Пролог

«На севере диком стоит одиноко на горной вершине сосна и дремлет, качаясь, и снегом глубоким покрыта как ризой она».

Не знаю, насколько эти строки могли подойти к той ситуации, о которой я хочу вам рассказать. Ведь происходило всё это далеко не на севере и даже более того, наоборот, на самом что ни на есть жарком юге. Да и на горной вершине, хоть и действительно стояло одинокое дерево, только сосною ли оно было, вот это уже, пожалуй, большой вопрос. Оно дремало, качалось и насколько могло, укрывало от безжалостных лучей солнца маленькую фигурку, скорчившуюся под ним.

Итак, мы вернулись к тому, с чего, собственно говоря, и начали, с некоторыми разве что небольшими поправками.

На самом что ни на есть жарком юге, на высоком утёсе под палящими лучами летнего солнца стояло кудрявое дерево, но здесь оно было не одно. В его тени стояла девушка, невысокая и хрупкая, совсем ещё ребёнок. На ней было бесформенное одеяние, прямое и белоснежное, скрывающее её хрупкое тело аж до самой земли, и только лицо и руки оставались открытыми. В ногах её поигрывала редкая жёлто–зелёная трава, которую уже успело слегка опалить солнце, за нею с трудом угадывались босые ноги. Лица девушки невозможно было рассмотреть, отчасти из–за дальности расстояния, отчасти из–за того, что длинные, чуть желтоватые, почти как у цыплёнка, волосы, окутывали её сплошной пеленой, развеваясь на ветру и скрывая свою хозяйку от посторонних глаз. Она стояла прямо, стройная как струна, невозмутимая как сама жизнь. Девочка, а ее, скорее всего можно было назвать именно Девочкой, что–то шептала, смотря вверх и воздев к небу руки. Затем наклонилась и, словно молясь каким–то своим богам, присела, коснулась пальцами обеих рук земли, потом снова поднялась и на тот же манер коснулась ими лба, затем поцеловала их нежным прикосновением губ. Всё так же исполненная спокойствия, она подошла ещё ближе к краю, распростёрла руки в стороны, словно крылья, плавно совершила ими несколько пасов, как будто приноравливаясь к чему–то новому или давно забытому старому, сделала вперёд шаг, когда казалось, что шагать уже было некуда, и … полетела.

Вначале стороннему наблюдателю, наверное, показалось бы, что она и вправду полетела, столь невозмутима и величественна была её грация. Но вскоре стало совершенно очевидно, что она всё же не птица и не вила, она просто человек, всё это стало ясно тогда, когда юное тело стрелой устремилось в пропасть, падая камнем вниз, на верную погибель. И только лишь одно мгновение отделяло её от смерти, которая уже стала неизбежностью, и ничего уже не могло этому помешать. И то мгновение показалось ей вечностью, но на душе было спокойно, она выполнила обряд очищения и была уверенна, что Мать Земля не отвергнет её. И лишь только её короткая жизнь проносилась перед глазами не прошеными картинами. Жизнь, которая изрядно потрепала её, приведя, в конце концов, к такому печальному исходу, к мгновению длинною в бездну.

 

Глава 1 Девочка

Маленькая Девочка не понимала, почему её забирают от матери. Три года это не тот возраст, когда ребёнку можно объяснить, что люди делятся на богатых и бедных, на рабов и их хозяев. И что ей не повезло настолько, наверное, кто–то свыше так предопределил её судьбу, что её жизнь зародилась в чреве рабыни, а это означало, что, уже с самого момента своего рождения, Девочка не принадлежала ни самой себе, ни своей матери. Она была собственностью своих господ. И совсем не важно, что зачата она была от греховной, но вполне допустимой, связи хозяина со своей бесправной рабыней, когда матери не было ещё и пятнадцати. Три года она ещё находилась в какой–то неосознанной неопределённости. Она знала, что можно было делать, а чего нельзя, что и когда следовало говорить, а где и когда не издавать ни звука. Она уже умела помогать матери в некоторых лёгких делах, например, перебирать зёрна или ткани. Наверное, она думала, что так, в относительной тишине и спокойствии, пройдёт отведённый ей кусочек вечности. Не ждала она никаких изменений и не сетовала на свою лишённую детства жизнь, потому что вообще не знала, что существует такое понятие, как детство.

Но, как оно часто и случается, первый удар судьбы приходит внезапно и бьёт как никогда больно. Так произошло и с ней. Хозяин разорился, и всех рабов выставили на торг.

Молодая мать кричала и вырывалась, царапалась и кусалась, когда её уводили от родного дитя. Ребёнок так же зашёлся в истерике, но это никого не интересовало, ведь нигде не встретишь больше слёз, боли и унижения, как на невольничьих рынках. Здесь ничего не происходило так часто, как продажа в разные дома разным господам, мужей и жён, братьев и сестёр, родителей и их детей. И Девочка не была в этом исключением, одно радовало, она попала в дом к добрым и достойным людям, но она этого тогда ещё не понимала. Единственное что её интересовало в том момент, так это мать, которая упиралась и вопила, в то время как безжалостный кнут нового хозяина несколько раз прошёлся по её полуобнажённой спине. Одежду с неё частично содрали, демонстрируя потенциальным покупателям тело молодой рабыни. Да, не всем так везло, как повезло её дочке, но она тогда этого ещё не знала, как не узнает уже, наверное, никогда.

Маленькая Девочка с длинными жёлтыми волосами и в длинной рубашонке до пят, что несколько мешала ей передвигаться, поселилась в новом доме. Её не загружали работой, скорее даже, наоборот, несколько баловали. Малышку купили в качестве новой игрушки для подросшей господской дочери, и старая нянька госпожи приглядывала заодно и за ней. Спала Девочка на полу в чуланчике, свернувшись на старом одеяльце, доставшемся ещё от матери, но ей и этого вполне хватало. Разве когда–то в прошлой жизни она имела лучшее место для сна? Только такую тёплую, такую любящую мать под боком. Но время шло, и Девочка понемногу стала отвыкать от матери, привыкая к новому устою жизни. Теперь у неё даже появились игрушки, которые она бережно хранила, перебирала и заботливо прятала под своё одеяльце. То были большая красивая перламутровая пуговица, с которой ей разрешила играть сама госпожа, сломанный веер, что она нашла в мусоре во дворе и деревянная кукла, подаренная молодой хозяйкой. О таком богатстве она не могла даже и мечтать, не ведая, что в жизни бывают и такие радости.

Молодая хозяйка была старше её лет на десять, она играла и развлекалась с ней, используя её вместо куклы, пока та ей не надоедала и тогда она отправляла её к другим рабыням, всё чаще на кухню. Здесь Девочке часто перепадал кусочек лепёшки или сдобная булочка недоеденной госпожой. И тогда Девочка испытывала настоящее счастье, прячась в уголок под стол, чтобы не кому не мешать, и смакуя свою тихую радость. Хлопочущие рабыни печально качали головами, и бывало, доставали из–под подола ей кусочек ещё чего–нибудь вкусного. Изредка даже, кто–то нежно касался её белокурых волос, и она сразу вспоминала ласковые прикосновения материнских рук, и с её уст невольно срывалось первое сказанное ею когда–то слово:

— Мама?!

Рабыни только снова печально вздыхали и отрицательно качали головами. А Девочка снова пряталась под стол, чтобы не путаться под ногами и не получить очередного подзатыльника от хозяйского помощника, не раба, а вольнонаёмного. Он непременно отирался на кухне, таская разные вкусности и тиская рабынь, иногда он даже отводил кого–нибудь из них в чулан и оттуда раздавались не понятные звуки. Остальные занимались своими делами, не отвлекаясь на такие пустяки, и Девочка немного успокаивалась, а вскоре и вовсе привыкла к непонятному для себя, такому поведению взрослых. Девочка не знала, что он с ними там делает, но они выходили оттуда непременно растрёпанные и с кислыми выражениями на лицах, тут же принимаясь за прерванные дела. Оттого Девочка пугалась ещё больше и старалась совсем не попадаться ему на глаза. Она слышала, как рабыни говорили, что он делает ЭТО с особой жестокостью, но что именно ЭТО и в чём заключалась эта жестокость, она не знала, да и не хотела узнавать.

Хотя рабыни зачастую рано лишаются невинности, в объятиях хозяина или невольного товарища по несчастью, но только мужского пола, и я бы даже могла приплести здесь выражение «это было вполне естественно», но на самом деле иногда всё было не совсем так, к слову сказать, не всегда потеря девственности у рабынь было делом естественным. Но новый хозяин был милостив и не делил ложе с рабынями, вполне довольствуясь супругой, хотя, возможно, у него и были любовницы, но, вероятно, это были женщины не Девочкиного круга, так как она о таких не разу не слышала, даже на кишащей сплетнями кухне. Так уж получилось, что наша Девочка сама с этим делом не спешила, памятуя старого господского помощника, давно уволенного хозяином, и не имея особого желания покидать чулан всклоченной и замученной. Хотя, что верно, то верно, сплетни на кухне ходили самые разнообразные, и секс был одной из самых распространённых тем и, к слову говоря, не всегда высказывания, касавшиеся этой темы, имели негативные нотки. Многие, наоборот, называли секс единственной отдушиной в рабской жизни и весьма даже ожидали момент сладостного соития. Девочка этого не понимала и не принимала.

Годы между тем и не думали замедлять свой стремительный бег. Девочке давно уж минуло пять, семь, десять и даже одиннадцать лет. Она по–прежнему была рабой своей хозяйки, но если раньше она была её игрушкой, то теперь была её настоящей помощницей. Она убиралась в её комнате, перебирала её одежду, приносила еду, застилала постель, готовила вещи к хозяйским выездам в свет. В общем, жизнь её, хоть и была по–прежнему не свободной, но и особо сложной её назвать было нельзя. Она протекала размерено и спокойно, пока не наступил тот самый день, что стал предтечей всех последующих событий, которые впоследствии и изменили всю её жизнь.

С самого утра все уже были на ногах, и бегали, и суетились, не покладая рук. Девочка, по–прежнему оставаясь одиноким котёнком, уже выросла в кошку, которая гуляла сама по себе, и возраст не прибавил ей общительности. То время, что она находилась на кухне, она, как и обычно проводила в своём облюбованном углу, который теперь уже считала своим. Забившись в уголок, она мастерила фигурки из соломы, точно такие же, какие когда–то умела делать и её мать. «Возможно и сейчас, она где–то совсем в другом месте занимается этим же своим излюбленным занятием. — Каждый раз думала Девочка, когда творила своих соломенных кошек, вспоминая заботливые материнские руки, хотя они иногда и позволяли себе лёгкий шлепок по её мягкому месту, но при этом всегда оставались тёплыми, ласковыми и нежными. — Эх, мама, мамочка, где же ты теперь?»

Сейчас Девочке было не до своего соломенного хобби, всё же она была личной рабыней молодой госпожи и оттого была целиком и полностью задействована в настоящих сборах. К слову сказать, такая суматоха здесь стояла уже несколько дней, и на кухне бродили различные сплетни по этому поводу, но вряд ли хоть одна из них имела под собой твёрдое основание.

— Что случилась, госпожа? И куда вы так спешно собираетесь, моя госпожа? — Наконец–то отважилась спросить обычно молчаливая Девочка.

— Я собираюсь к жениху, Девочка. Меня просватали. Ты останешься при мне и поедешь со мной. — Объяснила та. — Ладно, собирайся теперь, некогда мне тут с тобой болтать. — Произнесла та, взмахнув рукой и тем самым, отпуская от себя рабыню, затем вернулась к созерцанию своего лица и фигуры в зеркальном отражении.

— Простите, что осмелилась спросить, моя госпожа. — Девочка низко поклонилась, и принялась и дальше укладывать хозяйские вещи.

С тех пор прошло три дня, суматохи между тем не только не убавилось, но и прибавилось. Теперь почти все вещи были сложены и аккуратно уложены заботливой Девочкой в большие сундуки и тюки под непременным контролем старой хозяйской няньки. Последняя неплохо относилась к Девочке, но постоянно напоминала той, что она рабыня, научая почтительности и послушанию.

«Господ своих надо уважать, любить и лелеять, они как дети малые, не могут справиться без нашей помощи и опеки». — Частенько говаривала она и непременно оглядывалась по сторонам, чтобы не быть замеченной за этими словами теми самыми детьми и, да не допустят этого боги, на старости лет быть выпоротой.

Сама она, потомственная рабыня, что жила ещё при бабке нынешней госпожи, господ своих любила и почитала самыми искренними чувствами и завещала это всем остальным. Не имея мужа и детей, не имея возможности завести своей родной семьи, она всей душой прикипела к молодой госпоже, как когда–то и к её отцу, и не отходила от неё ни на шаг. Вот и теперь она сидела в экипаже рядом с ней, в то время как тихая Девочка привычно расположилась на полу в их ногах. Они иногда и раньше выезжали так в город, порою даже выбирались на природу, но чтобы так, с ночёвкой, да ещё и не одной….

Девочке было очень боязно, она всегда страшилась неизвестности. Но делать нечего. Её дело маленькое. Приказали — занырни под лавку и сиди тихо, чтобы не дай боги, хозяева не разгневались, и не присоветовали бежать рядом, за экипажем госпожи.

Вот она и сидела, тихая как серая мышка и свернувшаяся в три погибели. Как бы хорошо к ней не относилась хозяйка со своими родителями, но она по–прежнему оставалась всего лишь рабыней по праву рождения, которой не предстояло и в будущем обрести вольную, чтобы своим детям уже дать свободу, потому что даже те жалкие гроши, что зарабатывали иногда себе рабы, лелея надежду наскрести на свободу, она не получала. Она была всего лишь рабыней, которая должна была знать своё место. Она не кляла свою судьбу, так как иной жизни не знала. А тут у неё всегда была крыша над головой, свой угол на кухне и ночной в чулане, была еда, а бывает, как рассказывали взрослые рабы, сменившие хозяев, и совсем иная жизнь. Они показывали свои шрамы от кнута и шипастых спиц, чем пользовались иногда дамочка из высшего общества, дабы повеселиться над безродной скотиной, именуемой рабами. Тогда вся кухня всколыхалась радостным вздохом, и все рабы здесь присутствующие начинали молиться каждый своим богам и каждый на свой лад, за ту милость, что они им оказали, позволив вести своё мирское существование в столь благом месте. О том чтобы стать свободными, они и не помышляли. Это греховные мысли, не достойные честного и доброго раба.

Оттого Девочка и сидела так смирно, не смея пожаловаться, и ни в коем разе не собираясь настолько обидеть или обозлить хозяев, ибо, хорошо памятуя, как была продана в прошлый раз, боялась, что её снова выставят на торги и новые её хозяева отнюдь не будут такими добрыми и терпеливыми, как прежние.

Свадебная процессия медленно продвигалась вглубь страны, шествуя к названному жениху госпожи. Интересно, какой он? Невольно думала Девочка. Молодой или старый? Добрый или злой? Будет ли он довольствоваться молодой женой, как прежний хозяин, или всё же иногда будет делить ложе с кем–нибудь из рабынь, например с ней, с Девочкой? Девочка невольно вздрогнула. Такая мысль не то чтоб, её сильно напугала, всё же она прекрасно понимала, что рано или поздно ей предстоит возлечь на ложе с мужчиной по своей воле или нет, это уже не имело значения. Просто до сих пор ей не встречалась не одна рабыня девственница, невольных девиц портили на право и налево, особо не испрашивая у них на то разрешения. Возлечь на ложе с мужчиной, если бы он был добр и ласков, была меньшая из зол, по мнению Девочки. Только по тому же детскому мнению такие мужчины встречались очень редко, а если и встречались, то редко тратили свою нежность и любовные навыки на безродных рабынь, которые у господ иначе именовались домашним скотом. В основном, мужчины, которых она встречала до сих пор, не обладали ни особой лаской, ни нежностью, ни добротой. И вряд ли будущий хозяин будет исключением. Пусть боги соблаговолят, чтобы он любил свою жену и не покушался на Девочкину честь, которая никого кроме неё самой не интересовала.

Девочка тяжело вздохнула. А что, если всё будет донельзя наоборот? Что если хозяину приглянётся молоденькая нетронутая рабыня, а такие вести разносятся быстро и путешествуют вместе с обладателем такой невидали, как рабская невинность. Что если он пожелает себе её в постель? Уж лучше бы она осталась в доме прежнего хозяина, где всё так привычно и знакомо.

Девочка подумала о том, что являлась полной противоположностью своей молодой хозяйки, тоже, однако, засидевшейся в девках. Только в отличие от Девочки ей уже исполнилось двадцать один. Нет, Девочка не в коем случае не хотела обидеть свою госпожу. Та была довольно–таки красива. Высокая, пышногрудая, с тонкой талией и крутыми бёдрами. Ну, где ж с такой сравниться, маленькой и хрупкой Девочке с её ещё несовершенным телом, с не округлившимися бёдрами и почти плоской грудью. И что такое вообще одиннадцать лет ребёнка женского пола по сравнению с двадцатью годами молодой женщины полной сил и желания дарить возлюбленному любовь и ласку, ничего не требуя взамен, как и полагается вести себя добродетельной женщине против мужчины супруга. Но что делать с тем, что давно уже стали замечать знающие рабыни и на что постепенно всё чаще стали поглядывать и рабы. Несовершенное угловатое тело ребёнка впоследствии грозило перерасти в весьма и весьма женственные формы. И дело тут только оставалось за временем. Ещё год, два и Девочка выросшая в Девушку будет способна если не затмить красавицу хозяйку, то, по крайней мере, составить ей свободную конкуренцию в плане женственности и красоты. Об этом уже и сейчас говорили светлые пышные волосы, что не знали в своей жизни ножниц, заплетённые в тугую косу до пояса, и бесподобно красивое лицо, наивное, с ясными голубыми глазами. Да что уж тут говорить, она и впрямь была полной противоположностью хозяйки. То выражалось и в росте, и в размахах фигуры, и в цвете волос. Ведь госпожа имела иссиня чёрные волосы, с потаённым блеском воронова крыла. А карие хмурые глаза не шли не в какое сравнение с небесной голубизной фиалковых глаз её рабыни.

Девочка знала своенравный нрав своей госпожи, избалованной жизнью и родителями, и не стала бы даже гадать, чтобы она сделала со своей рабыней, вздумай та встать у неё на пути. Она уже вдоволь наигралась со своим человеческим щеночком, купленным когда–то давно на невольничьем рынке и теперь, хоть ей и не совсем безразлична была судьба подросшей собачонки, она всё же в ней уже не нуждалась и в любом случае она не стала бы терпеть, если бы та могла составить ей конкуренцию. Оттого она всё чаще поглядывала на свою юную рабыню, раздумывая, правильно ли она поступила, взяв её с собой. Да тут ещё нянька постоянно нашёптывала, что молодой жених был не прочь повалять в сене рабынь молодух, которые сами без зазрения совести задирали свои разнузданные подолы.

— Ты только посмотри на неё, госпожа. Она же совсем девочка, но уже, какая стать, волосы и мордашка. Пройдёт несколько лет и как пить дать новый господин пожелает её охадить. Рабыни, они же бесстыжий народ, — старуха то ли забыла, что сама покамест ещё рабыня и таковой, вероятнее всего, останется до конца дней своих, а то ли сама себя уже давно причислила к свободным. — Будет сама к твоему муженьку похаживать. Говорят, он весьма ласков в этом деле, а что рабской бабе надо после того быдла, что таскает их по чуланам, и задирает подол, не снимая портков. А она к тому же ещё и невинна, какой такой господин откажется вспахать нехоженую борозду. Ты не серчай, госпожа, на старуху, с твоей красотой Девочка всяк таки не сравниться, так вот кто ж этих мужиков поймёт. Говорят даже, что и у самой у неё отец бывший господин рабыни–матери.

Госпожа оценивающе окинула взглядом суетливую рабыню, которая без устали крутилась у костра, по–честному отрабатывая свою миску похлёбки и ломоть хлеба, если хозяйка соизволит угостить. Выглядывала она из своего шатра, так как за его пределами всюду ходила в красном платке–фате, что ещё дома батюшка связал двумя концами под подбородком, а два других перекинул через голову вперёд, пряча лицо. Только перед старой няней, да рабыней игрушкой она и смела, показываться без фаты, а на людях прятала лик под красным невестиным платком.

— Поживём, посмотрим, а сейчас куда ж мне её бедолажную девать. Не приказать же утопить в ближайшем болоте, как наскучившего щенка? — С сомнением произнесла госпожа.

Старуха криво пожала плечами, ей, похоже, эта мысль не казалась такой уж плохой, во всяком случае, её стоило обдумать.

Девочка, даже и не подозревала, что в каких–то пяти метрах от неё, решалась её судьба, и любимая хозяйка только что вроде бы как не надолго отвела смерть от своей давней рабыни, предложенную старой нянькой, которая до этого момента вроде как относилась весьма и весьма неплохо к Девочке. Что так меняет людей? То ли смена обстановки так повлияла на старуху? То ли действительно уловила она сильную конкуренцию для своей госпожи в лице молоденькой и миленькой мордашки, чьи кудри в данный момент были заплетены в тугую косу, но при снятии ленты ленивыми волнами оплетали тело до пояса? А свежие сплетни о новом хозяине, не чурающемся красивых рабынь, лишь подстрекнули встать её на защиту своей госпожи, готовящейся стать в скором времени его женой, а затем, вскорости, может, и матерью его детей. В конце концов, что такое жизнь безродной рабыни по сравнению со счастьем и семейным благополучием любимой госпожи? Сколько этих рабынь погибает от жестоких пыток, болезней, самоубийств и не кто по ним не плачет, не вспоминая и не горюя о смерти? И в чём случится беда, если на одну станет больше или меньше? А госпожа, она на то госпожа и есть, чтобы жить и здравствовать ещё многие десятилетия на радость родным и близким. И не рабыням составлять им конкуренцию в женственности и красоте. Хочешь остаться живой и здравствующей рабыней, родись страшненькой и не приметной. Какой–нибудь прыщавой девицей, с реденькими волосами, а не пышнокудрой блондинкой с ясными голубыми глазами. Вот и сами решайте, что здесь в большей степени было замешано, любовь к госпоже или обычная зависть старой длинноносой рабыни, к тому же ещё и со шрамом через всё лицо от кнута, это дед нынешней госпожи когда–то постарался, которой так и предстояло умереть девственницей, и которая всю свою жизнь так, и оставалась невостребованной. Хотя невинность для рабыни столь преклонного возраста, даже и имеющей столь неприглядный вид, была настолько противоестественной, что могла оставаться только загадкой для всех, возможно, и для её обладательницы в том числе. Оттого, вероятно, и та непомерная злоба, выражавшаяся в навете на чужую красоту.

Девочка между тем по–прежнему путешествовала в ногах хозяйки, на остановках готовила для неё пищу, приготавливала место для отдыха, махала на неё веером, если та жаловалась на жару и, наоборот, укрывала ноги тёплым пледом, если та считала, что день сегодня не удался. Приготовив же всё в хозяйской палатке на ночь, она укладывалась спать подле дверей снаружи, на старом потрёпанном одеяле, что помнила с самого раннего своего детства, заворачивая его краешек, чтобы хоть немного прикрыть замерзающие босые ноги. Нет, здесь, конечно, было не холодно, тем более что стояла середина лета, но вообще бывали места и потеплее. И хоть Девочка привыкла переносить разные погодные условия и не слишком–то жаловалась на холод, но всё ж таки мечтала, что может быть, когда–нибудь она будет жить там, где круглый год стоит лето и даже зимой лёгкий наст не царапает подошву. Нет, она не мечтала о тех временах, когда будет свободной, так как на её веку ещё никто из рабов не выкупился на свободу или освободился ещё каким–нибудь способом, кроме как вытянул ноги от непомерного труда или старости, оставаясь при этом рабом на небесах, освобождаясь от рабства земного. И никто понятия не имел, какое из зол было меньшее, потому как оттуда ещё никто не возвращался.

Так вот Девочка и не помышляла о свободе, она только страстно желала, чтобы то место, куда направлялась её новая хозяйка, было хоть немного теплее прежнего. Когда–то её мать рассказывала ей о далёкой стране, откуда она была родом. Там, как она говорила, было всегда тепло и ласковое солнышко грело и ласкало своих детей человеческих, что шагали по Макоши Земле. Правда мать там тоже была ещё совсем маленькой девочкой, гораздо младше она тогда была даже, чем сама Девочка, когда попала в плен, а затем и была перепродана в рабство. Мать Девочки была смуглой красавицей, чьи волосы были чернее даже чем у молодой госпожи. Свои же волосы Девочка взяла от отца, желтоватые и вьющиеся, а большие, но чуть раскосые глаза, придававшие её внешности некую экзотичность, были всё же наследием матери, которую с каждым годом Девочка помнила всё меньше. И лишь теплота материнских рук и колыбельные песни, что та пела ей на ночь, вероятно, останутся с ней на всю жизнь.

Девочка поёжилась от своих воспоминаний, которые неизбежно привели её к моменту их расставания. Как её мама кричала, пытаясь вырваться из цепких рук надзирателя? Как умоляла, чтобы её продали или купили вместе с дочкой? Но разве у суки хоть кто–нибудь спрашивает, продать ли её щенка, оставить ли, утопить ли? Девочка даже украдкой вытерла вытекшую из глаза слезинку. Где же теперь её мамочка? Жива ли? Пускай не свидятся они никогда, о чём всегда мечталось, но лишь бы мамочка попала к доброму хозяину и чтоб жизнь её была полегче. Девочка вздохнула. Эх, мама, мамочка. Как же ей не хватало тёплых материнских рук. Девочка закрыла глаза, пытаясь представить себе материнское лицо, слегка покачиваясь из стороны в сторону, она обняла свои плечи, как когда–то делала это мать и безмолвно запела материнскую колыбельную, знакомые и родные слова. Запела про себя. С тем и уснула она в холодной и неприветливой ночи, под лёгкой моросью, с улыбкой на устах и тихой песнью в сердце, успокоившись в ласковых материнских ладонях под нежный звук материнского голоса.

То была седьмая ночь их путешествия, ночь холодная и неприветливая и даже тёплый летний ветерок не мог сгладить неприступности ночи, а въедливая морось мизерными, но холодными каплями проникала под лёгкое одеяние рабыни. Но разве ж кого–нибудь это волновало? Если уже даже сама Девочка спала со счастливой улыбкой на губах. Остальные рабы, сбившись в бесформенную кучу, пытались согреться общим теплом своих тел, все до единого собравшись подальше от хозяйских палат, легли прямо на землю возле телеги с поклажей.

Но, как выяснилось чуть позже, не только погода в эту ночь имела намерение потревожить сон путников. Уже светало, когда послышались крики воинов, стоявших в дозоре. Крики предупреждали о какой–то опасности, но они были не долгими и вскоре оборвались какими–то булькающими звуками.

Вокруг лагеря расплылся туман, где–то вдалеке пылала кровавая заря, сама же стоянка была ещё окутана не ясными сумерками.

Госпожа тут же, одетая и в сопровождении няньки, выскочила из палатки. Красный платок–фата, позабытой тряпицей болтался спереди на груди. Не до него сейчас было, не до поверий и примет. Сама жизнь теперь висела на волоске.

Два воина тут же подвели к ним лошадей.

— Садись, госпожа, надо уходить. — Сказал седовласый воин, старый воевода её отца, взмахнув длинным тугим хвостом. — Рабов и поклажу придётся оставить. Берём самое ценное.

Он обернулся. С право раздавались ожесточённые крики и лязг металла.

— Морские разбойники, и какой только…, — он смущённо взглянул на хозяйку, — занёс их сюда. С ними шутки плохи. Вы, с небольшим отрядом, отправитесь в глубь суши, а мы попробуем отбиться. Сбережём всё что сможем, а нет, так положим здесь и твою поклажу, госпожа, и свою жизнь, но честь не огрязним.

— Нет, воевода, без тебя не поеду. — Заупрямилась вдруг молодая хозяйка. — Кому мне довериться коли не тебе. Жизнь тебе свою я доверяла, вот и, сполняй доверенное. Поеду только под твоим началом. Оставь вместо себя кого хошь, а сам езжай со мной, как батюшка велел.

Воевода тяжело вздохнул, обернулся и, выкрикнув короткий приказ, вскочил на враз подведенного жеребца и повёл за собой маленький отряд, госпожу с нянькой и несколько воинов.

— Госпожа. — Вскрикнула Девочка, побежав за хозяйкой.

Та на мгновение повернулась, задержав ненадолго на Девочке взгляд, словно в чём–то колеблясь, затем покачала головой и пришпорила гнедую лошадь.

— Госпожа. — В панике выкрикнула Девочка, ещё быстрее побежав вдогонку, но никто уже больше не обернулся на её просящий зов.

Девочка испытала настоящий страх, словно не хозяйка, а родная мать покидала её сейчас, бросая на произвол судьбы посреди тёмного леса, кишащего разбойниками. Все рабы уже давно разбежались по нему. Со всех стороны слышны были крики, стоны и металлический лязг. Вокруг кто–то кого–то насиловал, кто–то кого–то убивал. Это придало Девочке сил, и она быстрее устремилась за госпожой, рванувшись ей наперерез и надеясь на чудо, в то время как маленькому отряду приходилось постоянно извиваться, пробивая себе дорогу в относительную безопасность. Девочка нагнала их, и даже чуть забежала вперёд, чтобы заметить, как чья–то разбойничья рука ухватила точеный сапожок её хозяйки. И тут же обладатель сей руки, имел редкую возможность поднимать оную уже с земли, отделённую от остального тела, и в шоковом состоянии лицезреть эту окровавленную часть себя. Старый воевода отрубил её, не останавливаясь, и понукнул лошадь госпожи идти вперёд, да проделал это так резво, что кровь, брызнувшая из обрубка, даже не окрасила своей багряной красотой ни хозяйский сапожок, ни взмыленный бок испуганно–храпевшей гнедой лошади, ни саму наездницу.

Девочка уже было поравнялась со своей госпожой, когда чья–то рука грубо сграбастала её за тонкую талию. Боль от резкого рывка тут же пронзила тело.

— Госпожа. — Снова выкрикнула Девочка, и на этот раз её зов не остался без ответа, но лучше уж этого бы ответа и вовсе не было.

Хозяйка как раз проезжала мимо и голова её, повернувшись, встретила умоляющий взгляд голубых глаз. На секунду ей даже показалось, что перед ней была та маленькая трёхлетняя девочка, что плакала и тянула руки к своей уводимой матери. И только спустя короткое мгновение наваждение спало с её глаз, и перед ней вновь предстала одиннадцатилетняя девчонка, её старая игрушка, давно наскучившая и надоевшая, которая в будущем к тому же ещё и могла составить ей, высокородной госпоже, некоторую конкуренцию. Хотя какую конкуренцию могла составить безродная раба даме голубых кровей?

Воевода многозначительно взглянул на свою госпожу. Что стоило ей, госпоже, дать сейчас приказ воеводе и ещё одна рука потерялась бы, отделившись от своего законного владельца? Но госпожа лишь снова покачала головой и, высоко подняв голову, сама ещё до конца не понимая, правильно ли она поступила, проследовала мимо. Но видение плачущей девчушки, что продолжала бежать за своей хозяйкой, несмотря ни на что, словно прирученный с детства щенок и не ведающий в жизни иного хозяина, а затем предано взиравшей на удаляющуюся госпожу, что бросила её, глупую и невинную, в руках ухмыляющегося разбойника, будет преследовать её до конца её дней. А Матерь Земля никогда не оставлявшая своё детище в обиде, так и не воздаст ей должного женщине плодородия, оставив её женское начало бесплодным. Недолго ещё Девочкина госпожа будет жить на белом свете после своего предательства. Мужу родит незаконного сына безродная рабыня со светлыми волосами, но не небесно–голубыми глазами, а она сама вскоре умрёт от подхваченной лихорадки, вымаливая ссохшимися губами прощения у той, что была когда–то её детской игрушкой, а потом, став не нужной, была выброшена за порог. Старая нянька, не выдержав горя, скончается вслед за госпожой, так и не почувствовав своей вины и угрызений совести, и лишь кляня на чём свет стоит бывшую молодую рабыню, которая, вероятнее всего, навела смертельную порчу на её бедную хрупкую госпожу. Но всё это будет ещё не скоро, где–то лет через пять, десять, а может и позже. А пока же….

Девочка сквозь слёзы и туман наблюдала, как её хозяйка, вместе со своим маленьким отрядом, нетронутыми покидают поле разгоревшейся битвы. Прошло мгновение, и только тогда Девочка поняла, что спасения больше не от кого ждать и чуда не произойдёт. Хозяйка, на которую так привыкла полагаться молодая рабыня, не вернётся, а значит надо самой как–то выпутываться из создавшегося положения. Только тут она осознала, что всё это время спокойно висела, обхваченная грубыми руками, пока её тащили не известно куда, и не известно с какими намерениями. Она уже что–то начинала различать в значительно посветлевшем лесу. Вокруг начали проплывать знакомые лица воинов госпожи со вспоротыми животами и разбитыми головами. Чуть поодаль она заметила знакомую рабыню не давно купленную господами на невольничьем рынке, специально для молодой госпожи. Женщина эта, говорили, умеет чудесно вышивать, но свои навыки она так и не успела продемонстрировать другим рабыням, как никогда теперь уже не успеет и впредь. Поскольку теперь она лежала с широко открытыми глазами и перекошенным от боли и страха лицом, шея была изогнута под невообразимым неестественным углом. Подол платья задран, открывая любопытным глазам непристойную наготу до самого пояса. Верх его, на голой теперь уже груди, изорван в ошмётки. Рядом стоял только что поднявшийся незнакомый мужчина, по всему виду один из разбойников. Он поймал на себе удивлённый взгляд Девочки и, продолжая подвязывать штаны, сделал неприличный выпад бёдрами в её сторону, высунув при этом из беззубого рта длинный язык. Вот когда Девочка по–настоящему испугалась, и представила, что за участь может её ожидать в ближайшем будущем. Она резко закричала, словно загнанный в угол зверь, и рванулась, что было сил, в безуспешной попытке вырваться.

Разбойник, наконец–то справившийся со своими штанами, громко заржал, а тот, что нёс Девочку, лишь угрюмо дал ей подзатыльник.

Но единственной реакцией на этот его шлепок по её затылку, было то, что Девочка по–прежнему продолжая брыкаться, вырываться и кричать, ещё и, улучив момент, с особым озлоблением цапнула его за руку.

Разбойнику ничего не оставалось, как только со всего размаху ударить её по голове, от чего она тут же потеряла сознания, проваливаясь в темноту и пустоту небытия.

 

Глава 2 Корабль

Очнулась Девочка лишь снова в полной темноте. Удар пришёлся сильный, так что и в сознание она пришла нескоро, а, придя, не сразу вспомнила кто она такая, откуда взялась, и что с ней вообще произошло. И ещё один вопрос вполне оправданно мучил Девочку, где она, собственно говоря, сейчас находится? С этим вопросом был связан ещё и страх, находясь в полной темноте, она явственно ощущала некоторое движение и под своим телом и вокруг себя и во всём затхлом воздухе. Но вскоре воспоминания начали наполнять её уставшую больную голову, а глаза более–менее привыкать к окружающей темноте. И тут она вспомнила, что сказал господин воевода в их последнюю встречу. Морские разбойники! Так вот чем объясняется и застарелый запах рыбы, и темнота, и постоянная качка. Вероятно, она находилась в трюме разбойничьего корабля.

Осознав это, Девочка мгновенно сунула руку себе между ног, опасаясь не самого страшного, но всё же, и тут же с облегчением вздохнула. Штаны были не порваны, и к тому же сухи, без малейшего признака засохшей крови. Надо сказать, Девочка уже к тому времени пристрастилась к мужскому виду одежды, что ей всегда нравилась и казалась более удобной, к тому же никто не мог заглянуть под подол, и она с трудом, но выпросила у своей госпожи разрешения двинуться в дорогу в рубахе и портках. И теперь, по целостности своих штанов, она поняла, что одежду на ней пока никто не рвал. Значит, её почему–то не тронули.

Девочка неуверенно поднялась на неустойчивых ногах. Надо было осмотреться, чтобы знать, чего ожидать, но она это и так уже знала. Теперь её жизнь, честь и здоровье полностью находились во власти морских разбойников, а это значило, что ничего из вышеуказанного у неё уже не было. Ей просто кто–то и не понятно для каких целей, дал отсрочку не высказанного вслух приговора. Но вот на какой срок? Сама же по себе жизнь её, ей больше не принадлежала, ведь с морскими разбойниками, как она слышала, был разговор короткий. А после того, что она видела, когда память полностью вернулась, у неё из головы не шла довольная ухмыляющаяся рожа, спущенные штаны и вытянутый из беззубого рта язык.

— Брр. — Её передёрнуло от отвращения.

Корабль качнуло, и она вновь чуть ли не полностью осела на подогнувшиеся разом колени. Не объяснимый невероятный комок тут же подступил к горлу. Девочка схватилась за горло и уже добровольно присела на скользкий пол.

— Матушка Земля, за что ж ты меня изгнала с земных владений в царство Морского Хозяина? — Всхлипнула Девочка.

Плавать она не умела, а где, собственно говоря, могла научиться плавать рабыня, живя при господах в крупном городе, и воды, надо заметить, страшно боявшаяся. Слёзы потекли сами собой. Девочка ещё немного посидела так, поджав худенькие ножки с остренькими уголками коленок, поплакала, а потом всё же решила пересилить приступы тошноты, страх и осмотреться.

Пройдя вдоль корабельной стены, она, уже привыкнув к темноте, разглядела целую гору приданного госпожи, что они везли для её названного супруга. Среди прочих вещей она разглядела своё старенькое одеяло, прихваченное кем–то, видимо для смеха, потому как для других целей оно было совершенно не пригодно. Дрожащие руки тут же прихватили такую знакомую и родную вещь и прижали к лицу.

Помещение оказалось не таким большим, как она ожидала. Но неужели сам по себе корабль мог быть настолько мал? И тут она услышала далёкие голоса за стенкой, подошла поближе, приложила ухо к влажной соленой доске и прислушалась. За стеной переговаривались… рабы. Она не смогла различить ни слова, но сразу же узнала знакомые голоса. Значит, не одна она была живым товаром, что везли морские разбойники, и несколько уцелевших рабов им всё же случилось с собой прихватить.

— Но почему же я нахожусь одна, а не с ними? — Прошептала Девочка, не понимая, почему её приравняли к вещам, поместив с ними за одно, при всём том, что всех остальных людей посадили вместе, но отдельно от неё.

— Потому что ты одно из самых ценных наших приобретений, дорогуша. Молоденькая светловолосая рабыня девственница. Знаешь, сколько мы за тебя возьмём по прибытии? Да тебя даже на невольничий рынок вести не придётся, так как заказ на такую как ты, мы получили уже очень давно. — Прозвучал позади неё глухой мужской голос.

Девочка резко вздрогнула и, подпрыгнув на месте, перевернулась на голос, прижимая к груди грязную тряпицу, что уже столько лет служила ей и матрасом и одеялом в одном, так сказать, лице. В своих раздумьях и изысканиях, она и не заметила, когда люк сверху открылся, пропуская за собой тоненькую неровную полоску света, и в него спустился хромой человек, лет шестидесяти. У ног его вертелся большущий рыжий кот, что непрестанно тёрся о них, держа хвост трубой.

Девочка даже не сразу заметила и ту неровную полоску света, так как привыкла уже обходиться и без него.

— Кто вы? — Неожиданно и для себя и для свободного незнакомца, спросила, не имеющая права голоса, рабыня.

Мужчины криво ухмыльнулся и бросил любопытный взгляд на ту вещь, что она держала прижатой к груди.

Кот, что крутился подле его ног, неожиданно замер и с всё обостряющимся интересом воззрился на Девочку.

— А не твоё собачье дело. Ты здесь не в том положение, чтобы задавать мне вопросы. Но вообще–то за стойкость характера одобряю, любят мужики тех баб, что не сдаются без боя. Тех, кто сам под тебя ложится, хватает, но какой же в том интерес. Ладно, живи пока, — он взялся правой рукой за перила спущенной вниз лесенки, — на моём корабле тебя никто не тронет, а там уже, как новый господин пожелает. Хозяин не бог, конечно, но его рука и ближе и весомей. — Он пожал тощими плечами. — А я зашёл просто убедиться, что мои ребята тебя не прибили ненароком. Ты же тут сидишь и никаких признаков жизни не подаёшь, не то, что те, в соседнем отсеке.

Он обернулся на кота. Тот стоял, уставившись на Девочку, и беспрестанно махал хвостом из стороны в сторону.

— Ну, что ты, Кровопийца, здесь, что ли останешься? Крыс погоняешь?

Кот не шевельнулся и позы своей не изменил.

— Ну, как знаешь. — Пожал плечами разбойник, потом, словно что–то вспомнив, резко повернулся к Девочке. — Слышишь, ты, кота моего, если обидишь, сразу убью, не посмотрю даже на деньги, что могли бы за тебя выручить. Поняла? А жрать тебе попозже принесут. Да, и кота лучше не трогай, любит киса царапаться, за то и Кровопийцей зовётся.

Ещё раз, с беспокойством взглянув на своего любимца, разбойник захлопнул крышку люка, и девочка услышала, как он вбил палку в пазы.

В помещение остались только Девочка и кот, что смотрели друг на друга, словно признавая друг в друге старых знакомых, вот только так до конца и не уверенных, был ли тот, напротив, на самом деле его старым другом.

— Ну, иди ко мне, киса, — прошептала Девочка, присев на корточки.

Кот, всё так же вытянув хвост трубой, громко замяукал и устремился к ней.

«Спи мой котёнок усни,

Снятся пусть сладкие сны».

Резко запел знакомый голос, прямо у Девочки за спиной, и ей даже показалось, что тёплая материнская ладонь легла ей на плечо. Она резко обернулась, но позади никого не было, чего и следовало ожидать. Кот же, тем временем, улучив момент, уже вовсю тёрся о её ноги, утробно мурлыкая.

— Ну, что ты, котик, хороший мой. — Девочка снова присела на корточки и погладила мягкую холёную шкурку.

Чуть позже ей и вправду принесли поесть. На подносе стояла небольшая чаша с водой, миска с какой–то кашей и кусочек чёрствого хлеба, что было особенно ценным. Поднос принёс незнакомый старик, который только молча взглянул на неё, так же молча поставил поднос на пол и удалился. Впоследствии Девочка ещё узнает, что тот был когда–то рабом и говорить не мог, даже если бы этого очень сильно захотел. А, к слову сказать, хотел он этого весьма редко, так как и в молодости был тем ещё молчуном, а что до настоящего, так теперь язык его был срезан под корень, у самого своего основания.

Девочка придвинула к себе поднос, так как кушать очень хотелось, но поняла она это только теперь, когда полностью разобралась в сложившейся ситуации. Свернувшийся рыжий комок лежал рядом, прижавшись к её бедру меховым боком.

Девочка понюхала принесённую пищу, потом взяла ложку и попробовала кашу на вкус. Каша, как каша, обычная пища рабов, была одинаково и не вкусна и не противна, но до невообразимости привычна, без сахара и без соли. Она была такой же, какой Девочка её знала и вкушала всю жизнь. Хлеб к ней подавался очень редко, оттого обрадованная девочка–подросток приберегла его напоследок, так сказать, оставив на закуску.

Наевшись и привычно вылизав миску, зная, что ради неё никто её мыть, не станет, Девочка свернулась калачиком рядом с тёплым рыжим клубком, на своём старом потрёпанном жизнью и молью одеяле. Кот тут же мяукнул и придвинулся к ней поплотнее.

Что можно делать в полной темноте трюмной сырости одинокой одиннадцатилетней девочке, когда только лишь одно мяукающее создание решилось составить ей компанию? Здесь нет иллюминаторов или открытого люка, оттого даже любвеобильное солнце не заглядывает в эту дыру, чтобы погреть её своими лучиками. И лишь от качки кружится голова, а в горле постоянно стоит комок, грозивший в любой момент вырваться наружу. А после принятия пищи это ощущение только усиливается, будто организм осознаёт, что теперь–то ему на самом деле есть, что из себя извергать. Так что же ей остаётся делать? Наверное, только думать. Этим Девочка сейчас и занималась, свернувшись клубком, притянув рукой к себе поближе тёплое дружелюбное тельце.

Во всём, что с ней произошло, она уже успела немного разобраться. Если хорошо подумать, то нападение разбойников, морские ли они были или лесные, было делом самым, что ни на есть обычным. Всё сводилось лишь к тому, сколь многочисленный был их отряд, а так же тот отряд, на который они нападали, то есть, смогут ли им дать серьёзный отпор или нет. Девочка понемногу даже смирилась с предательством любимой хозяйки и ей сразу вспомнились слова, ненароком подслушанные за день раньше «… совсем девочка, но уже какая стать, волосы и мордашка. Пройдёт несколько лет и как пить дать новый господин пожелает её охадить…». Чай про неё они тогда всё ж таки разговаривали. Значит, всё–таки не одна Девочка задумывалась о том, не пожелает ли с ней новый хозяин ложе делить. А старая карга, какова! Вся такая тихая, всё над хозяйкой трусится, а сама мнит себя уже и не рабыней вовсе, а чуть ли не первой госпожой.

— Старая ведьма! — С ненавистью прошептала Девочка.

Кот недовольно зашипел, выгнув спину и приподняв шерсть на загривке, почувствовав негативную ауру, что исходила от неё в тот момент. Сразу признав в ней родственную душу и хозяйку, он был настороже и тут же приготовился её защищать.

Девочка машинально нежно провела по его загривку и спинке, успокаивая. Нет, конечно, с одной стороны Девочка понимала свою молодую госпожу. Она, действительно была полной противоположностью хозяйки, но что поделаешь, так уж вышло. Могло ведь и вправду так произойти, что хозяин не брезговал бы ею изредка пользоваться. Но в чём же тут её, Девочки, вина? Судить надо виноватого, а она ведь человек подневольный, что прикажут то и делать должна, иначе выпорют. Что до неё самой, то она к мужчинам особой любви не питала, скорее даже, наоборот, неприязнь. Конечно, ей пока ещё только почти двенадцать, что будет дальше, она сказать не могла, но вряд ли что–то так перевернёт её мировоззрение, что в дальнейшем она станет думать о них по–другому. Да, она прекрасно понимала все чувства и сомнения своей молодой госпожи, но сильная обида мешала оправдать её до конца. Да и было ли там что оправдывать?

По отношению же к старухе, у Девочки так вообще слов не находилось. Она прямо таки пылала праведным гневом. По вере своей, она не смела плохо относиться к старикам, хотя порой и вырывалось какое–либо непристойное словцо, но так оно ведь не воробей, вылетит, и не поймаешь. Поэтому она старалась не вспоминать того взгляда, что бросила на неё старая нянька, проезжая мимо, вслед за госпожой. Что было в нём тогда? Непонятная ненависть, зависть, облегчение и ехидство?

Девочка вздохнула и постаралась искусственно перевести ход своих мыслей в другое русло, дабы ненароком не прогневать богов непристойностями, высказанными или оставленными за пределами речи, где–то на грани мысли, направленными на старую рабыню. Она подумала о корабле, на котором впервые в жизни сейчас путешествовала, ведь, пускай она и сидела в глубине трюма, но всё ж таки это было путешествие. Неприятное, из–за темноты, сырости и тошноты, не сулящее ничего хорошего, не предвещающее ничего доброго, но всё же путешествие. Она то и самого корабля в жизни ни разу не видела, только слышала рассказы о нём, да и теперь видать увидит только, когда в порт прибудут. Не видела, вот невидаль….

Да что она вообще видела в своей жалкой жизни рабыни? Вот бы стать свободной, вот бы выбраться отсюда, вернуться на берег, но только больше не быть рабой, но и госпожой ей почему–то тоже быть не хотелось. Просто очень захотелось стать свободной, просто вольно жить. Мысли, которые она не позволяла себе раньше никогда в жизни. Мечтать о свободе, о вольной жизни, найти и выкупить маму, купить себе красивый дом и заниматься хозяйством, завести огородик и рыжего кота, но только никогда в жизни не давать ему такое зверское имя Кровопийца.

Девочка даже обернулась, испугавшись своей дерзости и почувствовав наконец–то, насколько кощунственной и противоестественной была сама её эта мысль. Стать свободной! Она посмотрела по сторонам, не подслушал ли кто её новую потаённую мечту. Но рядом никого чужого не было, и только рыжий кот Кровопийца сладко потянулся и снова безмятежно улёгся, прижавшись к её тёплому боку и мило посапывая.

И тут Девочку осенило. Вот вам ещё одна загадка. Почему кот, который, по словам разбойника, любил царапаться, принял её как родную и не отходил почти ни на шаг? В доме бывших хозяев не было кошек, оттого Девочка и не могла с ними раньше общаться поближе. Только видела несколько раз на улице, когда бегала куда–нибудь по поручениям молодой госпожи, и они всегда были с ней ласковы и милы, некоторые даже касались её рук розовыми шершавыми языками, словно она была их родным котёнком. Они бежали к ней со всех закоулков, мяукая и мурлыча, тёрлись об ноги. Но Девочке это всегда казалось обычным явлением, и она никогда не обращала внимание на такое необычное, можно сказать, поведение и диких уличных котов и ухоженных домашних любимцев. И только теперь ей выпала эксклюзивная возможность всё это наконец–то осознать и хорошенько обдумать.

Девочка села и взяла на руки урчавшего от распиравшей его нежности Кровопийцу. Она почти вообще ничего не знала о кошках и не могла понять, что такое они могли знать о ней, чтобы относиться к ней с такой нежностью, заботой и любовью.

— Ну, котик Кровопийца, почему ты так мил со мной? Почему не показываешь свои острые коготки, когда я делаю вот так, — Девочка перевернула его на спину и захлопала его же лапами в ладоши, — или вот так, — она накрыла ладошкой его округлую мордашку и потрепала её из стороны в сторону.

Но он знать себе только громче начал урчать, ещё и сам, подставляясь под ласковую девичью ладонь.

— Ничего ты мне не можешь сказать, — разочарованно произнесла Девочка, — а сама я не могу тебя понять. Потому что не какая–то я сказочная принцесса, или ведьма, или богиня кошек, а самая обыкновенная рабыня, дочь смуглокожей рабыни с неведомых островов и её хозяина, известного повесы и гуляки. — Заключила она. — Просто я не делаю зла четвероногим и хвостатым братьям и сёстрам нашим меньшим, как учит вера моих богов, вот вы и не видите во мне ненависти и зла, не таясь и не боясь со мной соприкоснуться. — Тихо проговорила она, снова ложась на одеяло и прижимая к себе кота.

— Когда мы ступим на землю, меня отдадут в рабство какому–нибудь новому господину или госпоже, и я не знаю, что было бы лучше. А ты по–прежнему будешь колесить по свету со своим разбойничающем хозяином, и как знать, может статься, когда–нибудь в этом трюме будет сидеть другая молодая пленница или пленник, или они будут старыми. Хотя нет, старых не будут кормить, их просто выбросят за борт, чтобы умилостивить Морского Царя и их тут же сожрут акулы, так вот, быть может, и тогда ты будешь радовать кого–то своим теплом и лаской. А не знаешь ли ты, милый Кровопийца, в какие такие края мы плывём?

— Мяу.

— Вот и я не знаю. А долго ли нам плыть?

— Мяу.

— Жаль, что мы с тобой разного рода племени. — Печально прошептала Девочка. — Разговариваем каждый на своём языке и не можем понять собеседника.

— Мяу.

— Вот и я о том же.

Они недолго полежали в темноте. Тут сверху послышался глухой удар, затем ещё один, и люк вверху открылся.

Девочка испуганно вздрогнула и сжалась в бесформенный комок.

— Ну, как вы там? Кровопийца, а я смотрю, ты тут полностью освоился? Не хочешь на волю?

Кот молчал, безразлично взирая на открывшийся вверху проём. Лицо мужчины исчезло из поля зрения Девочки.

— Завтра с утра откройте люк, пусть не забывает, как греет и слепит солнечный свет. Запирайте только на ночь. Если услышите, что Кровопийца просится наверх, выпустите.

На мгновение сверху вновь показалось его лицо, затем оно исчезло, и послышались удалявшиеся шаркающие шаги. В просвете показалось чьё–то незнакомое лицо и тут же растаяло вместе с вечерними сумерками, накрытое всё той злосчастной крышкой люка, послышался глухой удар вбиваемого колышка, ставший впоследствии привычным и будничным.

Кровопийца не пожелал покинуть полюбившуюся ему пленницу ни завтра, ни послезавтра. Ни на какие уговоры он не реагировал, а если кто–нибудь пытался приблизиться к нему и унести через силу, царапался и орал во всю мощь своих кошачьих лёгких. Вскоре его хозяин потерял всякое желание противостоять воле своего любимца, тем более хлопот у него к этому времени прибавилось. Надвигался шторм.

Потомственные мореходы старались бесстрашно противостоять бесчинствующей стихии. И, к слову сказать, им это удавалось на славу. Корабль бросало из стороны в сторону, волны накатывали одна за другой, таинственно видоизменяясь в просветах загадочной молнии.

Но Девочка всего этого не видела. Она сидела всё там же в глубине трюма, свернувшись в комок и укрывшись своим родным одеялом. Она не видела, но чувствовала всё то, что происходило где–то снаружи, сверху и в каждой из четырёх сторон, и лишь под дном судна всё было более или менее спокойно, по крайней мере, так ей казалось. Хотя порой для неё всё сливалось воедино, и она уже не представляла, где верх, где низ и где какая из сторон. Морской Хозяин ещё не свирепствовал во всю силу, он лишь проверял очередной встреченный корабль на прочность. Люди, находившиеся на нём, не причинили ему ни какого зла, никакую обиду, да и настроение его было не самое паршивое, для того чтобы уносить чуть больше сотни жизней жалких людишек, которые к тому же периодически и всегда в срок, приносили ему его приношения. А для того чтобы немного поразвлечься, особого повода ведь и не надо было?

При каждом озорном вздутии волны, при каждом крене, Девочку вместе со всем кораблём мотало из стороны в сторону. На этот раз внутренние позывы были столь сильными, что противиться им было настолько не возможно, что Девочка несколько раз всё–таки опорожнила своё нутро. Да, разбойники ей за это точно не скажут спасибо!

Девочка вытерла губы тыльной стороной ладони. Стоя на коленях, она неуверенно опиралась на трясущуюся руку, другой же теперь снова зажала рот. Мгновение и она, снова опорожнив желудок, в очередной раз свернулась калачиком. Мурлыкающее создание, не покидающее её ни на мгновение с их самой первой встречи, сильнее прижалось к Девочке и успокаивающе ласково лизнуло в щеку.

— Плохо мне, Кровопийца. — Срывающимся голосом произнесла та. — И как только ты можешь проводить здесь всю свою жизнь? Хотя, с другой стороны, тебя ведь никто особо и не спрашивает? Кого интересует, хорошо нам с тобой или плохо.

Девочку бил лёгкий озноб, что часто случается у людей при приступах морской болезни. Она лишь сильнее закуталась в дырявое одеяло, забывшись в ожидании нового приступа тошноты, что неизменно вывернет всё её нутро наизнанку. И сколько всего только может выйти из человека и это при всём при том, что она уже много часов ничего не принимала в пищу. И разбушевавшаяся стихия, и обострение морской болезни, и не хватка времени у разбойников, чтобы думать о таких пустяках, были тому виной.

Но разбойники, правящие кораблём, от того и прозвались морскими, что легко и просто чувствовали себя посреди моря или даже океана, в любую непогоду, в любое время года. И уж в любом случае свободнее, раскованнее и проще, чем где–нибудь на суше, куда они выбирались довольно редко, то есть в исключительных случаях, как например, приключилось с Девочкой, промышляя разбоем, главным образом, в пределах водных угодий. Так или иначе, но только шторм тот корабль вместе со всем экипажем выдержал без потерь. В конечном итоге, конечно, пришлось кое–что подлатать, но это, не шло не в какое сравнение с теми потерями, которое могло получить судно, если бы разгулявшийся не на шутку Морской Хозяин на этот раз действительно был бы зол, а не просто решил повеселиться.

По окончании ненастья мореходы первым делом преподнесли приношения морскому владыке, за то, что не погубил их, а в том, что он запросто мог это сделать, никто на корабле не сомневался, а если бы такие глупцы всё же нашлись и рискнули высказать своё мнение, то их немедленно бы отправили за борт, на собственной шкуре проверять всесилие и доброту Морского Царя. А уж только потом, разбойники принялись зализывать раны своего любимого детища, да то и не раны были вовсе, а так, лишь лёгкие царапины, без крови и боли.

Через несколько часов вспомнили и о Девочке и о рабах, что находились в соседствующем с ней помещении. Им наконец–то, впервые за последние сутки, принесли покушать.

Постепенно Девочка уже начала привыкать к жизни на корабле, приспосабливаться даже к постоянной качке. В конце концов, она всегда была, есть и будет оставаться рабыней, которые не так уж и редко меняют своих господ, хотя с ней это происходило не очень часто. Рабам вообще свойственно приспосабливаться, а иначе они бы просто не выжили в тех суровых условиях то ли искусственного, то ли естественного отбора, что выпадал им на долю, благодаря усилиям самой жизни и их кровных братьев и сестёр, то есть самих людей. Ведь рабы в понимании многих, то и не люди были вовсе, а какой–то особый обособленный вид представителей животного сообщества. И ничто не могло убедить их в обратном, ни одинаково алая кровь, ни две руки, ни две ноги, ни какая другая симметрия схожего тела. А может даже, наоборот, из–за этой невероятной схожести, люди относились к себе подобным с невероятной жестокостью, гораздо большей даже, чем ко всем остальным представителям флоры и фауны. Порою некоторые, и к тому же не очень редкие индивидуумы, холили, лелеяли и тщательно оберегали своего брата меньшего, будь то там кошка, лошадь или собака, а бывало и кто–то похлеще, в то время как раб, на котором стоял весь хозяйский дом, ходил в ошмётках от старой одежды, жил впроголодь, а всё его тело испещряли многочисленные шрамы от ран, которые наносил ему его господин в порыве злости или просто так, ради развлечения. Кто же станет думать о боли моральной или физической, наносимой человекоподобному, но безграмотному зверью? Кто же усомнится в отсутствие у этих животных разума?

Впрочем, мы уже начали несколько отклоняться от темы нашего повествования. Так что вернёмся к ней.

Итак, Девочка постепенно привыкла и к постоянной тряске, неизменно причиняющей внутренний дискомфорт, и к солёному морскому воздуху, и к постоянной влажности, и к лучику солнца, проникающему в темноту трюма через люк в потолке, который с тех самых пор распоряжения капитана, оставался на день открытым, и тем более Девочка привыкла к ласковому меховому комочку, что не покидал её не на минуту и грелся то у неё на коленях, а то и в световом зайчике, играющем на полу. Хотя, скорее можно было даже сказать, что он не грелся, а просто нежился, так как в условиях здешнего климата следовало уже не греться, а наоборот тщательно скрываться от слишком тёплого воздуха.

Похоже, мечта Девочки начала сбываться и она медленно, но упорно стала приближаться к тем местам, где жара стояла даже слишком усердная, по–своему не выносимая, чтобы не сказать ужасная.

— Где капитан? — Послышался сверху незнакомый голос.

— С утра из каюты не вылезает, Патрон. — Прозвучал ответ.

— Это мне подходит. Пойду тогда, поразвлекусь с той маленькой девкой, что ещё на берегу себе присмотрел.

Девочка невольно передёрнулась. Она не могла увидеть не лёгкой ухмылки, что появилась на лице незнакомца, ни самого его лица, но в тоже время она явственно представила себе ту бессовестную рожу и спущенные штаны, сцену, что застала её ещё на твёрдой матушке земле. В том, кто именно окажется той маленькой девкой, сомнений у нее, почему тоже не возникло.

Девочка испуганно всхлипнула и отползла в самый тёмный угол, уже не удивляясь даже, когда в люк спустилась давно знакомая ей лестница. Кровопийца, растерянно озираясь по сторонам, не в силах пока ещё осознать её беспокойство, и бесшумно передвигая рыжие лапки, направился следом и, усевшись рядышком, принялся умываться, намывая явно не желанных гостей.

Из проёма наверху показались сначала узконосые сапоги, с заткнутым за голенище вершком ножа, затем знакомые кожаные штаны, и только затем уже и их обладатель во всей своей уродливой красе, беззубый и как всегда многозначительно ухмыляясь.

Девочка зажала рот дрожащей ладонью, чтобы не вскрикнуть ненароком, столь велик был страх заполняющий ею душу, в то время как все её худшие опасения непременно сбывались.

Мужчина, между тем, уже полностью спрыгнул на пол, приземлившись на полусогнутые ноги. После света жаркого дня, темнота трюма казалась и вовсе непроглядной тьмой. Он слепо озирался по сторонам.

— Эй, где ты там юная красавица, ау?

Кровопийца недовольно заворчал, чувствуя напряжение подруги.

Девочка ещё больше сжалась в комок, стараясь сделаться совсем уж невидимой, что простому человеку, не обладающему какими–либо магическими способностями, было и вовсе не под силу. Как и следовало ожидать, никаким магическим даром скромная рабыня, которой через два дня должно было исполниться всего–то двенадцать лет, это при том, если её подсчёты были верны, в чём она и сама очень сомневалась, постоянно сбиваясь в них, конечно, не обладала. Из этого выходит, что рано или поздно он её должен был заметить и, к великому сожалению Девочки, он заметил её слишком рано.

— Вот где ты прячешься, маленькая шлюшка. Так–то ты меня привечаешь, прячешься в вонючих закоулках? Стесняешься, али хранишь кому–то верность? Что ж тебе никто раньше не преподал урока любви, не было достойного учителя? Или просто ждала меня? — Шептал он, продвигаясь в её сторону. После произнесения последней фразы на губах его заиграла пошлая ухмылка, а бесстыжий язык тут же полез наружу сквозь беззубые полости.

Девочке больше не было смысла таиться, оттого она не стала и дальше прятаться и не зажала рот, когда с губ сорвался испуганный вскрик. Она подскочила и постаралась ускользнуть в сторону, преданно сжимая, придававшее силы старое родное одеяло. Но как бы не гибка и пластична была её юность, но мужская ловкость, оттачиваемая годами, оказалась стремительней. Грубая шершавая ладонь зажала её хрупкую, но мозолистую от долгой работы, руку в настоящий капкан, вырваться из которого не было никакого шанса, но и сдаваться просто так без боя, Девочка не собиралась.

Любой её рывок был в данный момент бессмысленен и, как она уже имела возможность убедиться, никакого результата не давал. Поэтому она ослабила руку, словно сдаваясь, а когда и ответная хватка слегка ослабла, а противная морда придвинулась ещё ближе, Девочка резко изогнулась и со всей силой впилась зубами ненавистнику в руку, да не просто в руку, а руку, пропахшую солью, потом и грязью. Её чуть не вырвало на эту самую руку, столь противна она была на запах и вкус, да и ненависть к самому её обладателю не давала Девочке покоя. Но этого не произошло, и она только крепче сжала зубы, почувствовав, как он дёрнулся и, осознав, что сейчас он закричит от боли и неожиданности. В следующее мгновение именно это и произошло. Разбойник закричал и попытался вырваться из её цепких зубов. Девочка не стала ему отказывать в этом таком простом желание и, спустя миг, он уже прижимал к рваной рубахе на груде прокушенную руку, на ране которой собирались редкие капельки крови.

— Маленькая шлюшка. — В злости выкрикнул он, тряся укушенной рукой. Это было только началом из череды разномастных ругательств, что последовали за этим самым первым. Любой мореход был в этом тот ещё мастак, ты и не моряк вовсе, если не можешь ругаться на всех языках, что только есть в природе, ну, конечно, здесь имеются в виду известные.

Но Девочке некогда было слушать его гневную тираду, и она уже убегала от него, вот только куда здесь убегать, она не знала. И куда вообще можно убежать, если ты находишься мало того, что на корабле, где сплошь и рядом орудуют разбойники, так ещё и заперта в трюме, с самым что ни на есть безбожником. Так может, надо было сдаться на милость судьбы и будь что будет? Ну, уж нет! Такого они от неё не дождутся. Одно дело верой и правдой служить своим хозяевам, а другое вот так добровольно становиться сексуальной рабыней горстки разбойников, если не с большой дороги, то, по крайней мере, с большого моря точно.

Голова у Девочки бешено работала, ища спасения из безвыходной, казалось бы, ситуации. Но что же здесь можно было сделать, если делать здесь на самом деле было нечего? Кровопийца наворачивал спешные круги вместе со своей новой подругой. И тут Девочке на глаза попалась лестница, спущенная грубым насильником, и, вспомнив, что она всё же была ценным товаром, только благодаря своей девственности, она устремилась к ней, в надежде, что не все были согласны вот с такой её потерей невинности.

Она схватилась за поручни лестницы и быстро стала подниматься вверх, не забыв зажать рыжего кота под мышкой, хотя вряд ли ему угрожала серьёзная опасность, он ведь был любимцем капитана и всей остальной команды корабля. Но бросать кота в беде, которая к тому же из–за неё и возникла, она не собиралась. Мысли о том, что кот насильнику не нужен, у неё почему–то не возникло.

Девочка уже почти дотянулась свободной рукой до верха люка, когда кто–то, а в данный момент не было никаких сомнений кто именно, обхватил здоровой во всех смыслах ладонью её за лодыжку и со всей дури дёрнул на себя. Она и пискнуть не успела, как полетела вниз, ещё успев и стукнуться подбородком о деревянную ступеньку, больно при этом ушибившись.

— Ты что это удумала, маленькая дрянь? Или не уж–то решила, что сможешь от меня убежать? — Прошипел он ей в лицо, обдав смрадным дыханием. От него ужасно разило ромом, табаком и всеми гнилостными отходами, что испражняли бактерии, беспрепятственно размножавшиеся в грязном рту. — Так вот тебе новость, от меня никому не убежать, маленькая шлюшка, и тебе не стать этим редким исключением.

Девочка смотрела на него снизу вверх, лёжа на полу, загнанными глазами, ощущая во рту разрастающийся привкус крови. И как не глупо это звучит, её первой мыслью был страх, как бы она не повыбивала себе зубы при падении, вдруг больше не вырастут. Очень уж ей не хотелось становиться подобной беззубому Патрону.

Кровопийца, при падении опустившийся на все четыре лапы, недовольно урчал, встопорщив шерсть и выгнув спину.

Но мужлану, не было до него ни какого дела, он даже не заметил, что тот вообще был рядом, его сейчас интересовали совсем другие мысли, лишь грязные помыслы по отношению к невинной рабыне.

Схватив несчастную девочку подростка за длинную косу, что не разу не стриглась с момента рождения, он намотал волосы на руку и поволок её подальше от люка. Она смешно семенила задом наперёд, перебирая полусогнутыми ногами.

— Нет. — Закричала Девочка, и не только от боли, что причиняла ей сильная хватка, но и от представления всего того, что сейчас должно было выпасть на её долю. Она испытывала страх, боль и ненависть к тому субъекту, что обращался с ней так, как не кто ещё не разу не обращался с ней на всей её памяти.

— Заткнись, шлюха, корабль весь переполошишь. — Он грубо пнул её носком сапога под рёбра.

Девочка невольно всхлипнула, но не заплакала. Слёз почему–то не было, они придут гораздо позже, когда мозг до конца осознает всю ту боль и унижение, что ей предстояло вынести, да и плакать вообще не хотелось. Но смиряться со своей судьбой она не собиралась и продолжала вырываться, брыкаться и кричать. Теперь–то она наконец–то полностью осознала, что там наверху, на корабле, его не погладят по головке за то, что он собирался сделать, а это значит, у неё был шанс на спасение. Главное, ей надо было успеть докричаться до капитана, а времени на это уже катастрофически не хватало. Она по–прежнему сжимала собственные волосы, насколько хватало рук, чтобы испытываемая ею боль была по возможности меньше. Тут взгляд её остановился на Кровопийце, что сморщил морду в кривой ненависти и злобе, спина его выгнулась горбом. Ведь он сразу же проникся к ней таким доверием. Возможно ли, чтобы она человеческое дитя состояло в каком–то родстве с корабельным котом разбойников?

Она попробовала обратиться к нему мысленно, прося позвать капитана, но он не сдвинулся с места. Тогда, потеряв всякую надежду, она из последних сил закричала уже вслух.

— Позови его, пожалуйста. Помоги.

Волочивший её за волосы мужчина остановился и с опаской взглянул на по–прежнему открытый люк. Никого не заметив, он мгновение постоял в задумчивости, а потом со злостью снова пнув её носком сапога, потащил дальше. Сначала ему показалось, что она действительно кого–то попросила о помощи, но, не услышав сверху звука удаляющихся шагов, понял, что глаза его не обманули, и сверху не было никого постороннего.

Девочка же совершенно разочаровалась и надежда её стала стремительно гаснуть, когда кот и на этот раз не кинулся за подмогой. Но в то же время недвижимое состояние, в котором он уже довольно долго стоял, застывший на одном месте, наконец–то прошло, и он пришёл в движение.

Девочка между тем уже оказалась прижатой к стенке и подтянутой вверх за длинную косу. Зловонное дыхание обдало её с новой силой.

— Ну что, маленькая шлюшка, приступим к первому уроку и надеюсь не к последнему. — Он криво усмехнулся и обхватил грубой ладонью её маленькую грудь, что была мелковата даже для такого подростка как она.

— Отпусти меня, гнида. — С ненавистью выдохнула Девочка и попыталась ударить его ногой в пах.

— Нца, нца, нца, — зацокал он, — как не хорошо, ведь ты могла меня и поранить. — Проговорил он, перехватывая её ногу. — Что ж, начнём по новой. Может быть, вот так лучше.

Размашистая пощёчина обожгла её щеку, да так что Девочка упала на пол, стоило ему только отпустить её волосы и ногу.

— Шлюха, ты хоть подумала на кого руку подняла. Дрянь.

На этот раз Девочка не просто ощутила вкус крови во рту, она даже почувствовала, как та испуганно убегая, засочилась по подбородку.

— Ну что, нравится тебе моя любовь, маленькая… аааааа.

Договорить он не успел. Четыре когтистые лапы, уже спустя мгновение после удара, безжалостно вцепились ему в лицо. Кто–кто, а уж семейство кошачьих не знает жалости к своим врагам.

У котов и кошек есть привычка — они умеют мстить, когда кто–то имеет неосторожность их обидеть, иногда они просто кусают или царапают обидчика, но если обида и сила врага в равным пропорциях велики, то кошки действуют уже наверняка. Они не просто цепляются всеми четырьмя лапами, но и начинают разрывать плоть врага путём выпускания–запускания когтей и переминания лап. Да, иногда кому–то они могут показаться пострашнее даже, чем сторожевой пёс, особенно если в этот момент уже висят где–то на вашем лице или в районе промежности, что, вероятно, ещё более весомо.

Вот и сейчас Кровопийца, выпустив когти на всех четырёх лапах и истошно вопя, рвал ненавистное лицо бывшего товарища, от которого возможно ему тоже не раз перепадал хвостик рыбки. Он шипел, визжал и выгибался, а когда был точным броском отброшен в сторону, приземлился точь–в–точь на все четыре лапы, в чём не было ничего удивительного, так как это для любого кота дело обыденное, а для того, что всю свою жизнь провёл в море, забираясь порой, на далеко не маленькую высоту грот–мачты, так и подавно. Здесь он только удовлетворённо зафыркал и победоносно посмотрел на обидчика своих друзей.

— Ах, ты чёртово кошачье отродье. — Выкрикнул беззубый Патрон, стирая кровь, обильно капавшую с лица.

Он успел вовремя откинуть от себя кота, оттого не получил серьёзного увечья, но раны даже в таких масштабах с учётом тропического климата, в котором они сейчас находились, грозили вылиться во что–нибудь серьёзное, да хотя бы в элементарное заражение крови.

Но угар от битвы с неожиданным заступником своей жертвы в нём ещё не угас, и он двинулся на кота. Поднявшаяся с пола Девочка поспешила оттолкнуть его от друга, опасаясь за Кровопийцу. Но её толчок был слабый и не уверенный, у неё вообще едва хватило сил, чтобы подняться, и она сама тут же полетела в сторону, сметённая наступающим недругом.

Кровопийца закричал громко, с вызовом и ненавистью, как могут кричать только коты вовремя драки, и вытянул хвост трубой.

Но до нового столкновения дело у них не дошло. Никто не заметил или просто не обратил внимания, как за всей этой кутерьмой прозвучал неуверенный тихий свист.

— Что за хрень здесь происходит, может мне это кто–нибудь объяснить? — Прозвучал гневный голос.

И прозвучал он столь властно, что на его звук сразу же повернулись и Девочка, и её несостоявшийся насильник, и даже кот.

На лестнице, сложив руки на груди, в неясном нимбе солнечного света, стояла худощавая фигура капитана.

Кот тут же, впервые за последние несколько недель, устремился к хозяину. Беззубый попытался припадать ему ногой, не в силах сдержаться, не доставив, таким образом, себе большое удовольствие.

— Убери свои грязные лапы от моего кота, подонок. — Угрожающе прорычал капитан.

— Эта тварь чуть не изуродовала мне лицо. — Сбиваясь, прохрипел беззубый.

— Эта тварь, как ты смел выразиться, спасала мой самый ценный товар на этом корабле, от твоего поползновения, между прочим. Как я понимаю, ты ведь именно этим здесь и занимался, то есть портил мой товар? — Хмуро спросил он.

Беззубый опустил голову, с капитаном лучше было не спорить, он мог быть не только добрым, но и злым, гораздо злее и более жестоким, чем кто–нибудь другой из всей команды, оттого он и оставался капитаном уже много лет. Но на этот раз несостоявшийся насильник не сдержался, но лучше было бы ему в полемику не вступать.

— Не вижу ничего бесценного в этом не оформившемся подростковом теле. — Выдал он.

— Тем не менее, тебя это не оформившееся подростковое тело весьма заинтересовало, как я погляжу. — Не растерялся капитан.

— Я всегда получаю то, что захочу. — Огрызнулся беззубый.

— Но не в этот раз. Девчонка должна оставаться нетронутой, иначе мы не выручим за неё ни гроша.

— Кто сказал?

— Я сказал. Тебе этого мало?

— Да этим черномазым, по–моему, всё равно кого трахать, лишь бы светлая кожа, да волосы.

— Большинству может быть и всё равно, но тому господину для кого она предназначена, нет. Он любит свежую кровь девственниц. Это на редкость удачное выполнение того заказа и я не согласен с тем, чтобы ты поганил мой товар и тем самым опустошал наш общак, а вместе с тем и мою личную казну. Не думаю, что кому–то из моих ребят это тоже понравится. Но, если ты не веришь мне на слово, можешь у них сам спросить. Но лично я их ответ знаю уже заранее и наверняка. В связи с этим ты покинешь наш корабль, в том же порту, что и товар на который ты покушался. Тебе будет выплачена твоя доля за те годы, что ты провёл с нами, но с учётом порченого товара. А теперь, пускай тебя осмотрит корабельный доктор, но перед этим он должен осмотреть эту девицу, которая на данный момент имеет для меня гораздо большую ценность, чем ты.

Он пропустил не согласного с таким приговором морехода вперёд и обернулся на напуганную девушку, что жалась к стене. Кот безропотно сидел у него на руках, не спуская глаз со своей подруги, словно что–то хотел передать ей мысленно, то, что так и осталось не услышанным, как и то сообщение, что несколькими минутами ранее, пыталась телепатически передать ему она сама.

Капитан развернулся и молча вышел, унося кота с собой.

Девочка слышала, как он отдал распоряжение никого не запускать в трюм, кроме него самого, доктора, который с минуту на минуту должен был подойти, и старика, что приносил ей пищу, а потом всё стихло, по крайней мере, вернулись те звуки, что буднично расходятся по любому кораблю.

Вот тут–то Девочка и расплакалась, от обиды, горя и унижения, а ещё, ей очень сильно не хватало потерянного нового друга, кота. Но люк, ведущий на палубу, по–прежнему не закрыли до самого вечера, а перед самым закрытием к ней в трюм проскользнула маленькая четырёхлапая тень. Она бесшумно приблизилась к Девочке, оказавшись всего–навсего маленьким толстым увальнем Кровопийцей. Он нежно потёрся о её щеку, Девочка спала под своим одеялом, несмотря на жару. Когда же обрадовавшись, она сжала кота в своих объятиях, проговорив в слезах, что думала, что он уже не вернётся, Кровопийца посмотрел на неё с немым укором, мол, я же тебя предупреждал, что ухожу не надолго, а затем обязательно вернусь, чтобы находиться с тобой столько, сколько позволит злодейка судьба. Но тогда Кровопийца думал, что им, возможно, придётся весь свой век коротать в этом тёмном трюме, пропахшем морем, рыбой и крысами, наслаждаясь обществом друг друга. Он и предположить не мог, что в скорости им придётся расстаться.

Корабль торговцев невольниками и другими товарами медленно, но упорно подходил к заветной гавани. Это было заметно по тому, как последние дни все суетились наверху. А потом как–то Девочку разбудил громкий крик:

— Земля.

Именно это слово можно назвать началом новой истории в жизни уже двенадцатилетней девочки со светлыми курчавыми волосами и небесно–голубыми глазами, которая отнюдь не по своей воле пересекла великое Море и попала в новое рабство в чужой незнакомой ей стране, рабство гораздо худшее, чем вся её, и без того нелёгкая, жизнь была до этого момента.

 

Глава 3 Испытание духа

Невольничий рынок это такое место, о котором стоит либо говорить мало, либо лучше вообще не упоминать. Я же постараюсь упомянуть о нём, но при этом в таких минимальных размерах насколько это будет возможно.

Во–первых, невольничий рынок это всегда кровь, пот и слёзы униженных и оскорблённых людей, которых как скотину продают и покупают их же собратья. Во–вторых, невольничий рынок это удушающие затхлые запахи, среди них тошнотворные «ароматы» похлёбки приготовленной для рабов ровно настолько обильно и питательно, чтобы рабы не подохли как мухи, среди них были уже запахи не какой–то абстрактной крови, а самой что ни на есть настоящей кровушки, которая вытекала из ран, что наносили кнуты надзирателей, а также тех, что рабы зарабатывали сами, во время схваток за блаженную тень или лишнюю долю в пайке. К слову сказать, запахи, здесь распространявшиеся, накапливались и впитывались в деревянные загоны, местами уже заметно протрухлевшие, годами, десятками, а может даже уже и сотнями лет. Так что уже говорить о том, что рабам приходилось справлять нужду в тех же загонах, что и спать и есть. Некоторые здесь порой умудрялись и деток зачинать, так что здесь запах нечистот не вызывал приступы тошноты только у самих рабов, у которых–то и выбора не было, а также надзирателей, несших свою работу поколениями и давно уже привыкших к тому, что других бы просто с ума свело.

Жирные переливающиеся мухи тут же лениво перелетали с одного отхожего места на другое, затем так же лениво усаживались на годами не мытые тарелки и свободно расхаживали по не съедобной каше. Рабы же, давно ко всему безразличные люди, не обращали на них ровным счётом никакого внимания или лишь равнодушно взмахивали рукой, прогоняя обнаглевших насекомых. Но то были низшие кварталы невольничьего рынка, в которых Девочке, слава богам, не пришлось побывать. Хотя, откровенно говоря, ей вообще не пришлось побывать не в одном из помещений для рабов, отчасти потому что разбойники боялись, что она лишится своей драгоценной девственности, отчасти потому, что заказ на такую как она поступил уже давно, и теперь дело оставалось за малым, это отвести её к новому хозяину и произвести обмен деньгами. Поэтому она успела лишь увидеть, как остальных рабов, когда–то знакомых ей по прошлой спокойной жизни, тоже изрядно изнурённых и похудевших, погнали в сторону основного рынка, а её, между тем, повели в противоположную сторону для знакомства с новым господином.

Узкие грязные улочки, ничем не примечательные дома, разве что народ сплошь и рядом темнокожий, но это её тогда почему–то не удивляло. Она шла бездумно, вспоминая лишь их последнюю с Кровопийцей встречу, а точнее сказать расставание с её единственным другом. Совсем по–человечески поднял он лапку, прощаясь. Зажатый в крепкие тиски хозяйских рук, он, мяукая и вырываясь, был препровождён во всё тот же злополучный трюм и оставлен там до возвращения хозяина с большой земли или, если так и дальше пойдёт, то вообще до отплытия корабля. Но ещё долгое время Девочка слышала его безумные вопли, доносящие из самого нутрища корабля.

Лишь на прощание он успел, то ли просто вытянуть лапу, то ли помахать ею своей потерянной подруге. Что бы не означал этот самый жест, но Девочка ответно махнула ему рукой, печально улыбнулась и, смело смотря неизвестности, а в данном конкретном случае скорее даже известности, в лицо, пошла туда, куда её и собирались препроводить.

И теперь, стоя перед огромным, прямо царственным домом, то ли замком, то ли дворцом, она с замиранием сердца представляла себе свою судьбу в мельчайших подробностях и не очень. Но вот ворота открылись и их проводили вовнутрь.

Здесь уже Девочке некогда было рассматривать внутреннее убранство и восхищаться богатым насыщенным великолепием огромного помещения. Всё её внимание было приковано к человеку, что находился в его центре. Те, что окружали его по обе стороны, тоже по–своему притягивали взоры, но даже с первого взгляда становилось очевидно, что они всего лишь являются сошками в той игре, с такими не лёгкими и запутанными правилами, что называется жизнью, а вот тот, кто восседал в центре, был по–настоящему важной персоной. И дело было совсем не в том, что он был изыскано и богато разодет, ведь в этом не уступали ему и остальные, но он и держал себя как–то по–царски, величаво, но при этом не в коей мере не принижая достоинств своих ближайших соратников. За это его и любили «свои» люди и ненавидели чужие.

Взгляд Девочки в нём отчасти привлёк и цвет тела, он был темнокож, но не просто темнокож, а имел чёрный с фиолетовым отливом цвет кожи. Это было очень удивительно, ведь до своего морского приключения, самым темнокожим человеком в жизни Девочки была её мать, хотя её кожа была просто чересчур смуглой и не более. Она–то и рабов темнокожих раньше не видела, хотя и слышала, что таковые существуют. Сегодня, конечно, по дороге сюда, она встречала темнокожих людей с разными оттенками и тонами кожи, и даже в больших количествах, чем светлокожих и, тем более, блондинистых как она сама. Но тогда ведь её глаза и мысли были заняты другими вещами, а теперь, когда она уже стояла там, куда, прежде всего, и боялась идти, кроме страха появилось ещё и любопытство. К тому же, что–то именно в этом человеке поразило её.

Поразило настолько, что она испытала восхищение и страх одновременно. Новый господин, а любой с первого мгновения их встречи, понял бы, что это был именно он, возлежал на множестве цветных подушек. Его свита расположилась вокруг, но чуть в отдалении.

Здесь и начались торги. Вся ватага, во главе со своим предводителем, разглядывала её с нескрываемым вожделением, ведь не для кого было не секретом, что после того, как с ней вволю натешится господин, то объедки с барского стола достанутся и его приспешникам. Для всех было так же очевидно, что торги это лишь внешняя оболочка, так, для приличия, а на самом деле они её купят уже в любом случае, так как, как и сказал капитан, заказ на такую как она поступил уже очень давно.

Начали они с ранее обговорённой суммы, но, в связи с непредвиденными обстоятельствами, цена была значительно снижена.

— Но мы же договаривались на другую сумму, таковую, какая она была первоначально. Я готов отойти на какую–то долю от стартовой цены, но не настолько же. — Упрямился капитан, даже покраснев от недовольства. Но он не мог ничего поделать, как не мог и увести рабыню отсюда и продать в другом месте. Во–первых, никто и негде всё равно больше не даст, а во–вторых, не в его интересах, как деловому человеку, портить отношения со своим главным покупателем по таким пустякам, пускай даже цена и урезана очень даже непредвиденно и не в его сторону.

Они понимали это обои, но положение рядового торга блюли.

— Но мы ведь и договаривались на целый товар, а не потрёпанный таким образом. — Невозмутимо произнёс новый господин, слегка коверкая язык, затем лениво вскинул руку и указал на Девочкино лицо.

Та невольно попятилась, приложив руку к припухшей щеке, разбитой губе и сбитому подбородку. Хотя всё уже почти полностью прошло, но у Девочки появилась слабая надежда, что её всё же не купят.

Но, собственно говоря, она просто не знала, что её новому господину было всё равно. Он мог заплатить за неё и обещанную цену, даже, несмотря на то состояние, в котором она сейчас находилась, но тогда все в округе поняли бы, что ему можно продавать и не свежий и вообще не очень качественный товар, а это было отнюдь не в его интересах. Так что цену надо было определённо снижать.

— Но ведь это пустяки, это скоро пройдёт. — Капитан подошёл к Девочке вскинул ей вверх подбородок и покрутил её голову из стороны в сторону, демонстрируя таким образом, что ссадины её уже остаются в прошлом.

Девочке было не приятно это прикосновение, но она, как примерная раба, не смела вырваться из цепких пальцев капитана.

— А вот «скоро пройдёт» нам не надобно, на такой срок она у нас всё равно не задержится. Ну, по крайней мере, не в той ипостаси, для чего предназначена. — Так же невозмутимо пожал плечами новый господин и ещё разок, прищурившись, посмотрел на неё.

— Вычту у сволочуги из доли. — Сквозь зубы процедил капитан, побыстрее соглашаясь на названную цену, пока южанин не нашёл у девчонки ещё какой–нибудь изъян и не скинул её ещё ниже.

Собственно говоря, для того и был произведён данный прищур, только для того, чтобы побудить капитана к быстрейшему принятию решения.

Девочка прекрасно поняла, что именно за сволочугу имеет в виду хозяин Кровопийцы. И хотя это её несколько и порадовало, но всё же основной её проблемы никак не решало.

На том торг был подведён к своему закономерному концу. Ещё немного, скорее для приличия, чем из искренних чувств, они побеседовали, обсуждая новости во всём мире, затем произвели обмен и распрощались до будущего года.

Девочка не знала, что делать и как ей себя вести. Её отвели в покои, где не знакомые рабыни смуглянки стали её омывать, да принаряжать. Девочке было неловко и неприятно, когда темнокожие руки стали привычно снимать с неё старые и уже заметно дурнопахнущие одежды. Но всё её сопротивление было обломано на корню. Лёгкая пощёчина привела её в чувства, лишний раз доказав, что здесь она не служанка и даже не рабыня, а что–то более низкое, если такое вообще имелось в природе, что–то типа новоприобретённой вещи, которая и приобреталась–то на время, и все уже заблаговременно знали, что надолго она здесь не задержится.

Девочка сдалась и позволила им заниматься своей работой, сопровождаемой бесконечной трескотнёй. Из свежих обсуждаемых сплетен, она узнала, что у нового господина имеется дочь пятнадцати лет и сейчас она находится в отъезде, что он вдовец, жена умерла несколько лет назад, и что он периодически развлекался не просто со своими рабынями, а приобретал для этого новую рабыню девственницу. И от всего вновь узнанного легче отнюдь не становилось, а даже наоборот.

Девочка тихо всхлипывала, молясь богам, чтобы они не допустили насилия над ней, но, в общем, надеяться было не на кого и не на что, и она это прекрасно понимала.

Девочку выкупали в ароматичных благовониях, волосы её тщательно высушили и расчесали, выделяя чёткий пробор посередине, затем заплели ей две тугие косы и, свернув их двумя кольцами, закрепили на затылке. На обнажённое тело накинули лишь бледно розовую накидку, что скорее открывала, чем скрывала тело, лёгкие шлёпанцы были тут же одеты на босые ноги.

— Старайся во всём угодить господину и тогда он, возможно, не отдаст тебя воинам. — Эти слова уже не были пустыми сплетнями, а относились исключительно к ней. — Если тебе повезёт, то ты можешь даже рассчитывать на то, что не будешь продана, а займёшь место рядом с нами.

— Некоторым из нас это удалось. — Добавила другая девушка.

— Наш хозяин милостив с теми, кто верен и предан ему.

— Но если я не хочу. — Вновь захныкала Девочка.

— Ты рабыня и у тебя не должно быть других желаний, как только во всём угождать своему господину, твоя задача, чтобы ему всегда было хорошо. — Терпеливо пояснили ей.

— Я не хочу. — По–прежнему не унималась Девочка.

— Да что вы тратите время на эту бестолковую. — Произнесла молчавшая до этого девушка, та самая, что несколькими минутами ранее влепила Девочке пощёчину. — Ей не стать рабыней достойной нашего господина, для этого нужно что–то большее, чем просто симпатичная мордашка и волосы цвета только что вылупившегося цыплёнка.

— Не обращай на неё внимания. — Произнесла старшая из девушек, затем повернулась к подруге. — Ты просто завидуешь, что твоя кожа темна и волосы тоже, пора бы уже смириться с тем, что ты коренная уроженка великой страны нашего господина.

— Это неправда. — Негодующе выкрикнула та. — Мой отец был светловолосый господин моей матери и цвет моей кожи не тёмный, а только лишь слегка смуглый.

— Что ты, что ты.

— Тшшш. — Зашикали на неё другие девушки. — Ты что забыла, не один достойный господин не может быть отцом примерной рабыни.

Строптивица несогласно поджала губы и сложила руки на груди, но при этом промолчала. Слово не воробей вылетит, не поймаешь, сказанного не вернёшь. Запретные слова уже сорвались с уст, оставалось надеяться, что они не коснутся своим звучанием слуха любимого хозяина или кого–то из его приближённых. Самое малое, что могло за этим последовать так это порка кнутом, а в ней, хорошего было мало.

Далее они работали уже молча, боясь сказать что–нибудь не то. Да и дел–то тут оставалось самая малость, разве что разгладить складки на лёгком одеянии, последний раз поправить волосы, да капнуть по капельке духов за каждое розовое ушко.

— Девочки, миленькие, — взмолилась вдруг Девочка, — пожалуйста, не ведите меня к нему. Спасите, помогите убежать.

Рабыни так и застыли с открытыми ртами, не веря в услышанные слова.

— Убежать от господина? — Наконец–то смогла выговорить одна из них. — Да ты хоть знаешь, что полагается даже за помыслы о таком?

— Да за такие слова тебе бы следовало отрезать язык и заставить съесть его сырым. — Поддержала её другая.

— А если бы ты всё же решилась на такой шаг, и тебе кто–то бы в этом помогал, вам бы живьём сорвали шкуру при поимке и применили бы ещё уйму различных пыток, чтобы другим было неповадно. — Дополнила третья, а остальные только возбуждённо загомонили.

Что тут скажешь, за какое–то мгновение Девочка с лихвой окунулась в поток возмущённых голосов и чуть не потонула в нём.

— Теперь хоть видите, насколько она бестолкова, от неё только и жди беду, уж лучше бы её сразу отдали на забаву солдатам. — Ввернула своё недовольная рабыня, что и сама чуть раньше произнесла запретные слова.

— Замолчи ты, она просто ещё ребёнок. — Заступилась за Девочку старшая из рабынь.

— А я вам говорю, ничего путного из неё не выйдет и закончит она свою жизнь на помойке горкой протухшего мяса. — Не унималась темноволосая спорщица. Она единственная среди всех девушек не была светлокожей, будь то блондинка или брюнетка.

— Попридержи свой язык. Нельзя насылать проклятья на чужую голову, как бы потом не поймать их на свою. — Одёрнули её.

— Тьфу ты. — Сплюнула темнокожая, которой очень не понравилось последнее предположение.

В приоткрытую дверь заглянула ещё одна девушка, с любопытством окинув взглядом новенькую, она прошептала:

— Хозяин ждёт в своих покоях. Карен спрашивает, она сама пойдёт или прислать кого с верёвкой.

Все без исключения девушки воззрились на Девочку.

— Ну, что, сама пойдёшь? — Спросила старшая.

— Ку–куда? — Спросила та, прекрасно понимая, куда именно её собирались препроводить, при этом отступая на шаг.

— Понятно. — Печально вздохнула старшая. — Скажи Карену, пускай присылает кого–нибудь, с верёвкой или без.

Девушка кивнула и вновь скрылась за дверью.

Спустя уже несколько минут, Девочка была перекинута через плечо высокого темнокожего парня. Пытаясь вырваться и крича, она всколыхнула своды богатого дворца.

— Ну, вот, все труды насмарку. — Печально вздохнула старшая.

— Хотя с другой стороны, господину нравятся дикие одноразовые кошечки. — Тихо добавила разом присмиревшая темнокожая красотка.

Кому–кому, как не им, знать, что последует за всем этим.

Дорогая накидка из тончайшего шёлка порвалась в двух местах, несколько белокурых прядей выбилось из общей массы волос, на ногах не доставало одного шлёпка.

Вот так растрёпанная Девочка предстала перед своим новым господином. Чернокожий увалень, по хозяйскому кивку, лениво бросил её на кровать и, поклонившись, удалился из покоев.

Покои покоями, а в жизни Девочки покоя, похоже, не предвиделось, по крайней мере, в ближайшее время.

— Ну что, светловолосая кошечка, решила показать коготки? Царапаемся, значит? — Обнажённый по пояс хозяин, в широких штанах шароварах, весело ухмыльнулся.

Девочка затравлено смотрела на него, поднявшись из положения лёжа на четвереньки, но, по–прежнему, оставаясь на перине из множества подушек, сразу же, как только ушёл тот, кто её на эту самую перину сбросил.

— Что ж, я люблю, когда мне сопротивляются. — Пожал плечами новый господин.

— Но я не хочу, пожалуйста, господин. — Зашептала Девочка, загнанным зверьком отползая назад.

— А вот тебя, моя дорогая, спрашивать никто не собирается. — Невозмутимо произнёс он и двинулся в её сторону.

— Нет. Нет. Нет.

Ей ответил лишь его заливистый весёлый хохот.

Битва пятидесятилетнего мужлана и двенадцатилетней девочки оказалась короткой. Несколько минут и Девочка уже была подмята под крупное темнокожее мужское тело. От лёгкой накидки, что на неё набросили несколькими минутами ранее, не осталось и следа. Точнее следы–то остались, да только валялись теперь мелкими лоскутами по всей комнате.

Как бы Девочка не вырывалась, как бы не царапалась и не кусалась, но её сопротивление, не шло не в какое сравнение с тем натиском, что оказывал крепкий взрослый мужчина. К тому же точный удар в лицо заставил её голову на мгновение откинуться назад, и разнокалиберные звёздочки тут же заплясали перед глазами. Слёзы затмевали её взор и душили, а ком в горле этому всячески способствовал, а тут ещё тонкая липкая струйка заструилась по подбородку.

— Не надо, пожалуйста, не надо. — Из последних сил взмолилась Девочка, собирая воедино остатки своего сопротивления.

Он только ухмыльнулся ей в лицо, обнажив белоснежные зубы, что явственно выделялись на чёрном лице. Затем наклонился и лизнул её окровавленный подбородок.

— Обожаю свежую кровь. — С этими словами он распустил пояс своих штанов и, совершив несколько обратно–поступательных движений нижней частью тела, избавился от них, обнажившись полностью. Он не торопился, по–прежнему оставаясь на одном и том же месте и демонстрируя ей своё тело, тело, которым по–настоящему гордился.

Девочка не то чтобы испугалась мужской наготы, как раз таки её она видела частенько и раньше, правда не в такой близости, но всё же лицезреть полностью обнажённого мужчину чёрной скалой нависшей над ней и над всей её короткой доселе жизнью было по–настоящему страшно. Поэтому, когда он начал медленно опускаться, наступая на неё, она тихо вскрикнула и попробовала отползти назад. Вот только когда она поняла, что то, что происходило с ней на корабле, то были только цветочки, а ягодки же она вкушала теперь. Ведь теперь ей по–настоящему не куда было бежать, а её драгоценная девственность больше никем не береглась, разве что только ею самой.

Грубо раздвинув ей ноги коленом, он вошёл в неё стремительно и жёстко.

Тут же громкий крик боли и страха прорезал тишину притаившихся покоев, но они ко всему оставались безучастны, они уже столько раз видели несправедливость, боль и унижение, что кроме равнодушия эти крики у них больше ничего не вызывали. Покои оказались под стать своему хозяину, который в данный момент двигался резкими рывками на маленьком съёжившемся теле своей рабыни. Его не остановило даже то, что у него у самого имелась дочь пятнадцати лет, которая сейчас с нянечкой гостила у тётки. А ведь Девочке, плачущей сейчас под ним, было всего двенадцать. Хотя откуда мы можем знать, какие извращённые фантазии таит ум другого человека.

— Нет, пожалуйста, не надо, мне больно. Пусти господин. — Шептали пересохшие мигом губы. — Пожалуйста, не надо.

Боль, усталость и унижение навалились все разом. После первоначальной борьбы, сил сопротивляться больше не было. Только слёзы текли по щекам, да лёгкая корочка крови засыхала на подбородке и губах, даже шёпот и тот уже давался с трудом. Гримаса боли то появлялась на лице, то исчезала, неожиданно на неё накатила волна полного безразличия. Она и вовсе перестала сопротивляться, закрыв глаза и мечтая о тех временах, когда она впервые будет свободной, а это должно произойти уже скоро, тогда, когда она взойдёт на небеса. После того унижение, что выпало ей на долю и что ей ещё только предстояло вынести, жить ей оставалось не долго, уж она–то об этом позаботится.

Почти сутки она провела в покоях нового господина. Он то исчезал, то появлялся, чтобы вновь удовлетворить свою животную потребность. Всё это время Девочка не ела, не пила, хотя поднос с пищей стоял рядом со столиком, и вообще не вставала с того места, на которое её повалил насильник. Жизнь, которая и раньше–то не вселяла в неё никакой надежды, теперь и вовсе потеряла для неё всякий смысл. Теперь только оставалось ждать, когда ею окончательно натешатся, тогда ей должна будет, просто обязана будет выпасть возможность покаяться перед богами и отойти в мир иной.

Когда в очередной раз хозяин вернулся не один, она поняла что наступает перемена и, возможно, её мучения скоро подойдут к концу. Но она была права и ошибалась одновременно. Перемена неизменно наступила, да вот только, к сожалению, не в лучшую для неё сторону, и основную массу боли и унижения ей тогда ещё только предстояло вынести.

— Забирай её Карен, она мне наскучила. — Безразлично махнул рукой господин. — К тому же я в ней полностью разочаровался.

— Что не девственницей оказалась, мой господин?

— Да нет, почему же, девственницей, да только я ожидал получить в её лице страстную и яростную кошку, а в результате только позабавился с загнанным в угол и безразличным ко всему котёнком.

Карен понимающе кивнул и на мгновение в глазах его, как показалось Девочке, промелькнула искренняя жалость. Но только лишь на мгновение, и, может, всё–таки показалось?

— Слишком холодна, мой господин? — Спросил он между тем деловито.

— Да, но думаю, для моих воинов это не будет таким уж большим упущением. — Лукаво произнёс хозяин.

— Ваши люди рады любому подарку от уважаемого и достопочтенного господина, господин мой. — Поклонился тот, что звался Кареном.

— Вот и отлично, тогда забирай её вниз.

— Что потом с нею делать, мой господин?

— Если останется жива, поступишь по своему разумению, не какое твоё решение, каковым бы оно не было, я не буду оспаривать и осуждать. Твоя верность и преданность известны мне многие годы, потому поступай так, как велит своя голова на плечах. В общем, как знаешь. — Он раздражённо взмахнул рукой.

— Спасибо, мой господин. — Старый воин подошёл, перекинул лёгкое обнажённое тельце через плечо и направился к выходу.

— Карен. — Окликнул его хозяин.

— Да, мой господин?

— Пришли мне рабыню для утех, кого–нибудь пожарче, да пошустрее.

— Слушаюсь, мой господин. — Старый воин слегка поклонился, что было не очень удобно сделать из–за того, что перекинутая через его плечо, на мир равнодушно взирала маленькая поруганная Девочка.

Большинство воинов и вправду приняли такой подарок с радостью и благодарностью. Послышались одобрительные возгласы, шутки и смех. Некоторые правда сразу отошли в сторонку, кто–то из брезгливости не желал прикасаться к маленькой окровавленной рабыне, а в ком–то ещё жила жалость, которая, впрочем, ничем больше не подкрепляясь, не позволяла вступиться за Девочку, но и не допускала своего владельца к общему беспутству.

Воинам ведь и не требовалось, чтобы она приняла ванну, надела тонкую накидку, благоухала благовониями. С них было достаточно и того, что посреди их воинской обители лежала маленькая беззащитная Девочка, подаренная хозяином и находившаяся полностью в их власти. И совсем уже не важно было то, что она была ещё совсем ребёнком и её, похоже, не слишком–то воодушевляла мысль отдаваться всем и каждому, и что кровь на внутренней стороне её бёдер только–только, как успела засохнуть. Потому как для того, чтобы почувствовать свою власть над слабыми мира сего, не обязательно нужно было чувствовать и присутствие совести, скорее даже наоборот. Да всё это было и не важно. Они просто с вожделением смотрели на неё, как хищники, которым только что принесли свежее мясо, со струйками стекающей тёплой крови. Человеческая жестокость и чёрствость порой доходит до крайностей, мало укладывающихся в обычный рядовой смысл бытия, но так бывает и, к всеобщему сожалению, отнюдь нередко.

И вновь пошла череда мужских лиц, за исключением разве что того, что теперь они были разными, а не принадлежали одному и тому же человеку. Девочка, ещё вначале попробовав вырываться, уже полностью признала свою беззащитность и уязвимость, а значит, по её мнению и не следовало лишний раз искушать судьбу и совершать какие–то бессмысленные попытки вырваться. Тем более что она уже заработала достаточную долю этих самых тумаков, синяков, пощёчин и ссадин, чтобы понять, что это не очень хорошая идея, на счёт того чтобы подороже продать свою честь, тем более что и продавать–то было уже особенно нечего. Их же здесь было столько, уже прошедших через неё и ещё только ждавших своей очереди.

Она молча смотрела в сторону на белую потрескавшуюся стену кухни, по которой пару минут назад пробежал большущий откормленный таракан, и только жгучие слёзы уже не прокладывали более на её щеках две мокрые дорожки, а уже свободно бежали по ранее проторённым не пересыхающим уже больше суток протокам. Но скоро и они иссякли, как иссякает лишённый души ручей. Иногда Девочка теряла сознание, так как боль вскоре стала превозмогать над всеми иными чувствами, потом она снова приходила в себя и взирала на всё ту же стенку глазами до краёв наполненными вселенской пустотой.

— Ба, старая знакомая, как тесен мир. А ты, вероятно, думала, что уже никогда больше не увидишь меня. А зря, теперь я твой самый страшный кошмар. Ну, что, маленькая шлюшка, я же говорил, что всегда получаю то, что захочу.

Девочка неуверенно повернулась на голос. Вообще–то она не обращала внимания на те моменты, когда один из её мучителей сменялся другим, но эти слова и голос заставили её уставшее тело всё же повернуть голову.

Их глаза встретились, взгляды пересеклись, и в обоих сквозила жгучая ненависть.

— Из–за тебя, красавица, я потерял кучу денег и любимую работу, за счёт которой прожил несколько лет. Разве за это не стоит доставить тебе наивысшее наслаждение, как ты думаешь? А? — Он вышел из неё и снова с силой ворвался в её измученное лоно. — И тут больше нет твоего боевого кота и жадного капитана, так что и помочь тебе больше не кому.

Девочка еле слышно застонала, несколько слезинок вновь вытекли из болезненных покрасневших глаз.

— Эта работа наёмника и твоя боль, несколько компенсируют мои неудобства, но я считаю, что этого всё равно недостаточно. Ты мне за всё заплатишь, тварь.

Девочка молчала. Тогда он снова рывком вошёл в неё, причиняя тем самым огромную боль. На этот раз она не смогла сдержаться и вскрикнула, слёзы же вновь стали прокладывать по грязным щекам две мокрые дорожки.

— Эй, новичок, — послышался голос Карена, — ты там девчонку–то не угробь. И вообще давай заканчивай, ты тут не один такой возбуждённый. Герой любовник выискался.

— Мы с тобой ещё встретимся, дрянь. — Гневно прошептал старый знакомый, избавляясь от груза своего возбуждения, и резко поднимаясь.

Тяжёлый сапог с каким–то радостным удовлетворением врезался в обнажённый девичий бок. Девочка не произнесла не звука, только изогнулась всем телом и изо рта тонкой струйкой вытекла желчь.

Многие, если не все, засмеялись, не находя в себе жалости и сострадания.

И только старая слепая бабка беспомощно махала клюкой в разные стороны, сидя в дальнем углу помещения. Кем она была, и как здесь оказалась, для Девочки оставалось загадкой.

— Что же вы делаете, ироды, отпустите ребёнка. — Беззубо шамкала она, вот только никто её не слушал.

