Тесc проснулась от какого-то толчка; сердце щемило. По мере того как тени дурного сна рассеивались, она озиралась кругом невидящим взглядом. От незнакомой обстановки сердце ее пустилось в стремительный бег. Но когда она узнала комнату, где провела ночь, дыхание ее выровнялось, и она поморщилась. Сон смутил и напугал ее, но не так, как пробуждение, — она поняла, что память по-прежнему не вернулась к ней.

Вечером она ложилась спать с детской надеждой, что память ее восстановится. Но надежда никак не осуществлялась. Тесc так ничего и не могла вспомнить, помимо того, что проснулась под дубом в вымокшей насквозь амазонке. Словно жизнь ее началась в эти первые мгновения, когда она пришла в себя. Никакой сон не мог испугать больше этой яви.

«Мне снилось что-то очень странное», — думала она, лежа под ароматными, с запахом лаванды одеялами. Сон обрывками витал в голове, однако она отчетливо помнила его лейтмотив: ей грозит опасность, и надо куда-то бежать, от кого-то спасаться. Тесc смутно припомнила, что во сне фигурировали две женщины, одна старушка с белыми волосами, а другая — миловидная зрелая женщина. Кроме этого, она ничего о них не знала, лишь то, что обе очень были важны для нее и, возможно, из-за них ее не покидало неотступное чувство, что надо бежать.

Несмотря на ранний час, Тесc поняла, что больше не уснет. Она нехотя выбралась из уютной теплой постели. Вспомнив, что для нее были приготовлены кувшин с водой и фарфоровый таз, которые вчера вечером служанка оставила в соседней гардеробной, она направилась туда. Наскоро умывшись прохладной водой в пустой гардеробной, она прошла в гостиную поближе к камину и разожгла затухающий огонь, подбросив туда несколько поленьев. Огонь разгорелся жарче. Кто-то приготовил ей и расческу со щеткой. Расположившись на небольшом коврике перед огнем, Тесc принялась расчесывать волосы долгими плавными движениями, думая о своем сне и о том, какое он может иметь для нее значение.

Все в нем было перепутано и лишено смысла, но она была уверена, что во всем этом заключалась разгадка ее утраченной памяти. Глядя вдаль, девушка пыталась вспомнить мельчайшие подробности сна. Но их было не так уж много: две женщины, длинная темная галерея, страшные раскаты грома и огромные всполохи молний на черном небе. Бешеная скачка сквозь ревущую бурю, зловещая фигура и барон Мандевилл..

Тесc нахмурилась, машинально продолжая ритмичные движения рукой. Почему мимолетный взгляд, брошенный ею вчера вечером на барона Мандевилла, вызвал у нее такие сильные эмоции?

Может, она его знает? А может, он напомнил ей того, кто страшит ее? Почему он приснился ей? Имеет ли он какое-то отношение к ее прошлому? Тесc вздрогнула. Она надеялась — нет. Что-то в красивом холодном лице Мандевилла вызвало в ее душе огромное смятение. Он пугал ее, и в то же время она ощущала небывалую злость, ярость, разгоравшиеся в груди при одной только мысли о нем.

Тут ее внимание привлекло звяканье посуды. Мгновение спустя дверь осторожно открылась, и во внушительных размеров проем просунула голову Дженни. Широко раскрытыми глазами она поглядела на сидевшую на полу Тесc и в смятении закричала:

— О, мисс! Я знаю, еще очень рано, и я думала, что просто зайду и оставлю вам чудесный горячий чай и несколько только что испеченных булочек, чтобы вы позавтракали, когда проснетесь, а вы уже на ногах! Может, постель была неудобной? — с тревогой спросила она. — Хозяин будет недоволен, если у вас не будет всего, что вам нужно. Вчера он ясно дал нам это понять. Он просто покорен вами! — так и расцвела Дженни.

Под любопытным взглядом девушки Тесc почувствовала, как щеки ее обдало жаром. С самого пробуждения сегодня утром она все думала о своем путаном сне и, по правде говоря, преднамеренно не размышляла о своем собственном положении, и в частности о мужчине, который ее в это положение поставил, — о надменном графе Шербурне. Решив игнорировать любое упоминание о графе, Тесc пробормотала:

— Очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием выпью чай.

