Напомню, либералы времена правления Никиты Хрущева называют «оттепелью». Но именно во время правления Хрущева на Русской равнине подули такие леденящие душу ветра и студеный холод, которые сковывали русскую жизнь. Именно в период правления Хрущева русскому народу был назначен приговор — ликвидация «неперспективных деревень».

Этот приговор нанес такие рваные и глубокие раны жизни русского крестьянства, которые оказались еще глубже трагедии «раскулачивания».

Подготовка приговора «неперспективности» русским деревням началась в 1950‑х, а его смертельно разящий этап пришелся на начало 1960‑х.

В 1960‑х в Новосибирском Академгородке в Институте экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР молодые экономисты под руководством академика Аганбегяна разработали концепцию ликвидации «неперспективных деревень».

Суть концепции «неперспективности» состоит в том, что в сотнях тысяч русских деревень было предложено не строить ничего того, что нужно для жизни: ни школ, ни магазинов, не проводить к ним дороги, электричество и телефонную связь.

А что делать с «неперспективными жителями»?..

Их предлагалось переселить в «перспективные», укрупнённые поселения.

Эту реформу поддержали высшие партийные деятели КПСС и правительства СССР в Москве. Ведь по оценке «экономистов» в масштабах страны получалась огромная экономия средств.

Один из самых рьяных ликвидаторов «неперспективных деревень» — Татьяна Заславская. На волне поддержки высшими партийными деятелямии КПСС и правительства СССР в Москве она получила докторскую степень, а затем и звание «академика» АН СССР.

Но понимали ли теоретики — ликвидаторы, что такое хозяйствование на земле Русской равнины?..

По моему, теоретики, хотя и стали «академиками» этого не знали.

Особенности северной половины Русской равнины в том, что она по географическим условиям сельхозпроизводства — в принципе, не подлежит унификации.

На северной половине Русской равнины земли, пригодные для земледелия и скотоводства, разбросаны небольшими оазисами между лесами и болотами. Для сельскохозяйственной жизнедеятельности эта половина Русской равнины представляет собой мозаичный ландшафт. Вековая русская жизнедеятельность на таком ландшафте осуществлялась в небольших поселениях. Причем в местах пригодных для земледелия деревни и сёла находились друг от друга недалеко — в 1–2 версте друг от друга.

При коллективизации 1930‑х эти несколько деревень в радиусе 1–2 километра объединяли в колхоз так, чтобы все пригодные для хозяйствования земли были легко и быстро доступны на лошади с телегой.

Автор этого исследования во второй половине 1940‑х и первой половине 1950‑х учился в школе. В летние месяцы все школьники средних и старших классов работали в колхозе, зарабатывая для семьи «трудодни». За парнями бригадир обычно закреплял одну и ту же лошадь. Так что практика хозяйствования на мозаичной земле мне известна по реальной жизни.

Развитие механизации ситуацию не изменило. Еще в 1950‑х, чтобы обработать поле, не надо было гнать трактор за десять километров. Все земли колхоза мозаичного расположения были в пределах быстрой доступности.

И вот такая русская жизнедеятельность волевым решением была превращена в «неперспективную». Деревни стали сселять «в кучу».

Но были председатели колхозов, которые понимали — «куча» ведет к потерям времени, а значит и к убыткам. Председателей колхозов избирали на общем собрании. Такие председатели активно выступали против сселения.

Чтобы обуздать непокорных председателей и ликвидировать сам факт неповиновения, решением районных властей такие колхозы ликвидировали, а жителей объединили в совхозы. Директора совхоза, в отличие от председателя колхоза, назначался райкомом Коммунистической партии. Уполномоченный райкома представлял директора собранию крестьян. И все.

К чему привел такой приговор «неперспективности деревни»?..

Сселение всех жителей «неперспективных деревень» в центральную усадьбу увеличило потерю времени на перемещение к месту работы (на поля и луга). При перегоне коров на пастбища уменьшились надои молока (1 км «пробежки» коровы туда и обратно приводит к снижению удоя на 1 л).

