И правда, безлюдная Голубинка пустынна. Тихо на улице. Лавочки у палисадников пусты. Окна домов распахнуты, а голосов не слышно. Магазин и тот закрыт: с часу до двух перерыв. Спокойные кошки греются на солнышке. Рыжая с белыми пятнами примостилась на пороге магазина. Лежит, глаза от блаженства зажмурила. Две серые — рядком на скамейке. Еще несколько на подоконниках. Собаки уныло бродят по улице — им жарко и не до кошек.

Домов сорок в Голубинке, не больше, но при каждом две-три скворечни. В палисадниках скворечни. На улице скворечни. Между избами на ничейных деревьях скворечни. Какой-то чудак прибил скворечню к шесту телевизионной антенны. И — ничего! Невозмутимый скворец сидит на антенне, как на жердочке, смотрит по сторонам карими глазами и изредка перебирает худыми красными ножками. Такие же скворцы важно восседают и у других скворечен. Черные и сероватые, пятнистые и крапчатые, они словно отдыхают после напряженной первой половины дня. Видно, сейчас скворцов в Голубинке больше, чем людей!

— Спросить бы, да не у кого! — говорит отец, медленно пробираясь через неподсохшие деревенские ухабы и рытвины.

— А вон у них! — посоветовал Гошка, показывая вперед.

Там играли трое ребят и девчонка в сером платьице. Гошка даже обрадовался, завидев их. С утра он катается с папой на машине, и вдруг впервые — ребята! Какие ни на есть незнакомые, а все же ребята. Вдруг они знают? Ребята были слишком маленькие, девчонка — тоже не больше. Но ничего не поделаешь: хоть у них спросить.

Отец притормозил машину и крикнул через окно:

— Николай Петровича не встречали, Острова?

Ребят, видно, больше заинтересовала «Волга», чем вопрос. Пусть она и запыленная с дороги, и грязью забрызганная, все ж блеск хрома и свежей краски сохранился. Мальчишки деловито обошли машину, а девчонка даже потрогала марку на радиаторе.

Гошка был страшно горд и счастлив. Малы ребята, а понимают толк и, наверно, завидуют ему.

— Давай их покатаем? — прошептал Гошка отцу. — А?

— Ты что? Машину мазать! Смотри, какие они! — громко сказал отец. — Так как? — переспросил отец, уже обращаясь к ребятам.

— А у нас пять «Волгов» таких, — сказал один из мальчишек. — Три с оленями, а две без оленей. Теперь без оленей, говорят, все «Волги» выпускают?

— Только они не такие замусоленные, — добавила девчонка.

Гошкино самолюбие было явно уязвлено.

— Поехали, пап! Что у них узнаешь! — недовольно профырчал он.

— Да я не про машину вас спрашиваю, — повысил голос отец, — а про Николай Петровича Острова. Где он может быть? Как думаете?

— Я вчера его видела, дядю Колю, — сказала девчонка. — Может, на ферме он?

— Иль на силосной башне? — неуверенно добавил один из мальчишек.

— Может, в Сергиевку уехал? — неопределенно сказал второй.

— А что ему в Сергиевке быть! — не согласилась девчонка. — На ферме он или за кормами поехал.

И лишь один из мальчишек, самый маленький, промолчал.

— В общем, объяснили! Спасибо! — поблагодарил отец, видно досадуя, что зря потерял время.

Но ребята уже не слышали его. Они отошли к дому, где играли прежде, и опустились на корточки: то ли стали копать что-то в песке, то ли что-то рассматривать.

Машина проехала в конец деревни и свернула на ферму. Ферма — несколько длинных коровников, новых, старых и просто древних, — помещалась на задворках Голубинки. Здесь было довольно много народу. Телятницы и доярки в белых халатах разной свежести, рабочие в телогрейках, несколько мальчишек и девчонок чуть старше Гошки — все занимались какими-то своими делами и вовсе не обращали внимания на подошедшую «Волгу».

Лишь один из мужчин, стоявший возле механической картофелечистки, произнес:

— Начальство, что ль, опять какое?

