расцвета бычьего рынка они вели себя крайне самонадеянно, ничего не боялись и использовали большой леверидж.
В итоге, когда пузырь лопнул, их ждал полный провал, поэтому 2001 год оказался очередным трудным годом для компании. Четыре самых крупных фонда Bridgestone завершили его сокращением доходности на 5 процентов, а пять более мелких фондов сократились на 15 процентов, следовательно, подлежали ликвидации. Только крупный фонд Рэвина, придерживавшийся стратегии макроинвестирования, показал положительный результат после вычета вознаграждения. Журнал Absolute Return, освещавший деятельность хедж-фондов, даже опубликовал статью под названием «Что пошло не так в Bridgestone?»
Учитывая все эти обстоятельства, Микки и Джо произвели простые расчеты. Дело было 5 января 2002 года – они как раз получили итоговые данные за прошедший 2001 год. На конец года объем активов под управлением их фонда составил 2,5 миллиарда долларов, но в среднем за год этот показатель составил 1,5 миллиарда долларов. Следовательно, компания Bridgestone заработала 2 процента от этих активов, или 30 миллионов долларов. После вычета фиксированного вознаграждения поощрительное вознаграждение ВА составило 108 миллионов (36 процентов от 1,5 миллиарда долларов равняется 540 миллионам, и 20 процентов от 540 миллионов – это и есть 108 миллионов долларов). Другими словами, компания Bridgestone получила от фонда ВА общую прибыль в размере 138 миллионов долларов. Согласно формуле, о которой говорил Рэвин, Микки и Джо должны были выплатить 50 процентов от размера поощрительного вознаграждения: 50 процентов от 108 миллионов равно 54 миллиона долларов. В итоге компания Bridgestone заработала 84 миллиона долларов за вычетом затрат и накладных расходов, объем которых не мог превышать 10 миллионов долларов. Партнерам интересно было узнать, сколько им заплатят.
В середине января Спокейн и Рэвин вызвали их в небольшой конференц-зал рядом с кабинетом Спокейна. Когда они вошли в прекрасно обставленное помещение, их приветствовал Спокейн, который потягивал газированную воду с кусочком лимона и излучал добродушие, тогда как Рэвин в напряженной позе сидел на старинном деревянном стуле.
– Итак, мы намерены заплатить вам, нашим гениям, ровно столько, сколько договаривались: 50 процентов от поощрительного вознаграждения, или 54 миллиона долларов. Предлагаем разделить эти деньги так: 29 миллионов Микки и 25 – Джо.
– Да, мы действительно так договаривались, и это вполне справедливо, – с энтузиазмом сказал Микки. – А что насчет бонуса за эффективность?
Рэвин просто рассмеялся, а Спокейн нахмурился.
– Вам повезет, если мы не урежем ваш фонд, – вымолвил Рэвин. – В конце концов, работай вы самостоятельно, вам бы ни за что не удалось привлечь такой капитал. Это просто исключено! Мы придали вашему фонду респектабельность, дали платформу, на которую можно опереться, и предоставили в распоряжение отличную маркетинговую команду. Собственно говоря, вы отняли деньги у других фондов.
В этот момент Джо произнес свои первые слова за всю эту встречу, удивившись собственной смелости.
– Если фонд по-прежнему будет работать успешно и наращивать активы, мы можем рассчитывать на то, чтобы в какой момент стать партнерами вашей инвестиционной компании? Мы хотим быть владельцами, а не наемниками.
Спокейн и Рэвин повернулись и посмотрели на него.
Спокейн произнес:
– Это исключено. Мы вдвоем – единственные владельцы компании. Мы ее создали и не намерены делиться ни с кем ни прибылью, ни полномочиями, ни, если уж на то пошло, риском. Если что-то пойдет не так, отвечать за это будем только мы сами.
– Да, – поддержал его Рэвин, – мы считаем, что такой бизнес, как у Bridgestone, со свойственной ему высокой волатильностью, где успех полностью зависит от эффективности инвестиций, не может работать по принципу партнерства. Что, если один из партнеров обленится и будет довольствоваться низкой доходностью? Мультистратегийный фонд хедж-фондов должен представлять собой благожелательную, а порой и не очень благожелательную диктатуру, что-то вроде правления Ли Куан Ю в Сингапуре. Мы готовы платить огромные деньги таким парням, как вы, если они добиваются высоких результатов, но ни с кем не станем вступать в союз по принципу «пока смерть не разлучит нас».
