4

Воды лагуны сверкали на солнце, как зеркало. Николь задумчиво глядела в лазоревую даль, и мысли ее лениво текли, подчиняясь мерному ритму прибоя. Она вместе со своим другом лежала на горячем белом песке на берегу одного из тех крохотных островков, которые образуют Бермудский архипелаг. Пару часов назад они покинули корабль, чтобы хоть ненадолго насладиться отдыхом и тишиной. Эти острова капитан Сэйбер давно облюбовал для стоянки, и тот факт, что Британский Королевский флот базировался на главном острове архипелага, нимало его не смущал.

Три сотни маленьких островов, словно цепочка зеленых бусинок перерезавшие Атлантику, служили идеальным укрытием для многих американских каперов , подстерегавших английские и испанские суда. Далее за Бермудами океан простирался до самых Азорских

островов, и теплые воды Гольфстрима гнали этим путем в Северную Атлантику бесчисленные суда из Вест-Индии, груженные пряностями, сахаром и Табаком.

Островков, в большинстве своем необитаемых, было слишком много, чтобы Британский флот мог среди них постоянно патрулировать. И американские каперы этим беззастенчиво пользовались. К тому же они и не являлись этой самой грозной военной силы в Мировом океане. Обычно каперским судам за счет большей скорости и маневренности удавалось уходить от тяжелых английских боевых кораблей, а иной раз и одерживать над ними победы. В 1812 году президент Медисон объявил войну, и это враз превратило морской разбой в исполнение патриотического долга. Конечно, урон, наносимый английскому военному флоту, был невелик, но каперы и не преследовали этой цели. Их привлекали тяжело нагруженные торговые суда из Вест-Индии. На эту лакомую добычу джентльмены удачи слетались, будто акулы на истекающую кровью жертву. Подобно многим другим, капитан Сэйбер, пользуясь покровительством властей, сколотил себе целое состояние на морском разбое.

В последнее время, как казалось Николь, капитан совершал налеты уже скорее ради забавы. Он вел себя подобно упитанному тигру, который пресытился, но не может побороть искушение напасть на ягненка, пасущегося перед самым носом. За последние шесть месяцев «Ла Белле Гарче» – юркая, хорошо вооруженная шхуна – захватила два трофея – английскую баркентину, плывшую с Ямайки, и испанское торговое судно, следовавшее в Кадис. Впрочем, эти набеги капитан предпринял скорее от скуки да еще чтобы унять аппетиты команды, Мысли Николь перенеслись к этому странному человеку, который решился назвать свою шхуну «Ла Белле Гарче» – «Прекрасная Шлюха». В последнее время капитан вел себя как-то странно, и ей было не по себе от мысли, что он догадывается об ее уловке.

Целых пять лет она прожила под угрозой разоблачения. Правда, временами она и сама забывала, что она – девушка, а не худенький юнга с каперской шхуны. В течение первого года ее положение было сносным. Об этом позаботилась природа. Роста Николь была среднего, а тембр ее голоса – довольно низкий, что не совсем обычно для девушки, но вполне естественно для юноши.

Капитан, которому и в голову не пришли никакие сомнения, назначил Николь юнгой и попросту забыл о ней. Несколько недель она провела в тяжелых трудах, пока он снова о ней не вспомнил. В те дни она работала столько, что по вечерам валилась в свой гамак, подвешенный в кубрике, совсем обессилевшая. Будучи младшим членом команды, к тому же самым молодым, да еще и новичком, она фактически служила на побегушках у всех и каждого. Но как ни странно, это не подрывало в ней присутствия духа. Мысль о том, что ей удалось сбежать от ненавистных опекунов, бодрила подобно океанскому ветру. А когда ей приказывали лезть на снасти, она, опьяненная высотой, охотно и с удовольствием карабкалась по шатким мосткам, пренебрегая смертельной опасностью. И еще ей нравился океан, поражавший своим безбрежным простором и мощью.

Никогда в жизни ей не забыть своего первого морского боя. В тот день «Ла Белле Гарче» настигла испанское торговое судно. Когда ударили первые предупредительные выстрелы, Николь содрогнулась от страха, но скоро ей передался азарт бойцов, сновавших по палубе, и ей захотелось самой броситься в бой. Когда капитан заметил в дыму разрывов худенькую фигурку, он немедленно приказал юнге спуститься в каюту подальше от опасности. Напрасно она просила разрешить ей остаться. Капитан был непреклонен.

Но в тот раз капитан Сэйбер наконец обратил на нее внимание и, вероятно, решил найти бойкому пареньку лучшее применение. Так Николь стала личным слугой капитана. Это значительно ослабило опасность разоблачения, поскольку Сэйбер распорядился, чтобы она спала в уголке его каюты. К ней он относился совершенно безразлично, почти ее не замечая.

Новые обязанности пришлись Николь не по душе, что дало капитану повод обвинить юнгу в неблагодарности. Как-то он сердито бросил:

– Знаешь, Ник, там в кубрике найдется полдюжины молодцов, каждый из которых охотно занял бы твое место, да и работал бы посноровистей.

Николь всегда была остра на язык и тут нашла что ответить. За что и была награждена увесистой оплеухой, от которой потом целый час звенело в ушах. Назидание пошло впрок, и Николь зареклась упражняться в остроумии. Подумав про себя, что лучше б ей было пойти в горничные, она прикусила язык и впредь исполняла свои обязанности беспрекословно. Когда же капитан случайно обнаружил, что подобранный им оборвыш умеет читать и писать, это заставило его присмотреться к пареньку с интересом. Он поручил юнге вести судовой журнал, в котором отмечались все захваченные трофеи. Так Николь стала не просто слугой, но вдобавок и секретарем.

В минуты раздумья она признавалась себе, что, останься она среди команды, скрывать свой пол ей вряд ли удалось бы так долго, уж по крайней мере не пять лет! Но как приближенная капитана она была практически изолирована от мужчин. Что же касается самого капитана, то, коли юнга был прилежен, он не удостаивал его даже взглядом. Но все же ей казалось, что капитан что-то подозревает. Она повернулась к своему спутнику и спросила:

– Как ты думаешь, Ален, капитан догадывается, что я девушка?

– Избави Бог! Если так, то я не дам за твою жизнь ломаного гроша, – ответил Ален с неожиданной горячностью.

Ален Баллард был для Николь загадкой. Год назад он дезертировал из Британского Королевского флота и поступил в команду «Ла Белле Гарче». Она частенько задумывалась, что же толкнуло его на такой шаг. Ей было известно о нем немного, но его аккуратная одежда и изящные манеры явно свидетельствовали о том, что происхождения он более благородного, чем любой из членов команды. Кроме того, Ален вел себя с таким достоинством, что она предположила: раньше он был офицером. Недаром Сэйбер назначил его своим помощником. Николь с самого начала потянулась к Алену. Он чем-то напоминал ей Жиля, и скоро между ними завязалась крепкая морская дружба.

Свободное время они обычно проводили вместе, и не приходится удивляться, что очень скоро Ален обнаружил: Николь – вовсе не юноша. Произошло это в один из дней, похожий на сегодняшний, когда он случайно наткнулся на Николь, гревшуюся обнаженной на солнечном берегу маленькой лагуны. Сначала он не поверил своим глазам. Николь стала умолять не выдавать ее. Алену это пришлось не по душе, а выслушав всю ее историю, он совсем расстроился. Он обещал, что постарается помочь ей вернуться в Англию, но Николь резко отвергла его предложение. Она убедительно развенчала все приводимые им доводы, с радостью отметив про себя, что к единственному доводу, которому она не смогла бы противостоять, он не прибег – не стал угрожать, что доложит капитану. Потом она, нередко задумывалась, чем было продиктовано такое его поведение, но в конце концов решила не ломать над этим голову.

Правда, порой ей казалось, что и сам Ален не совсем тот, за кого себя выдает. Он проявлял повышенный интерес ко всем делам капитана и особенно к его бумагам – спискам захваченных трофеев. Николь думала, что это продиктовано заинтересованностью в своей доле доходов, пока однажды не застала Алена, который тайком просматривал личные бумаги капитана. Почувствовав, что он уличен, Ален был готов убить невольного свидетеля, но, к счастью, сразу узнал Николь и взял себя в руки. Неловкую ситуацию он разрешил простейшим способом: взял с нее слово не болтать взамен на обещание самому хранить ее тайну.

Такая взаимная зависимость неожиданно сплотила их еще теснее. Тем более что восторженная привязанность к капитану, которую Николь поначалу испытывала, ныне сменилась более прохладным отношением. Теперь она особенно ценила редкие часы свободы, выпадавшие ей на стоянках.

Николь поежилась, ей очень хотелось скинуть неудобную одежду из грубой ткани. Но Ален относился к этому неодобрительно, поэтому, когда они вместе бывали на пляже, Николь носила облегченный вариант своей обычной одежды – укороченные рубаху и штаны. Для возвращения на корабль у нее были припасены штаны обычной длины, чтобы ни у одного мужчины при виде ее стройных ножек не возникло бы никаких сомнений, что перед ним девушка. Сам Ален позволил себе снять рубаху, но даже не подумал отстегнуть от пояса кортик, с которым, кажется, никогда не расставался.

У Николь вдруг возникла новая идея.

– А не прыгнуть ли нам со скалы? – спросила она, резво вскакивая на ноги.

Эта лагуна нравилась Алену, но Николь больше любила другие места, а здесь чувствовала себя немного неуютно: пейзаж казался ей слишком мрачным. Возможно, такое впечатление создавали две черные базальтовые скалы, вознесшиеся по обе стороны лагуны, как простертые руки. К тому же дно в этих местах было глубже, чем обычно, и вода от этого была не лазоревой, а темно-голубой. Но на вершине одной скалы находилось маленькое выступающее над морем плато – прекрасная точка для прыжков в воду.

Лениво приоткрыв глаза, Ален пробормотал:

– Давай, Ник. Я тебя догоню.

И Николь в одиночку принялась карабкаться на скалу. Достигнув вершины, она минуту постояла тут, любуясь безбрежной морской далью. Потом поглядела вниз на прозрачную голубую воду. Глубина здесь была около пятидесяти футов, что в отсутствие подводных рифов делало это место идеальным для прыжка. Николь увидела, что Ален карабкается вслед за ней. Она призывно помахала ему рукой, потом прыгнула. Сперва она погрузилась на большую глубину, потом, активно работая ногами, вынырнула на поверхность. Прохладная вода приятно бодрила после солнцепека, и в течение нескольких минут Николь беззаботно плавала кругами, поджидая, когда Ален появится на вершине.

Она не чувствовала надвигавшейся опасности, просто плавала в свое удовольствие. Наконец появился Ален, и она приветствовала его, вспенив фонтан брызг:

– Присоединяйся. Здесь превосходно!

Ален находился на высоте пятнадцати – двадцати футов. С улыбкой он любовался зрелищем, какое она собой являла. Но вдруг его лицо изменилось, и он сдавленным от ужаса и тревоги голосом вскрикнул:

– Ник! Там, в глубине!

Она перестала вздымать брызги, замерла и взглянула вниз. Там на глубине футов в пятнадцать двигалась кругами тень, которая является в кошмарах каждому моряку, – акула.

От ужаса Николь пронзил озноб. Неловко барахтаясь, она принялась грести в сторону спасительного берега, от которого ее отделяла добрая сотня ярдов. Попасть туда было ее единственной надеждой, потому что на скалы, вздымавшиеся совсем рядом по бокам, взобраться из воды было невозможно. Николь вознесла молитву в надежде, что акулой движет простое любопытство. Когда первый приступ страха прошел, она поплыла быстро и уверенно. Но акула преследовала ее не из любопытства. Медленно приближаясь к поверхности, чудовище описывало в глубине неумолимо сжимавшиеся круги. Николь поняла, что еще минута – и ужасная пасть сомкнется на ее теле.

Акула, словно в нерешительности, замерла, заняв при этом положение между Николь и берегом и вольно или невольно отрезав тем самым единственный путь к спасению. Николь перестала грести и с ужасом глядела на акулу, которая принялась плавать взад-вперед футах в двенадцати перед нею.

Николь в отчаянии обернулась к Алену. Он замер на вершине скалы, бледный как полотно, и, не отрываясь, глядел на чудовище, которое теперь отделяло от девушки не более десяти футов.

Стараясь придать своему голосу уверенность, он крикнул:

– Плыви, Ник! Ради Бога, не вздумай барахтаться. Это ее только раздразнит. Плыви!

Подавив страх, Николь последовала его совету. Но акула была уже прямо под ней и медленно двинулась вверх, разинув пасть и обнажив ряды острых, как бритва, зубов. Николь поняла: сейчас она погибнет!

Вдруг она услышала всплеск от стремительно вошедшего в воду тела Алена. Вспугнутая акула прервала свою смертельную атаку и метнулась в сторону. Увидев показавшуюся над водой голову Алена, Николь крикнула:

– Что ты наделал! Теперь мы оба в опасности.

– Выходит, так, – криво усмехнулся он. – Мне, наверное, надо было стоять и любоваться, как тебя перекусят пополам. Замолкни, Ник, и плыви.

Акула отплыла недалеко и теперь вернулась. На этот раз она была ближе к Алену. Тот стиснул рукоять кортика и в сердцах крикнул:

– Плыви же. Ник, черт тебя дери!

– А ты?

– Ты-то что можешь поделать? Если тебе повезет выбраться, то, даст Бог, и мне это удастся. А теперь перестань геройствовать!

Николь понимала, что он прав. С удвоенной скоростью она устремилась к берегу, подстегиваемая не только страхом, но и сознанием того, что Ален не двинется к берегу, пока она не окажется в безопасности. Почуяв наконец ногами сушу, она обернулась и с радостью увидела, что он еще жив. Но акула преследовала его. Николь в отчаянии огляделась по сторонам, ища, чем она может ему помочь. Увы, ничем.

Теперь Ален плыл к берегу, не сводя глаз со зловещей тени, безмолвно следовавшей за ним. Это была некрупная акула, от силы десяти футов в длину, но хищник даже вдвое меньшего размера представлял смертельную опасность для оказавшегося в воде человека. Кортик, рукоятку которого он крепко сжимал онемевшими пальцами, придавал Алену некоторую уверенность. Да и берег был все ближе. Но Ален хорошо знал повадки акул, и долгое бездействие врага не могло ввести его в заблуждение.

Акула теперь плыла параллельным курсом футах в пяти слева. Пару раз она резко меняла направление, проплывая под ним и едва не касаясь его ног спинным плавником.

Вот уже и Николь с берега могла различить чудовищную тень, казавшуюся более крупной рядом с телом Алена. Господи, молилась она, спаси его! Ведь он спас меня, так не дай ему погибнуть! Она чуть было не кинулась в воду, но не сделала этого лишь потому, что понимала: окажись она снова в воде, отвага Алена будет напрасна. С ужасом смотрела она, как акула снова поднырнула под него и, перевернувшись, начала свою смертельную атаку, которую несколько минут назад предприняла в направлении Николь.

Кортик казался ничтожной защитой от огромной разинутой пасти. Но Ален знал: человеку по силам сразиться с таким чудовищем и выйти победителем. Однажды ему довелось увидеть такое, и теперь он молился о том, чтобы и ему это удалось.

Акула ринулась на него с огромной скоростью, но у Алена хватило хладнокровия дождаться, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких дюймов. Лишь в этот момент он метнулся в сторону, выставив навстречу акуле клинок. Кортик легко вошел в брюхо акулы, которая в своем стремительном рывке оказалась распорота до самого хвоста. Смертельно раненный хищник, волоча за собой вываливающиеся внутренности, безумно метнулся в открытое море. Ален из последних сил доплыл до берега и рухнул в распростертые объятия Николь.

Они простояли, обнявшись, очень долго, охваченные нервной дрожью.

– Ах, Ален! Я так испугалась! – прошептала Николь.

Стараясь совладать со срывающимся голосом, Ален усмехнулся:

– Я тоже почувствовал себя немножко неуютно. Николь рассмеялась. Они повалились на песок, все еще не веря, что живы. Николь первая пришла в себя и серьезно сказала:

– Я обязана тебе жизнью, Ален. Чем я смогу тебе отплатить?

Он улыбнулся и ответил:

– Ерунда, Ник! Просто купаться мы сюда больше не пойдем. Мне не хотелось бы еще раз пережить такое приключение.

Николь поежилась и оглянулась на синие воды лагуны.

– Нет! Конечно же нет!

Ален не хотел, чтобы она снова и снова возвращалась в мыслях к смертельной опасности, которой они едва избежали. Он небрежно встряхнул мокрыми волосами и сказал:

– Ладно, пойдем! Забудь об этом. И в следующий раз не заплывай так далеко. Она согласно закивала:

– Мне это будет хорошим уроком.

Они быстро оделись, не произнеся больше ни слова. Но Николь знала, что она навек в долгу у Алена. Она никогда этого не забудет. Никогда!

 

5

Когда они вернулись на шхуну, на борту почти никого не было. Теперь волосы Николь были туго зачесаны назад и сплетены в косичку; это заостряло черты лица и скрадывало их женственную мягкость. В грубой хлопчатой рубахе и длинных штанах она и впрямь выглядела пятнадцатилетним пареньком.

На палубе несколько матросов играли в кости. Среди них Николь заметила белокурого Джейка. При виде его ей вспомнилось настойчивое любопытство этого парня. Словно почувствовав на себе ее взгляд, Джейк поднял голову и перекатил за щекой свою табачную жвачку. Он не отличался привлекательностью, и Николь даже казалось, что он намеренно старается выглядеть неприметно. Встретив его, никто уже минуту спустя не вспомнил бы, как он выглядит. Но Джейк был очень разговорчив и всегда задавал много вопросов. Он поступил на шхуну недавно, и Николь не могла отделаться от впечатления, что ему, как и Алену, есть что скрывать. Она небрежно кивнула ему и направилась в капитанскую каюту.

– Здравствуйте, мистер Хинине, – вежливо произнесла она, столкнувшись со старшим помощником капитана, который склонился над картой посреди каюты.

– Привет, Ник. Ищешь капитана?

Николь взглянула на мистера Хиггинса. Его глаза всегда лучились весельем. К Николь он, кажется, относился с симпатией. По крайней мере, он не раз покрывал ее невольные промахи и заступался за нее перед капитаном.

– Вообще-то нет. Но я подумал, что должен доложить о своем прибытии. Меня ведь не было на борту все утро. – Она виновато улыбнулась.

– Капитан отправился в гости, – усмехнулся Хиггинс. – Ты ведь понимаешь, к кому?

– К Луизе Хантли, – небрежно ответила Николь, стараясь скрыть невольно возникшее от этой новости огорчение.

Хиггинс кивнул.

– Да. Боюсь, из-за этого увлечения капитану недолго осталось плавать по морям.

– А я так не считаю, – вдруг раздался голос из дверей.

Обернувшись, Николь почувствовала, как при виде капитана ее сердце затрепетало. Его внезапное появление всегда повергало ее в трепет. А сейчас она испытывала еще и смущение, глядя на его обнаженную фигуру, прикрытую лишь повязкой на бедрах. Его стройное мускулистое тело, покрытое бронзовым загаром, еще не обсохло от морской воды: путь до корабля он проделал вплавь. Не смущаясь посторонних, он скинул повязку и совершенно обнаженный направился в свои личные покои.

От Хиггинса не укрылось смущение юнги, и в его глазах застыл немой вопрос. Но Николь искренне улыбнулась ему, и он, пожав плечами, снова углубился в изучение карты. Николь собралась уже уйти, как раздался голос капитана:

– Ник, где, черт побери, мои черные бриджи, которые я купил в Бостоне?

Николь вздохнула: недолгие отпущенные ей часы свободы закончились. Она нерешительно направилась в покои капитана.

Сэйбер, все еще неодетый, стоял к ней спиной, склонившись над сундуком с одеждой. На мгновение она залюбовалась его мужественной красотой. Как хотелось бы ей глядеть на эту обнаженную фигуру столь же безразлично, как это сделал бы любой член команды. Но это было выше ее сил. Сэйбер волновал ее, заставлял пробуждаться ее женскую природу, и в последнее время это волнение охватывало ее настолько, что движения становились неуклюжими и неловкими.

На этот раз все было точно так же. Приближаясь к нему, она споткнулась о табуретку и едва не растянулась на полу. Сэйбер в последний момент ловким движением подхватил ее и поставил на ноги.

– Не переусердствуй, юнга. Я вовсе не требую, чтобы ты валялся у меня в ногах, – усмехнулся капитан, обнажив ряд белых зубов.

Оказавшись вплотную с его могучим телом, еще хранившим свежий морской аромат, Николь испытала волнующее побуждение прижаться к нему и крепко обнять. Но она подавила этот порыв, напомнив себе: для капитана она – юноша. Она высвободилась из его рук и пробормотала:

– Ваши бриджи лежат в дубовом сундучке – там, куда вы сами велели их положить.

– Ах да, – сказал он довольно беззаботно, но в его глазах появилось ироничное любопытство. – С тобой все в порядке. Ник? – неожиданно спросил он.

Николь быстро нашлась:

– Все хорошо, капитан. Просто меня немного укачало на волнах.

Она облегченно вздохнула, когда он наконец отвел испытующий взгляд и жестом отпустил ее.

Николь не почувствовала бы такого облегчения, если б заметила, с каким недоумением он поглядел ей вслед. Что происходит с этим парнем, думал Сэйбер. В последнее время Ник явно чувствует себя не в своей тарелке, и хотелось бы знать почему. В конце концов капитан решил расспросить Хиггинса, который всегда был в курсе всех проблем, возникавших в экипаже. При воспоминании о тех годах, которые они бок о бок провели с Хиггинсом, капитан улыбнулся.

Они сблизились в ту пору, когда Сэйбер вопреки своей воле оказался в негостеприимных объятиях Британского Королевского флота. Первые месяцы службы показались ему кромешным адом, несмотря на заступничество более старшего и опытного Хиггинса. Впрочем, и Хиггинс не мог предотвратить многих неприятностей, но только его хладнокровие и здравый смысл помогали Сэйберу сносить все тяготы службы и при этом не потерять рассудок. Однако человеческому терпению есть предел. Сэйбер в конце концов решился на побег. Неожиданно Хиггинс последовал за ним. Правда, теперь они поменялись ролями – Сэйбер проявлял инициативу, а Хиггинс позволял собой руководить. На свете мало нашлось бы мужчин и практически ни одной женщины, которым Сэйбер теперь доверял. Хиггинс был одним из них. Другим таким человеком, ко всеобщему удивлению, оказался негр, бывший раб, по имени Сандерсон.

Когда они с Хиггинсом вскоре после своего побега повстречали Сандерсона, он тоже переживал не лучшие времена. Он был выставлен на продажу на невольничьем рынке в Новом Орлеане. Предыдущий хозяин желал избавиться от неблагонадежного раба, проявившего строптивость и непокорность. Они случайно в то жаркое утро забрели на невольничий рынок, и на Сэйбера, еще не забывшего о своих унижениях, произвел сильное впечатление могучий черный великан, с гордым презрением носивший тяжелые кандалы. Они собрали свои последние деньги и сделали эту неожиданную покупку, оказавшись в результате почти без гроша и приобретя в собственность раба с дурной репутацией.

Странная троица уходила в тот день с невольничьего рынка – невысокий пожилой моряк, стройный широкоплечий молодой человек и угрюмый негр. Их путь лежал в кузницу, где Сэйбер, с отвращением окинув взглядом железные оковы, велел их разбить. Когда дело было сделано, он протянул негру купчую, добавил к ней свою последнюю золотую монету и объявил, что отныне тот свободен. С этого момента он приобрел такого преданного спутника, каким не мог бы быть ни один раб.

