— Столицу уничтожили четырнадцатого ноября, — прохрипел Квален. — Через два дня после начала войны. По легенде Илленсия появляется в нашей реальности раз в год в день начала войны, но я уверен, что происходит это в день уничтожения столицы. Хотя, лучше бы тебе добраться до могильника двенадцатого, на всякий случай.

— Угу, — блекло ответил Велион, отбрасывая ворох пергамента, который ему час назад вручил маг. В записках мага-садовода он практически не разобрался: корявый, но читаемый подчерк переписчика из-за головной боли и всеобщего похмелья плыл перед глазами, сосредоточиться было просто невозможно.

— Может, выпьешь? — усмехнулся маг. Он-то выглядел вполне бодро.

— Нет, — буркнул могильщик.

— Что-то понял?

— Нет.

— Ладно, хер с тобой, расскажу. — Квален тяжело перевёл дыхание, потом почесал нос, видимо, раздумывая с чего начать. — Да ничего там путного нет, — сказал он, наконец. — Нытьё по погибшей цивилизации, особенно, конечно, жаль ему сады. Предположения о том, что будет дальше… если человечество, конечно, само себя не уничтожит. Это на протяжении всех этих листов. Кроме этих двух.

Квален выбрал из вороха пергамента два листа и положил их перед могильщиком. Велион уставился на пергамент. Один из листов он, как мог, изучил, это была довольно грубо нарисованная карта. Именно нарисованная — Велион видел немного карт, хотя и знал страну с востока от Крейны, как свои пять пальцев, но даже виденного ему было достаточно, чтобы понять, как ужасно выполнен рисунок. Пропорции полуостровов были не соблюдены, Лысые горы располагались почти впритык к Лелльскому Озеру, хотя расстояние между ними превышало пятьсот миль. Ориентироваться по такой карте было просто невозможно.

— Фуфло, — выразил Велион своё мнение по поводу карты.

— Сам ты фуфло! Да, не спорю, карта нарисована дерьмово, но посмотри сюда. Илленсия находится рядом с озером Шавлон…

— А Лысые горы рядом с Лелльским озером, которое почти в два раза больше Ядовитого моря.

— Да помолчи ты! Хотя, какого хрена, я тебе уже всё сказал. Что находится рядом с Шавлоном?

— Граница с Горливом.

— Не пытайся казаться глупее, чем ты на самом деле есть.

— Да я не… — начал было Велион, но осёкся, вытаращив глаза.

— Вот-вот, — усмехнулся Квален. — Шавлонский пустырь.

Могильщика затрясло. Теперь ясно, почему Илленсия до сих пор была легендой. Шавлонский пустырь. Плоский, как сковородка, покрытый мелким чёрным песком. Шавлонский пустырь, место, на котором начинает трясти каждого мага, стоит тому только ступить на этот песок. Нет, там нет ничего страшного, ни магии, ни чудовищ, вообще ничего, кроме этого песка, мелкого, напоминающего пыль, но очень твёрдого. Но любой, оказавшись рядом, поймёт, что это место проклято. Но больше всего боялись этого места маги и могильщики. Маги из-за того, что у них есть дар. Могильщики… Велион однажды приближался к пустырю, в тот год, когда впервые оказался в этих краях. Если честно, он здесь и оказался из-за этого пустыря… Могильщик скрипнул зубами, вспоминая Гостя и его слова о тщеславии… Только завидев край пустыря, он сбежал. Драпал так, что очухался только на расстоянии двух миль от него. А дело был в том, что его перчатки начали нагреваться и дрожать. Так же дрожит рука, стоит приблизить её к змее или проклятью. Но в тот миг у могильщика дрожали не руки.

Чёрт, а раньше не мог догадаться? Сам-то думал, куда собрался идти? Но он пойдёт… Плевать, пусть причиной будут его раздутые самолюбие и гордыня.

— Считается, что площадь пустыря больше, чем площадь Ариланты примерно в двадцать раз, — сказал тотенграбер вслух. Да, чёрт возьми, он трусил. Идти к Шавлонскому ему не хотелось. — Были же предположения, что это был город, их опровергли.

— Что такое Ариланта? — хмыкнул Квален. — Столица вшивенького послевоенного королевства. Илленсия же была центром огромной густозаселённой империи. Так что ничего удивительного, что там жило полмиллиона человек. Был у меня разговор с одним учёным. Так вот, он предполагал — хрен знает, как он всё это высчитал, чего-то там с размерами могильников и их расположением связанно — что в империи жило около ста миллионов человек. По его предположениям в войне погибла пятая часть. Ещё столько же в первую зиму. Потом на протяжении пятнадцати-двадцати лет население материка сократилось ещё в двое из-за постоянных войн за ресурсы и прочую лабуду. Сейчас по его подсчётам в шести государствах вместе с Лысыми горами и островами за Ядовитым морем живёт около пятидесяти миллионов человек, причём в Короссе почти треть, столько же в Горливе. То есть мы имеем около пятнадцати миллионов человек, обитающих на задворках бывших центров цивилизации. И чему же ты удивляешься, говоря, что Илленсия была в двадцать раз больше Ариланты?

— Уже ничему.

— Вот и хорошо, что ты меня понимаешь. До Шавлонского пустыря десять дней пути, сегодня только двадцать первое октября, так что у нас… у тебя в запасе больше трёх недель, и это тоже хорошо.

Ладно, перейдём ко второму листу. Здесь в основном никчёмные стоны нашего ботаника. Кроме двух предложений. Суть их сводится к стенаниям по поводу, дословно, "черепа низвергнутого демона". Пропал, мол, такой могущественный артефакт, который сам-то по себе из себя ничего не представляет, но может быть хранилищем бессметного количества энергии. Вот этот "череп низвергнутого демона" нам и нужен.

"Не только нам", — устало подумал Велион. Вслух он сказал:

— Полезная вещь.

— Полезная, — кивнул Квален. — И оч-чень дорогая. Этот череп находится в капище какого-то довоенного божества. Храм находится в центре города. На этом всё… хотя, половина этой страницы посвящена этому черепу, но остальное полная чушь.

— Например? — праздно поинтересовался могильщик.

— Да, например, того, что герцог Велион является потомком этого демона… сильная чёрная кровь… Говорю — чушь. Интересно, Олистеру бы понравилось быть потомком демона, которого в наказание сделали человеком?

