1

Жил в Билгорае меламед Меир Зиссл. Был он высоким широкоплечим мужчиной с круглым лицом, черной бородой, красными щеками, темными, цвета спелой вишни, глазами, полным плохих зубов ртом и длинными, чуть не до плеч, волосами. Меир Зиссл любил поесть и выпить (мог, не переводя дыхания, выпить полпинты водки), петь и танцевать до упада на свадьбах. Для учителя у него было слишком мало терпения, но богатые горожане все же посылали к нему своих детей.

В тридцать шесть лет он овдовел и остался один с шестью детьми на руках. Однако не прошло и полугода с момента смерти его первой жены, как он нашел себе новую — Рейтцу, вдову из Крашника, высокую, худую, молчаливую женщину с длинным носом и множеством веснушек. Эта Рейтца когда-то была простой молочницей, но потом вышла замуж за богатого старика, реб Танчема Ижбицера, и родила ему дочь, Симмеле. Перед самой смертью реб Танчем разорился и не оставил жене ничего, кроме горячо любимой дочери. Симмеле умела писать и читать на идише. Отец, возвращаясь из деловых поездок, всегда привозил ей какие-нибудь подарки: шаль, фартук, тапочки, платок с вышитым узором или книжку. Симмеле собрала все это и переехала вместе с матерью в Билгорай.

Четыре дочери и два сына Меира Зиссла были жадными, завистливыми, крикливыми, всегда готовыми зло подшутить над слабым и даже что-нибудь украсть. Они тут же набросились на Симмеле, отняли все ее вещи и прозвали Панночкой Горячкой. Симмеле была тихой девочкой. У нее были узкая талия, длинные ноги, тонкие черты лица, светлая кожа, темные волосы и серые глаза. Она боялась собак во дворе, не любила есть из одной тарелки с другими членами семьи и стыдилась раздеваться перед сводными сестрами. Она давно уже перестала разговаривать с детьми Меира Зиссла, но и среди соседских девочек подруг у нее тоже не было. Как только она выходила на улицу, мальчишки принимались кидаться в нее камнями и обзывать драной кошкой. Симмеле сидела дома, читала книги и плакала.

С самого детства Симмеле любила слушать разные истории. Мать часто успокаивала ее таким образом, а реб Танчем всегда перед сном рассказывал дочери что-нибудь интересное. Главным героем почти всех историй был его старинный приятель — реб Зорах Липовер из Замосцья. Половина Польши знала его как человека столь же богатого, сколь и набожного. Его жена, Эстер Крейндель, тоже происходила из очень состоятельной семьи. Симмеле нравилось слушать истории о дружной жизни супругов, их богатстве и примерных детях.

Однажды Меир Зиссл пришел к обеду домой и сказал, что жена Зораха Липовера умерла. Услыхав это имя, Симмеле широко распахнула глаза: оно перенесло ее в прошлое, в Крашник, к отцу, в те времена, когда у нее были собственная комната, кровать с двумя мягкими подушками и накрытый покрывалом сундук для белья, а служанка то и дело приносила ей разные лакомства с кухни. Теперь же она сидела в этой грязной комнатенке, одетая в рваное платье, в стоптанных башмаках, с перьями в волосах, немытая, среди кричащих братьев и сестер, готовых в любой момент подстроить ей какую-нибудь гадость. Узнав о смерти Эстер Крейндель, Симмеле закрыла лицо руками и горько заплакала. Девочка и сама не знала, плачет ли она из-за судьбы Эстер Крейндель или из-за своей собственной, оплакивает ли то, что привыкшее к неге тело женщины скоро съедят черви, или то, что ее жизнь пришла к такому печальному концу.

 

2

Когда Симмеле спала одна на лавке, дети Меира Зиссла постоянно тормошили ее, поэтому Рейтца иногда брала дочь к себе в постель. Это было не слишком хорошо, ведь Меир Зиссл часто приходил к жене по ночам, и девочка хоть и не понимала до конца, что происходит, но вынуждена была притворяться спящей.

