Мысль посетить Лондон возникла у Снесарева сразу после поездки в Индию. Однако приступить к реализации замысла ему помешала большая служебная занятость. В письме к сестре Клавдии летом 1900 г. он сообщал о возможности переноса поездки по времени: «Свою поездку в Лондон я пока не оставил и, вероятно, осуществлю, но только позже». В 1900 г. совершить путешествие в Великобританию ему не удается, но он полон решимости сделать это в следующем году. В письме к сестре в новогоднюю ночь 31 декабря 1900 г. он пишет, что главные его задачи в 1901 г. – поездка в Лондон для усовершенствования в языке и знаниях по Индии и подготовка отчета по Индии.

Основной целью поездки в Великобританию, как ее определял Снесарев, была работа в британских библиотеках с целью изучения основных печатных изданий по Средней Азии и Индии, что позволило бы приступить к написанию крупной военно-географической работы по Индии. Этот труд замышлялся им как итоговый отчет о поездке в Индию. Об этом свидетельствует и архивный документ. В письме командующего войсками округа на имя начальника Главного штаба это сформулировано следующим образом: «Поездка в Лондон предпринята капитаном Снесаревым в видах возможно широкого сбора литературного материала, необходимого для полноты его отчетной работы по командировке в Индию».

В литературе иногда встречается указание на то, что Снесарев находился в Лондоне в командировке. Это не соответствует действительности, послужной список Снесарева не содержит записи о служебной командировке. Кроме того, подобная командировка офицера за границу являлась служебным заданием и подразумевала необходимость получения Высочайшего соизволения. В фондах РГВИА, относящихся к этому эпизоду, таких сведений – переписки между штабом Туркестанского военного округа и Главным штабом, служебной записки управляющего делами ВУК на имя начальника Главного штаба, докладной записки по Главному штабу с резолюцией военного министра и пр. – нам обнаружить не удалось. Для поездки в Лондон Снесарев мог воспользоваться полагавшимся ему отпуском. По действовавшему тогда положению, офицеры, окончившие курс в Николаевской академии Генерального штаба, имели право на четырехмесячный отпуск с сохранением полного содержания, но воспользоваться этим правом они могли лишь в течение трех лет. Предоставленным правом Снесарев решил воспользоваться в 1901 г. после завершения служебной поездки на Памир. В письме к сестре с маршрута рекогносцировки на Памире он сообщал: «Думаю там [в Ташкенте] быть 8–10 июня, а через 10–15 дней тронусь в Лондон». В реальности командировка на Памир несколько затянулась, и Снесарев вернулся в Ташкент только 10 июля.

Подав рапорт начальнику штаба округа, Снесарев 20 августа получил разрешение на отпуск с правом выезда за границы Империи. Представляется, что это разрешение было получено Снесаревым только благодаря хорошему расположению к нему начальника штаба генерал-лейтенанта В. В. Сахарова. Окружной штаб в это время готовился к предстоящей инспекции войск округа военным министром А. Н. Куропаткиным, и каждый офицер Генерального штаба был на счету. Полученные им денежные средства в размере трети годового жалования – 420 руб., были невелики, и для поездки за границу ему пришлось изыскивать дополнительные средства. К примеру, стоимость проезда на одном из участков выбранного Снесаревым пути от Ташкента до Астрахани (через Баку) в вагоне и каюте I-го или II-го класса составляла примерно 70 руб. При этом прогонных денег ему не выдавалось, что существенно ограничивало его бюджет.

Из Ташкента Снесарев выехал немедленно по получении разрешения начальника штаба округа, продолжительность отпуска была крайне небольшая для задуманной поездки, и он был очень ограничен во времени. По Закаспийской железной дороге Снесарев добрался до Красноводска, откуда пароходом через Баку достиг Астрахани и по Волге совершил поездку в Самару. «У устья Волги, – писал Снесарев, – я вступил в среду чисто русскую: люди и речь – все было родное и после Азии вздыхалось легче». Далее точное направление его маршрута не совсем известно, предположительно, путь из Самары лежал в Москву или Петербург. Известна точная дата пересечения Снесаревым границы с Германией на пограничной станции Вержблово – 3 сентября.

