I

Воображаемый парадиз Петру был дороже живых людей. Царьреволюционер ничем в этом отношении не отличался от своих почитателей большевиков. Восхваляют Петра большевики, конечно, не зря. Смысл этих восхвалений таков. Смотрите какие зверства проделывал над Русью Петр, когда он захотел завести европейские порядки. И все историки за это называют его раболепно великим. Почему же нас осуждают за жестокость.

Мы ведь тоже делаем жестокости во имя блага будущих поколений. Разница только в том, что Петр строил европейский парадиз, а мы для вас, дураков, строим парадиз социалистический на основе европейских же идей.

Трудовой режим на Петровских фабриках и заводах мало чем отличался от режима большевистских концлагерей. Работные люди надрывались над работой от зари до зари, иногда по восемнадцать часов в сутки. В рудниках работали по пояс в воде, жили впроголодь. Люди гибли сотнями от недоедания, от непосильной работы, от заразных болезней. Тех, кто протестовал против этого каторжного режима, ждало каленое железо, батоги, кандалы. Для того, чтобы превратить ненавистную ему Московию в «европейский парадиз», Петр не жалел людей. Кормили впроголодь. Один из иностранцев — современников Петра писал, что содержание русского рабочего «почти не превышало того, во что обходится содержание арестанта». Интересно, что бы запели почитатели Петра, если бы им пришлось побыть в шкуре строителей немецко-голландского парадиза, возводимого Петром.

В оценке преобразовательной деятельности в области экономики Ключевский, как и во всех своих оценках Петра опять противоречит себе. То он заявляет, что «Петр был крайне бережливый хозяин, зорким глазом вникавший в каждую мелочь», то заявляет, что Петр был «правителем, который раз что задумает, не пожалеет ни денег, ни жизни», то есть вторая оценка начисто опровергает первую. Верна вторая оценка. Петр был «бережливым хозяином» большевистского типа, который раз что задумают, то «не пожалеет ни денег, ни жизней». Только почему то большевиков за подобный тип хозяйствования зачисляют в губителей народного хозяйства, а Петра I в гении.

Петр же принёс вред русской экономике не меньший, чем большевики нынче. Именно благодаря его варварской расточительности народных сил Россия в течении 200 лет не могла догнать Европу. П. Милюков совершенно верно считает Петра великим растратчиком народных сил и народного благосостояния. Только Ленин и Сталин перещеголяли в этом отношении Петра. Вековые дубовые леса в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков кораблей. Миллионы бревен валялись еще десятки лет спустя, свидетельствуя о хищнической бессистемной вырубке лесов. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же построенных кораблей сгнило в водах Дона.

С такой же безумной расточительностью материальных ресурсов строился позже порт в Ревеле. Как сообщает Ключевский «ценное дубье для Балтийского флота — иное бревно ценилось в тогдашних рублей в сто, целыми горами валялось по берегам и островам Ладожского озера, потому что Петр блуждал в это время по Германии, Дании, Франции, устрояя Мекленбургские дела».

Переведя бессмысленно дубовые и сосновые леса, Петр как всегда бросился в крайность и издал драконовские законы против «губителей леса».

На окраинах лесов были поставлены виселицы, на которых вешали крестьян, срубивших не то дерево, которое разрешалось рубить. В этом весь Петр.

Сам он может бессмысленно уничтожать сотни тысяч людей и миллионы деревьев, другие же за порубку дерева платят жизнью.

Вспомним с какой безумной затратой средств и человеческих жизней строился излюбленная нелепая затея Петра — «Северный парадиз» Петербург:

«Петербург, — сообщает П. Милюков, — раньше строили на Петербургской стороне, но вдруг выходит решение перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт. Снова там по приказу царя, каждая провинция строит огромный корпус, в котором никто жить не будет и который развалится от времени. В то же время настоящий город строится между Адмиралтейством и Летним садом, где берег выше и наводнения не так опасны. Петр снова недоволен. У него новая затея. Петербург должен походить на Амстердам: улицы надо заменить каналами. Для этого приказано перенести город на самое низкое место — на Васильевский остров».

Во время наводнений Васильевский остров заливало. Тогда стали возводить плотины по образцу голландских. Но плотины, защищающие от наводнений, были не под силу тогдашней русской технике. Тогда стали продолжать застраивать Васильевский остров несмотря на то, что он затапливался водой при каждом наводнении. Что это не яркий пример патологической страсти к голландщине?

Большинство начатых грандиозных строительств Петр обычно не доводил до конца. Постройка порта в Ревеле после того, как уже была затрачена масса материалов и труда, была потом приостановлена.

Незакончено было строительство каналов, на строительство которых согнано было кольем и дубьем тысячи крестьян со всех концов страны. Почему кончали строить было так же непонятно, как было непонятно, для чего начинали пороть такую горячку в начале строительства.

Эпоха Петра, как и время Ленина и Сталина была эпохой бесконечных нелепых экспериментов во всех областях жизни. Петр, как и большевики, снял колокола с большинства церквей. В результате одна пушка приходилась на каждые десять солдат. Спрашивается, зачем было переливать колокола в ненужные пушки? На этот вопрос не отвечает ни один из историков почитателей Петра. Большинство из «грандиозных» затей Петра были так же не нужны, как и большинство всех других затей Петра.

 

II

Финансист Петр I был не лучше, чем создатель промышленности.

Ключевский сообщает, что Петр I «понимал народную экономику по своему: чем больше колотить овец, тем больше они дают шерсти». То есть, и тут мы опять встречаемся с типично большевистским методом. Петр I совершенно расстроил финансовое положение страны. «Можно только недоумевать, пишет Ключевский, — откуда только брались у крестьян деньги для таких платежей». Населению не оставалось денег даже на соль. Даже в Москве и в той, — сообщает Ключевский, — «многие ели без соли, цынжали и умирали».

В числе прочих «гениальных финансовых мероприятий» был также налог на бани. Бани приходилось забывать, ибо, как пишет Ключевский, — «в среднем составе было много людей, которые не могли оплатить своих бань даже с правежа батогами». Собирались всевозможные сборы: корабельный, драгунский, уздечный, седельный, брали за погреба, бани, дубовые гробы, топоры.

Не лучше и финансовая мера Петра о выколачивании денег с помощью воинских отрядов. Ключевский характеризует ее так:

«Шесть месяцев в году деревни и села жили в паническом ужасе от вооруженных сборщиков… среди взысканий и экзекуций.

Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки времен Батыя… Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить ее во 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по десяти губерниям среди запуганного населения, — во всем этом не узнаешь преобразователя». Комментируя этот отзыв Ключевского, И. Солоневич резонно задает вопрос: «Не знаю, почему именно не узнать? В этой спешке, жестокости, бездарности и бестолковщине — весь Петр, как вылитый, не в придворной лести расстреллевский бюст, конечно, а в фотографическую копию гипсового слепка. Чем военное законодательство с его железами и батыевым разгромом сельской Руси лучше Нарвы и Прута? Или «всепьянейшего собора»? Или, наконец, его внешней политики?» Но не помогали и самые жестокие способы выколачивания налогов И петровские финансисты должны были доносить «гениальному реформатору», что «тех подушных денег по окладам собрать сполна никоим образом невозможно, а именно за всеконечной крестьянской скудостью и за сущею пустотой». «Это был, — добавляет Ключевский — как бы посмертный аттестат, выданный Петру за его подушную подать главным финансовым управлением». Что же можно добавить к этой уничтожающей характеристике историка, считающего Петра I «гениальным преобразователем».

Все страшные страдания рабочего люда в конечном итоге, как все, что делается путем насилия, не дали никаких результатов. П. Милюков считает, что из созданных Петром путем страшного насилия фабрик и заводов, только немногие пережили Петра. «До Екатерины, — сообщает Милюков, дожило только два десятка».

Разгром, учиненный Петром, как более правильно называть его «реформы», привел к гибели огромного количества людей.

Последней общей переписью перед Петровской эпохой была перепись дворов в 1678 году. Петр в поисках новых плательщиков податей провел в 1710 г. новую перепись. В результате переписи обнаружилось катастрофическое уменьшение населения, — сообщает М. Клочков в книге «Население Руси при Петре Великом по переписям того времени». Убыль населения «если вполне полагаться на переписные книги новой переписи, отписки, доношения и челобитные, в 1710 году достигала одной пятой числа дворов старой переписи; в ближайшие годы она возросла до одной четверти, а к 1715–1716 году поднималась выше, приближаясь к одной трети (то есть к 33 %)».

П. Милюков в «Истории государственного хозяйства» сообщает, что:

«средняя убыль населения в 1710 году сравнительно с последней Московской переписью, равняется 40 %».

«Хотя исторические исследования проф. Милюкова зачастую тенденциозны, — замечает генерал Штейфон в книге «Национальная военная доктрина», — ибо его политическая доктрина нередко заглушает историческую объективность, все же надо признать близким к истине его утверждения, что петровские достижения были приобретены «ценою разорения государства».

Отбросим данные Милюкова и остановимся на данных М. Клочкова, согласно которым в результате совершенной Петром революции население России уменьшилось на одну треть. Подумайте хорошенько, почитатели Петра, об этой ужасной цифре. Можно ли считать благодетельными реформы, купленные гибелью третьей части населения государства.

После смерти Петра государство оказалось в крайне тяжелом положении.

Самодержавие, созданное потом и кровью многих поколений, историческая святыня народа — стало орудием его угнетения. У народа отнимали его веру, глумились над его национальным достоинством, презирали его нравы и обычаи. Народ страдал невыносимо.

Привлеченный по делу царицы Евдокии (Лопухиной), Досифей, епископ Ростовский, обращаясь к собранию архиереев, которым предстояло лишить его сана, произнес многозначительные слова: «Загляните в глубину ваших собственных сердец, прислушайтесь, что говорит народ, и повторите, что услышите». Его колесовали с одним из священников.

«В 1718 г., проезжая по дороге в Петербург через какое-то село, один иностранец увидал толпу, человек в триста. Поп, которого он спросил, что здесь происходит, ответил ему: «Наши отцы и братья лишены бород; алтари наши — служителей; самые святые законы нарушены, мы стонем под игом иноземцев».

Саксонский резидент, писал в 1723 году: «Девятитысячная толпа воров, предводительствуемая отставным русским полковником, вознамерилась поджечь Адмиралтейство и другие присутственные места Петербурга и перерезать иностранцев. Поймано тридцать шесть человек, которых посадили на кол и повесили за ребра… Мы накануне крайне затруднительного положения. Нищета увеличивается со дня на день.

Улицы полны бедняков, желающих продать своих детей. Опубликован приказ, ничего не продавать нищим. Чем же остается им заниматься, кроме грабежа на большой дороге?»