И всё-таки Велион не любил города, особенно такие крупные, как Ариланта.

Ариланта являлась столицей Коросского королевства, на западе и юге охватываемого своей территорией Ядовитое море, граничащего с Горливом северней Лельского озера, а на востоке упирающегося в Голые горы. Велион, хорошо знавший географию и постоянно изучающий карты, посчитал, что площадь королевства около полутора миллионов миль, почти треть из них – незаселённые из-за могильников, земель, отравленных приливами с Ядовитого моря, и десятка пустырей, куда никто соваться не хотел. Тем не менее, королевство имело очень приличные размеры. А значит, столица просто не могла быть маленьким городом.

Она и не была.

Ариланта – настоящий людской муравейник, по слухам имеющий население в тридцать, а то и сорок тысяч жителей. Если добавить торговцев, прибывающих на четыре рынка города, бродяг, наёмников, разбойников, пилигримов, проповедников, музыкантов и нищих, то число жителей вполне могло перевалить и за пятьдесят тысяч человек.

Велиону, привыкшему к обществу вещей, а никак не людей, нравится это просто не могло.

Ему и не нравилось.

Могильщик продирался сквозь туловища, ноги, руки и головы, которые просто не могли принадлежать людям, они будто бы вырастали внутри тела чего-то огромного и до ужаса шумного, причём этому ужасному существу до покоя было очень далеко. Наверное, то же самое у могильщика происходило в животе во время несварения. Уж точно в его животе так же несло дерьмом, как и здесь. Дерьмо было повсюду, им разило из-под ног, откуда-то сбоку, сзади, спереди, изо ртов людей, от животины, детей, кур, домов, канализации. Чёрт, да весь этот город являлся одной сплошной канализацией, человеческим нутром, чревом, где нечистоты двигались хаотично, без цели. Нет, не хаотично. Это чрево извергало нечистоты в себя, будто бы боясь потерять хоть каплю, множа всё это дерьмо в себе. И дерьмо бурлило, пенилось, воняло, разносясь по улочкам, выплёскиваясь при первой же возможности. Вот мама посадила опорожниться своё пятилетнее чадо посреди толпы, и никто даже не замечает, будто это в порядке вещей, наоборот, семь или восемь человек пытаются затоптать детёнка, потому что он занимает слишком много места. Всем плевать. Все рвутся вперёд, казалось бы, бесцельно, но это всё-таки не так: люди бегут жрать, продавать, покупать, но итог всего этого один – потоки дерьма.

Всё-таки, на кой чёрт его понесло на базарную площадь в выходной день?

- Сыр! Домашний сыр!

- Колбаса! Домашняя колбаса!

- Трава! Трава из-за Ядовитого моря!

Велион ругнулся и попробовал оттиснуться от лотков, к которым его прибило толпой. Куда там... Он даже поразиться тому, что вот так, в открытую, продаётся наркотик, запрёщённый везде, кроме, кажется, островов за Ядовитым морем, успел только когда ему удалось пробиться к одной из улочек, ведущих прочь от площади. На этой улочке он передохнул (почти передохнул, здесь народу тоже было не мало, да и лотков с торговцами хватало) и, держа базарную площадь точно за своей спиной, рванул вперёд. Ну, не совсем рванул, но перестал, по крайней мере, двигаться со скоростью мухи, плавающей в меду.

Минут через пять, когда количество человек на одном квадратном ярде перестало превышать цифру десять, могильщик остановился и впервые огляделся. Улица короля Гризбунга по прозвищу Волосатые Пальца пропала бесследно, а ведь он едва нашёл её после получасовых скитаний по городу, а потом ещё почти час продвигался по ней, дивясь, откуда же столько народу прёт в ту же сторону, куда и он. Когда тотенграбер понял, что идёт в сторону базара, вместо того, чтобы, как неглупый человек, обойти его, он решил срезать. Вот и досрезался. Слава богам, что остался живым, не стал калекой или нищим.

Вспомнив, что в такой сумятице можно остаться нищим даже ничего не покупая, Велион проверил кошелёк. Тот оказался на месте. Вот теперь можно было облегчённо перевести дыхание, что могильщик и сделал. Переведя дыхание, он начал раздумывать о том, как добраться до улицы имени Гризбунга Волосатые Пальцы. Возвращаться к базару не хотелось, бродить по малознакомому городу тоже. Могильщик вздохнул и, скрипя сердце, решил возвращаться на большак. В случае чего можно попробовать по прямой пройти город насквозь, а потом обойти пригороды кругом. Сколько на этого требовалось времени, страшно было представить, но возвращаться в тот ад Велиону не хотелось. Можно, конечно, попробовать обойти рынок, но где-то в этом городе должны были находиться ещё три...

Сплюнув, Чёрный могильщик уверенно зашагал вперёд. И только после этого его посетила мысль о том, что можно у кого-нибудь выспросить дорогу. Он принялся высматривать более или менее прилично одетых горожан, встречающихся по дороге. Наконец, его выбор остановился на двух молодых рыцарьках, пьяных в хлам, несмотря на довольно ранний час.

Рыцари шли в полном облачении – на поясе меч, на гордо выпяченной груди, облачённой в лёгкую кольчугу, герб, под мышкой шлемы с развевающимися разноцветными плюмажами. Лёгкие кольчуги говорили о довольно скромном достатке рыцарей – те, что побогаче или поуспешней носили куда более дорогостоящие панцири, зарабатывать на которые порой приходилось очень долго, чаще всего их дарили рыцарям сюзерены. Но и эти двое парней вполне могли подойти – всё-таки не голытьба, да и по виду им было куда меньше двадцати, так что, возможно, они частенько посещали места, подобные тому, что искал могильщик.

Вообще, Велион верил в те разговоры, которые иногда вели другие могильщики, о том, что до войны в тяжёлых доспехах ходили даже простые солдаты. Но те времена давно прошли. Магия липнет к стали пусть и хуже, чем к драгоценным металлам, но всё же липнет, а железо куда более подвержено коррозии, чем даже медь, да и какой бы идиот решился бы тащить на себе полный доспех, весящий не менее двух пудов, через могильник? Так что железо восполнялось куда хуже, чем то же золото, если, конечно, учесть их соотношение. Рудников же по добыче такого нужного металла всё ещё было немного, так что даже рыцарям благородного происхождения приходилось носить всего лишь лёгкие кольчуги. Огромные двуручные мечи, которых Велион видел в могильниках множество, тоже ушли в историю. Впрочем, обычные солдаты, которые когда-то могли позволить себе носить доспехи, теперь выходили в бой чаще всего в кожаных дублёных куртках, имеющих по железной пластине на каждом плече и несколько блях на груди.

Но рыцари в любом случае были людьми не самыми бедными, и могли знать, где находится бордель Крами, насколько Велион слышал, далеко не дешёвый. Поэтому, недолго думая, тотенграбер направился наперерез рыцарям. Те, завидев это, приостановились.

- Достопочтенные господа рыцари, - как можно вежливей обратился к ним Велион, - не могли бы вы оказать мне честь...

- Что? – встрепенулся один, с длинными, но по-юношески мягкими усами. – Оказать честь? Дуэль? Дуэль так дуэль, доставай меч.

- Дуэль это хорошо, - икнув, сказал второй, волосы которого были стянуты в длинный конский хвост. Пока Велион обращался к ним, он не сводил взгляда с меча могильщика. – Кто первый, я или он? – он пихнул своего спутника локтём в бок.

