В воздухе была разлита вечерняя прохлада. Было тихо и ясно. На западе, постепенно переходя в палевые тона, бледнела розовая полоса зари. Тверской бульвар был переполнен гуляющими. Было воскресенье. На эстраде лихо разыгрывал банальные, всем известные пьесы военный оркестр. Все скамейки были заняты, и толпа гуляющих непрерывно сновала мимо эстрады.
По одной из боковых дорожек, не спеша, шел Гординский. В нескольких шагах за ним следовал другой молодой человек, тоже студент. По-видимому, между ним и Гординским существовало какое-то тайное соглашение. Время от времени они обменивались друг с другом беглым выразительным взглядом. В кармане Гординского лежала пачка кредитных билетов, обернутая в носовой платок и перевязанная красной лентой.
Он посмотрел на часы. Было без пяти девять. Скамейка, на которую, следуя инструкциям, следовало положить деньги, была вся занята. Но это обстоятельство нисколько не смутило ни Гординского, ни его спутника — переодетого сыщика. Не успели они приблизиться к ней, как один из сидевших поднялся, и Гординский тотчас же на свободное место положил белый узелок. Никто из сидевших на скамейке не выразил недоумения, так как это тоже были или переодетые полицейские, или сыщики, которые действовали по заранее выработанному плану. Предполагалось, что как только неизвестный, которому поручено было овладеть пакетом с деньгами, подойдет к скамейке и протянет к нему руку, он тотчас же будет арестован. Что же касается обещанного противоядия, в него не слишком-то верили служители общественной безопасности. Гординский, хотя и был противного мнения, не рассчитывая на свои силы, положился вполне на полицейских. Прошло уж минут двадцать, а пакет все лежал, не привлекая ничьего внимания. Музыка по-прежнему гремела на эстраде, толпа по-прежнему сновала взад и вперед.
Начинало темнеть. Вдруг над головами кучки, собравшейся у скамейки, зашуршали листья. Гординский поднял голову и увидел большого старого ворона. Он сидел как раз над пакетом. Глаза его были устремлены на красную ленту. Они глядели умно, как у человека, и блестели синеватыми металлическими точками. Гординского заинтересовала эта птица. Он указал на нее кой-кому из присутствовавших. Ворон сидел так низко, что, поднявшись на цыпочки, его можно было достать рукой. Но он, по-видимому, не боялся людей. Он сидел совершенно спокойно, не шевелясь и, казалось, наблюдал гуляющих. Вдруг он резко каркнул. Все невольно закинули головы.
В эту минуту произошло что-то необычайное. Ворон вдруг камнем упал вниз и, прежде чем присутствующие сообразили, что случилось, он уже поднялся высоко к верху, унося перевязанный красною лентою пакет.
С секунду все были в каком-то оцепенении. Потом все сразу вскочили и стали следить за птицей. Кто-то сказал, что не худо бы принести ружье. Ворон, между тем, поднимался все выше и выше. По-видимому, ему отлично известна была дорога. Он хорошо понимал, что должен обмануть бдительность своих преследователей. Он быстро уносился вперед, не меняя раз принятого направления, и потом сразу, в виду наблюдавших, исчез, точно вдруг упал на землю.
Гординский и сыщики были в отчаянии. Отыскать ворона было невозможно. Не было сомнения, что ворон был отлично выдрессирован, что где-нибудь его поджидал человек, который перехватил у него пакет. Таким образом, все концы канули в воду. Гординский рвал на себе волосы от отчаяния. В сыскном отделении его утешали, говорили ему, что нет такого дела и такого преступления, которое бы рано или поздно не раскрылось, но все эти утешения только выводили его из себя.
Мысль о том, что деньги унесены, и что Палтов умирает и, может быть, умрет, не давала ему покоя.
— Никакого у них нет противоядия, — говорил он себе. — Ах, мошенники!