Гошка с любопытством смотрел на картофелечистку. Мужчина забрасывал в нее картошку ведрами, мелкую, грязную картошку прямо с землей. Машина мыла ее, перегоняла по транспортеру в барабан, и вот уже картошка выскакивала чистая, без кожуры, и ее несли куда-то в коровники, наверное, на корм скотине. «Интересно управлять такой машиной! — подумал Гошка. — Вот бы я маме картошки начистил!»

— Острова тут нет, Николай Петровича? — спросил отец.

— Острова? Да все был здесь, — услышал Гошка чей-то бойкий девчоночий голос. — А сейчас с ребятами навоз повез вон по той дороге. Да вы догоните его. Езжайте!

Поехали по той дороге. Она была подсохшая и сравнительно ровная. Вокруг — поля, пустые, прорезанные прошлогодней вспашкой. Людей здесь нет пока, только грачи и галки, деловитые, прыгающие по комьям земли в поисках корма. Машина шла ровно, и отец прибавил скорость.

— Я есть хочу, — вдруг сказал Гошка.

Ему и в самом деле захотелось есть: то ли утром плохо позавтракал, то ли воздух весенний подействовал.

Отец посмотрел на часы:

— Да, вроде пора. Два часа уже. Возьми пока бутерброд в сумке. Пожуй…

Гошка достал с заднего сиденья авоську и развернул бумагу:

— Я вот этот возьму, с сыром. А ты?

— Бери! Бери! — согласился отец. — Я потом.

Гошка с жадностью впился в бутерброд:

— Вкусно!

Вскоре они нагнали трактор с прицепом. Видно, тот самый, что видели два часа назад в поле по пути в Голубинку. Опять на прицепе на кучах песка, похожего на необработанную соль, сидели девушки. Они подбрасывали в ладонях песок и забавно хихикали, будто кто-то невидимый щекотал их.

«Им хорошо! — почему-то подумал Гошка. — Едут куда-то, песок везут и смеются!»

Трактор с прицепом шел посередине дороги, и объехать его было трудно.

Отец посигналил, заезжая чуть влево, но тракторист, видно, его не услышал.

— Пропустите, красавицы! — крикнул отец. — В песочек играете?

— Это не песочек, дядя, а минеральные удобрения! Знать надо! А еще начальство, ай-ай! Булки-то вон небось едите, а не знаете простых вещей! — засмеялись девушки с нескрываемым ехидством.

Гошка смутился. Даже бутерброд опустил на колени да так и замер с полным ртом. «Проехать бы скорее!»

— Гриш, а Гриш! Пропусти-ка дядю с дитем! — крикнула одна из девушек куда-то вперед — видно, трактористу.

Тракторист, наверно, понял не сразу, о чем речь.

— Да вправо подай! Вправо! Машина тут обгоняет! — пояснила девушка.

Наконец трактор резко крутанул вправо и двинул прицеп на обочину.

— Привет нижайший! — театрально поклонился молодой тракторист, махнув кепкой, когда они проехали мимо.

— Бедовые девчата! — произнес отец. — Таким пальца в рот не клади! Да ты ешь, ешь, — добавил он, заметив, что Гошка все еще держит бутерброд на коленях.

Вдали, где дорога круто сворачивала влево, показался обоз. Телег шесть — восемь.

— Видно, они! Прибавим газку! — весело сказал отец.

— Пап, а почему они нас начальством обозвали? — спросил Гошка, дожевывая бутерброд. — И там, на ферме, тоже?

— Деревня! — весело сказал отец. — Для них что ни машина — начальство!

— А «Волги» у них тоже есть, — вспомнил Гошка. — Ребята там говорили, помнишь?

Отец промолчал, и Гошка тоже не стал больше спрашивать.

Через несколько минут они нагнали последнюю подводу с навозом. На ней сидел мальчишка лет тринадцати-четырнадцати с растрепанными русыми волосами и веснушками на лице.

— Николай Петрович не с вами? — спросил отец.

— На первой подводе он, — сказал мальчишка, показывая вперед.