Как-то раз, когда Симмеле лежала с матерью, Меир Зиссл вернулся домой со свадьбы пьяным. Опустить падчерицу на лавку он не мог, Рейтца с вечера разложила там мокрое белье, но желание его было столь велико, что он попросту взял да и скинул девочку за печь, на какие-то тряпки. Симмеле заснула, но вскоре проснулась от сильного храпа отчима. Чтобы согреться, она натянула на себя половик и вдруг услышала какой-то странный звук, словно кто-то царапал по доскам. Повернувшись, она с удивлением обнаружила, что стена рядом с ней вдруг начала светиться. Ставни были закрыты, огонь в печи погашен, лампа не горела. Что бы это могло быть? Симмеле задрожала от страха, а кольца света то расширялись, то сужались. Внезапно из сияния начали проступать черты лица: сперва лоб, затем глаза, нос, подбородок, шея. Это была женщина! Когда она начала говорить, слова ее походили на те, какими написана Библия.

— Симмеле, дочь моя, — сказал голос, — знай, что я Эстер Крейндель, супруга реб Зораха Липовера. Мертвым не положено прерывать свой сон, но мой муж так убивается, потеряв меня, что и я не могу пребывать в мире. Хотя тридцать дней траура уже прошли, но он по-прежнему оплакивает меня. Если бы я могла одолеть смерть, я бы вернулась. Но мое тело погребено под семью футами земли, а глаза уже выгрызли черви. Поэтому я, дух Эстер Крейндель, решила найти себе новое тело. Так как твой отец, реб Танчем, был почти что братом моему Зораху, я выбрала тебя, Симмеле. Ты ведь мне не чужая, мы почти родственники. Я войду в твое тело, и ты станешь мною. Не бойся, ничего плохого с тобой не случится. Утром ты проснешься и объявишь всем о том, что произошло. Злые люди попытаются помешать тебе, но я буду здесь. Слушай меня внимательно, Симмеле, ты должна будешь выполнить все, что я тебе скажу. Поезжай в Замосцье к моему бедному мужу и будь ему хорошей женою. Будь верна ему, как я была верна все сорок лет. Зорах может сначала не поверить, что я вернулась, но я дам ему знак, и он не будет сомневаться. Ты должна поторопиться, а иначе он может умереть от тоски. Когда же, прости, Господи, придет твое время, мы обе будем скамеечками у ног нашего мужа в Раю. О меня он обопрет правую ногу, а о тебя левую; мы будем как Рахиль и Лия; мои дети станут твоими. Так, будто бы они вышли из твоей утробы…

Эстер Крейндель продолжала и рассказывала о реб Зорахе такие вещи, которые могла знать только его жена. Она говорила до тех пор, пока в курятнике не закричали петухи и последние лучи луны не исчезли из щелей в ставнях. Затем Симмеле почувствовала, как что-то твердое, словно горошина, проникает ей в ноздри и поднимается к мозгу. На какую-то долю секунды девочку пронзила острая боль, но она быстро прошла, и Симмеле почувствовала, как растут ее ноги и руки, увеличиваются грудь и живот. Изменились даже и ее мысли — теперь это были мысли жены, матери, бабушки, которая должна управляться с большим хозяйством. Все это было так удивительно! «Вручаю себя в руки Твои», — пробормотала Симмеле и быстро заснула. Эстер Крейндель оставалась с нею до самого пробуждения.

 

3

Обычно Симмеле вставала позже всех, но тем утром она проснулась вместе с остальной семьей. Сводные братья и сестры, увидев ее лежащей за печью, начали смеяться, брызгаться водой, щекотать ей пятки соломинкой. Рейтца прогнала их. Симмеле села, улыбнулась и прочла «Благодарю Тебя!». И хотя не принято подавать с утра молодой девушке кувшин для омовения, она попросила у матери воды и тазик. Рейтца только пожала плечами. Когда Симмеле оделась, Рейтца протянула ей кусок хлеба и кружку цикория, но та ответила, что хочет сначала помолиться, и набросила на голову субботний платок. Меир Зиссл следил за поведением приемной дочери с нескрываемым удивлением. Симмеле начала читать из молитвенника, раскачиваться, бить себя кулаком в грудь, а после слов: «И принесет мир» даже сделала три шага назад. После этого вымыла руки и прочла Благословение. Дети носились вокруг, кричали и гримасничали, но она только ласково улыбнулась им и сказала: «Пожалуйста, дети, дайте мне помолиться». Самую младшую девочку она поцеловала, мальчика потрепала по щеке, а старших заставила высморкаться в свой передник. Рейтца не могла поверить своим глазам, а Меир Зиссл качал головой.

