Весной 1900 г. в штаб Туркестанского военного округа стали поступать сообщения о дестабилизации обстановки в Западном Китае в связи с началом «боксерского восстания» в Китае. О волнениях в Кашгаре сообщали русский генеральный консул Н. Ф. Петровский и состоящий при консульстве Генерального штаба капитан Л. Г. Корнилов. В начале мая 1900 г. Корнилов был вызван в Ташкент и докладывал руководству о военно-политической обстановке в сопредельной Кашгарии. Корнилов высказал предложение о необходимости выдвижения сильного отряда на границу, чтобы в случае массовых волнений двинуть его на Кашгар с тем, чтобы обеспечить безопасность русских подданных.
В начале июля 1900 г. последовало Высочайшее повеление о мобилизации войск Семиреченской области. Одновременно из Ташкента в Джаркент (1100 верст почтового тракта) двинута походным порядком 1-я Туркестанская стрелковая бригада и две батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады. Для действий в Западном Китае на случай военного похода был образован Джаркентский отряд под командованием военного губернатора Семиреченской области генерал-лейтенанта М. Е. Ионова. Отряд внушительной силы располагался в Семиречье в г. Джаркенте близ китайской границы. Часть русских войск направлена в китайский город Кульджу на усиление охраны русских консульских учреждений в Западном Китае, этот отряд получил название Кульджинского и находился под командованием Генерального штаба капитана Д. Я. Федорова. В Фергане был образован войсковой резерв, получивший название Кашгарского отряда. Очерк деятельности Джаркентского отряда представлен в ряде публикаций Генерального штаба капитана В. Ф. Новицкого, участника событий.
На таком военно-политическом фоне состоялась полевая поездка офицеров Генерального штаба Туркестанского военного округа по Семиречью летом 1900 г., в которой принял участие штабс-капитан Снесарев. Целью полевой поездки было изучение маршрутов, ведущих из восточной части Ферганской долины в Семиреченскую область и далее к государственной границе с Китаем. Отдельно ставилась задача изучения группы перевалов, ведущих в Кашгарию со стороны Семиречья, – Туругарт, Суяк, Терек, Бедель и др. Результаты рекогносцировки должны были подтвердить возможность переброски войск из Ферганы к перевалам у китайской границы через долину р. Нарын. Разработка маршрутов в пределах этого операционного направления позволяла сосредоточить русские войска у границы Китая не только с южного направления – Ош – Гульча – укр. Иркештам, но и с северного – Джелалабад – укр. Нарынское – группа восточных перевалов на границе с Китаем в пределах Семиреченскй области.
В состав рекогносцировочной группы входило несколько офицеров Генерального штаба под общим руководством помощника начальника штаба Туркестанского военного округа генерал-майора М. Д. Евреинова. Снесарев в рекогносцировочной группе исполнял обязанности делопроизводителя и находился при генерале Евреинове. В письме к сестре из Андижана он сообщал: «Видишь, откуда пишу тебе… меня опять ветром подхватило и носит по углам Азии; на этот раз я участвую в полевой поездке офицеров Генерального штаба и состою при генерале… “Место архиерейское”, ворчат мои товарищи, принужденные работать в поле с утра до вечера… “Что делать, если я такой симпатичный”, – возражаю я со свойственной мне скромностью, складывая калачиком губки…».
В середине июня 1900 г. рекогносцировочная группа отправилась из Андижана на северо-восток Ферганской долины к городу Джелалабаду и достигла небольшого села Таран-базар, за которым колесная дорога закончилась и началась вьючная тропа. Далее группа проследовала к пер. Кугарт (10520 ф.), спустилась в долину р. Кугарт и далее через урочище р. Ор-Гезган и пер. Ой-Кайин проследовала в долину р. Ала-Буга и через урочища Терек-Чат и Ак-Тал спустилась в долину р. Нарын, следуя которой, достигла укрепления Нарынского. Протяженность всего маршрута от Джелалабада до укр. Нарынского составила 278 верст.
В конце июня в Нарынском укреплении рекогносцировочная группа разделилась, офицеры получили самостоятельные задачи по изучению отдельных путей и направлений. На Снесарева была возложена задача изучить пути, ведущие из укр. Нарынского до пер. Терек на китайской границе. Перевал Терек лежал на оживленном караванном пути из Кашгарии в Семиречье и был известен со времен торговли на Шелковом пути. Однако о нем имелось мало сведений с военной точки зрения, особенно в видах движения через него крупных частей войск с артиллерией. Для изучения вопроса Снесарев совершил рекогносцировку по маршруту: укр. Нарынское, долина р. Атбаши, пер. Бугушты в Атбашинском хребте, урочище р. Терек, пер. Терек (11800 ф.). Всего на этом отрезке пути им пройдено 162 версты.