— А ну, посторонись!

Мальчишка дернул лошадь за поводья, и она нехотя свернула в сторону.

Так, сигналя и выкрикивая «посторонись!», они объехали несколько подвод, пока не нагнали первую. На ней и верно рядом с возницей-мальчишкой сидел Николай Петрович Остров.

Увидев отца, он сказал вознице: «Подожди!» — и соскочил с телеги:

— Здравствуй, Василь Василич! Какими судьбами?

— Да вот ищем тебя всюду, — сказал отец. — Приехал, как и обещал, чтоб договориться…

Николай Петрович провел рукой по загорелому лицу, будто вспоминая, о чем это отец с ним собирался договориться.

Но оказалось, он помнил.

— Догадываюсь, да только не сердись, Василь Василич, не могу сейчас. Дел — во! — И он провел указательным пальцем по кадыку. — Ребята, видишь, ждут, и там, на поле, — народ. Не могу. К вечеру давай. Часам к шести вернусь, может, к пяти…

— А с председателем ты говорил? — спросил отец.

— Да говорил. Он не против, — сказал Николай Петрович и бросил подошедшим ребятам: — Сейчас едем! Подождите! Сейчас!.. Только тебе бы тоже не мешало с ним побалакать. Ведь он и не знает тебя, хоть ты и из нашенских. Может, сам помнишь его, Сашку-то Егорова? Однолетки мы, вместе росли.

— Не помню. И как мне помнить! — развел руками отец. — Где искать-то его?

— С утра был в Сергиевке. Смотай! На машине пара пустяков! — посоветовал Николай Петрович. — А что до сруба, так и не знаю прямо. Говорить-то о чем? Бери!

— Как — о чем? — удивился отец. — А цена? А рабочие? Кто же ставить его будет?

— О цене какой разговор! Не на базаре! Строил я дом не себе, знаешь! Да вот как стряслось с Иваном… Не до цены тут! Бери, как есть! — просто сказал Николай Петрович. — А вот с рабочими прямо и не знаю как! Кто сейчас может? Не сердись, Василь Василич, пора мне! — опять торопясь, добавил он. — Давай к вечеру! А пока председателя поищи. Не откажет он. Обещал…

Гошка слушал весь этот разговор из машины, а сам все посматривал на важных мальчишек, сидевших на подводах или стоявших возле лошадей. Гошке было завидно.

Наконец к нему подошел какой-то мальчишка.

— Звать-то как? — полюбопытствовал он.

— Георгием, — солидно сказал Гошка.

— Что ж ты, так вот и ездишь все?.. В машине?.. — опять спросил мальчишка. — В каком классе-то? В третьем?

Гошка почему-то покраснел, может, потому, что его приняли за третьеклассника, и сам спросил:

— А ты?

— Я? Четвертый кончаю, в пятом буду скоро, — ответил мальчишка, к полному удивлению Гошки. Он был и росл, и серьезен, и по лицу никак не походил на четвероклассника.

— Я во втором, — ответил Гошка. — Скоро в третий перейду.

— Второй год, что ль, сидишь?

— Нет! Почему? Первый! — вспыхнул Гошка и, открыв дверцу, вылез из машины.

— А с виду большой. Правда, из машины так показалось, — сказал мальчишка. — А так и верно не очень… Ну пока! Пора нам! — И он отошел от машины, направляясь к телеге.

Гошка с завистью смотрел на удалявшегося мальчишку, но тут отец окликнул его:

— Ты чего выскочил? Садись! Поедем сейчас!

Отец, кажется, уже договорился о чем-то с Николаем Петровичем и, видно, напоследок спросил его:

— А ты, что же, навоз возишь?

Даже Гошка удивился этому вопросу. Что спрашивать? И так видно: на телегах навоз ребята везут, и Николай Петрович — с ними.

— Как же! Весна! — сказал Николай Петрович. — Земля заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!

Гошке показалось, что он уже слышал эти слова. Но где? От кого? Как ни старался Гошка вспомнить, не мог. И все же он где-то слышал это…