— Что случилось? Я с трудом узнаю девочку, — наконец сказал он.

— За ночь она словно бы повзрослела, — заметила Рейтца.

— Превратилась в набожную Йентель, — закричал самый старший из мальчиков.

— Симмеле, что случилось? — спросила Рейтца.

Девочка ответила не сразу, спокойно пережевывая хлеб. Такая медлительность прежде была ей вовсе не свойственна. Проглотив последний кусочек, она сказала:

— Я больше не Симмеле.

— А кто же ты? — удивился Меир Зиссл.

— Я — Эстер Крейндель, жена реб Зораха Липовера. Прошлой ночью в меня вселилась ее душа. Отвезите меня в Замосцье к мужу и детям. Зорах скучает по мне. Да и дому нужна хозяйка.

Старшие дети чуть не лопнули со смеху, а младшие стояли, ничего не понимая. Рейтца побледнела. Меир Зиссл схватился за бороду и сказал:

— В девочку вселился диббук.

— Нет, не диббук, а святая душа Эстер Крейндель. Она не могла оставаться в могиле, видя, как муж убивается из-за нее. Он забросил свои дела. Удача отвернулась от него. Она рассказала мне все свои секреты. Если вы не верите мне, я могу доказать.

И Симмеле начала пересказывать то, что Эстер Крейндель поведала ей прошлой ночью. Чем больше она говорила, тем сильнее удивлялись Рейтца и Меир Зиссл. Слова Симмеле, ее фразы, манеры принадлежали зрелой женщине, из тех, что привыкли заниматься делами и следить за хозяйством. Она говорила о таких вещах, которые юная девочка не могла знать. Она описала болезнь Эстер Крейндель и то, как врачи сделали ей еще хуже своими таблетками, мазями и кровопусканием.

Соседи узнали обо всем тут же. Какие секреты в городе, где каждый подслушивает у окон и подглядывает в замочные скважины? История быстро распространилась, и у ворот дома Меира Зиссла собралась целая толпа. Когда об этом узнал раввин, он потребовал, чтобы к нему немедленно привели девочку. В его доме уже собрались самые богатые члены общины и самые уважаемые женщины. После того как Симмеле пришла, реббецин закрыла двери, и начался расспрос. Если бы девочка лгала и в нее вселился дьявол или даже она сама была из тех бесстыжих демонов, что прикрываются именами праведников, это быстро выплыло бы наружу. Прошел час, и все убедились, что Симмеле говорит правду. Они знали саму Эстер Крейндель и могли видеть, что девочка не только говорит правду, как та, но и делает те же самые жесты, так же улыбается, наклоняет голову и поправляет платок. Ее манеры были манерами человека, привыкшего к безбедной жизни. К тому же, если бы в нее вселился злой дух, он ругался бы и богохульствовал, а не отвечал бы спокойно и рассудительно на все вопросы. Вскоре мужчины начали подергивать себя за бороды, а женщины ломать руки, поправлять чепцы и стягивать завязки на передниках. Члены похоронного общества, обычно такие спокойные, не могли сдержать слез. Даже слепому было ясно: душа Эстер Крейндель вернулась!

Пока длился расспрос, Зейнвеле-каретник запряг лошадей, прихватил с собою нескольких свидетелей и помчался в Замосцье, чтобы сообщить новость реб Зораху Липоверу. Узнав о случившемся, тот заплакал. Он велел своему кучеру подготовить четверку коней и вместе с сыном и двумя дочерьми отправился в Билгорай. Кучер не жалел кнута. Дорога была хорошей, лошади неслись что было мочи, и еще до наступления темноты реб Зорах Липовер с детьми въехали в город. Симмеле все это время оставалась в доме раввина, прячась от слишком любопытных взглядов. Она сидела на кухне и вязала. Рейтца клялась, что еще вчера она даже не умела правильно держать спины. Симмеле вспоминала прошлое, то, что случилось еще до ее рождения: ужасные морозы тридцать лет назад, ураган после праздника Кущей, снег летом, ветер, разбивший окна в домах, град, пробивавший крыши, дождь из рыбы и грибов. Она рассказывала о том, как лучше готовить то или иное блюдо, что чувствовала, когда носила своих детей, обсуждала ритуальную чистоту и менструальные периоды. Женщины на кухне не раскрывали рта. Для них это было, как если бы заговорил труп. Внезапно снаружи послышался скрип колес — это повозка реб Зораха въехала во двор. Когда он вошел, Симмеле, отбросив вязание, вскочила со стула и закричала:

— Зорах, я вернулась!