По морщинистым впалым щекам текли жгучие слёзы, которые, казалось, уже давным–давно высохли в повреждённых слепых глазах.

Девочка отвернулась к стене, вновь высушивая слёзы и не смея больше обращать внимание, на череду сменяющих друг друга мужских лиц и тел подле себя.

Она и сама не заметила, как боль сменилась блаженством, вначале она не могла понять, умерла ли она или просто заснула, но оказалось второе. Она видела мать, маячившую где–то вдалеке, она пела ей колыбельную песню и ласково улыбалась. Девочка почувствовала, как кто–то нежно потёрся о её щёку.

— Мама. — Прошептала она, но, уже мгновение спустя, поняла, что это была не мать.

Испугавшись, она нервно открыла глаза и увидела рядом с собой маленького розового котёнка. Именно розового, он был очень смешной, по крайней мере, Девочке не приходилось встречать таких раньше, и он ей таковым казался. Он был ужасно пушист и длинношерст, на круглой мордашке особенно выделялись большие круглые глаза и маленький приплюснутый носик.

Котёнок нежно тёрся о её щёку и мурлыкал.

— Привет. — Прошептала Девочка.

— Мяу. — Приветственно мяукнул котёнок.

Девочка через силу протянула руку, двигаться ужасно не хотелось, и дотронулась до мягкой шёрстки. Мягкой и пушистой, вот какой была на ощупь розовая шерсть.

— Ты кто? Капелька мёда в бочке дёгтя? — Прошептала Девочка.

— Мяу. — Ответил котёнок.

Девочка осмотрелась, по всему было видно, что на дворе ночь. Вокруг не было не души. Все, вероятно, разлеглись по своим койкам в соседнем помещении. И только бедная измученная Девочка оставалась на том самом месте, где её вчера и оставили.

Несколько синяков и ссадин, разбитый подбородок, поруганная гордость и ужасная боль между ног, вот что она вынесла из своего нового жизненного опыта.

Неожиданно в помещение ввалилось двое молодых воинов, потных, запылённых и во всеоружии.

— Что новая девчонка? — Громко спросил один из них, кивнув в сторону скрутившейся калачиком обнажённой Девочки.

— Да, а вы что не знали? — Послышался голос из дальнего угла.

Девочка даже не заметила, что находилась в большом помещение не одна, потому и вздрогнула в испуге не от голоса вошедшего, а оттого, что кто–то откликнулся в темноте позади неё самой.

— Да мы ж только что с караула, откуда нам знать. Что ж, пойдём что ли, снимем напряжение сегодняшнего трудного дня.

— Идите, идите, вас там только пока и не было.

Все трое зашлись в общем смехе.

Котёнок неприветливо зашипел, но был осторожно отстранён в сторону грубой мозолистой рукой.

Девочка прикрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы, прекрасно понимая, что именно за этим последует. Только–только начавшие затягиваться раны, всколыхнулись новой болью, что превосходила даже ту, что ей случилось вынести до этого.

Она не могла потом вспомнить, сколько их было, и лишь одно знакомое лицо запечатлелось в её светлой памяти. Он пришёл к ней снова уже ночью, после двух тех запоздалых воинов. И ей снова пришлось вынести всю мерзость общения с ним. Несколько пощёчин, унизительных слов и ненавистная близость.

«Если я всё же останусь жить после всего этого, я никогда больше не буду рабой и никогда не дам прикоснуться к себе ни кому из мужчин, если на то не будет моей воли, и если это не будет противоречить моим принципам».

— У кошачьих ведь девять жизней, маленькая шлюха, так что не расстраивайся. Ничего, раны свои ты залечишь. Просто считай, что после сегодняшнего, у тебя их остаётся ещё как минимум восемь. — С ухмылкой произнёс он, вновь отрываясь от её тела. — Надеюсь, мы с тобой встретимся ещё не раз, моя дорогая, ведь твой должок ещё не исчерпан.

Девочка что–то тихо прошептала.

Не расслышав, что именно она произнесла, мучитель приподнял её голову, накрутив на руку длинные спутавшиеся волосы, как и когда–то на корабле.

— Что ты там бормочешь, убогая?

— Теперь ты мне должен, сволочь. Надеюсь, мы с тобой встретимся ещё только однажды и славно, что в отличие от меня, у тебя жизнь всего только одна. — Собравшись с силами, выдавила из себя измученная Девочка.

— Сука. Ах ты, сраная сука. — Гневно выкрикнул наёмник и, отпустив её волосы, со всей силы ударил Девочку под дых.

Она скрутилась от боли, морщась, но на губах её играла удовлетворённая улыбка. Она достигла желаемого, ей удалось его разозлить и это радовало, даже через такую боль.

Сплюнув, наёмник быстро вышел, скрепя сапогами.

А чуть позже вернулся Карен, к слову сказать, он не притрагивался к ней и пальцем, за исключением того случая, когда принёс её сюда, вниз. Он был не один, с ним пришла молоденькая старшая рабыня.

— Дай ей что–нибудь из одежды, пускай уходит, если сможет. — Тихо произнёс он, затем обратился уже к самой Девочке, стараясь говорить громко и отчётливо. — Я тебя отпускаю, слышишь? Стража на воротах пропустит тебя. Если повезёт, то ты выберешься, если повезёт ещё больше, то выживешь. Дашь ей, что она попросит, — это уже относилось к другой, видать более удачливой рабыне, — да… и еды какой собери ей на первое время. — Вспомнив, добавил он. Затем резко развернулся на каблуках и вышел.

— Да, господин Карен. — Прошептала ему девушка вдогонку.

— Поднимайся. — Она взяла Девочку под руку и помогла подняться на ноги. — Не повезло тебе, милая.

Девочка чуть не упала. Она не ела уже двое суток и у неё ужасно кружилась голова, к тому же от долгого лежания в неудобной позе, всё тело затекло. А после вандального акта насилия совершаемого над ней в течение длительного времени, ещё и ломило.

Девочка не выдержала и расплакалась. Девушка помогла ей сесть на лавку, сбегала, принесла её кружку тёплого парного молока и кусок свежего хлеба, накрыла её плечи драным полотенцем. На кухне и во дворе, похоже, всё шло своим обычным чередом.

Девочка приняла молоко с благодарностью и выпила его настолько быстро, насколько смогла.

— Спасибо.

— Я найду тебе одежду. — Произнесла служанка, собираясь уходить.

— Белую.

— Что? — Не понимающе спросила девушка.

— Ты можешь мне найти белое длинное одеяние, почти до пят.

— За… зачем?

— Я должна очиститься, так надо для моей веры. — Пояснила Девочка.

— Ладно, белое найду, но максимум до лодыжек.

— Это подойдёт, спасибо.

— Я уважаю чужую веру. — Пояснила рабыня.

— Скажи, а воины спят вон за той дверью. — Девочка указала рукой в сторону двери, за которой скрылась основная масса мужчин, надругавшихся над ней.

— А зачем тебе? — Подозрительно спросила девушка.

— Боюсь, как бы они не проснулись, пока я не успела уйти. Я, знаешь ли, подустала немного и хотела бы, чтобы не кто из них ко мне больше не прикасался. — Устало и с печалью в голосе пояснила Девочка.

— А, — понимающе протянула рабыня, — да они там, но ты не переживай. Вечером они всё время напиваются, и ночь спят как убитые, утром опохмеляться и только тогда станут дееспособными. Сейчас утро, но ещё слишком ранее, поднялись только слуги и рабы, чтобы всё уже было готово к подъёму господина. Так что они тебя не тронут, хоть убей, даже не заметят.

Грустная ухмылка тронула губы Девочки.

— Хоть убей, говоришь? — Едва слышно прошептала она.

— Ладно, ты посиди, я сейчас приду, и не бойся, больше никто сюда не войдёт. — Девушка вышла.

А Девочка тут же мгновенно поднялась, погладив розового котёнка, что крутился у ног, она неровным сбивающимся шагом направилась в то помещение, где ночевали воины.

Тихо скрипнула дверь. Но кроме храпа оттуда по–прежнему не раздавалось не звука. Девочка принюхалась. Обоняние у неё всегда было отменное, к тому же она ещё с корабля, если не раньше, возможно даже, ещё с самой первой их встречи на берегу, помнила его запах. Вот и сейчас не обращая внимания на темноту, в которой видела на редкость не плохо, она пошла вперёд, доверившись одному из своих чувств. Хотя они все здесь пахли не как лепестки розы, его запах всё же несколько выделялся из ряда остальных, по крайней мере, для её обострённого обоняния. По пути она вытащила у кого–то из ножен меч, мельком взглянула на блеснувшую в свете луны сталь и двинулась дальше. И вот чутьё подсказало ей, что вот он наконец–то перед ней.

Приглядевшись, она и правда узнала черты ненавистного лицо, но только сейчас оно было тихое и спокойное, не выражавшее ни злобы, ни жестокости, умиротворённое, как у младенца. Девочку это не удовлетворило, она не могла просто так причинить вред, если не младенцу, то человеку с мягкой искренней улыбкой на устах. Она поднесла отточенное лезвие к его горлу и слегка нажала на него.

Глаза мужчины мгновенно раскрылись, при чём надо отдать ему должное, он не шелохнулся и не издал ни звука, и лишь на его лицо вернулось презренное жестокое выражение.

— Сука. — Неслышно прошептали потрескавшиеся губы.

— Твои мечты сбылись, мы снова встретились. Но твой резерв, увы, исчерпан, на этот раз наша встреча последняя. Упокойся с миром, сволочь.

Только теперь до него дошло, что пора бы было хоть как–то сопротивляться, но было уже поздно. Холодный жестокий металл уже принимал свою очередную жертву. Девочка даже поразилась собственной силе и жестокости, на которую оказалась способна. Горло было перерезано столь быстро и умело, что он не успел издать не звука, а она не успела испачкаться. Лишь панический ужас и явственное осознание смерти отразились на бледном скривившемся лице. А голова при этом почти полностью отделилась от тела.

— До скорой встречи в чистилище, ублюдок. — Прошептала Девочка, вглядываясь в стекленеющие глаза, затем положила клинок ему на грудь и накинула сверху одеяло.

Выплеснув всю свою ненависть на него, она тем самым облегчила себе душу. Ведь он стал для неё воплощением всех тех насильников, через чьи руки ей пришлось пройти.

Она выскользнула такой же незамеченной, как и вошла, и лишь молчаливый котёнок был вольным или невольным свидетелем только что свершившегося убийства. Но его, похоже, это совсем не трогало.

Девочка едва успела сесть за стол, когда спустя мгновение сюда вошла рабыня с принесённой одеждой.

— Есть только это. Тебе подойдёт?

— Да, спасибо. — Девочка даже не взглянула в сторону одеяния.

— Я уважаю чужую веру. — Тихо повторила девушка.

Девочка кивнула.

— Спасибо.

— Я тебе тут еды в дорогу принесла. — Добавила её собеседница.

— Спасибо, но мне не надо.

Рабыня взглянула на неё в недоумении.

— Я не хочу, вот только накидку ты мне свою не отдашь?

— Зачем?

— Я бы хотела надеть своё одеяние, когда вымоюсь в речке, что я видела по пути сюда, а пока мне не в чем идти, не нагой же.

— Да, конечно, бери. У меня есть ещё. — Она скинула с плеч лёгкую коричневую накидку без рукавов и протянула освобождённой рабыне. — Я даже не знаю, завидовать тебе или жалеть, ведь теперь ты свободная, но ты столько перенесла и не известно, сколько тебе ещё предстоит пережить. Ведь жизнь без хозяев так трудна и непредсказуема.

— Хочешь сказать, что с хозяевами она легче и предсказуемей?

Девочка ухмыльнулась, ей почему–то казалось, что за последние два дня она стала значительно взрослее, по крайней мере, она чувствовала себя уже совсем взрослой. Она одевалась, едва шевелясь, до того всё болело, в то время как сочувствующая ей девушка, виновато пожала плечами, и склонилась погладить розового котёнка.

— Ой, что это там у тебя, Розочка, мокрое и такое липкое? — Вскрикнула вдруг она. — Ой, это кровь. Ты что поранилась?

Девочка замерла на мгновение, напрягшись, и обернулась к сидящей на полу парочке.

— Нет, раны не видно, значит она не твоя. Тогда чья? Странно всё это. — Пожала плечами рабыня.

Чуть позже она вспомнит эти несколько капелек крови на розовой и без того шёрстке котёнка, вспомнит вопрос измученной рабыни о комнате воинов для сна. Вспомнит, но промолчит, хотя, может быть, и нет, ведь мир живёт и дышит страхом слабого перед сильным, рабами перед господами.

Вероятно даже, что её, Девочку, примутся искать, но ей это было уже безразлично.

А пока….

— Ну, да ладно. — Девушка поднялась, оставив котёнка в покое. — Ты готова, нам нужно идти. Я тебя провожу немного.

Котёнок, громко мяукая, увязался за ними.

— Да что с тобой сегодня, Розочка? — Тихо произнесла девушка и подняла котёнка на руки. — Хочешь с нами? Пошли.

Девушка по–прежнему несла мешок с провизией, в надежде, что Девочка всё же передумает и согласится взять его с собой.

— Надеюсь, у вас с Кареном всё будет хорошо. — Тихо произнесла Девочка.

— Ты о чём? — Девушка даже замерла от неожиданности.

— Да, ладно. Ты думаешь, я слепая что ли? Я видела, как он на тебя смотрит, с такой нежностью.

— Ты всё не так поняла, просто он…, просто он мой отец. Понимаешь? — Шёпотом произнесла та.

— Понимаю. — Тихо произнесла Девочка. Кому как не ей было знать, что отец у рабыни может быть и рабом, и воином, и королём, только говорить об этом чаще всего не следовало.

— Он мечтает о том, чтобы меня выкупить, только пока хозяин не поддаётся на уговоры.

— Тогда желаю удачи на этом поприще.

— Спасибо…. Всё, я дальше пойти не могу, мне просто нельзя, без господских поручений. Может, всё же возьмёшь еду. — Она протянула туго наполненный мешок.

— А, давай, — решилась вдруг Девочка, — отдам нищим в городе.

Девушка непонимающе нахмурилась. А кому нравится, когда он что–то не понимает?

— Она мне всё равно не пригодится. — Пояснила Девочка, пожимая плечами.

— Ладно, поступай, как знаешь. Я пошла.

Девочка последний раз погладила не желающего прощаться котёнка.

— Пока, подружка. Спасибо за всё и желаю добиться свободы. И спасибо твоему отцу. — Девочка развернулась и медленно передвигаясь, побрела дальше. Ей ведь ещё предстояло отдать поёк нищим, получить благословение за доброту от слепой старушки, выкупаться в реке, переодеться и подняться на высокий утёс, с которого, собственно говоря, и началось наше повествование.

 

Глава 4 Храм Сварога

Стоя на утёсе, она просила прощение у своих богов за все, что с нею произошло, за убийство, которое она совершила, и за то, что ей ещё только предстояло совершить.

Затем она стала на самый край утёса, земля испуганно осыпалась у неё под ногами. Девушка когда–то звавшаяся Девочкой, распростёрла руки в стороны, словно крылья, и полетела. Так вначале оно и казалось, и возможно кто–то издалека и вправду поначалу принял её за огромную белую птицу или вилу, но вот сила притяжения Матушки Макоши взяла своё, и девушка, на мгновение зависнув в воздухе, стала стремительно падать вниз, навстречу бурной реке, с её неизменными переходами и порогами.

Впоследствии она уже не помнила, когда именно потеряла сознание, от силы удара или от стремительности полёта. Да это уже было и не важно. Первостепенное значение имело то, что она выполнила свою земную миссию, которую сама же себе и отрекомендовала. Но вот, в какой–то момент её сознание куда–то исчезло, и она погрузилась в пустоту небытия, из которой уже вышла значительно позже.

Как и всё живое и не живое в природе, людей тоже можно классифицировать. Но это в общей массе, а в частности же разговор пойдёт об охотниках. Так вот охотники это понятие общее и относительное, ведь охотники тоже бывают разные. Одни из них это те, что убивают животных только для того, чтобы использовать их себе для пропитания. Действия эти вполне понятны, оправданны и объяснимы. Другие, убивают главным образом пушных животных, ради ценного меха, то бишь шкур. Такое поведение тоже часто оправданно, но не всегда приемлемо. Третьи же, это те люди, что убивают ради удовольствия, ради того, чтобы потешить своё самолюбие и похвастаться перед друзьями новыми ветвистыми рогами на стенке, головой редкого животного, чучелом или просто новым ковриком с разведёнными в разные стороны когтистыми лапами и вполне настоящей головой. Таких людей и людьми–то в полном понимание этого слова назвать трудно. Хотя с другой стороны, что говорить о животных, когда издавна известно, что и человек человеку тоже волк. Так вот речь сейчас идёт о том, насколько ещё труднее назвать людьми тех, кто убивает зверя–мать как раз в тот период, когда она вынашивает или уже вскармливает подрастающих детёнышей, обрекая тем самым несмышлёнышей на голодную и жестокую смерть.

— Мы в растерянности, святой брат. Охотники убили самку парда. К тому времени как мы подоспели, в живых остался только один котёнок, да и она очень слаба. Организм обезвожен, на боку рваная рана, вероятно падальщики постарались. Мы не знаем, стоит ли и дальше её мучить, пытаться спасти, если всё равно нам не разу не удавалось их приручить. Они не созданы для жизни в неволе. Парды не чета нашим варнам.

— Котёнка лечите. — Слепой седовласый старец остановил взмахом руки, открывшего было рот жреца. — Время пришло. На днях два брошенных котёнка с изувеченными в прошлом телом и душой, откроют для себя новую жизнь, чтобы соединиться воедино, обретя в друг друге долгожданную опору. Они встретятся в настоящем, чтобы бок о бок встретить превратности будущего.

Жрец кивнул. Он не стал ничего переспрашивать, уточнять, как не стал и интересоваться вторым котенком, упомянутым незрячим стариком, давно привыкнув доверять древнему слепому мудрецу. Он, как и все, давно уже усвоил, что в их храме прошли посвящение и прожили свои жизни уже сотни поколений жрецов, когда–нибудь и он завершит свой земной путь, и его последователи, а этот древний старец, как был старцем ещё при самом старшем из братьев, так и останется старцем и при последующих поколениях, сменяющих друг друга жрецов.

Жрец только учтиво поклонился человеку, которому безоговорочно верил и которого почитал как бога, и молча вышел, торопясь выполнить новый завещанный ему завет.

Вначале темнота стояла полная, а затем до её сознания стали доходить проблески света, в частности, она стала различать звуки. Сначала отдалённые переливчатые рокоты, а затем и вполне отчётливые человеческие голоса.

— Похоже, она всё же не уйдёт. Она с нами и довольно–таки скоро должна прийти в себя. Позовите Почтеннейшего.

Девочка слышала этот голос отчётливо, слышала и какой–то неровный шёпот, затем лёгкие шаги, скрип и, последующий за ним, шлепок тяжёлой двери. Она силилась открыть глаза, или хотя бы пошевелить губами, но у неё ничего не получалось. Вскоре, она смирилась с бесполезностью своих попыток и затихла. То есть затихла внутренняя сущность её я, в то время как внешняя при этом казалась по–прежнему невозмутимо спокойной.

Затем она услышала, как снова отворилась дверь, на этот раз пропуская через себя кого–то со старческой шаркающей походкой, чуть позже ей ещё предстояло узнать, как ошибочно было тогда её мнение. Шаги сопровождало лёгкое постукивание трости.

— Да я вижу, она пришла в себя. — Произнёс твёрдый усталый голос.

— Но она не двигается и даже не шевелится, Почтеннейший.

— Она прекрасно слышит нас, но пока ещё не в состоянии присоединиться к нашему обществу. Не так ли, моя дорогая? Сейчас мы поможем тебе снять скорлупу пробуждения.

Он запел какую–то тихую завораживающую песню, глухо, монотонно, но при этом до удивительности красиво. Чудо!

Девочка резко открыла глаза, секунда и она уже приподнялась со своего ложа, разглядывая грубое каменное помещение в котором находилась, деревянную лавку, на которой лежала, и простую коричневую простынь, которой была укрыта. Ещё секунда и к ней вернулся и дар речи.

— Странно, я несколько по–другому себе представляла обитель богов. Да и вы как–то не соответствуете моим представлениям о праведных богах. — Подозрительно произнесла она, переводя взгляд с одного, то ли человека, то ли бога, на всех остальных, расположившихся вокруг неё. Почти все они были молоды, а точнее за исключением одного, по–видимому, именно он и являлся тем самым Почтеннейшим. Только вот что он мог там себе видеть, Девочка в толк взять не могла, потому, как старик определённо был слеп и, вероятно, уже довольно давно. Но с другой стороны результат его зрячества был на лицо, и она сама была тому живым примером.

Все присутствующие были одеты в вязаные рубахи и штаны, поверх была накинута коричневая жилетка из того же материала, что и простынь укрывающая её.

После этих её слов, губы старика тронула тёплая улыбка.

— Ты права, обитель богов несколько отличается от нашего скромного храма. Да и мы не в коем случае не претендуем на роль богов, вполне довольствуясь ролью их преданных служителей. — Тихо, но твёрдо ответствовал он.

— Храм? Как я здесь оказалась?

— А ты вообще хоть что–нибудь помнишь?

— Хоть что–нибудь помню.

— Так вот, мы выловили тебя в реке близ нашего храма две недели назад. Насколько смогли, мы излечили твои раны, душевные и телесные.

Девочка прислушалась к себе, а ведь мысль о том унижение, что она перенесла, действительно больше не была столь губительна, как прежде. По крайней мере, ей больше не казалось, что жизнь закончилась, и нет смысла продолжать жить дальше.

Она притронулась к припухшей губе и разбитой скуле, но они больше не болели. Боль прошла, вернётся ли она или нет впоследствии, но в любом случае сейчас она её не чувствовала.

— Спа… спасибо.

— Не за что. — Ответил один молодой жрец. И Девочка сразу узнала его голос, ведь именно он посылал кого–то за незрячим стариком. — Как зовут–то тебя, хоть помнишь, бедная?

— Помнить–то помню, а знать не знаю. Мать звала Котёнком, хозяева Девочкой, а разбойники и насильники Маленькой Шлюшкою. Так что выбирай, почтенный, какое имя моё тебе лучше на язык ляжет. — С душевной болью в голосе, проговорила она. При этом Девочка сама поражалась своей наглости и неуважительности. Продолжать полулежать в присутствие свободных людей! Да такая наглость для любой рабыни закончилась бы смертной казнью, а точнее поркой до смерти. Но при этом же она невозмутимо продолжала полулежать, мучимая лишь лёгкими угрызениями совести. Какое–то время назад она обещала самой себе, что если выживет, то не будет более не чьей рабой, и теперь открещиваться от собственного обещания она не собиралась, хотя и чувствовала из–за этого обстоятельства лёгкое душевное неудобство.

— Топаз, её зовут Топаз. — Высоким, даже каким–то торжественным голосом, произнёс слепой старец, выдвинувшись вперёд остальных своих соратников, хотя при этом, он так и так стоял впереди. Но Девочка могла поклясться, что вперёд он всё же необъяснимым образом выдвинулся, при этом, не сдвинувшись с места и ни на шаг, не отодвинувшись от товарищей. — Это имя подходит ей по глазам и по душевным качествам, что в данном случае одно и тоже.

«А ты по чём знаешь, почтенный, со своею–то калечностью, да хотя бы цвет моих глаз?» — Чуть не сорвались с её губ неправедные слова, но она вовремя остановилась. Видно Матерь Земля удержала, не позволила совершить страшного греха против человека, чью милость и гостеприимство она сейчас испытывала.

— Так если исходить из цвета моих глаз, то имён мне можно придумать целую уйму. — Вместо того, что собиралась сказать, только и произнесла Девочка. — Какая–нибудь Фиалочка или Анютины глазки бы подошли лучше.

— А при чём тут Анютины глазки, если глаза у тебя мутно–жёлтые, подёрнутые к тому же лёгкой зеленцой? — Поинтересовался старик.

— Да с чего вы это взяли, Почтеннейший, глаза у меня отродясь были голубые. — Мягко пояснила Девочка.

— Голубые говоришь? А, по–моему, всё–таки не очень. Принесите–ка девочке её зеркало.

Девочка с удивлением рассматривала в зеркало своё лицо, такое знакомое и одновременно такое чужое. Вроде бы всё было как обычно, но глаза очень изменились. Они стали будто более умудрённые опытом что ли, и действительно поменяли свой цвет с голубого… на мутно–жёлтый, с некоторой зеленцой. Как это странно и не объяснимо!

Девочка провела рукой по своему лицу, на котором ещё оставались следы прошлых ударов судьбы, но при этом они были всего лишь остаточными явлениями полузабытого прошлого.

— Ну, чем тебе не Топаз? — Спросил старец после непродолжительного молчания, в течение которого она внимательно изучала своё лицо.

— Топаз.

— Топаз.

— Топаз. — Прошёлся неровный шёпот среди присутствующих.

Девочка отвернулась от созерцания собственного лика и, окинув взглядом собравшихся, безразлично пожала плечами.

— Ну, Топаз, так Топаз, почтенные. Как назовёте, на то и отзываться буду. Вы мои спасители и господа, вам и решать.

— Мы не господа тебе, Топаз. В нашей обители нет рабов и господ, здесь мы все в той или иной степени равны. Так что, с того самого момента, как ты попала к нам, ты свободна, и оттого вольна сама вершить свою судьбу.

— Вольна? Свободна? Вы так прямо говорите об этом, о том, что отпускаете меня? И вы не будете искать моего господина, чтобы вернуть ему беглую рабу? Хотя на самом деле я не беглая, меня отпустили, честное слово. Но вы то об этом не знаете, ведь так? — В благоговейном шёпоте спросила девушка. — Я ведь рождена рабыней, а мне говорили….

— Боги рождают нас свободными, а невольниками нас делают либо такие же, как мы сами люди, либо наши поступки и деяния. Так что твоя дальнейшая жизнь и судьба в твоих руках. Начни заново свою вторую жизнь, дитя, и пусть она будет продолжением первой, но не её повторением.

— Значит, вы прогоните меня? — Тихо спросила Топаз.

Одна в чужой стране, не зная природы, людей и обычаев, что может быть хуже.

— Ты вольна сама, уйти или остаться. Конечно, наша обитель мужская, но мы можем сделать одно маленькое исключение ради тебя. Ведь целью нашей жизни является, прежде всего, служение людям, добру и любви. Но прежде чем ты примешь какое либо решение, я бы хотел предупредить тебя о том, что если ты захочешь остаться, у нас к тебе будет одно условие.

— Какое? — Подозрительно, в страхе спросила Топаз.

— Ты должна быть равной среди нас. Твоя работа, учёба, одежда, твои помыслы, в конце концов, должны полностью совпадать с нашими.

— А где я вообще нахожусь? — Подозрительно спросила бывшая Девочка.

— В храме Отца Сварога. — Был ответ.

— В храме Отца Сварога. — Заворожено повторила она. — Но тогда где же находится этот храм?

— В Марионе.

— В Марионе? Но я ведь была не здесь. — Ещё больше удивилась она. — Как же я сюда попала?

— Я же уже сказал тебе, тебя принесли воды нашей реки, более мы ничего не знаем. И каково твоё решение? — Переспросил старик, утолив её любопытство.

— Тогда, если можно, то я остаюсь. — Твёрдо решила Топаз, так как даже в родной Марионе ей, бывшей рабыне, совсем некуда было податься.

— Тогда, если можно, — улыбнулся старик, — я хотел бы тебя кое с кем познакомить.

Жизнь Топаз протекала медленно, уверенно и спокойно. Она проводила дни в молельных бдениях, которые, однако, ей были не совсем по душе. Она верила в Мать Макошь, Отца Сварога и сыновей их, Сварожичей, и других Богов, что взошли на вершину мира, и с радостью поклонялась им, но проводить долгие часы, то стоя на коленях, то, поднимаясь, чтобы поприветствовать Отца Небесного, было ей в тягость. Она носила ту же одежду, что и благородные жрецы, шерстяные штаны, подпоясанную рубаху, да длинную, почти до земли, жилетку без рукавов, практически полностью скрывающую всё это «великолепие». Две её толстые жёлтые косы, целые и невредимые, были прикреплены сзади друг к другу. Она не в коем случае не претендовала на роль замужней женщины, но с, таким образом, заплетёнными волосами, не состригаемыми не разу в жизни, ей было гораздо удобнее. Слава богам, Топаз не пришлось их обрезать, так как здешние жрецы и сами носили длинные, пусть не настолько как у неё, и густые волосы и столь не потребного зверства от неё никто и не требовал. Новое же имя на редкость быстро и славно легло на язык, ей и самой очень даже нравилось само его звучание.

— Топаз, Топаз, Топаз. — Говаривала она частенько, пробуя новое имя на вкус и смакуя его звучание. Впервые в жизни у неё имелось, самое что ни на есть настоящее имя, которое так и не успела дать ей родная мать.

Топаз всё время казалось, что жрецы в храмах и монахи в монастырях должны непременно быть преклонного древнего возраста и иметь неказистую внешность. Но то, что она видела перед собой последние годы, полностью противоречило и опровергало всё её предыдущее мнение.

Жрецы того храма, который за последние четыре года Топаз привыкла считать своим домом, в основном были молоды, красивы и полны сил, как физических, так и духовных, зачастую они даже были её ровесниками, хотя встречались среди них и редкие старики. Но старики как оказалось тоже понятие относительное. Здешние старики, которые в обычной жизни сошли бы за семидесятилетних старцев, тут имели куда более преклонный возраст, как минимум чуть превышали сто тридцатилетний рубеж. Семидесятилетние же старцы больше смахивали на сорокогодовалых молодцов. И слава богам, что хоть семнадцати — двадцатилетние юноши выглядели как раз на свой возраст, а не в коем случае не на тех крошек, каковыми они были в младенчестве. Так что состав жрецов выглядел молодым, не зависимо от возраста, и поначалу Топаз даже казалось, что из всего огромного количества братьев, только сам Почтеннейший имеет полное право называться на самом деле почтенным старцем. Кстати, сколько лет самому Почтеннейшему не мог точно сказать никто, впрочем, как и примерно, так как когда самый старый из жрецов появился в храме, Почтеннейший уже был того же самого преклонного возраста и был так же беспросветно слеп, но с тех пор уже прошло около ста лет, а Почтеннейший по–прежнему оставался Почтеннейшим, и по–прежнему был до удивительной зрячести слеп, не в какую сторону не изменяясь. Сам же Почтеннейший не имел привычки распространяться о своём почтенном возрасте, и со временем братское любопытство несколько поутихло. Хотя среди молодёжи порой и вспыхивали искорки любопытства, но и они со временем угасали так же неожиданно, как и зарождались. В конце концов, все смирялись с одной единственной мыслью, что Почтеннейший останется Почтеннейшим и в те далёкие времена, когда их пепел оставшийся после погребального костра разнесёт вездесущий ветер.

Так вот к чему это я всё?! Многие молодые люди за эти годы уделяли внимание Топаз, подрастающей молодой девушке раскрасавице. Ведь в их кодексе было как, покуда живёшь в храме, супруги не имеешь, но то ведь была не тюрьма и если в жизни мужчин появлялась стоящая женщина, ради которой стоило круто изменить ход своей жизни, то они уходили, строили свои семьи, оставаясь при этом братьями для жрецов в душе. Такие случаи были отнюдь не редки, поэтому чуть ниже по течению, у правого притока реки, образовалась своеобразная деревня из бывших жрецов и их избранниц. Деревня это не была отшельником для жрецов, и жители её периодически приходили в храм, поклоняться своим неизменным богам. Это ещё одна из причин, по которой Топаз не была обделена мужским вниманием даже в этой обители мужского аскетизма. Но это внимание было для Топаз не то чтобы не в радость, а даже скорее, наоборот, в тягость. Ибо с некоторых пор, мужчины для неё делились на друзей, коими она считала всех братьев храма и только их одних, и врагов, каковыми были для неё все оставшиеся мужчины всего остального безгранично большого мира.

Но жизнь не стояла на одном месте. Все эти жрецы в одинаковых одеждах, с одинаково длинными волосами, с одинаково раскормленными варнами, важно прогуливающимися у левой ноги, очень скоро стали её семьёй. Эти мохнатые полосатые хищники, ростом с крупного телка, чувствовали себя полноправными хозяевами данных угодий. И что самое удивительное, так это то, что они вполне спокойно и даже довольно–таки дружелюбно воспринимали молодую самку парда постоянно встречающуюся им на пути, а ещё более дружелюбно они относились к её подруге и хозяйке, юной деве Топаз, без которой эту самую самку пока ещё никто не разу не встречал. К девушке они относились прямо–таки с родительской, а заодно с братской и сестринской любовью, всячески её охаживали, и выражали свою безграничную преданность. Топаз давно к этому привыкла и перестала задумываться о таком странном поведении кошачьих по отношению к ней самой, пожалуй, с тех самых пор как более четырёх лет назад впервые повстречала своего первого друга, корабельного рыжего кота Кровопийцу. Жрецы тоже давно перестали удивляться сему обстоятельству, привыкнув к странной любви своих верных варнов к молоденькой симпатичной девушке, к тому же не где не появляющейся без гибкой, песочного цвета в частых тёмных пятнышках, молодой самки парда. И лишь только мудрый старец Почтеннейший понимающе улыбался, при созерцании сей картины бельмами своих бесконечно слепых глаз.

Короче говоря, Топаз быстро прижилась и довольно–таки неплохо устроилась в этой мужской обители, ставшей для неё первым в её жизни настоящим домом, все жрецы на самом деле стали для неё чем–то вроде братьев, а сам Почтеннейший своеобразным отцом, которого у неё никогда не было.

Дни сменялись один за другим, так же сменялись недели и месяцы и даже… годы. Топаз между тем набиралась опыта, испытывая себя в разных ипостасях. Ведь в храме не только молились языческим богам, но и обучались воинскому мастерству, истории, чтению, письму, языкам и даже некоторым магическим тонкостям, если у кого–то имелась к тому расположенность. Но что касается самой Топаз, то у неё такой расположенности не было, да и к воинскому делу она не очень–то прикипела. Главным её козырем была быстрота, нечеловеческая гибкость и ловкость. В этом ей во всём храме не было равных. Она сама поражалась, откуда у неё такая способность к быстрому перемещению и к тому же она без труда избавлялась от любых пут, будь то крепкий мужской захват, любые верёвки или цепи. А уж храмовые молодцы, будьте уверены, в регулярных шуточных или учебных сражениях перепробовали связывать несговорчивую молодку разного рода путами и даже магическими, которые, на удивление всех и в первую очередь самой Топаз, на неё тоже не действовали. И лишь Почтеннейший по–прежнему ничему не удивлялся, и умудрялся при этом улыбаться не только уголками губ, но и белесыми глазами. Топаз же давно уже усвоила, что его внутреннее видение было значительно чище и надёжнее её собственного внешнего.

— Начни заново свою вторую жизнь, дитя, и пусть она будет продолжением первой, но не её повторением. — Печально произнёс старик.

Тут старец исчез, и на его месте появилось другое знакомое лицо.

— У кошачьих ведь девять жизней, маленькая шлюха, так что не расстраивайся. Ничего, раны свои ты залечишь. Просто считай, что после сегодняшнего, у тебя их останется ещё как минимум восемь. — Он дохнул на неё гнилостным дыханием. — Надеюсь, мы с тобой встретимся ещё не раз, моя дорогая, ведь твой должок ещё не исчерпан.

Он немного помолчал, зловеще ухмыляясь, и продолжил.

— До скорой встречи в чистилище….

— Но это же мои слова, — попыталась выкрикнуть девушка, но у неё ничего не вышло, — неправда этого не было.

И тут он произнёс одно единственное заключительно, но между тем самое пугающее, слово.

— … Топаз.

— Нет, нет, ты не можешь знать моё имя, ты не можешь, ты умер раньше. — Пыталась выкрикнуть Топаз, но всё, как и прежде, было бесполезно, губы отказывались повиноваться ей.

Он зашёлся в громком дьявольском смехе, уже знакомом ей по прежней жизни, голова его при этом тряслась так сильно, что вначале просто вздрагивала, а затем и вовсе откинулась по разрезу, умело сделанному Топаз несколько лет назад.

И тогда Топаз не выдержала и завизжала, что было мочи, или это ей только показалось, что она завизжала.

Но проверить она уже ничего не смогла, так как проснувшись, резко села на грубосколоченной лавке. Огромная кошка рядом беспокойно заворочалась и заворчала, недовольная тем, что её так беспардонно потревожили.

Топаз растерянно окинула её недоумевающим взглядом.

— Это был сон, это был всего лишь сон. — Прошептала она, успокаиваясь и вновь укладываясь на кровать. Но заснуть она так и не смогла до самого утра. Необъяснимый страх не оставлял её несмотря на то, что под боком у неё лежала такая сильная и преданная подруга.

Сидя на траве, прижав к себе колени и положив подбородок на сложенные на них руки, Топаз наблюдала за несколькими котятами варнов резвившимися чуть в стороне, но в то же время и совсем рядом с нею. Это было весьма удивительно, если учесть, что когда самка варна рождает потомство, то охраняет своих детёнышей весьма ревностно, не подпуская к ним даже своего ближайшего друга и хозяина, человека, с которым идёт бок о бок по жизни. На Топаз же это правило, похоже, не распространялось, так как котята играючи задевали её, а иногда и вовсе принимались тягать её за рубаху. То есть близость котят и самой их мамы самки была тут неоспорима.

Но девушка была не единственным человеком в храме к кому варны были столь благосклонны. Сиё правило распространялось и на мудрого старца, что подошёл со спины к Топаз так тихо, что она даже вздрогнула от его неожиданного голоса.

— Когда–нибудь и у тебя будут дети, Топаз.

Девушка криво передёрнулась, будто услышала что–то уж слишком неприятное или что–то горькое попалось ей на вкус. Старик словно ничего не заметил, да и что он мог заметить при своей извечной слепоте. Он только тихо усмехнулся и добавил:

— Когда ты выйдешь замуж.

— Я никогда не выйду замуж. — Твёрдо, сквозь зубы, произнесла девушка, скрежеща зубами.

— Все, хоть животные, хоть люди, рано или поздно находят свою половинку.

— Я никогда не выйду замуж. — С нажимом повторила Топаз. Сама мысль о брачном союзе с мужчиной была для неё отвратительна. И он это прекрасно понимал.

— Холостыми остаются только жрецы и жрицы, как я, например, как все мы здесь, — сказал старик, улыбаясь, — да и то не все жрецы и не у всех народов. Хорошим тому примером служат наши братья, что вместе с семьями обосновались ниже по течению.

— Но я ведь пока не обосновалась ниже по течению. Я ведь с вами, значит я всё ещё жрица. — С нажимом проговорила девушка.

— Нет, ты не жрица. — Не согласился старик, качая седовласой головой. — Скорее, ты украшение нашего храма, лучшая часть нашего бытия.

— Тогда я буду жрицей. — Произнесла Топаз, гордо вскинув симпатичную головку.

— Жрицы земли живут в храме на противоположной стороне Марионны. Ты выросла Топаз и, по–моему, тебе уже надо бы определиться со своей жизнью. Так что принимай решение, дорогая девочка. — Старик чуть повернулся, словно собираясь уходить, и застыл на мгновение, ожидая или не ожидая ответа.

— Тогда я пойду туда, на противоположную сторону Марионы. — Выпалила Топаз за это короткое мгновение, словно боясь, что он так и уйдёт, не услышав её решения.

— Путь тяжёлый и не близкий.

— Но я пройду его. — Сказала Топаз с уверенностью, поднимаясь.

Вот она оборачивается к своему названному отцу, чтобы с вызовом взглянуть в его белесые глаза, но взгляду её предстала лишь пустота. Почтеннейшего рядом уже не было. Топаз огляделась вокруг, не понимая, куда он мог подеваться.

Свободное пространство вокруг неё было достаточно велико, и уйти из поля её зрения за столь короткий срок, казалось делом совсем уж не мыслимым. Но глаза не обманывали её, рядом действительно уже никого не было. И лишь только варновы детёныши по–прежнему невозмутимо резвились на, по–весеннему ярко–зелённом, травяном ковре, да песочная подруга Гелео лениво подняла на неё свои топазовые, чуть заспанные и сузившиеся ото сна глаза.

Иногда Топаз почему–то казалось, что Почтеннейший был не совсем человеком. Хотя все они тут были не совсем людьми, жили гораздо дольше обычных людей и выглядели значительно моложе их.

 

Глава 5 Джордан

Как Топаз и предполагала, Почтеннейший не смог отпустить её в дорогу одну, без сопровождения, даже, несмотря на то, что с нею рядом всегда была Гелео. И вот, когда пришла пора прощаться, и она, со своим скудным скарбом за плечом, в последний раз окинула взглядом жилище, в котором провела больше четырёх лет своей жизни, и покинула келью, то тут же встретила, в бесчисленных коридорах жилого помещения храма, одного молодого жреца, ужасного задиру и забияку, но всё ж таки прекрасного воина, с такой же, как у неё самой, сумой за плечом.

— Вот это новости. А ты это куда собрался? — Вопросила Топаз, уже, кажется, догадываясь, каким именно будет его ответ.

— Да вот, иду на противоположную сторону бесконечной Марионы в храм жриц Земли Матери Макоши, сопровождать одну непоседливую молодую особу. — Пояснил Джордан.

— Ясно. — Тихо произнесла Топаз. — Что ж, пошли, Почтеннейшего всё равно не переспоришь.

Джордан растянул губы в улыбке, словно это был комплимент и относился он непосредственно к нему.

Попрощавшись с Почтеннейшим и названными братьями, а так же с братьями и сёстрами кошачьего рода, Топаз двинулась в путь, вместе со своей неизменной спутницей пардой Гелео и молоденьким жрецом, большим непутёхой Джорданом.

— Ну что ж, Джордан, нам предстоит быть вместе несколько месяцев, а я редко нахожу общий язык с людьми, так что шибко меня не задевай. — Предупредила парня Топаз. — Знаю, что воин ты превосходный, по крайней мере, гораздо умелей, чем я, но не забывай, со мной Гелео.

— Да брось ты, Топаз, с чего это нам с тобой врагами становиться. Свои ж вроде, как ни как. — Он пожал широкими плечами.

Топаз удовлетворённо кивнула, такой ответ был ей вполне по душе.

Долго ли, коротко ли шли они нога в ногу, да вот пришли они в то ли небольшой городок, то ли крупную деревню, обнесённую высоким частоколом. Вошли в него, как и положено, до заката, покудова ещё ворота на ночь не закрыли. Парду оставили снаружи, нечего честной народ пугать. Нашли постоялый двор, что поприличней, в нём и остановились.

В храме лошадей отродясь не держали, хотя может быть и зря, так что поутру им ещё предстояло найти пару крепких жеребцов или кобылиц, что несколько облегчили бы им их дальнейшее передвижение. Всё вышло именно так, как они и задумали, с утра повстречался им мужичок, что смог предоставить им лошадей по их запросам, не старых, быстрых и им по деньгам.

Ещё с вечера Топаз попросила у кухарки на утро свежего парного молочка, целый кожаный пузырь литра на три, и вот теперь, забрав его, направилась к Джордану.

— А по что тебе столько молока–то, красна девица? — Спросила любопытная хозяйка.

— Где ж ты встречала, хозяюшка, красных девиц, да на парное молочко не падких? — В тон ей, вопросом на вопрос, ответила Топаз.

— Да что–то вчера за ужином, ты не больно–то к молочку притронулась. — Улыбнулась Хозяйка.

— А мы его больше поутру употребляемс. — Отрезала девушка и резко вышла вон.

Топаз вскочила на свою гнедую кобылицу и понеслась к воротам. Джордан от неё не отставал, понимал, девица по своей неразлучной подружке уже стосковалась. Сам–то он, ещё до собственного варна не дорос.

Парда встретила их грозным рыком, стремительно выскочив из кустов. Помахивая толстым хвостом, она приветливо мяукнула хозяйке, и стала обнюхивать лошадей.

— Всё в порядке, Гео. — Топаз спрыгнула наземь и присела рядом с ластившимся животным. — Теперь они тоже наши спутники, так что лошадей мне не обижать. Ты лучше посмотри, что я тебе принесла.

Она вылила содержимое пузыря в глубокую глиняную миску, и парда, благодарно заурчав, припала к ней.

Топаз всегда приносила подруге гостинец, и всегда это было парное коровье молоко, Гелео его очень любила, а что до мяса, так она сама могла раздобыть его для себя предостаточно, ещё более свежее и с тёплой кровью. А если надо было, то могла бы и двоих людей, что путешествовали бок о бок с ней, им обеспечить в полной мере.

— Что ты так кошку балуешь? — Воспротивился, было, Джордан. — Так у нас монет до материнского храма не хватит.

Кошка подняла на него пятнистую голову и недовольно заворчала.

— А что мне тебя, что ли баловать?

— Да хотя бы и меня. — Улыбнулся Джордан, пожимая плечами.

— Размечтался. Не слушай его Гелео, пока смогу, буду тебя баловать. А коли денег боле не будет, купцов заезжих ограбим. — Невозмутимо произнесла девушка и в свою очередь пожала плечами.

— Это что ж, кошке на молоко что ли? — Опешил её спутник.

— А может и кошке? А может и на молоко? — Топаз поправила подпругу, спрятала миску в заплечный мешок и легко запрыгнула в седло.

— Совсем ты, Топаз, ума лишилась, и сам я дурак, что с тобой идти согласился. — Печально вздыхая, произнёс Джордан.

— Поехали уже, дурак. — Ухмыльнулась Топаз. — Быстрее поедем, быстрее приедем, быстрее от меня непутёвой избавишься.

Джордан пришпорил свою лошадь, догоняя девушку.

Дорога их, в самом начале пути, не слишком была полна опасностями, хотя встречались преграды и на их пути.

— Стой. — Прокричал повелительный голос.

Они, конечно же, остановились, но главным делом потому, что дорогу им преграждала раскидистая сосна, что самым безобразным образом была срублена под самый корень, чем из–за грубого приказа.

Топаз повернулась на голос.

Несколько бравых молодцев, явно разбойничьей наружности, уже окружали их, ехидно ухмыляясь.

— Что же за нечисть так жестоко обидела благородное дерево? Сколько поколения стояло оно не тронутым, пока не коснулась его чья–то нечестивая рука. Поклонились ли вы древесной душе? Поднесли ли угощения? Испросили ли разрешения, срубить дерево не по нужде, а по прихоти разбойной? — Строго спросила Топаз.

Ей ответил дружный хохот десятка голосов.

— А девка–то совсем свихнутая. — Выкрикнул кто–то.

Джордан молча и нахмуренно перевёл взгляд с Топаз на выкрикнувшего фразу и назад.

— Не по Правде живёте, люди, не по Правде. — Печально покачала головой Топаз. — Не по Правде, не по людской, не по божьей.

— Что нам твоя Правда, правда у нас своя, правдивей вашей. Отщепляйте кошели, да слезайте с лошадей. А если парнишка спокойно постоит, подождёт, пока ты свои портки спустишь, да нас всех ублажишь, так мы вас ещё и живыми отпустим. Правда, а к слову–то словечко пришлось, — загоготал главарь разбойников, — не можем обещать, что те самые портки мы на место–то вернём. Новые ведь, и нашим разбойничьим бабам может в раз подойти. Да и друга твоего боюсь, раздеть нам придётся. Ну, и как вам наши божеские условия?

Не успел Джордан вставить и слова, как молвила Топаз.

— А у меня есть другие условия, не менее, божеские, чем ваши, и даже более. Вы сейчас же покаетесь в содеянном и испросите прощения у древесной души. А затем освободите нам дорогу и пожелаете счастливого пути.

— Да, девка–то и, правда, убогая. — Вздохнул кто–то, сплёвывая.

— Не желаете, признавать данную нам богами Правду. Что ж, придётся, как и завещал нам Великий Отец, карать тех, кому закон не закон.

— Взять их, — выкрикнул вожак, — коли, по–доброму не желают. Девку перво ко мне.

Взвились несколько мечей, поднялись несколько рук, заржало несколько лошадей и вчетверо больше застучало копыт.

— Гелео. — Призывно выкрикнула Топаз.

Метнулась до времени притаившаяся в кустах парда, сметая всех на своём пути и не разбирая, где люди, а где просто кони. То были единые для неё враги, восставшие против её подруги, повелительницы и хозяйки. Дребезжаще перед этим промяукав, да так, что у всех присутствующих мороз прошёлся по коже, Гелео ринулась в бой.

Джордан уже во всю размахивал мечом, отражая всё новые атаки, когда внимание всех нападающих привлекла та самая парда, выскочившая из неоткуда. Свихнувшаяся бестия, истошно визжа, разила своих растерявшихся врагов наповал.

Топаз невозмутимо орудовала своей боевой палкой, разя всех тех противников, чьё внимание было отвлечено пятнистой кошкой не малых размеров.

Бой был столь же стремительным, сколь и кровавым.

Лежачих парда не добивала, Топаз не дозволяла. Оттого–то бойкая девушка и выводила людей из строя таким образом.

Настало время, когда и сам бой и навеянная им паника улеглись, и над полем боя нависла тишина, прерываемая лишь не громким похрапыванием парды. Мёртвых в поле зрения не наблюдалось, по крайней мере, на первый взгляд, а вот раненых хватало с лихвой.

Топаз склонилась перед постанывающим вожаком.

— Ты как, парень? Ума ещё не набрался?

— Стерва. — Только и вымолвил он, сплёвывая кровь.

— А вот это ты зря. Ты до сих пор жив только благодаря мне. — Девушка кивком головы указала на свою неизменную подругу.

— Да чтоб вас обеих. — Выругался он и вдруг неожиданно улыбнулся. — И красивая же ты, шельма.

Топаз вначале опешила от такого столь неуместного комплимента, затем пришла в движение, стараясь скрыть набежавшую на губы улыбку. Подобные признания ей, конечно, доводилось слышать не раз, но, вопреки её желанию, в связи с отношением к мужскому полу, каждый новый раз было приятно.

— Ты мне зубы не заговаривай. — Справилась она с собой наконец–то. — Скажи лучше, ну, как, по вкусу ли тебе пришлась наша Правда?

Он пробурчал что–то невразумительное.

— И как вас парнишка, да девка–то убогая уделали?

— Да кабы не кошка….

— Кабы не кошка, говоришь? Так я ведь готова с тобой один на один сразиться, без парды, а там и посмотрим, чья Правда верх возьмёт.

— Топаз. — Предостерегающе подался вперёд Джордан.

— Всё в порядке, Джо. — Топаз подошла ближе к разбойнику и подала ему руку, помогая подняться.

После некоторого колебания он принял её руку и встал, дольше, чем следовало, задержав её в своей.

— Ну, а теперь, — произнесла девушка, выдернув руку, — сотри сопли с лица, чтобы биться, да думать не мешали.

Разбойник послушно стёр с лица размазанную по нему кровь под общий смешок соратников.

— Коли моя Правда возьмёт верх, так ты сначала покаешься в своих грехах, испросишь прощения у древесной души, со своими бандюгами освободишь нам дорогу, пожелаешь счастливого пути и позволишь убраться восвояси.

— А если моя правда окажется правдивее?

— Твоя правда, тебе и условия выдвигать. — Пожала плечами Топаз.

— Что ж, коли, правда будет на моей стороне, то греть тебе мою постель до тех пор, пока ты мне не надоешь.

— Топаз. — Вновь влез Джордан, но девушка остановила его резко вскинутой рукой.

Разбойник между тем продолжал под общее улюлюканье толпы.

— А когда ты мне надоешь, в моей воле будет выгнать тебя или оставить подле себя на задних ролях. А хлопчику твоему, да кошке, так и быть, жизнь мы сохраним и отпустим, только голыми.

Он засмеялся, подхалимы тут же его поддержали.

Откуда им было знать, что Гелео не оставит свою хозяйку даже на пороге смерти.

— Я принимаю твои условия, разбойник.

— Отлично, тогда по рукам? — Ухмыляясь, он протянул ей руку.

— По рукам. — Топаз только едва коснулась его ладони и тут же стремительно отдёрнула свою, и как раз вовремя. Разбойник попытался совершить не очень честный захват, чтобы не доводить дела до непосредственного боя. Но не тут–то было. Никто не мог сравниться с Топаз в быстроте движения.

Он разочарованно покачал головой и смирно стал напротив золотоволосой девушки.

Разбойники тут же образовали вокруг пары круг правильной формы. Круг, однако, оставался не законченным, так как на одной его дуге, широко расставив четыре крепкие лапы, стояла пятнистая парда, внимательно следившая за всем происходящим. И никто не осмелился к ней приблизиться, кроме Джордана, конечно, особенно после того, как людям выпала реальная возможность увидеть её в действии.

Топаз стояла спокойно, перебирая свою боевую палку, меч и лук не востребованными оставались переброшенными через плечо, полностью сбрасывать их со счетов она не собиралась.

— Ну что, правдивый разбойник, что пожелал соперничать Правдой с богами, начнём? — Спросила Топаз.

— А смелая баба, молодая, красивая и смелая. — Смехатнул кто–то в толпе.

— Ага, нам бы такую. — Сплюнул на землю их главарь, ехидно улыбаясь.

— Не дождётесь. — Процедила сквозь зубы Топаз, слегка пригибаясь и становясь в стойку, так как её противник пришёл в движение.

Гелео утробно заурчала, то ли подбадривая, то ли предостерегая.

Джордан ободряюще положил ей руку на холку, но она беззлобно её сбросила, даже не взглянув в его сторону, позволяя прикасаться к себе только названной сестре, подруге и хозяйке в едином лице. Парды, в отличие от варнов, не были склонны к приручению.

Джордан пожал плечами, и скрестил руки на груди.

А Топаз тем временем, сходилась с молодым разбойником, который в отличие от неё от меча не отказался, но выбрал более безопасный, деревянный, который до этого момента беззаботно хлестал его жеребца по холёным богам, да изредка участвовал в тренировках. Ведь это были не нынешние разбойники, которым вполне хватает иметь бычью морду, минимум мозгов и автомат Калашникова под рукой. Тем, Марионовским разбойникам, нужны были ещё и ловкость и сноровка, что отрабатывались на тренировках, хотя и не на таких частых, как хотелось бы. В общем,

в руках у вожака разбойников был деревянный меч, который тоже вполне мог стать причиной смерти, хотя пока ещё ему убивать не разу не приходилось, и жертвенную дань кровью он пока ещё не вкушал. Но у человека державшего его, не было стремления убить девушку или хотя бы покалечить её. У него на неё были совершенно другие планы, менее зверские и более заманчивые, ведь она могла ему ещё пригодиться.

Но как разбойник не старался достать её, как не пыхтел от натуги, Топаз непременно ускользала от его меча, казалось бы из такой ситуации, когда ускользнуть не было никакой возможности. Её гибкости, быстроте и грации могла позавидовать любая кошка.

Гелео довольна урчала. Словно она была учительницей, а Топаз всего лишь прилежной ученицей.

И каждый раз, когда Топаз уходила от удара, оказываясь то сзади противника, то сбоку от него, она награждала разбойника лёгким, но метким и вполне ощутимым шлепком своей палки, и каждый раз аккурат по мягкому местечку чуть пониже поясницы, чем вызывала взрыв всеобщего хохота. Эта сцена так заинтересовала присутствующих, что все уже успели позабыть при каких таких обстоятельствах им, собственно, и довелось познакомиться. Они не слышали ржания раненых лошадей и забыли про свои собственные раны, и даже прореха с обеих сторон парды незаметно уменьшилась.

Быстроте своей, Топаз выучилась не в храме, это свойство появились у неё как–то само собой сразу после того, как она пришла в себя после неудавшегося самоубийства, а точнее, когда у неё вновь появилась полноценная способность двигаться и ходить. В то самое время к ней принесли раненого котёнка парды, которого впоследствии она и назвала Гелео. Котёнка она выходила вместе с Почтеннейшим, и, как не странно, но это возымело желанное действие, не закончившись обычными бессмысленными попытками. И впоследствии, он, то есть она, стала её верной подругой на долгие и долгие года, какие именно никто толком сказать не мог, так как никто точно не знал, сколько в действительности живут парды, будь то на воле или в неволе, где они так вообще проживали считанные дни. Но в то же время Гелео находилась с Топаз в одной упряжке уже почти пять лет. Что это? Чудо?

Заметно запыхавшись, в то время как Топаз дышала ровно и слажено, разбойник резко остановился.

— Всё, хватит. Достаточно ломать эту комедию. — Он примирительно поднял руки вверх, предварительно кинув меч на землю.

— Что бабы испугался? — Выкрикнул кто–то из толпы.

Их предводитель, по–видимому, уже бывший, злобно сверкнул глазами в толпу, выискивая оратора с чувством юмора и тяжело дыша от быстроты движения и напряжения.

— Ну, и чья Правда взяла? — Ухмыляясь, поинтересовалась Топаз, опираясь на свою палку и слегка согнув правую ногу в колене. Спокойная и невозмутимая.

Гелео уже во всю тёрлась о её ноги, победно мурлыкая. Зрелище было то ещё.

— Твоя Правда, красавица. — Ему, что вполне естественно, было неприятно это признавать, но, несмотря на все свои разбойничьи замашки, по натуре своей он был парень честный и не плохой. Но жизнь, она ещё и не такому научит, если злая судьба мачеха лишит родителей в младенчестве и выкинет крохой в лес на произвол судьбы. Вот там–то, если повезёт, конечно, и тебя не растерзают дикие звери, тебя подберут лесные разбойники и воспитают из тебя настоящего разбойника с большой дороги, главаря бандитской шайки, коим ты возможно и станешь в скором будущем.

— Так что же ты стоишь, на меня уставившись, поклонися дереву и испроси прощения у древесного духа, как и положено по Правде лесной. Ведь кому закон не закон, так не светить ему — палить его станет Солнце, не греть — сожигать преступившего станет Огонь! То были слова Отца Неба Сварога, и не дело нам смертным нарушать его Правду.

Разбойник ухмыльнулся, вытер тыльной стороной ладони залихватские усы и, развернувшись, направился к поверженному дереву.

Но по пути он свернул и вначале подошёл к своему коню, достал что–то из седельной сумки, а затем и к дереву направился, снял шапку, поклонился в самую землю.

— Прости меня, доброе дерево, и людей моих прости. Не по нужде тебя свалили, по злой прихоти. Не на добрую службу твой ладный ствол взяли, а на злую. Но не ведали мы, что творили, и теперь доказана нам истинная Правда. Не держи зла на нас, непутёвых. Коли жив ещё твой дух древесный, не ропщи и не покрывайся суконкой. Выйди, прими моё приношение, да даруй мне прощение. Впредь же обещаю твою поросль не мять, не топтать, детишек твоих не обижать. Да и родню твою, хоть ближнюю, хоть дальнюю, впредь обижать не стану, подрубить будет надобно, перво–наперво испрошу позволения.

Сказав так, положил в сторонке добрый ломоть свежего хлеба с лихвой мазанного маслом и стал ждать.

Да и не только он, все глаза были устремлены на него, да на поваленное дерево. Вот только, если Топаз смотрела на это с чувством исполненного долга, а Джордан непреодолимой веры, то разбойники взирали с любопытством, недоверием и ехидством.

Знать не совсем ещё стёрлись из памяти заветы старших богов, коли всё так по Правде произнесено было, думали Джордан и Топаз одновременно, при том не ведая даже, что каждый из них думает об одном и том же.

И вот, когда люди уже устали от ожидания, потеряли окончательный интерес и частичку веры, произошло не бывалое. Вышла, а не смело выбежала, как бывало в рассказах стариков, из лежачего дерева древесная душа, хромая, болезненная и уставшая, знать не впустую прошло для неё лишение живого ствола. Подковыляла к предложенному угощению, взяла трясущимися старческими руками и не смело уселась полакомиться.

Все, разинув рты, смотрели на это диво дивное, давно не виданное чудо и даже жрец с будущей жрицей рты от удивления раскрыли.

— То предзнаменование Богов. — Дрожащими губами громко прошептала Топаз.

И эти слово словно вывели людей из оцепенения. Люди разом зашевелись, зашептались, а один из разбойников даже вскинул лук, целясь в дух честного дерева. И тут раньше всех среагировала парда. С грозным рыком бросилась она на обидчика слабого, и выпал лук из его обессиленных рук, пустив холостую стрелу в растерявшиеся небеса. Человек же, мёртвым грузом стукнулся оземь.

— Свершилась Правда, взята своя жертва. — Тихо произнёс Джордан.

Глаза всех присутствующих вновь вернулись к древесному духу. А он между тем, с каждым последующим куском лакомства, становился всё крепче, и распрямлялась его горделивая осанка. И вот он доел последний кусок, поднялся, выпрямился и, подняв вверх руки–ветви, слегка приподнялся над землёй и совсем растаял, отправившись в светлый ирий, на небесный остров Буян, на временное пребывание в кроне вечного мирового дерева.

— А ведь и вправду, твоя вышла Правда, красавица. — Задумчиво проговорил разбойник.

И только тогда все наконец–то вздохнули свободно.

— А кто в этом сомневался? — Улыбнулась Топаз.

— Что ж, счастливого пути, добрые странники. — Он с опаской взглянул на Гелео. — Пусть ничто не омрачит вашей дороги. Если свидимся ещё, знайте, Алгорном меня кличут. Пропустите их.

Но люди и сами уже разошлись в стороны, пропуская вперёд двух всадников, что уже успели вскочить в сёдла, и огромную пятнистую кошку, неспешно следовавшую рядом с ними.

— Что? Так просто и отпустим? — Спросил кто–то, из рядом стоявших с главарём.

— А ты что предлагаешь? — Огрызнулся кто–то другой.

— Отпустим да, но не так–то просто, а с последствиями. — Тихо произнёс Алгорн.

Несколько пар удивлённых глаз уставились на него.

— На карте отмечена деревня, но что–то я её пока не наблюдаю. Джордан, ты не бывал раньше в этих краях? — Топаз с опаской смотрела по сторонам.

— В детстве когда–то бывал, с отцом, когда тот ещё был жив. Это всё причудливость природы, или колдовство, если хочешь. Да только ты идёшь, идёшь и не о чём таком не ведаешь, а потом так резко раз, и перед твоим взором открывается целая деревня, богатая деревня. — Джордан плавно повёл рукой в сторону, как бы демонстрируя всё вышесказанное на деле.

— Колдовство? Да много ли того колдовства в мире? Доброе, от праведных богов, злое, от Мораны с Чернобогом.

— Давно ли так было? А сейчас, сама знаешь, многие люди переняли знание богов, хитростью ли выманили или великий дар приняли. — Джордан пожал плечами. — Только жизнь нынче уже не та, что при наших предках была. Зло и предательство распространяются по земле. Почти все уже забыли заветы истинных богов, кланяются Волосу, Моране и Чернобогу. Не чтят люди Правды. Домовые уже не в каждом доме ведутся, лешие из лесов сбежали. А что до омутника, полевика, водяного и всех им подобным, так их теперь почти уже и не встретишь не где. Вот ты, например, встречала?

— Да где ж это я их встретить–то могла, большую половину своей жизни в углу за печкой просидевши, а затем вот в храме Почтеннейшего, — она слегка склонила голову в едва различимом поклоне, знаке уважения, — проживши?

— Вот то–то и оно. А ведь в старые добрые времена могла и там их повстречать. — Настаивал разошедшийся парень. — Вот мне уже двадцать пять лет, а я вот никого такого пока не встречал, чтобы верить.

— Так ты что, стало быть, не веришь? — Поразилась Топаз.

— Верю, конечно, чтоб я тогда в храме Сварога бы делал.

— Но мы же вот древесный дух давеча встретили. — Напомнила Топаз.

— В том–то и дело, что это было такое чудо, такое чудо. — У Джордана не хватало слов, чтобы выразить те эмоции, что он испытывал при одном только упоминания о вышедшем на свет божий древесном духе.

— Но какое же это чудо? — Засомневалась Топаз. — Экая невидаль древесный дух откликнулся. Так ведь он всегда выходит, если хорошо попросить.

— А ты сама–то деревья давно рубила и часто ли? — Ухмыльнулся её спутник.

— Не в жизнь.

— То–то и оно, что духи древесные уже давным–давно из стволов не показываются. Таких чудес уже даже мой отец не помнил, а вот мне и пережить его пришлось, и увидеть эту невидаль воочию.

— Но как же так? — Не поняла Топаз. — Но ведь я думала…, я думала…. Но как же так, ведь существуют же храмы Отца Неба и Матери Макоши. Как такое может быть, что храмы существуют, а ничего больше нет.

— А кто тебе сказал, что ничего больше нет. Я, например, ничего подобного не говорил. Я только сказал, что верить надо. А ведь раньше старшим Богам храмов никогда не ставили, да и юным богам

тоже, только открытые святилища. К чему резным ликам богов отгораживаться стенами и кровлей от природных стихий, от простых людей и от самих истинных богов?

— Джордан, да ты никак совсем не веришь? — Испуганно вскрикнула Топаз. — Вот я, например, верю, верю, несмотря на всё то, что мне пришлось пережить в моей короткой жизни.

— Да разве ж был бы я с Почтеннейшим, если бы не верил? — Не согласился молодой жрец. — Я верю, конечно, просто обидно, что люди постепенно забывают и старших богов и младших, их вытесняют всё новые боги или их подобия, и зачастую, они имеют очень даже недобрые намерения. Вот нам и приходится заменять открытые святилища храмами, чтобы хоть кто–то из людей помнил, что жизнь жизни дала Великая Мать Жива — Живана. А мы, люди, явились на свет только благодаря братьям Сварожичам. А уже злые Морана, Волос и Чернобог появились гораздо позже и сразу начали творить свои злые козни. Так какая же им за это хвала и почитание?

— Так ведь и почитают их люди им вровень, те же для кого, ненависть пуще любви ласкает душу. — Произнесла Топаз.

— То–то оно, конечно, так, но до чего же обидно, что мы, люди, не ведаем, что творим.

— Я вот, например, очень даже ведаю. — Запротивилась Топаз.

— Мы лишаем жизни божественного. — Продолжал Джордан.

— Не согласна. Некоторые, даже многие люди лишают себя божественности неверием, но если лично я верю, то боги всегда будут со мной. И все те существа, которых мы якобы не видим, живут рядом с нами. Просто их никто не видит, потому что люди потеряли Веру и Правду, а те, кто истинно верит, те, кто встречал их и ранее испокон века, те обязательно будут встречать их и дальше до скончания веков.

— А вот и деревня. Что я тебе говорил? — Выкрикнул Джордан, меняя тему разговора. Он не любил споров или любил, но в меру.

— Действительно, неожиданно. — Впервые согласилась с ним Топаз.

— А ты спрашиваешь, много ли в мире колдовства? — Поддел её Джордан.

Деревня вынырнула, словно из неоткуда. Только что её не было и вот она уже здесь. И прям колдовство какое–то!

Она была обнесена высоким частоколом. Широкие створки ворот пока ещё были приветственно открыты, но с наступлением сумерек, они запрутся наглухо. Прошли уже те времена, когда люди безоговорочно верили и другим людям и зверью. Теперь настали тёмные времена, многие змеи сделались ядовитыми, не чета прежним, а по лесам бродили оборотни, и это были не те безобидные Медвежьи Ушки, коих ещё иногда называли Медведковичами, и что раньше встречались сплошь и рядом, дети, рождённые похищенными женщинами от медведей, а кое–что похуже. Звери те начинали плодами творений злой Мораны, но так укоренились, что стали сами размножаться, скрещиваясь то с людьми, а то и со зверьём. Теперь–то ведь и лешего не каждый раз в его владениях встретишь, основная часть мигрировала в светлый ирий, ещё тогда, когда небо не было замкнуто, дабы не проникло в ирий зло и не погубило его, когда оно только ещё начинало распространяться по Земле Матушке. А вот были бы лешие, может быть, и совладали бы с новой нечистью, не давали бы праведных людей губить, а в теперешнее время, они кого встретят, тем и полакомятся, не разбираясь Правдой ли, неправдой ли, живёт человек. Оборотни те, ведь и не только в лесах обитают, но теперь и в деревни–города пробрались, днём человек человеком, а ночью, особо в полнолуние, нелюдем оборачивается и давай скотину, а то и людей, грызть. Поди теперь, разбери здесь, кто перед тобой, человек, али оборотень. Но, если в какой деревне или городе и жили оборотни, то своих они редко трогали, в основном уходя на промысел в соседние окрестности. И хотя в зверином обличии ума у них гораздо меньше становилось, но на это, слава богам, хоть хватало. Оттого люди и старались защитить себя в основном от внешнего посещения нелюдей, чем от внутреннего оградиться. Страшная жизнь пошла, никчёмная.

Топаз с Джорданом въехали в ворота ещё засветло, Гелео, как у них и повелось ранее, осталась где–то за пределами жилого массива. Найти постоялый двор оказалось делом не трудным. Он гордо возвышался недалеко от главных ворот, перед ним красовалась вывеска с надписью «Три медведя». На ней был изображён большой бурый медведь на задних лапах, в немом рёве распахнувший пасть. По бокам от него, опираясь на все четыре лапы, стояли два медведя поменьше.

Вот здесь Топаз с Джорданом и остановились в тот вечер.

— Принеси–ка нам, хозяюшка добрая, что–нибудь поесть, а с утра, если можно, конечно, наполните вот этот мешочек тёплым парным молоком. — Попросила Топаз, протягивая мешок. — Если на вашем дворе молока не найдётся, посоветуйте, пожалуйста, где таковое можно найти, да чтоб не смешанное с водой.

— Извините, что вы сказали? — Смущённо пробормотала молоденькая девушка, наверное, ровесница Топаз, отводя стыдливый взор от её спутника.

Топаз нахмурилась и перевела взгляд на Джордана, что тоже бросал на девушку недвусмысленные взгляды. Удивлённо вскинув бровь, она увидела, как смутился Джордан, встретившись взглядом с этой темноволосой красоткой. Это было на него очень даже не похоже.

— Понятно, приехали. — Пробормотала Топаз, поднимаясь, и добавила, обращаясь к другу. — Джордан, ты тут как–нибудь сам разберись с заказом, а я пока молока на утро у кухарки попрошу.

Джордан неуверенно кивнул.

Но к тому времени, как Топаз вернулась, девушка по–прежнему стояла у их стола, по идиотски хихикая какой–то глупой шутке жреца. Но, в принципе, разговор у них вязался очень даже.

Наскоро перекусив, Топаз поднялась в отведённую для неё комнату. Для неё любовь к противоположному полу всегда была непонятна, здесь она понимала только братскую или отеческую любовь. Но если её друг что–то нашёл в этой молоденькой девчонке, а она в нём, то Топаз ничего не имела против. И что она вообще могла иметь против этого? В конце концов, это ведь его жизнь. И если он получит от этого общения удовольствие, так пускай насладится этим в полной мере.

С утра её уже ждал аппетитный завтрак и полный мешок парного молока. Джордан сидел за тем же столом, что и вчера, встречая её глупой улыбкой. Но видок у него был тот ещё. По его потрёпанному виду и красным глазам сразу становилось очевидно, что чем бы он не занимался сегодняшней ночью, но сном это точно не было.

— Доброе утро, Топаз.

— По–твоему виду, я бы не сказала, что для тебя оно такое уж доброе. — Парировала его девушка, принимаясь за еду. — Что прелюбодействовал всю ночь?

— Старшие Боги с тобой, Топаз. Что ты такое говоришь? Хотя я и, правда, провёл с ней всю ночь. — Зашептал Джордан, склонившись поближе к девушке.

— Вот и я о том же. — Так заговорщически, прошептала ему в ответ Топаз, озорно улыбаясь.

— Но мы просто разглядывали ночное небо, сидя на крыльце, и к тому же половину времени с нами просидел её отец. Хороший, между прочим, мужик. Я им Волосыню в небе показал, что слова своего не сдержала, и Лося, что ещё Большой Медведицей называют, Ковшом али Колесницей. Но мы–то с тобой знаем, чем он заслужил такой великой чести, благородный длинноногий ручной Лось.

— Молодец, хорошо в храме занимался и память у тебя хорошая. — Похвалила его подруга.

Джордан расплылся в улыбке, довольный похвалой, но радость его, как выяснилось, была не бесконечна.

— Только почём людям эти знания, если у них веры нет? — Спросила Топаз, полностью освободив тарелку от её содержимого. Привычка до блеска очищать миску, а теперь ещё и ложку, у неё осталась ещё из прошлой рабской жизни.

— Есть у них вера, есть. — В сердцах выкрикнул Джордан.

Топаз прошлась взглядом по лицам любопытствующих, коих всегда было полно на постоялых дворах, несмотря даже на раннее время, когда они были в минимальном количестве.

— Рьяный защитник иноверцев. — Буркнула недовольная Топаз. — Вот и оставайся здесь. Какого лешего со мною прёшься?

— Ты мой друг. — Обиделся Джордан. — К тому же я Почтеннейшему обещал, что доставлю тебя в целости и сохранности. А потом, может, сюда и вернусь.

— В целости и сохранности он меня доставит. Да это кто ещё кого доставит, надо посмотреть.

Да, порою Топаз была не выносима и Джордан это признавал. Но он прекрасно знал, что она его очень любит, так же как и он её, только любовь у них эта была родственная, как любовь брата и сестры, которых не у кого из них никогда не было. Оба сироты, возможно даже при живых родителях, они свыклись друг с другом и считались между собой роднёй, особенно после того месяца пути, что им пришлось провести вместе. Джордан очень хорошо знал Топаз и понимал, что это её ворчание не со зла, а скорее даже, от любви к нему.

— И что ты хочешь сказать, что я сама не в состоянии добраться до конечной цели своего пути? — недовольно поинтересовалась Топаз.

— Конечно в состоянии. Это я не в состоянии пропустить то количество приключений, что выпадет на твою долю, пока я буду тут штаны протирать в качестве дровокола и вышибалы. — Спокойно согласился молодой жрец.

— Ну–ну. — Улыбнулась наконец–то Топаз, удивляясь такой покорности.

— Ладно, пойду, попрощаюсь с добрыми людьми, да если повезет, то и красну девицу просватаю.

— А не торопишься? Путь ведь не близкий, скольких ещё встретим, да и в храме матери, думаю, красны девицы сымеются. — Ухмыльнулась Топаз.

— Люба она мне, сестра. — Без обиняков ответил Джордан.

— Что ж, раз так, то иди, не торопись только. Успеем ещё. — Махнула рукой Топаз.

Сама же поднялась и пошла проведать, как там их лошади. Нечего сказать, в денниках было прибрано, лошади накормлены, воды полный чан. И, правда, слово молвить, справные люди здесь ведают. Поправив подпругу, ремни и узду, Топаз приторочила сбоку мешок с молоком, которое, к слову сказать, Гелео сегодня так и не пришлось опробовать. Ну, всё, теперь они полностью готовы в путь дорогу.

Топаз взглянула на дверь постоялого двора, Джордан ещё не показался. Тогда она достала свою палку и решила отшлифовать те места, что были деревянным, да стальными мечами повреждены, ещё во время стычки с лесными разбойниками. Давно уже пора было это сделать, да всё как–то руки не доходили.

Уселась поудобнее и только принялась за дело, да не тут–то было. Стоило ей только заняться этим немудреным делом, как со двора раздался шум и крики.

— Пожар! Пожар!

Топаз тут же подскочила, приторочила палку к седлу и выскочила во двор.

На другом конце деревни уже во всю полыхала крайняя изба. Люди, те, кто осмеливались, а таких было большинство, полными вёдрами таскали воду. Другие с робостью или, что ещё хуже и страшнее, с немым злорадством взирали за всем происходящим, стоя чуть поодаль. Двое здоровых мужиков держали обезумевшую женщину, что рвалась в самое пекло не в шутку разгулявшегося младшего Сварожича.

— Дитя, моё дитя. — Кричала она, вырываясь.

Подбежав поближе, Топаз заметила уже знакомую ей черноволосую девчонку, что с ужасом наблюдала танец Огня, зажав рот обеими ладонями.

— Джордан? — Тихо и неуверенно промолвила Топаз, уже зная, что за ответ последует на её вопрошание.

Хрупкая рука неуверенно оторвалась от искривлённых в паническом ужасе губ и, дрожа, уткнулась в объятую пламенем хату.

— Ах, ты волосово отродье. — Выругалась Топаз, в то время как голова у неё бешено работала, ища путь к спасению друга.

На что–то решившись, она опрометью бросилась к горящему зданию. Только вот, верным ли было это её решение, она точно сказать не могла.

— Стой, дура. — Выкрикнули из толпы, но девушка полностью проигнорировала сиё высказывание, а удерживать её никто не рискнул из–за близости огня.

— Огонь, рыжекудрый Сварожич, — зашептала Топаз, — отступи. Мы не хаяли твоих добрую Мать и благородного Батюшку, почитаем всех вас троих Сварожичей и новые семьи братьев твоих старших. Мы никому не желаем зла и чтим Правду земную. Помоги мне, хранитель священного очага. Я испрашиваю у тебя дозволения, как и всегда, преклоняюсь перед тобой, входя в любое жилище.

Она низко поклонилась. А люди, между тем, примолкнув, взирали на неё в немом непонимании.

— Пропусти меня к моему другу и позволь спасти и его и дитя, что пошёл он спасать, рискуя жизнью.

Топаз, не дожидаясь ответа, смело ступила вовнутрь разъярённого пламени.

Люди баяли потом, что огонь отступил перед ней, как перед равной.

Девушка не колеблясь, смело шла вперёд. Она истинно верила в то, что делала, а на страх и сомнения времени так и вовсе не оставалось. Огонь робко проходился у неё по лицу, волосам и телу своими бушующими рыжими языками, но не жёг, а просто ласкал теплом.

— Джордан. Джордан. — Звала между тем Топаз, оглядываясь по сторонам. Сквозь дым и пламя не было видно практически ничего.

— Здееесь. — Услышала она чей–то отчётливый шипящий голос. Услышала ли?

Не отдавая себе отчёта в том, что совершает, девушка бросилась туда, куда он указывал, и оказалась права.

Джордан лежал ничком, а вот ребёнка ни где не было видно, хотя и было слышно какое–то непонятное копошение, но разве что–то толком разберёшь в этом шипении и треске. Огонь уже изрядно потрепал его одежду и местами даже прожёг её до кожи. Ноги его придавила ладная когда–то деревянная балка, это и не позволило ему выйти обратно.

Топаз первым делом проверила живой ли он. Дышит. Затем уже только обмотала ладони оторванным от рукавов тряпьём и схватилась за пылающие деревянные бока. И странное дело, то ли ей это только показалось, а скорее всё же всё именно так и было, да только почудилось вдруг Топаз сквозь пламя и дым, что не только одни её руки вцепились в огненную преграду, но и чьи–то едва различимые призрачные пальцы работали с ней так же слажено и в унисон. Балка поддалась значительно легче, чем Топаз ожидала. Девушка перевернула друга и обнаружила под ним крошечное тельце того, кого он пытался спасти. Ребёнок так же был жив, вопрос только в том, надолго ли? Но вот чудо! Огонь до этого безжалостно изжевавший и куртку Джордана, и его штаны, а так же молодое и крепкое тело, теперь не только не кусал, но даже не щекотал не его, не ребёнка.

Топаз прижала тело малыша к себе. Тельце его, и живот с грудью Джордана, всё ещё оставались влажными, видимо парень, заскакивая в горящий дом, облился водой. Так вот девушка думала, что ей всё же не удастся вытащить обоих. Но чудеса на свете всё же есть, так чему удивляться, если за последнее время перед Топаз их произошло целый букет. Чьи–то заботливые, едва различимые пальцы помогли поднять ей крупное тело парня и пронести его сквозь огонь.

Люди же видели только, как из огня показалась светловолосая красавица, неся ребёнка на руках и кое–как таща за шиворот неудавшегося героя. Огонь дал ей возможность вытянуть этих двух человек и уж только тогда разошёлся вовсю, это мнение для всех оставалось единым. И только тогда все кинулись помогать ей. Хоть Огонь и не жёг её, но кожа Топаз была красная, по телу струились дорожки пота. Когда спасённых ею людей приняли на себя селяне, а чьи–то заботливые руки решили поддержать и её, она только оттолкнула их и развернулась к горящему дому. И тут кровля его не выдержала, свод осыпался, разбрызгивая в стороны снопы искр и углей. Подступившие было к дому люди, испуганно шарахнулись в сторону, не человечески взвыла мать спасённого малыша.

Топаз не обращала на это более никакого внимания. Она подошла как можно ближе к догорающему дому, хотя теперь пламя его было слишком жарким и даже слегка обожгло её кожу и волосы. Но Топаз не дрогнула. Она лишь низко поклонилась Огню и воздала ему благодарность. И тут ей почудилось, словно кто–то откликнулся на этот её зов. Топаз молча улыбнулась и вернулась к пострадавшему другу, вокруг которого уже суетились люди.

Ребёнок практически не пострадал, и его, вместе с матерью, тут же увела к себе в дом сердобольная соседка. С Джорданом возникла небольшая заминка, но тут прибежала девчушка с постоялого двора, таща за руку отца. Так вопрос о дальнейшем месте пребывания Джордана, был решён сам собой. Его перенесли на постоялый двор, где его уже полностью раздели и осмотрели лекари. Их прогнозы были не утешительны. Ожоги его были глубокие и обширные, обожженные же ноги ещё и переломаны в нескольких местах. Лекари только печально качали головами. И только один старый знахарь и ясновидец по совместительству, к тому же ещё страдающий полной слепотой, поводил над его телом морщинистыми руками и тихо произнёс:

— Жить будет. — И тут же принялся за лечение того, на которого все остальные уже махнули рукой.

Самое удивительное, что старик этот появился в деревне не за долго до описываемых событий и сразу же после не полного, но выздоровления Джордана исчез. Топаз так не разу и не удалось с ним толком поговорить, поблагодарить его или просто отчётливо разглядеть, но она и не задерживалась в деревне надолго.

Вылив через пару дней забытое прокисшее молоко за ворота, она вымыла мешок и попросила наполнить его новым. Попрощавшись с хозяевами постоялого двора, она выделила им несколько монет, которые они взяли не без сопротивления. Героев здесь уважали. А из–за того, что всем хотелось услышать повествование из первых уст, в посетителях отбоя не было. И редко люди приходили без собственных угощений для израненного героя, который и в сознание–то ещё толком не приходил.

Топаз же двинулась в путь, негоже ей было задерживаться больше возможного. Ей ещё предстоял нелёгкий путь и длинная дорога.

— Ну, что же ты, приятель, обязался спасать мою жизнь, да только мне пока приходится вытаскивать твою шкура из переделок. — Улыбнулась она другу на прощание.

Джордан её не слышал или, если и слышал, то виду не подавал. Он лежал на животе, чтобы не беспокоить обгоревшую спину и ноги, и только бредил, ни одного проблеска его сознания пока не наблюдалось. Но все почему–то верили старому знахарю, верили в то, что всё будет хорошо.

— Береги его. — Топаз взяла темноволосую девушку за руку. — Он очень хороший. И скажи ему, пусть или остаётся у вас или возвращается в храм. А я и сама справлюсь, и не такое пережила.

Та в ответ только молча улыбнулась и кивнула.

Топаз же вскочила в седло и поскакала к заждавшейся Гелео.

 

Глава 6 Алгорн

Гелео встретила её недовольным фырканьем и жалобным мяуканьем одновременно. Обиделась. Заминка всё же оказалась не запланированной. Но тёплое парное молоко быстро усмирило её недовольство. Большая кошка бросила по сторонам удивлённый взгляд, но, обнаружив, что появление Джордана в их дуэте больше не намечается, просто выкинула все возможные мысли о нём из своей головы. И, отведав молока, она послушно двинулась за Топаз в дальнейший путь.

Но не долго им пришлось наслаждаться прекрасной погодой, стройной местностью и спокойствием царившим вокруг.

Гелео неожиданно зашипела и, бросив на подругу предостерегающий взгляд, предусмотрительно скрылась в кустах.

Топаз не успела даже осмотреться, как позади послышался топот конских копыт и знакомый голос прокричал.

— Э–ге–гей, всадница, попутчики не нужны?

Девушка развернула лошадь, и тут же перед ней предстал Алгорн во всей своей красе.

— Нет, — ответила Топаз и, возвращаясь к прерванному пути, мельком заметила, как Гелео обошла его коня сзади. Тот заметно заволновался, но главарь разбойников не обратил на этого внимания, или обратил, но списал это на быструю езду и связанное с этим конское перенапряжение.

Он пришпорил коня и поравнялся с Топаз.

— Да, что с тобой такое, вечно нападаешь не вовремя. — Пробурчала Топаз.

— А кто ж сказал, что я нападаю? — Улыбнулся Алгорн.

Девушка положила руку на своё излюбленное оружие, будто и не слышала этих его слов.

— Даже палку свою ещё не поправила. — Разозлилась она.

— Чего ж так?

— Да времени, знаешь ли, как–то не нашлось.

— Наслышан, наслышан о твоём великом подвиге.

Топаз искоса глянула на его довольно–радостную физиономию.

— Вот ещё подвиг. — Скептически фыркнула она.

— Что опять Правда помогла? — Лукаво спросил Алгорн.

— Верить надо, мой друг. Вот и я когда–то не верила, и когда–то же, испросив разрешения у богов, чуть не совершила тяжкий грех. Но они милостиво простили меня и не допустили его свершения. И вот, я живу и здравствую перед тобой. — Топаз неожиданно весело махнула рукой. — Брось, Гео, он не представляет для нас никакой угрозы, как я погляжу.

Алгорн обернулся. Огромная пятнистая кошка, слегка выгнув спину и скорчив хищную гримасу, обнажила клыки и замерла в немом вопросе. Молодого мужчину аж передёрнуло. Он видел раны, что наносили эти чудовищные когти и клыки, и не хотел, чтобы на его теле появились украшения из подобных шрамов.

Кошка послушалась Топаз, но отошла с явным недовольством. По–видимому, со столь мягким приговором она была не согласна.

Алгорн сделал вывод, что ему лучше держаться настороже и, как говориться, не делать лишних движений.

— Но давай вернёмся к делу. — Топаз испытывающе взглянула на незваного спутника. — И что же ты делаешь здесь со мной? Что–то не похоже, чтобы мы с тобой случайно встретились. Так что эту лапшу можешь сразу мне не вешать. И вообще, разве мы не миновали твои разбойничьи владения ещё несколько дней назад? И кстати, — она обернулась, — где твои прихвастни? Что–то я их не вижу. Или всё ещё впереди?

— Ну, почему же так грубо? Сразу прихвастни? То были всего лишь товарищи, так сказать, собратья по оружию. И хорошо, скажу тебе правду, наша встреча не случайна. Я следовал именно за тобой, оттого и не стал задерживаться, когда услышал в деревне, что ты уже вышла, к тому же в гордом одиночестве. — Он покосился на Гелео. — О кошке, вероятно, они ничего и слыхом не слыхивали.

— Удивительно, как это тебя там же в деревне, сразу и не повесили за все твои злодеяния.

— Почему сразу повесили? Сразу злодеяния? — Печально вопросил разбойник. — Ведь в принципе, я не так уж и плох. К тому же, моё лицо знает не каждый встречный поперечный.

— Да неужели?

Алгорн взглянул на неё с укором.

— И вообще, я завязал со своим разбойничьим прошлым и решил встать на путь истинный. Я оставил своих бывших сотоварищей и….

— Или, вернее сказать, они тебя выгнали взашей. — Догадалась Топаз.

— Вот ты и опять грубишь мне, а я, между прочим, сама учтивость.

— Ага, особенно несколько дней назад, когда громче всех кричал, чтобы я скидывала свои портки. — Напомнила Топаз.

Алгорн угрюмо нахмурился.

— Тогда я ещё был глуп, пока ты не вбила в меня истинную веру. Но человеку свойственно ошибаться, главное вовремя раскаяться.

— Ну–ну. И что же тебе теперь от меня нужно? — Поинтересовалась девушка, подойдя наконец–то к самому главному.

— С тех пор как я первый раз увидел тебя, мне нет покоя. Я сражён, влюблён и покорён навеки…. — Высокопарно начал он свою речь.

— Ага, я это заметила. Особенно твой взор был полон любовного томления, когда ты собирался пустить меня по кругу. — Подсказала ему Топаз.

— Ну, что ты заладила одно и тоже? Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Тогда, вероятно, я уже полностью ослепла ещё несколько лет назад. И давай же, серьёзно признавайся, что тебе на самом деле от меня надо?

— Но, дорогая моя….

— Вот давай только без этих телячьих нежностей, тем более что расточать их, на мой взгляд, здесь не кому и не для кого. — Оборвала его словоизлияние Топаз.

— Но я говорю правду. — Обиженно вскричал разбойник. — Я влюблён и полон намерений доказать тебе свою любовь и добиться взаимности.

Топаз едва не прыснула со смеха, но, удержавшись, смолчала.

— И вообще, столь молоденькой и невинной девушке не престало бродить в одиночестве, — продолжил он, покосившись на хищно двигающуюся рядом кошку.

Вот тут уж Топаз не выдержала и всё–таки прыснула со смеху.

— Почему ты смеёшься? Послушай, но ведь рядом с женщиной всегда должен находиться мужчина, способный постоять и за неё и за себя.

На этот раз Топаз посмотрела на него уже с нескрываемым раздражением.

— Слушай, приятель, отвали, а? Я и сама не плохо справляюсь. — Она пришпорила лошадь и перевела её в галоп.

Гелео, недовольно рыкнув на мужчину, последовала за девушкой. В отличие от людей, парды более злопамятны, она так никогда и не забудет, что этот человек когда–то посмел посягнуть на честь её хозяйки. Хотя даже сама Топаз в скором времени предпочтёт забыть о том досадном случае и больше не вспоминать его по возможности никогда.

Но Алгорн и не думал отставать или сдаваться. Он догнал их уже спустя несколько мгновений.

— Но давай порешим всё миром. — Выкрикнул он.

Гелео осклабилась.

Топаз резко осадила лошадь.

— Хорошо, давай выкладывай, что толком тебе от меня надо, а там уже разберемся, что к чему.

— Так может нам пора перекусить? — Алгорн похлопал по своему седельному мешку.

Отказаться было трудно, особенно с учётом того, что Топаз изрядно проголодалась, а покушать она всегда любила.

— А, боги с тобой, Алгорн, езжай, коли хочешь. — Махнула она не него рукой, и с этих пор они путешествовали уже вместе.

Через несколько дней их совместного пути, им повстречалась понёсшая неизвестное бедствие деревня. Обуглившиеся избы, изувеченные людские трупы, псы, либо пронизанные стрелами, либо и вовсе со снятой шкурой.

Первым, в деревню въехал Алгорн. Одного взгляда ему хватило, чтобы представить, что перед ними раскинется дальше. Оттого он и так резко осадил коня, преграждая дорогу Топаз.

— Чего это ты мне дорогу загородил Алгорн? — Праведно возмутилась та.

— Не ходи туда Топаз, там… они все мертвы.

— Брось ты, это не повод, чтобы меня туда не впускать.

— Столь молоденькой и не винной девушке, как ты, не стоит видеть те непотребства, что….

— Ха–ха–ха и ещё раз ха. Брось, Алгорн, говорю же, ты меня ещё совсем не знаешь. Через эту молоденькую и, как ты имел место выразиться, невинную девушку когда–то за один день прошло столько мужиков, что большинству женщин лёгкого поведения, так как о порядочных женщинах здесь речи вообще идти не может, не пропустить через себя и за всю жизнь. — С горечью произнесла она. — Как видишь, ты был не первым, кто до этого додумался и не одинок в своём стремлении понасильничать над молоденькой девчонкой. Так что подвинься и перестань беречь мои чувства. Спасибо, конечно, но за свою жизнь насмотрелась уже, не умру, небось.

Она пустила свою лошадь вперёд, игнорируя всякое сопротивление разбойника.

— Я же уже извинялся сто тысяч раз. — Недовольно проворчал Алгорн ей вдогонку.

Он на своём жеребце неохотно попятился и девушку вперёд пропустил.

Но то, что увидела Топаз по ту сторону чуть обгоревшего забора, ввело её в настоящий ступор, несмотря даже на всю её предшествующую браваду. Зрелище это было не то, что не из приятных, а одно из самых жутких и ужасающих из виденных ею доселе.

— Моровая дева прошлась. — Сдавленно прошептала она.

— Не думаю, что всё настолько возвышенно. — Покачала головой Алгорн. — Банда разбойников скорее поарудовала.

— И ты такой…, ты такой же, как они. — В бешенстве выкрикнула Топаз.

Она спрыгнула с лошади и бегала от дома к дому, ища хоть кого–то оставшегося в живых.

Её воротило от вида младенцев насаженных на колы и изувеченных тел мужчин и женщин, а так же всего того разгрома, что предстал перед её глазами. А ей ещё казалось, что те жизненные переживания, моральные и физические, что ей удалось пережить, и были верхом моральных и физических мучений. Какая же она наивная! Да что её беды, по сравнению с бедами этих людей?

Топаз ходила от дома к дому, голова её шла кругом от всего того вида зверств, что перед ней предстали. Трудно было поверить, что всё это было сотворено людьми. За что? За что? Вертелся в голове невысказанный вопрос. За что хотя бы детей? Об этом она и спросила Алгорна, когда, остановившись у одного из домов, почувствовала его незримое присутствие позади себя.

— За что так, Алгорн? За что вы так убиваете детей, людей вообще, животных? Где здесь Правда земная?

— Я тут не при чём Топаз. — Печально покачал головой тот. — Я был простым разбойником, пока не встретил тебя. Теперь я странник. А это…, это вероятно сторонники богини смерти и зимы, Чернобога или Скотьего бога. Мне кажется, только они подобны на такие зверства. Хотя не спорю, мне тоже не раз приходилось насильничать и убивать, но только не так…, не так жестоко и не такой ценой.

— Боги тьмы, не знающие света. — Прошептала Топаз.

К этому времени она уже убедилась, что в живых здесь не осталось никого, даже кошки и собаки и те были найдены истерзанными.

Топаз резко развернулась, сняла с плеча свой лук и, подобрав с земли две более или менее подходящие для своей цели деревяшки, подошла к избе, что стояла в самой сердцевине поселения. Сев на корточки, она положила лук рядом наземь.

Девушка склонилась ниже над землёй, взяла круглую деревяшку и вставила один её конец в сучок на другой, подобной первой. Затем обвила первую льняной тетивой своего лука и стала крутить.

Какое–то мгновение Алгорн не понимал, что она делает, и оттого растерянно стоял немного в стороне. Затем, сообразив, принялся стаскивать отовсюду, где найдет, сухую солому и дрова.

Усилия Топаз между тем не прошли даром. Там где дерево касалось дерева, стал завиваться рыжими кудрями огонёк. Алгорн при этом хотел предложить ей кремень и кресало, но вовремя остановился, вспомнив, что у неё есть и свои, и, побоявшись прослыть в её глазах ещё большим невеждой, чем был. Огонь между тем уже вовсю разгорелся и рыскал своими языками по сторонам в поисках чего–нибудь легко воспламеняемого.

Топаз тихо произнесла слова, что Алгорн различил с большим трудом.

— И снова взываю к тебе и прошу, о Рыжекудрый Сварожич, Огонь, услышь меня и очисти это место от скверны. Злые недруги принесли в это селение боль и смерть. Людей и животных замучили, погубили, не дали достойного погребения, бросили тела и равнодушно ушли. Так вправе ли мы наблюдать за этим непотребством, и бездействовать? Так давай же общими усилиями дадим хоть мало–мальски достойное погребение телам умерших и попробуем помочь вознестись душам этих несчастных людей и животных в светлый ирий на славный остров Буян.

Огонь согласно взметнулся вверх и весело затрещал. Негоже провожать мёртвых в ирий без веселья. Мёртвым в радость смех и веселье живых, а не слёзы и горе. Быстро переметнулся младший сын Сварога и Макоши на подстеленную солому и хворост, а там уже и весело затрещал на стенах и крышах домов.

— Пошли Алгорн, нам здесь боле делать нечего. Не положено видеть живым, как раскрываются ворота в иной мир, как устремляется туда душа, покинувшая мёртвое тело. — Произнесла Топаз, собирая свои вещи и беря лошадь под уздцы.

— Едем дальше? — Неуверенно спросил Алгорн. Он хоть и охотно проникался новой верой, но всё ещё был очень далёк от неё.

— Нет, ночь проведём за частоколом. А поутру решим, что делать с выгоревшим селением.

Всю ночь Топаз снился один и тот же сон. Люди подходили к ней, мужчины, женщины, старики и дети, и с улыбкой на устах все её за что–то благодарили. Вились у ног их холеные кошки и вислоухие дворовые псы.

— Спасибо, сестрица.

— Спасибо, дочка.

— Спасибо, матушка.

— За что? — Силилась спросить Топаз, но не могла.

Бесконечный поток людей и животных поредел, а она всё так же мило улыбалась им в ответ. То была очень большая деревня.

Утром, проснувшись, как раз тогда, когда перед очами исчезло лицо последнего человека, Топаз удивлённо осмотрелась. Сна как не бывало. Алгорн по–прежнему сопел рядом, Гелео, видимо, была на охоте.

Топаз растолкала спящего мужчину.

— Просыпайся, увалень. — Зашептала она.

— Оставь, ещё толком не рассвело. — Отмахнулся разбойник.

— Алгорн. — С не доброй интонацией произнесла девушка, и тому ничего не оставалось делать, как подняться, зная её дурной нрав.

— Встаю, встаю, вот подрядился с тобой отправиться, дурак.

— И, между прочим, по доброй воле. — Напомнила девушка. — К тому же, ты не первый кто на это сетует.

Но то, что Алгорн увидел, удивило его не меньше, чем Топаз, и он сбросил сон гораздо быстрее, чем мог предположить.

Они стояли рядом, открыв рты, и более не в силах вымолвить не слова.

На том самом месте, где ещё вчера вечером пылал праведный огонёк, где весело резвился Рыжекудрый Сварожич, отдавая дань умершим людям, теперь высился высокий курган. От деревни не осталось и следа, и даже пепел не вертелся от вчерашнего погребального костра.

— А ты говорил нет чудес на свете, Джордан. — Тихо произнесла Топаз, обращаясь к своему раненому другу. Он, конечно, не мог её услышать из–за дальности расстояния, но в ту же ночь он пришёл в себя, сбросив наконец–то бремя тягостного забытья.

— Мать Земля похоронила останки людей. Она сделала то, чего не смогли сделать для своих братьев и сестёр мы, люди. — Тихо произнёс Алгорн.

— Нам пора в дорогу. Здесь и без нас всё уже сделано. — Теперь Топаз поняла, чьи лица видела этой ночью. Знать несчастных всё–таки приняли в светлом ирии и будут они теперь ждать своего следующего возрождения. Она не узнала их лишь потому, что искажённые ужасом и болью, изувеченные грязные лица мало, чем походили на радостных и счастливых людей, что ей пришлось увидеть. Значит, они обрели свой покой.

Топаз подошла к своей лошади, потрепала за загривок и вскочила в седло. Они не разжигали костра, слишком велик был жар от догорающей деревни, так что и тушить им тоже было нечего. Ещё раз взглянув на новый курган, Топаз поклонилась ему, и тепло улыбнулась зарождающемуся солнцу, отвечая добром на ласковую улыбку Зорюшки, что, сопровождая любимого супруга, каждое утро выбиралась на небосклон.

— Пора, Алгорн. — Тихо произнесла Топаз и резко пришпорила свою кобылу.

Алгорн, не успевший ещё даже и на лошадь присесть, резво вскочил на своего жеребца и припустил на ней.

— А вот скажи, Алгорн, мне просто интересно, ты ведь разбойник….

Алгорн что–то протестующее заговорил, но Топаз остановила его, приподняв верх раскрытую ладонь.

— Нет, постой, хорошо, ты был разбойником, а теперь ты просто странник. Так вот, теперь, после всех тех неправедных деяний, что ты совершал в своей жизни прежде, по нраву ли тебе то, что ты делаешь теперь?

— А что я делаю? Пока всё делаешь ты, а я просто учусь. — Удивился разбойник.

— Но ты ведь мне помогаешь. — Не согласилась Топаз.

— Помогать, помогаю. — Согласно кивнул Алгорн.

— Ну и?

— Если честно, никогда не размышлял о том, как приятно совершать что–то хорошее и не получать за это взамен ничего кроме благодарности. Но благодарности не материальной, а той ответной доброты, что могут дать тебе добрые люди, и звери, и даже растения. Я ведь не разу не задумывался над тем, что деревья тоже живые, а вот теперь, с тех самых пор, как сам собственными глазами увидел древесного духа, я не знаю уже, о чём и думать. Но, в любом случае приятно сознавать, что чудеса на свете всё же есть.

Топаз кивнула и загадочно улыбнулась, словно одна она знала какую–то тайну, но не собиралась ею не с кем делиться, по крайней мере, пока.

Дни тянулись медленно и проходили однообразно. Похоже, долгое путешествие грозило перерасти в рутину. Алгорн всё больше увлекался своей новой знакомой, и каждый раз не преминул ей об этом напомнить, произнося скромные или не очень признания в любви.

Топаз это несколько потешало. Но и она к нему постепенно привыкала, начиная относиться как к другу, хотя и пока с некоторым недоверием. Да что говорить, признания в любви и частые комплименты льстили её женскому самолюбию, хотя и не настолько, чтобы начать отвечать взаимностью. Но дружбу, в принципе, она могла ему обещать.

Теперь вот Топаз уплетала свою порцию завтрака и всё поглядывала на нетронутую тарелку на противоположной стороне стола. Что–то Алгорн задерживается, хотя после того, как он вчера перебрал, это и не мудрено. Это ещё при всём при том, что она удалилась в отведённую ей комнату ещё до самого светопреставления, когда пьянка была, как говорится, ещё в самом разгаре.

Девушка всегда отличалась отменным аппетитом, особенно разыгравшемся после того, как, будучи рабыней, она доедала объедки со стола, а тут внезапно стала свободной и обрела волю в выборе и количестве кушанья. Так вот доев всё до последней ложки, Топаз поднялась. У неё не было достаточно денег, чтобы вот так просто оставить вторую порцию нетронутой, а потом покупать ещё одну для Алгорна. Поэтому она взяла тарелку с собой, а то ведь везде хватает охотцев до халявной пищи, и пошла, проверять, что там приключилось с её другом–недругом, что он настолько запоздал с завтраком. Раньше за ним такого не замечалось.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Топаз несильно постучала в дверь. Ей никто не ответил, но вот дверь оказалась не запертой и чуть приоткрылась сама собой. Девушка не стала строить из себя скромницу и толкнула её сильнее, чтобы не мешала внутреннему обзору. Картина, открывшаяся перед ней, выглядела весьма и весьма неожиданной, по крайней мере, для самой Топаз.

Алгорн развалился на спине и сонно храпел, широко раскрыв рот. По обе стороны от него развалились две миловидные блондинки, закинув обнаженные длинные ноги ему на бёдра и живот. При душераздирающем скрипе открывающейся двери все трое резко открыли глаза.

Блондинки тут же принялись смущённо хихикать и натягивать простыни на свои бесстыжие лица, полностью скрывшись под ними.

Топаз только и успела заметить, что она похожи друг на друга, как сёстры близнецы, хотя, возможно, так оно и было.

— Нам пора уходить. — Тихо произнесла Топаз. — На вот перекуси.

Она поставила тарелку на пол у двери и вышла.

Спустившись вниз, она наконец–то вспомнила о том, что пора бы прошлифовать свою палку.

Алгорн спустился быстро, практически через несколько минут, так что не ей его, а ему пришлось немного подождать её.

Приняв у кухарки обыденное молоко, они уже собирались двинуться дальше, когда со всех сторон послышался шум и гам и начался какой–то переполох.

— Что случилось люди добрые? Куда все бегут? Пожар али наводнение? — Улыбаясь, весело спросила Топаз.

Один парень приостановился, окинув Топаз восхищённым взглядом.

— У околицы кто–то видел огромную пятнистую кошку. А ведь такие давно уже не водятся в здешних краях. Знать ведьма или оборотень. Бегут с намерениями кто поглазеть, а кто и убить или хотя бы поймать, а потом сжечь. — Он растерянно взглянул вначале на Топаз, а затем на удаляющуюся толпу и любопытство всё же взяло верх.

— Твою мать! — Смачно выругалась Топаз, что в принципе было ей не свойственно до начала общения с разбойником, и припустила за толпой, забыв обо всём на свете.

Алгорн вскочил на своего жеребца, взял лошадь Топаз за уздечку и поскакал её догонять.

Гелео они нашли окружённую несколькими крестьянами, что вилами и топорами тыкали в её сторону. Кошка отчаянно шипела и выгибала спину.

— Что тут происходит? — Выкрикнула Топаз, которая, к этому времени, уже сидела верхом.