Плохое состояние дорог и дальние расстояния от полей до мест переработки и хранения привели к огромным потерям сельхозпродукции (при транспортировке и хранении терялось 20% зерна, 40% картофеля).

Прекратилась обработка удаленных угодий органическим удобрением, навозом. Сократилось землепользование. В Нечерноземье были выведены из оборота миллионы гектар сельскохозяйственных земель.

В результате за 10 лет к 1970 году в Нечерноземье «исчезло» 235 тыс. деревень и около 5000 колхозов!..

Причем эта политика продолжилась и в 1970‑х. Постановлением правительства в 1974 году о «неперспективных деревнях» перспективные были признаны лишь 43 тыс. сельских населенных пункта.

Так в Нечерноземье — фактически была ликвидирована вековая эффективность мозаичного хозяйствования русских крестьян.

Следует напомнить о двух предупредительных сигналах.

Первый прозвучал еще в 1952 году от Сталина. В «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин указывал на ошибочность преобразования колхозов в совхозы. Сталин обозвал такое преобразование «бюрократическим экспроприаторством».

Надо признать правоту Сталина. Преобразование колхозов в совхозы привело к разбуханию аппарата госсектора и сковыванию инициативы людей.

Второй сигнал прозвучал из Америки от аналитиков, исследовавших разработку концепции «неперспективных деревень» и укрупнения поселений.

Аналитики США быстро определили: «административно–политические эксперименты Кремля в сельском хозяйстве» приведут СССР к импорту сельхозпродукции, усилят напряженность в СССР и снизят авторитет советского руководства внутри страны.

Так оно и произошло. Уже в 1963 году Хрущев запросил у Президента США Джона Кеннеди продать несколько миллионов тонн зерна.

Джон задал экспертам вопрос: как долго СССР будет покупать хлеб?..

Ответ экспертов: «При коммунистическом мироустройстве ВСЕГДА!..»

Но в США действовал закон, запрещающий торговлю стратегическими товарами с СССР, а зерно относилось к таким товарам.

Джон Кеннеди обратился к брату Роберту, который был министром юстиции США. И юристы министерства нашли «лазейку в законодательстве».

Так Кремль был «посажен на зерновую иглу».

Если по уму, то надо бы прислушиваться к мыслям мудрых и умных людей. Однако «качество мозгов» в Кремле в период, так называемой «оттепели» и многие десятилетия потом, было неспособно воспринять — ни предупреждения Сталина, ни исследования аналитиков США.

К чему привела концепция «неперспективных деревень»?..

Для ясности и наглядности покажу на примере моей родины.

Архангельская область, Вилегодский район.

Обращусь к исследованию Николая Редькина «Вилегодский край: сборник статей и материалов — «Правда Севера», Архангельск, 1999.

По архивам 1930‑х в районе было 225 поселений и жило 24 тыс. чел.

При коллективизации они были объединены в 147 колхозов.

Очень важной культурой района был лен — очень трудоемкая культура. В районе работал льнозавод, (газета называлась Вилегодский льновод).

В годы Великой Отечественной войны из района на фронт было призвано более 6 тысяч мужчин, то есть каждый ТРЕТИЙ.

ТРИ тысячи девушек и молодых женщин были мобилизованы на строительство оборонительных рубежей в Карелию и под Вологду.

В районе практически не было семьи, не потерявшей отца, мужа, брата.

Несмотря на огромные потери в Великой Отечественной Войне, район во второй половине 1940‑х восстановился и в первой половине 1950‑х развивался.

Что получилось в районе от ликвидации «неперспективностии»?..

В 1930‑е годы было 147 колхозов.

К 1960 году — осталось 14 колхозов;

А 1969 году — лишь 4 колхоза и 3 совхоза.

В 1930‑е было 225 сел и деревень. Половина из 24 тыс. жителей — дети.

Посмотрим по переписи 2002 года, что осталось в Вилегодском районе.