Сэйбер улыбнулся, потом отогнал воспоминания о прошлом и вышел к Хиггинсу. Мысли о Нике не давали капитану покоя, и он озабоченно спросил:

– Послушай, Хиггинс, ты не замечал ничего странного за Ником? В последнее время он смотрит на меня, как на чудовище, и я не могу понять почему.

Хиггинс не торопился с ответом. Ему на память пришла та необычная застенчивость, которую проявлял юнга, стоило появиться рядом капитану. Наконец он произнес:

– Я бы не сказал, что заметил нечто странное.

Наверное, паренек просто взрослеет, и ему уже неловко служить на побегушках. Может быть, в нем просыпается своего рода честолюбие.

Сэйбер фыркнул.

– Сомневаюсь. Хотя, может быть, ты и прав. Мне следует подумать о его будущем.

Николь этот разговор мог повергнуть в сильную озабоченность, но, к счастью, она его не слышала. Как ни в чем не бывало она продолжала исполнять свои будничные обязанности, хотя в душе вновь проснулось беспокойство: не заподозрил ли чего капитан?

Мысли о нем не оставляли ее и потом. Когда несколько дней спустя Николь в одиночестве лежала на пустынном пляже, она снова вспомнила о капитане. В тот день она, поборов страх, опять решилась искупаться. Правда, она не стала заплывать далеко. Если б капитан об этом узнал, подумала она, то посмеялся бы над ее малодушием. Выйдя из воды, она повалилась на горячий песок и вздохнула: любой повод вызывает у нее воспоминания о капитане Сэйбере.

До недавних пор она не задумывалась над теми отношениями, которые у них сложились. Николь не могла не признать, что в первые годы своей службы она восхищалась им. Ведь благодаря ему ей удалось осуществить свою мечту – избавиться от невыносимых опекунов, окунуться в жизнь, полную приключений. Так было до тех пор, пока не началась война с Англией, которая заставила ее по-новому взглянуть на свои чувства.

Странно, вдруг подумала она. За пять лет, что они прожили бок о бок, капитан не выказал ни малейшего интереса к своему слуге. Ни разу он не спросил, отчего она так страстно рвалась в море и есть ли у нее родители, которые наверняка беспокоятся.

Отчасти это, видимо, объяснялось традицией не задавать нескромных вопросов тем, кто поступал на корабль. Это было неписаным правилом: никто, даже капитан, не имеет права допытываться, какими судьбами человек оказался в море. Сэйбера Николь интересовала лишь постольку, поскольку исполняла некоторые обязанности. Он был требователен, но не жесток. Она тоже не задавала лишних вопросов, лишь смотрела на него с обожанием. Так было до тех пор, пока он не повел себя, по ее мнению, совершенно бессердечно.

Это произошло три месяца назад, когда они плыли из Франции в Новый Орлеан. Один из членов команды – восемнадцатилетний парень – в порту тайно провел на шхуну женщину. Это была проститутка, каких множество в любом портовом городе. Николь недоумевала, чем эта невзрачная женщина с грубыми чертами лица сумела пленить матроса Тома. Он был настолько ослеплен любовью и так ловко управляем более старшей и опытной подругой, что отважился нарушить строжайший морской запрет – никаких женщин на борту в открытом море. Проститутку обнаружили через два дня после отплытия из Франции. Николь поежилась, вспоминая выражение лица капитана, когда Тома с подругой привели к нему. Сэйбер приказал дать Тому тридцать плетей. Наказание было суровым, но, в конце концов, Том знал, на что шел. Николь вполне отдавала себе отчет, что капитан просто вынужден железной рукой поддерживать на судне установленный порядок. Она могла не одобрять суровость наказания, но и не осуждала за это капитана. Ее потрясло его отношение к женщине.

По завершении порки Сэйбер обратил свой взгляд на проститутку. Он долго смотрел на нее, как будто сомневаясь, как с ней поступить. Женщина неверно истолковала этот пристальный взгляд и ответила капитану кокетливой призывной улыбкой. На его лице не отразилось никаких чувств, когда он резко бросил:

– Отправить ее в трюм. Раз уж на борту оказалась шлюха, пускай команда попользуется ею в свое удовольствие.

Матросы с хохотом поволокли упиравшуюся жертву в трюм. Николь поняла, какая участь ожидает женщину на корабле, и ей едва не сделалось дурно. Какой же он жестокий и бесчувственный, этот Сэйбер, подумала она.

Ей было очень жаль несчастную. Никакая женщина, пускай даже уличная девка, думала она, не заслуживает того, чтобы быть брошенной на потеху целой корабельной команде.

Сейчас, живо вспоминая этот ужасный эпизод, она зябко поежилась, хоть солнце и палило нещадно. Как отвратительны мужчины! Но тут слабая улыбка коснулась ее губ. Нет, не все. По крайней мере, не Ален.

Мысль об Алене ободрила Николь. Именно он намекнул Сэйберу, что не следует Нику быть свидетелем абсолютно всего, что происходит в каюте. Капитан вспомнил, как он не раз развлекался с женщинами легкого поведения, когда Ник, как предполагалось, крепко спал в своем уголке. Сэйбер с ухмылкой распорядился обустроить юнге отдельное местечко. Так Николь оказалась владелицей персонального закутка рядом с капитанской каютой. На самом деле это был платяной шкаф, но Ален позаботился, чтобы его расширили. В результате Николь поселилась в крошечной комнатке, где, однако, вполне хватило места для гамака и сундучка с ее скромными пожитками. Со временем она преисполнялась все большей благодарности Алену за его мудрый совет капитану.

Солнце пекло все жарче, лежать нагишом на раскаленном песке становилось невыносимо. Николь встала и медленно побрела вдоль кромки прибоя. Страх перед акулами совсем утих, и она с радостью окунулась в бодрящую воду. Немного поплавала, пока не почувствовала легкую приятную усталость. Потом нехотя вышла из воды и подставила улыбающееся лицо солнечным лучам. Зная, что никто ее не видит, она вела себя по-детски непосредственно. Но Николь ошибалась. Она была не одна.

Скрытый буйной тропической растительностью, за ней тайком наблюдал мужчина. Открывшееся зрелище привело его в такой восторг, что он замер в безмолвном оцепенении и жадно пожирал глазами смеющуюся девушку с рассыпавшимися по плечам наподобие роскошной соболиной мантильи золотистыми волосами.

За эти годы малышка Николь из угловатого подростка превратилась в стройную, прекрасно сложенную девушку. Она была неширока в кости; узкая талия резко контрастировала с округлившимися бедрами; высокая грудь, хоть, и не массивная, составила бы гордость любой женщины. Глядя на эту юную красоту, мужчина сардонически ухмыльнулся: как можно было пребывать в заблуждении относительно пола этого восхитительного создания! Сгорая от вожделения, он был уже готов ринуться к ничего не подозревавшей девушке, как вдруг его остановил звук приближавшихся шагов. Из-за деревьев показался человек, которого притаившийся соглядатай сразу узнал.

– Черт побери. Ник! Сколько раз я тебя предупреждал? Ведь так кто-нибудь может застать тебя врасплох!

Николь вздрогнула, но, узнав своего друга, улыбнулась.

– Ах, Ален, ты преувеличиваешь. Корабль стоит на рейде на другом конце острова, и вся команда развлекается в городке. Разве что-нибудь на свете может оторвать их от рома и девок и заставить явиться сюда?

– Ты не права! Возможна любая случайность. Нам тогда не поздоровится. Я много раз говорил тебе: хочешь искупаться – дай мне об этом знать, чтобы я хоть покараулил'.

Николь, нимало не смущаясь своей наготы, скорчила рожицу и пробурчала:

– По-моему, ты напрасно беспокоишься. Ален грустно покачал головой.

– А по-моему, ты недооцениваешь опасность, которой себя подвергаешь. Оденься!

Николь нехотя натянула грубые штаны и, не позаботившись туго перевязать грудь, что она обычно делала, надела рубаху.

– Теперь ты удовлетворен? – вызывающе усмехнулась она.

На его озабоченном лице появилась улыбка.

– Вполне. Хотя я все-таки мужчина и предпочел бы, чтобы ты осталась как была. Ну ладно, давай я тебя причешу.

Николь послушно подошла к нему и присела рядом. Привычными движениями Ален туго зачесал ее непослушные волосы назад и заплел их в матросскую косичку. Закончив, он помог ей подняться и еще раз окинул придирчивым взглядом. Ее огромные глаза светились топазовым блеском, оттененные пушистыми ресницами. Полный чувственный рот совсем не походил на мужской. И прямой, слегка вздернутый носик был явно не мужским. Ален с тревогой подумал: ее маскарад становится все более рискованным.

– Как долго ты еще собираешься играть в эту игру, Николь? Рано или поздно придется положить ей конец. Ведь ты не хочешь пойти на корм рыбам?

Николь отвернулась, чтобы не встречаться с его испытующим взглядом. Понурив голову, она медленно заговорила:

– Если я последую твоему совету и вернусь в Англию, то я ровным счетом ничего не добьюсь, а последние пять лет пойдут прахом. Я же женщина, к тому же – несовершеннолетняя. Маркхэмы снова станут полновластными хозяевами надо мной и моими деньгами. У меня только два пути – дождаться совершеннолетия или выйти замуж. – Она обернулась и иронично спросила:

– Ты возьмешь меня в жены, Ален?

Тот в изумлении вытаращил глаза, и она рассмеялась.

– Вот видишь! Значит, мне не остается иного выбора, кроме как дожидаться совершеннолетия.

Поняв, что его реакция оказалась неуместной, Ален решил объясниться. Но он замолк на полуслове, встретившись с ее открытым взглядом. Его давно настораживали манеры Николь: в них не было ничего женского. Она вела себя, говорила и даже думала настолько по-мужски, что Ален иной раз задавался вопросом: отдает ли она себе отчет, что она все-таки женщина? Он не был влюблен в Николь, но испытывал к ней глубокую привязанность. Это было поистине братское чувство, и сам Ален порой забывал, что перед ним девушка. Но по временам, как например сейчас, он остро осознавал, что она – дама благородного происхождения, которую в Англии с тревогой ждут родственники.

Николь была открытой и непосредственной. Ален усмехнулся про себя, живо представив, что произойдет, когда она объявится в Лондоне и впервые откроет свой очаровательный ротик, чтобы произнести одну из тех забористых тирад, каких в избытке наслушалась от товарищей по команде. Он дружески обнял ее за плечи и увлек на тропинку, уходившую в лес.

– Знаешь, юная леди, если б я был уверен, что это достойный выход, то непременно женился бы на тебе. Но, боюсь, ты устроишь мне такую сладкую жизнь, что я отдам концы до срока!

– Мне хотелось бы, чтобы ты на мне женился, Ален, – серьезно произнесла Николь. -

Почему ты думаешь, что из этого ничего не выйдет? Мы ведь прекрасно ладим. И я уверена, Маркхэмам ты спуску не дашь.

Ален лишь печально покачал головой.

– Ах, Николь! Ну что ты за девушка? Неужели ты не мечтаешь о любви?

От удивления она даже остановилась.

– Но я люблю тебя! Я люблю тебя больше всех на свете! – горячо возразила она. Ален улыбнулся.

– Это не такая любовь, Николь. Настанет день, и ты поймешь, что я имею в виду. Того, что ты испытываешь ко мне, мало.

Николь с сомнением покачала головой. Он шутливо щелкнул ее по носу.

– Ладно, не беспокойся об этом. Скоро ты лучше меня поймешь, стоит тебе только принять достойный вид.

Николь хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. Стремясь разрядить обстановку, Ален рас, смеялся:

– Пойдем, Ник. У меня есть для тебя сюрприз.

Тебе понравится.

Они пошли по тропинке и скрылись с глаз наблюдавшего за ними человека. Хотя разговор не долетал до его слуха, видя их манеру общения, нельзя было усомниться в близости их отношений. Соглядатай ехидно ухмыльнулся: сюрприз предстоит не только Нику!

 

6

Николь и Ален, не подозревавшие, что разоблачены, спокойно шли по узкой тропинке среди густых зарослей. Наконец лес поредел, и появились признаки присутствия людей. Большие участки были расчищены под посевы, там и сям виднелись дома и хозяйственные постройки. Молодые люди пересекли поле и вышли к своей цели – маленькому одноэтажному домику, выкрашенному в светло-зеленый цвет.

Домик принадлежал сторожу Йену Макалистеру. С ним Ален повстречался примерно тогда же, когда Сэйбер оказался пленен расчетливым очарованием Луизы Хантли – единственной дочери работодателя Макалистера. И пока Сэйбер ухаживал за Луизой, между Аденом и Макалистером завязалась крепкая дружба. Каждый раз, когда «Ла Белле Гарче» швартовалась в этих краях и Ален был свободен от службы, он проводил время в компании Макалистера, как правило, вместе с Николь.

Не так уж много времени понадобилось наблюдательному шотландцу, чтобы разоблачить их секрет. Но, высказав однажды свое мнение, что продолжать этот маскарад – чистое безумие, Макалистер больше об этом не заикался. Если девица желает представляться парнем, то его это не касается.

Йен хранил безмолвное спокойствие, чего нельзя было сказать о его жене Марте, невысокой миловидной квартеронке, которая к тому же была служанкой Луизы. Создавшаяся ситуация нарушала все ее представления о приличиях, но, сурово одернутая мужем, она не посмела высказать недовольства. Правда, несмотря на явное неодобрение поведения Николь, Марта испытывала к ней тайную симпатию. Когда Ален обратился к ней за помощью, она охотно согласилась поддержать его замысел.

Войдя в дом, Николь с любопытством осмотрелась. Ей не терпелось увидеть, в чем же состоит сюрприз, приготовленный Аленом. Но дом выглядел, как обычно, и ничто не бросалось в глаза.

Марта поднялась со стула и одарила Николь ободряющей улыбкой. Йен, сжимавший в зубах свою неизменную трубку, весело подмигнул:

– Ну, голубушка, приготовься. Марта для тебя постаралась. Только не упади в обморок с непривычки.

Николь подозрительно насупилась, но тут зазвучал мягкий мелодичный голос Марты:

– Не слушайте его, мисс Николь. Лучше пойдемте со мной.

Николь напряглась, как зверек, почуявший опасность, и настороженно оглядела комнату. Ален при виде ее замешательства улыбнулся и легонько подтолкнул ее:

– Иди с Мартой, Ник. Она тебя не укусит. Марта нетерпеливо схватила Николь за руку и увлекла ее в спальню. Она захлопнула дверь перед носом заинтересованных мужчин и приготовилась к священнодействию.

Николь остановилась посреди комнаты и с опаской, словно на скорпиона, уставилась на большой медный таз, наполненный ароматной водой. На спинке кровати висело светло-желтое муслиновое платье. На маленьком столике были разложены ленты, расчески, гребни и еще много разных вещиц, о назначении которых Николь терялась в догадках. Она переминалась с ноги на ногу, но Марта ободрила ее:

– Не пугайтесь, мисс Николь. Марта свое дело знает. Не хотите ли освежиться в мягкой дождевой воде, а не в том соленом океанском бульоне, к которому вы привыкли?

Николь неуверенно окунула палец в воду. Похоже, тут не таилось никакой опасности. Да и ей не хотелось разочаровать Марту и Алена, которые полагали, что это для нее приятный сюрприз. Она без энтузиазма разделась и погрузилась в воду. К ее удивлению, ванна оказалась очень приятной. Николь все-таки была женщиной и не могла не оценить нежного аромата лавандового мыла. Ей, правда, пришлась не по душе процедура мытья волос. Но Марта стояла на своем и заставила ее вымыться с ног до головы. Она действовала как умелая служанка молодой леди. Наконец мытье было закончено, и Николь, завернувшись в белоснежную простыню, уселась в удобное кресло. Она чувствовала такое блаженное расслабление, что чуть не заснула, пока Марта расчесывала ей волосы и укладывала их в высокую прическу. Потом Николь была облачена в роскошное платье – очень модное, о чем она, впрочем, не догадывалась, как и о том, что оно совсем недавно было выписано из Европы для пополнения гардероба Луизы. Марта, посвященная в замысел Алена, выпросила его у хозяйки, когда оказалось, что той оно не впору. Восстановив в памяти облик Николь, Марта подогнала платье под ее фигуру так, что теперь оно сидело, словно на нее сшитое.

Николь подошла к зеркалу и онемела. Она не могла поверить, что благородная дама, представшая перед ее взором, – это ее собственное отражение. Платье было скроено так, что оставляло обнаженными плечи и едва прикрывало ее юную грудь. Чуть ниже оно было подпоясано зеленой шелковой лентой и мягко ниспадало до пят, однако, босых. Марте не удалось раздобыть подходящей обуви. Но Николь это сейчас не беспокоило. Охваченная возбуждением, словно ребенок, каковым она собственно еще и была, она бросилась в комнату, где расположились Ален и Йен, обсуждая последние события на войне.

Мужчины подняли головы, и выражение их лиц могло послужить наилучшей похвалой искусству Марты. В своих самых безумных фантазиях Ален не представлял себе Николь такой прекрасной. И сейчас он глядел на нее, словно впервые.

– Ну как? – воскликнула она. – Правда, я красивая? – Потом, потупив глаза, робко спросила:

– Скажи, Ален, я такая же хорошенькая, как женщины мадам Марии, к которым вы с Сэйбером ходите?

Глаза Марты вспыхнули негодованием, и Ален чуть не поперхнулся. Мадам Мария содержала самый известный бордель в Новом Орлеане. Откашлявшись, он укоризненно произнес:

– А, Ник, как ты можешь себя с ними сравнивать! И вообще, молодым леди не подобает даже говорить о таких вещах.

– Но я не леди. Я вообще ни одной женщины не знаю, – обезоруживающе ответила она. И добавила, извиняясь:

– Кроме Марты.

Ален улыбнулся ее словам и произнес:

– Вот об этом-то нам и следует позаботиться. Пора тебе вспомнить, кто ты есть.

Николь собиралась возразить, но он жестом остановил ее и продолжал:

– Послушай внимательно, что я тебе скажу, Ник. Ответом ему послужила гримаса, явно не подобающая леди. Николь уселась на стоявший неподалеку диванчик и пробурчала:

– Оставили бы вы меня в покое! Я вполне довольна своим положением и никого не прошу вмешиваться.

Не обращая внимания на ее сердитый тон, Ален присел рядом и Примирительно заговорил:

То, что я тебе предлагаю, тебя не ущемит, скорее поможет. Рано или поздно тебе надо осознать себя девушкой и научиться соответственно себя вести. Мы с Мартой тебе в этом поможем. Если тебе снова пред стоит занять подобающее место в обществе, то не явишься же ты в свет в матросских штанах! Подумай над моими словами! – закончил он строго.

Губы Николь плаксиво скривились. Она была готова сорвать с себя платье и броситься прочь отсюда. Но что-то, может быть обычный здравый смысл, удержало ее. Ален говорил правду, этого нельзя было отрицать. Николь старалась не думать о возвращении домой. Она просто знала, что однажды вернется, вышвырнет Маркхэмов вон и заживет припеваючи. Но теперь она поняла, что с Аденом нельзя не согласиться. Ей из-за этого на мгновение даже расхотелось возвращаться в Англию. Насупившись, она спросила:

– Так что же именно вы собираетесь делать? Ее колебания вызвали у Алена улыбку. Какой же она все-таки ребенок! Впрочем, нет, уже не ребенок Даже сейчас, босоногая и обиженно надувшаяся, она выглядела очаровательной девушкой. Но ее природа претерпела столько наслоений, что Ален понимал: перед ним стоит нелегкая задача. Он надеялся, что сумеет пробудить в ней стремление занять достойное положение – положение знатной дамы. Старательно подбирая слова, он ответил:

– Мыс Мартой решили: тебе надо почувствовать к себе отношение как к женщине. Если не возражаешь, каждый раз, когда мы будем бывать здесь. Марта станет исполнять роль твоей служанки, а мы с Йеном будем обращаться с тобою как с леди. Для тебя это будет в диковинку, но не сомневаюсь, что тебе понравится. По крайней мере, ты ничем не рискуешь.

Николь согласно кивнула. Она не могла найти изъяна в словах Алена, но сомнения не оставляли ее. Что толку учиться быть леди, если непонятно, когда и как удастся применить эти навыки? Она посмотрела на Йена, на Марту, перевела взгляд на Алена. На их лицах была написана искренняя заинтересованность. В конце концов она решила: раз они так серьезно это принимают, пусть так и будет. Почему бы и нет?

В последующие часы она поняла, что новое положение может быть поистине приятным. Ален был неподражаем. Он одаривал Николь изысканными комплиментами, заставляя ее с непривычки смущаться и краснеть. Йен и Марта вели себя так, как будто у них в гостях была знатная дама. Единственное, что не очень нравилось Николь, это то, когда они поправляли ее, если она допускала не слишком деликатные выражения или, например, разваливалась в кресле совсем не в светской манере. И еще Ален посмеивался, когда она то и дело смотрелась в зеркало.

Но Николь не могла удержаться, ее отражение действовало завораживающе. Снова и снова она поворачивалась к зеркалу, чтобы убедиться: девушка напротив – это она сама.

Ален был доволен результатом, но держал свои мысли при себе. Ей предстоит пройти еще долгий путь к совершенству. Но сегодня, по крайней мере, был сделан первый шаг. Алену уже в который раз захотелось уговорить ее остаться у Йена и Марты. Им это было бы очень приятно. И хотя домик сторожа на плантации – не самое лучшее место для Николь, жить там все же гораздо спокойнее, чем находиться на борту каперской шхуны под надзором Сэйбера.

Ален был бы еще более удовлетворен, если б видел, с какой сердечностью Николь благодарила Марту. Ей очень не хотелось переодеваться. У нее даже зародилась безумная мечта показаться в этом платье капитану. От этой мысли ей стало не по себе, и она в тот, вечер долго не могла уснуть, ворочаясь в своем гамаке.

Сегодняшний день пробудил в ней полузабытые чувства. Она старалась не вспоминать о своей прежней жизни в образе мисс Николь Эшфорд, но сегодня воспоминания нахлынули на нее, живые и яркие, словно еще вчера она была рядом с родителями и братом. И зачем только Ален смутил ее! Если б не его затея, она, может быть, и дальше плыла бы по воле волн, не зная душевных терзаний.

Как ей теперь жить? Грубая одежда, которая была на ней, составляла почти все ее имущество. Ее доля в пиратской добыче была ничтожной, и никаких сбережений у Николь не было. Он просто жила сегодняшним днем, как божья птаха.

Ей вдруг подумалось, что возвращение в Англию может быть сопряжено со многими неожиданными затруднениями. Недостаточно просто явиться в родной дом. Ей еще предстоит доказывать, что она – Николь Эшфорд и огромная собственность принадлежит ей.

Она беспокойно ворочалась в гамаке. Черт бы побрал этого Алена! И зачем он все это затеял? Она преспокойно жила и знать не знала обо всех этих платьях, лентах, румянах… Ей нравилось купаться в море и носить холщовые штаны. А теперь она узнала запах лавандового мыла, нежную мягкость платья. Нельзя сказать, что это было ей неприятно. Николь совсем запуталась в своих противоречивых чувствах…

Наконец спасительный сон сморил ее.