— Ведьму поймали. — Гордо выкрикнул кто–то.

— Неаа, — протянул другой, — оборотня.

— А ты езжай, езжай, добрая путница. — Сказал какой–то длинноусый дядька, очень даже строптивой наружности. Да, с этим типом, пожалуй, будет тяжеловато о чём–то договориться полюбовно. — Это наше дело, селянское, нечего посторонним сюда вникать.

Другие согласно зашумели.

Алгорн предусмотрительно стоял в стороне.

— А если это моя кошка? — Вкрадчиво спросила Топаз.

На мгновение возникла пауза, заполненная лишь тишиной, да такая, что даже шипение Гелео смолкло. Затем уже слышимый ранее голос произнёс.

— Я же говорил ведьма.

— Да оборотниха она. — Не согласился другой.

— Да обе они оборотнихи. — Выкрикнул кто–то своё особенное предположение.

Завязался недолгий, но шумный спор. В итоге по его окончании порешили, что всё ж таки одна была ведьмой, а другая оборотнихой.

— Сжечь нечисть. — Выкрикнул длинноусый.

И эти слова оказались спусковым крючком, часть людей мгновенно отделилась, и наставила своё оружие на Топаз.

Та удовлетворенно улыбнулась.

— А, может, разойдёмся по хорошему, пока никто из нас не сделал зла другому?

Люди неуверенно переступали с ноги на ногу. Никто не хотел вступать в рукопашную, как и с самой кошкой, так и с её обладательницей, а тут ещё и красный молодец, что восседал на вороном жеребце чуть в стороне, расчехлил свой меч и тихо выругался.

— Вот чёрт.

Слово было не совсем понятное, но пугающее.

Мужики переступали с ноги на ногу, не решаясь сдвинуться с места. Они были, прежде всего, суеверными селянами, а не воинами, и страх перед нечистью, тем более, вооружённой, был им не чужд.

Но усатый видимо был из другого тесла слеплен. Он воинственно выступил вперёд.

— Спалим и оборотня и саму ведьму и этого её прихвостня.

И тут Алгорн не выдержал, весело рассмеявшись.

Все, и Топаз не была исключением, посмотрели на него со смесью удивления, не понимания, а кое–кто и страха.

Наконец–то успокоившись, Алгорн подъехал поближе и тихо произнёс.

— Люди, вы привыкли махать только мотыгой, да сохой сохатой, я же с детства держу в руках меч. Вот это оружие, — он взмахнул мечом, — унесло в светлый ирий и в снега Кромешного Мира десятки, если не сотни, жизней. Неужели вы наивно полагаете, что после всего этого сможете сжечь меня на костре? Лично я так не думаю.

Он криво усмехнулся. И сам Алгорн и вся его речь в тот момент выглядели весьма впечатляющими. Даже Топаз и та засмотрелась. Что касается простых людей, так те и вовсе застыли в нерешительности.

— Я предлагаю вам ещё раз разойтись миром, пока мы не причинили друг другу зла. — Вставила Топаз. — Я не ведьма, а кошка не оборотень.

— А я не прихвостень. — Обиженно пробормотал Алгорн, но его никто уже не слушал. Все взгляды были по–прежнему устремлены на Топаз.

— Она обычная ручная парда.

— Парды не бывают ручными. — Блеснул кто–то своими знаниями.

— А вы пард–то раньше хоть видели?

Местный эрудит, знаток флоры и фауны, предпочёл за лучшее заткнуться, чем снова бросаться необдуманными фразами.

— То–то и оно. Так что выпустите мою кошку из замкнутого круга, пока она не пустила первую кровь. Вы ведь хотите сегодня вернуться домой? И думаю не в виде фарша для пельменей?

Кое–кто пугливо посторонился, но усатый таракан снова выступил вперёд и принялся за свою пропаганду.

— Не дадим лютой нечисти завоевать мир, оставим чистыми и открытыми наши сердца. — Скрипуче выкрикивал он.

Топаз тяжело вздохнула, резко нагнулась в седле, с невиданной гибкостью изогнулась, подхватила с земли небольшой камушек. Покрутив его несколько мгновений перед глазами, она ловко швырнула его в усатого простолюдина, возможного деревенского старосту. Тот упал как подкошенный, не успев издать не писка.

Топаз невинно пожала плечиками, скромно улыбнувшись, мол, не надо аплодисментов.

— Ну, а теперь, ребята, забирайте этого тупоголового болвана и отправляйтесь по домам. Если жизнь ещё раз заведёт меня в вашу деревеньку, с удовольствием послушаю историю, как в былые времена на дюжину взрослых мужиков напала целая банда, по дюжине воинственных ведьм, столько же оборотней в кошачьем обличии и столько же их прихвостней. Как вы с трудным боем пробивались через стройные ряды противника и сколь многочисленные ранения вы получили. А теперь простите, но нам пора, так что спешу откланяться. — Топаз слегка склонила голову, и стала разворачивать свою лошадь, не больно–то и дальше обращая внимание на, столпившихся возле усатого, мужиков. А те уже неуверенно опустили оружие, косясь на неподвижно лежащего у ног поверженного товарища или на нечисть, и упорно при этом старались не смотреть друг другу в глаза.

— Я не прихвостень. — Снова обиженно проворчал Алгорн, но, как и прежде, его обида осталась никем не услышанной.

— Он мёртв? — Спросил кто–то, в ужасе покосившись на старосту.

Топаз скромно улыбнулась.

— Скоро очухается. Так что хватайте его и уносите ноги, пока он снова не стал двигать вас на подвиги, которые впоследствии могут аукнуться вам отсутствием некоторых частей тела. Прощайте. Гелео за мной.

Кошка последний раз зло зыркнула на людей, зашипела и длинными прыжками припустилась за Топаз. Ни кто не стал её останавливать.

Люди спокойно стояли и хмуро смотрели вслед удаляющейся троице, когда староста зашевелился.

— Что здесь произошло? — Он, скривившись, потирал ушибленную голову.

Товарищи накинулись на него с объяснениями, каждый хотел внести свой вклад в этот нелёгкий труд сочинительства и преувеличения.

— Что за день сегодня такой? — В сердцах произнесла Топаз, когда они уже отъехали на почтительное расстояние от деревенских полудурков.

— Это ты, верно, меня приревновала? Это, наверное, имеешь в виду? — Довольно растянулся в улыбке Алгорн.

— Какая ревность, нас с тобой ничего не связывает. — Раздражённо буркнула Топаз. В его словах всё ж таки была некоторая доля истины, но не настолько насколько ему бы самому хотелось. Ей была просто не приятна сама та ситуация, в которой она его застукала. Она не чувствовала ревности как таковой, просто обиду за то, что все его слова о любви, похоже, оказались только пустым звоном.

— И всё же, Алгорн, как же твоя неземная любовь ко мне, о которой ты мне тут днями и ночами нашёптываешь? — Усмехнулась Топаз, отчего–то развеселившись.

— Здесь всё просто. Я, прежде всего, мужчина, Топаз. Мне в постели нужна женщина под боком….

— Ага, или две. — Ввернула Топаз.

Но, вопреки её ожиданиям, Алгорн отреагировал на её выпад вполне спокойно, то есть по её мнению не адекватно.

— Ну да, или две. — Спокойненько так пожал он плечами. — Женщины ведь нужны не столько ради дружбы.

— Ой, как интересно, и для чего же мы нужны? — Ехидно спросила Топаз.

— Я, например, не могу прожить без женского тела и женских ласк. Одной дружбой, знаешь ли, сыт не будешь. Да, я говорил, что люблю тебя и от слов своих не отказываюсь. Я, действительно, люблю тебя, но другие дают мне то, чего на данной стадии наших отношений не можешь дать мне ты. — Охотно разъяснил Алгорн всю соль данной ситуации.

— Так ты что, всё ещё надеешься на другую стадию наших отношений? — Искренне удивилась Топаз.

— Ну, вообще–то, честно говоря, да. — Уверенно ответил Алгорн, вооружившись довольной улыбкой.

Топаз раздражённо остановила свою лошадь, настроение у неё упало до нуля, ну, или почти до нуля.

— Знаешь что, Алгорн, давай решим всё сразу. Между нами не может быть ничего общего по ряду причин и одна из них та, что мне не нужен мужчина, который будет таскать по несколько баб сразу в свою постель, если меня не будет рядом. Но… — она подняла руку, предугадывая его последующие слова, — если это свойственно всем мужчинам или большинству из них, в чём лично я убеждена на все сто, то не один мужчина не разу не будет находиться со мной в другом отношении, как только врага или друга.

— Почему так строго?

— Потому что у меня совершенно другие понятия о чести и предательстве, чем у вашего брата. — Она снова пустила лошадь шагом.

— Так ведь это предательство разве? Если бы ты меня до своего тела допустила, может быть, я бы и перестал на других–то баб заглядываться? — Не сдавался Алгорн.

— Может быть? — Усмехнулась Топаз.

— Может быть. — Нисколько не смутившись, подтвердил Алгорн.

— А как же закон, что для единого мужчины единая женщина? Ты вначале осквернил его, когда лёг в постель сразу с обеими, потом тем, что ни на одной из них не женился, а затем ещё и тем, что мне речи свои льстивые, но грешные произносишь. Грешник ты, Алгорн, одним словом, чего с тебя взять. — Махнула рукой Топаз. — Твори свои грехи и дальше, коли тебе холод Кромешного мира милее тепла светлого ирия, а меня в свои дела не впутывай. Мне и так ещё свои грехи молить, не замолить, так что чужих мне не надобно.

Алгорн уже хотел спросить у неё, чем это таким она перед богами провинилась, но вовремя остановился и промолчал. Не знал он, и вправду ли велик был её грех перед богами, да только пока ему казалось, что боги шли с ней по жизни рядом и во всём, в чём могли, ей помогали.

А ещё мгновение спустя, его внимание уже было отвлечено смазливой деревенской девчонкой, что босиком шлёпала по песку вдоль небольшой речушки.

— Не дурно, не дурно. — Прошептал Алгорн.

Топаз проследила за его взглядом.

— Как бы нам в беду с тобой не попасть, ненасытный ты герой любовник. — Усмехнулась она и направила свою лошадь к девушке.

Но к большому разочарованию Алгорна, какие бы жаркие взгляды он не бросал на симпатичную деревенскую девчушку, она попросту его игнорировала от начала и до самого конца. А тут, к пущему его разочарованию, Топаз ещё объявила, что в этой деревне они останавливаться не будут. Алгорн не мог понять, действовала ли она так из–за слепой ревности, чего ему собственно хотелось, или её доводы насчёт того, что ещё в принципе рано и можно проехать ещё не малый отрезок пути, а деревня это ко всему прочему ещё и находится в опасной близости от той, где их хотели поджарить, были обоснованными. Но что поделаешь, он ведь был всего лишь гостем на этом празднике жизни и тяжко вздохнув, окинул последним взглядом красавицу простолюдинку, и отправился вслед за Топаз.

В течение последующих трёх дней им ни где больше не пришлось останавливаться, то есть останавливаться они, конечно, останавливались, но только на лоне природы, а не в пропахших выпивкой и горелым мясом постоялых дворах. Да, конечно, кого лучше кормить своей кровью комаров или клопов, вопрос чисто философский, но порой его приходилось себе задавать и простым жителям мира сего.

Они медленно, но уверенно двигались вперёд. Алгорн предупредил Топаз, что вскоре им должен был повстречаться довольно–таки большой город. Он уже бывал когда–то раньше в этих краях, чего Топаз не разу в своей полусвободной жизни делать не приходилось.

Беда пришла неожиданно, как оно обычно и бывает. Лишь чуткий слух и быстрота реакции помогли Топаз увернуться от метко пущенной в неё стрелы. И только лёгкая царапина на руке, да порванная рубаха были свидетельством того, что ей это не привиделось. Но такой порядок дел задержался ненадолго, так как уже спустя короткое мгновение, с громким улюлюканьем и поднятыми мечами из чащи к ним устремились несколько всадников.

— Ну, как тебе оказаться на месте Джордана? — Улыбнулась Топаз. Она как–то не серьёзно отнеслась к этому нападению, а ведь следовало бы. — Сейчас попросят меня снять портки, а тебе присоединиться после них. Кстати, всем нашим скромным скарбом придётся поделиться в далеко не равном соотношении всё к нулю. У всех у вас разбойников один и тот же повторяющийся сценарий. Что у вас нет особой фантазии что ли? Так наймите менестреля.

Но Алгорн почему–то смотрел на приближающихся людей очень даже серьёзно, что–то в их посадке и движениях ему явно не нравилось.

Дюжина всадников между тем окружила их, по–прежнему держа оружие на изготовке.

— Девку взять живой, жреца убить. — Прогромыхал властный голос одного из них. — И не забудьте, здесь ещё где–то должна быть огромная рыжая кошка.

Топаз переглянулась с Алгорном, похоже, сведения нападающих несколько устарели и они приняли разбойника за Джордана. А девушка так вообще была очень удивленна, когда всё пошло совсем не так, как она ожидала.

— Что вам от нас надо, любезные? — Доброжелательно спросила Топаз.

— Закрой пасть.

— Как не учтиво. Но вы, похоже, приняли нас за кого–то другого. Мы не жрецы и с нами нет рыжей кошки.

— Она говорит правду. — Удивлённо проскрипел старческий голос, где–то позади главаря.

И только тут Топаз заметила, что у того за плечами сидел маленький карлик, прямо настоящий гном, это крошечный народец такой, упоминаемый в поверьях некоторых народов. Будучи рабыней, Топаз очень часто приходилось слышать от рабов иноверцев о других, не ведомых ей, богах, о разного рода нечисти и о многих странных и не понятных для неё народах. А с другой стороны, может, это был и какой–то её соотечественник, леший, например. Много ли она их раньше видела? Да и видела ли вообще? Правда не надо скидывать со счётов и самую правдоподобную версию, ведь карлик может, в конце концов, оказаться всего лишь… карликом.

— Конечно, они говорят правду, это я и без тебя вижу, вшивое отродье. — Сказал, как отрезал, всадник.

Человечек испуганно сжался.

— Ты мне нужен не для того, чтобы определять брешут мне мои враги или нет, на это я и сам способен.

Глаза человечка испуганно взирали на Топаз испод кустистых бровей. Но затем она заметила, или ей просто показалась, как в них вспыхнуло сначала удивление, а затем решимость.

— Хорошо, убить обоих. — Приказал главарь.

— Постойте, — проскрипел вдруг карлик, — это разбойник Алгорн, господин. Тот, что вырос как бродяга, не ведая своей истинной крови.

Тот, кого называли господином, уже с большим интересом воззрился на дуэт перед собой.

— Значит….

Но договорить он так и не успел. Неожиданно откуда–то упавший камень обрушился на его «бедную» голову. Раздался страшный треск, и лицо его залили потоки пульсирующей крови.

Топаз была готова поклясться, что камень вылетел прямо из–за его спины, ловко подпрыгнул вверх и стукнул прямо по темечку, при чём карлика в этот момент позади человека видно не было.

Как только произошёл этот не объяснимый казус, из кустов вылетела Гелео и уже не в шутку рассвирепев, стала кромсать всех врагов направо и налево. На этот раз люди от её ударов уже не поднимались, испуская дух ещё до того, как их головы успевали коснуться земли. Алгорн во всю хлестал своим мечом. Топаз же по–прежнему недвижимо стояла на дороге, лишь лошадь под ней нетерпеливо переступала с ноги на ногу, наблюдая за неподвижным камнем, так и оставшемся лежать прямо перед ней, чуть–чуть лишь обагрившись кровью. Почему–то она не могла отвести от него взгляда. Как и не могла понять, чем так привлёк её внимание, этот самый что ни на есть рядовой камень. Но ей не давали покоя вопросы, откуда он появился? И куда подевался карлик?

Когда всё было закончено, и Алгорн вытер кровь с клинка об одежду своей последней жертвы, а Гелео облизала окровавленную морду и лапы, они отправились дальше в путь.

И только когда они совсем уже скрылись за поворотом, камень слегка шевельнулся, задребезжал и скрипучий старческий голос произнёс:

— Им никогда не стать жрецом и жрицей, а кошка при них пятнистая, а вовсе не рыжая.

— Кто это были такие Алгорн?

— А я почём знаю? Ясно только одно, это были наёмники, а не разбойники.

— Но что им от нас–то надо было?

Бывший разбойник не успел ответить, ещё несколько человек преградили им путь и на этот раз без лишних предисловий набросились на них с оружием. Теперь–то и у Топаз не вышло отговориться от боя, и она работала своим мечом наравне с Алгорном. Похоже, всё это грозило затянуться надолго, но тут совсем рядом кто–то протрубил в рог и нападающие исчезли так же неожиданно, как и появились, скрывшись за первым же поворотом. Преследовать их не имело смысла, потому как только дурак будет бежать за своей погибелью. Сразу же после этого неожиданного и не понятного бегства противника чуть не добившего наших героев, небо заволокло тучами, и с него грозно, одна за другой, сверкнули молнии, и грянул, повсюду сопровождающий их, гром.

Указующие персты среднего Сварожича, сверкая, направляли их, освещая верную дорогу.

Алгорн положил руку Топаз на плечо, он уже, кажется, начинал что–то понимать.

— Поехали, он нас прикроет.

— Кто прикроет? — Не поняла Топаз.

— Поехали. — Безапелляционно заявил Алгорн. У него у самого пропало всякое настроение разговаривать, ему предстояло ещё многое обдумать.

Топаз тоже зря времени не теряла, пытаясь сложить концы головоломки, что сейчас частично раскрылась перед ними. Но в итоге только окончательно запуталась, ничего не поняла и для себя сделала эгоистический вывод, что во всём виноват Алгорн. Что ж, каждый верит в то, во что хочет верить. Как говорил когда–то известный философ: «Есть много правд на свете и у каждого она своя, а истина только одна, но её не знает никто».

Она искоса покосилась на спутника, но решила пока ссору не затевать. Не в тот момент, когда сверкают молнии, грохочет гром, на голову льёт, как из ведра, а на хвосте висит какая–то опасность, им стоит гавкаться между собой. Нужно дождаться оплота цивилизации, а потом уже выяснять свои отношения.

Как выяснилось оплота цивилизации осталось ждать не долго. Огромный город они увидели ещё издали, а потом ехали по направлению к нему довольно таки долго. Бесконечная грязь угрюмо хлюпала под ногами, дождь и не думал заканчиваться, зарядив вероятно на целый день, а возможно даже и не на один. И Топаз, и Алгорн вымокли до нитки, а Гелео вместе с лошадьми до каждой шерстинки. Но если люди ехали как–то нахохлившись, недовольные излишней влагой, то парда, которая, в отличие от большинства других кошачьих, весьма и весьма положительно относилась к воде в любом её проявлении, двигалась неизменно в отличном расположении духа.

Заплатив положенную за въезд мзду хмурому стражу у ворот, они въехали в город. Обычный город ни чем не отличающийся от множества других. Строения, сплошь состоящие из дерева, что было принято и в этих краях и ещё во многих других, многочисленные лавки, дома не выше двух–трёх этажей.

Выбрав из множества постоялых дворов, один показавшийся Топаз более–менее приличным и при этом допустимым в финансовом отношение, они поручили лошадей мальчишке, что прислуживал у коновязи, а сами зашли вовнутрь.

Топаз не позволила Алгорну усесться на лавку, а рукой поманила его в комнату наверх.

— Ничего себе, не уж–то приласкают? — Присвистнул бывший разбойник и поспешил за девушкой.

Но когда он вошёл в комнату с глупой улыбкой до ушей, его ждали отнюдь не поцелуй и жаркие объятия желанной дамы, а приставленный к горлу клинок.

— Что за хрень? — Выдохнул Алгорн.

— Ты кому навредил, сукин ты сын?

— В каком смысле, Топаз, милая, опусти, пожалуйста, меч, я ведь могу и порезаться.

— Ты мне зубы не заговаривай, давай, поведай мне лучше, кому дорогу перешёл или может быть, чью–то жену на сеновале вывалял? Или ты на такой манер решил отомстить, придурок? — Топаз сильнее надавила на рукоятку.

— Топаз, о чём это ты? — Алгорн недовольно нахмурился, оно и понятно столь явная близость холодного клинка никого и никогда ещё не оставляла равнодушным. Он, конечно, мог вполне легко избавиться от столь нежеланной близости металла, но очень уж хотелось решить всё миром.

— Что нужно было от нас этим волосовым отродьям на дороге? — Не сдавалась девушка.

— А, так ты о том происшествии на дороге, так может быть об этом стоит спросить у тебя? Может они по твою душу приходили? — Предположил Алгорн.

— Что? Не смеши ты меня. Да кому я, девка безродная, нужна? Сирота, свободная невольница.

— А ты вспомни, что они сказали, когда нас увидели. — Напомнил разбойник.

— Девку взять живой, жреца убить, здесь должна быть ещё кошка. Что–то в этом духе. — Припоминая, прошептала Топаз.

— То–то и оно. Они ждали именно нас, а точнее вас, госпожа Топаз, с вашим Джордоном и Гелео. Так что нечего все шишки валить с больной головы на здоровую, то есть на бедного меня. — Он отвёл лезвие меча от своего горла. — А если я иной раз, и позабавлюсь с женой какого крестьянина, то самое большое что мне за это грозит так это тычок вилами в зад.

Он потёр вышеупомянутое мягкое место, видать на счёт тычка, это была не выдумка и не просто подходящий оборот речи.

— Но никакой простолюдин не будет посылать вслед за мной отряд вооружённых людей.

— А если это была жена кого–то из вышестоящих господ? — Неуверенно предположила Топаз, и сама мало верующая в то, что говорит.

— Не смеши меня. Где это я мог её повстречать? На сеновале или в борделе? К тому же, говорю тебе, они искали именно тебя. — Стоял на своём Алгорн.

— А что означают слова, вырос как бродяга, не ведая своей истинной крови?

— А я по чём знаю, сказано же тебе было, не ведая своей истинной крови. Слушай, а может быть я князь какой? — Воодушевился вдруг разбойник. — Слушай, а где это можно было бы узнать? Топаз, у тебя случаем, нет знакомого оракула или захудалого колдуна или хотя бы затёртой гадалки?

— Отстань, Алгорн, мне надо подумать. Если весь этот сыр бор не из–за твоей любви заглядывать бабам под юбки, значит это что–то серьёзное. Но что может понадобиться вооружённым наёмникам от простой рабыни без роду без племени?

— А ты уверенна, что у тебя нет роду и племени?

Топаз скептически посмотрела на него и произнесла:

— Ты прав, вероятно, у меня есть и род и племя. Слушай, — в наигранном восхищение воскликнула она, — а может быть я тоже похищенная княжна?

— Возможно. — Обрадовался наивный Алгорн.

— Да, и мы с тобой брат и сестра. — Вылила она на него ушат с холодной водой.

— О нет, только не это. — Алгорн обхватил лицо ладонями. — Но тогда мне ничего не светит.

— Спешу тебя, и обрадовать и огорчить одновременно. — Победно улыбнулась Топаз. — Во–первых, никакая я не княжна, так как точно знаю, что мать моя рабыня, а отец её хозяин, к тому же порядочная сволочь по совместительству, ну, в общем, что–то вроде тебя.

Алгорн обиженно нахмурился.

— Во–вторых, — продолжила девушка, — как я уже говорила тебе несколько раз ранее, со мной тебе действительно и в любом случае ничего не светит.

— Это обидно, но всё же лучше, чем мы бы были братом и сестрой, так как у меня остаётся хоть какой–то шанс.

Топаз безнадёжно махнула на него рукой и опустилась на кровать. Что поделаешь, если у человека куча уверенности и самомнения? Пускай думает, как знает.

— Кто же такие тогда это были? — Алгорн опустился на табурет подле её кровати.

— Но–но. — Строго произнесла Топаз, погрозив для пущей строгости изящным пальцем. — Попрошу отодвинуться подальше от моей кровати.

— Так ведь я так, без задней мысли. — Невинно пожал плечами Алгорн, но от кровати всё же отодвинулся, да и руку убрал подальше.

— Знаю я все твои мысли, и задние, и передние. — Пробурчала Топаз. — А что там за карлик такой был, Алгорн?

— А кто его знает? Я таких раньше не встречал.

— А я слышала от некоторых рабов, ну, когда ещё сама была рабыней, что у некоторых народов в поверьях упоминаются такие существа. Их называют гномами.

— А, может, ты заглядываешь сильно далеко и это просто обычный карлик, такие ведь, случается, рождаются у любого народа. — Пожал плечами Алгорн. Он поднялся. — Что ж, раз сегодня мне ничего такого точно не светит, по крайней мере, от тебя, тогда пойду хотя бы удовлетворю свой голод пищей. Ведь кушать мне тоже очень хочется.

Топаз резко сдёрнула свой сапог и запустила им в бывшего разбойника, похоже, становившегося для неё настоящим другом, несмотря на его постоянные гнусноватые намёки. Но дверь за Алгорном уже плотно захлопнулась, а с той стороны раздался лишь его озорной смех. Затем она сняла и второй сапог, и растянулась на кровати. Покушать она, конечно, тоже любила, но раз уже оказалась в комнате, да на постельке, так теперь ведь и грех не вздремнуть. Заснула она уже буквально сразу же, как только голова опустилась на подушку, усталость взяла своё.

Так и проспала она до глубокой ночи, забыв обо всём на свете. Уж слишком она устала.

Чья–то рука провела по её груди и поползла по животу ниже. Топаз беспокойно заметалась на кровати, но потом до неё вдруг дошло, что это не сон, она уже бодрствует. Первой и вполне правдоподобной мыслью было то, что это Алгорн решил таким глупым и гнусным образом добиться её расположения. Даже открыв глаза, она по–прежнему не могла различить ничего в темноте, только неясную тень подле себя.

— Я же обещал тебе, что мы ещё встретимся, маленькая сука. — Прошептал давно позабытый ненавистный голос. — А теперь–то твои формы попышнее будут, шлюшка. Может, развлечёмся?

Бесстрашная Топаз истошно завизжала, прижавшись спиной к стене, пока в комнату к ней не заскочил Алгорн, полуголый и с мечом в руке. Он резко прижал её к себе.

— Что случилось, Топаз?

Девушка увидела, как кто–то проскочил по коридору, и запоздало сообразила, что это вероятно была полуголая служанка, что со всех ног бежала в свою комнату. Видно у Алгорна был очень сильный голод, так что одной едой он не ограничился.

Но всё это интересовало Топаз в эту минуту меньше всего.

— Он вернулся, Алгорн. — Испуганно прошептала она.

— Кто?

— Что тут у вас происходит? — Послышался недовольный голос хозяина, и он явился перед ними в свете освещённого свечами коридора в одной длинной рубахе и ночном колпаке.

— Я сейчас вернусь. — Произнёс Алгорн и пошёл поговорить с хозяином.

Топаз не знала, как он объяснил хозяину её ночной визг, что, вероятно, перебудил всех постояльцев, да и не хотела этого знать. У неё сейчас была другая пища для размышлений.

— Ну, а теперь расскажи мне, кто там вернулся, ты сказала? — Спросил Алгорн по возвращении.

Топаз посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Тот, кого я убила более четырёх лет назад.

— Не думаю, что ты за свою жизнь, убила только одного.

— Его я убила, ещё будучи ребёнком, и не вовремя боя.

— Ты что, действительно, кого–то убила ещё дитём?

— Да.

— Ты точно его убила?

— Да.

— Тогда он не мог вернуться. Вероятно это сон.

— Нет.

— Топаз, это просто сон.

— Он был здесь, Алгорн, говорю тебе, он был здесь.

— Что это? — Алгорн посмотрел на свою руку, которой успокаивающе поглаживал подругу, но сквозь темноту ничего не увидел. Тогда он поднялся и вышел в коридор, когда же он вернулся, несся с собой свечу, на нём лица не было.

От своей свечи, он зажёг вторую, стоявшую на столе в углу, и в комнате сразу заметно посветлело.

— Топаз, ты ранена? — Спросил он, опускаясь рядом с кроватью на колени.

Девушка вначале не поняла смысла его вопроса, но потом проследила за его взглядом и вскрикнула. От её груди и до низа живота вела кровавая дорожка. Чья–то грубая и большая, мужская ладонь прошлась по её девичьей плоти, оставив на тонкой ткани рубашки кровь.

— Я же сказала, он был тут. — Прошептала сквозь слёзы Топаз.

— Вот что. — Алгорн поднялся. Он был серьёзен, как никогда. — Мне всё это очень не нравится. И те мужики, что встретили нас на дороге и теперь вот это. Значит, поступим так. Я сейчас возвращаюсь к себе в комнату, заберу свои вещи и вернусь к тебе. Одну я тебя больше не оставлю. Ты переоденешься, всё мне расскажешь и ляжешь, попробуешь отдохнуть.

Он вышел и сразу же вернулся. Плотно прикрыл за собой дверь и сказал.

— Я отвернусь, а ты переодевайся.

От его постоянной шутливости не осталось и следа. Он был не привычно серьёзен.

Поведав свою печальную историю, Топаз наконец–то заснула, но сон её был жалок и не глубок. Она ворочалась и хныкала как младенец.

Алгорн, обдумывая рассказ Топаз, свой сон никак не шёл, смотрел на неё, метавшуюся во сне. Во взгляде этом было всё, жалость, любовь, не понимание. Он не знал, что вообще происходит с ними в эти последние дни, но он как никогда раньше теперь понимал эту, по сути своей, ещё маленькую девочку. Он, умудрённый опытом тридцатилетний мужчина, всегда смотрел на вещи со своей колокольни, и вот теперь впервые ему казалось, что он был не прав. Не прав во всём, не прав в том, как проходила раньше его жизнь разбойника, не прав в насилии, убийствах и воровстве, что он совершал когда–то, не прав в своём отношении к Топаз.

И что же всё–таки сейчас происходило с их жизнями? И какие ещё перемены ждали их впереди?

 

Глава 7 Кий

Получив свою обычную порцию молока, Гелео с удовольствием потёрлась о ноги подруги. Топаз похлопала её по широкому лбу и вскочила в седло.

— Скорее бы уже добраться нам до храма Матери. — Нервно произнесла Топаз. — Я, конечно, девушка не пугливая, но, честно говоря, сейчас мне очень страшно. Я уже даже жалею о том, что так опрометчиво покинула столь безопасные стены храма Отца Неба.

— Тогда бы мы не встретились с тобой. — Печально произнёс Алгорн.

— Да, пожалуй, тогда не встретились бы. И кто знает, что для нас было бы лучше. — Пожала плечами Топаз.

— Ты, может быть, и не знаешь, а лично я очень даже в курсе. Я бы остался разбойником до конца дней своих. Никогда бы не имел возможности лицезреть чудо. И никогда не осознал бы насколько был не прав, грабя, насилуя и убивая.

— Чудо. Чудо живёт в нас самих, главное это раскрыть его в себе.

— Ладно, на столь философские темы можно разглагольствовать всю жизнь, сидя под одним единственным деревом, а нам сейчас как никогда раньше надо быстрее двигаться вперёд. — Ворчливо произнёс Алгорн, и стукнул своего жеребца по бокам каблуками.

День проходил за днём, а новых нападений не следовало, да и Беззубый больше не появлялся ни во сне, ни наяву. Но если всё же Топаз и Алгорну и приходилось останавливаться на постоялом дворе, то непременно они останавливались в одной комнате. Должно заметить, что Алгорн вёл себя даже более чем прилично. Спать ложился прямо на полу, без просьб и капризов, и забыть забыл все свои гнусные намёки.

И вот, когда им в очередной раз пришлось решать дилемму останавливаться ли на ночлег или лучше провести ночь в седле, так как места здесь были очень не спокойными, а селений поблизости не наблюдалось. Тогда им послышался человеческий голос и неясный отблеск костра впереди. Топаз и Алгорн непременно решили узнать, кто же там расположился в полной темноте неприветливого леса. И вот тут–то они и услышали знакомое утробное рычание.

Гелео.

Топаз, а за ней и Алгорн ринулись вперёд. Вообще–то Гелео не склонна была без причины нападать на людей, но всё же она была животным и кто знает, что от неё можно было ожидать в следующий момент. И хотя Топаз ей полностью доверяла, но явные звуки борьбы впереди, говорили сами за себя. К тому же, может быть, причина как раз таки и нашлась, и оставалось лишь гадать, а стоящая ли?

Когда они явились туда, куда и направлялись, вынырнув из темноты, перед ними предстала довольно таки занимательная картина в духе а-ля римский гладиатор.

Высокий молодой мужчина, с копной непослушных светлых волос на голове, и рогатой дровиной в руках, пытался отогнать Гелео от неподвижно лежащего на земле коня. Пятнистая кошка ходила вокруг да около, бесшумно переступая и шипя.

— Гео не смей. — Выкрикнула Топаз, когда кошка уже приготовилась к прыжку. — Отойди.

— Прости её. — Виновато сказала Топаз, обращаясь уже непосредственно к мужчине. — Здесь места такие, что очень трудно встретить какую либо дичь. Она голодна, а твоя лошадь, похоже, серьёзно ранена.

— Это не лошадь. — Улыбнулся мужчина, опираясь на только что используемую как оружие дровину. — Это лось.

— Лось? — Топаз с большим интересом воззрилась на раненое или больное животное. И только сейчас заметила, что у того и вправду имелись рога. Как пить дать сохатый.

Немного пораздумав, она видно на что–то решилась.

— Но это закон природы, выживает сильнейший. Оставь его, пошли лучше с нами. Здесь леса дремучие, должно быть оборотни здешние, народ, да зверьё проредили.

— Прости, красавица….

Алгорн недовольно поморщился.

— … но я не могу. В беде не брошу ни достойного человека, ни зверя. Вот до рассвета с ним побуду, подкреплю его своей силою, а там и он поднимется, и я своей дорогой пойду.

— Пошли, Топаз, — недовольно пробурчал Алгорн, — оставь ты этого убогого.

Парень только криво усмехнулся, услышав такую нелестную реплику в свой адрес.

И что Алгорн за человек такой, стоит только кому–то выйти за рамки его понимания, значит сразу убогий, да юродивый. Бред какой–то.

Топаз между тем внимательно взирала на светловолосого парня. Что–то заставляло её, лютую мужененавистницу, которой впору было к амазонкам в ряды подаваться, смотреть на него, не отрывая глаз. Он тоже вдруг взглянул на неё и тепло улыбнулся, их взгляды встретились, и её сердце немного растопилось.

Девушка проигнорировала слова своего врага, ставшего за последнее время лучшим другом, и только спросила.

— А звать–то тебя хоть как?

— Кий. — Понимающе улыбнулся тот, наблюдая, как хмурятся брови у незнакомки.

— Кузнец? — Заворожено спросила Топаз.

— Что–то не больно–то ты на кузнеца тянешь, дружок. — Не преминул вставить Алгорн. — Размахом плеча не вышел, да и вообще….

— Перестань. — Раздражённо прервала его словоизлияния девушка.

— Да, Кий я, да только не кузнец. — Пояснил парень. — Вот батюшка покойный кузнецом был и мне завещал, имя дал подобающее, да не под то у меня руки заточены. Ему было предсказано ещё до моего рождения, не быть мне кузнецом. Ему бы смириться, а он….

— И подо что у тебя руки заточены, если не секрет, конечно? — Поинтересовалась Топаз.

— Лекарствую я потихоньку. Вот и его, — он кивнул в сторону лося, — поднять собираюсь.

Топаз продолжала рассматривать парня. Смуглый со светлыми выцветшими волосами, он представлял собой несколько контрастное зрелище. Возрастом, наверное, был чуть старше её, но не намного.

— Бей лагерь, Алгорн, выйдем утром.

— Но, Топаз, но….

— Я остаюсь, а ты как знаешь. Я ведь тебя никогда подле себя особо не держала.

Разбойник нахмурился, спрыгнул с жеребца и недовольно принялся рассёдлывать лошадей.

Топаз и Кий понимающе улыбнулись друг другу, затем новый знакомец повернулся к Алгорну.

— Не надо рассёдлывать лошадей, мой друг, ночь будет не спокойная и они нам могут ещё понадобиться.

Алгорн посмотрел на него с нескрываемой неприязнью, вначале хотел спросить, почём тот знает, но передумал. Что–то во взгляде Кия заставило его поверить на слово и беспрекословно ему подчиниться.

Ночь же и впрямь не порадовала их своим спокойным течением. Сон не явил им своего завершения, грубо оборвавшись где–то на середине.

Их разбудил сонный голос.

— Вставайте, друзья мои, начинается. Берём лошадей и уходим.

Вышеупомянутые лошади так громко испуганно ржали и беспокойно вставали на дыбы, что было очень даже удивительно, как это люди не проснулись раньше от шума ими поднимаемого.

В то время как Алгорн и Топаз, поднявшись, полностью пробуждались, приходили в себя, настороженно оглядываясь по сторонам, Кий помогал подняться на ноги пошатывающемуся лосю.

— Давай, дружок, если выдержишь сегодняшнюю ночь, то проживёшь долгую и счастливую жизнь. Это я тебе обещаю.

Алгорн уже проворно вскочил в седло и смотрел на всех, в прямом смысле этого слова, свысока. Конь под ним всё так же беспокойно переступал, даже, кажется, ещё заметно больше занервничал.

— Тебе бы лучше слезть со своей зверюги, а то ещё ненароком шею свернёшь. Туда, куда я вас поведу, верхом не проедешь. Пошлите, друзья мои. — И, подбадривающе улыбнувшись бледной Топаз, Кий двинулся вперёд.

— Но куда мы идём? И что нам угрожает? — Спросила Топаз, не отставая от нового знакомого, и таща за собой под уздцы упирающуюся лошадь. Но то ли ещё было бы? Хорошо ещё хоть, что лошади как были, так и остались, не рассёдланы, а то сейчас думали бы, то ли время драгоценное тратить, да лошадей седлать, то ли свои ноги уносить, а с ними и всю лошадиную поклажу, да седельные сумки, то ли уже обо всём этом позабыть, да побросать всё, где что лежало, и бечь, куда глаза глядят.

Алгорн даже затормозил от такого неожиданного и, главное, простого вопроса. И то, правда! Какого это такого лешего, он действительно слушается этого объявившегося не весть, откуда кузнеца, подумал он. А если он их и впрямь, в какую ловушку заманивает?

— Там где–то есть зимовье, незнамо кем выстроенное, вот коли бы до него успеть, может, и спасёмся тогда. — Утолил их любопытство лекарь.

— А коли нет?

— На нет и суда нет. — Пожал плечами Кий.

— Но от кого мы бежим? — Не унималась Топаз.

— Оборотни. Из тех, что когда–то злой Мораной созданы были и что никого акромя неё не слушаются.

Уж лучше бы она вообще не задавала своего вопроса, чем слышать такой ответ.

— Говорил тебе, Топаз, надо было отсюда драпать, пока время было. — Недовольно пробурчал Алгорн. Погибнуть от когтей и клыков оборотней или ещё чего доброго самому в нечто подобное обернуться перспектива, прямо скажем, не из завидных.

Они по–прежнему быстро, насколько позволяли кривые ветви деревьев, двигались вперёд. Понукаемые страхом животные сами послушно шли за людьми, чувствуя в них свой единственный шанс на спасение. А люди, уже давно, кажется, и вовсе забыли об их существовании, стремясь уйти от пока не видимой и не слышимой погони.

— Пустое. — Тихо проговорил Кий. — От судьбы не уйдёшь. Не кому не ведомо, какой это такой льняной нитью повили когда–то нам пуповину ещё в младенчестве, накрепко привязав к доле. А доля–то она у всех разная у кого–то злая, а у кого–то и добрая, у кого–то ленивая, а у кого–то первая работяга. Знамо легче тому, у кого она добрая, да трудолюбивая, да часто ль такое бывает? В общем, под какой звездой уродился такой и встрече за тобой следовать. Так что, Алгорн, если они нас и нагонят, то и в пути бы вас точно догнали. Только не известно ещё, какой исход лучше.

Алгорн давно уже махнул на Кия рукой, перестав слушать его бессмысленную болтовню или сделав вид, что перестал.

Вскоре они услышали где–то далеко позади протяжный вой, затем повторившийся чуть в стороне ещё один, затем ещё и ещё.

— Всё, они взяли наш след. — Констатировал Кий уже всем очевидный факт.

Гелео недовольно зашипела. Ей всё это очень даже не нравилось. И только присутствие здесь Топаз, не позволяло ей наплевать на всю эту процессию и не унестись куда–то вперёд или в сторону, подальше от этого проклятого места, а то и забиться куда–нибудь на самую верхушку самого высокого дерева и просидеть там до самого утра. Но бросать Топаз в беде, было не в её правилах, поэтому, откинув все свои сомнения, страхи, и совладав с инстинктом самосохранения, большая кошка по–прежнему двигалась нога в ногу со своей подругой и хозяйкой.

Вскорости послышался хруст ломаемых веток и чьё–то тяжёлое прерывистое дыхание. Их действительно больше не выслеживали, их уже откровенно преследовали, не таясь. Хотя таились ли оборотни вообще вовремя охоты, это тоже тот ещё был вопрос.

Топаз, наверное, впервые в жизни испугалась так сильно, не считая разве что того случая с Беззубым. Хотя в данный конкретный момент лично ей казалось, что раньше она ничего подобного не испытывала.

Всегда легче встречать опасность лицом к лицу, знать, кто именно твой враг и что от него можно ожидать, а не уносить ноги от лютого неведомого зверя, да по буеракам дремучего леса, да посередине ночи. Пуще всякого страшит суеверный страх перед сверхъестественным. Но потом, впоследствии, никто уже не вспоминает того страха, что испытывал какое–то время назад, его вытесняют страхи новые, неизведанные.

— Вот она, та избушка. — Проговорил Кий. Он был возмутительно спокоен для данных обстоятельств.

И это кое–кого очень раздражало. Вполне возможно сказывалась некоторая зависть такой невозмутимости.

Из темноты на них и вправду вынырнула какая–то старая полуразвалившаяся изба, пыхнув запахом гнили и трухи. Ну, знаете ли, нечего сказать, перед ними стояла самая рядовая избушка на курьих ножках, только на давно просевших, и без наличия в ней бабы–яги — костяной ноги. Это было очевидно, так как присутствие здесь женской руки, даже и такой зловредной и старческой, вовсе не наблюдалось. А покосившийся стан хатки не двусмысленно говорил о том, что она, похоже, доживает свои последние годы, если не месяцы, если не дни.

— И это и есть наша единственная защита. — Скептически произнёс Алгорн. — Уж лучше бы я принял смерть как воин, отбивая удары противника мечом, при этом, не забывая, конечно, уносить ноги.

— Так ещё не поздно, Алгорн. — Неожиданно впервые огрызнулся Кий. — Садись на своего скакуна и вали обратно, прямо к оборотням в пасть, заодно и их немного задержишь, пока мы тут обоснуемся.

Алгорн обиженно промолчал, но с места со своего не сдвинулся и тем более и не подумал залазить на своего вороного коня.

Кий тем временем не обращал больше на бывшего разбойника никакого внимания.

— Топаз, — между тем спросил он, — сможешь разжечь огонь с помощью деревяшек и тетивы?

Девушка кивнула и тут же без лишних разговоров, принялась разводить вышеупомянутый костёр.

Кий же, не обращая внимания на приближающийся вой, подошёл к покосившемуся крыльцу, поклонился до самой земли матушки.

— Пусти, хозяин ласковый, под кров. Обогрей и обереги.

Затем взошёл по скрипучим прогнившим ступеням и вновь поклонился.

— Не серчай, коли, что не так, а уж мы в долгу пред тобой не останемся. Отплатим добром за доброту твою. — И только тогда он отворил дверь и вошёл вовнутрь, поклонившись уже в самой избе.

— Алгорн, Топаз, быстро внутрь, скотину тоже заберите. Топаз, разожжёшь такой же огонь в очаге. И из дома ни ногой.

— А чегой–то ты тут разкомандавался, лекарь? — Вспылил вдруг Алгорн. — И кому там хлебосольничал?

— Хозяина мне не обижать. — Строго произнёс Кий, обернувшись. — Он нам свою избу показал и на порог впустил, так что добром платить надо, как по Правде положено.

— Алгорн, перестань, что к человеку пристал, видишь, он делом занят. — Произнесла Топаз, схватив друга за руку и потянув вовнутрь.

— Топаз. — Остановил её Кий. — Ты мне меч своей не одолжишь на пару минут?

Алгорн и Топаз переглянулись. Разбойник многозначительно округлил глаза и склонил голову на бок, но Топаз проигнорировала его предупреждение и протянула Кию свой меч рукоятью вперёд.

Подойдя к избе, Топаз тоже низко поклонилась.

— Пусти, хозяин добрый.

Алгорн скептически прокашлялся, но примеру её последовал.

Уже с низенького, маленького окошка девушка наблюдала за теми действиями, что производил снаружи Кий.

Вначале он выдернул из костра одну из головешек и прочертил ею круг вокруг избушки, что–то непременно нашёптывая. Затем взял в руки меч Топаз, девушка заинтересованно высунулась в окошко, и, проведя рукой по его лезвию, что–то шепча, порезал себе руку. Топаз негромко ахнула. Кий же тем временем капнул несколько капель своей крови в костёр, провёл кровавой ладонью по лезвию меча, затем вытащил из–за пояса миниатюрную секиру и окропил и её лезвие своей кровью тоже. Затем, сотворив лезвием секиры священный солнечный крест, он убрал её на место, вровень с тем огонь в костерке вспыхнул сильнее. Меч Топаз он вознёс вверх, затем вернул на место и опустил концом вниз, тот как в масло ушёл в землю. По–прежнему что–то бормоча, Кий стал чертить металлом вокруг избы второй круг внутри первого огненного, и вскоре скрылся за углом дома, и Топаз пока не могла наблюдать его из своего окошка.

— И что ты только в нём нашла? — Резко раздавшийся над ухом голос, заставил девушку вздрогнуть.

Она резко повернулась и оказалась лицо к лицу с его обладателем.

— Алгорн, ты меня напугал.

— Чем он лучше меня?

— О чём ты?

— Я же не дурак. Я же вижу, как ты на него смотришь. Мы же его совсем не знаем, Топаз. — С горечью в голосе произнёс он. — А я столько раз признавался тебе в любви, угождал тебя во всём, спал рядом с тобой, охраняя твой покой, и разве что только не брал тебя силой. Я бы всё отдал, чтобы ты вот так же сейчас смотрела на меня.

— Что ты там себе такого понавыдумывал, Алгорн? — Нахмурилась девушка. — Он наш невольный попутчик. Кий пробудет с нами только до ближайшего города или деревни, а там мы расстанемся. Если мы вообще выживем этой ночью, или не расстанемся раньше.

— Не думаю, что…. — Так и не договорив, он замер, уставившись в окно поверх плеча Топаз.

Девушка медленно обернулась.

— Оборотни. — Тихо произнёс Алгорн.

— Кий. — Вскрикнула Топаз и кинулась к двери.

Встопорщенная Гелео преградила ей дорогу, но Топаз бесстрашно оттолкнула кошку и выскочила на крыльцо.

— Кий, берегись. — Выкрикнула девушка, вытягивая руку в сторону опасности.

Но Кий даже не вздрогнул и не взглянул в её сторону. Он просто дочерчивал свой круг до конца, по–прежнему что–то бормоча. В то время, когда огромное животное, смесь волка, медведя и Волос знает, кого ещё, растянулось в прыжке, девушка невольно вскрикнула и зажала себе рот ладонью. Но зверь только натолкнулся на невидимую преграду, по нему прошлась неровная волна, словно под удар молнии попал, он вспыхнул, и замертво упал по ту сторону линии. Кий же невозмутимо продолжил чертить свой круг и мгновение спустя, уже завершил его.

Не обращая внимания на воющих и ревущих тварей по ту сторону черты, Кий вошёл в дом, поклонился разгоравшемуся огню, а уж затем только повернулся к Топаз.

Вытерев клинок о полу своей рубахи, Кий слегка поклонился, вернул его владелице и только потом, нахмурившись, строго произнёс:

— Я же сказал в доме находиться.

— Ну, я подумала….

— Да что ты перед ним оправдываешься. — Вспылил Алгорн. — Твою шкуру, между прочим, спасти хотела.

— Этот священный очаг не позволяет мне тебе ответить, Алгорн. Да и не до ссор сейчас. Прости меня конечно, Топаз, но о себе я и сам прекрасно могу позаботиться. А теперь давайте перекусим, кто знает, может статься в последний раз.

Топаз и Алгорн переглянулись.

— Вот предложил перекусить, под вой, скрежет и визг, что творится снаружи. — Ворчливо произнёс Алгорн.

— Я вам сейчас и лечь поспать предложу, потому, как больше мы здесь ничего не в силах сделать.

— Лично мне сейчас не до еды. — Пробурчал Алгорн, а Кий лишь пожал плечами.

Он подошёл к своему мешку, небрежно брошенному у входа, и, подняв его, высыпал на стол целую гору снеди.

— Ничего себе, — присвистнул Алгорн, — что–то нынче вечером, ты нам таких яств не предлагал.

— Так ведь вы же угощали. — Невинно улыбнулся Кий.

Он разломал рогатый Коровай на несколько более–менее равных частей.

— Кому это столько? Нас то всего только трое.

Кий посмотрел на него с укоризной. А Топаз так вообще как на закоренелого невежду и Алгорн поспешил заткнуться.

Всем досталось по своей доле, и людям, и Гелео и лошадям с лосем. А ещё один кусок Кий с поклоном бросил в огонь, другой же отложил в сторону, поближе к полуразвалившейся печке.

— Огню понимаю, а это ещё кому? — Спросил Алгорн, наклонившись поближе к девушке.

— Молчи, олух, ты вообще у кого разрешение–то испрашивал в доме укрыться? — Пробурчала Топаз.

Всю оставшуюся пищу поделили всё так же поровну, как смогли.

Ели молча, вслушиваясь в ужасные завывания где–то за стенами покосившейся избушки. Но вскоре с ними уже все свыклись и даже лошади при каждом новом вскрике перестали прясть ушами. Туда–сюда и о сне стали подумывать.

— Ложитесь, ложитесь, коли что, нас предупредят. — Не понятно произнёс Кий, и сам улаживаясь.

Уставшие путники последовали его примеру и вскоре уснули.

Чуть позже Топаз прислышалось, будто кто–то протопал мимо них, спящих вповалку на полу. Послышался сухенький потрескивающий голосок.

— Ах ты, бедный мой сохатый, ничего, вот все разойдутся, и ты встанешь на ноги.

Согласно фыркнула чья–то лошадь. Сам лось тяжело дышал.

Потом что–то вроде как зачавкало.

Но у неё, у Топаз, хватило благоразумия понять, что это всего лишь сон. Она улыбнулась, перевернулась на другой бок и снова уснула.

— Ням–ням–ням. Ой, беда–беда, огорчение. — Кто–то с силой тряс девушку за плечо, ноя сухеньким голосочком. — Вставай же ты, беда–беда, огорчение. Ням–ням–ням.

Топаз резко села. Рядом никого не было, но она не могла обмануться. Кто–то или что–то с ней сейчас действительно разговаривало и разбудило её.

Вначале девушка не могла взять в толк, что к чему. Спросонья она не могла понять, что именно по пробуждении показалось ей не таким, каким должно было быть. Но тут до неё дошло. Сплошная тишина, вокруг царила непробиваемая тишина. Но этого просто не могло быть! Они ели, засыпали и непосредственно спали под те шумы, что издавали разного рода вервольфы с той стороны защитной черты. Она уже даже привыкла к этим их сумасшедшим визгам, а теперь такая тишина. Нет, что–то тут точно было не так.

Топаз оглянулась. Все мирно спали. Огонь в очаге уже почти догорел, но поднявшуюся Топаз встретил столпом искр и предостерегающим шёпотом. Девушка подошла к окну, но никто не обратил на неё внимания, даже, когда под ногой скрипнула старая половица. Лишь Гелео лениво оторвала веки и удивлённо посмотрела на подругу. Топаз приложила палец губам. Но кошка не обратила внимания на её предупреждение и поднялась, не издав, однако, при этом не звука.

Топаз махнула на неё рукой и выглянула в окно. Вначале она толком ничего не могла разглядеть, но затем всё же увидела несколько сгорбившихся фигур, которых даже в темноте кроме как нелюдями не назовёшь. Среди них возвышалась одна фигура, вот только Топаз не как не могла уловить, кем она была, то ли женщиной, то ли когтистым чудищем, то ли чьей–то безликой тенью.

Что они там делали, какой совет вели, Топаз не знала. Да только всё это было не к добру. Девушка подошла к Кию и потрепала его за плечо.

— Кий, Кий.

Парень среагировал так, словно только и ждал, что оно всё так получится и Топаз его вот–вот разбудит.

— Что? Уже началось? — Спросил он.

— Что началось? — Не поняла Топаз.

— Ну, ты же меня разбудила. — Он прошёл мимо спящего Алгорна к окну, кивнув на ходу в его сторону.

— Буди своего воздыхателя, Топаз, похоже, нам биться придётся.

Топаз недовольно нахмурилась, но Алгорна всё же разбудила.

Уже вместе они подошли к Кию, что расположился у окна.

— Что они делают? — Спросил Алгорн, следя, как то ли волки, то ли медведи, то ли собаки закапывали две тонкие линии, прочерченные Кием. Всем процессом руководило всё то же существо, толи женщина, то ли чудище, то ли просто тень.

— Закапывают границу огня, затем закапают границу металла, а затем спокойно пройдут внутрь.

— А разве такое возможно? — Удивились Топаз и Алгорн хором.

— Возможно. При умелом руководительстве возможно всё.

— И что нам теперь делать?

— Что–нибудь придумаем, если повезёт, то выкрутимся, а нет, так на нет и суда нет. — Кий почесал всклокоченную белобрысую макушку.

— Это мы уже слышали. — Проворчала Топаз. — Так–то оно всё так, но жить–то тоже хочется.

— Топаз, а как ты вообще проснулась? Что вовремя встала пописать? — Улыбнувшись, спросил Алгорн.

— Ага, очень смешно. Вечно ты со своими тупыми шуточками. Смеяться после «пописать», да? — Хмуро уточнила Топаз, недовольно отвернулась от него, и снова уставилась в окно. — А что если тебе начертить все эти чёрточки по новой? — Предложила она Кию.

— Они их снова землёй закидают.

— Снова начертим.

— И что так до бесконечности? Промежуток же между домом и чертой небольшой. Что нам это даст?

— Выиграем время.

— Время, время, время. — Кий в задумчивости пожевал нижнюю губу. — Да, время нам бы конечно не плохо было бы выиграть. Может быть, попробовать вызвать их на переговоры.

— Да, конечно, это ты здорово придумал. Вести переговоры с нечистью. — С сарказмом произнесла Топаз.

— Я же тебе сразу говорил, что он юродивый. — Поддакнул Алгорн.

— Помолчи, Алгорн, мы ту обсуждаем более серьёзные дела, чем ничем не обоснованная ревность.

— Ничем не обоснованная? — Вспыхнул бывший разбойник.

— Кий, прости мы отойдём на минутку. — Топаз, извиняясь, улыбнулась, схватила Алгорна за руку, и отволокла его в сторону. — Слушай, ты можешь для себя уяснить раз и навсегда, что между нами ничего нет?

— Между нами или между вами? — Поспешил уточнить тот.

— Вот Волос, ни между нами, — она дотронулась до него рукой, — ни между нами, — она кивнула в сторону Кия, смотревшего в окно.

— Топаз, я же вижу, что между вами проскочила какая–то искра.

— О, старшие боги, Алгорн, как ты можешь говорить о таких глупостях в такой момент. И, в конце–то концов, я же не устраивала тебе скандала, когда застала тебя в постели с двумя блудницами. Алгорн, я же тебя никогда не обманывала. Ты с самого начала знал, что между нами не может быть ничего общего.

— Но я надеялся.

— Ты сам себя обманул, Алгорн, и я здесь не при чём. — Строго сказала Топаз, подняла руку вверх, предупреждая его попытку заговорить и, развернувшись, подошла к Кию.

— Ну, что там? — Деловито спросила она лекаря.

— Да всё то же.

Алгорн несколько секунд постоял на месте, смотря на них со стороны, затем покачал головой и вернулся к окну.

— Ну, и что ты там говорил на счёт переговоров? — Спросила Топаз.

— Ты права с нечистью бы этот номер не прошёл, но простая нечисть и не додумалась бы закапывать охранные круги. Здесь что–то выше. Переговоры надо вести вон с тем когтистым существом. — Он указал на то ли тень, то ли женщину. — Насколько я сумел заметить, оно управляет ими.

— Я всё равно не думаю, что это что–то нам даст. — С сомнением произнесла Топаз.

— Возможно, но в любом случае это даст нам немного лишнего времени. Если нечисть увидит в паре шагов от себя человека, она заволнуется и перестанет на какое–то время выполнять приказы, попытается наброситься на него. В любом случае попытаться стоит.

— Может, всё же стоило нарисовать защитные круги? — Неуверенно спросила Топаз.

— Мы не будем сбрасывать со счетов эту мысль. — Кий тепло улыбнулся.

Алгорн удручённо молчал. По его мнению, он полностью и безоговорочно проигрывал схватку за Топаз, а больше его пока ничего не интересовало.

— Ну, что, тогда пошли на переговоры? — Произнесла Топаз.

— Вы идите вдвоём, а мне надо кое–что ещё сделать. — Ответил Кий.

Заворчав что–то нечленораздельное о раскомандовавшихся трусах, Алгорн подошёл к двери и обернулся на Топаз.

Девушка между тем схватила Кия за руку.

— Кий, послушай, ты ведь не просто лекарь? Так? Кто ты? Колдун?

Парень, как всегда тепло улыбнулся.

— У нас с тобой ещё будет время поговорить обо всём этом поподробнее. Ту льняную нить, что выткала каждому старушка судьба не перекрасить, не изменить. Заново не родиться, а значит прядёная нить, что повили когда–то в младенчестве, так и будет повита с нами в течение всей жизни, и этого не переменить.

Топаз нахмурилась, обдумывая вышесказанное, потом кивнула и подошла к Алгорну. Вместе они и вышли на крыльцо.

Что там началось. Всевозможная нечисть, увидев свою исконную пищу, сразу заскреблась, заверещала, забыв о той миссии, что они выполняли ранее. Сами отчасти бывшие раньше людьми или имевшие далёкие человеческие корни, они лютой ненавистью ненавидели всё то, что хотя бы косвенно можно было назвать людским. Если бы профессиональный психолог имел бы возможность пообщаться со всем этим сбродом, то он бы выяснил, что по большому счёту дело тут было в несбывшихся мечтах, зависти и желании тоже быть людьми. Хотя это, скорее всего, а там, кто его знает.

В любом случае нечисть взревела, как раненый зверь, нет, как десятки раненых зверей страдающих в смертельной агонии, и стала бросаться на защитные черты. Те уже значительно ослабели и не сжигали чудовищ на смерть, но причиняли им глубокие раны. Те орали ещё громче и бросались ещё свирепее.

— Должен признать, — прошептал Алгорн, — что план Кия всё же не лишён некоего смысла.

— Не думаю, что его план состоял лишь в том, чтобы добиться того, чего мы сейчас добились. — Пожала плечами Топаз.

Кий в это время поклонился огню, что гневно потрескивал, разгораясь. Не по нраву была младшему Сварожичу, вся та нечисть, что столпилась подле двора, да и чувствовал он, кто именно стоял у неё в предводителях.

— Помоги, Рыжекудрый Огонь, не спали нас, но обереги от злой нечисти и от козней Мораны смерти и зимы.

При словах при этих, пуще прежнего вспыхнул огонь, и взметнулись к низкому потолку оранжевые язычки пламени.

— Не гневайся, Огонь очага. Помощи у тебя просим, не погибели.

Поутих огонь, спрятал свои огненные пальцы, жаждущие отмщения.

Тогда поклонившись ещё раз, Кий отвернулся от огня и обратился уже в пустоту, не зная, где находится его незримый слушатель.

— Дозволь и ты, хозяин добрый, всеми способами, правдами и неправдами, оберечься в твоём доме. Спастись насколько позволят нам стены твоей избы и священный Огонь.

— Дозволяю. — Послышался ему чей–то скрипучий голосок.

— Благодарствую. — Произнёс Кий и поклонился в ту сторону, из которой как ему показалось, он услышал ответ.

Тогда взял Кий добрую дровину и окунул в огонь.

— Огонь очага, спаси и сохрани.

Вынув палку, он что–то шепча, стал проводить ею по стене избы. Окно было предусмотрительно привалено дубовым столом. Горящая дровина прошлась и по нему.

Так обведя кругом всю избу, Кий вновь вложил дровину в огонь. Ей ещё предстояло завершить круг, когда Алгорн и Топаз вернуться в дом. Затем он достал из–за пояса свой топорик и, совершив в воздухе солнечный крест, прочертил глубокую царапину по стене избы, обратно что–то шепча.

Тем временем, Топаз уже начала сходить с ума от крика, воя и скрежета. И, уперев руки в бока, гневно и с вызовом выступила вперёд. Гелео привычно сделала несколько шагов за ней.

— Что вам здесь надобно?

Вой раздался с новой силой, сопровождаясь горестными стонами.

— Тыыы. — Словно ответил ей чей–то голос.

Топаз и Алгорн переглянулись. Не послышалось ли им это? Но двоим одновременно? Вряд ли.

— Нам нужна тыыы. — Повторил своё пение заунывный голос.

— Я? Но зачем? Я обычная освобожденная рабыня. Что вам проку от меня?

— Нам нужна тыыы.

— Но кто вы?

— Кто мыыы? — Послышался леденящий душу хохот. — Мы истинные богиии, те, что правили когда–то тридцать три годааа и что силой были заточены в Железных гораххх.

— Морана. — С полной точностью определила Топаз, так как голос был скорее женский, чем мужской.

— Радааа, что меня ещёёё помнят.

— Твоё имя помнят лишь для того, чтобы знать, кого проклинать. — С вызовом произнесла Топаз.

— Дерзишььь? А зря. Тебе предначертано стать одной из нашшших подданных.

— Никогда. Клянусь всем родом человеческим, никогда не стать мне твоей не подругой, не слугой, не рабыней.

— Статььь. Род человеческий. Что хорошего тебе сделали людиии, брошенное дитяяя? Ты натерпелась от ниххх, пора им и отомстить.

Топаз так увлеклась разговором, а Алгорн наблюдением за ним, что они даже не заметили, что нелюди по–прежнему воя и шумя, принялись снова закапывать защитную черту.

— Нет.

— Не думаю, что твояяя мать была бы столь же непреклоннаа.

— Моя мать? — Это был удар ниже пояса. Топаз всегда мечтала найти свою мать, но не знала как. И всё же надеялась, что рано или поздно это произойдёт, лишь бы она всё ещё была жива. Тогда она найдёт её, во что бы то не стало, и непременно выкупит.

— Матььь.

— Что ты знаешь о моей матери?

— Всёёё.

— Она жива?

— Платиии. Нам нужна тыыы.

— Где моя мать?

— Алгорн, Топаз, быстро внутрь. — Громко выкрикнул Кий, выскочив на крыльцо.

Топаз и не думала его слушаться.

— Где моя мать? — Кричала она, стараясь перекрыть зловещий хохот.

— Топаз, Алгорн. — Во всю свою лужёную глотку заорал Кий. — Справа.

Тут Алгорн наконец–то очнулся. Он схватил вырывающуюся Топаз за талию, и поволок в сторону крыльца. Гелео, гневно заверещав, со всего размаха ударила выпущенными когтями, кинувшегося на них, оборотня. Мгновение и все трое были уже под сенью дома.

Кий, не глядя на них и что–то тихо бормоча, закончил линии на стене. Дом казалось, вспыхнул изнутри.

Топаз от неожиданности испуганно вскрикнула и прижалась к довольному Алгорну.

Приглядевшись, можно было разглядеть, что горящая полоса как бы разделили дом на две части, ниже её и выше. Другие линии оставались без изменений, каковыми и должны были быть. Эту защиту нечисть навряд ли преодолеет, даже при умелом руководстве.

— Нам нужна тыыы. — Нёсся с улицы гневный вопль.

— Вы что оба с ума, что ли посходили? — Выкрикнул Кий.

Впервые после их недлительного знакомства Топаз видела его в таком гневе.

— Как вы могли не заметить, что они уже зарыли обе черты? Это ведь могло грозить вам смертью.

Топаз и Алгорн виновато переглянулись.

— Она что–то говорила про мою мать. — Попыталась оправдаться девушка.

— Конечно, она что–то говорила про твою мать. В этом и состоит её задача, одурачивать людей.

— Топаз, да что ты перед ним вечно оправдываешься? — Вспылил Алгорн. — Послушай, приятель, а что, разве не ты послал нас на эти долбаные переговоры?

— Да, конечно, но я то думал, вы будете делать это с умом, а не кабы как. Вы свои жизнь чуть не оставили по ту сторону черты.

— Мальчики, мальчики, перестаньте. — Попыталась встать между ними Топаз, но никто не обратил на неё ровным счётом никакого внимания.

— Кто ты вообще такой, чтобы здесь командовать?

— Да где бы вы вообще были бы, если бы не я?

— Да уж подальше от этого трёклятого места.

— Правильно дальше места нет, чем в желудке у оборотня.

— Во–первых, это ещё не факт, что мы бы там оказались, а во–вторых, всё ж таки лучше, чем здесь и к тому же подальше от тебя. И вообще, самозваный Кий, нечего бросать на Топаз такие воспламеняющие взгляды. Ей не быть твоей.

— А чьей ей быть? Неужто и твоей?

— Может быть, и моей.

— У меня для тебя новость, она не твоя собственность и, похоже, не очень–то торопится ею стать.

— Ну, всё с меня хватит, — вспылила Топаз. То, что разговор с одной темы плавно перескочил на неё любимую, ей не очень–то понравилось. — Оба прекратите. Что за разговоры вы здесь ведёте? Я одного не могу понять, при чём здесь я? Насколько я помню, мы обсуждали проблемы с нечистью? Что вы мне–то хоть кости перемываете, как бабы базарные, словно меня тут и нет вовсе. И уясните для себя раз и навсегда, я лишь когда–то кому–то принадлежала, но больше никому не принадлежу, и принадлежать не буду. Уяснили, мужланы? — Топаз перешла на визг.

Мужчины виновато смотрели на неё и молчали.

— Как вы мне все надоели. — Выкрикнула Топаз. — Следите за нечистью, ведь помнится, кто–то грозился всюду меня оберегать. Вот и выполняйте свою задачу, а я отдыхать.

Она резко развернулась и полезла на чуть покосившуюся печку.

— Дедушка, подвинься.

Гелео, протяжно заурчав, обвиняющим взглядом обвела молчавших мужчин и вскочила следом за ней. Почувствовав тёплый шерстяной бок подруги, Топаз словно снова услышала знакомые слова.

Спи мой котёнок усни

снятся пусть сладкие сны.

Зависло неловкое молчание.

— Ну, что там происходит? — Сделав над собой усилие, прервал его Алгорн.

Окно было завалено столом, но для видимости всего за ним происходящего, Кий оставил не большую, не широкую и не высокую щель. В неё он как раз сейчас и выглядывал.

— Внутрь дома нечисти не прорваться. — Охотно ответил Кий, и в голосе его сквозило дружелюбие.

И как в подтверждение его слов очередная тварь вскрикнула и объятая пламенем отскочила в сторону, визжа и извиваясь. Должно заметить, мучения её были не долгими и вскорости она, сгорев дотла, осыпалась на обгоревшую же вокруг траву.

Весь дом прорезала линия огня. Она не жгла, не только сам дом, но и его давешних обитателей. И вообще изнутри она не казалась такой уж пламенной, а была лишь жирно очерченной позолоченной линией. Снаружи же эта линия взметалась столбом пламени и сжигала всё то, что посмело к ней прикоснуться. Будь то лапа нелюдя или обычный мотылёк, привлеченный игрой золотистого свечения.

— Думаю, сегодня мы точно не помрём. — Улыбнулся довольный собой Кий. — Так что, я бы даже сказал, что можно и вздремнуть.

— Я тоже на это очень надеюсь, но всё ж таки я не настолько легкомысленный, чтобы предаваться в такой момент пустому сну. У меня есть кое–какие обязательства, и я не намерен их нарушать.

— Как знаешь. Да вот только, как я и обещал, самого главного мы не проспали. Думаю, если и сейчас случится какой перелом в атаке, мы его тоже вряд ли проспим. В мире существуют силы покрепче и понадёжнее твоего меча и топора. Приятной ночи.

Кий растянулся под одеялом на полу, и тут же прикрыл глаза.

— Самовлюблённый болван. — Пробормотал Алгорн.

— Я ещё не заснул, — напомнил Кий, — и, кстати, от такого слышу. Ты бы припомнил всю свою жизнь получше, прежде чем кидаться теми фразами, которые более применимы к тебе самому. — Он перевернулся на левый бок.

— Эх, и чего мне не сиделось в таким родных спокойных местах. Попивал бы сейчас эля, да какую–нибудь бабёнку под себя подпихивал бы, а теперь вот с оборотнями собираюсь тягаться. — Уныло прошептал Алгорн.

Кий тихо улыбнулся одними губами.

Алгорн же уселся возле окна и стал наблюдать за бесчинствами нечисти и ледяной яростью той, что назвалась Мораной. Так облокотившись на ножку перевёрнутого стола и уткнувшись кулаком в щёку, он вскорости и задремал. Что ему снилось и снилось ли вообще, он потом и не вспомнил, да вот только разбудил его скрипучий шёпот прямо над ухом.

— Алгорн, разбойниккх, — шелестел он, — ты знаешььь, чья кровь течёт в твоих жилаххх?

Алгорн вздрогнул и отшатнулся. Прямо на него смотрела пара чёрных как мрачная бесконечность глаз, они были полностью пустые, не выражая ровным счётом ничего. Но они находились по ту сторону пламенеющей избы, хотя и выглядели большими и заметно приближенными.

— Что тебе от меня нужно, Морана?

— Хочешььь узнать чьёёё ты дитя?

— Я дитя своих родителей, которое уже давно и само стало родителем, если верить паре–тройке блудниц, что когда–то имели честь возлежать рядом со мной. — Улыбнулся Алгорн. — Так что мне твоя откровенность не к чему. Поищи лучше какого–нибудь другого легковерного дурачка.

Послышался недовольный возглас, с которым, однако, она довольно–таки быстро справилась.

— А эта языкатая девчонкааа, твоя Топаззз?

Алгорн напрягся и бросил настороженный взгляд вначале на спящего Кия, а затем и на печку.

— Ты ведь хочешььь обладать ею?

Алгорн сглотнул.

— Что тебе от меня нужно, ведьма?

— Неужели ты так низко ценишььь меня, что сравниваешььь с обычной ведьмой?

— Я не ценю тебя вообще никак. Для меня ты пустой ноль, без палочки, разумеется.

Морана, похоже, оскорбилась в своих лучших чувствах, оттого и зловеще зашипела.

— Да как ты смеешььь?! — Возмущённо заскрежетала она.

— Я вольный художник, что хочу, то и малюю. — Пожал плечами бывший разбойник, ухмыляясь.

— А что ты скажешь сейчассс?

Алгорн моргнул лишь на секунду, и тут же взору его предстала обнажённая Топаз. Она стояла напротив окна, чуть поодаль. Длинные белокурые волосы развивались на ветру, смуглая кожа манила своей наготой.

— Алгорн, я жду тебя, иди ко мне.

— Нет, этого не может быть, ты не Топаз. — Прошептал ошарашенный разбойник.

— Алгорн. — Обиженно всхлипнула Топаз, протягивая к нему руки, тем самым ещё больше открывая все свои прелести.

Алгорн обернулся на лежанку, но ни Топаз, ни Гелео, ни потенциального дедушки не было видно из–за самой печки. Поэтому так разом он не мог убедиться, оставалась ли Топаз, всё там же или уже необъяснимым образом перекочевала на улицу и теперь маняще выплясывала перед ним срамные танцы. На Топаз это, конечно, не было похоже. К тому же, где же её извечная спутница Гелео? Но в любом случае его помутнённое сознание уже начинало клониться ко второй версии, а желание, которое он испытывал к этой девушке в течение уже нескольких месяцев, было уже так сказать в прямом смысле на лицо, ну, или не совсем на лицо, а на некоторую другую часть тела, но в любом случае уже на виду.

— Топаз, это не можешь быть ты. — Прошептал Алгорн, вспоминая, сколько раз она его отвергала и как она вообще относилась к мужчинам. Эта девушка просто не могла вот раздеться перед ним и манить в свои жаркие объятия, не того сорта она была ягодой. — Ты не Топаз. — Упрямо повторил Алгорн, на этот раз уже с большей уверенностью.

И хотя его взгляд по прежнему жадно блуждал по желанному телу, в голове, кажется, потихоньку стало проясняться.

Но и Морана не собиралась так легко сдаваться.

— Мне страшно, помоги мне, Алгорн, помоги. — Выкрикнула вдруг девушка и пригнулась под весом накинувшегося на неё оборотня. Алая струйка крови тут же жалобно стекла по остренькой девичьей груди.

Сердце Алгорна не выдержало. Желание внутри себя он ещё мог как–то побороть, но видеть, как любимая погибает у него на глазах, и остаться при этом безучастным это было выше его сил.

— Топаз.

Он резко подскочил и протянул руки, пытаясь оттолкнуть стол, что стал для него преградой в борьбе за жизнь любимой девушки. Но вдруг что–то налетело на него со стороны, и он с силой стукнулся головой о пол.

— Что за…?

Гладкая без мозолей, но всё же явно мужская рука тут же с силой запечатал ему рот.

— Всё в порядке, Алгорн, это я, Кий. Да перестань ты брыкаться, послушай лучше меня. Да говорю же тебе, перестань, как бы ты не старался ты не сможешь меня сбросить с себя. Пойми, я сильнее тебя и не противься этому. Слушай меня, говорю, сейчас ты подымишься и выглянешь в окно, а точнее в то, что от него осталось. Если ты увидишь перед собой раненую Топаз, то я не стану тебе мешать. Но если ты увидишь… что–то другое, в общем, тогда ты и сам будешь знать, что тебе делать.

Кий поднялся. Алгорн тут же вскочил следом за ним и приник к окну. То, что он увидел по ту сторону черты, удивило его и ошарашило. К тому же Алгорн испытал такое отвращение к себе и к тому, что он увидел, что его чуть не стошнило.

Ужасная старуха, настолько сухая и худая, что морщинистая кожа прядями овивала хрупкие кости, с отвисшими плевками кожи груди, беззубая и почти безволосая, последние были редкими и седыми, предстала перед ним. Безумные глаза и крючковатый нос с неизменной бородавкой выдавали в ней всем известный бич всех времён и народом.

— Ведьма Морана смерть. — Ошарашено прошептал Алгорн.

Огромный оборотень, что навис над ней, правда оборотнем и остался, да только не рвал он её тело и тем более не пил тёплую девичью кровь, а неистово целовал, а точнее она целовала его в бешенную слюнявую морду. И то, что он первоначально принял за кровь, оказалось всего лишь банальной сумасшедшей слюной, что стекала при поцелуе из бешеной пасти зверюги.

Алгорн не стал вдаваться в подробности, разглядывая совершаемое ими деяние, но насколько ему хватило беглого взгляда, он сделал вывод, что они… совокуплялись. В общем, сплошная мерзость!

Алгорн смачно сплюнул.

— Долго я теперь на баб смотреть не смогу. Да и старушки от меня, похоже, больше добрых деяний не увидят.

Кий молча улыбнулся.

— Как подумаю, что могло свершиться, если бы я откликнулся на этот её зов. Кий у тебя выпить не найдётся?

Кий протянул ему фляжку с крепким напитком, что он использовал для помощи при лечении хвори, но сейчас, похоже, был один из тех самых случаев. Только хворь на этот раз была душевной.

— Если бы ты откликнулся на её зов, — сказал Кий, — мы все были бы уже мертвы, или с нами бы сделали то, что…, в общем, не знаю что им всем от нас надо. Это однозначно. Но, если ведь Морана не отказалась даже от того гнусного создания по ту сторону черты, то уж твоим полным мужских сил, здоровым и красивым телом она бы точно не побрезговала.

— Брр. — Алгорна передёрнуло от отвращения. — Я, конечно, знаю, что именно бабы ценят в нас мужиках, но в данном конкретном случае, мне легче признать свою мужскую несостоятельность, чем совершить такое. На меня конечно ещё не одна женщина не жаловалась, сколько бы их у меня там не было, и я не на одну не жаловался, плоха она в постели или хороша. Женщина она и есть женщина, молода она или стара, главное растопить напускную холодность, а там при подобающем разогреве она уже покажет себя в полную силу. Я никогда не противился не молодым, не старым, не худым, не толстым, не красивым, не, мягко говоря, не очень, кстати страшилки они зачастую больше раскрепощены в постели, потому как больше им негде выказать свою скрытую красоту. Но здесь…, здесь даже я бессилен. — Алгорн удручённо покачал головой. — Особенно после того зрелища, что нам с тобой выпала доля увидеть.

— Ну что, ты закончил свою исповедь, друг мой? — Кий попытался скрыть свою улыбку.

Алгорн кивнул, потом, снова оглянувшись на печку, обратился к лекарю с просьбой.

— Кий, послушай, давай договоримся. Понимаю, что отношения у нас с тобой сразу не заладились, давай не будем искать в этом виноватых.

Кик взглянул на него с упрёком.

— Ну, хорошо, — Алгорн отхлебнул ещё немного из горлышка, — не заладились они по моей вине. Это моя запретная любовь к Топаз и жгучая ревность. Я был не прав, был не прав с самого начала. Но всё ж таки я тебе благодарен, за сегодня ты мне спас жизнь уже несколько раз, а я ещё накидывался на тебя как неблагодарная свинья. Короче, больше всего я тебе благодарен за вот этот последний случай, — он кивнул в сторону окна. — Я не знаю, как тебе удалось так вовремя проснуться и избавить меня от этого наваждения, да это теперь и не важно. Главное я жив, здоров и к тому же не обесчестил своё доброе имя совокуплением с этим чудовищем по ту сторону черты. В общем, мы все живы, здоровы. Короче, я буду тебе ещё больше благодарен, если ты не о чём таком не расскажешь Топаз, раз уж так вышло, что она не проснулась не вовремя. Давай это останется нашей с тобой небольшой тайной. Ты как? Не против?

— Ты за кого меня принимаешь, Алгорн? — Хмуро осведомился Кий. — Ты что же это наивно полагаешь, что я стану рассказывать ей об этом глупом казусе, что с тобой произошёл? К тому же это не твоя вина. Это было бы не просто не по–мужски, это было бы даже не по–человечески.

— Ладно, извини. Я всё понял. Ещё раз спасибо, Кий. Что–то мне как–то не хорошо. Я прилягу, ладно? — Алгорн повалился на расстеленное на полу одеяло.

Кий взял у него из рук свою флягу, пока тот не пролил всё её содержимое.

— Пускай немного отдохнёт, может, вздремнёт. Спасибо, что разбудил, дедушка. — Бросил Кий в пустоту и поклонился.

Но Алгорн не спал, он всё видел и слышал, да вот только не понял к кому именно обращался лекарь, да и спросить не смог, слишком устал.

Но то, что произошла за всем этим, вытеснило все его мысли о спокойном отдыхе из головы, по крайней мере, на первое время.

— Лекарььь, — прошелестел знакомый голос, — ты опять мне помешал, лекарььь.

— Шла бы ты отсюда, Морана, и зверинец свой с собой прихвати. Разве не ясно, что сегодня тебе больше ничего не выгорит. — Спокойно ответствовал ей Кий. — Послать бы тебя, куда ещё более откровенно и подальше, да нельзя, как бы ненароком истинного бога, то бишь Огня, не оскорбить.

— Ненавистное племяяя. — С ненавистью ответила та. — Мы ещё встретимся с тобой, лекарь, ты ведь знаешь это, и тогда посмотрим кто кого.

Морана исчезла, а за ней и все оборотни, осаждающие ветхую избушку, так и ушли не с чем, несолоно хлебавши, лишь с потерянным зазря временем. Поняли, что нету смысла одолевать людей, чьим союзником сейчас был сам Рыжекудрый Огонь.

— Что она тебе сказала? — Сонно спросил Алгорн. Слышать он и сам всё слышал, да вот только понять, так ничего и не понял.

— Ничего хорошего, но и ничего плохого. В общем, всё как всегда. Ты спи, Алгорн, всё равно сегодня нас больше никто не побеспокоит.

Огонь в стене избы с уходом нечистой силы слегка успокоился, но всё ж таки на всякий случай продолжал охранно потрескивать до самого утра. И полностью стих и вернулся в очаг, только когда на небосклон не спеша, выехал его старший братец. Уж он–то как никто другой сможет побеспокоиться о смертных людях, спасая их от разного рода нечисти, по крайней мере, до того пока ему не придётся вновь скрыться на небосклоне и отправиться на берег западного океана, где его вместе с красавицей Зорюшкой ждёт в гости её братец Светозор, румяный закат.

— Ох, хорошо я сегодня поспала. — Сообщила друзьям Топаз, потягиваясь и зевая. — Ну, и чем там всё вчера закончилось? Как вижу, слопать, нас всех не слопали?

Кий и Алгорн переглянулись.

Топаз воззрилась на них подозрительным взглядом.

— Мне кажется или вы действительно что–то хотите от меня скрыть?

Алгорн обречённо повесил голову.

— Главное, что всё в порядке, Топаз. И, если помнишь, ты проснулась вперёд нас, так что знаешь не меньше нашего. — Выручил его Кий.

— Ладно, мальчики, не хотите делиться впечатлениями, не надо. Можете оставить ваши чисто мужские секреты при себе.

Алгорн благодарно улыбнулся.

Но всё ж таки Топаз что–то смутно подозревала. Как–то странно было то, что отношения между мужчинами стали какими–то более дружескими что ли, в то время как ложилась она спать под их общую ссору.

Они совместно выскользнули на улицу, несмотря на утро, подозрительно осмотрелись вокруг, выпустили из хатки заметно нагадившую за ночь скотину, то бишь лося и двух лошадей, чистоплотную Гелео, да и сами разошлись по кусточкам, по некоторым, большим и малым, нуждам.

Лошади и лось благодарно зачавкали травой. Гелео издала какой–то булькающий звук и скрылась в кустах, вероятно выйдя на охоту. Что же до людей, то им тоже должно было подкрепиться. Чем они не преминули заняться, вернувшись в избу. Тут уж само собой не забыли и про Огонь и про доброго заботливого хозяина. Алгорн даже первым отвесил поклон и изъявил благодарность, не сказано удивив этим своих спутников.

— Хорошо ты нас принял, хозяин добрый, пора бы как говорится и честь знать. — Промолвил Кий, когда вроде бы уже следовало собираться в дорогу.

Алгорн согласно кивнул.

— Да вот только, — продолжил между тем лекарь, — дело это разве, покидать хозяина, да в такой замарашной избе. Погостить значит, погостили, гостеприимства отведали, защиту получили. И чем знать за это отблагодарили. Хату загадили, стены обожгли, мебель пообтрепали.

Алгорн подозрительно сощурился.

— Так теперь разве ж дело так уходить? Ты прости уж меня, хозяин ласковый, неведомо мне, по душе ли тебе придётся моё самоуправство. Да только не дело такому справному хозяину да в такой развалюхе, не гневайся, жить. А теперь, ребятки, все дружно подналегли, подможем доброму хозяину выстроить достойную его избу.

— Чтооо? — Лицо Алгорна медленно вытянулось.

А когда до него дошёл полный смысл вышесказанного, он смачно сплюнул на землю под ногами.

— Вот хрень. — Только и вымолвил он.

Топаз с трудом подавила сорвавшуюся с губ улыбку.

Новый дом они, конечно, выстроили, и на славу, но повозиться, пришлось. Всё по Правде лесной сделали, деревьям низко поклонились и древесных духов умаслили. На этот раз, правда, лесное диво им не явилось, но ломоть хлеба с маслом таинственным образом исчез прямо у них из–под носа. Принял знать дух их подношение, но на глаза решил не показываться, а сразу вознёсся в светлый ирий, ждать следующего перевоплощения. Ставить избу решили рядом со старой, а не на её месте, чтобы было, где ночь коротать, за день–то, двум хлопцам, да девке, не управиться. Но ночи с тех пор спокойные стали, не повторяла знать Морана свои ошибки, строила новые козни, скрытая за Железными горами.

Поставили хатку, затем укрыли её земляной крышей, уложили конёк. Вот всё и готово. Не забыли закопать в уголке скелет какой–то лесной зверюшки, домишко–то для лесного жителя выстроен, клочок шерсти, вырванный проказливой Топаз из шкуры своей, очень даже недовольной этим обстоятельством, подруги, серебряную монету не без тоски от сердца оторванную Алгорном, целую жменю зерна. Пускай новая изба будет угодна богам, как лесное зверьё и серебро, пусть будет тёплой и уютной, а о хлебе насущном пускай никогда не придётся думать гостеприимному хозяину, так как он никогда не будет переводиться в этом добром доме.

В дом хозяина позвали сразу по постройке. Животных в дом запускать не стали, видимо дело, дом–то не совсем для человека построен был, знать и новоселье не совсем человеческое.

Хату достроили и в путь двинулись, оставив выздоровевшего лося на попечение доброго лесного хозяина. Уже оглянувшись, они заметили, как к дому стягивается тьма тьмущая всевозможного зверья. От больших серых волков, медведей и рыжих лисиц, до зайцев, белок и ежей, правда, последнее всего лишь предположение, так как в высокой молодой траве ежиков было не углядеть. Все они привечали новое выстроенное жильё, и даже Гелео не подумала покуситься на столь странную идиллию хищников и их обычного завтрака, обеда и ужина.

На секунду Топаз показалось, что поверх голов животных промелькнул маленький, заросший пышной седой бородой и такой же шевелюрой старичок. Но она не могла бы за это стопроцентно поручиться.

— Я что–то не понял, — неожиданно спросил Алгорн, когда они отъехали на достаточное расстояние, чтобы не быть услышанными, — а кто именно это был, леший али домовой?

Топаз и Кий переглянулись. При чём, если девушка ехала верхом, на купленной когда–то давно лошади, то Кий, не имеючи таковой, просто семенил рядом.

— А кто его знает? — Безразлично пожал плечами лекарь.

— И то верно. — Согласилась Топаз. — Главное, что к нам добр был и на том спасибо.

Но как бы оно не было на самом деле, да только охота на несколько последующих дней у них заладилась, и дичь сама шла к ним в руки. А что это было, простое везение или посулы благодарного хозяина давешнего леса, так не нам об этом судить, и не троим путникам, коим сиё обстоятельство было очень даже на руку.

 

Глава 8 Прутик

Через несколько дней они въехали, а точнее, если судить по Кию, вошли в небольшой городок или селение. Алгорн с Кием пошли присматривать последнему лошадь, если таковые вообще имелись, в смысле на продажу, в этом захудалом селении.

Топаз же отправилась отыскивать постоялый двор, заказывать комнаты и ужин. Её выбором оказался постоялый двор под всем понятным названием «Пристанище усталого путника». На вывески значилось просто рядовое названия без обычных для этого дела красочных рисунков. Комнаты она закала две, но к позднему вечеру Алгорна ждало большое разочарование, эту ночь она собиралась провести в одиночестве, прогоняя все свои страхи самостоятельно, а вторая комната предназначалась для двоих мужчин. Алгорн, конечно, немного попротивился, приводя для убеждения обоснованные доводы и не очень, но они не возымели должного действия, и Топаз осталась непреклонна. Заходя несколько вперёд можно с полной уверенностью сказать, что ночь эта прошла вполне спокойно, по крайней мере, для Топаз. А вот для Кия, на которого Алгорн свалил свои душевные переживания, уже не очень.

— Скажи, Кий, ты мне друг? — Алгорн уже порядком выпил к этому времени.

Кий попытался скрыть улыбку и просто кивнул.

— Друг.

— Давай выпьем, друг, ик.

— Друг–то я друг, — улыбнулся Кий, — да только я не пью. Это, как бы тебе сказать, слишком большая … помеха что ли, для нашего… лекарского ремесла.

— Алкоголь, ик, для любого ремесла помеха, но пьют при этом все, и заметь, ик, без исключения.

— Все кроме меня, знать, всё ж таки, есть это исключение. — Улыбнулся Кий.

— Садись. — Алгорн пододвинул табурет, но не удержал, уронил его и сам чуть не упал.

Кий придержал друга, сам поднял табурет, пододвинул и опустился на него. Но Алгорн всего этого даже и не заметил.

— А, — махнул он рукой, — наливай.

Кий уныло кивнул, потянулся к кружке и сделал вид, что наполняет её. Что ж, к выпивке Кий был всегда равнодушен, а менять своё мнение в двадцать два года как–то не хотелось, так что пришлось немного сплутовать. Пустая кружка при стуке о соседку выплеснула чрезмерную часть своего воображаемого содержимого.

— Молодец, ик, вот видишь, я же говорил, что выпивка ремеслу не помеха. — Алгорн попытался хлопнуть друга по плечу, но промахнулся. Виновато улыбнувшись, он припал губами к кружке.

— А за что пьём–то?

— А что я забыл тост, ик, что ли сказать?

Кий пожал плечами.

— Совсем плох видно, ик, стал.

— Может за наше здоровье? — Подсказал Кий.

— Не-а, ик, за Топаз, за неё, давай…, за любимую. — Он тяжко вздохнул.

— Любишь её?

— Люблю, ревную. — Согласно понурился Алгорн.

Кий внимательно наблюдал за ним.

— К тебе, — вдруг добавил разбойник.

— Ко мне. — Согласно повторил Кий, который уже не однократно имел возможность в этом убедиться.

— А ты?

— Что я? — Опешил от такой неожиданности Кий, наполняя следующую воображаемую кружку.

— Её, говорю, ик, любишь?

— Мы ведь с ней друг друга совсем не знаем. — Растерялся лекарь, не зная даже что и ответить

— Любишь?! — Снова строго спросил разбойник, нахмурившись.

Дальнейший разговор не состоялся. Алгорн неожиданно уткнулся лбом в стол и громко захрапел.

Кий улыбнулся, почесал пальцем переносицу и поднялся. Расплатившись за выпивку и ужин, он приподнял Алгорна, обхватил его за талию, перекинул его руку себе через плечо, и что–то бормочущего и едва передвигающего ноги, поволок в их общую комнату.

Топаз поднялась раньше всех и решила перед завтраком посетить неприметную будочку неизменно присутствующую на заднем дворе любого уважающего себя постоялого двора или корчмы. Здесь–то её и поджидал малец лет так шести–семи, плюс–минус. То есть поджидал он её при входе обратно на постоялый двор и поджидал не то чтобы именно её, а просто встречал там каждого встречного — поперечного прохожего, которых здесь было хоть завались.

— Тётя, дай медячок. — Попросил мальчуган.

Топаз оценивающе прищурилась. Обычный малец, ничем не отличающийся от других похожих ребятишек в любой деревне, где почти нельзя было отличить брошенного оборванца, от любимого детища старосты. Одинаково одеты, немыты и грязны. Мальчишки они и есть мальчишки. Как говорится, свинья грязи всегда найдёт, вот и эти ребятки всегда находили повод и возможность выпачкаться. Этому, по–видимому, ещё не исполнилось семи, так как волосы у него были не стриженные, длинные как у девчонки, а рубашка была длинная, да и был он пока ещё без портков. Топаз не сразу–то и заприметила, что это была не девчонка.

— Тётя, дай медячок. — Повторил малыш, расхрабрившись от заметной заинтересованности тёти.

— Что, поганец, небось, в кости играете, сорванцы? А дружки твои где, за поленницу, что ли спрятались? — Топаз заглянула за упомянутую. Но там, вопреки её ожиданиям, никого не оказалось. — Нету у меня денег на пакости разные. Знаю я, чем вы резвитесь в свободное и не свободное время. Так что отстань, малыш. Раз родители ничему толковому не научили, то и я не стану.

— Но я ведь не играю, тётя. — Печально покачал головой мальчик, но Топаз его уже не слышала, она скрылась за дверями постоялого двора.

Её спутники внизу ещё не показались. Она, было, предположила, что Алгорн снова привёл к себе в комнату блудниц и развлекается, как может. Но тут припомнила, что на этот раз он делил комнату с Кием. Значит, просто спят, если только Алгорн и этого не подбил на свои гнусные развратства и девчонок не поделили по полам. Эта мысль была не приятна, как было и не приятно обнаружить в постели Алгорна двух девиц какое–то время назад. Может, это было и не правильно с её стороны, испытывать какую–то неприязнь к столь откровенно личной жизни своих друзей. Но таковой уж она была и на то было несколько причин. Несмотря на то, что добрую половину своей жизни она сама была чьей–то собственностью, она по натуре своей и сама оставалась большой собственницей. Отношение же её к сексу, после всех жизненных испытаний выпавших на её долю, было очень отрицательным. Она не видела в этом никакой радости и смысла, разве что только для того, чтобы детишек плодить, но ведь Алгорн явно занимался не повышением демографии Марионы.

Любовь и секс были для неё несколько чужими и не знакомыми понятиями. Вот дружба это всегда, пожалуйста, и самым страшным в жизни для неё была не рана, боль или смерть, а предательство. Она на всю жизнь запомнила, как маленькая потерянная Девочка тянула руки к своей любимой хозяйке, моля её спасти и оберечь, помнила холодность тех глаз и горькое осознание того, что всё это делалось даже не ради собственной безопасности, а ради каких–то своих корыстных целей.

В общем, любви, как таковой, она к своим спутникам не испытывала, а вот ревность всё же была. Каждую девушку она воспринимала, как некую конкурентку способную покуситься на их дружбу и разрушить её. Когда–то давным–давно её хозяйка в выборе между будущим мужем и малолетней рабыней, предпочла «непорочного» супруга. Но вот остался ли он ей верен настолько, насколько могла остаться верна, влюблённая рабыня, что с божественным благоговением взирала на свою госпожу, вот это ещё вопрос. Вообще–то, любовь бывает совсем разная, кто–то бросает ради этой любви всё, дом, семью, будущее, кто–то просто прыгает с высоты башни, прощаясь с жизнью, кто–то изничтожает свою безответную любовь, чтобы она не досталась уже ни кому, кто–то любит и хранит тихую верность своей любви, а кто–то так же тихо себе любит, развлекаясь при этом с каждой тёплой девицей, подвернувшейся под бок. Это последнее, похоже, про Алгорна.

Так вот, конечно, Топаз по–своему любила и Почтеннейшего, и, безусловно, Гелео, и Джордана, с которым надеялась ещё встретиться когда–нибудь в будущем, и шустряка и пройдоху Алгорна, и, вероятно, даже нового знакомца Кия. Да, наверное, она всё же всех их любила, просто не отдавала себе в этом отчёта, не зная при этом, что такое любить и не ведая, что и сама на это способна. Ведь она же со спокойно душой отпустила Джордана, как только поняла, что он встретил свою истинную любовь, достойную её друга, похождения же Алгорна ей были неприятны, да хотя бы потому, что Сварог когда–то очень–очень давно завещал людям Правду, Закон и Семью, в том, как понимала это Топаз. Единому мужчине дана единая женщина, а единой женщине дан единый мужчина. Так разве ж дело это, возлежать на ложе, да сразу с двумя, не говоря уже о том, что каждый раз с разными?

В общем, махнула она рукой на своих заспавшихся друзей и заказала себе плотный завтрак, намереваясь хорошо покушать. Но, так и не успев приступить к еде, она снова заметила того мальца в длинной ребячьей рубашонке. Он протянул хозяину какую–то монетку, от которой тот брезгливо отмахнулся, и попросил кусочек хлеба.

— На, малый, грызи, не победнею.

Мальчик скрутился здесь же на лавке возле стены и стал грызть кусочек хлеба не первой свежести, вероятнее всего ещё позавчерашний, завалявшийся где–то на кухне.

Мелкую, никем невостребованную монету, он так и держал, зажав в кулаке.

Так вот откуда эта бледность и худоба, и ведь не для костей мальцу понадобился медячок. Топаз вдруг стало так стыдно, а на душе ужасно скверно. Пожалела ребетёнку на еду, вот гадость–то какая.

Она посмотрела на свою полную тарелку, за тем на мальчика на лавке.

— Эй, малец, поди сюда.

Мальчик посмотрел по сторонам, потом показал на себя, излучая удивление.

— Да, ты, иди сюда.

Ребёнок с некоторой опаской подошёл к девушке. Несколько пар удивлённых глаз, вообще–то с утреца народу тут было не так уж много, проводили его любопытными взглядами.

Мальчик слегка поклонился.

— Ты вот что, — сказала Топаз, — выкинь–ка, поди, на двор свою корку собакам, а то они, поди, ещё сегодня тоже не завтракали.

Ребёнок затравлено прижал огрызок хлеба к груди, глаза совсем по–детски наполнились слезами.

— Ты мне не хнычь только. Хорошо сделаем по–другому, раз до тебя никак не дойдёт, а я доходчиво объяснить не в силах. Ты, вот что, садись–ка со мной рядом. Садись–садись, не бойся, я не кусаюсь. И кушай мою еду. — Топаз пододвинула ему миску. — Кушай–кушай, за неё уже заплачено. Мне что–то не хочется, так ведь не пропадать же добру?

Она улыбнулась, мальчик наконец–то улыбнулся ей в ответ.

— Спасибо, тётя. — Он с жадностью накинулся на предоставленную в его пользование пищу.

— Не за что. Тебя зовут–то хоть как?

— Пру… Прутик. — Неуверенно протянул мальчик, сомневаясь, стоит открывать своё имя совсем незнакомому человеку.

— А меня Топаз. — Топаз, похоже, такие мысли совсем не мучили. — Ты, пацан, посиди, я сейчас вернусь. — Она подошла к стойке. — Хозяюшка, наполнили ли мне там пузырь парным молочком?

— Да–да–да. Вот только ты свой завтрак пареньку уже отдала, так может тебе чего нового приготовить?

— Да, конечно. — Топаз заглянула в свой пустой кошелёк. — Но как–то не очень хочется. Плесни–ка, мне, пожалуйста, кружку молока, да корочку хлеба прибавь, думаю, будет достаточно.

— Может пузырь с молоком заменить чем–то более существенным? — Участливо спросила женщина.

— Нет, спасибо, это молоко для моей подруги, оно так сказать не прикосновенно. — Топаз улыбаясь, покачала головой и легонько похлопала по пузырю.

— Что ж коли так, то позволь мне некую самодеятельность, так сказать. Хлебушек, я тебе заменю пирогом, а кружку с молоком кувшином.

Топаз неуверенно покачала головой.

— Спасибо, конечно, но я не в силах за это заплатить.

— Да, ладно, моя милая, — махнула рукой сердобольная женщина, ставя на стол кувшин и блюдо с пирогом, — с мальцом поделишься. Иди уже, перекуси. Это, так сказать, за счёт заведения, денег я с тебя не возьму. Уважаю то, что ты мальчику поесть поёк свой отдала, да и о подруге своей вон как печёшься. — Она кивнула в сторону молочного пузыря.

— Спасибо, если потом вернусь в ваши края, долг обязательно отдам. — Пообещала Топаз.

— А, пустяки, милая, это ж разве долг…. — Она махнула рукой и тяжело вздохнула, задумчиво протирая тряпкой стол.

— А мальчик, кто он? И кто его родители?

Женщина мельком взглянула на неё и продолжила, по–прежнему водя тряпкой.

— Сирота он здешний, даже не здешний, а приблудный скорее. Проезжали мимо, остановились на ночлег у родни на той стороне села, да кто ж его теперь узнает, откуда пожар начался. Да вот только сгорел дом под чистую, вместе со всеми домочадцами, а он то ли ночью домой не пришёл, то ли вовремя успел выскочить. Не знаю, сама на пожаре не была, только кострище видела, а люди ведь разное теперь бают. Некоторые так теперь вообще говорят, что он за что–то родню свою и спалил, только я во всё это не верю. Дитя он ещё, да и какой из него злом… злом….

— Злоумышленник. — Подсказал Топаз.

— Во–во. — Поддержала женщина. — Хоть бы кто припутил дитёнка, а так что с им будет неведомо. Коли бы не мой хозяин, да сыновья старшие, так я б его, а так…. — Она расстроено махнула рукой.

— Спасибо, матушка. — Топаз слегка поклонилась и пошла к столу. — Ну, что, школяр, как кушается–то?

— Спасибо тётя, очень вкусно. — Мальчик улыбнулся Топаз уже в полный рот. — Хотите, я вам тут оставил.

— Кушай–кушай, мужик. Я‑то что, а вот ты должен, много есть, чтобы вырасти достойным воином или пахарем.

— Я бы лучше воином. — Вздохнул малыш.

Вскоре рядом с ними опустились и Кий с Алгорном, при чём в начале приземлился Алгорн, который едва нащупал лавку своей пятой точкой, а уж затем протягивающий ему кружку с рассолом Кий. Последний выглядел, как тот огурчик, плавающий посреди рассола, чистый, свеженький и довольный.

— И что только вчера произошло, кто б мне рассказал? — Тихо спросил Алгорн, держась обеими руками за идущую кругом голову.

Топаз пожала плечами, Кий сдержано улыбнулся.

И только тут взгляд Алгорна остановился на притихшем мальце.

— Вот те на. Сколько тебя знаю, Топаз, всё те удивляюсь, какая ты быстрая. Вчера вроде ничего, а сегодня во, умудрилась сразу какого хлопчика родить. Или это я столько спал? — Вдруг испуганно спросил он.

— Это Прутик. — Пояснила Топаз, качая головой.

— Что ещё за Прутик?

— Познакомьтесь. Это Алгорн, это тот, что пьяный….

— Это кто это здесь пьяный? — Взревел Алгорн, но тут же ухватился за голову, можно было конечно произнести тоже самое, но на пару тонов ниже, как–то не сообразил сразу, а теперь уже было поздно. Но ничего, будет уроком впредь.

— … кстати, он бывший разбойник.

Глаза у мальчишки загорелись, заворожено уставившись на Алгорна.

— Ну, что уставился? — Огрызнулся тот, наученный горьким опытом, стараясь не сильно повышать голос.

— Настоящий разбойник. Ух, ты! — Восхищался между тем малыш.

— И заметь, ничего хорошего тут нет, ну, скажи ему, Топаз. — Подсказал Алгорн.

— Он прав, разбойником быть плохо.

— А я хочу быть разбойником. — Нахмурился Прутик.

— Но….

— Ты будешь знахарём, а это ни чуть не хуже. — Перебил Топаз Кий, голосом, не терпящим противоречий. — Травками там разными заведовать.

— Но я не хочу быть знахарем. Не хочу заведовать травками. — Заупрямился малец.

— Но будешь, такова твоя судьба, Прутик, и твой сын будет, и вам обоим это занятие будет нравиться. — Улыбнулся Кий.

— Не будет. — Упрямо отказывался Прутик.

— Вот поживём, тогда и посмотрим. — Тепло улыбнулся Кий.

— Ладно, хватит предсказаний. Пророк мне выискался. — Проворчала Топаз. — Этот всезнайка лекарь, его Кием зовут.

— А лекарь это колдун?

— Отчасти, по крайней мере, мне так кажется. — Топаз пожала плечами и невинно предложила. — Кстати, Прутик едет с нами.

— Что? — Алгорн подавился рассолом, который брызнул у него со всех дыр и во все стороны одновременно. Он даже забыл о своей головной боли.

А вот Прутику, в отличие от Алгорна, эта идея очень даже пришлась по вкусу.

— А можно? — Восхищённо спросил он.

— Нет. — Ответил Алгорн.

— Да. — Ответила Топаз.

Мальчик смотрел то на одного, то на другого, понимая, что в данный момент решается его судьба. Потом перевёл взгляд на Кия, словно ожидая решающегося голоса, но тот только пожал плечами, воздержавшись.

— Он едет с нами. — Настаивала Топаз.

— Что?

— То, что слышал.

Мальчик расплылся в довольной улыбке.

— Ты что сдурела, ещё и дитёнка с собой волочь? Тебе что мало своей жизнью рисковать?

— Ты же не сдурел, чтобы напиваться по–свински после того, что с нами было. Ты что тогда, не рисковал? А если бы этой ночью мне бы опять понадобилась твоя помощь?

— А мне можно, я от несчастной любви. — Зло огрызнулся Алгорн. — Да и вообще, с чего это я должен тебе помогать, ты же мне ведь не помогаешь?

— Прутик, закрой уши. — Резко скомандовала Топаз.

Мальчик послушно зажал уши.

— А для чего я тебе нужна? — Топаз перешла на шёпот. — Избавиться от семени тебе прекрасно помогали те голубоглазые малышки, коих я застала с тобой в постели, и им подобные блудницы. Так какой ещё ты от меня ждёшь помощи? Прутик, можешь опустить руки.