Дженни улыбнулась. Поставив тяжелый поднос на один из столиков возле камина, она заговорила:

— Я пойду принесу ваше платье. Мама постаралась привести его в порядок, оно еще послужит вам, пока господин не распорядится, чтобы вам привезли красивые наряды. — С явным сочувствием в глазах она добавила:

— Конечно, грустно, что ваша карета перевернулась и все вещи оказались порваны и запачканы. По-моему, это ужасно: ведь вам пришлось потерять всю одежду и одолжить старое платье у хозяйки гостиницы, чтобы было что надеть. — Заметив изумление на лице Тесc, Дженни доброжелательно сказала:

— Граф все вчера объяснил моей маме. Я подумала, как это трогательно, я имею в виду то, что вы убежали от злого отчима, а потом ваша карета перевернулась, а граф вас спас и все такое. Подумать только, он был так вами восхищен, что сразу привез сюда. Как романтично!

Тесc едва не поперхнулась чаем и смутно подумала, а не рассказал ли граф еще какие-нибудь романтические сказки, чтобы поразвлечь своих слуг.

— Да, это было настоящее приключение, — слабым голосом подтвердила Тесc.

Дженни снова улыбнулась ослепительной улыбкой и, пообещав вскоре вернуться с приведенным в порядок платьем, умчалась из комнаты. Тесc проводила ее взглядом, неодобрительно думая о графе. Злой отчим! Перевернутая карета! Наверное, он думает, она должна благодарить его за то, что он не назвал ее актрисой! Но с другой стороны, откуда он знает, что она не актриса?

«Я не актриса, — упрямо убеждала она себя. — Знаю, если бы была ею, я бы чувствовала себя по-другому. — Тесc сжала губы. — И уж конечно, не была бы девственницей!»

Тесc тем не менее без ложной скромности признавала, что она — одна из удачливых представительниц высшего сословия. Не то чтобы она чувствовала превосходство по отношению к другим. Дело было в мелочах — она с легкостью приняла слуг, инстинктивно знала, как правильно пользоваться ножом и вилкой, обладала способностью распознавать красивые вещи. Об этом говорило и внутреннее ожидание определенного комфорта. Она все больше убеждалась, что не является дочерью фермера или владельца лавки, ни тем более актрисой или служанкой из таверны.

«Или шлюхой», — горько подумала она. Она отказывалась верить, что вся ее жизнь сведется к этому черноглазому графу, который сделал ее своей избранницей. Но кто же она?

Вернулась Дженни и принесла розовое платье. Тесc отослала ее прочь, сама оделась и причесалась. Ответов на свои вопросы она так и не нашла. Вздыхая, она расхаживала по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы поглядеть в широкие окна. Сегодня опять лил дождь, день был хмурый, пасмурный. Глядя на эту промозглую картину — мокрый увядающий розарий, капающие с листьев дождинки, просматривающийся через случайные просветы между деревьев Ромни-Марш, Тесc подумала, что погода как нельзя лучше отвечает ее настроению: унылому, не располагающему к веселью.

Было еще очень рано. Решив выпить еще чашку чая и насладиться очередной пышной булочкой со смородиновым джемом. Тесc снова устроилась возле огня. «По крайней мере, — мрачно напомнила себе она, — мне тепло и сухо, я сыта. Наверное, от меня ждут благодарности, но я не тороплюсь с этим, поскольку должна заплатить, вернее, уже заплатила за эти обычные удобства слишком высокую цену».

Тесc не знала, сколько времени она сидела у огня, так и не сделав ни одного вывода из своих горестных мыслей. Однако постепенно, по мере того как шли минуты. Тесc едва заметно начала испытывать какие-то странные ощущения. Ее словно покалывало, и холодок пробегал по спине. Она не могла объяснить это чувство. Ей казалось, что она больше не одна в комнате, что здесь кто-то есть.