— Думаю, его бы это не заинтересовало. — "Ересь какая".

— Ну что ж, цель ясна, — произнёс маг. — Остаются организационные моменты. Деньги есть?

— Три с половиной марки. Ни меча, ни припасов, надо чинить сапоги…

Квален пожевал губами.

— Ладно, — сказал он. — У меня есть деньги. Десять марок хватит?

— Трёх хватит, — прикинул могильщик.

— Вот и хорошо. Мою долю в предприятии определишь сам.

— Половина смерти, — усмехнулся Велион.

Маг снова пожевал губами, почесал голову, вздохнул, а потом мрачно спросил:

— Думаешь, там так страшно?

— Город, на который обрушилось заклинание, вышвырнувшее этот город из нашего мира? Нет, думаю, что это как два пальца.

— Тебя никто не заставляет.

— Я знаю.

— Я бы хотел с тобой… — начал маг.

— Нет, — резко оборвал его Велион.

— Ты всё равно идёшь? — помолчав, спросил Квален.

— Конечно, — ответил могильщик после паузы. — Но больше меня беспокоит не сам могильник, а твой друг алхимик.

— А он-то тут причём? — ошарашено пробормотал маг.

— У него есть та же информация, что и у тебя. Вероятно, информации у него даже больше, чем у тебя. И ты думаешь, что он не сможет собрать парочку магов и столько же могильщиков? Конечно, мало кто из магов или могильщиков согласился бы пойти на Шавлонскую пустошь. С другой стороны, обещанный куш слишком велик, чтобы от него просто так отказаться. И ты думаешь, что они потерпят конкурента?

— Думаю, нет, — медленно произнёс маг.

— Поэтому я и собрался немедленно покупать меч, — улыбнулся могильщик. — Разбойников я бы распугал перчатками. Если они, конечно, не пуганные. — "В противном случае моё тело болталось бы на какой-нибудь берёзе".

— Ясно. Ладно, думаю, мы закончили. Выпьем?

— У меня есть ещё три недели. Конечно, выпьем.

Велион принял у Квалена стакан, глотнул самогона. Пойло было гадостным. Но это даже радовало. Потому что на душе было ещё хуже.

Могильщик рыдал. Пальцы скребли снег в поисках занесённых следов, но тщетно. Он вертел головой, вытирая локтём глаза, забитые смесью растаявшего снега и слёз, но огонька не было.

Лишь тень.

Угрюмая, мрачная. Страшная. Серый призрак, замерший где-то впереди. Куда бы он не сворачивал, хоть спиной к тени, хоть боком, его следы терялись. Тогда тотенграбер начинал искать их, но не находил. Единственное, что он видел — тень.

Жуткая, молчаливая, кривляющаяся. Она давила на него, тянула к себе, манила. Одинокий могильщик боялся идти к тени, хотя понимал, что другого выбора просто нет. Он уже знал, что пойдёт к этой тени, хотя бы для того, чтобы всё это кончилось. Он боялся и хотел. Страх, любопытство и чувство обречённости… нет, не совсем обречённости, скорее предрешённости… снедали его. И тогда могильщик решился.

Он поднялся с колен, вытер лицо и зашагал.

Быть может, он не был обречён до этого момента. Вероятно, именно это спасёт его, прекратит его скитания. Плевать, как всё кончится, просто это произойдёт.

С каждым шагом становилось всё легче. Слёзы высохли на холодном ветру, плечи расправились. Он чувствовал себя человеком, а не кротом, выброшенным на камни и слепо ползущим вперёд. Его судьба предрешена. Пусть что-то осталось позади, он уже потерял это. Пусть всё станет только хуже. Просто всё кончится. Мосты сожжены, старые цели потеряны, осталось только одна.

Могильщик просто шёл вперёд.

— Не ходи туда! — прошипела тень.

Велион дёрнулся, просыпаясь. Сон и реальность смешались. Тень, маячившая впереди, будто бы уже стояла прямо перед ним, но он быстро понял, что это уже другая тень. И он уже её видел.

— Не ходи туда, могильщик! — зашипела тень, хватая его костлявой рукой за плечо. В голосе этой тени одновременно звучала мольба и приказ, страх и угроза.

— Кто ты? — прохрипел Чёрный могильщик, стараясь сбросить руку со своего плеча, но костлявые пальцы держали крепко.

— Это я, Велион, — прошептала тень голосом Свиши. Но плечо могильщика по-прежнему держал скелет.

— Ты умерла.

— Я знаю, Велион. Это ничего не меняет.

— Зачем ты пришла?

— Чтобы ты не ходил туда.

— Куда?

— В Илленсию.

— Какая тебе разница?! — рявкнул Велион, снова начиная тщетно вырываться из хватки. — Ты мертва! Какое тебе может быть дело?

— Пусть я умерла, — прошептала Свиша. — Но ты жив. Ты… и он.

— Он — это Велион? — истерично спросил могильщик. Он тяжело дышал, страх душил его, выступая потом на лице и спине, заставлял сердце яростно колотиться в груди, а тело дёргаться, бороться. Но эта борьба была бессмысленной. Он никуда бы не сбежал, даже если бы смог вырваться из мёртвой хватки. Действительно мёртвой. От Свиши, пришедшей в образе скелета, пахло смертью.

— Пока это не твоя смерть, могильщик, — сказала Свиша… нет, уже не Свиша, что-то другое. Нечеловеческое. Страшное. Страшное настолько, что могильщик замер, сжавшись в постели. — Я пришла к тебе уже во второй раз. И приду в третий, и последний. Свиша, он выбрал свой путь. Он обречён дойти его до конца, но конец ещё не предрешён. Заканчивай, Свиша.

— Да, — сказала первая настоящая любовница могильщика, будто бы Смерть и не вмешивалась в их разговор. — Он — это Велион.

— Так он всё-таки мой сын? — прошептал тотенграбер. Он был ошарашен и обрадован одновременно.

— Да! — крикнула Свиша. — Он твой сын! Но тебе нет до этого никакого дела! Ты бросил меня беременную в канун Йоля, потому что соскучился по дороге и могильникам! Потому что ты — могильщик, а не человек! Ты оставил меня, даже не задумываясь о том, что я могу носить твоего ребёнка!