Мальчик послушно опустил руки, из чего следовало, что никакой звукоизоляцией они не обладали, и он слышал всё, не зависимо от того, положено это было ему слышать или нет.

— Так вот, ты ведь сам мне дифирамбы пел и говорил, что я помогла тебе избавиться от гнусной разбойничьей зависимости.

— А она на самом деле гнусная, эта зависимость? — Поинтересовался мальчик.

— Да.

— Да.

Хором выкрикнули спорщики.

— Тогда я больше не хочу быть разбойником. Мама говорила, что быть гнусным это плохо.

— Правильно твоя мама говорила. — Поддержал его Кий.

— Кстати, а где его мама? — Спросил Алгорн, вспомнив о головной боли, от чего снова обхватил голову руками.

За этот безобидный вопрос он прибавил себе ещё одну боль, только на этот раз не головную. Топаз больно пнула его ногой под столом.

— Я тебе потом расскажу. — Злобно прошипела она.

— Идиотка. — Взвыл Алгорн, запуская руку под стол, чтобы пожалеть самого себя.

— Прости, не думала, что так получится. — Искренне извинилась Топаз. — Надеюсь, демографический кризис от этого не настанет. А твоя дееспособность только закалится, воспрянет духом и улучшится.

Кий рассмеялся, не в силах сдержаться.

— Не смешно. — Совместно шикнули на него Алгорн и Топаз, потом взглянули друг на друга и улыбнулись.

— Прости, Алгорн, я действительно случайно.

— Ладно, не так уж и больно. Ты, если всё ж таки решила брать мальца с собой, бери, вот только пусть этот хомут весит на твоей собственной шее.

— Обещаю. — Топаз клятвенно подняла руку.

— Ну, и хрен с вами. — Махнул рукой Алгорн.

— А хрен, он ведь на огороде растёт? — Поинтересовался любопытный Прутик.

Топаз не успела ответить, как всегда вперёд пробился Алгорн.

— Бывает, малец, что и на огороде. — Двусмысленно ответил он, серьёзно кивнув, но в глазах его горел лукавый огонёк.

Чуть позже, когда Прутик выскочил, как говорится, вперёд батьки в пекло, а то есть по привычке выскочил на двор постоялого двора, на радостях что поедет верхом на самой настоящей лошади, позабыв осторожность. Тут–то он и попался своему старому врагу, да прямо в руки.

— Отпусти меня. Помогите, тётя Топаз. — Вскричал малец, а Топаз уже была тут как тут.

Ей самой была знакома беззащитность в прошлой жизни. Поэтому она не просто нахмурилась, а прямо–таки возгорелась от праведного гнева, как только увидела, как здоровый мужик держит за шкирки вырывающегося пацанёнка. Но ведь и ему было оправдание, просто он ещё не знал, что Топаз не только успела накормить мальца, но и уже приняла его за своего. Конечно, она заступилась бы за ребёнка в любом случае, но если он был ещё и её другом, вот это было уже ошибкой со стороны громилы вдвойне.

— Эй ты, скотина, ты по чём ребятёнка обижаешь?

— Нашла ребятёнка. — Похоже, здоровяк до сих пор ещё не осознал, что его оскорбили, а вот народ вокруг постепенно стал вываливать с постоялого двора и подтягиваться с улицы. Те видать были посообразительней, уже сразу поняли, чем дело в итоге обернётся. — Да этот шельмец у меня давеча каравай, да молоко с яйцами стащил, что я змею податью нёс, стоило мне только на минутку отвлечься. — Он не произвольно кивнул в сторону корчмы.

«Ах, вот как! Так, может быть, тогда пить меньше надо, так и подати целее будут». — Пронеслось у неё в голове. Но вслух были произнесены совсем другие слова.

— Стало быть, не тем богам молишься, боров. Почто Скотьего Бога привечаешь, или предки не рассказывали, каково это без весны, дождя и солнца жить? В корчму наведаться и за шиворот принять, это ты всегда рад. А то, что сироте никому не нужной жрать не черта, — словечко, явно позаимствованное из Алгорнова жаргона, — не твоего ума дело, небось?

— Во–во, сама же за меня правильно и ответила. В том–то оно и дело, что не моего ума это дело, у меня своих хлопот выше крыши. Благо вот Скотий Бог, когда сможет, тогда поможет. — Ответил мужик, по–прежнему не воспринимая её слова за оскорбления.

— Ты бы ещё Моране молился или Чернобогу, ходячая червоточинка в людском стане. — Разозлилась Топаз.

— Надо будет, и помолюсь, лишь бы жилось полегче. А этого молокососа ещё хоть раз за воровством поймаю, так воще за хребет на сосне подвешу. И ты тоже давай, барышня, не здешняя ведь, вот и езжай дальше своей дорогой, если рядом повисеть не хочешь. А то, знаешь ли, народ у нас дружный, хоть и молимся мы каждый своим богам, а то вон как, знаешь, мужиков позову.

Прутику всё же удалось вырваться, а точнее мужик сам расслабился за долгими разговорами, не привыкший делать несколько дел одновременно, и малый сразу в сторонку–то и отскочил. А прыгать за ним по двору взрослому мужику как–то не солидно было. Прутик же, поняв где ему хоть какой–то защиты ждать, стрелой юркнул за спину Топаз, там и схоронился.

— А так ты позови, а то ведь одному с дитём сосунком, да бабой полоумной никак не управиться.

Мужик и впрямь уже открыл, было, рот, но когда из толпы раздались редкие смешки, понял, что делает что–то не то, несколько раз его открыл–закрыл, а затем произнёс совсем не то, что в самом начале собирался.

— Шла бы ты отсюда. Юродивая ты, что ли? — То ли её, то ли себя самого, спросил мужик.

— А проверить не хочешь? Что, если девка юродивая тебя в миг без штанов оставит, отдашь те подати мальцу, что Скотьему богу несёшь?

Мужик неопределённо, то ли замычал, то ли зарычал.

— Не надо, тётя, — зашептал мальчик из–за её спины, — он здоров как бык и такового же на бегу останавливает. Мне за вас боязно.

— Его бычью силу против него–то и пустим. — Хмыкнула ухмыляющаяся Топаз.

Как только Алгорн услышал голос Топаз, и до него дошёл смысл её слов, то он сразу стал поторапливаться, ведь эта особа имела особенность постоянно влипать в разного рода гнилостные ситуации.

Мужик, между тем, ненадолго задумался. Честно говоря, своей самоуверенностью Топаз, что ни говори, произвела на него впечатление. Он бы и рад уже был отказаться, да только вокруг уже народ стал собираться, замыкая спорщиков в круг. Откажись, так потом стыда не оберёшься. Тебя же в трусости и обвинят. Скажут, бабы, мол, с сосунком подсоском испугался. Не, так дело не пойдёт, раз другого способа решить проблему нет, то….

В толпе любопытствующих уже стоял улыбающийся Кий, кому–кому, а ему уже заведомо был известен исход этого поединка, если его вообще можно было так назвать, так сказать битвы кошки и быка. Кошка взяла быка измором, гибкостью и быстротой. Что было вполне естественно особенно при учёте их разницы в росте, массе, гибкости и быстроте движения.

Топаз проделала тот же приём, что уже проделывала когда–то однажды с Алгорном. Разница состояла лишь в том, что если Алгорн состоял в средней весовой категории, против приходящейся на Топаз лёгкой, то здоровяк, наверное, даже не в тяжёлой состоял, а в супер тяжёлой. Двухметрового роста он возвышался над всеми невозмутимой глыбой, правда, невозмутимой только лишь потому, что осознать, что сейчас на самом деле происходит, у него мозгов не хватало, но это уже совсем другая история.

Алгорн выскочил как раз в тот момент, чтобы увидеть с крыльца, что противники вроде бы как начали сходиться. Дальше ему ничего не было видно из–за голов впередистоящих. Не то, чтобы он был невысокого роста, просто все присутствующие здесь низкорослостью тоже не отличались. Он потоптался, попытался протолкаться вперёд, расталкивая толпу, но только получил несколько тычков локтями и одну затрещину. Он был так испуган за Топаз, что даже не обратил внимания на то, что в другое время принял бы за серьёзное оскорбление. Некогда было разбираться с такими насущными делами в то время, когда его любимой девушке грозила опасность и, возможно, даже смертельная.

Вот такой был весь Алгорн. Правда кое–какого результата он всё–таки добился, он увидел в толпе Кия и даже сумел к нему пробраться.

— Кий, как ты мог это допустить? — Набросился он на лекаря.

— Допустить что? — Невозмутимо спросил тот.

— Он же её убить может.

— Не может. — Покачал головой Кий. — Алгорн, друг мой, ты знаешь её гораздо дольше, чем я. А на самом деле выходит, что совсем не знаешь.

— О чём это ты?

Лекарь пожал плечами.

— Смотри и не рви сердце, она не пострадает. Вспомни, сам мне рассказывал о своём позоре при первой вашей встречи.

— Когда это я тебе мог такое рассказывать? — Подозрительно спросил Алгорн, сощурившись.

Кий снова пожал плечами.

— Как это ты там говорил, алкоголь для любого ремесла помеха, но пьют все?

— Ааа. — Догадавшись, на что именно так мягко намекнул Кий, Алгорн про себя принялся костерить, на чём свет стоит, всю свою же родню до десятого колена и свою собственную проклятую болтливость, из–за чего некоторые не очень привлекательные аспекты его личной жизни становятся достоянием гласности.

Топаз между тем, под общее улюлюканье толпы проворно выскальзывала из неминуемых объятий противника. Получив несколько увесистых пинков под пухлый зад, мужик начал наконец–то сознавать, что надо было ему всё ж таки, наверное, девчонке уступить. Но осознание этого доходило медленно, слишком медленно для того, чтобы вовремя остановиться.

Хохот и смешки раздавались в толпе уже повсеместно, разве что только гнилые помидоры покамест ещё не летели. Алгорн уже улыбался наравне со всеми, оставив переживания за Топаз до лучших или, скорее, до худших времён.

Топаз проскальзывала, выскальзывала, переливалась из стороны в сторону, уходила в один бок, в другой, вниз и даже делала сальто. В общем, зрелище было занимательным, по крайней мере, было на что посмотреть, особенно деревенским батракам, которым и заняться–то здесь не чем было, кроме как земледелием и скотом, изредка, конечно, можно было и руку бабе под юбку запустить, своей или соседской, это уже смотря по обстоятельствам. Так разве ж это развлечение? Это уже суровая обыденность.

В общем, долго ли, коротко ли проходили эти бои по правилам и без, да только вскорости мужик тот, пыхтя как бабкин самовар, поднял руки вверх. Точнее только одну руку, так как вторая была занята поддерживанием портков, которые Топаз всё же сорвала, как ветер срывает осеннюю листву, впрочем, как и обещала.

Кто–то громко свистнул.

— Ну, что, Махась, бабы испужался?

— Шо, мужики, можа скинемся ему на новые портки, а то эти никак он обделал.

Хохот стоял неописуемый. Махась опустил голову и понуро поддерживал свои штаны. Так, что даже Топаз его жалко сделалось, где же здесь не вступиться за сильный пол мира сего.

— А шо, мужики, давай налетай, да только по очереди. — Промолвила она, подражая их говору. — Кому ещё своя баба портки не постирала, так я вам их щас живо уделаю, перекрашу, так сказать, в свет детской неожиданности. А там и ещё кому, можа, на новые скинемся. Только на этот раз учтём, что я малёк подустала, ведомо ли кошке с быком в силе равняться, так что я выйду теперь с мечом наперевес, а вы с чем хотите, с вилами, оглоблями, а можете и с лопатой, прямо там вам потом могилу и выроем. Ну, кому Махасино несчастье потехой показалось?

Веселье не прекращалось, но смешки в сторону проигравшего заметно поубавились и стали не столь откровенно оскорбительными, люди несколько поутихли. Топаз подобрала яйца, молоко и каравай, что мужик нёс Скотьему Богу, в дороге всё сгодится, а жратва тем более.

— Всё, мужичьё, расступились живо. — Скомандовала вдруг Топаз. — Некогда мне тут с вами глаголы глаголить. Прутик, за мной.

Мужики послушно разошлись, а мальчишка в припрыжку поскакал за ней, таща тяжёлую перевязь с мечом.

— Ну, Топаз, и представление ты устроила, чувствую нам можно не переживать за недостаток денег, если что будем зарабатывать на твои боях. — Пошутил Кий, только юмор этот всем показался отчего–то плоским.

— Ты, что сдурела, Топаз? — Накинулся на девушку Алгорн. — Ты меня так напугала, дурочка. — Он притянул её к себе.

Топаз несколько раз хлопнула его по спине.

— Всё в порядке, Алик.

— Это что ещё за Алик? — Обиженно отшатнулся Алгорн. — Что за гнусные намёки? Стоило мне один раз перебрать лишку и заметь не в твоём присутствии, и теперь ты меня Аликом будешь кликать. Да?

Топаз неопределённо пожал плечами.

— Что, Кий разболтал?

Упомянутый лекарь удивлённо приподнял одну бровь, мол, а я‑то тут при чём.

— Вот не надо только Кия сюда приплетать, да у тебя с утра пораньше результат был, так сказать, на лицо. Морда мятая и опухшая, глазья красные, да и не замечала я раньше чего–то, чтобы ты рассольчиком по утрам баловался. Да и несёт ещё от тебя этой дрянью, хоть бы за день выветрилась, отрава. Хорошо хоть ещё на ногах стоишь, как положено, не верх тормашками. Ехать то верхом хоть сможешь?

Алгорн тяжело вздохнул.

— И за что только ты меня так не любишь, обижаешь постоянно. Я‑то к тебе всей душой, а ты….

— Да ну вас всех. — Махнула Топаз рукой и пошла в сторону коновязи. Что–то настроение у неё сегодня совсем не заладилось.

— Вы на неё только не злитесь, дяденьки, — встрял Прутик, как только Топаз удалилась на такое расстояние, чтобы его услышать не могла, — она хорошая и добрая. Она нас всех любит, просто не в духе она. Татка мой говорил, что у женщин такое бывает.

— Да, бывает, бывает и не такое даже. — Подтвердил Алгорн. Потом, словно что–то вспомнив, повернулся к Кию. — Кий, слушай, а ты не знаешь случайно, где тут можно было бы бабу найти? Ну, ты сам понимаешь.

— Алгорн, какую бабу, нам ведь уже отправляться надобно. — Раздражённо ответил Кий, не сводя глаз с Топаз. — Пошли уже. — Затем прямиком направился прямо к девушке.

— Дядька Алгорн, — наивно спросил мальчик, щурясь от яркого летнего солнышка, — а зачем вам баба?

Алгорн почесал тёмную бороду.

— Да я, брат, без бабы, как самогон без закуси, пить пьётся, да всё чего–то не достаёт. Девки–то они, брат, знаешь, какие заразные будут?

— Правда? — Испуганно спросил Прутик.

— Правда, малец, чистая правда.

— Дядька Алгорн, а я тут давеча с девчонкой играл. Как думаете, она меня не заразила?

— А во что играл–то?

— В воинов–разбойников.

— Не, Прутик, живи пока, не заразила.

— А как они это делают?

— Что делают?

— Так заражают же?

— Это дело тонкое, браток, но тебе ещё пока не грозит, мал ты ещё и девки твои малы, чтобы заражать. Подрасти сначала, как я стань, а там уже и будешь заразу принимать. — Алгорн внимательно наблюдал за непринуждённой беседой Кия и Топаз, за их лёгкими улыбками. Сердце предательски ныло. И что ему только девка это сумасбродная далась?

— Дядька Алгорн.

— Ну, чего тебе? — Раздражённо спросил Алгорн.

— А Тётя Топаз она тоже того…? — Вкрадчиво спросил Прутик.

— Чего того? — Не понял разбойник.

— Ну? — Мальчик с опаской обернулся на Топаз. — Заразная?

— Тьфу, на тебя, малец. — Сплюнул Алгорн, отводя взгляд от парочки на коновязи и гневно смотря на Прутика. — Топаз не заразная, она знаешь какая. — Он мечтательно покачал головой. — Хотя, я ею уже, похоже, без всего и так уже заразился.

— А как это так можно, если она не заразная? — Опешил Прутик.

— А так, у мужика чешется, а баба не даёт, вот и вся зараза. Чего прицепился со своими вопросами? А ну живо похватал свои пожитки и быстро под коновязь, раз с нами решил ехать. — Он отвесил мальцу подзатыльник. — А то сейчас как….

Но Прутик уже нёсся во весь опор к лошадям. Верхом ему ещё ездить не разу не приходилось, отец не дожил до его семилетия, чтобы волосы состричь, в порты нарядить, да на лошади ездить выучить.

 

Глава 9 Роды

— Взяла себе ярмо на шею. — Ворчал Алгорн.

— На свою же взяла, не на твою.

— Да уж и на мою тоже. — Не спешил соглашаться бывший разбойник. — Тебе легко говорить, что я тут ни при чём. Но он же и мою жратву тоже ест и его же задницу придётся и мне защищать, если мы попадём в очередную передрягу.

— Алгорн, но по чему ты стал таким ворчливым за последние недели.

— Да ну тебя.

— Вот это что–то новенькое, а где же твоя безоговорочная любовь, всё то возвышенное о чём ты мне столько раз говорил? — Растерялась Топаз.

— Всё то возвышенное так и осталось безответным, а это снимает с меня некоторые обязательства. — Буркнул Алгорн и послал своего жеребца вперёд.

Топаз покачала головой. Она ничего не могла поделать. Она могла обещать Алгорну только крепкую дружбу, а он ждал от неё чего–то большего, ждал того, чего она никак не могла ему дать.

— Привал. — Выкрикнул Алгорн возвращаясь. Он остановил жеребца. — Там удобное место, чистая речка, небольшой холмик для остановки и поляна с сочной травой.

— Как–то всё подозрительно, словно специально сотворённое для нас. — Проворчала Топаз, когда они уже были на месте и осматривались.

— Вечно ты чем–то недовольная, а ещё на меня говоришь. — Настроение у бывшего разбойника, по непонятной для Топаз причине, резко улучшилось.

— Да ладно, брось ты, Алгорн, мы же друзья. Зачем нам с тобой сориться?

— А я и не сорюсь. — Пожал плечами Алгорн и направился собирать хворосту для костра.

Прутик увязался за ним.

Как только они скрылись за первым лиственным барьером, Кий подошёл к девушке.

— Топаз, — сказал он, взяв её за руку. — Я знаю, что из–за меня у вас с Алгорном появилось множество проблем, между вами разверзлась непреодолимая пропасть, так что если тебе и ему так станет проще, я уйду.

— Уйдёшь?

— Да.

— А тебе есть куда идти–то?

— Ну, как тебе сказать? — Он улыбнулся. — Мест, куда можно пойти много, вот только есть ли желание туда идти.

— Так тогда не проще ли остаться? Конечно, если есть таковое желание.

— Останусь, если не помешаю, вот только….

— Топаз, Топаз. — Из кустов вынырнул Алгорн и с недовольством взглянул на их сомкнутые руки, затем указал на запад. — Посмотри–ка туда. Как никак старые знакомые.

Топаз обернулась, почувствовав, как Кий отпустил её руку. Это обстоятельство не очень её обрадовало, кажется, за последние месяцы она начала понимать, что прикосновения мужчин могут быть не только ненавистными и причинять боль, но и доставлять какое–то сладостное наслаждение и заставлять томиться в предвкушении чего–то большего.

С запада двигался небольшой отряд. Конники.

Своим зорким зрением Топаз разглядела у них на головах рогатые шлема, а на груди изображение чёрной коровы, что являлась зооморфной ипостасью Мораны. Да–да представьте себе, корова может быть не только извечной кормилицей народа, но и перевоплощённой богиней смерти и болезни. Потому–то очень часто нелюди и воины Мораны, сжигая деревни, убивали всех, людей, лошадей, собак, кошек и птицу, но почти никогда не смели трогать коров.

Итак, никаких сомнений не оставалось, это были её люди, или вернее нелюди, пусть даже и в человеческом обличии. Такие уже встречались им несколько раз раньше.

— Точно, не может быть никаких сомнений, это они. Вот тебе, чтоб их ядовитые гады расцеловали в трубочку, леший завёл по ягоды, да грибы, а обратную дорогу забыл, чтоб русалки им спели серенаду, а водяной им подпевал. — Выругалась Топаз, стараясь не демонстрировать перед Прутиком слишком уж не хороших слов.

— Достаточно твоего слова изречения, моя дорогая. — Тихо произнёс Алгорн. — Лучше давай решать, что делать будем. По–моему на этот раз их отряд более многочисленен. Давать бой, не знаю, выстоим ли, а убегать поздно. Они нас заметили, далеко не уйдём, а бой придётся принять, где не попадя. А ведь и сами подустанем и лошадей загоним.

— Вот скоты, даже пожрать не дали, — процедила Топаз сквозь зубы, словно и не слушая Алгорна. Она достала из сумы кусок хлеба, отломала от него большой ломоть, и только потом заметила, что и Алгорн, и Кий и даже Прутик с удивлением уставились на неё.

— Что? — Не понимающе спросила девушка.

— Топаз, ты что, не поняла, нам сейчас бой предстоит.

— Ну, и что? — Невозмутимо ответила та. — А если я покушать люблю? Раз нельзя честную кашку с мяском, да лучком, так будьте людьми, дайте хоть хлебным куском пустое брюхо набить.

Алгорн махнул рукой.

— Ай, с этой бредовой девкой никогда не знаешь, что она выдаст в следующий момент.

Топаз показала ему язык. От чего–то неожиданное появление войска не очень её испугало. Держа в руке всё тот же пресловутый кусок хлеба, она подняла наиболее ценные их котомки и кивнула мальчишке.

— Пошли–ка со мной, Прутик.

— Эээ, Топаз, ты это куда? — Крикнул ей вслед Алгорн.

— В лес. — Пожала та лишь плечами в ответ.

— Зачем? И мальчишку туда, зачем волокёшь?

— Просто жизнь ему спасаю.

— Я не хочу. — Запротестовал мальчик.

— А тебя никто не спрашивает. — Топаз схватила его за шкирки и углубилась с ним в лес на несколько деревьев. — Так, смотри, я вот это деревце давно приглядела. По деревьям лазить умеешь или как?

— Умею. — Насупившись, ответил мальчик.

— Так вот, даю тебе особое поручение. Залезешь на самую макушку, оттуда тебе всё будет видно, а тебя никто и не заметит. Будешь, наши пожитки стеречь и сиди мне тихо. Понял?

— Но я тоже хочу драться. — Возмущённо пискнул тот.

— Будешь драться, только немного попозжа. А сейчас на дерево и замереть.

— Не хочу, не буду.

— А обратно в деревню возвращаться хочешь? Будешь? — Вкрадчиво спросила Топаз.

— Нет, только не обратно, я хочу с вами.

— А ну быстро марш на дерево и только слезь мне без моего разрешение, быстро в деревню отбуксирую. Понял? — Более строго прикрикнула девушка, от тихой вкрадчивости не осталось и следа.

Да, Топаз могла быть не только мягкой и пушистой, и Прутик понял это только сейчас.

— Понял. — Не хотя согласился мальчик и нагружённый сумками быстро стал вскарабкиваться вверх. На пол дороге он остановился, словно что–то вспомнив. — А вы обо мне не забудете?

— Да, ну ты и придумал. Забудешь тут о тебе. У тебя же и провизия наша и сам ты ещё чего доброго голосить начнёшь на всю округу, леших до смерти напугаешь.

— А они и вправду существуют? — Вновь остановился мальчик.

— Кто?

— Лешие–то.

— И вправду.

— А вам видеть их приходилось? Вот мне, например….

— Прутик, если ты свой ротик сейчас же не прикроешь и вверх снова вскарабкиваться не начнёшь, так я тебя твоим же тёзкой и отхожу, то есть прутиком. Так что давай, давай, пошевеливайся. — Для наглядности Топаз и вправду сделал вид, что примеривается к прутику.

Мальчишка тяжело вздохнул, нахмурился и полез дальше.

— Да и ещё, Прутик, — тихо произнесла Топаз, когда мальчишка был уже на самом верху, — если так случиться…, если вдруг…, ну, ведь всякое случается. Ну, в общем, если нас всех не станет, ты дождёшься, пока они уедут, спустишься с дерева и бегом в ближайшую деревню. Понял? И ночь прежде на дереве пережди, мало ли какая нечисть здесь по ночам шастает.

— Но как так? — Захныкал мальчик.

— И только слезь мне не тогда, когда тебе велено. Надо будет, с того света достану. — Пригрозила Топаз и растворилась внизу под пышными кронами лиственных деревьев.

Прутик тяжело вздохнул, уселся поудобнее и стал смотреть. Отсюда ему и вправду было, если не всё, то очень многое видно, почти как на ладони. Сам же он затерялся среди листвы, да и кто обратит внимание на одну из вершин множества деревьев, что стоят вокруг, станет вглядываться в них и искать не весть что.

Всадники уже подъехали вплотную.

— Чего изволите, люди добрые? — Гостеприимно спросил Алгорн, снимая котелок с поручня и убирая его подальше от костра и поближе к кустам. Если вдруг выжить придётся, так не грех будет и насытиться.

— Где девчонка? — Грубо спросил главный из них, посмотрев сначала на Алгорна, потом на Кия хмурым взглядом.

— А, так вы по женской ласке стосковались? Так думаете вы здесь один такой? Я, например, тоже с ума схожу от месячного воздержания. Как никак мужчина молодой и полный сил.

— С вами была девчонка. Я последний раз спрашиваю, где она?

— Да вы шо? — Удивился быстрый разбойник. — Эй, друг, прикинь, — повернулся он к Кию, — я тут по женской ласке стосковался весь, а тут не с того не с сего выясняется, что девчонка–то всё время была с нами. Спасибо, добры молодцы, подсобили, теперь коли её первым найду, первым и оприходую.

— Кончай блаженных. — Махнул рукой главарь. — И девку мне найдите, девку. — Гневно выкрикнул он.

— Ой, милок, да коли, ты настолько по женской любви сохнешь, так иди ко мне. Я уж тебя уважу. — Промурлыкала Топаз, выйдя из–за дерева и поглаживая острый клинок.

— Взять её. — Гаркнул предводитель, вначале несколько сбитый с толку, но нужно отдать ему должное, быстро опомнившийся.

Но не тут–то было. Первого кинувшегося на девушку воина, метким прыжком сшибла Гелео, второму Топаз сама метким ударом отделила то, что было выше шеи и то, что ниже, оставив лишь клочьями висящие кровавые волокна. Последующие стали подходить к девушке уже более осторожно.

Кий с Алгорном тоже, конечно, без дела не стояли. Алгорн уже вовсю размахивал своим мечом, а в руках Кия не весть, откуда появилась отливающаяся золотом секира, и каждый которого она касалась хотя бы вскользь, падал и уже не поднимался. Жив он был или мертв, оставалось только догадываться, но мнения всех присутствовавших склонялись скорее ко второму варианту, оттого и противников у Кия поубавилось, а стена между ним и Алгорном возросла. Но и Кий не собирался сваливать всё на плечи друга, оттого вскоре стена эта пошла трещинами и почти полностью развалилась под ударами клинка одного и лезвием секиры второго.

Топаз оттеснили чуть в сторону, но она продолжала невозмутимо биться, спокойно уходя от ударов, двигаясь с быстротой и грацией парды. Истинная представительница оного семейства, а именно сама Гелео, тем временем носилась как угорелая, сея панику, и повергая врага в трепетный ужас. Будут знать, как связываться с честными женщинами. Топаз вообще не интересовало, что левая её рука уже бездейственной нитью свисает вниз, а из раны на голове вытекает ровная струйка крови, благо, что удар ещё пришёлся плашмя.

Алгорн тоже был ранен, а Кию хоть бы что, вот только на груди его куртка была располосована и сквозь такую же драную рубаху просвечивалась голая грудь, да вот только не самой раны, не даже крови отчего–то было не видать. Ну, да ладно, всем им тогда было не до этого.

Противник уже начал сдавать свои позиции. В их действиях сквозила нерешительность, но полная обречённость. Как видно деваться им было не куда. Там, откуда они явились, побеждённых не ждали.

Последний воин, он же предводитель, на своём гнедом мерине в нерешительности отступил на несколько шагов назад и был за это толи вознаграждён, то ли наоборот покаран. Да только он вдруг вскрикнул, беспомощно взмахнул руками, словно в бессмысленной попытке укрыться, вспыхнул синюшным не добрым пламенем и исчез. Мерин его поднялся на дыбы, быстро жестикулируя передними копытами, истошно заржал и, развернувшись, ускакал прочь. Только его и видели.

— Победа. — Как–то неуверенно сказал Алгорн.

— Похоже на то. — Пожала плечами Топаз, затем повернулась к Кию. — А я давно уже подозревала, что ты не лекарь, а колдун.

— Маг, но и лекарь. — Поморщившись от досады, поправил её Кий, вытирая окровавленное лезвие своей миниатюрной секиры.

Топаз пропустила тот момент, когда столь грозное оружие, вновь стало не больше чем украшением.

— Ты убил их? — Девушка кивнула вначале на секиру, возвратившуюся на своё законное место за поясом, затем на валявшихся без признаков жизни разбойников.

Кий нагнулся над первым, вторым, третьим, пытаясь нащупать пульс.

— Некоторые действительно умерли от моего удара, но основная масса должна была только отключиться на то время, что я сочту нужным. Но теперь они однозначно мертвы. Ничего не понимаю. — Он растерянно прошёлся взглядом по трупам и остановился на Топаз с Алгорном.

— А ты что думал, что ты здесь один такой крутой колдун? — Ехидно спросил Алгорн, умышленно употребив не понравившееся лекарю слово.

— Маг. — Машинально поправил Кий, проигнорировав намеренную колкость. — Ты видимо прав, особенно если учесть эффектное исчезновения главаря всей этой шайки. Но кто этот маг?

— Или бог? — Вдруг произнесла Топаз, выходя из состояния задумчивости. — Или, может быть, богиня?

Не кто не усомнился в тонкости намёка девушки и все сразу поняли, кого именно она имела в виду. Радости это никому отнюдь не прибавило.

— Давайте–ка, — предложила Топаз, — отойдём чуть подальше от этой бойни и перекусим. Алгорн, как там наша каша, цела?

— Цела. Ой, всё б тебе поесть. — По–дружески подтрунил он.

— Так если ж я проголодалась, да думаю, мы все проголодались, а теперь тем более. Так что давайте перекусим и двинемся дальше. Нечего нам на разбойничьих останках ночевать, мало ли что может привидеться. Ладно, я за Прутиком, а вы пока вещи перекиньте на несколько метров.

Она углубилась в лес.

Алгорн поднял остывший котелок и вместе с Кием, они перевели лошадей чуть в сторону. Благо, что, заприметив врага, они предусмотрительно привязали лошадей, а то теперь искали бы ветра в поле. Вона как те бойко уносились в даль, лишаясь своих седоков.

Прутик ждал Топаз на нижней ветке, не решаясь ослушаться.

— Ловко вы их. — Восхищённо проговорил мальчик, соскакивая на землю прямо перед девушкой. — А я так когда–нибудь смогу?

— Сможешь, если будешь стараться, конечно.

— Буду. — Пообещал Прутик.

— И если, конечно, будешь слушаться старших, в частности меня, Кия и Алгорна.

— Я буду, буду. — Воодушевился Прутик.

— Ну, значит, и обязательно всему научишься или, если не всему, то многому. А теперь пошли. Ребята ждут, уже темнеет, а нам ещё перекусить и в путь.

— Что же им всем от нас надобно? — Сокрушался Алгорн.

— Вы говорили, они упомянули, что–то типа того, что Алгорн это тот, кто вырос как разбойник, не ведая своей истинной крови?

— Да, что–то типа того, кажется. — Топаз неуверенно повернулась к Алгорну. — Так ведь, Алгорн?

— Ну, да, хрень там какую–то подобную несли.

— Алгорн, попрошу не выражаться. — Топаз многозначительно скосила глаза на мальчишку, что сидел в седле впереди неё.

Алгорн закатал глаза вверх и покачал головой. Да он уже столько раз наедине беседовал с этим пацаном, что тот уже прекрасно знал все его заковыристые словечки, благо пока ещё не употреблял, по крайней мере, при Топаз. Вот бы он тогда получил. Ну, в смысле Алгорн, конечно, а совсем не Прутик. Хотя заметьте, если ругается сам Алгорн, то именно он за это и получает. Вот где истинная не справедливость, по крайней мере, по мнению самого Алгорна.

— Я так понимаю, они что–то хотят только от тебя Алгорн и от Топаз, но главным образом от Топаз.

— Да. И именно поэтому вы с Прутиком будете находиться в полной безопасности, если свалите куда–нибудь отсюда на пару. Нам, знаете ли, и без вас спокойненько так жилось.

— Алгорн, как ты можешь? — Возмутилась Топаз.

Сам Алгорн только спокойно пожал плечами. Что, мол, я ничего.

— Не слушай его, Кий, ты нам уже не единожды спасал жизнь и вообще помогаешь нам, как можешь, по мере своих сил и возможностей. Словом, ты нам нисколько не мешаешь, а Прутик так тем более.

— Говори за себя. — Недовольно буркнул Алгорн. — Мне допустим, больше нравилось, когда ты спала поближе ко мне, а не к этому мальчишке. Да и в комнате мне нравилось больше ночевать с тобой, чем с этим колдуном.

— Алгорн. — Топаз вспыхнула. — Ты, кажется, немного забываешься, тебе больше нравилось спать не со мной, а с теми двумя красотками, с которыми я тебя застала.

— Ну, что ты мне их так никогда и не простишь? — Захныкал Алгорн.

— А с какой стати я должна тебе их прощать? Это твоя жизнь и грех ты совершил не против меня, а против богов, затащив в свою постель…, Прутик, закрой уши… этих двух блудниц. Но, если это доставляет тебе такое уж большое наслаждение, то всегда пожалуйста. Я‑то тут при чём? Меня это не касается, пока ты не тащишь туда меня.

— Ооо, — обрадовано вскрикнул Алгорн, — так что можно попытаться?

— Можно, — невозмутимо кивнула Топаз.

Лицо Алгорна расплылось в счастливой улыбке.

— Только потом не являйся в моих снах, как это делает Беззубый Патрон, или, по крайне мере, если всё же надумаешься явиться, держи свою голову к шее поплотнее, чтобы кровь из перерезанной глотки не капала на меня любимую.

Алгорн сразу поник.

— Что так запросто перережешь мне глотку? Мне, своему другу?

— Нет, почему? Всегда есть выбор. Могу просто отчикрижить кое–что в твоих штанах. Именно то, что тебе так не терпится мне продемонстрировать, чтобы в следующий раз, когда тебе захочется со мной «подружить», ты не заглядывал внутрь своих портков, а уж моих так тем более.

— А если это от меня не зависит. Если это на уровне физиологии.

— Ну, друг мой, я же не предлагаю тебе воздержание. Просто перестань заглядывать ко мне в портки, а продолжай поднимать юбчонки всем окрестным девкам, но занимайся этим осмотрительно, чтобы за нами не гонялись в каждой деревне с вилами.

— Злая ты, Топаз, — обиженно проговорил Алгорн. — Но почему ты не веришь в мою любовь?

— Верю и даже взаимно люблю тебя, но не более. Надо будет, жизнь за тебя отдам, но своё тело не в состоянии. Я же вас мужиков на дух не переношу, сам об этом прекрасно знаешь. Это в храме меня научили как–то с вами мириться, дружить и даже любить. — Она тяжело вздохнула. — Не мучь ты меня, Алгорн, мне и так на душе тяжко.

Топаз неожиданно подняла, по–прежнему зажимавшего уши, Прутика и, перекинув через луку седла, всучила его растерявшемуся Алгорну. Тот принял его и усадил перед собой.

Девушка ударила лошадь пятками, и она сильнее понесла вперёд. Гелео потрусила за хозяйкой.

— Что я такого сказал? — Растерянно спросил Алгорн.

— У женщин такое бывает, я же вам уже говорил. — Пожал плечами Прутик.

— Там впереди река делает изгиб, Алгорн. — Тихо произнёс Кий. — У неё и остановимся на ночлег. Встретимся там, я догоню её.

И он тоже пустил своего коня вскачь.

— Хотел бы я быть на твоём месте. — Незлобно пробурчал Алгорн и, не спеша, поехал дальше.

— Топаз, Топаз.

Кий увидел её не сразу. Она сидела у излучины реки, уткнувшись лицом в колени. Лошадь тут же, только чуть в стороне, не спеша, щипала травку.

Кий спешился и, отпустив своего мерина, присел рядом с девушкой. Она тихо всхлипывала, уткнувшись лицом в колени.

— Топаз. — Он тихонько провёл ладонью по её плечу.

Она вздрогнула и на мгновение замерла, перестав даже всхлипывать. Мужское прикосновение было для неё по большей части чем–то запретным.

Но Кий не остановился. Он придвинулся к ней ещё ближе и, обхватив за плечи, притянул к себе.

— Топаз, я не причиню тебе зла, верь мне. — Незаметно для неё он подул ей в светлую макушку.

Топаз практически сразу же почувствовала облегчение и заметно расслабилась.

— Я так устала, Кий. — Пожаловалась девушка. Она обхватила его шею руками и уткнулась лицом к нему в грудь.

— Всё будет хорошо, девочка, всё будет хорошо. — Это было всё, что они сказали друг другу, но тут и не надо было лишних слов. Никто из них не обратил внимания на то, что произнесённое им «девочка», скорее подошло бы для старца или мужчины средних лет, но не в коей мере не для парнишки старше её не многим, настолько отечески были произнесены эти слова. Главное, что слова те шли от души. А в тот момент, она почему–то казалась Кию совсем маленькой и потерянной никому не нужной девочкой. Он едва коснулся губами её волос.

Они сидели, не отрываясь друг от друга и ничего не произнося, наверное, долго, а может и совсем чуть–чуть. Да только именно в такой позе застал их Алгорн, что вместе с Прутиком выехал с лесной тропинки к пойме реки. Нахмурившись, он, не спеша, спешился, послал мальца за водой, а сам, отпустив жеребца, стал организовывать стоянку, старательно игнорируя обнявшуюся парочку.

Топаз с Кием ещё какое–то время не двигались. Гелео удалилась сразу же, как только появился Кий. Она ему доверяла, как уже давно заметила девушка, что было весьма удивительно, если припомнить обстоятельства их первой встречи. И сейчас ушла охотиться за средним зверем.

— Спасибо тебе, Кий. — Девушка чуть отстранилась, проведя ладонью по его щеке.

— За что? — Кий слегка изогнул шею, чтобы подольше чувствовать это нежное девичье прикосновение.

Топаз улыбнулась.

— Ты думал я не почувствую, не узнаю. Но я сразу поняла, как только ты поделился со мной частью своей силы, Кий. Я чувствовала, как она течёт по моим жилам, придает мне уверенности, изгоняет печаль. Я тебе очень благодарна за это. Спасибо. — Она резко наклонилась и чмокнула его в щёку, и сразу же, поднявшись, отошла к Алгорну.

Кий прижал руку к тому месту, что почувствовало прикосновение её губ. Он и сам был в растерянности. Он не мог понять, чем влечёт его это светловолосая девушка. Да, она была, бесспорно, красива, но он чувствовал в неё какую–то особую, внутреннюю красоту, что ли. Она ему очень нравилась, с того самого первого взгляда, когда их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу. После ухода Топаз, Кий на её манер уткнулся в колени лицом и сидел так же плача, только беззвучно. Он чувствовал себя брошенным и никому не нужным, чувствовал себя третьим лишним. Он поднял глаза на тех двоих у костра. Алгорн обнял Топаз за талию, а она обхватила его за шею. Это казалось идиллией двух влюблённых. Откуда ему было знать, что они просто просят друг у друга прощение.

Кий на что–то решился, он поднялся. Может, это было и эгоистично с его стороны, ведь они явно нуждались в его помощи, а точнее даже не в его Кия помощи, а в той магии, что в нём заключалась. Но для него было так важно уйти сейчас, пока он не совсем ещё полностью влюблён в неё, если конечно оно ещё всё так и обстоит. У него было такое чувство, словно он заглянул в чью–то личную жизнь, туда, куда заглядывать совсем не стоило. Возможно, они действительно были влюблены друг в друга, а он, Кий, только вносил раздор в их отношения, вызывая необоснованную ревность.

Прутик, уже давно принёсший воды, носился из стороны в сторону по мелководью, резвясь, как было и положено в его детском возрасте.

Кий вернулся к костру. Топаз к тому времени спустилась к речке и уже веселилась с мальчишкой наравне, окунаясь в детство, которого у неё самой никогда не было. Лекарь посмотрел на неё и печально улыбнулся.

— Алгорн, я хотел тебе сказать, — начал Кий, — между мной и Топаз ничего нет. Я просто отдал ей часть своих сил, чтобы она почувствовала себя лучше.

Алгорн махнул рукой.

— Забудь.

— Но, я хотел сказать, что ты не должен её ко мне ревновать.

— Кий, давай сменим тему. Мало мне по этому поводу с Топаз разбираться, так что мне ещё и с тобой тут лясы точить. — Алгорн хмуро взглянул на товарища.

Кий пожал плечами. Что ж, вполне справедливо.

— Ладно, словом, не держи зла.

— Постараюсь. — Пробормотал Алгорн себе под нос.

Кий встал раньше всех, защиту свою снимать он не стал, сама разойдётся с первыми лучами солнца. Вложил в руку Топаз кусочек пергамента, пока девственно чистого, но когда она проснётся и посмотрит на него, слова откроются сами собой и только ей одной.

Кий погладил ласкающуюся к нему большую кошку и вскочил в седло.

— Мааау? — Вопросительно мяукнула парда.

— Тихо. — Молодой мужчина приложил палец к губам, подмигнул Гелео и поскакал назад, по протоптанной лесной тропинке, упирающейся в темноту.

Гелео проводила его пару–тройку сотен метров и вернулась к Топаз, когда поняла, что возвращаться он не собирается. Она была растеряна и не знала, что делать. Но то, что Кий ушёл, ей казалось не правильным.

Кошка потёрлась мордой о щёку девушки. Топаз неспокойно заворочалась.

— Кто там? Гелео, ты что ли? Отстань. — Она перевернулась на другой бок, но кошка отставать и не собиралась, проявляя ещё большую настойчивость.

— Ну, что там у тебя случилось? — Топаз села и сонно потёрла глаза, зевая.

Скоро Даждьбог вместе со своей верной спутницей должны были показаться на небосклоне, но пока ещё было темно. Правда, это не было помехой для кошачьего зрения Топаз.

Девушка огляделась. У неё в душе родилось такое чувство, будто кого–то или чего–то не хватает. И, действительно, место, где ещё вчера с вечера засыпал Кий, было пустым, то есть не совсем пустым. Как говорится, свято место пусто не бывает и Прутик, некогда спавший рядом с лекарем, теперь вольготно развалился и на своём и на его месте, раскинув руки и ноги в разные стороны и размеренно дыша.

Топаз беспокойно поднялась. Коня Кия тоже нигде не было видно, её лошадка и жеребец Алгорна невозмутимо пощипывали сочную травку у самой реки.

— Кий, куда же ты мог подеваться? — Вопросила она в пустоту.

Ответ не заставил себя долго ждать. Невесомый до этого мгновения пергамент, заметно потяжелел и слегка засветился.

— Это что ещё за хрень? — Пробормотала Топаз, даже не заметив, что скопировала своего друга похрапывающего теперь чуть в стороне от костра, ночка выдалась на удивление тёплая.

«Топаз, это предназначено только для твоих глаз, после прочтение, пергамент исчезнет. Вчера я понял, что только вношу раздор в ваши с Алгорном отношения. Я делал это не намеренно. Прости. Я ухожу, чтобы и дальше не нарушать вашей идиллии. Не сердись, что ушёл не попрощавшись, не люблю долгих проводов и связанных с ними слёз. Ты мне стала очень дорога, и я надеюсь, что у вас в будущем всё будет хорошо.

Будьте счастливы.

Поприветствуй от меня Прутика и Алгорна.

Береги себя.

Кий».

Пергамент замигал, затем вспыхнул и осыпался пеплом. Топаз испуганно одёрнула руки, она не успела прочитать письмо во второй раз, как того хотела.

— А чтоб вас. — Выругалась девушка. — Ещё один придурок на мою бедную голову выискался. — Слёзы обиды выступили на глаза. — И что они все во мне находят? Как я скучаю по Джордану, похоже, только он один из моих друзей и не страдал Топазоманией, найдя свою любовь в обычной пышнотелой и темноволосой красавице.

Девушка резко подхватилась и побежала к своей кобыле. Та безразлично обернулась, дожёвывая пучок свежесорванной травы. Не потрудившись оседлать доброе животное, Топаз с разбега запрыгнула ей на спину, лишь перед этим опёршись руками о круп. Седло и узда не востребованными остались лежать на земле у костра, конечно, они имели своё бесспорное преимущество, но когда дело касалось быстроты, они были желательны, но вовсе не обязательны.

— Но, милая, пошла. — Топаз упёрлась пятками в рыжие бока. Лошадь, протяжно заржав, затрусила в сторону тропинки. Но девушке этого оказалось мало, и она перевела её в галоп.

Гелео уже трусила впереди, добровольно указывая подруге дорогу, хотя, что её указывать, коли тропинка тут одна. Но с другой стороны, Кий мог свернуть и куда–нибудь в бок. Кто знает, что за мысли роились у него в голове, а чужая душа ведь, как говорится, потёмки.

Он не успел уехать далеко. Впрочем, он особо и не спешил, по–своему разумея, что ещё слишком рано, чтобы его друзья проснулись, а если бы даже и проснулись, то он, чувствуя себя некой помехой, считал, что никто не сочтёт за лучшее его догонять. Но, как оказалось, он был очень даже не прав.

— Кий. — Топаз выкрикнула заветное имя, сразу же, как только различила впереди неясную верховую фигуру. — Кий.

Фигура та остановилась, неуверенно обернулась, и, развернувшись уже всем телом, припустила ей навстречу.

Различить ехавшего впереди человека Топаз смогла исключительно благодаря своему кошачьему зрению, чем её вполне обычная лошадь отнюдь не обладала. Животное едва что–то видело на несколько шагов впереди себя. Оттого–то выехавший неожиданно ей навстречу всадник, внёс панику в ряды законопослушных девочек. И Рыжая резко затормозила, беспокойно отступила назад, а, убедившись, что резво двигающаяся на неё тень, не игра её воображения и останавливаться не собирается, она резко встала на дыбы и сбросила наземь не устойчиво сидящую на ней всадницу. И, развернувшись, кинулась прочь из этого тёмного леса на уже заметно посветлевшую полянку у самой излучины реки.

— Топаз. — Кий тут же в свою очередь, только уже по своей воле, спрыгнул на землю и подскочил к девушке. — Ты жива?

Она смотрела на него заплаканными глазами, не в силах ничего вымолвить, так перехватило дыхание.

Кий прошёлся руками по всему её телу, начиная с пальцев ног и кончая головой. Вроде всё было на месте, но на всякий случай он отдал ей часть своей магической силы, залечивая тем самым незначительные царапины и ушибы.

— На твоём месте я бы не очень–то раскидывалась своей силой. Она у тебя что бесконечна?

— Нет. — Улыбнулся Кий. — Но мне не жалко отдать тебе её частичку.

— Понятно. — Протянула девушка, садясь. — Ну, и скажи, какого рожна ты оставляешь мне какие–то жалкие писульки и уматываешь, поднявшись не свет, не заря?

— Я думал так будет лучше.

— Он думал. — Хмыкнула Топаз, затем покачала головой. — А меня ты спросил? О, великий отец Сварог и всеведущая мать Макошь, как же вы мне все дороги.

Топаз тыльной стороной ладони вытерла слёзы боли, которая прошла сразу же, как только руки Кия коснулись её.

— Кий, вы что, все смерти моей хотите?

Тот вздрогнул.

— Как можно, Топаз?

— Или может быть я приз для победителя? Чего вы решаете постоянно, что для меня лучше и с кем я должна остаться? Я не виновата, что я такая, какая я есть. Я не виновата, что я родилась рабыней, дочерью рабыни и её молодого хозяина. Я не виновата, что была крохой продана в чужой дом вдали от матери, от её ласки и тепла. Я не виновата, что была предана любимой госпожой. Я не виновата, что ещё в детстве физически стала женщиной, пройдя через многие и многие руки насильников. Я не виновата, что почти до двенадцати лет не видела от мужчин ничего хорошего. Я не виновата, что, покончив собой, оказалась не в светлом ирии, а всего лишь в храме отца Неба, где впервые в жизни узнала, что мужская рука может не только бить и издеваться, но и любить и жалеть. Да я, наверное, ещё до сих пор не умею любить, по крайней мере, любить мужчину, как мужчину. Для меня все мои друзья как братья в храме, как Джордан.

Кий удивлённо приподнял бровь при звуке незнакомого имени, но промолчал.

— Но я всё равно, — продолжала между тем Топаз, — люблю тебя, Алгорна и Прутика и, несомненно, Гелео. И ты не вносишь раздора в наши с Алгорном отношения. Потому, что отношения наши с ним не заходят дальше дружеских, по крайней мере, с моей стороны и вряд ли когда–нибудь сдвинуться с этой мёртвой точки. Я не хочу, чтобы ты уходил из–за меня, из–за такого пустяка вообще. Конечно, если ты хочешь уйти сам по себе, я не буду тебя удерживать. Но если это всё только из–за меня, то я не хочу…, не хочу, чтобы ты уходил. — Она опустила глаза вниз.

— Топаз, — он поднял её подбородок вверх и улыбнулся, — тогда, если ты не против, я останусь. Тем более что идти–то мне особенно некуда.

Топаз улыбнулась ему в ответ и бросилась ему на шею. Кий подхватил её на руки и посадил на коня, сам же запрыгнул позади неё.

— Ну, что, возвращаемся?

— Возвращаемся. — Уверенно ответила Топаз.

И они поскакали к лагерю.

Вернуться они успели ещё до того, как кто–нибудь из их спутников успел проснуться. Кобыла Топаз паслась тут же, неподалёку.

— Вернулась поганка. — Улыбнулась девушка.

Настроение упорно не хотело портиться, а улыбка соскальзывать с губ. В душе зрело чувство, что только что она сделала что–то очень правильное, и всё это только благодаря Гелео. Она покосилась на кошку, которая, тихо ворча и мурлыча, возилась с улыбающимся Кием. Он словно понимал, кому был обязан своим возвращением.

Для двух же остальных членов их сплочённой команды, так навсегда и осталось тайной, что Кий чуть не покинул их, вероятнее всего навсегда. Так что, Алгорн пребывал в спокойном неведение, не подозревая даже о том, что избавление от друга соперника было так близко.

Вышли они с рассветом, наскоро перекусив.

— Если будем и дальше идти таким темпом, то через неделю выйдем к горам.

— Железным? — Заворожено спросил Прутик.

— Не совсем. — Улыбнулся Кий. — Железные мы обойдём по боку.

Топаз согласно кивнула.

— Там должна быть деревушка, туда, думаю, мы свои стопы и направим. Постоялого двора там знамо не будет, но пищу и ночлег всё же попробуем найти у местных жителей. Чем ближе к Железным горам, тем люди ядовитее, подозрительней и обозлённей. Может, это последнее пристанище, где нас встретят хлебом–солью.

— А может быть нас уже здесь на вилы попытаются насадить. — Предположила Топаз.

— Может и попытаются. — Согласился Кий.

Но в итоге, в деревне той, люди оказались самые что ни на есть обычные. Кто–то бросал на них хмурые взгляды, кто–то приветственные, кто–то отвернулся, не поздоровавшись, а кто–то ещё издали помахал рукой.

— Надо найти старшего, да попроситься на ночлег к нему или кому из соседей. — Предложил Алгорн.

Все согласно кивнули.

Но не успели они найти искомого, как тот предстал перед их глазами сам. Здоровенный мужик, полностью седовласый и с такой же белой бородой преградил им дорогу. Испуганно покосившись на Гелео, которая на этот раз не пожелала оставаться в лесу, он поклонился незнакомцам.

— Здоровеньки булы, люди добрые. Куда путь держите? — Спросил он, нетерпеливо комкая в руках шапку, словно в данный момент его мучил другой не менее важный вопрос.

Топаз, Алгорн и Кий ответствовали подобными поклонами.

— Да вот проезжали мимо, так ночь застала в пути. Не прогонишь, хозяин, позволишь ночку переночевать.

— Милости просим, господа хорошие. — Мужик вытянул руку в сторону не совсем новой, но добротно сколоченной избы в самом сердце небольшой деревушки. — Вот только нет ли среди вас случаем лекаря, али колдуна?

Спутники подозрительно переглянулись.

— А что, — поинтересовалась Топаз, — жжёте на кострах тех, кто занимается ворожбой?

— Да что вы, госпожа хорошая. Как можно? Просто наша бабка знахарка уже месяц как исчезла, а у меня тут это того сына жёнка, брюхатая, никак рожает. Вот только поплохело ей чуток, видать помрёт.

— Так что ж ты сразу об этом не сказал? — Кий спрыгнул наземь, перекинув поводья Алгорну. — Веди, давай. Топаз, подможешь?

Девушка спрыгнула следом, всучив поводья всё тому же растерявшемуся Алгорну.

— Эй, ребята, а мне то с этим добром куда? — Недоумённо спросил он.

— Постой, за тобой вернутся или ты, может, с нами хочешь? — Выкрикнула Топаз, замедляя ход и оборачиваясь.

— Нет уж спасибо, я уж лучше в непосредственном процессе заготовки участвовать буду, а рожают уж пусть как–нибудь сами, без меня. Я это дело, конечно, люблю, ну, то есть бабам под юбки заглядывать, но только не тогда, когда там уже кто–то акромя меня имеется и, тем более, истошно блеющий младенец.

— Ну, как знаешь. — Пожала плечами девушка и, догнав мужчин, услышала разъярённый голос Кия.

— А ваши бабы, что ж не разу не рожали?

— Рожать–то рожали, да только вот помочь ей ничем не могут. Поплохело ей, говорю же.

— Поплохело ей. — Проворчал Кий. — Куда идти–то?

— Дык вон, он–то, сыновний дом. — Старик указал на недавно поставленный дом. Годков два–три ему было от силы.

— Так что ж она у вас в доме, что ли рожает?

— А где же ей ещё рожать, за околицей что ли? — Удивился старик.

Будущая мать лежала на кровати, сжатая крепкими объятиями мужа.

— Ты кого это привёл в мой дом, батька? — Подскочил к ним здоровенный лоб в красной рубахе.

— Ты сынок не кипятися, лекарь он, а энто его помощница.

Кий не стал дожидаться разрешения. Тут же бросился перед женщиной на колени и провёл беглый осмотр. Растерявшийся от такой наглости будущий папаша и не подумал ему помешать. А когда всё же собрался, то Кий уже принял командование на себя.

— Кто в доме–то рожает? — Угрюмо спросил он.

— Дык все и рожают.

— Баня есть?

— А как же ей не быть? — Пожал плечами детина.

— Так, ты, папаша, взял её, да в баню неси. Да не ты. Я же ясно сказал папаша, а не папашин папаша.

— Слушай, а ты не больно–то для лекаря молодой? — Подозрительно спросил вдруг детина, впервые о чём–то задумавшись.

— В самый раз. — Ответил Кий, подталкивая его к выходу. — Топай, топай, дитя на свет божий просится, а он тут о возрасте знахарей рассуждает. Я тебе не барышня, чтобы свой возраст скрывать, вот родит твоя красавица, тогда и потолкуем.

Топаз, конечно, прошлась с ними до бани, но там топталась на месте, не зная, что делать и с какой стороны к роженице подойти, да и зачем, собственно говоря, то же не знала. Это вам не мечом махать и от ударов отворачиваться. Вот где истинная сила.

— Эй ты, дедушка будущий, а где жена твоя?

— Так помёрла, уже как второй год пошёл.

— Ясно. Значит так, дуй в дом все двери раскрой, замки отвори, крышки подыми, узлы развяжи. Приказ ясен?

— Чего уж яснее. — Мужик припулил домой.

— Муж, расплети жене косы, чтобы легче изникало дитя.

Детина, кивнув, стал распускать волосы будущей матери.

— Топаз, испроси у хозяина чистых простыней и полотенец, да поживей давай, ни как не блох ловишь. Да свари кашу, поперчи, да посоли, так чтобы у отведавшего слёзы из глаз, как искры после удара катилися. — Приказал Кий.

Топаз выскочила из бани наружу, как ошпаренная, и опрометью бросилась в дом.

Водить женщину по бане уже поздно было. Дитя давно на свет просилось, а мать его никак выпустить, не смела.

— Отец, обними её покрепче, чтобы чувствовала, что с ней ты, и не пужалась, когда раскроются врата между мирами.

Сам лекарь стал что–то шептать и разводить руками. Когда всё что он наказал, было выполнено, Кий взглянул на измученную роженицу. Влажные пряди разметались по вспотевшему лбу, лицо искривилось в немой боли. Руки до побеления костяшек сжимают мужнины ладони, свободная белая рубаха окрасилась свежей кровью.

— Ну, потерпи, родная, совсем немного осталось. — Он провёл раскрытой ладонью по её сморщенному лбу и тот сразу заметно расслабился, морщинки разгладились, глаза прикрылись, а на устах заиграла счастливая улыбка.

— Ты что с ней сделал, лекарь? — Испуганно вскрикнул супруг.

Женщина сразу же за этим резко выгнулась, открыла глаза и закричала, напрягаясь всем телом.

— Дыши правильно, мамаша, ни что в этом мире не проходит бесследно. Ты и сама с болью появилась на свет, с болью же должна породить и своё дитя.

Но во всех этих криках, схватках и напряжении уже не чувствовалось той боли, что была вначале. Ещё какое–то мгновение, лишь одно короткое мгновение. Кий встал между расставленными ногами роженицы, едва прикрытыми полами просторной рубахи, приложил раскрытые ладони к раздутому животу, прикрыл глаза, и губы его бесшумно зашевелились, произнося то ли заклинание, то ли молитву. И вот то короткое мгновение оборвалось, и резкий младенческий крик разорвал остановившуюся тишину. Кий за мгновение до этого принял появившееся из недр матери дитя в свои руки.

— Девочка. — Обессилено произнёс он, улыбаясь, и прикладывая ребёнка к вынырнувшей из широкого ворота материнской груди.

— Топаз, дай доброму отцу отведать кашу, что ты для него сотворила. Жаль поджимающие сроки, не дали всё выполнить более приготовлено и аккуратно. Но и так всё у вашей девочки будет хорошо, вырастет умницей да раскрасавицей, вот только жених будет не здешний, уведёт от отца с матерью. Но такова родительская доля. — Он устало опустился на лавку. — Вы, хозяева добрые, не обессудьте, да только если ещё и будет дитя в вашей семье, то только одно. Слаба ты, матушка, для деторождения, девчушку то твою и то едва на силу на земле грешной оставил.

Отец плакал во все глаза, обливаясь жгучими слезами, то ли от радости, толи от неожиданного печального открытия, то ли от не бывалой вкусноты приготовленной заботливой Топаз каши. Хотя, наверное, всё именно так и должно было произойти.

Уставшая мать, едва улыбалась, прижимая шевелящееся дитя к молочной груди. Девочку повили на веретене, как предки завещали, спеленали материнской рубахой. Кий с помощью Топаз привёл мать в порядок, вымыв и обработав места разрывов, которые тут же сами собой стали затягиваться. Затем причастил малышку к вселенной, показавши ликам богов, домашнему очагу, растущему месяцу, приложил к земле и обрызгал водой из соседней речушки.

Потом на праздник рождения собрались все соседи, друзья и родня, в общем, получилось, что, поди, вся деревня разместилась на хозяйском дворе и вокруг него. Туда же и лекарь с друзьями были непременно приглашены. Все гости принесли роженице подарки и угощения, желая ей скорейшей поправки.

Немного перекусив, Кий обошёл дом и сел с той стороны, где потише было, да гуляк было не видать. Гул весёлых голосов и смех, знамо дело, долетал и сюда, словно над самым ухом раздавался, да только мимо, туда–сюда, никто не сновал.

— Эй, лекарь, — детина в красной рубахе, опустился на соседний пенёк, предварительно откинув в сторону топор, — спасибо. Прости, что сразу так дерзко к тебе отнёсся. Просто она всё ж жена моя, а тут мужик, да ещё такой молодой, к тому же не знакомый. Здоровьем она у меня, конечно, всегда слаба была, да уж больно люба мне.

Он тяжело вздохнул.

— Здоровьем больше страдать не будет. — Покачал головой Кий. — А вот на счёт детей поостерегись, больше одного боле не затевайте, а то хворь лютая вернётся, того и глядишь, с собой уведёт. А если рожать вдруг придётся, помните, что и как мы сегодня делали. Боги помогут, если свершится всё по–божески.

Мужик помолчал с долгую минуту, затем поднялся.

— И за совет спасибо. А дочь мы Кийяночкой назвали, в честь тебя, стало быть. — Он развернулся и ушёл, присоединившись к общему веселью.

— Стало быть. — В пустоту повторил Кий.

— Отдыхаешь от шума? — На плечо легла лёгкая девичья рука.

Кий улыбнулся, накрывая её поверх крепкой мужской ладонью.

— Пришла со мной отдохнуть?

Топаз села рядом, положив голову ему на плечо, Кий тут же её приобнял.

— Не холодно?

— Есть чуток.

Рука на несколько мгновений исчезла, а вернулась на место уже с курткой.

— Так лучше?

— Лучше. Спасибо. — Откликнулась Топаз, получше улаживая голову у него на плече.

— Ты Алгорна не видел?

— Нет, с тех пор, как к роженице пошли. А что?

— Да запропастился куда–то. — Пожала плечами Топаз.

— А Прутик? — Взволновано спросил Кий.

— А, спит в хате. Что ему сделается? — Неопределённо махнула она рукой. — Поздно же уже. Дитё он всё–таки.

— Хорошая у него невеста будет, справная. — Невпопад произнёс тут же Кий. Топаз не сразу догадалась о чём он, привыкнув к его постоянным подобиям пророчеств, от чего, однако, Кий упорно отказывался, говоря, что сам не верит в пророчества, но то, что он предрекает, непременно сбудется. — Ну, а за Алгорна не переживай. Здоров мужик, не пропадёт.

— Не пропадёт. — Согласилась Топаз. — Ты все свои силы на её спасении бросил, — сказала тут Топаз, — я видела.

— Не все, но бросил. — Не стал отпираться Кий.

— Тебе отдохнуть бы.

— Успеется. — Тяжело вздохнул Кий. — К тому же я и сейчас вроде как особо не работаю.

— Тебе часто роды–то принимать приходилось, такому молодому? — Поинтересовалась вдруг девушка.

— Впервые.

— Да иди ты. — Не поверила Топаз, так от него и отстранившись. — Ни в жизнь не поверю.

— Говорю ж, впервые.

— А откуда ж знал, что и как делать? Да и как всем процессом руководил, словно умеючи.

Кий посмотрел на свои руки.

— Дар мой от светлых богов, а не от тёмных сил, вот они мне и помогают, чем могут.

Топаз поднялась вдруг, протягивая ему руку.

— Пошли, Кий, поздно уже. С утра нам в дорогу, поспать тебе нужно, сил поднабраться.

— Пошли. — Кий согласно поднялся, невесомо опёршись на протянутую руку.

Они вошли в дом, где каждый направился к своей постели.

По утру гостей высыпала провожать вся деревня, по злой иронии судьбы ставшая и вправду последней гостеприимной из всех последующих поселений, расположенных на всём протяжении Железных гор. Только Алгорна по–прежнему не было видно. Топаз сама оседлала его жеребца и уже стала поглядывать по сторонам с некоторыми опасениями, когда он наконец–то появился весь взъерошенный, с прутиками соломы в коротких волосах, с расстегнутой рубахой и при том ещё подвязывая штаны на ходу.

Под общий смех селян, он перекинул куртку через седло и вспрыгнул поверх неё.

— Погнали. — Тихо пробурчал он, махнув на людей рукой.

Топаз с Кием ещё раз попрощались и припустили за улепётывающим, как заяц, другом. И только уже на окраине селения, они узнали о причине столь всклокоченного состояния своего спутника и о его столь поспешном бегстве. Хотя догадаться стоило ещё значительно раньше.

— Я всё равно тебя достану, паршивец. — Выскочил на дорогу местный кузнец, махая вдогонку улепётывающему Алгорну тяжёлым молотом.

— Сволочь.

— Скотина.

— Жалкий подъюбник.

Кричали, дико помахивая вилами, три его молодца сына, один из которых как выяснилось, не дождался ночью свою красавицу невесту в условленном месте и решил заглянуть на сеновал, куда они затем намеревались отправиться. Она с вечера не двусмысленно намекнула жениху, что эту ночь собирается провести на его же сеновале и возможно не одна. Жених намёк понял и, не встретив невесту, двинулся прямиком на отцовский сеновал. Но главная обида для обманутого жениха заключалась в том, что заночевать она там решила, как видимо действительно не совсем одна, и даже не с ним, с рыжим кузнецом–то, а с мужиком заезжим. Говорят, невеста его в тот год понесла и родила желанную двойню. Вот только хлопчики на отца почему–то с возрастом не больно–то походили, отличаясь не свойственной местным жителям иссиня чёрной копной волос в отличие от батькиных огненно рыжих. Но это, похоже, уже совсем другая история.

— Алгорн, ну, я же просила. — Устало сказала Топаз, когда они нагнали незадачливого любовника, приводящего себя в порядок в близлежащем лесу.

— Прости, не сдержался, уж больно девка была красивая. Эх, хороша баба, и мордашкой и телом.

— Была? — Топаз удивлённо приподняла бровь.

— Ну, да, теперь уж была, в смысле девкой.

— А ты в этом смысле. — Протянула Топаз.

— Да, пожалуй, тут было от чего разозлиться. — Согласился с женихом Кий.

Кий с Топаз переглянулись и весело засмеялись. Алгорн вначале немного обидевшись, подумав, рассмеялся вслед за друзьями.

И только Прутик, как обычно ничего не понявший из разговора взрослых лишь сдержанно улыбнулся.

Две последующие ночи им пришлось провести под открытым небом. Порядочного жилища рядом не наблюдалось, если не брать в расчет дряхлую избушку с перекошенными окнами, дверью и крыльцом, которую они заблаговременно обошли, а тёплая звёздная ночь располагала к романтической ночёвке под мириадами душ предков смотрящих на своих непутёвых потомков. Ночи те прошли на удивление тихо, не беспокоя усталых путников своей напрасной суетой. Кий, конечно, обвёл место их ночлега защитной чертой, но к утру, она так и осталась не тронутой и ни кем не побеспокоенной, если не считать целые полчища комаров и различной мошкары, которая, в отличие от беззаботных мотыльков, воспринималась магической защитой, как угроза для находящихся в её кругу людей. В принципе, именно так всё оно и было. Одним словом, кровососы.

Как они и ожидали, деревня, в которой Кию пришлось принять роды у изнурённой старостиной невестки, оказалась последним приветливым селением на протяжении всех Железных гор. И уже в следующей же деревушке они имели несчастье в этом убедиться.

Люди встречали их настороженными и неприветливыми лицами, а провожали, как правило, не менее красноречивым плевком себе под ноги.

— Чудное местечко мы посетили. — Тихо пошутил Алгорн.

Вот только улыбки эта шутка не у кого не вызвала, в том числе и у него самого.

— Может нам стоит проехать его мимо? — Так же тихо произнесла Топаз. — А то вдруг ещё себе дороже выйдет.

— Проедем. — Согласился Алгорн. — Только вначале наведаемся к местному корчмарю, что–то кушать очень хочется, при том нормальную человеческую пищу, к тому же прямо сейчас, а не после того, как побегаешь за ней по лесу, сдерёшь шкуру и обжаришь.

— Прекрати, не ты один тут такой голодный. — Огрызнулась Топаз, проглатывая набежавшую слюну.

Кий промолчал, хмуро оглядываясь по сторонам. Прутик неуютно поёжился.

Мальчишка, торчавший у коновязи, не подбежал, чтобы схватить лошадей под уздцы, как это проделывали его коллеги на всех предыдущих постоялых дворах в каждом уважающем себя селении. Если же их у коновязи присутствовало несколько, а новый клиент только один, то не редко случалось столпотворение, так как с мест срывались все разом, и, наподдавая друг другу тумаков, бросались на лёгкую наживу, в надежде получить мелкую монету за принятую лошадь, и они, как правило, не ошибались в своих ожиданиях. Этот же продолжал невозмутимо, но в то же время с затаённым злорадством, ковырять грязным пальцем в сопливом носу.

— Вот паршивец, весь аппетит испортил. — Проворчал Алгорн, собственноручно привязывая своего жеребца.

— Вот, видел? — Он повертел у парня перед носом монетой, что собирался расплатиться с юнцом, и с тихим удовлетворением снова спряталась её в складках куртки.

— А это ты видел? Во. — Это парень не растерялся, продемонстрировав опешившему от такой наглости Алгорну кое–что похлеще, а именно, то незатейливое содержимое своего собственного носа, что теперь оказалось на пальце.

— Бяя, фу, какая гадость. Я теперь после этого зрелища неделю жрать не смогу.

Алгорн было кинулся за отскочившим в сторону юнцом, но Топаз удержала его за руку.

— Алгорн, мы не за этим сюда явились. Не хватало ещё пройти такой путь, выдержать столько сражений и пасть заколотыми вилами и граблями в какой–то не приветливой деревушке, только за то, что одному из нас не понравилось содержимое чьего–то сопливого носа.

— Можно подумать, вам оно понравилось. — Проворчал Алгорн, но за парнем не погнался, лишь не по–доброму на него покосился, сощурив глаза.

В корчме их встретила загробная тишина. Лица всех присутствующих хмуро разглядывали вновь прибывших. Корчмарь тоже не отличался особым дружелюбием.

Выслушав заказ, он забыл о нём до того момента, пока его грубо не поторопил Алгорн. Надо заметить, что остро заточенное лезвие лёгшего на стойку клинка было вполне подходящим стимулом для того, чтобы ускорить передвижение по собственной корчме. Рассчитывать на подмогу односельчан, конечно, стоило, вот только они почему–то испуганно расползлись в разные стороны, старательно не глядя на незваного незнакомца с мечом.

Но у сообразительного корчмаря были свои методы борьбы с обидчиками, а вернее способы отмщения таковым.

— Приятного аппетита. — С ехидной ухмылкой произнёс он и снова поплыл в сторону своей неизменной стойки.

— Что–то рожа у него больно довольная, никак плюнул он в наше угощение или помочился. — Подозрительно оглядывая тарелки с их содержимым со всех сторон, предположил Алгорн. Аромат от них шёл такой, словно эти тарелки только что вынесли из той будочки, что кособоко стояла за задней стенкой корчмы.

— Нет, плюнуть он туда не додумался, а помочиться, видимо, не успел. — Уверенно сказал Кий. — Вот только этим куском хлеба, например, при более метком попадании в цель, можно кого–нибудь и убить.

— Ясно, решил объедками травануть. — Алгорн поднялся и направился к стойке.

— Алгорн, не надо. — Топаз попыталась его задержать.

Но он увернулся от её руки и цели своей не изменил.

— Слышь, мужик. — Алгорн перегнулся через стойку, и что–то хмуро зашептал.

Что именно он говорил, они не расслышали, да похоже никто не расслышал, хотя в корчме вдруг стало на удивление тихо. Но чтобы там не было сказано, да вот только тарелки на их столе вскоре сменились, и то, чем они были заполнены на этот раз, куда более радовало глаз, нос и пищевод.

— Что ты ему сказал? — Поинтересовалась Топаз, но ответа на свой вопрос не получила.

Алгорн усиленно делал вид, что ничего не слышит.

— Вот это дело. — Алгорн потёр рука об руку и принялся за скоростное увёртывание пищи.

— Эй, а как же твой обет? — Улыбаясь, поинтересовалась Топаз, уже и сама улепётывающая за оба уха тёплую картошку, вперемешку с хлебом и куриными крылышками.

Картошка была пересолена, хлеб черствоват, а крылышки сыроваты, но всё ж таки вышеупомянутые блюда не шли ни в какое сравнение с предложенными в самом начале. Эти, по крайней мере, больше смахивали на рядовую ошибку кулинара, чем на разогретые недельные помои.

— Какой обет? — Искренне удивился бывший разбойник.

— Ну, неделю не жрать. — Напомнила девушка.

— А этот? Как–нибудь в другой раз. Кушать очень хочется. — Невозмутимо ответил Алгорн, беззаботно махнув свободной пятернёй.

Корчму они покинули сытые и довольные. Расплачиваясь, они прибывали в состоянии такой сладостной неги, что даже не заметили злорадной ухмылки корчмаря, замаскированной натянутой улыбкой.

Не сдержавшийся Алгорн всё же залепил парню у коновязи звонкую затрещину, потому из этой деревни, как и из предыдущей, им пришлось уматывать как можно быстрее. Так как врагами для своего здоровья они до сих пор не являлись.

В своём дальнейшем путешествии им пришлось привыкать к жизни в свободных условиях, так как ночлег им либо никто больше не предлагал, либо предлагали, но они, подумав, сами от него охотно отказывались. К тому же кухня злопамятного корчмаря не прошла даром, и все придорожные кусты поплатились за чьи–то отсутствующие кулинарные способности, при чём на протяжении довольно долгого пути через каждые несколько сотен метров. Так что они устали залазить на лошадей и через несколько шагов с них слазить, то есть какое–то время, они шли пешком, несмотря на наличие верховых животных.

Но вскоре мнение неблагополучной четвёрки стало сходиться на том, что кулинарные способности кухарки были здесь, по–видимому, не при чём, а вот корешок кое какой травки мог и, правда, вызвать подобный эффект. И об этом знал мало, что каждый знахарь, но и почти каждый второй житель сельской местности, от детей до взрослых.

— Вот скотина. — Недовольно ворчал Алгорн, в очередной раз спешиваясь. Он предпочёл по–прежнему двигаться верхом. — Тоже мне нашёл способ для мщения. Надеюсь, возвращаться мы будем через это же проклятое богами место. Вот уж я тогда кому–то задницу надеру.

Кий, винивший в сложившейся ситуации себя, как лекаря и мага, и Топаз, злившаяся в это же время на себя, за то, что не смогла, со своим–то тонким обонянием, различить запаха злокозненной травы, только молча соглашались.

В общем, попадись сейчас бедолага корчмарь кому–нибудь из этой взрослой троицы, и ему было бы точно не сдобровать.

 

Глава 10 Горы

Горы, как выяснилось, оказались уже не за горами. И вскорости им пришлось уже взбираться по каменистым гребням.

— Хреновы каменюки. — Чертыхался Алгорн. — Топаз, не люблю я горы, мы ни как не можем их обойти?

— Неделю пути.

— Что неделю пути?

— Это будет стоить нам неделю пути.

— Ясно. Что ж, пошлите дальше. — Тяжко вздохнул разбойник.

Тропинка вначале змеёй уходившая вверх по пологому склону, неожиданно упёрлась в обрыв.

— Не поняла. — Хмуро произнесла Топаз, стоя в опасной близости к обрыву и задумчиво глядя вниз. — И куда нам дальше?

Где–то далеко внизу протекала бурная горная река с её неизменными ступенями и порогами.

Кий подъехал к ней, и с любопытством заглянув вниз через край.

— Чудесный вид. — Заворожено прошептал этот эстет, в первую очередь.

Алгорн не торопился присоединиться к друзьям и полюбоваться раскинувшимися перед ними прелестями. Жеребец под ним, чувствуя волнение хозяина, беспокойно переступал с ноги на ногу.

— Ну, что там?

Топаз взглянула в его сторону.

— Прекрасный вид, но нам это мало что даёт. Да подойди сам, глянь. — Она кивнула в сторону реки, возвращаясь туда и взглядом.

Алгорн в поисках спасения посмотрел по сторонам и заметил справа тропку, почти полностью скрытую разросшимися кустами.

— Кажется, я нашёл для нас путь в поднебесье. — Обрадовано произнёс бывший разбойник, привлекая тем самым всеобщее внимание и понукая лошадь двигаться по старой тропе.

Топаз с Прутиком и Кий последовали за ним.

Кое–как просочившись через кусты, они вышли на более–менее чистое пространство, и перед ними предстала картина, имеющая не менее захватывающий вид, чем та предыдущая.

Внизу бурлила всё та же горная река, клоками взбивая белую пену, вверх же, насколько хватало глаз, поднималась отвесная стена, теряясь где–то среди облаков. Под самыми копытами их лошадей раскрылась небольшая ровная площадка. А уже в своё время от неё, вдоль упомянутой выше стены, ввысь уходила горная тропа.

— Ну что ж, прогуляемся, как ты там выразился, Алгорн, в поднебесье?!

На Алгорна дальнейшая дорога тоже произвела неизгладимое впечатление, только несколько по–своему.

— Топаз, а ты уверена, что нам туда?

— Конечно, а что разве ты видишь другую дорогу, кроме этой и той по которой мы пришли. — Пожала плечами девушка.

Кий отмалчивался, потому что и сказать–то ему, собственно, было нечего.

— Вот уж не знаю, но ты только погляди на это творение природы. На нём с трудом устоит одна лошадь, а если она чего–то испугается, то полёт в определённом направлении нам обеспечен. Это при всём притом, что мы даже не знаем, что ждёт нас там, впереди, обвал, разбойники или тупик.

— Алгорн, не смеши меня, какие тут могут быть разбойники, если здесь даже развернуться–то негде? — Недоумевала его спутница.

— Вот–вот. Самое, что то. Потенциальной жертве уже заведомо отрезан путь к отступлению.

— Алгорн, — нахмурилась вдруг девушка, — я что–то не пойму. Ты что, высоты, что ли боишься?

— Вот ещё. — Буркнул Алгорн и первым въехал на опасную тропу.

Топаз пожала плечами и последовала за ним, Кий же отставать не стал, впрочем, и не собирался.

От обрыва внизу и скалы вверху и правда жуть брала. Лошади мерно цоколи копытами, стараясь держаться поближе к стене. Правый глаз каждой из них предусмотрительно прикрыли, ведь, как известно, это очень умные, но при этом ужасно пугливые твари. Прутик зарылся в гриву лошади Топаз и не высовывался. Сама Топаз согласно признавала, что зрелище было захватывающее, но жутковатое. Гелео двигалась вровень с девушкой впритык к стене, высоту в отличие от воды она ох как не любила. Кий так вообще не видел здесь никакой жути, восхищённо оглядываясь по сторонам. Урождённый эстет, что с него возьмёшь, кроме веры в прекрасное. Алгорн понуро опустив голову, продолжал ехать вперёд, стараясь не смотреть по сторонам, и не оглядываться назад.

Дорога та, то поворачивала налево, то направо, как змея извиваясь среди каменистых склонов. Свежий горный ветерок хорошо отрезвлял голову, временами даже грозя научить искусству левитации. На счастье наших путников никто пока ещё не поддался его соблазнительным порывам.

Но вот уже скалистая дорога несколько расширяется и Алгорн вздыхает с облегчением, которое тут же сменяется удивлением, досадой и не хорошим злорадством.

— Ну, кто теперь оказался прав? Я же говорил, я предупреждал.

Перед ними стоял отряд вооружённых до зубов разбойников, судя по виду облачения, неизменные сменщики старых врагов с коровьими рогами на головах и изображением же оной на груди.

— И как только они умудряются каждый раз оказываться на шаг впереди нас? — Недоумённо спросила Топаз.

Достойного ответа не последовало, впрочем, как и не достойного.

Преградившие дорогу всадники не стали тратить время на лицемерный обмен любезностями и после резко прозвучавшей команды:

— Взять их. — С криком и гиканьем бросились на потенциального врага.

— Приплыли. — Подытожил Алгорн, в котором быстро испарилась радость от собственной правоты.

Топаз заметалась, как настоящая женщина, в первую очередь, подумав, куда ей спрятать ребёнка. Но такого места в поле её видимости не наблюдалось. Что ж, придётся импровизировать. Она уже вовсю размахивала мечом, которым–то и пользоваться особо не умела, хорошую службу во всех поединках и боях ей играли гибкость и быстрота, так что кобыла, на которой она сейчас восседала, несколько сковывала движения, мешая двигаться свободно.

Прутик тихо поскуливал, всё так же прильнув к лошадиной шеи.

— Что б вас…. — Выругалась Топаз, прижимая свободной рукой глубокую царапину на плече. Вояка, нанёсший её, уже орал благим матом, смотря на свою отрубленную руку, что валялась с мечом под ногами, уже затаптываемая бравыми лошадьми. Его не интересовало то, каким образом она могла отделиться от его тела, если его противники не приближались к нему на расстояние удара. Боль и не понимание застилали ему глаза. Он в панике, не переставая кричать, как был верхом, так и отступал назад, пока задние ноги его коня не зависли над пустотой. К крику человеческому добавилось ещё жалобное лошадиное ржание, подхваченное эхом, и вскоре затихшее, когда пенящаяся вода приняла неразлучную парочку в свои распростёртые объятия.

И только тогда Кий отвёл взгляд от затянувшейся мгновенно бреши в стане враг.

— Топаз, ты в порядке?

— Да. — Выкрикнула девушка, тут же отправляя нового противника вслед за предыдущим.

Жеребец Алгорна неожиданно споткнулся и осел наземь, разбойник только и успел, что вовремя с него спрыгнуть, затем тот снова подскочил и понёсся уже без всадника.

— Вот собака. — Выругался Алгорн, отражая очередной удар. Такая не удача не могла вывести бывалого разбойника из строя или хотя бы заставить его растеряться.

Топаз только позавидовала Алгорну, она и сама бы лучше спешилась, чтоб легче срабатывала быстрота реакции и лошадь не сковывала движения, но бросить Прутика одного она не могла. Девушка попыталась верхом прорваться сквозь поредевшие ряды противника. Но не тут–то было. Добрая половина атакующих увязалась за ней. Но, несмотря на всё это, ей уже почти удалось прорваться вперёд, но тут она увидела такое, отчего ей пришлось резко осадить лошадь.

— О, нет.

Слёзы непрошенными гостями хлынули из глаз. Тёмная тень взметнулась где–то в выси над головой, но Топаз даже не взглянула в её сторону, не обращая должного внимания.

— Гелео.

В разгаре схватки, она совсем забыла о Гелео. И теперь….

Парда лежала, завалившись на бок, со вспоротым животом, видимо в последнем своём прыжке она так и не сумела достать враг. Она тяжело дышала, глаза не видящим взором уставились в пустоту перед собой.

Кий проследил за взглядом девушки, у Алгорна же совершенно не было на это времени, его теснили сразу со всех сторон.

— Топаз, нет. — Закричал Кий, видя, что девушка теряет свой единственный шанс на спасение. — Уходи, немедленно. Спасайся. Я сам….

Но Топаз не могла бросить ту, кому доверяла больше чем самой себе. Она уже направила лошадь к большой кошке. Спрыгивая с неё, она стянула за собой и Прутика. Лишь на мгновение опустившись рядом с пардой, она провела по пятнистой кошачьей голове и боку, возле рванной раны.

— Я с тобой, моя девочка, я тебя не брошу.

И тут же, почувствовав подступление врага, резко развернулась, держа меч на изготовке. Её искажённое злобой и ненавистью лицо, заставило наступающих противников на мгновение замешкаться, но только лишь на мгновение. А дальше уже всё пошло своим чередом.

Прутик испуганно прижался к тёплому кошачьему меху, ощущая всем телом, каким неровным и сбивчивым стало у неё сердцебиение.

Кию тем временем отчасти с помощью магии, отчасти с помощью меча, удалось наконец–то разбить трёх нападающих на него врагов. Он взглянул на Алгорна, который по–прежнему оставался без средства передвижения, тяжело дышал и вообще едва держался на ногах.

— Помирать так с музыкой. — Громко выкрикнул Кий, сотрясая мечом воздух и направляя коня в сторону друга.

— И за бравое дело, бок о бок с друзьями. — Поддержал его Алгорн, продолжая рубиться с противником.

— Алгорн, седло. — Выкрикнул Кий на ходу.

Разбойнику не надо было повторять дважды. Как только лекарь поравнялся с ним, он крепко уцепился за луку его седла, вскочив одной ногой в заблаговременно освобождённое стремя. Так они и поскакали в сторону Топаз, на полном скаку врезавшись в окруживших её разбойников.

Алгорн сразу спрыгнул на землю, да и Кий не замедлил спешиться.

Так они и стояли теперь, с обнажённым оружием в руках, вокруг поверженного тела пятнистой кошки и маленького мальчишки сироты, прижавшегося к её меховому боку. Спина к спине они встретили наступающего врага, готовые дорого продать свои жизни.

— Почему вы не уехали? — Срывающимся голосом произнесла Топаз. — Ведь у вас была возможность, когда они ринулись на меня. Им ведь нужна только я, живая или мёртвая, не знаю.

— За кого ты нас принимаешь, Топаз? — Тихо произнёс Кий, качая головой. — Мы друзей не предаём и не продаём.

— Вот–вот. — Согласился Алгорн. — А уж тем более, когда на повестке дня не дружба, а любовь…. — Он взмахнул мечом и сделал выпад вперёд.

Они все прекрасно понимали, что близится конец их жизней. Но на самом пороге смерти страшно было разве что только маленькому Прутику. Алгорну же, Топаз и Кию нечего и некогда было бояться, ведь для того чтобы испытывать страх надо бездействовать, а к людям с оружием в руках, ему приблизиться как–то в голову не приходило.

— Ох, и понравилась же ты этим скотам, Топаз. — Во все свои тридцать два зуба улыбался Кий.

— Да уж, старалась, как могла. — Поддакнула Топаз, получая очередную царапину, и пуская очередной удар вскользь.

Когда из прорези в скалах попёрла новая орда наёмников, Топаз только тихо застонала, прекрасно понимая, что именно это означает, а означало это в первую очередь неминуемую гибель.

— Приплыли. Ну, вот и конец наш. Прощайте ребята, было очень приятно с вами работать. Топаз, я тебя честно люблю всем сердцем, несмотря на всех тех многочисленных баб, что тебе пришлось возле меня наблюдать, да ты и сама всё знаешь. Кий, ты не такой уж плохой малый и лекарь к тому же отменный. — Закончил своё прощание Алгорн.

— Ну, уж спасибо на добром слове, только вот помирать мне ещё как–то рановато. — Улыбаясь, ответил тот, не прекращая орудовать свой секирой, а заодно и подколдовывая помаленьку.

— Что, собираешься бросить нас и улететь на своей секире? Что ж, оно так и вернее будет.

— Где ты глупостей таких понабрался, что я ведьма тебе или Скотий бог какой, летать чтобы. — Фыркнул Кий.

— Ну, как знаешь. — Огрызнулся Алгорн и принялся причитать дальше. — Прутик, боле же всех мне тебя жаль, неповинное ты не в чём дитя. Так что с тобой я просто прощаюсь, жаль, что всё так вышло, и ты оказался с нами в такой трагический момент.

Мальчик тихо всхлипнул и ещё больше сжался в комок. А затем и неожиданно для всех завыл в полный голос.

Топаз на мгновение даже застыла в растерянности.

— Ну, вот, ребёнка напугал, доволен? — Вырвалась у неё. — Не боися, Прутик, выдержим, и не такое выдерживали.

— Не обольщай ребёнка зря.

— Шёл бы ты, Алгорн, со своими напутственными речами на тот свет. Если нам сейчас суждено умереть, то мы и без речей прекрасно помрём, молченько.

— Похоже, если нам и придётся умереть, то не в коем случае не от клинков противника, разве что от клыков и когтей. — Тихо промолвил Кий, но услышали его все.

Вначале никто не видел особого смысла в этих его словах, да особо и не искали. Суть поняли только тогда, когда отовсюду начали спрыгивать огромные горные львы, при громогласном рёве, из пасти показывались многообещающие клыки размером в десять–пятнадцать сантиметров. Белоснежные шкуры сияли на солнце, у самцов росла чуть заметная грива на голове и холке, хвост венчала своеобразная кисточка, своей сменяющейся растительностью напоминающая стрелу.

Они быстро разделались с атакующими воинами, так что Алгорн, Топаз и Кий быстренько остались без работы, в растерянности опустив своё оружие. Преследовать врага львы не стали, а с интересом и любопытством повернулись к небольшой группке людей, изредка поглядывая на затихающую парду. Одним осмотром дело не обошлось и они медленно, не теряя, однако, достоинства, направились к людям.

— Ну, кошаки облезлые, и вам я так же дорого продам свою жизнь. — Алгорн занёс для удара клинок.

Ближайший лев выгнулся дугой и неприветливо зашипел.

— Нет, Алгорн, не надо. — Топаз рванула вперёд, останавливая занесённую им руку. — Никогда… в моём… присутствии… не смей… обижать… кошачьих. — Сказала она с расстановкой.

В глазах Топаз играли не добрые огоньки, последний раз сверкнув, они бесследно растаяли. Алгорну даже показалось, что ещё мгновение, и она сама зарычит.

— Топаз, ты что спятила? Это же львы.

Но девушка уже быстро вышла вперёд. Львы, все как один, сорвались с места и с не знакомыми гортанными звуками, какой–то смесью рычания, мяуканья и мурлыканья, кинулись к девушке.

Алгорн не успел даже предупреждающе вскрикнуть, как львы уже довольно тёрлись о ноги Топаз, как сытые откормленные кошки, стараясь каждый получить свою порцию ласки. Руки Топаз несколько минут ласкали мягкие нежные шкуры.

— Спасибо вам, ребята, спасибо. — Едва слышно шептали девичьи губы.

Львы внемли благодарности с лёгким трепетом, если и огрызаясь друг на дружку, то как–то не хотя и без зла, словно для приличия.

— Ну, ты, Топаз, даёшь. — Возмутился вдруг Алгорн. — Не могла раньше сказать, что у тебя в друзьях прайд горных львов состоит. — Он взглянул на большое количество столпившихся у ног Топаз львов и добавил. — Ну, или несколько прайдов. Не могла с ними, что ли раньше как–нибудь связаться, вот бы, сколько пота, крови и нервов они бы нам приберегли.

— Горных львов я не видела не разу. — Покачала головой Топаз, подняв на него серьёзный взгляд.

— Так как же тогда…? — Растерялся бывший разбойник.

— Кошки меня очень любят и боготворят, я ещё лет пять назад это заметила. Вероятно, они почувствовали, что мне угрожает опасность, вот и пришли на помощь.

— Нормально. — Только и выдавил из себя Алгорн.

— Топаз. — Привлёк внимание девушки Кий и кивнул в сторону Гелео.

Топаз мельком взглянула на подругу, затем снова повернулась к Кию и одними губами прошептала.

— Помоги.

Кий кивнул и опустился на колени рядом с кошкой.

— Пускай они посторожат, мне сил много надобно потратить, после, я не боец совсем буду.

Топаз погладила мягкую белоснежную волну у своих ног и вернулась к Гелео.

— А львы?

— Я же не умею ими управлять, они сами себе хозяева, если сочтут, что нам помощь нужна, значит помогут.

Львы тут же рассредоточились и улеглись вокруг всей честной компании, медленно, и оттого более опасливо, размахивая хвостами.

Лекарь тем временем, что–то тихо нашёптывая, водил руками по едва живому вздрагивающему телу. Все, и даже Алгорн, затаив дыхание, наблюдали за сим действом. У всех и мыслей только было, чтобы лечение боевой подруги увенчалось успехом. Но никто не мог быть в этом уверен до конца, слишком уж плоха была кошка, ну, разве что только Кий.

Лечение то заняло не столько времени, сколько лекарских сил. Голубоватое свечение, исходя из рук Кия, окутала всё гибкое кошачье тело. Рана буквально на глазах стала затягиваться. Края её сами собой тянулись друг к другу, соединяясь и срастаясь. Примерно через пол часа, или чуть больше, о нанесённой врагом ране напоминала только кровь на пятнистой кошачьей шерсти, да второй неровный шрам, перечеркнувший от того ещё более ценную шкуру, что то была шкура друга.

Сам же Кий по прошествии этого времени, не смог даже на ноги подняться. Так и остался сидеть на коленях перед поднявшейся уже на ноги пардой.

— Кий. — Тихо позвала Топаз.

Он поднял на неё глаза, и она от неожиданности отшатнулась, затем резко присела уже рядом с ним. Лицо его было до того осунувшимся, щёки впали вовнутрь, губы побледнели, а под глазами залегли такие круги, что и в гроб бывает, кладут краше.

— Кий. — Повторила Топаз, опускаясь рядом и нежно проводя пальцами по его щеке. — Прости, я не знала, что для этого понадобиться столько сил.

— А если б знала? Отговорила бы? — Ухмыляясь, спросил лекарь.

— Нет. — Несколько смутившись, честно ответила девушка. — Пойми, она не просто моя парда, она моя подруга, мы с ней столько лет вместе.

— Пустяки. — Махнул Кий рукой. — Я бы и просто парду в беде не оставил бы. В крайнем случае, добить бы надо было бы, чтобы не мучилась.

Вернувшаяся с того света Гелео непрестанно ластилась к Топаз, а теперь ещё и к Кию. На горных львов она взирала, как на друзей и ближайших соратников, да и те к ней отнеслись весьма благосклонно. Кошки, в присутствии Топаз, как–то всегда вели себя друг с другом мирно.

— Она никогда не забудет того, что ты для неё сделал. И я тоже никогда не забуду. — Тихо прошептала девушка.

— Прошу прощения, — встрял вдруг недовольный Алгорн, — что прервал столь занимательную беседу, с неизменными вставками телячьих нежностей, но вам не кажется, что нам надо валить отсюда подобру, да поздорову. Или здешний свежий ветерок вам последние мозги выдул?

— Алгорн прав, — кивнула Топаз, поднимаясь, — нечего нам на одном месте сидеть. Того и глядишь, беду накличем.

— Но я не смогу сейчас идти. Мне нужно отдохнуть хотя бы час. — Удручённо покачал головой Кий. — Чтобы сила ко мне, хотя бы человеческая вернулась.

— Не может он идти, а мы тогда на что? Или думаешь, что только ты один готов на самопожертвование, кошек там разных лечить? А мы что, ни на что не годные что ли? Ну–ка бери его, Топаз, за ту руку, на силу поднимать будем. — Проворчал Алгорн, подхватывая Кия под правую руку и перекидывая её через своё плечо.

Топаз честно попыталась проделать то же самое с левой.

— Ох, не красна девка ты, ох, не красна девка. — Покачал головой Алгорн.

— И слава старшим богам. — Улыбнулся Кий.

Так, с горем пополам, и повели его по дороге далее в сопровождении белоснежных львов, благодарной Гелео, что крутилась под ногами и в бесполезных попытках помочь, только мешала, да Прутика, что давно уже утёр слёзы и не отставал от старших ни на шаг.

Да, эта процессия представляла собой странное зрелище и встреться им какой–нибудь путник из слабонервных, так пришлось бы им ещё и курган слаживать в память безымянного сердечника. Ну, а что поделаешь? Лошадей всех львы либо разогнали, а либо и полакомились за одно, так что делать им ничего не оставалось, как только идти пешком. Но были и свои плюсы в сложившейся ситуации, львы, например, по глубокомысленному разумению Алгорна, теперь были сыты, полакомившись лошадками и их невезучими хозяевами, так что смерть от клыков и когтей голодных хищников им пока не грозила. Правда и Гелео, в какой бы степени голодности не находилось, на его бесценную жизнь пока не покушалась.

Но уйти далеко им всё ж таки не удалось. Кий, хоть и не жаловался, но чувствовал себя из ряда вон плохо. Что неизбежно отразилось на его лице и вялом передвигании ног.

— Нет, так дело не пойдёт. — Остановилась вдруг Топаз. — Вновь обретя потерянного уже было друга, я совсем не собираюсь терять второго.

— Я в порядке, Топаз. — Прошептал Кий.

— Кто бы думал. Ты–то в порядке, и в этом я не сомневаюсь, а вот Алгорн….

— Я?

— Он?

— Да, именно он. Алгорн уже совершенно выдохся тебя тащить.

— Да мне вовсе не тяжело…. — Начал было бывший разбойник, но Топаз смачно пнула его ногой за спиной у Кия.

— А мне, кажется, что ты всё же выдохся, так и до того света не далеко, а Кий теперь нам уже какое–то время не помощник. Так что давайте найдём укромное местечко, где и заляжем для отдыха на пару часиков, а там и посмотрим, кто из нас всех сильнее, всех румяней и белее.

— Ладно, сдаюсь, — прошептал вдруг Кий, — но только ради здоровья этого увольня, коего и колом не убьёшь.

Алгорн зашептал что–то нечленораздельное.

Но мысли всех уже занимало то, как бы оформившуюся шутку перевести в действительность.

— Попить бы. — Срывающимся голосом прошептал Кий.

— Полностью с тобой солидарен. Вот только мою флягу чья–то дурья башка продырявила, вернее чей–то клинок, вот водичка вся беспрепятственно и вытекла.

— Твоя прохудилась, а я свою потерял. Топаз?

— А у меня её нет. — Смущённо произнесла девушка.

— Как нет? — Спросили мужчины хором.

— А я свою, ещё по выходу из храма на пузырь для Гелиного молока выменяла.

— Что ж, — заключил Алгорн, — не умерли от клинков, теперь будем медленно помирать от жажды.

Львы вдруг резко вильнули и дружно свернули влево.

— Что это с ними? — Удивился Алгорн. — Там же дороги нема.

Но за ними, всё ж таки, все свернули исправно и послушно. Оставаться без столь заметной защиты, почему–то не хотелось

Львы же друг за дружкой стали подыматься по крутой горной…, то и не тропинка даже была, а так, удобный подъём для горных козлов.

Алгорн осмотрел сей путь с благоговейным трепетом, оглянулся через плечо и тихо всхлипнул, но промолчал. Подниматься же по этой выбранной львами тропе, с повсеместно спотыкающимся Кием, оказалось делом далеко не шуточным.

— Это всё эти проклятые заклинания, направленные против наших врагов. — Шептал лекарь. — Гелео тут не при чём. Она–то и потянула из меня самую малость.

— Охотно верю. — Кивнула Топаз.

— Оно и видно. — Поддакнул Алгорн.

Кий только тяжко вздохнул.

— А за то, что жизнь мне тогда спас, спасибо. — Сказала Топаз.

— Когда это? — Неподдельно удивился Алгорн с чётким осознанием того, что он что–то пропустил.

— Думал я этого не замечу? — Как ни в чём не бывало, продолжила Топаз.

— Думал, не заметишь. — Согласно ухмыльнулся Кий.

— Заговорщики хреновы. — Буркнул Алгорн, но Кия продолжал вести исправно.

По мере их продвижения воздух, и без того бывший далеко не жарким, с каждым шагом становился всё холоднее.

Но, сколько бы им не стоило это трудов, они всё же поднялись. Зрелище, которое перед ними предстало, заставило Алгорна присвистнуть и не только его одного.

— Можно подумать, что мы не в храм Матери Земли направляемся, преследуемые подхалимами Мораны, а навещаем самые прекрасные уголки той самой Матушки Земли.

Их глазам предстала довольно ровное плато, чуть в стороне, горы продолжали уходить вверх. А тут, прямо перед ними, раскинулось самое настоящее озеро, хоть и не большое, но озеро. Чистота воды в нём по праву конкурировала с чистейшими родниками. Дальше, насколько хватало глаз, были видны ещё несколько подобных ему озёр. Кое–где виднелись низкорослые, кривенькие деревца, местами лежал белоснежный нетронутый снег.

— Похоже, от жажды мы уже не умрём. — Констатировал сей факт Кий.

— И это всё только благодаря нашим новым друзьям, спасшим нам жизнь во второй раз. — Добавила Топаз.

Сами львы помощи своей не ведали и оттого благодарности особой не ждали.

Кий с Алгорном тут же приникли к долгожданной влаге, та оказалось просто ледяной, чистой, прозрачной и вкуснящей.

Напившись, Кий откинулся прямо на подмёрзшую землю, не заботясь о возможной простуде. А что поделаешь? Всю свою провизию, скарб, смену белья и одеяла они оставили в сёдлах ретирующихся с места боя лошадей. Где же их тут в горах теперь сыщешь, легче уж тогда ветра в поле.

Но Гелео, похоже, подобные мысли не тревожили или она попросту не была с ними согласна. Да только она подошла к своему благодетелю и мягко ткнулась ему в лицо своей шелковистой мордашкой. Кий согласно приподнялся, и она подползла под его голову и грудь, подставляя залеченный бок.

— Спасибо, подружка. — Кий почесал её бочину. А та лишь довольно заурчала.

— Предательница. — Беззлобно произнесла Топаз, разлёгшись сразу на нескольких львах. — Что ж, похоже, от холода мы тоже не умрём.

— Конечно, о вас с лекарем я особо и не переживаю, а вот как быть нам с Прутиком? Может сразу пойти вон в том озере утопиться? — Заметил обиженный Алгорн.

— Так в чём проблема? Тебе что, львов мало? — Пожала плечами Топаз.

— А голову не оттяпают?

— Навряд ли. Они не голодны…, пока.

— Спасибо, вот уж утешила. Пущай отдохнут, а чуть попозжа я вон с того зелённого пяточка несколько травинок сорву, воткну себе в волосы и подмышки, пускай звери удивятся, мясо с зеленью попотчевают.

— Успокойся, Алгорн, если бы они хотели тебя съесть, так уж давно бы слопали за милую душу.

— Так они же сейчас сытые, сама только что говорила.

— А они бы тебя просто придушили бы, чтобы меньше трепался и на ужин бы приберегли, только слегка земелькой или снегом присыпали бы, чтобы и после смерти не очень–то вонял.

— Ну, знаешь ли…. — На большее слов у Алгорна не хватило, только эмоции.

Чуть–чуть покудахча, он начал улаживаться под боком у львицы, очевидно со всей серьёзностью пологая, что при столь большой популярности среди женщин, с львицей у него тоже побольше шансов, чем с её супругом львом.

— Прутик, а ты иди ко мне. — Позвала переминающегося с ноги на ногу мальчика Топаз.

— А мне вместо него можно? — Тут же оживился Алгорн, забыв прежние обиды. — А ему и тут не плохо будет на моём месте, рядом с такой гарной львицей девицей. Тут уже и земелька нагрета будет, или вон с Кием пусть прикорнёт, тоже не плохо. Вона, как к бокам Гелео на поле битвы жался.

Кий улыбнулся сквозь сомкнутые губы, не открывая глаз. Он явно представил себе ответ Топаз. А вот мальчик как раз таки застыл в нерешительности, ожидая, что решит тётя Топаз.

И тётя Топаз не заставила себя долго ждать, не затягивая с ответом.

— Давай–ка, Прутик, дуй сюда. А ты, Алгорн, времени даром не теряй, и нагретого местечка покидать не вздумай. Что если та гарна дивчина тоже до твоих ласк охоча окажется. Только сразу предупреждаю, львы хоть вил лапами держать и не умеют, но когти и клыки всегда при них. Так что ты там поосторожнее, ревность лишнюю не вызывай.

— Ну, знаешь ли, Топаз…. — Снова задохнулся от возмущения Алгорн, затем, за не имением ничего подходящего, швырнул в девушку своей изуродованной флягой. Но та со смехом увернулась, а фляга стукнула по носу прикорнувшего на солнышке льва. Послышался грозный рык, и фляга протяжно скрипнула, вспоминая былые свои деньки и доживая последние мгновения, искорёженная огромными зубами в львиной пасти.

Алгорн сразу же заметно притих, забыв все свои земные обиды и подумывая о вечном.

 

Глава 11 Вилы

Проснулись они от звонкого девичьего смеха, да хихиканья, и глухого мурлыканья львов. Так уж получилось, что, укладываясь спать, охрану решили не выставлять, защитным контуром Кий их тоже не обезопасил с его–то изнурением, но очень уж сомнительно было, что противник ринется на них, когда они мирно отдыхают в окружении такого количества львов. Ну, по крайней мере, уж разбудить–то они их точно должны были.

А тут такое твориться! Алгорн, по–видимому, проснулся раньше всех, да так и сидел, рот раззявив, глаза выпучил и отвесть не может.

Бегают, резвятся на полянке возле озерца, крылатые красны девицы, машут белоснежными крылышками. Ножки стройные, девичьи по колено в ледяной воде увязли, а им хоть бы что, не холодит видать вода молодецкую кровь. И лишь одна на берегу, возле пышногривого льва, возлегает, щекотит бархатную шейку и животик, а он знай себе, ластится и мурлычит, как заправская кошка.

Увидали девицы, что люди среди львиного прайда просыпаться стали, из воды повыскакивали, зацокали проворно по камню и мерзлой земле козьими копытцами.

— Чудесницы…. Вилы. — Заворожено прошептала Топаз.