Она быстро огляделась: никого, никто не вошел и не нарушил ее одиночества… И все же ощущение нарастало, становилось неотступным. Тесc смотрела по сторонам, и вдруг у нее появилось удивительное ощущение, что она была здесь раньше — и довольно часто. Она узнала эту комнату — замысловатые переплетения деревянного потолка, причудливое окно в углу комнаты слева, глядевшее на розовый сад, грубо отесанный камень под каминной полкой посередине камина… Такого же рода чувство она испытала, увидев в первый раз графа Шербурна в «Черной свинье». И чем больше она смотрела, тем более знакомой становилась комната, и даже кровать и полог из полинявшего шелка: только в ее памяти ткань была новее, краски ярче, и кровать стояла в другом месте, не там, где сейчас. С уверенностью, от которой она оцепенела, девушка поняла, что остановилась здесь уже не в первый раз.

Это встревожило Тесc, она вскочила на ноги, еле сдерживая истерический смех. Что с ней? Можно подумать, что ее преследуют призраки или тому подобная чепуха. Это же глупо!

Она отбросила дурные предчувствия, поругала себя за слишком разыгравшееся воображение и вдруг испытала такую потребность общения с другими, что буквально вылетела из комнаты. Только в широком холле и потом, спускаясь по лестнице, она сумела преодолеть смятение и вошла в главную гостиную коттеджа, сохраняя внешнюю благопристойность.

Словно в ожидании ее в комнате был разожжен огонь. Тесc устремилась к камину и встала перед ним. Она слышала смех Розы и Дженни в соседней комнате: они убирали дом. Несмотря на дождь, было похоже, что прибыла еще одна повозка с мебелью из бесконечных запасников графа. Двойные двери со стуком растворились, и Тесc услышала, как Том и Джон, бормоча что-то и сквернословя, пытались втащить в комнату огромный, покрытый одеялом стол.

Заметив Тесc, Том вспыхнул и прошептал:

— Мисс! Простите нас, пожалуйста. Мама надерет нам уши, если узнает, что мы употребляли такие словечки в вашем присутствии. Мы и понятия не имели, что вы сошли вниз.

Тесc улыбнулась, глядя на их обеспокоенные лица.

— Все в порядке. Если бы я мучилась с таким грузом, уверена, что тоже забылась бы и сказала бы что-нибудь такое же.., э.., крепкое!

На звук их разговора пришли Роза и Дженни. Они поглядели на стоявшую у камина Тесc и поспешно сделали книксен.

— Не желаете еще чая и булочек? — спросила Дженни. — Если хотите, мама поджарит вам ломтик-другой ветчины и несколько отличных деревенских яиц.

— Нет, нет, я сыта, — с улыбкой ответила Тесc. — Не тратьте на меня время.

Все четверо поверили ей на слово: Роза и Дженни мгновенно исчезли, а мужчины продолжили волочить громоздкий стол на предназначенное ему место. Тесc пошла за ними по пятам не столько потому, что хотела посмотреть, что они делают, сколько оттого, что не хотела оставаться одна в окружении своих дурацких мыслей. Неужели ее преследуют призраки?

За утро в столовой наметился значительный прогресс.

Несмотря на непогоду, вымытые окна сверкали, и комната приобретала жилой вид, что очень понравилось Тесc. В центре потолка повесили огромную старинную хрустальную люстру, окна украсили бархатными драпировками темно-вишневого цвета, несколько поблекшими от времени. На полированном дубовом паркете лежал ковер в вишнево-кремовых тонах. Стол, который внесли мужчины, был осторожно водружен под люстрой, а когда с него сбросили одеяло, перед восхищенным взором Тесc предстало изумительное творение из красного дерева в стиле барокко.

У нее была уйма свободного времени, и, не желая больше думать о своем положении, Тесc провела оставшуюся часть утра, наблюдая за разгрузкой и расстановкой мебели по всем комнатам коттеджа. К тому времени, когда в дом занесли последний предмет — Тесc казалось, их неизмеримое множество, — дом приобрел очаровательно уютный вид.

На окнах висели занавеси темных тонов, стены оживили старые картины, различные изысканные безделушки и предметы украсили коттедж.

Многие из вещиц были старинные, отличной работы и в превосходном состоянии. Озираясь кругом, Тесc решила, что если бы она на самом деле была женщиной, которая смогла бы стать любовницей графа, то ей была бы весьма приятна созданная им обстановка.

Около двух часов дня она съела легкий обед за маленьким столиком, который поставили возле огромного окна в главной гостиной.

