Выругавшись, могильщик скользнул под скамейку и ударил по ногам бородатого пирата, наседающего на Иргура. Бородатый коротко вскрикнул от ярости и повалился на палубу. Велион выскользнул из-под скамьи и схватил пирата за сапоги, мешая тому подняться. Тем временем Иргур рубанул противника по животу. Хлынувшая кровь брызнула могильщику в лицо, пират задёргался в предсмертных муках, угодив каблуком вцепившемуся в ноги Велиону прямо в нос.

— Вставай, северянин! — гоготнул Иргур, утирая буквально залитую слюной бороду. — Вставай, ещё есть кому выпустить кишки!

"Сраные южные берсеркеры…", — угрюмо подумал Велион, с трудом поднимаясь на ноги. Голова кружилась, из носа хлестала кровь, от чего в глазах плыло ещё больше, и трудно было дышать. "На кой ляд я сюда попёрся?".

Но бой действительно ещё не кончился. Иргур сунул могильщику в руки меч поверженного соперника. По мнению Велиона этот клинок, с коротким широким и толстым лезвием, практически несбалансированный, скорее напоминал заострённое железное полено, но деваться было некуда. Тем более, его меч сломался после первых двух ударов такого же "железного полена", и могильщик лишь чудом умудрился заколоть противника оставшимся огрызком.

Матерясь во всю глотку, Велион стиснул рукоять двумя ладонями и, пошатываясь, бросился в бой, окончательно переместившийся на корму. Хорошо, что про искусство владения мечом здесь слышали немногие, и драка представляла собой бессмысленный обмен ударами. Впрочем, чего ждать от рыбаков и крестьян, из которых на три четверти состояли команды кораблей.

На могильщика налетел здоровенный детина в тулупе из овчины. Его борода, скрывающая почти всё лицо, была залита кровью, беспрестанно сочащейся из рассечённого лба. "Да мы с тобой как братья", — угрюмо подумал тотенграбер и отразил мощный удар противника. Но пират наседал, нанося всё новые и новые удары, пусть довольно неуклюжие, но сильные, и Чёрный могильщик отступал, не в состоянии пока приноровится к непривычному клинку. Но время работало на него — голова постепенно прочистилась, а противник наоборот атаковал всё неуверенней из-за заливающей глаза крови. Велион уже собирался атаковать, как под его ноги услужливо прыгнула та самая скамейка, под которой с минуту назад прыгал могильщик. Вскрикнув от неожиданности, он начал заваливаться назад, хотя и всеми силами старался удержать равновесие. Его противнику хватило остатков зрения, чтобы понять, что происходит, и он бросился вперёд, замахиваясь мечом. Но расстояние рассчитать пирату всё-таки не удалось, и он тяжело врезался в могильщика, завалившись на палубу вместе с ним.

А тут уж бывшему наёмному убийце равных не было. Извернувшись, он оказался на своём противнике, заливая его окровавленное лицо кровью из своего сломанного носа, и нанёс несколько тяжёлых ударов лбом по переносице пирата, чем окончательно выбил его из равновесия. Пират бестолково замахал руками, стараясь сбросить вцепившегося в него могильщика. Что тому и было нужно. Велион впился скрюченными пальцами правой руки противнику в кадык и резко вывернул. Пират захрипел, его глаза вылезли из орбит, изо рта хлынул кровь. Чёрный могильщик дёрнул ещё раз и ещё и только тогда успокоился. Он тяжело поднялся с агонизирующего противника и поднял меч, чтобы добить его: захлебнуться в собственной крови, льющейся потом в горло из разорванных связок — слишком тяжёлая смерть даже для пирата, зарабатывающим себе на жизнь тем грабежом. Но его кто-то схватил за локоть. Велион резко остановился и дёрнул локтём, намереваясь сбить атаковавшего ударом локтя в лицо.

— Пусть подыхает, как собака, — буркнул Иргур, уворачиваясь от удара могильщика. — Это я.

— Я уже понял, — тяжело вздохнув, прогундел Велион. — Мы победили?

— А то, — хохотнул капитан корабля, утирая лицо от крови обслюнявленной бородой. — Жалкие псы, думали напасть на Иргура, хотели забрать его добычу. Но Иргур не слабак, он показал, кто здесь самый сильный.

— Да, Иргур самый сильный, — кивнул могильщик, усаживаясь прямо на залитую кровью палубу. Когда южане говорили о себе в третьем лице, надо было делать то же, чтобы получилось некоторое подобие саги, которую Иргур будет потом рассказывать своим внукам. Если, конечно, доживёт до их появления, что дело на юге весьма редкое. — А что Иргур будет делать с пленными? — кивнул тотенграбер в сторону сбившихся в кучку обезоруженных пиратов.

— Если они пиратствуют давно, их убьют. А уж если кто-то поклялся им отомстить… Они в любом случае не жильцы. Тех, кто занимается грабежом кораблей недавно… — Иргур на миг задумался, опираясь на рукоять своего бастарда. — Привезу домой и заставлю работать десять лет, потом отпущу, если захотят, конечно. Иргур считает, что воин обязан иметь мягкое сердце, не все враги остаются врагами на всю жизнь.

Сначала Велион хотел промолчать, но, поближе изучив пленных, всё-таки решил высказать свою мысль:

— Думаю, вряд ли кто-то выкупит эти отребья.

Ярл рассматривал пленных долго, изучая их рваную одежду и заросшие неухоженными бородами лица. Его глаза, пусть ещё и налитые кровью, приобретали более или менее человеческий вид: зрачки сузились до почти нормальных размеров, а глазные яблоки, раньше выкаченные из орбит чуть ли не на половину, потихоньку уходили внутрь черепной коробки.

— Будут работать, — пожал плечами Иргур. — Не будут — сдохнут.

— Думаешь, будут?

— Не будут — сдохнут, — повторил ярл, хотя уверенности в его словах было всё меньше.

Тем временем из группы моряков подчинённых Иргуру отделилась невысокая бочкообразная фигура. Это был Гиран — правая рука капитана, служивший ещё его отцу. Гиран был стар по меркам южан — ему перевалило за сорок, а мощные пласты жира на животе и боках, казалось бы, делали его жизнь невозможной для воина. Но старик владел своим коротким мечом так виртуозно, что могильщику иногда становилось завидно. Да и "железное полено" в его руках выглядело как небольшая шпага.