Кий смотрел на невиданных дев с благоговением, Алгорн с нескрываемым вожделением, нахально разглядывая их тела, покрытые самым минимумом одежды, а Прутик и того проще, с испугом. Что маленькому мальчику полуголые девицы, что ему за честь, выпавшая ими полюбоваться, а вот страх перед крылатыми девчатами, да ещё с большими расправленными за спиной крыльями, да копытами вместо ступней, вот это в самый раз. Никак ведьмы!

Вилы тем временем приблизились к путникам и снова весело захихикали, бросая кокетливые взгляды в сторону Кия и Алгорна, Прутик и тем более Топаз их, похоже, нисколько не интересовали. Но если Кий по большей части игнорировал их, так как хозяйки колодезей и светлых озёр, столь откровенно стрелявшие глазками, не очень–то его и прельщали, то уж Алгорн не заставил себя долго ждать.

— Что за прелестные создания предстали пред моими очами, или я всё ещё сплю и то всего лишь сладостный сон? — Произнёс он, поднимаясь.

Вилы тут же оставили Кия в покое, и всё своё внимание перенесли на более поддающегося их чарам Алгорна.

Кий и Топаз, переглянулись и одновременно закатили глаза и покачали головами. Прутик прижался поближе к девушке, обхватив её обеими руками чуть повыше локтя.

— Не бойся, это вилы. Они не причинят нам вреда. Они хорошие. — Прошептала ему на ухо Топаз, в попытке успокоить мальчика.

Кий тем временем продолжал изучать вилл. Хрупкие не высокие девчушки, все как одна молоденькие, белокрылые и сереброволосые. Одеты в обтягивающие короткие топы, не прилично, по людским меркам, открывая низ живота с аккуратненьким пупком, обтягивающие же штаны едва доставали до колен, выставляя на показ стройные загорелые ножки. Сверху на всё это великолепие накинута меховая шубка, длинною где–то до бёдер, лёгкая и распахнутая спереди. Оружия и тем более обуви, какие ещё сапожки выдержат сопротивление козьих копытец, по вполне естественным причинам, не наблюдалось. Похоже, Алгорн заинтересовался девицами не зря, на них действительно было не грех посмотреть. Весь их вид непроизвольно притягивал взгляд, тем более, мужской. Но такова была их природа. А что ещё оставалось молодым девушкам на выданье, если мужчин в их племени совершенно не наблюдалось, а любви–то и ласки хочется всем. Как говорится ласковое слово и кошке приятно.

Кий взглянул на Гелео, что громко мурлыкала под лаской его умелой руки, и сделал вывод, что в народном изречение всегда заключена глубокая доля истины.

— Нет, это не сон, а явь. — Кокетливо произнесла самая смелая из них, делая шаг вперёд и упирая руки в бока, благодаря чему, полы её шубки ещё больше распахнулись, демонстрируя соблазнительные девичьи прелести под тонким топом и ещё больше округляя все выпуклости и вогнутости.

— Знать свершилось чудо, раз я оказался в обществе столь прекрасных дев.

Девы ещё немного похихикали, собрались в кружок о чём–то, весело посмеиваясь, посовещались и вновь повернулись к Алгорну, полностью игнорируя Кия, Топаз и, тем паче, Прутика.

— А что, красный молодец, не окажешь ли ты помощь хозяйкам горного озера, из чьих вод тебе пришлось напиться? Не отблагодаришь ли за доставленный отдых? — Вновь произнесла та, что посмелее других была.

Остальные, собравшись в кружок, хихикали чуть поодаль.

— Окажу, чего ж не оказать. — Улыбнулся Алгорн. — За таких красавиц хоть в огонь, хоть в воду.

— Ну, в огонь и в воду мы как–нибудь без тебя, а вот некоторые твои… услуги нам очень бы не помешали. — Польщено ответила красавица, кокетливо потупив взор.

— Так может и мы вам, чем подсобить сумеем, как никак тоже и из колодца светлого пили и возле отдыхали. — Предложила Топаз.

Девы взглянули на неё вначале нахмурено, а потом весело рассмеялись.

— Нет уж, красна девица, нам вот и этого хлопчика вполне хватит. Ну что, великодушный красавец, полетели?

— Куда, позвольте спросить? — Уточнил практичный Алгорн.

— На кудыкины горы. — Выкрикнула какая–то красавица из кружка.

Алгорн, оценив шутку, согласно кивнул.

— Грех не полететь, а вот только как же мои друзья?

— Они тут подождут, а уж мы вернём тебя в целости и сохранности.

— Обещаем.

— Обещаем.

— Обещаем.

— А вот им и кушанье с вином, чтобы ожидание было бодрее, да веселее. — Вила сняла с плеч не заметный до этого момента рюкзак, скрытый пышными крыльями, и протянула Топаз. — Держи, девица воительница.

Вилы дружной компанией подбежали к Алгорну.

— А вот оружие, милок, отдай друзьям–подружкам на хранение.

— Но….

— И ни каких «но», с нами тебе ничто не угрожает.

Алгорн кивнул и протянул меч оголовьем к Кию. За ним последовали лук и кинжалы.

— Сохрани. — Произнёс он, подмигивая другу, в то время как подруге старался в глаза не заглядывать, не вовремя припоминания свои признания в любви. Но что поделаешь, таков он есть и, как и горбатого, его только могила и исправит, если исправит вообще, конечно.

И вот девы подхватили его со всех сторон и подняли ахнувшего Алгорна в воздух. Он только и успел, что сглотнуть комок, застрявший в горле, неуверенно пискнуть, да крепенько так зажмуриться.

— А долго ли нам ждать? — Опомнившись, выкрикнула Топаз.

— Дождётесь. — Неопределённо ответила смелая чудесница.

И они исчезли в лучах заходящего солнца.

Львы смотрели на всё произошедшее с королевской невозмутимостью, лишь пощёлкивая, наподобие кнута, кончиками хвостов о мёрзлую землю.

— Ну, что, может, отужинаем? — Предложил Кий, разрядив тем самым обстановку. — А там и до ночи недалеко. Всхрапнём ещё, пока Алгорн вернётся.

Предложение было принято единогласно.

— Ты–то сам как себя чувствуешь, Кий?

— Да теперь уж, пожалуй, лучше всех. — Улыбнулся Кий, сам не вовремя чихнув и тут же закашлявшись.

— Ну вот, только этого нам и не хватало. — Всполошилась девушка.

— Пустяки, чуть позже я сам себя вылечу, просто хочу, чтоб сил побольше накопилось.

— Ну–ну. — Скептически заметила Топаз.

Молчавший до этого момента Прутик, что сидел весь сжавшийся в комок, поджав колени к груди и обхватив их руками, неожиданно спросил:

— А куда они его понесли?

Топаз и Кий переглянулись.

— Не знаю, — тихо ответила девушка, — но ничего плохого они ему точно не сделают.

— А они его не заразят?

— Заразят? Чем? — Недоумённо спросил Кий.

— Ну, дядька Алгорн мне как–то сказал, что девки, они шибко заразные.

Топаз с Кием весело рассмеялись.

— Ну, это смотря для кого, приятель. — Улыбнулся Кий. — А для Алгорна твоего, так любая баба будет заразная, лишь бы бабой на самом деле и была.

— А он вот сказал, что вы его без всего и заразили, тётя Топаз.

— Я? — Топаз постучала носком сапожка о землю. — Ну, Алгорн, ну, Алгорн, только вернись, я уж с тобой поговорю. Приласкаю за милую душу.

Кий весело улыбался.

— Ну, так как, они его не заразят? — Настаивал Прутик.

— Не, не заразят. Зараза к заразе не липнет. — Уверенно сказала девушка.

А Кий крякнув, поддакнул.

Тогда уж только Прутик окончательно успокоился и вместе со всеми принялся за трапезу.

Алгорн вернулся только к утру. Довольный, как никогда, но усталый. Вил, вернувшихся с ним, покрывал лёгкий румянец смущения.

— Ну что, договорились, Алгорн? — Лукаво поинтересовалась вчерашняя смелая дева. (И дева ли теперь?)

— Само собой, мои дорогие девушки. Договор дороже денег, а если учесть, что денежки я очень и очень люблю, то, значит, вы можете целиком и полностью на меня рассчитывать.

— Чем мы можем отплатить вам за неоценимую помощь? — Спросила вила. Вопрос вроде бы как был обращён ко всем, но смотрела она исключительно на Алгорна.

Оставшиеся в стороне красавицы согласно закивали.

— Но я думала, что это мы вам были должны? — Недоумённо спросила Топаз.

— Да, но теперь наши роли поменялись. — Ответила девушка, смерив девушку безразличным взором и снова озорно взглянув на бывшего разбойника.

— Может быть, зря ты его постоянно от себя отталкиваешь, если он за ночь такое количество девиц сумел ублажить, знать мужик видный. — Едва слышно прошептал Кий Топаз на ухо.

Девушка шутку поняла, а вот оценить не оценила, что и показала, залепив несчастному лекарю звонкую затрещину.

Тихо потирая ушибленное место, Кий поморщился и обиженно покосился на Топаз.

— Я не такая как они и мне уж точно не нужен настолько видный мужик. — Зашипела она на лекаря.

— Топаз, но я же пошутил.

— А я нет. — Топаз безразлично пожала плечами.

Чем им Алгорн помог, оставалось только гадать, хотя Кий и Топаз обо всём, конечно же, догадывались. Но на все вопросы их друг только разводил руками, и многострадально вздохнув, неизменно заявлял, что никак не может раскрыть совместный секрет, свой и пышнокрылых красавиц.

— Нам надо двигаться дальше. — Задумчиво произнёс Кий.

— Мы принесли вам ещё один рюкзак с провизией. — Невозмутимо ответила вила, протягивая рюкзак Кию, и снова вопросительно уставившись на Алгорна.

— Нам надо найти безопасный спуск на другую сторону. — Добавила Топаз, в то время как Алгорн понимающе перемигивался–улыбался с вилами.

— Спуск мы покажем, но там вас будут ждать, если успеют, а если нет, то нагонят по дороге. — Ответила дева, не отводя от Алгорна влюблённых глаз.

— Наши лошади….

— Разбрелись в разном направлении, и вы вряд ли сможете их собрать воедино. В любом случае, без боя вам с гор не спуститься.

— С боем, пешком и с Прутиком…. — Задумчиво произнесла Топаз. Затем, взглянула на мальчика и на что–то решившись, спросила. — А вы Чернотравную кущу знаете?

— Знаем, знаем, как же не знать. — Прощебетала девушка.

— А мальца туда свести сможете?

— Смогём, стало быть, раз и Алгорнчика свести смогли.

Девушки дружно захихикали, Кий неожиданно закашлялся в кулак, скрывшись в нём чуть ли не всей головой, Топаз поперхнулась, но взглянула на вил всё так же невозмутимо. Алгорнчик же стоял красный как рак, Топаз и не подозревала, что он был в состоянии смутиться настолько.

— Так, может, докинете туда Прутика, до тамошнего старичка–лесовичка, да ему с рук на руки передадите, да и записочку кое–какую? — Спросила Топаз.

Догадливый Кий тут же взмахнул рукой и в ней оказался исписанный пергамент. Топаз взяла свёрток из его рук, и даже не стала сверяться с текстом, во всём доверяя своему другу, они ведь были в одной упряжке.

— Докинем, конечно. Да и с дедушкой мы тамошним очень даже знакомы. — Согласилась старшая или, наверное, вернее будет сказать самая смелая из них, так как возраст, похоже, у них был один и тот же, по крайней мере, на вид.

— Ну, чего ещё изволите, добры молодцы … и девица? — Хихикали меж тем вилы.

— Да вроде как бы и всё, быть может, у Алгорнчика ещё будут какие–то личные к вам пожелания. — С улыбкой произнесла Топаз, пожав плечами.

Алгорнчик окинул её испепеляющим взглядом, а вилы тут же дружной хихикающей волной обвили его со всех сторон, повисли на руках и оттащили в сторону, что–то возбуждённо шепча.

Топаз покачала головой, подобрала рюкзак, что Кий тут же у неё конфисковал, и уже хотела попрощаться со львами, но те дружно выразили желание проводить их чуть дальше.

Прутик сконфуженно сидел на каком–то валуне.

— Прутик. — Позвала Топаз.

Мальчик демонстративно отвернулся.

— Прутик, не дуйся. — Топаз села рядом.

— Вы меня предали.

— Никто тебя не предавал. Просто идти с нами для тебя опасно, а у дедушки тамошнего тебя никто не тронет.

— Но я не хочу никуда лететь с заразными девушками. — Возмутился мальчик, подскакивая. Его неровно остриженные волосы всколыхнулись упрямой волной. Топаз постаралась.

Тут к ним подошёл Кий и погладил Прутика по голове.

Топаз отчётливо различила проскочившие между его ладонью и волосами мальчика голубоватые искорки. Кий перехватил этот её взгляд, но даже и бровью не повёл.

— Но ты же не любишь драки и кровь, не правда ли?

— Не люблю. — Согласился малыш.

— Так зачем тебе всё это видеть? Поживёшь у деда, он тебя рыбачить и грибы собирать научит, а там и мы подоспеем. С нами и поедешь, если захочешь, конечно, к тому времени. — Уточнил Кий.

— Хорошо, к деду, так деду.

Топаз даже опешила вначале от такого скорого согласия.

— Ну, Кий, ну сила. — Пробормотала она.

Тот невозмутимо пожал плечами, мол, что есть, то есть.

— А пища ему какая в дорогу надобна? — Уточнила Топаз у вил, что так густо обвили Алгорна, что даже его чёрной макушки было не видать.

— Ни чего ему не надобно, мгновение спустя и докинем, нам ли девицам–чудесницам время попусту тратить.

Девицы–чудесницы снова весело захихикали.

— Кий, пошли уже отсюда, что–то мне это всё на мозги действует.

— Полностью с тобой согласен. — Кивнул Кий.

Они наспех попрощались с мальчиком, с благодарностью кивнули вилами и, в сопровождении хвоста из огромных кошек, направились в сторону указанного спуска.

— Алгорн, ты как, с нами или остаёшься? — Кинул на ходу Кий.

— Иду–иду. — Разбойник с трудом вырвался из жарких объятий любвеобильных девушек и лёгкой трусцой припустил за друзьями.

— И не забудь то, что мы тебе сказали, Алгорн. — Неслось ему вдогонку.

— Не забуду, забудешь тут с вами. — Буркнул он, уже догнав друзей.

— А что они тебе такое сказали, Алгорн? — Позволила себе полюбопытствовать Топаз.

— А вот это как раз таки тайна. Не знаю даже, успею ли я с тобой ею когда–нибудь поделиться. Но теперь моя жизнь до и после черты имеет гораздо больше смысла. И то, что я столько по бабам ходил, кстати, оказывается, не прошло для меня даром. — Не понятно ответил он.

— Ясно, что мне ничего не ясно. — Заключила Топаз и дальше шла уже молча.

Спуск для них не представил ровным счётом никакой сложности или опасности. Да и внизу их старые знакомые не ждали, во всяком случае, пока, потому как усомниться в словах вил никто не посмел.

— Ну, и чегой–то нам дальше–то делать? — Спросил Алгорн, почёсывая буйную шевелюру и с глубоким сожалением смотря вслед удаляющимся львам.

Уже будучи наверху, благородные животные повернулись в сторону не троих путников, а лишь только одной из них, и, подняв головы вверх, прощально зарычали. Топаз помахала им рукой и ещё добавила кое–что мысленно, не зная точно, поймут они её или нет.

— А дальше–то, — протянула Топаз, — мы пойдём по единственной представленной нам на данный момент дороге. То бишь прямо.

— Что? Пешком? Без лошадей?

— А что ты нам наколдовать их сумеешь? Или пойдёшь в чисто поле поймаешь диких жеребчиков, специально для таких случаев отбившихся от табуна? — Скептически поинтересовалась Топаз. — Ну, так для начала–то нам как раз и нужно–то выйти в то самое чистое поле. Чем и займёмся.

Алгорн не обратил внимания на иронию в её голосе, или наоборот обратил, и оттого несколько обиженно протянул.

— А Кий?

— Кий потратил слишком много сил на лечение Гелео, которая, между прочим, так вообще всю дорогу проделала на своих двоих, прошу прощения, на своих четырёх, к тому же это немного не в его компетенции. — Ответила девушка, не дав лекарю и рта раскрыть, только заговорщически ему подмигнула. — Так что, пошлите что ли?

— Пошлите… что ли. — Вздохнул Алгорн и первым двинулся вперёд, похоже, это уже прочно входило у него в привычку.

Долго ли, коротко ли длилась их дорога…. Да и вообще, далеко ли уйдёшь, коли топаешь пешком по каменным уступам? Пища, так любезно предоставленная за что–то благодарными вилами, уже истощалась, а сколько им ещё предстояло идти, они так точно и не знали. Но горы потихоньку вроде бы как стали отступать, по крайней мере, уже не нависали над ними такой громадной и устрашающей кручей.

— Что–то давно не видно наших неопознанных врагов. Может горные львы напугали их окончательно и бесповоротно? Или подружки Алгорна, вилы, всё же ошиблись? — С надеждой спросила Топаз, и сама толком не веря в такое невероятное везение.

Алгорн взглянул на неё с укором в карих глазах, но промолчал. Он вообще теперь стал более молчаливым, подолгу что–то обдумывая.

— Это вряд ли. — Покачал головой Кий. — Подружки Алгорна никогда не ошибаются. — С улыбкой произнёс он и тут же поймал на себе не менее укоризненный взгляд, переброшенный с Топаз на него. — К тому же, эти змеевы отпрыски прилипли к нам как банный лист в бане или репей в поле и навряд ли вот так запросто оставят нас в покое.

— Ну, вот и они, легки на помине. — Подытожил вышеозначенный разговор Алгорн.

— И что нам теперь делать? — Растерянно спросила Топаз, прекрасно понимая, что голодный волк овцам не товарищ. А если он ещё и не один?

— Может быть, для начала перестать о них вспоминать, а‑то ведь пока мы об этом воинстве забываем и его не видно, а только вспомнишь его, так вот и оно.

— Это ты сейчас о чём? — Невинно спросила девушка.

— Топаз…. — Начал было Алгорн, но Кий не дал ему продолжить.

— Может быть, прекратите вы оба. Нашли время для шуток и двусмысленностей.

— Не кипятись, Кий, ведь возможно это последние шутки и двусмысленности в нашей жизни. — Серьёзно произнесла Топаз. — Хотя звучит, пожалуй, не очень.

Мужчины удручённо молчали, глядя на подступающее небольшое войско. Они были ещё довольно далеко, но преодолеть такое расстояние верхом дело пары минут, ну или пары десятков минут. В том отряде их, похоже, тоже заметили, так как раздался отдалённый гул разом взревевших голосов и несколько указующих перстов взметнулись в их сторону.

Топаз же попросту не разглядывала приближающийся отряд врага, в конце концов, чего она там не видела, ища пути к отступлению. Она посмотрела вниз на раскинувшийся там обрыв. Он был достаточно пологим, и речка что протекала внизу, была не такая как предыдущая, а точнее не такая бурная, как на том, прошлом, отрезке пути, так как река сама по себе, похоже, была та же самая.

Были там и большие валуны, а не только щебень, да и пещерки в которые с трудом могла бы забиться даже Гелео с её–то гибкостью и более–менее компактными размерами. В общем, ничего нового Топаз для себя не увидела, но этого и следовало ожидать. Но, с другой стороны, что ей ещё оставалось делать? Что–то ведь надо было решать, и она решила.

— Прыгаем. — Уверенно произнесла она, поворачиваясь к друзьям и хватая их обоих за руки. — Гелео, беги, беги отсюда.

Но кошка застыла как вкопанная, ожидая того момента, когда хозяйка совершит решительный шаг в пустоту.

— Ты что сдурела? — Алгорн попытался вырвать свою ладонь из цепкого захвата Топаз, но она держала крепко. — Это же верная погибель, а меня и здесь прекрасно кормят.

— Прыгаем, Алгорн. — Топаз обернулась на приближающийся отряд.

Расстояние сократилось, но ещё по–прежнему оставалось достаточным для того, чтобы совершить этот безумный манёвр.

— Топаз, я не какой–то там придурок, чтобы прыгать в объятия смерти, лучше уж встречу её с оголённым клинком.

— А, по–моему, лучше уж вообще с ней не встречаться, тем более, если учесть сколько раз она терпимо проследовало мимо, может статься, именно в этот раз она всё же заглянет и к нам на огонёк. Так что, прыгаем.

Уже будучи в прыжке, Топаз сообразила, что Кий последовал за ней, Гелео развернулась, и, не спеша, потрусила в другую сторону, а вот Алгорн всё же успел выдернуть свою руку и остаться на месте, где–то позади. Что с ним будет дальше, Топаз не знала и даже не представляла, что с ним вообще может случиться, вернее то, что может случиться, она как раз таки представляла себе слишком отчётливо, но вот случилось ли оно на самом деле? Это был тот ещё вопрос. Но, с другой стороны, она не знала, что случится и с ней, и с Кием, что так безотчётно доверился ей.

Что произошло далее, так это довольно ощутимый удар, резкая боль в вывернутом запястье и тишина, темнота и пустота.

Первое что она почувствовала, придя в себя, так это невероятная тяжесть навалившегося на неё мужского тела, затем знакомый запах друга ударивший в обострённые нюхом ноздри и тихое сопение. Темнота не позволяла разглядеть человека, что так бесцеремонно развалился на ней, но ей этого и не надо было, она и так уже знала кто он такой.

— Кий?

— Угу.

— Что ты на мне делаешь?

— Лежу, как видишь, вернее, как чувствуешь.

— Не поняла.

— Нас завалило, когда мы с тобой спрыгнули. Алгорн остался наверху, а нас накрыло той самой волной каменьев, что мы сами же и породили.

— Но как такое могло произойти?

— Могло. — Сокрушённо пояснил Кий. — Ну, и я, если честно, к этому руку тоже приложил, но совсем немного.

— Но, Кий, зачем?

— Затем, чтобы нас не нашли, и чтобы если по нам и прохаживались, то, по крайней мере, не придавили и мы своим жалким крысиным писком не выдали своё местонахождение.

— Они могут нас услышать? — Поразилась Топаз, переходя на шёпот.

— Теперь уже нет, то есть, нет, после того как я применил магию.

— Моя рука уже не болит. — Сказала вдруг совсем невпопад Топаз, просто вспомнила неожиданно о смещённых суставах запястья.

— Не надо благодарности.

— О–о–о, спасибо.

— Не за что. Вот только как нам теперь отсюда выбраться?

— Так мы что, застряли здесь всерьёз и надолго?

— Пожалуй, что–то типа того. — Согласился Кий.

— Кий, а ты не можешь нас спасти своей магией, примерно как помог укутать в это каменное одеяло. — После недолгого молчания, безнадёжно поинтересовалась Топаз.

— Не могу, слишком много сил потрачено на лечение Гелео, я её буквально с того света вытащил, а тут ещё эти камни.

— Понятно, примерно так я и думала. Кий, а почему мы ещё не задохнулись?

— Магия. — Топаз почувствовала, как он шевельнулся, пытаясь пожать плечами, но у него ничего не вышло.

— А надолго её хватит?

— Закончится с моим последним дыханием. Это не занимает слишком много сил, а вот держать на своей спине эту гору камней, пожалуй, тяжеловато.

— Бедняга. — Искреннее пожалела его девушка.

Ненадолго в каменном склепе зависло молчание.

Лица их были совсем рядом, тёплое дыхание обжигало обоюдно. Да, воздуха им и, правда, хватало, но вот только, пожалуй, становилось как–то уж слишком жарковато. Капельки пота стали упорно собираться на лбу, висках и над верхней губой. Они щекотались, дразнились и определённо напрашивались на то, чтобы их стёрли, да вот только, как у Топаз, так и у Кия, хоть и возникало подобное желание, но такой исключительной возможности отнюдь не было.

— Топаз.

— Что?

— Прости меня.

— За что? — Удивилась Топаз. — Если ты о той ситуации, в которой мы сейчас оказались, так ведь это я сама и подбила тебя прыгать.

— Да, нет, не за то, за это. — Он неожиданно ловко наклонился, при этом не один камушек за его спиной не сдвинулся с места и даже не дрогнул, и поцеловал её в губы, бегло, едва дотронувшись.

— Всегда хотел это сделать. — Пояснил он спустя мгновение.

— Ах, ты, ах, ты, змеев гнусный отпрыск. — Выдала Топаз гневную тираду. — Знала бы, какую змеюку пригрела у себя на груди. Скажи спасибо, что руки мои под тебя подмяты, а то бы схлопотал бы по своей предательской физиономии.

— Спасибо. — Серьёзно произнёс Кий.

— Придурок. — Выкрикнула Топаз и попыталась отвернуться, что не очень–то ей удалось, если принять во внимание, что место, в котором они в данный момент находились, не располагало к свободному перемещению.

Кий только криво усмехнулся, вполне ожидая чего–то в этом духе.

— Ты ещё скажи, что я это всё намеренно подстроил?

Но Топаз только обиженно всхрапнула и промолчала, повернув голову в бок, насколько она вообще могла это сделать.

Если уже быть совершенно откровенными, то девушка обиделась скорее не на Кия даже, а на себя саму. К её удивлению этот лёгкий поцелуй не показался ей таким уж гадким, а скорее даже наоборот приятным. Он совершенно не чем не был похож на те слюнявые, пахнущие табаком и элем лобызания, что оставили в её душе определённый след и общие весьма посредственные понятия о поцелуе и близости с мужчиной вообще. Почему–то рядом с Кием она чувствовала себя как–то иначе. С ним она казалась себе более женственной и беззащитной что ли? Это пугало, всё же она привыкла полагаться в своей жизни только на себя саму, но, одновременно, в то же время и завораживало. Она не могла сказать, почему так происходит, ведь Алгорн в этом смысле ничем не отличался от Кия, так же защищал её и стоял за неё горой, да и Джордан в своё время тоже. Как он там, интересно, оправился ли от своих ожогов, вспоминает ли теперь её, Топаз? Да и Алгорн, он же не последовал за ними, что там с ним теперь сталось?

Обиду как рукой сдуло, стоило ей вспомнить, что на данный момент Кий именно тем и занимается, что спасает её жалкую жизнь и, может статься, что он единственный из её друзей кто выжил… пока.

— Кий?

— Угу.

— Как думаешь, мы выживем?

— Угу.

— На магию надеешься? Полагаешь, не подведёт?

— Угу.

— Ну, что ты всё угукаешь? Что, на придурка обиделся?

— Неа, на гнусного змеева отпрыска.

— Ну, извини меня, пожалуйста. — Виновато вздохнула девушка. — Но и ты, заметь, был не прав.

— Кто бы сомневался. — Поддакнул лекарь.

Время потекло медленно, говорить особо не хотелось. Чего понапрасну дефицитный кислород сжигать? Хотя благодаря магии Кия дышалось по–прежнему свободно, но ведь и он был не всесилен, так опять таки, чего понапрасну её расходовать.

Через какой–то неопределённый промежуток времени им послышалось сверху какое–то царапание. Вначале им даже показалось что это всего лишь игра уставшего воображения, но вскоре звук стал настойчивей и громче, потом стали слышны ругательства. И голос, извергаемый их в нескончаемом количестве, вначале показался далёким и незнакомым, а потом уже только стало различаться и знакомое посапывание.

— Чёртовы сукины дети, не жилось им на грешной матушке земле, погребение им при жизни организовывай. — Это была единственная фраза, подлежащая хоть какому–то переводу. По крайней мере, хулящие слова в ней не были трёхэтажными. Когтистое поскрипывание, похоже, принадлежало когтям молчаливой труженице Гелео.

— Алгорн, отойдите с Гелео подальше, — глухо прокричал Кий, — теперь уже я и с помощью магии справлюсь, чтобы время на раскопки зря не тратить.

— Гнусные змеевы отпрыски. — Пробормотал Алгорн, поднимаясь с колен и отходя в сторону, так и не поняв, почему его последнее высказывание вызвало такой обоюдный глухой гул хохота из–под камней.

— С ума вы там, что ли посходили? — Пробормотал он, отходя.

На удаление оставшегося слоя щебня ушло какое–то мгновение. Первым вылез Кий, осторожно поднимаясь с Топаз, чтобы ненароком не наступить на неё, следом выбралась и сама девушка, что, по–видимому, возлежала под Кием.

— Ну, и как вам там, хорошо полежалось друг на дружке, пока я тут ногти ломал, вас откапывая? — Не приветливо пробормотал Алгорн.

— Да уж не хуже чем тебе под вилами. — Огрызнулся Кий.

Потом они все глянули друг на друга, а Кий с Топаз ещё и сами на себя и все втроём весело рассмеялись. Да, пожалуй, полежали они и, правда, не плохо. Грязные, как истинные черти, от тёмных волос, и это при всём притом, что до закопок–раскопок они обои были урождёнными блондинами, до кончиков сапог, потные, все в царапинах и кровоподтёках.

И если Кий хоть и безрезультатно, но попытался как–то обтруситься, то Топаз даже не стала тратить время на эти бессмысленные попытки. А такая как была грязная, с визгом бросилась на шею к Алгорну.

— Жив, Алгорн, жив. — Она обвила его шею руками и прижалась всем телом, заодно превращая и его одежду тоже в не очень чистую.

Но что ещё надо влюблённому мужчине для счастья? Он тоже крепко прижал её к себе, настроение сразу заметно улучшилось.

— Жив, конечно, — сказал он по–прежнему ворчливо, — как же я мог умереть. Кто б вас тогда раскопал, боюсь, Гелео одна бы не справилась? Это ведь она нашла ваше местонахождение, я бы в жизнь вас среди этой каменной гробницы не сыскал.

Вспомнив о кошке, Топаз оторвалась от друга, который отпустил её медленно и нехотя, и обняла её за тёплую меховую шею.

— Спасибо, родная Гео.

— Спасибо, Алгорн. — Кий дружески похлопал разбойника по плечу.

— Но как ты сумел спастись? — Спросила Топаз, поднимаясь. — Ты уж прости, я нисколько не хочу оскорбить твои боевые способности, но всё же очень сомневаюсь, что ты принял их бой и теперь они лежат там, в луже собственной крови, а выбранные тобой лошади уже привязанные ждут только нашего подъёма?

— Да уж как–то сумел скрыться, пока вы самоубийц изображали, отвлекая на себя внимание. Так что, должен тебя огорчить, я действительно не такой уж герой, и лошади нас нигде не ждут, и подъем, кстати, здесь гораздо труднее, чем спуск. Так что дальше мы попрём прямо вдоль реки. Кстати, искупнуться не хотите, черти морзатые?

Топаз и Кий согласно кивнули.

Вода оказалась не просто холодной, но ледяной, так что купание хоть и приободрило, но удовольствия особого не вызвало. А если учесть что одежду тоже пришлось постирать, а распалить костер, значит выдать своё месторасположение врагу, если их ещё всё же ищут, или рекомендовать поискать ещё, заставив усомниться в их смерти, если воины уже успели выпить за упокой или не упокой их душ. Так что согреваться пришлось дедовским методом немного перекусить, глотнуть каждому из горлышка, в том числе и Алгорну, который не очень–то и замёрз, бутылки, что им выдали вилы, и скрутиться единым комочком, состоящим из четырёх разнокалиберных составляющих.

Утро выдалось далеко не добрым. Копошился мелкий холодный дождь и три путника в компании с огромной кошкой, втягивали голову в плечи, ёжились и нехотя двигались вперёд. Настроение у всех было припоганейшее.

— И чего только мне в храме отца Неба не сиделось? — В который уже раз всхлипывала в сердцах Топаз.

— Ничего себе. — Присвистнул Алгорн. — Я бы не отказался провести остаток дней своих в тихой обители какого–нибудь храма Матери Макоши, полном прекрасных молодых и не очень, что, в принципе, тоже не плохо, жриц.

— Кто бы сомневался! — Хором выкрикнули Кий и Топаз, а Гелео лишь заурчала, соглашаясь с общим мнением.

Плестись по скользким камням, то и дело, соскальзывая в невесть откуда взявшуюся грязевую ямку, и костерить на чём свет стоит и само это незадачливое углубление, и дождь что накропил туда воды, и ветер что согнал внутрь неё песок, заполняя свободную пустоту, и сапог, что так предательски подвёл хозяина, промок, пропуская внутрь вязкую сырость, и теперь непрестанно хлюпает, не придавая своему хозяину особой радости, было делом не из приятных.

Скользили они все по очереди, разве что кроме Гелео, которая сглаживала эту проблему выпущенными когтями на лапах. Особо опасных обрывов им вроде как больше не попадалось, но это не помешало Топаз неудачно поскользнуться и, немного проехав на пятой точке, повиснуть над одним из не особо опасных.

Кий в это время довольно–таки отстал, выливая из сапога очередную порцию грязевой воды, и потому не сразу сообразил из–за чего весь шум и гам поднялся.

Топаз не то чтобы истошно завизжала, но, в то же время, и не висела молча, когда почувствовала под ногами пустоту, а под скрюченными пальцами постепенно ускользающую грязекаменную кашицу. Гелео утробно фыркала, беспокойно сновая возле обрыва туда–сюда, а Алгорн только выкрикивал их имена, встав на колени и пытаясь подползти к краю.

— Топаз, Топаз, держись. Кий, Кий, ну, где же ты?

Кий бросил промокший сапог в ту же лужу, из которой его только что выудил, и потрусил в сторону друзей, разом забыв про холод, грязь и слякоть.

— Алгорн, помоги мне, хренов змей, я же сейчас скопытнусь. Ай–ай–ай, я уже отпускаю руки, и это не смешно. — Доносился откуда–то снизу знакомый девичий голос.

Кий как назло не добежал без приключений, планируя и скользя, он в итоге споткнулся о какой–то камень, пропахал носом добрые несколько шагов и, выругавшись, на карачках подполз к краю, обогнав Алгорна, что до сих пор ещё не преодолел и половины того расстояния.

Снизу раздался душераздирающий вопль, и Кий, свесившись вниз на добрую половину туловища, успел таки поймать Топаз за ускользающие пальцы. Но этого было вполне достаточно, хотя если бы он был обычным человекам, то девушка его мечты уже лежала бы далеко внизу, живописной кровавой лепёшкой украшая местный ландшафт. Но Кий был магом, оттого и простое прикосновение, даже самыми кончиками пальцев, позволило ему не только вынести Топаз из обрыва, но и перенести её на достаточно безопасное расстояние от него. При этом Алгорн, Гелео и непосредственно сама Топаз продолжали не понятливо озираться по сторонам, так как момента самого этого переноса никто из них не уловил.

Стоило всем отдышаться, как вокруг возникло не приятное молчание. Никто не стал обвинять Алгорна в недостатке помощи с его стороны, уже одного того, что он своим криком привлёк внимание Кия, оказалось достаточно, чтобы спасти Топаз жизнь. А одного взгляда на бедолагу было достаточно, чтобы понять, насколько скверно он себя сейчас чувствовал.

Сжавшись в бесформенный комок, он прижал к груди колени и, не моргая, уставился перед собой. Капли дождя не позволяли разглядеть отдельные слёзы на его лице, но мимика не могла обмануть. Он плакал.

Топаз с Кием переглянулись.

— А тебе идёт путешествовать в одном сапоге, может, введём новую моду? — Ляпнула Топаз, чтобы хоть как–то разрядить обстановку.

— Да уж. — Кий, улыбаясь, поднялся и, прихрамывая, заковылял к своему брошенному сапогу, тем самым, отказываясь становиться прародителем новой моды.

— Кстати, твой новый стиль одежды мне тоже нравится. Этакий мачо, в обтекающей одежде. Лицо, наверное, тоже умывать не стоит, такое своеобразное, оно придает тебе какой–то особый шарм.

— Да, пошла ты. — Беззлобно кинул через плечо Кий и, подняв сапог, вернулся к друзьям и только тут начал приводить себя в порядок. А куда торопиться, всё равно уже грязнее не куда?

Алгорн никак не отреагировал на их взаимные шутки и весёлые оскорбления, продолжая всё время сидеть в одной и той же позе.

— Ну что, ребята, пошлите? — И в этот раз уже Кий, а не Алгорн как обычно бывало прежде, первым двинулся вперёд.

Топаз слегка задержалась и, подойдя к неподвижно сидящему бывшему разбойнику, положила руку ему на плечо.

— Алгорн, пошли.

Но он остался сидеть не шелохнувшись, лишь тихо произнесся.

— Я подвёл тебя, Топаз, и это чуть не стоило тебе жизни.

— Значит, в следующий раз моя очередь тебя подводить. — Попыталась пошутить девушка, чтобы перевести сложившуюся ситуацию в шутку, но не тут–то было.

— Ты не понимаешь, Топаз. — Он наконец–то взглянул в её сторону. — Если бы не Кий, то ты, пожалуй, была бы уже мертва.

Кий топтался впереди, ожидая, когда они уже наговорятся и решат–таки его догонять.

— А если бы не ты, между прочим, то я бы вообще никогда не добралась бы до этих самых гор и не успела в своей короткой жизни встретить того самого Кия, который спас меня в данный момент. К тому же я уверена, что если бы рядом не было Кия и тебе не на кого было бы надеяться, то ты и сам не плохо справился бы с этой задачей и спас мне жизнь. А так, зачем себя утруждать, когда колдун всегда под рукой?

— Это моя боязнь высоты…. — Словно не слыша её, продолжал Алгорн.

— Алгорн, прекрати это самобичевание, мы столько пережили вместе, что между нами просто не может встать какая–то сраная ошибка. — Всплеснула руками Топаз.

— Но это не ошибка, Топаз, это страх.

— Подумаешь, велика беда. Я, например, — она нагнулась к нему как можно ближе, и осмотрелась по сторонам, словно боясь, что их кто–нибудь может подслушать, — только не говори никому. Договорились? Так вот, я просто панически боюсь пауков, при чём без разбора, больших, маленьких, толстых, худых, одним словом разных. Ну, как тебе мои страхи? Похлеще твоих, небось? Боязнь высоты, по крайней мере, подкрепляется возможностью разбиться в лепёшку. А пауки? Они что? Тьфу. Так, лишний комочек грязи на подошве сапога. Вот видишь. То–то же и оно. А Кий? Думаешь, он безгрешен? То же, небось, боится какой хрени, а может и того больше, диету, например, соблюдает. Видал, какой худенький и жрёт с напёрсток. Так что, хватит тут нюни распускать, сырости нам и без тебя во, как хватает, — она провела ребром ладони по горлу. — Пошли–ка лучше нашего лекаря догонять, а то, как бы его не пришлось из какого дерьма вытягивать.

Топаз протянула Алгорну руку. Он принял её с благодарностью и поднялся.

— Прости, я не хотел подвергать угрозе твою жизнь, и плакать, как баба тоже не собирался.

— Пустяки, вот если бы ты ещё и по нужде ходил как баба, тогда другое дело. — Попыталась отшутиться Топаз.

Алгорн благодарно улыбнулся, и они поспешили догонять отошедшего уже на порядочное расстояние Кия.

Вскорости, они покинули горную местность, которую и не гостеприимной, да и гостеприимной тоже, язык назвать не поворачивался. Хотя и первого и второго здесь хватало с излишком.

Туда–сюда им и деревушка на пути попалась, хиленькая, конечно, из–за близости к почти не проходимым горам. Бедненькая такая деревушка, но гостеприимством и добротой не обделённая. Тут их не только накормили, напоили, спать уложили, но ещё и в дорогу с собой сумму собрали. Гелео тоже приняли как родную. Так что впервые в своей жизни пятнистая кошка пила парное молоко прямо из ведра, стоя у беспокойной коровы, что косила одним глазом на огромную хищницу, что покусилась на её святая святых.

Единственное, что не могли дать им жители этой деревушки, так это лошадей, так как у самих у них их было раз, два, да обчёлся. Ездили в соседние сёла они весьма редко, торговать чем–то им особо было нечем, да и не с кем, так и жили некими дикарями, питаясь и одеваясь тем, что сами своими же руками и творили. В тесноте и бедности, как говорится, да не в обиде. Деревушки, что располагались вокруг этой, жили примерно так же, разве что изредка встречаясь на каких–нибудь празднествах, да обмениваясь женихами–невестами.

Алгорн, надо признать, повёл себя здесь, как настоящий джентльмен. Рук не распускал, алых губ местных красавиц не целовал, подолы оным не задирал, хотя девицы, надо заметить, сами липли к нему, впрочем, как и всюду раньше.

Что на него так подействовало, Топаз точно сказать не могла. То ли её, Топаз, просьба не портить местных девиц, отцы и матери которых так хорошо их приняли, особенно если учесть все перипетии, что выпали на их долю чуть ранее, то ли именно всё то, что было ими пережито в горах, то ли та неведомая просьба вил, что так и осталась для друзей невысказанной, то ли близость с теми самыми вилами. Кто знает?!

Всё это так и осталось для Топаз загадкой, как и неопровержимое обаяние Алгорна, непроизвольно производимое им на особ противоположного пола. Тонкий аристократический профиль, нос с лёгкой горбинкой, лихие вихры чёрных как смоль волос, такие же усы и борода. Он был выше Топаз примерно на полголовы, то есть роста был не слишком великого, но был хорошо сложен и мускулист, обходителен и имел острое чувство юмора. То есть, парень хоть куда, легко уживающийся, как в суровых условиях городских джунглей, так и в самой разпоследней захудалой деревушке. Но на Топаз его чары отчего–то не действовали. Хотя, с другой стороны, кто теперь с точностью мог сказать, почему она не прогнала его от себя когда–то? Только ли из–за того, что его жеребец вёз полную седельную сумку аппетитно благоухающей снеди?

Что же касается Кия, так он был на голову выше ещё и Алгорна, высокий и жилистый, коего простой люд не хотел признавать никем другим, кроме как называя его попросту городским сдыхликом. Уверения же Кия, что он родился и вырос в деревне, никого не убеждали в обратном. Его русые волосы были выгоревшими, светлыми у конца и более тёмными у корня, они беспорядочной копной торчали в разные стороны. Кия не беспокоил этот творческий беспорядок на его буйной голове, иногда он даже совсем забывал об этом, в то время как Алгорн очень даже щепетильно относился к своей внешности. Но ведь ему это и по статусу–то было положено. Где же вы видели героя любовника, да неряху?

Кий же всегда выглядел взъерошенным воробьём. И лишь добрые улыбчивые глаза и неизменные веснушки на носу никого не могли оставить равнодушным. Но речь сейчас совсем о другом….

Покидать столь гостеприимное селение, хоть и не хотелось, но пришлось.

Провожать их высыпало всё село. Приглашали наведаться в гости ещё как–нибудь или вообще остаться в Задубенье насовсем.

 

Глава 12 Козни тёмных богов

Где–то примерно через неделю пути они вошли и в поселение побольше. Здесь им предстояло задержаться на более длительный срок, так как тут имелась реальная возможность купить лошадей для дальнейшей поездки, в вот денег на их покупку, в карманах у троицы, как–то не очень наблюдалось. Так что, последние надо было ещё заработать.

Вот каждый и зарабатывал, как мог. Кий, за соответствующую мизерную плату, лечил всех желающих, снимал порчу и сглаз. Алгорн, нелегально, конечно, учил всех желающих новичков в своём деле срезать незаметно кошели, а если хозяин заметит, то и руку незадачливого владельца, да так чтобы он и пискнуть не успел. От доверчивой Топаз эти уроки скрывались обучением лёгкой военной подготовки. Сама же девушка заявила, что не умеет ничего, чему бы могла обучить хоть кого–то, от того ей было милостиво разрешено располагать собой в своё же удовольствие. Вот и слонялась она без дела, то в самом сердце деревушки, то по околице, а то и вовсе выходила за частокол и углублялась в лес, где каждое утро встречалась с Гелео, принося ей новую порцию парного молока.

За постой с трёх путников брали самую малость, так как их бурная деятельность приносила хозяину постоялого двора не плохой доход. Народ, устремившийся сюда на лечение или обучение, непременно маялся в очередях, не злоупотребляя гостеприимством хозяина и непременно же покупая кружечку, другую, выпивки, да и закусью себя не обделяя. А там где кружечка, другая, там и пятая–десятая может наклюнуться. Так что, дела у хозяина шли как никогда хорошо. Он и сам успел отделаться от зубной боли, с жены сняли порчу, наложенную завистливой соседкой, а младший сын избавился от заикания. Так что хозяин завидных постояльцев всячески привечал и спустя три дня даже полностью снял с них плату за кров и пищу, лишь бы они пробыли у него подольше, пребывание с ними девушки тунеядки он всячески игнорировал, принимая её за некое досадное недоразумение. Правда длилось это не дольше тех пор, пока она не встала на пути у разъярённой рыси, что кинулась на соседских ребятишек, но, увидев его постоялицу, резко поджала уши с лохматыми кисточками и виновато, как–то по щенячьи, поползла к ней, словно безголосая дворовая шавка, что ластилась к красавцу псу вожаку. Тогда он и на неё взглянул с уважением. Не зря кормил её дармовым хлебом, ох, не зря.

К тому же она была грамоте обучена и иногда, когда кто–то из постояльцев или соседей того требовал, то составляла людям письма. Правда, как правило, это бывало очень редко, так как деревня всё же была небольшой и народу, кому требовалось что–то записать или отправить кому–то из родственников послание, было мало. Это к Алгорну и Кию народ стекался с соседних деревень и городов, в то время как к Топаз, как правило, обращались только местные.

И вот Топаз снова, с утречка пораньше, отправилась в лес, но то ли она припозднилась, то ли наоборот пришла слишком рано, вот только Гелео нигде не было видно. Потоптавшись на их обычном месте встреч, девушка решила прогуляться, парда всё–таки её и сама найдёт, если только она ей понадобиться.

Утро выдалось ясным, солнечным, вот только всё живое словно бы притихло как–то, не выдавая своё присутствие ни звуком, ни движением. И только Стрибог никак не желал уняться. Воздушные стихии словно взбесились, ветер хлестал с невероятной силой, скоростью и быстротой. Но что самое удивительное, он не причинял Топаз не только боли, но и никакого дискомфорта. Словно вся его агрессия была направлена не против неё, а во благо, предупреждая о какой–то грозящей девушке опасности.

Но то ли от излишней самоуверенности, а то ли из–за банальной глупости Топаз проигнорировала его предостережение и вскоре он обиженно стих.

Местность по–прежнему была каменистой, несмотря на то, что они уже довольно–таки далеко отошли от самих гор.

Топаз пошла на берег реки, точнее река протекала где–то внизу, а берег возвышался, нависнув над ней земляной кручей. Снизу же берег был усыпан не обычным песком, а зловещими криво изогнутыми камнями, которые поднимали к верху свои зияющие пустотой глазницы и скалились хищными клыками.

Боязнь высоты девушке не грозила, оттого она и довольно спокойно, в задумчивости опустилась на краешек обрыва, беспечно свесив покачивающиеся ноги камням и реке навстречу.

— Доброе утро, юной красавице. — Раздался позади бодрый мужской голос.

Топаз вскочила как ошпаренная, резко подтянув ноги и развернувшись. Но, похоже, повода для страха не предвиделось.

Перед ней стоял симпатичный молодой человек, да что там симпатичный, просто красавец. Идеал мужчины в её представлении, если таковой вообще имелся, конечно.

Стройный, высокий, мускулистый, в полном вооружении, то есть меч и топорик, коим отсекают жизни, жезл власти над тёмными силами, что не очень–то и удивительно в наше столь дремучее и опасное время, висели на поясе. Чёрные, как у Алгорна волосы до плеч, небольшая борода, скрывающая нижнюю часть лица. Чёлка вот только, пожалуй, длинновата, она не позволяла рассмотреть его глаза, скрывала и без того какой–то блуждающий взгляд.

— Доброе утро. — Кивнула Топаз, не спешившая показаться невежливой. — Вот только юная красавица уже не так уж и юна.

— Ну, что вы, что вы, вы просто прелестны. — Он галантно поклонился.

Топаз скептически скривилась. В его словах ей, показалось, проскользнула фальшь. Или, действительно, только показалось? Но всё же, любые комплименты льстили её самолюбию, впрочем, как и самолюбию любой другой женщины или даже мужчины.

— Так уж и прелестна? — Улыбаясь, уточнила она.

— Несомненно. — Бодро ответствовал тот, направляясь к ней уверенной походкой. — Не будете против, если я с вами вот тут так просто немного посижу?

— Нет, наверное, нет. — В самой Топаз уверенности было несколько поменьше.

Молодой человек приземлился аккурат на то место, где ещё минуту назад восседала Топаз. Девушка приподняла бровь вверх.

— А вы вообще просто так шли мимо или специально следовали за мной от постоялого двора? — Поинтересовалась она.

— И то и другое. Я, конечно, рад бы поразвлечь вас, в то время как ваши друзья там, на постоялом дворе, сами развлекаются, как могут, но проследить за вами не успел. Знаю, что вы нередко посещаете здешний лес, и направился в него прогуляться, так сказать. Так что, здесь я встретил вас, можно сказать, по чистой случайности. — Ответствовал он.

— Шпионите, стало быть?

— Ну почему сразу шпионите? — Улыбнулся он, опуская глаза. — Почему бы мне, молодому, симпатичному и интересному парню, не подойти, не познакомиться с молодой, симпатичной и интересной девушкой.

— Так, так, так. И чем же таким вы можете быть интересны мне, и чем же таким могу быть интересна вам я, позвольте спросить?

— Что не любите лёгких путей? — Ухмыльнулся он.

— Не верю в доброту неожиданной встречи. — Парировала Топаз.

Кий очень устал после всех этих приёмов посетителей–просителей. К тому же, чисто с психологической стороны, ему очень тяжело было брать за свою работу заведомо деньги. Не для того боги награждали его таким даром, чтобы он разменивался на жалкие монеты. Здесь присутствовал и ещё один удручающий нюанс, некоторые приходили не для того, чтобы избавиться от сглаза или порчи, а для того, чтобы навести их на своего соседа, родственника или врага. Таких Кий без разговоров вышвыривал за дверь с помощью магии, не прибегая даже к грубой физической силе. Но не хороший осадок в его душе они всё равно оставляли.

Сегодня день выдался не труднее всех предыдущих, просто, в отличие от Алгорна, которому своя часть работы доставляла радость, несмотря на то, что приходилось делиться некоторыми своими тонкостями в этой не лёгкой работе, воровстве и карманичестве, Кия тяготило, что он почти не видится с друзьями и словно не принадлежит сам себе. Теперь же, лёжа на своей постели, он надеялся, что возможно сегодня больше никто не навестит его для лечения какого–то запоздалого геморроя. Только что друзья вскоре должны были подойти, пересчитать их совместный заработок.

В дверь кто–то легонько постучал.

На Алгорна и Топаз не похоже. Кий резко сел, одёрнул одежду и взглядом отдёрнул крючок.

— Войдите.

На порог тут же взошла, нет, даже вплыла, дева неземной красоты. Кий вначале даже дыхание затаил. Стройная, темноволосая, кожа бледная, не паленная под лучами летнего солнышка, но щёки яркие, румяные, вот только взгляд какой–то блуждающий и пустой, даже цвет глаз различить невозможно испод длинной чёлки.

Она зорко взглянула на него испод длиннющих опущенных ресниц.

— Здравствуй, добрый молодец.

— И ты здравствуй, девица краса. — Кий поднялся. Не гоже девушку сидя привечать.

На минуту зависло неловкое молчание.

— Что привело тебя ко мне? Хворь какая–то или дела любовные? — Наконец–то выдавил из себя Кий.

— Есть у меня одна проблема, да только не ведаю, по твоим ли силам её решить, лекарь. — Улыбнулась красавица.

— А ты расскажи мне, а там может, и смогу тебе, чем помочь. — Устало произнёс Кий, указывая девушке на стул и сам опускаясь.

Присевшая уже было незнакомка, тут же вскочила как ошпаренная. Кий вскинул недоумённый взгляд.

— Что с тобой?

— Всё в порядке, — улыбнулась девушка, ещё ниже опустив смущённые глаза, — но я лучше постою, если ты не против, конечно.

Кий был не против. Он вообще уже был на многое согласен, только бы всё это поскорее закончилось.

— Да, конечно. Так что у тебя там случилось…?

— Марина. — Смущённо подсказала девушка.

— Марина, расскажи мне, какая с тобой приключилась беда и я попробую тебе помочь. — Мягко улыбнулся Кий.

— Несчастная любовь, мастер Ккк…, — лицо её резко передёрнулось, на секунду брезгливо исказившись, — лекарь.

Кий кивнул, вглядываясь в черты её лица и пытаясь заметить хоть малейшие признаки этого мгновенного видоизменения. Но она оставалась, до невозмутимости спокойна, словно вовсе и не её сердечные терзания они здесь и сейчас обсуждали, лишь этот странный взгляд, по–прежнему уткнувшийся себе под ноги.

— И что же ты хочешь от меня? — Спросил Кий и уже более строго добавил. — Я не занимаюсь наведением сглаза, порчи и приворотами. Я, как ты смела, заметить, лишь от всего от этого избавляю.

— Ты меня не понял, мастер. Я только хотела бы знать, что делать бедной девушке, если её несчастная любовь обращена именно к тебе. — Смущённо пробормотала Марина.

— Ко мне? — Кий на какое–то время даже потерял дар речи. — Но мы ведь с тобой даже не знакомы, по крайней мере, ещё были таковыми пять минут назад.

— Тебе ли не знать, что один не осторожно брошенный взгляд может породить любовь гораздо большую, чем постоянные встречи? — Кокетливо спросила девушка.

— Ну, знаешь ли, здесь я тебе не советчик. Наше дело молодое и зачастую чувство, прозванное любовью, оказывается лишь молодецкой увлечённостью. Прости меня, конечно, великодушно, но ты ещё так молода и привлекательна…. Ты ещё встретишь свою настоящую любовь, того, кто тебя по настоящему полюбит и оценит.

— А как же ты? — Взгляд поднятых было на мгновение глаз, вновь уставился в пол. — Ты отказываешься разделить со мной эту любовь?

— Нам нечего с тобой делить, Марина. — Покачал головой Кий, уже подумывая о том, что как скоро закроется дверь за этой девушкой, то сегодня он уже никого принимать боле не будет. Вдобавок ко всему, бешено разболелась голова, и чувство какой–то опасности не как не желало отступать, хотя никакой опасности вроде бы как не предвиделось.

— Но, может быть, тогда ты согласишься разделить со мною ложе?

— Что? — Растерянно переспросил Кий. Он несколько отвлёкся своими мыслями, потому и принял услышанное вначале за ошибку.

— Ложе, то есть проведёшь со мной день, ночь или любое другое удобное тебе время суток в постели? — Разъяснила Марина.

Кий вообще впал в состояние растерянности, полный ступор и боги знают чего ещё, не каждый день к нему в комнату заявлялись симпатичные девушки и делали ему столь непристойные предложения. Он не нашёл ничего лучшего, как попробовать перевести весь разговор в некое подобие шутки.

— Прости меня великодушно, но только ты, вероятно, спутала меня с моим другом. Это он у нас ловкач по этой части. Могу сообщить тебе номер его комнаты, если хочешь.

Кий не смог сообразить сразу, тот звук, что прозвучал вовремя последних его слов, был лишь игрой воображение или где–то и правда зашипела змея.

— Что ж, ты отказываешь мне и в этой маленькой радости. — Печально ответствовала девушка. — С твоим другом я… не знакома, и знакомиться не спешу. Но раз так, может, ты всё–таки подаришь мне хотя бы свой поцелуй, всего лишь один единственный… последний поцелуй.

Кий по непонятным для себя причинам пропустил тот момент, когда она приблизилась к нему почти вплотную. Хотя человек и не способен был передвигаться с такой скоростью, но, отчего–то, тогда он не придал этому должного значения. Он хотел сделать шаг назад или вообще убежать отсюда куда–нибудь за тридевять земель, но, почему–то, ноги сами отказывались ему повиноваться. Он смотрел в глаза, что вселенской пустотой раскрывались навстречу ему испод опущенных ресниц, и вдруг… раздался металлический звон.

Меч, что стоял придвинутый к стулу, неожиданно сделал резкий, казалось бы, невозможный, прыжок и со стуком упал на деревянный пол, да и секира что постоянно висела на поясе под лёгкой туникой, неожиданно заиграла и несколько подалась вперёд.

Девушка с шипением отскочила в сторону, прижимая ладонь к обожженному бедру.

— Простите. — Вырвалось у Кия то, что первое пришло на ум. Второй же была мысль о том, что такое могло находиться у него, чтобы обжечь незнакомку. Ответ пришёл сам и без промедлений.

Металлический звон постепенно затихал, платье на незнакомке, в месте соприкосновения с подпрыгнувшей секирой, слегка дымилось и издавало неприятный гнилостный запах.

Кий взглянул на девушку, что настороженно взирала на него испод густых ресниц, будто ждала чего–то. Взглянул на свою секиру, край которой предостерегающе выглядывал теперь испод туники, затем запоздалая мысль заставила его взглянуть на стул, на который Марина так необъяснимо отказалась сесть. К нему приставленный когда–то стоял меч в ножнах, теперь же он лежал рядом на полу. Что всё это значит? И вновь ответ не стал заставлять себя долго ждать. Металл. Нечисть боится металла.

Лекарь перевёл взгляд на девушку.

— Марина, — тихо произнёс Кий, — это производное от Мораны.

Незнакомка вскрикнула, вскинула руки, словно защищаясь, открыв, тем самым, ожёг на бедре, что не кровью окрасился, а жёлто–зелённой гнилью, и опрометью бросилась к двери.

— Арий, прости, но мне нужно идти. — Топаз поднялась.

Крепкие мужские руки тут же обхватили её за плечи.

— А как же поцелуй?

— Какой поцелуй? — Растерянно спросила Топаз, забыв даже разозлиться.

— Как какой? Тот, который ты должна мне подарить.

— Я тебе ничего не должна. — Топаз ловко вывернула у растерявшегося парня свои руки, и в голосе её послышалось лёгкое, но злобное кошачье шипение.

— Ты, жалкое человеческое отродье, и твоя сила никогда не сравниться с моей. — Прогромыхал молодой человек, снова перехватывая её за предплечье. — Будет так, как я сказал.

— Да кто ты вообще такой? — Топаз снова попыталась вырваться.

— Я тот, которому ты отдашь свой поцелуй, а с ним и свою душу.

Топаз показалось, что вокруг начал распространяться какой–то зловонный запашок, но чем он был вызван, она точно сказать не могла, оттого и согласно погрешила на не сдержавшегося красного молодца.

— В гробу ты получишь мой поцелуй, злостный вонючка. — Выкрикнула разобиженная в своих лучших чувствах девушка.

— Я готов пойти и на это. — Ухмыльнулся новый знакомец, наконец–то посмотрев Топаз прямо в глаза.

Увидев то, что она увидела, девушка забыла о сопротивление и замерла на месте.

На неё смотрели пустые глаза, пустые в смысле не глупости, а в том смысле, что они на самом деле были чёрной пустующей дырой.

— Кто ты?

— Думаю, ты и сама знаешь ответ. — Многозначительно произнёс мужчина, который теперь казался значительно старше и злее. — Так что, не отдашь мне свой поцелуй, силу и душу добровольно?

— Нет. — Выронила Топаз, даже не подумав как–то, на что и как она ответила, но в том, что на любое его прошение нужно отвечать отказом, она не сомневалась.

— Тогда возьму то, что мне нужно сразу после твоей смерти, принятой от моей же руки.

Топаз не успела, не вскрикнуть, не вывернуться, не сообразить, что ещё она успевает сделать. Резкий толчок заставил её отскочить в сторону и на секунду зависнуть над обрывом, а потом, под ней разверзлась пропасть, скалившаяся острыми зубами хищных камней, возымевшая своей целью поглотить её целиком. Но не тут–то было.

Перевернувшись несколько раз в воздухе, Топаз ловко приземлилась на все четыре конечности, но уже внизу, у самой реки. Две кисти с болью упёрлись в острые камни, правая нога упёрлась носком и коленом всё туда же, левое колено уставилось в небеса, носок так же на камнях, пятка смотрит вверх. В общем, рядовая стойка спринтера.

Рядом лежал разорванный о камни пузырь с молоком, что лопнул с резким хлопком и разбрызгал всё своё содержимое на близлежащие камни и непосредственно на саму Топаз.

— Ты немножко прогадал, дружок. — Тихо произнесла девушка.

Взглянув вначале на разорванный пузырь и расплёсканное молоко, что теперь уже не попробовать её лучшей подруге, она подняла взор вверх, на край обрыва, где никого не обнаружила, и только потом поднялась сама.

Колено ужасно саднило, да и изодранные ладони причиняли не малую боль. Царапины были многочисленные и глубокие. Ну, да ладно, этим с удовольствием займётся Кий, если у него, конечно, останутся силы и для её лечения после дня проведённого в подобных нуждах, а ей сейчас следовало заняться кое–чем другим.

Топаз оглядела ладони, по инерции подняла более ни на что не годный пузырь и вновь посмотрела вверх. Обидчик там, так и не показался, совершенно до обидного не интересуясь судьбой своей жертвы. Хотя, лучше бы ему не видеть того взгляда, каким Топаз взирала в высоту, не то это могло бы ему грозить разрывом сердца, если, конечно, он был из слабонервных. Зрачки её на долгое мгновение вытянулись в тонкую вертикальную линию, что так и осталось незамеченным для самой их обладательницы, хотя резкое изменение зрение не могла не заметить и она, но девушка списала это на последствия падения и удара. Но что самое удивительное, так это то, что она произнесла в тот самый момент.

— Мау. — Истошно, громко и с вызовом мяукнула она и тут же зажала рот ладонью, выругавшись. — Что за хрень?

Топаз нашла более–менее удобный подъём и стала подниматься вверх, загоревшись целью, если не встретиться лицом к лицу со своим мнимым убийцей по дороге, то, по крайней мере, как можно скорее вернуться в свою комнату, зализать причинённые камнями раны и немного отдохнуть. Там уж у неё точно будет время обдумать всё случившееся и поделиться своими не передаваемыми ощущениями полёта с ребятами, услышать их мысли по этому поводу, а так же прочесть неподдельный ужас в глазах Алгорна. Девушка улыбнулась своим мыслям, когда услышала как где–то не вдалеке, чуть впереди, хрустнула ветка.

Если это именно тот о ком она подумала, то ему уж точно не поздоровиться. Она затаилась.

Так оно и вышло, из кустов, насвистывая какую–то зловещую мелодию, показался уже знакомый ей герой любовник, чьи не состоявшиеся планы она так бессовестно разрушила.

Топаз встретила его смелым взглядом и сложенными на груди руками. Ну, теперь уж ему точно не удастся застать её врасплох, только не во второй раз.

— Что, идёшь проверять мои кровавые останки, кусок дерьма? Целовать размазанный по камням труп и забирать мою душу? Рано собрался, приходи лет так через восемьдесят, если других желающих до этого момента не найдётся. — Спокойно произнесла она, в то время как в глазах у неё разгорались ненависть и гнев.

— Этого просто не может быть. — Растерянно произнёс несостоявшийся убийца, теперь пришла его очередь растеряться. — Она не говорила, что ты бессмертна. — Выкрикнул он.

— Она, кем бы она на самом деле не была, ошиблась. — Похоже, к Топаз даже и мысли не приходило, кто именно находится перед ней. Она медленно достала меч из ножен, мягко приласкала нежной ладонью клинок. — А теперь давай сразимся, как мужчина… с девушкой.

— Не дождёшься, бессмертная. — Выкрикнул мужчина, и неожиданно превратившись в туман, растаял лёгкой дымкой.

— Вот так вот, — присвистнула Топаз, — так и ты я смотрю, не лыком шит. Тоже видать из бессмертных, ещё покруче моего будешь.

И она похромала в сторону постоялого двора. Весьма справедливо рассудив, что Гелео обойдётся денек без молока, тем более что она ей так и не повстречалась, а мешок мало того, что был пуст, так ещё и разорван.

— Алгорн. — Кий вскочил в комнату бывшего разбойника, вытолкнул взашей его очередного ученика, вернув ему горсть монет со стола.

— Что ты делаешь? — Запротивился Алгорн. — Там ведь были и мои.

— Ничего вернётся и вернёт, всего равно таких учителей один ты на всю деревню.

— Что хоть случилось, ты мне объяснишь наконец–то? — Разозлился Алгорн.

Кий выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, запер дверь.

— Ко мне Морана приходила.

— Что? Когда?

— Только что. А я по доброте душевной послал её к тебе. — Он в упор смотрел на Алгорна.

— Ну, что смотришь? Ко мне она не приходила, это уж точно. А чегой–то ты её ко мне послал? — Подозрительно спросил бывший разбойник, опомнившись.

— Ложе разделить. — Промямлил Кий, виновато потупив взор.

— Что? — Алгорн сошёл на бабий визг. — Ты что с ума сошёл? Или просто надо мной издеваешься?

— Но я же не знал ещё тогда, что это Морана, — оправдывался Кий. — Думал просто молодка, что стосковалась по телесной любви, она Мариной назвалась.

— Болван. — Не выдержал Алгорн, но сказал это уже более спокойно. — В следующий раз сам занимайся усмирением жгучей плоти подобных молодок. Видел я её во всей красе, между прочим, ты же мне сам её и показывал. Нет, спасибо. Я, может быть, и развратник, ну, могу девчонкам там молоденьким и даже слишком, подолы позадирать, порезвиться на сеновале, согласен, что немного я даже извращенец, люблю молодецкие услады, ничего тут не скажешь. Но не на столько же.

— Да не о тебе сейчас речь. — Вздохнул Кий. — Ты–то и сам о себе позаботишься. Меня больше беспокоит, где Топаз.

— С утра её не видел. — Пожал плечами Алгорн. — Но и она, не меньше моего может за себя постоять.

Кия не обманул его нарочито спокойный вид, уж кому–кому, как не ему было известно, насколько Алгорн печётся об этой девчонке.

— Да, но лучше её больше ни куда одну не отпускать. Она им для чего–то нужна. А уж если Морана настолько набралась наглости, что сама прямо сюда и припёрлась, то мы уже не можем точно поручиться за то, что она выкинет в следующий момент.

Алгорн согласно кивнул и как раз в этот момент раздался громкий стук в дверь. Стучали явно сапогом.

Кий с Алгорном переглянулись

— Кого там ещё хрен принёс? — Недовольно пробурчал разбойник.

Сложившаяся в последние дни обстановка обострилась настолько, что даже от этого самого рядового стука обоим стало как–то не по себе.

В дверь по–прежнему с силой молотили, но тут знакомый голос обиженно произнёс.

— Алгорн, старый распутник, гони прочь своих баб. И где Кия змеи носят? Он мне сейчас так нужен, как никогда.

После этих слов Кий сразу бросился к двери.

— Ой, мальчики. — Подозрительно спросила Топаз, прищурив глаза и зорко зыркая по сторонам. — А что это вы тут вдвоём запертые, да делаете?

— Ничего. — Хором выкрикнули обои.

— Ничего. Мне второй раз за последние несколько минут приходится говорить, что я может быть и извращенец, но не настолько. — Обиженно покачал головой Алгорн.

— Ну, вы меня успокоили. — Сказала Топаз, заходя внутрь. — Ладно, забудьте, то была лишь шутка.

— А что с тобой–то хоть произошло? — Кий тут же принялся гладить её колено и ладони, что она податливо ему протянула.

— Вот–вот, займись–ка моими боевыми ранами. Только ну–ну, без рукораспускания. — Напомнила Топаз, как только Кий коснулся её колена.

Алгорн тут же вскинул настороженный взор на руки лекаря.

— Твоё колено меня сейчас интересует сугубо с лечебной стороны, так что сядь и не дёргайся, а расскажи лучше, где и как это тебя так угораздило. — Кий аккуратно развернул рваные края штанов и стал осматривать непосредственно рану, чему всячески препятствовала запёкшаяся кровь.

Алгорн сразу как–то расслабился и, сев на кровать, привалился спиной к стене.

— Ах да, вот это вот почину подлежит? — Топаз плюхнула на стол лопнувший пузырь, из которого тут же закапали жалкие остатки молока.

— Жалкое зрелище. — Покачал головой Алгорн.

— Легче новый купить. — Брякнул Кий, не удостоив пузырь даже лёгкого взгляда.

— Так я и думала. — Печально вздохнула Топаз.

— Ты лучше о себе поведай. Кто тебе руки так–то искромсал? — Спросил Кий, не отвлекаясь от лечения.

— Да один герой–любовник после отказа, разгневавшись, столкнул с обрыва на камни.

Кий и Алгорн понимающе переглянулись.

— Ну–ка с этого момента поподробнее, пожалуйста.

— Ну, он это, мне там всячески в любви признавался, поцеловать всё пытался.

— Так давай–ка пропустим интимные подробности вашей встречи, и сразу начнём с твоего отказа. — Отрезал Кий.

Топаз обиженно насупилась, но продолжила.

— А рассказывать особенно и нечего. Сказал, что раз я не хочу добровольно отдать ему свой поцелуй, а с ним и душу, то он заберёт всё это после моей смерти, чем и не замедлил заняться, столкнув меня с обрыва. Потом очень удивился, когда встретил меня на пол дороги к подъёму, испугался моей бессмертности и, превратившись в туман, исчез. Пуф. — Топаз охотно продемонстрировала сей эффектный взрыв, раскрывшимися ладонями.

— Вот видишь, что я тебе говорил. Морана уже и до неё добралась. — Кий повернулся к молчавшему Алгорну.

— Э-э, вы о чём? Но, простите, вы что думаете, что я бабу от мужика не отличу? — Возмутилась девушка.

— Не в этом дело, Топаз.

— Кстати, Алгорн, у тебя пожрать ничего не найдётся? — Заискивающе взглянула девушка на друга.

— Эх, всё бы тебе о еде думать. — Беззлобно произнёс Алгорн.

— Эх, всё бы тебе о бабах. — В тон ему произнесла Топаз и добавила. — Лишнее беспокойство оно знаешь, как аппетит поднимает?

Кий тихо улыбнулся.

— Ну, а у вас тут, что, собственно говоря, произошло? Чувствую же, что вы что–то мне не договариваете. — Топаз впилась ровными белоснежными зубками в пожертвованное Алгорном яблоко.

Кий мельком взглянул на неё, не отрываясь от лечения разодранного колена.

— Вот те на. — Присвистнула девушка после выслушанного рассказа. — И что, Кий, она действительно была красива?

— Да, только глаза пустые.

— Прямо как у моего Ария. Но постой, как же ты устоял против такой красоты?

Кий и Алгорн переглянулись.

— Ну, я её это, к Алгорну послал. — Смущённо ответил Кий. — Сказал, что он у нас по этой части.

Тут уж Топаз совсем развеселилась.

— Ну, ты молодец, не растерялся. — Затем повернулась к Алгорну. — Ну, и как она тебе, Алгорн? Свершили что–нибудь божественное, да такое, что теперь ни одна смертная не может рассчитывать на твою любовь и ласку?

— Шла бы ты отдыхать что ли, Топаз. — С едва сдерживаемой злобой проговорил Алгорн.

— Рано, друг мой, рано. Хотела бы я знать, что за придурок за мной увивался, пока Алгорн тут охаживал деву неземной красоты. — Задумчиво пробормотала девушка.

— Топаз, эта столетняя на вид дева до меня не дошла. — Вырвалось у Алгорна.

— Почему столетняя на вид? — Удивилась Топаз. — Я думала она была молода и красива?

Кий и Алгорн снова переглянулись.

— Потому как это её очередное обличье. — Пояснил Кий.

— Ты меня убиваешь, Кий. — Топаз скорчила гримасу отвращения. — Хочешь сказать, что этот мужик, что хотел меня поцеловать, мой эталон мужской красоты, мог на поверку оказаться столетним старцем, да не таким моложавым, как у нас в храме, а скрюченным, плешивым и на ладан дышавшим?

Кий и Алгорн в третий раз переглянулись и тяжело вздохнули. Эта фраза по поводу эталона мужской красоты не понравилась им обоим. Вот бы хоть одним глазком взглянуть на этот эталон, да набить этому конкуренту его красивую физиономию.

— Возможно. — Согласно кивнул Кий. — А возможно ещё и хуже.

— Что может быть хуже? — Криво усмехнулась девушка.

— Ему может быть не сто, а пятьсот или даже тысячу лет.

— Это что ещё за срань? — Резко выругалась Топаз. — Ты на кого намекаешь? На Волоса что ли?

— Может быть, хотя вряд ли. Мы не можем с полной достоверностью заявлять, что Волос промышляет такими делишками до сих пор, и это после того, как Перун показал ему его место. Слышал я, что он ведёт теперь мирное существование в своих родных пещерах, помогает расти хлебу и плодиться скотине. Вот только верно ли это, кто знает?

— Да о чём вы там вообще разговор ведёте, с таким–то умным видом? — Не выдержал Алгорн.

Кий и Топаз взглянули на него недоумённо, но словно как–то сквозь него.

— Как ты говорила, он назвался? — Спросил Кий, полностью игнорируя выпад Алгорна.

— Арий.

— Арий, говоришь? Арий, Арий. — Кий на мгновение задумался. — Она назвалась мне своим именем. — Задумчиво протянул он. — Марина, Мара это ведь производные от Мораны, а Арий…? Арий запросто может быть производным от Аримана.

— Ариман? — Воскликнула Топаз.

— Ариман? — Вторил ей Алгорн. — А это что ещё за дядька?

— Ариманом зовут Чернобога. — Пояснила Топаз.

— Сам Чернобог? — Удивился Алгорн.

— А чему тут удивляться, если ко мне явилась сама Морана, то почему бы к Топаз не явиться Чернобогу собственной персоной? — Пожал плечами Кий.

— Сам Чернобог удостоил меня аудиенции? — Восхитилась Топаз. — А я‑то и не знала.

— Быть может, ещё жалеешь об отказе? — Ехидно спросил Алгорн.

Топаз хихикнула.

— Чему радуешься, вот если бы на его месте был Перун или Даждьбог или кто–то ещё из светлых богов. — Предположил Кий.

— Тогда бы я им в ноги поклонилась. — Отрезала Топаз. — Но Чернобог…, если бы знала, то с какой бы радостью ему бы меч промеж глаз установила.

— Ага, или он тебе. — Остудил её пыл практичный Алгорн.

Кий отстранился от Топаз. И девушка, довольно цокая, осмотрела его работу, от царапин и ссадин остались только тонкие чёрточки.

— Или он мне. — Согласно кивнула Топаз. — Что–то жизнь наша усложняется день ото дня. Похоже, дойдёт до того, что я буду проводить ночи в комнате одного из вас, чтобы спать спокойно и не изнывать от страха.

Оба затаили дыхание.

— Ну, или просто буду Гелео из леса на постоялый двор забирать, вопреки ворчанию хозяев.

Послышался двойной разочарованный выдох.

— Кстати, я её сегодня ещё не видела проказницу, вовремя не явилась, вот и осталась без своей порции молока, а так бы и молоко выпила, и пузырь остался бы целым. А может, этот Ариман и вовсе ко мне в её присутствии не посмел бы приблизиться. Надо купить теперь новый пузырь. Кстати, что у нас там с деньгами?

— Осталось совсем немного. — По–деловому ответствовал Кий. — Ещё бы сегодня, какую копеечку сробить и можно было бы хоть завтра в путь.

— Отлично. Значит, пустимся в путь послезавтра, что, в общем–то, тоже не плохо. — Выдохнула Топаз, поднимаясь. — Кстати, Кий, большое спасибо, теперь уже совсем ничего не болит.

— Не за что. — Кивнул довольный лекарь.

В дверь настойчиво постучали.

— Скажите, милостивый господин, — спросил детский голосок, — а образованная госпожа у вас? Там один господин велит, чтобы ему письмо кто–либо написал, сам–то он грамоте не обучен.

— Ступай, малыш, я сейчас спущусь. — Крикнула через дверь Топаз, величественно взмахнув рукой.

И её словам ответил лёгкий удаляющийся топоток детских ножек.

— Во как, — Топаз наставительно выставила вперёд указательный палец, — образованная госпожа. Не думала, что когда–нибудь дорасту до таких вершин.

Топаз улыбнулась и ловко выскользнула за дверь.

— Будь осторожна. — Крикнул ей вдогонку Кий.

— Я всегда осторожна. — Послышался ответ.

Кий и Алгорн в очередной раз переглянулись, и в унисон покачали головами.

— Нет, не будет.

Приоткрытая Топаз дверь медленно распахнулась по инерции, за её порогом вяло мялся неприметный человечек, что был выставлен Кием за порог ещё пару часов назад.

— А вот и моя работа. — Улыбнулся Алгорн, довольный, что мужик не только не ушёл, но и столько прождал, а это значит, что он и его деньги вернёт, что так опрометчиво вверил ему Кий, ещё и свою горсть присыплет. — Заходи, братец.

— А может всё–таки и удастся завтра выехать. — Задумчиво пробормотал Кий, уже выходя.

Незаметный мужичок проскользнул мимо.

 

Глава 13 Засада

Ехать верхом было значительнее проще, чем идти. Хозяин постоялого двора очень упрашивал их задержаться ещё ненадолго, но лишнего времени у них не было. К тому же было совершенно очевидно, что на этот постоялый двор ещё долгое время будут идти люди за решением своих проблем, а не найдя оного, будут топить своё горе и не расторопность в выпивке того самого заведения, куда собственно и явились. А где выпивка, там и закуска. Так что, хозяину ещё долгое время не придётся сводить концы с концами. А в следующий раз, коли, они будут в здешних краях, хозяин милостиво просил заглянуть их и к нему на огонёк, а там могёт они до чего и договорятся.

Эх, хорошо всё–таки, когда солнце светит ярко, греет нежно и это всё несмотря на укорачивающийся день. Тишь да благодать! Хотя, не совсем. Какая–то неосязаемая угроза чувствовалась в воздухе. Всё было слишком хорошо, для того чтобы быть правдой. А люди умные, как правило, вместо того, чтобы расслабиться и, как говорится, получать удовольствие, начинают подозревать какой–то подвох и усиленно его выискивать. Всё именно так было и в данном конкретном случае. Уже почти неделя прошла с тех пор как Ариман и Морана являли им свой лучезарный лик, а более ничего не происходило. Вокруг было слишком тихо, для того чтобы быть правдой, хотя и очень бы хотелось в это верить.

— Что–то как–то слишком тихо. — Топаз ничего не могла с собой поделать и, несмотря на ясную солнечную погоду, поёжилась.

— Да, похоже на затишье перед бурей. — Согласился Алгорн.

Кий, как и бывало в большинстве случаях прежде, промолчал, только неопределённо пожал плечами.

— Не нравится мне всё это. — Продолжал Алгорн.

— А кому нравится? — Тихо вторила ему Топаз.

— Вечер, как вечер, чему тут не нравиться? Вот только посмотрите, — Кий приподнялся на стременах, — там вдалеке, не пожар ли?

— Дыма много. — Алгорн тоже завис на стременах.

— Да чего там глядеть, пожар. — Топаз не стала даже, и приподниматься, хлестнула кобылу по крупу и галопом понеслась в сторону клубящегося чёрного дыма

Но на полдороге их перехватил медведь, массивный такой, бурый. Да–да, самый настоящий медведь в полном смысле этого слова. Он стоял на задних лапах и, усердно перебирая передними, яростно ревел. Алгорн тут же, недолго думая, схватился за лук, с мечом идти на такую махину ему почему–то не захотелось, а вот если попасть зверюге в глаз…, да, с такого расстояния это бесспорно возможно.

— Алгорн, стой. — Выкрикнула Топаз, увидев его манипуляции. — Он не желает нам зла, вероятно, иначе бы давно напал.

— А это что, по–твоему, не нападение?

— Нет, ты только взгляни на Гелео.

Кошка стояла спокойная, с интересом разглядывала лесного хищника, и стучала хвостом по пятнистым бокам. В её горле не было даже и зародыша рыка. Кому–то непосвящённому, коими и являлись в данный момент Топаз и её спутники, это показалось бы очень удивительно. Так они и думали на самом деле.

— Почему она так спокойна? Это на неё не похоже. — Спросил Алгорн, подозрительно хмурясь.

— А я по чём знаю? — Пожала плечами девушка.

— Но ты же её извечная подруга и хозяйка. Не я же ей молоко с кухни таскаю. — Съехидничал бывший разбойник.

— Она не чувствует угрозы. Вы что не видите? — Вмешался в их разговор Кий. — На нас не нападают, нас предупреждают.

— Но о чём? — Воскликнул Алгорн.

— Кони. — Вдруг невпопад заявила Топаз.

— При чём тут кони? — Растерялся разбойник.

— Они спокойны.

— Ну, и что?

— Вообще–то насколько я знаю, они несколько побаиваются всякого рода хищников. — Огрызнулась Топаз.

— И то верно.

— Странно. Странно всё это. — Топаз почесала макушку.

Медведь на какое–то время опустился на все четыре конечности, но стоило ближайшему из коней переступить с ноги на ногу, как он снова оказался на двух задних и продолжил реветь.

— Не нравится мне всё это. — Завёл свою старую песню Алгорн.

— Что ж ему от нас надо и как его объехать? — Поинтересовалась у друзей Топаз, а заодно и у себя самой.

— Может, напрямую его об этом и спросить? — Посоветовал Кий.

— Ты что сдурел? — Скривился в презрительной гримасе Алгорн. — С медведями разговаривать.

— А я думаю, что может нам стоит объехать его сразу со всех сторон. Нас же ведь трое, а, учитывая Гелео, четверо, так что за всеми четверыми авось, думаю, не поспеет. — Ох уж, эта наша многострадальная вера в «авось». — Нападать он на нас вроде как не намерен, а уж если всё ж таки решится, то у Алгорна уже несколько минут, как руки чешутся. Вот мы ему этот зуд и снимем в профилактических целях, чтобы сия чесотка не стала вдруг заразной.

На том и порешили, а раз порешили, то так и сделали. Вот только уговориться, кто, куда поскачет, от чего–то забыли. Оттого и, громко гикнув, дружно скаканули в одну и ту же сторону, пытаясь обойти медведя справа. Никто из них, за исключением разве что Кия и не заметил, как медведь, пытаясь скрыть скупую звериную улыбку, покачал мохнатой головой. Да и Кий, с секунду подумав, принял всё увиденное за игру воображения, и списал всё на сумерки и скорость, с которой он нёсся.

Несмотря на глупую, не удавшуюся попытку разделиться, медведя они всё же обошли. Он остался где–то позади, топоча ногами и грозно рыча. Медведь, похоже, ожидал всё что угодно, но не такое развёртывание событий и тем более не такое столпотворение. Они втроём неслись, как угорелые, весело смеясь. Гелео не отставала. Ещё в самом начале, когда их общие траектории сошлись, они все чуть не поврезались друг в друга и чудом не повылетали из сёдел. Такая глупость могла сойти за шутку. И отчего–то им так хотелось веселиться, смеяться и улюлюкать. Но, к сожалению, подобного настроения им хватило ненадолго, как раз на то время, что им понадобилась для того, чтобы доехать до места ожидаемого пожара.

Тут уж им стало не до смеха и не до шуток, впору было плакать во весь голос и рвать на себе волосы. Конечно, им и раньше приходилось видеть подобные пепелища, но то уже было потом, когда враг полностью отсутствовал, поспешно удалившись после своих злодеяний, когда раненые изувеченные жители были полностью мертвы, когда город или деревня полностью умерли, окончательно и бесповоротно, и уже ничего нельзя было сделать для их спасения или возрождения.

На этот раз они подоспели как раз вовремя, чтобы оказать бедным испуганным и обездоленным людям свою посильную помощь. Которая, как оказалось, впрочем, этого и следовало ожидать в нашей жестокой жизни, требовалась не столько для тушения пожара даже, сколько для защиты от нападавших, которых были полчища. Потому как, если бы здесь уже не присутствовали те вероломные злодеи, что всё это устроили, то и спасать было бы некого, так как обычно после их нашествий в живых не оставалось никого.

— Это что ещё за хрень? — Громко выругался Алгорн, снова на мгновение приподнявшись в стременах, и неуклюже плюхаясь обратно в седло.

В сумеречной деревне охваченной красным заревом пожара люди в ужасе носились из стороны в сторону. Со всех сторон слышались громкие крики и мольбы о помощи. Едкий дым проникал кругом, застилал глаза и пытался взять полную власть над органами дыхания, пощипывая уже где–то изнутри.

Врагами страждущих крестьян оказались воины, скрытые в броне, и оборотни, что носились из стороны в сторону, и рвали на куски всё и всех, кто попадался им на пути. Человек так человек, собака так собака, лошадь так лошадь. Вот только коров они отчего–то совершенно не трогали. Те, брыкаясь и глупо мыча, беспрепятственно проходили сквозь вражеские заслоны. Да и лошадей своих всадников они, ясно от чего, так же жаловали.

Наша троица, а если считать с животной частью их отряда, то семёрка, стояла на холме, с которого и начинался спуск прямо к деревне, открытой всем ветрам. Никакого опознавательного знака у въезда в деревню прибито не было, потому никто из них сказать, что ж это за деревня была такая, не мог.

— Похоже, те же сволочи, что мы встретили с тобой несколько месяцев назад. — Произнёс Алгорн, обращаясь к Топаз.

— Твои собратья? — Непроизвольно слетело с уст.

Алгорн обиженно надул губы.

— Да не похоже, и я тебе об этом уже говорил.

— Меня вот что беспокоит. — Произнесла Топаз. — Почему вокруг деревни не установлен частокол, как во всех деревнях теперь это делают?

— А мне кажется, что ещё совсем недавно здесь вообще никакой деревни не было. — Задумчиво подхватил Кий.

— Но это всё ведь не повод для того, чтобы не помочь добрым людям. Так что, ребята, вперёд.

— Вперёд, так вперёд. Вот только не нравится мне всё это. — Пробормотал Алгорн недовольно.

— А что тебе вообще нравится? — Поинтересовалась скептически настроенная к таким настроениям Топаз.

— Ты.

Что ж, вполне честно и общеизвестно к тому же.

— На этот раз я тоже вынужден согласиться с Алгорном. Мне это, пожалуй, тоже всё очень не нравится. — Нахмурившись, покачал головой Кий.

— А мне, думаете, нравится, что пока мы тут с вами лясы точим, там, внизу, люди невиновные погибают? Они–то ведь и не воины вовсе.

— Да не в этом дело. Я чувствую, что что–то тут не так, вот только что, понять не могу. — Недовольно ответил Кий. Он вообще всегда был недоволен, когда его же чувства его и подводили.

— Но, думаю, это всё не повод, чтобы не прийти к людям на выручку. А вон того малыша, так вообще сейчас на кол посадят. — И она, пришпорив лошадь, яростно поскакала вниз.

Гелео, фыркая и шипя, недовольно последовала за ней. По сему было видно, что ей это всё тоже не больно–то нравится.

Алгорн и Кий, одновременно пожав плечами, стали спускаться следом. Сострадание никому из них было не чуждо, для одного это было вполне естественно, так как он был лекарем, а второму, несмотря даже на то, что ещё совсем недавно он и сам был главарём разбойничьей шайки.

Но стоило им открыто появиться и тем более врезаться в стан врага, как и атакующие и атакуемые тут же накинулись на них с мечами, вилами или топорами, то есть со всем тем, с чем так удобно справлялись до сих пор между собой.

— Вот это неожиданность! — Выкрикнул Алгорн, отправляя одного из первых нападающих в вечную мерзлоту Железных гор.

— Засада! — Разочарованно выдохнул Кий, только сейчас окончательно осознав, что именно подсказывал ему разум, не давая покоя. Там, на холме, ему даже на секунду показалось, что здесь внизу находятся не живые существа, а фантомы. Но затем он увидел, как оборотни грызли какую–то женщину, та извивалась и истекала кровью, а одному мужику с вилами напрочь снесли голову с плеч, обдав всё фонтаном из крови. Нет, то были не фантомы, он сразу отбросил эту версию, потому что убитые у него на глазах люди стопроцентно были людьми, и в этом он не сомневался. Но вот такой, самой рядовой, засады, ради организации которой должно было быть потрачено столько времени и сил, выстроены каркасы домов, собраны люди и разыграно столь яростное и одновременно артистическое представление, он не ожидал. Нет, такого точно никак нельзя было ожидать.

Кстати, некоторые из атакуемых вилы и топоры не бросали, но биться по–прежнему продолжали с атакуемыми. Одно это уже говорило о том, что обычные люди посреди всего этого представления всё же присутствовали.

Несколько женщин сжались в один сплошной комок возле какой–то развалившейся телеги. Судя по попискиванию раздававшемуся из этого комка, среди них присутствовали и дети, по–видимому, маленькие. Кий не преминул тут же присоединиться к их охране, так как женщина–мать и её дитя стояли для молодого лекаря превыше всего. Покой этих женщин уже охраняли двое мужиков с топорами, которые на появление Кия отреагировали очень даже подозрительно, но стоило ему снести головы паре–тройке оборотней, как они тут же с ликованием приняли его за своего. Где эти упыри набрали живых людей для своей инсценировки, оставалось только догадываться. Да и как они до сих сдерживали себя, не разорвав податливую человеческую плоть в клочья, тоже было загадкой. Но ненадолго. Стоило им только разнести это Морановое отродье, а там уже можно было и с людьми поговорить, утолить своё любопытство. Но пока же было не до разговоров, так как бой и в самом деле шёл не на жизнь, а на смерть. Вы попробуйте только объяснить голодному вурдалаку или вервольфу, что то, что ему подано кушать, оказывается вовсе не подано, и вовсе не кушать, и вовсе не ему. Здесь уже надо рубить с плеча или ложиться, слаживать руки лодочкой на груди и ждать своей участи. Чего уж никакой нормальный человек в здравом уме и трезвой памяти никогда не сделает.

Вот им и оставалось только продолжать рубится. Так как одним очень хотелось кушать, к тому же у них был строго определённый приказ, который нарушать не в коем случае не следовало и, в тоже время, он никак не шёл в разрез с их собственным мнением, а вторым просто очень хотелось жить.

Топаз и Алгорну доставалось не меньше, чем Кию. Да и Гелео пришлось не сладко. Уж кошаков–то вервольфы тоже не очень–то жаловали.

Если же учесть, что весь сыр–бор начался, когда солнце уже склонилось к закату, то и положение дел, прямо скажем, было на стороне плохих парней.

Но и горстка выживших людей, которым ещё только предстояло выжить, тоже пока сдавать свои позиции не собиралась.

Жизнь ведь даётся один только раз, и погибать от клыков и когтей или хотя бы даже и от меча, ведь среди противников присутствовали и люди, или, по крайней мере, они выглядели как люди, особо не хотелось, особенно прямо в этот самый ближайший момент.

Да, до первых петухов, когда вся нечисть, если и не разбредается по домам, то хотя бы несколько ослабевает, ещё оставалось сражаться и сражаться. А силы горстки существ рода человеческого уже были на исходе.

Лошадь Топаз уже лежала на боку и даже перестала бить ногами, которыми ещё пять минут назад, бешено месила воздух. Грудь её была окровавлена и из неё выдран изрядный клок, глаза остекленели, но у нежных бархатных губ ещё продолжала пузыриться кровавая пена. Смерть и хаос царили повсюду. Вот где воистину было раздолье для Мары.

Кий, Топаз и Алгорн, встречавшиеся с ней уже не раз, а некоторые и не два, не сговариваясь, ожидали её появления с минуты на минуту. Богиня холода и смерти не могла не прибыть, чтобы насладиться тем кровавым зрелищем, что устроили для неё или, лучше сказать, по её приказу её же поданные. По крайней мере, так думало трое друзей, которым уже давно хотелось узнать всю правду друг о друге и о самих себе, узнать, зачем их преследуют, что именно от них хотят и что им предначертано свершить. А в том, что им на самом деле что–то предначертано, уже не сомневался никто, потому, как если бы всё обстояло не так, их бы или уже давно оставили в покое, или их давно бы уже не было в живых, что хоть и очень печально, но вполне закономерно. Но, раз они ещё живы и до сих пор продолжают свою борьбу, несмотря на те лишения, что им уже удалось пережить, значит это кому–нибудь нужно. Ибо на всё воля божья. А в том, что воля эта божественная им уже приходилось не раз даже, а вообще постоянно убеждаться. Жизнь предоставляла им самим решать свои проблемы, ведь борьба только укрепляет дух, но не чувствовать божественную помощь во всём свершившемся было бы кощунственно.

Вот и теперь, когда нечисть стеснила их в самый угол и исход борьбы, казалось, был предопределён и всем даже послышался дьявольский хохот со стороны Железных гор, на что нелюди обернулись и с ещё большим рвением кинулись на остатки своих жалких жертв, произошло кое–что не предвиденное, но в самом начале это мало кто заметил.

Итак, приближение Мораны — Марины было неизбежно, скоро она придет, и будет пожинать плоды своей кровавой жатвы, свершённой руками и лапами своих приспешников.

На лицах людей обозначилась ещё большая решимость, если не выжить, то, как можно дороже продать свою жизнь. Так вот в этот самый момент, прорезая ночную темноту, огненная косая молния прочертила отчётливую линию с неба, лавируя между горящими декорациями, которые уже кое–где превратились в догорающие кучки пепла, и с силой рубанула в самую гущу врага, и грянул гром, и сеяла панику в рядах нечисти золотая секира Перуна.

Младший Сварожич тоже не стал терять времени даром и тут же распушил свои рыжие кудри на шкуре первого попавшегося оборотня. Тот яростно взвыл и начал качаться по земле. Сородичи его тут же поотскакивали в стороны, не желая встречаться с разъярённым Огнём один на один, так как исход этой битвы был уже заранее предопределён. Смех с Железных гор немедленно стих и мгновенно перерос в яростный вопль, но трусливые тёмные боги не решились предстать перед ликами светлых богов, Перуна и Огня.

В первое мгновения люди застыли в нерешительности. На земле уже появилось столько много зла, что они давно уже перестали верить в божественную помощь и чудо. А тут такое! Что это, случайность или всё же нечто сверхъестественное?

Из состояния оцепенения всех выдернула Топаз. Она неожиданно выскочила вперёд, в самое пекло врага, сотворила в воздухе священный Солнечный Крест и выкрикнула, что было мочи.

— За Перуна, за Даждьбога, за Огонь. За великих братьев и их родителей. За всех светлых богов.

Девушка на ходу, следуя по дуге, срубила голову первому, попавшемуся ей под руки горевшему оборотню, и сама не поняла, что дальше произошло, да только огонь на мгновение обвил всё её тело целиком.

Люди, за баррикадой из мёртвых лошадей, оборотней и людей, испуганно ахнули, но лишь на мгновение. Ибо спустя этот короткий миг, Огонь уже отпустил Топаз целую и невредимую и лишь на острие её меч ещё вспыхивали алые сполохи, уничтожая хлопья ядовитой вражеской крови.

И снова Перун перекинул из руки в руку свой дышащий мощью топор и, спустя короткое мгновение, молния откликнулась на вложенный в неё удар и вновь хлестнула огненной волной врага, который испуганно шипел, визжал и огрызался. И раздались над миром ликующие раскаты грома, перекрывая вопли поверженных нелюдей. Некоторые из этого сборища тёмного отродья, уже бросились в рассыпную, предпочитая принять смерть или милость прощения от злокозненной Мораны, которая–то и сама здорово перетрусила, чем получить таковую же от грозного Перуна, когда–то давно наученного злодеяниями Мары убивать, или от не менее смертоносного Огня. Хорошо ещё, что Даждьбог не стал нарушать давно определённой смены дня и не показался на своей колеснице. Хотя он, как видно, и так был неподалёку, прикрывая братьев с тыла, потому как небо заметно посветлело. Видать извечная спутница бога Солнца Зорька была по–прежнему с мужем рядышком, не желая его отпускать от себя даже в столь опасную минуту.

В общем, нечисть отступала медленно, нехотя, но непреклонно. И не столько благодаря усилиям людей, бросившихся ей вдогонку, сколько из–за страха перед светлыми богами.

Когда же враги разбежались уже совершенно точно, окончательно и бесповоротно, стало совершенно очевидно, что вопреки всем давно установленным природным явлениям, день сегодня наступит значительно раньше обычного.

Люди благословенно тянули руки к поспешно выезжающему на небосклон солнцу. Здравствуй, батюшка Даждьбог! Чудо, впервые увиденное, навечно врезается в память.

Редкие сполохи Огня терялись в бликах разбрасываемых солнцем, да и Перун вроде как посчитал свою работу выполненной и спешил убраться с небосвода.

— Помни. — Неожиданно для всех прогремел громовой голос. — Верь и сверши предначертанное, Девочка.

Слово Девочка ведь не имя и, в принципе, могло относиться, как к Топаз, так и ко всем присутствующим здесь женщинам, в том числе и к двум, на самом деле маленьким, девочкам, что по–прежнему в страхе прижимались к матерям. Ибо дети видят страх, и не могут в самом начале осознать, что скрывается за его первоначальной оболочкой, добро или зло. Так вот, несмотря на всё это, все присутствующие повернулись к Топаз, каким–то образом понимая, что слова те были обращены именно к ней. Да и сама она однозначно приняла их на свой счёт.

— Ну, да, меня когда–то звали просто Девочкой. — Прошипела она на ухо Алгорну. — Но я понятия не имею, что скрывается за этими словами и что именно мне предначертано.

Кий тоже услышал брошенные ею слова и вскинул голову к чистому светлому небу, но никаких признаков присутствия Перуна больше не обнаружил.

— Боги знают, что говорят и если и ошибаются, то очень редко. А раз знают они, значит, скоро узнаешь и ты, надо просто плыть по течению, предначертанного не изменить. А если ты до сих пор находишься под божьим покровительством, значит, до сих пор всё делаешь правильно. Следуй своей совести, Топаз, и держись Правды, и ты всегда будешь на верном пути.

Топаз кивнула, даже не глядя в его сторону. Она прекрасно понимала, что всё именно так на самом деле и обстоит.

На этом гиблом месте никто не хотел более оставаться и люди двинулись в путь сразу же, как только полностью посветлело, в сопровождении Топаз, Кия, Алгорна и Гелео. Они оказались беженцами, что двигались на телегах в более благословенные места и были захвачены нечистью врасплох. Вот только те отчего–то не спешили их сразу предавать смерти, а перво–наперво окружили и стали создавать вокруг видимость поселения. И лишь гораздо позже выяснилось, для чего именно всё это было предназначено. Но полакомиться парой–тройкой людишек оборотни не побрезговали, в этом они себе отказать не смогли. Так что ряды беженцев были значительно прорежены, отчасти вечно голодующим поголовьем местных вервольфов и упырей, отчасти, оттого, что крестьянам выстоять против вооружённой, в прямом смысле этого слова, до зубов нечисти, да против таковых же профессиональных воинов, было делом скорее противоестественным, чем наглядным. Так что, в таком прорежённом составе они и двинулись в путь, успокоенные лишь тем, что теперь какую–то часть пути их будут сопровождать, может быть, и не весть какие воины, но всё же люди, чьё оружие окрещено старшими и младшими богами, а уж в этом они имели возможность лично убедиться.

Простые люди и не подозревали, что измученной скитаниями и тяжкими переживаниями троице, тоже было гораздо спокойнее ехать в компании с искорёженным обозом, чем путешествовать одним, тем более что пока им было по пути. А горстка людей, перебирающихся в более счастливые места, мало, что заметно проредилась, так ещё и телеги их, и лошади, по большей части своей, отошли в мир иной. И если души животных ещё возвратились в светлый ирий, на что очень даже смело можно было надеяться, то уж телеги на четырёх скрипящих колёсах пали данью толи богу Огню, то ли не весть ещё кому. Но вывод оставался единым, из десятка средств передвижений, груженных нехитрым скарбом, невредимыми остались только две, ещё одну кое–как собрали по частям, остальные же ремонту не подлежали, даже капитальному. Благо ещё, что никто из ютившихся на них детей не пострадал, чего нельзя было сказать о большинстве взрослых. Но, жизнь продолжается, и надо было двигаться вперёд.

Так вот, трём усталым путникам было по душе проехаться рядом со вполне живыми людьми, а не с мертвяками и оборотнями, что следуют за ними по пятам на протяжении всего пути. Тут ещё откуда–то вынырнула чудом уцелевшая косоглазая и лопоухая собачонка и всех порадовала звонким лаем. Люди воспрянули духом. И, пока дети ласкали растаявшую под лаской многочисленных рук прихрамывающую грязную псину, ещё ни кто и никогда не уделял ей такого бесспорного внимания, взрослые собрали остатки своего и чужого добра, покидали на телеги, половили уцелевших лошадей и впрягли их в покорёженные средства передвижения.

Что ж, вероятно, именно так оно всё и должно было быть. Несмотря на все перипетии и сложность жизни, она продолжает цвести и жаждет будущего. Так почему же нам, людям, надо слаживать руки и ждать своего исхода в то время, когда нужно бороться, не сдаваться и идти вперёд, гордо вскинув буйную голову и не опуская её не при каких обстоятельствах.

Думая обо всем, об этом, Кий почесал таковую же и вновь провёл грязной, от крови, земли и золы, рукой по нежному розовому бутону, который продолжал расти среди копоти и гари, и тянул свои тонкие беззащитные лепестки и листочки к ясному солнышку. Да, жизнь продолжалась!

Лекарь оглянулся. Он был слаб, так как среди соратников нашлось несколько раненых, которых он тут же поспешил вылечить, как последний самаритянин, конечно же, в ущерб себе и своему собственному здоровью. Он даже вылечил сломанную ногу той дворняге, что теперь собиралась повсюду сопровождать обоз. Да и сам он получил несколько не столь глубоких, сколь болезненных ран, от которых тоже следовало избавиться, так как заражение крови никогда не заставляет себя долго ждать. А ему ведь ещё предстояло путешествовать пешком. Топаз потеряла свою лошадь в бою, уже вторую за последнее время, а он, как истинный джентльмен, не мог позволить своей даме сердца, ну, или хотя бы просто даме, идти пешком, в то время как он будет восседать на коне, как король на троне.

Топаз приняла его предложение без ложной скромности, так как слишком устала для того, чтобы идти пешком, а на телегах едва хватало места для тамошних женщин и малышни.

Дорога отчего–то была каменистой, хоть и находилась в некоторой отдалённости от горной гряды. Лошади, понуро опустив головы, двигались вперёд, напуганные и исцарапанные. Изредка они спотыкались и вновь брели вперёд, тяжело дыша и отфыркиваясь. Телеги неуверенно подпрыгивали на камнях. Люди вели себя тихо, главным образом, передвигаясь молча, за исключением нескольких ключевых фраз. Они постоянно ожидали если не прямого нападения, то предательского вражьего удара в спину. Оттого и находились в постоянном напряжении. Но минута тянулась за минутой, час за часом, а никакого нападения или удара не следовало. То ли враг был слишком напуган явлением светлых богов, что теперь уже очень редко представали перед людьми и тем более затевали с ними дружеские отношения, то ли боги настолько благоволили горстке напуганных людей, что незримо следовали за ними по пятам, отгоняя нелюдей и нечисть.

Но чтобы там на самом деле не вело к благоприятному их путешествию, так это новый день, что наступил так рано, возможно единожды отныне и впредь, и выдался тёплым, солнечным и удачным. И это несмотря на столь ранний час, отведённый, как правило, предрассветным сумеркам.

Дорога дорогой, движение движением, а усталость, голод и жажду пока ещё никто не отменял. Такое не под силу даже старшим богам.

Не по–детски молчаливые дети вскоре стали капризничать и, дёргая матерей за платья, просили кушать или, не умеючи разговаривать, показывали на раскрытые рты. Женщины, боясь внести свою коррективу в опасное путешествие, в которое ввязались не по своей воле, только тихо переглядывались, пытаясь успокоить детишек и, молча, косились на мужчин.

— Стоп. — Неожиданно произнёс Кий, останавливаясь. Он устал слушать плач детей и наблюдать за робостью женщин, не потому что это ему надоело, а потому, что это вызывало у него элементарную жалость. — Привал. Все мы устали. Нам нужен отдых и пища. Всем, взрослым, детям и животным. Распрягайте лошадей.

И он устало прислонился к телеге, опираясь об неё локтями и откинувшись назад.

Алгорн спрыгнул со своего жеребца и стал искать место для костра, собирать ветки и разводить вышеупомянутый.

Потому как все на самом деле устали и были измотаны, никто не стал противиться такому дельному и, по всеобщему мнению, своевременному предложению.

— Кий, ты бы прилёг. — Топаз накрыла сверху его ладонь. — Ты вымотался больше всех нас. Сначала сражаясь, потом залечивая наши раны, да и свои тоже, а потом ещё я, дура бессовестная, заставила тебя топать пешком.

— Успокойся. Насколько я понимаю, им в первую очередь нужна была ты, а это значит, что именно ты представляешь ту первостепенную ценность, из чего следует, что твоя жизнь дороже всех наших вместе взятых.

