На Хруффе наступила еще одна ночь. Ее мы провели в горах, на высоком плато, недалеко от теплого, пенистого экваториального моря. Ночной ветер пьянил нас дыханием лета, ароматом цветов. Этот запах был мне абсолютно незнаком — резкий, кисло-сладкий, не сравнимый с запахом любых, самых изысканных духов, произведенных человеком. Я, Шрехт и несколько других хруффов с эмблемами, нарисованными на телах, — очевидно, солдаты и офицеры ее подразделения — стояли на краю черной пропасти. Над созданием этого каньона природа трудилась несколько веков, но он казался выдолбленным из камня чьей-то искусной рукой. При солнечном свете это место, должно быть, выглядит просто великолепно.

Цвайрог и Сара остались в лагере, хотя на такие прогулки мы обычно с собой брали и их, и самцов.

Но сегодня мы ушли одни, одни солдаты.

Над головой сверкали звезды, их свет был ярок и напоминал трассирующие пули, собранные в одной части неба. В другой их оказалось почему-то меньше.

Хруфф находится в отдалении от нашей галактики, поэтому Млечный путь, расплываясь по всему небу, теряет свою форму. Как бы компенсируя этот недостаток, появляется галактическое ядро — большое скопление ярких звезд, будто нарисованных на непроглядном черном небе.

Шрехт стояла рядом со мной. Тишину нарушал лишь Шепот ветра, несший с собой слабый запах хруффьей чешуи. Остальные ее соплеменники расположились позади нас, почти дыша нам в затылки, едва не сталкивая нас с обрыва.

В глубине каньона царила настоящая непроглядная тьма. Слышался лишь отдаленный глухой ропот — ветер бился о стены.

— Хорошо, — прервал я молчание, — очень красиво… Итак, кто теперь объяснит нам, зачем мы здесь? — Сара очень огорчилась, когда Шрехт заявила о своем намерении совершить прогулку без них.

Цвайрог заметно изменилась, ее протестующее грохотание внезапно оборвала подруга, которая сделала непонятный мне жест.

Одна из хруффов забормотала что-то, приводя меня в отчаяние — у нее не имелось транслятора.

Заговорила Шрехт:

— Если нам повезет и мы успеем правильно рассчитать время, то успеем как раз к началу появления ночных демонов. Они выходят и возвращаются обратно несколько раз, а потом их не видно довольно долгое время, определенный период. Первая ночь считается самой лучшей.

— А почему мы не взяли остальных?

— Они еще… не готовы.

Ага, мне оставалось только стоять и ждать.

Находившиеся возле меня солдаты внезапно напряглись в ожидании, один из них что-то зашептал, сосед заставил его замолчать. Шрехт подняла руку, указывая куда-то в темноту.

Очень далеко, почти за пределами видимости, в кромешной тьме замерцали зеленовато-золотые искры. Послышался приглушенный звук, напоминающий трение кожи о кожу, который затем сменился хлопками.

Внизу вновь замерцал огонек; один из хруффов вновь зашептал и опять, пристыженный соседом, замолчал. Очевидно, не один я впервые присутствую на этом шоу. Огоньки продолжали распространяться, становились ярче, напоминая игру драгоценных камней на бархате, будто тысячи зеркал повернулись к небу и отражали свет звезд.

Вообще-то это был не белый свет звезд, а зеленый и золотой, смешанный с серебряным и крова, во-красным, а также голубой, но не яркий, а приглушенный.

Шрехт прошептала что-то вроде: «Аахх…». Транслятор никак на это не отреагировал. Я впервые почувствовал, что хруфф боится, и мне стало не по себе.

Внезапно разноцветные звезды внизу, в каньоне, взметнулись ввысь, приобрели объем, сформировались в сверкающие спирали и устремились в небо. Я слышал шуршание и хлопанье миллиона крыльев.

Ночные демоны взмыли ввысь над нашими головами; их крылья искрились, оставляя в ночном небе серебряные и золотые, коричневые и ярко-рыжие, огненные, бриллиантовые полосы. В этом действе смешались и голубая молния, и огни праздничного фейерверка.