— Дерьмо, — коротко охарактеризовал пленных Гиран. — Каторжники с материка, дезертиры, воры и убийцы, беглые рабы. Двенадцать человек и все такие. Но никого из них не узнали, значит, режут глотки недолго.

— Пусть ими займутся рыбы, — поморщился Иргур.

— Согласен, — кивнул старый воин и ушёл.

Расправа прошла быстро — связанных пленных буквально искрошили ударами мечей и выбросили трупы за борт.

— Богам больше нравится, когда жертва ещё живая, — пояснил происходящее Иргуру. — Но слишком уж они дёргаются, когда ещё живы, так что куда проще отмыть палубу от крови.

— Ты зуб сломал, — сказал ему Велион.

— Боевой транс — штука такая, — скривился южанин. — Хорошо, что в нашей семье техника для входа в состояние берсеркера требует укусы за край щита, некоторым семьям приходится колоть себя мечом или, того хуже, грызть кончик меча. Я раз видел одного воина с разрезанными в клочья ртом и щеками, — Иргур коротко хохотнул.

Могильщик из вежливости улыбнулся. Всё-таки юг — край варваров.

И на кой чёрт он решил плыть на Острова Щита?

Но полтора месяца назад вопрос стоял не так.

Практически осень, зиму и начало весны он провёл в Храме Мёртвой Матери — мрачном местечке, полном ведьм, делающих приворотные зелья и эликсиры, предотвращающие беременности. Это, конечно, были не все их источники дохода, но в чёрные ведьмовские делишки Велиону не хотелось. Главным было то, что Единого в Храме мягко говоря недолюбливали, а могильщик как-то уже проводил там зиму, придя туда едва живой от огромных чирьев, которые подцепил в каком-то могильнике. В качестве платы, кроме звонкой монеты, он на время отдал бесполезные зимой перчатки, да пару раз Марва — настоятельница храма — брала для опытов его кровь. Конечно же, все опыты были бесполезны. То, что с настоятельницей надо было ещё и спать, могильщик за плату не считал, хотя красотой Марва не отличалась. Зато и не сдерживала его, а в Храме помимо неё было ещё два десятка ведьм, большая часть которых отличались весьма и весьма аппетитными формами и миленьки личиками.

Велион надеялся, что за зиму жрецы Единого поутихнут, но Марва приносила лишь плохие вести — ни одного из убийц, по счастью, так и не нашли, и награда за их головы лишь росла. Впрочем, жрецы добились кое-чего другого — охотники за наградой убили десятки, если не сотни, ни в чём не повинных тотенграберов.

Велиону уже надо было выходить на большак, а страсти всё кипели. Он уже подумывал обрить голову, но Марва предложила другой выход.

— Могу посадить тебя на корабль, — сказала она в начале марта. — Мы торгуем с Островами Щита, и у меня есть проверенный капитан.

Не зная, что делать, могильщик согласился.

Полтора месяца спустя он угрюмо наблюдал за тем, как моряки Иргура обирают корабль потерпевших поражение пиратов. На большую добычу никто не надеялся — мало кто плавал торговать с материком в конце зимы (а зима длилась на островах до апреля) — но надежда хоть на какие-то крохи была. И, как оказалось, надежды окупились с лихвой.

— Там вино! — радостно заорал кто-то из моряков, отправленных для разведки в трюм. — Горливское! И… етить его колотить! Бабы! Семь баб! Рабыни! Тоже горливские!

— Гиран, — коротко сказал Иргур.

Толстяк кивнул и с неожиданной для своего веса ловкостью перепрыгнул на борт корабля, принадлежащего пиратам. Могильщик прекрасно понимал капитана: моряки были в плаванье уже две недели, ещё не меньше месяца требовалось для того, чтобы добраться до острова, принадлежащего семье Иргура и расположенного на юго-западе огромного архипелага с общим названием Острова Щита. Да и сам тотенграбер, как и моряки привычный к длительному воздержанию, мог терпеть долго, но только не в присутствии прекрасного пола. А рабыни из Горлива обычно бывали очень и очень красивыми женщинами, иначе торговля ими становилась бы просто не выгодной: от границ Горлива до островов более двух с половиной тысяч миль, а это месяцы пути.

Невольниц вывели на палубу первыми. Чумазые, худые, одетые в драные платья они выглядели довольно жалко. Но даже это жалкий вид не мог скрыть их красоту. Золотисто-смуглая кожа, виднеющаяся из-под лохмотьев и грязи, чёрные и тёмно-русые волосы, отличные фигуры практически не скрытые разодранными платьями.

— Дамы! — громогласно объявил Иргур. — Вас сейчас отведут в трюм, дадут вам еду, одежду и принесут воду для того, чтобы вы смогли омыть свои прекрасные тела. Но ещё месяц придётся посидеть под замком. Как вы понимаете, это для вашей же безопасности. Когда же мы приплывём ко мне на остров, вы сможете жить как свободные люди. Если захотите — сможете даже заработать денег на обратную дорогу.

Девушки (а самой старшей из них по прикидкам могильщика было не больше шестнадцати лет) не роптали, хотя они должны понимать, что заработать на обратную дорогу практически невозможно: место на корабле стоило пять марок, а деньги на островах стоили куда больше, чем на материке. Но жизнь свободных островитянок куда лучше рабства у какого-нибудь островного вельможи, которые выбросит любую из них для развлечения своих солдат сразу после того, как она забеременеет. Да и прожить ещё месяц взаперти куда лучше, чем этот месяц ублажать два с половиной десятка моряков.

А люди Иргура тем временем перебросили через борт две плахи и принялись катать по ним большие бочки. Всего бочек было двенадцать, каждая вместимостью в два анкера.

Владелец корабля мрачно наблюдал за происходящим. Когда все бочки были спущены в трюм и надёжно закрыты вездесущим Гираном, Иргур приказал ему собрать всех людей на корме.

— Двадцать один человек, считая меня и нашего пассажира, — констатировал Иргур. — Трое убиты, четверо ранены. Не так уж и мало, но и не много, если учесть, что нападавших было три с половиной десятка. — Он повысил голос: — И плевать, что мы бились не с воинами, а ворами и убийцами, это была славная победа! И в честь этой победы, в честь наших погибших товарищей сегодня никакой больше гребли! Пусть парус несёт нас домой с попутным ветром, а мы… а мы хорошенько выпьем, хоть я и противник пьянства во время плаванья! Я лично открою бочку прекрасного горливского, захваченного нами сегодня!