– Понятно, – сказал Джо.
В этот момент вмешался Микки.
– Ну хорошо. Мы любим и уважаем вас двоих, наших диктаторов, и ценим тот факт, что вы создали нас. Если вы согласны, мы хотели бы подписать договор на следующий год.
– О, да этим умникам-чудакам не хватает веры! – пробормотал Рэвин.
– Послушайте, – произнес Микки, – не обижайтесь, но сейчас мы говорим об очень больших деньгах. Вы же знаете, что мы можем уйти хоть завтра.
– Но вы сможете забрать с собой только от половины до трети своих денег.
– Да, но если мы будем работать так же результативно, в следующем году все станет на свои места и к нам хлынет целый поток денег.
– Наши юристы подготовят протокол о взаимопонимании, и мы все подпишем его и заверим у нотариуса. Ваше вознаграждение по-прежнему будет составлять половину от прибыли компании, полученной в качестве поощрительного вознаграждения.
– Но почему не половину общей прибыли от фиксированного и поощрительного вознаграждения? – спросил Микки.
– Потому что нам это не выгодно. Компания предоставляет вам офисные помещения и оплачивает все накладные неинвестиционные расходы. Фиксированное вознаграждение возместит нам эти расходы. Кстати, вам, ребята, следовало бы увеличить свой аналитический потенциал.
Джо покачал головой. На прошлых выходных он играл в гольф с двумя управляющими успешным фондом с объемом активов 2 миллиарда долларов в крупном мультистратегийном фонде хедж-фондов Rextun. По их рассказам, Rextun взимает со своих клиентов 2 процента фиксированного вознаграждения и 25 процентов от прибыли. Управляющие фондом получают половину от фиксированного вознаграждения (1 процент) и 15 процентов от прибыли, полученной их фондом. Другими словами, компания Rextun получала 1 процент от фиксированного вознаграждения и 10 процентов от прибыли. Джо подумал, что сейчас самый подходящий момент упомянуть об этом.
– Ну что же, в отличие от вашего крутого фонда фондов Rextun мы не можем взимать с клиентов 2 и 25 процентов, – возразил Спокейн, повышая голос. – Мы взимаем 2 и 20 процентов, и наше предложение остается прежним. Принимайте его или уходите. Вы, ребята, жадные, неблагодарные негодяи. Мы дали вам денег и ввели вас в этот бизнес.
– Да, это так, – сказал Рэвин. – Микки, два года назад твоя карьера шла под откос. А тебе, Джо, вообще повезло, что мы тебя наняли. Тебя вот-вот должны были уволить из Grant, потому что ты спал с дочерью своего руководителя, который по доброте душевной помог тебе выбраться из бэк-офиса. Говорят, ты обрюхатил там какую-то женщину.
Джо пришел в ужас. Они действительно выяснили о нем все. У Микки тоже был довольно глупый вид.
– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Мы принимаем ваше предложение.
Рэвин поднялся.
– А теперь вперед, воины Христовы, на войну! – Он повернулся и вышел из зала.
Когда они тоже ушли, Джо тихо сказал Микки:
– На каких же хороших парней мы работаем!
– Да, но мы знали об этом с самого начала. Они негодяи, но они по крайней мере наши негодяи.
Как юридическое лицо компания Bridgestone была зарегистрирована в штате Нью-Йорк и в городе Нью-Йорк, поэтому, согласно действующему законодательству, полученное Джо и Микки вознаграждение попадало в категорию обычного дохода. По подсчетам Джо, после вычета всех налогов он получит чистыми 14 миллионов долларов. Его бухгалтер сказал, что Джо может подарить не облагаемых налогом 12 тысяч долларов кому угодно, но он хотел дать немного настоящих денег своей матери. Долорес не могла поверить, когда сын сообщил ей, что открыл на ее имя счет в ВА на сумму 1 миллион долларов. Джо не хотелось говорить матери, что за этот подарок ему придется уплатить еще 600 тысяч. То же самое он сделал для Большого Джо, который потерял дар речи, узнав об этом, и послал чеки на 12 тысяч долларов каждой из троих сводных сестер. В начале года на его счету был 1 миллион долларов, а теперь оставалось уже немногим более восьми. Что же, очень неплохой результат!
По какой-то причине, чего Джо не мог объяснить даже самому себе, он скрыл от Эмили истинные размеры своей щедрости. Он просто сказал, что очень доволен суммой вознаграждения, она же не требовала от него подробностей. Вполне логично, чтобы следующим шагом стала покупка новой, более просторной квартиры, но Джо сомневался, так ли уж удобно каждый день ездить на работу из пригорода.
