Едва лишь грузовик Джеба исчез из виду, Роксанна сбросила руку Мило со своего плеча.

– Перестань! – воскликнула она раздражённо. – Мы дружны не до такой степени.

Мило приподнял рыжеватую бровь.

– Эй, это ты изображала из себя сногсшибательное дружелюбие.

– Ошибаешься.

Она посмотрела в упор на мужчину.

– Несмотря на сегодняшнее приветствие, не раскатывай губу – нас с тобой связывает только работа.

– Не вопрос, – он указал кивком на дорогу, по которой уехал Джеб. – А что у тебя с крутым парнем?

– Не твое дело.

– Да я только спросил.

– Значит, больше не спрашивай. – Она нахмурилась: – Зачем ты вообще сюда явился?

Не то чтобы она совсем не доверяла Скотту… Вопреки её поведению в присутствии Джеба, особой любви к Мило она не испытывала. Никогда. Даже в школе. В нём проглядывало что-то неприятное, отталкивающее, и с годами это не исчезло – убеждалась Роксанна, изучая гостя. Будучи привлекательным мужчиной с правильными чертами лица и волнистыми волосами песочного цвета, он никогда не вызывал у неё повышенного интереса. Что-то в этих пустых тёмно-синих глазах и тонких губах пугало её. Без малого шести футов роста, изящного телосложения, он всё так же излучал коварство и жестокость, как и в школьные годы. Мило учился на два класса старше её, и она, смешливая младшекурсница, смотрела на популярного школьного квотербэка снизу вверх. Для такого маленького городка как Сент-Гален он был важной персоной, но уже тогда ходили слухи о продаже травки и ребята говорили что дозу можно купить у Мило Скотта. Она не курила марихуану, как не употребляла и другие наркотики, более десяти лет обходила дурь стороной – слишком много жизней и карьер, погубленных из-за этого пристрастия, встречала она на своём пути. И Джеб не сказал ей ничего нового: её предыдущих приездов хватило, чтобы догадаться – Мило Скотт продолжает торговать наркотиками и расширил свою сферу деятельности.

– Ну, – когда Мило ничего не ответил, Роксанна повторила вопрос, – так зачем ты сюда явился?

Он пожал плечами.

– Решил осмотреться ещё разок перед началом работ.

Роксанна снова нахмурилась. Компания Мило сможет приступить к заливке цемента только через несколько дней, и она не видела причины для его сегодняшнего визита. Но если он желал тратить понапрасну время, её это не касалось.

– Хорошо, я провожу тебя.

Мило заколебался, и Роксанна отчётливо поняла, что он бы охотнее побродил без неё. Она прищурилась и отрывисто задала вопрос:

– Ты знал Дирка Астона?

Если он и удивился смене темы разговора, то виду не подал. Только снова пожал плечами и ответил:

– Конечно. Его все знали.

Он кивнул головой в сторону хижины.

– Я помогал ему строить дом.

Скотт улыбнулся, демонстрируя ухоженные белоснежные ровные зубы, но Роксанна отметила, что улыбка не затронула глаз.

– Мы с Дирком были хорошими приятелями. Вели кое-какие общие дела.

– Наркотики?

– Возможно, – он скользнул по ней настороженным взглядом пустых синих глаз. – Ты теперь работаешь на шерифа? Проводишь маленькое расследование для Джеба?

Роксанна фыркнула:

– Очнись! Мне просто любопытно. Ты ведь знаешь Сент-Гален – столько слухов вокруг личности Дирка. Я просто подумала, что проясню ситуацию… с помощью того, кто может знать правдивую историю.

Мило отвёл взгляд.

– Ну, почти половина этих историй правдива. Дирк действительно выращивал марихуану, но он не был крупным поставщиком. Часть травки использовал сам, а остальное продавал, чтобы покупать некоторые, ну, предметы первой необходимости. – Скотт встряхнул головой. – Конечно, обидно, что он так по-дурацки погиб в Окленде. Но в этом весь бедняга Дирк – слишком глуп, чтобы понять, что ему следовало остаться в Дубовой Долине и держаться от греха подальше.