- Нет, не дуэль, - замахал руками Велион. Мальчишек он не боялся, особенно, таких пьяных, но убивать их просто так не хотелось, да и прикончить двух рыцарей – не то же самое, что прибить, например, карманного воришку. – Я просто хотел спросить у вас дорогу.

- Пся крев, - ругнулся тот, что с конским хвостом. – А я-то обрадовался...

- Ничего, - буркнул усатый, - мы и дорогу подскажем. Куда надо?

- В бордель «Мягкая постель». Просто я долго бродил по городу, но потерял улицу имени короля Гризбунга...

- А ты бы не попал в «Мягкую постель», если бы продолжил ходить по Ариланте, - сказал усатый. – Улица Гризбунга – длинная улица, и бордель находится в самом её начале, ещё в предместьях столицы. Тебе надо...

- Погоди, - оборвал его второй рыцарь. – Мы же собирались в бордель, так почему бы не прогуляться до «Мягкой постели»? Покажем нашему новому другу наёмнику дорогу, и сами куда надо попадём. Тем более, местечко там хорошее.

- Согласен. Пошли, друг наёмник... как там тебя...

- Велион.

- Пошли, Велион, мы тебя отведём в бордель. Там выпьем по стаканчику, потом возьмём по бабёнке и...

- Дойди сначала, - пробурчал «конский хвост».

- Ничего, пока дойдём, протрезвим. Пошли, пошли, Велион, разворачивайся, ты шёл не в том направлении.

- Там базарная площадь по дороге, лучше обойти, - сказал могильщик, пристраиваясь сбоку от целеустрёмлённо двинувшихся вперёд рыцарей. Переубеждать их в том, что он не наёмник он не собирался, раз уж не поняли, что за перчатки у него на руках, то пусть пребывают в дальнейшем неведенье.

- Ничего, - рявкнул усатый, - срежем, пройдём прямо по площади. А может, всё-таки дуэль? Ну как хочешь.

Хоть бордель «Мягкая постель» и располагался в пригороде, не огороженном городской стеной, выглядело его здание просто прекрасно. Вероятно, ограбить бордель, пользующийся славой и незащищённый городскими стенами, а, следовательно, и городской стражей, хотели бы многие шайки разбойников.

Хотели бы, если бы сам бордель не являлся крепостью.

Наверное, раньше это был дом какого-то купца или мелкого дворянина – большое трёхэтажное здание с покатой крышей и мрачноватыми барельефами. Такой дом ограбить вообще проблематично – на нижних окнах, помимо ставен, открывающихся внутрь, стояли решётки, окна второго и третьего этажа больше напоминали бойницы, пролезть внутрь через которые не смог бы и ребёнок. Здание опоясывала высокая каменная ограда, почти стена, с единственными обитыми железом воротами. Если прибавить к этому шестерых охранников, стоящих у ворот (и то это были только те, кого Велион успел увидеть), то выходило, что бордель можно использовать в стратегических целях. Так что вряд ли бы нашлась шайка разбойников, решившая напасть на «Мягкую постель».

За стенами располагался широкий двор с конюшней. Кроме нескольких конур с сидящими на цепях волкодавами здесь ничего не было, даже вездесущих попрошаек и нищих, которых гнали взашей отовсюду, но те продолжали появляться, не уменьшаясь в числе.

Несмотря на внешнюю мрачность и неприступность внутреннее убранство борделя оказалось просто превосходным, иначе он бы не пользовался такой популярностью. Сразу за кованой дверью располагалась обширная прихожая, заставленная небольшими диванчиками. Здесь сидело двое охранников и симпатичная полуголая девушка, принимающая заказы. Заказы принимались самые разные, сюда можно было придти просто поесть, сыграть в кости или карты, ну и, конечно, заказать девочку, мальчика, козочку, в общем, кого душе угодно. Прежде, чем пройти дальше, надо было снять верхнюю одежду (гардеробщицами, конечно же, оказались полуобнажённые девушки), оставить оружие и, подойдя к девушке, сказать цель своего визита. Если таковой не было, можно просто некоторое непродолжительное время отдохнуть на диванчике, а после продолжать путь.

В прихожей Велион скинул плащ, а рыцари с недовольным, но беззлобным ворчанием сняли кольчуги, под которыми у них были надеты потёртые стёганые рубахи. В этих рубаха рыцари выглядели так, будто собрались в бой, но ещё не успели одеть доспех. Или как два проигравшихся солдата.

Втроём они подошли к улыбающейся девушке.

- Господа, - поприветствовала она их с обворожительной улыбкой на губах. – Пришли развлечься?

- Сначала отдохнуть, - буркнул «конский хвост». – Чёртов базарный день, мне все ноги на хрен оттоптали. Сначала вино, и только потом девочки.

- Пройдёте в общую комнату или сразу по отдельным?

- Сначала в общую.

- Вам налево по коридору.

- Да уж знаем, - весело проворчал усатый. – Пошли, друг наёмник, выпьем.

- Сейчас, - отозвался Велион. – Я подойду попозже. Девушка, - обратился он к полуголой красотке, - я бы хотел увидеть госпожу Крами.

- Она просила не беспокоить, - продолжая улыбаться, ответила проститутка.

- Скажите ей, что её спрашивал Велион. Только обязательно.

- Хорошо. Проходите.

Могильщик и рыцари зашли в коридор.

- Ты что, знаешь хозяйку борделя? – с интересом спросил усатый.

- Да.

- А ты полезный знакомый, - с прорезавшимся уважением в голосе сказал «конский хвост».

Тотенграбер усмехнулся.

По коридору пройти нужно было всего несколько шагов. За первым же поворотом их встретила красавица, на сей раз совершенно голая. Она поприветствовала посетителей и проводила их в общий зал.

Обстановка общего зала оказалась настолько крикливо роскошной, что многие богатые купцы почувствовали бы себя здесь не в своей тарелке. Мягкие ковры на полу, превосходные гобелены на стенах, резные столики, стоящие у мягких диванов. И женщины, полностью обнажённые, полуголые, одетые только в украшения. Их было с полдюжины, они разносили выпивку и лёгкие закуски. Ещё трое сидели с редкими пока, время-то обеденное, клиентами, развлекая их беседой или просто своими прелестями.

- Вот он – рай, - расхохотался усатый.

- Не расходись, - поморщился «конский хвост». – В прошлый раз я оставил здесь полторы марки, цены здесь совсем не райские.

- Плевать, я при деньгах, так что радуемся, друг. И ты, друг наёмник, не стесняйся.

- Я тоже при деньгах, - сухо ответил могильщик, занятый исключительно разглядыванием прелестей проститутки, приближающейся к ним с широкой улыбкой на губах.

- Вон-вон, - замахал на неё руками усатый рыцарь. – Я не такой гигант, хотя рассказываю о себе многое. Пока вина, копчёной курицы и сыра с плесенью, девочек потом-потом.

Проститутка поклонилась и, повернувшись к ним спиной, направилась к бару, расположенному в противоположном конце комнаты. И могильщик, и рыцари проводили её долгими взглядами, направленными чуть ниже положенного. Хотя, о каких приличиях можно говорить в борделе?

- Да, - сказал усатый. – Я уже тоже пожалел, что прогнал её. Ну да ничего, здесь таких больше двух десятков.

Могильщик и рыцари уселись на свободный диван, дождались выпивку и закуски, и произнесли первый тост, конечно же – за прекрасных дам. Разговор клеился только у рыцарей, Велион в основном помалкивал. Да и разговоры были об одном – о бабах. Впрочем, обстановка располагала. Чёрный могильщик время от времени поглядывал на выход из комнаты, ожидая Крами.

