В период 1898–1900 гг. от начальников Памирского отряда в штаб Туркестанского военного округа поступали донесения о неудовлетворительном состоянии cлужебных и жилых помещений постов отряда, а также о необходимости ремонта ряда участков Памирского тракта и внутренних коммуникаций, связывавших посты Памирского отряда между собой. Высказывалась также мысль о необходимости изменения дислокации некоторых постов с целью занятия более выгодных тактических позиций, обеспечения бесперебойного сообщения и улучшения медико-санитарного состояния путем выбора мест с более здоровыми условиями.
По докладу начальника штаба округа командующий войсками генерал-лейтенант Н. А. Иванов распорядился создать специальную комиссию из чинов инженерного ведомства округа и окружного штаба для оценки состояния построек Памирского отряда и дорог и выработки плана необходимых мероприятий по их улучшению. Одновременно командующим принято решение о передаче всех построек и дорог на Памире в ведение инженерного ведомства округа.
Была образована комиссия, в которую от военных инженеров вошли помощник начальника военных инженеров округа генерал-майор И. Т. Пославский (председатель) и военный инженер капитан С. К. Афанасьев. От штаба округа в комиссию был включен Генерального штаба капитан А. Е. Снесарев. На военных инженеров возлагались работы по оценке состояния служебных и жилых помещений Памирского отряда, укрепления Иркештам, а также сети дорог. В задачу капитана Снесарева входила стратегическая оценка положения отряда, выработка предложений по расположению постов и тактических позиций, а также по организации разведки в приграничной полосе Афганистана, Китая и Британской Индии. Первоначально предполагалось участие в поездке военного губернатора Ферганской области генерал-лейтенанта А. П. Чайковского, но против этого высказался командующий войсками Н. А. Иванов. Очевидно, это произошло в связи с готовившимся назначением Чайковского на новую должность (начальника 12-й пехотной дивизии) и близким отъездом его из Туркестанского края.
К рекогносцировочной группе на Памир помимо членов комиссии присоединились еще два человека. Один из них был старший сын генерала Пославского Александр, юнкер артиллерийского училища. Другим – адъютант командующего войсками округа поручик П. П. Родственный, который увлекался фотографией и был одним из основателей Ташкентского общества любителей фотографии и изящных искусств. Он воспользовался поездкой на Памир с тем, чтобы провести фотофиксацию всего маршрута рекогносцировочной группы через каждые полторы версты пути. Всего в ходе поездки им было подготовлено около 1000 негативов с видами местности, дорог, рек, озер, перевалов, караван-сараев, кишлаков, памятников древности, а также с этнографическими сюжетами. С 30 сентября по 7 октября 1901 г. П. П. Родственным в Ташкенте была показана фотопанорама Большой Памирской дороги от г. Ош до Хорогского поста. Выставка пользовалась огромным успехом, ее посетило более 3000 человек.
Рекогносцировка Памира, в которой принял участие капитан Снесарев, продолжалась с конца мая по начало июля 1901 г. Перед отъездом на Памир члены комиссии по распоряжению начальника штаба округа были ознакомлены с имевшимися в штабе округа отчетами начальников Памирского отряда, о чем свидетельствуют, к примеру, пометки И. Т. Пославского и А. Е. Снесарева на отчете начальника Памирского отряда 1899–1900 гг. Генерального штаба капитана Аносова. Первоначально планировавшийся отъезд из Ташкента состоялся с задержкой почти в две недели в связи с полученным известием о том, что перевалы в Алайском и Заалайском хребтах еще закрыты из-за снега. Из Нового Маргелана рекогносцировочная группа генерала Пославского проследовала в Ош, где несколько дней готовила все необходимое к дальней дороге: покупали провиант, нанимали лошадей, запасались теплыми вещами. Большую помощь в снабжении группы оказал начальник Ошского уезда полковник В. Н. Зайцев, который был уведомлен о предстоящих работах на Памире еще в апреле 1901 г. Снарядившись, рекогносцировочная группа из г. Ош совершила переход в укр. Гульча. Отсюда начиналась Большая Памирская дорога, обустроенная в середине 1890-х гг. военными саперами под руководством капитана А. Г. Серебренникова. Строительство одного из участков этой дороги (от Гульчи до пер. Талдык) велось под руководством подполковника Б. Л. Громбчевского. Пройдя из Гульчи по ущелью р. Гульчинки, группа в несколько переходов через урочища Суфи-курган, Кызыл-джар достигла урочища Ольгин луг, на котором во время Алайской военно-научной экспедиции 1876 г. останавливался генерал М. Д. Скобелев. Русское название урочища, сохранившееся до наших дней, звучит необычно среди киргизских названий этой местности. Во время Алайского похода своих мужей-офицеров сопровождали несколько дам, среди них были четыре Ольги, в числе которых – супруга майора М. Е. Ионова, начальника одного из отрядов. 11 июля 1876 г., во время дневки, в урочище праздновался Ольгин день, и в честь этих смелых именинниц название «Ольгин луг» осталось навсегда и нанесено на географическую карту.