В голосе явно слышалось презрение, и комментарий по поводу необходимости держаться от греха подальше заставил Роксанну задуматься, не знал ли Мило больше о смерти Астона, чем хотел показать. Она, было, нацелилась выудить у него ещё кое-какие сведения, но судя по лицу мужчины, больше на эту тему распространяться он не собирался.

– Итак, теперь у тебя строительная компания, оказывающая услуги по цементированию, – сменила она тему разговора.

Мило усмехнулся.

– Да. Так и есть. Работаю по всей стране. Веду несколько дел одновременно. Ну, чтобы существовал постоянный денежный оборот.

И какая часть этих денег, задалась вопросом Роксанна, на самом деле заработана его легальными компаниями. Но опять же, эту тему она не намеревалась развивать. Её это не касалось.

– Что ж, молодец, – поздравила она Скотта. – Всегда приятно иметь дело с тем, кто добился успеха.

– Эй, детка. Я успешен, но с тобой и не сравнить – ты же Роксаннa.

Женщина сморщила нос.

– Была Роксанной. В прошлой жизни. Я вернулась, чтобы остаться. Может, ещё поучаствую в нескольких съёмках, чтобы не растерять навык, но с первого сентября увольняюсь.

У Скотта отвисла челюсть.

– Ты что, смеешься? Ты отказалась от славы и денег, чтобы вернуться в Сент-Гален? Совсем спятила?

Смеясь, Роксанна взяла Мило под руку и объяснила:

– Нет, думаю, впервые за долгое время я всё делаю правильно. А теперь пошли – в «джипе» у меня лежит копия проекта. Давай я захвачу документы, и мы сможем осмотреть твой фронт работ.

Как только она отыскала архитектурные чертежи, они бок о бок обогнули дом, и Роксанна по пути указывала на планируемые изменения. Для человека, единственной целью приезда которого являлся осмотр дома, Мило не выглядел особо заинтересованным. Она знала, что он уже видел и изучал планы – в конце концов, он должен выполнить большую часть работы, и, в сущности, добился своего участия, но полное равнодушие беспокоило её. Роксанна заметила, пока говорила, что взгляд Скотта был направлен в сторону хозяйственных построек, гаража, полуразрушенной насосной будки и разваливающегося сарая для хранения дров.

Женщина снова стала подумывать о том, чтобы выразить своё неодобрение, но поняла, что получит в ответ пустые отговорки, и передумала. Он тратил попусту её время, поэтому, свернув чертежи, Роксанна сказала:

– Ну, вот и всё.

– Да. Конечно.

Мило посмотрел на неё:

– На тракторе будет работать Дон Бин? Разравнивание и подготовка основания?

Она кивнула.

– Да. Он начинает в понедельник ранним утром. Думаю, ты сможешь приступить к своей части строительства примерно через одну-две недели.

– Отлично. Моя команда будет готова к этому времени, – Скотт окинул всё вокруг ещё одним внимательным взглядом. – Ну, пожалуй, мне пора. Рад был снова увидеться.

Роксанна наблюдала за его отъездом, нахмурив брови. Где тут собака зарыта, призадумалась она, усевшись за руль «джипа»? Он едва взглянул на место будущей площадки и чересчур быстро согласился, когда она решила закончить осмотр. Роксанна прикусила губу. Если она действительно знала Мило, в чём почти не сомневалась, то готова была биться об заклад, что мужчина просто выжидал, пока она уедет, а он сможет вернуться и заняться тем, что на самом деле его интересовало. Она всегда считала его скользким типом.

Паршиво, что он может украдкой рыскать вокруг, но с этим ничего не поделаешь, если только не оставаться в доме сутки напролёт. Роксанна покачала головой. Нет. Она не желала участвовать в играх Мило Скотта. Роксанна кинула последний взгляд на дом и включила зажигание.

* * *

Особняк семьи Боллинджер располагался рядом с Эдоуб-роуд в центре долины. Съезжая по длинной подъездной дорожке, вдоль которой выстроились разросшиеся многовековые дубы, Роксанна на несколько мгновений вообразила, что оказалась в Луизиане. Серо-зелёный мох ровными полотнищами свисал с тяжёлых ветвей деревьев, но всё равно проигрывал роскошному, призрачному, южному сородичу. Вид трехэтажного здания с десятью величественными дорическими колоннами вдоль фасада, и парой круговых, выдающихся вперёд, лестниц всегда вызывал трепет в сердце Роксанны. И сегодняшний день не исключение. Неважно, что она выросла в этом доме и знала в нём каждый уголок, глубокое волнение охватывало её каждый раз при возвращении сюда.