Моряки радостно заорали, к ним с большим удовольствием присоединился и Велион. У него тоже не было во рту ни капли последние две недели. А если прибавить к этому времени ещё месяц путешествия с обозом из храма Мёртвой Матери, во время которого он лишь единожды перехватил кружку кислого пива, разбавленного практически до полной прозрачности, он не пил уже полтора месяца. Марва тоже не одобряла пьянства во время путешествия.

— Ещё бы бабу одну распечатал, — гоготнул один из моряков, когда Иргур выбил из выкаченной на палубу бочки затычку, но встретив пристальный взгляд Гирана, говорун умолк и тихонько встал в очередь за выпивкой. Могильщик встал за ним, надеясь, что одной бочки вина морякам не хватит.

Так и произошло.

— Люблю готовить, — сказал Иргур, вываливая в котёл трёх выпотрошенных уродцев, которые именовались здесь рыбой. — Особенно рыбу. Знаешь, друг Велион, готовить, скажем, уху — большой риск. Чуть-чуть не доварил в первый или второй раз — а рыбу из Ядовитого моря надо варить два раза — и всё, труп, причём смерть неумехи будет долгой и болезненной — колики в животе, обожженная глотка, заворот кишок… Но если рыба приготовится, как следует… — островитянин понюхал варево, — ощущения непередаваемые. Один знакомый маг пояснил почему — магические эманации, оставшиеся в рыбе, раздражают вкусовые рецепторы на языке, создавая непередаваемые оттенки вкусов. Никогда не ел рыбу, которая сначала становится сладкой, потом кисло-солёной, а после себя оставляет великолепный острый привкус? Не говори, знаю, что нет, на материке не умеют готовить рыбу из Ядовитого моря. — Капитан посолил будущую уху и прикрыл котёл крышкой. — Ну всё, через полтора часа будет готово. Соль здесь, кстати, только для бульона, рыбе ни соли, ни специй не требуется.

— А ты не будешь варить её во второй раз? — обеспокоенно спросил могильщик, глядя на тонкие струйки пара, вырывающиеся из-под крышки котла.

— Она уже сварена. Варилась как есть, с чешуёй и кишками, чтобы та магическая гадость, которая содержится в рыбе, ушла в них. Если потрошить рыбу сразу, можно получить сильный ожог руки, а эманации из мяса оседают на чугунном котле, что, сам понимаешь, неприятно. Они и так оседают, но куда меньше, по крайней мере, когда берешь котёл, не возникает ощущения, что тебе по пальцам долбят молотками.

— Ясно, — кивнул Велион.

— А ты в этом разбираешься? — прищурив глаз, спросил Иргур.

— Нет, конечно. Откуда бы?

Владелец корабля рассмеялся.

— Не думай, что я дурак, — произнёс он, уняв смех. — Меня забавляют ваши купцы, перекупщики… чёрт, да любой человек с материка, узнав, что я с островов, пытается меня обмануть, думая, что я ни хрена не знаю в жизни. Все вы думаете, что мы глупые и дикие варвары, которые только дерутся, пьют и трахают баб. Частично, конечно, вы правы, но и среди вас, сухопутных, есть такие же люди, причём, их число куда больше, чем образованных людей. Ты согласен?

Могильщик кивнул. Чувствовал он себя неудобно.

— И вот, что я скажу тебе, друг Велион, — вкрадчиво продолжил Иргур, открывая котёл и начиная медленно помешивать варево половником. — Я человек образованный. Думаю, куда образованнее тебя. От роду мне двадцать пять лет, так что жизнь я тоже видел. Конечно, увидев меня в боевом трансе, ты сильно засомневался в моей способности здраво мыслить, но ты ошибался. Я вижу твои неестественно бледные кисти рук и неумело остриженные чуть ли до мяса ногти, заметил твою привычку держать руки в карманах. И, кстати, в трансе соображал я куда быстрее, чем сейчас…

Неожиданно на бурлящей поверхности будущей ухи вырос пузырь размером с кулак. На миг застыв и сверкнув всеми цветами радуги, он взорвался, разбрызгивая в разные стороны кипяток. Велион инстинктивно отшатнулся назад, прикрывая лицо ладонями, но наткнулся на стену и сильно ударился затылком — скамья, на которой он сидел, была прибита к стене для устойчивости.

— Ну а я о чём говорил? — хмыкнул ярл, дуя на обожженную кисть. — Перчатки не спасут твоё лицо от ожогов, могильщик, потому что они сейчас лежат где-нибудь на самом дне твое рюкзака.

— Удивлю, — буркнул тотенграбер, поднимаясь со скамьи. — Они при мне.

— Прожжённый, значит, — добродушно произнёс островитянин. — И куда ты собрался?

Велион остановился и скривил губы в усмешке. Действительно, куда? Кругом море, Ядовитое море, вода которого убивает медленно и болезненно, а твари, живущие в нём, каким-то образом приспособились к магии, превратившись в машины для убийств. Причём, не только хищники, прикосновение к любой даже нехищной рыбе может вызвать ожоги и колики, а в худшем случае — смерть.

— Знаешь, — продолжил Иргур, глядя могильщику в глаза, — двадцать лет назад рыбу из Ядовитого моря есть было нельзя. Не помогало ни двойная выварка, ни даже тройная. А ещё за двадцать лет до этого любого человека, у которого находили неразрушимые чёрные перчатки, подвешивали на ближайшем дереве кверху ногами, вскрывали живот и засовывали ему в кишки перчатки. Причём, живот вскрывали очень аккуратно, вот здесь, — моряк провёл по животу чуть ниже пупка, — как во время ритуального самоубийства, так чтобы у могильщика вывалились кишки, а он всё ещё был жив. Когда же он всё-таки умирал, его хоронили вместе с перчатками.

Но это было сорок лет назад. Сейчас многие островитяне понимают пользу могильщиков, задарма продающих им произведения искусства и украшения, поэтому казни были отменены. Конечно, некоторые до сих пор недолюбливают и побаиваются могильщиков. Но для некоторых кланов, особенно расположенных рядом с могильниками, вы — желанные гости.

— Потому что вы можете скупать у нас упомянутые тобой произведения искусства и украшения, — утвердительно произнёс Велион. — Конечно же, задарма.

— Тебя не обижу, — рассмеялся ярл. — Или ты уже обиделся?

— Нет, — совершенно искренне покачал головой тотенграбер. — Но, как я понимаю, твоим морякам лучше не знать, что я могильщик?