Тем не менее он все-таки обратился к Спокейну, который, как ему было известно, состоял членом клуба Lone Tree, где имелось прекрасное, сложное поле для гольфа, совершенно новое роскошное здание в стиле «тюдор», великолепный бар, облицованный дубовыми панелями, и превосходное обслуживание. В этом относительно новом клубе было достаточно легко получить членство при условии, что занимаешься инвестиционным бизнесом и можешь представить рекомендации влиятельных людей. В нем состояли многие управляющие хедж-фондов.
– Так ты хочешь стать членом Lone Tree? – спросил Спокейн с понимающей улыбкой, весьма смахивавшей на злобную ухмылку. – Видишь ли, это совсем не загородный клуб. Там нет ни бассейна, ни теннисных кортов, ни спа-салона, ни раздевалок для дам. Все шесть моих бывших подружек говорили, что терпеть не могут этот клуб.
Джо рассмеялся, хотя и несколько неуверенно.
Спокейн сказал, что будет рад помочь, и сообщил, что знаком с создателем клуба Lone Tree Джоном Спенсером, президентом Merrill Lynch. Поговорив со Спенсером, Спокейн попросил еще троих членов клуба, игравших в гольф с Джо, написать рекомендательные письма и отправил заявку. Через два месяца Джо приняли в клуб. Вступительный взнос составлял 500 тысяч долларов, а членские взносы – 2 тысячи долларов в месяц. Так Джо попал в мир большого гольфа.
Шел 2002 год – и медвежий рынок по-прежнему не сдавал позиции. Микки и Джо продолжали придерживаться своей стратегии, полагаясь на формулы, свой «модус операнди», при выборе дорогих и дешевых акций, которые следовало проанализировать, и ждали подходящего изменения ценового импульса и фундаментальных показателей, чтобы начать действовать.
Управляя 2,5 миллиарда долларов, Микки и Джо увеличили число позиций в своем портфеле до трехсот в целях обеспечения удобного в управлении среднего размера позиций. Соответственно, вырос и объем работы по анализу количественных показателей, поэтому они наняли еще двух аналитиков, и теперь непосредственно на ВА работало четыре сотрудника.
Микки нравилось общаться с аналитиками, но, по мнению Джо, двое из них только отвлекали его от работы, слишком часто требуя непосредственного общения. Двух других он уважал и поддерживал с ними контакты. Однако постоянные визиты аналитиков в его кабинет все-таки отвлекали от важных дел. В итоге они с Микки установили строгое правило: подавать отчеты только по электронной почте. Такая практика также способствовала созданию письменных документов, которые можно было просматривать впоследствии. Если аналитику было что сказать Микки и Джо, он отправлял им электронное письмо. Если они хотели поговорить с ним, то вызывали к себе. Собственно говоря, они просто стремились свести к минимуму отвлекающие факторы и беготню сотрудников по офису.
К 30 июня фонд ВА вырос на 11 процентов; с учетом прироста капитала и поступлением новых денег партнеры управляли уже 3,3 миллиарда долларов. В портфеле фонда было больше позиций, причем более крупных, и им становилось все труднее поддерживать священный коэффициент альфа на высоком уровне. Поэтому Джо решил нанять Джоан. За прошедшие годы Джо хорошо узнал ее. Пару раз в неделю они завтракали или обедали вместе в кафе компании. Джоан была умна, сообразительна и восприимчива, Джо нравилось общаться с ней. Кроме того, он знал, что фонд Тома Лейтера, на которого она работала в то время, находился в 10 процентных пунктах от так называемого порогового уровня стоимости активов. Поскольку этот фонд терпел убытки в 2001 году, Лейтер оказался в трудном положении: ему предстояло возместить убытки, прежде чем получить поощрительное вознаграждение, из которого он заплатил бы себе и своим подчиненным.
Когда Джо сообщил Джоан, что хочет взять ее в свою команду, она спросила:
– Какими будут мои должностные обязанности?
– Ты будешь работать со мной и руководить работой аналитиков, нанятых нами. Это хорошие специалисты, но их нужно направлять на путь истинный, а я ценю твою проницательность и интуицию.
– Джо, ты ведь знаешь, что я хочу управлять деньгами. У меня будет возможность работать непосредственно с акциями?
– Не думаю, во всяком случае поначалу. Ты будешь скорее помощником портфельного управляющего.