Демоны в звездном вихре кружились над головами. Создавалось впечатление спиральной галактики, то уносящейся прочь и становящейся меньше, то приближающейся, расплывчатой, хаотичной, неправильной. Затем она взорвалась, стала похожа на крабовидную туманность и постепенно начала уменьшаться, таять, исчезая в небе, растворяясь между звезд, пока не сгинула совсем.

У меня перехватило дыхание, будто я не делал вдохов уже несколько часов.

Мне подумалось, что такое зрелище доставило бы Саре массу удовольствий.

Лагерь находился не так далеко отсюда, всего за несколько километров. Может, ей и удалось что-нибудь рассмотреть…

Внезапно я ощутил жар и масляный запах, исходящий от хруффов, действующий на меня угнетающе. Окруженный этими тварями, загораживающими мне небо, я почувствовал острое желание вырваться, убежать, но единственной дорогой к свободе была та, что вела вниз, в пропасть, в царство демонов.

Я взглянул на Шрехт и понял, что она держит протянутую руку, в которой зажата полоска ткани — повязка на глаза.

— Что здесь происходит, черт возьми?

— Надень это, друг Моррисон.

— Зачем? — В груди у меня похолодело.

— Надень, солдат, а ответ скоро получишь.

Я попытался что-либо прочесть в ее глазах, но они, как всегда, были непроницаемы. Тогда я перевел взгляд на ее руку, на когти и щупальца, держащие узкую белую полоску. Это была не повязка приговоренного к смерти просто товарищ по оружию, Шрехт, не доверяла мне.

Взяв полоску, я завязал ее и позволил увести себя.

Когда она была снята, я увидел, что мы находимся на дне какой-то огромной пещеры. Сухой, пыльный воздух щекотал мне ноздри, и тысячи пылинок при свете фонаря кружились в бешеном вихре. Пещера возникла явно не естественным путем.

Пол был почти плоским, устланным плотно подогнанными друг к другу деревянными панелями. Вертикальные стены были гладкими, отшлифованными.

Потолок терялся где-то вверху, до него не доходил даже луч фонаря. Дома, подобные этому, согласно традициям Ханака должны были быть украшены пирамидами и площадками, сухими бассейнами, полными вещей, похожих на паутину и опавшую листву. Здесь не было ни одного узора, ни одной картины, только голые коричневые камни, старые, вытертые временем.

Я повернулся, взглянул на Шрехт и другого высокого, молчаливого хруффа.

— Ну, где мы?

— Когда-то, давным-давно, это место называлось Хмарр.

Мы двинулись вперед, следом за одним из хруффов, прокладывающим нам дорогу.

— Как давно оно было построено?

— Думаем, оно было возведено около сорока тысяч лет назад. Не осталось ни одного точного свидетельства, поэтому можно говорить лишь приблизительно.

Вокруг нас поднимались клубы пыли, будто нога живого существа за все прошедшее с постройки время не ступала сюда.

— Для чего все это было сделано?

— Здесь находилась столица планеты.

— А сейчас?

— Ничего, кроме темноты и пыли. Многие уже не помнят, что она все еще здесь.

— А были ли другие?

— Сотни. Некоторые разрушались, а некоторые все еще стоят нетронутые, но пустые. Вот так жили хруффы до того…

До всего этого. Я понимаю, но в отличие от Шрехт и других представителей ее цивилизации еще помню кое-что. Поэтому слова: Родина, столица планеты значат для меня больше, чем просто слова.

— Итак, зачем ты притащила меня сюда? Неужели только для того, чтобы показать древние развалины? Но для этого вовсе не обязательно одевать на глаза повязку. Я не расскажу повелителям о вашем тайном музее.

Хруффы удивленно зафыркали:

— Ты здесь для того, чтобы принять другое решение, Атол Моррисон.

«Другое решение?» — мысленно удивился я.