К 2002 году число поселений сократилось до 177. То есть число поселений, в которых продолжалась жизнь, сократилось на ТРЕТЬ.

Из них в 29 поселениях жило — лишь 1–2 старика. (Сейчас нет никого).

По переписи 2002 года в районе 13,2 тыс. жителей — лишь ПОЛОВИНА, по сравнению с 1930‑ми.

ТРЕТЬ жителей живет в центральном селе района. Большая часть остального населения района живет в ШЕСТИ центральных усадьбах совхозов.

Если в 1930–1950‑х половина населения — это дети, то к началу XXI века: людей старше 60 лет — 6 тысяч, а детей — менее ТРЕХ тысяч.

Как видите, с начала реализации концепции «неперспективных деревень», число детей сократилось — более чем в ЧЕТЫРЕ раза.

Если людей старше 60 лет в ДВА раза больше, чем детей, то вымирание неминуемо. И нет ничего удивительного в том, что ежегодно число жителей Вилегодского района сокращается на 400–500 чел.

Теперь посмотрим, что на уровне сельсовета моей родины.

Казаковский сельсовет.

В 1930–1950‑х в нем было 24 деревни. Деревни небольшие, названия отражали черты географии или что‑то особое в их истории.

Среди них: Васино, Елезовка, Питер, Гледен, Прислон, Задняя гора, Липовик, Мыс, Рай, Демино, Исаковская, Луговое, Чудный починок и т. д.

На территории сельсовета было две школы — начальная (1–4 класс) и семилетняя (1–7 класс). По воспоминаниям моего брата в 1930‑е годы в начальной школе училось 70 учеников.

Хотя в наших местах летний период очень короткий, тем не менее, жители деревень занимались сельским хозяйством.

На территории сельсовета были три водяных и одна ветряная мельница.

Я пошел учиться в первый класс Деминской начальной школы в 1944 году. Нас в четырех классах было «битком». Сколько — точно не помню, но где‑то около 75. Не было ни одного пустого места за партой. Парты стояли, чуть ли не вплотную. В «семилетке» в Казакове — нас тоже было «битком».

В 1960‑х льноводство в районе ликвидировали — «неперспективно».

Казаковский сельсовет тоже ликвидировали.

Жителей начали сселять в центральную усадьбу — селоНикольское.

К 2009 году, (в тот год я навещал свою малую Родину), на территории бывшего Казаковского сельсовета, (из 24 деревень, что были в 1930‑х), жизнь еле теплилась лишь в трех деревнях.

Теперь рассмотрим «неперспективность» на уровне деревни.

Елезовка — моя малая Родина.

Та мозаичная земля, разработанные для пахоты, вокруг Елезовки состояла из двух цельных кусков.

Один — на ровной поверхности, западнее деревни, на задворках. Его размеры: длина около 400–500 метров, в ширину, до леса — 70–80 метров.

Второй на пологом склоне — южнее от деревни ниже склона и ниже первого участка. Его размеры: ширина около 600–800 метров и вниз, к согре (еловый лес на мокрой низине) и к болоту — 120–130 метров. Часть площади второго участка занимали луга, которые не распахивались, а выкашивались на сено. Так что общая площадь пахотной земли деревни составляла примерно 100–120 десятин, (одна десятина = 1,09 га).

В 1930‑е годы в деревне было 7 домов, в них жило 7 семей, в деревне выросло 20 детей. В годы Великой Отечественной Войны мужчины моложе 45 лет были мобилизованы на фронт. Двое погибли. Трое вернулись инвалидами.

Чтобы показать, что в Елезовке было разрушено концепцией «неперспективности» — это рассмотрим на примере хозяйства моего деда.

Сколько десятин земли перешло от моего прадеда к моему деду Ивану Васильевичу — неизвестно. Дед с сыновьями, (один из них мой отец Анатолий Иванович) за 40 лет раскорчевали и распахали землю до 12 десятин.

