Чёрные перчатки. Грубая кожа, широкий раструб основания, поднимающийся выше кисти на четыре-пять дюймов. Плотно охватывает ладонь, будто бы сделана на заказ. Если сжать руку в кулак, можно услышать тихий скрип кожи. Каждая перчатка звучит по-своему, и чем она старше, тем этот скрип глуше, но никто никогда не видел, как перчатки рвутся, они неразрушимы. Никто не знает, откуда они появились, но все знают, кому они принадлежат. Их владельцы — могильщики, каста мародёров, грабящих древние довоенные города. Эти перчатки помогают могильщикам в работе — на них не действует никакая магия. Но есть у этих перчаток один существенный минус — на них наложено проклятье. Надев их всего один раз, навсегда становишься могильщиком, мародёром, которому до конца жизни суждено бродить по земле, собирая вещи в могильниках. Кто-то доживает до тридцати лет, кто-то гибнет в первом же городе, но судьба у всех одна — свежей порцией костей лечь в мёртвом городе. Даже если могильщик выживет при несчастном случае, лучше лечь и умереть — магия оставляет их инвалидам, а тотенграбер без руки или ноги — труп.

Но сейчас перчатки Велиону были нужны не для того, чтобы снять с горстки монет или позолоченного подсвечника проклятье или магическую "змею". Они служили фактором, который повлечёт за собой сделку, выгодную для него и невыгодную для другого человека. Найти такого человека на постоялом дворе вечером обычно не составляло труда. Нет, нельзя сказать, что все они выглядели одинаково, но что-то общее было у всех. Что-то такое, после чего сразу понимаешь, что человек не прочь что-нибудь купить, продать или перепродать, причём, содрав с тебя кучу денег, но никто жаловаться не будет, ведь ни у кого, кроме этого человека, купить то, что тебе надо, нельзя.

Вот и на этом постоялом дворе нашёлся такой человек. И даже не один, а два. Первый, которого увидел Велион, был уже в возрасте, о чём говорила здоровенная лысина и проседь в короткой бородке. Он сидел прямо во дворе, у одного из костров и вяло переговаривался с полупьяным бардом, пытающимся играть на лютне, которая, наверное, служила ещё его деду. Другой сидел в помещении, за угловым столом, так, чтобы его лицо не было видно входящим в трактир. Когда глаза могильщика попривыкли к полутьме, он увидел, что это молодой парень, едва двадцати лет, надутый, как индюк, и попивающий дороге вино. К нему-то Велион и пошёл.

— Ничего не подаю, — резко произнёс парень, когда Чёрный могильщик сел к нему за стол.

— А мне ничего и не надо, — сухо ответил тотенграбер. Он вытащил из кармана четвертую, крупную медную монету, стоимостью в четверть гроша (хотя, уже в одну пятую, если не меньше), и постучал по столу. Трактирная девка подошла быстро.

— Яичница со шкварками и кружка вина, — сказала она.

— Ещё хлеб. И лучше две кружки эля.

Девка кивнула и, забрав монету, ушла. Всё равно цена была просто грабительской. Но ничего не попишешь — слишком уж жарким и засушливым было лето, причём, уже третье по счёту. Хотя, пока никакого дефицита продуктов не было, да и не известно будет ли вообще, но цены на продукты взвинтили везде: и в трактирах, и на рынках.

Перекупщик явно нервничал, отчего всё сильнее и сильнее надувался, как индюк. Сопляк. Одет хорошо, наверное, сын купца, решивший пожить на вольных хлебах. Что ж, это послужит ему хорошим уроком.

Велион положил руки на стол. Рассмотрев его перчатки, перекупщик вздохнул и тяжело выдохнул. Видимо, с могильщиками он дела ещё не имел и, как и большинство людей, побаивался. Но и сильно заинтересовался.

— Есть чего продать?

— Есть, — усмехнулся Велион.

— Подсвечники и картины мне не нужны. Лучше мелкие вещи. Кольца, письма, книги.

Велион ещё раз усмехнулся и выложил на стол вторую четвёртую. Перекупщик ждал, могильщик, которому ситуация доставляла истинное удовольствие, помалкивал.

— Ну, — сказал, наконец, перекупщик.

Тотенграбер молча кивнул на монету.

— И чего? Ещё пива хочешь? — раздражённо спросил парень.

Велион кивнул на приближающуюся девку. Та поставила на стол глазунью из четырёх яиц, две кружки эля и положила приличную краюху белого хлеба.

— Монета, — пробубнил с набитым ртом могильщик, когда официантка ушла. — На ней проклятье. Можно за приличные деньги продать магу, три марки, не меньше.

— А сам чего не продашь? — подозрительно спросил перекупщик.

— Зима скоро, надо деньги, — совершенно честно ответил Велион. — И добраться до ещё одного могильника хотя бы. Я в этих местах не бывал раньше, кому продать не знаю.

— Заходишь в первый попавшийся город, находишь мага и продаёшь.

— Как хочешь, — пожал плечами Велион и потянулся к монете.

— Подожди! — резко сказал индюк. — И сколько ты за неё хочешь?

— Не будешь дураком, выторгуешь у мага три, а то и четыре марки. Так что с тебя половина этого.

— Если ты говоришь, что выторгую четыре, значит, получу не больше двух. И хрен тебе, а не половина, четверть. Пятнадцать грошей.

— Не пойдёт, — покачал головой Велион. — Если я говорю, что выторгуешь четыре, значит, выторгуешь четыре, я честный могильщик, а не сраный торгаш и никого не обманываю. Полторы марки, не меньше. И серебром.

— Ох, ты какой умный, серебром. Нет у меня серебра.

— Тогда сделка отменяется. Во дворе сидит другой перекупщик, пойду к нему.

— Марка. Хрен с тобой, серебром.

— Марка и десять грошей.

— Марка и пять.

— Пойдёт.

Перекупщик протянул руку к монете, но Велион ударил его по пальцам.

— Не советую тебе её брать голыми руками, — с улыбкой сказал он.

— Проклятье, оно что, ещё работает? — возопил парень.

— Конечно, иначе она стоила бы четверть гроша.

— Твою мать! Ты мне что продал?