Накануне отъезда из Ташкента Снесарев договорился с редакцией «Туркестанских ведомостей» о публикации серии очерков в форме писем с дороги. Серия эта получила название «От Ташкента до Лондона». Всего им было опубликовано три очерка, каждый из которых относился к определенному отрезку пути: по России (Письмо I), по европейским странам – Германии, Бельгии и Франции (II), и Англии (III). Последний очерк менее всего напоминает путевые наблюдения и целиком посвящен теме восприятия в Великобритании событий второй англо-бурской войны. Очерки оказались не самым лучшим литературным произведением Снесарева, они были сыры, во многом тенденциозны, в них отсутствовал единый замысел. Тем не менее, они имеют значение для лучшего восприятия взглядов и убеждений Снесарева в начальный период службы в Туркестане.

Значительную часть впечатлений первого очерка – о Русскому Туркестане – составляют наблюдения над коренными жителями Туркестана, оказавшимися в одном вагоне с Снесаревым. В тоне его наблюдений чувствуется влияние настроений в высшем туркестанском обществе – имперского превосходства, колониальных парадигм и этнической сегрегации, всего того набора воззрений, столь характерного для правящих колониальных элит. «Заплативши лишний полтинник или рубль, – замечает Снесарев о пассажирах вагона, в котором он ехал, – он [туземец], оставаясь дикарем, получает доступ в общество людей, с ним ничего общего не имеющих, и деспотически распоряжается общим спокойствием и настроением. <…> Не лучше ли было создать такой порядок вещей, при котором туземец мог усматривать, что ему нет доступа к людям образованным, будь он хоть миллионер, если он не умеет выполнять общепринятых элементарных правил культурного общежития». Эта мысль, безусловно, подсказана опытом поездки по Индии, в которой британцы предусмотрели возможность раздельного проезда европейцев и местных жителей.

От русской границы путь Снесарева пролегал по территории Германии – Эйдкунен, Диршау, Крайц, Берлин, Кельн. Описание увиденного достаточно скучно и сильно отягощено предвзятыми оценками: поезда в Германии движутся медленнее, чем в России (что было вполне естественно, с учетом плотности германских станций), местность скучная, вокзалы пропахли пивом и т. п.

На одной из немецких станций его внимание привлек стеллаж с русскими книгами. «На одной из зал станции, – писал Снесарев, – обращал на себя внимание большой шкаф с книгами, среди которых было много русских запрещенных (курсив Снесарева. – М. Б.)… правильнее говоря, только запрещенные, иных не было. Мне приходилось уже знакомиться с этого типа литературой неоднократно, и я мог, не боясь их опьяняющего действия, приобрести несколько для дорожного чтения. Мне было интересно узнать, изменился ли хоть отчасти нервно-враждебный тон всех этих книг, почти всегдашняя безграмотность – результат отчуждения авторов от родины, какая-то наивная приподнятость в изложении, а что главное, – почти постоянная бесцеремонность по отношению к правдивости содержания.

Приходилось с грустью убедиться, что все эти особенности были налицо в том нервном книжном материале, который я пробегал теперь; ярче же всего он сказывался в произведениях явно еврейского штемпеля; в последних уродования нашего прекрасного языка и всевозможные натяжки были просто комичны. Но не перечисленные выше особенности литературы поражали меня – с ними приходится встречаться в других местах, – а общий безотрадно пессимистический тон, всюду сказывающееся отсутствие веры в зиждительные силы своей родины.

В этом отношении книги удивительно сближались с произведениями английских писателей, трактовавших об успехах России в Азии; почти начиная со времен Крымской кампании в этих сочинениях с болезненным упорством повторялось, что Россия – накануне банкротства, что в ней нет сил для продолжения усвоенной ею политики, что Россию вот-вот ожидает нечто ужасное и т. д. и т. д.; это с удивительной пуктуальностью повторяется до наших дней. И что же? Некоторые из пророков уже покоятся в могиле, а наша родина все ширится и крепнет, поражая мир неистощимостью и богатством своих духовных сокровищ».