Она плакала, а муж смотрел на нее. Снова начались вопросы, и длились они на этот раз до глубокой ночи. Многие потом спорили, что именно было сказано, да и до сих пор этого никто не знает в точности. Но с самого начала все были убеждены, что женщина, встретившая реб Зораха, не кто иная, как Эстер Крейндель. Вскоре и сам Зорах начал кричать от радости, а его сын назвал Симмеле мамой. Дочери держались дольше, они были уверены, что эта девочка лгунья, пытающаяся занять место их матери, но потом поняли, что не все тут так просто. Сначала замолчала младшая, а за ней и старшая склонила голову. Уже перед самым рассветом они произнесли то заветное слово, которого старательно избегали столько часов: «Мама».

 

4

По Закону Зорах Липовер мог жениться на Симмеле немедленно, но все дело упиралось в его третью дочку, Бину Ходель, которая никак не желала верить в истинность происшедшего. Она утверждала, что девочка просто вызнала все про Эстер Крейндель от своих родителей или от какой-нибудь служанки из их дома. А может, она и вовсе ведьма и пользуется помощью демонов. Бина Ходель была не единственной, кто сомневался в честности Симмеле. В Замосцье жило порядочно вдов и разведенных, которые сами бы не отказались выйти за реб Зораха. Естественно, они восприняли Симмеле в штыки, начали называть ее хитрой лисой, обманщицей и свиньей, сующей рыло в чужой сад. Раввин из Замосцья решил последовать примеру билгорайского и также позвал Симмеле к себе для беседы. Город разделился. Богачи, ученые люди, друзья и соседи Эстер Крейндель, а с ними и обычные болтуны непременно хотели испытать девочку. Когда Рейтца узнала о происходящем в Замосцье, она заявила, что не позволит так мучить свою дочь и никуда ее не отпустит. Меир Зиссл, однако, думал по-другому. Он уже устал от учительствования и давно хотел переехать в такой большой и шумный город, как Замосцье, полный состоятельных мужчин, красивых женщин, веселых юнцов и винных погребов. В конце концов ему удалось переубедить жену. Он ведь успел уже одолжить у Зораха некоторую сумму денег, как тут пойдешь на попятный?

В Замосцье, ожидая прибытия Меир Зиссла и Симмеле, у дома раввина собралась огромная толпа людей. Меир Зиссл и те, кто держал его сторону, настояли, чтобы внутрь пустили только самых уважаемых горожан. Симмеле надела праздничное платье Рейтцы и повязала голову шелковым платком. За последние недели она выросла, раздобрела и приобрела вид вполне зрелой женщины. Атакованная со всех сторон вопросами, она отвечала на них с таким терпением и такой спокойной улыбкой, что даже те, кто пришел сюда, чтобы высмеять ее, были вынуждены замолчать. Сама Эстер Крейндель не нашла бы лучших ответов. Сначала больше всего ее спрашивали о пребывании на том свете. Симмеле описала свою смерть, обмывание тела, похороны, рассказала о том, как за ней пришел Ангел Дума с огненным бичом и спросил ее имя, как злые духи и домовые попытались завладеть ею, но их испугал кадиш, прочитанный ее набожным сыном. Ее добрые и злые поступки были взвешены на весах, и в итоге она попала на Небо. Сатана уже начал что-то замышлять против нее, но благодаря ангелам все обошлось. Она рассказала о встрече со своими родителями, и родителями родителей, и другими предками, уже много лет пребывающими в Раю. По пути туда ей удалось заглянуть в окошко, ведущее в Ад. Когда она говорила об ужасах Геенны, снежных сугробах и раскаленных постелях, об огненных крюках, на которых за языки или груди были подвешены грешники, у всех присутствующих просто перехватило дыхание. Даже самые отпетые скептики, и те не могли унять дрожь. Симмеле назвала по имени нескольких жителей Замосцья, несущих сейчас там наказание: одни варились в бочках со смолой, другие рубили дрова себе на костер, третьих жалили змеи, а четвертых пожирали ежи и гадюки. Откуда бы чужаку знать об этих людях и их грехах?