— Монету с проклятьем, очень сильным. Просто не бери ещё голыми руками. Заверни в пергамент или тряпочку, и ничего не произойдёт. Деньги гони.

— Тьфу на тебя, — буркнул перекупщик. — Держи. — Он отсчитал марку и пять грошей.

Велион принимал деньги, улыбаясь. Выгодная сделка — продать четвёртую монету больше чем за марку. За последние две недели он превратил две такие монеты, последние, оставшиеся от продажи барахла, что нашёл в мелком, но чертовски загаженном могильнике, расположенном далеко от тракта, в три с половиной марки. Он пытался провернуть двенадцать таких сделок. Трижды ему рассмеялись в лицо и предложили по добру по здорову уносить ноги. Пять раз не сошлись в цене — большая скидка вызвала бы подозрение. И вот, четвёртая сделка. Хорошо, что первая сделка тоже была удачной — когда могильщик зашёл в трактир с лицом человека, имеющего как минимум замок, на одну монету он купил еды, а другую попробовал продать. Но теперь надо завязывать, обманутые барыги могли мстить.

— Выпьем, — предложил Велион.

— Выпьем, — кивнул перекупщик. Кажется, он тоже был доволен сделкой. Что ж, одна монета стоимостью в четверть гроша смогла осчастливить двоих. Одного, правда, ненадолго.

В небольшой городок под названием Гильс Велион зашёл по дороге. Второй причиной посещения этого клоповника был его знакомый Квален.

До Гильса Велион добрался двадцатого октября, через два дня после того, как он надул на постоялом дворе перекупщика. Слишком много времени он потратил на путешествие от побережья Ядовитого моря по дерьмовым западным дорогам. Когда островитяне пришвартовались, могильщик надеялся доехать с ними до Храма Мёртвой Матери, но моряки отчётливо дали ему понять, что в обозе ему не место. Они не любили его и дали это понять ещё во время плаванья, хорошо хоть приказ Иргура выполнили беспрекословно, и довезли до другого берега в целости и сохранности. А после выбросили на берегу, как мусор. За это тотенграбер стащил у них кинжал и горсть медяков.

План могильщика был прост — перезимовать недалеко от границы с Горливом, а весной пересечь границу и начинать обшаривать все могильники, которые попадутся по дороге, благо места здесь, на севере, были густо заселены и сейчас, и до войны. Велион был здесь дважды, семь и одиннадцать лет назад, но границу с Горливом не пересекал ни разу. Большинство могильников здесь были достаточно хорошо изучены, другие слишком опасны. Но ещё опасней было оставаться в центральных районах Коросского королевства — трёх могильщиков, убивших проповедника уже не искали, но Велион слышал о том, что центральные дороги буквально увешаны трупами "чёртовых выродков". На юге материка делать было совсем нечего — мало могильников, мало городов. И Острова слишком близко.

Обитал Квален в небольшом особняке на окраине Гильса. Над дверью в его дом висела табличка, гласящая "Магические услуги", под этой надписью, выполненной крупными буквами, была и вторая надпись, мелкая — "Скупка и продажа магических артефактов, вещей с проклятьями. Сотрудничество с могильщиками". Именно из-за последней фразы Велион и зашёл к Квалену впервые. И, конечно же, был обманут, за что во время второго посещения дал магу в морду. Квален не обиделся и, посмеявшись, поставил на стол крынку с элем.

Вывеска до сих пор висела над дверью порядком обветшавшего за последние годы дома, а значит, эксперименты с проклятьями не загнали мага в могилу. Или загнали, но совсем недавно.

Велион поднялся по короткой, всего из четырёх ступенек, лестнице и постучал в дверь. Никто не ответил. Могильщик постучал ещё раз. На этот раз в ответ раздалась неразборчивая ругань, переходящая в отборный мат. Дверь резко отворилась, чуть не ударив тотенграбера, и в проходе возник Квален.

— Кого на хрен черти принесли? — брызжа могильщику в лицо слюной, заорал маг.

— И тебе добрый день.

— Велион, — понизив голос, произнёс маг. — Жив.

— Жив. Впустишь?

— Конечно, мать твою, впущу.

Квален посторонился, пропуская Велиона. В доме у мага, как всегда, был бардак. Хлам громоздился на толах, валялся под ногами, даже торчал из шкафов. Шмотки, канделябры, тарелки, мечи, — короче всё, что могильщики тащили из мёртвых городов.

— Твою мать, — с чувством сказал маг, отшвыривая ногой подсвечник. — Не ожидал, не ожидал. Ладно, пошли в лабораторию.

Велион усмехнулся. Квален всегда принимал гостей и партнёров в лаборатории, там хотя бы можно было найти, куда присесть, не рискуя повредить копчик. Но когда Чёрный могильщик вошёл в лабораторию, он был удивлён до глубины души: здесь царил просто идеальный порядок.

Могильщик уселся за стол, на котором обычно Квален держал вещи с проклятьями из тех, что были магу не по зубам, хозяин дома сел напротив.

Квален сильно изменился. Когда Велион увидел его впервые, магу уже было за тридцать. Высокий, коренастый, с огромными ручищами и грубым лицом, он больше напоминал головореза. Сейчас, через одиннадцать лет, он выглядел на все пятьдесят. Практически седая голова, морщины, мешки под глазами. Перегар и сильная дрожь рук. И как он, чёрт возьми, умудряется работать с проклятьями? Магические пассы, которые обычно надо было свершать, чтобы снять с вещи проклятье, требовали предельной чёткости, иначе проклятье могло сдетонировать, а это обычно кончалось очень плохо. Маги, работающие с проклятыми вещами, в этом сродни могильщикам, только могут управлять силой. И, конечно же, у них нет перчаток.

— Как дела? — осторожно спросил Велион.

— Херово, — сухо отозвался Квален. — Представляешь, неделю назад ко мне припёрся сопляк — он мне тебя в молодости, кстати, напомнил — и приволок бронзовый подсвечник. А на подсвечнике, представь себе, сидел "Рог демона". Купи, говорит, за три медяка, вот кретин.

— А ты что? — поинтересовался Велион, хотя предполагал, какой ответ получил молодой могильщик. Отборный мат и, вероятно, пинок под зад — "Рог демона" был на редкость зловредным проклятьем, которое при срабатывании оставлял в теле человека, потревожившего его, несколько сквозных дыр.