— Если бы я знал… — начал Велион, но сразу же замолчал. Он не мог произнести эти слова. Потому что знал, что это ложь. Он бы ушёл. Может быть, позже, через год или два, но ушёл бы. Его бы не остановило ничто.

— Было бы ещё хуже, — произнесла Свиша, в её голосе слышалась горькая насмешка. — Но хуже может стать теперь. Если ты не справишься, они заставят сделать это его.

— Я справлюсь! — горячо сказал тотенграбер. — Справлюсь. Потому что если это мой сын, то я должен защитить его. Я знаю, что не имею на него никакого права, я знаю, что я чужой ему. Но хотя бы это я могу сделать.

Свиша долго молчала. Велион пытался заглянуть ей в лицо, но не мог — мешал низко сдвинутый капюшон из серой мешковины. Серая тень молча зависла над могильщиком, и он чувствовал запах смерти, ещё отчётливей, чем в могильниках.

— Ты просто обязан справиться, — произнесла наконец Свиша. — Потому что если ты не справишься… и, не дай бог, выживешь… ты пожалеешь об этом.

Тихо скрипнула половица, лицо могильщика обдал холодный порыв ветра. Тень исчезла.

Велион тяжело выдохнул, сел на кровати. Его трясло, во рту пересохло, по телу наоборот струился холодный пот. Это не было сном. Та встреча в доме Свиши не была пьяным бредом, хотя он так хотел верить в это.

Синяки на плече говорили об этом лучше, чем воспоминания, обрывками вертящиеся в затуманенной голове.

Плащ на плечи поверх вязаной кофты, на голову широкополую утеплённую шляпу, шею замотать шарфом — на улице уже холодно. Меч в ножны, ножны на пояс, пояс затянуть покрепче. Еду — свежий хлеб, сухари, копчёный окорок, сушёные овощи и две бутылки самогона — в рюкзак, рюкзак за плечи. На ноги, уже замотанные тёплыми портянками, новые сапоги — старые, как оказалось, чинить смысла уже просто не было. Вот и все сборы. Осталось только натянуть на ладони чёрные перчатки, но это после, когда городские ворота останутся за спиной.

Квален стоял рядом, угрюмо глядя на короткие сборы могильщика. Наверное, жалел, что не может идти с ним. А может, прощался со старым знакомым.

— Ладно, — произнёс Велион, стараясь сделать голос бодрым. — Я, пожалуй, пойду.

— Давай, — кивнул Квален. — Сильно не спеши, сегодня только тридцатое.

— Дойду, как получится. Если разыграется буря, могу потерять время.

— Может, проводить тебя до городских ворот?

— Обойдусь. Давай, удачи. Не пей слишком много.

— Иди на хер.

Велион обнял Квалена и, похлопав его по спине, вышел за дверь.

Он не знал, что видит мага в последний раз. Не знал, что первого декабря Квален, едва отошедший от запоя, попробует снять проклятья с кольца, купленного одиннадцать лет назад у молодого черноволосого могильщика. Это кольцо маг отбросил как безнадёжное ещё тогда. Слишком сильно тряслись у него руки, когда он выполнял магические пассы, слишком сильным и неустойчивым было проклятье. Но его это не остановило.

Мага нашли через две недели могильщики, пришедшие продать проклятые вещи, он лежал у своего рабочего стола. Никто так и не выяснил, пытался он спасти себя или умер, не приходя в сознание. Вызванный лекарь заявил, что, скорее всего, Квален в сознание не приходил. Или просто лежал и истекал кровью, хлещущей из изуродованной руки, даже не пытаясь помочь себе. Но в этом случае это был на редкость изощрённый способ самоубийства, сказал лекарь, уходя.

Холодно… Очень холодно. Промозглый ветер пробирал до костей, от чего ломящие, как от холодной воды, зубы начинали стучать так, что, казалось, сейчас разобьются друг о друга. Если, конечно, не выпадут раньше, вымороженные из дёсен.

Пошёл дождь.

Кажется, всё это уже было? Два года назад, когда он шёл в Имп. Нет, разница всё же была. У него был полный желудок, а в сапогах было сухо. Хотя чувство обречённости было то же. Пожалуй, даже сильнее. Но это снова ничего не меняло.

Сегодня одиннадцатое ноября, а могильщик так и не добрался до Шавлонского пустыря, но он исправит это сегодня. Два дня он потерял из-за бури, весьма странной для начала ноября. Ливень шёл, не прекращая, ветер дул резкими порывами, гремел гром, хотя молний не было. В трактире, где могильщик останавливался на эти два дня, в полголоса бормотали о проклятье Илленсии. Велион слушал внимательно, но ничего так и не выяснил, узнал только, что здесь в Илленсию верила большая часть населения, в то время как в других районах королевства единицы. Наверное, сказывалась близость с проклятой столицей довоенной Империи.

Ещё день Велион потерял из-за сезонных облав на разбойников, разбредающихся на зимовку. Пришлось весь вечер, следующий день и следующую ночь отсиживаться в полуразрушенном сарае, опасаясь даже разжечь огонь — солдаты били всех бродяг без разбору. Его могли заколоть копьём ещё до того, как он покажет перчатки, такое однажды чуть не случилось. К счастью, резня, устроенная могильщикам в королевстве, здесь прекратилась быстро, ещё в прошлом году.

Когда могильщика чуть не убил патруль, он понял, что большая часть из повешенных разбойников — обычные бродяги, и задумался о том, от кого же Гризбунг приказал очищать осенние дороги: от разбойников или просто нищих, зимой стягивающихся к городам и дохнущих там, как мухи. Тела нищих практически не убирали, в лучшем случае сваливали в канавы, а по весне они начинали гнить, притягивая мух и крыс. А где мухи и крысы, там и до эпидемии недалеко.

На рассвете, едва двинувшись в путь, Велион всё-таки наткнулся на конный разъезд, но толи солдаты были слишком уставшими, толи уже заработали свои награды, в общем, перед тем, как напасть, у могильщика спросили, кто таков. Тотенграбер поднял руки, показывая перчатки, и солдаты уехали, сплёвывая в его сторону, отводя глаза и тыча пальцами, сложенными козой, чуть ему не в лицо. Один даже слез с коня и помочился в его сторону — всем известно, что соль отпугивает призраков и снимает проклятья.