Затем Симмеле поведала о бриллиантовых колоннах Рая, среди которых на золотых стульях сидят праведники с коронами на головах, едят мясо Левиафана и Дикого Быка, пьют вино, избранное Богом для своих любимцев, и слушают секреты Торы, что открывают им ангелы. Оказалось, что женщины вовсе не превращаются в скамеечки у ног своих мужей, а сидят рядом с ними на таких же золотых стульях, ну разве что чуть пониже. Услышав об этом, женщины начали кричать и смеяться. Реб Зорох Липовер закрыл лицо руками, и по бороде его побежали слезы. После беседы у раввина Симмеле отвели в дом Зораха, где ее уже поджидали дети, родственники и соседи. Снова начались вопросы, но на этот раз в основном о друзьях, делах и слугах. Симмеле знала все и всех. Дочери реб Зораха вытащили ящики комодов и буфетов, и она без труда находила любую вещь. Она рассказала, что эту скатерть Зорах привез из Лейпцига, а ту коробочку для благовоний купил в Праге. Она запросто говорила с пожилыми женщинами, подругами Эстер Крейндель. «Трейна, ты еще не избавилась от изжоги после еды?.. Рива Гута, у тебя прошел нарыв на левой груди?» И весело шутила с дочерьми реб Зораха, у одной она спросила: «Ты все так же не любишь редиску?», а другой напомнила: «Помнишь, как однажды я взяла тебя к доктору Палецки, а ты испугалась свиньи?» Она повторила слова женщин из похоронного общества, которые они произносили, когда обмывали ее тело. Когда вопросы иссякли, Симмеле объявила, что не могла находиться в покое, видя, как муж страдает из-за разлуки с нею, поэтому Творец Жизни и позволил ей вернуться на Землю. Жить она будет до тех пор, покуда жив Зорах, и умрет с ним в один день. Впрочем, этим словам никто не придал особого значения, такой молодой и здоровой она выглядела.

Замосцье приготовилось к тому, что проверка продлится много дней, но тем, кто был в доме раввина и затем в доме реб Зораха, с самого начала стало ясно, что тут нет никакого обмана. Даже кошка узнала свою хозяйку, замяукала и принялась крутиться у ее ног. К концу дня продолжали сомневаться всего несколько человек. Друзья Эстер Крейндель целовали Симмеле, все дочери Зораха, за исключением Бины Ходель, плакали и обнимали свою мать, сыновья высказывали ей свое уважение. Внуки хватали за руки. О неверящих все просто забыли. Реб Зорах Липовер и Меир Зиссл составили брачный контракт.

Свадьбу играли шумную. Да, конечно, это была душа Эстер Крейндель, но вселилась-то она как-никак в тело молоденькой девушки.

Эстер Крейндель вернулась! Поверить в это было сложно не только горожанам, но и самому реб Зораху. Когда вторая Эстер Крейндель шла на рыночную площадь в окружении нескольких служанок, прохожие на улицах останавливались, а девушки наблюдали за ней из окон. В Песах и праздник Кущей молодежь со всей округи съезжалась в Замосцье, чтобы посмотреть на женщину, вернувшуюся с того света. У дома реб Зораха собирались целые толпы, так что даже приходилось запирать двери изнутри на засов. Сам Зорах Липовер ходил словно в каком-то трансе, а его дети начинали краснеть и заикаться в присутствии новообретенной матери.

Городские скептики продолжали называть Зораха старым козлом и объясняли все случившееся очень просто: «Чудо подготовил он сам, сговорившись с Рейтцей, а за такую молоденькую жену, как Симмеле, выплатил ее родителям порядочную сумму денег — никак не меньше тысячи гульденов». Как-то ночью два шутника даже приставили украдкой лестницу к стене дома реб Зораха и сквозь щели в ставнях попытались рассмотреть, что же там происходит в спальне. Потом в шинке они рассказывали, что видели, как Эстер Крейндель Вторая прочла молитвы, принесла кувшин с водою для утреннего омовения, как она снимала башмаки с ног реб Зораха, щекотала ему пятки, а он игриво дергал ее за мочку уха. Об этой семье начали спорить даже гоим: некоторые из них утверждали, что дело необходимо передать в суд, чтобы тот вывел обманщиков на чистую воду, потому как тут явно видна рука хитрой ведьмы, вступившей в сговор с самим Люцифером.