 

7

Николь была сердита на Сэйбера. Такое случалось и раньше, но теперь, после отплытия с Бермудских островов, он стал просто невыносим. Он буквально загонял ее, требуя то одного, то другого, и все – немедленно! Когда же она оказывалась свободна от мелких бестолковых поручений, он усаживал ее переписывать судовые документы. Николь подозревала, что это абсолютно бессмысленное задание, которое давалось ей с единственной целью – привязать к столу. Но больше всего ее раздражала вдруг появившаяся у него склонность к беспорядку. Создавалось впечатление, что ему доставляет удовольствие разбрасывать свои вещи, создавая в каюте полный хаос. Вместо того чтобы дать ей возможность все спокойно прибрать, он, бывало, становился в дверях и придирчиво наблюдал за ее движениями. Николь скрепя сердце делала свое дело. Вот и теперь она закончила уборку и сдержанно спросила:

– Это все, сэр?

– Хм-м, пожалуй, да.

Николь, довольная, что может избавиться от его общества, сделала шаг вперед, но капитан продолжал стоять в дверях, закрывая проход. Она остановилась перед ним, испытывая некоторую неловкость оттого, что ей были не вполне ясны его намерения. Глаза его как-то странно блестели, и ей не понравилось их выражение. Сама стыдясь своего замешательства, она спросила:

– Могу я пройти, сэр? Или вам требуется что-то еще?

Сэйбер закрывал собою весь проход, почти касаясь головой притолоки.

– Сколько тебе лет, Ник? – неожиданно спросил он.

Николь заморгала и чуть слышно произнесла:

– Восе… Пятнадцать!

На его лице появилась нехорошая улыбка.

– Пятнадцать, говоришь? Пожалуй, для мальчика на побегушках это уже многовато, не так ли?

Николь уставилась на капитана с изумлением. Он прошел мимо нее и уселся в кресло. Налил в стакан изрядную порцию ямайского рома и, бесцельно притопывая нотой, снова вперил в нее пристальный взгляд. Николь непроизвольно поежилась. В этот момент она, как никогда, остро ощутила, что перед ней мужчина, обладающий неотразимой привлекательностью для противоположного пола. В ее памяти всплыли яркие образы, нечаянно подсмотренные во время его свиданий с дамами легкого поведения. С неожиданной агрессивностью она спросила:

– Вы говорите, я вам больше не нужен… сэр?

– Разве я так сказал? – На его лице снова появилась недобрая усмешка. – Если бы ты. Ник, слушал меня так же внимательно, как Алена, мы бы с тобой ладили гораздо лучше. Но это так, к слову. А я говорил о том, что пятнадцать лет – это уже слишком много для тех обязанностей, которые ты выполняешь. Пожалуй, я приставлю тебя к корабельному плотнику. А может быть, лучше тебе стать помощником канонира? Как ты считаешь?

Этого момента она со страхом ожидала уже давно. Немыслимо было бы и дальше играть свою роль, окажись она в тесном соприкосновении с командой. При первом же случае, когда она будет неспособна проявить мужскую силу, игре настанет конец. Стараясь не выдать своего волнения, она нерешительно произнесла:

– Как вам будет угодно, сэр! Я бы охотно стал учеником канонира.

Капитан недоверчиво усмехнулся и резко бросил:

– Так вот, и не думай об этом! Я за пять лет привык к тебе и нуждаюсь в твоих услугах.

Сердясь на себя за внезапный испуг, в который он ее поверг, Николь забыла о почтительности и смело сказала:

– Вы сами начали этот разговор. Я лишь стараюсь вам угодить, как всегда. Но вам не угодишь!

– Не зарывайся, Ник!

Его угрожающий тон заставил ее быстро взять себя в руки. Николь потупилась и тихо произнесла:

– Прошу меня извинить, сэр. Если позволите, я продолжу переписывать бумаги.

Списки трофеев давно поджидали ее на столе. Она уселась на высокий дубовый стул и принялась за работу. Трудно было сосредоточиться, чувствуя присутствие капитана. Она исподтишка покосилась на него и подумала: «Хоть бы он ушел!» Но он наблюдал за ней, и это заставило ее еще сильнее напрячься. Потянувшись за чистым листом бумаги, Николь заметила, что у нее дрожат руки.

– Расслабься, Ник. Я ведь тебя не укушу, – самодовольно бросил капитан Николь на мгновение снова забылась и обнажила зубы в широкой улыбке. Он улыбнулся в ответ.

– Знаешь, Ник, мы с тобой, несмотря на пять лет, проведенные вместе, оказывается, почти не знаем друг друга. Как ты думаешь, почему?

Стараясь говорить спокойно, она произнесла:

– По-моему, капитану не очень интересен его слуга. – И не в силах удержаться, она саркастически добавила:

– Общего у нас – только грязная посуда, мятая постель да разбросанные вещи. О чем тут говорить? Если я со всем этим управляюсь так, что вы мной довольны, то чего ж еще от меня нужно?

– Но я не доволен, – мрачно сказал капитан. – Ты мне дерзишь, явно меня недолюбливаешь и даже не пытаешься это скрывать. Ты так умолял взять тебя в море, что мне поначалу казалось, будто ты ко мне относишься с симпатией. – Голос его стал суровым. – Но ведь это не так. Верно, Ник?

– Не думаю, что мои симпатии и антипатии вас трогают, – ответила она. – Никогда прежде вы не заговаривали об этом. – Поколебавшись, она продолжала:

– Если я так недоброжелателен, как вам кажется, то вам давно надо было одернуть меня. Но, по-моему, вы преувеличиваете.

– Ты так считаешь, Ник? И тот взгляд, который ты бросил на меня минуту назад, мне приснился? Думаешь, я не замечаю, какими глазами ты глядишь мне вслед?

Господи, где же Ален, в отчаянии думала она. Хоть кто-нибудь нашелся бы, чтобы прервать этот разговор! Смиряя себя, она спокойно сказала:

– Я могу лишь извиниться, если мои манеры вы нашли недостаточно почтительными. Я сожалею, что вызвал ваше недовольство, и постараюсь впредь не раздражать вас.

Все это было сказано слишком напыщенно и неискренне. Но Николь хотела скорее закончить этот неприятный разговор.

Сэйбер скривил губы и выругался:

– Черт возьми, я не нуждаюсь в твоих извинениях. А вот ты слишком ловко уклоняешься от ответов на вопросы, дружок! – Придвинувшись ближе, он прорычал:

– Скажи-ка, Ник, почему тебе так неприятно служить мне? Я хочу получить ответ, а не увертку!

Глядя ему в лицо, Николь испытывала противоречивые чувства. Ее терзал страх перед этим человеком, источавшим сильный аромат табака и соленого ветра, приправленный к тому же крепким запахом рома. Но чувствуя на своем, лице его тяжелое дыхание, она вдруг подумала, как он отреагировал бы, если б она прильнула к нему и прижалась губами к его чувственному рту.

– Я жду ответа, Ник.

Его голос отогнал безумные мысли и вернул ее на землю. Придав себе виноватый вид, преисполненный чистосердечия, Николь сказала:

– Наверное, любой мальчик в какой-то момент начинает бунтовать против тех, кто имеет над ним власть. Если я иной раз выгляжу непочтительным, ч о, вероятно, поэтому.

Сэйбер фыркнул:

– Неглупо, Ник. Ответ, в котором нет ответа. – Он откинулся на спинку кресла и снова взялся за стакан. – Мы еще вернемся к этому разговору. Я ведь в некотором роде твой опекун. И мне кажется, что я недостаточно исполняю свой долг. Наверное, мне следует уделять тебе больше внимания… Больше, чем раньше.

Капитан осушил стакан и встал. Глядя на поникшую фигуру Николь, он улыбнулся и произнес:

– Ты будешь доволен! Я в этом уверен! – С этими словами он вышел из каюты.

Несколько секунд она глядела ему вслед. Что, черт возьми, он имел в виду? Она со вздохом повернулась к бумагам, но поняла, что не может сосредоточиться. Капитан неприятно удивил ее. Сегодня он был не похож сам на себя. Раньше он и внимания не обращал на своего слугу. В чем же причина такой перемены?

Ей также не понравился его взгляд, который будто обшаривал ее с головы до ног. Неужели он догадался? Ведь ее внешность не очень-то мужская! Николь нервно оглядела себя. Грудь, как обычно, была туго перевязана под рубахой. Если что и вызывало подозрение, так это отсутствие по-мужски крепкой мускулатуры. Нет, внешность не могла разоблачить ее. Николь была в этом уверена. Почти уверена…

А может быть, он был просто не в духе и забавлялся, придираясь к ней? Если б он что-то знал наверняка или хотя бы подозревал, он бы не оставил ее в покое. Николь с содроганием вспомнила о той участи, которая постигла несчастную проститутку. Стиснув зубы, она заставила себя взяться за перо.

Некоторое время ей удалось спокойно поработать. В каюте стояла тишина, лишь из-за борта доносился плеск морской волны, да легкий ветерок гудел в парусах.

«Ла Белле Гарче» была построена четыре года назад по специальному заказу Сэйбера. Это была невысокая четырехмачтовая шхуна, вытянутая и узкая. Она несла на своем борту более трехсот тонн смертоносного металла в виде длинноствольных орудий и ядер.

Каюта, где расположилась с бумагами Николь, служила капитану кабинетом. Роскошное убранство демонстрировало высокое положение хозяина, а тяжелый письменный стол и морские карты на стенах свидетельствовали о назначении помещения. Столик Николь размещался у стены, а посреди каюты стоял еще один длинный стол и несколько кожаных кресел.

Скрип двери заставил Николь вздрогнуть.

– Слава Богу, Ален, это ты, – выдохнула она. Ален присел на краешек стола и улыбнулся.

– Как дела. Ник? Капитан опять придирается? Николь отложила перо и серьезно спросила:

– Ален, как ты думаешь, он знает? Улыбка мгновенно улетучилась с его лица. Он озабоченно спросил:

– Почему ты так решила? Он что-нибудь сказал? Николь пожала плечами.

– Он ведет себя странно. Сегодня он завел какой-то дурацкий разговор о том, что мы с ним плохо знаем друг друга. По-моему, он проявляет ко мне излишний интерес.

Ален присвистнул и наморщил лоб.

– Мне это не нравится. Сэйбер не дурак, а у любого, кто присмотрится к тебе повнимательней, могут возникнуть подозрения. Ник, это решает дело. Когда мы прибудем в Новый Орлеан, мне придется о тебе позаботиться.

– Ах, Ален, опять ты об этом! Не может он ничего знать. Если б знал, я бы тут не сидела.

– Не будь так уверена. Капитан, как кошка, любит поиграть с мышкой, прежде чем ее сожрать. Я говорю серьезно. Ник. В порту мы вместе сойдем на берег, и я займусь устройством твоей судьбы. Я долго думал об этом. Так дальше продолжаться не может. Если ты будешь упрямиться, то не оставишь мне иного выбора, кроме как открыть все капитану.

Николь в отчаянии взглянула на него. Но Ален был непреклонен.

– Я настаиваю, Ник. В Новом Орлеане игру предстоит закончить.

Николь молчала. Странно, что он решил использовать последний аргумент. И почему именно сейчас? Но она может ему и ответить…

– А ты не боишься, что я тоже кое-что расскажу Сэйберу?

Лицо Алена словно окаменело, в глазах появился холодок.

– Ты мне угрожаешь, Ник? Не советую тебе этого делать. Можешь бежать к Сэйберу хоть сейчас, но у тебя нет никаких доказательств, а разоблачить твой маскарад проще простого. К тому же, – добавил он уже мягче, – в твоих интересах держать язык за зубами и позволить мне помочь тебе. Ты мне нравишься, Ник, и я хотел бы, чтобы ты благополучно вернулась домой.

– Ясно, – холодно бросила она. – Кажется, я просто вынуждена принять твое любезное предложение. – Слово «любезное» она произнесла, скривившись от горькой иронии.

Ален приблизился к ней и взял ее за руку.

– Ник, посмотри на вещи здраво. Если ты вдумаешься в мои слова, то поймешь, что я прав. Я давно предостерегал тебя, а теперь иного выхода просто не осталось. Пусть тебя не беспокоит, что мне предстоит оплатить твой переезд. Я это сделаю охотно. Если ты категорически против, то считай, что я даю тебе в долг. Когда все твои дела будут улажены, ты расплатишься со мной. – И извиняющимся тоном он добавил:

– Давай останемся друзьями, Николь. Мы слишком долго дружили, чтобы враз рассориться. Тем более что я забочусь лишь о твоем благополучии. Она непроизвольно улыбнулась.

– Черт тебя побери, Ален! Поступай, как знаешь. Я устала тебе возражать. Может быть, ты и прав. – Более уверенным голосом она заявила:

– В конце концов, я ничего не теряю. А с тобой я расплачусь сполна, до последнего пенни.

За их спинами раздался смешок. Николь вздрогнула, обернулась и увидела Сэйбера, который стоял в дверях, скрестив руки на груди, и не сводил с них ироничного взгляда.

– У Ника что-то с рукой? – ехидно спросил он. Ален выронил ее руку, как будто она вдруг превратилась в раскаленный металл. Он вскочил на ноги и забормотал:

– Э-э… Нику показалось, что у него палец нарывает. Я просто хотел посмотреть. Сэйбер ухмыльнулся:

– А ты еще и врач. Надо сказать корабельному доктору, что, если ему нужен помощник, то на это место есть кандидат. – Потом, отодвинувшись от двери, он холодно бросил:

– Тебя ждут на палубе, Баллард. Ты, верно, не заметил: там кое-что происходит. Вдали показался корабль. По-моему, это важнее, чем нарыв на пальце у Ника. И кроме того, – резко добавил он, – Ник – это моя забота, а не твоя!

Лицо Алена не выражало никаких чувств, но при последних словах капитана он прикусил губу. Молча он покинул каюту. Сэйбер резким движением захлопнул за ним дверь и повернулся к Николь.

– И как часто это бывает?

Стараясь не выдать своих чувств, она невинным голосом спросила:

– Что вы имеете в виду? Разве мистеру Балларду не позволено сюда заходить? Сэйбер сверкнул глазами.

– Не прикидывайся дурачком! Нам с тобой. Ник, есть о чем поговорить. И очень скоро этот разговор состоится. Искренний и задушевный!

Сильный стук в дверь прервал его. Сэйбер распахнул дверь и столкнулся с Джейком.

– Ну, что там?

– Мы нагоняем его, сэр. Это английский пакетбот. Он хорошо вооружен, но, кажется, стремится избежать стычки. Нам преследовать его?

Сэйбер ухмыльнулся и хлопнул Джейка по плечу.

– А как, по-твоему?

Потом обернулся к Николь и приказал:

– Ты останешься здесь! Чтоб я тебя на палубе не видел. Понял?

Николь кивнула. Сердце ее сжалось. Она слышала, как по палубе затопали матросы, занимавшие позицию перед боем, как канониры катили к орудиям тяжелые ядра. Пройдет несколько мгновений, и шхуна ощетинится зловещими жерлами. Сэйбер займет место на мостике, готовый отдать последнюю команду, когда суда сблизятся вплотную.

Она давно не испытывала сильного волнения, когда они атаковали испанские суда. Но если корабль был английским, в ней просыпалась буря противоречивых чувств. Потом, когда на борт доставляли пленников, она с болью в сердце возносила безмолвную молитву о судьбе своих соотечественников.

Николь постаралась отвлечься от происходящего и сосредоточиться на документах. Но грохот канонады не дал ей забыться, и она прильнула к иллюминатору.

Схватка была жестокой. Дым разрывов застилал безоблачное небо. Надрывно стонали раненые. Пакетбот пытался вывести из строя «Ла Белле Гарче», но Сэйбер ловким маневром уклонялся от залпов, а дальнобойные пушки каперской шхуны били почти без промаха. Англичане дрались отчаянно, но они были обречены. Их главная мачта рухнула, паруса были изодраны в клочья. Палуба пакетбота была завалена истекающими кровью телами. Николь с ужасом отвернулась, чтобы не видеть сцены финальной расправы. Зачем он нападает на английские корабли, в отчаянии подумала она.

О войне Соединенных Штатов с Англией она вспоминала редко. Но события вроде сегодняшнего не позволяли об этом забывать. Театр военных действий в Канаде был так далеко, что порой казалось: между собой воюют какие-то далекие чужие страны. Жестокие сражения у Великих Озер оставляли ее равнодушной. Ей казалось странным переживать о событиях, произошедших недели, а то и месяцы назад. Вести о боях в северном Огайо или у форта Стефенсон доходили до Нового Орлеана не скоро. Но сейчас, когда команда каперской шхуны торжествовала победу над поверженным пакетботом, война, объявленная мистером Медисоном, обретала черты ужасающей реальности.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Сэйбер. В руках он держал небольшой обитый медью сундучок. В его глазах светилась радость победы, черные волосы были растрепаны. Николь невольно отметила, что так он выглядел еще белее привлекательным, чем обычно. Одарив ее торжествующей улыбкой, он поставил сундучок на стол.

– Мы добыли сокровище, Ник! Всей казны Королевского флота не хватит, чтобы его выкупить.

Природная любознательность подтолкнула Николь к столу. Капитан, не желая возиться с замком, отстрелил его из пистолета. Николь с интересом заглянула в сундучок. К ее разочарованию, там оказались лишь какие-то бумаги. Она недоверчиво протянула:

– Это и есть сокровище?

Ей ответил Ален, неожиданно появившийся за спиной:

– Да. Это английские шифры.

Наступила гнетущая тишина. Николь старалась не выдать своих чувств. Интересно, а что думает об этом Ален? Ведь в этих бумагах содержится ключ к английским военным тайнам. Этот неприметный сундучок, случайно попавший к американцам, даст им огромное военное преимущество.

Сэйбер присел к столу и достал из сундучка переплетенную в кожу тетрадь. Ален невольно подался вперед, словно хотел выхватить драгоценный документ у него из рук. Сэйбер с усмешкой взглянул на него и спросил:

– Интересуешься, Баллард? Ален хладнокровно ответил:

– Да нет, не особенно. Но теперь понятно, почему англичане так дрались. Я только не пойму, почему капитан не уничтожил бумаги, чтобы они не достались врагу?

Сэйбер пожал плечами:

– Он имел глупость надеяться на благоприятный для себя исход и тянул до последнего момента. Его схватили, когда он собирался выбросить сундук за борт. – Он испытующе взглянул в глаза Алену. – Как жаль, что он не оказался расторопнее, правда?

Ален промолчал, и Сэйбер, потеряв к нему интерес, углубился в бумаги.

– Хм-м… Я тут ничего не могу разобрать. Но думаю, военные в Новом Орлеане будут довольны такой находке. – Потом, поскольку Ален не двигался с места, капитан нетерпеливо спросил:

– У тебя что, нет никаких дел на палубе?

Не говоря ни слова, Ален повернулся и вышел. Сэйбер проводил его взглядом, потом

обернулся к Николь, как будто желая услышать, что она скажет. Но, видит Бог, ей нечего было сказать. В ее душе боролись любовь к родине и верность капитану. Она знала, что неказистые тетрадки, которые он небрежно держал в руках, могли стоить жизни сотням англичан. Единственное, что она могла бы сделать, это схватить злосчастный сундучок и вышвырнуть его в ближайший иллюминатор. Лицо, наверное, выдало ее тайные мысли. Сэйбер расхохотался:

– Не стоит, Ник. И мой тебе совет: научись скрывать свои чувства!

Она смело взглянула ему в глаза и сказала:

– Боюсь, я не понимаю вас, сэр. Что вы хотите сказать?

Он молча швырнул тетрадь в сундучок и встал. Николь невольно отступила на шаг. Но он, довольно усмехаясь, придвинулся ближе. Их глаза встретились, и Николь вдруг показалось, что он хочет поцеловать ее. Она не могла ошибиться. Слишком часто она наблюдала в его глазах этот блеск, который возникал каждый раз, когда он желал женщину Совсем смутившись, она переспросила:

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, ты сам отлично знаешь, что я имею в виду, Ник – Он заставил ее оцепенеть, проведя пальцем по ее щеке. – Какая у тебя нежная кожа, Ник. Неужели ты и вправду парень?

Ужас подстегнул Николь, и она отшатнулась. Голосом, севшим от страха, она проговорила:

– Конечно, я обычный парень. Кем же мне еще быть? Зря вы, сэр, надо мной насмехаетесь.

– Насмехаюсь? Неужели?

Его ироничный взгляд поверг ее в еще более сильное замешательство. Она ожидала, что последуют новые каверзные вопросы, но капитан вдруг передернул плечами, давая понять, что ему надоела эта игра.

Потом он будто забыл о ней и обратился к трофейным документам.

– Это, по-моему, лучше запереть в сейф, – ни к кому не обращаясь, пробормотал он и направился в свои покои. Николь с тревогой наблюдала, как он прятал бумаги в свой сейф, стоявший рядом с кроватью, Это был тяжеленный железный ящик, который не под силу унести и нескольким мужчинам. А единственные ключ от него капитан хранил при себе.

Поздно вечером Николь вышла на палубу подышать воздухом и столкнулась с Аденом. Она поделилась с ним мыслью о том, что про эти бумаги лучше вообще забыть. Он внимательно посмотрел ей в глаза и спросил:

– А тебя не волнует, что американцы используют эту информацию в ущерб твоей родине, что многие английские моряки из-за этого найдут свою смерть?

Николь вдруг почувствовала стыд, словно по ее вине секретные документы попали к врагу. Она тихо сказала:

– Меня это волнует, Ален. Но ведь идет война. И наверняка англичане тоже похищают секреты американцев!

Его лицо омрачилось.

– Послушай, дурочка, – прохрипел он. – Англия сражается за свою жизнь. Или ты думаешь – ради забавы?

Николь в отчаянии прошептала:

– Нет. Но пойми: мне трудно принять чью-то сторону. Я покинула Англию ребенком пять лет назад. И с тех пор все, кого я знала, были американцами.

Ален не ответил, лишь сжал кулаки от переполнявших его чувств. Николь показалось, что он способен ударить ее. Она помедлила, но потом решилась задать вопрос, который вынашивала уже давно:

– Признайся, Ален, ты ведь не просто дезертир из Британского флота?

В сгустившейся темноте она не могла различить выражение его лица, но почувствовала, как он напрягся. Несколько секунд они молчали. Наконец он заговорил:

– Скажем так: я хочу, чтобы эта проклятая война закончилась. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы приблизить ее конец.

Николь сама не знала, довольна она или нет тем, что Ален отказался напрямую ответить на ее вопрос. Да и так ли важен ответ? Она задумчиво сказала:

– Я тоже все бы сделала, чтобы приблизить конец войны. Это ненормально, когда две страны, связанные такими тесными узами, воюют друг с другом.

Ален воскликнул:

– Так помоги мне, Ник! Эти шифры могут породить огромные потери с обеих сторон. Но если мы их похитим у Сэйбера – похитим и уничтожим, – то ни одна сторона не воспользуется ими.

– Похитим у Сэйбера? – неуверенно переспросила она.

– Да! Мы должны это сделать. Если мы ликвидируем эти бумаги, их не получат ни американцы, ни англичане. И многие жизни будут спасены. Помоги же мне!

Николь, поколебавшись, согласилась. Это не было простым решением, но, приняв его, Николь отбросила колебания. Она поможет Алену и внесет свою лепту в примирение воюющих сторон. С дрожью в голосе она сказала:

– Я помогу тебе. Что я должна сделать? Ален чувствовал, что решение далось ей с трудом. Но помощь Николь была ему необходима. К тому же он был уверен, что в решающий момент сможет на нее положиться. Он тихо скачал.

– Бесполезно что-то предпринимать прямо сейчас. Нам некуда деться с корабля, а если бумаги пропадут, у Сэйбера не будет никаких сомнений, что их похитил кто-то из команды. Надо дождаться, когда мы прибудем в порт, . Сейчас единственное, что ты можешь сделать, – наблюдать за Сэйбером и немедленно дать мне знать, если он куда-нибудь переложит бумаги из сейфа.