Но Велион всё-таки должен был добраться до Шавлонской пустоши в срок. Осталось только свернуть с новой дороги и пройти по прямой три мили. Дорогу могильщик помнил прекрасно… да и как её забудешь. Но это будет только завтра, сегодня лучше переночевать около поворота.

Здесь нет трактиров, постоялых дворов, даже кособоких сараев, построенных специально для того, чтобы там ночевали путники. Их можно было встретить раньше, но только не рядом с Шавлонским пустырём. Путники обычно планировали своё путешествие так, чтобы не ночевать рядом с этим проклятым местом. А если ночь и застигала их у поворота на пустошь, то многие предпочитали продолжать своё путь даже ночью. Хоть в ночь, хоть в бурю, больной и старый, раненый и охромевший — никто и не под каким намёком не останавливался заночевать рядом с поворотом на Шавлонский пустырь. Даже разбойники не хоронились здесь от облав, хотя укрытие было просто превосходным — солдаты сюда тоже предпочитали не соваться.

Велион мерил дорогу широким шагом и вспоминал У" ри и К" ле. Больше, конечно, У" ри. Миг любви и радости. Он тосковал, тосковал очень сильно, так, будто разлука с ней заставила его любовь только разгореться. Со Свишей всё было по-другому. Нет, он не забыл о ней, но о своих чувствах к ней забыл очень быстро. Эта частичка тепла и ласки была не для него. Сейчас ему казалось, что с У" ри всё было бы по-другому… Но жизнь распорядилась так, что это опять был лишь миг. Но этот миг он вспоминал каждый день, и будет вспоминать ещё очень долго…

А может, и не долго, если его жизнь закончится завтра или через три дня.

Могильщик брёл по дороге и вспоминал Имп и Элаги. Миг теплоты и ласки перед кошмаром. Та же погода, то же настроение. Вот-вот мелкий холодный дождь смениться снегом, вот-вот осень этого года уйдёт, давая дорогу зиме, и всё замрёт до следующей весны. Могильники будут стоять, засыпанные снегом, и лишь горстки совершенно отчаявшихся тотенграберов будут лезть в них на лыжах, надеясь наткнуться под снегом на что-то ценное, а не на проклятье или клубок змей.

Могильщик подумал о том, что всё это началось два года назад. Последний поход. Если всё повторялось, то сейчас он кого-то встретит, случайно наткнётся на костерок, и его не прогонят, а пригласят присесть.

Глупость. Если он кого-то и встретит, то его попытаются убить, чтобы не делить с ним награду.

Подбитые железом сапоги могильщика чеканили по дорожному камню, могильщик вспоминал этот год. Альх и Эзмил. Весть о смерти Свиши и Аргамера. Велиона… его сына. Сердце Озера и Карпре. Мальчишку, чьё имя он уже и не помнил, Епсхо и Истро. Элаги и детство. Истро, Епсхо и Крено. Иргура и Стренле. У" ри и К" ле. Квалена. Эти два года были прекрасными и ужасными. Эти два года… Просто были, а теперь прошли, оставляя после себя воспоминания и пустоту. У Чёрного могильщика было странное ощущение того, что всё возвращалось на круги своя, только в другое время и другом месте. Это началось позапрошлой осенью, а закончится этой.

Велион встряхнулся, повёл плечами. Всё-таки он постарел. Хватит хандрить. Он продолжает двигаться вперёд, заглядывать назад незачем. Что было, то прошло. И злость, и ненависть, и страх, и любовь. Вперёд, вперёд, вперёд, и никогда не останавливаться. Надо спасти Квалена, надо стать первым могильщиком, вернувшимся из Илленсии, выполнить приказ Гостя и спасти своего сына, сына, которого он потерял, не приобретая. Ничего не повторяется.

— Ничего не повторяется! — громко сказал могильщик вслух, чтобы уверить себя в этом. Всё равно здесь никого нет, нечего боятся того, что кто-то посчитает его сумасшедшим.

Велион сделал ещё несколько шагов и увидел узкую раздолбанную дорогу, сворачивающую к небольшому бору.

И только тогда почуял запах съестного и увидел огонь большого костра.

Могильщик резко остановился и рванул назад. Без разницы кто это, обнаглевшие разбойники или маг-алхимик Кан с товарищами, ему не жить: разбойники обчистят и убьют, Кан прикажет устранить конкурента. Надо уносить ноги. Потом всю ночь прятаться некоторое время где-нибудь глубже в лесу, а на утро попробовать незаметно подобраться к Илленсии. Если город не появится завтра, ждать ещё два дня в лесу. Вот и все дела, всё пройдёт успешно.

Откуда-то вышел человек. Просто появился прямо перед лицом, будто из воздуха. Велион выругался про себя и повернул в бок, но его уже окружили. Вот и все дела. Могильщик принял непринуждённую позу и принялся разглядывать окруживших его людей, даже не ложа руку на рукоять меча — быстро вытаскивать оружие из ножен он умел и умел куда лучше, чем драться. Даже К" ле не смог сделать из него стоящего бойца, но хотя бы одного или двух из этой компании он постарается забрать с собой.

Окружившие могильщика люди были добротно одеты, да и вообще на разбойников походили мало. Их лица скрывали капюшоны, но в их позах не было той готовности убивать, которую когда-то учили распознать юного скважечника.

Но для могильщика разницы не было никакой, разбойники это или нет: двое из них держали в руках мечи, третий небольшой арбалет, а у четвёртого в руках было пусто. Он-то и беспокоил Велиона больше всего. Скорее всего, это был маг.

— Действительно он один, — сказал человек с пустыми руками. — Зря бучу поднимали.

— Вот только что он здесь делает на ночь-то глядя? — буркнул арбалетчик.

— Он могильщик, — произнёс тот, что стоял сзади. — У него на руках перчатки.

— Ага, — сказал маг. — Значит, могильщик. Действительно, на руках перчатки. И куда же достопочтенный могильщик, так любящий разговаривать сам с собой, направляется?

— Мимо, — как можно спокойней ответил тотенграбер. — Подальше отсюда.