В Берлине во время короткой остановки Снесарев прогулялся по центру ночного города и был приятно удивлен его оживленными, залитыми электрическим светом улицами. В Кельне он осмотрел знаменитый своей готической архитектурой Кельнский собор. «Когда вы вступаете под своды храма, – замечал Снесарев, – когда вас окутает его таинственный полумрак, и сверху нависнут величественные художественные формы, вы должны неминуемо пережить приподнятое настроение. Поражает единство и определенность религиозной мысли, вылившиеся во всей архитектуре и во всех ее деталях. В строителях храма не было артистических причуд или каких-либо разлагающих сомнений; они знали, что строят храм Божий, и их религиозная мысль выливалась в яркую и цельную форму».

Путешествие по Бельгии также не вызвало никаких восторгов у Снесарева: «Это была сплошная фабрика, производившая неприятное впечатление страшной теснотою и скученностью». Франция в очерках представлена двумя сюжетами: о том, что весь Париж танцует, и об особенностях французского смеха.

Последний очерк серии, как уже было сказано выше, не представляет собой путевых наблюдений, но заключает в себе взгляд автора на англо-бурскую войну. Этот очерк, исходя из даты публикации, был написан уже после возвращения в Ташкент. Была еще и четвертая часть очерков, целиком относящаяся к Великобритании. Она осталась неопубликованной. Причины, по которым это произошло, нам не известны. Очерк вполне мог забраковать редактор «Туркестанских ведомостей», от идеи напечатать его мог отказаться и сам Снесарев. Четвертая часть очерков представляет собой крайне тенденциозный продукт, пронизанный англофобией. В этой части Снесарев, например, указывал, что «при первом знакомстве с английским обществом вас резко поражает его невежество, необладание той суммой сведений, которая на континенте считается необходимой для всякого образованного человека». Встречаются и замечания вроде: «англичане почти ничего не читают», что у них «узость умственных интересов» и «нету голов» и пр.

Весьма странно, что эти суждения были вынесены после знакомства с культурной столицей Великобритании (Снесарев не видел британской глубинки), после посещения музеев и библиотек, живого общения с образованной публикой. Пройдет всего несколько лет, и он заметно пересмотрит свои взгляды, они приобретут бóльшую зрелость и объективность. В 1906 г. у него звучат уже другие оценки: «культурное преимущество» Англии перед Россией, «большая культура Англии», и что в смысле развития политического дарования «Англия как нация, и англичанин, в частности, стоят значительно выше России и русского». Может быть, на эту эволюцию взглядов сильно повлияло поражение в войне с Японией и последовавший за ней всероссийский погром. Эти события позволили русской интеллигенции критичней взглянуть на себя и на окружающий Россию мир.

Снесарев застал Великобританию в период смены вех – перехода от викторианской к эдвардианской эпохе. Лучше всего получить представление о том, чем жила страна в 1901 г., поможет хронология некоторых событий. 22 января 1901 г. умерла королева Виктория, на престол взошел ее старший сын Эдвард VII. 31 марта состоялась перепись населения Англии и Уэльса, которая показала наивысший за всю историю страны уровень занятости населения в промышленном производстве. 2 мая открылась международная выставка в г. Глазго, в которой приняли участие русские промышленники и торговцы. О подготовке к ней Снесарев знал из публикаций в «Туркестанских ведомостях». 16 мая в доках в Дамбартоне (Шотландия) спущено на воду первое в мире коммерческое судно с паровой турбиной. 1 июля Скотланд-Ярд открыл свое первое дактилоскопическое бюро, существенно усложнив жизнь британским преступникам. 5 августа в лондонском районе Ислингтон открылся первый в стране кинотеатр. 6 августа экспедиция известного полярного путешественника Роберта Скотта отправилась на исследование моря Росса в Антарктику. 30 августа Губерт Бут запатентовал первый в мире электический пылесос. 7 сентября Великобритания вместе с несколькими другими странами подписала протокол о завершении военной операции по подавлению «боксерского восстания» в Китае. 2 октября первая британская подводная лодка заложена на верфях Барроу-ин-Фернесс. 12 декабря Гульельмо Маркони принял первый трансатлантический радиосигнал, посланный из Корнвалла в Ньюфаундленд. В этом году (1901) электрические трамваи появились на улицах Лондона, Глазго и Портсмута.