— Ага, я прямо княгиня на горошине. Поруганная рабыня, за которую никто бы не дал и гроша. — Печально покачала головой Топаз.

— Не говори так, Топаз. — Кий вдруг резко выпрямился, перехватил её руку и до боли сжал её кисть. — Не говори. Для нас, с Алгорном и Гелео, ты самый близкий человек на этом свете и не надо бросаться такими словами.

— Что тут происходит? — Подозрительно спросил Алгорн, возникая между ними из неоткуда.

— Ничего. — Топаз вырвала свою кисть из руки Кия, потёрла сдавленное место и осмотрела его на наличие синяка. — Мы с Кием как всегда не нашли общего языка.

— А мне казалось, вы наоборот всегда его находите и при любых обстоятельствах. — Искренне удивился бывший разбойник.

— Оказалось, что казалось. — Огрызнулась девушка.

— Топаз, Топаз. — С укором покачал головой лекарь. — Я всего лишь хочу, чтобы ты забыла свою прошлую жизнь. Ты больше не рабыня и никогда ею не будешь. И не один неотёсанный болван больше пальцем тебя не тронет, уж мы–то с Алгорном об этом позаботимся.

Нужно отдать Алгорну должное, он быстро сообразил, о чём собственно идёт речь.

— Топаз, но Кий прав.

— Что, уже снюхались? Забыли как ещё совсем недавно гавкались по каждому пустяку? — Прошипела Топаз и, развернувшись на каблуках, пошла прочь.

Алгорн и Кий переглянулись и одновременно пожали плечами.

— Она скоро успокоится и пожалеет о своих словах. — Уверенно произнёс разбойник.

— Да, но эта её внутренняя травма. Мне бы время и я бы её залечил, душевные раны заживают куда дольше и тяжелее, чем телесные.

— А сколько времени тебе на это понадобится? — Заинтересованно спросил Алгорн.

— Кто его знает? — Пожал плечами Кий. — Может месяцы, а может и годы.

Алгорн понимающе кивнул, хотя на самом деле так ничего и не понял.

— Пойду я к костру, наверное, прослежу, чем там занимаются наши нахлебнички.

— Правильно, иди, но людей не обижай, на их долю и так много всего тяжкого выпало. — Строго произнёс Кий.

— Не боись, не обижу. Это я так сказал, к слову. — Безразлично бросил Алгорн.

— А я прилягу. Сон для меня важнее еды. Отдых даёт почву для накопления магии. — Кий схватился рукой за бортик телеги и через вверх вскочил внутрь.

— Правильно, отдохни, лекарь, а то кто знает, что нам ещё за зараза встретиться на этом хреновом пути. За всю свою разбойничью жизнь столько гавна не видывал, как за эти последние месяцы. Только и было, что рогатые мужики с вилами, да трусливые богатеи, что добровольно протягивали сытые кошели, а тут…. Когти, клыки и ещё невесть что. Твоя магия нам ещё не раз могёт шкуры спасти. А пожрать, не переживай, я тебе сразу добрый пай отложу. — Он хлопнул уже лежавшего лекаря по плечу.

Тот недовольно поморщился. Усталость была такая, что боль причинял даже дружеский шлепок.

— Добре. — Откликнулся Кий. — А теперь вали отсюда, дай человеку немного вздремнуть.

— Ишь мы как заговорили. — Безобидно проворчал Алгорн.

— Так ведь у тебя учусь. Не заметил? — Откликнулся лекарь.

Алгорн только махнул рукой.

Проснулся Кий уже от мерного покачивания, тихого поскрипывания, да неровного шёпота. Резко подскочив, он посмотрел по сторонам. Да нет, всё нормально, то есть как обычно. Вот только он не идёт рядом с телегой, а преспокойненько так себе возлегает на одной из них.

— Ну, ты и горазд спать, брат. — Усмехнулся, ехавший рядом Алгорн.

Кий взглянул на небо, которое уже заметно потемнело, и кое–где даже виднелись редкие звёздочки. И это–то посреди лета. Видать и, правда, здорово он проспал, но вот теперь–то зато силы было хоть отбавляй.

— На вот, покушай, да взбодрись. — Алгорн бросил к нему на колени завёрнутую в чистую тряпицу пищу.

— Спасибо. — Лекарь уже вовсю шевелил пальцами, стремясь поскорее распутать узлы и приступить к такой желанной пище.

— Спасибо в карман не положишь, и в животе не булькает. Будешь теперь ночью вместо меня дежурить, болван. — Брякнул разбойник и, пришпорив коня, поравнялся с Топаз, что ехала верхом впереди всего обоза.

Кий не стал обижаться на друга, зная его зловредный характер и то обстоятельство, из–за которого у них сложились такие несколько сложные отношения, в общем, для лекаря было вполне очевидно, что разбойник сказал это без намерения его обидеть. Поэтому он, молча и без раздумья, принялся за еду.

— Что это вы с Кием так сдружились? — Криво усмехнувшись, поинтересовалась Топаз.

— А тебе–то что?

— Да ничего. Просто вы с ним раньше, только разве что как кобели перед течной сукой не резались. — Пожала плечами Топаз, наведя на себя нарочито–безразличный вид.

— Это ты сейчас о ком? — Усмехнувшись, уточнил Алгорн.

— Не о ком. — Не понятно на него или на себя саму разозлилась девушка. — Просто интересно мне, с чего бы это вы с ним общий язык–то нашли?

— Поняли просто, что мы с ним не враги вовсе, а союзники. Друзья, можно даже так сказать. — Улыбнулся Алгорн, поучительно поднимая вверх указательный палец. — А у вас что–то последнее время я смотрю, всё разлаживается? — В свою очередь поинтересовался он.

— Да не то чтобы разлаживается. — Передёрнула плечами Топаз. — По крайней мере, не больше чем с тобой.

— Ну, если всё как со мной, то я за вас спокоен. — Рассмеялся неожиданно Алгорн.

— Да ну тебя. — Махнула на него рукой Топаз. — С тобой разве серьёзно поговорить можно? Тебе всё смех.

Алгорн пожал плечами и попытался подвести своего жеребца как можно ближе к коню Топаз, чтобы обнять её за плечи. Но девушка, вместе с конём, естественно, резко отскочила в сторону.

Алгорна это обстоятельство не очень–то расстроило, по крайней мере, виду он не показал. Да и привык уже к таким выходкам за месяцы общения с ней.

— Жизнь прекрасна, Топазик. — Продекламировал он. — И пока мы молоды, нужно получать от неё всё то, чего мы заслуживаем. Ведь никто из нас не знает, за каким углом ему камень на голову свалиться. Так что, до конца дней своих, нам нужно веселиться. То есть веселиться, веселиться и ещё раз веселиться, как завещал великий я.

Кий молча улепётывал свой завтрак, а заодно обед и ужин, так как успел пропустить всё к ряду, и с интересом наблюдал за их вознёй.

— Эхма, развлекается молодёжь. — Прошамкал какой–то дед рядом. — Мне бы да ваши годы. Эх.

Он махнул тощей морщинистой рукой.

Кий с удивлением отметил, что до сих пор его не замечал, а теперь, как оказалось, старый беззубый дедок восседал совсем недалеко от него и, в свою очередь, улепётывал свою порцию жратвы, вероятно, ужина, так как вряд ли среди них нашёлся бы ещё один такой соня, что проспал бы ещё и завтрак с обедом.

Лекарь согласно кивнул деду и вновь повернулся в сторону друзей. Только их там уже не было. А вернее была только одна Топаз, Алгорн куда–то запропастился. Кий окинул взглядом весь обоз, от начала до конца, высматривая разбойника, но пока тот в поле его видимости не появлялся.

Спустя мгновения он всё же показался из кустов, позади самой последней телеги, на ходу завязывая верёвку, поддерживающую штаны. Вот тогда–то всё встало на свои места, и Кий понял, куда так срочно и ненадолго отлучался его друг.

 

Глава 14 Скотий бог и водяной народ

В обозе они провели несколько дней. Но, как говорится, хорошего понемножку. Вскоре их дорожки разошлись и, несмотря на некоторую грусть с обеих сторон, им пришлось расстаться–таки навсегда.

Новых знакомых Топаз, Кий и Алгорн покидали уже, будучи верхом. Несмотря на недостаток тягловых животных, люди из обоза всё же выделили для Топаз некую лошадку и довольно–таки не плохую, тем самым они выразили свою признательность людям, что спасли им жизнь. Это было самое малое из того, что они могли сделать.

Топаз отказываться не стала, так как лошадь эта пришлась им как нельзя кстати. И теперь, они снова все втроём ехали верхом.

— Как–то всё наплывами происходит в нашей совместной с вами жизни, ребята. — Неуверенно подал голос Алгорн. — То никого днями на дороге не встретишь, а то прямо сносу нет от всевозможной нечисти.

— А ты как думал, полоса чёрная, полоса белая. — Философски заявила Топаз, пожав плечами.

— Знаете, а в некоторых странах, говорят, есть такие интересные лошадки полосатые, только я уже не помню, как они называются. — Встрял Кий.

— Ой, как интересно. — Заинтересовалась девушка. — И что они из себя представляют?

— Обычные лошади, только полосатые и живут в дикой природе, как у нас лоси и олени, например. По крайней мере, мне так кажется.

— А не уверен, так нечего девицам свободные уши загружать. — Огрызнулся Алгорн.

Кий обиженно нахмурился.

— Никому я уши не загружаю. Просто рассказываю о том, что раньше когда–то слышал.

— Действительно, Алгорн, дай послушать, коль сам ничего дельного поведать не можешь. — Заступилась за друга Топаз, уж очень ей хотелось послушать про полосатых лошадок.

— Отчего же не могу, могу.

— Вот и дождись своей очереди. А ты рассказывай, Кий, рассказывай.

Обидчивый Алгорн прямо–таки раздулся от праведного возмущения и дальше ехал в горделивом молчании, хотя порой ему так и не терпелось ввернуть своё словечко. Но он сдерживался, промолчав даже и тогда, когда уже непосредственно его попросили высказаться. Правда огорчало так же и то, что уговаривать его особо никто не стал, и разговор продолжался в прежней манере диалога. Так что, Алгорн вскоре и сам пожалел о своей обиде и уколотой гордости.

Так, за непринуждённой беседой, они продвигались вперёд. Но то, что они просто болтали, изредка смеялись, а иногда и принимались откровенно спорить, так вот всё это ещё совсем не означало, что они не следили за дорогой, и их можно было просто так застать врасплох. Они и сами ко всему прислушивались и рядом с ними, ну, или где–то поблизости, всегда присутствовала Гелео, находящаяся на начеку, готовая вступиться за друзей и безразлично относящаяся к пустой или не очень болтовне.

Неожиданно поднятый ветер чуть не схлестнул их с лошадей. Путники разом остановились.

— Что за хрень? — Привычно выругался бывший разбойник Алгорн.

Они наблюдали, как какой–то вихрь пронёсся высоко над их головами и исчез где–то за лесом, очевидно приземлившись.

— Что это было? — Растерянно спросила Топаз.

— Чтоб я знал? — Вторил ей Алгорн.

— Может, пойдем, посмотрим, куда оно опустилось? — Предложила девушка.

— А может не надо? — Тихо запротестовал Алгорн.

— Это какой–то неопознанный летающий объект, ведь оно же летело. — Подытожил Кий. — Я бы не прочь посмотреть, что там за оно.

— Интересно ты его назвал, какой–то неопознанный летающий объект. Для краткости назовём его КНЛО или, можно, просто какой–то НЛО. — Восхитилась Топаз.

— НЛО тоже мне придумали. Что это ещё за сокращения такие? НЛО? — Возмутился Алгорн.

— А тебе просто завидно, что не ты это придумал, а мы с Кием.

— Да вы просто дети. — Фыркнул разбойник.

— А ты старик. Не будь занудой, Алгорн, поедем, посмотрим, что это такое. Оно же вон там приземлилось. — Принялась клянчить Топаз, то и дело, кивая головой в сторону выстроившихся в неровный ряд деревьев.

— Но мы же торопимся.

— Успеем. Это не займёт много времени, оно же тут совсем близко за лесом село. Ну, уступи ребёнку. — Не унималась девушка.

— И, правда, Алгорн, поедем, посмотрим. Тебе разве не интересно, что это там за штука пролетела? — Спросил Кий.

— Ладно, уговорили. — Нехотя согласился бывший разбойник, хотя по большому счёту он тут ничего не решал, и они поехали бы за лес, несмотря на его согласие или отказ, но ведь приятно чувствовать, что твоего разрешения испрашивают.

Они повернули налево и дружно поскакали в сторону приземления НЛО.

Уже подъезжая к примерному месту приземления своей цели, они поняли, что не ошиблись. Где–то впереди что–то жутко хрустело и источало некий запах, ещё не смрад, но всё же.

Они оставили лошадей.

— Может всё же не надо идти? — На этот раз засомневалась Топаз. — Кто знает, что там за оно?

— Нет уж. — Не согласился Алгорн, таким же громким шёпотом. — А потом всю жизнь будем гадать, что там за существо скрывала от нас пара тройка деревьев. Вот бы взглянуть на него теперь хоть одним глазком. Так что давай, двигай вперёд. Далеко от меня только не отходи, будь рядом, чтобы у меня была возможность в случае чего постоять за тебя.

Кий же не стал задерживаться возле них и уже продвигался вперёд. Когда они его догнали, он уже с открытым ртом разглядывал вышедшее на свет божий существо.

— Скотий Бог. — Выдохнул он громко. — Вот вам и НЛО.

Хруст мгновенно оборвался. Зелёная шипастая и клыкастая морда чудовища повернулась к незваным гостям и то ли ощерилась, то ли улыбнулась. Поди, пойми с такой–то красотой.

Алгорн тут же выхватил меч и приготовился защищать даму своего сердца от охочего до красных девиц чудища, это уж всем доподлинно было известно. Не мало Волосовичей и Волосовин бродило по свету, что поделаешь Волосово колено.

Змей и вправду прошёлся по Топаз оценивающим взглядом, затем тяжело вздохнул и неуклюже засеменил в сторону людей на своих коротеньких кривоватых лапках.

— Не подходи, Змей. — Выкрикнул Алгорн. — Мы можем за себя постоять. А Топаз в обиду так и вовсе не дадим.

Но Змей продолжал передвигаться, с каждым шагом оказываясь к ним всё ближе. К тому же, постепенно он нарастал над ними, превращаясь прямо–таки в огромного дракона. Они и представить себе не могли, что легендарный Волос имеет такие колоссальные размеры. Это одновременно и пугало и завораживало.

Тот, между тем, подошёл к бывшему разбойнику почти вплотную и заговорил, тихо, глухо и несколько свистяще.

— Я уже слишком стар и умудрён опытом, чтобы размениваться на такие мелочи, — он когтистым пальцем опустил меч Алгорна. — Вся моя семья за исключением единственной дочери канула в лету, а я вот живу и здравствую. Не хочу лишиться ещё и дочери, да и своя собственная шкура с годами становится всё только дороже.

— Это значит, что вы нас не тронете? — Смело поинтересовалась Топаз, выступив вперёд.

Змей ещё раз окинул её оценивающим взглядом.

— Что до тебя, красавица, то тебя бы я очень даже тронул. Всю жизнь был падок до красивых девок.

Алгорн снова вскинул, опущенный было клинок.

Змей взглянул на него с укоризной во взоре и продолжил.

— Но с годами приходишь к определённому выводу. Так вот если бы я и стал иметь на тебя какие–то виды, то перевоплотился бы в красного молодца, без лишней скромности скажу, краше всех присутствующих….

Алгорн недовольно надулся, Кий попытался скрыть лёгкую улыбку, кто–кто, а он уж своею внешностью особо не гордился и в первые красавцы не записывался, в отличие от Алгорна.

— … и попытался бы тебя соблазнить. Воровство же невест осталось делом далёкого прошлого. К тому же, зачем оно мне, если каждая вторая красавица, получив букет цветов и горсть сладких ягод, тут же прыгает в мои объятия, что слаще всех сластей на свете. Обленился я теперь, не занимаюсь подлостями, а может, просто и постарел. Только не встретите вы меня более на стороне зла, хотя и добру я не яки, какой помощник. Так, живу потихоньку, собираю богатство в свою пещеру, помогаю людям растить хлеб и холить скотину, за что и жертвуют мне яйца и молоко. — Змей кивнул в сторону целой горы яиц, что теперь состояла на большую половину из пустых скорлупок, продемонстрировав при этом движении свой длинный раздвоенный язык. — Не часто, но появляюсь я в голубых небесах, вопреки заветам Перуна, но он давно уже меня не трогает. С ним у нас новый уговор, особый. Зло в этом мире теперь вершится без моего участия и так будет отныне и вовеки веков.

Между ними зависло тягостное молчание.

Змей нетерпеливо помахивал шипастым хвостом и поглядывал в сторону недоеденного пиршества радужными глазами.

Первым молчание оборвал Кий.

— Ну, что же, благородный Скотий Бог….

Волос при этих словах расплылся в подобии улыбки, приятно ничего не скажешь, ведь не каждый день тебя не собственные волхвы, а выходцы иной веры, называют благородным.

— … не будем понапрасну тратить твоё время, и нарушать и без того нарушенную трапезу. Отправимся же в дальнейший путь, друзья. — Теперь он уже обращался к Алгорну, Топаз, и, несомненно, к Гелео.

— Да, нам и вправду пора. — Поддержала Кия его спутница.

— А как на счёт прекрасных цветов и сладких ягод, красна девица? — Не уверенно спросил Змей.

— Звиняйте, но, может быть, как–нибудь в другой раз, лет так через восемьдесят, если желание ещё не отпадёт. А пока, только спасибо за предложение. — Развела руками Топаз. — Всегда приятно сознавать, что ты удостоилась внимания самого Волоса, лучшего комплимента для собственной внешности для девушки и не придумаешь.

Чувства на змеиной морде в гордой спешке сменяли друг друга. Огорчение от отказа, отвращение к телу столетней старушки и наконец–то гордость оттого, что он именно тем самым Волосом и является.

— Что ж, очень жаль, очень жаль. — Промямлил Змей. Его глаза, сузившись в тонкую щелочку, совершили полный оборот вокруг своей оси, выполнив что–то невообразимое. — Ну, я пойду, наверное.

— Конечно, конечно, не смеем вас задерживать. — Поспешно согласились друзья.

Вся троица, вместе с кошаком переростком затопала назад, сначала шёпотом, а потом и во весь голос, обсуждая встречу с легендарным чудовищем.

Хруст позади них тем временем возобновился, Змей вернулся к прерванной трапезе.

Когда лимит разговора уже был исчерпан, они ехали молча, думая каждый о своём, но в итоге все мысли сводились к разговору со Змеем. И только беззаботная Гелео носилась из стороны в сторону, то и дело, ловя небольшую добычу и жадно со смаком пожирая её.

Солёный ветерок, что дул с юго–востока сообщал о том, что они приближаются к морю. Топаз уже несколько лет не видела море и воспоминания связанные с ним были не то чтобы хорошими, но вызывали всё же некоторую ностальгию. Тогда она ещё была так молода и невинна, так напугана и не осознавала, что вокруг происходит. В общем, ей отчего–то очень хотелось побывать с ним рядом, окунуться в солёную воду, смыть с себя грязь, налипшую за время пути и отдаться в объятия воспоминаний.

Алгорн отговорил её сразу же свернуть в сторону моря и уговорил доехать до ближайшего крупного портового города. Но остаться ночевать в городе ему её убедить не удалось.

— Такая красота, ты только подумай, природа, солнце, море, песок. — Выдвигала она свои аргументы.

— Тебе эта вся природа и красота ещё не надоела за время всего путешествия? — Гнул своё разбойник.

— Как природа может надоесть. — Возмутилась Топаз.

— Цивилизация вот настоящий путь к совершенству. Неужели ты не хочешь спать на нормальной человеческой постели, есть человеческую пищу и дать отдых натруженным мышцам? — Не сдавался Алгорн.

— Покушать я и сама не прочь в пределах города, но ведь это совсем не обязывает нас оставаться там на ночь. Кий, ну скажи ему, как хорошо поспать на морском берегу под убаюкивающие колыхания волн. Это чудесная колыбельная мелодия. Там нет леса, только песок и песок вокруг. Никакая нечисть не сможет приблизиться к нам, там мы найдём достойный отдых. — С жаром отстаивала свою точку зрения Топаз.

— Топаз, ты многим напоминала мне кошку, а разве кошки не бояться воды? — Алгорн неопровержимо сдавал свои позиции. Он это понимал и пытался ухватиться хотя бы за соломинку

— А я как парды. Они ведь тоже кошки, а воду обожают. Вот увидишь, как Гелео кинется купаться в прибрежных волнах, она ведь ещё не разу не видела настоящее море.

— Я уже имел честь убедиться в её любви к воде. И всё же, нам не будет на берегу моря… одиноко, что ли? — Намекнул Алгорн.

Кий и Топаз вначале непонимающе переглянулись, но потом их одновременно словно осенило, и они рассмеялись.

— Женщины, Алгорн, тебе нужны женщины. — Уверенно произнесла девушка. — Так чего же ты молчишь? Пожалуйста, отужинаем в городе, и можешь оставаться там, развлекаться. А я, чур, отправлюсь к морю. Кий, ты со мной?

— Безусловно.

— Но я не знаю, как могу отпустить вас одних. — Засомневался Алгорн.

— Ну, знаешь ли, мы и сами можем за себя постоять, тем более с нами же остаётся Гелео. — Ответила Топаз.

— Но вы ведь останетесь там одни. — Упорно на что–то намекал бывший разбойник.

Кий и Топаз переглянулись.

— Послушай, Алгорн, говоря твоим же языком, ты случаем не охренел? Сам идёшь развлекаться с бабами, а ещё нам с Кием голову морочишь. — Разозлилась Топаз. — Пошлите–ка, пожрём по–человечески, а потом мы с Кием к морю, а ты на все четыре стороны.

Гелео не стали оставлять на пределами города. Город был портовый, а значит люди здесь и не такое видели. Судна прибывали и убывали, привозя каждый раз что–то новое, ранее неизвестное.

Заплатив положенную мзду, без неё стражи даже парду не пропустили, они прошли за ворота. Так что, немного покричав, деньги пришлось заплатить всё же и за неё.

Топаз возмущалась, что ей здесь нужно было только покушать, что она и на ночь не останется, но её никто не хотел слушать. К тому же мзда эта была не такой уж и большой для такого города, оттого–то ничего не добившись, они со всем остальным народом прошли внутрь стены–крепости.

Зато вечером на берегу моря она оторвалась по полной. Вода была тёплая и знакомо солёная. Топаз вместе с Гелео, полураздевшись, резвилась на берегу. Вот уж она наплавалась и накупалась, перед этим не забыв бросить в воду угощение водяному народу, в который она истинно верила.

Кий долгое время наблюдала за ними с берега с лёгкой улыбкой на устах, пока они и его не затянули в эти бесконечные брыкания, плескания и кувырканья. Тут они вели себя уж совершенно по–детски.

— Зря Алгорн отказался от такого удовольствия. — Прошептала Топаз, укладываясь на ночь.

Кий в ответ пробормотал что–то нечленораздельное. Гелео же согласно заурчала.

Но Алгорн не рискнул оставить их одних на всю ночь и всё же явился под утро. Хотя этот его приход вряд ли мог бы чем–то им помочь в случае нападения нечисти. Но это всё уже было чуть позже, а пока….

Ночь прошла относительно спокойно, если бы не одно «но». Топаз снова приснился сон, испугавший её не только своим течением, а скорее реальным пробуждением. Нет, это не был кошмар, связанный с Беззубым, напротив, всё в нём было чинно и спокойно. Пугало нечто другое, но давайте лучше по порядку.

— Топаз, девочка, тебе предначертано великое. — Звучал голос в её голове.

Сначала Топаз никак не могла рассмотреть, кто именно к ней обращается. Всё было как–то расплывчато и смутно. Ей даже вначале показалось, что она находится под водой, дыхание вдруг перехватило, и на мгновение она словно потеряла возможность дышать. Но лишь на мгновение, а спустя оное, она уже спокойно озиралась по сторонам. Сон, решила она для себя. Обычный рядовой сон. На том и порешив, девушка стала спокойнее относиться ко всему происходящему.

— Бесспорно, ты поможешь нам. Нет, даже не так, ты уже помогаешь одним только своим существованием. За что мы не можем не ответить тебе взаимностью. Если в жизни твоей настанет серьёзная нужда, и тебе будет угрожать настоящая опасность, если поблизости будет не болото, не лужа, а достойный водоём, хоть маломальский крошечный прудик, бросайся в сей омут с головой. Не бойся, пока мы живы, вода не зальёт твои глаза, нос и уши. А живы мы будем всегда, пока будет существовать сама жизнь, земля, природа.

— Кто вы? — Топаз наконец–то смогла рассмотреть тех существ, с которыми вела диалог.

На неё смотрели умные зелёные глаза, такие могли принадлежать только существу, что многое повидало в жизни, что старо и умудрено великим опытом. Позади впередистоящего мужчины…. Нет, даже не стоящего, а будто зависшего в воздухе…. Нет, не в воздухе, в воде. Так значит, это на самом деле была вода? И тело того мужчины с длинными светло–зелёными волосами оканчивалось не парой ног, а слегка изогнутым рыбьим хвостом. Хозяин Моря?! Так вот, позади него находилось ещё несколько подобных ему зеленоволосых и зеленоглазых мужчин и женщин, тепло улыбающихся, но с такими же древними и умными глазами.

— Ответ на твой вопрос в твоём же сердце. Помоги нам, Топаз. Спаси наш мир. Не дай злу, смерти и холоду одолеть нас.

— Но что я могу?

— Многое…, просто ты этого ещё сама не знаешь и потому не можешь до конца осознать ту миссию, для которой возможно рождена. Придёт время, и ты вспомнишь всё. То, что произошло после твоего рождение и даже то, что было далеко до него.

— Вы знали мою мать?

— Мы знаем твою мать.

— Она жива?

— Время придёт, Топаз. Просто подожди… чуть–чуть.

Очертание людей подводного царства стали расплываться.

— Подождите, не уходите, постойте. — Хотела выкрикнуть Топаз, но не смогла. Вода словно снова хлынула в её рот, нос и лёгкие, но так же резко как это чувство пришло, так же резко оно и исчезло, а за ним наступил полный покой.

Топаз проснулась из–за того, что очень замёрзла, несмотря на относительно тёплую летнюю ночь. Зуб не попадал на зуб, её бил озноб.

— Кий. — Тихо позвала она.

— Что?

— Что случилось?

— В смысле? — Лекарь нехотя, сонно приподнялся над своим одеялом.

— Я замёрзла, я вся мокрая. А ты? Ты не знаешь, что произошло?

Девушка не помнила своего сна, и то, что она проснулась полностью мокрая, хоть выжимай, казалось ей совершенно необъяснимым.

Кий, вначале набросив на неё одеяло, передумал и, убрав его, отвернулся и приказал Топаз раздеваться. Затем, заботливо обернув её теплым одеялом, выжил её одежду, развесил на прибрежные камни и подкинул дров в костёр. И только тогда они стали обсуждать странное обстоятельство, что приключилось с бедной Топаз.

Они расположились достаточно далеко от прибрежной полосы, и одна за другой наплывавшие волны не могли окатить её таким количеством воды, чтобы она выглядела настолько мокрой курицей. Да и Кий с Гелео, спавшие с ней совсем близко, оставались сухими, хотя их одежда и пропиталась запахом и вкусом соли, но это всё было не то. Сама же Топаз ничего не помнила, даже сна, что ей совсем недавно снился, ей только казалось, что стоит ей его вспомнить и это станет разгадкой на их загадку. Защитный барьер, начертанный Кием, так и оставался не тронутым. Никаких врагов по другую сторону от них, что обливали Топаз из водяных пистолетов, явно не наблюдалось.

Немного ещё посовещавшись, но дело–то всё же было слишком раннее, они улеглись спать, тесно прижавшись друг к другу, все втроём, так как одежда Топаз, что вполне естественно, ещё не высохла и она постоянно мёрзла.

По утру, по ту сторону защитного барьера, они нашли свернувшегося в калачик обиженного Алгорна. Только представьте себе, что он мог подумать, объявившись утром и увидев развешенное по камням бельё Топаз и её саму в объятиях Кия. Преодолеть магический барьер он не сумел, да и не пытался, боясь разбудить друзей, поступить так подло не позволила даже обида, вот и улёгся он по эту сторону от него.

На утро же ему было бессмысленно что–то объяснять, да и не имело особого смысла, так как они и сами толком понять ничего не смогли. Его не успокоило даже то, что в той кучамале, что он застал по утру, присутствовала и Гелео, сладко прикорнувшая между Кием и Топаз. Любовь и ревность застилает глаза, и даже свои собственные измены не служат неким подобием оправдания.

— Алгорн, хватит дуться. — Топаз игриво толкнула его плечом.

Кий крутился возле костра, готовя завтрак.

— Вы специально меня вчера отослали, чтобы остаться наедине. — Обиженно произнёс бывший разбойник.

— Алгорн, перестань говорить глупости. Ведь если бы ты был рядом после того, что со мной произошло, ты бы тоже вознамерился согреть меня теплом своего собственного тела. Думаю, даже с ещё большим, чем у Кия, рвением.

— А что собственно произошло?

— Чтоб я знала. Я проснулась от холода, мокрая насквозь, хоть выжимай. Мне с трудом удалось согреться и всё только благодаря Гелео и Кию. — Топаз только беспомощно разводила руками.

— А что произошло–то? — Повторил свой вопрос Алгорн.

— Вот заладил. Говорят же тебе, не знаю. Ничего не помню я, понимаешь?

— Как так ты не помнишь? А Кий? — Нахмурился Алгорн.

— Кий тоже не в курсе как это всё произошло. — Виновато ответствовала девушка.

— Он что охренел? — Взревел Алгорн. — Кий, ты что охренел? — Это уже относилось непосредственно к самому лекарю.

Алгорн подскочил, сложил руки на груди и уставился на Кия, самым что ни на есть суровым образом, всем своим видом призывая к ответу.

— А что я? — Пожал плечами лекарь. — Ты сам прекрасно видел, что чары мои вокруг костра были не тронуты. Я вообще понятия не имею, как она умудрилась выбраться и вернуться. Никак тут задействованы силы куда более древние и могущественные, чем мои. В конце концов, что вы от меня хотите, я ведь всего лишь лекарь, а маг весьма посредственный, самоучка я. И так делаю всё что могу, а на большее, уж простите, я не в силах.

— Так ты считаешь, что я каким–то образом выбралась за защитную черту и окунулась в море? — Задумчиво спросила Топаз.

— А какое тут ещё может быть объяснение? — Снова пожал плечами Кий. — С тебя вода стекала ручьями.

— Может, её просто волной окатило? — Предположил Алгорн.

— Исключено. — Уверенно покачал головой Кий. — Я лежал ближе к воде, чем она и намок бы не чуть не хуже её, но моя одежда, хоть и солёная, но сухая. По крайней мере, относительно.

— А если её кто–то со стороны облил?

— Да, шутник какой–то выискался. Подошёл к нам спящим, не оставив следов и не потревожив парду и магическую защиту, окатил Топаз корытом воды, при этом не разбудив, и не спеша удалился. Никак только боги или великие маги так развлекаются. Но вот в этом, как раз таки, лично я очень сомневаюсь.

— Да что–то тут не стыкуется. — Согласился Алгорн.

— Да говорю же вам, тут замешаны силы стихий, в данном случае воды. — Настаивал Кий.

— Такое ощущение, — вдруг произнесла Топаз, — словно я знаю что–то с этим связанное. Но никак не могу вспомнить. Знаете, такое чувство, словно мне приснился сон, но я совершенно не могу припомнить, о чём он, чувствую только, что это что–то связанное с водой.

— Вот и я о том же. Придёт время, и ты вспомнишь всё. — Согласился Кий.

— Вот–вот, и он сказал точно такую же фразу. — Завизжала вдруг радостно Топаз, словно эти воспоминания как раз таки вернулись к ней прямо сейчас.

— Кто он?

— Эх, чтоб я знала. — Девушка печально вздохнула и вновь опустилась на землю. — Просто мне показалось, что я что–то вспомнила.

— Хватит убиваться, кушать пора. Завтрак готов. — Позвал Кий.

Гелео уже вовсю обгладывала сырые кости и сухожилия, то, что Кию показалось не очень съедобным для человеческих организмов.

Позавтракав, они спешно засобирались в дорогу. Таинственные события, произошедшие с Топаз сегодняшней ночью, даже у неё самой, заметно отбили охоту ополоснуться в море ещё разок на прощание.

Когда же они уходили от моря, в обход портового города, из воды высунулась голова с зелёнными волосами, покрытая в тон им водорослями, а за ней и рука, что помахала им вслед. Никто из троих путников людей этого не заметил, а вот Гелео дружелюбно мяукнула и приветственно взмахнула хвостом в ответ. Но морскому существу, похоже, и этого было вполне достаточно. Оно полностью вынырнуло из воды, перекувыркнулось в воздухе и, взмахнув покрытым

зелённой чешуёй хвостом, скрылось под водой. И лишь только всплеск, на который никто не рискнул повернуться, понимая, что ничего уже не увидит и в тоже время, испытывая какой–то суеверный ужас, донёсся до троих удалявшихся от морского берега путников.

— Сколько нам осталось следовать до храма? — Спросил Алгорн, что–то ища в своей седельной суме.

— Скоро пребудем, мне кажется. — Задумчиво ответила Топаз.

— Это значит, мы все расстанемся. — Алгорн затронул больную тему, так как они уже настолько привыкли друг к другу, что расставаться, ох как, не хотелось.

— Не знаю, честно, не знаю. Но мне почему–то хочется вернуться в храм к Почтеннейшему, узнать как там у них дела. Справиться о здоровье Джордана. Кий, ты, кстати, мог бы излечить человека, что побывал в огне? У него множество ожогов, шрамов и травм.

— Очень старых?

— Ну, пока мы вернёмся, думаю, будет уже очень. Около года, даже больше.

— Стопроцентных гарантий дать не могу, но попытаться стоит. Во всяком случае, хуже не будет. — Ответил лекарь.

— Так ты попытаешься?

— Если выдастся случай, то да.

— Вот и славненько. — Обрадовалась Топаз, сплетя пальцы рук и благодарностью глядя на друга.

— А что на счёт храма? — Встрял Алгорн, не любивший когда его игнорировали и особенно не любивший, когда это делали Топаз с Кием.

— Конечно, мы навестим жриц Макоши, не зря же мы преодолели такое расстояние. Вот только становиться ли мне самой жрицей, вот в чём вопрос.

— Сомнения запали тебе в душу? — Серьёзно спросил Алгорн.

— Да ты менестрель, Алгорн. Да, сомнения запали ко мне в душу. — Согласилась девушка.

— В любом случае, на днях всё решится. — Произнёс Кий. — Так как ехать нам осталось всего ничего. Скоро нам уже начнут встречаться

паломники.

— Паломники это хорошо. — Кивнул Алгорн.

 

Глава 15 Храм матери Макоши

На второй день пути после этого разговора, они повстречали женщину средних лет, ехавшую верхом на сером ослике.

Поклонившись и обменявшись любезностями, женщина была приглашена к скромному столу наших путников, так как они как раз в тот момент обедали.

Женщина, поразмыслив хорошенько, не очень уверенно, но согласилась. Одета она была в длинную шерстяную рубаху до пят, перевязанную в поясе лентой. Поверх была накинута длинная же безрукавка. В общем, одежда её бесспорно весьма и весьма напоминала ту, что носили жрецы Сварога, о чём Топаз и не преминула спросить, когда женщина уже откушала и это не противило боле приличиям.

— Вы знакомы со жрецами Сварога? — Удивилась та.

— Да, конечно. И ваша одежда, она чем–то схожа с их.

— Да, и это вполне естественно. Ведь я жрица богини Макоши. — Тепло улыбнулась она.

— Как интересно. — С детским восхищением воскликнула Топаз. — А мы как раз именно туда и направляемся.

— Да вы что? Паломники?

— В каком–то смысле. Когда–то меня выходили жрецы храма Отца Неба. Я прожила у них несколько лет и вот теперь раздумываю, стать ли мне самой жрицей Матери Земли. Для того мы с друзьями и направляемся в вашу обитель. — Охотно пояснила Топаз.

— Что ж, каждая из нас когда–то была на перепутье, пока не сделала свой окончательный выбор. — Приветливо улыбнулась женщина. — Хотя окончателен ли тот выбор, вот в чём вопрос. Ведь многие из жрецов и жриц уходят из храма, чтобы создать семью, но они никогда не предают своей веры и не покидают деревни вокруг храмов. Боги этому не препятствуют, ведь таким образом у них становится всё больше и больше истинно верующих прихожан. И это правильно.

— Да, это правильно. — Согласилась Топаз, размышляя о том, как там сейчас дела у Джордана, остался ли он с той темноволосой девчонкой или вернулся под неизменное покровительство Почтеннейшего.

— Знаете, а ведь я сейчас как раз направляюсь в храм Отца Неба. Не могу рассказать вам всех подробностей, но смутные настали времена. И истинная вера в светлых богов единственное, что у нас остаётся в борьбе со злом. — Печально вздохнула жрица. — Ну, мне пора. Путь предстоит не близкий и тяжёлый, кто знает, удастся ли мне его вообще пережить.

— Но почему вы идёте одна? — Запереживала Топаз. — Почему никто не взялся вас провожать и оберегать?

— Потому что Земля, по которой я ступаю, является моим оберегом. И если уж ей не удастся уберечь меня, то уверена, она с подобающим достоинством примет меня в своё лоно и вознесёт в светлый ирий. А разве не к этому стремимся мы, люди, предпочитая остров Буян вечной мерзлоте?

— Да, но….

— И никаких но, деточка, жизнь и так вся состоит из противоречий.

Топаз растерянно кивнула.

Кий с Алгорном не произнесли во время их диалога ни слова. Алгорн, боясь даже рта раскрыть в присутствии старшей жрицы, памятуя обо всех своих прегрешениях. Кий же, боясь помешать столь священному разговору, ощущая в нём скрытое таинство.

Распрощавшись, они двинулись в путь и уже на третий день после встречи со жрицей, они подошли и к самому храму Макоши.

Он был окружён высокой стеной, чего по идее делать не следовало и в прошлые века такого не водилось. Храм ведь должен быть открыт для всех страждущих.

Стена была, по–видимому, сооружена совсем недавно и на скорую руку. Так храм богини, чьей основной функцией была любовь, исцеление и пророчество, богини родительницы всего живого, превратился в некое подобие крепости. До чего же дошли мы, люди, что несчастным верующим жрицам любви, добра и справедливости приходится укрываться от нападок соплеменников за каменными стенами. Кто может покуситься на святость цитадели богов?

— Как же здесь всё отличается от храма Отца Неба. — Разочарованно произнесла Топаз. — Там всё открыто для прихожан. Любой может стать жрецом, если помыслы его чисты. Люди и варны беспрепятственно прохаживаются между колонами, что окружают сам храм, могут спокойно войти в него и выйти. За каждым закреплена своя келья, каждый занят своей определённой работой, но все мы, то есть они живут, как одна свободная семья.

— Не суди, да не судима будешь. — Прозвучал чей–то старческий голос за их спиной.

И Кий, и Алгорн и Топаз, все разом повернулись. И только Гелео вполне спокойно оставалась на своём месте и повиливала пятнистым хвостом с едва заметной кисточкой на конце.

На ветхом пне сидела ветхая же старуха, опираясь на столь же ветхую клюку.

— Ты ещё слишком молода, деточка, чтобы рассуждать о правоте вещей. — Горестно прошамкала она.

— Неправда, я уже достаточно взрослая. — Заартачилась Топаз.

Вообще–то в её привычку не входили споры с древними, как сам мир, старухами, но почему–то прозвучавшие так безобидно слова чем–то задели её.

Старуха только усмехнулась.

— Молодость, я уже и не помню, когда и сама была такой.

Да, глядя на её сморщенную кожу, на сухие костлявые пальцы, на бесцветные глаза и сгорбленную фигуру, поверить в её былую молодость было и, правда, не просто. Но что поделаешь, все мы когда–нибудь состаримся, покинем бренное тело и вознесёмся на небесный остров Буян под крону мирового дерева, ожидая своей очереди на обретение новорождённого тела. И неизвестно, что лучше, с честью прожить достойную жизнь до глубокой старости или покинуть её молодым, так ничего не испробовав и не повидав.

Алгорн скептическим взглядом окинул вначале Топаз, а потом старуху и, похоже, та картина, которую ему нарисовало воображение, не очень ему понравилась, так как он брезгливо сморщился, поджал губы и в отвращении вытянул язык.

— Да–да, мой дорогой, и я тоже когда–то была молода и красива. — Тихо произнесла старуха, явно обращаясь к бывшему разбойнику, при этом чисто физически она не могла видеть всех его гримас.

Алгорн настолько резко втянул язык обратно, что чуть им же и не подавился.

— Не надо возносить напраслину на жриц Макоши, ведь и в их храме благоухают цветы и порхают небесные птицы. Разве что варны не желают приживаться в этим местах. Просто всё это великолепие временно спрятано за крепостной стеной, чтобы смерть и зло не проникали туда, откуда начинается жизнь и добро. Разве не то же самое было с самим небом, когда Месяц замкнул его, не смея ослушаться слов Перуна? В наше тяжёлое время никому нельзя доверять. Никому, слышишь, Девочка?

Отвлёкшаяся было на что–то Топаз, резко обернулась, когда прозвучало это последнее слово. Для неё оно прозвучало не по рядовому, а так будто старая женщина назвала её по имени, как и когда–то в детстве. Но пень, на котором только что сидела старуха, был пуст.

Все трое воззрились на него с лёгким недоумением.

— По–моему у меня что–то с головой. — Произнёс Алгорн, задумчиво почесав затылок.

— И ты такой не один. — Добавила Топаз.

— Полностью с тобой согласен, это, похоже, массовая галлюцинация. — Согласился Кий.

— Ну, что, пора постучать в ворота. — Предложил Алгорн.

— Интересно, на какой приём нам рассчитывать, на тёплый или не очень? — Полюбопытствовала Топаз.

— Я бы на твоём месте особо не обольщался. — Предупредил привычный ко всему разбойник, бывший.

На стук ответили не сразу, но некая возня за воротами всё же прослушивалась.

— Кто вы? И что вам нужно? — Спросил строгий женский голос, когда небольшое окошко в одной из створок отворилось, и на них по–деловому воззрился небесно–голубой глаз. — Только не надо мне заливать про то, что вы паломники. — Прервал он, открывшего было рот Алгорна. — Те не разъезжают на лошадях и во всеоружии, да ещё и с пардой на хвосте. — Голубой глаз удивлённо скосился вниз.

— Мы из храма Отца. — Попыталась как–то объяснить своё появление Топаз.

— Чем докажете?

Путники неуверенно переглянулись, не зная, чем и вправду они могут это доказать.

— Вот тебе и тёплый приём. — Констатировал Алгорн.

— Ну–ну, попрошу без критики. Кипящую смолу на вас пока ещё никто не льёт. — Ответили из–за ворот.

— Спасибо и на этом. — С искренней благодарностью кивнул Алгорн. Своей чернявой и кучерявой макушкой он очень и очень дорожил.

— Не за что, так что вам нужно–то, в конце–то концов?

— Сперва наперво я хотела стать жрицей, но теперь уж очень сомневаюсь в правильности своего решения.

— Я тоже. — Поддержали Топаз голос и глаз, пройдясь по ней оценивающим взглядом.

— Да кто ты вообще такая? — Разозлилась Топаз. — У нас в храме Сварога с уставшими и голодными путниками так не обращаются.

— Вот и оставались бы в своём храме. Чего припёрлись–то на другой край света?

Топаз, Кий и Алгорн пребывали в полной растерянности. Какого бы приёма они не ожидали, но явно не такого.

— С кем ты там разговариваешь так грубо, Прокла?

— Да бродяги какие–то, попрошайки.

Доброжелательный Кий только вяло улыбнулся. Топаз же с Алгорном сошлись в возмущённом возгласе.

— Так подай им милостыню. — Послышался голос за воротами.

— Давала, говорят мало.

За дверью послышалась какая–то возня. И голубой глаз вдруг сменился карим. В свою очередь любопытство в нём сменилось возмущением.

— Какие же это бродяги Прокла. Я всё расскажу Почтеннейшей, несносная девчонка.

Послышался озорной смех и лёгкие шлепки удаляющихся шагов, по–видимому, босых ног.

— Кто вы? И что вам нужно?

Все трое тяжело вздохнули.

— Где–то я это уже слышал. — Тихо произнёс Алгорн.

Топаз вкратце изложила кто они и что им на самом деле нужно.

За воротами нависло задумчивое молчание, глаз на какое–то мгновение исчез из поля видимости, но потом возвратился на своё место.

— Освятите себя солнечным крестом. — Произнёс всё тот же голос.

Топаз привычно совершила сиё действо.

— Каждый я сказала. — Жрица храма Макоши была непреклонна. — А то нынче ходят тут всякие. Пойми кто кресть, а кто некресть. — Беззлобно добавила она, когда все трое перекрестились, и, открывая небольшую калиточку, в огромных воротах. — Проходите.

Алгорн хотел, было, сказать, что они не всякие, но вовремя опомнился и промолчал.

Жрица тем временем смело провела рукой по пятнистой шкуре парды, Гелео не стала уворачиваться по своему обычаю.

— Такая редкость, встретить ручную парду. — Произнесла жрица, с любопытством воззрившись на путников, будто решая для себя, кто же из них является её непосредственным хозяином.

Она оказалось худощавой женщиной лет шестидесяти, но если судить по внешнему возрасту знакомых Топаз жрецов, то ей запросто могло уже быть за добрую сотню. Вот только Топаз не знала, распространяется ли это правило и на жриц земли.

— Я провожу вас к Почтеннейшей, ведь как я поняла именно это вам и надо.

Она пошла впереди. Две молоденькие жрицы, забрали у путников лошадей и бесстрастно увели их куда–то. Ни одна из них не бросила на Алгорна того взгляда, которого он только и ждал.

— Для тебя нет ничего святого. — Яростно прошипела Топаз.

— Все мы из плоти и крови. — Развёл руками бывший разбойник, провожая покачивающих пышными бёдрами жриц вожделенным взглядом.

Девушка негодовала. Но это её настроение быстро исчезло. Внутренний дворик храма напоминал о другом подобном, только более родном. Не хватало разве что беспечно прогуливающихся варнов, да мужчин вместо жриц, пожалуй, было привычней видеть для Топаз.

Храм был восьмигранным, так как был как бы повторением священного восьмиконечного знака, что представлял собой наложение прямого и косого крестов. Внешний круг храма, не считая воздвигнутой стены, конечно, с восемью кострами представлял собой храм Рода, проход из него открывался на юг, там же на юге и располагался его камень. Внутренний круг, смещённый к северу, там находилось восемь же священных камней, являл собой храм матери Макоши, проход из него открывался на севере, где и располагался её камень. Подземное помещение под центральной плитой храма Макоши, издавна считалось храмом Мары. Вот такой вот парадокс! Храм Мораны, оказывается, располагался тут же в храме матери, только под землёй. Хотя, с другой стороны, любое погребение это и есть храм Мораны, ведь она богиня смерти и болезни. Встречались и люди, которые полностью поклонялись ей и Чернобогу, и строили им храмы отдельно от светлых богов, и это было довольно крупные постройки. Наглядным примером поклоняющихся Моране людей были те воины, что уже на протяжении нескольких месяцев преследовали Топаз и её друзей. Но речь сейчас не об этом.

В общем, жрица умолчала о наличии под храмом Макоши, подземного помещения храма Мораны, кстати, любое имя Мары считается производным от слова мор, но это так, к слову. Для Топаз же и не требовалось её объяснений, она и сама всё это прекрасно знала, ещё по храму Почтеннейшего. А Кию и тем более Алгорну этого лучше было не знать, если они ещё не знали, конечно, ведь, как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. И это верно!

Итак, следуя по проторённому пути, жрица показала гостям, где был заложен камень Рода, камень Макоши, камень Волоса, к слову сказать, он располагался на востоке, и даже камень самой Живы — Живаны, что находится на юго–востоке. Топаз всё это было известно по другому храму, но она всё равно взирала на всё в каком–то своём суеверном восхищении.

Из–за колон и камней изредка выглядывала пышнотелая хихикающая Прокла, по–видимому, очень довольная своими проказами. Сопровождающая гостей жрица беззлобно прикрикивала на неё и та снова исчезала.

Топаз с возмущением заметила, как зажёгся взгляд изголодавшегося по женской ласке Алгорна, когда он увидел и хорошо разглядел не только симпатичную мордашку Проклы, но и все её достаточно пышные выпуклости и вогнутости.

— Алгорн, не смей. — Зашипела на него девушка. — Мы в храме богини. Не ужели ты осквернишь эту святыню?

— Ты забываешь, что это богиня любви и жизни. Так что не думаю, что она будет против любви в её лоне и зарождения жизни в чреве её жрицы. — Невозмутимо ответствовал бывший разбойник.

— Ну, ты и подлец. — Гневно прошипела девушка и, гордо вскинув голову, прошествовала мимо него, специально задев плечом.

— Ты что? — Возмутился Алгорн. А затем, расплывшись в довольной улыбке, догнал её и, мурлыча, прошептал. — Ревнуешь? Так я не предам тебя, если ты будешь ко мне сегодняшней же ночью более благосклонна.

Топаз только фыркнула в ответ и слегка пробежалась вперёд, пойдя чуть ли не вплотную к сопровождающей их жрице.

— Расшифровываю данный ответ, как не дождётесь. Что ж, хоть какая–то реакция лучше, чем полное безразличие. — Алгорна, привыкшего к отказам Топаз, очередное отступление не очень–то и расстроило. Он уже начал привыкать к её отказам, это стало не смыслом его жизни, а как бы её непременным сопровождением.

Но вернёмся к описываемым событиям.

Непосредственно сам храм занимал сравнительно не так много места, как вся занимаемая им территория. Здесь ведь жрицам приходилось жить, заниматься хозяйством, вести огороды и взращивать одно из самых лучших в округе поголовье ослов. А вообще–то во всём здесь явственно ощущалось присутствие женской руки, что и отличало сию обитель от храма Отца Сварога.

Они свернули не к жилым помещениям, а в самую сердцевину непосредственного храма. Видимо главная жрица сейчас находилась именно там.

Но не успели они дойти до главного священного строения, когда навстречу им вышла высокая женщина с царской горделивой осанкой, опирающаяся на длинную клюку. Длинные седые волосы, морщинистое лицо и бесцветные глаза указывали на долгую прожитую жизнь. Возраст её невозможно было определить, так же как и у других жриц и жрецов. Ей могло быть одинаково пятьдесят лет, сто или двести, а то и вовсе как самому Почтеннейшему, о котором никто из ныне живущих не знал, когда же он точно появился на свет божий.

Она приветливо улыбнулась и только тут Топаз с удивлением отметила, что та бесконечно слепа, ещё одно связующее звено между ней и Почтеннейшим.

— Почтеннейшая. — Беззвучно прошептала Топаз, так как не могла никак иначе назвать эту женщину. Словно и она и тот другой Почтеннейший, бок о бок с которым ей пришлось прожить столько лет, являлись и не людьми вовсе, а какой–то другой неведомой расой людей, святых или священных, Топаз точно сказать не могла.

Девушка могла поклясться, что не произнесла этого слова вслух, о чём свидетельствовали и лица её друзей, что по–прежнему с нескрываемым почтением, к которому призывало всё её естество, взирали на вышедшую к ним женщину. Но сама жрица, именно эта женщина, повернула голову в сторону Топаз, будто расслышала обращённое к ней слово.

— Да, дитя моё?! — Неопределённо произнесла она высоким мелодичным голосом.

Кий и Алгорн не понимающе обернулись к молчаливой Топаз. Та же словно потеряла дар речи. Она не могла до конца понять, являлось ли это ответом на её обращение или же это высказывание само по себе было вопросом на внутренние терзания её души.

Топаз только понурила голову, тупо уставившись в каменные ступеньки, и покачала головой.

Почтеннейшая понимающе улыбнулась, чуть склонив голову.

— Как тебя зовут, дитя?

— Топаз.

— Камень солнца. Олицетворяет божественное благоволение, твёрдость веры, силу, мудрость, честность, верную любовь. — Мягко произнесла женщина.

— Это вы сейчас о ком? — Ухмыльнулась Топаз.

— Как о ком? — Растерялась жрица. — О тебе, конечно.

— Да среди всего вышеперечисленного хорошо ещё, если одна четверть обо мне, да и то, с натяжкой. — Скептически заметила Топаз, скривившись.

— Ты ошибаешься, Топаз. Что–то в тебе уже есть, например, как твёрдость веры и честность, а что–то, да вот хотя бы мудрость, приходит с годами.

— Вот именно, мудрость приходит с годами, как и к любому другому из нас. — Победно улыбнулась Топаз, но Почтеннейшая тоже не собиралась сдаваться, истинно веря во всё, о чём говорила.

— Это не совсем так. — Она многозначительно покосилась на хихикающую Проклу. — Некоторые, коли, не набрались ума в двадцать лет, не набираются его и в сорок, и уж тем более не в шестьдесят или восемьдесят, когда вышеупомянутая субстанция уже плавно переходит на убыль.

Эти последние слова древней, а, следовательно, умудрённой большим жизненным опытом, женщины, заставили Топаз немного задуматься.

В храме Макоши они провели несколько дней, отдыхая с дороги. Топаз передала письмо от Почтеннейшего настоятельнице, но почему–то у неё зрело такое чувство, что это всё лишь формальность, а сама главная жрица уже знает всё, что ей и следовало знать. Но в задачу Топаз ведь входило, чтобы все формальности были соблюдены и это главное.

Топаз ознакомилась с уже знакомой ей жизнью в храме. Жизнь в женском храме, мало, чем отличалась от жизни в мужском. И опять девушка отчётливо почувствовала, что всё это не её, Топаз, призвание. А тут ещё выяснилось, что главная жрица Макоши, что, как известно, является и богиней прорицания, до сего момента и сама обладавшая даром точного прорицания, потерпела в своей долгой жизни первое фиаско. Она не могла более проследить ход событий в далёком храме Отца Неба, словно что–то тёмной ширмой загораживало её сознание от сознания Почтеннейшего. От того–то она и решилась послать одну из своих верных жриц в долгое и опасное путешествие на другой конец Марионы.

Переживания Почтеннейшей в большей степени передалось и Топаз, что уже очень переживала о судьбе своих оставленных ею друзей и названных братьев. Кий был готов следовать за ней куда угодно. Алгорн, безусловно, был с ним в этом полностью солидарен, чего нельзя было сказать об очарованной им Прокле. Девушка готова была следовать за возлюбленным, хоть на край света, даже, вопреки его собственному желанию, а вот к Топаз относилась с большой ревностью и готова была сделать многое, только бы дороги Алгорна и Топаз разошлись в разные стороны. Так что, когда троица покинула храм Матери Земли, все жрицы вздохнули с облегчением. Отчасти потому что устоять против магнетических чар Алгорна было и для них делом не простым, отчасти оттого, что они надеялись, что когда сей жеребец для любовных утех покинет их храм, Прокла наконец–то встанет на путь истинный, перестанет лить слёзы и поймёт в чём её истинное счастье и предназначение.

Когда же сам Алгорн покидал сиё гостеприимное сооружение, Проклу пришлось отсюда подальше удалить под благовидным предлогом.

— На этой недели ты дал жизнь новому человеку, — печально произнесла настоятельница, глядя ровно Алгорну в глаза своими слепыми чуть белесыми глазами. — Надеюсь, его жизнь будет более благоразумна, чем твоя.

— Его? — Заинтересовавшись, переспросил Алгорн.

— Его будут звать Алгорн, как и его отца. Он будет достойным человеком, и лично я буду заниматься его воспитанием.

— Что ж, это ободряет. — Нервно хихикнул бывший разбойник.

Знавшая его Топаз, удивлённо обернулась на друга. По выражению его лица и нервным смешкам она поняла, что ему сейчас не по себе, хотя она и не смогла разобрать слов брошенных Алгорну жрицей, но его поведение говорило само за себя.

Почтеннейшая ухмыльнулась, если она могла прочесть будущее, то уж узнать, что скрывает простой человек за стеной своего безразличия, для неё точно не представляло труда.

— Ступайте с миром, дети мои. — Произнесла она на прощание. — Берегите себя, хотя того, что должно свершиться, уже не изменить.

Жрица прошлась печальным взглядом по лицам троицы и у Топаз на душе кошки заскребли от плохого предчувствия.

— Вы что–то знаете о нашем будущем? Что случится с кем–то из нас? Пожалуйста, скажите. — Взмолилась она.

— Я знаю гораздо больше, чем мне хотелось бы. — Тихо проговорила Почтеннейшая и, развернувшись, пошла прочь, лишь бросив на ходу тихое: — Прости.

 

Глава 16 Первый друг

— Она что–то знает, но не сказала нам. — Возмущалась Топаз, когда они все трое на отдохнувших лошадях направились в обратную дорогу.

— Она же сказала тебе, что предначертанное не изменить. — Пожал плечами Кий. Для него это всё было вполне естественно и обсуждению не подлежало.

— Но этого просто не может быть. — Не соглашалась Топаз. — Я не согласна с тем, что все мы, как стадо баранов, послушно движемся по предначертанному. Я сама хочу творить свою судьбу и творю.

— Ты прекрасно знаешь, Топаз, что у каждого из нас своя Доля, ещё при рождение привязанная к пуповине прядёной нитью Судьбы.

— Вот ты и сама, помнится, мне что–то такое втолковывала. — Поддакнул Алгорн.

Разгневанной Топаз было достаточно только раз глянуть на него, и он тут же, сдаваясь, задрал руки вверх.

— Всё молчу, молчу.

— Молчи, молчи.

— Молчу, так как сам в этом ничего толком не понимаю.

— Алгорн, ты же сказал, что будешь молчать. — Прикрикнула на него Топаз. — А с тобой, Кий, я всё–таки не согласна или, по крайней мере, не хочу быть согласна.

Кий промолчал, прекрасно понимая как тяжело бывшей рабыне осознать свою зависимость от кого–то, пусть даже от некой мифической Доли. На том и порешили, разговор стих сам собой и дальше они уже ехали молча.

У моря они оказались в аккурат через шесть дней. Ночевать рядом с ним ещё одну ночь Топаз отчего–то не хотелось. Суеверный ужас перекрещивался с нежеланием промокнуть до нитки ещё разок и усиливался в несколько раз. Но отказать себе в удовольствии искупаться в солёной воде посередь дня она не могла. На том и порешили. Все и вправду были не против искупаться.

Да вот только подъехать вот так просто к морю не удалось. Ещё на подъезде Топаз резко остановилась и с опаской уставилась на Гелео.

— Гео, ты чувствуешь это?

Большая кошка согласно заворчала, хотя и несколько растерянно.

— Что случилось, Топаз? — Обеспокоено спросил Алгорн.

Кий, что–то начиная понимать, стал осматриваться по сторонам, но, не совсем верно истолковав поведение двух кошек, рода человеческого и кошачьего, осматривался в поисках врагов.

Топаз же не стала разубеждать одного и утолять любопытство другого. Резко поддав лошади каблуками, она галопом поскакала к морю. Растерянные мужчины, принявшиеся её догонять, только увидели, как она резво выпрыгнула из седла и, скинув сапоги, прыгнула в разбушевавшееся море. Волны тут же кровожадно её проглотили.

— Дура, куда? — Заорал Алгорн, пытаясь последовать за ней, но Кий положил руку ему на плечо.

— Алгорн, ты не хуже меня знаешь, что она не безумна. И если она сделала это, значит это кому–нибудь нужно, возможно, в первую очередь ей самой.

— Как ты можешь такое говорить, Кий. Я думал ты любишь её. — Возмутился бывший разбойник. — А ты…, ты….

— Алгорн.

— Пусти, предатель, она погибнет. — Алгорн попытался вырвать собственное плечо, но рука Кия лежала на нём мёртвой хваткой. — Кий, отпусти.

— Алгорн, смотри. — Свободной рукой лекарь указал куда–то вдаль.

И они оба, сломя голову, кинулись в воду, но остановились, зайдя в неё по пояс.

Топаз смело ринулась в море. Она так отчётливо слышала зов, зов о помощи, издаваемый тем существом мимо которого она просто не могла пройти. Вот только кто именно он был такой, понять так сразу ей не удавалось. Гелео металась у кромки воды, с беспокойством вглядываясь в даль, вот только в разбушевавшуюся стихию кидаться, пока не спешила, понимая, что, несмотря на свою любовь к воде, Топаз она будет только помехой.

Топаз же смело гребла вперёд, из последних сил противостоя сопротивляющейся стихии. Но вот когда силы стали её понемногу оставлять, непрошенная волна подхватила её и повлекла вперёд, свободно несся и позволяя самой выбирать направление.

— Не бойся, пока мы живы, вода не зальёт твои глаза, нос и уши. А живы мы будем всегда, пока будет существовать сама жизнь, земля, природа.

Топаз аж вся завертелась, пытаясь разглядеть того, кто так явственно произнёс эти слова, прежде чем поняла, что они прозвучали у неё в голове, ранее услышанные и забытые, но сохранённые в памяти. Ну, а раз это память, то повспоминать можно и в более подходящей для этого обстановке и Топаз с ещё большим рвением заработала всеми четырьмя конечностями. Если честно, то она и сама до конца не понимала, куда так спешно плывёт и зачем, просто что–то звало её, что–то близкое и очень знакомое, но почему–то забытое, оттесненное вероятно стеною времени. Плыть стало намного легче, благодаря таинственно вынырнувшей испод неё волне, да и значительно быстрее.

Вот она уже смогла рассмотреть какое–то странное рыжее пятно, до которого оставалось рукой подать. Неужели это к нему она так сильно стремилась? Сама себе удивилась девушка. К какой–то дармовой меховой шапочке, что, распластав по воде свои пушинки, безжизненно маячила впереди рыжей шкуркой? Рыжей шкуркой? В памяти мелькнуло что–то знакомое. Похоже, где–то ей уже приходилось видеть и эту рыжую шкурку и непонятные, из–за такого расстояния и мельтешения морских брызг, разводы на ней. Вот рыжее пятно скрылось из виду, накрытое очередной волной, и откуда–то, словно испод толщи воды, раздалось знакомое жалобное мяуканье. Топаз, затаив дыхание, но, не прекращая при этом катиться на морской волне, смотрела как вода несколько опала, и над водой, слабо шевелясь, замаячила рыжая конечность. Что? Лапа?

— Кровопийца. — Ошеломлённо прошептала девушка.

— Кровопийца. — Закричала она уже во весь голос, на который только была способна в тот момент.

Мужчины на берегу, уже изрядно промокшие, совершая периодические забеги в воду и вылазки из неё, вглядывались вдаль. Полностью не расслышав, что именно она прокричала, они поняли только, что что–то про кровь.

— Кий, мы не можем оставаться просто так на берегу. Ты слышал, она кричала что–то про кровь, вероятно, на неё что–то напало.

— Смотри, дурень влюблённый. — Кий снова указал рукой, только на этот раз в сторону пятнистой кошки. — Как думаешь, почему Гелео осталась на берегу, а не прыгнула за ней в воду? Потому что боится воды? Но эта не так, ты и сам это прекрасно знаешь.

— Тогда почему же, просвети не грамотного? — Зло огрызнулся Алгорн.

— Вероятно потому, что не хотела ей мешать. — Пожал плечами Кий.

Топаз только успела увидеть, как рыжая кошачья лапка встрепенулась в последний раз над линией воды и медленно ушла под неё. Ахнув, девушка вдохнула в лёгкие побольше воздуха и поднырнула под воду. Рыжий, распушившийся в воде комок плавно опустился на её подставленные руки. И Топаз мгновенно вынырнула на поверхность. Загадочная волна по–прежнему поддерживала её и не давала пойти ко дну.

— Таинственный благодетель солёного моря, помоги. Я теряю драгоценные секунды времени. Не дай умереть моему первому другу. Спаси его. Донеси до берега в мановение ока.

Честно говоря, Топаз и сама не очень–то верила, что эти её слова, хоть как–то помогут свершиться чуду и окажут какое–то воздействие на разбушевавшуюся стихию. Но, значит, она ошибалась. Так как, ещё толком не договорив, она уже почувствовала, как волна подхватила её и понесла с невероятной скоростью, на которую только была способна и которую развивала разве что в девятый вал.

Топаз прижала Кровопийцу к груди и солёные брызги моря тот час же смешались с солёными каплями её слёз.

Самое удивительное, что волна держала её словно в колыбели, не позволяя свалиться не в одну из сторон или провалиться внутрь себя.

— Что за хрень? — Растерянно выкрикнул Алгорн свою коронную фразу, когда Топаз показалась на гребне волны.

И, не сговариваясь, они вдвоём кинулись навстречу девушке, снова увязнув в воде по пояс.

— Топаз.

— Топаз.

Топаз же неуклюже, но всё же словно из седла, соскочила с волны и оказалась по колено в воде.

Алгорна и Кия, в своём беспокойстве выскочивших дальше в море, окатило водой и, вместе с обратной волной, чуть не смыло дальше в море.

— Вот и верь после этого людям. — Смачно сплюнул бывший разбойник, наконец–то покрепче устанавливаясь на своих двоих и выбираясь на берег.

Кий только замахал из стороны в сторону своей пышной шевелюрой, осыпая всех конфетти из морских брызг.

Топаз между тем, не обращая на них внимания, поклонилась морю.

— Спасибо, Хозяин Моря, благодарствую и остаюсь в долгу.

— Нет, ты уже помогаешь только одним своим существованием. За что мы не можем не ответить тебе взаимностью. Если в жизни твоей настанет серьёзная нужда, и тебе будет угрожать настоящая опасность, если поблизости будет не болото, не лужа, а достойный водоём, хоть маломальский крошечный прудик, бросайся в сей омут с головой. Помоги нам, Топаз. Спаси наш мир.

Топаз кивнула, оставляя воспоминания до лучших времён.

— Кий, помоги, спаси его. — Она опустилась на колени перед распятым телом кота.

Кий опустился рядом, профессиональным взглядом окинув рыжий комок шерсти, что облепил костлявое кошачье тельце. Несколько верных движений руки и из кошачьего рта тоненькой струйкой потекла солёная морская вода. Кот зафыркал и бессильно замотал головой из стороны в сторону.

— Жить будет. — Констатировал Кий очевидный факт, поднимаясь.

— Совсем девка сдурела. — Прокомментировал всё увиденное Алгорн. — Уже котов со всей округи тащит и даже из моря. Жизнью своей драгоценной рискует и ради чего? А Кий? Будто у нашего личного колдуна на всех сил хватит. А вдруг на нас нападут?

Топаз бережно подняла кота на руки и прижала к груди, с вызовом взглянув в глаза Алгорну.

— Кровопийца, друг мой, самый первый мой друг.

Алгорн свёл брови на переносице, для стороннего человека это зрелище выглядело несколько комично, ведь мало кто из людей считал настоящим другом даже собаку, а не то, что кота. Хотя люди очень часто ошибаются и этот случай далеко не исключение.

Гелео нависла над плечом Топаз, тычась носом в рыжий насквозь промокший мех.

— Гелео, это Кровопийца, мой самый первый и самый старый друг. В своё время он спас меня, но нам пришлось разлучиться. Кровопийца, это Гелео моя подруга.

Выслушав такую исповедь Гелео, от избытка чувств, лизнула вымокшую спинку шершавым языком.

Кий принёс из седельной сумки два одеяла и накинул на Топаз, одно сзади, укрывая спину девушки, второе спереди, аккуратно прикрыв кота.

Девушка благодарно улыбнулась и, обведя всех взглядом, тихо произнесла.

— Видно придётся нам всё–таки здесь заночевать. Но не думаю, что на этот раз я проснусь более мокрой, чем сейчас. — Она улыбнулась морю. — К тому же я поняла, что возле моря мне нечего бояться. Там живут не враги, а мои друзья. Они спасли нас с Кровопийцей, не дали утонуть. И, Кий, — она повернулась к молодому мужчине, — спасибо тебе, Кий.

Ночь прошла спокойно, по крайней мере, мокрее, чем была, Топаз и, правда, не стала. Одежда её снова сушилась на разбросанных по берегу камнях, сама же она спала под одеялом, свернувшись калачиком рядом с Кровопийцей, не смея отпускать от себя старого друга, Гелео и всенепременно Кием и Алгорном.

С этого дня в их полку прибыло, отряд их пополнился ещё одним полноценным членом команды, который вначале ехал у Топаз на руках, а оправившись, всё чаще в седельной сумке, свесив передние лапки и положив на них мордочку.

Гелео отчего–то питала к этому коту странную нежность, то и дело, подбегая к лошади Топаз, осведомиться всё ли у него в порядке и непременно мазала его розовым языком по рыжей морде.

Кровопийца не сопротивлялся, лишь изредка благодарно мяукая.

Топаз не понимала точно, откуда, но отчего–то она знала как именно рыжий кот, постоянный спутник одного морского разбойника оказался далеко в море, но не на корабле, а в воде. Капитана того корабля больше не было в живых, его нашли утром, с перерезанным от уха до уха горлом, и виновник такого зверства не был обнаружен. Это было странно в двойне ещё и оттого, что каюта капитана была заперта изнутри. Однако же, капитан всё ж таки не мог сам себе перерезать горло, но ответа так и не было найдено. Вот только рыжий Кровопийца куда–то пропал. И никто не предполагал даже, куда могло подеваться животное. Вероятно, кто–то выкинул его за борт, ведь не сам же он туда упал после стольких лет морской жизни? Сколько он боролся за свою жизнь, было неизвестно, но похудел кот сильно и был сильно же изнурён. Знание же кто именно убил капитана и выбросил кота за борт, к Топаз от чего–то не приходило, но когда она начинала думать об этом, голова её сразу шла кругам, и в душу закрадывался непонятный страх. Оттого она и решила забыть обо всём, выкинув допустимые предположения из своей головы.

Она не могла понять, дала ли ей это знание близость к кошачьим, и было ли это то же самое чувство, что позволило ей узреть опасность для друга, или это ей рассказал во сне всё тот же голос, что тихо произнёс у неё в голове, когда они покидали место своего пристанища у моря.

— Удачи тебе, Топаз.

Тогда она лишь улыбнулась в ответ, зная, что хозяин этого голоса как ни кто другой искренен с ней. Теперь, как и прежде, воспоминания захлёстывали её. Какие–то обрывочные, не полные, но постепенно слаживающиеся в определённую картину, пока всё ещё не точные, не сложившиеся в полную мозаику, потому и говорить о них пока ещё было рано.

Вторая неделя их дороги от храма прошла в относительном спокойствии, но дальше всё пошло наперекосяк. А началось всё с того, что проезжая по уже знакомому редколесью, Гелео вдруг вся напряглась и, тревожно заворчав, забила хвостом по бокам, поджала уши и, по–кошачьи пригибаясь, направилась к впереди лежащим кустам.

— Гелео? — Вопросительно произнесла Топаз, тоже напрягаясь.

Алгорн положил руку на рукоять меча, а Кий переплёл пальцы между собой и, щёлкнув разочек костяшками, размял их, возможно, придётся выпустить парочку другую боевых пульсаров.

Но навыки как ближнего, так и дальнего боя им в тот раз не пригодились.

Впереди безразлично икнул ослик.

— Осёл? — Воскликнула заинтригованная Топаз.

Все трое ринулись вперёд, и перед ними предстала страшная картина. Давешняя жрица, та самая, что направлялась в храм Отца Неба, лежала вся в крови, что постепенно нехотя впитывала в себя земля. Маленький серый ослик стоял чуть в стороне и с любопытством, молча разглядывал людей.

Кий тут же соскочил с лошади и подбежал к лежащей женщине.

— Поздно. — Констатировал он очевидный факт, поднимаясь.

Топаз кивнула, это было ясно и при первом брошенном на женщину взгляде.

— Надо похоронить её по–человечески. — Подал голос Алгорн. Он уже ковырялся в своей седельной сумке, примериваясь, чем лучше копать яму. — Топаз, Кий, вы в этом просвещённее, как думаете, что лучше, закопать её тело или сжечь? Наверное, земля всё же предпочтительней, раз она жрица Макоши, я так понимаю?

Топаз не успела ответить, не успел рта раскрыть и Кий. Земля под их ногами неожиданно дала трещину и вдруг разверзлась. Времени только и было, что отскочить в сторону. Но в планах Земли не было цели поглотить невиновных людей, она ощерилась вокруг окровавленного трупа и начала медленно увлекать его в глубины своих недр.

— Мать — Сыра-Земля сама хоронит своих детей. — Прошептал Кий.

— И если уж ей не удастся уберечь меня, то уверена, она с подобающим достоинством примет меня в своё лоно и вознесёт в светлый ирий. — Прокомментировала Топаз. А, увидев, что друзья удивлённо смотрят на неё, пояснила. — Это её слова при нашей встрече, помните?

— Ну, ребята, с вами и не такого наглядишься. — Промямлил Алгорн, оставляя наконец–то седельную сумку в покое.

Земля к тому времени уже почти полностью поглотила свою же жрицу, оставив на поверхности лишь нереально чистый в таких обстоятельствах свиток, ни одной каплей крови, ни одним комком земли не был запачкан, сей первозданной белизны документ.

Топаз наклонилась и взяла его в руки.

— А это, насколько я понимаю, нам предстоит отдать Почтеннейшему. — Она поклонилась Земле и ловко вспрыгнула на лошадь.

Алгорн последовал её примеру, а Кий слегка задержался, ровно настолько, чтобы привязать осиротевшего ослика к луке своего седла.

Кровопийца молча взирал за всем происходящим из своей седельной сумки, поместив свою рыжую мордочку, как и обычно, на передние лапки. Гелео к самому месту трагедии даже не подошла, остановившись несколько в отдалении.

Дальше здесь задерживаться не имело смысла, и они двинулись вперёд, подстёгиваемые страстным желанием, как можно быстрее покинуть это место трагедии. Ехали молча, желание разговаривать отпало как–то само собой, но это не мешало им думать об одном и том же. Что же случилось с несчастной жрицей? Кто стал её жестоким палачом? За что столь горькая учесть свалилась на бедную женщину? И имело ли это какое–то отношение именно к ним? Вот те самые вопросы, что были сейчас у них главными на повестке дня. Но опять–таки каждый отвечал на них по–своему и про себя, молча. По крайней мере, пока.

Зато к вечеру Топаз всё же прорвало.

— Ну, нет, ну, кому же мешала эта бедная не молодая уже жрица? Драгоценностей у неё явно не было, по крайней мере, при себе это уж точно. Да и вообще обычно жрецы ведут скудную жизнь. На объект чьих–то сексуальных фантазий она тоже не очень–то похожа.

— Не забывай, она была вполне прилично одета, и никто её не раздевал, не одевал. — Уверенно добавил Алгорн.

— А что тогда. Кому она могла помешать?

— Не знаю.

— И я тоже.

— Как обидно, что люди могут быть так жестоки к своим соплеменникам без всякой веской на то причины. — Расстроено проговорила Топаз.

— Ну, начнём с того, что убили её явно не из праздного любопытства. — Не согласился Кий. — Следов сексуального насилия или ограбление, как вы заметили ранее с Алгорном, не наблюдается. Хотя, что именно от неё хотели не известно, но то, что убийство было преднамеренным, очевидно. А, в общем, ты права, только люди и их производные позволяют себе такую сумасшедшую жестокость. — Заключил он.

К вечеру они подошли к болоту, которое тут же обволокло их своей пеленой, не успели они сделать и несколько шагов, а дороги назад уже не было.

— Странно, — произнесла Топаз, — что–то я не помню, чтобы тут было болото.

— Возможно, это потому, что его здесь и, правда, ещё совсем недавно не было и не должно было быть. — Пояснил Кий.

— Как не было? Как не должно было быть? — Встрепенулся Алгорн. — Что тогда это всё означает?

— Только то, что мы крупно влипли. — Ответил Кий, смотря куда–то вперёд, и, не отрывая взгляда, одной рукой доставая меч из ножен, а в другой привычно формируя пульсар.

Топаз и Алгорн проследили за его леденеющим взглядом.

Туман стелился по колено лошадям, окутывая их всех нездоровым призрачным сиянием. Маленький же ослик почти целиком утопал в нём, но по–прежнему спокойно взирал на мир своими большими глазёнками, изредка прядя длинными ушами.

— Кий, что это? — Испуганно прошептала Топаз.

— Магия и очень опасная магия. Топаз, Алгорн, приготовьтесь, сейчас начнётся.

— Что? — Едва успел спросить бывший разбойник, как и без того блуждающий туман пошёл более сильными волнами и из него стали вставать мертвяки, трупы разной степени разложения.

— Ой, мамочки, — взвизгнула Топаз совсем по–женски, между тем деловито устраивая шипящего Кровопийцу поудобнее и побезопаснее. Затем, поправив свою боевую палку, тут она была ей не помощницей, она спокойно вытянула свой меч.

— Кий, обрисуй нам ситуацию, — попросила девушка, — чего нам ожидать и чего бояться?

— Кто они вообще такие? — Не выдержал Алгорн.

Трупы медленно обступали их со всех сторон, но, несмотря на медлительность, круг уже был полностью замкнут, и представлял собой плотное непреодолимое кольцо из пахнущих гнилью и разложением существ, некогда бывших людьми.

— Поднятые из могил трупы, по–видимому, где–то поблизости кладбище, а значит и деревня в коей не предают огню своих покойных, погребая их в землю. Они не представляют собой особой опасности, порой рассыпаясь при первом же прикосновении меча или любой другой металлической вещи к их разлагающейся плоти, но это если они в небольшом количестве, в нашем же случае, придётся держать ухо в остро. Не в коем случае не подпускайте их к себе вплотную, это не сложно из–за их медлительности, но это если их круг не настолько плотен, а тут придётся постараться.

— Они что, кусаются? — Поинтересовалась Топаз, оценивающе разглядывая беззубую перекошенную физиономию ближайшего трупа.

Алгорн брезгливо скривился, услышав такое предположение, и выжидающе уставился на Кия, ожидая ответа.

— И не только, но и царапаются, но в любом случае, их тело не должно соприкоснуться с вашей кровью. — Лекарь наконец–то метнул свой пульсар.

Три рядом идущих трупа, злобно шипя, рассыпались в пыль и прах, исчезнув в серости тумана. Их бездумные собратья по состоянию тела, тут же сомкнули ряды и так же безразлично потянулись вперёд. Кольцо заметно сузилось.

Новый пульсар вновь полыхнул ночной зарницей, ещё два трупа отправились туда же откуда ещё совсем недавно вышли, только на этот раз уже навсегда.

— Стойте, а где же Гелео? — Всполошилась вдруг Топаз.

— Гелео. — Позвала она, оглядываясь по сторонам и крутясь в седле и без того обеспокоенной лошади, но кошки нигде не было видно. — Кий, её что, поглотил туман? — Обеспокоено спросила девушка и в голосе её сквозили панические нотки.

— Нет, навряд ли. — Лекарь отрицательно покачал головой. — Этот туман предназначен для того, чтобы скрыть, запутать и напугать, но не для того, чтобы пожирать кого–либо живьём, иначе наши лошади, а за ними уже и мы, канули бы в лету. А если бы она была тут, мы бы её увидели. Возможно, она почувствовала опасность раньше и отстала.

— Не предупредив нас? — Не поверила Топаз.

— Возможно, было уже слишком поздно, а, возможно, то предупреждение скрыла магия, точно так же, как и внезапно обступила нас своей пеленой. И ещё, Топаз, не забывай, она всего лишь животное со своим инстинктом самосохранения. Я бы не стал осуждать её и радовался, что хоть кому–то из нас удастся пережить сегодняшнюю ночь.

— Она бы не поступила так со мной. — Упрямо произнесла Топаз.

— Подождите–ка, подождите–ка, — подозрительно встрял Алгорн. — Я что–то не понял. Мне показалось или кто–то действительно только что сказал, что нам следует радоваться тому, что хоть кому–то из нас удастся пережить сегодняшнюю ночь?

Топаз, только что осознавшая слова Кия, воззрилась на него в полной растерянности.

— Это значит….

— Это всего лишь значит, что нам не надо обольщаться. — Раздражённо произнёс Кий, ему и самому не хотелось верить во всё с ними происходящее. — Но мы не можем поехать вперёд, так как наше рассредоточение только сработает врагу на руку, и мы увязнем в этой гадости поодиночке. Оставаясь же на месте, сами рассудите, как нам удастся продержаться до утра.

— Никак. — Заключил Алгорн.

Топаз смотрела туда же, куда и Кий, наблюдая, как мертвяки рассыпались в пепел и на их месте тут же вырастали новые. Пожалуй, лекарь был прав, им не выдержать против такого количества даже столь пассивного врага, им просто деваться некуда, вот и придётся помирать, не сдвигаясь со своего места.

— Ну, ребята, простите, коли, я вас чем–то обидела. — Тихо произнесла вдруг Топаз.

— Э–э–эй, девочка моя, мы пока живы, так что оставь свои извинения до лучших времён.

— Но ты же сам сказал…. — Опешила Топаз.

— Мало ли что я сказал, не всё из мною сказанного сбывается и вообще нужно надеяться на лучшее, в этом и заключается смысл жизни. — Философски заявил Кий, готовя очередной пульсар.

— К тому же, честно говоря, когда они нас покусают или поцарапают, мы станем такими же, как они, насколько я понимаю, и у тебя ещё будет возможность, за мгновение до превращения, испросить у нас прощения. — Недовольно пробурчал Алгорн.

— Вот ещё рыцарь и дамский угодник, не мог уже сказать если, а то сразу когда, да когда. — Насупилась Топаз и со злостью рубанула по подступившему на расстояние удара мертвяку. — Морановы прислужники, мы ещё посмотрим кто кого.

Но часа через два такого оптимизма у Топаз заметно поубавилось. Они махали мечами направо и налево, Кию же ещё приходилось управляться и с пульсарами, а трупов по–прежнему всё прибывало, казалось, им не было конца и краю.

— Она что открыла фабрику по изготовлению гниющих трупов или по всей Марионне развесила объявления о найме и трудоустройстве мертвяков? — Прокричала в пылу боя Топаз. Хотя и бой этот был своеобразный, свергнуть первую волну нахлынувших трупаков и ожидать последующую, но, несмотря на это, он был определённо изматывающий.

— Если ты ещё шутишь, значит не всё ещё потерянно. — Заключил Алгорн.

— А не шучу. — Серьёзно заявила Топаз, снося голову очередному мертвяку.

— Нет, похоже, просто через местное кладбище она открыла выход со всех близлежащих. Я же говорил, что это может затянуться надолго. — Кий вытер вспотевший лоб трясущейся рукой и после последнего брошенного пульсара не стал образовывать новый, а только посильнее обхватил эфес меча, взявшись за него обоими руками. Это был не очень хороший показатель.

— Кий, как ты? — Обеспокоено спросила Топаз.

— Пока держусь, — слабо улыбнулся лекарь, — по глупости своей не рассчитал магических сил, вот мне теперь и придётся расхлёбывать заваренную кашу.

— Алгорн. — Только произнесла Топаз, и бывший разбойник нехотя стал прорубать себе дорожку из трупов, отдаляясь от девушки и становясь слева от лекаря.

— Зачем? Не надо. — Слабо запротестовал Кий.

— А вот мы сейчас и проверим надо или не надо. — Буркнул Алгорн.

Лошади, вначале сильно волновавшиеся, волновались и сейчас, но теперь как–то то ли лениво, то ли устало, то есть больше не доставляли своим всадникам особых хлопот, хоть и пытались порой умчаться вперёд, но сдерживать их сейчас казалось намного проще.

Топаз неожиданно вскрикнула. Алгорн и Кий обернулись на крик одновременно. Девушка выглядела растерянно. Вынырнувший внезапно испод крупа лошади труп, посчитал видно человечину куда более лакомым кусочком, чем конину, и, разинув, ощерившуюся гнилыми зубами, пасть и продемонстрировав обвисшую на них слюну или весть, какую вязкую жидкость, бросился на её оставшееся без прикрытия бедро. Топаз понимала, что не успеет отразить этот удар, а точнее укус, и посланный ею в другую сторону меч вслепую достал свою цель, но вернуться на эту сторону уже не успевал.

Существо, некогда вероятно бывшее парнишкой лет шестнадцати, с удовольствием вонзило свои раскрошенные и изъеденные временем и червями зубы в длинную девичью ножку…. В коей и оставил всю свою челюсть, зависшую в воздухе в каком–то сантиметре от самой ноги. Не понимающе заворочавшись по сторонам, он наткнулся на прямой взгляд Кия и тоже, как и его собратья до него, только на этот раз без применения боевых пульсаров, рассыпался в смертный прах. Челюсть отправилась вслед за своим бесславным хозяином.

— Я и сам давно мечтал это сделать. — Послышался насмешливый голос за спиной.

— Алгорн. — Топаз возмущённо.

— Алгорн. — Кий укоризненно.

— А что я такого сказал? — Алгорн невозмутимо пожал плечами. — Только правду.

— Спасибо, Кий. — Поблагодарила Топаз, ощупывая нетронутую ногу.

Но расслабляться им никто права не давал, так что пришлось продолжать нудный бой и далее.

И вот, когда силы были уже на исходе, всем стало грустно, а настроение было на нуле, откуда–то из вне послышался громкий топот копыт.

— Что за….

Вслед за топотом раздалось громкое мычание, сам топот усилился, ошеломляя своим грохотом, и мимо, прямо по источавшим гниение трупам, промчалось стадо коров, голов так в сорок–пятьдесят. Похоже, страх гонимый их, превышал страх перед разлагающимися мертвяками. Вот тут–то, если коровы и не смели все трупы, то, по крайней мере, открыли прекрасный проход для прохождения трёх лошадей и одного серого ослика, что до сих пор смирно стоял, вклинившись между двумя лошадьми.

Полчища мертвяков остались погребёнными под копытами деревенских Бурёнок. Кий, Алгорн и Топаз не стали терять времени даром и устремились за сверкающими копытами стремительно уносящих ноги коровок.

— Где…, но откуда она их столько понабрала? — Удивлённо воскликнула Топаз.

— Кто? — Не понял Алгорн, усердно улепётывая по образовавшемуся коридору, от вновь вырастающих из–под земли трупов, но их медлительность теперь срабатывала им отнюдь не на руку.

Топаз кивнула куда–то в бок. И, проследив за её взглядом, Алгорн и Кий увидели бегущую чуть впереди и справа парду, что, то и дело, догоняла очередную Бурёнку и хватала её за рыжий или пятнистый бок или соблазнительное для хищников бёдрышко.

— Я же говорила. Вот она, наша спасительница.

— Ничего себе. — Прокричал оживающий Кий. — Не думал, что эта пакость растянулась на такое расстояние. Кстати, на счёт Гелео, Топаз, беру свои слова обратно.

— Вот ей самой об этом и скажешь. — Прокричала девушка в ответ.

Мертвяки и, правда, растянулись на порядочное расстояние, заполонив собой всю округу. Но вскоре их ряды не только поредели, но и совсем растворились.

Коровы, истошно мыча, ещё пронеслись по инерции какое–то расстояние. Затем, немного побродив, испуганно озираясь, наконец–то успокоились, и принялись, не спеша, пережёвывать травку.

Алгорн, Топаз и Кий остановились, лошади нервно фыркали и перебирали ногами, ослик негромко иакал. Девушка потрепала свою за загривок.

— Ну, ничего, моя хорошая, вроде как всё обошлось. Да, Кий, или нам ещё стоит ждать сюрпризов?

Кий настороженно обернулся.

— Вообще–то они не должны уходить далеко от кладбища, но лучше бы нам поскорее убраться отсюда подобру, да поздорову, а то мало ли что ещё.

— Пойдём в обход, не желаю натолкнуться даже на жалкие остатки этого полчища. — Заявил Алгорн.

Топаз спрыгнула с лошади и обняла за шею подоспевшую Гелео.

— Гелео, милая моя, спасибо тебе, подружка, за помощь. Без тебя бы мы совсем пропали.

Кошка довольно заурчала и уткнулась девушке в подмышку.

— Хватит любезничать, Топаз, ночь ведь хоть и ясная, но ещё в самом разгаре. — Предупредил Кий.

Топаз последний раз провела рукой по пятнистой макушке, поднялась и резво вскочила в седло.

— Как ты, приятель, живой? — Спросила она у Кровопийцы, поглаживая рыжую голову.

— Точнее еле живой. — Уточнил Кий. — Его укачало.

Парень приблизился к лошади Топаз вплотную и, положив ладонь на лоб кота, тихо что–то прошептал.

Кровопийца наконец–то жалобно мяукнул.

— Теперь будет жить ещё долго и счастливо, если мы в целости и сохранности доберёмся до цели нашего пути, конечно.

— Доберёмся, куда мы денемся. — Ободряюще улыбнулась Топаз. — А вот ты, лекарь, выглядишь, я бы сказала, и в самом деле хреново. Без жалости на тебя и не взглянешь.

На Кия и вправду было страшно смотреть. Осунувшийся, с чёрными кругами под глазами, он очень сильно напоминал живой труп, родной брат тех, от кого им только что приходилось так усердно улепётывать. Это было явственно видно даже при свете полной луны и единственного светлячка запущенного над их головами заботливым лекарем.

— На вот хоть краюху хлеба пожуй, слышала, это вам весьма помогает, особенно при потере магических сил.

— Я давно уже полноценно не пополнял магический резерв. — Виновато пожаловался Кий, но краюху принял с благодарностью и тут же принялся ею хрустеть.

— А мне? — Спросил проголодавшийся от испытываемого страха Алгорн.

— А ты сначала колдовать научись, а потом свой резерв израсходуй, а там может мы с тобой и поделимся. — Заключила Топаз, доставая ещё один кусок хлеба и с жадностью надкусывая его.

— Топаз! — Жалостливо взмолился бывший разбойник.

— Да на, бери свою долю, пожалуйста, я просто пошутила.

Они, не спеша, ехали вперёд, сопровождаемые магическим огоньком и ведомые бегущей впереди пардой. Почему–то сейчас, как никогда раньше, им хотелось доверять своей подруге из мира диких животных, и она оправдала их ожидания, выведя их из редкого леска, где затерялись жующие жвачку коровы, в чистое поле, где они сразу же почувствовали себя спокойнее.

— Ну, что, будем останавливаться на ночлег? — Неуверенно поинтересовался Кий.

— Нет уж. — Запротестовал Алгорн.

— Нет, лучше утром выспимся. — Поддержала его Топаз.

Её предложение на счёт сна по утру, было воспринято на ура и не каких нареканий за собой не обнаружило.

— Кий, послушай, — произнесла девушка, — а эти мертвяки, они не нападут на близлежащую деревню?

— Нашла о чём беспокоиться, лучше бы радовалась, что сами ноги унесли. — Недовольно проворчал Алгорн.

Кий же с большим пониманием отнёсся к беспокойству девушки.

— Не думаю, хотя с полной уверенностью и не рискну утверждать обратное. Скорее всего, максимум, что произойдёт, так это то, что они не покинут место кладбища, а его они ни за что не покинут, это уж точно, проверено временем, а будут бродить по нему, а нет, так, может, и совсем испарятся, а что до солнечных лучей, так они их вообще испепелят, если только те не успеют спрятаться, вероятнее всего… под землю. Конечно, если они нарвутся на одинокого прохожего, то я ему или ей не позавидую, но ведь нормальные люди ночами по кладбищам не шастают. Ведь так?

— Ага, там только такие придурки, как мы, бродят. — Согласился Алгорн.

— Но мы же не знали, что это кладбище. — Позволила себе не согласиться Топаз.

— Не знали. — Подтвердил Кий.

— А где твои хвалёные инстинкты, лекарь, да и ты своими, Топаз, бывало, хвасталась. А в итоге обычная дикая кошка обошла нас всех вместе взятых и по подозрительности, и по уму, и по сообразительности.

Гелео, хоть и довольно выслушала похвалу, всё же ворчливо зашипела.

Топаз и Кий пристыжено промолчали.

— Да и, кстати, Топаз, я тебя прощаю. — Неожиданно выдал Алгорн.

— Не поняла о чём это ты? — Искренне удивилась девушка, уже давно позабыв о своих брошенных в предсмертном страхе словах.

— Но ты же сама просила прощение, там, посреди мертвяков? Забыла что ли?

— Вот вспомнил ещё. Да мало ли о чём слабая женщина может вякнуть в минуту опасности или душевной слабости. — Топаз беспечно пожала плечами.

Кий по своему обыкновению криво усмехнулся, покачав головой.

Алгорн только выпучил глаза, у него не было слов, остались одни только эмоции. На том и порешили, дальше ехав молча.

Давно уже осталось позади святилище Скотьего Бога. Топаз уговорила друзей ещё раз заехать туда, чтобы снова увидеть Волоса, что они и сделали, да вот только Змея на месте не оказалось и, судя по многочисленной пустой скорлупе и опустевшей бадье, некогда наполненной молоком, он уже здесь недавно побывал, а значит, вернётся ещё не скоро.

И вот теперь они миновали уже даже ту горелую театральную постановку, что некогда устроили специально для них тёмные силы. Остановившись на том месте, где они повстречали медведя, это место им казалось особенным, окрещённым богами, так как медведица является зооморфным обликом Богини Макоши, а, судя потому, что она не пускала их на место ловушки, то вполне возможно, что тогда им явилась сама богиня, а не просто лесной хищник. Здесь неподалёку путники принялись подготавливать лагерь ко сну.

Алгорн натаскал дров, Топаз занималась ужином, а Кий что–то творил, нашёптывая и поводя своей крошечной секирой. Его никто не отвлекал, наивно пологая, что он готовит какую–то новую защиту для ночного отдыха. На самом же деле, лекарь, таким образом, просто отлынивал от работы, но не специально, а как бы случайно, просто сел вспоминать старые заклинания, да так и забылся, перекручивая их в голове, да изредка бурча что–то себе под нос. Опомнился он только тогда, когда в воздухе аппетитно запахло мясом жареной косули, что притащила добычливая Гелео, и только тут заметил, какие на привале произошли перемены. Костёр, от которого и распространялся тот самый аппетитный аромат, горел на славу, чуть в стороне от него лежала целая гора сухих веток, три одеяла были расстелены одно подле другого. Лошадей перевязали поближе к костру, к вбитым в землю колышкам, у морды каждой лежала охапка свежей травы, так сказать про запас, так бы только Топаз постаралась.

— Вот он, очнулся тунеядец, стоило только жареным запахнуть. — Пробурчал Алгорн, таким образом, встретив шевеления Кия.

Лекарь смущённо зарделся, как не тронутая девица при первом поцелуе.

— Отстань от него, Алгорн, — заступилась за друга Топаз, — не видишь что ли, человек работал, заклинания плёл для нашего с тобой спокойного ночлега.

От этого Кий ещё больше смутился, но признаться в том, что и в самом деле стунеядничал не смог.

— Что–то я не вижу, чтобы он тут свои чёрточки чертил, как обычно, стало быть, не ворожил. — Ни как не унимался Алгорн. — Ну чего молчишь, колдунишка? Или язык проглотил, два часа к ряду свою ворожбу читая?

— Алгорн. — Шикнула на него Топаз.

Но Кий, продолжая чувствовать свою вину, так же молча поднялся, решив, что за свою увлечённость магией, просто обязан ещё до ужина установить защитный барьер.

Топаз проводила его сочувствующим взглядом, а Алгорн чуть не получил заслуженную или не очень затрещину, но блеснул свой молниеносной реакцией и шутливо увернулся.

— Реакция хорошая, дети будут. — Констатировала Топаз сей факт, устало махнув рукой.

Алгорн расплылся в улыбке.

— А как на счёт совместных? — Поигрывая бровями, спросил он.

— Перебьёшься. — Топаз растянулась на своём одеяле в ожидании колдующего спутника.

Вскоре лекарь вернулся, и они приступили к трапезе.

На постоялом дворе остановились уже у знакомого хозяина. Тот пытался всячески угодить желанным постояльцам, но вот плату за жильё на этот раз взял по полной программе, так как времени после их последнего посещения прошло ещё не много, и от клиентов отбоя не было, так что и сбрасывать цену ему не было резона. Правда еду, он всё же подал вкусную и бесплатно, выразив большую надежду, что предприимчивые клиенты задержаться у него на несколько деньков. Тут как раз несколько торговцев искали образованного человека письмецо наклепать, а у градоправителя нынче совсем поясница разболелась. Не поможете ли «нуждающимся»? Может мальца своего за ними послать, так он мигом? Лишние денежки ведь никогда и не кому ещё не помешали, разве не так?

Предприимчивый Алгорн тут же подхватил эту идею, деньжатами разжиться им бы и вправду не помешало, вот только как быть, деньги деньгами, а за комнаты ведь тоже платить надобно, да ещё кушанье, а это ведь всё лишние расходы. Ай, ладно обойдутся как–нибудь и без подработки.

Горестно вздохнув, хозяин предложил троице постояльцев обосноваться в его комнатах бесплатно, но только дал им на этот раз не три комнаты, а две, как говорится, мальчики налево, девочки направо. Комнаты находились рядышком и двери их выходили друг на друга. И чего только не сделаешь для дальнейшего процветания своего бизнеса?

— Ну, ты, Алгорн, молодец, выдурил всё–таки бесплатное проживание. — Восхищённо покачал головой Кий.

— А что он жмотится? Мы тут побыли и уехали, а его захудалый двор с такими–то постояльцами живо в пятизвёздочный отель превратится.

— А что это такое? — Заинтересовалась Топаз, которой не чуждо было женское любопытство.

— А чтоб я знал, просто всплыло в памяти. — Отмахнулся разбойник. — Вот жалко только, что мне придётся комнату с тобой, хмырь, делить.

— Ты чего это обзываешься? — Обиделся Кий.

— Да просто так, лично я, конечно, не имею ничего против твоего общества, да вот только ночь предпочёл бы провести с Топаз, или какой другой девицей, на крайний случай. Слушайте, — произнёс он вдруг заговорщически, — а, может быть, вы на крайняк вместе переночуете? Только, Кий, как друга прошу, к Топаз приставать, не сметь, ни–ни.

— Да пошёл ты! — Взбеленилась Топаз. — Может, ты мне ещё и бабу какую под бок подложишь?

— И что вы меня сегодня оскорбляете? — Спокойно произнёс Кий, облокотившись на спинку. — Один хмырём, другая бабой нарекли.

— Прости, Кий, — Топаз накрыла руку лекаря своей ладонью, — я не хотела тебя обидеть….

— Ага, это она на меня покушалась, а с меня как с гуся вода. — Улыбнулся Алгорн, продемонстрировав свои белоснежные тридцать два зуба.

Вскоре подошли приведённые мальчишкой просители. Топаз принялась тут же составлять за столом нужные бумаги, а Кий пошёл вслед за провожатым в дом главы поселения, чтобы лечить тамошнего главу. Алгорн решил воспользоваться моментом и, несколько раз подмигнув засмущавшейся служанке, поволок её на второй этаж в их совместную с Кием комнату.

Топаз покачала головой. Нет, Алгорн точно не исправим, и любовь ему для влюблённости не помеха.

 

Глава 17 Жертва Алгорна

Следующую небольшую, но очень гостеприимную, деревушку им пришлось проезжать уже через несколько дней. Дело то приключилось ближе к полудню, потому они решили, что останавливаться им там не стоит, тем более что они и так уже потеряли слишком много времени, заколачивая деньги на постоялом дворе, пополняя свои финансы, которые, что вполне очевидно, уже во всю пели романсы. А дабы не вызвать у селян очередного желания пригласить гостей на обед, ужин и последующее за этим распитие спиртных напитков и не очень, маленькая компания объехала его по небольшой дуге и прямиком поскакала к приближающимся горам.

Горы всех их обдали завораживающими воспоминаниями. Для Гелео это была боль и близкая смерть, для Алгорна уйма наслаждений и стыд от боязни высоты, для Топаз встреча с незнакомыми друзьями, для Кия красоты природы и невероятная близость с ней. Но, несмотря на разность воспоминаний и прошлых впечатлений, в горы почему–то не хотелось ехать никому, хотя поехали все без исключения и без единого писка. Так было ближе, да и дорожка проторённей.

Как это ни странно, но за целый день, проведённый в горах, на их драгоценные жизни никто не покушался, да и сами горы не шибко–то стремились заманить их в свои многочисленные ловушки. Так произошло и на второй день, и на третий, и на пятый. Вокруг лишь тишь, да гладь, да божья благодать, разве что только похолодало, так ведь что поделаешь, осень на дворе, а в горах и без того не шибко жарко было, особенно на соответствующей высоте.

Подозрительный Кий снова стал сокрушаться по поводу не хорошей тишины, словно им по всей дороге только и попадались, что оборотни, упыри, да разбойники с грабителями. Да, попадались, не спорю, но между этими набегами тоже зачастую выдавались и спокойные деньки, которые Кий тут же всенепременно называл подозрительными, хотя, в принципе, может быть, он был и прав. Ведь на то он и маг, пусть и не очень сильный, но поддерживаемый богами, чтобы чувствовать, что где–то начинает замышляться заговор против него и его друзей.

Вообще–то тишина вокруг действительно могла показаться подозрительной. Как–то слишком уж тихо было кругом. Знаете, как затишье перед бурей? Обманное впечатление. Нечто подобное вечно встречалось с нашими героями. Но ничего по–прежнему не происходило, и наши путники мало помалу стали успокаиваться, и только Кий иногда бросал через плечо осторожные взгляды. Алгорн изредка посмеивался над ним, и если вначале вроде бы даже стал к нему прислушиваться, то теперь несколько расслабился, считая все опасения Кия «набиванием себе цены». Хотя он и сам толком не мог ответить, для чего это ему было нужно, а вот для кого и так всем было ясно. Топаз всенепременно заступалась за лекаря и настаивала, чтобы разбойник оставил его в покое. На что Кий просил её поберечь нервы, ведь она ещё так молода, а предстоящую долгую жизнь ей ещё только предстояло сделать счастливой. А болван, он и есть болван, одним словом языкастый шут.

Со своими шутками и обвинениями Алгорн заткнулся только тогда, когда они проезжали мимо того места, где Топаз чуть не свалилась в пропасть, раз и навсегда чуть не поставив конечную точку в этой смутной истории.

Несмотря на то, что в отличие от него, более тактичные друзья не чем не выдали своих чувств и даже, вопреки его постоянной болтовне, не разу его не упрекнули, он чувствовал себя неудобно. Положительным моментом тут оказалось лишь то, что хоть пару часов им удалось от него отдохнуть, а потом упрёки и обвинения возобновились с новой силой. Но в этом был весь Алгорн, и они любили его таким, каким он был.

— А помните, как вы тут спрыгнули? — Хохотнул Алгорн, боясь подойти к краю и заглянуть вниз, что Кий и Топаз первостепенно проделали.

— А ведь высоко. — Протянул Кий.

— И как только мы раньше этого не заметили? — Согласилась Топаз.

— Я то заметил, но ты так уверенно предлагала прыгать и весомо тянула за руку, что я просто тебе доверился. А теперь вот смотрю и думаю, и как это мы с тобой не убились? А ведь могли бы шеи свернуть.

— Прости, просто тогда мне это казалось наиболее приемлемым вариантом. — Виновато пожала плечами Топаз, улыбаясь.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, так что тебе не за что просить прощение, а вот чем бы окончилось наше с ними тогдашнее знакомство ещё не известно. К тому же у меня есть и другие причины радоваться тому прыжку. — Кий пристально взглянул на девушку, и она тут же зарделась.

— Это вы сейчас о чём? — Подозрительно спросил Алгорн.

Но они его уже не слушали, пустив лошадей вперёд и даже слегка обогнав своего извечно ворчащего друга.

— Что вы задумали, интриганы? — Поинтересовался разбойник.

— Просто едем вперёд, как ранее и было запланировано, и вовсе никто не собирается покушаться на твою воображаемую разбойничью империю. Никакими интригами тут и не пахнет, уж поверь мне. — Улыбнулась Топаз. — И перестань ворчать, Алгорн, жизнь так прекрасна и ты в этом убеждаешься гораздо чаще нас с Кием, буквально в каждом населённом пункте и не по разу.

— А если мне этого мало, ведь мы порой по нескольку недель людей не встречаем. — Проворчал разбойник.

— Тогда надо было брать с собой Проклу. — Запоздало посоветовала Топаз.