Пещера упиралась в округлое, очищенное пространство около тысячи метров в длину и сотни в высоту, достаточно хорошо освещенное, чтобы мои сопровождающие выключили и положили свои фонари на скалу, специально предназначенную для этого. Затем мы двинулись вперед, туда, где горел мерцающий красный свет. Здесь находилось много зданий разной высоты с приставными или вделанными в стены винтовыми лестницами. Здесь же можно было увидеть и более совершенные постройки со множеством маленьких окон, похожие на многочисленные офисы, которые я помнил с детства.

В середине этого пространства находилась большая, открытая платформа. В центре ее, заполняя пещеру желто-красным светом, горел костер. Он горел в большой чаше, содержимое которой пахло смоченной в креозоте древесиной.

«Так, ты уже понял, что сейчас произойдет, Атол Моррисон. Вообще-то догадаться было нетрудно. И что делать теперь, бежать, броситься вглубь пещеры в надежде, что они не найдут тебя? Или же ты надеешься умереть, чтобы тебе не пришлось принимать какое-нибудь решение?..» Вокруг огня у алтаря собрались хруффы. Они стояли в маленьких углублениях, сделанных, очевидно, для каких-нибудь жриц, живших тысячелетия назад и исповедовавших теперь уже мертвую религию. Эти углубления протоптали сами хруффы, приходя сюда в течение многих веков.

Кого здесь только не было: хруффы, кентавры саанаэ, на зеленой чешуе которых поблескивал огонь.

Плоские лошадиные зубы придавали их лицам странное выражение. Рядом с ними находился маленький черный паук-синот, несколько солдат с планеты, которая, как я слышал, называлась Заррет, существа, походившие на голубых змей с руками и глазами — драгоценными каменьями, переливающимися на свету. Казалось, что в них плясала радуга. Я видел и пару шегарийских специалистов, стоящих рядом с передвижным хирургическим кабинетом, вроде тех, которые наемники возят с собой на большие боевые операции. Многим, в том числе и мне, они спасли жизнь.

Обычно спаги берут с собой одни только передвижные устройства, без специалистов, потому что они могут быть запрограммированы на ту или иную цивилизацию.

Кого еще я ожидал увидеть? Может, Дэви, одетого в зеленую форму, стоящею здесь, как идиот из старого фильма, или Марша с Сэнди, восставших из мертвых? Или Алике, идущую ко мне со сверкающими счастьем и надеждой глазами?

Я повернулся лицом к Шрехт: — Что теперь?

Картинка ожила: я — маленький, хрупкий человечек; могучие хруффы игрушечные динозавры юрского периода, но гораздо более опасные; зубастые саанаэ, ненамного превосходящие размерами человека, выглядевшие страшными чудищами из сказки; добрые и спокойные шегаритяне; маленькие черные синоты гигантские пауки из детских сновидений, и еще мерзкие змеи с руками и сверкающими глазами.

Боже мой…

Шрехт что-то твердила мне о существовании так называемого плана наемников: — … синоты доставили его нам, мы довели его до саанаэ и зарретян так же, как древние воины-раины передали его синотам. А мы передаем эстафету вам…

В этой галактике существует около миллиона различных цивилизаций, несколько сотен пополнили ряды наемников и полицейских. Есть только одна дюжина рас, одна из миллиона, которой мы можем довериться.

Я стоял неподвижно, полный сожаления, глядя в ее клыкастое, чешуйчатое, с ничего не выражающими глазами нечеловеческое лицо. Передо мной внезапно появился образ Марша. Я вспомнил выражение его лица, когда к его голове приставили пистолет и он услышал щелчок спускового крючка, звон металла о металл, слабое «сник», когда пружина сжалась, подготавливая боек к удару по капсулу. Интересно, слышал ли Марш резкое «уэк!» стали по меди и шипение пороха? Наверно, звук достиг его уха быстрее, чем пуля, разнесшая мозги…

Последней его мыслью, очевидно, было: «Так чертовски громко…», а последним ощущением — боль в ушах, а потом — ничего. Я надеюсь, что все так и произошло.