Крами всегда была успешной могильщицей и, как оказалось, ещё более успешной предпринимательницей. Велион знал её почти четыре года, и все эти года она не просаживала добычу бездумно. Чаще всего Крами вкладывала хабар в банк, иногда кое-что перепродавала и никогда не спихивала добычу первому же попавшемуся старьевщику или магу, как это чаще всего делали остальные могильщики. Ну вот, и накопила на безбедную старость... Могильщики, ставшие инвалидами, обычно кончали быстро. Велион, скорее всего, кончит так же, так что Крами он мог только позавидовать. Впрочем, вряд ли здесь обошлось без дополнительных капиталовложений...

- Велион! – раздался низкий, приятный женский голос. – Старый хрен, живой!

Чёрный могильщик непроизвольно улыбнулся и повернулся в сторону дверного проёма.

Крами сильно изменилась. Под глазами появились морщинки, она немного огрузнела. Впрочем, лишние фунты вполне приятно распределились по округлостям бывшей могильщицы, которая и раньше отличалась отличной фигурой. Но лицо, кажется, даже стало ещё красивей, наверное, из-за косметики. Новоявленная бордельмадам стояла в дверном проёме, опираясь на костыли, и улыбалась.

- Здравствуй, Крами, - сказал Велион, поднимаясь с дивана и подходя к Крами. – Ты ходишь сама, - непроизвольно удивился он.

- Не сама, на костылях, - улыбнулась Крами, смачно целуя могильщика в губы. – А ты чего думал?

- Я слышал, что ты потеряла ноги...

- Не ноги, - поморщилась сутенёрша. – Ступни начисто снесло. Хорошо, что компаньоны ничего попались, вытащили, а там я кровь уже сама остановила, бывшая травница, как-никак. Ну, чего стоять, давай присядем.

- Извини.

- Да ничего, мне полезно стоять на своих четырёх, видишь, округлилась. Дай-ка, обопрусь на тебя.

Велион подставил Крами плечо и, приобняв за плечи, повёл её к диванчику, на котором сидел раньше.

- Это с тобой? – спросила бордельмадам, кивая в сторону рыцарей.

- Да.

- Друзья?

- Они меня сюда проводили.

- Тогда пошли на другой диванчик, хочу поговорить с тобой наедине. Эй, - окликнула она одну из служанок, - мне с другом вина и закуски, а этим двум лучших девочек, и всё за полцены, ясно?

Служанка, та самая, что встречала могильщика с рыцарями, поклонилась и упорхнула куда-то, рыцари восторженно взревели. Велион довёл Крами до дивана, третьего от того, на котором могильщик располагался раньше. Он бы сел и поближе к рыцарям, они не были ему неприятны, но коль Крами хотела поговорить наедине.

- Ну, нравится здесь? – спросила бывшая могильщица, тяжело бухнувшись на диван.

- Ничего, - сухо ответил Велион, присаживаясь на уголок, но его тело буквально утонуло в диване, вызвав чувство беспомощности.

Крами искренне рассмеялась.

- Вот в этом весь ты, Велион, - сказала она, отсмеявшись. – Сухой, неэмоциональный, молчаливый. Чёрт, многие из моих посетителей не захотели бы играть с тобой в карты – хрен поймёшь, что ты думаешь.

- Возможно.

- Ну, так что, говори, нравится? – повторила Крами вопрос.

- Конечно, - пожал плечами тотенграбер.

- Хочешь долю?

- А это возможно?

- Конечно, чёрт возьми, для тебя здесь нет ничего невозможного. – Крами придвинулась к могильщику, прижалась грудью к его плечу. – Даже трахнуть владелицу борделя, отметь, совершенно бесплатно.

- Я бы не отказался, - усмехнулся Велион. – Но, помнится, хозяйка борделя в то время, когда она была ещё обычной могильщицей, отвергла меня. И что за слово из уст прекрасной дамы?

- Ну, ты и зануда, - хихикнула Крами, ничуть не обидевшись. И ничуть не отстранившись. – Видишь ли, в борделе немного отвыкаешь думать о сексе, как о чём-то тайном и запретном. А на счёт того случая... Много времени утекло с тех пор, могильщик. К тому же, ты, безусловно, помнишь того молодца, что был с нами. Какие мышцы, какое тело, - мадам усмехнулась. – А в постели пшик. Я даже пожалела, что не пошла спать к тебе. Но былого не вернуть. А те мышцы остались как раз в том могильнике, куда мы собирались идти, ибо ничего кроме мышц там не оказалось, даже грана мозга. Помнишь, могильщик?

- Ну, это я тебе напомнил о том случае. Да и как не запомнить... парня ведь я добил.

- Много времени утекло, - повторила сутенёрша. – Так как на счёт доли? – спросила она, отстраняясь от Велиона и устраиваясь на диване поудобней.

- Я не против.

- Деньги есть?

- Конечно.

- С собой? Хотя, чего я спрашиваю, ты всё время таскал их с собой. Можешь внести любую сумму, через год она вырастит в полтора раза, бордель, знаешь ли, дело прибыльное. Внесёшь марок двадцать, и зиму сможешь прожить на проценты. Если, конечно, в другие бордели ходить не будешь.

- Мне и здесь нравится, - улыбнулся Велион. – Вот только не пойму я, какая тебе от этого выгода?

- Прямая, - хмыкнула Крами. – Во-первых, половина этого борделя и, следовательно, половина девочек принадлежат банку, клиенткой которого я являюсь. Ты же не думаешь, что я сама накопила на такие хоромы? И это хорошо, потому что раньше моей была только треть. Года через три надеюсь завладеть борделем полностью, хотя проценты грабительские. Если ты внесёшь определённую сумму, я по старой дружбе пущу их в оборот: вино, еда, короче – сам всё понимаешь, а я отдам часть от ежемесячного процента со своих. Твои же денежки вернутся с лихвой, будь уверен. Ну а если, не дай Единый, ты погибнешь, деньги просто останутся у меня. Ну, так что, есть деньжата? – хозяйка борделя подмигнула могильщику.

- Тридцать марок, - поразмыслив, ответил Велион.

- Золотом, серебром?

- Золотом. Ещё полторы марки серебром, но это мелочь. К тому же, мне ещё надо дойти до следующего могильника.

- Понимаю, - с горечью в голосе сказала Крами. – Но вернёмся к нашим баранам. Хорошо, что деньги в золоте, иначе пришлось бы взять с тебя процент за обмен – моя доброта не безгранична. Серебро резко теряет цену, слышал?

- Я думал только медь, - удивился могильщик.

- Медь вообще в заднице. Раньше марка серебром по стоимости равнялась половине унции золота, то есть за золотой старой чеканки давали пятнадцать грошей, полмарки...

- У меня с собой пять монет достоинством в две марки, могу показать.

- Это редкость, но ты меня не удивил. Твою мать, кто сейчас будет расплачиваться двухмарочной монетой? Ты слушай, не перебивай. Сейчас за старый золотой дают уже восемнадцать грошей. Но золота-то в могильниках почти не осталось, серебра тоже всё меньше и меньше, так что могильщики сейчас в основном таскают медь. За серебряный грош, весящий полноценные пол-унции, дают не восемь, а десять осьмушек меди, так что она уже не осьмушка, а десятая. Медь катится к чертям.

- А я о чём.