Вокруг первого и второго этажей дома тянулись широкие затенённые веранды, и особняк совершенно уместно смотрелся бы на каком-нибудь возвышении с грандиозным видом на Миссисипи. Йорк Боллинджер, первый в Долине из рода Боллинджеров, затеял строительство этого дома в конце 1860-х. Роксанна постоянно задавалась вопросом: почему Йорк, янки из Бостона, который сражался за Союз во время Гражданской войны, выбрал такой явный южный стиль для своего гнезда. Может, влюбился в элегантные особняки, которые сам же помогал грабить и сжигать? Она покачала головой. Нет. Скорее всего, причина в наследственной вражде с Грейнджерами. Йорк наверняка думал, что старый Джеб Грейнджер предпочел бы именно такой стиль дома, поэтому решил опередить его. Она кивнула. Точно, опять противостояние Боллинджер-Грейнджер.

Обходя широкую кольцевую подъездную аллею перед домом, Роксанна двинулась по узкой дорожке, сворачивающей к задней части особняка. Через минуту она уже направлялась широкими шагами к застеклённой веранде позади дома.

Прошла через просторную переднюю и ступила в большую просторную кухню, на ремонте которой около десяти лет назад настояла мама. И никто её не отговаривал – в последний раз кухня перестраивалась где-то в пятидесятых или шестидесятых годах, и всей семье уже порядком приелась цветовая гамма: золотистого и авокадо. Особенно линолеум на полу, повторяющий тот же зелёный оттенок.

Роксанна невольно обвела взглядом огромную гостиную, примыкавшую к кухне, – любимое место встречи всей семьи. Это была солнечная, неброско и со вкусом обставленная комната с впечатляющим камином, облицованным камнем. Теперь камин щеголял сделанной из медного сплава глянцевой топкой с широким стеклянным экраном и своей живописностью не уступал классическому камину. В комнате было множество окон и две пары французских дверей, одна из которых выходила на застеклённую веранду в задней части дома, а другая – на веранду с южной стороны. В гостиной находились мама и младшая сестра Роксанны, Илка. Мама расположилась в удобном кресле с откидывающейся спинкой из полосатого бархата ярко-вишнёвого оттенка, а сестра заняла кушетку, обтянутую бирюзовой кожей, с большими подушками за спиной. Обе читали и от звука захлопнувшейся задней двери подняли головы.

– Ох, замечательно, что ты приехала, – сказала мать, улыбаясь. – Я не знала, ждать ли тебя к ужину.

В шестьдесят два года Хелен Боллинджер всё ещё оставалась привлекательной женщиной. Благодаря отличным генам она с лёгкостью казалась на десять лет моложе, а может и того более – если случался удачный день, как часто поддразнивали её дети. Играло роль и то, что в молодости она была очаровательной пепельной блондинкой и с возрастом её волосы становились всё светлее, пока не приобрели изумительный оттенок шампанского. Роксанна никогда не видела, чтобы мама носила причёску другого стиля – только короткий задорный паж. Как всегда, та выглядела элегантной, даже в голубых джинсах и тёмно-синей рубашке, которые подчеркивали цвет удивительных серебристо-голубых глаз.

Илка казалась маминой близняшкой: те же пепельные волосы и холодные голубые глаза. В отличие от неё, Роксанна, Слоан и остальные дети пошли в породу Боллинджеров, унаследовав от отца высокие, стройные фигуры, тёмные волосы и янтарно-золотистые глаза. Илка, как и мама, отличалась маленьким ростом, была тонкой, хрупкой, и большинство людей, не знакомых с семьёй, не могли поверить, что она состояла в родстве с остальными… пока не встречали Хелен. Между Роксанной и Илкой была почти пятилетняя разница, и особой близости между ними никогда не наблюдалось. Роксанна уехала из дома, когда Илка только вступила в подростковый возраст, и если об общем детстве у них сохранились кое-какие тёплые воспоминания, то во взрослой жизни сблизиться оказалось совсем нелегко. Они относились к разным мирам и поэтому с трудом находили общий язык. Роксанна тешила себя надеждой, что теперь, вернувшись в Дубовую Долину насовсем, она сможет узнать поближе всех своих родных братьев и сестёр, включая Илку. Сестре в октябре исполнялось тридцать три года, и Роксанна полагала, что наступило идеальное время для укрепления отношений. Сейчас они могли говорить на равных – все уже были взрослыми. По крайней мере, она на это надеялась. В себе Роксанна иногда сомневалась, ведь если судить по её собственным поступкам в последнее время, причина для беспокойства всё-таки имелась.