— Ты прав. По крайней мере, до тех пор, пока мы не прибудем домой. Многие верят, что могильщики приносят лишь неприятности. А самая большая неприятность здесь, на Ядовитом море, это шторм. Или пираты. Но пиратов я не боюсь. Ты же уже обратил внимание, что каждый из моих моряков — профессиональный воин?

— Я думал, это в порядке вещей.

— Пожалуй, ты прав, любой моряк с Остовов Щита более-менее сносно умеет владеть оружием. Но мои люди именно профессионалы. И, кстати, пятеро из них могут входить в транс, а для воспитания берсеркера нужны большие деньги. Но моя семья достаточно богата. Да и торговля с храмом Мёртвой Матери приносит нам неплохую прибыль: своим я могу втридорога продавать некоторые травы, которые не растут на архипелаге из-за слишком холодного климата, и получаю приличные деньги за растения, которые у нас не использует никто. Я вижу, ты заинтересовался… А знаешь, я покажу тебе кое-что, когда мы прибудем на Стол.

— Хорошо, — кивнул могильщик. Столом назывался остров, принадлежащий семье Иргура.

— Вот поэтому ты мне и нравишься, — усмехнулся Иргур. — С тобой можно поговорить, но ты не задаёшь лишних вопросов, предпочитая слушать. Можешь не волноваться, ты единственный образованный собеседник на этом корабле. Всё-таки мои люди больше любят выпить и подраться. Ладно, пойдём на палубу, с ухой уже ничего не произойдёт. Видишь ли, если бы рыба была плохо выварена в первый раз, эманации могли бы разбрызгать всё содержимое котла. Хотя, кому я объясняю?

— Что-то я расхотел есть эту уху, — хмыкнул Велион. — Не разбрызгалось бы оно в моём желудке.

— Не беспокойся, теперь-то всё точно будет в порядке.

Радуга, появившаяся на чёрном ночном небе, была странной. Размазанная и искорёженная, она постоянно меняла свою форму, извиваясь и дрожа, будто дождевой червь, брошенный на проклятую вещь.

Могильщика передёрнуло. Он принялся озираться, ожидая паники, но моряки вели себя спокойно. Кажется, они ничего не видели. Стоит им сказать? Или эта вещь безобидна? Какой вред может принести радуга?

Но, чёрт побери, это не обычная радуга.

Мысленно кивнув самому себе, Велион поднялся со шкуры, расстеленной на палубе, и направился на поиски Иргура.

Но радуга оказалась куда ближе, чем это казалось могильщику. Корабль буквально ворвался под её арку, и всё осветилось всеми цветами. Воздух стал густым и тягучим, как вода, в нос вонзился густой и мощный запах. Тело перестало слушаться, каждый мускул будто передёрнуло, кровь, вскипев за миг, горячими струями потекла по телу.

Дрожали перчатки, припекая кожу даже сквозь ткань внутреннего кармана. Такое было лишь однажды, когда Велион по глупости забрёл на Шавлонский пустырь — место, пользующееся в среде могильщиков и магов самой дурной славой. "Радуга" имела магическую природу, причём, в это заклинание была влита такая прорва энергии, что волосы начинали шевелиться на голове.

"Мы пропали", — мелькнула у могильщика короткая мысль, и он остановился. Всё было потеряно…

И тут ему в ухо вонзили иглу. Прошлись по глазным яблокам металлической щёткой. Вылили на кожу расплавленный свинец, залили его в глотку, а в нос вонзили раскалённые крюки. Это ощущение превосходило в десятки раз то, что могильщик испытывал в Импе или Сердце Озера. Оно было куда мощнее… но и куда менее враждебным. Сердце не останавливалось, не потерялась способность мыслить и воспринимать происходящее.

А происходило… безумие. Яркая пляска огней, окрасивших всё, даже воздух. Цвета менялись, переходя все пределы яркости, вонзаясь в мозг.

— Останови их! — взревел кто-то рядом. Его низкий голос срывался на визг, придававший ему жутковато-истеричные нотки.

— Но там люди! Женщины! Дети!

— Останови их! Эти женщины и дети терзали наших братьев! Жрали их заживо, собираясь забрать силу! Мучили наших сестёр! Останови их! Никто не уплывёт с этого проклятого архипелага!

— Нет! Ты ранен, остановись! Брат, у тебя же руки нет!

— Плевать мне на руку, я и так скоро сдохну. Дай мне шар, если не хочешь делать это сам!

— Нет, брат! Пусть уходят! Это женщины и дети! Я буду воевать с мужчинами, но это же женщины! Жёны и дочери магов!

— Вспомни, что делали эти маги с нашим кланом! Как они забирали наших детей, всю нашу родню, потому что мы избранные Владыками для этого! Как они приносили их в жертву! Как жрали их сырую плоть! Дай мне шар! ДАЙ! МНЕ! ШАР!

— Нет…

— Тогда сдохни…

В голове могильщика будто что-то взорвалось, но уже через миг всё продолжилось. Мужчина с истеричным голосом начал читать заклинание, причём он делал это рядом, всего-то стоило протянуть руку. Его голос звучал торжественно и злобно. Так мог бы говорить человек, который всю свою жизнь потратил на месть, а теперь вершил её, медленно, с удовольствием, наслаждаясь агонией умирающих.

Заклинание кончилось неожиданно. Второй вспышкой, в тысячи раз более мощной, чем прежняя. Потоки сжигающего света обрушились на могильщика сверху, погребая под собой… Но всё это буйство света не было ненаправленным, наоборот, оно жгло и уничтожало всё, но только на определённой территории.

А когда оно кончилось, потоки отравленной и исковерканной воды начали бурлить, растекаясь в разные стороны, травя всё, что попадало под её потоки. Мужчина с истеричным голосом жаждал крови, но лишние жертвы ему были не нужны. Последним усилием воли он остановил эти потоки, на последнем издыхании он поставил преграду, окружающую отравленную воду с трёх сторон. С четвёртой располагался материк.

Все оборвалось. Велион сидел на палубе, тараща ошалевшие глаза. Цвета пропали, море было спокойно.

— Ну вот, мы и преодолели границу Ядовитого моря, — весело сказал Иргур, он стоял рядом с могильщиком. — И наш пассажир оказался уж очень чувствителен к магии. Что увидел, друг Велион? Привидение?