Вскоре они расстались. Николь отправилась в свой чуланчик, а Ален остался на палубе. Невидящим, взором он глядел за борт. Эти бумаги были ему настолько нужны, что он еле сдерживал порыв похитить их сегодня же, чего бы это ни стоило. Его останавливало лишь то соображение, что, пока бумаги находятся в руках у Сэйбера, они не имеют никакой силы. Однако вскоре они попадут в руки американских властей. Этого нельзя допустить. Ни в коем случае!

 

8

Сэйбер больше не устраивал Николь неприятных сцен, но она никак не могла отделаться от ощущения неловкости. А теперь еще и мысли об этих злосчастных бумагах постоянно напоминали ей, что столкновение с капитаном неизбежно. Находясь в капитанской каюте, она часами сидела, уставившись на тяжелый сейф Хоть бы он исчез, растворился в воздухе! Но ничего подобного не происходило. Оставалось одно – украсть документы.

Наконец шхуна достигла залива Баратария. Увидев на горизонте знакомые очертания островов Гранд Терра и Гранд Айл, Николь испытала такое чувство, какое посещает человека при возвращении домой.

Все эти пять лет остров Гранд Терра – главная база знаменитого контрабандиста Жана Лафита – служил ей вторым домом, если считать первым «Ла Белле Гарче». Именно здесь Жан Лафит выстроил огромные склады, которые поглощали товары, свозимые в залив бесчисленными каперами. Им же были построены бордели, игорные дома и питейные заведения, где ошалевшие от удачи пираты спускали полученную выручку. Лафит был королем контрабандистов и подлинным хозяином этих мест.

Контрабанда в южной Луизиане считалась вполне респектабельным делом. Немало аристократических семейств приобрели огромные богатства на этой ниве, к великому неудовольствию американских властей. Креолы не видели в контрабанде ничего предосудительного, а когда американские официальные лица пытались намекнуть на противозаконность таких сделок, реакцией на это было недоумение и негодование:

– Месье не прав! Еще мой дед занимался контрабандой. Это же не преступление, это образ жизни. Разве не так?

И это действительно было так. Многочисленные бухты близ Нового Орлеана служили идеальным пристанищем для контрабандистов. Изрезанная береговая полоса была буквально нашпигована тайными складами, которые служили перевалочными пунктами перед отправкой товаров в город.

Мелкие операции осуществлялись на каждом шагу. Но компания Лафита, базировавшаяся на Гранд Терре, была поистине цитаделью контрабанды. Под его началом состояли тысячи людей. Залив Баратария так и кишел судами, среди которых гордо выделялась непобедимая «Ла Белле Гарче».

Как всегда бывало при возвращении корабля, и на борту, и на берегу началась суета. Обычно Николь нравилось это радостное возбуждение, но на сей раз плавание было особым, богатым многими неприятностями, и она испытывала тревогу и напряжение, зная, что скоро им с Аденом предстоит навсегда покинуть корабль. Заполучив документы в свои руки, они отрежут себе дорогу назад. Никогда больше не доведется ей плавать на этой шхуне, прислуживать капитану и скрывать свою природу под обличьем паренька. Приключению наступил конец, и Николь не могла понять, какие чувства это у нее вызывает – радость или грусть.

Они с Аленом разработали нехитрый план. Предполагалось, что, как обычно, команда устремится в порт, капитан еще некоторое время останется на борту. Они решили в отсутствие свидетелей напасть на него в его каюте и принудить отдать документы. Если удастся его связать, то нетрудно будет завладеть ключом, изъять бумаги из сейфа и самим скрыться на берегу. Его обнаружат связанным нескоро. А то, что они вдвоем сойдут на берег, ни у кого не должно вызвать подозрения: Баллард частенько брал с собой юнгу Ника. Не будет ничего необычного и в том, что они направятся в Новый Орлеан. Большинство членов команды каждый раз немедленно устремлялись туда в поисках удовольствий. Лишь Алену и Николь будет известно, что их путь лежит гораздо дальше.

Уязвимым местом этого плана было то, что Сэйбер, прихватив бумаги, мог покинуть корабль раньше, чем они предполагали. Также ожидалось, что на борту никого не останется. А что, если кто-то из команды задержится и решит заглянуть к капитану? Ален должен был находиться неподалеку, а Николь – оставаться в каюте и следить, не покинет ли ее капитан до того, как команда спустится на берег. На случай неожиданностей Ален вручил ей маленький пистолет, предупредив, что использовать его надо лишь в крайнем случае: если капитан захочет уйти раньше времени. Они оба надеялись, что этого не произойдет. По крайней мере, до той поры, пока Ален не сможет присоединиться к ней.

Николь нервничала, как молоденькая лошадка перед своими первыми скачками. Миниатюрный пистолет, спрятанный под одежду, казался ей тяжеленной пушкой. Встречаясь взглядами с Сэйбером, она каждый раз замирала от неизъяснимого чувства, что он разгадал их план.

На пару слов зашел Хиггинс. В этот момент Сэйбер послал Николь исполнить какое-то очередное бестолковое поручение. Возразить она не осмелилась. Николь поспешила исполнить его приказ в надежде, что до ее возвращения он не скроется. Она примчалась назад с докладом, еле переводя дыхание. Сэйбер был уже один и, казалось, даже не расслышал ее слова. Она ею больше не интересовала.

Похоже, он не торопился уходить. И слава Богу! Она не сомневалась, что и одна могла бы его остановить: не безумец же он броситься с голыми руками на пистолет! Но вместе с Аленом она чувствовала бы себя уверенней.

– Ты чем-то встревожен. Ник? – спросил Сэйбер. Она вздрогнула и медленно подняла голову.

– Нет, сэр. Просто стараюсь сосредоточиться. Когда переписываешь важные бумаги, нельзя ошибиться.

Капитан в ответ недоверчиво фыркнул. Он, полуодетый, сидел, развалившись, в кожаном кресле. Николь вдруг поймала себя на неожиданной мысли: броситься к нему и прижаться к его мускулистой груди. В одной руке он сжимал стакан, наполненный, несмотря на ранний час, крепким ромом. По каюте плавал ароматный дым от его тонкой черной сигары. Искоса поглядывая на него, Николь не могла отделаться от ощущения, что от него прямо-таки исходит огромная жизненная сила. На какое-то мгновение в ее голове возник вопрос: а желает ли она столкновения с ним? Ведь он мог быть беспощадным врагом. В каюте царила тишина. Николь чувствовала, что он чего-то ждет от нее, и спросила:

– Вам что-то не понравилось, сэр? Капитан раздавил окурок сигары и задумчиво произнес:

– Да, не понравилось. Мне уже давно в тебе многое не нравится.

Не желая развивать эту тему, Николь прикусила язык.

– Тебе нечего ответить, Ник?

Она молча покачала головой и отвернулась. Сэйбер встал. Сердце сжалось у нее в груди, когда он небрежно бросил:

– Непривычно видеть Ника таким замкнутым. Ты что-то замышляешь?

Николь не повернулась. Она не хотела вступать в разговор, который снова грозил вылиться в бессмысленную перепалку. К счастью, она не могла видеть, каким проницательным взглядом смерил ее Сэйбер. Не услышав от нее ни слова, он пожал плечами и вышел в свои покои.

Николь догадалась, что он одевается перед тем, как покинуть корабль. Во рту у нее пересохло. С минуты на минуту должен был появиться Ален, но до той поры ей придется самой встать на пути у капитана. Она нащупала спрятанный пистолет и обернулась. Сэйбер, уже одетый, стоял на пороге, держа в руках небольшой кожаный саквояж. Что ж, сказала она себе, момент настал!

Сэйбер вскинул брови, удивленно наблюдая, как юнга встал и направился к входной двери.

– Уже уходишь. Ник? Если подождешь минутку, мы можем пойти вместе.

Казалось очевидным, что он не подозревает о ее замысле. Корабль, вероятно, уже опустел. Сэйбер поставил саквояж на стол, открыл его и проверил содержимое. Потом снова закрыл, повернулся к двери и замер в изумлении. В дверях стояла Николь с пистолетом в руке.

– Боже, – вздохнул он, – что я вижу? Николь, стараясь придать голосу суровость, скомандовала:

– Поставь саквояж на стол.

– Разумеется. Как прикажешь. Надеюсь, нервы у тебя в порядке. Ник. Мне бы не хотелось, чтобы ты нечаянно меня продырявил.

С этими словами Сэйбер спокойно выполнил приказ. Он поставил саквояж на стол, скрестил руки на груди и спросил:

– Мы что, ждем Алена? Или ты действуешь на свой страх и риск?

Николь вздрогнула. Ее поразило упоминание об Алене. Неужели их план раскрыт? Капитан казался невозмутимым. Она ожидала вспышки гнева или гримасы ужаса, но никак не безразличия.

– Не хочешь отвечать? Мудро. Вижу, Ален тебя хорошо проинструктировал. – Сэйбер вдруг перевел взгляд куда-то за ее спину и усмехнулся:

– А вот и Ален.

Николь с надеждой обернулась, и в этот миг Сэйбер нанес удар. Она попалась на самый древний и примитивный трюк! Он выбил у нее пистолет и стиснул ее словно в железных тисках.

– Отпусти! – отчаянно взвизгнула она. Николь неистово вырывалась, пока вдруг не поняла, что он глядит на нее скорее с усмешкой, нежели со злобой. Она поникла и прошептала:

– Вы все знаете…

– Конечно, знаю, шалунья, – с этими словами он впился в ее губы жадным поцелуем. Секунды показались ей часами. Наконец он ослабил объятия и иронично спросил:

– Ален тоже имел удовольствие насладиться твоими прелестями?

Она процедила сквозь зубы:

– Спросите лучше у него. Сэйбер сурово нахмурился.

– Обязательно спрошу. У меня к нему много вопросов.

В этот миг двери распахнулись, и на пороге появились двое матросов, крепко державших побитого и взъерошенного Алена.

Николь при виде Алена устремилась к нему, но Сэйбер грубо удержал ее.

– Хочешь к нему присоединиться? Думаю, ребятам это понравится.

Чудовищный смысл его слов заставил ее замереть от ужаса. Их план раскрыт, она разоблачена. Когда же Сэйбер обо всем догадался? Может быть, он все знал с самого начала? Нет, конечно же нет! Даже такой человек, как он, не стал бы намеренно брать на борт девчонку. Так когда же? Из раздумий ее вывел голос капитана:

– Отведите его в трюм и посадите на цепь. Я с ним разберусь позже.

– Нет! – воскликнула она и неожиданно для Сэйбера выскользнула из его ослабевших объятий. Но он успел схватить ее за руку. Понимая, что ей с ним не справиться, она в отчаянии прибегла к испытанному женскому приему – свободной рукой вцепилась ногтями в его лицо.

Сэйбер взревел и на миг выпустил ее, но тут же схватил за другую руку и наотмашь хлестнул по лицу. Она вскрикнула:

– Негодяй! Ты меня ударил!

– И еще ударю, если будешь так себя вести! Он повернулся к матросам.

– Вы слышали приказ. Уведите его. – И добавил многозначительно:

– Обо всем, что видели, помалкивайте.

Матросы уволокли Алена. В каюте наступила мертвая тишина. Николь стояла спиной к Сэйберу и невидящим взглядом смотрела в иллюминатор, не решаясь обернуться. Разоблачение повергло ее в такое замешательство, что она не могла собраться с мыслями и решить, что же теперь делать. А за окном плескались волны, навевая безысходную тоску. Что с ней теперь будет, Николь боялась даже представить.. Она, хоть и была еще очень молода, знала о природе мужчин гораздо больше, чем следовало бы знать девушке. Сэйбер желал ее! В минуты борьбы с ним от нее не укрылась предательская откровенность его тела. Даже теперь она не могла отделаться от ощущения, которое испытала, когда он прижал ее к себе. В тот миг она почувствовала жесткий напор его восставшей плоти.

При мысли об этом в горле у нее пересохло. Как это несправедливо, подумала она. Ей предстоит стать женщиной, так и не побыв девушкой! Это было неизбежно, и Николь лишь надеялась, что он не будет к ней излишне жесток. В отличие от большинства благородных девушек своего возраста она хорошо представляла, через что ей придется пройти. Ей вдруг вспомнились те сцены, которые она наблюдала в этой самой каюте и о которых она предпочла бы забыть. Она знала, что капитан умеет быть нежным. Но иногда он вел себя как дикий зверь. Ей оставалось только надеяться, что он не заставит ее испытать те страдания, которые был способен измыслить его прихотливый ум.

Смирившись со своей участью, Николь решилась обернуться. Сэйбер стоял у двери и рассеянно глядел на дымок от своей сигары. Его волосы растрепались во время их схватки, и теперь он был особенно похож на пирата. Их взгляды встретились, и сердце Николь учащенно забилось. Стараясь побороть волнение, она с напускным безразличием спросила:

– Что вы собираетесь с нами сделать?

С недоброй улыбкой на устах он спокойно ответил:

– Ты не правильно себя ведешь. Тебе надо было бы разыграть оскорбленную невинность и пытаться выяснить, из-за чего Ален попал в такое положение. Слишком легко ты приняла свое поражение. Я в тебе разочарован, Ник. Я думал, ты попытаешься выкрутиться.

Николь, не в силах удержаться, чтобы не ответить на его провокационный тон, выкрикнула:

– А зачем? Вы и так все знаете.

– Да, знаю. Но советую тебе впредь никогда так явно не признавать своего поражения. Тебе следовало бы попытаться убедить меня, будто ты не в курсе планов Алена. Тем самым ты даже могла бы ему помочь. Жаль, что ты не настолько умна.

Николь тяжело вздохнула и уставилась в стену. Сэйбер улыбнулся. Ну и девчонка! Она даже не знает, насколько она привлекательна. Но ничего! Теперь он больше не будет терзаться мыслью, что в двух шагах от его постели спит в своем гамаке соблазнительная длинноногая красавица, не будет просыпаться от воспоминания о ней, выходящей из моря на пустынном бермудском берегу!

Кто она такая, его не волновало. Еще меньше его интересовало, какими судьбами она оказалась на борту его корабля. Она была женщиной, желанной женщиной. Он пристально посмотрел на нее и нахмурился. А чего еще было от нее ждать, с горечью подумал он. Женщинам нельзя доверять. Этот урок был ему давно преподан. Невольно перед его мысленным взором предстало лицо Аннабель – той, к чьим ногам он принес свое сердце, той, которая обманула и предала его. Шлюха! Лживая шлюха!

Неопределенность ее положения становилась для Николь невыносимой. Она не даст себя запугать! Но, увы, она не умеет скрывать своих чувств.

Сэйбер, глядя на нее, рассмеялся:

– Ты долго так собираешься стоять? Уверяю тебя, это через пару часов надоест. Николь пожала плечами:

– А что мне еще делать?

Он приблизился к ней и приподнял пальцем ее подбородок. Потом насмешливо спросил:

– Тебе не терпится приступить к исполнению своих новых обязанностей? Если так, мы можем начать хоть сейчас. Плавание было долгим, и у меня разыгрался аппетит. Все это время я ни о ком не мог думать, кроме тебя.

– Даже о Луизе Хантли? В его глазах вспыхнул гнев.

– Она тут ни при чем! – рявкнул он. Подчиняясь какому-то странному внутреннему побуждению, Николь спросила:

– Почему? Разве она не ваша возлюбленная? Как вы думаете: ей понравится, что вы развлекаетесь с другой?

– Ты еще очень молода, правда? – усмехнулся он. Потом, словно осененный этой мыслью, спросил:

– А кстати, сколько тебе лет? Конечно, не пятнадцать, как ты меня уверяла. Заодно можешь назвать мне свое имя. Странно было бы, если б я продолжал звать тебя Ником. Хотя признаюсь, я, наверное, всегда буду воспринимать тебя как Ника.

Она сомневалась, стоит ли отвечать. Но в конце концов, эти вопросы на фоне всего случившегося казались совсем не важными. И она решилась и удовлетворила его любопытство.

– Ну хорошо, Николь. Тогда еще один вопрос. Как давно ты любовница Алена?

Этот прямой вопрос застал ее врасплох. Николь чувствовала: он не поверит, что она не была любовницей Алена и вообще никогда не была ничьей любовницей. С другой стороны, когда он овладеет ею – а это неизбежно произойдет – сам факт девственности не оставит сомнений. Она неуверенно произнесла:

– У нас с ним ничего не было.

– Деточка, ты думаешь, я этому поверю? – Он иронически хмыкнул.

Николь бесстрашно взглянула ему в глаза.

– Есть только один способ проверить, правда? Но предупреждаю: я буду сопротивляться, и удовольствия вы не получите.

– Что? Не получить удовольствия, будучи первым? – Он рассмеялся. – Какая же ты еще юная! Любой мужчина высоко ценит девственность своей подруги.

– Но я пока еще не ваша подруга! – огрызнулась она.

– Пока нет, – улыбнулся он. – Но мы еще не проверили истинность твоих слов. Мне не верится, что Ален не воспользовался такой возможностью. Впрочем, мы еще все выясним.

Желая перевести разговор на другую тему, она спросила:

– Что вы намерены сделать с Аденом? Улыбка исчезла, лицо капитана приняло обычное суровое выражение. Он холодно бросил:

– Про Алена лучше забудь.

– Забыть? Да вы с ума сошли! Я люблю его! – вскричала она.

– Любишь? – сухо осведомился он. – Минуту назад ты клялась, что не была его любовницей. Где же правда, Ник?

– Черт побери, не придирайтесь к словам. Больше я ничего не скажу. Делайте со мной что хотите. – И она с горечью добавила:

– Так или иначе, вы это сделаете.

Не обращая внимания на ее волнение, Сэйбер глядел на нее, как на забавного ребенка. Николь вспыхнула от гнева и топнула ногой.

– Будь ты проклят, Сэйбер! Отвечай: что ты хочешь сделать с Аденом? Он рассмеялся:

– Ты забываешь, в каком положении находишься. Остынь! Здесь вопросы задаю я.

Николь стиснула зубы в бессильной ярости. Как может он оставаться таким спокойным и бесчувственным! Ведь он перевернул вверх тормашками весь ее мир! Он заточил Алена! Алена, который рисковал жизнью, чтобы спасти ее.

Она метнулась к двери, но голос капитана – уже не мягкий, а суровый – остановил ее:

– На место, Ник! Никуда ты не пойдешь. По крайней мере, сейчас. А верность твоему приятелю просто неуместна. Он-то способен отвечать за себя. А вот ты – нет! Если б я не желал тебя, то велел бы приковать рядом с ним, а потом и повесить за компанию.

Николь в отчаянии вскрикнула:

– Нет! Вы не можете его повесить! Не имеете права!

– Я и не стану этого делать. Я предоставлю такую возможность властям Нового Орлеана. – В его голосе зазвучали стальные нотки. – Твой Ален – английский шпион.

– Откуда вы знаете? У вас нет никаких доказательств!

– Мне не нужны доказательства. Я и так знаю, что он – капитан Британского Королевского флота. Хочу» тебе напомнить, что Америка находится в состоянии войны с Великобританией. Даже если б он не покушался на трофейные документы, одного факта его пребывания на моем корабле достаточно для смертного приговора.

– Что вы говорите? Ален не сделал ничего дурного, находясь на борту. Вы даже не можете доказать, что он сегодня что-то замышлял.

Сэйбер глубоко вздохнул. Кажется, девчонка просто не понимает всей серьезности ситуации! А ее преданность Алену просто глупа.

– Прежде чем поступить на «Ла Белле Гарче-», Ален плавал еще на двух американских судах. По-твоему, это случайность, что оба они были захвачены англичанами, а мистеру Балларду каждый раз удавалось невероятным образом скрыться, с тем чтобы вскоре объявиться на другом американском корабле?

Его слова лишь прибавили Николь агрессивности.

– Это ничего не доказывает. И потом – что английскому капитану делать на нашей шхуне? Мы же не военный корабль. Какие у нас военные тайны?

Сэйбер про себя усмехнулся ее словам о «нашем» корабле. Но вслух сказал:

– Ален неглуп. Он хотел здесь отсидеться, попутно снабжая свое начальство сведениями о планах каперских судов.

Чтобы окончательно развеять ее недоверие, он добавил:

– У меня есть свои источники. Например… э-э… один друг на Ямайке. От него мне доподлинно известно, что в лондонском Адмиралтействе высоко ценят капитана Алена Балларда.

Хотя эта новость не была для Николь неожиданной, она побледнела. Сэйбер, несомненно, обо всем доложит властям, и Алена повесят!.. Она озабоченно взглянула на Сэйбера.

Несмотря на недавние потрясения, он казался почти безучастным. Вообще капитану было свойственно редкое самообладание. Если его устраивало пребывание Алена на борту, он мог ему это позволить, равно как и совершенно спокойно отнестись к ее маскараду. А теперь, вероятно, ему просто надоело создавшееся положение, и он решил поставить точку. Она подозревала, что его влечение к ней сыграло решающую роль. Теперь надо было постараться повернуть это в свою пользу. Она осторожно спросила:

– Если бы вам это было выгодно, могли бы вы отпустить Алена и забыть, кто он такой?

– Ты хочешь меня соблазнить? – с улыбкой спросил он.

Она медленно кивнула. Сэйбер грубо расхохотался.

– А что ты можешь мне предложить? У тебя же за душой ни гроша.

Глубоко вздохнув, она выдавила из себя:

– Мне нечего предложить, кроме себя самой. Предлагаю сделку: я добровольно и не сопротивляясь ложусь с вами в постель, делаю все, что вы потребуете, пока вам это не надоест, а вы отпускаете Алена. Даю вам слово!

 

9

Предложение Николь повергло Сэйбера в замешательство. Недоуменно пожав плечами, он спросил:

– Ты хочешь сказать, что готова стать моей любовницей, если я отпущу Балларда?

– Именно так! – В голосе Николь прозвучало даже больше уверенности, чем она на самом деле испытывала.

Сэйбер окинул ее долгим изучающим взглядом. Николь со стыдом почувствовала себя товаром, выставленным на продажу. Она нервно встряхнула головой и резко спросила:

– Ну что, договорились?

Сэйбер неторопливо приблизился к ней и, не переставая усмехаться, обнял. Николь почувствовала, что ноги ее задрожали. Но не от страха.

– Почему бы и нет? – пробормотал он и принялся ее целовать.

Николь не сопротивлялась. Мысленно она напоминала себе, что делает это ради Алена. Губы ее были напряженными и сухими. Сэйбер поднял на нее взгляд и насмешливо заметил:

– Я ожидал от тебя большего. Ник. Она быстро нашлась:

– Но я ведь даже не знаю, что от меня требуется! Он недоверчиво вскинул брови.

– Ты собираешься и дальше строить из себя девственницу? Я бы на твоем месте не стал. Я однажды видел, как вы с Аденом обнимались на морском берегу. Почему ты считаешь меня дураком. Ник?

Она мрачно ответила:

– Я говорю правду. И было бы действительно глупо лгать о том, что можно так легко проверить.

Сэйбер внимательно посмотрел на нее, потом произнес:

– Существует только один способ это проверить, не так ли?

Николь нехотя кивнула. Ее сердце было готово вырваться из груди. Но в этот миг Сэйбер вдруг отпустил ее и небрежно кивнул:

– Остановимся пока на этом. Удовольствие приятно не только получать, но и предвкушать. А нам предстоит много удовольствий.

Николь ничего не ответила. Главное, что он принял ее условия. Теперь ей предстоит их выполнить. Ради спасения Алена она пойдет на это. Правда, Сэйбер не дал ей твердого обещания, но, судя по его словам, согласился.