Плюхнувшись в парное с материнским кресло, Роксанна подтвердила:

– Да, я дома. – И печально засмеялась. – Сама не могу поверить.

– Почему? – спросила сестра, отрываясь от чтения книги. – Ты ведь уже приезжала домой ранее, причём несколько раз.

Роксана пожала плечами.

– Да, знаю, только сейчас всё по-другому, я вернулась навсегда. И если бы ты спросила меня, да хоть бы два года назад, где я проведу всю оставшуюся жизнь, я бы поклялась, что в любом месте, но только не в Дубовой Долине.

– Долина совсем неплоха, – кинулась на защиту Илка. – Здесь живёт множество людей, в том числе состоятельных и утончённых, которые никогда не захотели бы жить в другом месте. Они обожают долину, вместе с её уединением и отдалённостью. Не каждый, знаешь ли, считает её глушью.

– Ой, я не собираюсь с тобой спорить. Я бы не вернулась, если бы тоже не любила долину, и только пытаюсь объяснить, что жизнь непредсказуема – нельзя ничего угадать наперёд.

Илка помрачнела.

– Да, так и есть, – отозвалась она упавшим голосом, взгляд опустился в книгу.

«О, проклятье, я вновь неудачно выступила», – подумала Роксанна. Затем вздохнула и вопросительно взглянула на мать. Та лишь сочувственно посмотрела в ответ и пожала плечами.

Трудно поверить, но было время когда Илка всерьёз бунтовала против гнёта семьи – что привело к трагическим и гибельным последствиям. Нельзя сказать, что Роксанна не считала случившееся с сестрой ужасной трагедией, просто это произошло добрый десяток, точнее почти четырнадцать лет тому назад, но иногда Илка вела себя так, будто с того дня не прошло и года. Никто не смог бы полностью забыть о потере своих детей, своих малюток, и Роксанна не осуждала сестру, оплакивающую их утрату, но считала, что давно пора прекратить нападки на родных за их невинные высказывания. К тому же, если бы сестра последовала всеобщему совету, услышала мольбы родителей и бросила сукина сына, когда тот впервые поднял на неё руку, то беды бы не случилось. И вообще ничего бы не произошло, мрачно подумала она, не решись Илка выйти замуж за того подонка. С другой стороны, признала она печально, сама-то она кто такая, чтобы судить, – видит Бог, её поступками тоже не всегда можно было похвастаться. Но всё равно, не стоило Илке связываться с Дэлмером Чавесом. Она поджала губы. Никогда. Муж сестры, да и вся его семейка, снискали дурную славу из-за скверного нрава, беспробудного пьянства и потребления наркотиков – большинство местных жителей считало их ленивыми бездельниками, склонными не работать, а воровать. Но разве Илка слушала встревоженных, доведённых до крайности родителей? Друзей? Нет. Все пришли в ужас от того, что на своё восемнадцатилетие она сбежала с Дэлмером в Рино, штат Невада, и вышла за него замуж.

Было недостаточно, мрачно размышляла Роксанна, того, что Дэлмер жестоко обращался с Илкой на протяжении двух лет их семейной жизни. Когда та набралась мужества и сообщила ему о своём уходе, он страшно отомстил. В ту кошмарную октябрьскую ночь, находясь под действием наркотиков, угрожая оружием, он посадил свою семью в грузовик и погнал по извилистой дороге Дубовой Долины. Несмотря на слёзы и мольбы Илки, спустя десять бесконечных миль, он резко свернул с дороги и врезался в дерево. Сестра, хоть и сильно пострадавшая, оказалась единственной выжившей в той аварии. Её трёхмесячная дочь и четырнадцатимесячный сын погибли. Всего лишь в двадцать лет она потеряла мужа и двоих детей.