— Купил за четвёртую, — ответил Квален. — Посмеяться. Где ты видел подсвечники с "Рогом"? Обычно он на доспехах или дико дорогих штуковинах.

Велион рассмеялся.

— Так дело движется? — уточнил он.

— Какое там, — скривился маг. — Дерьмо дело, могильщик, дерьмо. Все более или менее безопасные могильники исхожены вдоль и поперёк и уже не только могильщиками, но и обычными деревенскими мародёрами. В опасные места соваться кишка тонка. Я уже полгода не снимал проклятья с дорогих вещей. Так что пью. Вот глянь, — маг протянул дрожащие руки, показывая могильщику. — Даже если бы кто что и принёс… — Он вздохнул. — Это, кстати, не только убивает таких, как я, но и таких, как ты. Скоро вам хана, Велион, поверь. Тощие, голодные, вы таскаете дешёвки или гибните в первом же городе… А украшений всё меньше… Когда-то я покупал безделушки из могильников за гроши, а после того, как снимал проклятье, продавал в несколько раз дороже. Теперь за чёртово кольцо с рубином приходится платить шестьдесят, а то и семьдесят процентов от его рыночной стоимости. А мне ведь ещё надо снять проклятье, рискуя своей жизнью, между прочим.

— Могильщики тоже рискуют жизнью, чтобы добыть это кольцо.

— Кто ж спорит? Но вас, как грязи… Было. До прошлого года. Но ты, думаю, в курсе куда лучше меня… О чём я? А! Да я бы и не жаловался, если бы мне приносили что-то стоящее чаще, чем раз в полгода. Например, вот, вчера и ещё за два дня до этого ко мне приходили перекупщики, не маги, обычные барыги, и попробовали втюхать мне четвёртую за четыре марки, мол, на монете очень сильное проклятье. Я до слёз смеялся, а потом ему морду набил… первому, что был три дня назад, кстати, тоже, у него тоже была четвёртая с проклятьем. Во-первых, проклятья там никакого не было. Во-вторых, на кой хер мне медяк с проклятьем, если я эти проклятья снимаю, чтобы перепродавать вещи уже без проклятий? Вот если бы что-то новое… Но что-то новое я лично ни разу не находил, да и никто из моих знакомых — тоже. Короче, пока я лупцевал второго, тот всё проклинал какого-то могильщика, который ему эту монету продал. Я, кстати, что-то припоминаю такое же, лет десять назад, как раз ты…

Квален замолчал на полуслове и широко открытыми глазами уставился на тотенграбера. А потом начал дико хохотать.

— Велион, сукин сын, — простонал он сквозь смех, — это ведь ты, да?

— Угу, — мрачно кивнул могильщик, что вызвало ещё один бешеный приступ хохота.

— Мать твою, — простонал маг, утирая слёзы. — Ну, ты и жук. А я ещё им морду набил, думал они меня надуть хотят, особенно второму — взбесился я конкретно. Найдут тебя и зарежут на хер, могильщик.

— Не найдут.

— Может, и не найдут, тогда же не нашли. Отличный жизненный урок ты им преподал, братец, особенно молодому.

— Угу.

— Ладно, — Квален хлопнул себя по ляжке. — Пожрать бы надо. И выпить. Будешь?

— Конечно.

— А когда ты отказывался? А я тебе кое-чего интересного расскажу. Это, кстати, к тебе относится напрямую.

Маг и могильщик прошли на кухню. Здесь хозяин дома нашёл две относительно чистые тарелки, бросил на них по куску варёного мяса, разул угли в камине, подбросил туда пару поленьев и поставил прямо тарелки прямо них. Потом вытащил из буфета кусок копчёного свиного сала, несколько луковиц, большой ломоть хлеба и оплетенную бутыль.

— Самогон, — прокомментировал маг. — Коли не хочешь, в подвале, кажется, был небольшой бочонок эля. Если я не выпил, конечно.

— Лучше схожу и посмотрю.

Велион вернулся через пару минут с полуполным бочонком объёмом в полторы кварты. Судя по тому, с какой яростью Квален грыз луковицу, он могильщика решил не ждать. Велион кое-как нашёл кружку (в который раз поражаясь, как такой разгильдяй может выполнять такую кропотливую работу, как снятие проклятий) и, наполнив её, глотнул эля. Напиток оказался прохладным, и это было единственным его достоинством — эль был очень крепким и явно перестоял в подвале. Но пить было можно.

— Мясо, наверное, разогрелось, — буркнул Квален, поднимаясь из-за стола. — Возьми самогон, а я принесу тарелки, в этом гадюшнике жрать не буду. Всегда отец говори не срать там, где жрёшь. Никогда его не слушал. Он меня на предсказателя хотел отправить учиться к какому-то деревенскому самородку, представь?

Тотенграбер ничего не ответил.

Квален шипя и матерясь вытащил тарелки с мясом из огня и пошёл в лабораторию, Велион следом. Расположились они за тем же столом.

— Жив, могильщик, — сказал Квален в качестве тоста.

— Жив, маг.

— Бл… яд, как есть яд, — прорычал маг, утирая слёзы.

— Ты что-то хотел рассказать, — напомнил ему Велион.

— Помню, помню. И сейчас расскажу.

Но прежде, чем начать рассказ Квален ещё раз выпил. Отдышавшись, он заговорил:

— Маги раскопали, как и из-за чего началась война.

Маг замолчал, наверное, ожидая всплеска эмоций, но Велион помалкивал, уставившись в одну точку. Сердце щемило. Элаги, Епсхо, Истро, те духи прошлого и два демона. "Война, — думал могильщик. — Геноцид, а не война, если вспомнить Имп или Сердце Озера, причём, геноцид взаимный. Предположений много, но ни одно из них не нашло подтверждения. Но и у меня есть только предположение, а Квален так уверен в том, что говорит. Что ж, интересно узнать точно, благодаря кому и по каким причинам погибло столько людей тогда, и до сих пор продолжают гибнуть могильщики".

— Тебе не интересно? — с удивлением спросил Квален.

— Продолжай.

— Воспоминания, а? Сколько друзей ты потерял в могильниках?

— По пальцам одной руки можно перечесть. Знакомых — десятки. Продолжай.

— Ох, ладно. Начну сначала. С месяц назад ко мне пришёл Кан, знаешь его? Нет? Плевать. Херовый маг, но неплохой алхимик. Короче, не знаю, как и с помощью чего — магии или алхимии — он сумел восстановить дневники одного старого мага. В основном там были жалобы и прочее нытьё, которое этот старикан считал наследием, что он оставляет потомкам… Хотя, какого хера я рассказываю, он же мне оставил несколько переписанных страниц. Лучше прочитать или всё-таки рассказывать? Читать дольше.

— Лучше прочитаю.

— А ты умеешь читать? — выпучил глаза Квален.

— Конечно, умею. А чем ты так удивлён?

— Ну, — маг смутился. — Могильщик, перекати-поле, сирота, как я помню. При храме каком-нибудь учился?

— Почти, — усмехнулся Велион.

— Ага. Ну, подожди тогда.

Квален поднялся из-за стола и направился к шкафу, стоящему в углу комнаты. Велион, припоминая вечный бардак, царящий у мага, уже приготовился к долгому ожиданию, но тот нашёл листы быстро. Нет, в шкафу всё было перепутано и свалено в кучу, просто эта куча была небольшой. У Квалена действительно были плохие времена. Маг вернулся к столу и бросил Велиону на колени несколько пергаментных листов, исписанных кривым почерком. Могильщик коротко кивнул и уткнулся в текст.

"… хотел я донести до потомков правду словом, но некому меня было слушать: города лежат в руинах, деревни переполнены беженцами и мародёрами, леса кишат разбойниками и несчастными, у которых и выхода-то другого нет, кроме грабежа. Не пройти по нашей стране ни пешему, ни конному — убьют и ограбят, последнюю одежду заберут, чтобы согреть себя этой страшной, возможно — последней, зимой. Но самое страшное магам. Вместо почтения, коим мы раньше повсеместно пользовались, лишь ненависть мы вызываем. Скажи только, что ты маг, и чернь, вместо знаков почтения и челобитий, норовит на кол тебя посадить и ограбить, а что с женщинами творят, я и говорить не хочу. Приходится прятаться, не носить знак магический, чтобы выжить… да и кто выжил? Не знаю даже… Может быть, за последние два месяца только один я и остался…

Уже седьмую неделю скитаюсь я по деревням в поисках братьев моих по силе, но без толку. И насмотрелся я ужасов за эти дни… Уже начался голод, сотни и тысячи людей лежат по краям дорог, распухшие от голода, почерневшие… Не знаю долго ли им осталось до того, чтобы есть умерших… надеюсь, этого ещё не произошло. Деревни окружены частоколами, те, что не успели — уже сгорели. Люди стараются найти защиты у дворян, но те засели в своих замках и поместьях и не пускают никого, поэтому, я думаю, их и жрут. Но что делать? Один придёт просить кусок хлеба и миску воды, второй придёт отобрать последнее. Ужасно, ужасно…

Скитания по стране не привели меня ни к чему, и я отправился в горы. Но остановился, не достигнув и Эзмила. Горцы, магов у которых было мало, наверняка их быстро перебили, а теперь спускаются к нам, чтобы грабить и убивать. И даже никто не пытается им противостоять… Я имею в виду осмысленное сопротивление. На деле отряды горцев, снабжённые едой и оружием, просто рвут на части. Даже женщины, дети и старики. Гибнут сотнями, но отбирают еду. Хаос, настоящий хаос. Я видел, как матери бросают своих детей, я видел, как… О, боги! Я даже не могу об этом писать, слёзы наворачиваются на глаза мои. И ради этого столько лет я выращивал свои великолепные сады? Ради этого? Что же теперь с ними стало? Наверняка, сожжены, если не заражены чудовищной боевой магией… Хотелось бы мне, чтобы хоть один пережил эту войну, особенно тот, у Эзмила, ведь я потратил на него семь лет… Но до Эзмила я не добрался. Да и что там останется? Резня началась именно там. Мой сад погиб, а ученики убиты. Зачем я жил?

И вот, насмотревшись на все эти ужасы, я сижу здесь и, глотая старческие слёзы скорби, пишу эти строки. Мёртвый город станет местом моей смерти, и я даже не смогу передать свои записки другому человеку. Но я верю в то, что человечество переживёт эту войну, маги снова станут тем, кем должны — творцами и повелителями, а не "демонами" или "выродками, предавшими свою человеческую натуру", как нас называют в последнее время, и эти записки найдут. Нет, я не умаляю нашей вины перед случившимся. Если бы мы приняли замыслы этих безбожных выродков и вовремя их устранили, то погибли бы несколько десятков человек, и в стране царил бы мир.

Что ж, пожалуй, пора начать свою повесть. И начну я её с имён тех, кто начал эту бессмысленную войну. Герцог Армон Вестенский в Эзмиле, герцог Велион из Крено, граф Хувен, властвующий в Сердце Озера, а так же графы Ульский и король Гризбунг Гвидский в Импе, родственник императора. Даже в Импе, городе, где царил мир и покой, который обеспечивал Имперский Магический Университет! А в Илленсии король всего-то и сделал, что ввёл комендантский час, продлившийся два дня, до тех пор, пока озверевшая толпа не достигла города. Я уверен, что король просто хотел отсидеться, не собирался вводить войска, чтобы избежать резни. В итоге армия и город взбунтовались, и последняя надежда на покой была потеряна. Король погиб, а Илленсия, столица Империи… Не знаю, что стало с Илленскией. Но уверен, что братья, желавшие уничтожить столицу, не сделали это, а просто выбросили город из нашей реальности, и сейчас там царит мир и покой.

Но я вернусь к сути произошедшего два месяца тому назад. Вестенский несколько лет назад собрал вокруг себя кучку единомышленников — военных офицеров, купцов, учёных. Их объединяло лишь одно — ненависть к магам. Магам! Людям, на чьих плечах зиждиться достаток нашей страны. Магам, людям, которые обеспечивают хорошую погоду и урожай, строят города, выращивают прекрасные, божественные сады, лечат людей и животных. Я не знаю причин этой ненависти, но они и не важны, ибо, кроме последствий уже ничего и не важно. А они ужасны. Мы знали об этом… "ордене", как они себя называли, но ничего не предпринимали: людям свойственна ненависть, а уж ненависть, основанная на зависти, ведь ни на чём другом она просто не могла быть основана, дело самое обычное. "Сосед, завидующий красоте жены другого, не идёт и не жжёт дом того, кому завидует", так сказали наши старшие и приказали выбросить Вестенского из головы. Как они ошибались… В течение двух лет "орден" вырос до полусотни человек, влиятельных и богатых. Теперь отдел "ордена" был в каждом крупном городе страны. Но дальше бессмысленных сборов членов этого ордена и попыток антимагической пропаганды дело не заходило.

До тех пор, пока в "орден" не вступил молодой герцог Велион, ещё даже не получивший фамилии по месту рождения, из только что отстроенного города Крено. Он считал, что маги должны служить людям, а не повелевать ими, говорил, что у магов слишком много власти, ведь даже король родился у четы со способностями. Я считаю, что причиной этих его взглядов была самая обычная зависть, как и у других. Предки Велиона были магами-изгнанниками, сделавшими себе имя в политике, что и позволило отцу Велиона стать герцогом. Говорят, он сам когда-то хотел стать магом, но способности у него были слабенькими, а изгнание из Ордена Магов, пусть даже его причины забылись, остаётся изгнанием, а оно бессрочно. Самое страшное в том, что Велион был единственным из тех, кто не ненавидел нас… и сделал так много для нашей гибели. Если Вестенский требовал нашего уничтожения, то герцог из Крено предлагал силой принудить нас "к службе народу и государству". Бывший военный, Велион проталкивал свои идеи и идеи "ордена" в военные верхи, находил там всё больше сподвижников. В то же время их переговоры стали тайными, раньше Вестенский, Ульский и остальные выставляли свою ненависть на показ. Это не обеспокоило наши верхи, тайны и шифры для магии ничто, к тому же мы на всякий случай направили туда шпионов. Опасения появились только в тот момент, когда члены ордена договорились о дне переворота. Он должен был свершиться двадцатого ноября. Глава Ордена Магов отправил протест королю, попросить приструнить бунтарей. Это случилось двенадцатого ноября… роковой день не только для нас, но и для всей страны. Вестенский узнал о письме и решил действовать.

Днём двенадцатого ноября герцог Армон Вестенский при поддержке городской стражи ввёл свою дружину числом более тысячи человек в Эзмил и, взяв штурмом эзмильскую башню магов, учинил самосуд. Магов и все их семьи просто уничтожили. Женщин и девочек насиловали, мужчин и мальчиков пытали и убивали. Но некоторые наши успели дать знать об этом другим… что и послужило причиной продолжения резни, ведь о происходящем в Эзмиле узнали не только маги. Вечером началась резня в Сердце Озера и Импе. Последние вести из этих городов были "Мы не знаем, что происходит, нас просто убивают. И мы будем защищаться". Я даже не знаю, что случилось с моим другом, Альситом, ректором Университета, но я не верю, что Альсит, прозванный Повелителем Иллюзий, погиб.

После этих сообщений в Илленсии был объявлен комендантский час. Глава Ордена Магов оказался в затруднительном положении: наших братьев убивали, а король ничего не делал. И тогда, не зная масштабов происходящего, Глава разослал приказ обороняться, заявив при этом, что лучшая оборона — это нападение. Маги должны были атаковать любого человека, показавшегося ему подозрительным. Так же мы должны были уничтожить, цитирую, "насквозь прогнившую знать". Вероятно, он обезумел, ведь именно этот приказ погрузил нашу страну в хаос, в котором каждый убивал каждого. Именно из-за этого приказа через два дня после начала войны к Илленсии подошла армия общей численностью более чем в двадцать тысяч человек, требующая крови магов. И король согласился выдать толпе магов… Выжившие братья не могли такого простить, но я всё-таки надеюсь, что армия была уничтожена, а наши братья из столицы всё ещё живы и, казнив предателя, сейчас восстанавливают порядок.

Всё кончилось через неделю. Зачинщики бунта в большинстве своём были мертвы, погиб даже Велион, который в ужасе от происходящего отрёкся от сообщников и всеми силами пытался защищать магов, приказав покинуть Крено не только своим людям, но и всему населению. Всё-таки нашлись маги не побоявшиеся совершить над ним праведный суд, пусть его загробная жизнь будет ужасной. Что творится на юге страны, я не знаю, но до меня доходили бредни от беженцев, что вода в Клиосском заливе отравлена, флот уничтожен, а от Крено движется, уничтожая всё на своём пути, жуткая собачья стая.

Всего-то неделя… За эти короткие семь дней мир рухнул. Города уничтожены, деревни пылают…".

На этом текст обрывался.

— Дальше всё повторяется, — сказал Квален, заметив, что Велион закончил. — Нытьё сплошное, я же говорил.

— Я бы тоже ныл, если бы был очевидцем всего этого. Это… — "… даже страшнее того, что я видел в Лепестке Вишни".

— Да уж…

Велион отложил листы и глотнул эля. Значит, всё-таки заговор. Геноцид. Он был прав. И, кажется, он знал причины ненависти Вестенского к магам. "Дорогая моя Амелла…". Вот так. Первая юношеская любовь кончилась войной. Амелла разочаровала герцога. Что ж, весьма поучительно. На миг у Велиона в голове мелькнула мысль о том, что письмо Вестенского к Амелле сейчас можно было бы загнать за приличную сумму, но он отбросил её. Письмо Свише того стоило. И ведь не один этот маг решил оставить память о происходящем на века… Повелитель Иллюзий, а. Но если рассказать сейчас об этом Квалену, это приведёт к новым жертвам, ведь туда бросятся маги и могильщики.

Скотство… несправедливость. Вся та война — большая несправедливость. И ведь ничего не сделаешь. Остаётся только скрежетать зубами и бессильно сжимать кулаки… зная о том, что эта война даже через десятки лет погубит и тебя.

— Сады этого мага пережили его, — произнёс после паузы Велион.

— Сады у Эзмила? Да, я тоже обратил внимание, что этот засранец больше жалеет произведения своих рук, чем смерть учеников. Кстати, не обратил внимания на то, что эти дневники вылезли очень вовремя?

— О чём ты?

— Герцог Велион, твой тёзка. Если верить этим записям, Олистер его потомок. Это…

— Я знаю, кто такой Олистер. И я приложил руку к тому, чтобы он стал герцогом.

— А, ты знаком с делом даже лучше, чем я. Может, ещё знаешь, кто эта троица, убившего влиятельного служителя Единого? Нет? Ну и ладно. Я о другом. Ты представь, что было бы, если бы эти записи дошли до столицы? В Кане-то я уверен, да и ты болтать не станешь, но если бы это прознал кто другой? Авторитет Олистера был бы подорван. И не только его. Ульского, короля… Потомки зачинщиков войны, потомок безынициативного короля…

— Не лез бы ты в высшие идеалы политики, — скривился Велион.

— Да я и не лезу. Так как тебе записи?

— Весьма поучительно, — холодно произнёс могильщик. Если бы маг знал, сколько за этой холодностью скрыто эмоций. Если бы он знал то, что знает Велион… Но надо молчать, скрипеть зубами, но молчать. Потому что молчание — это даже не золото, молчание — жизнь. Жизнь для старого спивающегося мага с трясущимися руками.

— Поучительно? — недоумённо переспросил Квален.

— Ну да.

— Чёрт возьми, Велион! Это же всё объясняет! Мёртвые города и существующие до сих пор столетние деревни! Разная школа магии — разные ловушки. Змеи, проклятья, моча демона! Собаки с интеллектом человека, живые мертвецы, движущиеся растения! Бесполезность большинства нынешних магов: у них просто учителей не осталось! Ядовитое море!

— Так ты бесполезен? — усмехнулся могильщик.

— Сейчас ещё выпью и стану. Представь, маги, выстроившие благополучие погибли. Это предательство, геноцид. Архитекторы, провидцы, лекари…

— Которые нехило бросались боевой магией. Если бы цивилизацию уничтожила армия или взбунтовавшаяся голытьба, я бы сейчас с тобой не сидел. Вернее так: не было бы ни меня, могильщика, ни тебя, мага, специализирующегося на перепродаже вещей из могильников.

Квален кашлянул.

— Наверное, ты прав, — сказал он после паузы. — Но я всё-таки не могу сказать, что виноваты маги. Можешь считать это профессиональной солидарностью.

— Я считаю, что виноваты все. Но больше всего меня интересует не это. Илленсия. Я раньше думал, что этот могильник — легенда.

— Я тоже, — кивнул маг. — Но как видишь, мы оба ошибались. А кто бы мог об этом подумать? Илленсия — легендарная столица довоенной Империи, объединяющей Коросское королевство, Лысые горы и Горлив. Город-призрак, который видели единицы, ведь по легенде он вырван из нашей реальности и возвращается сюда только раз в году в тот день, когда началась война… Или скорее через два дня после её начала, а мы даже знаем дату. И всё это — правда. И знаешь, могильщик, ты пришёл очень вовремя…

— Нет, — резко сказал Велион. — Не продолжай.

Квален сжал губы и, сощурившись, пристально посмотрел на могильщика. Смотрел он долго, но, наконец, откинулся на спинку стула и кивнул.

— Лучше напьёмся, — сказал маг, наливая себе самогона.

— Поддерживаю, — сухо отозвался Велион.

Велион сидел за столом и, не понимая, что происходит, тупо вглядывался в полутьму комнаты, моргая глазами.

Болела голова. Обрывки мыслей с гулом метались внутри черепной коробки. Или это языки огня? Да, кажется огонь. Прыгающие в камине языки пламени, создающие на стенах и предметах мебели. Груды магического и обычного мусора отбрасывали жутковатые тени. Велион смотрел на их дикую пляску, изгибы, прыжки. Это походило на шабаш ведьм или демонов.

Или оргию в любой школе магии. Наверное, эти оргии на дни йоля — единственное, что осталось совершенно неизменным с довоенных времён. Велион видел фрески в некоторых могильниках. Фрески, вызывающие жуткую страсть, наверное, на них тоже была наложена магия. Интересно, во время этих оргии использовалась любовная магия? Какая разница? Когда-то возлюбленная Вестенского, Амелла, так же танцевала в танце страсти, совокупляясь с первым попавшимся, не важно — мужчиной или женщиной. Именно этого Вестенский не мог простить ей? Или он просто не узнал во встреченной им магичке ту скромную девушку, которую когда-то любил?

— А какая тебе разница, могильщик? — раздался рядом грубый голос Квалена.

Велион повернул голову. Да, Квален сидел напротив. Он же, кажется, ушёл к себе? Или нет? Наверное, не дошёл, он был чертовски пьян. Да и сам могильщик порядком наклюкался.

— Мне конец, Велион, разве не видишь? — сказал Квален и одним махом опрокинул в рот стакан самогонки. Его рука дрожала. И не только. Кожи на пальцах не было, она болталась на костях вместе с обрывками жил. Такое бывает, когда проклятье сработает…

— Чего молчишь? — продолжил маг. — А, могильщик?

— Ничего, — тяжело сглотнув, ответил Велион.

— Ничего, так ничего. А хочешь, чтобы этого не было?

— Чего?

— Этого.

Квален махнул рукой. На лицо тотенграберу упали несколько крупных капель крови. Он увидел, что у Квалена на руке не хватает мизинца, а от безымянного осталась только одна обломанная фаланга. Но плоть была сорвана не только с кисти. Ошмётки мяса болтались, практически доходя до локтя, как разорванный рукав рубахи, виднелись брызжущие кровью вены.

— Квален… — прохрипел Велион.

— Что Квален? — ехидно бросил маг. — Что? Ты лучше скажи: не хочешь, чтобы это произошло?

— Квален, что с тобой?

— Я сплю пьяный в умат наверху. А ты что думал?

— Кто ты?

— Я? Квален. Вернее, то, что будет Кваленом через пару-тройку месяцев. Как ты думаешь, могильщик, я сумею перетянуть руку жгутом и доползти до ближайшего лекаря? Или истеку кровью, отрубившись от болевого шока?

— КТО ТЫ!? — взревел могильщик, пытаясь вскочить с кресла, но ноги его не слушались.

— А кого ты хочешь? — спросил Квален. — Элаги? — Маг исчез, голос тоже переменился, теперь перед Чёрным могильщиком сидела Элаги. — Или, быть может, Карпре? Свиша? Халки? Твой отец? Мать? Крами?

Велион хрипел, стараясь отвернуться или хотя бы закрыть глаза, но у него не получалось. Вереница лиц и голосов мелькали перед ним.

— Наверное, Крами лучше, — сказало Нечто голосом безногой могильщицы. — У" ри не такая красивая, хоть ты её и любишь больше. Хочешь меня, могильщик? — "Крами" напротив распахнула балахон, обнажая грудь, потом провела ладонью провела по белой коже, начав с шеи, опуская всё ниже, на миг её пальцы сомкнулись на соске, а потом двинулись всё ниже и ниже, по живу, и, наконец, остановились где-то внизу под столом. Нечто застонало голосом Крами и изогнулось в сладострастной позе. — Хочешь? — повторило оно.

— Иди к дьяволу!

— Конечно, уйду, но попозже — мы не договорили. Я знаю, что ты хотел бы видеть У" ри, но мне нравится тебя злить. К тому же, ей не суждено быть принесённой в жертву.

— Жертву?

— Не обращай внимания. Продолжим…

— Жертву!? — взревел могильщик.

— Заткнись. А я повторяю свой вопрос: ты хочешь спасти Квалена? И, кстати, не только его, но и себя.

— Какую, на хуй, жертву?

— Заткнись! — рявкнуло Нечто голосом Крами, но изменившимся, ставшим более низким. Рот могильщика будто запечатало, теперь он не мог произнести ни слова, как и двигаться дальше. — Ну, вот и молодец, — сказала "Крами" обычным голосом. — Мне неприятно находиться здесь: слишком много магии, пусть и слабой. Мне-то ничего не будет, но если пара проклятий сдетонирует, то вам с этим магом-алкашом каюк. Так что я перейду к делу: ты должен идти в Илленсию. Точка. Хочешь что-то спросить? Только по делу, хватит истерить. Нет, это не я приходил к тебе во дворе у Свиши, это было создание куда менее приятное, чем я, хотя тебе сейчас так и не кажется. Да, это я… вернее мы встречались с тобой на островах. Нет, не спрашивай, я не отвечу. Успокойся… О, молодец, взял себя в руки! — Крами щёлкнула пальцами. — Говори!

— Как я могу спасти Квалена? — спросил Велион, едва шевеля онемевшими губами и языком.

— Ты пойдёшь в Илленсию, достанешь там то, что нужно мне, а потом уйдёшь, целый и невредимый. Если сможешь, конечно.

— Как это спасёт Квалена?

— О, я сразу верну тебе это, а оно озолотит и тебя, и его. Ну, или любого другого мага, с которым ты захочешь сотрудничать, но ты, конечно, выберешь Квалена, я даже не сомневаюсь. А знаешь что ещё?

— Что? — буркнул Чёрный могильщик, стараясь пошевелить пальцами. Кажется, большой палец на ноге начал двигаться. Ещё чуть-чуть, немного и, быть может, начнёт шевелиться ступня, потом нога…

— Тебе кажется, — сказала Крами. — На тебе заклинание, разве не чувствуешь? А, да ты же пьян. Ладно, расслабься и слушай. — Крами наклонилась над столом, так, что её соски коснулись дерева, язык похотливо облизывал полуоткрытый рот, выскакивая лишь на миг. — Если ты добудешь то, что нужно мне, ты спасёшь не только Квалена, ты спасёшь и себя. Знаешь как? Ну, говори, предположи хотя бы. Не хочешь? Ладно, я сегодня добрый, скажу. Ты перестанешь быть могильщиком.

Если бы Велион мог, он бы вздрогнул.

Он перестанет быть могильщиком? ПЕРЕСТАНЕТ БЫТЬ МОГИЛЬЩИКОМ??? Как? Как это возможно? Перестать быть могильщиком. Недостижимая мечта многих его товарищей по цеху, но он даже не задумывался об этом. Он был могильщиком, и свыкся с той мыслью, что он умрёт могильщиком. Истечёт кровью с оторванной рукой или ногой. Обгорит. Будет поражён скоротечной болезнью. Да разлетится на куски от магической вспышки, наконец. Или, в конце концов, будет растерзан чудовищами. Но умереть дома от старости в своей постели в окружении близких… Это невозможно, это не для него. Он, опять же, даже не примерял на себя такую роль. Так же, как и роль крестьянина или наёмного убийцы. Как он будет зарабатывать на жизнь? Будет сидеть на месте, а не скитаться по стране в поисках очередного могильника или одного из бесконечной череды перекупщиков в надежде продать добытое барахло хотя бы за несколько грошей, чтобы дотянуть до очередного могильника или, в лучшем случае, отложить пару грошей на починку одежды, или на зиму, или на трактирную шлюху, у которой ноги и жопа вечно в дерьме. Он перестанет быть могильщиком… Станет обычным. Станет человеком, в которого не будут швырять камнями, от которого не будут бежать при одном только виде. Которому будут улыбаться люди. Улыбаться и не бледнеть после первого же взгляда на руки. Пусть сейчас к могильщикам — если не вспоминать недавние события в центральных землях Коросса — всё больше и больше привыкают, но отношение обычных людей изменилось не очень сильно. Больше не будет могильщика Велиона, будет человек Велион. Обычный человек.

Что, чёрт возьми, он вообще будет делать?

— Что хочешь, — сказала Крами. — Если захочешь, останешься могильщиком. Но проклятье будет снято. Ты сможешь выбросить перчатки и уйти не оборачиваясь. Теоретически. Видишь ли, Велион, ты могильщик до мозга костей. Как наркоман. Твоя психологическая зависимость от перчаток куда сильней проклятья. Ты, наверное, не задумывался об этом, но тебе всегда нравилось быть другим, не таким как все. Бледные ладони, нестриженные ногти, скрытые под чёрной кожей перчаток. Эти перчатки будто отгораживают тебя от других людей, подчёркивают твою чуждость. И тебе это нравится, поэтому ты почти никогда не снимаешь перчатки, только в крайних случаях, как учёба владению мечом, например. Возможно, этим ты пытался скрыть свою сущность, как наёмного убийцы. Скольких ты прикончил за последние два года обучения? Куда больше, чем за последующие тринадцать лет, это точно. Нет, я не пытаюсь копаться в твоей человеческой головке, мне на тебя плевать, хоть ты и любопытный экземпляр, Собака не зря тебя выбрала, хотя она тогда даже и не знала, насколько ты любопытен. Что ж, ей повезло. Тебе — тоже. Но не будем об этом, а то что-то мы заболтались. Ты, конечно, молчишь, но мне достаточно той гаммы эмоций, которую ты испытываешь. Особенно вожделения, ты так страстно желаешь это тело, хотя любишь другое. Всё-таки вы, люди, странные существа. Странные и страшные. Но и об этом не будем. Спрашиваю в последний раз: ты согласен идти в Илленсию?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Например, ты можешь сейчас со мной потрахаться, мне-то плевать, но у тебя ощущения будут незабываемые. Хотя, мне довольно любопытно, может зайти к кому-нибудь посговорчивей и лишиться… хм… девственности? Или ты согласишься? Сможешь считать это задатком, ведь твой вопрос, по сути, и есть ответ. Ты всегда скрываешься за этим вопросом. Ты говоришь "А у меня есть выбор?" и идёшь, будто просто ответить "Да!" нельзя. Ты будто перекладываешь ответственность с себя на других или на судьбу. А уж в этом случае ты тем более боишься сам принять решение. Как так, ты останешься без перчаток. Поэтому тебе удобней думать, что тебя заставили сделать это, на самом же деле ты весь день думаешь только о Илленсии. Ты человек, и тщеславие тебе не чуждо. И ты тешишь его, как можешь, а единственное, что ты можешь делать хорошо — ходить в могильники. Ты пошёл в Имп от безнадёги? У тебя хватило бы денег дойти до другого могильника, может, ты бы заработал там мало, но всё-таки. Ты же предпочёл практически самоубийственный поход в Имп. Ты отправился с Карпре в Сердце Озера из-за того, что пожалел его? Чёрта с два! Тебя тянуло на остров. Ты хотел оказаться там. Именно ты желал получить камень. То же и с Илленсией, ты думаешь, что у тебя нет выбора, не в состоянии признаться себе, что хочешь завоевать славу первого могильщика, побывавшего в этом городе и вернувшегося живым. Что ж, пусть будет так. Ты идёшь в Илленсию, или твой друг маг и другие дорогие тебе люди погибнут. Точка.

Крами отвернулась, будто бы собираясь встать со стула. Позёрский жест, Велион был уверен, что гость мог бы просто раствориться в воздухе.

— Подожди! — крикнул тотенграбер, вскакивая. Удивительно, но это получилось, хотя тело слушалось плохо.

— Таки решил заняться со мной любовью? — спросило Нечто оборачиваясь. Его грудь, нет, грудь Крами призывно колыхнулась, треугольник волос прикрыла рука, нащупывая что-то там пальцами.

— Нет! Как я доберусь до Илленсии?

— Квален знает, иначе он не предлагал бы тебе идти туда.

— А как я узнаю вещь, которая нужна тебе?

— Узнаешь, — усмехнулась Крами. И исчезла, сделав странное движение рукой.

Велион упал на колени и застонал, хватаясь за промежность.

— Чёртов извращенец, — прошипел он сквозь зубы, немного придя в себя. — Чёртов… сукин сын. Твою мать…

Велион тяжело бухнулся на кресло, в котором сидел раньше. Что происходит? О каких жертвах говорила эта тварь? Что за вещь в Илленсии нужна ей? Причём тут, мать вашу, он и его проклятье могильщика? Что вообще на хуй происходит? Чёрный могильщик взревел от ярости и стукнул кулаком по столу. Глупый детский жест, но боль немного привела его в чувство, хотя и не принесла облегчения.

А ещё он услышал шаги сверху. Могильщик обернулся. В мерном свете огня камина (и когда огонь успокоился? наверное, когда исчез гость) с лестницы на второй этаж спускался Квален, живой и здоровый. Вот только шатало его так, что огонь будто бы и не успокаивался. Правой рукой, той самой, ещё несколько минут назад белевшей голыми костями и брызжущей алой густой кровью, он почёсывал себе задницу.

— Тоже не спишь? — сквозь зевок спросил маг, остановившись около стола.

— Ага.

— Эль остался? У меня сушняк жуткий.

— Вот бочонок.

— Угу.

Квален взял со стола бочонок с элем, поболтал, проверяя если ли там ещё что-то, и, услышав бодрое бульканье, присосался прямо к бочонку. По подбородку и волосатой груди мага потекли тонкие струйки. Завтра будет материться, спрашивая, какого хрена у него всё липнет.

— Налей мне тоже, — попросил Велион.

— Угу, — промычал Квален, не отнимая губ от бочонка.

Наконец, маг отлепился от бочки и, крякнув, поставил её на стол, едва не опрокинув.

— Сам налей, — буркнул он. — Я, наверное, чего покрепче, а то что-то выспался. Хотя чего, мы ещё засветло отрубились. Огонь ты разжёг?

— Не знаю.

— Насрать.

Велион налил себе эля, глотнул. Напиток нагрелся и стал совсем поганым, но могильщик продолжал пить. У него, оказывается, тоже пересохло в горле. Впрочем, ничего удивительно здесь не было.

— Квален.

— Ась?

— Я иду в Илленсию.

— Ну и хорошо. Завтра покажу остальные копии записок, которые у меня есть. Выпьем… э… за твой удачный поход. Наверное, последний. Мы же озолотимся.

— Выпьем.

"Да, — подумал могильщик. — Я иду в Илленсию. Хотя бы для того, чтобы спасти тебя, старый алкоголик. Хотя, может быть, Гость и был прав. Но что мне нужно там на самом деле?".

Велион допил эль и грохнул стаканом о стол. Ответа не было. Но чувство того, что он должен сделать это, не пропадало.