Сэйбер подошел к столу и взял саквояж. Перехватив ее встревоженный взгляд, он холодно заметил:

– Успокойся, Ник. Документов на борту нет с самого утра. Хиггинс, должно быть, уже доставил их по назначению.

Николь побледнела и голосом, в котором смешались недоумение и отчаяние, воскликнула:

– Но как же так? Вы же сегодня даже не подходили к сейфу!

– А ты не так умна, как тебе кажется, Ник. Проще простого было вынуть их сегодня ночью, а утром, пока ты бегала выполнять мое поручение, передать их старшему помощнику. Очень верный парень этот Хиг-1инс, – закончил он в своей обычной насмешливой манере.

Николь почувствовала себя виноватой, когда он упомянул о верности. Но ее раздражал его саркастический тон. Ни слова не говоря, она позволила вытолкнуть себя из каюты. Палуба была пуста. Лишь несколько дежурных матросов, явно тяготясь своим постом, вожделенно поглядывали в сторону берега.

Молча они спустились в шлюпку, молча доплыли до берега. Гнетущую тишину

нарушал лишь плеск прибоя да скрип снастей.

Сэйбер, кажется, не обращал на Николь внимания, и ей вдруг пришла в голову заманчивая мысль задать стрекача и укрыться в одном из окруженных пальмами домов, стоявших неподалеку.

– На твоем месте, Ник, я не стал бы даже пытаться.

У Николь подкосились ноги. Неужели он прочитал ее мысли? С притворным недоумением она спросила:

– Что вы имеете в виду? Он расхохотался.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. И перестань меня дурачить. – Уже серьезнее он добавил:

– Не забывай про беднягу Алена.

Николь сама устыдилась своих намерений. Ведь она и правда чуть не забыла о своем друге. С досадой она отбросила мысль о побеге.

Некоторое время спустя, когда они наконец добрались до цели, Николь вдруг поняла, что всю дорогу провела будто во сне, погруженная в мрачные мысли. Она стряхнула оцепенение и постаралась придать лицу выражение смирения и спокойствия, дабы скрыть сжигавшую ее тревогу.

Поместье Тибо стояло посреди старой плантации. Оно было заложено в те стародавние времена, когда Новый Орлеан еще был невзрачным поселком из деревянных домишек, лепившихся по болотистым берегам Миссисипи. Когда-то здесь стояли непроходимые леса, ныне уступившие место обширным плантациям хлопка и сахарного тростника.

Старый дом был давно снесен, а на его месте выстроен новый, более современный и изящный. Этому дому не было еще и двадцати лет, но дубам, высаженным аллеей перед парадным входом, было не меньше ста. Их раскидистые кроны почти сливались над головой, образуя зеленый коридор, по которому теперь шли Сэйбер и Николь В конце аллеи перед ними возникло здание поместья Тибо, восхитительное в лучах яркого солнца. Под окнами росли магнолии, словно изысканной рамкой обрамляя роскошную картину. А дом действительно был похож на произведение искусства. При виде его Николь на мгновение позволила себе предаться восхищению этой безупречной красотой. Непонятно было только, как тут оказался Сэйбер. Неужели у него есть столь богатые друзья, к которым он может вот так запросто явиться, когда захочет? А может быть, это его собственный дом? Но на какие средства он приобретен? Эти размышления вмиг развеяли очарование, которому едва не поддалась Николь.

Внутреннее убранство, еще более роскошное, уже не вызвало у нее восторга. Она молча стояла рядом с Сэйбером, пока он беседовал с высоким негром, чью угольную черноту подчеркивала ослепительная белизна его рубахи. Николь не прислушивалась к их разговору, все ее силы ушли на то, чтобы казаться спокойной. И когда Сэйбер слегка коснулся ее руки, она вздрогнула от неожиданности.

Он усмехнулся и небрежно произнес:

– Волнуешься, дорогая? Не надо. Поверь, я не собираюсь на тебя набрасываться, как голодный волк.

Николь его слова не успокоили. Впрочем, ей едва ли понравилось бы, если б он сказал и что-то другое. Не в силах притворяться, она бросила на него взгляд, исполненный жгучей ненависти. Сэйбер со смехом взял ее за руку и увлек к лестнице. На ступенях их встретила молодая негритянка в красно-белом тюрбане. Сэйбер приветливо поздоровался с ней, и Николь, видя, с какой радостью та приняла его теплые слова, невольно подумала: как легко он умеет очаровать всех и каждого. Но нет, уж она-то им не очарована!

Сэйбер взглянул на нее и, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Тебе, наверное, кажется странным, с какой радостью меня встречают слуги. Но представь себе: им нравится мне служить. Они, вероятно, не разделяют твоего мнения обо мне.

Николь раздраженно ответила:

– Меня не касаются ваши отношения со слугами. Единственное, что меня сейчас интересует, это ванна и постель.

– Тогда ты наверняка с удовольствием воспользуешься услугами Галены. Она будет твоей служанкой на все то время, что ты останешься здесь. Если тебе что-то понадобится, скажи ей.

– Обязательно! – кивнула Николь.

Сэйбер с улыбкой повернулся и пошел прочь. Он направился в домик смотрителя плантации – небольшое бревенчатое строение, расположившееся рядом с кухней.

В Луизиане кухня обычно находилась в отдельном домике, стоявшем на задворках. Рядом стоял дом смотрителя, а за ним выстроились в ряд маленькие деревянные домишки – жилища рабов. Чуть поодаль начиналась обширная плантация сахарного тростника. Сэйбер на какое-то мгновение подумал о той знатной семье, которой прежде все это принадлежало и которая в одночасье лишилась своих богатств за игорным столом. Но он с легкостью отбросил эти мысли и распахнул дверь в домик смотрителя.

Николь с интересом озирала изысканную спальню, в которой она оказалась. Она недоумевала, каким образом Сэйберу удалось стать хозяином всей этой роскоши. Комната поражала восхитительным убранством. Почти вся поверхность блестящего паркетного пола была покрыта мягкими коврами. У стены стояла широкая кровать под ажурным балдахином, по углам расположились изящные туалетные столики, а у камина стояли кресла, обитые узорчатой тканью. Огромное зеркало занимало почти полстены.

Николь подошла к окну и выглянула наружу. До чего же скверно все повернулось, подумала она. Еще вчера им с Аденом казалось, что задуманный план непременно осуществится… Сэйбер все разрушил! Глядя на заходящее солнце, Николь пыталась представить, как она себя будет чувствовать завтра… После того, что сегодня произойдет!

Ей вдруг захотелось, чтобы завтра уже наступило и этот ужасный вечер был позади. Но Николь не была трусихой. В конце концов, она заключила сделку. Конечно, ей очень хотелось отказаться от своего решения. Когда вошла Галена, которая принесла ей темно-зеленый шелковый пеньюар, у Николь вдруг проснулась неодолимое желание броситься к Сэйберу и взять свои слова назад. Но мысль об Алене удержала ее. Она знала, что какие бы планы Сэйбер ни вынашивал на его счет, в ее силах на них повлиять. Тем более что он вряд ли примет ее запоздалый отказ.

Стиснув зубы, как гладиатор перед выходом на арену, Николь позволила Галене вымыть и причесать себя. Она закрыла глаза и постаралась расслабиться в теплой ароматной ванне. К ее удивлению, ей это удалось. После ванны Галена сделала ей массаж, мягко втирая в ее кожу какой-то ароматный крем, и Николь почувствовала, как напряжение спадает. Облачившись в пеньюар, она призналась себе, что ее готовность к сопротивлению ослабла. Впрочем, о каком сопротивлении может идти речь! Условия сделки гласили, что она все выполнит добровольно.

Наконец появился Сэйбер, одетый в китайский шелковый халат.

Николь старалась вести себя так, словно принимать мужчину в своей спальне было для нее обычным делом. Сандерсон – негр, с которым Сэйбер беседовал по прибытии, – накрыл столик для ужина. Поданные яства украсили бы и королевский стол, однако Николь отнеслась к ним столь же равнодушно, как если б это были черствые матросские сухари. К ужину было подано бургундское, и Николь залпом осушила свой бокал, как только он был наполнен.

Сэйбер лениво развалился в кресле с сигарой и насмешливо поглядывал, как она сразу же потянулась за вторым бокалом вина. Сандерсон, подчиняясь небрежному жесту хозяина, быстро убрал остатки ужина. Оставив лишь порцию бренди для Сэйбера, он удалился.

Николь с отчаянием посмотрела ему вслед. Потом, решив, что нападение – лучшая защита, сделала глубокий вдох и решительно спросила:

– А что теперь?

Сэйбер с улыбкой раздавил недокуренную сигару и произнес:

– А теперь, моя маленькая плутовка, нам предстоит проверить правдивость твоих слов!

 

10

Эти слова обожгли Николь, как порыв ледяного ветра. В оцепенении она смотрела, как он встал и приблизился к ней. Секунду он стоял, внимательно изучая ее встревоженное лицо. Рассыпавшиеся по плечам волосы придавали ей сходство с каким-то диким лесным существом, сторонящимся человека и незнакомым с лаской. Его взгляд скользнул по ее груди, вздымавшейся под легким пеньюаром от порывистого дыхания.

Николь никогда особенно не заботило собственное тело, но никогда оно еще и не было облачено в такой соблазнительный наряд и не вызывало такого явного вожделения мужчины. Она вдруг почувствовала некую отстраненность: словно все это происходит с кем-то другим. Она не избавилась от этого ощущения, даже когда он обнял ее. Ей казалось, будто он прижимает к себе и целует другую девушку, а она, Николь, наблюдает со стороны.

Сэйбер, не чувствуя с ее стороны никакой реакции, прервал поцелуй и, прищурясь, посмотрел на нее. Кто знает, а вдруг она и правда невинна, хотя он в этом сомневался. И поскольку он сильно подозревал, что она его снова дурачит, тратить время на прелюдию ему не хотелось. Резким движением он сорвал с нее пеньюар.

Николь стояла перед ним обнаженная и неподвижная в мягком колеблющемся свете свечей. При виде ее юной красоты Сэйбер почувствовал, как у него пересохло в горле, а неудержимое желание вспыхнуло подобно огнедышащему вулкану. Он взял ее на руки и бережно отнес на кровать.

Николь лежала на надушенных простынях не шелохнувшись. Каштановые волосы разметались по подушкам, приобретя в мерцающем свете свечей огненный оттенок. Сэйбер прилег рядом и, сдерживая бушующую страсть, принялся целовать ее, но снова безответно. На его лице появилась недовольная гримаса. Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.

– Посмотри на меня, Ник, – тихо приказал он. В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение. – Когда я тебя целую, черт побери, я хотел бы чувствовать, что целую женщину, а не бесчувственное полено.

Он припал к ее губам, раздвигая их языком. Исходившая от него энергия страсти как будто наполнила ее, и неожиданно для нее самой ее тело потянулось к нему. Губы Николь помимо ее воли обрели нежную и мягкую упругость. Сэйбер почувствовал, что она сдается.

Николь вдруг показалось, что в нее вселился жадный и голодный зверь, который завладел ее телом и теперь заставлял ее вести себя так, как она никогда от себя не ожидала. Ее руки будто сами собой обхватили Сэйбера в жарком объятии. А его руки, подобно обжигающим языкам пламени, скользили по ее телу, пробуждая в ней незнакомое и пугающее желание. Николь погрузилась в море новых ощущений и была уже не в состоянии владеть своим рассудком. С каждым его прикосновением ею все сильнее овладевала тяга к неведомой и манящей вершине этих сладостных чувств. Его тело словно вбирало ее в себя, прижимаясь все теснее.

Сэйбер, весь во власти желания, не мог более сдерживать себя. Ему уже было мало касаться этого нежного тела, гладить его и ласкать. Забыв о том, что она может быть девственна, он нетерпеливо запустил пальцы в податливую мягкость ее лона.

От этого резкого жеста Николь напряглась всем телом. К ной вдруг вернулось сознание того, что он с ней собирается сделать. Она рывком высвободилась из его объятий и всхлипнула:

– Я… я не могу!

Сэйбер, кажется, не сразу понял эту внезапную перемену. Потом вдруг вспомнил, что ему, вероятно, предстоит быть у нее первым. Лицо его смягчилось, и он ласково прошептал:

– Не бойся, дорогая. Я тебя всему научу. Больно не будет, обещаю. Ах, Николь, позволь мне любить тебя, – с этими словами он привлек ее к себе и принялся ласкать с новой силой.

Николь почувствовала, как страх уходит, а незнакомое сладкое томление снова овладевает ею. Она не знала, что его ласки могут быть так приятны. Тихий стон раздался из ее груди. Он взял ее руку и, не обращая внимания на слабый протест, приложил к символу своего мужского естества. Инстинктивно чувствуя, чего он хочет от нее, Николь робкими неумелыми движениями стала массировать напрягшуюся плоть, пока его почти нечеловеческий стон не известил, что терпеть он больше не может. Нетерпеливым движением он раздвинул ее ноги и горячо зашептал:

– Впусти меня, дорогая. Дай мне войти и затеряться в тебе.

Николь почти не слышала его, неспособная ни о чем думать. Она инстинктивно подняла ноги и почувствовала, как он вторгся в нее. Он изо всех сил старался сдержаться и действовал нерезко. Лишь на короткий миг она ощутила боль, а потом прильнула к нему, стараясь еще теснее охватить его и слиться с его напряженным телом. Он нежно поцеловал ее и прошептал чуть слышно:

– А ты и правда девочка… – Но потом голос его утратил нежность, и он почти прорычал:

– Я больше не могу, я так хочу тебя…

Забыв о ее неопытности, он впился в нее с неистовой силой. Николь не ожидала такого напора и вскрикнула от боли. Услышав ее, Сэйбер попытался унять свою страсть, но ее тело конвульсивно подстегивало его, даря ощущения, каких он еще не знал ни с одной женщиной. Ему вдруг захотелось, чтобы она отныне принадлежала ему навек. А Николь, не чувствуя ничего, кроме его мощного тела, слившегося с ней, судорожно обхватила его руками, как будто не хотела отпускать. Еще несколько рывков – и финальное извержение затмило свет в их глазах. Николь откинулась в изнеможении и с трудом перевела дух. Она недоумевала, как непроизвольно все случилось и какой уступчивой она оказалась. Только теперь ей вдруг пришла в голову мысль об Алене. Ведь это ради него она отдалась Сэйберу, ради него пожертвовала собой! Но было ли это жертвой?..

Неожиданно ее охватила грусть. Сэйбер вел себя достаточно деликатно, – этого она не могла отрицать. Но все же Николь не могла отделаться от чувства, что совершила поступок, которого теперь всегда будет стыдиться. Да, она это сделала ради Алена. Ему она была обязана жизнью, и ее малая жертва едва ли искупала этот огромный долг. Но только ли ради Алена она решилась отдаться Сэйберу? Она не могла ответить себе на этот вопрос, опасаясь в душе, что ответ может оказаться не таким простым. Тяжело вздохнув, она привстала на постели.

– Ты куда? – спросил он.

– Я… не знаю. Вы получили все, что хотели. Больше с меня нечего взять.

Сэйбер ухмыльнулся.

– О нет. Я хочу тебя еще и еще.

Она взглянула на него, потом стыдливо отвела глаза, стараясь не глядеть на бесспорное доказательство его слов. В этот момент Николь приняла решение. Если б Ален узнал об этой сделке, он бы возненавидел ее. И нет смысла это продолжать. Она уже отдала этому мужчине свою невинность. Больше она не даст ничего.

Не догадываясь о ее мыслях, Сэйбер ласково пощекотал ей затылок.

– Иди сюда, Ник, – позвал он.

– Нет, никогда! – вскричала она вдруг. – Я была дурой, что пошла на это. Я не могу быть вашей любовницей. Даже ради Алена. Я не могу заставить себя стать одной из ваших девок!

Лицо Сэйбера Стало суровым. Он почувствовал тревогу при ее словах о том, что все может вдруг закончиться.

– Забудь об этой сделке! – прикрикнул он. – Я не собираюсь отпускать Алена Балларда, и, что бы ты ни делала, я не изменю своего решения. – Увидев, как она изменилась в лице, он расхохотался. – Я ведь даже не говорил, что отпущу его, не так ли?

– Н-но вы… вы… – Николь не находила слов, отчаянно стараясь, припомнить, что именно он ей сказал.

– Я сказал: «Почему бы и нет?» Тебе следовало бы получить более твердое обещание, прежде чем уверовать, что я согласен.

Видя ее растерянность, он немного смягчился и добавил:

– В настоящий момент он не в руках американцев. Можно сказать, что я держу слово. Но я его не отпущу. По крайней мере, сейчас. Когда я увижу, что он не сможет принести вреда, я вновь подумаю об этом.

– Но вы же обещали! – воскликнула Николь, не веря своим ушам.

– Ты тоже кое-что обещала! – парировал он. – Ты обещала быть моей так долго, как я того захочу. А теперь решила пойти на попятную?

– Это разные вещи! – возразила она. Сэйбер фыркнул.

– У тебя – свой план, но я предпочитаю любое дело держать в своих руках. Твой Ален пока жив и находится вовсе не в военной тюрьме Нового Орлеана.

– Вы коварное чудовище! Вы меня обманули! – выкрикнула Николь со злостью. – Вы знали: я надеялась, что вы его завтра отпустите!

– А ты немедленно побежишь к своему дружку, чтобы вместе посмеяться над растяпой-капитаном? – недобро усмехнулся он.

Николь сильно обидело, что он посчитал ее способной на низкое злорадство. Она постаралась взять себя в руки и тихо произнесла:

– Давайте забудем про Алена и про наш уговор. Просто считайте, что я передумала. Я не хочу быть вашей любовницей, Сэйбер… И Ален тут ни при чем.

– Ты собираешься взять назад свое обещание? Но ты ведь дала слово, помнишь? – холодно спросил он.

– И вы тоже. Вам же было ясно, что я надеялась на освобождение Алена. Вы свое слово не держите.

– Не правда! – ответил он с ледяной улыбкой. – Слова я тебе не давал. А вот ты мне давала. Я, знаешь , ли, очень не люблю тех, кто не платит своих долгов. Если тебе угодно, забудем о нашей сделке. Забудем, и я стану обращаться с тобой так, как если б просто разоблачил твой маскарад.

Когда он произнес эти слова, в его мозгу вдруг уже в который раз возникла горькая мысль, что все женщины одинаковы. Все они лгуньи и притворщицы. И эта тоже ничуть не лучше той, из-за которой он имел несчастье очутиться в Британском военном флоте. Шлюхи, все они гнусные шлюхи!

Николь уловила в его глазах злой блеск. Она вскочила и бросилась за столик, за которым они ужинали. Со страхом глядела она, как он медленно встал с кровати и двинулся к ней. Она видела, что им овладело какое-то странное чувство, которому едва ли она одна была причиной. Его глаза светились ледяным блеском, губы были крепко сжаты. Он неумолимо приближался.

Словно играя в какую-то странную игру, они стали кружить вокруг столика. Николь в отчаянии озиралась, пытаясь найти средство спасения. Ее взгляд упал на хрустальный графин, из которого он недавно наливал себе бренди. Недолго думая, она схватила его за горлышко и резким движением стукнула о край стола. Брызнули осколки. В ее руках оказалось грозное оружие, поблескивавшее бесформенным, «но смертельно опасным лезвием.

Сэйбер усмехнулся:

– Ты думаешь, это меня остановит? Николь бесшумно кивнула, глядя ему прямо в глаза.

– Напрасно ты так считаешь, – сказал он. – Ты будешь моей, и ничто не остановит меня!

С этими словами он опрокинул столик как последнюю преграду. Теперь меж их обнаженными телами не было ничего. Только холодный блеск хрустального осколка. Сжимая свое оружие, Николь попятилась. Сердце бешено стучало у нее в груди. Она, наверное, сошла с ума: предложить ему эту безумную сделку и в конце концов поставить себя в такое ужасное положение. Николь не сводила глаз со своего противника и потому не заметила, как наткнулась на стоявшее за спиной кресло. Всего на какое-то мгновение она потеряла равновесие, но этим мгновением воспользовался Сэйбер. Он метнулся к Николь, схватил ее за запястье и резким движением завел ей руку за спину. Не в силах пошевелиться, Николь могла лишь подчиняться его властным движениям. Он подтолкнул ее к кровати и, еще сильнее заломив руку, заставил ее низко нагнуться и уткнуться лицом в подушки. Превозмогая мучительную боль в плече, Николь стиснула зубы, но в этот миг он всем телом навалился на нее, и она не смогла сдержаться. Неожиданно иная боль пронзила ее, и Николь поняла, что он опять овладел ею, только по-новому. Из груди ее вырвался отчаянный крик, по лицу покатились слезы от бессильной ярости и унижения. Такого она даже не могла вообразить. Каждое его движение отдавалось во всем ее теле мучительной, но сладостной болью. Наконец он удовлетворенно вздохнул и отпустил ее. Николь рухнула на постель и зарылась лицом в подушки. Теперь боль сдавленно пульсировала, не позволяя пошевелиться. Словно в забытьи она расслышала, как Сэйбер примирительно сказал:

– Прости, Ник, ты такого не заслужила. Мне надо было держать себя в руках. Но, Ник… ты сама вывела меня из себя.

Его мягкий спокойный тон не только не вернул ей душевного равновесия, но, наоборот, вызвал новую вспышку безумной ярости. Николь метнулась к валявшемуся на полу осколку графина, схватила его и, прежде чем Сэйбер успел уклониться, полоснула его поперек живота, стараясь отсечь ту ненавистную часть его тела, которая лишила ее невинности. Он все же увернулся, и ей удалось лишь слегка рассечь ему кожу в низу живота. Рана оказалась неглубокой, но кровоточила сильно. Сэйбер отшатнулся, но Николь снова бросилась на него, стремясь довести до конца свое намерение. Теперь они снова кружили по комнате, но уже поменявшись ролями: она была охотником, он – жертвой.

Но Сэйбер был достаточно хладнокровен. Он подпускал ее поближе, потом стремительно уворачивался от ее грозного оружия. Шаг за шагом он увлекал ее в том направлении, которое выбрал.

Взбешенная его увертками, она забыла об осторожности. Улучив момент, он метнулся к своему шелковому халату и взмахнул им, как матадор плащом. Хрустальный осколок, спеленутый мягкой тканью, вмиг из оружия превратился в бесполезную стекляшку. Сэйбер крепко схватил Николь за руку и приказал:

– Брось, Ник!

Но она отчаянно вырывалась. Тогда он сжал ее запястье еще сильнее.

– Нет! – взвизгнула она, стараясь освободиться от его железного объятия. – Не брошу!

Николь показалось, что он сейчас сломает ей руку. И действительно, раздался неприятный хруст. Николь разжала онемевшие пальцы. Ноги у нее подкосились.

Сэйбер не удержался и облегченно вздохнул. Потом почти нежно приподнял поверженную Николь и положил ее на кровать. Рука у нее нестерпимо болела, и Николь чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Усилием воли она заставила себя не расплакаться. Она безмолвно лежала на боку, охваченная безграничным отчаянием.

Сэйбор стоял и смотрел на нее. В его душе боролись противоречивые чувства. Он неожиданно осознал, что снова желает ее! К этому примешивалась капелька жалости и раскаяние за то, как некрасиво он с ней обошелся. Кроме того, он чувствовал необъяснимое удовлетворение от того, что действительно оказался у нее первым мужчиной. Стараясь не выдать своих чувств, он отвернулся.