Тесc решила, что столовая слишком велика и просторна для такой простой еды, да и для одинокого едока. Отобедав, девушка отодвинула тарелки и, поставив перед собой горячий чай, стала смотреть в окно, на дождь. Мысли ее неуклонно возвращались к графу.

Пока она была занята, ей на некоторое время удалось не думать о терзавших ее, словно терновник, проблемах, но теперь, прислушиваясь, как дождь тихо стучит в окна, а огонь приятно потрескивает в камине, она поняла, что не может откладывать эти мысли. Когда он приедет, а ведь это непременно случится, то как же ей встретить его? Вежливо? Холодно? Сердито? А может, равнодушно? Тесc поморщилась: ни один из вариантов ей не понравился.

«Если бы я только знала, кто я!» — подавленно думала она. Ей приходится принимать решения, которые показались бы трудными любому, а то, что она ничего о себе не знает, делает эту задачу вообще непосильной. «А вдруг, — думала она в совершеннейшем страхе, — я дочь какого-нибудь деревенского викария? Или избалованная наследница могущественного лорда? Или обладательница огромного состояния? Что, если я была обручена? Или собиралась пойти в монастырь?» Эта мысль развеселила Тесc, и она улыбнулась, но снова помрачнела: она могла быть кем угодно. А этот упрямый, настойчивый, вызывающий гнев джентльмен, из-за которого она оказалась здесь, еще не верит, что она утратила память!

«Хорошо бы, — угрюмо размышляла она, — если бы я оказалась состоятельной наследницей из какого-нибудь знатного рода».

Несколько минут Тесc представляла, какое лицо было бы у пораженного графа, если бы это оказалось правдой.

Тут ее внимание привлек шум кареты, ржание лошадей, и в поле ее зрения появился экипаж Николаcа, как будто она сама вызвала его.

Мгновение спустя он бросил поводья Джону, который выбежал навстречу. Граф быстро вошел в дом. Во рту у Тесc внезапно пересохло, пальцы слегка задрожали. Она встала и повернулась лицом ко входу.

Девушка сильно сжала руки перед собой, чтобы скрыть дрожь, и внешне спокойно поздоровалась с ним:

— Добрый день, милорд. Ужасно мерзкая погода, не так ли?

Отбросив в сторону намокшее пальто и шляпу с загнутыми полями, Николаc улыбнулся ей ослепительно белозубой на смуглом лице улыбкой:

— Я оказывался в худших переделках и с меньшим комфортом. — Он огляделся вокруг, заметив изменения. — Хорошо! Я вижу, прибыла остальная мебель, а я-то думал, не будет ли задержки из-за дождя. Ну как, вас все устраивает?

— Мебель очень удобна, — сдержанно отвечала Тесc: она предпочла бы, чтобы он не выглядел таким оживленным и красивым, в отлично сидевшем камзоле и шерстяных бриджах, плотно облегающих мускулистые бедра. Тесc попыталась вспомнить, почему она должна опасаться его, но ее бедный расстроенный ум пришел в совершенное замешательство. И она лишь смотрела на него и вспоминала, как его губы жадно скользили по ее рту, ощущала его теплое сильное тело, тесно прижимающееся к ней…

Николаc в ответ на ее тон и напряженную позу изогнул бровь, подошел к ней и взял за подбородок. Поглаживая большим пальцем нижнюю губку Тесc, он весело спросил:

— Ты соскучилась по мне, дорогая?

Тесc изо всех сил старалась не отдернуть подбородок: ласка возбуждала ее.

— Разумеется, нет! У меня были более важные дела.

— Ммм… Правда? — промурлыкал он, придвигаясь ближе. — Очевидно, я приехал слишком рано…

Тесc вдруг оказалась в его объятиях. Рот захватил в сладостный плен ее губы. Николаc прижимал ее к себе, крепко целуя. Несмотря на благие намерения, Тесc не могла не откликнуться на эту ласку. Она перебирала пальцами его густые черные волосы, прильнув к нему всем телом. Знакомая истома появилась внизу живота. Губы ее стали податливее, и Николаc, издав глухой стон, захватил ладонями ее ягодицы и крепко прижал к своему трепещущему телу.

Пошатываясь от захлестнувших ее чувств. Тесc радостно откликнулась на эти вольности — ей даже в голову не пришло сопротивляться.