В Лондон Снесарев приехал в начале сентября 1901 г. Огромный город с величественной архитектурой, парками, вокзалами, толчеей народа не мог не поразить его воображение. В Лондоне он буквально разминулся с Лениным, приехавшим туда вместе с Крупской по делам газеты «Искра». Снесарев покинул Лондон в декабре 1901 г., Ленин приехал в апреле 1902 г. Они останавливались в одном районе города, посещали библиотеку Британского музея. В библиотеке Британского музея (ныне Британской библиотеке) и сегодня Ленина помнят и часто упоминают его слова о том, что коллекции русских книг в библиотеке лучше библиотечных собраний Москвы и Петербурга. «Лондон поразил нас своей грандиозностью», – вспоминала Надежда Крупская.

Эта грандиозность была видна Снесареву каждый день из окна его квартиры. В Лондоне он остановился в меблированной комнате с пансионом (9 фунтов в месяц или 66–67 рублей по тогдашнему курсу) в доме № 9 на короткой улице Монтагью (Montague Place), обращенной на северный фасад Британского музея. Улица носила свое название по имени герцога Монтагью, чей большой дом с парком был в 1755 г. продан Британскому музею (осн. в 1753 г.). При строительстве музея в 1823–1847 гг. дом был снесен, но название улицы сохранилось. Ко времени приезда туда Снесарева эта улица представляла собой сплошной ряд викторианских доходных домов и небольших недорогих отелей. В 1927 г. участок земли, прилегающий к площади Рассел (Russel Square), с викторианскими домами был приобретен фондом Рокфеллера и подарен Лондонскому университету для строительства нового университетского городка. В 1932–1937 гг. на участке велось строительство головного корпуса университета – здания Сената (Senate House) и дом, в котором останавливался А. Е. Снесарев, снесли вместе с другими домами на улице Монтагью. Теперь здесь высится громада Сената, построенная в стиле арт-деко по проекту английского архитектора Чарльза Холдена (Charles Henry Holden), больше известного своими проектами станций лондонской подземки. Как говорят сами лондонцы, здание Сената больше подходит для Нью-Йорка, чем для Лондона. Во время Второй мировой войны в здании размещалось британское министерство пропаганды. Неудивительно, что этот район Лондона бомбился немцами с особым ожесточением.

Главной целью поездки в Лондон для Снесарева была работа в знаменитой библиотеке Британского музея – крупнейшем книгохранилище мира. В то время, чтобы получить доступ в библиотеку, требовалась особая рекомендация. Снесарев представил в библиотеку рекомендацию, выданную ему российским императорским посольством в Лондоне. За рекомендацией Снесарев обратился заблаговременно. В этом деле ему могли помочь русский военный агент в Лондоне полковник Н. С. Ермолов или русский политический агент по азиатским делам П. М. Лессар. Последний был известен своими географическими исследованиями в Средней Азии, участвовал в работах афганской разграничительной комиссии и служил политическим агентом в Бухаре, т. е. был тем человеком, который не мог не помочь офицеру-туркестанцу.

Библиотека и ее атмосфера произвели большое впечатление на Снесарева: «Можно ли вообразить себе что-либо более возвышающее, как сидеть в этой громадной комнате, имеющей по стенам тысячи книг – вековое воплощение человеческой мудрости и дум… <…>. В комнате тихо, везде народ серьезный и сосредоточенный… <…> Читаю, главным образом, по своему сочинению по Индии».

При работе в библиотеке он часто сталкивался с затруднениями, связанными с недостаточно высоким уровенем знания английского языка, о чем свидетельствует характер записей в тетрадях-конспектах. Интересующие его книги просматривались и реферировались в наиболее интересных местах. Количество книг и периодики, с которыми удалось ознакомиться Снесареву, значительно. Основной интерес был связан со среднеазиатской тематикой: Афганистан, Памир, Индия и северо-западная граница Индии.

