Рисунки О. Шухвостова.

Когда Эмма вбежала в дом, в глазах её плясали весёлые искорки, а на лице, таком радостном, возбуждённом, словно ещё играл отсвет костра. Чёрной птицей метнулась навстречу тётка Марта:

— Вот оно, антихристово племя! Радуйся, отец!

…Удары сыпались один за другим, обжигая тело, кровавые рубцы взбухали на спине, на ногах. Съёжился в углу младший брат, в ужасе зажал уши. А тяжёлый ремень всё свистел и свистел в воздухе. Девочка уже не могла плакать. Лишь на секунду Эмма отняла руку от лица, чтобы взглянуть в глаза отцу, но увидела над собой искажённое злобой, ставшее вдруг таким чужим лицо — лицо палача.

— Сожгу, сожгу твою красную тряпку! — с ненавистью прошипел отец, и тяжёлая ремённая пряжка оставила на щеке девочки кровавый след.

Не могла сопротивляться Эмма — слишком неравными были силы, не могла вырваться и убежать — слишком цепкими и жестокими были руки отца.

И всё-таки это был поединок! Поединок между служителем бога, способным во имя религии на убийство, и маленькой, хрупкой пионеркой, осмелившейся наперекор всем «божьим людям» надеть пионерский галстук!

Лишь когда Эмма потеряла сознание, Азов Гертер бросил ремень.

— На всё твоя святая воля! — перекрестился он перед иконой и подумал о старике Гертере, своём отце.

Если бы старик был жив, он похвалил бы сейчас Азова за то, что сын так беспощадно выбивает «дух антихриста» из непокорной девчонки…

Это произошло в Сибири, в деревне, расположенной совсем недалеко от Омска, 19 мая 1959 года, в тот самый день, когда вся страна расцветилась пионерскими знамёнами. В большой ребячий праздник — день рождения пионерской организации.

Знала ли Эмма, что с такой лютой ненавистью встретят её дома? Да, знала. Отлично помнила она предсмертный наказ умирающего деда, ярого проповедника веры Христовой.

В тот последний день около кровати умирающего проповедника столпились самые фанатичные служители бога.

— Не пускай антихриста… в дом! Ни одной… красной тряпки… Они от чёрта… — хрипел старик, положив высохшую восковую руку на библию.

— Клянусь! — тихо ответил тогда Азов Гертер, и на его лице Эмма увидела то жестокое выражение, которое делало отца таким чужим.

Отлично помнила Эмма, как рассердились родители, когда она захотела вступить в октябрята и носить октябрятскую звёздочку.

— Не смей даже думать! — зашептала мать. — Всё это наваждение дьявола! На том свете за эту звёздочку черти будут вилами колоть!

Промолчала Эмма, но сколько раздумий пронеслось в голове! Почему же Зоя Николаевна, её любимая учительница, говорит, что носить звёздочку почётно? Почему она никого не пугает и ничего сама не боится? Почему так легко становится на сердце, когда Зоя Николаевна объясняет, что и бога и нечистую силу придумали сами люди? Сколько раз замечала Эмма: от тихих, спокойных и ласковых слов учительницы проходил её страх перед небом.

И не только ученики любили свою учительницу. Эмма видела не раз, как многие взрослые, даже председатель колхоза, заходили в школу, чтобы посоветоваться с её учительницей — коммунисткой Зоей Николаевной Лобко.

Кто же из них прав: мать или Зоя Николаевна?

Может быть, тогда-то в первый раз не поверила Эмма матери.

С этого дня изменилась жизнь девочки.

Вместе со всеми Эмма приходила в школу на сборы, вместе со всеми разучивала песни об Ильиче, читала книжки, кружилась в хороводе.

А дома по вечерам по-прежнему собирались молельщики. Плотно завесив окна и заперев двери, отец открывал библию, и начиналось богослужение. Дрожало пламя лампадок и свечей, чёрные тени плясали на стенах комнаты, на потолке. Страшно становилось Эмме в этом призрачном мире богомольцев. А отец, возвышая голос, всё громче говорил о каре господней, о муках грешников в аду, о царстве небесном для покорных и смиренных. И всё ниже склоняли головы молельщицы.

Вот у одной из них мелькнула в руках яркая обложка детской книжки. Но Эмма знает, что вклеено в тот переплёт, она уже один раз обманулась: заглянула в книжку, а там молитвы.

«Не солги, не обмани», — поучает отец, а сам знает, как замаскировать молитвенник. «Возлюби ближнего своего», — проповедует и тётка Марта, а чуть что не так, колотит свою дочь. «Нет, не так живут они, как проповедуют», — не раз думала Эмма.

Боясь гнева отца, Эмма тогда не посмела носить октябрятскую звёздочку.

А вступить в пионеры не побоялась.

* * *

В жизни каждого человека — взрослого, а иногда и ребёнка — бывают такие события, когда вся жизнь, пусть очень недолгая, как на большом экране, вдруг встаёт перед глазами.