- Но и доля серебра стала больше, - напомнила Крами. – Вот и прикинь. Унция золота раньше стоила две марки, то есть пятнадцать унций серебра и шестьдесят меди. Теперь же отношение золота к серебру один к восемнадцати, а меди и вовсе один к восьмидесяти.

- Медь подешевела на треть, а серебро только на одну пятую, - подсчитал могильщик.

- Не мелочись, - поморщилась его собеседница. – Когда ты последний раз считал медяки?

- Буквально в начале этой весны.

- Удачное лето, да? Ладно. Короче, молодец, что деньги держишь в золоте, хотя, лучше всего, конечно, в камушках, они дорожают быстрее, чем золото, но всё равно молодец. Вложишь золото, получишь больший барыш. Продукты, выпивка и, - хозяйка борделя хохотнула, - бабёнки подорожали всего на десятую часть, так что золото – выгода. Крестьяне, продающие продукты, радуются, что получают больше меди, но, решив купить, например, плуг в цеху, понимают, что медь не стоит нихрена, и начинают жаловаться. И это только пока медь упала так сильно, скоро будет хуже – количество денег растёт, а значит, их стоимость падает.

- Не думаю, что в этом виноваты могильщики, винить, скорее, надо первого герцога Ульриха, построившего в свих владениях два рудника по добыче меди.

- И то, и другое сыграло свою роль, - не стала спорить Крами. – Но знающие люди поговаривают, что могильщики и мародёры вместе вытаскивают из могильников до тысячи пудов меди в год и не больше пуда золота, вот так-то. А-а, - обрадовалась она, завидев служанку, несущую им поднос, - вот и выпивка.

Служанка поставила поднос на столик. Велион, почувствовав запах фруктов и сыра, чуть не захлебнулся слюной – с завтрака времени прошло уже много. Крами, завидев это, усмехнулась и сказала служанке:

- Пусть приготовят свинины на углях. Будешь, Велион?

- Конечно, время обед.

- Я тоже, пожалуй, поем. Хм... Жульен? Пожалуй, жульен с курицей. Мигом.

- Да, госпожа.

Служанка ушла, а Велион начал наполнять бокалы вином.

- Дрогнем.

- Дрогнем, могильщик.

Крами выпила, дождалась, пока выпьет Велион, и смачно поцеловала его пряными от вина губами. Тотенграбер ответил на поцелуй, чувствуя, что возбуждается, хотя больше, казалось, уже не куда – количество голой женской плоти вокруг зашкаливало. Так можно и вообще обессилевшим стать, если не выпустить пар.

- Не побрезгуешь калекой? – прошептала Крами.

- Не говори ерунды.

- От кого ты услышал о борделе?

- От другого могильщика, - ответил Велион. – Забыл, как зовут. Парнишка рассказывал о борделе, в котором хорошо относятся к могильщикам. Мол, он только зашёл отдохнуть, а хозяйка борделя, завидев его перчатки, накормила и выделила девку на ночь, причём всего за пару медяков. Описал её, я узнал. А с неделю назад оказался рядом, решил зайти.

- Правильно решил. Помню, кстати, мальчишку, это пару месяцев назад было, да?

- Ну, я его с месяц назад видел, хотя, пожалуй, полтора. Да, полтора, как раз за три дня до того, как встретил Карпре и за четыре недели до того, как похоронил Репья.

- Репей погиб? – вскинула брови бывшая могильщица. – Как?

- Пожадничал, - поморщился Велион, не желая вдаваться в подробности. Рассказывать про Хельштен и Крысёныша ему совсем не хотелось, но Крами явно нуждалась в пояснениях. Поэтому он солгал: – Обычный могильник, обычный кошелёк с монетами, а вот заклинание на этом кошельке сидело серьёзное. Я мимо прошёл, думал, что он не полезет, не мальчик ведь, а этот придурок сунулся. Я даже не понял ничего, когда что-то сзади ухнуло. В результате мне пришлось собирать то, что от него осталось в его плащ и хоронить в каком-то подвале. Впрочем, собрал я немного.

- Ясно, - протянула Крами. – Кого ещё, говоришь, видел из общих знакомых?

- Карпре больше месяца назад.

- Жив, гнилой, - скривилась хозяйка борделя.

- Нет. Я его прикончил.

- Если ты, значит, было за что. Ладно, пусть земля им будет пухом... а Карпре камнем. Выпьем.

Велион глотнул вина, вдохнул его запах из пустого бокала. Аромат был превосходным, это вино оказалось куда лучше и крепче, того, что он пил с рыцарями. Впрочем, ничего удивительного, в любом, даже самом дорогом, заведении вино разводят. Чем чёрт не шутит, может, вложить свои тридцать марок в этот бордель? Наверняка, Крами в месяц выплачивает банку не меньшую сумму, но и они пригодятся. В худшем случае, достанутся старой знакомой, а не останутся лежать в кармане плаща, когда он погибнет. А если он станет инвалидом, процентов хватит на безбедную старость. Хотя, в этом лучше будет сразу сдохнуть, чем гнить в этом... раю. Всё-таки покой не для него.

Один из посетителей расхохотался, громко, заливисто. Велион вздрогнул и повернулся на звук. Смех казался знакомым.

Так же, как и лицо смеющегося. Тотенграбер узнал его, несмотря на то, что не видел тринадцать лет. Узнал, постаревшего, опустившего усы, наголо остриженного. Узнал его, единственного человека, которого за все свои двадцать восемь лет жизни считал другом. Валлая.

Могильщик сам не понял, как оказался на ногах. Он шагал к диванчику, на котором сидел Валлай, медленно, как во сне, на плохо гнущихся ногах. Крами, оставшаяся на диване, что-то удивлённо говорила ему, но он ничего не слышал.

- Валлай,  - прохрипел, наконец, Велион, останавливаясь посреди комнаты. – Валлай, мать твою.

Валлай поднял голову, на его лице читалось лёгкое удивление. Но уже через секунду это удивление сменилось дикой радостью. С вытаращенными глазами он вскочил с дивана, бросился к могильщику.

- Велион!

- Велион! – повторил мальчик, насупившись. – Меня зовут Велион, а не козявка, козявка в носу растёт, а я Велион! И мне четыре года!

- Ишь ты, - удивлённо сказал мужчина с холодными, стальными глазами, выпрямляясь, - даже считать козявка умеет. Халки, на кой хрен ты его сюда притащил? Умеет считать, одежда хоть и рваная, но видно, что не дешёвая. Ты не думаешь, что его будут искать?

- Не думаю, - сухо сказал Халки – старый, тощий мужчина со шрамом во всю щёку. – Вряд ли кто-то будет искать ребёнка, который подыхал от голода в сточной канаве, какая бы дорогая одежда у него не была. Не выёбывайся. Мальчишка крепкий, ничем не болеет, шёл всё время сам, не жаловался. Хоть одежда и хорошая, жрёт то, что дадут, и не пищит. К тому же, он весьма смышленый, я показал ему, как сворачивать голову крысам, так он с первого раза всё усёк. Вот и скажи мне, Аргил, какая на хрен разница, родила его шлюха на дороге или богатая матрона на шёлковых простынях?

- Никакой, - сдался Аргил. – Всё равно сдохнет скоро. Ладно, веди в комнату к салагам. Ильгин, мать его, притащил троих, придурок, так двое скончались прошлой ночью от какого-то дерьма.

- Может, им просто шеи свернули?

- Когда мальчонка дохнет от свёрнутой шеи, его тело не порывает коричневая сыпь с нагноениями, а изо рта не идёт зелёная желчь. Блядский род, мы бы ничем не заболели.