– Тогда мой ответ – нет. Спасибо, но мне это не подходит.
Она взмахнула своими изящными руками, и это выглядело необыкновенно чувственно.
– Впрочем, – прибавила Джоан с усмешкой, – пошел к черту ты и лошадь, на которой ты ездишь!
Джо предположил, что под лошадью она подразумевает Микки.
Джо не осуждал Джоан, и ему нравился ее темперамент. Он рассказал об этом Микки, которому тоже импонировала эта женщина. Они сошлись на том, что выделят под управление Джоан 10 процентов, или 40 из 400 позиций (как длинных, так и коротких). Предполагалось, что Джоан станет придерживаться их системы, а они будут отслеживать доходность ее портфеля. Тем не менее это будет ее портфель.
– Звучит неплохо! – сказала Джоан; ее темные глаза засияли, когда Джо сообщил ей об их с Микки решении. – Я благодарна вам обоим. А сколько вы мне будете платить?
– Будешь получать вознаграждение по той же системе, что и мы. Ты получишь от компании аванс в размере 600 тысяч долларов, а в конце года мы поделим прибыль.
Джоан как будто колебалась.
– Все это кажется мне несколько неопределенным.
– Послушай, – возмутился Джо. – Мы не можем себе позволить подставлять тебя, ведь ты будешь частью нашей команды.
– Хорошо, – согласилась она. – Но я люблю четкие договоренности. Микки более жесткий человек, чем кажется.
Лейтер был взбешен, когда Микки сказал ему, что берет его сотрудницу в свой фонд, но поскольку он не мог предложить ей более выгодные условия, 1 июля Джоан приступила к работе в новой должности. Она вписалась в их команду с самого начала и довольно решительно взялась за управление своим портфелем (сегментом, как называли это Микки и Джо), состоявшим из 40 позиций. Операционный отдел отслеживал эффективность работы Джоан, а поскольку она «приняла религию» управляющих фондом, эффективность ее портфеля была почти такой же, как и эффективность портфеля ВА в целом.
К тому времени у Микки и Джо выработалась привычка сразу после общего утреннего совещания встречаться в кабинете Микки и обсуждать те события в мире инвестиций, которые требовали ответных действий. Во время таких встреч им всегда было о чем поговорить. Микки и Джо предложили Джоан присоединиться к ним, и поначалу во время этих совещаний она вела себя сдержанно и молчаливо. Джо не хватало свойственной ей откровенности, и он был удивлен ее нежеланием принимать активное участие в обсуждении. Он дал ей время, чтобы освоиться, но через месяц сказал:
– Послушай, мы не предполагали, что наш партнер и соуправляющий портфелем будет все время молчать. Я знаю, что у тебя есть свое мнение и идеи. Так не держи их при себе!
Джоан серьезно посмотрела на него.
– Хорошо. Спасибо за предупреждение. Я буду участвовать в обсуждении.
И она сдержала слово.
В июле Джо пригласил Большого Джо и Джоша в Нью-Йорк. Он планировал сделать этот уик-энд особенным, но вынужден был признаться самому себе, что ему просто хотелось немного похвастать своим богатством. В пятницу Джо отправил машину с водителем встретить их в аэропорту Ла Гардия и отвезти в отель Four Seasons. Эмили согласилась поужинать с Большим Джо и Джошем, что было для Джо очень важно, поскольку она еще не встречалась ни с одним из них. Разговор за ужином проходил довольно легко, но Большому Джо почти нечего было сказать. Джо знал, что Эмили очень интересны они оба: ведь эти люди сыграли важную роль в жизни Джо, и он был очень рад тому, что в субботу она сыграла вместе с ними в гольф в клубе Lone Tree. Во время игры Джо просто физически ощущал, как его отец чувствует себя все более непринужденно в компании Эмили.
В субботу вечером, после того как Джош и Большой Джо уехали, Джо сказал Эмили, что ему хотелось бы что-то изменить и в отношениях с ее семьей, особенно с матерью. Дэвид Доуз несколько раз играл с ним в гольф в Lone Tree, а один раз Эмили даже присоединилась к ним.
Но Эмили возразила:
– Ты бы чувствовал себя слишком неуютно с моей мамой. Она такая жесткая.
– Значит, ее отношение ко мне совершенно не изменилось?
– Можно сказать и так. Ты не тот, кого она хотела бы видеть рядом со мной – вернее, с собой. Вот и все.