В комнате после их схватки царил полный разгром. Сэйбер позвонил в колокольчик, вызывая слугу. Потом подошел к кровати, набросил халат и прикрыл одеялом Николь. Когда появился Сандерсон, Сэйбер лаконично попросил навести в спальне порядок. На лице Сандерсона не отразилось никаких чувств. Спокойно и споро он принялся за дело. Вскоре порядок был восстановлен. Сандерсон по просьбе Сэйбера принес новую порцию бренди и удалился. Сэйбер тут же наполнил бокал, осушил его и зажег сигару. Потом молча взглянул на неподвижно лежавшую Николь.

А она чувствовала себя совершенно разбитой. В этот миг ей захотелось умереть. Но нет, вдруг подумала она, пусть умрет Сэйбер! Превозмогая боль, она перевернулась на другой бок. Опыт подсказывал, что противника лучше не упускать из поля зрения.

Сэйбер ответил ей пристальным взглядом, в котором сквозило невольное удивление. Чувства девушки можно было так легко прочитать на ее лице, что он недоумевал, отчего она не пытается их скрыть. Сейчас она напоминала ему попавшую в капкан лисицу, которую он видел однажды. Та была исполнена ужаса, но все же готова драться насмерть. Тронутый ее затравленным видом, он примирительно произнес:

– Я больше не сделаю тебе больно. – Потом, как будто спохватившись, жестко добавил:

– Если ты сама меня не вынудишь.

Николь скривила губы в презрительной гримасе. Ее глаза горели ненавистью.

Не обращая внимания на столь явную враждебность, Сэйбер небрежно откинул одеяло и ласково погладил ее. Усилием воли Николь заставила себя не шелохнуться. Сэйбер аккуратно взял ее руку, но даже от этого легкого прикосновения Николь поморщилась. Сэйбер покачал головой:

– Извини, девочка. Нарочно я бы не стал тебя калечить, но очень уж мне не хотелось остаток жизни пищать девчачьим голоском.

В любой другой ситуации Николь рассмеялась бы его словам, но сейчас ей было не до веселья. Вопреки всему случившемуся, ее тянуло к нему.

Сэйбер знал, что рука у нее едва ли сломана. Он отдавал себе отчет, какую силу он приложил, усмиряя ее. Через пару дней рука совсем пройдет. А сейчас для снятия боли он решил дать ей лауданум. Он накапал в бокал, потом доверху долил бренди и протянул ей.

– Теперь вы решили меня споить? – невесело усмехнулась она.

Он ответил с обезоруживающей улыбкой:

– Именно так, моя маленькая плутовка. Но для твоей желюльзы. Будь умницей и выпей до дна.

Николь, поморщившись, залпом проглотила содержимое бокала. Потом снова откинулась на подушки и взглянула на Сэйбера: что он теперь предпримет? Владевшее ею отчаяние стало вдруг отступать. Боль в запястье постепенно утихала, по жилам разлилось сладкое тепло от выпитого бренди. В конце концов, худшее позади! Николь неожиданно поняла, что будущее уже не кажется ей таким мрачным, как минуту назад. Единственное, чего ей теперь хотелось, это чтоб он оставил ее в покое. Ведь он уже получил, что хотел! Но Сэйбер, кажется, так не считал. Он снова прилег рядом с нею. Лауданум притупил ее реакцию, но тем не менее она стиснула кулаки и приготовилась защищаться. Сэйбер рассмеялся и схватил ее за руки, стараясь, однако, не причинить боли поврежденному запястью. Он крепко прижал ее к кровати, и Николь из последних сил вскричала:

– Неужели еще раз? Не можете же вы быть таким зверем!

Его лицо расплылось в улыбке. Он навалился на нее всем телом и прошептал:

– Тебе еще предстоит узнать, каким я могу быть!

 

11

Сэйбер по привычке проснулся с первыми лучами солнца. Лежа рядом со спящей Николь, он наслаждался ее упоительной близостью.

Улыбка коснулась его губ. Однако к его радости примешивалась легкая досада. Эта Николь – настоящий маленький вулкан, с нежностью подумал он. Если ее сейчас разбудить, то все очарование момента вмиг рассеется: она снова будет глядеть на него с ненавистью и осыпать проклятьями.

Жаль, подумал Сэйбер. Если б только она могла воспринять все случившееся как нечто естественное! Ведь рано или поздно это должно было произойти, и если не с ним, то с кем-то другим.

К своим подругам он всегда относился неплохо, и Николь не могла об этом не знать. Ему вдруг вспомнилось, как она была поражена, когда в подарок одной своей любовнице он высыпал целую горсть драгоценностей. Она могла не сомневаться, что заслужит что-то подобное, а может быть, и больше того, учитывая ее девственность. Почему бы ей не повести себя здраво? Она оказывает услугу, за которую он готов щедро заплатить. Что может быть проще?

Близость ее соблазнительного тела пробудила в нем новое желание. Легким движением он пощекотал ей ухо. Но даже во сне Николь отвергала его: она недовольно поморщилась и отодвинулась.

Сэйбер не стал настаивать. Его остановило по-детски беззащитное выражение ее лица. Он смирил свой пыл и не стал ее будить.

Час спустя Сэйбер уже был в пути. Он направлялся на остров Гранд Терра. Там ему предстояло уладить ряд дел, и не в последнюю очередь – решить участь Алена. Он собирался обсудить это дело с Лафитом.

Вместе они найдут способ с наибольшей выгодой распорядиться судьбой его бывшего помощника. Может быть, потребуют выкуп с англичан. Или выдадут американским властям – тоже, конечно, не безвозмездно. Николь это придется не по душе. Ну и черт с ней!

Вскоре он высадился на берег острова. За редкой полосой деревьев, вытянувшейся вдоль пляжа, во множестве расположились неказистые домики, в которых обитали пираты и контрабандисты, многие – со своими семьями. В центре острова размещались игорные и публичные дома, кабаки и прочие заведения, столь милые сердцу изголодавшихся по развлечениям джентльменов удачи. В южной части острова стояли бараки рабов. И среди всей этой неприглядной колонии, как лилия среди болота, возвышался каменный особняк Лафита.

Дом был помпезно обставлен: полы покрыты роскошными коврами, на стенах развешаны картины известных мастеров и огромные зеркала, под потолком мерцали хрустальные люстры. Деловые люди, владельцы магазинов и лавок, плантаторы и торговцы рабами – все они считали за честь быть принятыми в этом доме. Да это было и не бесполезно. Едва ли в нижней Луизиане нашелся бы коммерсант, которому не требовалось бы прибегнуть к посредничеству Жана Лафита. С его складов поступали на континент высококачественные товары – шелка, вина, коньяки, специи, табак – всего не перечесть.

С тех пор как приток новых рабов из-за моря был несколько лет назад официально запрещен, остров Гранд Терра оставался единственным местом, где любой плантатор мог за приемлемую цену пополнить число своих невольников. Одно это делало положение Лафита довольно щекотливым. К тому же он не чурался разного рода темных сделок и спекуляций. Губернатор Нового Орлеана Клайборн в бессильном гневе кусал себе локти, будучи не в силах пресечь этого разгула беззакония.

Клайборн даже решился назначить награду в пятьсот долларов тому, кто приведет к нему отпетого пирата Жана Лафита. Лафит только посмеялся и во всеуслышание объявил, что он, со своей стороны, обещает пятьдесят тысяч тому, кто доставит на остров губернатора Клайборна.

Сэйберу невольно пришел на память этот забавный эпизод, когда слуга с поклоном распахнул перед ним дверь кабинета Жана Лафита.

– Друг мой, как я рад тебя видеть! Я давно поджидаю тебя. С того самого часа, как «Ла Белле Гарче» бросила якорь в гавани! Что заставило тебя так задержаться?

Сэйбер лукаво усмехнулся и, прикуривая предложенную ему роскошную сигару, произнес:

– У меня было одно небольшое дело. Лафит понимающе закивал:

– Да, да. Когда мальчишка-слуга оказывается вовсе не мальчишкой, капитану сразу находится дело.

– Проклятие, – недовольно буркнул Сэйбер. Но потом пожал плечами и уселся в одно из массивных, обитых бархатом кресел.

Лафит, не переставая улыбаться, вернулся за свой стол. Судя по всему, Сэйбер оторвал его от дел, но это вовсе не огорчило его, поскольку капитан всегда был желанным гостем.

Оба они были рослыми, но Сэйбер, пожалуй, немного повыше. Лафит, на несколько лет старше капитана, был мужчина очень приятной наружности, с правильными чертами лица и живыми черными глазами. Во всем его облике неуловимо проскальзывало что-то явно напоминавшее о его французском происхождении. К тому же он отличался столь изысканными манерами, что в нем просто невозможно было заподозрить контрабандиста.

Прошлое Лафита окутывала тайна. Известно было лишь то, что несколько лет назад он вместе со своим братом Пьером обосновался в Новом Орлеане и завел небольшую лавочку. Братья успешно промышляли контрабандой и вскоре из скромного домика на окраине перебрались в особняк на Бурбон-стрит. В порту у них появился свой склад. Но аппетиты Лафитов оставались неудовлетворенными. Случайные сделки с пиратами, сбывавшими добычу, не приносили стабильного дохода. И тогда Жан с братом перебрался на остров Гранд Терра и сумел осуществить почти невозможное – он свел воедино разрозненные пиратские шайки, объединил их с вольными каперами и таким образом создал самую грандиозную империю в истории контрабанды. Люди вроде Доминика (о ком поговаривали, что он родственник Лафита), известных пиратов Гамби и Чигизола, по прозванию Нац и Купе, опытного моряка и канонира Ренато Белучи, которого Лафит звал дядюшкой, – все они безоговорочно признали его главой, своим боссом. Среди его наиболее доверенных лиц был и капитан Сэйбер.

Несколько минут Сэйбер с Лафитом болтали о пустяках. Но вскоре Сэйбер перевел разговор на тему, которая его более всего волновала. Он заговорил об Алене Балларде.

Лафит живо заинтересовался.

– Ну и как ты намерен с ним поступить? Ведь он – твой пленник. Если от него не удастся получить никакой ценной информации, то меня не волнует его судьба. Можно сдать его американцам, и тем самым добиться их расположения, которого нам, честно говоря, не хватает. А можно запросить выкуп с англичан. И то и другое неплохо. В любом случае выигрыш нам обеспечен, не так ли?

– Мне бы хотелось пока подержать его под замком, – медленно проговорил Сэйбер. – Возможно, я сумею добиться от него кое-каких сведений. Отдать его тем или этим мы всегда успеем… Но не исключено, что он и мне может пригодиться. Ты не станешь возражать, если я с корабля перевезу его в твой каземат на берегу?

Лафит с готовностью согласился и тут же послал слугу на борт «Ла Белле Гарче» с запиской, содержавшей распоряжение о перевозке Алена. Когда слуга удалился, Сэйбер небрежно спросил:

– Ты желаешь присутствовать, когда я буду его допрашивать?

Лафит ответил с саркастической ухмылкой:

– Не желаю, не беспокойся. Меня не обманешь, друг мой. Тебе этот человек зачем-то

очень нужен. И исходя из каких-то своих соображений ты хочешь упрятать его в надежное местечко вроде моего каземата. Если б это было не так, то ты бы о нем и словом не обмолвился в разговоре со мной!

Сэйбер усмехнулся, хотя не мог не признать, что Лафит верно схватил ситуацию. Помолчав, он сказал:

– Боюсь, кое-кому из команды мои действия придутся не по душе. Баллард пользовался большой популярностью у матросов.

– Разумеется! А каким еще быть хорошему шпиону? – ответил Лафит. – Кстати, о шпионах. Когда ты последний раз отправился в плавание, до меня дошли слухи, будто кое-кто на острове проявляет к твоей персоне повышенный интерес, задает всякие вопросы…

Сэйбер в изумлении воскликнул:

– Черт побери, какие еще вопросы?

– Ну, скажем: каково подлинное имя капитана Сэйбера? Когда он объявился в этих краях? И вообще – откуда он взялся?

Сэйбер встревоженно поглядел на Лафита.

– Кому понадобилось это знать?

– А вот это мне не известно. Слухи разносятся по острову, как лесной пожар, и, когда пламя вовсю полыхает, уже не найдешь, кто уронил искру. Возможно, все это вздор, но я счел своим долгом предупредить тебя. Не исключено, что у тебя появились недруги. Может, обманутый муж? Или кто-то, кто выигрывает, если с тобой случится неприятность. Как знать…

Сэйбер вспомнил о Роберте Саксоне, но тут же отбросил эту мысль. Роберт силен и коварен, но даже у него не настолько длинные руки, чтобы дотянуться сюда из Англии. Впрочем, рассказанная Лафитом новость не сильно обеспокоила капитана. Он встряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и переменил тему разговора. Выглянув в окно, за которым виднелась кишащая судами гавань, он спросил:

– Сколько ты можешь мне заплатить за «Ла Белле Гарче»?

– Помилуй Бог! – воскликнул Лафит. – Я, должно быть, ослышался. Не хочешь ли ты сказать, что продаешь свою шхуну?

– Именно это я хочу сказать. Я решил взяться за ум.

Если б Сэйбер объявил о своем уходе в монастырь, Лафит едва ли был бы более удивлен. Он нараспев повторил:

– Взяться за ум? Да ты, кажется, наоборот, совсем лишился рассудка. В чем дело?

Сэйбер задумчиво произнес в ответ:

– Наше сотрудничество было успешным. Я на нем много выиграл и никогда об этом не пожалею. Но я уже не тот отчаянный юнец, каким был раньше. Мне надоело быть пиратом, даже под благозвучным названием капера. «Ла Белле Гарче» мне больше не нужна. Я скопил достаточно, и мне больше нет нужды пиратствовать!

Слегка оправившись от неожиданности. Лафит укоризненно покачал головой:

– Так ты решил бросить старых друзей и стать добропорядочным джентльменом? Сэйбер рассмеялся.

– Я не отрекаюсь от друзей. Да и образцовый обыватель из меня вряд ли получится.

Лафит позволил себе сдержанно улыбнуться.

– Да, пожалуй. – Потом серьезно добавил:

– Ты уверен, что не делаешь ошибки? А если ты через пару месяцев передумаешь?

Лицо Сэйбера тоже стало серьезным.

– Да, я принял окончательное решение. И хочу дать тебе совет. Если, конечно, ты согласишься его принять. Лафит вскинул брови.

– Яйца будут учить курицу? Сэйбер деликатно усмехнулся, потом деловито произнес:

– На твоем месте я последовал бы хорошему примеру, свернул все дела и навсегда распростился бы с островом Гранд Терра.

Лафит недовольно фыркнул. Сэйбер был готов к такой реакции и спокойно продолжал:

– Послушай меня, Жан. Золотые денечки на исходе. И ты согласишься со мной, если пораскинешь мозгами и правильно истолкуешь все приметы. Американцам ты как кость в горле, и они недолго станут тебя здесь терпеть. Хуже того, они подзуживают против тебя креолов. Рано или поздно дело дойдет до решительных шагов. Это лишь вопрос времени. Помнишь последнее восстание рабов? Оно тебя, кажется, ничему не научило.

Лафит нехотя кивнул. В словах Сэйбера была изрядная доля истины. Восстание, о котором шла речь, унесло немало жизней. Озлобленные рабы пролили реки крови, прежде чем захлебнулись в своей. Как стало известно, зачинщиками бунта выступили негры, которых Лафит контрабандой доставил из Африки. Это вызвало гнев и тревогу всего белого населения. Но Лафит оставался невозмутим. Подумаешь – бунт! Не первый и не последний! Недовольным тоном Лафит бросил:

– Значит, ты решил, как крыса, сбежать с тонущего корабля, мой друг?

Сэйбер поджал губы. Пальцы, охватившие бокал, побелели.

– Нет. Если б так, то я бы выждал еще с полгода. Течь пока едва заметна. – И почти умоляюще добавил:

– Одумайся, Жан. Лучше выходи из дела сейчас. Иначе ты рискуешь потерять все.

– Ах, оставь! Ты меня огорчаешь! Человеку с такими настроениями, пожалуй, и правда лучше покинуть наши ряды. Мне не нужны люди, которые в меня не верят.

Сэйбер встал и молча поклонился. Он повернулся к двери, но тут Лафит произнес:

– Постой!

Сэйбер оглянулся. Лицо его хранило выражение вежливого внимания. Лафит поднялся из-за своего стола и заговорил:

– Прости меня! Мы ведь друзья, не так ли? А как друзья мы должны говорить без обиняков. Признаюсь, ты меня огорчил. Но я хотел бы, чтобы мы и расстались друзьями.

Улыбка коснулась губ капитана, глаза иронично сверкнули.

– Это ты был рассержен, не я. Мне просто показалось, что следует переждать, пока ты не перестанешь… э-э… дуться, прежде чем мы снова сможем спокойно разговаривать.

– Дуться?! – Лафит был явно недоволен, что таким словом назвали его поведение. Но он не мог не признать правоту Сэйбера, поэтому он улыбнулся и протянул капитану руку. В момент крепкого рукопожатия он сказал:

– Я дам хорошую цену за твой корабль. Как скоро ты желаешь уладить это дело? Сэйбер пожал плечами.

– Особой спешки нет. Но поскольку я принял окончательное решение, мне хотелось бы завершить сделку как можно быстрее. Скажем, в течение недели. Первое декабря тебя устроит? А я к тому времени, наверное, решу, как поступить с Аденом.

– Отлично. Мне жаль тебя терять как капитана, но надеюсь, что ты теперь станешь моим постоянным торговым партнером. Ты ведь, разумеется, отобедаешь сегодня со мной?

Сэйбер со смехом кивнул.

– Ты никогда не забываешь о делах!

– Конечно, мой друг. О чем же мне еще думать?

Выйдя из дома Лафита, Сэйбер зябко поежился от порыва холодного ветра, налетевшего с моря. Не спеша он направился к мрачному каменному каземату, служившему на острове тюрьмой. Трудно было поверить, что сейчас заканчивается целый этап его жизни. Но теперь настало время перевернуть страницу и приняться за новую.

Войдя в каземат, он с удовлетворением отметил, что Ален был уже доставлен и заключен в одну из камер. Местная тюрьма не отличалась размахом. Она состояла из небольшого караульного помещения и четырех маленьких камер. Впрочем, на острове и это было излишеством. Большинство деяний, которые даже пираты расценивали как преступления, влекли за собой скорый и жестокий самосуд. Так что тюрьма служила скорее символом власти Лафита. Это, однако, не означало, будто она была ненадежной; здание каземата отличалось чрезвычайной прочностью.

Сэйбер брезгливо поморщился, вдохнув затхлый тюремный воздух. Наверное, и Ален был не в восторге от своего нынешнего положения. По крайней мере, когда Сэйбер увидел его, вид у Алена был озлобленный и недовольный. Одежда на нем была разорвана, на лице запеклась кровь. При виде его ссадин Сэйбер спросил:

– Ты что, пытался сбежать, когда тебя сюда везли? А ведь ты всегда казался мне неглупым малым… Ален гневно вскинул голову, глаза его сверкнули.

– Мерзавец! Что ты сделал с Ником?

– Ты имеешь в виду Николь? У Алена перехватило дыхание.

– Она тебе призналась? – недоверчиво спросил он.

– Ну, скажем… мне самому удалось это выяснить. Она, как и ты, была не очень расположена к общению.

Ален не сводил с него глаз. Положение, в которое он сам попал, он воспринимал как нечто естественное. В конце концов, он заранее знал, чем рискует. Но Николь – другое дело. Он мрачно спросил:

– Где она?

Сэйбер пренебрежительно поморщился.

– Ее судьба – это моя забота.

– Сэйбер, выслушай меня! – горячо заговорил Ален. И тут он выложил всю историю Николь, рассказав много больше того, в чем она призналась сама. Ведь она открыла лишь свое имя и подлинный возраст. А Ален, который был настолько обеспокоен ее судьбой, что отбросил всякие иные соображения, выложил Сэйберу все: ее полное имя, происхождение, все! Лишь когда он умолк, поскольку сказать было больше нечего, его вдруг поразила холодная усмешка, с какой капитан молча выслушал его слова. Если б Ален мог прочесть мысли капитана, то он, наверное, предпочел бы проглотить свой язык.

Фамилия Эшфорд была Сэйберу хорошо знакома. Вот уже много лет он поминал ее проклятьями. Она навек запечатлелась в его мозгу, неразрывно связанная с воспоминаниями о предательстве, лжи и бесчестье. Сэйбер подумал о том, как невероятно может сложиться судьба: именно в его руки попала осиротевшая Николь Эшфорд!

– Ты что, не понимаешь? – прервал его мысли Ален. – Николь Эшфорд из благородной семьи. Она должна вернуться домой, прежде чем попадет в какую-нибудь скверную переделку.

Не скрывая сарказма, Сэйбер спросил:

– Что же ты раньше молчал? Теперь уже поздно. Ален прикусил губу, не желая признаваться, что у него имелись свои соображения, и не очень-то альтруистичные. Сэйбер молча смотрел на него, но Алену больше нечего было сказать. Он только спросил:

– Что ты намерен делать? Сэйбер небрежно ответил:

– Делать? Я ничего не собираюсь делать. Меня и так все устраивает. Впрочем, мне еще предстоит обсудить с нею кое-какие факты, которые она скрыла и которые ты, ее лучший друг, так любезно мне сообщил.

– Сэйбер, неужели ты ничего не понял? Неужели ты собираешься погубить юную невинную девушку?

Сэйбер смерил Алена взглядом, в котором смешались сожаление и насмешка.

– Невинную девушку? Считай, что уже погубил. Ален стиснул зубы в бессильном гневе. Сэйбер высокомерно рассмеялся и повернулся прочь. В дверях он обернулся и бросил:

– Не беспокойся о ее судьбе. Я беру Николь под свое покровительство. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.

– Сэйбер, послушай! – выкрикнул Ален. Но дверь камеры уже захлопнулась.

Оставшись один, Ален задумался о Николь. Его приводила в бешенство мысль о том, что ей уготована судьба любовницы капитана. А какая участь ждет его самого? Какие планы вынашивает Сэйбер на его счет? Ален пытался вспомнить все, что произошло, но мысли его путались. Ясно, что Сэйбер каким-то образом проведал об их намерениях. А иначе почему он подослал к нему тех двух матросов? Да и попытка побега на пути к берегу была глупостью. Теперь не оправдаться! Чертов Сэйбер! Как ловко он выбрал момент для решающего удара! Ведь они с Николь были на полпути к победе. А что теперь с Николь? Неужели Сэйбер уже овладел ею? И что самое важное – где она теперь?

– А Николь в это время находилась в пути, направляясь на остров Гранд Терра. Она проснулась вскоре после того, как Сэйбер ушел. Некоторое время она приходила в себя: голова после наркотика была тяжелой. Наконец она огляделась и сориентировалась в обстановке. Первым ее побуждением было поглубже зарыться в мягкие подушки и снова предаться наслаждению теплой постели. Но неловкое движение, отдавшееся болью в поврежденном запястье, вдруг заставило ее с ужасом вспомнить все события прошлой ночи.

Она настороженно оглядела комнату и с облегчением вздохнула: Сэйбер ушел, оставив ее одну. Николь стала размышлять.

Случилось худшее. Ее маскарад разоблачен. Ален – пленник, да и сама она – пленница Сэйбера. Находясь в его власти, она стала женщиной. Слава Богу, хоть это осталось в прошлом. Она была жива. Немножко покалечена, но все же вполне дееспособна.

Тихий скрип открывающейся двери прервал ее размышления. Николь в страхе вскинула голову, но тут же успокоилась, увидев на пороге Галену, которая вежливо осведомилась:

– Не желаете ли кофе? А может быть, горячего шоколада?