Местные жители ужаснулись и разрывались между гневом на Дэлмера и горем из-за бессмысленной, жестокой потери двух невинных жизней. Илка, как единственная оставшаяся в живых, стала той, на ком сосредоточились все чувства и внимание Долины; даже незнакомцы подходили к ней, чтобы выразить сочувствие в связи с трагедией. Едва ли нашёлся хоть один человек, не осудивший Дэлмера, только семья и друзья скорбели о его утрате.

Бросив из-под ресниц внимательный взгляд на Илку, Роксанна признала, что сама нелегко пережила ту катастрофу – сердце до сих пор болело за сестру, но при этом она желала, чтобы Илка пришла в себя, перестала быть такой мнительной и вспыльчивой. Конечно, частично виной всему являлось и то, что все они стремились делать вид, будто ничего не произошло, пытались забыть о том, что Илка вышла замуж за подонка, который избивал её, и продолжал делать ей детей. Роксанна скривилась. Она могла вечно сострадать сестре по поводу малышей – Брэма и крошечной Руби – но нимало не сочувствовала по поводу выбора в мужья парня из одной из самых худших в долине семей, известной насилием и употреблением наркотиков. Иисусе! Дэлмер Чавес. О чём только Илка думала? Роксанна вздохнула. Опять она пытается судить. И это после того, что случилось между ней и Джебом Дилэни? Роксанна нахмурилась. Гормоны, решила она, можно обвинить во всех мировых бедах.

Словно почувствовав взгляд Роксанны, Илка подняла глаза.

– Что? – спросила она.

– Мм, ничего, – ответила Роксана. – Просто задумалась.

– Знаю, о чём ты думаешь, – отрезала Илка. – «Ох, бедная Илка. Она такая мнительная». Я права?

Роксанна почесала подбородок, пытаясь сделать выбор: быть честной или избежать конфликта. Если они с сестрой собирались найти общий язык, то сначала стоило прекратить осторожничать друг с другом.

– Да, ты права. Я так думала.

Илка поднялась.

– Ну, большое тебе спасибо. Попробуй сама лишиться всего самого дорогого для тебя и посмотришь, каково это.

С поднятым вверх подбородком и напряжённой спиной, Илка вышла из комнаты.

Чувствуя себя последней мерзавкой, Роксанна посмотрела на мать и пробормотала:

– Я только хотела быть честной.

Хелен вздохнула:

– Не переживай так, милая, – ты сделала всё правильно. Не твоя вина, что она такая обидчивая. – Мама выглядела несчастной: – Просто подошло время. Почти весь год она хорошо справляется, но вот когда наступает октябрь…

Роксанна была поражена.

– О, Господи! Я забыла. Осталась всего лишь пара недель до… – она сглотнула. – Чёрт меня дернул за язык!

Она вскочила на ноги.

– Я поговорю с ней. Постараюсь сгладить острые углы.

– Только осторожно. И не расстраивайся, если ничего не выйдет. В большинстве случаев она просто отсиживается в своей комнате несколько часов, потом выходит и ведёт себя, словно ничего не случилось. – Хелен скривилась: – И мы с твоим отцом не противимся этому – знаем, что это неправильно, но порой нам проще поступить так, чем требовать от неё объяснений.

Хлопнула задняя дверь, и обе женщины посмотрели в том направлении. Крупный, крепкий мужчина неторопливо прошёл через кухню и, увидев в гостиной Хелен и Роксанну, остановился как вкопанный, ухмыльнулся и схватился за сердце.

– Даже не знаю, смогу ли я выдержать так много прекрасного под моей собственной крышей, – воскликнул Марк Боллинджер. – Да это же моя любимая жена и любимая знаменитая дочь!

Обе женщины закатили глаза.

– Поскольку мама твоя единственная жена, а я, на данный момент, твоя единственная знаменитая дочь, этим комплиментом ты не достиг нужного эффекта, – пробормотала Роксанна, глаза её искрились весельем.

Мужчина вошёл в гостиную, чмокнул жену в щёчку, затем выпрямился и произнёс:

– Вот видишь. Я всё забываю. Возраст, знаешь ли. Склероз, я чувствую, как он подбирается ко мне.

