Посошок

Башлачев Александр

Имя Александра Башлачева стало своеобразным символом поэтической и песенной культуры молодежи 70-80-х годов.

«Посошок» — первый сборник стихов трагически погибшего поэта.

Александр Башлачев. Посошок. Издательство «Лира» (Литературное Издательско-Редакционное Агентство). Ленинград. 1990.

 

Александр Башлачев

ПОСОШОК

 

Время колокольчиков

Долго шли зноем и морозами, Все снесли и остались вольными, Жрали снег с кашею березовой И росли вровень с колокольнями.
Если плач — не жалели соли мы, Если пир — сахарного пряника. Звонари черными мозолями Рвали нерв медного динамика.
Но с каждым днем времена меняются. Купола растеряли золото. Звонари по миру слоняются. Колокола сбиты и расколоты.
Что ж теперь ходим круг да около На своем поле, как подпольщики? Если нам не отлили колокол, Значит, здесь время колокольчиков.
Ты звени, сердце, под рубашкою. Второпях — врассыпную вороны. Эй! Выводи коренных с пристяжкою И рванем на четыре сторны.
Но сколько лет лошади не кованы, Ни одно колесо не мазано. Плетки нет. Седла разворованы. И давно все узлы развязаны.
A на дожде — все дороги радугой! Быть беде. Нынче до смеха ли? Но если есть колокольчик под дугой, Так, значит, все. Заряжай, поехали!
Загремим, засвистим, защелкаем! Проберет до костей, до кончиков. Эй, братва! Чуете печенками Грозный смех русских колокольчиков?
Век жуем матюги с молитвами. Век живем — хоть шары нам выколи. Спим да пьем. Сутками и литрами. Не поем. Петь уже отвыкли.
Долго ждем. Все ходили грязные, От того сделались похожими, А под дождем оказались разные — Большинство — честные, хорошие.
И пусть разбит батюшка Царь-колокол — Мы пришли с черными гитарами. Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл Околдовали нас первыми ударами.
И в груди — искры электричества. Шапки в снег — и рваните звонче. Рок-н-ролл — славное язычество. Я люблю время колокольчиков.

 

Рождественская

Крутит ветер фонари на реке Фонтанке. Спите, дети… До зари с вами — добрый ангел.
Начинает колдовство домовой-проказник. Завтра будет Рождество, Завтра будет праздник.
Ляжет ласковый снежок на дыру-прореху. То-то будет хорошо, То-то будет смеху.
Каждый что-нибудь найдет в варежках и в шапке. А соседский Васька-кот спрячет цап-царапки.
Звон — фольга, как серебро. Розовые банты. Прочь бумагу! Прочь перо! Скучные диктанты.
Замелькают в зеркалах платья-паутинки. Любит добрая игла добрые пластинки.
Будем весело делить дольки мандарина. Будет радостно кружить елка-балерина.
Полетят из-под руки клавиши рояля. И запляшут пузырьки в мамином бокале.
То-то будет хорошо! Смеху будет много. Спите, дети. Я пошел. Скатертью тревога.

 

Не позволяй душе лениться

Не позволяй    душе лениться, Лупи чертовку     сгоряча. Душа обязана трудиться На производстве кирпича.
Ликует люд в трамвае тесном. Танцует трудовой народ. Мороз и солнце — день чудесный Для фрезеровочных работ.
В огне тревог и в дни ненастья Гори, гори, моя звезда! Звезда пленительного счастья — Звезда героя соцтруда!
Решил партком единогласно Воспламениться и гореть. В саду горит костер рябины красной, Но никого не может он согреть.
Не мореплаватель, не плотник, Не академик, не герой, — Иван Кузьмич — ответственный работник. Он заслужил почетный геморрой.
Его пример — другим наука. Век при дворе. И сам немного царь. Так, черт возьми, всегда к твоим услугам Аптека, улица, фонарь.
Он был глашатай поколений. Куда бы он не убегал, За ним повсюду бедный Ленин С тяжелой кепкою шагал.
Как славно выйти в чисто поле И крикнуть там: —… мать! Мы кузнецы. Чего же боле? Что можем мы еще сказать?
Когда душа мокра от пота, Ей некогда ни думать, ни страдать. Но у народа нет плохой работы. И каждая работа — благодать.
Не позволяй душе лениться В республике свободного труда. Твоя душа всегда обязана трудиться, А паразиты — никогда!

 

Посошок

Эх, налей посошок да зашей мой мешок — На строку — по стежку, а на слова — по два шва. И пусть сырая метель мелко вьет канитель И пеньковую пряжу плетет в кружева. Отпевайте немых! А я уж сам отпою, А ты меня не щади — срежь ударом копья. Но гляди — на груди повело полынью, Расцарапав края, бьется в ране ладья. И запел алый ключ. Закипел, забурлил… Завертело ладью на веселом ручье, А я еще, еще посолил. Рюмкой водки долил. Размешал и поплыл в преисподнем белье. Перерезан в венки мелкий лес вдоль реки. Покрути языком — оторвут с головой. У последней заставы блеснут огоньки, И дорогу штыком преградит часовой. — Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь — стихами грехи замолю. Но объясни — я люблю оттого, что болит, Или это болит оттого, что люблю? Ни узды, ни седла.  Всех в расход. Все дотла. Но кое-как запрягла. И вон — пошла на рысях! Эх, не беда, что пока не нашлось мужика. Одинокая баба всегда на сносях. И наша правда проста,  но ей не хватает креста Из соломенной веры в «спаси-сохрани». Ведь святых на Руси — только знай выноси! В этом высшая вера. Скоси-схорони. Так что, брат, давай! Ты пропускай, не дури! Да постой-ка, сдается, и ты мне знаком… Часовой всех времен улыбнется: — Смотри! — И подымет мне веки горячим штыком. Так зашивай мой мешок да наливай посошок! На строку — по глотку, а на слова — и все два. И пусть сырая метель все кроит белый шелк, Мелко вьет канитель, да плетет кружева.