– Да, я знаю, – покорно согласился Джо, но на самом деле испытывал глубокое разочарование, граничившие с отчаянием.
Наклонившись, Эмили взяла его за руку.
– Но, по-моему, она немного смягчилась. Как бы бестактно это ни звучало, но этому способствует тот факт, что ты успешный управляющий хедж-фондом. И хуже всего, что не последнюю роль здесь играют заработанные тобой деньги.
– А если у нас появятся дети? Примет ли она их и будет ли любить их как своих внуков?
Эмили молчала целую минуту, прежде чем ответить.
– Думаю, да – если только они будут похожи на меня. Но ты не обижайся, Джо. Папа тобой очень гордится.
– Отлично. Я тоже им горжусь. И что из того?
В подчинении у Джо теперь было несколько аналитиков из брокерских агентств, и ему казалось, он может им доверять, аналитикам же ВА можно было поручить те или иные проекты.
Кроме того, круг друзей из хедж-фондов, с которыми он познакомился благодаря гольфу, все больше расширялся, и теперь Джо много времени тратил на общение по телефону. Джо знал, что должен соблюдать осторожность. Приятельские отношения – не гарантия того, что тебя не обманут. На самом деле он даже знал, кто без колебания подставит его при первой же возможности. Джо понимал, что живет среди акул. Любой инвестиционный управляющий заинтересован в том, чтобы конкуренты покупали принадлежащие ему акции и продавали нужные ему акции, но другие возможности заработать быстрые деньги на имеющихся позициях представляли собой палку о двух концах.
На протяжении всего года Микки и Джо держали чистую длинную позицию близкой к нулю и полагались на правильный выбор акций. Спред между самыми дорогими и самыми недооцененными акциями во всей совокупности, на которую они опирались в своем выборе, существенно сократился. Однако благодаря своей количественной модели партнеры по-прежнему отыскивали акции, по которым занимали уверенные длинные и короткие позиции. Индекс NASDAQ (ориентированный на акции технологических и интернет-компаний) неуклонно падал (за исключением короткого, но большого всплеска в начале марта), пока в начале октября не наступила кульминация продаж, завершившаяся настоящей паникой. К 9 октября этот индекс, в свое время достигший уровня 5000, снизился до 1114 пунктов. Благодаря коротким позициям Микки и Джо использовали такое положение вещей с выгодой для себя, но время от времени требовалась короткая продажа большего количества акций в случае снижения цен по существующим позициям.
Что касается рынка в целом, популярные индексы свидетельствовали о том, что в начале года имел место короткий период оптимизма в отношении экономики в целом и инвестиций в частности, но к концу марта индексы S&P 500 и Dow Jones Industrial Average начали резко падать. Будущее рисовалось в самом мрачном свете. Все говорили о второй волне кризиса в экономике; в адрес ФРС и ее председателя высказывалось все больше критики. В июле произошло первое стремительное падение цен на фондовом рынке и индекса S&P 500, после чего до середины августа на рынке наблюдалось оживление, что повлекло за собой рост цен на 20 процентов. Однако затем началось очередное резкое снижение цен на фондовом рынке, и его кульминация наступила на второй неделе октября. Потом снова наступило заметное оживление, но в декабре процесс стал стихать. Весь этот год Микки и Джо держали свою чистую длинную позицию близкой к нулю и не пытались воспользоваться волатильностью рынка.
К концу 2002 года индекс S&P 500 понизился на 21 процент по общему доходу, а индекс NASDAQ – на 32,1 процента. Учитывая, что на рынке в целом сложилась тяжелейшая ситуация, хедж-фонды показали неплохие результаты. Тем не менее распространенная среди инвесторов иллюзия, будто хедж-фонды могут зарабатывать деньги даже при неблагоприятных рыночных условиях, понемногу рассеивалась. Впервые за всю историю индекс Equity Hedge Fund упал на 4,7 процента за год, хотя в некоторых секторах, таких как кризисные и развивающиеся рынки, регистрировалась небольшая положительная доходность; сводный индекс фондов хедж-фондов HFRI Fund of Funds Composite продемонстрировал прирост 1,02 процента после вычета всех вознаграждений. Почти все остальные едва сводили концы с концами, за исключением тех, кто играл на понижение. В частности, индекс Short Bias (индекс хедж-фондов, использующих стратегии коротких продаж) показал прирост 29,7 процента, но на долю таких фондов приходился совсем незначительный объем инвестиций.