Вот умора, подумала Роксанна. Папа до сих пор обладал цепким умом, что немедленно обнаруживалось, стоило только попытаться надуть его. Роксанна считала его одним из наиболее красивых мужчин и это при том, что ему недавно исполнилось шестьдесят пять лет. Высокий, как и большинство Боллинджеров, мускулистый, широкоплечий, с сильными, как ветви дуба – большого дуба – руками. Она так отчётливо помнила, как хихикала и хохотала до упаду, когда он подкидывал её, ребёнка, вверх этими сильными руками, и как нежно эти руки утешали её, проснувшуюся от ночного кошмара. Он оказался, подумала Роксанна, замечательным отцом. Жёсткий снаружи, мягкий как зефир внутри – после того, как в детстве папа, поддавшись на её уговоры, вырвал-таки её первый зашатавшийся зуб, то сам прослезился вместе с ней, ощутившей, что это больно.

Марк Боллинджер не являлся классическим красавцем: лицо слишком грубое, челюсть и подбородок упрямые, рот великоват. И всё же никак кроме как «красивым» его нельзя было назвать. Бронзовое от загара лицо говорило о годах, проведённых на открытом воздухе, от уголков сверкающих золотисто-янтарных глаз лучиками расходились мелкие морщинки, возле рта пролегли отчетливые складки – следы частых улыбок. По-прежнему густая шевелюра сейчас щеголяла несколькими прядками насыщенного серебра, виски почти полностью выбелила седина, но Роксанне казалось, что возраст только прибавил ему привлекательности.

– Склероз? Кого ты хочешь обмануть? – спросила Роксанна.

– Уж точно не тебя, – парировал он.

Усевшись на кушетку, с которой Роксанна только поднялась, он вытянул вперёд ноги в сапогах. Послав дочке сонный взгляд, пробормотал:

– Знаешь, было бы просто замечательно, если б кто-нибудь принёс мне большой и очень холодный стакан, полный того мандаринного сока, который готовит Руби, а твоя мама держит в холодильнике.

Роксанна, фыркнув, направилась на кухню, на ходу спросив через плечо:

– Мама, ты тоже будешь?

– Да.

Роксанна приготовила родителям напитки, вручила им большие голубые стаканы и сказала:

– Ну, пожалуй, мне пора заняться делами.

– Какими делами? – уточнил Марк.

Хелен вздохнула.

– Илка. Она обиделась на безобидное высказывание Роксанны. Ты знаешь, как с ней бывает.

Марк уставился в стакан.

– Да, – мягко подтвердил он, – я знаю. – Потом взглянул на жену: – И знаешь что? Несмотря на то, что прошло уже почти четырнадцать лет, до сих пор хочется размазать по стенке того подонка.

– Мне тоже, – согласилась Роксанна, непроизвольно сжимая кулаки. Затем расслабилась и добавила: – Но прямо сейчас я лучше пойду и попробую наладить отношения с Илкой.

Отец согласно кивнул, и она вышла, направляясь к сестре.

Все спальни располагались на втором этаже, и Роксанна быстро преодолела красивую широкую лестницу, ведущую наверх. Лестница заканчивалась в центре широкого коридора, огороженного резными перилами красного дерева, над просторным главным холлом. Десятки лет назад второй этаж значительно реконструировали и на месте более чем дюжины спален, гардеробных, некоторых даже с гостиными, теперь остались только шесть спален, каждая из которых была укомплектована большой гардеробной, гостиной и отдельной ванной комнатой.

Каждый ребёнок в семье Боллинджер имел свою комнату, властвовал над собственным королевством, и Роксанна нежно вспоминала ночные девичники с подругами. Нагруженные лакомствами из заполненных под завязку холодильника и буфетов, восемь, а то и десять девочек-подростков неслись на верхний этаж в её убежище и запирали за собой дверь, чтобы провести всю ночь напролёт, хихикая и разговаривая о школе, мальчиках, одежде, мальчиках и снова о мальчиках.

Дети выросли и уехали из дома, их комнаты превратились в гостевые. В помещениях Слоана теперь располагался небольшой, хорошо оснащённый тренажёрный зал, нашлось там место и для сауны. Остальные комнаты обновились после ремонта за счёт ковров, обоев и нового оформления, но когда Роксанна приезжала в гости, то всегда останавливалась в своей старой берлоге. Конечно же, Илка занимала те же комнаты, что и раньше – не считая времени её недолгого замужества.