- Не скули. Третьего пацана посадили на карантин?

- Какой на хер карантин, дежурный кадет ему башку свернул и в костёр вместе с трупами выбросил. За это Ильгин сломал ему ногу и выбил половину зубов.

- И поделом.

Тот, кого дядя Халки назвал Аргилом, снова наклонился над мальчиком. Тот спрятался за ногой Халки. Он сразу испугался Аргила. Почему – он тогда не знал, но дядя Халки со страшным, изуродованным лицом казался ему куда менее страшным. Да и не мог быть страшным человек, который покормил его, а потом повёл куда-то. А какие интересные истории он рассказывал...

- Ну что, Велион, - сказал Аргил, дохнув на мальчика чесноком, - не боишься умереть? А вот этих черепов на частоколе не боишься? Они страшные, они принадлежали людям.

- Нет! Папа и мама умерли, я не боюсь умереть, я попаду к ним, когда умру!

- Хороший мальчик, - оскалил Аргил зубы.

- Я же говорил.

После мальчика, которого звали Велион, отвели в небольшую землянку, где, кроме него, жили почти двадцать мальчиков в возрасте от трёх до шести лет. В землянке было сыро, холодно и очень тесно. Велион уснул, прижавшись к какому-то комку лохмотьев, который на утро оказался мёртвым мальчиком.

Но тесно было недолго.

Уже на следующий день начали их, как, мерзко ухмыляясь, говорил Аргил, «подготовку». Их подняли ещё перед рассветом. Поднимали их наголо бритые подростки с чёрными повязками на предплечьях. После подъёма заспанным хныкающим мальчикам дали поесть – ломти чёрного хлеба и комки холодной каши. Порция у каждого была одинаковая, но Велион остался без половины «завтрака» - есть быстро он не умел, и у него отобрали остатки еды. Впрочем, скоро он научился съедать всё в один присест, запихав в рот всю еду за один раз, и даже порой умудрялся частично это пережевать. А ещё через некоторое время он научился драться.

После завтрака их выгнали на «разминку». Плачущих и сопротивляющихся детей гнали затрещинами и пиками. Потом долго гоняли по деревне, мрачной, убогой, застроенной каменными домами с решётками на окнах. Бегали долго, до рвоты, упавших заставляли подняться, тех, что не могли уносили куда-то. Некоторых вернули, некоторых – нет.

Когда подростки решили, что пробежка закончена, пришли четверо мужчин. Один из них ворчал что-то про дерьмовый материал, другой говорил, что сам он дерьмовый материал, остальные двое молчали. Оставшихся после пробежки детей, их было восемь (до десяти Велион умел считать), начали тренировать на гибкость – растягивать руки и ноги, выворачивать, сгибать, мять, до хруста суставов, до потери сознания. Дети плакали, умоляли отпустить их, но всё это продолжалось. Тот, что жаловался на материал, рассказывал Велиону, что лучше это делать сейчас, пока суставы ещё гибкие, чем потом, потом было бы больше отходов. Хотя, какого хрена я тебе рассказываю, сопля, вырастешь, поймёшь. Если, конечно, вырастешь, ха-ха-ха-ха! Велион хотел сказать, что он всё понимает, но не мог выговорить и слова – мешали слёзы.

Вскоре, или, быть может, через сотню лет, пришёл ещё один мужчина, старый, с взлохмаченными волосами, он осмотрел всех детей, влепил одному из мужчин оплеуху, сказав, что тот перестарался.

- А этого – на свалку, - холодно сказал он, указывая на ребёнка, которым только что занимался тот, что перестарался. – Вечером сожжём, там уже четверо накопилось. Дерьмовый материал.

Велион тогда не знал, что такое «свалка», но очень быстро понял, что туда лучше не попадать. Не надо быть «дерьмовым материалом». Надо быть хорошим, так мама говорила.

- Этого что ли Халки приволок? – спросил страшный старик, грубо хватая Велиона за руку.

- Ага, - осклабился тот, кто первым говорил о дерьмовом материале.

- Какой нежный. Впрочем, Халки таскает детей редко, но метко, он не такой неисправный альтруист, как Ильгин.

- Иди на хер, Ургрин, - буркнул тот мужчина, говоривший «дерьмовому материалу», что он сам «дерьмовый».

- Если кто-то из этих детишек скончается от лихорадки, ты, Ильгин, будешь бегать вместе со всеми. Ладно, кончайте. Покормите этих крысёнышей, потом пусть отдохнут, надо чтобы хоть кто-то выжил до наркотиков и ядов.

Выживших оказалось мало. Уже через полгода, к середине осени, осталось только семеро детей. Их стали лучше кормить, мясом, горячими супами и свежими овощами, поместили в другое, отапливаемое, помещение. Но тренировки только ужесточились. Впрочем, к этому времени выжившие дети уже могли сгибаться так, что умещались в ночном горшке, только голова не входила, как любил шутить Дерьмовый Материал.

А потом, не известно почему, они начали умирать в страшных мучениях один за другим.

- Я, пожалуй, поднимусь, - сказала Крами. – Счета, счета, дела. Я уже приказала подать вам еды и вина в комнату для сделок, вас туда отведут, чтобы вы могли поговорить наедине. Велион, я жду тебя хотя бы к ночи.

- Я поднимусь, - кивнул тотенграбер.

- Ладно, я пошла.

Крами, тяжело опираясь на костыли, поковыляла к выходу из общей комнаты. Могильщик повернулся к Валлаю, сидевшему на диванчике. Вид у старого друга был слегка очумелый.

- Пойдём? – предложил Велион.

Валлай кивнул.

Служанка, та самая, с отличной задницей, проводила их в низкую комнатушку. Стол был уже накрыт, в углу горела лампа, но помещение всё равно было затемнено. Друзья молча уселись за стол, Велион принялся молча есть, а Валлай налил себе вина.

- Я думал, ты мёртв уже многие годы, - сказал он после долгой паузы.

- Если честно, про тебя я думал то же самое.

- Чем ты занимался всё это время?

Велион пережевал кусок мяса, налил себе вина, запил, потом долго сидел, угрюмо глядя в одну точку.

- Я могильщик, - сказал он, наконец. – Все эти годы я был могильщиком. По специальности, - он ухмыльнулся, - я не работал ни разу. А ты?

- А я работал как раз по специальности. Поиск и казнь убийц в основном, я решил, что быть охотником за головами куда благородней, чем наёмным убийцей. Благородней-то оно благородней, но и денег меньше. За смерть какого-нибудь мальчишки наследника не очень богатого рода платят куда больше, чем за насильника или убийцу. Конечно, за больших шишек платили хорошо, но в одиночку к таким не подобраться, а если делить награду, много тоже не выйдет. Если честно, я пожалел, что так долго учился владеть мечом. Ты бы зарабатывал очень много денег, ушёл бы через несколько лет на покой, открыл таверну.

- Перчатки могильщика куда благородней отравленного кинжала, - усмехнулся Велион.

Валлай коротко и зло хохотнул.