Алгорн тут же заткнулся, представляя, как женится на высокой полногрудой Прокле, как она расползается с годами вширь, неизменно соединяя свои пышные формы в одну сплошную пышную форму, форму шара. Как её розовощёкое улыбчивое лицо каждый день встречает его у порога, едва помещаясь в дверном проёме, а он с лопатой возвращается домой после разбрасывания свежего навоза. От неё приятно пахнет выпечкой, а от него потом и гавном, коровьим, разумеется. Под ногами бегают пузатые розовощёкие малыши. Сейчас он пообедает, а потом ему ещё предстоит наколоть дров, наносить воды, пропахать огород, и хрен знает что ещё. Но самое главное, что по ночам ему больше не придётся игриво обхватывать вожделенный девичий стан, а, силясь обхватить хоть какую–то часть тела своей необъятной жены, он будет краснеть и пыхтеть от натуги. В то время как полногрудые соседские дочки будут с фырканьем проходить мимо оседлого отца семейства и шалить по амбарам и сеновалам с подобными ему, до женитьбы, юнцами и моложавыми холостяками, охотниками до приключений и нетронутых девичьих тел.

— Не-а. — Неожиданно крякнул Алгорн, когда все уже давно и думать о нём забыли, уйдя с головой в череду своих собственных воспоминаний.

Друзья взглянули на него с удивлением, но промолчали, в отличие от самого Алгорна, уважая свободу мысли.

— Ну, что, хочешь навестить своих подружек, или потерпишь до деревни, до той самой, где тебе грозились зад вилами порвать? Может, тамошняя бывшая девица так в невестах и засиделась, после твоих–то похождений. Это ж надо додуматься, невесту у жениха на сеновале опрокинуть. И чью невесту–то? Кузнеца. — Нравоучительно произнесла Топаз.

— Да она сама была не прочь, я же её не насиловал. Сама начала, у меня нет опыта, нет опыта, может, поделишься, а то, мол, не знаю, как себя с будущим мужем вести. Её дело предложить, моё дело согласиться. Что я виноват, что краше её рыжего жениха оказался. — Алгорн с очевидным достоинством с любовью провёл по своим залихватским усам. Затем подобострастно обратился к друзьям. — Ребят, а может, обойдём бочком ту деревню? Думаю, страсти ещё не совсем улеглись, мне б туда, наверное, лучше не соваться.

— Ну, ты кобель, — засмеялась Топаз, — сначала натворишь дел, а потом сам не знаешь в какие кусты бечь от погони.

— Да, я такой. — Печально вздохнул Алгорн. — И в этом моё проклятье.

— Да обойдём мы твою деревню, не переживай. — Произнёс Кий. — Топаз, не мучь парня.

— Заступничек выискался, да он сам кого хочешь замучает. — Откликнулась девушка.

Алгорн с вымученным лицом повернулся за поддержкой к Кию. Кий же махнул на них рукой.

— Милые бранятся, только тешатся.

Алгорн тут же подхватил эту фразу и стал приставать к Топаз, то и дело, называя её милой. В конце концов, та не выдержала и гневно выкрикнула.

— Кий!

Ведь именно он заварил всю эту кашу на счёт милых.

Кий сделал притворно–невинное лицо и как можно непринуждённей спросил.

— Может быть, пора подумать о ночлеге?

К слову говоря, о ночлеге и, правда, пора уже было подумать.

Так что, выбрав место поуютнее, да поспокойнее, насколько вообще можно было найти такое в крутых горах, славящихся своими вершинами и обрывами, они приступили к однообразному приготовлению ко сну. Натаскали дров, разложили костёр, поджарили мясо, поделили оставшийся ломтик сыра и краюху хлеба, заварили чая из собранных листьев. Всё это уговорили в считанные мгновения. Расстелили одеяла, вплотную одно к другому, и повалились спать, сложившись в бесформенную кучу, из трёх человеческих тех и двух кошачьих, большого и маленького. Кий перед этим всенепременно обвёл место стоянки магической защитой, а Алгорн, пока Топаз кормила кошек, а точнее Кровопийцу, так как Гелео и сама могла, кого хочешь, накормить, ещё раз проверил привязь лошадей и одинокого серого ослика.

Заснули все быстро, за день, замаявшись то и дело взбираться по горным уступам. Каждому снился свой сон, кому–то хороший и добрый, кому–то не очень.

Топаз же видела свою мать, по крайней мере, так ей казалось, потому, как большинство её детских воспоминаний было размыто временем и истёрто слишком юным возрастом на момент их расставания. Но юная женщина, взирающая на неё с нежностью, улыбалась, протягивала руки, в попытках обнять и что–то быстро говорила, но Топаз так и не смогла разобрать что именно. Она вообще ничего не слышала. Мгновение спустя безмятежное лицо матери скривилось от ужаса, она посмотрела в сторону и закричала, пытаясь защититься руками. Крика её опять не было слышно, только искажённое болью и паническим страхом лицо стояло перед глазами.

Топаз попыталась повернуться, чтобы увидеть то, что видела она, но это ей не удалось. Она словно бы смотрела на картину и могла видеть только то, что ей показывали и, как бы не пыталась заглянуть за угол, но это ей по–прежнему не удавалось.

Неожиданно прыснувшая кровь обдала лик матери тёмно–красным фонтаном, и, грубо оттолкнув оседающее тело, на её месте появилось знакомое лицо Беззубого выше кровавого разреза и всё его остальное тело, соответственно ниже оного.

— Заждалась, крошка.

Топаз опешила и испытала ещё больший испуг оттого, что раньше она не могла разобрать или даже просто услышать ни слова из речи матери, а теперь его слова словно набат колокола прорезали ночную тишину.

— Скоро я приду за тобой, очень жаль, что не получалось сделать этого раньше.

И он зловеще засмеялся, громко настолько, что, казалось, содрогнулись небеса.

Топаз не смогла оставить без ответа столь наглое внедрение в её столь умиротворяющий сон, и ответила громко и со вкусом, на всю силу лёгких, на какую только была способна. Уже прогоняя оставшиеся осколки сна, девушка краем глаза уловила, как залитое кровью красивое лицо матери сползает как маска, а что оказалось под ней, Топаз так и не успела разглядеть, полностью проснувшись. Но разве это не достойный повод для того, чтобы оглушить окрестности ещё одним громогласным визгом?

Друзья проснулись сразу. При чём если мужчины мгновенно похватались за мечи, а Кий ещё вдобавок и сотворил пульсар, и стали с беспокойством осматриваться по сторонам, а, поняв, что внешняя угроза им не угрожает, опустились рядом с Топаз, чтобы узнать что случилось и по возможности успокоить девушку, то кошки как выгнули спины в самом начале визга, так и остались так стоять минут двадцать. Очень жаль, что тогда никто не обратил внимания на сей факт. Хотя, в любом случае это уже ничего бы не изменило.

До рассвета так никто больше и не заснул, вышли сразу же, как только стала различима дорога. Теперь уже все были твёрдо убеждены, что лучшие времена их пути прошли, сейчас главное было как можно быстрее добраться до храма Отца, а там они уже посмотрят, что им делать и как жить дальше. Только одна беда, дорога которую им ещё только предстояло пройти, в несколько раз превышала ту часть пути, что они уже преодолели.

Что вполне естественно, подниматься к озёрам подвластным вилам они не стали. Слишком много чести для извечно хихикающих девиц, вот навестить старичка–лесовичка и Прутика, вот это бы не помешала. Ведь они обещали забрать мальчишку на обратном пути. Но когда это ещё предстояло?

Несмотря на то, что теперь Топаз боялась ложиться спать, всячески оттягивая это время, её старый враг ей больше так и не приснился. Да и засыпала она, надо сказать, с Киевой лёгкой руки, о чём сама пока не догадывалась. Алгорн такое самоуправство лекаря поддержал обеими руками, несмотря на то, что такая солидарность между ними и случалась редко, но всё же случалась.

Их общей радости не было предела, когда они, отмучившись отведённый срок, свернули наконец–то к уже знакомому, воспетому Кием и Топаз, обрыву с бурлившей где–то внизу беспокойной речушкой. Почему–то все их предчувствия были связаны с этими горами и именно от них они ожидали очередной каверзы, вернее не от них даже, а в их пределах. Потому представший перед ними вид, вызвал вдох облегчения даже у Алгорна, несмотря на то, что идти предстояло по той же узкой горной тропке, только в обратном направление.

— Свобода. — В полную грудь произнёс Алгорн, вдыхая горный воздух и мечтая как можно быстрее проскочить этот узкий перешеек и почувствовать под ногами земную твердь, а не осыпающийся щебень и горную породу.

Топаз и Кий не могли с точностью сказать, что именно имел в виду их друг, вероятнее всего, избавление от нежелательной близости высоты, но каждый из них чувствовал нечто подобное, словно это их путешествие только и состояло из этого горного перехода, а не грозило ещё многими месяцами пути, в ногу с всё быстрее распространяющейся осенью, ведь дожди участились даже в горах, не говоря уже о низменностях.

Чувство сродни эйфории распирало их изнутри и, казалось, не что не сможет помешать их общему счастью. Ан, нет!

Началось всё с того, что дорогу им преградила лужа крови. Да–да, самая обычная лужа крови, в прямом смысле этого слова.

— Что это, Кий? — Заворожено спросил Алгорн.

У них с Топаз уже давно вошло в привычку, если попадается что–то необъяснимое, перво–наперво спрашивать о происхождение этого необъяснимого у самого сведущего в этих делах человека, у лекаря.

— Смерть. — Выдохнул тот и спрыгнул с лошади, так как та, казалось, сошла с ума. Она ржала, переступая с ноги на ногу, вставала на дыбы, вырывалась, что, в конце концов, ей всё же удалось.

То же самое творилось и с двумя другими лошадьми. Лошади Топаз удалось вырваться сразу, та едва успела выхватить истошно вопящего Кровопийцу из седельной сумки, Алгорн же пока какими–то необъяснимыми усилиями сдерживал свою и даже оставался сидеть верхом. Хотя такой порядок дел сохранился ненадолго и вскоре он подошёл к друзьям, прихрамывая и потирая пятую точку.

Ослик, хоть и вёл себя гораздо спокойнее, но по–прежнему оставался привязанным к луке Киева седла, так что он ускакал вместе с лошадьми, хотя и вопреки своему желанию, несколько сдерживая тем самым стремившуюся поскорее убраться отсюда лошадь.

— Плакали наши денежки, насколько я понимаю. И думал же ведь, что в кармане их держать надо, а не в сумке. — Алгорн с досадой смотрел вслед улепётывающим лошадям. — И чего это они с ума сошли? Никак ты, лекарь, какое слово не то сказал. Хотя смерть для всех ничего хорошего не означает, так ведь не улепётывать же только при одном её упоминании.

— Слово тут не при чём, просто они, так же как и я и Гелео и Кровопийца, почувствовали истинную смерть, что пришла за нами и сейчас преграждает нам дальнейшую дорогу. — Смиренно произнёс Кий.

Кошки, выгнувшиеся дугой, шипя, уставились в пустоту перед собой, одна стоя рядом с людьми, второй, по–прежнему сидя у Топаз на руках.

— Лично я ничего не вижу. — Запротестовал Алгорн.

— Ты видишь, но видишь просто кровь, но не смерть, как когда–то красавицу вместо старухи. — Отрезал Кий.

Алгорн тут же заткнулся, попытался приглядеться получше к расплывающемуся пятну, но ничего нового так и не увидел.

— Вот херня. — Только и вымолвил он.

Пятно неожиданно забурлило и начало не расплываться, а втягиваться, но не исчезать, а расти в высоту, и спустя мгновение перед ними возник уже видимый всеми ухмыляющийся Беззубый Патрон, через узкую щелку, на глотке которого сочилась и стекала под промокшую уже рубаху всё та же кровь.

— Ну, и гадкая рожа. — Не сдержался Алгорн, скривившись в брезгливой гримасе, по–видимому, одних слов ему показалось маловато.

Но Беззубый не обиделся, для него словно вообще никого рядом не было и ни что его не интересовало в этом мире, кроме Топаз, которая тут же от неожиданности и страха выпустила кота из рук. Благо, что он всё же котом и был, потому и приземлился без ущерба для своего здоровья на все свои четыре лапы. Топаз бросила на него извиняющийся взгляд, но лишь на мгновение, и снова вернулась к исконному своему врагу.

— Вот мы и встретились вновь.

Топаз забила крупная дрожь, но это не помешало ей вытащить свой меч и более или менее уверенно сжать его в ладонях.

— Скотина, сволочь. — Визгливо выкрикнула девушка.

— Попробуешь напоследок ещё раз удовлетворить мою плоть, маленькая шлюшка? — Невозмутимо вопросил тот.

Злость и ненависть пересилили страх и девушка, неожиданно для всех остальных, ринувшись вперёд, полосонула по ненавистному врагу мечом. Но тщетно!

Во все стороны брызнула кровь, но не из новой раны, а всё из того же перерезанного горла, когда голова слегка откинулась назад при громогласном хохоте.

— Ты что же ещё не поняла, дурочка, что не сможешь мне причинить большего зла, чем уже причинила. А вот я как раз таки, наоборот, очень даже могу. — Он с размаху саданул её по лицу.

Топаз отлетела в сторону, выронив меч и сложившись пополам. Когда она откинула волосы назад, то лицо её украшал красный след от звонкой оплеухи, губа мгновенно распухла и окрасилась кровью.

В глазах полыхал безумный огонёк, обречённость и ненависть в них полностью сменили страх. Так значит, всё же это конец? Смерть стала неизбежной, и жить осталось считанные минуты или даже секунды? Чего бояться, если жизнь твоя уже предрешена, а до смерти осталось всего лишь мгновение?

Кий один за другим пускал боевые пульсары, но они проходили насквозь окровавленного тела, Патрон словно и вовсе не замечал их. Алгорн бросившийся на защиту Топаз, насквозь проскочил её обидчика и чуть не свалился в обрыв позади него. Гелео, шипя и пригибаясь, волчком крутилась вокруг Топаз, по–честному пытаясь отпугнуть врага. Но он либо на самом деле их не видел, либо просто тщательно делал вид, что, впрочем, не имело особой разницы, ибо никакой существенной помощи они девушке оказать не могли.

Она же в свою очередь тоже словно забыла о существование друзей. Обходя Беззубого стороной, смотря на него исподлобья, она тихо спросила:

— Что тебе от меня нужно, скотина?

— Всё, — криво улыбнулся тот в ответ. — Мне нужна вся ты, то есть твоя жизнь и твоя смерть. Мне поручили убить тебя, и я с большим удовольствием это сделаю. Вот только быстрая смерть слишком просто для тебя, а мне в первую очередь нужна твоя боль и страх. Ведь ты боишься меня…, Девочка?

Топаз аж всю передёрнуло от смеси ненависти, злобы и отвращения. Но страха, как это не странно, в ней больше не было, по крайней мере, она не чувствовала его. Загнанный в угол заяц, может скакнуть и на волка, а до смерти перепуганная крыса не прочь отгрызть неосторожной кошке лапу. Вот и Топаз сейчас чувствовала что угодно, но только не страх.

— Не дождёшься. — Фыркнула она.

На мгновение его лицо вытянулось от удивления, но лишь на мгновение.

— Лжёшь. В глубине своей души ты панически боишься меня. Изнутри тебя душит страх и воспоминания. Боль. Я ведь уже причинял тебе боль, крошка? Тебе это нравилось?

— Единственное что мне понравилось из всего связанного с тобой, так это вот это. — Топаз вытянула язык и трагически провела ребром ладони по горлу, скосив глаза. — Очень жаль, что я не додумалась перерезать тебе ещё что–нибудь, просто так, для профилактики изнасилований, в общем. Это было бы хорошим тонким намёком всем тем ублюдкам, что нашли бы тебя в таком состоянии, и предтечей того, что их, возможно, ждёт в будущем, если они слишком уж часто будут снимать штаны и трусить своими прелестями направо и налево. Девицы ведь разные попадаются.

— Да, но мне это больше не грозит. — Ухмыльнулся он.

— Спорим? — Не унималась Топаз, хоть и понимала всю тщетность этого спора.

— А что с тобой спорить, если ты не можешь ко мне и пальцем прикоснуться. А вот я, напротив, могу делать с твоим телом всё что захочу. — Таинственным шёпотом произнёс он.

Топаз не смогла сдержаться, и её лицо слегка передёрнуло.

— Что проняло? — Совсем уж развеселившись, заржал он. — Скоро ты поймёшь, на что я способен в своей мести. А знаешь, что самое смешное? Это то, что ты действительно ничего не можешь с этим поделать. Полная безнадёга. И твои друзья ничем не могут тебе помочь, только с жалостью или с интересом будут наблюдать за всеми теми штуками, что я буду с тобой проделывать.

Значит, он всё–таки видел её друзей, отметила Топаз. И в этот самый момент, он как котёнка поднял её за шкирки и швырнул в сторону. Острая боль в голове и новая струйка крови заструилась теперь уже по виску. Но неожиданно она покрылась коркой, края раны неуверенно стянулись, и боль внезапно исчезла. Мысленно поблагодарив лекаря, Топаз не стала отвлекаться и искать его взглядом, только поднялась, продолжая следить за своим врагом.

— Хоть это я ещё могу для неё сделать. — Пробормотал Кий, внимательно следивший за двумя поединщиками, если так вообще можно было сказать, так как один из них, а точнее одна, была просто игрушкой в руках другого, и сколько этот односторонний бой будет продолжаться, точно не мог сказать никто, но ясно было одно, продолжаться он будет до смерти, а раз один из них уже был мёртв, то не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чья следующая очередь.

После нескольких бесполезных попыток хоть как–то помочь Топаз, Кий и Алгорн застыли чуть в стороне, наблюдая за её бесстрастным разговором со своим будущим палачом.

— Мы хоть что–нибудь можем сделать, Кий? — С болью в голосе спросил Алгорн.

— Нет, не думаю, не знаю. Я не могу понять кто он, просто смерть окутывает его. Он не мертвяк, не упырь, скорее призрак, жаждущий отмщения или специально для этой цели… не то чтобы воскрешённый, а просто так и не умерший до конца. Бороться с ним на равных вероятно сможет, наверное, лишь такой же не умерший мертвец, как и он. Призрак.

— Не умерший мертвец, призрак. — Задумчиво прошептал Алгорн, затем повернулся к другу. — Ты хороший парень, Кий, береги её и скажи ей, что я её по–настоящему сильно любил, и буду любить вечно…, несмотря на всех тех баб, что она заставала в моей постели.

— Ты что задумал, Алгорн? — Подозрительно спросил Кий.

— Увидишь, приятель. — Алгорн улыбнулся, подмигнул лекарю, и дружески хлопнул его по плечу. — Не обижай её.

— Алгорн.

Но тот уже твёрдо шёл вперёд, не оглядываясь ни на Кия, ни на Топаз, ни на неотступно за ним семенившую, видно почувствовавшую что–то неладное, жалобно мяукающую Гелео. У него была своя цель, иная.

Только когда Алгорн отошёл на соответствующее расстояние, он достал из рукава маленькую секиру Кий. Криво усмехнувшись, он поднял оружие вверх, и оно принялось расти у него на глазах.

— Моя секира. — Прошептал Кий и машинально дотронулся до плеча, так вот почему он почувствовал тревогу, когда Алгорн вроде по–дружески дотронулся до его плеча. — Он меня обокрал, мошенник.

Словно услышав его, Алгорн обернулся и улыбнулся, затем кинул прощальный взгляд на Топаз и повернулся к обрыву. Он стал что–то говорить, но что именно Кий не расслышал. К тому же ему пришлось повернуться к Топаз, у той появилась новая царапина через всё лицо и достаточно глубокая. Кий залечил и её.

Беззубый не торопился сразу её убивать, он играл с ней как кошка с мышкой, получая от этого, как и всегда раньше, некое садистское удовлетворение, вот только результат в итоге, будет всё равно один и тот же. Топаз это прекрасно понимала, и пока это её вполне устраивало. Она надеялась, что, может быть, ещё не всё потерянно и что–то вот–вот случится, вот–вот произойдёт, став её спасением. Но то, что произошло в последствии, спустя каких–то несколько минут, и стало её избавлением от неминуемой гибели, она, ну, ни как, не ожидала, но не зависимо от её желаний это всё же произошло и спасло её жизнь на этот раз, но такой ценой, на которую сама Топаз была не согласна. Но разве кто–то спрашивал её на то согласия?

— Перун, знаю, теперь твои молнии могут убивать, не то, что раньше. И я прошу у тебя смерти. — Громко произнёс Алгорн. — Я приношу себя в жертву твоему могуществу ради спасения той, которую люблю всем сердцем. Порази моё бренное тело и верни душу на землю, для сохранения её жизни, сотворения мира во всём мире, для покорения зла.

Алгорн сотворил над собой Солнечный Крест, давно уже этому научился, последствия общения с Кием и Топаз, и стал ждать. Вначале ему показалось, что просьба его так и осталась не услышанной, ничего с ним не произойдёт, и он уже было, даже собрался спрыгнуть вниз, чтобы по своему вершить правосудие. Но неожиданно, с полностью ясного неба, криво спустилась остроконечная молния, и грянул гром, и небосвод треснул, и запылали в разные стороны огненные сполохи молний. И вот одна, самая резвая из них, яростно блеснула, устремившись вниз, и своим ударом поразила Алгорна прямо в самое сердце.

Все, включая и равнодушного Беззубого, повернулись на этот звук и на крик Алгорна, раздавшийся мгновение спустя. Вот когда глаза Топаз по–настоящему расширились от ужаса, а Беззубого от страха, теперь и он почувствовал появление достойного соперника.

— Нет. — Топаз бросилась вперёд. Кий едва успел перехватить её за талию, но она продолжала, то ли кричать, то ли выть и при этом усиленно вырываться.

Тело Алгорна между тем стало подниматься, молния, пронзившая его насквозь, не исчезла, а пошла вверх, затягивая его за собой. Он возносился к небесам, грудь выставлена вперёд, а обвисшие ниточки руки–ноги откинуты назад и вниз.

Топаз попыталась бежать вперёд, но лекарь продолжал удерживать её, а у самого по впалым щекам струились слёзы. Девушка продолжала брыкаться, и в какой–то момент ей снова удалось вырваться. Она побежала к телу Алгорна, но, споткнувшись, упала, оцарапав руки и лицо. Подскочила и, не чувствуя боли, забыв даже о своём недавнем противнике, побежала вновь. Кий снова схватил её, но на этот раз прижал к себе так сильно, что она, как не пыталась, так и не смогла вырваться из его объятий. Её трусила крупная дрожь, лицо было искажено от душевной боли, по нему, грязному и исцарапанному, струились слёзы, изо рта вырывался звериный вой, полный горя и лишённый надежды.

Топаз проводила безжизненное тело Алгорна взглядом, пока глаза невыносимо не защемило от слёз и яркого солнечного света, вспыхнувшего вдруг посередине вечера. Сквозь эту неясную пелену, ей померещились большие белоснежные крылья и тонкие длинные ноги, кажется даже, с козлиными копытцами вместо туфелек или сапожек на конце. Как только молния ушла, с неба снова грянул гром, и всё исчезло, как будто бы ничего и не было.

Когда сиё трагическое чудо испарилось, и яркий свет померк, все наконец–то опомнились. Топаз и Кий стали в беспокойстве озираться по сторонам, ища взглядами своего недавнего врага. И он не заставил себя долго ждать. Грубо оттолкнув лекаря, Беззубый схватил Топаз за шею и приподнял над землёй.

— Что ж, к моему величайшему сожалению, придётся покончить с тобой быстро, детка. — Прошипел он ей в лицо.

Кий несколько раз в холостую рубанул по нему мечом Алгорна и впервые в жизни выругался.

— Вот хрень.

Уже подумав, что жертва Алгорна так и остался ни чем неоправданной смертью, они имели честь убедиться в обратном.

Неожиданно Беззубый гневно закричал, словно обернулся на кого–то, выпустил шею девушки из грубых рук и, сжимаясь и деформируясь, словно начал засасываться в некую узкую дыру, вплоть до полного своего исчезновения.

Кий подскочил к Топаз и, подняв её с земли, прижал к груди.

— Кий, Алгорн, он. — Тихо пожаловалась Топаз.

— Да, его больше нет. — Подтвердил её самые страшные опасения лекарь.

— Нет, этого не может быть, этого просто не может быть. — Простонала девушка, пытаясь вырваться из рук друга, но он держал её крепко, и у неё ничего не получилось. — Мы остались одни.

Сзади раздалось жалобное мяуканье.

Топаз наклонилась и подняла с земли Кровопийцу, по пути погладив по голове Гелео.

— Может он ещё вернётся? — С надеждой спросила девушка.

— Топаз, я не хочу тебя обманывать и тем более расстраивать ещё больше, но оттуда, куда он ушёл, не возвращаются.

— Он отдал свою жизнь за меня, но почему?

— Он любил тебя, Топаз, и ты это знаешь. Любил по–настоящему, он просил меня передать тебе это. Сказал, что будет любить тебя вечно. — Пояснил Кий.

— Я не стоила того.

— Он думал иначе.

— И это тот человек, над которым я столько насмехалась и над которым постоянно подтрунивала. — Беспомощно произнесла Топаз, машинально сжав руку на шкуре рыжего кота, пока ему не стало больно. Кровопийца мяукнул и Топаз, сделав над собой усилие, разжала руку и принялась его гладить. Возможно, она даже не поняла, что только что сделала другу больно. Все её движения были автоматическими и лишёнными смысла. — Кий, но этого просто не может быть, мы ведь столько пережили вместе, избежали стольких опасностей, и для чего? Просто чтобы вот так бесславно умереть, принесся себя в жертву недостойной этого любви.

Топаз резко развернулась и пошла прочь.

— Ты куда?

— Не знаю. — Девушка резко остановилась.

— Топаз, вечереет, наверное, нам стоит подыскать себе другое место для ночлега.

— Нет, я остаюсь здесь.

— Мы остаёмся. — Согласно кивнул лекарь.

Остались они здесь не на одну ночь, а на несколько длинных дней и ночей, что последовали одни за другими. Топаз не пожелала уходить отсюда и на второй день, и на третий, и на последующий за ним….

В течение этих дней Топаз ничего не ела, иногда засыпала, впадая в забытье, не зависимо оттого, какое это было время суток. И с каждым новым днём она твёрдо заявляла, что не уйдёт отсюда ни при каких обстоятельствах.

— Топаз, ты так доведёшь себя до изнеможения. — Ругал её Кий. — Посмотри на себя, ты уже стала смерти подобна.

— Раз он отдал за меня свою жизнь, то нечто подобное могу совершить и я. — Упрямо отвечала девушка.

— Ты хочешь сказать, что он сделал это зря.

— Да зря, его никто не просил о такой милости, и о такой жертве тоже не просил. — Выкрикнула Топаз.

— Значит, его смерть бессмысленна, как и твоя жизнь.

Топаз нахмуренно отвернулась, положив подбородок на согнутые колени.

— Моя жизнь. Ты правильно сказал, Кий, это моя жизнь, так что оставь меня.

— Топаз. — Кий опустился перед ней на колени. — Столько всего зависит от тебя. На тебя полагаются и люди и боги, почему ты не хочешь оправдать их ожидания. Неужели твоя цель состоит лишь в том, чтобы разрушить все их надежды?

— Как ты не поймёшь, Кий. Мой друг отдал за меня жизнь. Он так любил жизнь и женщин, а умер из–за меня, в самом рассвете своих сил. Я тоже не хочу жизнь после этого. — Выкрикнула девушка прямо ему в лицо.

— Так что ты предлагаешь, всем нам четырём лечь в рядочек, сложить руки…, ну, и лапы, на груди, вперев в них по цветочку? Жизнь продолжается, Топаз, хочешь ты того или нет. Я не думал, что ты настолько слаба, что не можешь понять даже этого. — В бешенстве выкрикнул Кий, резко подскакивая. — Мы все очень тоскуем по Алгорну, но в отличие от тебя, мы хотим жить.

Топаз отвернулась от него, на четвереньках отползла под защиту камня и свернулась возле него, в позе зародыша.

— Нету у меня силы и мудрости, да и твёрдость веры моей ослабевает, Почтеннейшая. — Прошептала она, прикрывая глаза. — Ваши слова насчёт того, что, то что свершиться, уже не переделать, не изменить. Вот оно и свершилось.

— Прости. — Явственно произнёс далёкий голос.

— Смогу ли!? — Сама себя или таинственную собеседницу спросила Топаз.

Тут откуда–то послышался другой, не менее далёкий, голос, журчащий, словно голос весеннего ручейка.

— Помоги нам, Топаз. Спаси наш мир. Не дай злу, смерти и холоду одолеть нас. Придёт время, и ты всё вспомнишь. — И тут же, чуть погодя. — Время пришло. Не бросай нас, Топаз.

Топаз проснулась от аппетитного запаха жареного мяса, видать Гелео снова вернулась с охоты с не пустыми руками, то есть лапами, то есть зубами.

Девушка неуверенно повернулась, затёкшее тело несколько болезненно ныло. Во время этого своего сна, Топаз вспомнила свою встречу с водяным народом, и это заставило её надолго задуматься, будучи даже во сне. И не только. Ей пришлось принять решение.

Она посмотрела на двух кошек, большую и маленького, прикорнувших в ореоле костра, и на тёмную фигурку мужчины, что возился возле огня, жаря мясо и разговаривая с ними.

— Кий. — Прошептала Топаз. — Гелео, Кровопийца.

Они были так близки ей. Они были её друзьями, как и Алгорн. Они не бросили её, не ушли.

Она поднялась и направилась к костру, подойдя, как и обычно, бесшумно.

Потому Кий и вздрогнул всем телом, когда она наконец–то заговорила, и лишь кошки с самого начала провожали её внимательными взглядами.

— Можно и мне с вами перекусить? — Неуверенно спросила девушка.

— Конечно, — улыбнулся Кий, — ты уже столько не ела.

Топаз неожиданно сделала шаг ему навстречу и обвила его шею руками.

— Я не хотела, чтобы он умирал.

— Я знаю.

— От этого мне так плохо.

— Мне тоже. — Признался в своей слабости Кий. — Ведь, несмотря на все наши с ним пререкания и споры, он был моим другом, другом и остаётся.

— Я приняла решение, Кий. — Произнесла Топаз, опуская руки, тем самым, освобождая Кия, и садясь между котом и пардой.

Лекарь взглянул на неё вопросительно.

— Я отправляюсь с вами. Жизнь продолжается. Вы все правы.

— Мы? — Не понял Кий.

— Ты, Почтеннейшая, водяной народ. — Пояснила Топаз. — Просто теперь я многое вспомнила, то, что должна была вспомнить.

Лекарь протянул ей её порцию ужина, на который Топаз накинулась, как голодная дикая кошка на дохлую мышь. В данном случае, эта мышь была, конечно, и ростом побольше и видом гораздо аппетитнее, да и запахом поароматнее.

— Утром отправляемся. — Решил Кий.

Топаз молча кивнула.

По утру же их ждал большой сюрприз. Их лошади, все три, а также маленький серенький ослик, вернулись, к тому же здоровыми и невредимыми. Оттого и выезжать было гораздо веселее, если бы ещё только не одно пустое седло….

 

Глава 18 Это вам за Алгорна

Они проехали по узкой обрывающейся тропинке и выехали на то самое место, что им так понравилось в прошлый раз, и которого так смущённо побаивался Алгорн. В разговоре между собой, не сговаривавшись, они старались не упоминать имя Алгорна, рана была ещё слишком свежа, ей нужно было время, чтобы затянуться.

Вначале они хотели объехать ту деревню, в которой им, в прямом смысле этого слова, дали просраться, но потом всё же одновременно свернули на дорогу и поехали по ней.

Мальчишка по–прежнему торчал у коновязи, всё так же усиленно ковыряясь в носу.

Кий, привязывая лошадей, не отказал себе в удовольствии на мгновение взглянуть на него и сделать несложный пас рукой, Топаз и то едва уловила это движение.

Паренёк тут же с удивлением расширил глаза, попробовал вытянуть палец из носа, но не тут–то было. Тот застрял или, возможно, даже приклеился накрепко.

— Батька. — Истерически заорал пацан и его мгновенно, как ветром сдуло.

Кий с довольным видом, ухмыляясь, направился к входу в корчму.

Топаз обернулась на пустую коновязь, потом догнала Кия.

— Ты его что, насовсем так?

— Что ты, пару–тройку часов побегает, и он сам из ноздри выскользнет, по соплям, как по маслу. Но давай сейчас не об этом, а то что–то кушать очень хочется.

Они переступили порог. Кий выбрал себе местечко в самом тёмном уголку.

— Топаз, посиди, я сейчас, только заказ сделаю. — Кий хищно улыбнулся и пошёл к стойке.

Топаз в замешательстве посмотрела ему вслед и перевела взгляд на Кровопийцу.

— Интересно, что он задумал?

Гелео с ними в деревню не пошла, предпочтя поохотиться в близлежащем лесу.

Итак, Кий перегнулся через стойку.

— Почтенный, можно к вам обратиться?

— Да, господин? — Льстиво вопросил хозяин сего «гостеприимного» заведения.

Кий на секунду замолчал, поигрывая голубовато светящимся боевым пульсаром, он бы выглядел ещё внушительней, если бы не хорошо освящённое помещение, а так получилось всего–то так себе, но это, по мнению лекаря, а вот для корчмаря было и этого вполне достаточного, даже с перебором. Он и без того чуть не сполз вниз и не грохнулся под стойку, обеими руками обхватив её край и вцепившись в неё мёртвой хваткой.

Топаз с мстительной улыбкой наблюдала за всем этим со своего места в углу.

— А теперь, мой дорогой, — слишком приторным голосом, для того чтобы быть правдой, заговорил Кий, — принеси нам жратвы, только нормальной, а не той чёрствой снеди, об которую уже не один добрый клиент зубы поломал. И если только замечу там примесь какой–то подозрительной травы или мышиного помёта, да вообще хоть чего–нибудь, без чего можно было обойтись. — Он ещё разок перекинул пульсар из руки в руку, потом сжал его свободной ладонью до полного исчезновения. — Сколь долго уже существует твоя корчма, почтенный? Не пора ли ей сменить своего владельца?

Кий резко развернулся и направился к своему столу, оставив хозяина с раскрытым ртом и трясущимися коленками. Ох, не любит магов народ, ох, как не любит, впрочем, как и всех, кто выходит за рамки обыденного, повседневного и понятного, выделяясь тем самым из общей массы людей. Не любит, и боится.

— Навёл ты на него страху. — Хмыкнула Топаз.

— Да, что там, было бы что наводить, при одном только грозном взгляде, сразу штаны испачкал. — Кий устало спрятал лицо в ладонях.

Топаз положила ладонь ему на плечо.

— Всё в порядке. — Кий накрыл её своей и вымученно улыбнулся.

Девушка, в замызганном фартуке, с небрежным видом поставила на стол перед ними поднос, на котором находилась еда для людей и блюдечко молока для Кровопийцы.

— Приятного аппетита, господа. — Проворковала она и, виляя полными бёдрами, что не скроешь не под какими одеждами, удалилась.

Кий проводил оные долгим исследовательским взглядом, и с осторожностью попробовал стоявшие перед ним блюда, каждое по чуть–чуть. Взгляд Топаз, наблюдавшей за ним в этот момент, он даже не заметил.

— Алгорн хотел ему отомстить, интересно, чтобы он ему сделал? — Задумчиво вопросила Топаз, без аппетита крутя за косточку куриную ляжку и осматривая её со всех сторон. Аппетит не проснулся даже при таком соблазне и, всё обдумав, она завернула её в чистый платок и упрятала в сумку.

— Не жнаю штобы жделал наш почивший длуг, но я отшуда тошно пвоста так не уду. — Произнёс лекарь с набитым ртом, в отличие от Топаз, аппетит у него был отменный, оттого он и с лёгкой завистью проводил упрятанный в сумку окорок.

— И что мы сделаем? — Азартно произнесла девушка, слегка к нему нагнувшись.

— А пъи чём тут и? Я ам всё шделаю. Гмм. Ты просто наблюдай. — Закончил он, проглотив.

— Хорошо, — не стала спорить Топаз. — А что сделаешь ты?

— Отплачу ему той же монетой, но ровно на три дня. К счастью или сожалению, его клиенты на этот период будут подвержены тому же заболеванию, что и мы когда–то.

— Что, в кусты гонять, что ли будут? — Поинтересовалась Топаз, наблюдая, как Кий справился и с её порцией.

— Можно и так сказать, — произнёс он, только доев. — Так теперь, кажется, всё доели. Кровопийца там молоко своё допил?

Девушка заглянула под стол со своей стороны.

— Допил. А что это распространяется и на нас тоже и на наших животных? — С любопытством спросила она.

— Да, потому давай, скорее, доедай своё яблоко.

Топаз усиленно зашевелила челюстями, догрызая оставшуюся половинку, посмаковать его времени совсем не оставалось. Огрызок она ловко вышвырнула в окно.

Отставив пустые тарелки в сторону, Кий опустил руки под стол, чтобы их никто не мог увидеть и стал выкручивать какие–то пасы, едва шевеля губами, при этом он мило улыбался и смотрел в глаза Топаз, словно вёл с ней обычную беседу. Та чуть не прыснула от смеха. Покончив со своими махинациями, Кий выпрямился, откинулся на стенку, положил руку на стол и стал чего–то ожидать, отбивая пальцами дробь на неровной деревянной поверхности. Топаз мыслей его читать не умела, но так как ей ничего толком не объяснили, просто последовала примеру друга.

Вначале вроде бы ничего не изменилось, но минуты через три по залу прошлось какое–то всеобщее оживление. Кто–то сразу же поднялся и выскочил во двор, облагородить местные кусты, кто–то продолжал неспешную беседу, массируя оживший вдруг живот. По всему помещению прокатилась волна неспокойного урчания животов и других не более благовидных звуков.

— Кий, пошли отсюда. — Пробормотала Топаз, усиленно зажимая нос.

— Да, похоже, воздух здесь испорчен окончательно. — Кий тоже старался не дышать.

Завсегдатаи и просто проезжий люд с явным не понимание осматривались по сторонам и с нескрываемым подозрением поглядывали друг на друга.

— Нам пора, Топаз, давай быстрее.

— Может прокричать что–то типа, с нами тоже было нечто подобное, когда мы откушали у него в прошлый раз, для пущей убедительности. — Предложила Топаз, подхватывая с пола кота.

— А, ничего, сами до этого дойдут. — Кий бросил на стол монету равную цене скушанной ими пищи. — Хозяину за убыток. — Улыбнувшись, буркнул он.

— Знаешь, я уже и сама начинаю тебя побаиваться. — Призналась Топаз.

— Почему это? — Опешил лекарь.

— Потому что видела тебя всегда только добрым, а теперь знаю, что ты можешь и мстить.

— Какие глупости, Топаз, я ведь мщу за друзей, а не друзьям, а ты мой друг и на данный момент самый близкий. — Он взял её за руку. — Пошли.

Проходя мимо опешившего корчмаря, что с полным непониманием взирал на своих разом приболевших клиентов, попеременно с подозрением поглядывая на не донесённый до места поднос в своих руках, Кий не удержался.

— Будешь знать, как клиентам наговорённые травки в жратву подсыпать, засранец. Я‑то что, а вот Алгорна запомни.

Хозяин сего заведения вдруг бешено взревел. Да него, кажется, дошло, кто стал виновником свершившегося несчастья.

— Колдун. Это всё он…, это всё они. — Выкрикнул похрабревший разом корчмарь, тыча в них скрюченным пальцем.

— А теперь уносим ноги. — Прошептал Кий, крепче сжимая ладонь Топаз и увлекая её за собой на улицу.

Скорее веселясь, чем испытывая страх, они, тем не менее, с разбегу запрыгнули в сёдла и, отъехав чуть подальше, не сговариваясь, подняли лошадей на дыбы и помахали на прощание свободными от узды руками.

Люди в гневе грозились и махали руками отнюдь не приветственными жестами, но тут же хватались за животы и на перегонки неслись к придорожным кустам. Некоторые самые рьяные тоже взобрались на лошадей в надежде пригвоздить зарвавшегося колдуна и заставить его вернуть всё на места свои, но размаха для погони у них не предвиделось. Дорогу им неожиданно преградила, не по–доброму перебирающая хвостом, большая пятнистая кошка.

Прыти у погони это несколько поубавило, тем более что кусты при дороге попались уж больно пышные, а зов природы не заставил себя долго ждать, страх же перед хищником только ускорил вполне естественный процесс, так как общеизвестно, от страха это тоже бывает.

Топаз, Кий, а за ними и Гелео, скрылись за горизонтом.

— А невинных людей не жалко? — Полюбопытствовала Топаз.

— Жалко. — Невозмутимо ответил Кий. — Но, что поделаешь? Зато после того, как они ему накостыляют, у этого корчмаря пропадёт всякая охота проезжих людей обижать. А вдруг кто–то помстительнее нас окажется? Да и людская молва возымеет своё. Ну, кто, скажи мне, захочет останавливаться у корчмаря, после принятия пищи у которого, люди три дня не могли отойти дальше десяти метров от придорожных кустов?

— И то верно. Но насколько же это не похоже на тебя, Кий.

Слова те отчего–то больно резанули слух.

— Алгорн бы одобрил. — Обиженно насупился лекарь.

— Да, пожалуй, Алгорн бы одобрил. — Согласилась Топаз.

Дальше они ехали молча.

Остановившись на ночлег, они быстро перекусили, при чём Кий такими жадными глазами пожирал куриную ножку припасённую запасливой Топаз, что девушка не выдержала и отдала её ему всю, целиком. О чём, впоследствии, ни чуть не пожалела.

Они поняли, что что–то не ладное, когда Кий уже во второй или в третий раз побежал в кусты.

— Кий, ты мне спать мешаешь. Не вылась из своих кустов вообще, пожалуйста. — Сонно пробормотала Топаз, натягивая на голову одеяло.

— Хренова ножка, стала мне уже поперёк горла. — Пожаловался лекарь.

— А мне кажется поперек, но несколько другого места, что находится в противоположной стороне от горла. — Послышался голос из–под одеяла.

— Смеёшься, да?

— Нет. Просто радуюсь, что я натура не жадная и соизволила не просто с тобой поделиться, а полностью уступила сиё произведение кулинарного искусства. А то бы с окрестными кустами ты знакомился поближе не в полном одиночестве, а в моём сопровождение. — Лениво ответила Топаз.

— Я был бы не против, чтобы ты составила мне компанию. — Мстительно заявил лекарь.

— Обойдёшься, я спать хочу…. Твою мать, Кий. Твои шуточки? — Топаз поспешно выбралась из–под одеяла, и направился в противоположный, от выбранного Кием, маршрут.

— Кий, ещё одна такая выходка и я за себя не ручаюсь. — Злая, растрёпанная и замёрзшая, Топаз вернулась, вытянувшись в струнку и со сжатыми от злобы кулаками.

— Но я здесь действительно не при чём. — Совершенно искренне пожал плечами Кий, вот только верилось почему–то ему с трудом.

Топаз вновь забралась под одеяло.

— Ты же сам это всё наколдовал, возьми и расколдуй. — Посоветовала девушка, вновь погружаясь в блаженно–лакомую дрёму.

— Думаешь, не пробовал? — Тяжко вздохнул лекарь. — Но видно курочка и правда была приготовлена не совсем по правилам или умерла своей смертью от старости или болезни. И второе более вероятно, так как особой жёсткости я в ней не наблюдаю. Так что моё колдовство тут бессильно.

— Ага, — поддакнула Топаз, — всё что могло, оно уже сделало несколько часов назад.

Топаз упорно верила, что дело здесь было не в самой курице, а точнее даже не в её приготовлении, а в том, что Кий просто никак не мог расколдовать, самим же наколдованное и в этом ему было стыдно признаться.

— Будем надеяться, что завтрашний день пройдёт для меня более спокойно. — Примирительно произнёс лекарь.

— Видно боги не одобряют месть. — Предположила Топаз.

— Смотря какие. — Протянул Кий в ответ.

— Те, в которых веруем мы.

В дружественную им деревню, где не очень давно и не очень недавно Кий с помощью Топаз принимал роды, они въехали ещё утром и не думали там особо задерживаться, так, отобедать и в путь. Но не тут–то было. Благодарные папаша и дед трёхмесячной Кийяночки, вновь устроили праздник в честь желанных гостей. И, как водится в словенском народе, без грандиозной попойки и её неизменного спутника похмелье не обошлось.

— Где та сволочь чернявая, что с вами прошлый раз была? — Спросил рыжеволосый молодой кузнец, подсев за стол к Кию и Топаз. — Гадина та бесчестная, что только и может, что чужих невест бесчестить, да брюхатить?

— Погиб в не равном бою. — Тихо произнёс Кий, косясь на Топаз.

— Спасая мне жизнь. — Так же тихо добавила девушка.

Рыжий внимательно посмотрел на одного собеседника, потом на вторую, не шутят ли? Нет, видно не шутили.

Он грозно стукнул пудовым кулаком по длинному столу, чем привлёк внимание половины сидящих рядом селян.

— Эх, жалко парня. Бедняга, такой ведь молодой был и, главное, не кому же зла не желал. И погиб, как герой, обороняя честь дамы. — Он даже слезу смахнул.

Топаз и Кий удивлённо переглянулись.

Эх, велик, велик и душевен русский народ. Живи и не переставай ему удивляться.

— Давайте выпьем за героя, стоя. — Предложил вдруг кузнец, поднимаясь.

Домой его, уже потащила престарелая мать и, по–видимому, беспутная невеста, уже успевшая стать женой, с уже заметно выпираемым животиком.

— Да, успел же Алгорн нарожать себе подобных, настругал детишек вволю. — Покачал головой Кий. — И это только те, кого мы знаем.

— А губа у него всё же была не дура. — Тихо произнесла Топаз, провожая взглядом пышнозадую жёнушку кузнеца.

Кий проследил за её взглядом.

— Знаешь, что он мне один раз сказал?

— Что?

— Для постели не красивых женщин не бывает, бывает мало выпивки. А для любви красота имеет далеко не первостепенное значение. Вот и понимай, как знаешь, дура у него была губа или не очень.

— Что–то мне не верится, что это его дословная цитата. — Подозрительно произнесла Топаз.

— Ну, я переделал, совсем немножко.

— Ну–ну, а как это звучало в его исполнение? — Заинтересовано спросила Топаз.

— А может не надо?

— Надо, Кий, надо.

Кий уже и сам недовольный тем, что вообще затеял эту тему, тихо произнёс, смотря в сторонку.

— Как в темноте все кошки серы, так и баб не красивых не бывает, бывает мало выпивки. И вообще бабы не бывают не красивыми, а просто либо старыми, либо молодыми. А если хорошенько подумать, то когда им подол на голову накидываешь, то и хрен разберёшь красивая она там или не очень, старая или молодая. А что до любви, то тут красота вообще не имеет первостепенного значения, так как любить можно одну страшилку, то есть вполне заурядную девицу и не весть за какие качества, а иметь при этом многих красавиц. Что–то в этом духе, может, я где–то и приврал немного.

— Оригинальные мысли были у нашего с тобой товарища, но, с другой стороны, все мы разные и у каждого из нас свои недостатки. Но мы любили его таким, какой он был. — Такая щедрость рассуждений, вообще–то была не свойственна Топаз, и если бы Алгорн был сейчас рядом, то вряд ли бы отделался так легко, но, к нашему величайшему сожалению, рядом его не было, как, впрочем, не будет уже никогда. А это позволяло относиться к некоторым его непристойным деяниям и высказыванием более благосклонно.

Кий кивнул, соглашаясь, он вообще часто во всём соглашался с Топаз, но не потому, что у него не было своего мнения, и он во всём подчинялся ей, просто очень часто, их мнение как раз таки совпадало.

Из разгулявшейся деревни они выбрались только через пару дней, с трещащими головами и переполненными желудками, они старались как можно медленнее ехать в седле.

— Кий, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

— Да, давай, задавай. — Лекарь слегка поморщился.

— Что ты на хрен за лекарь такой, что не можешь уничтожить элементарные последствия похмелья и переедания? — Налетела на него Топаз.

— А я могу. — Обиженно вздохнул Кий.

— Так чего же тогда молчишь? Давай, лечи меня. — Она даже слегка выгнулась, выпятив грудь вперёд и расставив руки в разные стороны, давая ему тем самым размах для целебных действий или заклинаний.

— Боюсь, тебе такое лечение не очень–то понравится.

— Почему это? — Опешила девушка, автоматически возвращаясь в исходное положение.

— Потому что предусматривает выворачивание наружу всего того, что тебе мешает изнутри.

— Да, что–то мне как–то, действительно, не очень нравится этот твой метод лечения.

— Я тебе то же самое и говорил. — Пожал плечами Кий.

— Нда. — Топаз что–то уж совсем пригорюнилась.

— Но ты не расстраивайся, помимо столь кардинального лечения, у меня есть ещё кое–какое дельное предложение, которое не предусматривает ни какого применения магии, а только отдых, отдых и ещё раз отдых. — Ободряюще произнёс лекарь.

— Это что ещё такое? — Подозрительно поинтересовалась Топаз.

— Пошли где–нибудь под кустом отдохнём? — Заискивающе заглядывая спутнице в глаза, предложил Кий. — Желательно до завтрашнего утра. Пускай пища хорошенько перевариться, а жирок, где надо, в узелки завяжется.

— Спешу тебя огорчить, знаю из собственного опыта, что коварный жирок имеет привычку завязываться в эти самые узелки отнюдь не там, где следовало бы, так что на него особо не рассчитывай. Проверено временем и женщинами. А вообще–то, предложение дельное, только давай ещё немного подальше от деревни отъедем. А то ещё кто–нибудь из наших деревенский приятелей наткнётся на нас сразу за околицей, неприятность выйдет. Поди, потом, объясни им, почему остаться в деревни мы отказались, а сразу по выезде из деревни с лошадей попадали, да пузами кверху позасыпали. Им то, думаю, тяжело будет понять, что мы пить и жрать больше уже не в состоянии. А у них в деревне как–то не совсем, получается, отдохнуть на пустой желудок. Ещё, чего доброго, обидятся.

— Согласен и полностью тебя поддерживаю. — Вяло кивнул Кий.

Да, наверное, не в одной деревне мира не приветствовался плохой аппетит и худосочные формы, а если учесть, что Киевы и Топазовы формы были максимально приближены к этим самым худосочным, по крайней мере, по деревенским меркам, тогда становится понятно, почему их каждый и пытался подкормить, считая это своей первостепенной задачей. А мужики так ещё и подпоить, особенно практически не пьющего лекаря, что удалось им весьма успешно, после первой же выпитой Кием кружки. Топаз, несмотря на своей практически юный возраст, продержалась немногим дольше своего друга. Но уже через десять минут после принятия крепких горячительных напитков они уже на пару развлекали гостеприимных хозяев весёлыми танцами. Зрители какое–то время ещё хлопали в ладоши, а потом и сами припустились в пляс, присоединяясь к развеселившимся гостям.

Теперь Топаз и Кию было как–то стыдновато припоминать происшедшее с ними за последние два дня, а помимо головной боли и полного желудка имелась ещё одна небольшая проблемка. После всех этих песен и плясок, не привыкшие к таким нагрузкам мышцы болели почище, чем после многочасовых боевых тренировок в храме Отца Неба. (Что поделаешь, в наше жестокое время в храмах не только молятся своим богам, но и учат отстаивать себя и свои верования в бою.) В общем, отдохнуть им сейчас хотелось, как никогда.

Отъехав уже на порядочное расстояние, Топаз остановила лошадь.

— Всё, больше не могу. Разбиваем лагерь, Кий.

— Разбиваем. — Согласился Кий, еле перекидывая ногу через луку седла и грузно оседая на землю. — Топаз, денёк сегодня тёплый, осень выдалась поздняя, ты не против, если за дровишками я ближе к вечеру схожу?

&;nbsp; — Не против. — Девушка так и повалилась на землю, раскинув руки в разные стороны.

Тоже через чур сытые, но, слава богам, трезвые и даже не страдающие похмельем, Гелео и Кровопийца, тут же повалились рядом с ней.

Но так сразу долго поваляться Топаз не пришлось, в конце концов, следовало же ещё и лошадей привязать и одеяло постелить, пока Кий обводил место их стоянки магическим контуром.

Вечером они проснулись от холода, и почти одновременно. Точнее первым проснулся Кий, а так как он спросонья стал беспокойно ворочаться и оглядываться по сторонам, то проснулась и Топаз.

Кровопийца лежал рядом, Гелео ни где не было видно, вероятно, ушла на охоту, лошади глубоко задумавшись, мирно пожёвывали пожухлую осеннюю траву. Магический контур был не тронут, и даже привычных кучек копчёной мошкары по его периметру не наблюдалось. Что поделаешь, осень на дворе, а они её не очень–то любят.

— За дровами надобно сходить. — Потирая глаза, произнёс Кий.

Зевающая и одновременно потягивающаяся Топаз что–то промычала в ответ и согласно кивнула, но из–под одеяла вылезать не стала.

Кий горестно вздохнул (эх, и тяжела же мужская доля!), но, перешагнув защитную черту, отправился–таки за так необходимыми дровами. Прохлада осени не только несколько проредила ряды миниатюрных упырей, но и унесла с собой тепло.

Топаз тоже не стала особо разлёживаться, но всё же минут пять ещё позволила себе понежиться под одеялом, сохранившим ещё какое–то подобие тепла. Но потом и она поднялась, ещё раз сладко потянулась, сбегала по своим женским делам в кустики, и стала проводить ревизию сумок, своей, Киевой, а заодно и Алгорновой, до которой до сих пор руки не доходили, а точнее духу не хватало им до неё дойти. Теперь–то он, наверное, уже не обидится, а вот раньше такой бы разнос ей учинил, если бы застал за таким грязным делом, как ковырянием в его личной сумке.

— Кий, ты только посмотри, сколько нам наши деревенские друзья харчей с собой наложили, неделю на охоту можно не выходить. — Сообщила она лекарю, когда тот вернулся со второй или третьей охапкой дров и принялся разводить костёр.

— А я и раньше–то особо не ходил, вот ещё, безобидных зверюшек жизни лишать.

— Ты–то не ходил, зато мясо пожрать всегда горазд был. — Попрекнула Топаз.

Но Кия, похоже, это не очень–то и смутило.

— Так тогда ж они уже мёртвыми бывают, а чего ж добру зря пропадать. — Пожал он плечами.

— Оригинальная точка зрения. — Разозлилась Топаз. — Как убивать, так это, пожалуйста, Топаз с Алгорном, профессиональные убийцы, а мы такие все белые и пушистые, значит, только пожинаем плоды общего труда. Тунеядец.

— Да ладно тебе, Топаз. Чего завелась? Ну не могу я зверюшек убивать даже ради пищи, другое у меня предназначение. Но всё равно ж, по–моему, я честно, но по–своему, отрабатываю свою долю харчей. Вот сейчас, например. — Он потряс в воздухе гнутой веткой и тут же сломал её о согнутое колено.

— Конечно, по–моему, тоже, ты вполне честно отрабатываешь съеденную тобой еду. — Согласилась вдруг Топаз, затихая.

Кий даже глаза на неё поднял, чтобы увидеть из–за чего она так резко изменила своё мнение, но всё было как обычно, девушка невозмутимо перелаживала что–то из сумки, наводя там порядок, и лекарь, пожав плечами, вернулся к прерванному занятию.

Вскоре костерок уже полыхал во всю свою силу и два человека, в ореоле его прыгающего света, придвинулись поближе к заветному теплу. Гелео тоже к этому времени уже вернулась с честно добытым зайцем и теперь сладко посапывала, оставив свою добычу у ног Топаз и предоставив той самой решать, что с ним делать дальше. Вот Топаз теперь сидела и решала, подцепив косого пока ещё за серую шкурку, которой больше никогда не предстояло стать белой.

— Кий, как думаешь снять с него шкурку, распотрошить и поджарить или отдать Гелео когда проснётся, пускай, сама сожрёт, у нас–то и так харчей две целые суммы? — Спросила она у лекаря.

— Делай что хочешь, только убери сиё зверство от меня, а то меня так и подмывает помочь бедняге. — Поморщился лекарь.

— Ты что некромант? — Удивилась Топаз, перестав разглядывать зайца и уставившись на друга.

— Да боги с тобой, Топаз, какой некромант? — Отмахнулся Кий. — Просто не могу пройти мимо чужого несчастья, человеческого или, вон, заячьего. — Он кивнул в сторону поникшей серой тушки.

— Он же дохлый… уже. — Пожала плечами девушка, снова возвращаясь к лицезрению заячьего тельца.

— Какая разница, мне всё равно его жаль, пока на внешний вид он ещё имеет видимость живого. Брось каку, детка, вон туда, подальше в кусты. Гелео сама с ним потом разберётся, когда увидит, что нас он не заинтересовал.

Топаз отбросила тушку поближе к кустам.

— Ладно, а то ты мне всю охоту перебил его разделывать. Странный ты какой–то, Кий, я тебя иногда не пойму. Нечисть и врагов выкашиваешь как косарь траву на лугу, а зверушку бездумную, как брата родного, жалеешь.

— Как брата, не как брата, но всё равно же жаль. И с чего ты взяла, что они бездумные? Много ли мы о них знаем. Мы люди и так с ними слишком жестоки, должен же найтись и кто–нибудь кто их пожалеет. Как никак живое существо всё ж таки. Да ты и сама, вон какую процедуру каждый раз проходишь, когда дичь убить собираешься.

— Ну, сравнил, ну, мне, конечно, их тоже жалко, но тот обряд он же по Правде лесной обязательный. — Пояснила Топаз.

— Раз ты его выполняешь, а многие другие игнорируют, значит, не обязателен он, а желателен. И ты просто веришь, верой и живёшь. — Высказал своё мнение Кий.

— Верю, — согласилась Топаз, — и жалею, но ведь ты даже с обрядом зверюшку не убьёшь.

— Не то мне богами завещано, подружка, чтобы даже живность, лесную или домашнюю, жизни лишать. Я лекарь и этим всё сказано. Я её лечить должен. А уж если откушать люблю, от другой руки погибшей зверюшкой, так я ведь никого не виню, пока то нужда заставляет, а просто так по прихоти не приветствую и даже осуждаю, вплоть до наказания.

— Ладно, — Топаз легла на спину, заложила руки за голову, а ногу закинула на другую ногу, — хватит нам с тобой пререкаться, лучше будем дружить.

— Лучше будем дружить. — Согласился Кий, подбрасывая в костёр очередную ветку.

— Кий, а как ты оказался с тем лосём, да на той дорожке? Ну, когда мы с тобой впервые встретились. — Поинтересовалась Топаз. — Откуда ты вообще? Ты обо мне знаешь многое, а я о тебе почти нечего. Так, скромненько, зовут Кий, лекарь, отец, ныне покойный кузнец Акрил, назвал так новорождённого сына в надежде выучить из него кузнечных дел мастера, но, вопреки ожиданиям старика, из мальца вырос лекарь, колдун, знахарь, да кто угодно, но вот только не кузнец.

— Он не был стариком, когда умер, скорее даже молодым ещё, полным сил мужчиной. — Позволил себе не согласиться Кий.

— А что произошло?

— Не знаю, то есть, достоверно не знаю. Я тогда вот так же бродил по свету, изничтожая особо навязчивую нечисть и вылечивая страждущих, в общем, проходил практику после учёбы у знахаря. Когда вернулся домой, деревня была разорена. До меня и до этого доходили некоторые слухи, но я думал, что это слухами и обойдётся. Каждый из нас думает, что это что–то плохое произойдёт с кем угодно, но только не с ним. Вот и я так думал, глупец. Когда я вернулся, там камня на камне не осталось, это говорится так, на самом же деле дома наши были из дерева, как и положено славному люду, отдающему дань жизни и природе. Всё сгорело дотла, одно пепелище. Ни домов, ни садов, ни полей, ни людей, ни скотины, ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестёр. Всё что осталось от моей большой дружной семьи, друзей и знакомых, от верного друга пса, которого пришлось привязывать, чтобы не увязался за мной в дорогу, так это огромное поле пепла, сквозь которое уже стала проклёвываться весенняя трава.

— Твоя жизнь тоже отнюдь не сахар. — Тихо произнесла Топаз.

— Да всё ж, наверное, послаще, чем твоя.

Топаз вопросительно взглянула на него.

— У меня остаётся надежда, что кто–то из моих по–прежнему жив. — Пояснил Кий.

— Значит, погибли не все?

— Ну, как тебе сказать? С кем–то из выживших мне поговорить не пришлось, но как сказывают, осталось таки нескольких выживших, взрослых и детей, но и те разбрелись по друзьям, знакомым или просто честным людям, не пожелавшим остаться в стороне от чужой беды. А, знаешь ли, с некоторых пор я начал верить слухам, по крайней мере, с надеждой просто проще жить. Осознание вины за то, что меня не было рядом…. — Он посмотрел на раскрытую ладонь и до боли сжал её в кулак.

— Но ты же не виноват. — Возмущённо воскликнула Топаз.

— Я не виноват. — Согласился лекарь. — А кто? Кто тогда виноват? Изверги, что напали на благополучную деревню, в поисках поживы ли? Наслаждения чужими муками ли? Выполняя приказы ли? Или быть может мой отец, что вряд ли выпустил бы молот или меч из рук, предпочтя достойную смерть трусливому бегству, даже ради спасения своей собственной жизни и жизни близких? Мать, что никогда и ни за что на свете не покинула бы отца и не оставила бы его одного? Мой пёс, что, наверное, до последнего рвался с цепи, но так никем и не был услышан? Мои братья–сёстры, старшим из которых было тринадцать и семнадцать лет, а младшие ещё пешком под стол ходили? Нет, Топаз, я, конечно же, понимаю, что я не виноват. Я даже понимаю, что ничего из вышесказанного не знаю точно, это ведь всё мои выдумки, исходя из того, насколько я знал своих родных и близких. Да, с очевидцами я беседы не вёл и тех, кто выжил, не встречал и встречу ли. Но так, действительно, мне легче жить, лелея надежду, что может быть когда–нибудь…. — Он замолчал.

Топаз помолчала с ним за компанию, а затем вдруг спросила.

— А когда это всё произошло, Кий?

— Где–то около полугода, то есть я там побывал около полугода тому назад.

Топаз ненадолго задумалась, пожевав губу, и, видимо, что–то просчитывая в голове.

— Кий, а твоя деревня? Она не у нас ли на пути встретиться должна, ближе к храму Отца Неба?

Кий покачал головой.

— Нет, в тех местах, я отродясь не бывал. Моя деревня стоит…, стояла далеко на севере, на самом севере Марионы. А чего ты спросила?

— Мы встретили подобные зверства с Алгорном по пути от храма, но было уже поздно. Мы предали покойников огню, а на утро Мать Земля поглотила кострище, как при тебе поглотила свою жрицу, оставив на его месте курган, вероятно, в память о погибших защитниках. — Поведала Топаз.

— Слышал, такие непотребства повторяются по всей Марионе и не только, редко, но случаются, да и этого уже вполне достаточно.

— Как думаешь, Морана приложила к этому свою когтистую лапу?

— Думаю, без Мораны здесь точно не обошлось. — Кивнул Кий.

— Морана. — Пробормотала Топаз, замолкая, и подумывая о том, что, пожалуй, пора бы уже подыскать более приятную тему для разговора, и она сказала первое, что пришло на ум. — Знаешь, в детстве я так завидовала людям, что были свободны, но даже подумать не могла, что когда–нибудь и сама стану свободной. Я, рабыня, буду лежать, вот так, посреди леса, в обществе свободного же мужчины–друга и двух кошек, различающихся лишь полом и размером. А теперь…, теперь я вольная.

— А как ты вообще стала рабыней? — Полюбопытствовал Кий.

— Рабыней я уже родилась. Мать моя была когда–то вольной, затем, не знаю, правда как, была продана в рабство, а отец был её хозяином. Потом он разорился и продал нас с ней разным хозяевам.

— Так просто продал женщину, что родила ему ребёнка и свою родную дочь?

Топаз улыбнулась.

— Когда у суки забирают щенков, даже уже заметно подросших, она почти всегда беспокоится и тоскливо скулит, а кабель вряд ли знает, какая сука от него понесла, щенилась ли его щенками и сколько их всего в помёте, а если даже и знает, то разве это его заботит? Ты всегда ведь был вольным, Кий. — Это было скорее утверждение, чем вопрос. — Так вот, рабыни часто рожают от своих господ, даже если те имеют законных жён. Порой беременеют, но не рожают, а если даже не беременеют…, в общем, их мнения в этом деле, как и во всех других, особо не спрашивают. Так кому интересно, понесла ли от него очередная рабыня, а если даже и понесла, если даже и родила, если даже дочь у смуглой темноволосой, самой ещё почти девочки рабыни, светлокож и светловолос, да что уж греха таить, является полной копией своего отца, за исключением разве что пола, со сглаженными лишь чертами женского лица? Да для кого это вообще имеет значение? А вот если девочка задержится у хозяина настолько, чтобы достичь своей половой зрелости или даже не достичь, в общем, в будущем привлечёт его внимание статной фигуркой или смазливой мордашкой, разве кто–нибудь посмотрит на то, что она его родная дочь? Она ведь, прежде всего, его рабыня.

— Твой отец…, он…. — Тихо проговорил Кий.

Топаз не сразу поняла, что именно он имеет в виду, но, взглянув на его озадаченное лицо, догадалась и улыбнулась.

— Нет, он продал нас с матерью, когда мне было года три–четыре, то есть ещё совсем маленькой крошкой, и не успел, как говорится, приглядеться.

— Ты говорила это с таким знанием дела.

— Потому как встречалась с этим и не раз, не сама, но ведь меня тоже окружали рабы, а того, что не видела я сама, рассказывали вновь купленные. Хозяева, они ведь тоже бывают разными, как и все остальные, всё ж таки какие не какие, а тоже люди.

— Тяжело тебе пришлось. — Посочувствовал Кий.

Топаз улыбнулась и потрепала Кровопийцу за шкирку.

— Тяжело мне пришлось, когда на свадебный обоз моей молодой хозяйки напали вот хозяин Кровопийцы и его люди, в том числе и уже знакомый тебе Патрон. Моя хозяйка тогда спаслась ценою моей скромной персоны и мне подобных рабов, а чего нас жалеть–то, мы же не были людьми. Ведь даже в момент любой опасности, хозяева спасают вначале вещи и скотину, домашних животных, а только потом уж рабов. Это было второе в моей жизни предательство после отцовского, но в отличие от второго во время первого, я не тешила себя иллюзиями, потому как была ещё слишком мала, да и ему было на меня вовсе наплевать. К молодой же хозяйке я прикипела, пылала настоящей истиной любовью, всегда слушала её, слегка приоткрыв рот, и верила ей безотказно. Глупо, даже вспоминать стыдно. — Топаз подпёрла лоб рукой, прикусила губу и покачала головой.

Кий молчал, ожидая, когда Топаз продолжит или не продолжит.

Топаз продолжила.

— Когда они меня продали, вот когда по–настоящему начались мои злоключения.

— А сколько тебе тогда было?

Топаз улыбнулась и посмотрела ему в глаза.

— Двенадцать, примерно, ведь точный свой возраст я до сих пор не знаю, вернее, знаю, что мне семнадцать, а вот день когда мне исполнится восемнадцать, ведать не ведаю.

— И как получилось, что ты оказалась в храме? — Напряжённо спросил лекарь, понимая, что подбирается к самым страшным её воспоминаниям.

— Когда…, когда меня уже отпустили….

— Отпустили?

Топаз сердито взглянула на друга.

— Да, отпустили. Я не могла больше жить с такой виной, как мне казалось….

— А в чём заключалась твоя вина?

— Да что ты прицепился со своими вопросами? Или слушай или вообще отвали. — Разозлилась Топаз.

Кий прикусил язык.

Топаз промолчала, а за тем продолжила, потому как ей и самой хотелось высказаться.

— Так вот, когда я…, когда меня…. — Она вновь замолчала, собираясь с мыслями, недовольно зыркнула в сторону Кия и вновь уставилась на огонь. — Когда маленькой Девочкой натешились, унизили, как могли, меня отпустили…. Хотя хозяин вряд ли бы принял такое решение, это всё Карен, его правая рука, он, к слову сказать, ко мне и пальцем не притронулся, у него ещё и дочка там была, тоже рабыня, он её вроде как выкупить мечтал. Может, уже и выкупил. Так вот, меня тогда накормили, дали одежду и отпустили, всё ночью происходило, но уже поздней, под самое утро, чтобы больше никто опомниться не успел, а то мало ли что им ещё взбредёт в голову, а я за несколько дней и так была еле жива. Но я не могла просто так уйти, во мне кипела ненависть и злоба. Я пробралась туда, где спали воины, и выместила свою ненависть на том, кого больше всех ненавидела в тот момент, и кто причинил мне наибольшее количество боли и зла, на Беззубом. Я просто перерезала ему глотку, перед этим разбудив и сказав пару ласковых. — Она с вызовом взглянула на добряка Кия, словно ожидая увидеть, как поразят его эти её последние слова.

Но он сидел спокойно, тупо уставившись в огонь, и лишь ветка, хрустнувшая в его руке, выдала то напряжение, которое он вероятно сейчас испытывал.

— Ты, наверное, считаешь меня очень жестокой и способной на всё?

Кий перевёл взгляд на неё и открыл, было, рот, чтобы ответить, но она уже отвечала за него сама.

— А я не жалею не о чём, то зло что он причинил мне, — она инстинктивно потёрла живот ладошкой, видно вспоминая носок его сапога под рёбрами, — даже не окупилось. Тогда я ушла на утёс, я давно его уже заприметила, ещё тогда, когда меня только везли к новому хозяину. Еле передвигая ноги, я пошла к нему, совершила обряд очищения, помолилась, попросила богов принять меня и спрыгнула вниз. Дальше только темнота. Я очнулась за тридевять земель от совершаемых событий, в храме Отца Неба. Говорят, его жрецы выловили меня из воды чуть живую, а вот как я сюда перенеслась из страны чернокожих людей, до сих пор остаётся для меня загадкой.

— А этот труп с перерезанной глоткой? Ты ведь говорила, он был среди тех, кто тебя похитил? Как он оказался среди людей, купивших тебя?

— А его попёрли с корабля, за то, что он на меня свои косые глаза и лапы положил, но мы с Кровопийцей сопротивлялись, как могли. Правда, дружок? — Она положила кота к себе на колени и Гелео ревниво тоже придвинулась поближе и положила свою усатую морду рядом с ним, Топаз на бедро. — Вот он и нанялся к моему новому хозяину, якобы чтобы мне отомстить. А там кто его знает?

Топаз передёрнулась.

— Знаешь, после тех моих переживаний, ни Морана, ни кто–либо ещё, не кажется мне таким уж страшным.

Кий молчал, ковыряя палочкой в костре.

— Алгорн тебе рассказывал, как мы познакомились?

— Угу.

— Тогда что ж тебе ещё рассказать?

— Почему тебя кошки так любят?

— А откуда у тебя дар лечить и колдовать? — Парировала его вопрос Топаз.

Кий пожал плечами.

— Вот и я так же знаю, отчего кошки ко мне так благосклонны. Видать, от богов.

— Всё в этом мире от богов. — Философски заключил Кий, пожимая плечами.

— Может, перекусим? — Спросила Топаз.

— Так ночь же на дворе? — Удивился Кий.

— Как знаешь, — пожала плечами девушка, — а лично я проголодалась.

— Я тоже.

И они вместе со смехом кинулись к сумкам, кто первый, что успеет ухватить.

Снова наевшись до отвала, не так как в деревне, конечно, подбадриваемые гостеприимными хозяевами, но им и этого вполне хватило, они залезли под свои одеяла, улаживаясь наконец–то спать.

Кий накрылся только до пояса, сложив руки под головой и о чём–то задумавшись. На самом деле он думал о том, что состояние Топаз с каждым днём на самом деле улучшается, в смысле, аура её всё больше очищается и воспоминания прошлой жизни становятся для неё всё менее болезненными. Топаз свернулась калачиком, прижавшись спиной к его тёплому боку. Гелео и Кровопийца двумя переплетёнными колечками, большим и маленьким, улеглись с другой стороны от неё, прижавшись к девушке вплотную.

Утром, не свет, не заря, они наконец–то отправились в дорогу. Кони ступали бодро и уверенно, хорошо отдохнувшие, ровно, как и их хозяева.

— К вечеру к речке подъедем. Искупаемся? — Спросил Кий.

— Искупаемся. — В тон ему ответила Топаз и припустила вперёд резвую кобылку. — Там и заночуем, если, конечно, раньше в сосульки не превратимся.

Кровопийца в сумке жалобно мяукнул.

— Прости.

Кий улыбнулся, покачал головой и пустил своих лошадей вскачь, догоняя озорную спутницу, маленький серенький ослик же теперь был привязан к луке седла Топаз.

Вечер прошёл именно так, как они и задумали. Они искупались, поужинали и завалились спать, весело болтая, пока не уснули.

Ночью же их навестил какой–то неприятель, хорошо, что магический контур Кий устанавливал постоянно и на славу. Пробраться к их костерку недруг не сумел, лишь только лошади беспокойно заржали и стали вставать на дыбы, рвя мордами привязь, Кровопийца жалобно мяукал, Гелео истошно шипела.

Открыв глаза, Топаз и Кий мгновенно отметили все эти изменения, но это ещё было не всё. Вода, вышедшая из речушки, обступила их со всех сторон, не давая им полностью или частично разглядеть своего врага, что угрожал им по ту сторону, теперь уже водной глади, но в то же время она не давала недругу подкрасться к Топаз и её друзьям, то и дело, обдавая его своей ледяной водой и отбрасывая в сторону.

— Что это, Кий?

— Вероятно, твои заступники. — Прокричал он в ответ, перекрывая шум взбесившейся речки.

Огонь протестующе пошипел, пошипел, да и потух, накрывая двоих людей и без того почерневшей темнотой. Хотя Топаз и могла видеть в темноте почти как кошка, всё же темнота и брызги в комплекте не способствовали зрительному процессу. Вода бушевала, наверное, в течение получаса, или часа, или двух, но только когда она опала, вокруг уже не было никаких признаков врага, только размытая земля вокруг возвышающегося пятачка, на котором стояла опешившая Топаз и вся её честная компания. И люди, и кошки и даже лошади с ослом сбились в плотную кучу, прижавшись боками, друг к другу и зачарованно наблюдая за бушующей стихией вокруг, опасаясь как бы она не передумала и не перекинула свою злобу и на них тоже. Они продолжали так стоять и тогда, когда всё уже заметно стихло.

— Ты можешь рассчитывать на нашу помощь и поддержку. — Пронеслось то ли у Топаз в голове, то ли это было слышимо и для всех остальных.

Все застыли в оцепенение, пока Кровопийца громко не чихнул и не стал отфыркиваться от брызг воды. Он был не пардой, а самым обычным котом, оттого и воду не больно–то жаловал. Тогда уже и лошади и люди пришли в движение. При чём, если первые отошли в сторонку и стали с помощью осенней пожухлой травки успокаивать разгулявшиеся нервы, то вторые искали успокоение, прежде всего, в общении.

— Кий, ты это слышал? — Спросила девушка, доставая из сумки запасную рубаху и вытирая ею дрожащего кота.

— Что именно?

— Голос, что обещал помощь и поддержку?

— Думаю, те слова предназначались только тебе, оттого я и не был в состоянии их услышать.

Топаз кивнула.

— Кий, что же такое я должна совершить в своей жизни, что мне помогают и боги, и водяной народ?

— Не знаю, но раз над тобой висит благословение богов, значит, это что–то от чего зависит всё живое. — Лекарь осматривал их маленький лагерь на предмет повреждений, в частности, протрусил промокшие сумки, протёр сёдла от грязи, вырыл зарывшийся в грязевую жижу котелок. Убедившись же, что всё на месте и имеет более или менее подобающий вид, он наконец–то взглянул и на Топаз.

— Что–то такое мне уже говорил Хозяин Моря. Он просил меня о помощи. Но как я могу помочь им всем, если не знаю даже что мне делать? — Усомнилась в своих способностях Топаз.

— Помнишь, что тебе сказал голос бога, верь и сверши предначертанное. Тебе не надо задумываться над тем что–то ты должна делать и что ты делаешь, надо просто двигаться вперёд и именно тогда ты всё сделаешь правильно, пусть даже методом проб и ошибок.

— Но это легче сказать, чем сделать. — Печально вздохнула девушка.

— А кто тебе сказал, что будет легко?

— Никто.

— И я о том же. Светает уже. — Кий взглянул на небо. — Ты спать ещё хочешь?

— Хочу, но не буду.

— Ясно. Тогда давай перекусим и в путь. Ты как?

— Я, за.

— Тогда поехали. — И Кий стал выкладывать съестное из несколько подмокших сумок.

Разводить затухший костёр не стали, несмотря на жуткий холод, тем более что одежда на них была, если не мокрой, то частично сырой, всё равно минут через двадцать надо было выходить.

 

Глава 19 Чернотравная куща

Войдя уже в знакомый городок, они решили остановиться на уже обжитом ими постоялом дворе, некогда называвшемся «Пристанище усталого путника», где Топаз собиралась заодно и старый долг вернуть. Теперь же, при входе в него гордо висела новая красочная вывеска. На ней значилось уже иное название «Кошка против быка».

На всю вывеску красовался чёрный разъярённый бык, налитые кровью глаза, расширенные ноздри и большое кольцо между ними, были его особыми приметами, но был он тут не один. Здесь же присутствовала и его необычная противница, шмыгающая между его копыт ловкая пушистая кошка, с желтоватой, почти как у цыплёнка, шёрсткой, ничем не примечательная, она поражала глаз разве что своим горделивым спокойствием. Какие бы не делались ставки, какого бы героя не ждал народ, но она словно бы уже заранее знала, кто именно выйдет из этого поединка победителем.

Картинка была выполнена в ярких тонах, на заднем фоне был нарисован народ, с любопытством взиравший на борьбу двух неравных сил, рты раскрыты в ободряющём рёве, руки, взметнувшиеся вверх, горящие глаза. Было очевидно, что и сам художник был очевидцем тех самых событий, послуживших столь срочному переименованию сего заведения, столь красочно и реалистично был составлен рисунок.

— В твою честь, Топаз. — Улыбнулся Кий, кивнув на вывеску. — Так значит ты у нас теперь знаменитость? Может, и скидки нам дадут, это бы не помешало.

— Ага, догонят и ещё разок дадут. — Буркнула девушка, спешиваясь.

Оставив лошадей у коновязи, на попечительство мальчишек, они направились к входу.

Зал прошёлся по ним безразличными взглядами и вернулся к прерванным беседам и выпивке.

— Бык это я, чес слово. Хозяйка, подтверди. — Выкрикнул из–за мужских спин грубый голос.

Хозяйка безразлично кивнула.

Узнав этот бойкий мужской голос, Топаз улыбнулась и покачала головой.

— Видали? — Гордо выпятил грудь вперёд мужик, подскакивая на месте и задействовав всё своё тело в демонстрации собственной мускулатуры, что выглядела весьма плачевно, не один год уже покрываясь многослойным жиром, и это было очевидно для всех, кроме разве что самого её обладателя. И тут он увидел Топаз, сразу как–то сник, но ту же приободрился и указал на неё своей мощной дланью. — А вон и кошка, вот она, смотрите, чес слово. Хозяйка, подтверди.

На этот раз хозяйка кивнула уже с большим воодушевлением.

Все присутствующие с большим интересом уставились на вновь прибывших.

— Вот хрен. — Выругалась Топаз и попыталась, как можно не заметнее и быстрее, выскользнуть за дверь, но не тут–то было. Этот бугай уже завладел её рукой.

Девушка возмущённо взглянула на их сплетённые руки, на толстое улыбающееся лицо, на сложившего на груди руки ухмыляющегося Кия и всё это вкупе окончательно вывело её из себя.

Она сделал шаг в сторону здоровяка, ловко изогнулась, вывернув ему запястье, а за ним и остальную руку, заставив его вскрикнуть от боли. Затем дёрнула его на себя, поднырнув под грузное тело, и едва успела отскочить в сторону, как оно самое, то есть это грузное тело, с глухим шмяканьем опустилось на грязный пол у её ног, всколыхнувшись своими излишками под полой распахнувшейся рубашки.

Со всех сторон раздались ободряющие возгласы и частые аплодисменты, порождённые уверенными хлопками Кия. Теперь–то уже все сразу поверили, что бык и кошка, изображённые на вывески у входа, на самом деле почтили своим присутствием вышеупомянутый постоялый двор.

Мужик медленно поднимался с пола, потирая всё разом ушибленное тело, как одно единое место.

— Чегой–то ты? Я же так, по–дружески. — Обиженно пробормотал он.

— Предупреждать надо. — Грубо ответила Топаз, осматривая свою одежду на предмет повреждений. Затем с недовольством взглянула на пожирающих её глазами посетителей. — Чего уставились? Жрите уже.

Люди на постоялом дворе решили, что не стоит искушать судьбу, ведь кто знает, чем может закончиться противостояние разъярённой кошке, и одновременно приступили к прерванной трапезе или выпивке, изредка всё же прохаживаясь по девушке любопытными взглядами.

Итак, гомон на постоянном дворе возобновился.

— Да я же не со зла. — Оправдывался между тем здоровяк.

— А ты чего за меня не вступился, трус? — Накинулась Топаз на Кия.

— Посчитал, что ты здесь и сама справишься в два счёта, и, как видишь, не ошибся. — Улыбнулся лекарь.

— Заступнички. — Пробормотала девушка и пошла искать свободное место за столом.

Делом это было не лёгким, постоялый двор был забит и приезжими и местным людом в связи со сменой названия сего заведения. Топаз, как значится, успела как раз вовремя к открытию, что являлось в некотором смысле и в её честь. Но, несмотря на отсутствие пустых мест, для девушки они почему–то непременно находились, так как ей то и дело предлагали присесть то там, то здесь. Но она ответила согласием, только тогда, когда уже всем известный здоровяк предложил и ей и Кию место за своим столом.

— Так может, ты нас ещё и угостишь? — Ехидно поинтересовалась она.

— Да я бы и рад, — замялся местный бык, — да вот только в карманах пусто, — он похлопал себя по карманам и, в подтверждение его слов, там не разу не брякнуло даже самой мелкой монетой.

— Не дрейфь, мужик, мы и сами себя угостим. — Успокоил его Кий.

— А меня? — Тут же заискивающе спросил тот.

— А не много ли чести? — Поинтересовалась Топаз.

Мужик сразу поник головой.

— Хотя разочек, пожалуй, угостим. — Сжалился Кий, треснув его по плечу.

Мужик сразу разулыбался во весь свой щербатый рот.

— А где тот малый, что стал меж нами камнем преткновения? — Поинтересовался он, приникая губами к заветной кружке.

— У дедушки гостит. — Невозмутимо ответила Топаз, уплетая ужин за обе щёки.

— Ааа, нашёлся–таки, значит, всё же родственник? — Промямлил тот.

— Нашёлся. — Подтвердил Кий, улыбаясь.

— Оно и, слава богу, я ведь тоже не зверь какой, с одной стороны и жаль мальца, а с другой, воровство оно тоже, однакоть, не одобряется.

— Да и мы же тебя тоже понимаем, почтенный. — Произнёс Кий.

— Так значит мир между нами, али перемирие? — Поинтересовался здоровяк.

— Мир, коли ты не против. — Безразлично пожала плечами Топаз.

— Дак я ж ведь и не против, тем паче помню, как ты за меня ещё и вступилась, красавица. Ты ж мне урок тогда преподала, а жена его потом дома закрепила, колотушкой, — он машинально почесал макушку, которая, на самом деле, вероятно, давно уже не болела, — за то, что с бабой дрался, во–первых, и что перед народом осрамился, во–вторых. Коли берёшься за дело, говорит, так доводи его до конца. Как, говорит, мне теперь бабам–соседкам в глаза–то смотреть? Скажуть, мол, на чужую бабу руку поднял, то и на меня знать могёшь. Но тогда я, конечно, знатно посрамился, до сих пор в шутах у односельчан хожу. Обложался, одним словом, по первое число. Ну, а ты, девка, в ратном деле хороша, ох, как хороша.

— В гибкости и быстроте. — Поправила его Топаз, не отрываясь от пищи.

— Что?

— В гибкости и быстроте, говорю, хороша, а ратное дело мне всегда с трудом давалось. — Пояснила Топаз для особо туполобых.

— Ой, не страши ты так, как представлю шобы було, коли бы ты, ещё и в ратном деле мастерицей была, если это, по–твоему, ещё не мастерство.

Топаз только пожала плечами. И бык, не дождавшись поддержания разговора, продолжил его сам.

— Благо твоей гибкости и быстроты моей жене не хватает, а то бы крышка бы мне была совсем с её–то габаритами. А она ведь у меня баба гром, боле меня ещё в добрых раза два, як долбнет сковородой, так потом неделю в башке свербит, и шишка добрый месяц не сходит. Так ведь это ж я ещё иной раз и уворачиваюсь, а с твоей гибкостью и быстротой щас, знай бы, меня поминали. — Он до дна осушил свой бокал и с надеждой взглянул на Кий.

Тот, вначале сам себе обещавший оставаться непреклонным, вновь не удержался и, сдавшись, поманил рукой молоденькую девчонку с доверчивой улыбкой на устах и в чистом фартучке.

Кружки снова были полны, и настроение резко улучшилось, я имею в виду, безусловно, настроение здоровяка, так как Топаз и Кий и до того–то не очень злоупотреблявшие, после перебора в прошлой гостеприимной деревне больше не только не злоупотребляли, но и вовсе не употребляли. Так что в данный момент кружки их, в отличие от их говорливого соседа, были наполнены простым яблочным соком.

Бык приник к своей кружке, после чего с облегчением выдохнул.

— Если домой приду, надравшись, непременно расхвалю красоту своей родной супруги, ну разве это не красоты столь выраженная полнота и неуклюжесть. А что, по–моему, в самый раз, по крайней мере, точно по мне. — Он весело улыбнулся, снова приникая к заветной кружке.

Кий и Топаз переглянулись и дружно засмеялись.

Из городка вышли на утро, путь ведь предстоял не близкий, а к старичку–лесовичку хотелось попасть, как можно скорее. Прутик в какой–то мере был членом их команды, и потому потеряв одного, они неосознанно хотели вернуть в свои ряды другого, пусть совсем ещё ребёнка, который скорее даже мешает, чем приносит пользу. Но ведь Прутик был с ними, когда ещё был жив Алгорн, а для них, и в большей степени для Топаз, это что–то, да значило.

— Скоро будем у лесовичка Прутика забирать.

Старичок–лесовичок. Так они прозвали гостеприимного лесного хозяина, не зная толком, кем именно он на самом деле является, они и звали его просто–напросто старичком–лесовичком.

— Да, несколько дней осталось. — Подтвердила Топаз.

— Скорее бы.

— Да, скорее бы. — Согласилась девушка. — Как думаешь, у него там всё нормально? Мы отдали его так быстро, сами решив, что для него лучше. Не ошиблись ли?

— Не бойся, дед его не обидит. У него всё хорошо, иначе я бы почувствовал.

Они остановились на ночлег, а буквально уже через пару дней вошли в знакомый лес. Проведя ночь посреди леса, они на утро обнаружили возле защитного барьера испепелённый труп оборотня. Лошади хоть и были слегка взбудоражены, но вели себя относительно спокойно, то есть более нечисти поблизости не наблюдалось. Обгорелый, и при жизни–то не больно симпатичный, труп, перебил аппетит и Кию и Топаз, да и лошади горели желанием поскорее отсюда убраться, несмотря на относительное спокойствие. И только Гелео и Кровопийца от отсутствия аппетита не страдали, уплетая за обе щеки какое–то кровавое месиво, что парда принесла с охоты. Кем именно оно было при жизни, Кий и Топаз так и не догадались, бросая на него лишь брезгливые взгляды.

— Поехали лучше дальше, там, у лесовика и покушаем. — Предложил Кий.

Топаз согласно кивнула и, бросив прощальный взгляд на чёрную тушку, стала усаживать пищащего Кровопийцу снова в седельную сумку. Кий как обычно привязал узду свободной лошади к луке своего седла, а ослика к седлу Топаз.

Они взобрались на лошадей. Похоже, вскорости им предстояла встреча с их юным другом, оттого и настроение у обоих было просто замечательное.

Гелео недовольно, одним глотком, заглотнула оставшуюся тушку, поперхнулась, кашлянула, растянув зубастую пасть в подобии натянутой улыбки, сглотнула, тряхнула головой и с укором посмотрела на Топаз.

Девушка виновато пожала плечами и улыбнулась.

— Поехали?

— Поехали.

И лошади, понукаемые всадниками, резво рванули с места, да в карьер.

С весёлым улюлюканьем они пронеслись через встретившуюся им полянку, но дальше пришлось пробираться, спешившись.

Домик и во второй раз не стал от них ускользать, как обычно происходило у лесовиков с нежеланными гостями, признав их своими. Вокруг него стайками скакали зайцы, деревья вокруг кишели белками. Две лисицы, спугнутые появлением людей, юркнули в кусты и выглядывали теперь из–под их, оголённых осенью, ветвей. Волк, чесавший лапой за ухом, замер на мгновение, проводил людей любопытным взглядом, а затем с завидной невозмутимостью возобновил своё занятие. От крыльца в их сторону настороженно повернулся уже знакомый им лось.

Чёрный ворон, сидевший на коньке новой избы, резко каркнул.

Кий и Топаз одновременно задрали головы вверх.

И в это же время внутри дома раздался радостный крик.

— Тётя Топаз, дядя Кий, — и двери избы, распахнувшись, выпустили на свет божий семилетнего мальчугана. Тот с воплем радости кинулся навстречу взрослым друзьям, створка двери за ним на мгновение застопорилась, а потом с грохотом захлопнулась.

Он по очереди обнялся с Кием и Топаз, обхватил Гелео за шею, с любопытством изучил торчавшую из седельной сумки рыжую голову.

— Лошади другие. — Тихо заметил он, как–то сразу понурив голову.

— Другие.

Топаз и Кий переглянулись.

— А где…, где дядька Алгорн? — Спросил мальчик, ещё больше сжавшись в комок, в ожидании ответа, при этом с надеждой заглянув девушке в глаза.

— Его больше нет, Прутик. — Мягко произнёс Кий.

— Он спас мне жизнь, ценою своей жизни. — Добавила Топаз.

Мальчишка понимающе кивнул, при этом шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони, заодно стирая и слёзы.

— Теперь вот у нас есть ещё один новый член команды. Кровопийца. — Топаз достала из сумки рыжего лентяя. — Ну, как он тебе?

— Симпатичный.

Топаз протянула кота мальчику.

— Тоже, между прочим, спасал меня когда–то, когда я была чуть старше тебя. Так что, он мой уже старый знакомый, можно даже сказать, первый друг.

— Ну что, может, пройдёмте в дом? — Пригласил Прутик друзей.

— Да не откажемся, мы сегодня ещё не ели. — Кивнул Кий, намекая на то, что следовало бы и на стол накрыть.

— Поделимся харчами? — Предложила Топаз. — И, Кий, займись, пожалуйста, лошадьми.

Кий уже было ступил к оным, когда Прутик остановил его.

— Не надо. Можете просто отпустить их, — совсем по–взрослому произнёс Прутик, — здесь их никто не тронет, но и с полянки не выпустит. Да они и сами не пойдут, почитай, не бездумные же, знают, где им безопаснее. Так что не бойтесь, тут для них нет ни какой угрозы.

Кий и Топаз снова переглянулись, пребывания у лесовика, кажется, пошло мальчику на пользу, сделав его более самостоятельным.

Они расседлали лошадей и, без стреножки, отпустили их. Гелео и Кровопийца пошли знакомиться с местной живностью. Кий подошёл к старому знакомому и свободно потрепал его по шее.

— Ну, как ты, приятель, себя чувствуешь? Как здоровье?

Лось встряхнул рогатой головой.

Они втроём взобрались на крыльцо, вежливо испросив разрешения, у исконного хозяина жилища и отбив подобающий поклон.

Дверь приветливо и самостоятельно распахнулась перед ними, пропуская гостей вовнутрь.

— Дедушка, они наконец–то приехали. — Радостно сообщил мальчик.

Послышался горестный вздох из–за печи.

И Топаз была уверена, что отчётливо расслышала знакомое ойканье и три повторившихся слова.

— Ой, беда, беда, беда.

— Дедушка, я же тебе обещал. — Утешил старика мальчик одним им известному горю.

— Проходите, гости дорогие. — Это теперь относилось уже к Кию и Топаз. — Проходите к нашему столу, чем богаты, тем и рады.

Девушка улыбнулась.

— Да ты вообще уже взрослый стал, Прутик, или тебя теперь уже следует называть Прут.

Мальчишка с гордостью выпятил грудь вперёд, но промолчал.

Мимо прошмыгнул уже освоившийся Кровопийца и разом юркнул за печку. Оттуда тут же раздалось довольное мурлыканье.

— Дедушка больно котов любит. — Пояснил Прутик.

Топаз моментом намотала сиё заявление на ус, авось пригодится.

Все уселись за стол, и только дедушке Прутик отнёс тарелку за печку, смущенно объяснив, что хозяин их всех хоть и очень уважает, но всё ж таки не любит показываться на людях. Никто не стал против этого протестовать, ведь, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не суйся.

Разговоров хватило на целый вечер и пол ночи, но и на следующий день впечатлений ещё было хоть отбавляй, так что разговоры об отъезде стали заходить только через день. И тут произошло то, чего Топаз ну никак не ожидала. Хотя, судя по улыбочке Кия, девушка поняла, что тот как раз таки об этом давно уже догадывался.

— Ты не обижайся, тётка Топаз, но я с вами не поеду. — Тихо сказал Прутик, заглядывая ей в глаза. — Не хочу я больше быть воином, знахарем буду, — он покосился на Кия, и Топаз последовала его примеру. — Дедушка меня травки учит различать, да и хорошо мне тут у него, спокойно. Привыкли мы друг к другу. Ему ведь раньше здесь одиноко было, а теперь мы вдвоём. И поговорить есть с кем, да и подмочь что….

— Точно решил? — Спросила Топаз, и сама, понимая, что так–то оно всем будет спокойнее, но на душе отчего–то стало тоскливо.

— Точно и мнения своего не изменю. — Нахмурившись, совсем по–взрослому сказал Прутик.

Из–за печки послышался вздох облегчения и частое копошение, в момент нарушившее царившую вокруг тишину.

Топаз тяжело вздохнула, может оно всё и к лучшему.

Все снова уселись за стол, как и принято у простого люда. Зато к обеду, когда Кий и Топаз стали собираться в дорогу, все заметно приуныли. Прутик изредка вытирал слезинки, горестные вздохи за печкой возобновились, Топаз и Кий не плакали, но ходили хмурыми. Гелео крутилась тут же под ногами, а Кровопийца где–то мышковал, с головой уйдя в это настолько знакомое и любимое им ещё по морским путешествиям занятие, только на корабле он охотился главным образом на крыс, а тут в основном швыряли более мелкие их сородичи.

— Знаю, что уже спрашивала, но ещё раз всё же спрошу, ты точно решил остаться и больше не передумаешь?

Прутик упрямо покачал головой, плотно сжав губы.

— Ну, как знаешь. Мы ещё увидимся? — Тоскливо спросила Топаз, поглаживая по плечу свою кобылу, и смотря при этом на мальчика.

— Увидимся. — Уверенно ответил за него Кий.

Прутик сразу как–то повеселел, после истории со знахарством во всём доверяющий своему старшему другу.

Кий подмигнул ему.

— Прутик, — произнесла вдруг Топаз, — а вас мыши не одолели?

— В каком смысле? — Не понял мальчик.

— Ну, от мышей вам избавиться не следует?

— Ну, наши–то свойские нам не мешают, но порой и, правда, одолевают чужаки. Дедушка пытается их прогнать, как может, но они всё же успевают попортить наше имущество, не то, что свои домашние, что спокойно ожидают своей порции и выполняют порученную им мелкую работу. — Пояснил мальчик.

— А вы не боитесь, что Кровопийца съест кого–нибудь из ваших знакомых? — Спросил Кий. — Он ведь на самом деле хороший охотник.

— Он никак не сможет обидеть наших мышей, если они будут в доме или на этой поляне, они под дедушкиной защитой. Здесь никто не сможет обидеть ни одно животное. К тому же здесь даже волки за зайцев заступаются, а кошки за мышей, за своих, конечно.

— Понятно. — Кивнул Кий.

— Так я вот это к чему. Прутик, тебе же понравился Кровопийца и дедуле твоему тоже понравился, так, может, вы его себе оставили бы? И вам хорошо, будет, кому мышей–вредителей гонять и нам спокойнее. — Произнесла девушка. — Кровопийца ведь не воин, а те передряги, что с нами постоянно случаются отнюдь не способствуют его долгожительству, да и здоровью в первую очередь тоже.

— Да что ты мне объясняешь–то тётка Топаз. Дед мой сам просил, чтобы я с вами на счёт кота побеседовал. Конечно, мы с удовольствием оставим его себе. Ещё не одно животное со стороны, я имею в виду доброжелательно к нам настроенное, не осталось без крова и пищи.

— Ну, Прут, — произнесла Топаз, намеренно сокращая имя мальчишки до более взрослого звучания и сжимая ладонями его плечи, — мужик, настоящий мужик. И когда ж только ты успел так повзрослеть?

— Жизнь нас многому учит. — Философски заявил мальчик, как бы, между прочим, пожимая плечами, одновременно гордо выпятив вперёд грудь.

— Помнится, друг мой, ты досадовал, что у тебя нет собственного коня.

Прутик подозрительно уставился на Кия и Топаз.

— Не знаю, будет ли это тебе по–прежнему в радость, но только вот на, держи узду. — Кий протянул мальчишке повод Алгорнова коня. — Наш общий подарок тебе, мой, Топаз и Алгорна. Думаю, он был бы рад, что его конь достался тебе, ведь несмотря ни на что, мы все были друзьями, таковыми, думаю, и останемся. Но, если ты, конечно, не хочешь…. — Добавил он, видя растерянное выражение лица своего юного друга.

— Нет, конечно же, нет, то есть да. Я очень хочу взять его себе, если можно, конечно. Спасибо большое. Теперь у меня будет на ком совершать верховые поездки. — Глаза у мальчика счастливо загорелись и на них, скапливаясь и превращаясь в капельки, стали собираться слезинки.

Кий и Топаз переглянулись, разглядев в Прутике снова того маленького мальчика, которого знали раньше.

— Чтобы Кровопийцу, вместе со своим теперь верховым спутником, не обижал мне, а то вернусь и отшлёпаю. — Пригрозила ему пальцем Топаз.

— Да, что ты, тётка Топаз, я ведь их любить буду, как и всех других. — Он обвёл вокруг себя объёмным жестом.

Топаз проследила за его рукой, обведя взглядом, беззаботно шастающих по поляне, зверюшек. Да, он, конечно же, будет их любить.

— Да и ещё, ты уж меня извини, Прут, но не возьмёте ли вы и этого серого ослика в придачу?

— С радостью возьмём, а то дедуля уже всех бедных волков в округе заездил, а тут будет и ему средство передвижения. — Счастливо улыбнулся мальчик.

Топаз и Кий улыбнулись, складно у них всё как–то получается. Но тут пришло время и прощаться.

Кровопийца не то чтобы был в восторге от идеи остаться здесь во всё ещё незнакомом месте, далеко от таких близких Топаз и Гелео, но согласно остался, лишь несколько раз протяжно и тоскливо мяукнув на прощание. Похоже, сухопутная жизнь ему пришлась более по вкусу, а качка, как на пиратском корабле, так и на гнедой кобылке, осталась в прошлой жизни.

Жеребец же Алгорна их уход даже не заметил, продолжая медленно жевать пожухлую траву. А серый ослик только несколько раз печально иакнул им в след.

— Не ожидала я, что он останется в Чернотравной куще. — Грустно произнесла Топаз.

— А я ожидал.

— Я это уже поняла по твоей самодовольной физиономии.

— Не правда, моя физиономия не самодовольная. — Обиделся Кий.

— Скажи ещё, что не испытываешь особой радости по поводу того, что обошёл меня на шаг и всё знал заранее?

— Согласен, может быть и есть чуток, но не настолько же, чтобы быть самодовольным.

— Но ведь….

— Стой. — Резко и неожиданно выкрикнул вдруг Кий.

— Что ещё приключилось? — Недовольно спросила Топаз, но лошадь всё же остановила исправно. Та так и осталась стоять, как вкопанная.

Кий подъёхал ближе и высунул запоздалый осенний листик из её волос.

— И это всё? — Удивилась Топаз.

— А что ты ещё хотела? Тебе что этого мало? — Невозмутимо спросил Кий, улыбаясь.

Девушка фыркнула и уже собиралась понукнуть свою лошадь двигаться вперёд, когда лекарь положил ладонь на её плечо, останавливая.

— Подожди, я пошутил.

Он нагнулся и поднял с земли длинную прямую веточку и ткнул ею в каком–то метре впереди от лошадиных копыт. Послышалось едва различимое шипение и неясное шевеление вокруг нечестивой веточки, что помешала личной жизни ядовитых гадов, в большом количестве скопившихся под опавшей листвой. Да, с некоторых пор многие змеи стали ядовитыми, являясь как бы напоминанием прошлых грехов Волоса, для него же самого, ещё и служившими памятью о безвозвратно утерянных сыновьях, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

Лошадь Топаз нервно дёрнулась и отскочила назад.

— Как ты узнал? — Удивилась девушка, объезжая проклятое место.

— Почувствовал, со мной это случается, как ты, наверное, уже успела заметить. То я не знаю, что произойдёт через мгновение, а то и чувствую то, что сбудется через года. Мой дар и моё проклятие. — Улыбаясь в своём обыкновении, пожал плечами Кий.

— Алгорн, между прочим, всегда говорил, что ты странный какой–то.

Кий снова пожал плечами в знак того, что порой он и сам себя до конца не понимает.

 

Глава 20 Воскрешение ли?

Алгорн появился неожиданно, возникнув, казалось бы, из ниоткуда.

Просто внезапно лошади стали, как вкопанные, и принялись беспокойно ржать и загребать копытами.

— Ой, чтой–то сейчас будет. — Произнёс Кий, не зная, верить ему своим чувствам или на этот раз он всё же ошибается.

Перед ними стало разливаться неясное свечение, всё больше распространяясь на сумрачный воздух вокруг. Всё шире, шире….

Топаз уже не знала, что и думать, когда из него неожиданно выпал… Алгорн. Именно выпал, спотыкаясь и согнутый в три погибели, он вылетел из свечения, и чуть было не стукнулся носом об землю, но вовремя затормозил и начал выпрямляться.

— Вот хрень. — Выругался он до боли знакомым голосом. — Не получилось величественно появиться. Всё как всегда у меня, получается, через жо…. — Но тут он увидел опешившую Топаз и резко замолчал, расплываясь в улыбке. — Любовь моя, Топаз.

Девушка завизжала так резко, что заставила и Кия и Алгорна опешить ещё больше себя, ибо они не сразу поняли, что то был визг не страха, а радости. Да что вообще можно ожидать от этих не коим образом не сообразительных мужиков? Сплошное недопонимание.

Топаз тем временем просто слетела со своей лошади и кинулась в объятия бывшего разбойника, который только–только открыл, было, рот, чтобы что–то ей сказать. Однако девушка уже неслась во весь опор, расставив в стороны руки, но, к пущему своему удивлению и ужасу, она пронеслась сквозь Алгорна и, едва успев сбавить обороты и притормозить, чуть не ударилась о ствол попавшегося на дороге разнесчастного дерева.

— Что за хрень? — В свою очередь выругалась Топаз, оборачиваясь и потирая ушибленный лоб. Она накинулась на воскрешённого друга, пытаясь потрогать его пальцами свободной руки. — Алгорн, ты что, призрак, что ли хренов? Или кто ты вообще такой, мне хоть кто–нибудь объяснит?

Алгорн подавил идиотскую улыбку на своей усато–бородатой физиономии и степенно произнёс.

— Топаз, любовь моя, я, действительно, призрак….

— О, нет.

— … и я вернулся с того света, чтобы ещё хоть раз лицезреть твоё любимое лицо.

— Алгорн.

Кий, по–прежнему молча, стоял в стороне, наблюдая за всем происходящим у него на виду. Гелео недоумевающе пофыркивала, обходя новоявленный призрак по кругу.

— Да, Топаз, это правда.

— Но зачем ты сделал это? Зачем ты отдал за меня свою жизнь?

— А что разве Кий не сказал? Я так и знал, что этому плуту не стоит доверять. — Разозлился бывший разбойник, но тут же вернул себе степенность, пока растерянный Кий не успел вставить и словечко, и тихо продолжил. — Я отдал свою жизнь настолько дорого, насколько не мог бы отдать никто другой, потому как всем сердцем люблю тебя.

— Но я ведь этого не хотела. — По щекам девушки уже струились слёзы.

— Не плачь, моя дорогая, мне больно видеть твои слёзы, больнее во много раз, чем было умирать ради тебя.

Растроганная Топаз тут же утёрла упомянутые тыльной стороной ладони, но они потекли с новой силой.