— Можно сказать и так, — прохрипел могильщик. — Можно сказать и так…

Позёвывая и кутаясь в плащ, Велион сидел на палубе и скучал.

Густой туман, лёгший на воду утром, застилал всё вокруг, приглушая голоса моряков и превращая их фигуры в тени. Эти тени будто бы жили в другом мире, время от времени входя в мир Велиона. Это происходило, когда тени приближались к нему, приобретая цвета.

Уже второй день моряки были словно сами не своими. Они не орали по вечерам песен и не клянчили у Иргура выпивки, а бродили по кораблю, время от времени принюхиваясь или заглядывая за борт. Могильщик, заинтересовавшийся их поведением, несколько раз сам выглядывал за борт, но кроме небольшой ряби на поверхности моря Льда ничего не заметил. На любой вопрос моряки отвечали недовольным бормотанием, сводящимся к одному: "Молчать, сухопутный", порой, правда, выраженном в более грубой форме.

Объяснил всё сам Иргур, выбравшийся, наконец, из своей каюты, где уже три дня занимался тем, что считал прибыль от торговли на материке. И, судя по его виду, барыш был неплохой.

— Пираты подарили нам не меньше десятка новых бойцов, — сказал владелец корабля, игнорирую вопрос могильщика. — А это значит, что я смогу потребовать у одного из соседей часть налогов, который он собирает с рыбаков. А если он откажется, я этих рыбаков ограблю, — островитянин коротко хохотнул, сверкнув белыми крупными зубами.

— Так что творится с моряками? — буркнул Велион уже и не надеясь получить ответ.

Молодой ярл довольно долго молчал, пристально глядя на Чёрного могильщика, но всё же заговорил:

— Ты не островитянин, и это сразу видно по тому, как ты себя ведёшь. Потому, наверное, мои люди тебя не отлупили и не засунули в трюм в ответ на твой вопрос. Но я не столь суеверен, как они, и скажу: поменялась форма волны, появились чайки, а ветер кроме запаха моря начал приносить другие ароматы, хотя это, скорее всего, иллюзия.

— Мы почти приплыли? — обрадовано спросил могильщик. Нет, он радовался не тому, что приплыл в незнакомое место, где его, возможно, ждали одни опасности. Его обрадовала возможность встать на что-то твёрдое, понюхать траву… Короче — оказаться на земле, пусть и не родной. Уж если бывалые моряки заскучали за последние недели, то чего уж говорить о тотенграбере, который всю жизнь провёл на суше.

Иргур тяжело вздохнул.

— Да, мы над шельфом, — сказал он. — А это значит, мы приплыли до архипелага. Если бы не туман, ты бы уже видел другие острова, а через… некоторое время мы приплывём на Стол. Но говорить о суше и, тем более, доме и времени прибытия — самая дурная примета, которая вообще существует. Считается, что эти разговоры может услышать морской бог и забрать болтунов к себе в качестве жертвы. Понял?

— Молчу.

— Вот и помалкивай. Тем более, все и так знают, когда прибудут домой… — ярл запнулся. — Кроме тебя, — добавил он и тяжело вздохнул. — Пойдём, покажу карту.

Островитянин и могильщик спустились в трюм и прошли в единственную — если не считать кладовой, кухни и корабельной "тюрьмы", где сейчас сидели бывшие пленницы пиратов — каюту. Обиталище Иргура скорее напоминало большой шкаф — здесь едва умещались небольшой стол и стул, над которыми висел гамак. Тотенграбер подумал о том, что ночевать на палубе или в плохую погоду на второй палубе (напоминающей скорее ящик под возвышающейся над первой палубой кормой), как это делал он и остальные моряки куда лучше, чем ютиться в этой каморке.

Иргур, некоторое время порывшись в выдвижном ящике стола, извлёк на свет карту. Велион с интересом уставился в неё.

На карте изображался архипелаг Щита и прибрежная линия материка, которую практически полностью занимало Коросское королевство, и лишь на западе небольшую полосу земли занимали Пустоши — практически дотла выжженная магией земля, где никто не жил. Карту Коросса могильщик видел не раз, Пустоши его не интересовали, и он принялся пристально изучать острова Щита, отметив лишь, что некоторые мелкие города на материке расположены немного неправильно. Впрочем, когда ему впервые попалась "точная карта Островов Щита" ситуация была противоположная — часть материка изображалась неправильно, а архипелаг… Если бы Велион сравнил эти две карты, то сделал бы вывод, что на первой Острова Щита рисовали наугад, определив лишь границы да и то — очень приблизительно.

В архипелаге сосредотачивалось не менее полутора сотен островов (против двадцати на карте, виденной могильщиком раньше), которые можно было поделить на три группы — северную, южную и восточную. Между этими группами пролегали широкие проливы до сотни миль в ширину. Самой крупной группой была северная, имеющая четыре больших острова и около семидесяти маленьких. Самой маленькой и наиболее сгруппированной — восточная, куда сейчас и плыл корабль. Крупных островов здесь не было вообще, а два с половиной десятка малых располагались вокруг центрального, самого большого, но не превышающего площадь в тысячу квадратных миль. И, что самое интересное, здесь не было ни одного города, только полтора десятка могильников, изображённых в виде разбитых и разрушенных стен и башенок. То же было и с южной группой — две разбитые башни располагались на восточном и северном краю крупнейшего, площадью в четыре с половиной тысячи миль, острова, наиболее приближенного и к северной, и к восточной группе. А дальше на юг была лишь сероватая пустота бумаги, на которой красовалась надпись "Ледяной Щит".

— Карта старовата и немного не точна, — сказал Иргур, проследив взгляд тотенграбера. — В Южном архипелаге куда больше островов, но все они пустуют. На юге вообще мало кто живёт, лишь на Кремне — это самый крупный остров с двумя могильниками — несколько рыбацких деревень да небольшая мануфактура по производству кремней. У тебя есть кремень? Ну вот, он родом с Кремня.

— А Восточный архипелаг? Здесь есть что-нибудь?

— Только могильники и деревни. Мы много воюем друг с другом, устраиваем набеги на Северный архипелаг, ловим рыбу… Для того, чтобы прокормить несколько десятков тысяч человек, проживающих на архипелаге этого достаточно. Пшено и рожь у нас не растёт, не успевает вызреть, а ячменя хватает лишь на пиво да хлеб на праздники — места, сам понимаешь, маловато… — Иргур на миг замолчал, прислушиваясь, и неожиданно заулыбался. — Впрочем, расскажу потом. Я, как глава клана, приглашаю тебя в гости, друг Велион.