- Знаешь, - сказал он, - я долго думал о нашем ученичестве в школе убийц. Вспоминал те муки, которые мы перенесли, те нечеловеческие условия, в которых нас поместили. И понял, что всё это было сделано специально, чтобы мы перестали быть людьми, чтобы цена человеческой жизни для нас стала меньшей, чем цена сухаря. Чтобы такие слова, как «честь» или «благородство» стали для нас пустыми звуками. Мы прошли все этапы обучения, ну, в твоём случае почти все, и наша жизнь стала только чередой сделок. Деньги – смерть, деньги – смерть. Может, наша смерть, может – чужая, но всё равно смерть, только о цене надо договориться. Мы должны были убивать за деньги, и я делал это последние двенадцать лет, но мы сейчас сидим и рассуждаем о таких вещать, как благородство. Глупо, тебе не кажется?

- Несколько раз я убивал за деньги, за добычу вернее, - медленно проговорил Велион, облизав губы. – В порядке самообороны, когда мои напарники хотели забрать мою долю хабара с могильника. Так что, чему-то нас научили. Нам приходилось ставить на весы жизни людей и деньги, и мы склонялись к деньгам. И знаешь, я не жалею, потому что это были хорошие деньги и дерьмовые люди. Вот только причину твоих самокопаний я что-то не понимаю.

Валлай горько усмехнулся.

- Я иду в школу, - сказал он после паузы, - чтобы стать преподавателем.

Умер пятый, Игист, самый рослый и самый крепкий из мальчишек. Велион и Валлай, два последних ребёнка, видели, как тащат его тело на костёр. После этого они два дня сидели каждый в своём углу и отказывались от еды. Но их накормили насильно и выгнали на тренировку.

А ещё черед два дня заболел Велион.

Когда мальчик проснулся и попробовал подняться, он понял, что не может этого сделать. Тогда он остался лежать и ждать, когда придёт Дерьмовый Материал и пинками поднимет его с лежака, чтобы он бежал на тренировку. Но пришёл не Дерьмовый Материал, а дядя Халки. Он поднял Велиона на руки и понёс куда-то. Только в этот момент мальчик понял, что такое уже происходило – каждый из пяти умерших мальков утром начинал жаловаться, что он не может встать, потом приходил кто-то из старших и забирал его. А через день или два Велион видел, как тело заболевшего тащат на костёр. После этого заболевал следующий.

«Значит, скоро я увижу папу и маму», - подумал Велион, прижимая к груди дяди Халки. А потом его сознание будто оборвалось.

Шёл дождь, серый, тягучий и холодный осенний дождь. Халки сидел в хорошо отапливаемом помещении, но одного взгляда в окно было достаточно, чтобы начать мёрзнуть. Наверное, это старость, ему недавно перевалило за сорок. И, чёрт возьми, из-за старости он сейчас жрёт крепкий эль, распуская слюни. Иначе быть не могло. Только из-за старости он стал таким сентиментальным.

Мальчишка умирал. Это продолжалось уже трое суток, дольше, чем обычно, но его организм всё никак не мог справиться с отравой. И, кажется, уже не справится. Утром у него появился сильный жар, но кожа была абсолютно сухой, значит, организм абсолютно перестал бороться. Утром Крепл сказал, что мальчишка не протянет и до обеда. Но уже поздний вечер, а он всё ещё жив. Так, быть может, ещё есть шанс?

Чёрт, это же не первый и, гадство, не первый умерший ребёнок у Халки. Но почему он так распустил сопли? Может, достаточно? Хватит таскать в школу брошенных детишек, хватит их мучить на тренировках, хватит накачивать наркотиками и противоядиями, с которыми могут справиться единицы, а остальные умирают в жутких мучениях. Если бы не Овилен...

Халки шмякнул о стол кружкой. Об этом лучше не думать.

В дом вошёл Крепл. Он скинул мокрый плащ, потёр ладони и, усевшись за стол к Халки, налил себе эля.

- Ну как? – угрюмо спросил Халки.

- Хер его знает, - буркнул Крепл. – Жар спал, но он, чёрт возьми, холодный, как этот грёбаный дождь, который идёт уже второй день. Однако пульс прощупывается. К утру ему крышка, попомни мои слова, такое уже бывало, не выживал никто.

- На третий день?

- Да хоть на десятый. Кранты твоему сопляку. Жаль, конечно, но так оно и будет. Дерьмовый материал в этом году.

Халки неожиданно тихо рассмеялся.

- Чего ржёшь? – сухо поинтересовался Крепл.

- Ты знаешь, как тебя называют детишки?

- Не-а.

- Дерьмовый Материал.

- Ха-ха, твою ж мать. Ну да я им языки повыдёргиваю потом...

- Если хоть кто-то выживет. Двое осталось, - напомнил Халки.

- Да, - мрачно протянул Дерьмовый Материал. – Ещё десять лет назад из десятка выживало не меньше четверых.

- Ещё десять лет назад нашу школу финансировали графы и короли, желающие иметь у себя под боком двух или трёх наёмных убийц экстра-класса, которых в этом грёбаном королевстве могла обеспечить только наша школа. Ещё десять лет назад нам, преподавателям, не приходилось выходить на большак и брать заказы, чтобы купить хоть какие-то наркотики и противоядия, которые нам требуются для школы. Нам присылали детей, а теперь мы их таскаем сами, больных, оголодавших, поэтому они и дохнут как мухи зимой. Десять лет назад мы могли позволить себе травить детей постепенно, а не конскими дозами, могли обеспечить им лучшую кормёжку, лучшие условия. Вот так было десять лет назад, но теперь пришло другое время. И эти детишки будут умирать в страшных мучениях, чтобы хоть один или два из десятка могли доучиться в школе и убивать за деньги. Вот такая у нас жизнь, Крепл, а ты что, не знал?

- Что-то ты разбухтелся, Халки, - поморщился Крепл. – Старость что ли начинается, а?

- Кажется. И, наверное, поэтому я продолжаю надеяться, что Велион выживет.

- Да помрёт он, Халки, помрёт.

- Когда мы шли сюда, я дал ему волчьего глаза. Его только два раза пронесло и всё.

- Волчий глаз – просто-таки позавчерашний суп по сравнению с тем, что мы ему дали сейчас, и ты это прекрасно знаешь.

Халки открыл уже рот, чтобы что-то ответить, но его прервали. В дом залетел один из старших учеников. У него были совершенно ошалелые глаза, руки тряслись.

- Мальчишка... бредит, - выдавил он. – Бредит, мать его ети!

- И что? – скривился Крепл. – Ты тоже бредил, когда валялся...

Ученик яростно замотал головой.

- Карган, с которым мы следили за пацаном, обосрался от страха, да и я чуть в штаны не напрудил. Я видел, как бредят дети, которых отравили, но такого, чёрт возьми, я не видел никогда.

- Я проверю, - обеспокоенно сказал Халки, поднимаясь.

- Да и я, мать его, схожу, - проворчал Крепл. – Я учил Каргана. Чтобы напугать его до усрачки... я даже представить себе такого не могу.

- И что же, будешь мучить и травить детей? – скривился Велион.

- Я хочу стать учителем по фехтованию, - поморщился Валлай. – На такое у меня духу не хватит. Так же, как и заниматься самыми маленькими...

- Думаешь, что ни в чём не будешь виноват? – взорвался могильщик. – Будешь дрочить тех, кто прошёл все отборы до этого? Будешь долбить десятилетних пацанов и спокойно смотреть, как на костёр таскают насмерть замученных детишек, думая «это не я их убил, это не из-за меня они погибли»? А сам будешь выходить на дорогу и притаскивать в школу таких же пацанов, но твоя совесть будет чиста, не ты же их убиваешь, их убивают другие преподаватели и алхимики, так, Валлай?

