Весной попал я на Камчатку - в дальний Корякский округ - в село Ачай-Ваям. Весна и тут чувствовалась, но снега лежали на три, если не больше, метра, а то и пурга задувала.
Тут совхоз, тут разводят оленей. Но олени пасутся, конечно, не в самом селе, а за сотни километров - в тундре.
Мы полетели туда на вертолёте «Ми-4», в верховья реки Аггки. Там я и остался.
- Правильно, - оказал мне бригадир Василий Иванович Кияв, когда улетел вертолёт. - Однако, у нас поживёшь. Посмотришь, что и как. А моя юрта - твоя юрта.
Я бросил вещи в юрте.
- Ну вот и хорошо, - сказал мне Василий Иванович. - Однако, не пожалеешь!
Он вышел со мной из юрты, захватив вместе с хлыстом «Сцидолу» - радиоприёмник.
Я не успел удивиться, как из соседней юрты вышел его друг Николай Егорович Илькани - тоже со «Спидолой».
Здесь я спросил:
- И вы с радиоприёмником?
- А как же без последних известий? Никак, однако, нельзя, - сказал Николай Егорович Илькани. - Надо знать, что и где происходит. Мы, коряки, очень любим радио. А когда в Петропавловск прилетаем, то и телевизор. Интересно!
У коряков фамилии свои - коряцкие, а имена русские: вот и Василий Иванович, и Николай Егорович. Раньше коряков звали только по фамилии. Имён у них вообще не было.
Сейчас коряки гордятся, что их называют по имени-отчеству.
Мы вышли из юрт, и олени, оказывается, уже ждали нас.
Сотни, а может быть, тысячи оленей. Одни с рогами - ветвистыми и очень красивыми, другие - с подобием маленьких рогов.
Олени внимательно и чутко смотрели на нас.
Мне показалось, что глаза у них были влажные и чуть грустные. Но сколько глаз я мог увидеть! У двух-трёх оленей, а их было - море. И море это задвигалось, зашевелилось, увидев своих хозяев.
- Х-х-хы! - взвизгнул Василий Иванович и взметнул своим хлыстом.
- Э-о-а! Х-х! - повторил Николай Егорович.
Олени рвались в тундру и только ждали сигнала.
Мы пошли с оленеводами вслед за стадом. Два оленевода работали, а я, увы, брёл за ними. Никакой власти над оленями у меня не было.
Потом мы не раз садились отдыхать. Олени копытами, рогами и просто мордой разгребали снег. Его было много, и олени порой закапывались в снег до ушей, чтобы добыть мох.
Мы шли с Василием Ивановичем и Николаем Егоровичем вслед за оленями.
Наконец Василий Иванович сказал:
- Однако, и нам поесть надо.
- А как же олени? - спросил я. - Не уйдут?
Бригадир хитро улыбнулся и включил свой приёмник
«Спидолу» на полную мощность.
- Смотрите, однако. Теперь не уйдут!
Мы сидели, подстелив оленьи шкуры, на каком-то снежном бугорке. Рядом - кусты непонятной растительности, а дальше - сопки, а где-то олени, которых даже не видно…
Николай Егорович тоже включил свою «Спидолу» на полную мощность.
Такой музыки я ещё не слышал. Два радиоприёмника гремят.
- Олешки сейчас придут, - сказал Василий Иванович.
- Обязательно придут, - добавил Николай Егорович. И ещё сказал: - Да вы, однако, смотрите…
Со всех сторон к нам двигались олени. И с рогами, и без рогов. И совсем молодые. Теперь я уже понимал, что олень с большим деревом красивых рогов над головой - это самец, олень с малым кустом - самка. Ну, а детей отличить было несложно: ростом поменьше и рога короче…
Олени шли на нас и смотрели удивлёнными ласковыми глазами.
- Однако, радио, ох как любят, - сказал Василий Иванович.
- Неужто именно радио? - спросил я.
Николай Егорович сказал:
- Они музыку, однако, любят, а слова не очень. Когда слова свои, людей, которых они знают, - одно. Когда по радио - никак не принимают…
Мы сидели на оленьих шкурах на снегу. Обед так обед. В тундре гремела музыка - два радиоприёмника. Олени стояли рядом и подходили к нам, и губами, большими тёплыми губами облизывали наши руки. Но главное - смотрели на два маленьких серо-чёрных ящика, из которых лилась музыка.
- Николай, - сказал Василий Иванович своему другу, - ты, однако, свою «Спидолу» выключи. А то две музыки сразу…
Илькани выключил свой приёмник. Княв прибавил громкости в своём.
Олени ещё ближе подошли к нам и стали лизаться, как ласковые кошки.
- Однако, правильно, Николай, - сказал Кияв, - я тебе говорил.
Мы обедали. Ели сырую оленину и рыбу. Пили чай.
- Пурга начинается, согреться надо, - говорил Василий Иванович.
Теперь уже один радиоприёмник передавал музыку.
- Я свой спрячу пока, - сказал Илькани. И положил большую «Спидолу» в вещевой мешок.
А олени бродили возле нас, слушая радио. Олени с большими рогами - целыми деревьями над головой - и с малыми. Глаза у них были влажные, грустные. Мне так казалось, когда по радио звучала музыка Чайковского.
- Они любят радио? - спросил я Василия Ивановича.
- Любят музыку мои олешки, - сказал Кияв. - Такую, как сейчас. Хорошая музыка! Однако, смотрите…
Он переключил свою «Спидолу» на другую программу. Кто-то что-то говорил по этой программе.
Олени вроде бы удивились. Посмотрели на нас. Глаза были всё те же - большие, влажные и чуть грустные. Посмотрели и постепенно стали отходить от нас.
В тундру побрели - по своим делам. Мох искать… Потом я много раз проверял: любят олени музыку, но только хорошую. А слов не терпят, даже если эти слова нам, людям, кажутся важными.