— В гости? — переспросил могильщик.

Островитянин ещё раз улыбнулся и ткнул пальцем в небольшой островок, почти самый крайний на Восточном архипелаге, под ним красовалась короткая подпись "Стол".

— Мы приплыли. Вот так обогнули основную часть архипелага, держась близко к шельфу, чтобы в случае шторма уйти из открытого моря, проплыли между этими двумя островами (они, кстати, тоже мои) и уткнулись прямо в Стол. Если бы не туман, ты бы увидел эти острова раньше.

— Твою мать, — пробормотал Чёрный могильщик, почесав щеку. Он даже привык к корабельному быту, и столь неожиданное прибытие на родной остров Иргура выбило его из равновесия.

— Пошли, — сказал сквозь улыбку Иргур.

Велион поднялся за ним на палубу.

Команда корабля уже таскала на едва выглядывающий из тумана причал ящики с вываренной на один раз рыбой из Ядовитого моря. Ликующа толпа из нескольких десятков человек выглядела куда более уныло, чем это могло показаться по издаваемым ею крикам. Возможно, причиной тому был этот мозглый туман, возможно — суровые нравы. Когда же на палубе появился один из раненых в бою моряков, а Иргур громогласно отдал приказ вытаскивать из трюма тела (в море сбрасывали только трупы врагов, мёртвые товарищи не могли быть жертвой), вопли поутихли, а на лицах некоторых женщин появилось напряжённое выражение.

Могильщику не хотелось смотреть на рыдания женщин над погибшими мужьями, и поэтому он спрыгнул на причал. На него с любопытством смотрели, да и сам Велион чувствовал себя немного неуютно, находясь в центре толпы незнакомых людей, но его спас Иргур, появившийся на причале. На его могучей груди висели три девушки сразу, причём сразу две из них лобызали его далеко не по-сестрински. Третья, которой едва исполнилось четырнадцать, вела себя скромнее. Велион отметил, что её профиль один в один похож на профиль Иргура.

— Твой дом — мой дом! — громогласно объявил хозяин Стола, приближаясь к тотенграберу. Одновременно он пытался стряхнуть хоть одну из пышногрудых красавиц, повисших на нём. — Подданные, поспешу вам представить Велиона, могильщика с материка и моего хорошего друга!

На тотенграбере сразу повисли две явно незамужние девушки, а в правую руку кто-то сунул бурдюк с вином.

"Что ж, — весело подумал могильщик, отпивая из бурдюка, — другой берег встречает меня куда лучше, чем провожал родной".

Велион окунул опухшее лицо в корыто с ледяной водой. О том, что не далее как пять минут назад он наблюдал, как из этого корыта поят овец, могильщик вспомнил только в тот момент, когда уже намеревался попить. Застонав от отвращения, Чёрный могильщик наугад поплёлся через туман примерно в ту сторону, откуда пришёл. Судя по звукам, доносящимся оттуда, несколько воинов, заночевавших прямо под пиршественными столами, уже начали опохмеляться.

Разгрузка корабля продолжалась довольно долго. Причиной тому послужили невольницы: Иргур внимательно рассматривал каждую, стоило им оказаться на причале. Потом несколько доверенных людей во главе с Гираном таскали сундуки с печатью храма Мёртвой Матери, потом начали разгрузку бочек с вином…

В общем, к пиршественному залу могильщик добрался уже порядком навеселе, тем более, услужливые руки, принадлежащие неизвестно кому, всё время подсовывали ему баклажки с вином.

Потом начался пир. Куча выпивки и еды, девки, таскающие между столами вдобавок к первому и второму свои полуголые прелести… Впрочем, Велиону было не до девок. Он что-то рассказывал Иргуру про могильники, успевая только опрокидывать себе в глотку кружку за кружкой, причём едва ему удавалось ополовинить одну, рядом с ним появлялась другая, совершенно полная. Затем…

Могильщик почесал щёку. Что было? Кажется, он попробовал эту жуткую рыбу из Ядовитого моря. И это было ужасно. Взбунтовавшиеся от магии вкусовые рецепторы заставили его желудок вывернуться наизнанку. После он вернулся к столу (вернулся не с улицы и не из отхожего места, а из-под стола) и снова начал заливать опустошать вечно полные стаканы. Борьба была нечестной, и Велион совершенно неожиданно проснулся на крыльце дома Иргура, жутко замёрзший и с ужасной головной болью.

До крыльца, на котором он спал, могильщик добрался беспрепятственно, а ещё после четверти часа блужданий нашёл зал пиршеств. Здесь уже сидело с десяток поданных Иргура, они вяло пили и ещё более вяло доедали остатки со вчерашнего праздничного стола, совершенно не обращая внимания на снующих туда-сюда девок. Впрочем, девок тоже интересовал лишь опохмел.

Велион нашёл непочатый бочонок с пивом и налил его в первую попавшуюся кружку. Когда кончилась вторая кружка, он захотел поесть, а на исходе третьей одна из сидящих рядом девиц показалась ему очень даже симпатичной. Но только до тех пор, пока её глаза не закатились, а тело не сползло под стол, откуда выбралось едва ли полчаса назад. "Значит, не судьба", — подумал тотенграбер и налил себе четвёртую кружку. Но тут кто-то настойчиво потряс его за плечо. Подняв голову, Чёрный могильщик увидел Иргура. Хозяин выглядел немного помято, но куда бодрее остальных.

— Надо поговорить, — блекло сказал ярл. — Мы скоро вернёмся, — добавил он, увидев печальный взгляд могильщика, брошенный на бочонок с пивом.

Велион кивнул и, пошатнувшись, поднялся из-за стола. Иргур махнул рукой и направился прочь из залы. Могильщик, непроизвольно испустивший тяжёлый стон, последовал за ним.

Но идти оказалось действительно недалеко: они прошли по длинному коридору мимо жилых комнат, спустились в подвал, а потом через потайной люк, замаскированный под бочку, откидывающуюся в сторону, ещё ниже. Едва оказавшись в затемнённом помещении с низкими потолками, Велион протрезвел. И разозлился.

В комнате, где они с Иргуром оказались, стояло четыре лежака с ремнями, предназначенными для захвата рук, ног и головы. В дальнем конце помещения стоял стол, забитый склянками, к которому был притиснут небольшой книжный шкаф с двумя ящиками внизу. Если бы на месте могильщика оказался кто-то другой, он бы мог подумать, что это пыточная. На самом деле, так оно и было, люди здесь страдали, но назначение комнаты было абсолютно другим.