Остановившись перед дверью сестры, Роксанна глубоко вздохнула. Будь милой. Будь участливой, внушала она себе. Не проявляй нетерпения. Это твоя сестра. С которой ты хочешь подружиться.

Её стук остался безответным. Роксанна подождала, затем снова постучала, сильней на этот раз. Уже приготовилась нанести третий более решительный удар, когда дверь распахнулась. На пороге стояла Илка, угрюмая и несчастная, в глазах и на лице слёзы.

– Чего тебе? – спросила она, со злостью вытирая каплю, ползущую по щеке.

Илка казалась такой маленькой и безутешной, что сердце Роксанны сжалось.

– Ох, милая, прости меня. Я не хотела быть такой бесчувственной.

Илка икнула, заглушив рыдания.

– Не извиняйся, – прохрипела она. – Я была настоящей сукой, впрочем, как обычно. – Она взглянула на Роксанну и на прекрасных глазах выступили слёзы: – Не знаю, что со мной – другие справляются, а мне не удаётся… – Она вытерла нос. – Мне просто нужно какое-то время побыть одной. Я буду в норме.

– Возможно, – решительно ответила Роксана, – но на этот раз одна ты не останешься – с тобой будет старшая сестра.

Произнеся это, она обхватила узкие плечи сестры и прижала ту к себе.

От её прикосновения Илку прорвало, и она разрыдалась, вцепившись в утешительницу, будто сердце её разрывалось от боли. Роксанна ощущала свою беспомощность, она не знала, как справляться с такой душевной болью. Похлопала сестру по спине и, чувствуя себя никуда не годной, тихо проговорила:

– Ну-ну, милая, не плачь.

К её удивлению это, кажется, помогло, и мгновение спустя Илка отошла, вытирая лицо руками.

– Заходи, не хочу, чтобы мама с папой видели меня в таком состоянии. Они ужаснутся и начнут винить себя.

Роксанна последовала за ней в комнату и присела рядом на диван в бело-жёлто-чёрную клетку, стоящий у одного из окон с видом на верхнюю веранду. Комната была уютная, стены выкрашены в нежно-жёлтый цвет, окна украшали деревянные ставни, пол покрывал рыжеватый ковёр с толстым ворсом, на веранду выходила пара французских дверей.

Сидя на диване рядом с Илкой, Роксанна взяла сестру за руку и сказала:

– Я забыла, как мало времени осталось до дня, когда…

Слова застряли в горле, всё внутри переворачивалось от неприятия случившегося.

Илка шмыгнула носом, утерла его и пробормотала:

– Знаю. Все забывают, и я никого за это не виню. Как бы я сама хотела забыть.

На глазах снова выступили слезы и, пытаясь сдержаться, она выдавила:

– Но тогда я должна буду забыть своих деток. – Голос её окреп: – Что же касается его… я молюсь каждую ночь, чтобы он горел в аду, в самой глубокой яме.

Роксанна вскинула голову. Пусть она не могла оказать нужную моральную поддержку, но вот наговорить гадостей о мужиках… О, да. Это она могла.

– Особенно его яйца, – выпалила она. – Мужчины ненавидят, когда что-нибудь угрожает их яйцам.

Слёзы резко прекратились. Илка взглянула на Роксанну, глаза её округлились.

– Знаешь, я никогда об этом не думала. Замечательная мысль! Его яйца. Горящие в аду. Вечность.

Они уставились друг на друга. Затем улыбнулись и уже через секунду смеялись вовсю.

– Ох, Рокси, – воскликнула сестра. – Я так рада, что ты вернулась. Я не знала, как относиться к тому, что ты будешь всё время рядом, но думаю, мне это понравится.

– Не загорайся, – предупредила Роксана. – Нам всем придётся приспосабливаться. – Она сморщила нос: – Особенно мне, я привыкла к одиночеству и самостоятельности. А тут собираюсь постоянно жить бок о бок с семьёй. – Она искоса посмотрела на Илку. – Как ты это выдерживаешь? До сих пор живёшь дома и… – Роксанна поморщилась: – Я опять вмешиваюсь не в свое дело?