Фонд ВА завершил год с хорошими результатами, хотя и не столь впечатляющими, как в двух предыдущих годах. Поскольку длинные позиции портфеля ВА двигались в боковом коридоре, а короткие падали, фонд показывал положительную доходность почти каждый месяц, за исключением ноября. Движение некоторых позиций портфеля ВА было неблагоприятным для фонда, но широкая диверсификация компенсировала это, так же как и довольно большой леверидж. Динамика позиций фонда отображена на рис. 10.2.
Рис. 10.2. Bridgestone Alpha (BA) процветает на медвежьем рынке: S&P 500, 2001–2002 гг.
Несмотря на то что год оказался очень плохим для большинства индексов и индустрии хедж-фондов в целом, показавшей не очень удачные результаты, валовой доход Bridgestone Alpha увеличился на 19,1 процента, а чистая прибыль за вычетом вознаграждения – на 13,6 процента. К 31 декабря под управлением ВА находилось 4,4 миллиарда долларов, а за весь год в среднем – 3,4 миллиарда. После подведения итогов года у Микки и Джо получились поразительные результаты.
Компания Bridgestone в лице Спокейна и Рэвина получила фиксированное вознаграждение в размере 68 миллионов долларов. Поощрительное вознаграждение компании (20 процентов от прибыли) составило 120 миллионов долларов, из которых Микки, Джо и членам их команды досталась половина, или почти 60 миллионов долларов. В сумме за управление фондом компания Bridgestone получила 184 миллиона долларов. Крупный взаимный фонд глобального масштаба установил бы размер гонорара около 50 базисных пунктов и получил вознаграждение в 17 миллионов. Разумеется, в 2002 году не было крупных фондов, которые обеспечили бы чистую доходность 13,6 процентов; лишь несколько фондов разных размеров показали аналогичный рост.
Микки и Джо решили дать Джоан 3 миллиона долларов за проработанные шесть месяцев. Двум хорошим аналитикам они заплатили по 2 миллиона каждому, а двум другим, показавшим не очень вдохновляющие результаты, по 750 тысяч долларов, но сообщили, что пора им искать новую работу, так как на их места возьмут других людей. Микки и Джо подумывали заплатить больше двум аналитикам, показавшим высокие результаты, но побоялись слишком избаловать их. К тому же вознаграждение и без того оказалось больше, чем получают другие аналитики в Bridgestone или в любой другой компании. После того как они закончили расчеты, Микки похлопал Джо по руке и тепло сказал:
– Послушай, остается около 51 миллиона долларов. Это огромная сумма. Я предлагаю разделить эти деньги между нами поровну. У нас был еще один хороший год, а ведь мы партнеры.
Джо был удивлен и потрясен этими словами. Когда они пожали друг другу руки, у Джо на глазах выступили слезы.
– Нам нужно подумать еще об одном, – серьезно сказал Микки. – Компания получила от нашей крошки ВА общее вознаграждение в 184 миллиона долларов, из которых нам досталось шестьдесят, а нашим друзьям из фронт-офиса – 124 миллиона. Не кажется ли тебе подобное разделение доходов непропорциональным?
Джо пришел к такому же выводу.
– Они дали нам шанс и помогли войти в этот бизнес, но, по-моему, мы с лихвой расплатились с ними за последние три года.
– Абсолютно с тобой согласен. Дело не в том, что я корыстолюбив или не осознаю, что мне и без того повезло получить огромную сумму. Просто такова ситуация на данный момент. Мы могли бы уйти, забрав половину этих денег.
– Да, но административная работа по организации фонда нас погубит. Нам нужно будет нанять сотрудников операционного отдела, трейдеров, специалистов по наблюдению за выполнением правил торговли, менеджеров по работе с клиентами. Представляешь, что это за кошмар? Придется выполнить все юридические процедуры, в частности зарегистрировать фонд в SEC. Кроме того, есть еще и вопрос привлечения денег. Весь процесс займет от четырех до шести месяцев и отвлечет нас от инвестирования.
– Мы могли бы нанять хорошего операционного директора, чтобы он подобрал персонал и юристов для выполнения всей необходимой работы, – ответил Микки.
– А кто будет работать с клиентами? И к кому они проявят лояльность, к Bridgestone или к нам? Спокейн предъявит нам иск. Мы должны будем выйти из состава компании. А что нам делать, пока будет происходить организация нашего фонда?
– Единственное, что интересует клиентов, – это доходность, но ты прав. Все это очень сложно. Давай для начала хотя бы потребуем более выгодных условий для себя здесь.