Вся полиция была поднята на ноги, но найти ничего не удавалось. Сведения, сообщенные Гординсским и Палтовым об Алис и об инженере Девильсоне, были слишком неполны, и полиции так и не удавалось напасть на руководящую нить. Впрочем, одно время все думали, что такою руководящею нитью явится инженер Девильсон. Почтенного инженера хотя и потревожили, но ничего не нашли. Инженер был человек бедный, семейный, он действительно был электротехник и механик. Жил он в грязной и сырой квартире, в которой сдавалась одна комната окнами на двор. Но комната эта совершенно не была похожа на ту, которую описывал Палтов. Когда инженера спросили, не знает ли он такой особы, которая носила бы имя Алис, то инженер ответил, что такой особы он не знает, что очень может быть, что такая особа и снимала у него когда-нибудь комнату, так как он по недостатку в средствах пускает к себе жильцов и случалось, что у него снимали комнату и «эти» дамы, но в лицо он ни одной из них не помнит и никогда ни с одной из них даже не говорил, потому что хозяйством у него заведует жена, которая теперь уехала к родственникам на дачу. Когда ему рассказали о железном рыцаре, то он очень удивился и даже, кажется, хорошенько не понял, зачем это говорить и при чем тут железный рыцарь.
Что же касается антиквария Девильсона, то ни о каком таком антикварии он не имел понятия. Он показал, что братьев у него нет, и что, во всяком случае, если Девильсон этот и существует, то он ему совершенно не знаком.
Допросили дворников, просмотрели домовые книги, но так-таки ничего и не добились.
Все эти сыски и допросы были произведены немедленно, так сказать, по горячим следам, но Гординского это нимало не занимало. Теперь он думал не о двадцати пяти тысячах, а о том, будет ли прислано противоядие Палтову, который опять начинал себя чувствовать хуже.
«Сдержат или нет эти мошенники слово? — думал Гординский. — Наплевать на двадцать пять тысяч».
Так прошло с неделю. Палтов не поправлялся. Профессор испробовал над ним все средства. Гординский был мрачен и озлоблен. В один вечер он вышел на улицу подышать свежим воздухом, решившись оставить Палтова на несколько минут.
Мысли его неотступно вертелись вокруг способов спасти Палтова. Он шел, задумавшись и до такой степени погруженный в себя, что не замечал ничего. Вдруг мимо него прошел человек, который сильно толкнул его. Гординский не обратил было на него внимания, но рука его нащупала в кармане пальто какой-то холодный предмет. Он вынул его и увидел, что это была маленькая никелированная коробочка. Он с удивлением рассматривал ее. Потом он обернулся, ища глазами человека, который толкнул его, но ни спереди, ни сзади не было никого, кто бы мог внушить подозрение. У Гординского сразу явилась мысль, что это должно быть обещанное противоядие, но он боялся поверить этому, чтобы после жестоко не разочароваться. Он тотчас же вернулся домой и раскрыл коробочку. В ней лежал, обернутый в маленький листок тонкой почтовой бумаги, плоский хрустальный флакончик с прозрачною ярко-красною жидкостью. На листочке было написано: «Благодарю. Посылаю обещанное. Ежедневно принимать одну каплю в рюмке холодной воды».
Гординский пришел в неописанный восторг. Он как-то сразу уверовал в целебность лекарства.
— Ты теперь спасен, брат! — восклицая он.
Палтов начал аккуратно принимать противоядие и быстро поправлялся. Гординский показал жидкость лечившему Палтова профессору. Тот совершенно не мог сказать, что это такое. Он попросил было у Палтова хоть каплю для того, чтобы произвести химический анализ и показать ее специалистам, но Гординский решительно отказал.
— Черт их знает, — говорил он, — почем знать, быть может, от этой одной капли зависит спасение Палтова. А ну, как они тут рассчитаны так, чтобы ни больше, ни меньше. Нет, уж я рисковать не хочу.
Через неделю Палтов поправился. Он даже посвежел и поздоровел. В один прекрасный вечер приятели выехали из Москвы в имение Гординского.
Полиции так и не удалось напасть на след ловких шантажистов, и дело это, вначале наделавшее шуму, мало-помалу заглохло.
* * *
Тест книги публикуется по первоизданию (СПб.: Кн. склад «Родина», 1894 // Собрание романов, повестей и рассказов. Ежемесячное приложение к иллюстрированному журналу «Родина» № 4 за 1894 год) с исправлением ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации. В оформлении обложки использована работа М. Чюрлениса.