— Итак, вам наплевать на провал Юлир Вея, причем на полный провал, и на то, что ваши собственные соплеменники явятся сюда и сотрут вас вместе с вашими семьями в порошок? — гневно воскликнул я. Ответа не последовало. Ничего не значит для вас и мой горький опыт, когда я отправил друзей на смерть?

Шрехт принялась объяснять:

— Юлир Вей провалился так быстро потому, что эти саанаэ постарались, она указала на наших друзей-кентавров: — так же, как и ты постарался подавить бунт сиркарской полиции на Земле. Саанаэ причинили себе гораздо больше вреда, чем просто уничтожили своих старых друзей.

— Тогда, когда же осуществится ваш… план?

— Когда-нибудь машины-господа совершат ошибку, Атол Моррисон, Когда же этот день придет, мы будем готовы.

— И как долго вы ждете, пока они ошибутся? Сколько времени вы готовитесь?

— Никто не знает, никто уже не помнит, может, сотню тысяч лет, может, больше…

— И сколько вы еще намереваетесь ждать?

Голос синота был тонок и скрипуч. Его неуклюже сформированные и произнесенные звуки человеческой речи несказанно удивили меня:

— Вечность, если придется…

«Неужели вечность?» — мысленно удивился я.

— Но почему я и почему сейчас?

— Почему ты, Атол Моррисон? Потому что ты, несмотря на явную неприязнь к расе господ, честно выполняешь свой долг, потому что ради спасения земной цивилизации ты погубил своих друзей, хотя было бы гораздо проще оставаться в стороне. А что касается ответа на твой второй вопрос: «Почему сейчас?..» Шрeхт потянулась к алтарю, взяла что-то — маленькую черную коробочку и вручила ее мне. Это была одна из ручных коробочек, новейшее оружие размером с колоду карт, спокойно срезающее вершину горы и способное совершить тысячу подобных подвигов. После успешного боя с ксуитянами мы вернули все оружие обратно и отчитались за каждую сданную единицу. Сведения об этом хранятся в памяти компьютеров.

Один из шегарийских специалистов, стоящих около передвижного кабинета, проговорил:

— Мы привезли его с собой, когда прибыли сюда. Вот почему мы оказались на Хруффе. Это нельзя передать по командной сети.

Я повертел коробочку в руках, ощущая легкую, практически, незаметную вибрацию темной, теплой металлической поверхности. Этой штукой я смог бы уничтожить всех, смог бы взорвать своды пещеры и открыть Хмарр солнцу.

— Откуда оно взялось?

Шегариец ответил: — Его привезли на Ханта Шегари вместе с основным вооружением, оттуда оно прошествовало на Землю. Его было очень много, около миллиона экземпляров, достаточно, чтобы оснастить целую армию спагов.

— Зачем?

— Никто не знает, Атол Моррисон.

Вмешалась Шрехт:

— Потому что они напуганы и думают, что мы сможем защитить их.

Я почувствовал нарастающий во мне гнев: «Напуганы? Как же повелитель может испугаться? Они ведь даже не существуют. И вы все, знаете об этом. Это поппитов можно напугать, но не расу господ».

Шрехт указала на оружие:.

— Может, и так. Но они вооружают нас. Раньше такого не случалось.

— И вы думаете, что это и есть «большая ошибка»? Не уверен, что это можно назвать фатальной ошибкой. Не имеет значения, насколько хорошо мы вооружены, на какие планеты распространяется влияние наших легионов, но у них есть мощные корабли и командная сеть. Мы же, если разобраться, не имеем ничего.

Шрсхт согласилась:

— Да, конечно, такое восстание будет бессмысленным. Солдаты повелителей придут и разнесут наши города, разбомбят их до основания, до ядра планеты, а вместе с городами исчезнем и мы.

— Но тогда зачем все это?

— Господа полагают, что хруффы и жители всех остальных порабощенных планет смогут защитить их, уверены, что мы будем это делать. Вот в этом-то и заключается их ошибка.