Джо и Микки договорились о встрече с двумя партнерами Bridgestone. Когда они вошли в конференц-зал, Джо с изумлением отметил, что в нем снова обновлена отделка. Теперь здесь царила атмосфера изысканного мужского клуба вроде The Brook – легкие кожаные кресла, в которых можно утонуть, и много мебели в стиле шератон и хеплуайт.
– Мне было интересно, когда же эти два волка вцепятся нам в глотку, – мрачно произнес Спокейн. – Не отнимайте у нас времени изложением цифр. Они нам и так известны. Я не хочу торговаться. Давайте поднимем вознаграждение до двух и двадцати пяти. Мы дадим вам 70 процентов от прибыли вместо пятидесяти и 25 процентов от фиксированного вознаграждения.
– Да ладно вам! – сказал Джо почти сердито. – Вы же знаете, что мы не можем поднять вознаграждение до такого уровня в разгар медвежьего рынка! У нас еще не столь серьезная репутация. При таком раскладе малейшая проблема привела бы к краху нашего фонда.
– Ты прав, – произнес Спокейн. – Ты жаден… но прав.
– «Погибели предшествует гордыня, падению – надменность», – проворчал Рэвин.
– Да бросьте! – возразил Микки. – После всех моих неудач я больше не страдаю высокомерием, а корыстолюбивы на самом деле вы, ребята. Давайте не тратить времени зря. Платите нам 70 процентов от прибыли и оставьте структуру вознаграждения такой же, как раньше – или мы уйдем.
– После того как мы помогли вам, бездельникам, начать дело, вы хотите вытащить деньги из наших карманов, – сердито проворчал Спокейн. – Выметайтесь отсюда! Мы вызовем вас через пару дней.
Разумеется, через два дня партнеры Bridgestone приняли предложение Микки и Джо. Нравилось им это или нет, но только фонд ВА показывал сейчас реальные результаты, и его потеря обернулась бы для компании катастрофой.
В начале нового года Джо понял две вещи, одну хорошую и одну плохую. Во-первых, в 2002 году доходность инвестиций оказалась просто превосходной. Теперь Джо был богат, и его считали новой восходящей звездой на небосводе хеджевых фондов. Ему нравился статус богатого человека и уважаемого инвестора. После трех стабильно прибыльных лет уже никто не мог назвать Джо неудачником. Кроме того, теперь он и сам наконец поверил в себя как в инвестора.
Джо решил использовать вновь обретенное богатство с пользой. Он дал еще больше денег членам своей семьи и пожертвовал 65 тысяч долларов на новое освещение футбольного поля средней школы Биг-Нека. Джош, Большой Джо и новый главный тренер школьной команды хотели, чтобы он приехал и сам включил освещение на поле перед первой игрой нового сезона. Местный еженедельник Big Neck News напечатал статью о пожертвовании Джо, а также о том, как он добился успеха в большом городе. Однако слава почему-то очень смущала Джо. Когда он рассказал о церемонии включения новой системы освещения Эмили, она пришла в восторг и сообщила, что тоже хочет поехать.
– Я всегда хотела увидеть, где ты рос, посмотреть на футбольное поле, где ты играл, и сам город. Это такая важная часть твоей жизни!
Джо пришел в ужас. Что она подумает? Что подумает Биг-Нек? Джо сделал вид, что занят в турнире по гольфу в клубе Winged Foot, и сказал Джошу и Большому Джо, что не сможет принять участие в церемонии. Они были очень расстроены, а Эмили пришла в ярость.
– Что это значит?! Ты стыдишься меня? Боишься, что твои старые школьные приятели подумают, будто ты стал одним из тех, кто живет в Гринвиче?
Джо попытался превратить все в шутку.
– Ты напоминаешь мне мою маму: у тебя такой же скверный характер.
И он прекратил обсуждение этой темы.
Во-вторых, по мнению Джо, 2002 год оказался не самым лучшим для них с Эмили. Да, Джо стал трудоголиком и слишком увлекся гольфом. И он одержим своим драгоценным портфелем ВА. Эмили же весьма требовательная спутница жизни. С ней никогда не было скучно, и скучные люди не водились среди ее друзей. Тем не менее, если ее партнер не проводил с ней много времени, не уделял достаточно внимания и не относился к ней с тем уважением, которого она требовала, его ждало жестокое наказание. В компаниях, управляющих инвестиционными портфелями, всегда какие-то дела шли как надо, а с чем-то возникали проблемы, но эти взлеты и падения нравились Джо. В этой увлекательной и интересной игре счет вела сама жизнь. Теперь Джо тратил много времени на чтение, размышления и разговоры об инвестировании и акциях, но прекрасно осознавал, что в остальном его интеллектуальная жизнь довольно бедна. Джо понимал также, что, хотя и может быть интересным собеседником для другого инвестора, обычным, нормальным людям с разнообразными интересами он, вероятно, покажется немного скучным и ограниченным. Возможно, даже не немного, а совершенно неинтересным и посредственным.