Губы ее раскрылись, и язык Николаcа погрузился в медовую сладость ее теплого рта. Сильные, мощные ощущения смели слабые препоны, которые Тесc пыталась возвести. Она содрогнулась. К своему отчаянию, девушка поняла, что соскучилась.., безумно соскучилась, что была сама не своя с тех пор, как вчера вечером он оставил ее, и что все это время страстно мечтала о его возвращении. Она смутно чувствовала, что уже приняла решение: в сущности, все было решено в тот почти мистический миг, когда она увидела его в первый раз…

Николаc прервал поцелуй, оттолкнув ее от себя. С мрачным, гневным лицом он воззрился на нее сверху вниз.

— Как ты это делаешь? — грубо спросил он. Глаза его сверкали желанием. — Я не собирался целовать тебя, не собирался опрокидывать тебя на этот проклятый стол и прижиматься к твоим обворожительным бедрам! Но стоит мне всего лишь раз посмотреть на тебя, и я уже безумно этого хочу! Кто же ты? Ведьма?

Все еще потрясенная всепоглощающими эмоциями, которые он так легко в ней пробудил. Тесc дрожала, отчаянно пытаясь вернуться в нормальное состояние. Николаc не правильно понял ее реакцию, и, пробормотав ругательство, подхватил ее на руки и понес к длинному низкому дивану. Касаясь губами ее уха, он прошептал:

— Дорогая моя, я не хотел тебя пугать. Я понимаю, что не даю тебе никакого выбора, но я же не чудовище. Не надо меня бояться.

Никогда не бойся меня! — Он невесело улыбнулся. — Даже если я буду несдержан. А я думаю, что часто буду, когда дело касается тебя.

Он осторожно уложил ее на диван, присел на краешек и взял ее ладонь в свою руку. Запечатлев на пальцах девушки легкий поцелуй, Николаc сказал:

— Я понимаю, что плохо вел себя… Я и раньше делал немало опрометчивых поступков, но никогда в жизни никого не похищал. Будь я проклят навеки, но я нимало не сожалею об этом! Я не причиню тебе вреда. И хотя я, как мне кажется, не способен держаться от тебя на расстоянии, ты не должна бояться, что я возьму тебя силой.

Тесc глядела на него широко раскрытыми фиалковыми глазами; в груди слегка покалывало. Он был так красив, так странно ей дорог. Он смотрел на нее с заботой и нежностью: черная прядь упала ему на брови. «Это несправедливо, — думала Тесc, — мне надо бы ненавидеть его, но он лишь коснулся меня, и я, к своему стыду, совершенно растаяла в его руках. Мне было бы легче, если бы он со мной обращался грубо».

Она глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание, и тихонько выпростала руку.

— Значит, если я скажу, что не хочу стать вашей любовницей, вы меня отпустите? — Словно проверяя, насколько справедливы его слова, спросила она.

Николаc сморщился. Вид у него был сконфуженный.

— Не совсем так, — нехотя признался он.

Глаза Тесc предостерегающе засверкали.

— В таком случае что именно вы имеете в виду?

Николаc нежно погладил ее щеку и, глядя ей прямо в глаза, произнес:

— Я имею в виду, что не стану силой заставлять тебя, но все же оставляю за собой право оберегать тебя.

— Вы больше не станете заниматься со мной любовью? — недоверчиво выпалила Тесc, встревоженная и смущенная чувством разочарования, пронзившим ее.

Чувственно скривив нижнюю полную губу, Николаc хрипло ответил:

— Я этого не говорил. Я просто сказал, что не стану принуждать тебя. И вполне уверен в том, что способен сделать так, чтобы ты стала ждать.., даже желать моей любви.

— В самом деле? — холодно и сердито спросила Тесc. Она отодвинулась от него и села. На щеках у нее разгорелся румянец.

Николаc, внимательно следя за ней черными глазами, медленно кивнул:

— Да. Ночь, что мы провели в «Черной свинье», и этот наш поцелуй лишь подтверждают мою уверенность. Ты можешь делать вид, что не хочешь меня, можешь говорить, что не хочешь, но ты забываешь, что я вкусил твои прелести. И прекрасно помню, как страстно и с каким желанием ты отдалась мне всего лишь ночь назад.