При работе над книгой нам удалось получить небольшую, но весьма ценную информацию о работе Снесарева в библиотеке Британского музея. Она явилась результатом запроса в центральный архив Британской библиотеки о наличии документов, относящихся к А. Е. Снесареву. По сведениям архива, капитан Снесарев (Capt. Andreas E. Snesareff) на основе рекомендации российского посольства в Лондоне в сентябре 1901 г. получил право доступа (ticket) для работы в библиотеке сроком на три месяца. При сверке журнала регистрации читателей (Establishment list), допущенных в читальный зал (Reading Room) библиотеки Британского музея, было установлено, что Снесарев посещал библиотеку только в сентябре 1901 г. Записей в журнале регистрации о посещении Снесаревым библиотеки за период октябрь-ноябрь 1901 г. не обнаружено, что свидетельствует о том, что он не посещал библиотеку в указанный период. По справке из центрального архива Британской библиотеки, Снесарев в декабре 1901 г. (перед самым отъездом из Лондона) продлил право пользования библиотекой еще на три месяца. С какой целью им это было сделано, остается не вполне ясно, но одно предположение имеется, и скажем мы о нем ниже.

По какой причине Снесарев, с таким трудом вырвавшийся в Лондон, отказался от продолжения работы в библиотеке Британского музея, оставалось для нас загадкой. Этот эпизод требовал какого-то логического объяснения. Первоначально возникла следующая версия событий. Вполне возможно что при работе в библиотеке он столкнулся с языковыми трудностями не столько при обработке самих книг, сколько с трудностями, связанными с поиском книг в каталогах, оформлением заказов, общением с персоналом. Тот из иностранцев, кто первый раз попадал в читальный зал Британской библиотеки или в британские архивы, поймет, о чем идет речь. Этот языковой дискомфорт мог оказывать большое психологическое давление на Снесарева.

Другой причиной, по которой он мог отказаться от продолжения работы в библиотеке, стало осознание того факта, что значительная часть интересующей его литературы имелась в свободной продаже в многочисленных книжных лавках, разбросанных на прилегающих к Британскому музею улочках района Блумсбери. Действительно, большую часть интересовавших Снесарева книг по индийской и среднеазиатской тематике составляли свежие географические и статистические издания, которые отнюдь не являлись библиографической редкостью. Это наглядно видно из списка литературы, которой он пользовался при составлении большинства своих военно-востоковедных трудов. Было бы интересно в связи с этим вопросом изучить полный список законспектированной Снесаревым литературы, содержащейся в его конспектах, которые он вел в период пребывания в Лондоне. По сведениям А. А. Снесарева, в архиве семьи Снесаревых хранятся две такие тетради-конспекта, общим объемом около 150 страниц текста, написанных убористым почерком. Первая запись в тетрадях датирована 13(26) сентября 1901 г., последняя – 28 ноября (11 декабря) 1901 г. Фотография странички одной из тетрадей публикуется в настоящей книге. На ней имеется дата, проставленная рукой Снесарева, – 4 октября, т. е. время, когда он уже не работал в читальном зале библиотеки. Книга, к которой относится конспект записей за 4 октября – The Valley of Kashmir. by Walter R. Lawrence. London, 1895 – была новой и достаточно заурядной, имелась в широкой продаже в Лондоне. Ходить в библиотеку Британского музея, чтобы ознакомиться с ней, действительно не имело для Снесарева никакого смысла. Ее можно было купить и обрабатывать на дому в более комфортной обстановке, чем в библиотеке. По этому сценарию могла развертываться работа и с другими книгами, которые он легко мог приобрести в книжных магазинах Лондона. Известно, что из поездки в Лондон Снесарев привез большую коллекцию книг на английском языке. Эта версия событий была лишь попыткой объяснить имеющийся факт – отсутствие Снесарева в библиотеке Британского музея в октябре-ноябре 1901 г.

Когда работа над книгой была уже практически завершена, и сюжет о работе А. Е. Снесарева в библиотеке Британского музея исчерпан, в нашем распоряжении оказались архивные документы, поиск которых был долгим и, как казалось, безнадежным. Документы Национального архива Великобритании неожиданно дали ключ к разгадке того факта, что в общей сложности в библиотеке Британского музея Снесарев проработал не более двух недель.