Не могла сомкнуть глаз Эмма в ту ночь. Лежала тихо, не шевелясь. Эмма была хорошей помощницей матери в доме, внимательной нянькой младшим братьям, ею гордились в школе учительница, друзья.

«Что же я сделала?» — в сотый раз спрашивала она себя, перебирая в памяти события этого дня.

Утро было ясное, тёплое. И день обещал быть таким значительным, радостным. Огорчало только одно: скоро уже костёр, на котором будут принимать в пионеры, а галстука у девочки нет. Сколько раз Зоя Николаевна напоминала Эмминой матери о том, что нужно приобрести галстук, но мать всякий раз прибегала к разным уловкам: то некогда, то слишком крупные деньги — не хочется менять. При этом мать как бы невзначай оговаривалась и называла красный галстук то платком, то косынкой, то лоскутом.

Эмма понимала: не хотят родители, чтобы она стала пионеркой.

С двоюродной сестрой Валей, которой тётка Марта тоже не разрешила вступать в пионеры, Эмма пришла в магазин. Долго не решались девочки обратиться к продавщице: ведь у них не было денег!

Узнав, зачем пришли сюда школьницы, продавщица сняла с полки два пунцовых галстука, вложила в кассу свои деньги и отдала галстуки девочкам.

Быстро бежала Эмма к школе, и, словно перо жар-птицы, горел в вытянутой руке кумачовый галстук.

В тот день вечером высоко в небо взметнулось огненное пламя — первый Эммин пионерский костёр! Вместе с другими ребятами она произнесла слова торжественного обещания.

И теперь, когда от побоев горела спина, Эмма снова и снова про себя повторяла слова пионерской клятвы: «Торжественно обещаю.» клянусь!»

* * *

С трудом поднялась Эмма наутро, медленно сложила книжки в сумку.

Молчаливым взглядом проводил её отец до дверей. Ничего не сказал: был уверен, что его наука запомнится надолго.

Но, видно, плохо он знал характер Эммы. Бледная, без единой кровинки в лице, пришла она в школу; молча, неподвижно сидела на уроке. И на груди пионерки, как у всех, алел красный галстук.

— Что-нибудь случилось, Эмма? — почувствовав недоброе, тихо спросила Зоя Николаевна.

И только теперь девочка горько разрыдалась. Учительница всё поняла…

Спокойно встретил Азов Гертер врача, который, осмотрев изуродованную спину девочки, потребовал немедленно положить Эмму в больницу.

Так же хладнокровно он лгал школьным учителям, когда, возмущённые дикой расправой, они пришли к нему домой.

— Никто её не бил, сама… ушиблась. Да и не ваше это дело! — упрямо твердил он с хмурой усмешкой.

— Нет. Это наше дело! — ответили коммунисты села и вместе со школой вступились за маленькую пионерку.

— Не позволим поднимать руку на детей! Не уродуйте их души страхом! — потребовали колхозники на своём собрании.

Гневно выступала на собрании комсомолка Нина Отт — лучшая доярка колхоза, студентка сельскохозяйственного института, член бригады коммунистического труда. Нина-то знала, что такое фанатичная вера родителей! С раннего детства мать заставляла её класть земные поклоны, читать молитвы. Как много потребовалось Нине сил, чтобы выйти из секты и стать хозяйкой своей судьбы! Знала Нина и о судьбе Вали Леонтович из соседнего села Ольгино. Валя отказалась принять крещение в грязной саманной яме и вышла из секты — мать прокляла её. Валя написала в газете, что религия — это ненависть и страх, ложь и обман. За это мать выгнала девушку из дому. Но Валя не сдалась, Она вступила в комсомол, нашла работу.

«Если теперь не отстоять Эмму, то кто знает, как задурманят ей голову эти благочестивые «братья и сёстры», — подумала Нина, взглянув на тётку Марту, и попросила слова.

— Чему могут научить все эти служители бога? Ненавидеть землю, на которой мы живём! Ненавидеть людей, которые нас окружают! — гневно обвиняла Нина сектантов. — Слишком много лгут эти святые люди! Это они, «благолепные и покорные», выгоняют из дому своих детей, если те отказываются от крещения в грязной саманной яме! Это они, «божьи люди», угрожают сейчас убийством учительнице Зое Николаевне Лобко! Вот «святые дела святых отцов»!

Всего лишь несколько дней назад на пионерском костре вожатая тугим узлом связала концы пионерского галстука на груди Эммы и объяснила, что этот узел — символ дружбы борцов трёх поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров. И теперь, когда Азов Гертер жестоко обидел маленькую пионерку, этот символ словно ожил, и старшие взяли под свою защиту младшего товарища.

Школа и колхоз потребовали от прокуратуры суда над Азовом Гертером, посмевшим посягнуть на частицу красного знамени — пионерский галстук — символ великих завоеваний Советской страны. И советское правосудие наказало отца-изувера.