Николь улыбнулась ей, стараясь вести себя как можно более естественно.

– Кофе, пожалуйста. – Она поколебалась, потом спросила:

– А где Сэйбер?

На лице Галены отразилось легкое недоумение.

– Сэйбер? Ах, вы, наверное, имеете в виду хозяина! Он отправился по делам и вернется не раньше завтрашнего дня. Он распорядился, чтобы в его отсутствие вам было предоставлено все, что вы пожелаете.

Николь кивнула. Интересно, что Сэйбер рассказал слугам? Знают ли они, как в действительности обстоят дела? И до каких пределов они готовы ей подчиниться? Если Сэйбер не отдал им приказа удерживать ее, то в его отсутствие ничто не помешает ей скрыться. Выяснить все это можно было лишь одним способом. После недолгого раздумья Николь сказала:

– Мне хотелось бы принять ванну, одеться и чего-нибудь поесть.

Галена вышла и вскоре вернулась, неся какую-то одежду. С сомнением покачав головой, она сказала:

– Боюсь, что в доме не найдется для вас подходящего платья. Вот примерьте, хотя и это едва ли будет вам впору.

С трудом сдерживая гнев, Николь усмехнулась и произнесла:

– Да я лучше буду ходить голой, чем надену обноски какой-то его любовницы. Я хочу свою одежду. Галена всплеснула руками.

– Но это немыслимо! Леди не носят штанов!

– Сомневаюсь, что твоего хозяина хоть раз в этом доме посещала настоящая леди. – Николь поморщилась. – Принеси мою одежду или что-нибудь подобное. Наверняка у кого-нибудь из слуг найдется чистая рубаха и штаны, которые я могла бы одолжить. Я в данный момент не очень привередлива.

Галена с широко раскрытыми от изумления глазами попятилась к двери. Подумать только – леди в одежде слуги, да еще в мужской! Минуту спустя она передала Сандерсону это нелепое распоряжение. Тот удивился не меньше ее, но привыкнув подчиняться, быстро нашел подходящую белую рубаху и холщовые штаны.

Николь выкупалась и нарядилась в принесенную мужскую одежду, потом отправилась осматривать дом. Она внимательно присматривалась ко всем деталям, неосознанно ища любую подробность, которая могла бы Поспособствовать ее побегу. Глаза ее вспыхнули возбужденным блеском, когда на первом этаже она наткнулась на комнату, до потолка увешанную оружием. Эта комната была оформлена в охотничьем стиле, со множеством трофеев и жанровых гравюр. Но Николь интересовало прежде всего оружие. Она окинула придирчивым взором собранный здесь арсенал и выбрала то, что ее больше всего устраивало: острый как бритва охотничий нож и небольшой двуствольный пистолет. Порох и пули тоже нашлись. После недолгого колебания Николь решила припрятать свою находку здесь же, в ящике стола.

Потом она с удовольствием позавтракала, обнаружив, что, несмотря на все переживания, ужасно голодна. Жизнь текла своим чередом… После еды настроение Николь заметно поднялось. Она накинула охотничью куртку, принадлежавшую, вероятно, Сэйберу, и вышла из дома.

Стоял холодный ноябрьский день, солнце почти не грело, так что куртка Сэйбера пришлась кстати. Николь прошла по дубовой аллее и оказалась на берегу реки. Здесь, глядя на мутные воды Миссисипи, она призадумалась над своими следующими шагами.

Было ясно, что Сэйбер ни с кем не стал обсуждать истинного положения дел. Слуги вели себя так, словно она его гостья. Пускай слегка взбалмошная, но все равно – гостья. Но повинуются ли они, если она потребует себе провожатого, чтобы доставить ее на остров Гранд Терра?

Николь полагала, что наверняка заблудится, если решит бежать одна. С другой стороны, откладывать побег было нельзя.

Она решительно направилась к дому. Повстречав Сандерсона, она небрежно обронила:

– Я, пожалуй, не стану дожидаться возвращения вашего хозяина. Я решила сама отправиться на остров. Пожалуйста, соберите мне корзинку с едой в дорогу и дайте провожатого, который сопровождал бы меня. Чтобы успеть добраться дотемна, мне надо отправиться сейчас же.

Не обращая внимания на его недоверчивый взгляд, Николь проследовала в охотничью комнату и быстро рассовала по карманам куртки припрятанное заранее оружие. Потом поднялась в спальню, где совсем недавно Сэйбер обладал ею. Там было пусто, как она и ожидала. Дверь в соседнюю комнату была не заперта. Николь приоткрыла ее и заглянула внутрь.

По всей вероятности, это была спальня Сэйбера. Обстановку составляла массивная мебель темного дерева. Но Николь сейчас не интересовали вкусы Сэйбера. Не глядя по сторонам, она быстро пересекла комнату и без колебаний открыла шкатулку, стоявшую на бюро. Она извлекла оттуда несколько золотых монет, красивый перстень и булавку с бриллиантом. Без малейшего угрызения совести она торопливо сунула все это в свой карман. Им с Аленом пригодится каждый грош.

Потом она выждала несколько минут, спустилась вниз и небрежно спросила Сандерсона:

– Ну как, все готово? Я тороплюсь.

Прежде чем тот успел ответить, на пороге показался негритенок, тащивший корзину, которая была едва ли не больше его самого. Кивнув в его сторону, Сандерсон неуверенно проговорил:

– Вот еда, что вы просили. На пристани вас ждет Иона. Он доставит вас на остров. – Немного помолчав, он спросил:

– Мадам желает еще чего-нибудь? Если нет, Самуэль проводит вас к пристани.

Николь кивнула и последовала за негритенком с корзинкой. Ей едва удавалось сдержаться и не пуститься бегом к берегу. Сердце ее бешено билось, но на губах играла довольная улыбка. Когда она уселась в лодку и расстояние от берега стало увеличиваться, взрыв истеричного хохота вырвался из ее груди. Молодой негр, сидевший на веслах, недоуменно посмотрел на нее. Но Николь было уже все равно. У нее теперь была еда, деньги, оружие. И самое главное – свобода!

 

12

Николь не ошиблась, полагая, что на остров она доберется к вечеру. Когда она достигла цели своего путешествия, закат уже угасал. Николь одарила своего провожатого золотой монетой и, подхватив корзинку с провизией, сошла на берег. Убедившись, что лодка пустилась в обратный путь, Николь нырнула в заросли и, скрытая от посторонних глаз густым кустарником, присела поразмыслить.

Она спасена. У нее есть еда и оружие. Следующая задача – выручить Алена. Может быть, он все еще на борту шхуны? Она надеялась, что нет. Организовать побег с «Ла Белле Гарче» ей было бы не по силам. Сейчас, наверное, вся команда уже в курсе ее дел, поэтому маловероятно, чтобы ей когда-нибудь снова удалось ступить на борт шхуны.

Николь глубоко вздохнула. Проклятие! Неужели судьба так несправедлива! Она же не может без Алена!

Погруженная в свои раздумья, она машинально открыла корзину, вытащила оттуда жареного цыпленка и принялась есть, не переставая размышлять над вставшими перед ней задачами: Наверное, Алена на корабле уже нет. Может быть, его сейчас препровождают в Новый Орлеан. Не дай Бог, только не это! Его судьба, как недавно и ее собственная, всецело зависит от воли Сэйбера. При мысли о том, что капитан, быть может, находится где-то неподалеку, Николь нервно поежилась. Надо было бы расспросить слуг о его планах. Может, он отправился в Новый Орлеан. Но, кто знает, может быть, он сейчас здесь, на острове.

Николь отшвырнула куриную ножку и встала, по-мальчишески вытирая руки о свои холщовые штаны. Ну уж нет, Сэйберу не удастся ее запугать! Если он сейчас на острове, то, по всей вероятности, в гостях у Лафита. И пока она будет держаться подальше от особняка, она избегнет встречи с ним. Но это нисколько не приближает спасение Алена.

Из своего укрытия она могла легко обозревать большую часть острова. Случайно ее взгляд упал на приземистое кирпичное здание каземата. Николь присмотрелась внимательнее. Возможно, Ален находится там. Вероятность этого была невелика, но проверить было нелишне. Даже если выяснится, что его там нет, то это по крайней мере сужает круг поисков.

Спрятав корзинку в кустах, Николь покинула свое укрытие и двинулась по направлению к каземату. Она перебегала от дерева к дереву, от дома к дому, стараясь остаться незамеченной. Дважды на пути ей попадались матросы из команды «Ла Белле Гарче», которые нетвердой походкой брели из одного кабака в другой. Николь каждый раз пряталась, что, слава Богу, было несложно в сгустившейся темноте. Но эти встречи лишний раз напомнили ей о той опасности, которой она себя подвергала. Не приведи Господь, если ее узнают!

Собрав все свое мужество, она приблизилась к стене каземата и принялась тихонько окликать Алена под каждым окошком. После третьей попытки она услышала из глубины застенка глухой голос:

– Ради всего святого, Ник, что ты здесь делаешь? Ты одна? С тобой все в порядке? – После недолгого молчания Ален торопливо добавил:

– Говори скорее. Сэйбер может вернуться.

Николь кивнула, но тут же поняла, что Ален не может ее видеть, и заговорила:

– Да, со мной все в порядке. Но не будем тратить время на разговоры. Я пришла освободить тебя.

Во мраке камеры Ален улыбнулся. Наивное дитя! Как просто она это сказала – словно речь идет о чем-то очень легком.

– Ник, не хочу тебя разочаровывать, но я прикован цепью к стене, а камера заперта на замок.

– Ерунда! Я вооружена, у меня пистолет в кармане. Придумаю что-нибудь, – ответила она чуть более уверенно, чем чувствовала себя на самом деле. Ощущение того, что Ален совсем рядом, приободрило ее и заставило поверить, что удача наконец-то поворачивается к ним лицом. Она привстала на цыпочках и спросила:

– А где ключи? Охрана есть?

– Охранник один – Мануэль. Он сидит в караульной комнате у входа. У него ключи от всех камер, но боюсь, что ключ от моих цепей у Сэйбера.

Черт побери! Сэйбер здесь. Николь невольно содрогнулась, но тут же взяла себя в руки. Сэйбер – не дьявол, он всего лишь человек, напомнила она себе. И он способен совершать ошибки. Ее пребывание здесь – тому подтверждение. Тем не менее Николь опасливо огляделась по сторонам. Мысль о том, что где-то рядом в сгустившейся темноте может стоять Сэйбер и наблюдать за нею, заставила ее снова нервно поежиться. Но Николь отогнала эту мысль. Не оборотень же он, в конце концов, чтобы неожиданно явиться из тьмы!

– Ты уверен, Ален? Ключи не могут быть у старика?

Ален заколебался. Потом произнес:

– Не знаю. Ник. Может быть.

Когда его приковали цепями, для этого использовался особый ключ, но не исключено, что его вместе со всеми другими оставили в караульном помещении. Он полагал, что Сэйбер, вероятно, взял ключ с собой. Но вопрос Николь заставил его усомниться. Ведь Сэйбер не подозревал, что она окажется здесь. Ален усмехнулся. А ведь капитан недооценил юнгу Ника!

Все еще улыбаясь, Ален произнес:

– Есть только один способ все выяснить. Надо взять ключи у Мануэля. Ты можешь это сделать?

Николь стиснула зубы. Она добудет проклятые ключи, чего бы это ни стоило. Она ободряюще шепнула в окошко:

– Не волнуйся. В конце концов, я могу отстрелить цепь. Подожди немного. Придумаю что-нибудь.

И она решилась. Дерзость однажды уже помогла ей бежать от Сэйбера. Удалось один раз – удастся и другой.

Дисциплина на острове хромала. К тому же старый Мануэль находился при тюрьме больше для видимости, да еще, пожалуй, для того, чтобы дать ему какое-то занятие. По своему назначению тюрьма использовалась редко. И по сложившемуся порядку, Мануэль уже не раз принимал посетителей, которым вручал ключи от камер и позволял навестить заключенных. Этой возможностью еще никто не осмелился злоупотребить. Даже совершив побег из каземата, узник оставался на острове в сфере досягаемости Лафита. Рассчитывая на его справедливый приговор (а Жан отличался известной гуманностью), никто не рисковал усугубить свою вину.

Посещая остров как член команды Сэйбера, Николь имела возможность познакомиться с местными представлениями о порядке и дисциплине. Стараясь держаться уверенно, она подошла к двери каземата и ступила внутрь. Ей очень хотелось надеяться, что старику не был отдан приказ задержать ее. Она собралась с духом и спросила:

– Я пришла проведать Алена Балларда с «Ла Белле Гарче». Где он?

Старик, уже успевший нагрузиться ромом, лениво приоткрыл глаза и кивнул в сторону связки ключей, висевшей на стене.

– Вон, возьми. Он в крайней камере слева. Сердце Николь бешено забилось от ощущения близкой победы. Она схватила ключи и с нарочито невозмутимым видом проследовала к дальней двери. Руки ее предательски дрожали, когда она судорожно подбирала нужный ключ. Наконец дверь распахнулась. Николь бросилась к Алену.

– Ах, Ален! Что с твоим лицом? Что они с тобой сделали? Тебе плохо? Он улыбнулся.

– Пустяки, Ник. Теперь, когда мы вместе, все будет отлично.

Николь прижалась к нему и как любящая сестра одарила его долгим поцелуем. Увы, человек, в этот миг появившийся в дверях, такую сцену мог воспринять только как явную картину воссоединения любовников. В его глазах вспыхнул недобрый блеск.

– Как трогательно! – произнес Сэйбер. Ален и Николь замерли. Ее рука нащупала в кармане рукоятку пистолета. Ален понял это и попытался остановить ее.

– Не надо. Ник. На звук выстрела сразу сбежится целая толпа.

Сэйбер саркастически пробормотал:

– И у бедняжки не будет времени тебя выручить не так ли?

Ален бросил на него злой взгляд, но голос первой подала Николь:

– Заткнись, Сэйбер! Или я тебя действительно пристрелю.

Он, не скрывая насмешки, манерно поклонился.

– Ваше желание, мадам, для меня закон. Наставив на него пистолет, Николь скомандовала, – Иди к стене!

На его лице появилось выражение, в котором гнев, казалось, смешался с восхищением. Он подчинился, но спросил:

– Ты что, хочешь меня приковать, как Алена? Николь молча кивнула и осторожно приблизилась к нему. Покладистость капитана не ввела ее в заблуждение. Ей предстояла нелегкая задача – одной рукой надеть на него оковы, а другой в это время держать его на прицеле. Наверное, сначала надо освободить Алена, вдвоем им легче справиться. Но, увы, ни один ключ на связке не подошел к его цепям.

– Если б ты меня сначала спросила, дорогая, то могла бы не мучиться, – заметил Сэйбер. – Ключ, который тебе нужен, лежит в моей комнате в доме Лафита.

Николь бросила на него сердитый взгляд. А капитан спокойно стоял, небрежно прислонившись к стене, как будто его нисколько не смущала двусмысленность создавшегося положения.

– Замолчи! – приказала она и снова двинулась к нему. Оставалась единственная возможность: самой заковать Сэйбера, а потом отстрелить цепь Алена. Затем надо будет попытаться скрыться очень быстро, чтобы не попасть в руки толпы, которая наверняка соберется на выстрел. Не самый удачный выход, но другого не было.

Не опуская пистолета, она решительно произнесла:

– Одно лишнее движение – и ты покойник. Понял?

Не сводя глаз с ее побелевшего лица, Сэйбер медленно кивнул.

– Просунь руку в браслет, – скомандовала Николь. – Поторапливайся и не забывай, что мне доставит большое удовольствие лишить тебя жизни.

Но Сэйбер скрестил руки на груди и презрительно бросил:, – И не подумаю! Хочешь – стреляй! Вне себя от ярости, она вскричала:

– Будь ты проклят, Сэйбер! Делай, что говорят!

– Нет, – спокойно ответил он, не шелохнувшись.

– Осторожно, Ник. Он тебя нарочно дразнит, – вмешался Ален.

Николь постаралась взять себя в руки. Но вид врага, с насмешливым презрением глядевшего на нее, вывел ее из себя. Она кинулась к нему и, схватив его за руку, крикнула:

– Ты это сделаешь, или я тебя заставлю! На миг она забыла о своем поврежденном запястье и со злостью стукнула его по лицу рукояткой пистолета. Впрочем, неизвестно, кому оказалось больнее. Николь охнула и невольно разжала пальцы. В этот миг Сэйбер расцепил руки и стремительно обхватил ее стальным объятием. Ален беспомощно метнулся на цепи. Николь вдруг почувствовала себя затравленным зверем, попавшим в капкан. Сопротивляться было бесполезно. Черт бы побрал ее несдержанность! Почему она позволила так легко вывести ее из себя?!

– Ну что. Ник, может быть, успокоишься? – беззлобно спросил Сэйбер.

Стараясь придать своему голосу такую же холодную ироничность, она ответила:

– Вы просите? Странно. Прежде вы только приказывали.

Сэйбер невольно улыбнулся. Что-то в этой девчонке ему определенно нравилось. Он сказал:

– Ну что ты за непоседа! И чего тебя сюда принесло?

Она решила не отвечать. Не самое лучшее время состязаться с ним в остроумии.

– Сэйбер, послушай, – раздался голос Алена. – Если ты еще не понял, то пойми наконец: Николь должна вернуться домой. Отправь ее в Новый Орлеан и посади на любой корабль до Ямайки. Оттуда она легко доберется до Англии. У меня есть деньги, чтобы заплатить за это и за то, чтобы нанять порядочную женщину ей в компаньонки. Наши с тобой дела пусть останутся между нами. Она тут ни при чем. Прошу тебя, отпусти ее!

Лицо Сэйбера стало суровым. Он недовольно поглядел на прикованного узника.

– Отпустить? Чего ради? Какая мне с этою выгода?

Ален почувствовал отчаяние. Ему нечего предложить Сэйберу, а взывать к его добрым чувствам бесполезно – у Сэйбера не было никаких добрых чувств!

Николь сама положила конец этому разговору:

– Не упрашивай его, Ален. Что случилось, то случилось. Ты здесь не виноват. А торговаться с Сэйбером о моей судьбе не надо. Ничего он не получит.

Сэйбер усмехнулся:

– Ты так думаешь?

Он покосился на Алена, потом прижал ее еще крепче и впился поцелуем в ее

губы.

Николь не сопротивлялась. Она понимала: он делает это, чтобы позлить Алена и лишний раз показать ей, насколько она в его власти. Поцелуй был ей неприятен, и, когда он отстранился, она вздохнула с облегчением.

Сэйбер пожал плечами и отпустил ее, но на всякий случай все же подхватил с полу оброненный пистолет и сунул его за пояс. Потом он принялся обыскивать Николь, не упустив возможности лишний раз демонстративно ощупать ее грудь и бедра. Бессильная во власти этих бесцеремонных рук, да еще на глазах у Алена, Николь не смогла сдержать слезы, вдруг покатившиеся по щекам. А Сэйбер знал, что делал. Он хотел как можно более явно показать Алену, кто над нею хозяин. Воспоминание о недавно увиденном поцелуе раскаленной» иглой засело в мозгу Сэйбера, и он едва сдерживал ожесточенное желание тут же на грязном полу камеры овладеть Николь назло сопернику. Так он мог, пускай и совсем по-ребячески, заявить: «Мое!» Но тут он взглянул на ее лицо, на котором так явно читались обуревавшие ее чувства. И, пожалуй, впервые за долгие годы в его душе шевельнулось нечто заставившее его воздержаться от дальнейших издевательств.

Не говоря ни слова, он вывернул ее карманы и извлек оттуда нож, а также монеты и украшения. Потом взял ее за руку и подтолкнул к выходу из камеры. Она молча повиновалась. Но эта сцена вдруг так напомнила ей все произошедшее вчера на борту шхуны, что из труди Николь вырвался истеричный смех.

Сэйбер сурово взглянул на нее. Тогда она заговорила:

– Нет, я не пытаюсь разыграть сумасшествие. Просто вот уже второй раз все повторяется на редкость похоже.

С сардонической ухмылкой он буркнул:

– Ты просто глупа. С чего ты взяла, будто способна меня перехитрить? Надеюсь, теперь будешь благоразумнее!

Она было открыла рот, чтобы вступить в перепалку, но вдруг поняла, что возразить-то ей нечего.

Сэйбер улыбнулся еще шире. Потом обернулся к Алену, и его улыбка исчезла.

– Оставь свои заботы о ней. Теперь ты видишь, что я сказал правду – ее будущее в моих руках!

Ален тоже не нашел что ответить. Он безмолвно проводил их глазами. Когда дверь камеры с грохотом захлопнулась, он обессиленно прислонился к стене. Бедная Николь! Нельзя было ее слушать. Как только он раскрыл ее секрет, ему следовало немедленно позаботиться об ее отъезде. Но теперь поздно сожалеть. Теперь она такой же узник, как и он сам, и он не в силах ей ничем помочь. Ален вдруг с нежностью подумал о ее отчаянном порыве освободить его. Теперь он понял, что разумнее было бы послать ее к его соратникам с вестью о его пленении. Так она, по крайней мере, осталась бы на свободе, а они уж позаботились бы о его освобождении. Дважды Сэйберу удалось обвести их вокруг пальца. Неужели так будет всегда?

Ален знал, что не допустил никаких ошибок. Он вел себя очень осторожно, а Николь едва ли могла проговориться. Собственно, ей и не было известно ничего такого, о чем у нее можно было бы вырвать признание. От этой мысли Ален вдруг приободрился. Ведь и правда: Сэйбер не располагал против него никакими уликами! Но он пока и не выдвинул никаких обвинений… Хотя это был человек, для которого единственным законом выступала его личная воля. Даже Лафит предпочитал смотреть на некоторые его поступки сквозь пальцы. И снова мысли Алена завертелись вокруг больных тем – судьба Николь, его собственная непредусмотрительность, поведение Сэйбера…

А Николь тем временем снова пребывала в прескверном состояний духа. Рука опять сильно разболелась. Алену она помочь не смогла, и теперь едва ли сможет. Что ж, значит, надо по крайней мере взять себя в руки и встретить свою судьбу с поднятой головой. Хотя не так-то просто было набраться мужества, ибо Николь сразу поняла: Сэйбер ведет ее к Лафиту.

Будучи всего лишь юнгой, она никогда прежде не удостаивалась чести переступить порог особняка Жана Лафита. И теперь вполне естественный страх вдруг неожиданно отступил перед простым девичьим любопытством. Оказавшись внутри, она с интересом огляделась и тут же поняла, что вкусы хозяина свидетельствуют лишь о вульгарном стремлении нувориша к показной роскоши. Николь презрительно поджала губы.

При виде ее реакции Сэйбер усмехнулся:

– Слегка подавляет, не правда ли? Но у Жана свои представления о том, чего от него ждут. Он считает, что так легче добиться расположения богатых клиентов.

Николь решила, что к Сэйберу ей следует относиться как к неприятной обузе. Она скорчила брезгливую гримасу и пожала плечами, всем своим видом давая понять, что окружающее ее нимало не касается, и лишь благородные манеры, о которых он и представления не имеет, удерживают ее в его обществе. Но Сэйбер на это лишь рассмеялся, и Николь ничего не осталось, как отвернуться.

В душе она была игроком и теперь не могла не признать, что миг удачи упущен. Слишком сильны были владевшие ею чувства, чтобы трезво и спокойно обдумать создавшееся положение. Но вести себя следовало очень осторожно! Единственным средством защиты сейчас оставалось безразличие. Она украдкой обернулась и увидела на его лице усмешку.