Ключевую информацию предоставили списки пассажиров, прибывающих в Великобританию морем из Соединенных Штатов Америки, хранящиеся в Национальном архиве в г. Кью. Списки велись эмиграционной службой Великобритании в портах прибытия и охватывают значительный период времени – с 1878 по 1960 гг. Нами были просмотрены десятки списков пассажиров из Америки за вторую половину 1901 г. Оговоримся сразу, надежды найти искомое было крайне мало, здесь действительно все напоминало поиск «иголки в стоге сена». Удача улыбнулась и на этот раз. Запись эмиграционной службы в порту Ливерпуля от 10 октября 1901 г. сообщала о прибытии из Нью-Йорка на борту лайнера «Кимрик» (Cymric) незамужних сестер Лейтер, которых сопровождали две гувернантки. Одним словом, «Cherchez la femme!»…

В Великобритании Рита находилась почти шесть недель. Документы британской эмиграционной службы сообщают, что сестры Лейтер и сопровождавшие их гувернантки 20 ноября 1901 г. на пароходе «Маджестик» (Majestic) отправились из порта Ливерпуль в Нью-Йорк.

В Лондоне Снесарев работал достаточно интенсивно до приезда Риты, и как представляется, пытался наверстать время после ее отъезда. Именно с этой целью им и было продлено разрешение для работы в библиотеке Британского музея, которое он сделал в декабре 1901 г. Однако воспользоваться им, судя по всему, ему так и не удалось.

Снесарев посещал не только библиотеку, но и сам Британский музей, благо для этого нужно было всего-навсего перейти на другую сторону улицы, где он проживал. В это время Британский музей привлекал толпы посетителей всех возрастов и сословий. Людской поток сильно возрастал в выходные и праздничные дни. Район Британского музея был окружен большим числом антикварных и книжных лавок, последние пользовались особым вниманием Снесарева. Благодаря лондонским приобретениям его книжная коллекция значительно расширилась и обогатилась рядом редких и ценных работ по Азии. Связь с лондонскими книжниками Снесарев поддерживал вплоть до начала Первой мировой войны.

В общей сложности Снесарев провел в Лондоне чуть больше 2,5 месяцев. В начале декабря он был уже в пути на родину. Поездка в Лондон имела важное значение для становления Снесарева как исследователя, для расширения его политического и общего кругозора. Из Лондона он увозил ценный багаж знаний, который пригодился ему на всю последующую жизнь. Теперь у него, как у специалиста по Средней Азии, имелось два зримых преимущества – личное знакомство с Индией и ее метрополией.

О значении поездки в Лондон Снесарев замечал в письме к сестре: «Обернусь на пролетевший год (1901 г. – М. Б.). Он был у меня очень удачный. Полгода я пробыл вне Ташкента – 2 месяца на Памирах и 4 – за границей, и если Памиры дали мне возможность видеть и пережить многое среди простых людей и дикой обстановки, то заграница придавила меня такой суммой выводов и впечатлений, что под их тяжестью я останусь еще очень долго. Эти 4 месяца я должен считать истинным благом на страницах своей жизни. Запасу наблюдений и общего материала захватил я за все 6 месяцев столько, что мне их переработать удастся не скоро. <…> Со стороны научной могу назвать год подготовительным, годом накопления материалов. <…> По отношению к своему миросозерцанию год считаю влияющим, ибо заграница уяснила и укрепила многие из моих взглядов, до того смутных и робких».

Из поездки в Великобританию Снесарев вернулся 20 декабря 1901 г. В Ташкенте его ждал неприятный сюрприз – выговор военного министра за непредоставление письменного отчета о служебной командировке в Индию. Это был очень серьезный удар по его самолюбию и служебному положению. В письме к сестре он сообщал об этом эпизоде: «Приехал я в Taшкент с бесчисленными сомнениями, но все они разъяснились в первые же 2–3 дня. Выговор сделать мне и Полозову было приказано военным министром; второму сделано. Обо мне же командующий войсками написал лично письмо начальнику Главного штаба с просьбой не простирать на меня выговора, т. к. я и так сделал много и больше сделать не мог бы. Встретило меня начальство очень ласково, а командующий войсками свои вопросы заключил такими словами: “Я очень, очень рад, что снова вижу Вас в своем округе… своими знаниями и развитием, как и прежде Вы нам много поможете”.