* * *

Вслед за Эммой Гертер, доказавшей верность своему красному галстуку, и другие ребята деревни — Андрюша и Федя Гофман, Володя Эмгрунт, Барлебен Рихард — вступили в пионеры.

Напрасно тётка Марта и её «братья и сёстры» по секте ядовитыми словами укоряли и запугивали ребят. Медоточивыми речами, щедрыми посулами пытались они вернуть пионеров в «лоно божье».

Гораздо больше занимал ребят «рай земной» — Артек, куда уезжала Эмма Гертер по путёвке, которой наградил стойкую пионерку Центральный Совет пионерской организации.

Гораздо больше деревенских мальчишек и девчонок интересовали письма, которые почтальон ежедневно приносил и в школу и в дом Эммы Гертер. Разные были адреса на конвертах, со всех концов Советского Союза!

С Украины и Дальнего Востока, из Азербайджана и Приморья, из Карелии и Казахстана — отовсюду шли письма. В эту маленькую начальную школу в далёком сибирском селе писали взрослые, юноши и девушки, сверстники Эммы. Писали коммунисты и комсомольцы, пионеры и даже малыши-октябрята.

Писем тысячи. Но особенно бережно хранит Эмма письмо с далёкой станции Бискомжа, Красноярского края:

«Здравствуй, Эмма! Сегодня я прочла в «Пионерской правде» о том, как ты победила в поединке с суеверными людьми. Ты молодец! Ведь пионеркой быть — это большое счастье. Мне уже двадцать пять лет, но я до сих пор храню галстук. Я помню тот день, когда принимали меня в пионеры, это было в ноябре 1943 года. Была война, голод, но мама в этот день всё же испекла пирог. Этот день был самым лучшим в моей жизни. Хорошо, что ты любишь свой пионерский галстук, своих друзей, свой отряд. Что может быть лучше, как сидеть у костра и слушать рассказ своей учительницы или петь песни и плясать! А как бывает радостно, когда в праздничный день наденешь форму и галстук и пойдёшь в школу. Я уже взрослая, но, когда вижу детвору в галстуках, я завидую, завидую от всего сердца. Помни, Эмма, клятву пионера, будь верна пионерскому галстуку, ведь галстук — частица нашего знамени, а на знамени кровь наших отцов.
Комсомолка Сухова Светлана».

А сколько товарищей появилось у Эммы в Артеке! Эмма была в самом младшем отряде. Но разве это имеет значение? Эмму знают все ребята, и она привязалась ко многим.

— Напиши мне, Лариса! — Эмма в последний раз обнимает свою новую подружку из Таджикистана.

— А мой адрес ты запомнила? — спрашивает у Эммы Надя Петрушина из Иркутска.

— Дай помогу донести чемодан! — И черноглазый мальчик Амра Гюнеш из далёкого иркутского села легко подхватил Эммины вещи.

Уже поданы автобусы, но как трудно расстаться! Сорок дней, сорок беспокойных, весёлых дней, проведённых вместе! Сколько воспоминаний!

И неумолчное Чёрное море, которое так быстро умеет менять свой цвет, словно в новые платья переодевается, и ласковое крымское солнце, которое утром, как огненный шар, стремительно выкатывается из моря, и уснувший у самого лагеря Аю-Даг — Медведь-гора!

— Но что всё-таки самое интересное было в Артеке?

— Прогулки на катере… Нет, походы в горы. Нет, нет, самое лучшее — это костёр Дружбы!

И все вместе ребята вспоминают, какое это необыкновенное зрелище, когда на большой костровой площади собрались пионеры Советского Союза и ребята из других стран, отдыхавшие в Артеке, и в южное небо, к самым звёздам, взметнулось высокое пламя — пламя дружбы ребят всей земли.

А теперь пора расставаться… Но этот последний день, который Эмма должна была провести в Москве, возвращаясь из Артека, был не только днём расставания со старыми артековскими друзьями, но и днём встречи, днём новой дружбы с московскими ребятами. Ученики 36-й школы Москвы, узнав, что Эмма Гертер и другие пионеры Артека в Москве, пригласили их к себе в школу. Побывав на Ленинских горах, осмотрев древние памятники Кремля, артековцы пришли в гости к московским школьникам. С цветами встретили москвичи ребят из далёкой Сибири, Дальнего Востока, Крайнего Севера.

— Это тебе наш подарок! — Пятиклассница Катя Снисаренко преподносит Эмме Гертер книгу.

— А это передай, пожалуйста, своей пионерской дружине от нашей школы! — подходит к Эмме Гриша Новосильцев и передаёт ей пионерскую фанфару и папку красочных плакатов — Законы юных пионеров.

Подарков, цветов так много, что Эмме нужны помощники, чтобы всё это донести.

— Приезжайте летом к нам в Москву, а потом мы приедем к вам в Сибирь, хорошо? — предлагает старший пионервожатый Слава.

Эмма и её новые друзья обязательно встретятся и снова зажгут костёр — костёр пионерской дружбы!