Много месяцев супруги проводили ночи за разговорами. Зорах не уставал расспрашивать Эстер Крейндель о ее пребывании на том свете и о том, что она там видела. Он с жадностью следил за любыми доказательствами того, что она говорит правду. Он и сам многое рассказывал ей: как страдал, когда она лежала и умирала, как мучился, сидя Шиву и тридцать дней траура. Эстер Крейндель снова и снова повторяла, что не могла находиться в Раю, видя такие его страдания, и что в конце концов предстала пред Троном Славы с просьбой отпустить ее к мужу, и ангелы пели ей в это время хвалу, а демоны изрыгали проклятия. Особенно часто она обращалась к встречам со старыми знакомыми, их приключениям после смерти, в Тофете и позднее в Эдемских садах. Начинало светать, а супруги все еще говорили.

В те ночи, перед которыми Эстер Крейндель посещала ритуальные бани, Зорах, приходя к ней в постель, замечал, что ее тело стало еще более красивым, чем в первые месяцы после их первой свадьбы. Однажды он даже сказал ей: «Может быть, и мне стоит умереть, а потом вернуться к тебе в теле какого-нибудь юноши?» Эстер Крейндель добродушно пожурила его и ответила, что любит сильнее какого угодно юноши и хочет только одного: прожить с ним вместе еще минимум сто двадцать лет.

Со временем почти все свыклись с мыслью о возвращении Эстер Крейндель. Вскоре после свадьбы Рейтца с детьми переехала в Замосцье, в дом, который снял для них реб Зорах. Меир Зиссл стал отвечать за выдачу кредитов окрестным помещикам. А его сыновья, раньше щипавшие и бившие Симмеле, теперь приходили пожелать Эстер Крейндель доброй Субботы и получить в подарок миндального печенья и вина. Имя Симмеле забылось. Даже Рейтца не называла так больше свою дочь. Эстер Крейндель было примерно шестьдесят лет, когда она умерла, и, вернувшись, она вела себя соответственно этому возрасту. Она называла Рейтцу девочкой и учила готовить и ухаживать за детьми. Вторая Эстер Крейндель, как и первая, хорошо разбиралась в делах, и муж ничего не предпринимал, предварительно с нею не посоветовавшись. В общине она занимала то же место, что и раньше. Ее часто приглашали сопровождать невесту в синагогу, быть посаженной матерью на свадьбе или держать ребенка на церемонии обрезания. И она воспринимала все это как нечто вполне естественное. Сперва молодые женщины пытались сойтись с нею поближе, но, что поделаешь, они принадлежали к разным поколениям. На свадьбе многие предсказывали, что Эстер Крейндель скоро понесет, но прошло несколько лет, а этого так и не случилось. Только тогда люди стали замечать, как быстро она стареет, словно бы сжимается. Она и одевалась как старуха: накидка с широкими плечами, чепец с лентами или кофта и длинная складчатая юбка. Каждое утро она брала в руки молитвенник с золотым и еще какую-нибудь книгу и шла в синагогу. В дни перед полнолунием постилась и читала молитвы, которые читают только пожилые женщины. В месяцы Элул и Нисан, когда обычай требует посещения могил близких родственников, она приходила на кладбище и шла прямиком к могиле первой Эстер Крейндель, там она плакала и просила прощения.

 

5

Прошли годы, реб Зорах состарился и ослабел. У него болели ноги и желудок. Он совсем отошел от дел и целыми днями просиживал в своем кресле за книгами. Эстер Крейндель приносила ему еду и лекарства. Иногда она играла с ним в «волка и ягненка» или карты, а иногда читала вслух. Сыновья их были слишком ленивы и плохо разбирались в делах, поэтому почти все пришлось взять на себя Эстер Крейндель. Каждый день она рассказывала мужу о том, что произошло. Супруги говорили о давно прошедших временах так, будто бы и действительно прожили их вместе. Муж вспоминал те дни, когда дети еще были маленькими. Они обсуждали семейные дела и проблемы с кредиторами, конкурентами и торговцами. Эстер Крейндель помнила все до мельчайших подробностей. Часто она напоминала мужу детали, о которых он успел забыть. Иногда они сидели молча, Эстер Крейндель вязала носок, а Зорах Липовер смотрел на нее с удивлением. Вторая Эстер Крейндель все больше и больше походила на первую: у нее появилась такая же высокая грудь, те же морщинки на лице, двойной подбородок, мешки под глазами. Как и прежняя, эта носила очки на самом кончике носа, почесывала ухо вязальной спицей, любила вишневое вино и варенье и часто разговаривала с кошкой. Даже ее запах чистого белья и лаванды был тот же, что и раньше. Когда она прекратила ходить в ритуальные бани, все догадались, что у нее началась пауза. Даже Рейтца признавала, что от прежней Симмеле не осталось и следа.