— Что-то не верится, — продолжил маг, делая короткий шаг вперёд. Велион только сейчас заметил, насколько маленький у него рост. — На ночь глядя оказаться около своротка к Шавлонским пустошам. Ай-ай-ай, это может быть опасно, ты этого не знал, могильщик?

— Я бы успел миновать пустошь, — процедил Велион зыркая глазами по сторонам.

— А не к пустоши ли ты направлялся? — вкрадчиво спросил маг.

Чёрный могильщик напрягся. Слишком заметно.

— Значит, к пустоши, — констатировал маг. — И я даже догадываюсь зачем. У кого был? У Кромеля? Ханри? Греше? Квалена?

Велион скривился при имени Квален — сложно владеть лицом в такой ситуации, маг это, конечно же, заметил.

— Ладно, ребята, опускаем оружие, — сказал он, демонстративно засовывая руки в карманы. — Квален — мой хороший знакомый, и подослать убийцу просто не мог. Жрать-то хочешь, могильщик?

Капли дождя тихо стучали по навесу, скатывались с брезента и шипели, попадая на угли костра. Дождь усиливался. Ветер, раньше порывами налетающий то с юга, то с востока, теперь задул в одну сторону, немного окрепчав. Оставалось надеяться только на то, что этот ветер унесёт тучи, тяжело повисшие над головой плотной чёрной пеленой, а не притащит новые.

Но под навесом было тепло и пахло дымом и едой. Всегда бы так сидеть под дождём. Раньше Велион думал, что все эти навесы и палатки чушь, только лишний вес на себе таскать, лучший выбор — ночевать у костра, завернувшись в плащ, чтобы уберечь тепло. Теперь ему так не казалось.

— Не вижу смысла делить шкуру неубитого медведя, — бубнил Кан с набитым ртом. — Доберёмся до святилища, заберём череп, а уж потом глотки друг другу будем резать, если, конечно, так не договоримся. И вообще, мать его, — маг на миг замолчал, глотая, и продолжил: — И вообще, мать его, надо хотя бы добраться до этого чёртова святилища. Правильно я говорю?

Велион молча кивнул. Он всё ещё немного нервничал, но, кажется, его действительно не собирались убивать. А делать это после кормёжки уж точно никто не будет.

Кан явно был потомком степняков, его выдавал разрез глаз, темноватая кожа и невысокий рост. Велион слышал о степняках всякое, но алхимик и маг Кан выглядел вовсе не устрашающе, скорее наоборот, располагал к себе.

Его сопровождало восемь человек — ещё один маг, четыре могильщика и троица крестьян, нанятых в качестве носильщиков. За большим костром, который могильщик заметил так поздно, сидели только маги и могильщики, крестьяне предпочли отдалиться, видимо опасаясь и тех, и других. К тому же, было видно, что они панически боятся пустыря. Как Кан заставил присоединиться их к отряду, Велион не понимал. Наверное, наобещал золотые горы. Или припугнул.

— Да и вообще тебя никто убивать не собирался, — добавил второй маг, Антид, во время засады он сидел в кустах и "контролировал ситуацию". — Только припугнуть хотели, мало ли кого на дорогах встретишь.

— Угу, — усмехнулся Велион. — Хреновую вы засаду устроили, друг друга бы поубивали. Так, Агарен?

Агарен, бывший разбойник, заулыбался и закивал бритой наголо головой. Он был нем.

— Да всё это понятно, — усмехнулся Кан. — Антид говорит же, что мы только и хотели что напугать. Но в любом случае у меня был усыпляющий амулет, так что ты бы просто очнулся где-нибудь в миле отсюда связанный, грязный, но выспавшийся.

— Или умер бы от долгого сна, — ухмыльнулся Шех, тощий и нескладный молодой парень с вороватым взглядом. В ответ на его сомнительную шутку заржал только Лещ. Смех у него был жутковато-тупой. Ещё он открывал рот, как рыба, выброженная на сушу. Наверное, так бы она при этом и смеялась, если бы могла. Но сейчас его тупая рожа только навевала какую-то тоску… или опасение.

— Не каркай, а то тебя усыпим — хмыкнул Ульгре, старый и опытный могильщик с изуродованной правой щекой.

— Вообще, лучше было бы, если бы вы оба заткнулись, — сухо произнёс Кан. Агарен снова закивал. Разговоры о смерти перед посещением могильника предвещали дурное, и, видимо, Кан это знал. Хотя, чему удивляться, не просто же так ему в руки попали те архивы. Скорее всего, он сотрудничал с могильщиками уже долго, скупая или заказывая книги по магии и алхимии.

Повисла мрачная тишина. Даже Лещ перестал тупо хихикать. Помалкивали и крестьяне, расположившиеся в сотне футов слева. Кажется, пару минут назад они пили самогон и ржали в голос, чего же замолчали?

Агарен замычал, громко, панически. Велион почувствовал беспокойство, хотя и не понимал его причины. Что-то происходило. Что-то страшное. Что-то… холодное, как смерть.

— Ветер дует с пустоши, — произнёс Кан помертвевшим голосом. — Накаркали, уё… — он не закончил ругательство и замолчал. Велион видел в неверном свете костра, как он побледнел.

— А ветер с пустоши… — произнёс Чёрный могильщик, тяжело сглотнув.

— Ничего страшного, — ответил Кан. — Жутковато только. И, говорят, дурная примета.

Ветер неожиданно усилился, дождь наоборот, ослаб. Зашумели верхушки деревьев, роняя в костёр тяжёлые капли. По навесу неожиданно хлестнул сильный порыв ветра. Брезент затрепыхался, оглушающе хлопая краями. На костёр будто кто-то сел, огонь опал, остались только небольшие тёмно-алые язычки пламени, едва освещающие собравшихся под навесом людей.

Могильщики и маги сгрудились под навесом, прижимаясь друг к другу, как маленькие дети. Велион отчётливо слышал, как стучат зубы Леща.

Налетел второй порыв ветра. Он будто нанёс что-то в костёр. Неуверенно трепыхающиеся язычки пламени начали яростную пляску. Велион уже видел такое в доме Квалена. Но сейчас, вблизи Шавлонского пустыря, было ещё страшнее. В темноте дождливой ночи, освещаемой только тусклым светом огня, мир сжался до размеров их узкого круга, навеса и костра, вокруг была пустота, в которой осталось только бешеное завывание ветра.