— Я сделал это только ради того, чтобы побороть Беззубого и закинуть его душу в снега и холод кромешного мира, откуда, таким как он, нет выхода, ну или почти нет.

— Так значит, тогда это сделал ты?

— Конечно, а кто ж ещё? — Удивился Алгорн.

Он подошёл ближе к девушке и положил обе руки ей на плечи.

— Ты можешь дотрагиваться до меня? — Удивлённо воскликнула Топаз.

— Конечно, ведь он тоже мог. Это живые не могут коснуться своей дланью мёртвых, но не наоборот, Топаз, но речь сейчас не об том.

— А о чём же?

— Я вернулся из мира мёртвых, дорогая, только для того, чтобы попросить тебя об одном одолжение. — Он замолчал, давая ей возможность обдумать его слова.

— Всё что угодно, Алгорн. — Преданно глядя в глаза призраку, произнесла Топаз.

— Подари мне хоть сейчас то, о чём я столько мечтал, свой первый и последний поцелуй. — Приторно–нежно произнёс Алгорн, в театральном жесте положа руку на сердце.

Топаз неуверенно обернулась на Кия.

Лекарь же вначале нахмурился, затем отвернулся, чтобы не смущать Топаз и себя заодно, и сделал вид, что ничего не видит и не слышит, и сам уже ничего не понимая и не зная, верить плутоватому разбойнику или нет. Конечно, то, что тот был мёртв, было однозначно, но вот говорил ли он всю правду на самом деле.

Девушка, оставшись без Киевой поддержки и скованная своим же обещанием, сделал к призраку шаг навстречу, и приподнялась на цыпочки, спеша отдать дань своему заступнику, отдавшему за неё кое–что на много более ценное, чем простой поцелуй, свою жизнь. Алгорн склонился к её губам и поцеловал её, страстно, умело и настойчиво. Так, что даже у этой рьяной мужененавистницы голова пошла кругом. Поцелуй тот, казалось, длился вечность.

«Так вот почему девки сходят по нему с ума, потому что это на самом деле приятно». — Подумала Топаз, когда он наконец–то оторвался от её губ.

Алгорн тем временем подмигнул стоявшему за её спиной Кию, всем своим довольным видом выказывая радость от свершённого, и неслышно, одними лишь губами, произнёс.

— И всё–таки, я её первый поцеловал.

И в довершение он скосил на девушку глаза, чтобы у лекаря не было повода усомниться, кого именно он сейчас имеет в виду.

Кий нахмурился, недовольный не столько самим фактом поцелуя, сколько последующим за ним дальнейшим поведением Алгорна.

— Ну, что ж, друзья мои, спешу откланяться, моё пребывание на этом свете несколько затянулась. — Трагическим голосом произнёс Алгорн, пройдясь взглядом по своему телу, что начало меркнуть и теперь уже на самом деле походило больше на призрачное, чем на человеческое. И если бы он встретил Топаз именно в таком состоянии с самого начала, то она никогда не приняла бы его за живого человека, а сразу бы признала в нём призрака. То же самое касается и Кия. — Прощайте.

Алгорн театрально разослал смотревшим на него зрителям воздушные поцелуи, трагически вздрогнул, всхлипывая, и растаял. Он исчез.

Топаз несколько раз провела раскрытой ладонью по пустоте перед собой, туда–сюда, туда–сюда, но пустота так пустотой и осталась.

— Кий? — Плаксиво обернулась к лекарю девушка.

Но тот только пожал плечами, тем самым, давая понять, что и сам мало, что во всём произошедшем понимает. К тому же, ему уже надоело быть носовым платком для кого–то, кто убивается по другому мужику. Но грешные мысли те вскоре заставили лекаря устыдиться, в конце концов, Алгорн погиб, а он ведь был и ему другом.

Не много помявшись на месте, им больше ничего не оставалось, как двинуться дальше. Топаз нехотя залезла в седло.

— Я даже не успела у него спросить, где он теперь, в ирии или…. — Не договорив, она поморщилась.

Кий промолчал, не зная, что ответить.

Тогда Топаз решила обличить своё предположение в вопрос, обращённый именно к нему, чтобы лекарь уже точно не мог ускользнуть от ответа.

— Ты как думаешь, Кий?

— Я думаю, что мне всё это кажется, слишком странно и подозрительно.

— Почему же?

— Потому что у нас на пути город, вот и давай без лишних вопросов попробуем добраться до него до ночи. — Раздражённо произнёс лекарь, и это было на него так не похоже.

Практически первый раз девушка видела его в таком состоянии, потому и не стала доставать своими вопросами.

— Не успеем. — Уныло покачала она головой и припустила лошадь вперёд, догоняя спутника.

Если вы путник и дорога вам не знакома, а на дворе почти что ночь, никогда не делайте опрометчивого шага, не поддавайтесь импульсу, каковым бы не было ваше настроение в тот момент, и не двигайтесь вперёд, особенно если бредёте, не куда ноги приведут, а задаётесь какой–то конкретной целью. И не важно пеший вы или конный, потому как результат у вас будет примерно одинаковым, а разница будет состоять разве что в том, что на лошади вы преодолеете больший отрезок пути, но это, как правило, случается днём. А вот если ночью, да по заросшим буеракам?

— Кий, ты уверен, что мы на правильном пути?

Определённого ответа не последовало, только какие–то невнятные звуки, издаваемые впереди едущим или, лучше будет сказать, идущим всадником.

— Кий, ты меня слышишь?

— Кх, кх, Топаз, может, остановимся на ночлег? — Виновато произнёс знакомый голос.

— Я тебе о том же битый час твержу. — Возмутилась девушка.

Кий только виновато вздохнул.

Пришлось устраиваться на стоянку в темноте, не считая небольшого пульсара, испускающего тусклый свет. Кое–как устроились, нагребли сухих веток для костра, благо дождя давно не было и это не составило особого труда. Кий обвёл место ночёвки магическим контуром, бегло перекусили в сухомятку продуктами из сумки, не жаря мяса, не варя каши, и не заваривая чая из лепестков черники, как обычно, и молча улеглись под одеяла.

Над ними нависло тягостное молчания, когда ни кто не спит, и хотелось бы поговорить, но вокруг притаилась то ли какая–то обида, то ли ещё что–то, в общем, что–то не ясное, что портит все впечатление нынешней ночи.

Молчание первым нарушил Кий, при чём самым глупым вопросом, который, по мнению Топаз, он мог задать.

— Ну, и как он целуется, Топаз? — Неожиданно спросил он.

— Кто? — Не сразу даже сообразила девушка.

— Как кто? Алгорн. Или ты ещё с кем–то целовалась?

— Алгорн?

Вот тогда–то девушка и начала понимать, что именно за недопонимание зависло между ними. Едва сдерживая смех, она решила ответить правду.

— Честно сказать, превосходно.

Но Кий её честность не оценил. Он ничего на это не ответил. Топаз только почувствовала, как он повернулся к ней спиной. Девушка сдержала хихиканье, продолжая ликовать внутри. С тем они оба и уснули.

Утром же оказалось, что они не знают, ни где оказались, ни куда им двигаться дальше.

— Извини. — Сдержанно произнёс Кий. А что он мог ещё сказать?

Топаз только отмахнулась, так как никакой обиды по отношению к нему не испытывала. Внезапное появление Алгорна и её саму несколько выбило из колеи.

— Когда мы в прошлый раз проходили здесь с Алгорном, никаких оврагов не было, да и лес был несколько другой. Вывод: мы свернули куда–то не туда и сейчас находимся не на пути нашего следования. Что нам следует делать? Найти хоть какое–нибудь поселение людей и спросить у них как нам вернуться на правильный путь. Как думаешь, в какую сторону нам лучше сейчас топать?

Кий виновато осмотрелся по сторонам, затем приободрился, взгляд его просветлел, и он уверенно указал кивком на восток.

— А тебя не смущает тот факт, что нам вообще–то нужно на запад, а сами мы как раз таки идём с востока? — Ехидно поинтересовалась Топаз.

— Нет, потому как там люди, а ты ведь их хотела встретить перво–наперво. Верно?

Топаз обернулась и увидела невдалеке с любопытством наблюдавших за ними троих мужиков.

— Как думаешь, они не опасны?

— По–моему, самые обычные селяне.

— Тогда пошли к ним.

— Пошли.

И они стали спускаться в очередной овраг, ведя лошадей в поводу. Гелео невозмутимо трусила рядом. Она давно уже научилась относиться к людям безразлично, по крайней мере, до тех пор, пока они её не трогали или не представляли опасности лично для неё самой или для тех, кого она считала друзьями.

— Добрый день, люди добрые.

Мужики настороженно кивнули.

— Простите, но вы, не укажете ли нам дорогу? — Улыбаясь, приветливо спросил Кий.

Люди ответили ему подобным радушием, растянув губы в приветливых улыбках, при чём один из них произнёс.

— Конечно, господа, поможем, чем сможем. Вот только видим, вы устали с дороги и голодны….

Кий и Топаз переглянулись. Пройдя несколько шагов и ведя за собой послушных лошадей, они, конечно же, не очень–то и устали, а вот по поводу голода, так их бедные желудки, действительно уже какое–то время подавали некоторые признаки жизни своим недовольным урчанием. Предложение же отведать не похлёбку, сваренную на костре, а нормальную человеческую пищу, приготовленную в печи и умелыми руками…. Кто бы от такого отказался бы?

— …, а наша деревушка находится за этими деревьями. Коли вы согласны, так милости просим к нашему скромному столу, та дыть, как говорится.

Кий и Топаз благодарно кивнули и послушно последовали за своими проводниками.

Деревушка и правда оказалась не более чем деревушкой. С пяток, другой покосившихся домишек, небольшие огородики вокруг, скудное мычание в таких же неухоженных хлевах.

И чем же живут вот такие не притязательные люди?

Стрибог трухнул своими кудрями, и на лицо Топаз опустилась многоконечная влага. Девушка согнула руку в локте и поставила ладонь стремившемуся в неё угодить осадку. На руку тут же опустились несколько крохотных, ещё по–детски неуверенных снежинок. Опустились и тут же растаяли, поддавшись давлению круговорота воды в природе.

— Первый снег выпал, Кий. — Почему–то шёпотом сказала Топаз.

Лекарь тоже подставил руку навстречу снегу.

— Редкий, ещё совсем неуверенный. — Улыбнулся Кий.

— Первый. — Вторила ему Топаз.

Их душевные порывы были прерваны подходом к какому–то дому, внешним видом своим ни чем не отличающимся от всех остальных. Но для ведущих всё же, по–видимому, были какие–то свои ориентиры, ведомым же было всё равно куда ступать, лишь бы приняли душевно, да накормили, как обещали.

— Ставляйте лошадей тут, за ними присмотрять, а сами ступайте вовнутрь.

Кий почему–то обречённо взглянул на спутницу, потом на мужика и кивнул в сторону покосившейся двери.

— Туды, тудыть. Ага, оно самое. — Добавил мужик, когда лекарь уже вошёл в избу, и дверь за ним захлопнулась с резким стуком.

Здесь их встретила неопрятного вида толстая баба, что принялась сразу же выкладывать на стол все свои съестные припасы.

Что–то как–то слишком рьяно и без лишних вопросов принимают тут незваных гостей, словно их тут только и ждали.

Кий недовольно нахмурился. Топаз не отставала от него.

— А скажи–ка, милая хозяюшка, одна ли ты в этом доме живёшь–поживаешь, толи с кем–то?

Женщина на мгновение притихла, затем, не почувствовав угрозы, словоохотливо заговорила.

— Одна, мил человек, не дали боги мне дитятко. Вот и приходиться одной–одинёшенькой век коротать.

Топаз с сомнением окинула подозрительным взглядом её пышные формы, живот, бёдра и грудь.

За этими своими чисто женскими наблюдениями, она не успела заметить того, что заметил Кий.

Стоило женщине, безостановочно болтая всякую чепуху, отойти к печи, как лекарь нагнулся к спутнице и прошептал.

— Она лжёт, в этом доме живут дети.

Он не успел ответить на немой вопрос в глазах девушки и досказать свою мысль до конца.

— Ну, что это вы притихли, дорогие мои? — Спросила женщина, возвращаясь к столу. — Вы кушайте–кушайте.

Кий потянулся уже было к ложке, но Топаз успела перехватить его руку под столом и крепко сжать её.

— Спасибо, мы не голодны. — Натянуто улыбнулась она.

Кий недоумевающее воззрился на честное лицо улыбающейся девушки, затем на тарелку перед собой, благоухающую аппетитными запахами.

— Вот те раз? — Взмахнула руками женщина. — А как же вы так? Я думала…, мне сказали…. — Произнесла она, совсем растерявшись. — Подождите, мои милые, я сейчас вернусь.

Она накинула на плечи потрёпанную жизнью шубку и, неуверенно оглянувшись, выскользнула за дверь.

Кий тут же взмахнул рукой над полными тарелками. Присутствие чего–то не съедобного ощущалось столь явственно, что он не мог понять, как же сразу этого не почувствовал.

— Делаем ноги, Топаз. — Он схватил девушку за руку и потянул к двери.

Топаз послушно тянулась за ним продолжением его же тела.

Но дверь оказалась не выходом из их положения, за ней шёпотом вели какой–то совет.

Кий развернулся и потянул девушку к единственному после двери выходу, к окну. По пути он откинул полог возле печи, открывая девушке вид множества детских вещей.

— Я заметил, как она сюда детские валенки «незаметно» швырнула.

Топаз понимающе кивнула. Сама она почувствовала детских запах сразу же, как только вошла в эту дверь, да и гостеприимная хозяйка по внешнему виду, казалась ей женщиной не раз рожавшей. Вот только почему она соврала?

Детей же, по–видимому, увели из этого дома сразу перед их приходом. Для того чтобы…. А для чего, собственно говоря, их увели? Кто бы знал? Но кто–то, и этот кто–то был сейчас за дверью, знал это с определённой точностью. Вот только спросить его об этом у них язык как–то не поворачивался.

— Стоять? Куда?

Кий и Топаз обернулись, но ненадолго. Кий тут же вытолкнул девушку в окно. Что ж, грубо, но неизбежно. Она сильно царапнула щеку о мёрзлую землю, покрытую тонюсеньким слоем редких снежинок. Кий выпрыгнул следом, подхватил её за руку и бросился туда, где, как он помнил, они оставили лошадей.

На покрытой первым снегом земле осталось лишь множество тёмных следов и не ровный след от неловкого приземления Топаз.

Мужики, что заскочили в дом перед самым их оттуда «уходом», уже проскочили всё помещение и повыскакивали из окон и дверей. Теперь они безжалостно топтали робкие попытки снежинок найти хоть временное пристанище на этой грешной земле. По всему было видно, что они не любили, когда с ними прощаются по–английски. Или они ожидали от этой встречи чего–то большего?

Топаз то и дело скользила на таявшем под ногами снежке, но пока Кию кое–как удавалось удерживать её в более–менее вертикальном положение.

Откуда–то вынырнула Гелео и присоединилась к их массовому забегу до нужного сарая, под аккомпанементы множества криков и грубых голосов.

Волей богов лошади оказались не расседланными, но сытно поевшими, по крайней мере, всё именно так выглядело на первый взгляд. В любом случае, передвигались они как–то неуверенно и неуклюже.

— Нам не уйти от них на такой скорости. — Выкрикнула Топаз, оглядываясь.

Тем временем сзади уже образовалась целая погоня, мужики и бабы, кто верхом, а кто и по–прежнему пешком, устремились им вслед. Правда они и сами двигались несколько вяло, словно понимая, что преследуемые от них не куда не денутся, а вот вред причинить могут и огромный, потому связываться с ними деревенскому люду как–то не очень хотелось.

— Но попытаться стоит. — Ответил Кий, силясь перекричать ветер, что свистел в ушах.

Снежинки как–то незаметно превратились в льдинки, ещё недавно такие ласковые, теперь они стали колючими иголочками, что полосовали открытые всем ветрам лица.

— Кий, по–моему, я где–то рядом видела озеро?

— Да, оно есть вон там, справа. — Лекарь вытянул руку в нужном направлении.

— Едем к нему.

— Но нам нужно в другую сторону. — Неуверенно запротивился лекарь.

— Верь мне, Кий, а иначе нам крышка, мне так кажется.

Кий, качая головой, на ходу повернул лошадь в указанную сторону.

Топаз ликовала.

Подъехав к подмерзающей у края воде, она спрыгнула прямо в неё, проламывая хрупкий ледок, морозец нынче подоспел раньше первого снега.

Ободряюще оглянувшись на Кия, на свою лошадь, что он держал за повод, и что беспокойно переминалась с ноги на ногу, на застывшую у кромки льда Гелео, она вошла в воду по пояс.

Ледяная вода тут же, почувствовав свою власть над обычным теплокровным человеком, забралась под одежду и стала замораживать каждую частичку тела Топаз.

— Водный народ, — зашептала Топаз, губы её посинели, а зубы отстукивали дробь, — я вся в вашей власти, спасите нас и помогите мне и моим друзьям. Не дайте погибнуть здесь и сейчас. Спасите, а я отвечу вам тем же, стану вашей вечной должницей.

— Пускай они все зайдут в воду по колено. — Прозвучал в её голове голос, как ни странно, на этот раз женский.

Хотя, с другой стороны, что же тут странного? Водоёмы ведь разные, вот и главы в них тоже разные, а насколько известно, строжайшего патриархата у водяных и русалок никто пока ещё не устанавливал.

— Кий, заводи лошадей в воду скорее. Гелео, иди ко мне.

Кий не слышал, что именно до этого просила Топаз у озера и, тем более, не ведал, что ей ответили, но выбора у него не было, надо либо доверять девушке, с которой странствовал уже несколько месяцев, и которая так же доверяла ему, либо разворачивать лошадь и скакать отсюда во весь опор на едва передвигающей ноги кляче. У него был выбор, и он его сделал. Он выбрал первое.

Стоило Кию протащить упирающихся лошадей глубже в ледяную гладь и отправиться туда самому, как их тут же стал обволакивать сплошной туман и мгновение спустя, лекарю, поднявшему ненароком глаза вверх, показалось, что сверху разливается всё та же водная гладь, а они все находятся, как бы внутри самого озера.

— Чудо. — Пробормотал Кий.

— Всего лишь ещё одно. — Топаз радостно улыбнулась.

Но тут вся погоня, что преследовала их, наконец–то добралась и до

этого места. Её не было видно, но и того, что было слышно, было вполне достаточно.

— Где они?

— Не знаю.

— Я же предупреждал что он колдун, не надо было выпускать их из дома.

— Я же предлагал арбалетный болт в спину, но меня же никто никогда не слушает.

Кий и Топаз переглянулись, и машинально сглотнули набежавшую вдруг слюну, понимая какой участи, лишились с помощью водяного народа.

— Пошли отсюда, нет их тут, будто не видно. Ещё малость поищем, не найдём, так пойдём к хозяйке, каяться.

Голоса затихли.

Но озеро ещё какое–то время не выпускало их из своих ледяных объятий, пока не убедилось, что их жизням больше ничто не угрожает.

Стоило им выйти из воды, как Топаз тут же низко поклонилось озеру.

— Спасибо большое, водный народ, и простите, что явились без приглашения.

— Не за что. Теперь твой долг спасти нас, ты обещала.

— Но я не знаю, что делать. — Растерялась Топаз.

— Просто живи. — Был ей ответ.

После такого многообещающего ответа Топаз и вовсе растерялась и потонула в неизвестности.

— Пошли, Топаз. — Позвал её Кий.

— Куда?

— Кажется, я понял, куда нам идти. — Он кивнул в вероятную сторону.

Топаз пожала плечами. Она–то куда идти не знала, так почему бы ещё разок не довериться Кию и не поверить ему на слово.

Лошади еле передвигали ноги, поэтому седокам пришлось на этот раз идти пешком. Кий каким–то колдовским образом определил, что им было подсыпано в пищу какое–то снадобье, то же что и им самим, и кошке, только в отличие от лошадей, они его кушать не стали. Животным, конечно, ничего не будет, в любом случае не помрут, вот только теперь они выведены из строя на несколько часов… или дней, что ещё более удручающе.

— Дольмен Мары. — Вскрикнула вдруг девушка, указывая в сторону.

Кий настороженно проследил за её взглядом и с расстояния стал рассматривать не хитрое каменное строение, без каких либо архитектурных излишеств. Простое, самое рядовое мегалитическое сооружение, в виде большого каменного ящика. Четыре вертикальных каменных блока, как крышей перекрытых широкой же каменной плитой. В стенках имелись не большие круглые отверстия для общения окружающего мира с душой умершего предка, что прибывала во внутреннем пространстве дольмена.

— Так вот значит, что за народ нас ловил. — Запоздало догадался лекарь.

— Думаешь волхвы Мораны? — Переспросила Топаз, мысли, по–видимому, у них двигались в одинаково правильном направление.

— Но они же упоминали некую хозяйку, а кому мы ещё нужны кроме Мары, к тому же если настолько рядом находится её дольмен. Навряд ли это простое совпадение.

— Думаю, ты прав. — Согласилась Топаз. — Так что, давай–ка поскорее подобру, да поздорову уносить отсюда ноги.

— Ну, знаешь ли, это поскорее больше зависит не от нас, а от наших лошадей. — Тягостно вздохнул он.

И они оба воззрились на понуро опустивших головы лошадок, что брели вперед, не ведая, да и не желая знать, куда и зачем их ведут люди.

Топаз и Кий дружно поёжились и двинулись вперёд.

 

Глава 21 И снова Алгорн

В город они всё–таки добрались, голодные, грязные, замёрзшие, злые, несчастные и так далее и тому подобное. Заплатив положенную мзду, они прошли за ворота, в ближайшем постоялом дворе, что подходил им по деньгам, останавливаться не стали.

— Я не хочу останавливаться на этом постоялом дворе, у меня с ним связаны не хорошие воспоминания. — Сказала Топаз, а Кию было всё равно где останавливаться.

Когда они всё же нашли искомый постоялый двор, устроились в нём, отогрелись, а Топаз даже приняла тёплую ванну. Правда для того, чтобы принять эту самую ванну, в старом потресканном и покрытом щербинками корыте, нужно было расплачиваться отдельно, что она и не преминула сделать. Что поделаешь, за удовольствие надо платить.

Отогревшись, отмывшись и отдохнув, как следует, они решили прогуляться по городу, а точнее решила Топаз, а Кий не посмел отказать, тем более что её доводы были весьма убедительными.

Их одежда как–то не очень подходила к наступающей зиме, потому им следовало как можно быстрее обновить свой гардероб, дабы не замёрзнуть в первом же попавшемся сугробе, по дороге назад в храм. Денег у них было не то чтобы много, но раньше ведь им приходилось делить их на троих, теперь же только на двоих, а депозиты Алгорна с некоторых пор тоже перешли в их совместное пользование. Так что, на тёплые шапки с ушами, полушубки и тёплые сапоги, скажем так, не первой свежести, они с трудом наскребли.

— Ну, что, теперь опять на постоялый двор? — Предложила Топаз, после того как налюбовалось видом своих стройных ног, обутых в высокие сапоги и открытых благодаря короткому полушубку.

Что поделаешь, она ведь, прежде всего, женщина! А вот шапка ушанка Топаз очень смущала, хоть она и понимала, что её ношение неизбежно, дабы не заморозить остатки мозгов.

— Шапку я носить не буду. — Всё же упрямо заявила она.

— Топаз, ты выглядишь превосходно, даже в этой глупой шапке. — Искренне признался Кий.

— Ага, значит, ты всё–таки признаёшь её глупой? — Подловила его на слове Топаз.

— Не то чтобы признаю, но пойми, это пока ещё не наступили настоящие морозы, мы тут с тобой стоим и спорим. А что будет через неделю, через две? Зима уже не за горами и даже не на носу, она уже стучится в наши двери.

— Ага, которых у нас с тобой нет. — Фыркнула девушка.

— Это просто присказка, Топаз. Но ты и сама знаешь, что так оно всё на самом деле и обстоит. Нам ещё как минимум пару месяцев пути, что приходятся на самую зиму. И вообще, раньше тебя, по–моему, не волновало, как ты выглядишь. В тебе что, наконец–то просыпается настоящая женщина? — Специально подшутил над ней Кий.

— Всё, пошли. — Раздражённо произнесла Топаз. Она так резко крутанулась, что сама же чуть и не завалилась на бок, поскользнувшись на постоянно теперь идущем снегу. Шапку ушанку она принципиально пока не надевала на голову, продолжая нести её под мышкой и оставив до лучших или, наоборот, до худших времён.

Кий пожал плечами и последовал за ней.

Народу им попадалось много, не то чтобы не протолкнуться, но в принципе порядочно, порядочно для того, что вывести тихого, не городского жителя из себя.

— Кий, посмотри, вон там, на той улочке, вроде как народу поменьше, а точнее совсем нет никого. Как думаешь, по ней мы доберёмся на нужный постоялый двор?

— Думаю, что вероятнее всего да.

— Тогда пошли. — Топаз резко свернула на пустынную улочку, даже не убеждаясь, последовал ли за ней лекарь. Она до сих пор ещё была на него обижена.

Кий и правда отстал от неё, проехавшие мимо всадники оттеснили его от того проулка, в который свернула девушка, но не настолько, чтобы не видеть её, а как раз настолько, чтобы видеть, что она в настоящий момент находится в опасности, но не успеть ничего предпринять.

— Топаз, — резко выкрикнул он, — берегись.

Девушка обернулась, чтобы в последний момент увидеть направленный на неё нож и ничего уже не в силах изменить.

Топаз видела, как занесённый клинок целенаправленно и уверенно направляется к её животу и с нажимом погружается в окружающий её тело мех. Или ей это всё только показалось? Да только вот воздух перед ней неожиданно заколебался, пошёл неровными волнами и материализовался уже в виде Алгорна.

Она не видела, как он выворачивает руку и без того напуганному не удавшемуся убийце, она лишь услышала, как хрустнуло ломающееся запястье. Да, потеряв материальность, Алгорн не потерял свою силу.

Топаз ещё в самом начале глубоко вздохнула, прогнулась назад и, благодаря этому самому манёвру и, разумеется, непосредственно Алгорну, так и осталась не тронутой.

К тому времени как незадачливый киллер уполз в какую–то яму зализывать свои раны, душевные и физические, к ним подоспел и Кий, наконец–то прорвавшийся через блокаду конников.

— Топаз, ты как? — Обеспокоено кинулся он к девушке.

Та растерянно кивнула.

— Порядок.

— Я, кажется, просил тебя беречь её. — Набросился на лекаря разгневанный разбойник.

— А я смотрю, ты и сам с этим не плохо справляешься. — Огрызнулся одновременно и расстроенный и недовольный Кий.

Ещё какое–то время они с вызовом смотрели друг на друга, потом заулыбались и обнялись.

— Я скучал по тебе, приятель.

— Мне, знаешь ли, тоже как–то тошно оттого, что меня никто не достаёт, даже какой–то сраный лекаришка и тот пускает по мне слёзу. Фу, какая пакость. — Алгорн вытер рукавом воображаемую слезу и озорно подмигнул друзьям.

Он, надо заметить, так и остался в той самой одежде, в которой и погиб, только смотрелась она слишком уж новенькой и чистой по сравнению с тем видом, что имела при жизни. Сапоги помнится, вечно были в грязи, штаны протёрты на одном колене, а на куртке имелось несколько прорешин. Теперь же всё это исчезло, сияло первозданной чистотой и новизной.

— Э–э–эй, постойте. Я что, чего–то недопонимаю? Ты же сказал, что это был последний раз твоего явления на грешную землю, тогда, когда выпросил у меня свой первый и последний поцелуй. — Вмешалась в их разговор растерянная до невозможности Топаз.

— А я пошутил. — Нагло улыбнулся Алгорн прямо ей в лицо. — Фиг вы теперь от меня отделаетесь.

— Ах ты, гад ползучий. — Топаз уже хотела, как и раньше запустить в него сапогом, перед этим стащив его с ноги, но, посмотрев на разгулявшийся ветер и здраво рассудив, что всё равно в него не попадёт, а вот ногу отморозит (это точно!), запустила в него свой шапкой ушанкой, что по–прежнему держала в руках, принципиально отказываясь надевать, сей головной убор на голову. Но и она, что и следовало доказать, пролетела сквозь Алгорна, шлёпнувшись в присыпанную снегом грязь позади него. — Я рада, что ты снова с нами, обормот. Ну, чего стоишь? Обними же меня, остолоп, у меня же у самой это не получится.

Алгорн, расплывшись в улыбке, подхватил её шапку с земли, крепко обнял девушку, нахлобучивая ей на голову, сей ненавистный головной убор, как она не вырывалась и не кричала в знак протеста. В итоге, конечно, вся эта возня закончилась смехом, и обида Топаз исчезла безвозвратно, а сейчас пока и Кий и Алгорн получили по парочке увесистых снежков, а точнее их получили Кий и стенка за спиной Алгорна.

С тех самых пор бывший разбойник уходил–приходил, и, сопровождая друзей, летел по воздуху рядом с ними, когда ему заблагорассудится, иногда видимый для всех, иногда, когда того требовали обстоятельства, только для своих товарищей, а порой и не видимый, как для тех, так и для других.

Когда они в очередной раз расположились на ночлег, уже не в этом городе, а где–то далеко за его пределами, Топаз решила обсудить с Алгорном его настоящую жизнь, если её теперь так можно было назвать, то есть узнать всё то, что её когда–то так беспокоило.

— Алгорн. — Топаз наконец–то не только натянула свою шапку–ушанку на голову, но и подвязала завязачки под подбородком. Ветер, мороз и снег не оставляли место для компромиссов. — Послушай, а где ты теперь, в ирии?

Бывший разбойник покачал головой, беззастенчивая наворачивая жратву, которую ему было кушать не обязательно, а вот его друзьям она приходилась бы как нельзя кстати. Топаз недовольно хмурилась. Кий крепко спал, иначе бы обязательно прекратил это безобразия. У Топаз же совесть не позволяла это сделать, ведь Алгорн отдал за неё жизнь, а она вдруг да пожалела ему каких–то харчей, которых, между прочим, с каждым укусом становилось всё меньше и меньше. А бессовестный Алгорн в открытую пользовался этой её слабостью.

— Я не в ирии, я теперь везде, но в основном у вил. Помнишь, мы когда–то шептались с ними, так вот мы договорились, что если мне придётся погибнуть раньше, чем я стану ни на что не способным стариком, они с моего позволения заберут меня к себе. А я, знаешь ли, как–то ничего не имел против данного предложения. Ты ведь знаешь, женщины, тем более, хорошенькие, моя извечная слабость.

— Никто в это не сомневается. — Пробурчала девушка, натягивая одеяло ещё больше на голову.

Снег и не думал останавливаться, пойдя ещё несколько дней назад, он навалил уже такие снежные сугробы, что в пору было их лошадей в сани запрягать, а так их способность передвигаться снизилась, чуть ли не в два раза.

— Что ревнуешь? — Довольно спросил Алгорн.

— Было б кого, а то бездушного призрака.

— А вот это ты зря. — Обиделся Алгорн, да так серьёзно, что наконец–то отложил в сторону их походную сумку с провизией, хотя, может быть, он уже просто всё в ней сожрал. — У меня очень даже есть душа и я по–прежнему к тебе неравнодушен.

— Ладно, извини. — Поспешила исправить положение Топаз. Ей не спалось и если сейчас разбойник уйдёт, ей придётся коротать время в одиночестве, так как если разбудить Кия тот полезет в сумку с провиантом, ну, чтобы перекусить, и там его будет ждать большой сюрприз, другими словами, там его вообще ничего ждать не будет. Поди, потом, объясняй ему, куда вся провизия подевалась, нет, лучше уж отложить неприятные объяснения на неопределённый срок, то есть до тех пор, пока он сам не проснётся и не обнаружит пропажу. Короче, пусть всё идёт своим чередом.

— Извиняю. А за что?

— Ну и за бездушного призрака и вообще, — она на мгновение замялась, — за законченную жизнь.

— Да брось ты, что это ещё за законченная жизнь, это ещё только начало. Да я ещё переживу вас всех вместе взятых.

— Но всё равно это уже не та жизнь, которую ты любишь.

— Да много ли ты знаешь? Зато теперь у меня есть свободный доступ в оба мира, в живой и загробный. Скажу тебе по секрету, иногда я даже прихожу по ночам к некоторым особо привлекательным дамочкам в виде их возлюбленных или эталонов мужской красоты, а некоторые из них так вообще уже забеременели, не от святого духа, конечно же, а от меня. Они мне даже уже имя новое придумывают, короче, рождается новая легенда и эта легенда я. А что мне остаётся? Ведь на твою взаимность мне всё равно рассчитывать не приходится, а больше мне никто не нужен.

— А как же Прокла? У неё сильная к тебе любовь, и настоящая.

— А у меня к ней нет, так поразвлёкся и хватит. — Жестоко произнёс Алгорн.

— Какой ты, чёрствый. — Неожиданно поразилась Топаз.

Алгорн улыбнулся этому высказыванию, словно комплименту.

— А я ведь бывший разбойник. Забыла? И вообще, знаешь, я ведь её не растлял, да она уже и не малолетняя была, короче говоря, не я первый, не я последний. Сама бросилась ко мне в объятия и осталась, между прочим, очень даже довольна всем с ней произошедшим. Может быть, я её даже как–нибудь навещу. Кстати, я тут узнал с полной достоверностью, что весной она родит мне сына, Алгорна младшего.

— Но это чудесно. — Счастливо воскликнула топаз.

— Ага, чудесно. — Хохотнул Алгорн. — В общем, сбывается всё, что говорила нам та старая карга.

— Алгорн. — Возмутилась Топаз. — Не надо так грубо. Уважай хотя бы старость.

— А что, она мне больше не указ. Мы с ней в разной, так сказать, компетенции.

Топаз недовольно нахмурилась.

— Да брось ты, хватит дуться, а‑то и правда уйду насовсем.

— Ты не посмеешь.

— А вдруг?

Топаз показала ему язык.

— Знаешь, так прикольно было наблюдать за вами со стороны. Кстати, спасибо, что решились отомстить за меня тому злосчастному корчмарю, всё забываю вас за это поблагодарить. Лекаришке сама об этом скажешь, ладно? А то мне как–то не хочется с ним на эту тему разговаривать, чувствовать себя обязанным, вот тебе совсем другое дело. — Он взглянул на растерянную Топаз и совсем по–другому истолковал то, что было написано у неё на лице. — Вот, спасибочки, за это благодарю отдельно. Да и ещё, какого такого кляпа ты рыскаешь по моей походной сумке, не испросив разрешения?

— Алгорн, ты что забыл? Ты же умер, о каком таком разрешение может идти речь. И что–то я не совсем понимаю, о чём это ты тут говоришь? Подожди, так ты что, шпионил за нами, не показываясь нам на глаза? — Возмутилась Топаз, невольно подумывая о том, чтобы разбудить Кия и убедить его поколотить этого подлеца, но она вовремя вспомнила, что они не в силах до него дотронуться пока он сам того не захочет, а этого он захочет вряд ли, так что ей пришлось успокаиваться одной и строить планы о мести, продолжая пыхтеть от злости.

Кий же продолжал видеть свой десятый сон, в котором, к слову говоря, Топаз тоже присутствовала, сама того, однако, не ведая.

— И да, и нет. — Улыбнулся Алгорн, на этот раз он правильно истолковал её душевные порывы и в очередной раз порадовался, что он такой, какой он есть, и она не может до него дотронуться. — Тогда я просто не мог показаться вам на глаза, так как мой внешний вид не совсем ещё был закончен, вы всё равно не могли бы меня не видеть, не слышать, но в тоже время я и не мог надолго оставить вас одних. Помниться ещё, что бывает, когда вас оставляешь без присмотра.

— Значит, ты всё время был рядом.

— Не совсем. Должен же я был уделять хоть немного внимания моим копытоногим ангелочкам, ты как думаешь? — Он озорно подмигнул Топаз. — А поначалу это внимание было, ну, очень сильным. Ну, ты меня понимаешь?

Под его взглядом, пронизывающим насквозь, Топаз невольно зарделась, хотя сейчас это можно было списать на мороз, ведь под его воздействием все мы, немного или много, кто как, так сказать, румянимся.

— Алгорн, какой же ты всё–таки….

— Красивый, сексуальный, обворожительный, желанный? — С улыбкой предположил разбойник.

— Нахал. — Закончила свою мысль девушка.

— Ну, вот, так всегда. — Разочарованно произнёс Алгорн.

— А ты что думал, что я сейчас кинусь тебе на шею обниматься?

— А что, было бы совсем не плохо? — Воодушевился призрак.

— Знаешь что, Алгорн?

— Что? — Заинтересованно спросил мужчина.

— Шёл бы ты теперь к своим вилам, а я укладываюсь на боковую. До новой встречи, призрак любовник. — И, отвернувшись от разбойника, Топаз принялась улаживаться рядом с Кием под полог из еловых веток, какое ни какое, а всё ж таки укрытие от злого ветра и вездесущего снега. Хотя от самого мороза это мало чем помогало.

Сзади послышался разочарованный вздох, а за ним не громкий хлопок. Топаз не стала оборачиваться, она и так знала, это Алгорн исчез, отправившись туда, откуда совсем недавно прибыл.

— А–а–а-а-а.

Именно этот полный злости крик и разбудил Топаз, но она только виновато натянула одеяло на голову, едва сдвинув его под тяжестью навалившегося сверху снега. Она прекрасно понимала, что именно послужило предтечей для этого вопля и ей совсем не улыбалось объясняться с Кием. Не улыбалось, но пришлось.

Кто–то резко сдёрнул с неё одеяло. Распахнутые глаза тут же заслезились от царившей вокруг белизны.

— Ничего себе, сколько снега навалило. — Невинно произнесла Топаз.

— Топаз. — Гневно прорычал Кий.

— А это ты, Кий. Тебе не кажется, что, кажется, снежок опять начинается? — Но изменить ход его мыслей ей почему–то не удалось, наверное, он проснулся ну очень уж голодный.

— Топаз…, где… вся… наша… еда? — Спросил Кий с расстановкой.

— А я почём знаю? — Пожала плечами девушка, поднявшись, отряхнувшись и попытавшись его обойти. — Кий, может, ты меня пропустишь? Или я сейчас прямо тут в штанишки и описаюсь?

— Я тебя спрашиваю, где наши харчи? — Снова взревел Кий, но посторонился. — Когда я вчера ложился спать, сума была полна.

— Вот и надо было ложиться спать с ней, а не одному. Целее была бы.

— Топаз.

— Ну, что ты от меня хочешь услышать? Признания, что это я всё сожрала? Так это не так. — Топаз гордо подняла вверх подбородок и проследовала мимо него за заснеженные кусты.

Кий тяжко вздохнул, махнул на неё рукой и уставился на пустую сумку голодными глазами.

Вскоре появился Алгорн, таща за собой неуёмную сумищу. Он протянул её Кию и виновато произнёс.

— Я тут вчера слегка перебрал, в смысле вашего завтрака, обеда и ужина, так что вот вам покушать притащил.

Кий заглянул вовнутрь. Да, таких яств у них точно раньше не наблюдалось, но всё же это было достаточной компенсацией, если учесть и моральный ущерб Кия, когда он слегка опешил, увидев пустую суму вместо полной, пару дней назад заполненной до предела.

Топаз обиженно проследовала мимо обоих, не удостоив ни одного из них и взглядом. Мужчины посмотрели ей вслед, а потом друг на друга, тяжело вздохнули и уселись возле едва сопротивляющегося снегу костра.

Покушать–то они покушали и даже переели, но вот разговор между ними троими как–то не клеился, каждый был обижен на своего друга, тот в свою очередь на другого, и так далее и тому подобное. В общем, через пару часов молчания Алгорн незаметно удалился, никого не побеспокоив и не насторожив своим исчезновением, друзья давно уже поняли что худшего, чем с их другом уже произошло, с ним произойти ничего не может.

Зима же уже совсем вошла в свою силу, разозлившись на двигающийся сквозь холод, пургу и вьюгу человеческий дуэт, в компании двух же еле передвигающих ноги лошадей и пятнистой парды.

— Кий, я хочу к мошкам и комарам. Я так по ним скучаю. — Плаксиво нарушила молчание Топаз.

— С чего бы это?

— С того, что я уже устала от этого зловредного холода. Хочу, чтобы стало тепло. — Продолжала капризничать девушка.

— Ничем не могу помочь.

— Да я в курсе. — Горько вздохнула Топаз.

— Смотри изба впереди. — Вскрикнул вдруг её спутник.

— Где?

— Вон там, впереди. Слушай, может, обойдём её, что–то не нравятся мне эти избы посреди леса. — Пробормотал Кий.

— Никаких обойдём. Хочу в дом, под прикрытие от этого вездесущего снега. — Захныкала Топаз, и Кий сдался.

— Ладно, пошли, горе ты моё луковое.

Итак, это утро, и день, и вечер и ночь они провели в долгожданном тепле. И, как это ни странно, никто на их бесценные жизни не покушался и ни коем образом не нарушал их покой, если не считать появившегося посреди ночи Алгорна, что привёл в несказанную злость своих якобы друзей, и, не будь он и так призраком, то он им бы точно стал. И его невинное….

— Я что не вовремя? Извините, но для меня, знаете ли, что ночь, что день…. — Никого не тронуло.

Так что, ему пришлось срочно ретироваться, чтобы не стать призраком дважды, напоследок он продемонстрировал друзьям свой розовый призрачный язык, чем вызвал ещё одно клятвенное обещание Топаз прибить его, после того как у неё хватит сил подняться с импровизированной постели из старой слегка попревшей соломы и уложенного на неё одеяла.

Жил ли кто–то в этом доме они не ведали, но всё равно испросили разрешение войти в это лесное жилище и переночевать, вовремя еды оставляли гостинцы и для неведомого хозяина. Впрочем, если даже хозяин тут и имелся, то они его присутствия не наблюдали за время всего своего тут нахождения.

По утру же их ждал ещё один неприятный сюрприз, конкурирующий разве что с ночным появлением Алгорна. Домик занесло снегом, чуть ли не до самой крыши.

— Приехали. — Констатировал Кий очевидный факт.

Пришлось вылезать через чердак и прочищать путь наружу. Вот только выходить из тёплого дома отнюдь не хотелось. Впрочем, они этого и не сделали. Насыпали лошадям в сенях побольше овса, выдав чуть ли не все его остатки, и решили переждать пургу в долгожданном тепле. А что толку выходить на улицу, когда там не видно ни зги? И всё из–за этой пурги.

Так они провели несколько дней, нежась в желанном тепле и отдыхая, словно в отпуске на курорте. Хорошо ещё у них был такой незаменимый в хозяйстве друг призрак, как Алгорн, что принёс покушать и им и лошадям, когда припасы закончились. Гелео всё же из дома выбиралась и пищу себе поставляла сама.

Пурга наконец–то закончилась, что позволило им распрощаться с гостеприимным жилищем и спешно двинуться в путь. Проход к дому опять завалило снегом и перед отъездом Кию вновь пришлось хорошенько поработать, частично магией, с которой он с некоторых пор старался обращаться бережливо, частично физическим трудом, прочищая себе дорогу на свободу.

Алгорн то появлялся, то исчезал. В общем, всё как обычно.

Но всё хорошо, что хорошо кончается, вот и они наконец–то выбрались на дорогу, то есть нормальный протоптанный тракт.

Топаз не очень горела желанием появляться в той деревеньке, где их с Гелео когда–то приняли за оборотня и ведьму, а Алгорна за их приспешника, но Кий настоял, объясняя это минимальным имеющимся у них в наличии количеством провианта, оставшемся после почти недельной жизни в местной глуши в охотничьей избушке. Не мог же Алгорн теперь всю жизнь таскать им пищу? Следовало, в конце концов, подумать о ней и самим.

— Кий, но они же сожгут меня на костре, вместе с Гелео, между прочим. Ты этого добиваешься? — Никак не соглашалась Топаз.

— Топаз, ну, что за глупости ты говоришь, ведь я не желаю вам с Гелео зла. Мы им всё объясним и попробуем их переубедить. — Кий по–прежнему предпочитал судить людей по себе, а зря.

— А как же в чужой храм со своим сводом законов не суйся?

— К чему это ты?

— А к тому, что надо уважать чужое мнение и если эти люди так горят желанием кого–нибудь спалить на костре, так, может быть, не будем им мешать, и уже тем более столь открыто предлагать свои кандидатуры.

— Что ты так нервничаешь, Топаз?

— Потому как не хочу, чтобы меня спалили, пускай меня лучше утопят. Так им и посоветуй. Но запомни, когда я стану призраком, я не буду столь благосклонна к тебе, как Алгорн сейчас к нам. — Заявила девушка.

— О, слышу, вы по мне уже соскучились? — Алгорн как обычно материализовался из неоткуда.

— Алгорн, спаси меня от этого изверга. — Взмолилась Топаз.

— А что, собственно говоря, у вас тут происходит? — Настороженно поинтересовался призрак бывшего разбойника.

— Да вот, обещаю нашему общему другу или врагу, уже не знаю даже, что если меня по его вине сожгут на костре, то я ему свободной жизни не дам.

— Ничего себе, какие страсти, я, кажется, пропустил в этой жизни что–то интересное. И на какой же день назначено столь знаменательное мероприятие? — Радостно вопросил бывший разбойник и вообще бывший человек, ну, в смысле живой бывший.

Девушка промолчала, но окинула его таким испепеляющим взглядом, что он и сам чуть было, не вспыхнул от её грозных очей и вполне обоснованно спрятался за бок лошади Кия.

— Топаз, перестань языком трепать. Если на костре сожгут тебя, то и меня тоже, как колдуна. А если мы не въедем в эту деревню, то что ты прикажешь нам кушать. Припасов осталось раз два и обчёлся и это ещё при всём, при том, если какой–нибудь обжора Алгорн не сунет своего любопытного носа к нашим провиантам, как несколько недель назад.

— Но я же извинился. — Обиженно взвился Алгорн. — К тому же я вернул вам всё до последней крошки и даже больше, кстати, и не раз уже. Верно ведь, Топаз?

— Речь сейчас не об этом, Алгорн, а о том, что ты можешь обходиться без еды, а мы нет. Мы ведь живые.

— С твоей стороны очень даже не тактично каждый раз мне об этом напоминать. — Обиделся Алгорн.

— Ну, знаешь ли, рано или поздно мы все там будем. — Философски заявил Кий.

— Да, вот только мне почему–то это выпало рано, а вот вам….

— Типун тебе на язык. — Рыкнул на него лекарь, и, несмотря на то, что Алгорн был призраком, он почувствовал, как что–то большое и неудобное растёт у него на языке.

— Не надо, Кий, я лучше буду молчать. — Взвизгнул призрак в паническом страхе.

— О чём это ты? — Не понял Кий, потом, взглянув на друга и поняв суть проблемы, добавил извиняясь. — А ты об этом? Извини, я не хотел, вышло как–то машинально.

Алгорн вздохнул с облегчением, когда тяжесть во рту исчезла. Он хотел ещё что–то сказать, но удостоил Кия только хмурым взглядом, побоявшись вступать с ним в конфронтацию.

— К тому же никто не виноват, Алгорн, в твоей смерти. Я не просила тебя отдавать за меня жизнь и если бы не твой героизм, то на твоём месте сейчас бы была я. — Произнесла девушка, врезаясь в их разговор.

Кий и Алгорн переглянулись. Ни одного из них такой поворот событий не устроил бы, к тому же разбойник вполне был доволен своей настоящей разгульной жизни. Никто не бросался за ним с вилами после посещения очередной дамы, а если и бросался, то просто в пустую тратил время, силу, а заодно и здоровье, ведь ни для кого ещё не проходило даром осознание того, что вилы, метко пущенные в зад извращенца, что вдоволь натешился с твоей женой или дочкой, прошли мерзавца насквозь, не причинив ему никакого вреда. И вот он, раскланявшись и галантно прислонив руку к груди, исчезает с резким и оглушительным хлопком.

Вообще–то такие претенденты уже встречались в жизни Алгорна, так что он уже имел возможность убедиться в том, что живой заднице обычные вилы причиняют гораздо больше вреда, чем призрачной. А вот приласкать красоток можно и в призрачном состоянии, стоит только пожелать и у них уже есть возможность прикасаться к тебе, во сне или наяву. Многие из них, конечно, просыпаясь поутру в обнажённом и несколько потрёпанном виде, приписывают сие деяние какому–то определённому духу, и, не подозревая даже о том, что он всего лишь пожизненное или лучше, наверное, сказать, посмертное привидение неуёмного героя любовника. А если от столь приятного и в некоторым смысле даже необычного соития рождались дети, то, что ж поделаешь, от этого Мариона не только ничего не теряла, но и многое выигрывала, ибо гены Алгорна были настолько сильны, что доминировали над материнскими и новое поколение его потомков, как следовательно, наследовало его темперамент и впоследствии их количество всё увеличивалось с годами, что способствовало и усилению самого государства. Но не об этом сейчас речь.

— Нет, тогда уж лучше я. — Трагично произнёс Алгорн, тяжко вздыхая и прикладывая руку ко лбу.

— Конечно, ведь теперь всё равно уже ничего не изменить.

— Что ты там говоришь?

— Да, нет, я тут так, о своём, о женском.

— А есть–то хочется. — Печально произнёс Кий.

— Учись воздерживаться от мирских желаний. — Поучительно произнёс Алгорн.

— Кто бы говорил? Ты то и после смерти своей, похоже, не очень–то воздерживаешься, даже наоборот, только и мыслей, что о жратве, да о бабах. — Произнёс лекарь

— Вот только послушал бы кто–нибудь, мне опять напоминают о моём несчастном положение, в котором я завис, как говорится, между небом и землёй. — Обиделся Алгорн.

— Можно подумать тебя такое положение дел не устраивает?

— Конечно, устраивает, но это ведь не повод, чтобы об этом постоянно мне напоминать, я, может быть, хочу чувствовать себя живым. — Пояснил призрак. — И что–то ещё я хотел тебе сказать. Вот хрен, забыл совсем. — Он почесал чернявую макушку.

— Ребята, но ведь разговор сейчас не об этом. Насколько я помню, мы решаем, идти нам в деревню или нет. И это важно. — Решительно вмешалась Топаз.

— Хорошо, я согласен с тобой, мы подъезжаем, поэтому надо что–то решать или сворачивать или ехать напрямую. — Согласился Кий.

— Кстати, я вспомнил, что ещё хотел тебе сказать. — Неожиданно радостно воскликнул Алгорн.

— И что? — Подозрительно спросил лекарь, в любой момент ожидая от призрачного друга либо пошлость, либо колкость.

— У меня мысли вначале о бабах, а уж потом только о жратве. — Жизнерадостно сообщил Алгорн.

— Тьфу ты. — Сплюнул Кий. — Я думал, он мне что–то дельное хоть на этот раз предложит, а он…. — Лекарь махнул рукой.

— А я что ни разу дельных вещей не предлагал? — Обиженно возмутился разбойник. — Вот сейчас, например, вот вам моё предложение, почему вы обязательно хотите или въехать в деревню или объехать её, а почему бы не разделиться.

— Алгорн, успокоишься ты наконец–то или нет. Мы уже столько месяцев вместе и, по–моему, нет причин разбивать нашу дружную или не очень компанию. — Разозлилась Топаз.

— Да я ведь не об этом.

— Постой, Топаз, а ведь он, пожалуй, прав. — Задумчиво произнёс Кий.

На том и порешили, из двух зол выбрали… среднее. Топаз, Гелео и Алгорн двинулись в обход, а Кий поехал напрямик затариваться продуктами и они договорились встретиться на противоположном от этой стороны деревни конце тракта. Это поручение прошло у лекаря без сучка, без задоринки, чего в принципе и следовало ожидать.

— И чего вы так въелись на жителей этой деревни, нормальные ребята, словом обычные. — Пожимал плечами Кий, удивляясь.

— А я и не говорила, что у них две головы. Само собой они обычные люди, просто если уже один раз хотели сделать из нас живой шашлык, то не преминут попробовать и во второй, тем более, если я сама заявлюсь к ним с распростёртыми объятьями и милой доброжелательной улыбкой на лице. Я, между прочим, тогда ихнего старосту, или кем там ещё был тот много на себя бравший дядька, камешком подбила. Думаешь, они бы меня сейчас за это по головке погладили?

— Ага, такие погладят? — Поддакнул Алгорн.

— Да, ладно вам ребята, я‑то вам не враг, а то накинулись на меня, как будто я сам уже горящий факел к хворосту под вашими ногами подношу? — Махнул рукой Кий.

— Э, нет, братец, тогда бы мы не так кричали, у тебя бы уши заложило. Скажи, Алгорн?

— Ага, обмочился бы со страха прежде, чем поджёг бы.

— Алгорн, я ж не об этом.

— Алгорн, что ты несёшь?

В один голос произнесли Кий и Топаз.

— А я как раз об этом. Что думаю, то и говорю. Сами знаете, мой язык костей не имеет. — Бывшего разбойника, покорителя женских сердец и спасителя угнетённых, смутить было почти не возможно, оттого он и продолжал улыбаться в своих неизменных тридцать два зуба, что сияли теперь ещё большей белизной, так как, сами понимаете, кариес и зубной налёт, с некоторых пор ему были не помехой.

— Оставь его, Кий. И что ты за человек такой, Алгорн, тебе хоть кол о башку чеши, а с тебя всё как с гуся вода. Аааа. — Махнула на друга рукой Топаз. — А знаете что, друзья мои, у меня аж сердце замирает, как подумаю, что мы уже подъезжаем храму, — услышав скептическое хмыканье Алгорна, она тихо добавила, — … почти.

— Представляю твоё состояние, испытывал нечто подобное при подъезде домой. Только для меня в тот раз это ничем хорошим не обернулось.

— С божьей помощью на этот раз всё будет по–другому. — Позволила себе помечтать Топаз.

— Ну, вернёшься ты в храм Сварога, и что? Под мужика заделаешься? Бороду отрастишь, усы и будешь метить на место своего Почтеннейшего? — Поинтересовался Алгорн.

— Ты, Алгорн, не заговаривайся и старца почтенного не тронь, а то ведь я не посмотрю, что ты призрак. — Конечно, это была всего лишь пустая угроза, ведь насколько мы имели возможность убедиться ранее, живой человек не мог причинить призраку ни боли, ни ласки, пока тот сам этого не хотел. Но Алгорн тактично промолчал, не напоминая девушке об этом всем им известном факте.

— Да не трогаю я твоего старика. Больно нужен он мне. — Проворчал разбойник. — И вообще мне уже пора, заболтался я тут с вами.

И, после обычного, для его очередного ухода, хлопка, Алгорн исчез.

— Ну что, пошли где–нибудь пообедаем? Кушать очень хочется. — Предложил и тут же пояснил Кий.

— Выбирай место. — Пожала плечами Топаз. Покушать плотно она и сама всегда любила, отчасти из–за этого и не прогнала от себя когда–то молодого развязного разбойника, которому мало того, что не доверяла, так ещё и была на него обижена за покушение на остатки своего девичества. Хотя впоследствии именно этот ловелас, пройдоха и разбойник с большой дороги отдал свою жизнь взамен на её. Как же всё–таки непредсказуема жизнь!

— А чего его искать? Мы же не на ночлег останавливаемся, так что снег вытаптывать смыслу нет, тут, прямо на дороге, с бочку, и присядем. Народу нынче мало по тракту ездит, а если вдруг и проедет кто, так уж как–нибудь разминемся. А может, и не успеет никто проехать, мы ж ведь не надолго.

— Согласна. — Топаз особого предложения не требовалось, и она уже спрыгивала с лошади.

Так и сделали, отобедали, как полагается, даже костерок развели и чайку согрели, вместе с обледеневшими телом и душой.

Мимо них пару раз проехали гружёные телеги, но управляли ими не заморские купцы, а обычные селяне. Они бросили пару косых взглядов на обнаглевших путников, что расселись прямо посреди тракта, но с советами или недовольством своим не цеплялись, стоило им только заметить рукоятку меча и круглую кошачью морду, что лежала на своих же передних лапах и с ленцой взирала по сторонам, выискивая нарушителей хозяйского спокойствия.

Кто же в здравом уме и светлой памяти свяжется с такими? Ясен перец, только придурок, или точнее глупец, ну или герой самоубийца, в крайнем случае. Хотя, как различить ту тонкую грань между первым и вторым, ведь она порой совсем не заметна и слишком тонка для этого.

Так что, селяне проследовали дальше, удовольствовавшись только не добрыми взглядами и, проезжая мимо, чуть замедляли движение, протискиваясь в оставленный для них проход, а, проехав, тут же ускорялись, навёрстывая упущенное.

— Сдаётся мне, Кий, что скоро, возможно, здешний староста или кто он там у них и сюда нагрянет. Стоит только кому–нибудь из этих обалдуев добраться до корчмы и поведать приинтереснейшую историю о колдуне, ведьме и оборотне, расположившихся прямо на дороге в паре верстах от деревни. И что это они только такие нехорошие задумали? Чаи там попивают. А может просто делают вид? И пусть не допустят этого светлые боги, но вдруг что–то в деревне той, да произойдёт на самом деле не хорошее, и винить в этом непременно будут именно нас.

— И что ты предлагаешь?

— А ты как думаешь?

— Ладно, поехали. — Нехотя поднялся Кий. Он забросал носком сапога и так совсем зачахший костерок. — Снова в дорогу.

— Ничего, зато на том свете отдохнёшь. — Послышался голос позади.

Кий и Топаз резко обернулись, Гелео лишь раздражённо взмахнула пятнистым хвостом.

Люди вздохнули с облегчением, парда с обычным в таким случаях безразличием, лениво поднялась, потянулась и потрусила вперёд.

— Алгорн, ты ведь, помнится, спешил? — Напомнила Топаз.

— Не долго же ты отсутствовал, отдохнуть даже от себя не дал. — Недовольно пробурчал Кий.

— А я тебе уже сообщил, где тебе будет предоставлен полный отдых. А с делами со своими я уже управился. А что нам ещё призракам бездушным только и остаётся, как туда–сюда мотаться, ведь времени, как вы понимаете, хоть отбавляй.

— Да забудь ты про этого бездушного, мало ли что я могу ляпнуть. — Пожала плечами Топаз.

— А я и не обижаюсь, а, кстати, чуть не забыл и не предоставил повод уже вам на меня обижаться. Там по дороге несколько мужиков с вилами бегут, из деревни. Случаем не по вашу душу? Как думаете?

— Выезжаем.

— Давай быстрее, Кий. И что за народ, одни свой дом и семью на произвол судьбы бросают, другие же сами, без всяких на то оснований, на меч напороться пытаются. И в каком только мире мы живём? И что будет с нашими потомками через множество веков, с такими–то предками?

— А что нам вперёд–то заглядывать? Тут не знаешь, что завтра будет или даже через час. До будущего ведь ещё надо дожить, пройдя при этом через настоящее.

— Как же ты прав Кий, я вот, например, уже не дожил….

— Алгорн. — Раздражённо произнесла Топаз.

— А что и вполне счастлив жизнью.

Кий и Топаз удивлённо посмотрели на него.

— Ну, что вы на меня так смотрите? Ведь она хоть и немножко своеобразная, но всё же жизнь.

— Тоже верно. — Согласилась Топаз.

Кий молча пожал плечами.

— Топаз, а ты ведь мне так и не ответила, что делать будешь после того, как в храм вернёшься? — спросил Алгорн.

— Точно не знаю, но, думаю, надо выполнить то, что я обещала всем своим новым друзьям и знакомым, хотя лично я даже не представляю, что мне для этого нужно будет сделать. Потом хочу заработать побольше денег, найти мать и, если она жива, выкупить её, а там уже о доме подумывать начну, а если нет её уже в живых, то всё равно её выкуплю, чтобы была она свободна на небесах.

— Что ж, вполне понятное желание. А ты, Кий?

— Если честно, то идти–то мне особо не куда, так что если Топаз не против, то я с ней зарабатывать деньги, выкупать её мать. — Он вопросительно взглянул на подругу.

— А с какой это стати я буду против? Друзьями ведь не бросаются. — Удивилась Топаз.

— Мне, конечно, хотелось бы и свою родню поискать. — Задумчиво добавил Кий.

— Конечно, поищем. — Охотно согласилась Топаз.

— Отлично, тогда и я с вами. Девки девками, но ведь и мне когда–то нужен отдых. — Заключил Алгорн.

— А, так ты тут с нами оказывается, отдыхаешь?

— А ты как думала, их–то ведь много, а я один. А кроме вил ещё куча красоток, падких на мужскую любовь и ласку.

— Вот по поводу любви только не заливай, а?

— И почему только ты со мной всегда такая строгая, Топаз? — Обиженно спросил Алгорн. — Я ведь к тебе со всей душой.

— Да при чём тут я? Мы ведь сейчас обсуждаем тебя и твоих извечных подруг. Так вот на счёт ласки, я, конечно же, согласна, а вот на счёт любви, по–моему, это ты несколько загнул. — С сомнением произнесла девушка.

— Ничего–то ты не понимаешь, девочка моя….

— Маша да не ваша, — едва слышно пробормотал Кий.

— … в настоящей мужской любви, — продолжил Алгорн, не услышав последней реплики лекаря. — Я ведь всех их по–своему люблю.

Топаз взглянула на него, скептически вскинув бровь.

— Нет, ты не подумай, конечно же, не так как тебя.

— Ага, ври да не завирайся, Алгорн.

— Тебя я люблю настоящей любовью, а….

— А их искусственной? — Подсказала Топаз, за что Алгорн наградил её своим самым недовольным взглядом, на который только был способен.

— К ним я испытываю элементарную влюблённость. — Закончил он свою мысль.

— А вилы не ревнуют? — Поинтересовалась Топаз, высказывая чисто женскую точку зрения.

— А с чего бы это им ревновать? — Удивился Алгорн. — Умные женщины говорят, что мужика на всех хватит. А я только с такими и якшаюсь, ну, или почти только с такими. — Он с подозрением воззрился на Топаз, что закатила глаза вверх и покачала головой. — К тому же, что я виноват, что ли, что я такой влюбчивый?

— Ну–ну, и как там твоя влюблённость поживает, не сточилась ещё? — Встрял в разговор Кий.

— На мой век хватит. — Огрызнулся Алгорн. — А что, твоя, видимо, похуже качеством оказалась? То–то ты, я смотрю, на баб не заглядываешься совсем.

— А я заглядываюсь, только не на всех подряд. — Улыбаясь, пожал

плечами Кий.

 

Глава 22 Просто живи

Долго ли, коротко ли длилась их дорога, только провела она их мимо деревни сражённой Моровой девой, а вероятнее всего, всё теми же не добрыми людьми, скорее даже нелюдями, где они низко поклонились кургану, поглотившему это непотребство и с почётом захоронившем тела невинно убиенных, оставив им, тем самым, вечный памятник. А далее, протопав по ней, пришли они уже и в ту деревню, где когда–то встретил свою любовь Джордан и там же героически спасал дитя малое, чуть не отдав за это жизнь, и отдал бы, если бы не Топаз со своей верой в Правду богов.

Топаз тут же направилась к уже знакомому ей постоялому двору, с замиранием сердца предвкушая встречу со старым другом. Как она здраво рассудила, вряд ли влюблённая девушка и её сердобольный отец отправят юношу калеку одного в храм Сварога, вернее всего, оставят они его подле себя.

— Сейчас я тебя с Джорданом познакомлю. — Обрадовано произнесла Топаз. — Кий, вылечи его, пожалуйста, насколько сможешь.

— Попытаюсь, но обещать не могу, пока не видел пациента. — Деловито заявил лекарь.

Топаз понимающе кивнула.

Но, когда они подъехали к постоялому двору, девушку ждало разочарование, и очень большое.

На месте сего заведения велось какое–то строительство, чего–то неопределённого, и ни где не было видно ни одного знакомого лица.

— Эй, люди добрые, а что это вы делаете с «Тремя медведями»? — Поинтересовалась Топаз.

— «Три медведя» прекратили своё мирское существование и были перепроданы нам, красавица. — Приветливо улыбаясь, ответил один из мужчин, потом повернулся к одному из пяти оставшихся, что бродили по бывшему постоялому двору, каждый занимаясь своим делом, и что–то ремонтировали. — Слышь, брат, а ведь «Три медведя» не плохое название, может, всё–таки его и оставим. Думаю, прежний хозяин не будет против.

— Он же вывеску с собой забрал, значит о «Трёх медведях» мы ещё с тобой услышим, а ты ведь не хочешь повторяться? — Послышался голос с противоположной стороны двора.

— И то верно, а жаль, не плохое названьице. — Мужик печально покачал головой и принялся снова стругать доски.

— Простите, но не подскажите ли вы мне, что случилось с прежними владельцами? — Не отставала Топаз.

— Так они переехали кудатось. — Ответил мужик, безразлично пожимая плечами.

— А вы не знаете куда? — Настаивала Топаз.

Мужик взглянул на неё с раздражением, но, увидев мольбу в её глазах и скапливающуюся в них же влагу, снова нехотя повернулся к брату.

— Слышишь, брат, тут девица интересуется, куда прошлый хозяин подался?

— И симпатичная девица? — Послышалось откуда–то испод досок в стороне.

Мужик вновь взглянул на Топаз, пройдясь по ней любопытным взглядом.

Этого Кий уже не выдержал и не смог боле оставаться в стороне. Он проехал немного вперёд и отгородил девушка от любующегося взгляда селянина.

Тот только ухмыльнулся и вновь повернулся к работающему под досками родичу.

— Девица симпатичная, но она не одна. — Крикнул он брату.

— А жаль, опять не повезло. И когда же я себе только жену найду? — Послышалось тоскливо испод брёвен.

Топаз непроизвольно улыбнулась. Кий был настроен куда более строго.

— И куда ж тот хозяин подался, брат?

— Поближе к храму Сварога. У него говорят зять будущий оттуда, вот они тута свои дела свернули и поехали на родину к будущему мужу дочки.

— Слыхала? — Спросил мужик у Топаз, по–прежнему оседлывая перекладину.

— Слыхала. — Радостно ответила Топаз, подъезжая к нему вплотную и на радостях обняв его на прощанье. — Спасибо, это просто замечательная новость для меня.

Опешивший мужик, спустя первое мгновение отрешения, прокричал, обращаясь к брату.

— А она меня обняла, брат.

— И везёт же тебе, старому паршивцу. Всё, ты меня окончательно расстроил, да и замёрз я. Пошли в дом.

И они весело рассмеялись.

Но Топаз с Кием уже не обращали на них внимания. Лекарь следовал за спутницей, а она уже выезжала из деревни.

— Что, сразу так и поедем, без остановки? — Спросил он.

— Да, конечно, а чего ждать–то. Тут всего–то ничего осталось. Остановимся попозже. — Пожала плечами девушка, понукая свою лошадь двигаться быстрей.

Но до храма им так было и не суждено доехать в срок.

Алгорн неизменно всплыл рядом с ними по мере продвижения.

— Приветствую вас, госпожа и господин. — Высокопарно заявил он.

Топаз и Кий кивнули, девушка на самом деле приветственно, а лекарь лишь для элементарной вежливости, что–то настроение нынче у него было больно не хорошее, сам себе удивлялся. А ту ещё этот паяц со своими кривляньями.

— Я тебя не узнаю, Кий. Ты ведь всегда был таким добрым и отзывчивым, а последнее время почему–то становишься огрызком и ворчуном. — Сказала Топаз.

Да что–то в последнее время он и правда стал немного другим, но, как говорится, с кем поведёшься от того и наберёшься. Это–то он и выдал.

— Ну, с кем поведёшься…. — Кий развёл руками.

Топаз только улыбнулась сему незатейливому заявлению.

— Я что–то не понял, это ты на кого сейчас намекаешь? — Взвился обиженный Алгорн.

— Ну, уж явно не на Гелео.

— Вот что не на Гелео это я уже понял.

Гелео недовольно потрусила головой, видно обсуждения себя любимой ей не очень–то понравились, оттого–то, она несколько раз не приветливо вильнув хвостом, взглянула на Топаз и, после её согласного кивка, скрылась в снежных кустах, уйдя на охоту.

Алгорн же так просто сдаваться не собирался, ведь его хлебом не корми, дай поспорить, так что дискуссия по–прежнему продолжалась.

— Насколько я понимаю, это был камень в мой огород? — Сердито спросил он.

Топаз только тяжело вздохнула.

— Понимай, как знаешь. — Пожал плечами Кий.

Зря он вообще–то это сказал, так как спора, и большого, теперь было не избежать.

— Алгорн, Кий, не хотела вам мешать, но вон там, — Топаз вскинула руку вперёд, — есть чудесное озеро и лучшего места для ночлега не найти, пройдёмте туда, пожалуйста, господа.

— Хорошо, Топаз, мы за тобой.

— Хорошо, следуйте за мной. — Девушка выдвинулась слегка вперёд, оставляя мужской дуэт позади. Не хотелось слушать перебранку двух своих лучших друзей, к тому же, всегда есть вероятность, что они и её туда вовлекут, а на это, желания было ещё меньше.

Топаз свернула направо и пустила лошадь галопом. Протоптанная к озеру тропинка это свободно позволяла, видно Топаз была не единственная, кому нравился вид замёрзшего озера, к тому же снега в этих местах было гораздо меньше, чем ближе к Железным горам. Так что, ехать было одно сплошное удовольствие, на галопе лошадь словно плыла, а вжавшаяся в седло всадница была и не всадницей вовсе, а просто её продолжением.

— И почему только мне говорили, что рысью ехать проще, чем галопом? — В очередной раз удивилась девушка.

На ледяном озере действительно было красиво. Всё утопало в белой перине снега. Деревья, что стояли по всему его периметру, выглядели морскими кораллами, настолько хрупки и тонки, казались белоснежные ветви. Небольшой островок почти посередине озера, теперь был доступен всем желающим, лёд давно уже окреп, не был хрупким и тонким, позволяя беспрепятственно проезжать по себе даже лошади с всадником.

И только на самой середине озера оставалась всё ещё не замёрзшая полынья, что послужило причиной такого зимнего непорядка, Топаз точно не знала, вот только полынья эта, сколько она себя помнила, была незамёрзшей из года в год.

Выбрав место, по её мнению, подходящее для стоянки, Топаз расседлала лошадь и пустила её побродить по бережку. Сама же, обернувшись на по–прежнему споривших Кия и Алгорна, покачала головой и углубилась в близлежащий березняк, что находился чуть в стороне и вдоль озера, за сухими ветками для костра.

Ветки попадались и много, вот только сухими их назвать можно было только с нууу очень большой натяжкой.

То, что потом произошло, произошло совершенно неожиданно.

Топаз услышала сильный хруст немного позади себя и сверху, но не успела она обернуться или хоть как–то по–другому среагировать, как за этим последовал сильный удар по макушке. И только уже падая и теряя сознание, девушка поняла, что кто–то спрыгнул на неё сверху и с силой ударил её по многострадальной голове, а она, несмотря на все свои обострённые чувства, всё это прошляпила.

И только горстка рассыпанного хвороста, тёмным пятном чернеющая на почти нетронутом снегу, смешиваясь с редкими каплями крови, могла поведать возжелавшему того слушателю историю этого предательского покушения.

Вскоре, к этим следам прибавились и две дорожки крупных отпечатков кошачьих лап, ведущих и в эту, и в обратную сторону.

Тем временем в храме отца Сварога, хвостатые варны посходили с ума, в отличие от людей, чувствуя приближение какой–то злой сущности и угрозу, нависшую как над самим храмом, так и над всеми ведущими к нему тропами. На то они и были животными.

Люди, между тем, жили всё той же своей обычной жизнью, как на территории храма, так и за её пределами.

— Ты видел, куда Топаз пошла? — взволновано спросил лекарь.

— Ну да, за дровами. Вон в тот березняк. Но ты не отвлекайся от темы нашего разговора и зубы мне заговаривай.

— Но, может, ей помочь нужно? — Настаивал Кий.

— Вот и помоги. Распали пока костерок. Вон пень трухлявый. — Кивнул Алгорн.

Кий внял совету друга и, ещё раз обеспокоено обернувшись на одинокую дорожку человеческих следов, опустился на колени перед будущим костром, но не для того чтобы помолиться или провести ещё какие–то ритуальные обряды, а именно для того, чтобы его разжечь. Вот как оказывается всё просто.

— Так ты говоришь, что это я виноват, что вас чуть не поймали тогда? Но ведь это не я сбился с пути, и попёрся на ночь глядя в незнакомые места? Не я тогда профукал расставленную для вас ловушку? — Алгорн был в своём репертуаре.

— А я из–за тебя тогда расстроился, между прочим. — Пожал плечами Кий.

— Что, не рад был, что я объявился? — Ухмыльнулся призрак.

— Рад, но был бы более доволен, если бы ты менее бурно выражал своё расположение к Топаз, тем более, не выманивал бы её поцелуев обманами. — Вполне охотно пояснил Кий.

— А, так тебе не понравилось, что, несмотря на устранение соперника, он даже после смерти поцеловал её первым? — Догадался Алгорн.

— Кстати, мы не сказали тебе сразу, отчасти из–за того, что не хотели тебя расстраивать, думая, что ты в последний раз стоишь на этой бренной земле, отчасти, из–за того, что опешили из–за твоего неожиданного появления и столь поспешного исчезновения. Возможно, конечно, у Топаз были свои на то причины. Но…. Так вот, я к тому, собственно, что ведь не ты первый поцеловал её из нас–то двоих. — Невозмутимо произнёс лекарь.

Огонёк, благодаря его усилиям, уже начал зарождаться даже во влажном трухлявом пне.

— Что?

Кий улыбнулся и пожал плечами.

— Что слышал.

— Что ты хочешь этим сказать? — Взбесился Алгорн, такое заявление лекаря очень ударило по его самолюбию.

— Только то, что я уже давно поцеловал её первым, ещё там, в горах, когда нас завалило камнями.

— Я не понял, ты что охренел? — Взревел Алгорн.

— А что тебе не нравится?

— А хотя бы то, что ты воспользовался её беспомощным положением и тем её состоянием, что она была зажата в тиски между тобой и камнями.

— Ни чем я не воспользовался и к тому же извинился перед ней.

— Извинился он. И вы ещё удивлялись, почему я не хочу оставлять вас одних? — Не унимался Алгорн.

— А ты что думал! Оставь Топаз вообще в покое и иди к своим вилам, да и все остальные женщины Матушки Земли, вероятно, уже соскучились по твоей нестачиваемой влюблённости.

— Что?

— Вали, говорю, отсюда, вот что. — Выкрикнул Кий, вставая.

— Да я тебя, щенка, сейчас по земле размажу. — Заорал Алгорн.

— Легко размазывать кого–то по земле, если он не в силах сам тебя коснуться. Трус. — Выкрикнул Кий.

— Это я‑то трус? — Взревел Алгорн и кулак его правой руки с размаху врезался в щёку Кия.

Кий почти успел увернуться и чуть не упав, уже в последний момент успел резануть ногой по ногам Алгорн, то есть не оставил удар призрака без ответа. Алгорн повалился на снег, но мгновенно же подскочил на ноги.

Поняв, что он тоже может дотрагиваться до Алгорна, лекарь кинулся на него уже с новой силой, и вот тут–то и началась, уже самая что ни есть настоящая свалка.

А, как общеизвестно, все ссоры, споры и обиды начинаются, как правило, по пустякам и приводят к самым неприятным и неожиданным последствиям.

Топаз висела перекинутая через седло, при каждом новом движение лошади, ударяясь лицом о жёсткую поверхность его кожи, да и стремена больно врезались ей в ноги. Наверное, именно это и привело её в чувства. Но лучше б уж она в них вообще не приходила. Боль была страшная, и не удобно до смерти, липкая, вязкая, но уже несколько подсохшая кровь, слепила глаза, ярким пятном разлившись по лицу и склеив ресницы. Для обзора оставались только маленькие щелочки, оттого и видимость была чуть выше нулевой. Руки и ноги были крепко связаны, одна из ног замёрзла страшно, видно сапог потерялся, когда она упала, а одеть его ей никто не потрудился. Увидеть, кто именно её вёз, девушка не могла, но, по всей видимости, если судить по скрипу наста и отсутствию разговора, этот кто–то, был один. Топаз не могла повернуться, всё тело затекло и болело. Невозможность стереть кровь, залепившую глаза, ужасно раздражала.

Неожиданно она услышала грозный, до боли знакомый, рык, послышался лёгкий хруст хрупкого снега, и её неожиданно сильно встряхнуло в седле. Увидеть, что там на самом деле происходит, она не могла, любуясь только коричневым боком не высокой лошадки.

Неожиданно лошадь понесла, понукаемая всадником и собственным страхом перед пятнистым хищником и, выбирая из двух зол меньшее, выскочила из березняка на открытую поверхность, то есть на замёрзшее озеро.

Хруст, грозный рёв и крики привлекли внимание катающихся в это время по земле двух людей, но это были не любовники, что сплелись в любовном экстазе, а всего лишь двое мужчин, что выясняли отношение по поводу любимой девушки, при чём самое интересное было то, что один из них уже несколько месяцев как был беспросветно мёртв.

— Топаз. — Выкрикнул Кия, струшивая с себя соперника.

— Топаз. — Но тот и сам уже подскакивал с конкурента.

Кошка тем временем уже догоняла свою цель. Кий и Алгорн понеслись за ней следом.

У самой полыньи лошадь неожиданно споткнулась и припала на передние ноги. Всадник и его пленница перевернулись, перекувыркнулись в полёте и шлёпнулись рядом с полыньёй, от которой тут же в разные стороны побежали неровные трещинки.

— Ах ты, сучка. — Выкрикнул всадник, не понятно кого именно имея в виду, кошку или её хозяйку. — Сдохни же, кошачье отродье.

И, точным пинком ноги, он послал связанную девушку прямиком в ледяную полынью. Опоздав на какую–то долю мгновения, Гелео располосовала острыми, как бритва, когтями его одежду и живую пока ещё плоть, и тут же метким ударом зубастой пасти разорвала ненавистное вражеское горло. Кровь хлынула из раны фонтаном, заливая и саму кошку и поражающий своей невинной чистотой снег, и сначала редкими каплями, а потом и целыми ручейками устремилась в открытую полынью.

Парда металась вокруг входа в водное царства. Кий и Алгорн тут же, подскочив, одновременно бухнулись на колени. Гелео не обратила на них никакого внимания, лишь жалобно мяукая и зовя потерянную хозяйку. Неужели она спасла ей жизнь, только для того, чтобы тут же потерять её снова в ледяных расплывах зимней воды.

Уже вместе с Кием и Алгорном, они безрезультатно пытались выловить тело девушки из полыньи. Кошка несколько раз пыталась прыгнуть туда вслед за хозяйкой, но кто–нибудь из мужчин её непременно удерживал. Тогда, устав сопротивляться, она уселась возле покрывающейся тонким, но всё больше утолщающимся слоем льда, полыньи и тоскливо и протяжно зарычала, запрокинув голову назад. Кий и Алгорн понуро опустили головы, вслед за ней. Они ещё некоторое время пытались пробить слой льда, но у них так ничего и не вышло.

На всём озере не было больше входа в водное царство и оставалось только надеяться на честность водяного народа, что обещал когда–то Топаз свою помощь и защиту.

Ледяной холод навалился на Топаз всей своей мощью. Вода хлынула в глаза, рот и нос, смывая кровь с лица и заполняя собой все возможные для этого внутренние полости, включая и лёгкие. Вывернутые и связанные руки и ноги болели и саднили жутко. Но, как раз это–то было пустяком, так как Топаз ещё несколько лет назад научилась выбираться из различных пут. Вот и сейчас, она уже почти освободилась от верёвок, и основной её неприятностью была только ледяная вода, что продолжала безжалостно топить её, несмотря на обещание водяного народа, брошенное невзначай Морским Хозяином несколько месяцев назад.

Но неожиданно это чувство исчезло, как и когда–то на берегу моря. Не обманул, значит, всё же водный народ. Пелена спала с глаз, а вода отхлынула ото рта и носа.

— Снимите с неё путы. — Прозвучал властный голос.

И к девушке тут же подплыло две русалки, как у них водится, обнаженные сверху и с длинными чешуйчатыми хвостами снизу. Длинные, чуть зеленоватые, волосы с элементами водорослей прикрывали открытую грудь, у кого–то пышную и большую, у кого–то маленькую и округлую. Это легко угадывалось по волнам выступающих над бюстом волос.

Верёвки тут же осыпались на песчаное дно.

Топаз, не удержавшись, шлёпнулась на колени, уж очень ноги у неё затекли. Девушка осмотрелась по сторонам. Наверное, именно так и должно выглядеть речное, озёрное и, вероятно, морское дно. По крайней мере, именно таким представлялось ей подводное царство водяных.

Перед Топаз раскинулся чудесный подводный сад, в центре которого располагался огромный замок, его остроконечная верхушка терялась где–то вверху, в голубоватой дымке льда. Но девушка и подумать не могла, что это озерцо столь глубоко, да оно и не могло быть таким глубоким.

— Не удивляйся, дитя моё, то, что видишь ты, не дано увидеть большинству смертных. — Ласково произнесла высокая женщина с такими же, как и у русалок, зеленоватыми волосами и изумрудными глазами, но при этом стоявшая на своих двоих ногах, не о каком хвосте тут не было и речи.

Она взмахнула в сторону рукой и две девушки русалки, что помогали Топаз избавиться от пут, тут же подплыли к ней и бережно приподняли её под руки, поставив на ноги.

— Простите, — смущённо улыбнулась Топаз, — я сегодня несколько не в форме.

В подтверждение этому, сверху стали моросить прямо по воде розовые расплывы крови.

Женщина недовольно нахмурилась и, взмахнув рукой, указала пальцем вверх, и более светлое голубое пятно над их головами неожиданно резко стало затягиваться, сравниваясь со всей окружающей поверхностью своеобразного подводного неба. Затем она, несколькими мелкими шажками, приблизилась к Топаз.

— Это всё ерунда, дитя моё, главное, ты жива.

Она положила прохладную ладонь на лоб девушки и та сразу почувствовала лёгкое покалывание и пощипывание на том месте, где неровными нитями расходилось по всему телу магия, изгоняя боль и усталость. Рана затягивалась слишком быстро, чтобы не угадать в этом стороннюю помощь, и ещё глупее было бы не понять, от кого именно она исходила. Топаз уже встречалась с такой формой лечения, там, на поверхности, когда Кию приходилось её лечить. Кий!?

— Мои друзья? — Вспомнила девушка.

— Не переживай, им не угрожает никакая опасность. С ними всё будет в порядке, уж поверь мне.

И Топаз отчего–то поверила.

— Пойдём, ты ведь уже довольно–таки давно не была у меня в гостях. В прошлый раз тебе понравились мои угощения. — Ласково произнесла женщина, положив руку ей на плечо.

— Разве я уже была у вас? Но когда? — Топаз по–честному пыталась вспомнить обстоятельства их прошлой встречи, но у неё ничего не выходило.

— Ах, да, ты же ничего не помнишь, но ничего страшного. Пошли, я помогу тебе вспомнить. — Она протянула бледную руку с длинными холёными пальцами. — Ну же, не бойся, я ведь не обижу тебя…, Девочка.

Топаз резко вскинула глаза вверх.

— Вы… вы знаете?

— Я знаю о тебе всё. — Категорично заявила женщина, по–прежнему добро улыбаясь. — Ну, пройдём же.

Топаз вложила свою ладонь в её и послушно двинулась вперёд.

Женщина между тем продолжала.

— Вода моя стихия, каждая капля воды, что падает с неба, каждая капля воды, что уходит под землю, каждая капля воды, что возвращается снова в высь в виде пара, каждая капля воды, что идёт на пищу или питьё, все они рассказывают мне о том, что видят и слышат. Нет. Даже не так, они сами являются моими глазами и ушами, так что я и сама вижу всё, что происходит в мире ли, в небе ли, под водой ли, под землёй ли, или на её ли поверхности. С другой стороны, даже мы не всесильны, я не всесильна и не всегда могу оказать помощь тому, кто в ней нуждается. Но ты сама помогла себе, когда выбрала воду для сведения счётов с жизнью. Так мы смогли помочь тебе. Так что не удивляйся, что я знаю о тебе всё, вернее мы знаем.

— А сколько вас? — Заворожено спросила Топаз.

— Да разве ж это важно? — Улыбнулась женщина. Она размахивала свободной рукой в такт своему рассказу, словно язык жестов для неё был не менее важным, чем язык слов. — Но, если хочешь, то я отвечу. Нас всё ещё по–прежнему много, но не столько, сколько было раньше и не столько, сколько бы нам хотелось. Мы все исчезаем как вид, лешие, домовые, банники, конечно же, русалки и водяные, а так же множество другого подобного нам народа. И эта гибель затрагивает не только наши жизни, но и жизни старших богов. Люди постепенно забывают Макошь и Сварога, Перуна и Даждьбога, Рода и Рожениц, Крышеня и Купалу, и даже к своему благодетелю Огню уже относятся не как к младшему Сварожичу, святому Огню Очага, а как к чему–то обыденному, не наделённому божественной мощью. Редко теперь, когда встретишь Правь, нет больше всеобщего справедливого закона. Вернее в людях нет, ну, или почти нет. Дело лишь во времени, а оно ждать не намерено. Морана, Ариман и Велес, вот кому сейчас поклоняются люди, кому носят подати и приносят жертвы, зачастую людские.

— Я встречала Велеса, мне он показался довольно–таки безобидным созданием. — Вступилась за змея Топаз.

— Да, безусловно, из них, он является самым безобидным и в основном расплачивается за грехи своего прошлого. Но за ним всё равно нужен глаз да глаз, хотя, с другой стороны, кто из нас по молодости своей, по глупости, не совершал чего–то такого, чему противоречила Правда, и Правь того, не одобрял. — Озорно улыбнулась она. — Но это было уже слишком давно, я с большим трудом теперь вспоминаю те далёкие времена. Дети, я давно уже не слышала детский смех, наверное, уже несколько веков. Ты ведь знаешь, что дети у нас рождаются очень редко. У всех нас, леших, водяных или домовых. Жизненный срок наш огромен и в детях нет такой большой нужды, как смертным людям или животным. Рождение ребёнка это всегда праздник. Так вот, в наших домах уже слишком давно не было праздника. Ариман и Морана снова на свободе и пока они не будут заточены в Железных горах, праздника этого и не случится. Ведь хотя век наш и долог, но в некоторых вещах мы более уязвимы даже, чем смертные, как бы не удивительно это звучало. И когда по миру расползается зло, оно в первую очередь сказывается на нас. Вот такая грустная история.

К этому времени они уже вошли в первый зал. Высокие своды терялись где–то вверху, резные колонны, что не обхватишь и двумя руками, стремительно уходили туда же, вверх. Казалось, что они находятся в постоянном движение. Топаз посмотрела на них и у неё тут же закружилась голова. Девушка отвернулась, и только подойдя ближе, заметила множество мелких пузырьков, десятки их, сотни, тысячи в стремительном потоке устремлялись вверх по спирали. Так это оказывается живые колонны, пульсирующие потоки воды, оттого и непонятное головокружение при внимательном взгляде на них.

Пройдя первый зал, из которого выходило множество дверей, они повернули во вторую правую по счёту. За ней оказалось что–то вроде зимнего сада во дворцах у людей. Большое помещение, заставленное множеством растений, больших и маленьких, имеющих всякую неимоверную форму и размеры, только это были не экзотические растения со всех странах, а, вероятно, таковые же, но только водоросли. Посередине раскинулся пузырящийся фонтан, вокруг него стояли лавочки из ракушек. Напротив одной, был уже установлен небольшой стол на резных ножках, а уже непосредственно на нём в свою очередь всякие кулинарные излишества.

— Присаживайся, моя дорогая. — Предложила женщина, наконец–то отпуская руку Топаз, и сама усаживаясь на резную ракушку.

Топаз провела рукой по резной поверхности.

— Как красиво. — Прошептала она.

Но женщина только отмахнулась.

— Нет нужды здесь устраивать какие–то архитектурные излишества, проще всего поставить что–то обыденное.

Топаз удивлённо взглянула на неё и послушно села. То, что для неё было таким удивительным, для кого–то и вправду могло показаться делом самым обыкновенным.

— Так уж повелось, что всем богам, любого народа, изредка, но требуется помощь смертных людей. На этот раз боги выбрали тебя. — Произнесла женщина, как только девушка уселась и попробовала что–то неопределённое, в виде завитушки, перед этим подозрительно повертев эту штуку перед глазами. Она бы оказалась довольно вкусной, если бы не сорвавшиеся не вовремя слова.

Топаз неожиданно подавилась, и ей с большим трудом удалось откашляться. Женщина вежливо подождала, пока ей это наконец–то удастся, и продолжила.

— Ты спрашивала, что ты можешь сделать для нас?

Топаз тут же согласно закивала головой, вытирая заслезившиеся глаза.

— Да, но я до сих пор не могу понять, в чём именно заключается моя задача. Может быть, вы просто ошиблись и я не какая не избранная, ведь я просто обычная бывшая рабыня? Я ничем не отличаюсь от множества других девушек своего возраста.

— Напротив, ты доказывала свою избранность уже много раз. Ты помогла осознать свои ошибки главарю разбойников, путём появления древесного духа. Ты вообще в курсе, когда древесные духи показывались людям до этого? А много ли ты знаешь людей, что без ожога возвращались из пламени, и кому сам Огонь помогал выносить из собственного жара друзей? Многим ли леший показывал свою избушку? Многих ли своими признают кошки? Многим ли помогают вилы?

— Ну, вы, конечно, извините, но к лешему это Кий нас привёл, если, конечно, вы имеете в виду нашего старичка–лесовичка. А по поводу вил, так тут я вообще не при чём, это всё Алгорн, кхе, кхе.

— Никто не говорил, что всего ты должна добиваться сама. — Спокойно пояснила женщина. — Но если ты ставишь вопрос так, то у многих ли есть друзья, что готовы отдать за него свою жизнь?

— У меня есть.

— Вот и я о том же. Ты избранная и не спорь. Если бы ты не была таковой, то Мара и Чернобог давно бы уже вас всех одолели. А ты вообще знаешь, что написано в книге пророчеств? — Спросила она вдруг.

Топаз виновато покачала головой.

Женщина взмахнула рукой, и перед ней появился огромный фолиант, сияющий чистотой морской, а точнее даже, озерной глади. Она перевернула несколько грубых страниц своими длинными холёными пальцами.

— Вот, смотри «… и появится в мире Девочка–кошка, которой будет предначертано перевернуть в нём всё. То, что будет на грани вымирания, возродится вновь и соединятся воды с водами рожениц, окрасятся кровью матерей, закричат неистово новорождённые. Леса наполнятся лешачатами, дома пополнятся домовятами, родится речное дитя, озёрное и морское, и так далее и в том же духе. Станут люди жить по Правде людской, и уйдёт зло из тех мест и не придёт в новые, ранее неизведанные. Озарится мир счастьем и добром, если только суждено будет, дожить ей до восемнадцати лет….». Ну вот, слышала? Разве ты не та самая Девочка–кошка?

— Я не уверена. — С сомнением проговорила Топаз.

— Это просто растерянность, но мы поняли, что это ты, когда ты попала к нам ещё в первый раз.

— Но когда это было?

— Я же говорю тебе, тогда, когда ты прыгнула с того злополучного утёса.

— Но я ничего не помню. Я же была в совсем в другой месте, в чужой стране. Как я очутилась здесь?

— Все воды мира соединены между собой. Когда ты попала к нам и мы поняли, что ты та самая Девочка, мы не нашли ни чего лучшего, как отправить тебя в храм Сварога. — Терпеливо пояснила русалка о двух ногах.

— Почему не Макоши? — Удивилась Топаз. Сугубо по её личному мнению, это было бы более естественно.

— Потому, что тебе это было нужно. Ты должна была возродиться в обществе мужчин, после той душевной раны, что перенесла. Тем более что там как раз парда осиротела, вот мы и надумали сделать вас подругами. — Охотно ответили ей.

— Гелео. — Прошептала Топаз.

— Аль вышло ж. — Улыбнулась женщина. — Вот тебе и ещё одно доказательство. Не водят парды дружбы с людьми, даже с детства взращённые, погибают или уходят в горы или леса, а то и людям мстят за их доброту не желанную.

— Так значит, вот оно как всё происходило? — Всё что рассказывала ей эта женщина, проходило перед глазами девушки, всё так, как оно и было на самом деле. Топаз просто вспоминала всё то, что теперь ей было дозволено вспомнить. — Но почему я не помнила этого раньше? — Удивилась она.

— Прости за самоуправство, но мы посчитали, что так оно будет лучше. Не надо было тебе узнавать всё раньше, чем следовало. Постепенность тобой легче перенеслась. — Виновато произнесла женщина.

— Да, вероятно вы правы. Постойте, но я ведь даже не знаю, сколько мне точно лет. Вернее сколько лет знаю, но вот когда именно наступит мой день рождения ни часа, ни дня, ни месяца не ведаю. — Вспомнила вдруг Топаз.

— Зато ведаю я. — Улыбнулась женщина.

— И когда? — Странно, прожить столько лет и только теперь узнать, когда именно наступил день твоего появления на свет божий.

Женщина повернула ладонь, и в руках у неё возникло некое подобие песочных часов, только эти были водяные. Она с улыбкой посмотрела на них и вновь повернула кисть, часы исчезли.

— Через семь минут. — Ответила она невозмутимо.

— Но откуда вы знаете?

— Я же сказала, мы знаем всё.

— И что теперь? — Спросила Топаз, затаив дыхание и ожидая какого–то особого важного поручения.

— Жизнь покажет. Но самое обидное так это то, что не мы одни поняли, что ты та самая Девочка, это объясняет все те покушения, что были совершены на твою жизнь, и что тебе успешно удалось преодолеть одной ли, или со своими друзьями.

— Они по–прежнему будут преследовать меня? — Заворожено спросила Топаз.

— Возможно, но теперь это для них не так важно. Им надо было уничтожить тебя до восемнадцати лет. В храме Сварога они тебя тронуть не могли, потому и кинулись на тебя как стервятники, стоило тебе только покинуть его пределы.

— Стоило ли тогда меня выпускать оттуда? Может, следовало лучше продержать там до восемнадцати лет?

— Прости, но это послужило нам очередным доказательством твоей избранности.

— Ясно. — Обижено произнесла девушка. Её настолько бесценная жизнь, оказывается, была настолько дешёвой, что её преднамеренно выпустили за стены спасительного храма, чтобы она смогла кому–то доказать эту самую свою бесценность. И, возможно, только для неё одной остаётся важным то, какой ценой было достигнуто её восемнадцатилетие. И ладно ещё она сама, но и её друзья могли стать, и кое–кто даже стал, бессмысленной жертвой её проверки на такую ценную бесценность.

— Ещё раз, прости. — Женщина виновато дёрнула худенькими плечиками. — И всё же будь осторожна, потому как тебе, вероятно, ещё многое предстоит, но ты живи своей жизнью, оставаясь всегда начеку.

— Проще сказать, чем сделать. — Печально вздохнула Топаз.

— Мы постараемся тебе помочь, чем сможем, конечно.

— И на том, спасибо. — Только и произнесла девушка, хотя ей так хотелось сказать, что, то, что они могли для неё сделать, они уже сделали, выпустив на произвол судьбы и к тому же без предупреждения, за своды храмовой стены. Но она смолчала, не высказав и слова упрёка, в конце концов, это было её жизненное предназначение, её доля и, как сказал бы Кий, ей просто предначертано было через всё это пройти.

— А теперь ты, наверное, хотела бы вернуться к своим друзьям? — Вопросила тем самым Хозяйка Озера.

— Да, если можно, конечно.

— А почему бы и нет. — Женщина поднялась.

Они прошли через всё тот же зал, навстречу им попалось несколько хихикающих русалок и озорно обнимающих их русалов. При виде Топаз, а вернее её спутницы, они тут же делали серьёзные лица, кланялись, всем видом выказывая своё уважение, но стоило им пройти мимо, как хихиканье и ужимки возобновлялись с новой силой. Величественная женщина лишь милостиво улыбалась.

И вот теперь, они стояли на том же самом месте, куда Топаз, связанная и окровавленная, опустилась некоторое время назад.

— Что же, похоже, нам в очередной раз предстоит расстаться. — С печалью в голосе произнесла русалка.

— Спасибо вам за всё. — Искренне сказала Топаз, её обида прошла как–то сама собой, и, слегка задумавшись, она поклонилась и тихо произнесла. — Ваше величество.

Женщина ничего не сказала на такое обращение, вероятно, девушка всё–таки не прогадала с её титулом. Она лишь слегка склонилась и провела рукой по недавней ране на голове у Топаз.

— На этот раз они были очень близки к своей цели. — Печально произнесла она. — Но, слава богам, ты всё ещё жива.

— У кошек ведь девять жизней, верно? — Пошутила Топаз.

Женщина, которую она по праву назвала королевой, только улыбнулась ей в ответ, слегка склонив голову на бок, позволяя ей самой найти ответ на свой же вопрос, что и не требовал никаких ответов.

— На прощание скажу тебе только одно, просто живи и в этом твоя сила. — Она развернулась, взмахнула не весть, откуда взявшимся хвостом и исчезла в пучине.

— Это я уже слышала, и не раз. — Прошептала сама себе девушка.

Как только русалка исчезла, Топаз тут же почувствовала, как её какой–то неведомой силой стремительно выталкивает из воды, которая снова заливала глаза, нос и уши, дышать снова стало невозможно. Девушка испугалась, когда увидела, как быстро приближается свеженький не тронутый лёд, хотя на её месте пугаться следовало чего–то другого, лёгкие, казалось, разрывались от хлынувшего в них потока воды.

Ещё мгновение, и лёд над её головой взорвался миллиардами осколков, освобождая место для её выхода на поверхность. Бережливые руки друзей тут же подхватили её, а в щёку упёрлось что–то мягкое и знакомое. Ещё одно мгновение, и Топаз уже пришла в себя и осознала всё с ней происшедшее, лёгкие как–то подозрительно опустели, глаза, нос и уши были свободны от одолевающей их доселе воды.

— Топаз, Топаз, жива, а мы думали…. Слава Матери Макоши, да Батюшке Сварогу. — Произнёс знакомый голос.

Кий с бережливой нежностью осмотрел её разбитую голову и оценил применённое к ней лечение. Рана уже практически затянулась и вряд ли ещё доставит своей владелице лишних хлопот.

Позади него Топаз различила маячившую и постоянно переминающуюся с ноги на ногу фигуру Алгорна. Было видно, как ему хочется протиснуться вперёд, но умом он понимал, что ей больше сейчас нужен был лекарь, коим он не являлся.

— Маауу. — С облегчением произнесла огромная хищная кошка.

— Семь. — Только тихо произнесла Топаз, улыбаясь каким–то своим мыслям и смотря в голубое небо.

— В смысле… семь? — Недоумённо спросил её Кий, укутывая девушку в тёплое одеяло, принесённое заботливым Алгорном, таким образом, внёсшим в спасение Топаз и свою скромную лепту.

— Теперь у меня осталось только семь жизней. — Ответила ему Топаз, улыбаясь.

Тем временем Кий уже бережно поднимал её на руки, чтобы отнести в лагерь, к тёплому и ласковому рыжекудрому Огню. Каждый раз после встречи с водяным народом она оказывалась промокшей насквозь, ведь они могли спасти её только от участи стать утопленницей, а вот от участи вымокнуть до нитки не могли спасти даже они.

P S.:

— Почему вы не прочли ей всё, ваше величество? — Спросила зеленоволосая девушка с изумрудными глазами, что поджидала свою госпожу на резной ракушке, нетерпеливо помахивая зеленоватым хвостом.

— Потому что ещё не время. — Произнесла женщина, вновь становясь на длинные ноги, хвост каким–то таинственным образом спарился.

Она подняла глаза вверх, словно обращаясь к кому–то, кто находился за пределами её водного царства.

— Ещё не время, так что пока, просто живи, Топаз.

— Просто живи. — Повторила Топаз посиневшими от холода губами единственные два слова, что ей удалось из всего этого расслышать.

КОНЕЦ

10 января 2007 года — 10 июля 2007 года.

 

Глоссарий

Ариман (Чернобог) — тёмный бог, сподвижник Мораны. Вместе с Мораной правил когда–то тридцать три года, когда с помощью хитрости они победили Даждьбога, Перуна и Лелю. И кабы тогда не кузнец Кий….

Варны — полосатые хищники рода кошачьего, неизменные спутники жрецов Отца Неба.

Верфольфы (Оборотни) — существа созданные когда–то Мораной, вселившей в них злые духи, теперь же возымевшие возможность размножаться самостоятельно, скрещиваясь с животными или людьми.

Вилы — крылатые девушки–чудесницы, хозяйки колодезей и светлых озёр. Имеют полную внешность обычных девиц, за исключением козьих копытец вместо ступней.

Водяной народ (русалки, русалы, водяные) — народ, обитающий в глубинах водоёмов, рек, озёр, морей, океанов и изредка управляющий водными стихиями.

Вурдалак (упырь) — умерший когда–то человек, но поднятый из могилы силами зла.

Горные львы — снежные львы.

Даждьбог — старший Сварожич, имеющий солнечно–золотые волосы, бог солнца, обладатель сияющего золотого щита, податель благ.

Дольмен — погребальное сооружение в виде огромных каменных глыб и плит, поставленных вертикально или положенных друг на друга и покрытых сверху массивной плитой. Любое же погребение это храм Мары.

Домовой — косматый маленький старичок, обычно схож с хозяином дома, только мал ростом и весь в шерсти, помощник в доме, главное найти к нему подход, вовремя приласкать и угостить, а иначе он может и показать свой норов, начать озорничать и хорошо, если не по–крупному.

Жива — Живана — Великая Мать, от неё пошла всякая жизнь, она создательница мира. Олицетворение плодоносной силы, юности, красоты всей природы и человека.

Зорюшка (Зоря) — дочь Кия (кузнеца), что когда–то помог светлым богам спастись от козней Мораны и Чернобога. Они с Даждьбогом полюбили друг друга и стали мужем и женой, теперь же каждое утро выезжают они на небосклон в лёгкой колеснице, запряжённой четвёркой белоснежных лошадей, вывозят золотой щит, озаряют с его помощью Землю Матушку.

Леля — дочь богини Лады (Женской Любви) и Рода (Мужской Любви), богиня весны, двенадцать Месяцев ей родные братья, жена Перуна, мать Перунича, подружка вил.

Леший — хозяин леса, чтобы он не плутал человека в трёх соснах, не превращался знакомцем и не уводил в болото, сам исчезая, нужно чтить Правду лесную.

Макошь (Мать — Сыра-Земля) — богиня жизни, любви, плодородия, прорицания. Мать трёх Сварожичей: Даждьбога, Перуна и Огня.

Морана (Мара, Мора, Моревна, Мура, Марена, Марина, любое производное от слова мор) — богиня смерти, болезни, холода.

Огонь — Младший Сварожич, Рыжекудрый бог земного Огня, Огонь любви, Святой Огонь Очага. Вместе со старшими братьями с помощью тетивы лука Перуна, пары сучков и заклятий, принимал участие в создании первых Мужчины и Женщины.

Парды — крупные пятнистые хищники семейства кошачьих.

Перун — средний Сварожич, обладатель иссиня–чёрных кудрей, бог грома и молнии. Родители наделили его золотой секирой, что из–за козней Мораны впоследствии научилась убивать.

Правь — олицетворение справедливого Закона — Правды.

Сварог (Отец Небо) — верховный владыка вселенной, родоначальник всех богов.

Светозар (румяный закат) — брат Зорьки, сын Кия, шурин и друг Даждьбога, каждый вечер ждёт в гости зятя и любимую сестру Зорюшку на берегу западного океана.

Скотий бог, Волос, Велес (Змей) — сотворён Мораной из змеиного яйца, волоса беспутной женщины и мерзких заклинаний. Не враждебное людям существо, но глуповатое, оттого и пользовались его наивностью тёмные боги в своих корыстных целях. Иногда оборачивался человеком, воровал девиц или просто соблазнял их, отсюда пошло Волосово колено людей. Теперь же, спустя столько веков, стал уже более благоразумен. Бог скотоводства, связан с жатвой урожая. Ему поклоняются, чтобы родил скот и пышнее колосился хлеб. Олицетворение хозяйской мудрости, покровитель домашних животных, бог богатства.

Снежные (горные) львы — белоснежные львы, обитающие непосредственно в горах и на прилегающих к ним территориях. Самцы, как правило, имеют редковатую гриву и кисточку в виде стрелы на конце хвоста, у самок грива отсутствует, а кисточка, хоть и имеется, но менее выражена.

Стрибог — верховный бог воздушных стихий (ветра, бурь и т. д.).

Хозяин Моря, Хозяйка Озера — властители водяного народа.

Чернобог — Ариман.