Некоторые знакомые Эстер Крейндель утверждали, что не только ее душа, но и тело вернулось с того света. Сапожник говорил, что нога второй Эстер Крейндель точь-в-точь повторяет ногу первой. Бородавка вскочила у нее на горле точно там же, где была она и раньше. Находились в Замосцье и такие, кто предрекал, что если разрыть могилу Эстер Крейндель, Господи, прости такое святотатство, то найдут там тело не самой женщины, а Симмеле.

Так как женщина не может повсюду заменять мужчину, часть дел Зораха Липовера перешла к Меиру Зисслу. И бывший учитель Талмуда начал сорить деньгами. Он вставал поздно, пил вино из серебряного кубка, курил трубку с янтарным мундштуком. Реб Зорах всегда кланялся и снимал шапку перед помещиками, а Меир Зиссл старался вести себя с ними как равный. Он одевался в костюм типичного помещика с серебряными пуговицами, носил черную шляпу с перьями, обедал и охотился вместе с богачами. Когда на него находила блажь, он разбрасывал деньги целыми горстями. Сыновей своих он отправил учиться в Италию, а дочерям нашел подходящие партии в Богемии. Гоим в Замосцье даже стали называть его паном. Эстер Крейндель пыталась вразумить его, говорила, что благочестивому еврею не следует так себя вести, что деньги надо считать, а не бросать на ветер, но куда там, он и слушать ее не желал. Давно уже прошло то время, когда он приходил в спальню к Рейтце. По городу поползли слухи, что у него роман с графиней Замойской. Из-за этого случился целый скандал. Один богач вызвал Меира Зиссла на дуэль, и тот ночью ранил его в бедро. После этой истории Меир Зиссл стал появляться в синагоге не чаще трех раз в год.

Состояние реб Зораха Липовера все ухудшалось. Его последняя болезнь была трудной и затяжной. Эстер Крейндель все время просиживала рядом с ним, никому не доверяя уход за мужем. Когда он умер, она схватила труп и не позволяла уносить его. Мужчины из похоронного общества с трудом могли с ней справиться. После похорон Эстер Крейндель вернулась домой в окружении всех сыновей и дочерей реб Зораха, которые пришли, чтобы просидеть положенные семь дней траура. Поскольку реб Зорах был уже стар к моменту смерти, его дети сидели, разувшись, на низких скамеечках и болтали о пустяках. Существовало завещание, и все об этом знали, но никто не знал, что в нем содержалось. Дети боялись, что Зорах оставил все своей жене, и уже готовы были судиться с ней. Эти люди, что еще вчера называли вторую Эстер Крейндель матерью, сегодня всячески избегали смотреть ей в лицо. Эстер Крейндель взяла Библию и открыла ее на «Книге Иова». Плача, она прочла слова Иова и его товарищей. Бина Ходель, которая за все время болезни отца не проронила ни одной слезинки, громко (так, чтобы все слышали) прошептала:

— Воровка!

Эстер Крейндель закрыла Библию и встала:

— Дети, я хочу с вами попрощаться.

— Ты куда-то уходишь? — удивленно спросила Бина Ходель.

— Уже сегодня ночью я буду с вашим отцом, — ответила Эстер Крейндель.

— Как же, расскажешь нам это в следующем году, — фыркнула Бина Ходель.

За ужином Эстер Крейндель почти ничего не ела. Встав из-за стола, она подошла к восточной стене дома и начала молиться. Она раскачивалась, била себя руками в грудь и каялась в грехах так, словно пришел Йом Кипур. Рейтца мыла посуду на кухне, Меир Зиссл ушел на бал. Закончив молитву, Эстер Крейндель поднялась наверх и велела служанке постелить ей сегодня в спальне. Девушка пыталась возражать, говоря, что не следует спать в комнате, где совсем недавно умер человек, — там еще горел фитилек в плошке и стоял стакан с водой и нитками, чтобы душа усопшего могла очиститься, — но Эстер Крейндель настояла на своем.