Может, Шрехт и права. Мы можем защитить только себя и наших друзей. Передо мной возникли лица Дэви и Алике, напуганных до смерти и старающихся выйти из темноты, где я оставил их, на свет божий.

Но я все еще помню, как сжалось тело моей подруги, когда она наблюдала за казнью Марша.

— А что вы хотите от меня?

— Присоединяйся к нам, ожидай вместе с нами. Найди других людей, пусть их будет немного, но это должны быть люди, на которых можно будет положиться, которые тоже согласятся ждать вместе с нами. И когда придет время, мы соберем всех наших друзей и пойдем в наступление.

— А если это время никогда не придет?

Хруфф рассмеялась: — Придет, непременно придет…

— А если я соглашусь?

Специалист с Ханта Шегари, стоящий около передвижного медицинского кабинета, указал на изящную серебряную кнопку размером с арбузное семечко.

— Это дезактивационная кнопка, имеющая прямой доступ к системе коммуникаций расы господ. Этим они пользуются, если хотят поговорить друг с другом. Мы можем поместить ее в твой мозг, и ты сможешь пользоваться ею посредством своих биотоков. Для передачи посланий ты моделируешь биоритмы, используя простой код, изобретенный нами.

— Ну и что это даст? Ведь повелители контролируют сеть. — Если они ее выключат, то окажутся в полной темноте, не смогут общаться. Если же эти ржавые железяки не отключат ее, то и наша коммуникационная сеть тоже будет работать.

— Для них не составит большого труда найти выход из сложившегося положения.

— Но это же не мгновенный процесс, Атол Моррисон, всегда существует шанс, которым можно воспользоваться.

— Наше время когда-нибудь обязательно придет, — снова вмешалась Шрехт.

«Когда, если…» — не очень надежные слова перед лицом вечности.

— Мне надо подумать, — тихо сказал я.

— Думай, — милостиво разрешила Шрехт.

* * *

Идя вдоль края каньона ночных демонов, слушая ветер, любуясь звездами над головой, я размышлял. На ум приходили картины из прошлого: маленькое существо, напавшее на меня на дорожке аллеи.

Оно кричало и шипело, когда я оторвал ему конечности. Зачем? Я уже даже не помню. Это случилось не на планете, где велись боевые действия, а там, где стоял наш гарнизон. Здешний мир был тих и спокоен, маленькие туземцы терпеливо и подобострастно исполняли наши капризы. Может, я надул его в карты? Не знаю… И вот он умер.

Помню выражение глаз Алике в день моего отъезда. Мне кажется, она даже не видела меня. Было похоже на то, что взгляд женщины стремился проникнуть в ее же душу. Помню Хани, смотрящую на мою протянутую руку, когда мы расставались в космопорту. Она посмотрела и отвернулась. Честно признаться, эти образы были настолько тусклыми и незначительными, что не стоили-того, чтобы о них вспоминали. Но все-таки я не мог выбросить их из памяти.

Почему-то они постоянно лезли в голову, наверное, я сам хотел этого. Хорошие воспоминания о Хани сменялись хорошими воспоминаниями о Саре, однако ни одна из этих женщин не могла вытеснить из-моего мозга образ Алике. Но и моя подруга детства не могла стереть память о единственной ночи с By Чингдой, а та была не в силах перечеркнуть воспоминания о Соланж Корде.

Я размышлял о прошлом и старался не думать о настоящем. Наложницы и туземцы — это то же мясо, которое надо съесть или выбросить.

«Черт побери, возьми трубку и сообщи о своем местонахождении. Чего ты ждешь? Набери номер и код — это не займет много времени. Прибудет полиция хруффов и арестует всех их. Они подвергнутся пыткам, назовут сообщников. Все, что нужно сделать, — это сообщить о местонахождении заговорщиков, затем забрать Сару и лететь домой, к теплой лачуге на милой, тихой планете, и заниматься там с наложницами любовью до изнеможения. Сару всегда можно заменить другой, ждущей своей очереди. Надо заняться любовью и с ней, и со следующей, и так до бесконечности. А в промежутках между сексуальными утехами можно ходить с друзьями по барам, пить пиво, бренди, горланить песни и честно выполнять свой долг до того дня, пока не сдохнешь».