— После того, как вы напоили меня бренди! — пылко ответила она. — Я была измучена, в смятении, а вы воспользовались этим!

Вы знали, что делали!

На скулах у него дернулись желваки.

— Может, мне доказать, насколько лживы твои слова? — спросил он. — Сейчас ты не устала, и я очень сомневаюсь, что ты в это время дня пила бренди.

— Это здесь ни при чем! — в отчаянии бросила она. Опасение, что стоит ему только коснуться ее, и она забудет все разумные доводы, было ей крайне неприятно.

— Неужели? — мрачно ответил он, протягивая к ней руки и сжимая ее плечи. Тесc попыталась уклониться, но он посадил ее к себе на колени и, не обращая внимания на кулачки, которые Тесc выставила перед собой, прижал ее к своей широкой груди.

Девушка догадывалась, что он очень зол — ее слова задели его гордость, мужское достоинство. Она сжалась и приготовилась сопротивляться изо всех сил, однако, к своему изумлению и отчаянию, почувствовала, что поцелуй его нежен. Николаc намеренно вызывал в ней ответное желание. Она сдерживалась, как могла, но прикосновение его губ было таким дразнящим и трепетным… Чувства словно взорвались в ней, в груди защемило, и она страстно откликнулась на его ласку всем своим непокорным телом.

Николаc не торопил события, просто держал ее в объятиях, целовал, слегка покусывал крепко сомкнутые губы. Руки ласкали спину и шею Тесc. Она чувствовала, как слабеет, как напряженность покидает ее, и поняла, что прижимается к нему, а губы сами тянутся к его рту. Она почти не замечала, что он касается ее грудей, но когда он взял их в ладони, у Тесc вырвался приглушенный стон. Она оказалась всецело в его власти.

Николаc поднял голову.

— Поможет ли то, — глухо сказал он, — если я признаюсь, что не владею собой, когда дело касается тебя, что стоит мне только дотронуться до тебя, и я теряю способность думать о чем-либо ином, кроме твоих прелестей, удовольствия, которое я испытаю, глубоко погрузившись в твое тело, о твоих радостных страстных криках?

Тесc ничего не ответила, но он, видимо, прочитал в ее лице некое понятное ему выражение. Не говоря больше ни слова, Николаc подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице. Он поднимался, а Тесc не делала ни малейших попыток вырваться от него. Мысли ее были туманны и смутны; желание, жгучее и неумолимое, билось в жилах.

Не колеблясь, Николаc толкнул ногой двери ее комнаты и закрыл их за собой плечом. Только тогда он отпустил ее; изящная фигурка девушки соскользнула на пол. Как только ноги Тесc коснулись пола, Николаc крепко прижал ее к себе и отыскал губами ее рот.

Это был уже не нежный поцелуй, но ласка разгоряченного мужчины, требовательная, настойчивая. Тесc не сопротивлялась: она разомкнула губы и впустила его жаркий язык, обвивая руками его шею, с вожделением прижимаясь к его твердой плоти.

Когда Николаc наконец поднял голову, они оба тяжело дышали, и Тесc поняла, что ее глаза сверкают такой же темной страстью, какую она прочитала в его глазах, что ее щеки горят так же, как его, что оба объяты одинаковым безумным желанием. Она хотела его — и это было одновременно так понятно и так сложно…

Николаc увлек ее в глубину комнаты, не спуская рук с талии, не сводя завораживающих глаз с лица. Потом он отпустил ее, но все так же продолжал глядеть ей в глаза. Нарочито медленно он начал снимать свой аккуратный, в затейливых складках шейный льняной платок. Измяв, он бросил его на пол. Затем наступила очередь камзола и башмаков. Наполовину расстегнув рубашку, Николаc еще раз пылко прижал девушку к себе.

Ненавидя его и себя. Тесc безоглядно отдалась его объятиям, покорно поднимая губы, покоряясь его жаркой страсти. Он упоенно целовал ее, наслаждался раскрытыми ему навстречу губами, до боли сжимал ладонями лицо. Вдруг по телу Николаcа пробежала дрожь.