- Да! – рявкнул головорез, вскакивая. – Да, мать твою, так! У меня рука не повернётся мучить ребёнка! В нас хотели убить всё человеческое, но не убили! И я никогда не буду заниматься самыми маленькими! Никогда не понесу ребёнку накачанный наркотиками и ядами комок холодной каши! Понял меня?

Велион тоже вскочил на ноги. Ему хотелось ударить Валлая, единственного друга в его жизни, друга, которого не видел столько лет. Но он сдержался.

- Это твой выбор, - сказал тотенграбер, садясь.

- Конечно – мой. Ты, кстати, тоже его когда-то сделал. Когда своровал что-то у Халки и сбежал. Скажи, это не было трусостью?

- Да, это было трусостью. Я не хотел убивать ни в чём, условно, конечно, не повинных людей. Особенно так, как у меня это лучше всего получалось – отравленным кинжалом в спину. Я не хотел красться в темноте, резать глотки спящим женщинам и детям. К тому же, я боялся умереть. И когда я нашёл перчатки, я понял, что это мой шанс.

- И где ты их нашёл? Неужели...

- Да, это перчатки я украл у Халки и сбежал. Я боялся, что меня будут преследовать, но погоня меня не достала.

- За тобой вообще не было погони, - неожиданно сказал головорез. – Я видел, как карают дезертиров, да и ты видел, но тебя никто не искал. Вообще никто. Когда ты сбежал, Крепл сказал, что бог всё-таки есть. Нам этого не показывали, но тебя боялись.

- Почему? – удивлённо пробормотал могильщик.

- Да кто его знает, - ответил Валлай. – Но тебя боялись все, кроме Халки.

- МОГИЛЬЩИК!!! – гремел жуткий, загробный голос. Голос чудовища, не человека. И самое страшное было в том, что эти звуки издавал мальчуган, которому не исполнилось ещё и пяти лет. – ПЕРЧАТКИ! МНЕ! НУЖНЫ! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!!

- Твою мать, - прошептал Крепл, прижимаясь к стене. – Халки, мать твою, кого ты приволок?

- Не знаю, - прошептал Халки. Он был бледным, как полотно. – Не знаю...

Пятилетний мальчуган смотрел на них. Его глаза были потустороннего чёрного цвета, зрачки, казалось, заполняли всю радужку. Халки казалось, что он провалился в них, едва заглянув.

- ХАЛКИ!!! ПЕРЧАТКИ!!!

Он видел дядю Халки, видел Дерьмовый Материал. Но кроме них здесь было ещё трое, причём, ни дядя Халки, ни Материал их не видели. Велион хотел открыть рот и сказать, чтобы они убегали и забрали его с собой, но язык не слушался.

- МОГИЛЬЩИК!!!

Они стояли у его кровати и неотрывно смотрели на него. Три фигуры, не принадлежавшие людям. Их тела были человеческими, но шеи венчали головы животных. Собака скалила пасть, свинья морщила рыло, конь разевал пасть, в которой торчали клыки хищника. Нелюди молчали и смотрели на него. Велиону было страшно, но он ничего не мог сделать.

- Собака, ты перестаралась, - сказал, наконец, Конь. – И вообще, по-моему, идея Обезьяны была идиотской.

- Нихрена не идиотской, - злобно хрюкнула Свинья, щуря свои маленькие глазки. – Мы поддержали её большинством, помнишь?

- Помню, - сухо сказал Конь. – Но я был против.

- А я – за, - встряла Собака. – Так что заткнись. И ни черта я не перестаралась, эти люди тёртые калачи, а мне надо, чтобы они достали перчатки.

- ХАЛКИ!!! МНЕ!!! НУЖНЫ!!! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ХАЛКИ???!!!

- Могильщик и наёмный убийца, - медленно, будто смакуя, произнёс Конь. – По-моему глупость.

- Он хищник, - ответила Собака, - как и я. Мне это нравится. Здесь его научат концентрировать свои силы, он будет прекрасно владеть своим телом. К тому же, умения, которые ему здесь дадут, по крайней мере, обезопасят его на дорогах. И этот мальчишка многого стоит, вспомни, кто был его отцом.

- Яблочко от яблоньки, - сумрачно сказала Свинья. – Но шанс есть. Я за.

- Воздержусь, - так же сухо произнёс Конь.

- А мне плевать на ваше мнение, - пробурчала Собака. – Я выбрала его, так что заткнитесь, или будете иметь дело с Медведем и Обезьяной.

- Рука не будет идти против головы, - пожал плечами Конь. – Но сколько бы голова не приказывала руке залезть в огонь, рука этого не сделает. А мы, по-моему, делаем что-то настолько же бессмысленное. Но решения было принято, и отступать некуда. Ладно, Собака, мальчишка вот-вот сдохнет, так что поторапливайся. А я, пожалуй, пойду к своему.

- Моя тоже вот-вот начнёт умирать, - закивала Свинья. – Увидимся позже.

Собачья Пасть склонилась над Велионом, заслонив дядю Халки, Материал, стены, потолок. От Пасти несло чем-то неприятным, но не псиной. Велион смотрел в её умные карие глаза, но их взгляд был не собачьим, скорее человеческим, злым.

- Ну, что мальчишка, надеюсь, ещё увидимся, - пролаяла Собака, роняя на его грудь слюну. – Надеюсь.

Велиона перетряхнуло, дрожь прошла по всему телу, что-то заурчало в животе, сердце забилось быстрее, кровь хлынула по венам. Собака склонилась ещё ближе к нему, её глаза заполнили всё существо мальчика, проникло внутрь.

- ХАЛКИ!!! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!! ПОМНИ!!!

- Затих, - пробормотал Крепл. – Помер?

Халки осторожно подошёл к мальчику, спокойно лежащему на лежаке, пощупал шею.

- Жив. Температура поднялась, сердцебиение немного учащённое, но в пределах допустимого. Его организм победил наркотики и яд, теперь у него иммунитет.

- Мне кажется, что наркотики и яд победил не его организм, - нервно ответил Крепл.

- Тем более мне придётся найти для него чёрные перчатки.

Велион был пьян и зол.

С Валлаем они толком так и не поговорили, просто сидели друг напротив друга и пили. Да и говорить было не о чем, слишком долго они не видели друг друга, слишком многое пережили порознь. А вспоминать тот ад, который они прошли в школе убийц, не хотел ни тот, ни другой. Единственное, что Велион узнал о Валлае, так это то, что на прошлом заказе его порядочно порезали, а выздоровев, он решил стать учителем. Чтобы прожить дольше. Валлай сильно изменился, стал трусом. Наверное, виной тому было то, что он пережил, будучи наёмным убийцей. Велион возненавидел его за это.

А ещё могильщик злился на Халки. Те перчатки, видимо, он нашёл не случайно. Чёрт, конечно, не случайно – они лежали в одной сумке с ядами, которые ему приказал принести в класс для учеников среднего уровня сам Халки. Но, мать вашу, почему учителя так хотели избавиться от него? Нет ответа. Нет!

Велион поднялся на второй этаж, с трудом нашёл комнату, в которой жила Крами, вошёл. Бордельмадам сидела полуобнажённой на кровати и что-то писала на листок пергамента, лежащий на небольшой деревянной доске, которую она держала на коленях. Тотенграбер подошёл к кровати и тяжёло лёг, не раздеваясь.

- Крами, - сказал он глухо.

- Что?

- Когда ты потеряла ступни, как ты справилась с желанием идти в могильник?

- Само собой прошло. Просто расхотела и всё. Я даже перчатки одеваю иногда, но в дорогу не тянет.