— Прах с пустоши, — едва шевеля губами, прошептал Шех. — Мы прокляты…

— Ты уже давно проклят, могильщик, — яростно прошептал Кан. — Заткнись!

Снова замычал Агарен. Велион вздрогнул от этого истеричного звука, заозирался. И увидел её.

Это была тень. Нет, не та из сна, другая, совершенно другая. Та тень была чужой, нечеловеческой, от этой пахло чем-то знакомым, своим. Так выглядит человекообразное существо с дальнего севера, обезьяна. В ней нечто человеческое только угадывается, но эти черты, присущие, казалось бы, только людям, внушают отвращение и даже страх, подобный тому, что вызывает взгляд на урода, которому при рождении зачем-то оставили жизнь. Так и с этой тенью. Она когда-то была человеком, но стала лишь чем-то человекоподобным очень давно. Тень была по ту строну. По ту сторону чего — не понятно. Смерти, мира, морали, самого мироустройства.

Тень приблизилась к костру, на миг замерла, сжалась, а после снова резко приобрела прежнюю форму поднимающегося теста. Тень качнулась влево, вправо, вперёд, снова влево, перетекла через костёр, но не стала приближаться к людям, зависла рядом, будто вглядываясь в их лица. Раздался жуткий завывающий хохот, разлетевшийся в стороны и снова бросившийся в лица, как эхо, проникший через уши в голову и засевший там, гудя в голове, то затихая, то становясь громче с каждым ударом сердца. Тень снова переметнулась на противоположную сторону костра и закружила вокруг, меняя форму, колышась, как желе, в дикой пляске. Ветер затих, на навес упали последние капли дождя, и наступила мёртвая тишина. Пляска тени в наступившей тишине была ужасна, уродлива. Велион едва сдерживал рвотные позывы, чувствуя, как на голове шевелятся волосы. Могильщики и маги молчали, не отрывая глаз от этого зрелища. Жмущегося к Велиону Шеха трясло, Ульгре не сдержал рвоты.

Огонь костра вспыхнул, заискрил. Искры сыпались рядом с ногами людей, перемешивались с чем-то чёрным, налетевшим, наверное, при тех двух порывах ветра, и эта красно-чёрная мешанина задёргалась, закружилась, из неё начали вырастать карикатурные фигурки, постоянно меняющие свои формы. Фигурки начали кружение вокруг костра, копируя формы тени, а та, как дирижёр, возвышалась над ними, задавала темп, управляя этой пляской. Полутьма, скрывающая всё вокруг, расступалась у границы, очерченной светом костра, и не позволяла пропустить ни одной детали этой пляски.

А танец тени, казалось, достиг своего апогея. Она беспрестанно меняла форму, так быстро, что её части начали отрываться, падая на землю. Их подхватывали мелкие фигурки, всё тускнея и тускнея, но не прекращая танца. Агарен зашипел, заикаясь, дёрнулся, но сидевший рядом с ним Лещ ухватил его, сдерживая порыв. Велион сам с трудом сдерживая желание бежать, сломя голову. Самое страшное было в том, что перчатки начали греться, хотя до пустоши было не меньше трёх миль.

Тень задёргалась ещё быстрее, мелкие фигурки начали терять свою форму, распадаясь, но по-прежнему двигаясь, свет костра становился всё темнее, он был уже не алым, а тёмно-бардовым. Сейчас всё кончится, понял Велион. Заворожённый этим зрелищем, он был не в состоянии даже утереть холодный пот, разъедающий глаза.

Тень замерла, застыли фигурки у костра, снова раздался дикий хохот. Велион заскрипел зубами, сжался под навесом в приступе бессмысленного животного страха.

Тень распалась, осела и исчезла. Костёр медленно, нехотя, начал разгораться, от задувшего снова ветра зашумели вершины деревьев, роняя на мокрую землю последнюю листву. Мир снова жил.

— Все живы? — хрипло прошептал Кан.

— Кажется, — ответил за всех Велион, едва разлепив губы.

— Что с носильщиками?

— Кажется, сидят, — шепнул Антид. — Бьюсь об заклад, что они ни хрена не видели, иначе их бы уже и след простыл.

— Что это бы за нахрен? — простонал Ульгре. Его куртку покрывали потёки рвоты.

— Кто его знает… — сказал Кан. — Лещ, тащи самогонку, без неё я сегодня не усну. Все будут?

Велион кивнул. Вообще, он перед делом не пил. Но сегодня…

— А я, по-моему, вообще не усну, — тихо сказал Шех. Агарен замычал в ответ, давая понять, что считает так же.

Глаза слипались. Велион брёл, опустив голову и тупо глядя себе под ноги, хотя нужды в этом не было никакой — начавшийся с полмили назад тракт, был ровным и широким, как стол. Эту довоенную дорогу растаскивать по камням никто не пробовал, могильщик не увидел ни одной выбоины. Люди боялись пустоши.

Было пасмурно. Серые тучи закрывали серый свет солнца, делая мир таким же серым. Слякоть, в носу мокро, ногам холодно. Уж лучше бы началось похолодание, и выпал снег. Мокрый снег, который, тая, оставлял после себя чёрные проплешины грязи, мешался с этой грязью и становился серым, скучным. Серо-чёрно-коричневый мир, вызывающий зевоту. Холодное болото, в которое окунаешься с головой и тонешь в его в трясине не в силах вырваться…

Велион с трудом разлепил веки и потряс головой. Мир приобрёл краски, пусть и тусклые. Виноват сон, сон затягивал его в себя, казалось, он уснул бы прямо здесь, упав в лужу и зарывшись головой в мокрую опавшую листву.

Слова Шеха оказались пророческими, ночью не уснул никто, не помог даже самогон. Выпивка только немного разогрела, а это сбросило остатки сонливости. До рассвета так никто и не уснул, а когда стало более или менее светло, глаза уже начали слипаться. Но в это время они увидели, что земля у костра покрыта черным горелым песком, и сон снова пропал. Велион видел этот песок раньше, на Шавлонском пустыре. Этот песок напомнил о тени и её пляске, вернул пережитый страх. Поэтому-то к пустоши на разведку решили отправить только Кана и Чёрного могильщика, остальные спали.