– Вас что-то забавляет? – холодно спросила она. Сэйбер вызывающе ответил:

– Да. Ты. Я и не припомню, когда – за исключением постели, разумеется, – я получал такое удовольствие от девки.

Николь собралась ответить в том же тоне, но в этот миг на пороге появился улыбающийся Лафит.

– О, друг мой, ты вернулся! Когда сообщили, что кто-то слоняется у каземата, ты так стремительно умчался. Я даже подумал, что уже сегодня не вернешься.

Потом он окинул Николь придирчивым взглядом и произнес:

– Ну, конечно! Теперь я понимаю. Для девушки она довольно высокая, а в таком платье фигуру не различишь. Сколько, ты говоришь, ей лет?

Не глядя в ее сторону, Сэйбер ответил:

– Восемнадцать или чуть побольше. Да и потом, если волосы туго стянуты, ни о чем не догадаешься.

Он повернулся к ней и резким грубым движением распустил ей волосы, которые рассыпались по плечам, отливая золотистым блеском. Лафит восторженно причмокнул.

– Недурно! А ты мне ее не уступишь? Я бы хорошо заплатил.

Глаза Николь расширились от ужаса. Неужели он согласится?

Сэйбер с усмешкой покосился на нее, потом повернулся к Лафиту и ответил:

– Не сейчас. Она мне самому еще не успела надоесть. Давай вернемся к этому разговору через недельку-другую.

Николь ощутила на себе оценивающий взгляд Лафита и в этот момент четко поняла, что ей бы гораздо меньше пришлось по душе делить с ним те интимные ласки, к которым ее принудил Сэйбер. С каким удовольствием она вырвала бы бесчувственное сердце капитана и скормила бы его акулам! Но внутренний голос подсказывал ей: не стоит сейчас демонстрировать Лафиту, что между нею и Сэйбером не все гладко. И она предпочла промолчать.

Сэйбер после недолгой паузы заметил:

– Видишь, Жан, эта женщина – почти само совершенство. Отлично знает, когда надо держать язык за зубами.

В глазах Николь вспыхнула ярость, но она сдержалась и снова промолчала.

Глядя на эту необычную пару, Лафит в душе усмехнулся. Видимо, Сэйберу предстоит открыть, что не все женщины одинаковы: есть и такие, кто способен противостоять его чарам. В его поведении появилось нечто новое: казалось, ему доставляет удовольствие ее непокорность. Все это было очень интересно, особенно в свете предшествовавшего разговора. Неужели, размышлял Лафит, непреклонный Сэйбер в конце концов попался на эту древнейшую уловку? Если так, то еще неизвестно, кто хозяин положения – он или эта девчонка.

Для Лафита второй страстью после денег были женщины. Мысль о том, что его хладнокровный друг попался в сети любви, сильно его забавляла. Пряча ироничную улыбку, он спросил:

– Ты, вероятно, намерен сегодня покинуть меня, мой друг? Я-то надеялся, что мы сыграем пару партий в пике. Но я не удивляюсь, если тебя сейчас это уже не привлекает.

Сэйбер покачал головой.

– Недурная идея. Я, пожалуй, пристрою Ника, а потом с удовольствием присоединюсь к тебе.

– Ах да, конечно! Надо ей оказать гостеприимство. Я сейчас же отдам распоряжения.

Лафит уже схватился за колокольчик, чтобы позвать слугу, но Сэйбер остановил его. Он взял Николь за руку и сам вывел ее из кабинета на широкую, устланную ковром лестницу. Вместе они проследовали в покои, которые хозяин предоставил в его распоряжение.

Закрыв за собой дверь, Сэйбер повернулся к Николь. Его лицо больше не хранило небрежно-ироничное выражение. Николь почувствовала, что он весь кипит от ярости. Но она собралась с духом и спокойно произнесла:

– Лафит, наверное, ждет. Я вас не задерживаю. Она повернулась к нему спиной, но он крепко схватил ее за плечо и грубо развернул к себе. Ледяным тоном Сэйбер заговорил:

– Лафит подождет! А нам с тобой надо кое-что обсудить. Если не ошибаюсь, тебе было приказано оставаться на плантации. Хочу тебе напомнить, что, когда я отдаю приказы, я это делаю не для сотрясания воздуха. Когда я что-то велю, это должно быть исполнено. И тот факт, что ты – моя любовница, ничего в этом не меняет. Поняла?

– Я все повяла, черт возьми! – зло огрызнулась она. – Это вы ничего не поняли. Я не трофей, который вы добыли в бою. И вашей любовницей я никогда не буду! – Николь попыталась освободиться из его рук, но он еще сильнее сжал ее, так что кости едва не затрещали.

– Да отпустите же! Вы чуть не сломали мне кисть, а теперь хотите сломать плечо? – Николь старалась говорить спокойно, хотя в душе ее царило смятение.

Он слегка ослабил тиски своих пальцев, но не отпустил ее.

– Не дразни меня! В том настроении, в каком я теперь нахожусь, я могу переломать тебе все кости, и, поверь, сделаю это с удовольствием!

– А если я вызываю у вас такие чувства, зачем же вы меня удерживаете?. – воскликнула она в ответ.

Злая улыбка коснулась его губ. Он крепко прижал ее к себе, и Николь ощутила неистовое желание, нараставшее в его теле. Она поняла, что он жаждет снова овладеть ею, прямо сейчас. Николь попыталась отпрянуть, но железные объятия сжались еще теснее. Видя, что Николь ощущает разгоравшуюся в нем страсть, Сэйбер прорычал:

– Вот почему я не хочу тебя отпускать! Потрясенная его необузданным порывом, она со слезами вскричала:

– Неужели вы так бессердечны и так безнравственны?

Эти слова вырвались сами собой, хоть она и понимала их бесполезность.

Сэйбер ответил сквозь зубы:

– Для меня не существует нравственности. Я хочу тебя, Николь, и ничто на свете не удержит меня от того, чтобы обладать тобою. Не пытайся меня растрогать своими слезами и разговорами о морали. Это меня только бесит. Если ты впредь будешь об этом помнить, то сбережешь много душевных сил. Пусть тебя утешит, что, когда ты мне надоешь, я позабочусь о твоей судьбе.

Мрачно она спросила:

– А если я вам никогда не надоем? Сэйбер лишь рассмеялся:

– Ты себя переоцениваешь. Ник. Нет такой женщины, к которой я мог бы долго испытывать влечение. К тому же… ты не в моем вкусе!

 

13

После ухода Сэйбера Николь почувствовала себя в опустевшей спальне как в замурованном склепе. Несколько секунд она невидящим взглядом смотрела на закрытую дверь. Неужели он мог такое сказать, в отчаянии думала Николь. Нервная дрожь сотрясла ее тело. Конечно же, мог. Более того, он говорил совершенно серьезно. Николь подошла к постели и без сил рухнула на нее лицом вниз. Долго-долго она пролежала так без движения, стараясь ни о чем не думать, но ей не удавалось отогнать обуревавшие ее мысли.

Если б только можно было повернуть время вспять, с горечью думала она. Но нет! Сэйбер знал, что она женщина, и даже если бы она не решилась вместе с Аденом похитить эти злосчастные документы, Алена все равно схватили бы, а для нее события прошлой ночи были бы неизбежны. Она так или иначе оказалась бы в объятиях Сэйбера, хотела она того или нет. Сэйбер коварно использовал их авантюру в своих целях, а она имела глупость поверить, будто он готов с ней торговаться. При мысли о том, как легко он провел ее, в душе Николь закипал бессильный гнев. В порыве детской фантазии она вдруг представила, как Сэйбер валяется у нее в ногах и вымаливает прощение.

Этот невероятный образ был навеян бесплодной жаждой мести. Но внезапное озарение вдруг заставило Николь взглянуть на это иначе. Если б ей удалось сделаться для него настолько желанной, что он не мог бы без нее обойтись, то, может быть, тогда они поменялись бы ролями? Если ей удастся разбудить в нем сильные чувства, власть окажется в ее руках. Ведь он тогда будет стремиться во всем ей угодить, постарается исполнять ее желания. Например, освободит Алена… Или – Николь даже задохнулась от восторга – явится в Англию, чтобы вышвырнуть Маркхэмов из ее владений!

Но как можно обрести власть над этим человеком? На ее глазах, несколько женщин пытались этого добиться, но безуспешно. Он беззаботно манипулировал ими ради удовлетворения своих прихотей, а потом забывал, словно надоевшие игрушки. Николь постаралась припомнить, удавалось ли кому-нибудь надолго приковать к себе его внимание. Эти размышления заставили ее признать, что задача перед ней стоит очень нелегкая.

Ее преимущество перед другими состояло в том, что, несмотря на плотскую страсть, возникавшую в минуты близости, она не была в него влюблена, а это давало ей возможность использовать его так же, как он сам использовал женщин. Николь также понимала, что отчуждение и враждебность, которые она ему довольно искренне демонстрировала, тоже были ее козырями.

Идея потягаться силами с Сэйбером и побить его его же оружием вдохновила Николь. Но когда первое возбуждение улеглось, она вдруг почувствовала, что в этот поздний час силы совсем оставили ее и ей нестерпимо хочется спать. Она некоторое время колебалась, не будучи уверена, что подумает Сэйбер, если вернется и застанет ее спящей. Впрочем, возможно, будет даже лучше, если он вдруг найдет в спальне женщину, которая настолько к нему безразлична, что может спокойно уснуть. Усмехнувшись, Николь быстро разделась и нырнула под одеяло. Уже в полусне она подумала: наверное, ее неожиданное появление сильно спутало планы капитана!

В действительности появление Николь на острове не слишком смутило Сэйбера, хотя он и предпочел бы не представлять ее Лафиту. Впрочем, ее присутствие почти никак не сказалось на его планах. Поутру он собирался вернуться в поместье Тибо, и этот план оставался в силе, приукрашенный лишь той подробностью, что теперь обратный путь ему предстояло проделать в обществе Николь.

Сэйбер вернулся в библиотеку и, не обращая внимания на живое любопытство, светившееся в глазах Лафита, молча налил себе превосходного французского коньяка. Потом он уселся в кресло и вытянул ноги, всем своим видом давая понять, что ничего необычного не происходит. Остаток вечера мужчины провели, как и было задумано, играя в карты, куря сигары и потягивая контрабандный коньяк. Жан, полагавший, что Сэйбер поторопится закончить встречу, был несколько разочарован. Капитан засиделся далеко за полночь, ведя непринужденную беседу о чем угодно, только не о девушке.

Наконец, когда стало совершенно ясно, что Сэйбер не намерен даже упоминать о Николь, Лафит демонстративно зевнул и поднялся с кресла.

– Друг мой, ты, наверное, устал, как и я? Или твое молчание означает, что мысли твои далеко – с той особой, что пребывает в спальне наверху?

Сэйбер» недовольно ответил:

– Если тебя клонит ко сну, не смею задерживать! Лафит поморщился.

– Пожалуй, нам обоим пора отдохнуть. Кажется, ты немножко не в себе. Неужели тебя так заботят дела амурные?

Сэйбер встал. На его лице было написано явное недовольство.

– Амурные? – переспросил он брезгливым тоном, словно ему против воли пришлось произнести непристойное ругательство. – Твои французские обороты всегда изящны, но далеки от истины. Эта сучка наверху значит для меня не больше, чем десятки других, которые были прежде и будут после.

Потом он прохладно пожелал Лафиту спокойной ночи и направился в свою комнату.

Темнота в спальне вызвала у него сильное удивление. Но еще больше он удивился, увидев Николь мирно спящей. Что это, раздраженно подумал он, железное самообладание или полное безразличие?

Словно почувствовав его присутствие, Николь открыла глаза и, встретившись с его взглядом, инстинктивно вздрогнула. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаза. Николь надеялась, что ее черты не выдают тех чувств, которые она испытывала. Сэйбер, не сводя с нее глаз, приблизился и резким движением откинул одеяло. Она не шелохнулась. Даже когда он коснулся ее груди, слегка пощипывая пальцами сосок, она осталась недвижима, стараясь совладать с неожиданно пробудившемся в ней желанием.

В этот момент она ненавидела его. Ненавидела за ту безграничную власть, которую он обрел над ее телом, за то, что, видя ее беззащитную наготу, он оставался упокоен.

Сэйбер тем временем отпустил ее грудь, медленно провел рукой сверху вниз и пощекотал шелковистый треугольник внизу живота. Еще миг – и его пальцы скользнули дальше, неожиданно углубившись в податливую мягкость ее лона. Его лицо расплылось в довольной улыбке, когда из груди Николь вырвался глубокий вздох, в котором смешались страх и удовольствие, Сердце Николь учащенно забилось. Она понимала, что выдает свои чувства. А Сэйбер, казалось, продолжал оставаться невозмутимым.

Это был своеобразный поединок: она пыталась сдержаться, а он настойчиво возбуждал ее, сам прячась за маской ленивой небрежности. Правда, капельки пота, выступившие у него на лбу, выдавали ту внутреннюю борьбу со страстью, которую и ему приходилось вести. Наконец эта борьба стала невыносимой. Сэйбер вскочил, порывистыми движениями скинул с себя одежду и рухнул рядом с Николь на постель. Она было прижалась к нему, потом опомнилась и хотела отстраниться, но он удержал ее и жарко зашептал:

– Прошлая ночь была неудачной. Я хочу показать тебе, что бывает гораздо лучше. Позволь мне, Ник. Дай мне любить тебя!

Николь почти не слышала его слов, сжигаемая всепоглощающим внутренним огнем. Она инстинктивно раздвинула ноги, готовая принять» его. Но Сэйбер не торопился, он терпеливо и настойчиво ощупывал пальцами самые сокровенные уголки ее плоти, желая дать ей почувствовать ни с чем не сравнимое наслаждение. И он добился своего. Николь как будто со стороны услышала свой почти нечеловеческий крик, тело ее содрогнулось в конвульсиях.. Неведомое прежде ощущение овладело ею целиком, заставив на мгновение забыть обо всем на свете. Едва она начала приходить в себя, как он, не в силах более сдерживаться, страстно вонзился в ее плоть, заставив затухавшее пламя вспыхнуть с новой силой. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Николь крепко обхватила его руками, стараясь прижаться как можно теснее и еще глубже погрузить его в пульсирующую бездну. На этот раз ей снова показалось, что наслаждение достигло своего пика, превысив все то, что ей прежде довелось испытать. Когда чуть позже рассудок постепенно вступил в свои права, Николь призналась себе, что теперь понимает тех женщин, которые так жаждали его любви. Но до чего же ей не хотелось разделить их судьбу! Она прищурясь взглянула на Сэйбера, не переставая в душе недоумевать, как в ней уживается ненависть к этому человеку и неутолимая страсть к его ласкам. Тихим обессиленным голосом она прошептала:

– Все равно ненавижу!

К ее удивлению, он улыбнулся. И не игривой ироничной усмешкой, к которой она привыкла, а открытой улыбкой, в которой, кажется, даже сквозила нежность. Он мягко ответил:

– Знаешь, я ведь ожидал от тебя именно этих слов. Что ж, можешь меня ненавидеть. Ник, но твое тело чувствует иначе.

Он придвинулся к ней, так что она ощутила горячее дыхание на своем лице. Его рука, едва касаясь ее нежной кожи, скользнула вниз и замерла у нее между ног. Сладкая дрожь охватила Николь. Желание, казавшееся утоленным, начало разгораться с новой силой.

При виде ее реакции Сэйбер негромко рассмеялся.

– Видишь: я могу снова заставить тебя захотеть, что бы ты там ни говорила. Ну как, хочешь убедиться?

Николь молча покачала головой. Нет нужды доказывать то, что им обоим уже отлично известно.

Он не стал настаивать. Нежно обняв Николь, он почти по-отечески поцеловал ее в лоб и шепнул:

– Отдыхай. Завтра нам предстоит трудный день. Она как будто жаждала этих слов и теперь почти мгновенно заснула. А Сэйберу не спалось. Он неподвижно лежал рядом с нею, в его голове роились беспокойные мысли.

Они с Лафитом сегодня совершили сделку по купле-продаже шхуны, и теперь в обратный путь предстояло захватить изрядную сумму золотом. Об Алене Балларде сегодня тоже шла речь, и его судьба, по крайней мере на ближайшие месяцы, была решена: ему предстояло провести это время в тюрьме Лафита. Его дальнейшая участь пока не определилась, но до поры до времени он был надежно упрятан под запор.

После решения этих вопросов оставалась еще одна проблема – Ник! Ей вскоре предстоит раскрыть его тайну, и он не мог себе представить, как она воспримет тот факт, что капитан Сэйбер и Кристофер Саксон – это одно лицо!

Кристофер Саксон. Он с удовлетворением подумал, что через сутки наконец-то снова полностью обретет свое настоящее имя. Раздвоению его личности на взъерошенного капитана Сэйбера и гладко выбритого плантатора Саксона пришел конец.

Эта история началась давным-давно, когда они с Хиггинсом только совершили свой побег с флота. Чтобы скрыться от преследования англичан, разыскивавших дезертиров, он принял имя Сэйбера Лейси. Но когда он сошелся с Лафитом, тому пришла в голову мысль, что из раздвоения личности можно извлечь немалые выгоды. Кристофер согласился. Так в одном лице появился капитан Сэйбер, бороздивший моря на шхуне «Ла Белле Гарче», и счастливчик Кристофер Саксон, выигравший поместье Тибо за карточным столом в одном из игорных домов Нового Орлеана.

Сэйбер никогда не показывался в Новом Орлеане, но Саксон наведывался туда время от времени. Несколько месяцев в году Саксон жил в поместье Тибо. Да, Саксон порой надолго исчезал, но это никого не волновало. И никому не приходило в голову, что в отсутствие Саксона капитан Сэйбер на своей шхуне» вдруг появлялся на океанских просторах. Никто ничего не подозревал. А теперь Николь вполне может испортить его репутацию в новоорлеанском обществе.

Каперство не считалось недостойным занятием, но все же поползут слухи, сплетни, кое-кто скорчит брезгливую мину, в каких-то домах его перестанут принимать. Конечно, можно было бы оставить Ника у Лафита… Но эта идея была ему не по душе.

В его памяти вдруг пронеслись яркие образы, связанные с нею. Вот она с мальчишеской ловкостью карабкается на мачту, возбужденно глядит на жаркую схватку, сосредоточенно переписывает бумаги… Сейчас, когда в памяти оживали эти картины, он уже в который раз с недоумением подумал: как же он был слеп, если так долго не замечал ее обмана!

Он всегда неосознанно благоволил к ней. Он обращался с юнгой в почти приятельской манере, какую не допускал ни с кем из матросов, прощал многие оплошности и всегда следил, чтобы во время боя Ник не подвергался опасности. Тем не менее в моменты своего преображения в Кристофера Саксона он забывал о Нике. Интересно, а как она жила в его отсутствие? С неприязнью он подумал о Балларде. Ну, конечно. Когда корабль стоял в гавани острова Гранд Терра, она жила на борту. Матросы, предоставленные сами себе, не обращали на нее никакого внимания. Хотя ее положение было довольно рискованным.

Нахлынувшие мысли не давали заснуть. Он тихо встал, подошел к столику и налил себе коньяка. В потоке воспоминаний невольно всплыли и те, которые он хотел бы навеки похоронить н глубине своего сознания. Мысли о Николь вернули его к воспоминаниям о ее матери и о тех событиях, которые лучше было бы забыть. Сегодня ему снова вспомнилась Аннабель. И еще его дядя!

Мысль о том, как ловко они использовали его в своих целях, заставила его болезненно поморщиться. Интересно, как давно муж Аннабель стал догадываться, что у нее есть другой мужчина? Долго это продолжаться не могло, потому они и выбрали его козлом отпущения. Теперь ему были вполне ясны отношения его дяди Роберта с женой их соседа. Но мотивы их действий продолжали оставаться загадкой. Был ли это простой страх разоблачения, заставивший принести его в жертву? А может, дядя вынашивал какие-то более серьезные планы? Ведь служа на военном флоте, так легко расстаться с жизнью, и тогда именно к дяде переходит вся фамильная собственность.

Память об этих далеких днях жгла сердце нестерпимым огнем. Боже! Как он преклонялся перед Аннабель, способной своей красотой свести с ума любого мужчину! Он был не в силах скрывать своих чувств и видел, что старших удивляет такая страсть, охватившая пятнадцатилетнего юношу. Но они и не догадывались, что он тайно встречался с нею в уединенной беседке, где она впервые открыла ему таинственную прелесть физической близости. Роберт наверняка знал об этих свиданиях. Но знал ли он о том, что в эти часы она самозабвенно учила его искусству любви? Возможно, именно об этом дядя не догадывался. Кристофер с трепетом вспоминал, как безжалостно она дразнила его – то высокомерная, то насмешливая. Но он был готов стерпеть любое унижение, потому что знал: придет вечер, и Аннабель станет совсем не такой, какой стремилась казаться на людях. Каким же наивным он был тогда, будучи уверен, что одна из первых красавиц, к тому же на десять лет его старше, могла влюбиться в неуклюжего юношу!

Конечно же все было не так. Он понял это в тот самый момент, когда коварная бестия с рыданиями бросилась к его деду, заявляя, будто он ее изнасиловал. Это был страшный удар, крушение волшебной мечты. Старик был вне себя от ярости. Муж Аннабель стоял рядом, своим презрительным видом давая понять, что только несовершеннолетие насильника позволяет тому избегнуть смерти на дуэли. Кристофер не оправдывался. В тот миг в душе его навек поселилась неизбывная боль и разочарование. Он бросился прочь, но за порогом попал в объятия своего дяди, который благодушно пригласил его в местную гостиницу, где они могли бы обсудить создавшееся положение. Тогда он еще не подозревал о связи Роберта с Аннабель и послушно дал себя увлечь. В гостинице его ждало крушение последней иллюзии: там он был жестоко избит, связан и принужден лицезреть Аннабель в объятиях Роберта. Они, словно в насмешку над его наивностью и беспомощностью, совокуплялись у него на глазах. Потом Аннабель встала, одернула платье и небрежно спросила:

– Ну а теперь, когда он сыграл свою роль, как нам от него избавиться? Роберт рассмеялся:

– О нем не беспокойся. Завтра он будет уже на службе в военном флоте, приведенный туда ретивым вербовщиком. Только твой муж и мой отец ничего об этом не узнает. Пусть думают, что он сбежал от позора.

Она одобрительно улыбнулась:

– Какой ты умный, Роберт. Кому еще мог прийти в голову такой план? Теперь все подозрения Адриана разрешились, и ему не остается ничего другого, кроме как ненавидеть юного паршивца. Вот только что будет, когда мальчишка вернется?

Роберт покачал головой:

– А это, моя дорогая, крайне маловероятно. С флота просто так не убежишь. К тому же не забывай, что мы находимся в состоянии войны с Францией. Если ему и удастся чудом остаться в живых и вернуться сюда, то кто ему поверит?

– Надеюсь, ты прав, – согласилась она и, не глядя на Кристофера, удалилась.

А менее чем через час он уже находился в полном распоряжении вербовщиков, которые, как известно, не брезговали никакой возможностью для пополнения рядов Королевского флота.

Кристофер содрогнулся, охваченный вырвавшимися из-под контроля эмоциями. Прошлое не отпускало его, заставляя снова и снова вспомнить о пережитых страданиях. С трудом он взял себя в руки. Что было, то прошло. Зато теперь его не проведешь. С тех давних пор он утратил наивную веру. А сегодня он узнал, что коварной Аннабель нет больше в живых. По иронии судьбы в его руках теперь оказалась ее дочь. И он не откажет себе в удовольствии наказать Николь за грехи ее матери!