Эти десятины были разработаны — не для того, чтобы продукцию продать, а деньги положить в банк.

Земля пахалась, чтобы кормить и растить детей.

К 1930 году в нашей трехпоколенной семье росло ПЯТЬ детей, к концу 1930х — СЕМЬ.

Для осмысления крестьянского хозяйства Севера надо описать, что представлял типичный дом того времени и тех мест — на примере дома, который построил мой дед с сыновьями, фото 1

Дом сфотографирован в 1950‑е годы.

Как видите, весь дом обшит тёсом.

Тёс пилили вручную, электричества в те годы не было.

К 1954 году в деревню было проведено радио и поставлены столбы для того, чтобы навесить провода от электросети.

Фото дома сделано с северо–восточной стороны. С южной стороны — полоса огорода, огороженная палисадником, защита от мелкой живности. (За домом виден домАлексея Васильевича, племянника деда).

Кроме дома каждая семья построила себе баню.

У каждой семьи был амбар для хранения зерна. И погреб, который в апреле забивался снегом. Получался холодильник, где летом хранились скоропортящиеся продукты питания — молочные и мясные.

Вот что здесь — еще надо отметить. Сейчас по ТВ — чуть ли не каждый день, можно слышать, что воровство характерная черта русских людей.

Но это неправда. Что воровство не свойственно русскому крестьянству Севера это могу обосновать на примере моей малой Родины.

За все время, пока я в 1940–1950‑х годах рос и учился, во всех окрестных деревнях и сёлах на дверях домов нигде не было замков. (Замки были только в отдельно построенных амбарах, где хранили зерно и муку). Когда все из дома уходили на работу, тогда наискосок входной двери ставили батожок. Это был знак — в доме никого нет. В русской жизни «вор» — одно из самых страшных обвинений. Так было и в 1940–50‑е годы. Я ни разу не слышал, чтобы у кого‑то что‑то украли. Ни разу.

Теперь о детях. Как видите, на фото в 1950‑е в деревне Елезовка росли дети. На дворе перед крыльцом невысокая мелкая трава и цветы.

Для детей простор и чистота.

Теперь опишу дом и хозяйство. Считаю это очень важным для осмысления крестьянского хозяйства севера Русской равнины.

Во дворе дома был колодец — шесть сажен глубины.

Первый этаж. За крыльцом длинный коридор — от дверей до южного большого окна.

Слева от коридора две передние комнаты (пятистенок) с печью, в пятистенке 11 окон.

Справа коридора — еще комната в 3 окна, с печью.

Из коридора вправо дверь во второй коридор, откуда вход на второй этаж, где 4 окна. Из второго коридора вход в хозяйственные помещения дома: конюшня, помещения для овец и свиней и коровник (на фото они не поместились). Север — есть север, пурга и сильный ветер. Чтобы в таких условиях зимой не выходить на открытое место, хозяйственнее постройки примыкали к жилой части дома. У нас были отделены двумя внутренними дверьми. Поэтому никаких посторонних запахов в жилых комнатах не было.

В коровнике двойные стены и двойное застекленное окно. Пол коровника ежедневно устилался соломой, чтобы коровам было сухо. За зиму в коровнике накапливалось соломистого навозу толщиной более аршина (аршин = 71 см.). Навоз летом вывозился на поля. В коровник можно было заезжать на лошади с телегой и разворачиваться вокруг столба. На стены и на столб опирался пол сеновала (второй этаж).

Сзади сеновала был наклонный взвоз на уровень сеновала и крытое помещение, в которое заезжала запряженная лошадь в сани с возом сена. С начала ледостава и зимой туда завозили сено. Лошадь распрягали, сено через дверь перекидывали на сеновал.

Сеновал и двойные стены обеспечивали прекрасную теплоизоляцию коровника. Зимой в нем было тепло, коровы не мерзли и потребляли за зиму намного меньше сена, чем в обычной постройке.

Вот вкратце о доме моего деда и отца.