Подвальная комната являлась лабораторией. Точно такая же была в школе убийц, которую так и не закончил Велион. А когда-то он умирал точно на таком же лежаке, притянутый к его плоскости ремнями.

— Кажется, ты знаешь, где мы находимся, — с лёгким интересом в голосе сказал Иргур.

— Я… — Велион замолчал и облизнул губы. Но, подумав, всё же продолжил: — Я когда-то был наёмным убийцей. И не обычным охотником за головами, а профессиональным скважечником. Меня травили противоядиями и наркотиками точно в такой же комнате.

— Угу, — кивнул островитянин. — Но я здесь не наёмных убийц делаю. И количество выживших на десять человек не меньше пяти, а никак не двое.

— Берсеркеры? — спросил могильщик, тяжело садясь на один из лежаков.

— Рассказывай.

— Я видел твой транс. Вряд ли такой эффект достигается одним лишь самовнушением и простыми мухоморами. Скорее всего, тебя подвергали наркотическим трансам и гипнозу. Я прав?

— Абсолютно. Только есть ещё одна деталь — гипноз сопровождался не только наркотическим трансом, но и воздействием магических эликсиров, ингредиенты для которых я покупаю у сестёр Мертвой Матери. И, кажется, ты уже догадался, зачем я тебя сюда позвал.

— Книги, — пожал плечами могильщик, — рецепты, формулы. Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я принёс их из могильника, расположенного рядом.

— Правильно понимаешь, — ярл тяжело присел к Велиону. — Берсеркеры — сила. Возможно, ты видел, как я дрался на корабле, но мой транс был мелочью, видел бы ты настоящих берсеркеров… Меня не травили сильнодействующими наркотиками, не вгоняли в самый глубокий транс — шанс выжить пятьдесят на пятьдесят. Я даже разговаривать во время боевой ярости могу. Единственный наследник клана, сам понимаешь. А настоящие берсеркеры…

Ты думаешь, все эти острова были моими, когда я десять лет назад похоронил отца? Чёрта с два. У меня был только Стол, подвал, в котором мы находимся, четыре десятка воинов и желание. И на свой страх и риск я решил торговать с материком, потом приютил двух могильщиков, которые принесли мне некоторые формулы и немного золота… Через пять лет у меня было шестьдесят воинов — мелочь, у бывшего хозяина Горки было в полтора раза больше — и семь берсеркеров. Настоящих. Не тех пускающих слюни сопляков, нажевавшихся сушёных мухоморов, а бешеных волков, не страшащихся ран, бьющихся до последнего, разрывающих руками глотки. Конечно, трое погибли, ещё двое стали на всю жизнь инвалидами, но хозяин Горки пал, а я получил то, что хотел: золото и ещё десяток берсерков. Сейчас мне двадцать пять, подо мной ходит полторы тысячи человек — баб, рыбаков, детишек. У меня всего сто двадцать человек дружины, которые, сам понимаешь, не только машут мечами, но и рыбачат, пашут, пасут овец, но даже самые сильные соседи боятся меня до дрожи в коленях, а южане народ непугливый. А всё из-за того, что двадцать два из ста двадцати моих воинов — берсеркеры. Последнее плаванье было очень удачным, а если бы совесть позволила мне продать тех невольниц… Но не будем об этом. Так вот, плаванье было удачным, и я смогу подвергнуть трансу ещё двенадцать человек, пять или шесть из которых смогут выжить, а это ещё один остров в моём подчинении, причём не мелочь, а самый из сильных моих соседей. Но сначала я хочу, чтобы ты, друг могильщик, принёс мне как можно больше книг, каких — я покажу. Если ты откажешься, я не обижусь, ты даже сможешь гостить у меня…

— Я не откажусь, — усмехнулся Велион. — Я же могильщик, и могильники — моя работа.

— Я на это надеялся, — улыбнулся Иргур, поднимаясь. — Выпьем?

— С удовольствием, — тихо ответил могильщик.

— Пир будет идти ещё два дня…

— На третий выйду.

— … так что через неделю сможешь выйти, — продолжил Иргур, не обращая внимания на слова тотенграбера.

— Выйду на третий, — сухо сказал Велион.

Праздничное настроение у него пропало совершенно.

Голод или жажда? Нет, в десятки раз сильнее.

Велион хватал всё, что попадалось под руку: подсвечники, тарелки, шкатулки. Плевал на золото и драгоценности, украшающие иссушенные кости скелетов, если на них не было магии, чуть ли не бегом бросаясь к какому-нибудь зачуханному серебряному колечку, на котором красовались разноцветные змеи заклинаний.

Больше половины собранного он выбрасывал или вообще не подбирал. Больше всего его интересовала работа, которую он должен был начать ещё месяц назад. Могильщику казалось, что он слышит хруст закостеневших пальцев, сладко поскрипывали перчатки, которые будто бы покрывала пыль, хоть это и было невозможно.

Ближе к обеду, немного успокоившись, Велион остановился на отдых.

Могильник Ошто, расположенный на Столе, не был большим. Идеально круглой формы, диаметром всего-то в полторы мили, окружённый стенами, разбитыми насколько, что Велион проник в город просто перепрыгнув кладку. Архитектура Ошто отличалась от всех виденных им раньше мёртвых городов: практически каждый дом оканчивался шпилем, а в центре одна башенка громоздилась на другой, будто центральные районы представляли собой один большой замок. Но, приблизившись, могильщик понял, что это отдельно стоящие башни, целые улицы и кварталы из башенок, часовен (хоть на храмы здания и не походили) и шпилей. Кажется, когда-то Ошто был городом магов.

Потому и рушили его с огромнейшим упоением.

Тотенграбер пробирался к центру по восточным улицам — западные представляли собой сплошную мешанину из камня, железа и магии — но и здесь разруха порой принимала просто устрашающие масштабы: некоторые здания едва торчали над искорёженной мостовой, часть камней была даже не разбита, оплавлена, канализацию наполняли потоки железа, из который иногда торчали обгорелые кости. И при всём этом могильник оказался достаточно простым. Видимо, колдовали здесь не беспорядочно, как в других городах, а бросали заклинания целенаправленно, уничтожая целые армии нападающих. И нападающие не оставались в долгу, ровняя с землёй целые дома, сжигая библиотеки, уничтожая лаборатории и музеи.