Она разделась и едва легла в постель, как тут же изменилась в лице: кожа пожелтела, а черты заострились. Увидав такое, служанка побежала, чтобы созвать семью. Послали за доктором. Те, кто тогда был там, утверждали, что умирала вторая Эстер Крейндель так же, как и первая. Глаза оставались открытыми, но взгляд остекленел. Она не отвечала на вопросы и даже не смогла проглотить ложку куриного бульона. Наконец Эстер Крейндель тяжело вздохнула, и душа оставила ее тело. Бина Ходель упала на колени и закричала:

— Мама! Моя святая мама!

Похороны были пышными. Вторую Эстер Крейндель похоронили рядом с первой. Самые уважаемые женщины шили ей саван. Раввин читал похвалу. После похорон Меир Зиссл передал раввину два завещания. В одном Зорах Липовер оставлял жене три четверти своего состояния, а в другом — Эстер Крейндель завещала треть от своей доли на благотворительность, а две трети — Рейтце и ее детям. Душеприказчиком назначался Меир Зиссл.

Через несколько месяцев умерла и Бина Ходель, а у оставшегося без помощи Эстер Крейндель Меира Зиссла дела шли все хуже и хуже. Он давал кредиты разорившимся купцам, принимал закладные без оценки имущества и проигрывал огромные суммы в карты. Теперь он постоянно с кем-то судился и все чаще был вынужден прятаться от кредиторов и сборщиков налогов. В один прекрасный день группа из нескольких помещиков, в сопровождении полицмейстера, судебных приставов и солдат, пришла к нему домой. Губернатор Люблина подписал приказ о продаже всего его имущества с публичных торгов. Меира Зиссла арестовали, заковали в наручники и посадили в тюрьму. Рейтца пыталась собрать в общине деньги на его освобождение, но, так как он давно уже не соблюдал обычаев и обрядов, из этого ничего не вышло. Помещики, с которыми он пил и играл в карты, и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему. Через девять месяцев стражник, принесший ему в камеру кусок хлеба и таз с горячей водой, нашел его мертвым. Он разорвал свою рубашку и повесился на оконной решетке. Евреи забрали тело и похоронили его за кладбищенской оградой.

 

6

Годы прошли, а люди в Замосцье, Билгорае, Крашнике и даже Люблине продолжали спорить о девочке, которая заснула Симмеле, а проснулась Эстер Крейндель. Рейтца доживала остаток своих дней в богадельне. Ее дети отказались от своей веры. От огромного состояния Зораха Липовера ничего не осталось. Но споры не стихали. Один свадебный шут сложил поэму о Симмеле. Швеи пели балладу о ней. Долгими зимними ночами женщины вспоминали эту историю, перебирая перья, засаливая капусту или сидя за вязанием. Даже мальчишки из хедера пересказывали друг другу историю о том, как вернулась с того света душа Эстер Крейндель. Некоторые утверждали, что все это было ловким обманом. Глупец Зорах Липовер и его семья позволили обмануть себя девчонке. Зачинщиком всего называли Меира Зиссла. Ему якобы надоела должность учителя, и он решил отхватить себе кусок от состояния реб Зораха. Один мужчина долго все обдумывал и в конце концов пришел к выводу, что Меир Зиссл на самом деле и сам спал со своей приемной дочерью. Другие говорили, что виною всему Рейтца. В Замосцье жил доктор Эттингер, который заявил, что чудо не то, что душа умершей вернулась с того света, а то, что четырнадцатилетняя девчонка сумела обвести вокруг пальца всех городских мудрецов. Но ведь Замосцье не Хельм, тут не одни дураки живут. И как могло случиться, что Симмеле не забеременела и умерла на следующую ночь после похорон мужа? С Ангелом Смерти ведь не договоришься.

Как бы то ни было, а точно только одно: на могиле реб Зораха выросла береза. Листики ее постоянно дрожали, и поэтому казалось, что где-то рядом звенят сотни маленьких колокольчиков. Могильные камни первой и второй Эстер Крейндель стояли друг напротив друга и упали в один и тот же день. Мир полон загадок. Возможно, даже святой Илия после прихода Мессии не сможет найти ответы на все вопросы. Наверное, и Бог на Седьмом Небе не знает всех тайн Своего Творения. Может быть, поэтому Он и прячет от нас свое лицо?