Ольгин луг часто служил стоянкой войск и караванов перед подъемом на пер. Талдык (11 600 ф.) в Алайском хребте, с которого начинался спуск в Алайскую долину. Пройдя достаточно трудный пер. Талдык, рекогносцировочная группа вышла в Алайскую долину – традиционное место летних пастбищ ферганских киргизов. Здесь состоялась встреча рекогносцировочной группы с двумя русскими экспедициями, занимавшимися в том году исследованиями на Алае и Памире, – третьей Памирской графа А. А. Бобринского (совместно с Н. В. Богоявленским) и ботанической Ф. Н. Алексеенко (совместно с А. Я. Дзейвером). Сохранилась уникальная фотография встречи русских экспедиций на Алае, сделанная поручиком П. П. Родственным.
Из Алайской долины рекогносцировочная группа через пер. Кызыл-арт в Заалайском хребте спустилась на Восточный Памир и проследовала к оз. Кара-куль – большому соленому озеру близ границы с Китаем. Отсюда дальнейший маршрут группы лежал в долину р. Музкол и к пер. Ак-байтал, с которого начался спуск в долину р. Мургаб и далее к Памирскому посту. На поступах к Памирскому посту экспедиционную группу встретил начальник поста и командир казачьей полусотни Памирского отряда подъесаул Леонтий Андреевич Овчинников с казаками 6-го Оренбургского казачьего полка. На Памирском посту члены группы были тепло встречены офицерами поста, отрядным лекарем младшим врачом Кокандского лазарета Владимиром Павловичем Дедовым и его супругой.
Здесь А. Е. Снесарев познакомился с подпоручиком 9-го Туркестанского стрелкового батальона Ф. А. Глуздовским, который на тот момент исполнял должность начальника поста в связи с откомандированием есаула Овчинникова на лечение в Хорог. 4 марта 1902 г. поручик Глуздовский на Ишкашимском посту покончил жизнь самоубийством. А. Е. Снесарев, с болью воспринявший это известие, опубликовал в газете «Туркестанские ведомости» некролог по Глуздовскому. Сам факт публикации некролога на смерть малоизвестного обер-офицера (в газете редко помещались некрологи даже на смерть командиров батальонов), к тому же покончившего жизнь самоубийством, являлся случаем неординарным. «Причина тяжелого акта, – отмечал в некрологе А. Е. Снесарев, – была сложна и чисто личного характера; ее говорить миру не следует, ибо, если сам покойный был сломлен борьбою, не вполне разобравшись в тех тяжелых вопросах, которые жизнь создала для него, то как же поймут и оценят эти вопросы люди посторонние? Я знал Ф. А.; я с ним встречался в одно из своих странствий по окраинам, и мы провели несколько часов в непринужденной тихой беседе. Это был человек молодой, пытливый, учащийся; в нем бушевали надежды, одна другой розовей и увлекательнее. Он готовился в академию, почитывал немало книг в целях самообразования, любил поговорить о вещах умных, более общих и интересных, чем повседневная сутолока. <…> Все в нем носило следы натуры неустоявшейся, не вполне “нацеленной”, но натуры Богом не обиженной, способной на порывы, а, значит, и на подвиги, во всяком случае, способной на работу. И не жалко ли, не обидно ли, что такой человек, успев так мало дать миру, не отработав своего долга перед людьми и родиной, отошел в страну, откуда no traveller returns?».
От Памирского поста рекогносцировочная группа в сопровождении есаула Овчинникова направилась в Вахан. Пребывание русских офицеров на Памирском посту и их дальнейшие действия не остались незамеченными для британской разведки, имевшей на Памирском посту своего агента (news writer). В донесении политического департамента индо-британского правительства о событиях на Памире за июль 1901 г. сообщалось: «Пять русских офицеров, один из которых занимает видное положение в Ташкенте, которые прибыли на Мургаб в начале июня и занимались выбором места под новый пост, отправились далее в Вахан и Шугнан».
Рекогносцировочная группа через пер. Найза-таш спустилась в Аличурскую долину, прошла мимо озер Сасык-куль и Чукур-куль и через пер. Харгуш (Хоргош) вышла в долину р. Памир, достигнув, тем самым, территории Западного Памира. Редкая фотография вида этой местности, сделанная известным британским археологом Аурелом Стайном, приводится в настоящем издании. Отсюда рекогносцировочная группа направилась к Лянгарскому посту, расположенному в месте слияния рек Памир и Вахандарья, образующих после слияния р. Пяндж. Лянгарский пост располагался напротив выхода долины р. Вахандарьи и контролировал пути, ведущие из афганского Вахана в Восточный Памир и китайский Сарыкол. На Лянгарском посту члены рекогносцировочной группы были встречены начальником поста подъесаулом Рыжковым и нижними чинами. С поста открывался великолепный вид на Ваханскую долину и ущелье р. Пяндж. Окружающая местность носила на себе следы некогда оживленной культурной жизни, о чем свидетельствовали многочисленные руины крепостей, сторожевых башен и древних замков.
Из Лянгарского поста группа отправилась вниз по течению р. Пяндж к посту Ишкашимскому. Вьючная тропа шла вдоль правого берега Пянджа, порой очень близко прилегая к афганскому берегу. В пути также встречались древние руины, среди которых особенно выделялись отстатки древней крепости Каакха. Ишкашимский пост располагался напротив афганской крепости Ишкашим, прикрывавшей вход в урочище Игитарг, самое узкое место Ваханского коридора. Расстояние от русского поста Ишкашим до индо-британских владений в этом месте составляло около 20 верст. Эта близость к границе Индии произведет большое впечатление на Снесарева, и позже в его военно-географических трудах станет почти метафорой – «русская граница в двух переходах от Индии».
Начиная от Лянгарского поста и до Хорога речная долина Пянджа была сплошь заселена таджикским населением, весьма малочисленным, проживавшим в небольших кишлаках и отдельных усадьбах. Здесь Снесарев впервые столкнулся с жизнью народа древнего, с самобытной культурой, языком и традициями. «Удовольствий дорогой получаю без конца, много записываю, – сообщал он в письме к сестре. – В долине Пянджа знакомился с таджиками, [которые] являются наиболее чисто сохранившимися арийцами: некоторые их слова так напоминают некоторые наши, или немецкие, или французские слова, что просто поражаешься. <…> Словом, путешествие становится моей сферой, областью громадных и разнообразных для меня наслаждений. Тут такая масса неожиданностей, сказаний, легенд, оригинальных сближений, что при моей пытливости и фантазии – образов и картин (внешних и духовных) не оберешься. Какой интересный народ, сколько поэзии, какие причудливые ландшафты!».
Из Ишкашимского поста рекогносцировочная группа генерала Пославского через теснины Пянджа и пер. Зебак-джангаль достигла кишлака Хорог, в котором размещался одноименный русский пост и управление Памирского отряда. В Хороге рекогносцировочная группа была встречена начальником Памирского отряда подполковником М. С. Бадрицким и подпоручиком П. М. Яременко. В это время Памирский отряд готовился к плановой смене личного состава, намеченной на август 1901 г. Подпоручик 9-го Туркестанского стрелкового батальона Петр Мартинианович Яременко прибыл в отряд весной 1901 г. и остался в нем на второй годичный срок. Находился в Памирском отряде в период командования им капитаном Снесаревым и вместе с ним сменился с Памира. Сохранился уникальный фотографический снимок, сделанный поручиком П. П. Родственным, на котором члены рекогносцировочной группы сняты совместно с офицерами отряда и бухарскими чиновниками.
В Хороге рекогносцировочная группа разделилась: генерал Пославский и другие участники группы отправились к Памирскому посту через ущелье р. Гунт, долину р. Тогуз-булак и пер. Кой-Тезек. С Памирского поста генерал Пославский проследовал к укр. Иркештам на китайской границе и оттуда через Гульчу вернулся в Фергану. Снесарев провел в Хороге около двух недель, занимаясь сбором географического и статистического материала о Памире, а также изучая особенности организации разведки в Памирском отряде. Во время посещения Лянгарского поста Снесарев совершил короткую поездку на верховья р. Памир и посетил оз. Зор-куль («Памирское озеро Виктория»), открытое в 1838 г. британским морским офицером Джоном Вудом (John Wood). Озеро и прилегающие к нему территории были свидетелями многих эпизодов Большой игры – англо-русского соперничества в Центральной Азии. По российско-британскому соглашению 1895 г. по озеру прошла граница между Российской империей и Афганистаном. Из Хорога Снесарев отправился на исследование долины р. Шахдары, левого притока р. Гунт, откуда вышел на Большую Памирскую дорогу, достиг Памирского поста и через Гульчу вернулся в Фергану.
Участие в рекогносцировке Памира имело чрезвычайно важное значение для Снесарева, как исследователя этой удаленной окраины Русского Туркестана. Поездка на долгие годы определила направление военно-географических и востоковедных исследований Снесарева – Памир и Северная Индия. В ходе поездки им был собран ценный военно-географический и военно-статистический материал, который он блестяще использовал при подготовке специального исследования по Памиру, которое следует признать одним из лучших среди военно-востоковедных работ, – аналитической записки «О Памирах».
Долгое время о записке было мало что известно даже специалистам, занимавшимся изучением Памира в географическом, историческом и этнографическом отношениях. При работе над книгой нам удалось обнаружить записку в фондах РГВИА и подготовить ее полный текст с комментариями к печати (публикуется в приложении). Это одна из последних крупных неизданных работ раннего периода деятельности Снесарева. Ввод ее в научный оборот, безусловно, будет способствовать развитию исследований по памироведению, а также изучению истории русской политики на Памире и международных отношений в Центральной Азии в конце XIX – начале XX вв.
Записке Снесарев придавал большое значение, справедливо считая, что содержащиеся в ней сведения и выводы важны не только для будущего Памирского отряда, но и всей русской политики в регионе. В письме к сестре он сообщал в этой связи: «<…> перед отъездом в Лондон я написал докладную записку «О Памирах» на 42 листах и все время за границей думал, что она сдана под сукно. По приезде узнаю, что она дошла до самого командующего войсками, последний от нее в восторге (называл всякими лестными словами), приказал ее переписать и везет с собой в Петербург к военному министру; если и этот окажется в таком же восторге, то записка может дойти до Государя… многочисленные выписки дойдут во всяком случае, ибо статья поднимает много реформ, [которые] разделяются генералом Ивановым».
Записка имеет гриф «секретно» (проставлен рукой А. Е. Снесарева) и составлена, судя по датам ознакомления с ней старших начальников, в конце июля 1901 г., то есть сразу после возвращения из командировки на Памир. Записка представляет собой машинописный текст, напечатанный через два интервала, текст на листе двухсторонний. Общее количество страниц – 113, по архивной описи – 57 листов с оборотами. Нумерация страниц проставлена Снесаревым от руки по центру верхнего поля листа. Каждая страница имеет широкое левое поле, в котором дается оглавление. В нижнем поле страниц помещаются сноски, указанные в тексте. Текст рукописи содержит отдельные правки, сделанные рукой Снесраева, относящиеся преимущественно к исправлению допущенных опечаток. Автографические пометки Снесарева также имеются на ряде страниц – в левом и нижнем полях, и относятся преимущественно к библиографическим сведениям. Часть таких пометок принадлежит другому лицу, очевидно, одному из офицеров, помогавших Снесареву в поиске библиографического материала.
Рукопись имеет многочисленные резолюции и пометки, сделанные в левом поле (преимущественно) страниц и на самом тексте. Они принадлежат различным должностным лицам: командующему войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанту Н. А. Иванову, помощнику командующего генерал-лейтенанту Е. И. Мациевскому, начальнику штаба округа генерал-лейтенанту В. В. Сахарову, генерал-квартирмейстеру штаба округа генерал-майору М. Д. Евреинову.
Записка «О Памирах» является отчетной работой Снесарева по поставленной ему задаче и вместе с отчетом военных инженеров была представлена командованию военного округа руководителем рекогносцировки генерал-майором И. Т. Пославским. Работа Снесарева вызвала большой интерес со стороны высших должностных лиц округа. Написанная в не совсем свойственной для подобного рода документов манере, с элементами публицистики и академизма (максимальное использование печатных источников, в том числе, иностранных), записка больше напоминает развернутый текст лекции о Памире. В записке Снесарев позицирует себя как безусловный авторитет в памирском вопросе, он подчеркнуто демонстрирует свою эрудицию, иногда даже излишне применительно к поставленной ему задаче. Разбирая вопросы военного и административного управления Памиром, Снесарев рассматривает их по-новому, широко, без оглядки на традиционные взгляды. Этот неожиданно новый подход, судя по пометкам высших должностных лиц, вначале обескураживал, но затем заставлял прислушиваться к мнению, часто основанному на трезвом взгляде и рациональном подходе. Неслучайно командующий войсками округа генерал-лейтенант Н. А. Иванов, несмотря на ряд критических замечаний по тексту записки, остался весьма доволен новаторским подходом Снесарева. В документе имеется пометка Н. А. Иванова: «<…> впервые читаю подробный отчет офицера, составленный отличительно, хотя и с наивными толкованиями».
Отзывы старших начальников на взгляды Снесарева в памирском вопросе представляют несомненный интерес, так как дают редкую возможность получить представление об оценке его взглядов и служебной деятельности внутри «военной корпорации». В целом, они положительные, но достаточно критичны, особенно в части вопросов, по которым у Снесарева еще не имелось достаточно знаний и опыта. Это особенно заметно в распределении критических отзывов и пометок по тексту записки. «Военный» раздел вызвал мало возражений у руководства округа, наибольшей критики подвергся раздел административного управления Памиром, в котором Снесарев высказывал ряд радикальных и порой оторванных от реальной жизни идей. К тому времени он имел еще недостаточные познания в области гражданской администрации, особенно применительно к общей политике туркестанских властей по управлению инородческим населением Туркестанского края и особенностям политики в отношении Хивинского и Бухарского ханств, находящихся под русским протекторатом.
Работа Снесарева структурно делится на две большие части – военное и административное управление Памиром. В первую часть, собственно военную, вошли две главы – «Задачи Памиров» и «Деятельность чинов Памирского отряда». Вторая часть работы относится к вопросам административного управления и состоит из двух глав – «Припамирские ханства Вахан, Шугнан и Рошан» и «Памирские киргизы». Работа имеет небольшую заключительную часть, в которой рассматривается военно-политическое значение Памира.
В записке подробно анализируются вопросы организации военного управления Памиром. Снесарев приходит к заключению о наличии в таком управлении ряда недостатков: отсутствие четких инструкций начальнику Памирского отряда, двойственность его подчинения – штабу округа и военному губернатору Ферганской области – и т. д. Снесарев предлагал для простоты управления Памирским отрядом передать его в непосредственное подчинение штаба Туркестанского военного округа. При этом он допускал мысль, что это может привести к обременению штаба округа дополнительной работой, и без того значительной ввиду присоединения к округу Закаспийской и Семиреченской областей. Против этой идеи категорически выступил начальник штаба округа, сделав пометку в тексте документа: «Как бы массой подчиненных слабо организованных частей нач[альник] штаба [округа] действительно не сделался ком[андиром] корп[уса] или н[ачальнико]м дивизии и не перестал бы быть нач[альником] штаба. Железнод[орожные] батальоны, флотилия, кадет[ские] школы, да еще и Памирский отряд!». Соображения Снесарева все же были признаны разумными, и уже в 1904 г. такое переподчинение состоялось, правда, по другой схеме – управление делами Памирского отряда по военным вопросам передали в ведение командира I-го Туркестанского армейского корпуса через начальника 3-й Туркестанской стрелковой бригады (дислоцировалась в г. Новый Маргелан); гражданское управление Памиром оставили за военным губернатором Ферганской области.
Другим важным вопросом, поднятым Снесаревым в записке, явилось обоснование распределения постов Памирского отряда в зависимости от их важности в военном отношении. Существовавшая до этого практика распределения постов отряда не всегда учитывала важность прикрытия наиболее опасных направлений, а чаще основывалась на климатических и санитарных условиях, не всегда обоснованных. Снесарев предложил упразднить ряд постов, перенести другие и перераспределить на них силы и средства. Все посты Памирского отряда делились на две группы – Восточные и Западные. Группа Восточных постов располагалась на Восточном Памире и осуществляла контроль путей, ведущих из китайского Сарыкола и индо-британских владений (Хунза и Гилгит) в глубь Памира и далее к Фергане. В эту группу входили посты: Памирский (центральный в этой группе), Истыкский, Ранг-кульский. В летнее время от них могли выделяться небольшие передовые пикеты с целью непосредственного наблюдения за караванными путями и действиями китайских войск. Группа Западных постов располагалась на Западном Памире и обеспечивала прикрытие границы со стороны Афганистана. К этой группе постов относились: Хорогский (центральный), Лянгарский и Ишкашимский.
Снесарев, исходя из военной значимости и географического положения, определил наиболее важные в политическом и тактическом отношении посты. При этом он тщательно проанализировал наиболее опасные направления на Памире, обосновал их привязку к перевалам и караванным путям, отметил их оценку в британской географической и военной литературе. Это был, безусловно, инновационный подход в изучении вопроса. В группе Восточных постов по порядку значимости Снесарев выделил Памирский, Ранг-кульский и Истыкский посты. В виду важности Памирского поста он настаивал на переносе всего управления Памирским отрядом из Хорога на Мургаб. «Памирский пост, – отмечал Снесарев, – по своему центральному положению в узле всех памирских путей, по сравнительной близости к культурным центрам, и в частности к телеграфной станции в Гульче, и по расположению в центре торговых движений должен признаваться главным постом на Памирах». Он также обоснованно предлагал перенести пост Истыкский в другое место – на урочище Ак-таш в долине р. Аксу, как наиболее отвечающее тактическим и санитарным условиям. В группе Западных постов Снесарев определил их степень важности в следующем порядке: Хорогский, Ишкашимский, Лянгарский. Он высказался против учреждения поста в Калаи-Вамар, на необходимость существования которого продолжительное время не было единого взгляда, пост то упразднялся, то вновь учреждался. «<…> Кала-и-Вамарский пост, – отмечал Снесарев, – не имея ни наблюдательного, ни оборонительного значения, ослабляет маленький Памирский отряд и мог бы принести гораздо больше пользы, будучи присоединен к Хорогскому посту, а частью к Лянгарскому; это вместе с тем облегчило бы продовольствие постов, разрешило бы вопрос о расквартировании людей и облегчило бы службу постов».
Рассматривая группировку индо-британских войск близ Памира и географические условия района, Снесарев пришел к выводу о наиболее важном участке русско-афганской границы на р. Пяндж – «юго-западный угол Памира. В том месте, где р. Пяндж делает самый южный излом». Вывод этот напрашивался сам собою из общего взгляда на карту и знания группировки сил и средств индо-британской армии в Хунзе и Читрале. Однако именно Снесарев впервые доказательно обосновал важность прикрытия этого направления. Суммируя свои доводы, он отмечал: «Сказанные данные показывают, что самая южная излучина р. Пянджа является наиболее важным местом на границе Памиров: здесь возможны наступление как афганских, так и англо-индийских войск, поблизости расположены значительные их части, прилегающие земли богаты предметами продовольствия, тактические условия благоприятны и, наконец, при дальнейшем продвижении наши войска выходят в обход Хайбера и оборонительных позиций Сулеймановых гор, а войска неприятеля <…> на Памирский пост дорогой, открытой и вполне доступной в течение круглого года». Для прикрытия этого участка границы Снесарев предлагал разместить Ишкашимский пост напротив афганской Ишкашимской долины и усилить его состав. Командующий войсками округа полностью согласился с этим важным выводом Снесарева.
Интерес представляла оценка Снесаревым роли Памира в организации разведки сопредельных государств – Индии, Афганистана и Китая. Сравнивая разведывательную часть Памирского отряда с другими разведывательными центрами Туркестанского военного округа – штабом II-го Туркестанского армейского корпуса, Керками, Термезом, Кашгаром и Кульджой, Снесарев делал вывод, что «как разведывательная инстанция Памиры являются чуть ли не самым важным районом среди других». Этот вывод основывался на географических и этнографических особенностях Памира. С географической точки зрения Памир представлял собой выступ, окруженный с востока, юга и юго-запада китайскими, индийскими и афганскими владениями. С него открывались сравнительно доступные и короткие маршруты в Кашгар, Хунзу и Кабул. С другой стороны, Памир был населен киргизами и таджиками, имевшими родственников в Кашгарии и Афганском Бадахшане. Эти трансграничные связи были весьма удобны для ведения разведки на сопредельных территориях. «Вышеизложенные обстоятельства, – отмечал Снесарев, – указывают, как легко и удобно на Памирах производить разведки: таджик и киргиз всегда без труда проберется к своим заграничным родственникам или единоверцам, а через них и далее в глубины соседних стран, от него не убережется никакая тайна, да, наконец, все новости, слухи, события сами собою будут перебрасываться через те рубежи, которые являются такими лишь для карт и договоров, но не признаются таковыми в глазах прилегающего населения».
Следует заметить, что в целом верное суждение Снесарева на практике не всегда оказывалось подтвержденным. Разведывательная практика Памирского отряда показала, что по мере ужесточения пограничного режима и усиления контрразведывательных мероприятий властями сопредельных стран посылка разведчиков из числа местных жителей становилась очень сложной и не всегда выполнимой задачей. Отсутствие по ту сторону границы крупных городов, оживленной караванной торговли значительно сковывали возможность агентурной работы. Появление незнакомцев в небольших селениях, где все друг друга знали, редко оставалось незамеченным и сразу становилось известным властям. Сам характер местности – горный ландшафт, перерезанный стремительными реками и ущельями, не всегда доступными перевалами и т. п., допускал движение по очень ограниченному числу маршрутов, легко контролируемых постами и дозорами. Наконец, разведчики совершенно не имели возможности проникнуть в военные центры Афганистана и Северной Индии, достаточно удаленные от Памира, и ограничивались действиями в приграничной полосе. В силу этих причин разведка Памирского отряда велась примущественно в тактической зоне и редко осуществлялась в глубине территории приграничных государств. Кроме того, имелась большая проблема с подготовленными кадрами из числа местных разведчиков – проблема, на которую указывал в своей записке и Снесарев, но которая так и не была решена вплоть до 1917 г. Добытых сведений вполне хватало для разведывательного обеспечения самого Памирского отряда, но они совершенно не удовлетворяли потребностей штаба Туркестанского военного округа.
Значительный интерес представляет часть записки, относящаяся к вопросам административного управления Памиром. По условиям афганского разграничения бухарский эмир в обмен на территорию Запянджского Дарваза в качестве компенсации получал правобережную часть Вахана, Шугнан и Рошан. Формально к моменту завершения афганского разграничения эти территории принадлежали России, поскольку после занятия Памира оказались в сфере ее фактического контроля. Чтобы завершить процесс разграничения и избежать осложнения отношений с бухарским эмиром, русским правительством было принято решение о передаче вышеуказанных территорий под контроль бухарских властей. Сам бухарский эмир, мало знакомый с этими землями, не проявлял особого желания стать их полноправным хозяином, опасаясь, что расходы по содержанию бухарской администрации в этих территориях превысят ожидаемые доходы. В 1896 г. последовало Высочайшее повеление о передаче эмиру бухарскому восточной части Шугнана и Рошана и северной части Вахана. Этим же документом была в общих чертах установлена граница между русскими и бухарскими владениями на Памире. Фактически весь Западный Памир передавался под управление бухарской администрации. На начальника Памирского отряда в пределах Западного Памира возлагалась обязанность охраны государственной границы и общий контроль над населением, без вмешательства в дела внутреннего бухарского управления. Последнее осуществлялось на Западном Памире особым беком, назначаемым бухарским эмиром по согласованию с русским политическим агентом в Бухаре. Несмотря на переход частей Шугнана, Рошана и Вахана под бухарскую юрисдикцию местное население отказывалось признавать себя поддаными бухарского эмира и платить налоги бухарским сборщикам. Ситуация фактического двоевластия на Западном Памире значительно осложняла деятельность начальника Памирского отряда, приводила к ситуациям, требовавшим его непосредственного вмешательства в дела административного управления, что вызывало неудовольствие бухарских властей и служило источником бесконечных объяснений и переписки начальника отряда со штабом округа. С этой ситуацией Снесарев столкнется в период командования Памирским отрядом.
Трения между местным населением и бухарской администрацией были особенно нежелательны для туркестанских властей в виду стратегического положения Памира близ границ Британской Индии. В мае 1897 г. туркестанская администрация отправила командиру Памирского отряда Генерального штаба капитану В. В. Эггерту распоряжение использовать всю силу морального авторитета для воздействия на бухарскую администрацию с целью обеспечения справедливого отношения к местным жителям. В декабре 1898 г. Генерального штаба подполковник П. А. Кузнецов по поручению туркестанского генерал-губернатора встретился в Бухаре с эмиром и обсудил возможность перевода припамирских бекств под русскую администрацию. Эмир бухарский не возражал, но заявил, что возврат территорий нанесет удар по его репутации. Российский политический агент в Бухаре В. И. Игнатьев также выступал за полную передачу территорий Западного Памира под управление России. В начале 1899 г. российское Министерство иностранных дел разрабатывало проект секретного договора между Россией и Бухарским эмиратом о передаче Западного Памира под российскую юрисдикцию. Готовились меры и частного порядка, чтобы компенсировать эмиру репутационные потери от самого факта такой передачи, к примеру, добавление к его имени титула «Высочество», награждение орденом Святого Андрея Первозванного или производство в генералы от инфантерии. Однако против передачи территорий выступил туркестанский генерал-губернатор С. М. Духовской, полагавший, что этот шаг может быть использован Великобританией для получения территориальных уступок в регионе. Этот довод имел под собой серьезное основание, особенно в условиях приобретавшего остроту сарыкольского вопроса и попыток индо-британских властей добиться от Китая территориальных уступок на Тагдумбаш-Памире и в Раскеме в пользу Хунзы.
А. Е. Снесарев, кратко напомнив в записке историю перехода припамирских бекств под юрисдикцию бухарского эмира, остановился на всей невыгодности для России создавшегося положения и указал на возможность обострения ситуациии из-за «наличности на Памире двух властей». Снесарев предлагал взять за основу административного управления Памиром разработанный в туркестанской администрации в 1899 г. проект управления, общий смысл которого сводился к образованию особого Памирского отдела и передаче начальнику Памирского отряда управления всеми памирскими областями, с наделением его в служебном отношении правами начальника отдела (по примеру Амударьинского отдела). Весь Памирский отдел предполагалось разделить на четыре волости, которые подчинялись бы начальникам соответствующих постов. Предполагалось также ввести налогообложение местного населения с целью покрытия расходов по управлению уездом. В записке Снесарев высказывался за полный перевод припамирских бекств под управление России, как единственное условие создания нормальных условий для жизни местного населения: «<…> По вопросу о воссоединении к нам припамирских ханств – Вахана, Шугнана и Рошана мы вправе сделать вывод, что по причинам общегосударственным, военным и экономическим эти ханства должны быть отобраны от эмира бухарского и взяты под непосредственное владение». Снесарев считал, что не следует выдумывать предлога для того, чтобы забрать у эмира бухарского то, что «ему не принадлежит». «Беспокойство относительно эмира дошло до того, – отмечал Снесарев, – что стали даже сомневаться, какой предлог придумать, чтобы взять от него ханства. Казалось бы, что вековая практика англичан в Индии доказала, что это дело совсем пустое и над ним совсем не стоит задумываться».
Как мы уже отмечали выше, записка Снесарева в части административного управления Памиром вызвала наибольшую критику со стороны высшего руководства. Идея Снесарева о полном переводе припамирских бекств под юрисдикцию России имела своих сторонников как в Военном министерстве, так и в Министерстве иностранных дел. В известном смысле, это было лишь отдельным эпизодом общей дискуссии в военной, дипломатической и административной элите о будущем Бухарского эмирата в составе Российской империи. В России в то время уже имелась довольно влиятельная партия государственных и общественных деятелей, военных и журналистов, призывавших покончить с независимостью «страны бесправия» (по образному выражению Д. Н. Логофета) и «водворить в ней русскую гражданственность». Для туркестанского генерала-губернатора Н. А. Иванова, разделявшего взгляды своего предшественника генерала С. М. Духовского, предложения, вроде высказанного Снесаревым, были неприемлемыми. Иванов, подобно Духовскому, не желал создавать самим актом передачи земель осложнений с Великобританией, особенно в условиях сарыкольского кризиса и тревожного положения на границе Семиречья в связи с «боксерским восстанием» в Китае. Кроме того, Иванов понимал, что эмир бухарский пользовался расположением российской императорской семьи, и высшая власть не была готова к осложнению отношений с эмиром по памирскому вопросу.
Применительно к другим вопросам административной политики на Памире Снесарев демонстрировал типичный для того времени имперский подход с доминирующей идеей о высокой цивилизирующей роли России в отношении диких окраин и ее культурном превосходстве над «некультурными государствами». Применительно к киргизскому населению Памира он указывал на необходимость «приобщить киргиз к культуре» и подчинить решению общегосударственных задач. В этом отношении он был идейно близок к другим представителям «туркестанского ориентализма» – Н. А. Маеву, В. П. Наливкину, Н. П. Остроумову и др.
Снесарев считал необходимым внушать киргизам дух «семьи русской» и всячески бороться с их «кочевым космополитизмом» – задачи неподъемные по тем временам и, как справедливо заметил Н. А. Иванов, выполнение которых займет жизнь нескольких поколений. Снесарев предлагал разработать такую систему мер, которая препятствовала бы перекочевкам киргизов на территории соседних Афганистана и Китая. Он придерживался в вопросе перекочевок крайних взглядов и считал, что «бежавшие должны признаваться государственными преступниками». Этот неожиданный подход поразил даже консервативных туркестанских администраторов, в этом месте записки командующий войсками поставил пометку: «Господи помилуй!». Туркестанское начальство смотрело на перекочевки киргизов как на неизбежное зло, понимая, что происходили они не от желания киргизов уклониться от уплаты налогов или трудовой повинности, а больше от бескормицы, являющейся результатом суровых климатических условий Памира. С перекочевками киргизов покончили в более позднее время, когда в 1927 г. войска ОГПУ перешли на Памире к сплошной охране государственной границы.
Весьма интересны взгляды Снесарева на требования, которые должны были предъявляться командному составу Памирского отряда. Он указывал на небходимость тщательного подбора офицеров, особенно начальника отряда. Специфика деятельности отряда, большой пространственный разброс постов предъявляли особые требования к кандидату на должность начальника Памирского отряда. Снесарев указывал, что сама обстановка службы требует иметь «человека молодого, свежего, исключительно высоких нравственных принципов, тактичного, имеющего строевую и хозяйственную опытность, знающего основательно Памиры, подготовленного к пониманию явлений в соседних странах и производству в них успешных рекогносцировок, и, наконец, способного на случай осложнений повести дело на свой страх и риск. Едва ли ошибочно будет сказать, что такому требованию может удовлетворить или исключительного дарования строевой офицер, владеющий разносторонним общим и военным образованием, или офицер с высшим образованием, скорее всего, офицер Генерального штаба, при условии удовлетворения им тех из перечисленных качеств, которые не могут быть усвоены в стенах академии».
В деятельности Памирского отряда особая роль принадлежала заведующему отрядным хозяйством. Снесарев считал, что кандидатом на такую должность должен быть офицер с безукоризненной служебной репутацией и высокой нравственностью. От младших офицеров он требовал высокую физическую выносливость, способность переносить продолжительные конные поездки и умение вести топографическую съемку местности. Для службы на Памире Снесарев считал необходимым отбирать исключительно людей здоровых в физическом и психическом отношении. По его, почти крылатому, выражению: «Климат Памира здоровый, но только для здоровых людей».
Важное значение имели мысли Снесарева об организации быта офицеров и нижних чинов Памирского отряда. В условиях сурового памирского климата и продолжительного нахождения вдали от цивилизации бытовая сторона службы приобретала особую роль. Снесарев считал важным обставить жизнь офицеров с максимальным комфортом: снабдить удобной мебелью, книгами, организовать правильную доставку почты и др. Для нижних чинов он предлагал создать хорошие бытовые условия и организовать правильное питание. Он также призывал обратить внимание на духовно-религиозную сторону быта солдат и казаков и разными мероприятиями поддерживать религиозное настроение людей. Большое значение он придавал организации в отряде солдатской библиотеки и возможности пользоваться ею нижним чинам с дальних постов. Он также указывал на охоту, которая могла быть не только хорошим средством развлечения и физической подготовки, но и способствовать совершенствованию навыков в стрельбе. «Проходить курсы стрельбы на Памирах, – отмечал Снесарев, – не представляется возможным по многим причинам, в результате чего нижний чин может в 2 года не сделать ни одного выстрела. Явление, по нашим воззрениям на винтовку и отношение к ней нижнего чина, весьма не похвальное. Охота давала бы возможность человеку до некоторой степени не забывать своего оружия и не привыкать смотреть на него как на дубину, оттягивающую плечи».
В заключении работы Снесарев кратко остановился на значении Памира в политико-экономическом и стратегическом отношениях. Применительно к первому, он замечал, что занятие Памира создало для России выгодную геополитическую позицию, с которой возможно не только наблюдать, но и влиять на события в сопредельных странах. Владение Памирами, по мысли Снесарева, лишало Британскую Индию возможности использовать кратчайшие пути для торгового проникновения в соседний Восточный Туркестан.
В стратегическом отношении Памир позволил России приблизиться к индо-британским владениям и занять выгодное исходное положение в случае военного конфликта как с Афганистаном, так и с Британской Индией. По мысли Снесарева, движение русских войск за Амударью являлось исторически неизбежным. «Что же касается до Северного Афганистана, – замечал он, – то здесь рано или поздно мы должны ожидать борьбы и нашего дальнейшего продвижения на юг <…>». В другом месте его видение предстоящего конфликта с Афганистаном, а следовательно и с Британской Индией, высказано более конкрено: «<…> Амударья, являясь границей в настоящее время, вероятно, играет эту роль временно, что повторность и аналогичность исторических явлений должна сказаться в переходе нашей границы через реку и продвижения ее до Гиндукуша и его западных отрогов. Что последний хребет должен быть нашей естественной границей с Англией и будет ею <…>». Этот географический детерминизм русской политики в Средней Азии и поход за Амударью, как стратегический императив, составили основу геополитических воззрений Снесарева на историческую перспективу. После англо-русского соглашения 1907 г. эти идеи ушли из сферы публичности, но по-прежнему составляли теоретическую основу взглядов Снесарева на среднеазиатский вопрос.
Записка «О Памирах» имеет чрезвычайно важное значение для изучения туркестанского периода жизни А. Е. Снесарева, того времени, когда происходило формирование его геополитических, стратегических и военно-востоковедных взглядов. Она предоставляет в распоряжение историка ценный материал по истории русской политики на Памире и в сопредельных странах в период активного англо-русского соперничества. Записка важна для истории военного и административного управления Памиром, взаимоотношений России с Бухарским эмиратом на Западном Памире. В записке Снесарев заложил те основы управления Памиром, организации и деятельности Памирского отряда, которые практически без изменений просуществовали до последних дней Российской империи.