При отправлении подполковника Полозова и штабс-капитана Снесарева военный министр потребовал по возвращении их представить письменный отчет о результатах служебной поездки. Такие отчеты были обычной практикой при командировании офицеров за границу, являясь одновременно и источником военных сведений, и документом отчетности о расходовании средств. Когда до штаба Туркестанского военного округа дошло сообщение об объявлении военным министром выговора двум офицерам Генерального штаба, то в штабе поднялся переполох и стали искать документ, который предписывал подготовку офицерами письменного отчета. Такого документа в делах штаба округа не оказалось. Вполне возможно, что он действительно не был своевременно отправлен ВУК Главного штаба в Ташкент. Выговор военного министра в отношении сразу двух офицеров Генерального штаба был событием чрезвычайным и бросал тень на авторитет высших должностных лиц округа. Это было особенно неприятно на фоне недавней инспекции округа военным министром и данного им в целом положительного отзыва о результатах инспекции. В спешном порядке были предприняты меры для исправления ситуации.

В середине декабря 1901 г. командующий войсками округа написал на имя начальника Главного штаба письмо, в котором изложил суть дела и предпринял попытку изменить ситуацию. В письме он, в частности, сообщил, что «от офицеров предварительного отчета не требовалось, потому что указаний свыше на этот счет окружному штабу передано в 1899 г. не было <…>». Иванов не предпринял попытку защитить одновременно Полозова и Снесарева. Вполне возможно, что он мало надеялся на отмену принятого министром решения сразу в отношении двух офицеров. Может быть, и в самом деле считал, что у подполковника Полозова было больше времени на подготовку отчета, но он им не воспользовался. Как бы то ни было, Иванов решил встать на защиту только одного офицера – штабс-капитана Снесарева. В отношении Полозова командующий отмечал в своем письме: «резолюция <..> военного министра по объявлению выговора офицеру Генерального штаба, не представившему своевременно отчета по командировке в Индию, мною выполнена в отношении полковника Полозова, ибо сей офицер по возвращению из командировки, кроме командования батальоном, не был отрываем никакими назначениями и командировками и имел достаточно времени для составления отчета».

В отношении Снесарева командующий просил «не ставить ему в вину» отсутствие отчета по причине его большой занятости – командировка по сопровождению британского военного атташе, полевая поездка по Семиреченской области, обязанности по исполнению должности старшего адъютанта отчетного отделения штаба округа, преподавание арифметики в Ташкентской приготовительной школе, командировка на Памир и поездка в Лондон.

На письме генерал-лейтенанта Н. А. Иванова военный министр оставил следующую резолюцию: «Секретно. Причины для меня малоуважительны. Но ясно видно, что само окружное начальство не заботилось о своевременном предъявлении отчета. Надлежит требовать возможно строже предварительные отчеты. И Полозов, и Снесарев обязаны были даже писать с пути. Когда же однако мы получим этот отчет? 24/12». Через несколько дней после появления этой резолюции начальник Главного штаба сообщал в Ташкент командующему войсками: «Военный министр в виду представленных объяснений разрешил не накладывать взыскание на капитана Снесарева». Что касается вопроса Куропаткина о сроках выхода отчетных работ, то они были представлены: полковником Полозовым в 1902 г. и капитаном Снесаревым в 1903 г.

В 1902 г. Снесарев участвовал в редактуре отчетной работы подполковника А. А. Полозова – «Северо-Западная граница Индии». В письме к сестре он пишет по этому поводу: «Брошюра Полозова отпечатана, в ней вышло 143 страницы. Я пришлю ее тебе, ибо, хотя мое имя там и не стоит (я не согласился), но редакция и корректирование от первой страницы до последней – мои». Здесь обращает на себя внимание снисходительный тон в оценке работы Полозова – «брошюра». Характеристика работы как «брошюры» с малым числом страниц как-бы оттеняла объем и значимость его собственной отчетной работы по Индии – «Северо-индийский театр» (450 страниц только в первой части, подготовленной на тот момент). Вместе с тем, работа Полозова целиком отвечала критериям, предъявляемым к такого рода изданиям, – дать в сжатой форме свод описаний стратегических направлений, основанный на наиболее свежих и достоверных данных. Объем таких работ был небольшим по причине еще одного требования – удобства для пользования ими офицерами. Следует заметить, что Снесарев в период службы в Туркестане редко удостаивал кого-нибудь из своих сослуживцев лестными отзывами на их печатные труды. К своим работам он хоть и относился критично, но считал их по сравнению с работами других офицеров штаба округа более совершенными в научном плане. Эти элементы внутреннего интеллектуального превосходства и повышенной самооценки были весьма свойственны ему в рассматриваемый период.