Теперь же, через три часа после рассвета, выпитое только накладывалось на бессонную ночь, усыпляя на ходу. Поговаривали, что опытные солдаты умудрялись спать во время марша. Что ж, теперь могильщик верил этим сплетням. На миг он даже задумался, как это хорошо, заснуть на ходу, а проснуться через несколько миль. Прямо как тогда, прошлой весной, когда он ехал на повозке с Альхом. Заснул-проснулся, а куска дороги уже нет, заснул-проснулся, а куска дороги уже нет, заснул…

Велион снова с трудом открыл глаза, широко зевнул, вдохнул холодный и влажный воздух, швыргнул носом.

— Кан! — окликнул могильщик мага хриплым голосом. — Не спишь?

Кан промычал в ответ что-то невразумительное, помотал головой и посмотрел на могильщика осоловевшими глазами.

— Засыпаю, — буркнул он. — На ходу, аки конь. — Он зевнул. — Давай хоть поговорим что ли? А то до пустоши ещё миля, а потом идти назад… уснём же.

— Угу. Знаешь, я уже даже хочу, чтобы Илленсия появилась послезавтра: с такого недосыпа в могильники лучше не соваться.

— Не говори. И нам туда-сюда бродить не придётся.

— Угу.

Разговор не складывался. Слушали друг друга в пол уха, из-за непрекращающейся зевоты говорили с трудом. Но как только разговор прекращался, трясина сна снова начинала затягивать их в себя.

— Где вы нашли те записки? — спросил Велион.

Этот вопрос будто бы разбудил Кана.

— Представь, не в могильнике, — ухмыльнулся он. — Мы шли с Агареном из Эзмила, хотели проверить, что осталось от города после пожара. Большая часть проклятий рассеялась, там стало безопасней, но и библиотеки погибли, так что через полстраны шли зря. Да, кстати, мы ходим по могильникам с Агареном постоянно, я встретил его два года назад. Могильщик-то он хороший, но вот немота подводит, с трудом продаёт вещи, он ведь даже писать не умеет. А теперь он выполняет мои заказы, я ему за это плачу, да ещё и реализую хабар. Взаимная выгода.

Так вот, в июле возвращаясь с пожарища Эзмила, мы остановились переночевать в какой-то хибаре ещё довоенной постройки. Наверное, раньше это был свинарник: помещение было небольшим, круглым с деревянной основой, замазанной глиной, такие делают, чтобы свиньи не разрывали. Во время ночёвки я совершенно случайно перестелил циновку и нашёл слабенькую магическую печать. Хоть она и была слабой, снять её я не мог. Знаешь, я больше алхимик, чем маг… — Кан замялся.

— Квален говорил.

— Ага. В общем, без Агарена я бы не справился. Он снял печать, да умудрился сделать это так, что ничего не сгорело. Там нашлись эти свитки, в хорошей сохранности, но некоторые слова различить было всё-таки невозможно. Мне ещё два месяца пришлось провозиться, чтобы смешать состав, который осветлил бы бумагу, не уничтожив при этом чернила. Вот так, все тайны открываются совершенно случайно.

— А Квален говорил о каком-то заговоре, о том, что бумаги всплыли очень вовремя… — хмыкнул Велион. Он плохо помнил о чём там действительно говорил Квален.

Кан совершенно серьёзно кивнул.

— Только это не заговор, — сказал он. — Я верю в то, что всё происходит в своё время. И только так сохраняется истинный ход вещей. Хотя, быть может, кому-то это и выгодно. Кому-то… свыше… и я говорю не о человеческом мире и власти. Сейчас это выгодно мне, но, быть может, и кому-то ещё? Но пока я не достану Череп Низвергнутого Демона, про эти бумаги не узнает никто, кроме тех, кому я могу доверять. Копии, кстати, я оставил только Квалену. Потом я их продам.

— И это тоже произойдёт в своё время и сохранит порядок вещей?

— Я надеюсь, что это не приведёт к такому же беспорядку, как восемьдесят лет назад. Однако если это и произойдёт… я уже ничего изменить не смогу. Если даже я и не стану продавать записки, произойдёт то же самое. Немного раньше, немного позже, без разницы. Но всё равно всё это будет вовремя. Немного запутано, да? Ладно… Вот ты, например, нашёл перчатки в то самое время, когда тебе было надо.

— Мне или кому-то свыше… — угрюмо сказал Велион, вспоминая гостя. Он не был дураком, и понимал, что стал могильщиком не случайно. Кто-то подгонял его сюда, заставил уехать с островов. Причин пока не понимал… хотя, какие могут быть причины? Он должен достать Череп Низвергнутого Демона, вот и все причины.

— Именно, — бодро подтвердил Кан. — Вот когда ты их нашёл?

— Украл у… у учителя четырнадцать с небольшим лет назад.

— Так вот, это произошло не случайно.

"Ещё как не случайно, — зло подумал могильщик. — Халки отправил меня в свою комнату, чтобы я принёс из его сундучка яд для младших учеников, но яда там не оказалось, зато я нашёл перчатки. И я их взял. Взял, потому что я не хотел резать глотки спящим, травить женщин и детей, колоть кинжалом в спину. Конечно, всё это было не случайно. Халки хотел вышвырнуть меня из школы, чтобы избавиться от меня, ведь меня считали проклятым".

— Представь, — продолжал тем временем Кан, — что ты включён в чей-то план… нет, не так. Представь, что ты деталь какого-то механизма. Например, спусковой крючок арбалета. Без тебя арбалет не выстрелит, так же он не выстрелит без приклада, тетивы и так далее. Можешь себе такое представить?

— Ещё как, — зло буркнул Велион.

— Вот и хорошо. Так вот, у арбалета есть стрелок, та сила свыше, и он должен выстрелить в чётко определённое время. Вот так и в жизни.

— Ага. Я понял.

Сон как рукой сняло. Могильщик злился.

"Кан прав, — думал он. — Ещё как прав. Жизнь — чей-то план, а я пешка, которой можно пожертвовать. Если я выполню то, что мне предназначено, я стану не нужен. Как сломавшаяся игрушка. Перестану быть могильщиком. А какое место отведено остальным в этом плане? Не только Кану, Агарену и остальным, но и тому проповеднику, Епсхо и Истро? Может, я был бы и не нужен, если бы кто-то смог сделать мою работу за меня? Запасная деталь. Но если что-то сломается, я могу и пригодиться".