Пообедав сушеной рыбой, хлебом и целым бурдюком слабого пива (рыба оказалось чересчур солёной), Велион развернул карту, которую ему выдал Иргур. Впрочем, картой этот огрызок пергамента с изображением Ошто, нарисованным от руки, назвать было сложно. Четыре трапециевидных квартала он прошёл, осталось ещё два, последний из которых, примыкающий к центральной площади, был ему нужен. Центральная площадь и часть нужного квартала были обведены красными чернилами, а поверх них красовалась короткая надпись из больших букв "ВЕРНОЯ СЪМЕРТ". Туда-то Велион и хотел зайти прежде, чем идти в библиотеку, обведённую синими чернилами. Другим могильщикам, пусть они и не отличались особой грамотностью, он верил, но любопытство гнало его туда.

И не только любопытство…

Велион не помнил те дни, когда его травили противоядиями и эликсирами, но он прекрасно помнил вопли страданий мальчишек из младшей группы. Помнил их трупики, покрытые кровью и слизью, сведённые судорогой мускулы, изогнутые ручки и ножки. Возможно, Иргур подвергает испытанию токсинами взрослых мужчин. Пусть могильщик никак не мог этому помешать, даже наоборот — помочь, принеся лучший рецепт. Но чувство отвращения это не притупляло. Так же как и бессильной злобы.

Тяжело вздохнув, тотенграбер свернул карту и, закинув рюкзак за плечи, двинулся дальше по улице. По дороге он уже ничего не собирал: размялся он прилично, да и рюкзак отягощали два ожерелья, три перстня и полдюжины золотых монет достоинством в марку. Простая и прибыльная работа… если не идти в библиотеку.

На мостовой начали всё чаще попадаться обломки каменной кладки, выкрашенные с одной стороны в кроваво-красный цвет. Домов с такой краской рядом не было, и происхождение обломков оставалось неизвестным. Велион даже поднял один из кусков кладки и внимательно рассмотрел, но толку это не принесло никакого — ни орнаментов, ни букв на нём не было, только краска, вызывающая неприятную ассоциацию с кровью. Отбросив кусок, могильщик зашагал дальше.

Добравшись до последнего квартала, тотенграбер отсчитал пять домов и остановился у шестого, библиотеки. Всё-таки сначала надо добыть книги, возможно, возвращаться за ними времени уже не будет. Решив так, Велион тщательно проверил приоткрытую тяжёлую дверь, обитую позеленевшей от времени медью, и, не найдя ни одной ловушки, нырнул в щель. Здесь было темно и сыро, пахло влажной гниющей бумагой, но библиотека оказалась совершенно чиста. То есть, ни единого заклинания, ни одной завалящей змейки. Ругнувшись сквозь зубы, могильщик пошёл на второй этаж, скучающе насвистывая себе под нос.

Найти нужные книги оказалось просто — на каждом стеллаже красовались мерцающие таблички с надписями. Найдя раздел "Алхимия", Велион быстро отобрал четыре книги и сунул их в рюкзак. Этого было достаточно — Иргур обещал по пять марок за книгу, предупредив, что золото здесь ценится куда выше, чем на материке, поэтому выдаст их серебром, а двадцать марок — это больше десяти фунтов, которые всё время придётся таскать с собой. Выбравшись из библиотеки, могильщик с тем же скучающим видом двинулся к центральной площади.

Но скучал он недолго. Сделав буквально два шага за черту, обозначенную на карте, Велион почувствовал сильное давление извне. По инерции он сделал ещё один шаг и…

— Тебе придётся сделать это, — с издевкой произнёс приятный женский голос. — Предательство карается.

— Но это значит, что… — тихо ответил ей мужчина, осёкшись на середине фразы.

— Это значит, нам нужны настоящие жертвы, — резко сказал другой мужчина. — Жрать детишек крестьян — бессмысленно. Это крысы, не люди. А дети настоящего мага, как ты, вознесёт наших избранных учеников на такие высоты, что нам и не снилось. Сожрать равного, значит стать сильнее, выше, отторгнуть себя от других и возвышаться над ними. Десять поколений твоих потомков, большего мы и не просим. Потом — свобода, никаких обязательств. Но до тайн магии не будет допущен ни один из твоих потомков — эта цена, которую ты понесёшь за предательство. Соглашайся, другого выбора нет. Или ты предпочтёшь сдохнуть здесь и сейчас вместо того, чтобы жить ещё десятки лет в роскоши, которую тебе обеспечили шпики с материка?

— Нет… нет! Я не хочу умирать!

— Я знаю это, — вкрадчиво произнесла женщина. — Никто не хочет умирать. А какое тебе дело до людей, которых ты никогда не увидишь? Твоё согласие даст нам права на твоих потомков, даже король не сделает ничего. Соглашайся. Последний шанс. Говоришь "да" и ты свободен. "Нет" и ты будешь казнён, причём, в казни будут участвовать не обычные палачи, а наши. Колесованием и четвертованием дело не закончится, ты же знаешь. Ты будешь умирать часами, с самого полудня и до заката. Так да или нет?

И мужчина ответил, не задумываясь:

— Да.

— Они сожрали нашу сестру, — резко произнёс другой мужчина. Его голос был знаком могильщику. — Если наших дядюшек и тёток, бабок, дедов, всех наших пращуров на протяжении полутора сотен лет. И сейчас у нас появилась возможность отомстить. Я присоединюсь к восстанию, и они заплатят за это. Не зря же я так долго изучал магию по крупицам, не просто так, нет-нет. Они заплатят! Ты осуждаешь меня?

— Нет, — прошептал Велион, не понимая, что этот мужчина его не слышит. — И да.

Он стоял на краю центральной площади посреди красных обломков. В центре площади была пустота, будто что-то взорвалось там, разметав на куски обломки… обломки красной башни, могильщик видел её.

— Она выкрашена кровью наших предков, — простонал маг-самоучка. Он умирал, и прекрасно знал это. — За предательство лишь одного… Так пусть она сгинет вместе со мной, последним потомком… — маг не договорил, поняв, что его никто не слышит. — Брат… прости… я убил тебя, но… Так даже лучше. Наш проклятый род… сгинет. И наступит свобода…

Одно движение, взрыв. В лицо могильщику ударил ветер, он упал на колени, едва не угодив целый ворох змей. