Мой отец обратился к молодому, прилично одетому индусу, с живым и смышленым выражением лица: не знает ли он, где здесь можно найти торгового посредника? Мы впервые в этом городе, пояснял отец, и хотели бы взглянуть на ткани и другие товары, а где найти торговцев ими, нам неизвестно.

— Я к вашим услугам, благородный господин, — с готовностью ответил индус. Я знаю, где находятся самые лучшие склады товаров, и могу отвести вас туда. Кроме того, добавил он, — во всем Хайдарабаде вы не найдете ни одного сахукара или торговца, который отказался бы дать самые лестные отзывы о вашем покорном слуге, Мохан Дасе, известном своей надежностью и расторопностью.

— Ты бы подождал расхваливать свои превосходные качества, пока мы сами не убедимся в них, — холодно заметил отец. — У твоего племени, у посредников, как раз не самая лучшая репутация, если говорить о честности.

— Ах! — воскликнул Мохан Дас. — Ваша милость отлично знает и я сам скорблю, что мне приходится согласиться с вами, — что большинство моих товарищей и впрямь представляют собой не самую лучшую часть человечества; однако весьма вскоре вы увидите, что ваш раб вовсе не таков, ибо, начав свою жизнь честным человеком, он не видит для себя выгоды в том, чтобы перестать быть им!

— Ну да! — сказал я. — Об этом мы и толкуем. Из твоих слов следует, что если ты все же сочтешь выгодным для себя перестать быть честным, то?..

Молодой индус окинул меня долгим изучающим взглядом и, ничего не ответив, лишь пожал плечами. Я заключил из этого, что вовремя и не напрасно предупредил его не пытаться надуть нас.

Какие именно товары вы хотели бы посмотреть? — спросил Мохан Дас. — Здесь, в Хайдарабаде, есть все, начиная от великолепных кашмирских шалей и дорогих тканей из Бенареса и кончая самыми дешевыми тряпками.

Мы как раз хотели взглянуть на ткани из Бенареса, — сказал я. — Какие-нибудь красивые покрывала и шейные платки. Нам также надо купить пару приличных тюрбанов, чтобы было в чем явиться на прием к визирю вашего правителя — низама Хайдарабада.

Все это вы сейчас увидите, — заверил нас Мохан Дас и потуже затянул пояс вокруг своей талии. — Следуйте за мной и постарайтесь не упустить меня из виду, ибо здесь в базарный день собирается огромная толпа народу, в которой легко затеряться.

Он долго вел нас по главным улицам города, а затем свернул в какой-то боковой проулок и остановился у двери обшарпанного, ничем не примечательного дома.

— Правильно же мы сделали, что наняли этого молодца, — сказал я. — Нам самим нипочем не удалось бы найти дом сахукара.

— Богатые торговцы, как мне приходилось слышать, нарочно выбирают такие укромные места ради их сокровенности и безопасности, ответил мне отец. — Здесь, в Хайдарабаде, где кругом столько бандитов, было бы неразумно выставлять свое богатство напоказ, как это делают в других городах. К слову, и сам здешний владыка — низам Хайдарабадский — не прочь пограбить при случае того или иного купца. Так что и по этой причине здешние богатеи стараются жить поскромнее и незаметней.

Мы были приглашены войти в дом, где нас приветствовал управляющий сахукара — крупный, толстый человек, очень похожий на того купца, которого я придушил и чей товар теперь мы намеревались продать. Увидев толстяка, я невольно попятился назад в изумлении от такого сходства, однако, быстро придя в себя, я принял его вежливое приглашение присесть на ковер рядом с отцом и немного обождать.

Через пару минут пришел сам сахукар — бледный высокий человек с тревожным выражением в глазах. По его приказанию слуги стали разворачивать тюки и доставать их бесконечное и драгоценное содержимое. Мы не торопясь выбрали несколько вещей, постоянно расспрашивая о ценах на все, увиденное нами, и тщательно запоминали их, а затем сказали, что завтра придем еще раз, но уже с деньгами, чтобы расплатиться за выбранный нами товар. Сахукар стал было настаивать, чтобы мы взяли приглянувшиеся нам вещи с собой прямо сейчас, поскольку он готов подождать с уплатой до завтра, а Мохан Дас выразил готовность поручиться за нас, однако мы, по вполне понятной причине, вежливо, но твердо отказались от этого предложения. Мы пообещали прийти на следующий день с самого утра, принести с собой деньги и, лишь заплатив, забрать свой товар, чтобы не подвергать ненужному испытанию доверие к нам уважаемого сахукара.

Мохан Дас проводил нас до самого караван-сарая, где мы остановились вместе с отцом. Отец дал ему за его труды серебряную рупию и попросил его зайти за нами с утра пораньше.

— Ну что же! Я доволен, — сказал отец. — Наши товары, как ты приметил, ничем не уступают тому, что мы видели у сахукара и, судя по ценам, которые он назвал, мы выручим немало денег, если сможем удачно продать то, что послала нам Кали.

На следующее утро к нам в караван-сарай пришел Мохан Дас.

— Умеешь ли ты хранить тайну? — строго спросил его отец.

— Если прикажет мой господин, — ответил индус, внезапно побелевший от страха и задрожавший всем телом, — то да, конечно да! Но почему вы спрашиваете меня об этом, да еще с таким суровым видом? Я ни в чем не виновен! Пожалейте меня… Я простой, бедный человек и не достоин стереть пыль с ваших сапог.

Увидев, как в гневе и изумлении смотрит на него отец, Мохан Дас бросился ниц и впрямь стал тереться лбом о землю у ног моего отца, воя самым постыдным образом.

— В чем дело?! — воскликнул отец, пнув ногой Мохан Даса. — Ты совсем потерял свой разум, что ли? Клянусь Аллахом, встань! Ты что, решил, что раз я спросил тебя об умении хранить тайну, то тут же перережу тебе глотку?

— Не говорите так, мне страшно, — взвыл Мохан Дас, закрывая лицо руками. — Я ничтожный червь, я менее собаки — зачем моему господину резать мне горло?!

— Нет, это уж слишком! Любая блоха и то отважнее тебя. Выкиньте этого сына паршивой курицы на улицу и надавайте ему туфлей по губам, а мы найдем себе другого посредника.

— Прости меня, благородный господин, — взмолился индус, смекнувший, наконец, что мы желаем лишь вновь прибегнуть к его услугам, не более, — прости меня за глупость! Просто ваш внезапный вопрос о тайне показался мне таким страшным, что все мои внутренности перевернулись вверх дном. Теперь я вижу, что никто не хотел причинить мне вреда.

— Причинить вред? Тебе? Такому жалкому созданию? Вот еще! — сказал мой отец, угрюмо посмотрев на Мохан Даса. — Сядь! Слушай, если ты пришел в себя. Я купец и раньше никогда не был в вашем городе, однако в Дели я узнал, что здесь можно неплохо продать кое-какой товар. Вот я и привез сюда разные ткани, но поскольку я не знаю цен, то и нанял тебя, чтобы посмотреть, почем идет такой же товар здесь. Понял? Ты поможешь мне продать их?

— Конечно, несомненно! — воскликнул индус в восторге и облегчении. — Нет ничего проще! Надеюсь, что мой господин не забудет вознаградить своего слугу?

Ты получишь пять монет с каждой сотни рупий проданного товара. Этого тебе хватит?

Вы щедры, как раджа! — сказал Мохан Дас. — Можно ли мне взглянуть на товар?

Обязательно. Вот он, — с этими словами отец велел внести тюки, которые один за одним были развязаны, а их содержимое показано посреднику.

Ну что же, товар и впрямь отменный, — сказал Мохан Дас, осмотрев все. — Уверен, что многое мы сможем продать прямо сейчас, а остальное, пожалуй, в течение нескольких дней. Сколько еще вы пробудете в Хайдарабаде?

— Не знаю. Это зависит от некоторых обстоятельств, которые не в моей власти, — ответил отец. — Если я не продам здесь все, то заберу остальное с собой в Пуну.

— Ладно! — согласился индус. — Позволено ли мне составить список товара? Сегодня я обойду всех знакомых торговцев, а завтра дам вам знать о ходе дела.

— Поступай, как считаешь нужным, — отец протянул ему десять рупий. Вот тебе на текущие расходы. Ступай! Увидимся завтра здесь же и в то же время.

— Видел ли ты когда-нибудь такую жалкую тварь?! — спросил меня отец, когда Мохан Дас ушел. — Право же, у меня чесались руки придушить его на месте, чтобы избавить мир от этого несчастного труса.

— Бог с ним! — сказал я. — Он не стоит того, чтобы о нем беспокоиться. Впрочем, неужели ты позволишь ему уйти с такими деньгами, которые пообещал ему за сделку?

— Нет, конечно! Ты, я думаю, понимаешь, что надо будет с ним сделать?

— Отлично понимаю. Предоставь это мне, отец. Одно только неясно — куда его девать, если ему придется окончить свои дни здесь, в караван-сарае?

— Здесь и закопаем, не забудь только заранее предупредить наших могильщиков. Ну ладно, сынок, теперь, как договаривались, возьми с собой пару наших людей и сходи в город, попробуй получить деньги по векселям того самого сахукара, Камаль Хана, однако будь настороже. Я же пока вздремну немного.

Я взял с собой одного из наших людей, Моти Рама, и мы отправились в город. Мы решили, что следует опять пойти к мечети Чар Минар, ибо скорее всего именно там мы найдем кого-нибудь, кто смог бы разобрать векселя, захваченные нами в багаже сахукара Камаль Хана.

Вскоре мы заметили тощего, плохо одетого и голодного с виду человека, между ухом и тюрбаном которого было вставлено несколько отточенных перьев для письма, а под мышкой торчал свиток чистой бумаги. Портрет дополняла чернильница, свисавшая с плеча этого писца.

— Подойди-ка сюда, братец, — позвал я его. — Ты умеешь читать на гуджарати?

— Благородный господин! Я умею не только читать, но и писать на гуджарати — это мой родной язык. Что прикажет мне ваша милость? — торопливо ответил человечек.

— Ничего особенного. Просто я хотел бы знать, что написано в этом векселе. Взгляни.

— Этот вексель выписан в пользу Камаль Хана — так зовут вашу милость, я полагаю, — на получение суммы в четыреста рупий от господина Гопалчанда Вишнучанда, проживающего на Бегум Базаре. Вексель выписан Бири Малом из Нандияра и должен быть оплачен в течение десяти дней с момента предъявления.

— Правильно ли он составлен? — спросил я.

Человечек еще раз внимательно прочитал текст, осмотрел вексель с обеих сторон и, пожав плечами, вернул его мне с вопросом:

— Может быть, у моего господина есть какие-то подозрения? По-моему, вексель в полном порядке.

— Хвала Аллаху! — воскликнул я. — Окажись это не так, я и мой достойный компаньон — я показал на Моти Рама — оказались бы разорены, поскольку у нас есть еще несколько векселей, но на значительно большие суммы.

— Они тоже вполне в порядке, — заверил меня человечек, осмотрев и их. — Вам надо только предъявить их Вишнучанду, и вы получите ваши деньги. Он весьма известный в этих краях делец по долговым бумагам, и в его надежности можно не сомневаться.

— Где, ты говоришь, он живет?

— На Бегум Базаре. Если ваша милость пожелает, я готов проводить вас туда.

— Хорошо, будь добр, — согласился я. — Мы здесь впервые, и нам будет нелегко найти его дом. Веди нас, а мы позаботимся о вознаграждении тебе за беспокойство.

Мы вышли из города через небольшие ворота, расположенные в конце одной из улиц, идущих прямо от Чар Минара, и, свернув налево и перейдя через реку, оказались в богатом и людном пригороде. Главная улица, по которой мы шли, была загромождена мешками с зерном, тюками товаров, повозками, буйволами и прочим, так что нам с большим трудом удавалось держаться вместе. Кроме того, толпы народа, торгующего на улице и на базарах, выкрикивающего цены на зерно и прочие товары, вопли и проклятия возниц и тысячи других звуков создавали такой шум, которого ранее мне не приходилось слышать. Тем не менее, отчаянно толкаясь и работая локтями, мы пробились через толпу и оказались у дома, где жил Вишнучанд.

Не будучи до конца уверен в успехе дела, я все же собрался с духом и протянул Вишнучанду один из векселей, решив про себя, что я и Моти вооружены и сможем постоять за себя, если меняла вдруг что-то заподозрит.

Вишнучанд достал очки в круглой железной оправе из складки своего тюрбана, нацепил их на кончик носа и стал очень внимательно читать вексель, время от времени бросая на меня подозрительный взгляд поверх очков.

— Я хотел бы сказать вам несколько слов. Не будете ли вы добры проследовать за мной в соседнюю комнату? — с этими словами меняла встал и жестом пригласил меня идти за ним.

— Где вы его взяли? — строго спросил он, когда мы уединились. — И кто вы такой?

— Не важно, кто я такой. Вам достаточно знать, что я должен получить деньги по векселю, который у вас в руках, а также и вот по этим, — и показал ему остальные бумаги.

— Удивительно! — воскликнул Вишнучанд. — Я что-то не понимаю! Почему их предъявляет не их держатель, а кто-то еще? Молодой человек! Кто уполномочил вас получить по ним деньги?

— Тот, на чье имя они выписаны! Кто же еще?

— Имя этого человека, то есть получателя, и того лица, который их выписывал?

— Камаль Хан. Другого зовут Бири Мал.

— Нет, так не пойдет! — заявил меняла. — Их имена вам мог назвать любой.

— Может быть, это поможет вам разобраться, — я достал из пояса перстень сахукара с его личной печатью и протянул его меняле.

Тот внимательно оглядел его, а затем вынул из медного ящика, стоявшего на столе, кипу бумаг и стал ее перелистывать.

— Ага, вот они! — он достал из кипы несколько документов. — Счета Камаль Хана. Сейчас мы все проверим, сличив печати на них и на перстне, что вы мне дали. Берегитесь, молодой человек, если вы затеяли подлог.

Должен признаться, я испытывал немалое волнение, ибо если я предъявил не ту печать, то мне было не миновать разоблачения. Но нет — ведь я снял этот перстень с руки самого сахукара и других у него не было!

— Сейчас мы их сравним! — заверил меня меняла. Он натер печатку чернилами и, лизнув листок бумаги, занес над ним перстень. — Ну! Ставлю?

— Конечно! — подтвердил я, незаметно положив руку на рукоять своей сабли.

Меняла приложил перстень к бумаге и отнял его; получившаяся печать в точности повторяла те, что были на счетах Камаль Хана.

— Все верно! Совпадают! — сказал меняла после длинной паузы. — Я не знаю фарси, на котором составлен текст печати, однако буквы, кажется, одинаковые, и размер тот же. У меня нет более сомнений, но все равно — странно!

— Могу сообщить вам, — сказал я, — что ваш покорный слуга — особо доверенное лицо сахукара и он лично поручил мне забрать деньги. Впрочем, если вы не хотите платить, то так и скажите — я напишу ему об этом.

— Нет, не надо, деньги готовы, — заверил меня меняла. — Но все-таки — почему уважаемый сахукар не приехал сам?

— Так сложились его обстоятельства, — пояснил я.

— А где он сейчас?

— Этого я никому сообщить не могу, на что у меня есть указания сахукара. Можете быть уверены, что, когда придет время, он не преминет заехать к вам, — твердо сказал я, подумав про себя: «Конечно, заедет, но не раньше, чем в день Страшного суда».

— Ну что же! — вздохнул меняла. — Когда вы хотите получить деньги? Вексель предусматривает оплату в течение десяти дней.

— Прямо сейчас, ибо у меня нет времени ждать. Утром я уезжаю обратно. Можете вычесть из этой суммы проценты за десять дней. Да, кстати! — продолжил я. — Сахукар просил передать, что если он вам остался что-то должен, то вы можете вычесть этот долг из тех денег, что отдадите мне, для окончательного расчета.

— Хорошо! — ответил меняла. — Сейчас посмотрю. Значит, так: за вычетом долгов сахукару причитается семь тысяч триста сорок три рупии.

Вишнучанд позвал слугу, которому велел зарегистрировать векселя сахукара, приготовить расписку и принести деньги.

— Как вы собираетесь нести столько серебра? — спросил меняла, когда деньги были пересчитаны и отданы мне. — Здесь опасно, да к тому же темнеет.

— Не беспокойтесь! Нас двое, и мы вооружены. К тому же, — обратился я к писцу, который привел нас сюда, — ты ведь не откажешься помочь нам за приличное вознаграждение?

— О да! Видит Бог, я ничего не ел с самого утра, и несколько рупий мне не помешают.

— Хорошо! Сколько ты сможешь унести?

— Две тысячи рупий, думаю, я осилю, — ответил писец, взявшись за один из мешков.

Попрощавшись с менялой, мы отправились в караван-сарай. По дороге я тихо сказал Моти Раму на нашем условном языке рамаси, которым уже довольно хорошо владел:

— Менялы нам бояться нечего; он никогда никому не рассказывает о своих делах. А вот этот несчастный? Что ты думаешь? По-моему, ему лучше не жить для нашей безопасности.

— Я согласен с тобой, — ответил Моти Рам. — Его тело можно будет бросить в колодец. Тут как раз неподалеку есть один — сегодня утром я совершал там омовение.

— Очень хорошо. Дай знать, когда мы подойдем к нему. Я же рассчитаюсь с этим беднягой за все причиненное беспокойство и заплачу ему, что причитается.

Мы подошли к колодцу, и Моти Рам подал сигнал; я был готов, однако писец отчаянно сопротивлялся и, поскольку он нес на плечах мешок денег, мне было не совсем ловко набросить мой платок. Все же он умер, и мы сбросили его в колодец, привязав к его одежде тяжелый камень. Надо заметить, что, хотя этот человечек уверял нас в своей бедности, мы нашли в его одежде целых сорок три рупии.