Ответа на эти вопросы не было. Понимая — тоже. Но Велион был уверен, что всё связано. Могильщики, человек с крысиной головой, человек с собачьей головой, тот проповедник, война, Илленсия, Череп…

Ветви деревьев начали сгущаться, смыкаясь над головой и закрывая небо даже без листвы. Значит, они приближаются к пустоши. Велион чувствовал магию в деревьях, но угрозы, кажется, не было.

— Чуешь магию? — неожиданно спросил Кан. — Ты задёргался, — пояснил он, когда Велион недоумённо на него посмотрел.

— Да. К тому же, деревья сгустились.

— Это сделано специально, — кивнул алхимик. — Чтобы город предстал во всём своём великолепии внезапно. Я прочитал это в записках тот мага-садовода. В его словах чувствовалась такая ностальгия…

— Сейчас нам во всём великолепии предстанет Шавлонский пустырь.

— Уже был здесь?

— Да.

— И как оно? Я здесь ещё не бывал.

— Сам увидишь. Уже через пару минут.

Дальше шли молча. Сонливость слетела совершенно, и могильщик, и маг были напряжены. Хоть Велион уже и был здесь, страх прочно угнездился в его сердце. Нет, ему было страшно, именно потому что он здесь во второй раз. Перчатки начнут греться и дёргаться только в момент, когда он ступит на выжженный песок пустыря, пока бояться нечего… Но могильщик боялся. Боялся повторения ночного кошмара, боялся увидеть мёртвые стены Илленсии. Он действительно хотел, чтобы города не было и сейчас, и послезавтра. Уйти, сбежать, спрятаться, а через год вернуться… или не возвращаться вовсе. Жить, ходить по могильникам в поисках своей смерти… Но только не сейчас, не здесь, не в этом проклятом городе.

Могильщик, непроизвольно сбавивший шаг, сжал кулаки и зашагал твёрже и быстрее. Не надо бояться, надо идти вперёд. Назад пути нет.

Деревья расступились резко, и перед путниками открылся вид на…

Пустошь. Чёрный выжженный песок, распростёршийся во все стороны. В нескольких милях чернота песка сменялась свинцово-серой гладью озера, переходящей в свою очередь в небесную хмарь того же цвета. Зрелище было грандиозным в своей уродливости, убогости и пустоте абсолютной смерти, оно завораживало и отталкивало, слепило глаз своим холодом и отчуждённостью.

— Мерзость, — прошептал Кан.

— Ещё какая. Вернёмся послезавтра.

— Да, послезавтра. Этот день решит всё.

Велион усмехнулся. Да, этот день решит всё. Может быть, он что-то узнает. Если вспомнить Сердце Озера и те голоса, те ощущения, которые он испытывал в Импе… Вероятно, он узнает всё. Но хочет ли он этого?

Конечно — хочет.

— Могильщик, не спи, возвращаемся.

Велион перевёл взгляд на Кана. Маг был напряжён и нервничал, даже не пытаясь этого скрыть. Ему не хотелось здесь оставаться. Что будет, когда Илленсия вернётся в этот мир?

— Поворачиваем, — блекло улыбнулся могильщик. — Надо поспать.

На обратной дороге алхимик начал что-то рассказывать про какие-то сферы, но кроме того, что их три и они каким-то образом соединены между собой в одной точке, Чёрный могильщик ничего не понял и не запомнил. Кажется, он спал, как солдат на марше.

Ветви деревьев расступились, и Илленсия предстала перед ними.

Тёмные обгоревшие стены были частично разрушены. Складывалось впечатление, будто что-то обрушилось на город сверху. Велион воображал потоки огня с расплавленными камнями, беспрестанно бьющие с неба в центр города и расплёскивающиеся по сторонам. Порывы ветра… нет, порывов ветра не было. Только поток огня. Всеуничтожающий вихрь. Когда-то здесь был ад, теперь осталась только выжженная чёрно-серая оболочка.

В городе паники не было, все погибли мгновенно. Люди, животные, деревья. Только некоторое время держались здания, но и они пали под этим потоком. Погибло всё, оставив после себя только расплавленную магму, как при извержении вулкана, устояли лишь стены, защищённые магией. Перед ними был абсолютно пустой и мёртвый город.

Остался только последний рывок, последнее действо, заклинание, искореняющее всё, чтобы даже памяти о таком городе, как Илленсия не осталось. Жест, и город исчезает, оставив после себя бурю огня, выжигающую землю и песок.

Велион тяжело сглотнул. Видение было чётким, реалистичным. Он посмотрел на других, но те, кажется, ничего не видели. Хотя, по их угрюмым и напряжённым лицам практически ничего нельзя было прочитать.

— Ну что, двигаемся? — неуверенно предложил Кан. — Любой может отказаться и идти к носильщикам, до них всего миля.

— Конечно, двигаемся, — буркнул Шех. — Поздно уже сворачивать. Надо спешить: до города-то, смотри, ещё топать и топать, мили две. Наверное, здесь был большой пригород, не окружённый стеной.

— Вероятно, — кивнул алхимик. — Но нам до этого дела нет, нам надо в центр города.

Могильщики и маги медленно двинулись вперёд. Велион ждал момента, когда на пустырь начнут реагировать перчатки, но ничего не происходило. Он так сосредоточился на этом, что даже не заметил, как зашагал по выжженной дороге. Они были на пустыре, но эффекта от этого не было никакого. К добру ли это?

Жалкая группка людей шла мимо выжженных домов, от которых остались только стены и печные трубы. Эти дома провожали их взглядом чёрных провалов окон. Ничего, кроме остовов жилья и дороги, перемежающихся квадратами пепла и камня. Откуда дома? Пару минут назад, когда они стояли на окраине пустыря, домов, кажется, не было. На стене соседнего дома проступил выжженный человеческий силуэт. А вот через выжженную канаву перекинулся полукруглый мостик. Велион только что думал о том, как перебираться через эту канаву, а теперь здесь мост… Что происходит?

На его безмолвный вопрос ответил Кан.

— Город оживает, — нервно, с надрывом, сказал он.

И алхимик был прав.