Он пробормотал проклятие, быстро поднял ее на руки и, подойдя к кровати, опустился вслед за ней на мягкую пуховую перину. Тесc смутно подумала, что на сей раз не позволит ему соблазнить себя, но.., невозможно было устоять против его прикосновений, поцелуев, ласк…

Она мечтала о нем: губы жаждали поцелуев, груди — прикосновения. «Я безвольная дурочка!» — проклинала себя Тесc, даже не пытаясь делать вид, что сопротивляется. Она хотела его, хотела всем существом ощущать, как он с силой проникает в ее лоно.

Он положил руку ей на грудь, что вызвало у Тесc легкий стон наслаждения. Она невольно выгнулась навстречу его ладони. С каждой секундой сладостная боль внутри нарастала, кровь, горячая и густая, пульсировала в жилах, соски набухли. Первозданное желание соединиться с ним возобладало над всеми остальными чувствами.

Почти не соображая, что делает. Тесc нетерпеливо распахнула его рубашку и нащупала пальцами плоские соски. От этой робкой ласки Николаc вздрогнул, рот его впился в губы Тесc с еще большей алчностью, а она наслаждалась этой полудикой, полунежной схваткой. Николаc мягко скользнул по горлу девушки к груди и принялся обводить губами соски. Она почувствовала новый взрыв чувственного восторга: руки сомкнулись на его голове, она прижимала ее к себе, а Николаc целовал ее грудь. Неизъяснимая нежность захлестнула Тесc. «Меня влечет к нему не простая страсть, — словно в дурмане подумала она. — Я жажду не просто одних его прикосновений.., но чего-то большего. О Боже! Намного большего!»

Николаc вдруг поднял голову и глухо пророкотал:

— Прости, дорогая, но боюсь, нам придется сбросить эту чертову одежду!

Отодвинувшись от нее, он сорвал с себя рубашку и быстро сбросил бриджи. У Тесc перехватило дыхание при виде его великолепного обнаженного тела. Взгляд ее был прикован к его возбужденному естеству. Впрочем, времени на раздумья не было: Николаc протянул руки и нетерпеливо стянул с нее платье, разрывая старую выношенную ткань.

Он прижался к сокровенным тайникам ее тела, и Тесc выгнулась навстречу его горячей плоти, задаваясь вопросом, как она могла запрещать себе такие необыкновенные чувственные наслаждения.

Руки и ноги их переплелись, его рот вернулся к груди девушки, и язык сладострастно обхватил ее набрякший от боли сосок.

— Знаешь, — тихо выдохнул он ей в грудь, — я за эти двадцать четыре часа думал только о том, чтобы заняться с тобой любовью. Какой же я был дурак, что бросил тебя вчера ночью! Но я поклялся, что не стану принуждать тебя, дам тебе время привыкнуть к этой мысли. — Он посмотрел на нее и лукаво улыбнулся. — По крайней мере я пытался сделать это, но как только оказался рядом с тобой, зов плоти затмил разумные доводы. Я хочу тебя, дорогая, и если ты не станешь лгать себе, то согласишься, что так же отчаянно хочешь меня.

Не ожидая ответа, он рукой скользнул вниз к покрытому нежными завитками холмику. Дыхание Тесc участилось, и, к своему смущению, она машинально раздвинула бедра. Он посмотрел на нее: в его черных глазах сверкало удовлетворение.

— Неужели ты и теперь станешь говорить, что не хочешь меня? — хрипло пробормотал он. — Что ты не так же жаждешь меня, как я, не мечтаешь разделить страсть, которую мы находим в объятиях друг друга?

Тесc почти ненавидела его в этот момент. Он заставлял ее признать раз и навсегда, что она беспомощна в его руках, высказать вслух, какое она испытывает к нему вожделение. О Боже правый, она хотела его, тело ее болело от желания, она сгорала, почти умирала от его безудержных ласк…

Николаc бесстрастно наблюдал за борьбой внутри нее, потом снова принялся губами ласкать ее соски, одновременно нежно поглаживая пальцами влажную, податливую плоть. Тесc стонала от удовольствия.

— Ты хочешь меня, дорогая? — снова спросил он. — Хочешь?

Тесc вскрикнула и выгнулась, не в силах вынести эту сладостную муку.

— Будьте вы прокляты! — срывающимся голосом закричала она; фиалковые глаза ее потемнели от страсти. — Да!