Все очень просто.

Вытащив ручной коробок-оружие из кармана, я положил его на ладонь. Он согревал меня своим теплом и сильно вибрировал. Можно было привязать его к руке, набрать на трубке нужный код, выстрелить в долину и наблюдать за ночными демонами, за тем, как они горят.

Это выведет карателей прямо сюда. Надо выстрелить — пусть оружие все решит за меня. Подумав еще, я положил его в карман.

* * *

Позже я привел на это место Сару, подвел ее к краю каньона ночных демонов, и она, заспанная, смущенная, послушная, стояла рядом со мной. Скоро уже должен был наступить рассвет, местное солнце окрасит часть неба розовым, смывая звезды, наполняя мир светом, позволяя нам рассмотреть лежащую внизу долину. Однако рассвет мог и подождать.

Почти ничего не видя, на ощупь, я раздел девушку. Тьма стояла кромешная, и лишь изящный женский силуэт вырисовывался на фоне ночного неба.

Я целовал ее, она, как и всегда, отвечала мне. «Ты очень хорошо вошла в роль и отлично делаешь свою работу, Сара Морган, маленькая Сара, которой едва исполнилось семнадцать лет…» Я поставил ее на четвереньки на каменную площадку на краю каньона. Девушка умело выгнулась и широко расставила ноги. Я быстро сбросил одежду, встал позади наложницы и вошел в нее. От Сары не последовало ни звука, ни инициативы, лишь прерывистое дыхание, игра мускулов, выгнутая спина и попытка стоять твердо. Она позволяла мне делать все, что заблагорассудится.

Звезды над нашими головами по-прежнему сверкали, испуская тусклое бело-голубое сияние.

— Смотри… — прошептала Сара.

Над головами кружились разноцветные звезды, зеленые, золотые, красные, бледно-голубые, они увеличивались в размерах, создавали созвездия, вихри, целые галактики живого света.

Я остановился и вслушался в радостные нотки голоса девушки. Потом уселся рядом с ней на теплые камни и принялся смотреть на возвращающихся ночных демонов. Через какое-то время я обнял девушку и сделал выбор.

* * *

Я лежал на холодной пластиковой подстилке передвижного хирургического кабинета в уже знакомой пещере и наблюдал, как один из шегарийских специалистов разрезал меня. Потом он взял в руки маленький передатчик. Шрехт и ее друзья стояли на заднем плане, не мешая операции.

Ты спросила меня «почему», Шрехт? Да потому, что я могу отправить друзей на смерть, потому что, независимо от того, как мне хочется, я не могу и не хочу стать знаменитым человеком без души. Поэтому я дал слово ждать с вами до тех пор, пока не случится что-то из ряда вон выходящее и повелители не совершат ошибку.

Шегарийские специалисты отошли от операционного стола и уступили место сторукому и тысячеглазому рoботу с поблескивающими лупами, сфокусированными на моем лице. Зашипел антисептик, блеснул свет — лазер взрезал мой скальп и перекрыл капилляры. Небольшое вибрирующее лезвие с алмазным наконечником мягко врезалось в череп. Раздался нежный, тихий, подсасывающий звук. Участок кости был приподнят и отведен в сторону. Перед глазами заплясали разноцветные огоньки — маленькие инструменты коснулись моего мозга. Я испытал странное чувство дискомфорта — ведь внутрь святая святых моего разума вошли чужие руки с зажатым в них прибором размером с зернышко.

Послышался звук органической сварки.

Затем специалисты поставили на место все кости, мозги, склеили голову, расправили кожу. Осторожные, нежные черные руки причесали меня, закрыли яркий шрам, который со временем станет белым;- а потом и вовсе исчезнет.

Готово!

Послышался голос Шрехт:

— Ну, добро пожаловать домой, Атол Моррисон!

«Домой? Я? У меня нет дома». Но я дал слово и должен его сдержать.