- Ясно.

- Как встреча с другом? – спросила Крами, откладывая письменные принадлежности и подползая на коленях к могильщику.

- Отвратительно. Мы стали слишком разными.

- Надеюсь, я тебя не разочарую, - хихикнула бывшая могильщица, начиная стягивать с Велиона штаны.

- Я тоже на это надеюсь. Секс – лучшее лекарство от всего.

- Конечно.

«Велион, ты как кусок говна. Скорость отличная, мышцы есть, а дерёшься на мечах, как сраный регулярный военный».

«Сходи, принеси мне яды, они в сумке у меня в домике».

«Ты так хорошо знаешь ядоварение, мальчик, поэтому у меня для тебя сюрприз».

«Ногу тяни, тяни ногу, мать твою».

«Меня зовут Валлай. А только мы выжили?»

Картинки сменялись одна за другой. Но обучение в школе убийц стало постепенно уходить на второй план. Велион видел собак, самых разных, от мелких дворняг до огромных серых волкодавов. Они кусали его, терзали и рвали на части, куда-то тащили. Куда? В могильник. Страшный могильник, почти полностью разрушенный, Велион никогда не видел такого.

А потом могильник и собаки исчезли. Появилась улица, светлая, солнечная улица, наполненная детьми, которых никто не мучает.

А ещё он видел мужчину, высокого худого. У него была жёсткая улыбка, едва виднеющаяся из-под длинных, до груди, усов и большие грубые ладони. Но эти ладони источали такое тепло... Рядом с мужчиной стояла женщина, невысокая и стройная, такая тёплая и нежная. Любящая, такая же, как и мужчина.

Это были...

Могильщик бежал по дороге, расталкивая редких ещё прохожих.

Он проснулся ещё до рассвета. И сразу понял, кого видел во сне. И где находится эта улица. В городе под названием Ариланта, рядом с базарной площадью. Вчера тотенграбер проходил мимо этого дома дважды.

Солнце взошло ещё не слишком высоко, а могильщик уже был в центре города. Прохожих становилось всё больше, повылазили даже бабки, которые весь день напролёт будут трещать о разной ерунде. Наверняка, одной из тем их разговоров будет парень в чёрном плаще, несущийся, как угорелый по улице, расталкивая людей.

Вот он.

Дом изменился, постарел, на окнах другие ставни. Но это был именно тот дом, могильщик был уверен в этом. Передняя дверь была открыта и Велион, забыв обо всём, ворвался в неё.

Он не узнавал ничего. Другая мебель, ковры, картины. Наверное, здесь сейчас жил купец, а может, рыцарь. Какая разница? Велион проскочил переднюю, сбив с ног женщину, видимо, служанку, побежал дальше, к двери, занавешенной плотной шторой, из-за которой слышались тяжёлые стоны умирающего. Его отца.

Он не помнил ничего, кроме этих стонов и двух едва угадывающихся образов его родителей. И ничего не мог вспомнить, даже находясь в этом доме. Впервые за всю жизнь могильщика посетила мысль о том, почему он не помнит ничего до того дня, когда он очнулся после отравления ядами. Халки говорил, что ему отшибло память, такое, мол, бывало, но тогда Велиону на всё это было плевать. А сейчас он не верил Халки, хотя никаких причин сомневаться в словах учителя не было. По крайней мере, лишать памяти в школе убийц не умели.

Служанка визжала позади, кто-то зашумел на втором этаже, но могильщику было плевать, он метался по дому в поисках той двери. И он, наконец, нашёл её. Сейчас здесь висела другая штора, а может, он просто не мог вспомнить. Чёрный могильщик стоял, тяжело дыша и стискивая кулаки, и не думал ни о чём, просто не мог. В голове крутились два образа, в ушах стояли стоны.

Его схватили, поволокли на улицу, но он даже не сопротивлялся, только смотрел на штору, занавешивавшую дверной проём, за которым когда-то умирал его отец.

Велион очнулся только, когда его выволокли на улицу. Тащили его трое – пузатый мужчина, тощий парнишка и здоровый детина в дорогой одежде. Тотенграбер вывернулся из их неумелого захвата, пнул в колено пузана.

- Я ошибся домом, - сказал могильщик, отряхиваясь. Но его не послушали, бросились драться. Тогда Велион отпрыгнул как можно дальше назад, сбил с ног пацана, который оказался самым прытким, и выхватил меч.

- Я ошибся домом, - повторил он. – Я извиняюсь.

Блеск стали остановил атакующих. Но пыла не сбавил.

- Я вызову стражу! – взвизгнул пузан, одетый в одну ночную рубашку, наверное, только проснулся.

- Вызывай, - кивнул Велион. – Но если сделаешь это, тебе не жить. Поверь, страже, чтобы добраться досюда потребуется куда больше времени, чем мне.

Пузан понял, что могильщик не шутит. И решил ретироваться. Последним сбежал детина, тяжело хлопнув дверью.

Велион спрятал меч в ножны, огляделся. Наконец, он увидел, кого искал – двух бабок, спрятавшихся за угол соседнего здания. Из-за каменной кладки торчали только их носы.

- Бабушки, я вас не обижу! – крикнул могильщик и направился к ним.

Бабки поверили, почему, хрен знает, но поверили, и Велион был этому рад. Они дождались его.

- Бабушки, - сказал тотенграбер, - вы не знаете, кто жил в этом доме двадцать  четыре года назад?

- Как же не знаем, знаем, - сказала одна бабка. – Рыцарь здесь жил. А как звать его не помню, давно дело было.

- Рыцарь, рыцарь, - подтвердила вторая. – Хороший был человек, благородный, потому и бедный, без замка.

- А детей у него не было?

- Был мальчишка, - после долго раздумья сказала первая бабка. – Чернявенький такой, симпатичный. А жена рыцаря была самой красивой женщиной на этой улице, как есть помню, а как звать их, хоть убей, милок, вспомнить не могу.

- А вы не знаете, что с ними случилось? – с замиранием сердца спросил Велион.

- Знаем, знаем, - закивала первая бабка. – Рыцаря-то ранили тяжело, он и помер. Говорили, что братец его двоюродный или сводный ли постарался. Он потом и дом себе к рукам прибрал, и жёнушку рыцаря-то того хотел, да она, говорили, с собой покончила, а кто и говорил, что это братец постарался. А мальчишка сбёг.

- А как звали того брата, не помните? – сквозь зубы спросил могильщик.

- Давно дело-то было, - тяжело вздохнув, ответила вторая бабка. – Да и быстро он дом-то продал, купцу, Гришу, который тебя из дому-то своего сейчас выставил. А ты, чего, знал их? Молодой же совсем...

- Можно сказать и так, - тихо сказал Велион. – Можно сказать и так. Спасибо, бабушки.

Он ушёл, оставив бабок шушукаться.

Долго брёл по городу, чувствуя, как сжимается его сердце. Его прошлое, о котором он практически никогда не задумывался, настигло его и схватило за глотку. Велион знал – пока он не выяснит, что на самом деле произошло с его семьёй, он не успокоится. Значит, так тому и быть. Сейчас он вернётся к Крами и оставит ей двадцать марок. Они пойдут в оборот и принесут ему выгоду. Оставшиеся в кошельке десять марок ему пригодятся для другого дела.

Могильщик расправил плечи и целеустремлённо зашагал вперёд. Вчерашнее разочарование в Валлае было забыто, как и школа убийц.

На время были забыты даже могильники.

У Велиона появилась ещё одна цель в жизни.