Сохранились интересные подробности этой рекогносцировки, приведенные Снесаревым в письме к сестре Клавдии. «Рано окончил переход и выхватил время написать тебе, – сообщал он. – Сейчас я нахожусь под перевалом Б[угушт]ы, в 30–35 верстах к югу от укр. Нарынского. До вчерашнего дня я был при генерале, но в конце-концов это меня утомило, (хотя генерал – прелестнейший человек: добрый, ровный и простой), захотелось быть одному и я убедил его отпустить меня; генерал согласился с моими доводами и… я один. Моя небольшая команда состоит из двух казаков, одного переводчика и двух туземцев. Казаки в полном вооружении (по 30 боевых патронов), я с моим старым револьвером и шашкой. Послезавтра думаю быть на китайской границе (у пер. Терек), а потом хочу пройти по этой территории верст 30–40, до встречи с препятствием в форме большого китайского разъезда. Сейчас я сижу в кибитке, перед самой дверью (чтобы было светлее писать) и любуюсь, когда отрываюсь от писания, расстилающимся перед глазами видом: передо мной широкая долина р. Ат-Баши с каменистым руслом посередине, за равниной поднимаются небольшие горы; все это зелено, заходящее солнце дает всему какой-то своеобразный оттенок – светло-желтый; в дополнение к картине мне легко вообразить находящиеся за моей спиной высокие горы – Ак-Таш – отроги Тянь-Шаня, покрытые вечным снегом. Мне придется завтра переваливать их по пер. Бугушты (12 тыс. фут.). Кругом меня в общем тихо; тихо журчит ручей, иногда прогремит на горах гром или донесется из соседних кибиток киргизский говор».
Снесарев вышел на пер. Терек 4 июля, и надо предполагать, что на этом его задание было выполнено. Однако дальше произошло событие, которое не предусматривалось программой рекогносцировки и выглядело как его личная инициатива. «Вчера, в сопровождении 2 казаков, – сообщал он в письме к сестре, – я двинулся по китайской территории, сделал 29 верст и на обратном пути натолкнулся на вооруженных китайских солдат. Дело, в конце концов, кончилось благополучно, и я проскочил. Конечно, будь начальник китайского караула хоть немного решительнее (а у него было еще 15–20 киргиз, его подданных), дело бы кончилось не так добродушно… Вспоминая инцидент, я должен сознаться, что мне везет». Везение Снесарева могло обернуться большим скандалом. Вторжение на китайскую территорию с вооруженным конвоем в обстановке, когда общее состояние дел на русско-китайской границе в Семиречье грозило открытым конфликтом, являлось, по сути, провокацией. Он испытывал выдержку китайцев, или, по известной китайской поговорке, «дергал старого тигра за хвост».
Снесарев знал, что шел по китайской территории и повернул только тогда, когда оказался перед селением Артуш (не дошел до него три версты), с которого ему навстречу был выслан китайский пограничный караул. Более того, как следует из признания самого Снесарева, на самом деле вторжений на китайскую территорию было два. Второе произошло 6 июля – «через день после побывки в Кашгарии, я опять шел по китайской территории, причем пришлось на ней и ночевать…». Чем руководствовался Снесарев, открыто играя с огнем, теперь сказать трудно. Может быть, это был акт бравады, демонстрация пренебрежительного отношения к китайцам – проявление внешних психологических рефлексий, довольно широко распространенных в русском офицерском корпусе в период похода в Китай 1900–1901 гг. У Снесарева уже был прецедент бесцеремонного отношения к китайским пограничным властям, достаточно вспомнить о его конфликте с пограничным караулом (на пути в Индию) и его угрозу выпороть китайских киргизов нагайкой. В своих воспоминаниях генерал П. Н. Краснов приводил похожую историю, сообщив, как сотник Б. В. Анненков и казаки-разведчики его сотни при объезде границы решили заехать на китайскую территорию, посмотреть «каков он Китай», и разрушили при этом «из баловства» китайский караул и перепугали китайских пограничников. В случае с поездкой к китайскому Артушу могло иметь место желание Снесарева сделать для самоутверждения некий дерзкий рейд, подобно тому, что совершил капитан Корнилов, отправившись без санкции командования к афганской крепости Дейдади.
Рискованность рейда Снесарева к китайскому Артушу усугублялась тем обстоятельством (тогда ему неизвестным), что в эти дни положение дел в Кашгаре приобрело критический характер. По донесениям британского политического агента в Кашгаре Дж. Макартни, в городе со дня на день ожидали нападения китайцев на русское консульство. Китайским властям было известно о концентрации русских войск на границе, и они готовились к возможному вторжению в любую минуту. Все это только подогревало страсти, горячие головы в китайской администрации Кашгара призывали расправиться с русскими. Близ русского консульства звучали выстрелы, собирались многочисленные толпы. В эти дни капитан Л. Г. Корнилов деятельно готовил оборону дипломатической миссии, куда спешили в поисках укрытия жены и дети русских подданных.
На следующий день после рейда Снесарев комментировал «артушский инцидент»: «…Мне вспоминать теперь, что китайские солдаты стояли вокруг нас с толпой киргизов (в 5 шагах и начальник держал наготове, почти перед моим носом, свой карабин… Лишнее слово, подъем карабина (на 2 вершка) и я, выцеленный почти в упор, шлепнулся бы как мешок с лошади». При этом он ничего говорит о казаках, хотя они подвергались не меньшей опасности, а главное, не по своей воле. Снесарев отправил рапорт о случившемся генералу Евреинову и приготовился к худшему. Однако Евреинов счел благоразумным не поднимать шума вокруг этой истории, во всяком случае, до появления официальной реакции китайской стороны. Китайцы, видимо, не стали делать официального представления русскому консулу в Кашгаре и, тем самым, нагнетать страсти в условиях взрывоопасной ситутации на границе. Косвенно о возможности такого развития событий говорит факт отсутствия каких-либо документальных свидетельств об «артушском инциденте» как по линии военного ведомства, так и по линии министерства иностранных дел.