Считаю очень важным это описание. По нему уже можно представить способности и возможности крестьянина жить на севере Русской равнины.

После коллективизации хозяйство деда и отца резко сократилось. От былых десятин земли осталось 26 соток. Лошадей нет, корова одна. Жизнь семьи обеспечивалась за счет работы в колхозе и на приусадебном участке.

А теперь представьте, что подобные дома из «неперспективных деревень» надо было разобрать и перевезти за 10 километров в «перспективные». И чтобы столбы и провода для радио и электрификации демонтировать, и чтобы при этом была экономия затрат и соответствовала нормам экономии по программе ликвидации «неперспективных».

Представили!?..

Теперь, надеюсь, понятно, что большинство крестьян плевались и ругались от таких «высокоэффективных преобразований жизни».

Одни, прежде всего молодые крестьяне, плюнули на всё и отправились искать лучшей жизни в городах и посёлках на промышленные предприятия.

А пожилые остались доживать свой век в своих домах.

Сейчас, спустя 50 лет от начала проекта «неперспективных деревень», разработанного «перспективными академиками» типа Татьяны Заславской, нелишне посмотреть: что осталось от моей малой Родины в результате той реформы «неперспективных деревень».

Чтобы читателю было ясно — проиллюстрирую фотографиями 2009 года.

Вот место, где когда‑то стоял наш дом. Там где я родился и вырос фото 2.

А вот, что осталось от деревни. И какой бурьян растет, вместо ржи и ячменя, на том участке земли, который раскорчевали и распахали мой дед с сыновьями и соседние семьи на задворках деревни Елезовка — фото 3.

Как видите, на земле, на которой когда‑то колосилась рожь да ячмень или овес, сейчас растет бурьян выше пояса. Или лес, что ясно видно на фото 4.

Как видите, кругом сплошная «зеленая пустыня».

Далее мы поехали по насыпной дороге до указателя — фото 5..

За указателем через 100 метров дорога, которую прокладывали в компании «неперспективные деревни», закончилась. Так что она очень точно отражает эту компанию — это дорога в никуда.

Путешествие по останкам моей родины закончилось. С тяжелым чувством возвращаясь, заехали в деревню Рязань, где нашли нескольких пенсионеров. В том числе Клавдию Арсеньевну Башлачеву, 89 лет — фото 6.

Наша беседа за чаем была долгой и касалась — прежде всего, детей.

Клавдия Арсеньевна с 1950 года преподавала в Никольской школе, русский язык и литература.

Вот что поведала Клавдия Арсентьевна. В 1950 году пятых классов в Никольской школе было два. В каждом по 37 учеников. Итого 74.

К чему привела Никольское ликвидация «неперспективных деревень»?..

Напомню, в основе проекта «перспективных учёных» лежит «экономия» столбов и проводов. Для этого ликвидировали все деревни вокруг моей малой Родины, создав один совхоз в селе Никольское. В 1970–80‑х в нем построили большую двухэтажную школу–десятилетку.

По свидетельству Клавдии Арсеньевны, к 2009 году в старших классах Никольской средней школы, осталось всего по 6–7 учеников. А в первом классе — не было даже и одного ученика.

В центре «перспективного села» Никольского стоит памятник воинам, погибшим в Великой Отечественной Войне — фото 7.

На памятнике высечено около 350 фамилий погибших в боях Великой Отечественной войны. (Среди них и мой брат Александр, командир взвода отдельного штурмового батальона, погибший 3 января 1944 года).

Это как раз те, кто в 1930‑х учился в параллельных классах школы, когда в каждом классе за партами было по 30–35 учеников.

Так что в 1941–45‑х годах было из кого призывать воинов на защиту Родины. Например, только из деревень Казаковского сельсовета в годы Великой Отечественной войны было призвано около 500 мужчин. Многие из них пали в битвах пали, чтоб большая Родина жила.