По этим причинам у них с Эмили становилось все меньше и меньше тем для разговоров. Иногда Джо просто боялся ужинать в ресторане наедине с ней, поскольку они просто сидели за столиком как старая супружеская пара, разглядывая стены из-за того, что им практически нечего было сказать друг другу. А общие друзья, когда они ходили вместе в ресторан, считали его плохим собеседником, да и сам он скучал на встречах с ними.
Джо попытался найти подход к Эмили, подарив ей наручные часы Vacheron & Constantin за 85 тысяч долларов. Однако, хотя Эмили и казалась взволнованной, когда он надел их ей на руку, Джо заметил, что она почти никогда их не носит. «Слишком роскошно для Колумбийского университета, – сказала она ему. – Люди подумают, что я чья-то содержанка».
Бывало, складывалась противоположная ситуация. Время от времени Джо и Эмили получали приглашения на приемы, устраивавшиеся в пятницу или субботу вечером в клубе или в доме одного из топ-менеджеров хедж-фондов. Эмили не была в восторге от таких мероприятий. Она дала Джо понять, что ее слишком утомляют эти деловые приемы, на которых присутствующие говорят только об инвестициях и о гольфе.
«Не знаю, что скучнее, – сказала она однажды Джо, – обсуждение удара, сделанного на четырнадцатой лунке, или споры о том, сократится ли прибыль Apple в третьем квартале».
Впрочем, Эмили не была типичной американской мамочкой, которая забирает детей после школы на внедорожнике Mersedes и отвозит на футбол или другие занятия и тренировки. И ей не о чем было разговаривать с преуспевающими женами топ-менеджеров хедж-фондов (загорелые руки этих женщин украшали сияющие драгоценности). Эмили много работала в Совете по международным отношениям и была занята учебой в Колумбийском университете, а интересовавшие ее исторические и геополитические вопросы не представляли особого интереса ни для Джо, ни для его окружения из хедж-фондов. Молодые люди понимали, что теперь проводят вместе все меньше и меньше времени. Их интимная жизнь тоже оставляла желать лучшего.
Пристрастие Джо к гольфу тоже оказалось камнем преткновения в их совместной жизни. Джо стал слишком одержим этой игрой. Его гандикап медленно, но верно снижался. Спокейн познакомил его с несколькими серьезными игроками в гольф – большинство из них занимались инвестиционным бизнесом. В представлении Джо идеальный отдых во время уик-энда – это рано утром поупражняться в тренажерном зале, расположенном в том же здании, что и их квартира, затем принять душ, вызвать машину, чтобы поехать в Lone Tree или другой клуб, по пути туда почитать газеты, немного потренироваться, а затем сыграть на деньги 18 лунок с другими игроками, тоже работающими в инвестиционном бизнесе. Джо нравилось быть членом гольф-клуба Lone Tree – первого клуба, в котором он получил членство, – и он очень этим гордился. Сдержанная, но безупречная роскошь, безукоризненное обслуживание, возможность посидеть после игры в гольф в баре, обшитом деревянными панелями, – все это позволяло Джо почувствовать свое богатство и принадлежность к чему-то значимому.
Кроме того, Джо беспокоили его отношения с Джоан. После встречи с Эмили он не испытывал ни малейшего физического влечения к другим женщинам, но теперь поймал себя на том, что часто смотрит на Джоан – жесткую, вспыльчивую, с неуемной энергией – и думает о том, каково было бы с ней в постели. Джо знал, что время от времени она ходит на свидания с каким-то мужчиной, но чувствовал, что Джоан от него не в восторге. Ему нравились ее страстность и умение бросить ему вызов в их инвестиционных дискуссиях. Их беседы всегда проходили весьма оживленно. Иногда, прежде чем отправиться домой, они заходили выпить вечером в Delmonico’s. Джо все еще любил Эмили, но что с ними происходит? Или дело не в этом? Может быть, у них есть и другие проблемы?