– Не совсем, – медленно проговорила Илка. – Это честный вопрос. Думаю, отвечу, что никогда и не рассматривала других вариантов. П-п-после… а-а-аварии, когда я вышла из больницы, мне больше некуда было идти. – Её голос наполнился горечью: – Его семье не было до меня дела. Я ещё нуждалась в уходе, а мама с папой были рядом. Когда же я пошла на поправку… – Она запнулась: – Когда я выздоровела, решение остаться показалось самым простым.

Роксанна нахмурилась.

– Понимаю, но, Илка, прошло уже почти четырнадцать лет.

– Знаю, но это ведь никому не вредит? Мама и папа не возражают, что я здесь живу. – И горячо добавила: – Мы интересно проводим время. Ты знала, что весной мы все вместе отправились в круиз? Мы наслаждаемся обществом друг друга.

– Я говорю не об этом. Я пытаюсь тебе объяснить, что нужно заняться собственной жизнью.

Илка будто застыла, съёжилась.

– Я не хочу заниматься своей жизнью, – еле слышно пролепетала она. – Занялась уже однажды и смотри, что получилось. – Она послала Роксанне испуганный взгляд: – Я не вынесу этого, Рокси, больше не переживу такой боли.

– Почему ты думаешь, что кошмар обязательно повторится? Ты повзрослела. Стала мудрей. Вероятность того, что ты заведёшь роман с кем-то, подобным Дэлмеру, ничтожно мала.

Илка исступлённо замотала головой.

– Нет. Я не могу так рисковать.

Роксанна выпустила её руку и откинулась на спинку дивана. Внимательно присмотрелась к сестре.

– Ты так сильно любила Дэлмера?

Илка нахмурилась.

– О чём ты? Я любила его – или думала, что любила, – когда выходила за него замуж, но под конец… – Глаза застыли и взгляд стал враждебно-холодным: – В конце концов, я возненавидела его, как никогда и никого за всю свою жизнь не ненавидела… и не возненавижу.

– Тогда почему ты позволяешь ему до сих пор управлять твоей жизнью? – тихо спросила Роксанна и, видя выражение шока на лице сестры, добавила: – Так и есть, и ты знаешь это. Пока ты прячешься в доме у родителей, прячешься от жизни, ты позволяешь ему выигрывать. Ты позволяешь тому, что он с тобой сделал, определять всю твою жизнь.

Илка открыла рот. Закрыла. Уставилась на сестру.

– Неправда, – наконец проговорила она. – Это не так.

– Разве?

– Что ты знаешь об этом? – чуть не кричала сестра. – Ты не была замужем. У тебя не было детей… – голос её сорвался, – и ты не хоронила их. Так откуда, чёрт побери, ты можешь знать об этом?

Роксанна решила, что настало время удалиться, и поднялась на ноги.

– Ты права. Я не прошла через то, что случилось с тобой. Но хочу тебе сказать вот что, младшая сестрёнка: ни один мужчина никогда не держал бы меня на привязи и в заточении, как делал Дэлмер. Каждый день, каждый час, проведённый тобой здесь, это тот час и тот день, который он украл у тебя. – Выражение боли на лице сестры чуть не заставило её отступить, но она добавила твёрдым голосом: – Ты собираешься позволить ему украсть всю твою жизнь?

– Ты не понимаешь! Это не так! – пронзительно закричала Илка.

Роксанна пожала плечами и пошла к двери. Взялась за дверную ручку и оглянулась на сестру.

– Ты можешь сколько угодно это отрицать, но если ты об этом подумаешь, действительно подумаешь, то увидишь, что я права. Оплакивай своих детей, Илка, но, ради Бога, имей свою собственную жизнь. Не позволяй Дэлмеру и её отобрать у тебя.

Она закрыла дверь под протесты сестры и поспешила дальше по коридору в свои комнаты. Проскользнув внутрь, закрыла дверь и, привалившись к ней спиной, уставилась невидящим взором в пространство. Когда это она умудрилась стать экспертом по образу жизни? Правильно ли она сделала? Или следовало держать рот на замке? А если она была неправа? И только ухудшила ситуацию?

Всё, к чему она стремилась, напомнила она себе с горечью, это быть сестрой. Мудрой, понимающей сестрой. Кто знал, что это так сложно?