Ныне все деревни малой Родины разрушены реформой ликвидации «неперспективных деревень». От реформы остались развалины деревень малой Родины, памятник в селе Никольское тем, кто пал в 1940‑х в боях за большую Родину, большая двухэтажная каменная школа, в которой в 2009 году в старших классах средней школы, осталось всего по 6–7 учеников. А в первом классе — не было даже и одного ученика.

Теперь пора подвести итоги реформы «неперспективных деревень» для северной части Русской равнины.

Тысячи некогда шумных деревень превратились в «зоны вымирания» русского народа, где остались лишь старики и старухи.

Русских крестьян выселенных из «неперспективных деревень» сселили в центральную усадьбу, построили двухэтажные кирпичные школы. В школах учить некого, а кругом на десятки километров разрослась «зеленая пустыня».

Уже в 1963 году пришлось впервые импортировать хлеб, а с 1972 года СССР стал ежегодно закупать миллионные партии зерна на мировом рынке.

Вот что надо отметить. Ликвидация «неперспективных» была лишь в русских регионах. Ни хутора Прибалтики, ни кишлаки Средней Азии, ни аулы Кавказа — не ликвидировались как «неперспективные» поселения.

Ликвидировали «неперспективных» только в русских регионах РСФСР.

Например, в Чувашии ликвидировано — лишь 4% деревень.

А в северо–западном регионе России уничтожено более 30% деревень.

Как говориться, почувствуйте разницу!..

В результате исчез вековой хозяйственный уклад мозаичных хозяйств русского Нечерноземья.

В результате такого переселения были оставлены на разрушение ветрам, дождям и снегам — по крайней мере, полмиллиона крестьянских домов.

Всего на Русской равнине за два десятилетия покинуло «неперспективные деревни» более 60 миллионов человек. Безусловно — это сказалось на демографическом развитии русского народа.

В предыдущем разделе были оценены потери русского народа в 1960–1980‑е годы от обвала времен «оттепели» Хрущева.

Ликвидация «неперспективных деревень» фактически совпадает по времени с массовыми абортами и отделить потери затруднительно.

По моей оценке на долю ликвидации «неперспективных деревень следует отнести около трети потерь 1960–1980‑х.

При ликвидации «неперспективных деревень» доля городского населения Русской равнины увеличилась к 1970 году до 60%. В 1970–1980‑х доля села еще более уменьшилась. Так что основные потери от абортов именно в городе.

Потери от ликвидации «неперспективных деревень» попробую оценить через сокращение доли рождений в областях. Открою Демографический ежегодник СССР, (Финансы и статистика, М. 1990, с. 131–143).

К 1989 году доля деревни в рождениях Нечерноземья сократилась так:

— в Архангельской области — до 29%;

— в Вологодской — до 35%;

— в Новгородской — до 30%;

— в Псковской — до 34%;

— в Тверской до 30%;

— в Ярославской — до 20%;

— в Кировской — до 33%.

Так что потери от ликвидации «неперспективных деревень» в 1960–1980‑е годы можно оценить примерно в треть от потерь «оттепели Хрущева».

За 1970–1980 годы — около 10 млн. не родившихся русских детей.

Послесловие

По результатам рассмотрения ликвидации «неперспективных деревень», вспоминается историк Виталий Осипович Ключевский, который в начале ХХ века выразил свое мнение о деятельности социалистов: «Чтобы согреть Россию, они готовы её сжечь».

Концепция ликвидации «неперспективных деревень», разработанная «академиками» Новосибирского Академгородка в Институте экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР, разработавших, под руководством академика Аганбегяна, именно «сожгла» сельскую жизнь и демографию севера Русской равнины

Вот что примечательно. Все теоретики ликвидации «неперспективных деревень» до сих пор заседают в Российской Академии наук.

Как тут не вспомнишь великого датского физика Нильса Бора: «Есть сообщества намного хуже бандитских — это научные сообщества!..»

Именно такое «научное сообщество» приговорило Нечерноземье Русской равнины к уничтожению через концепцию «неперспективности».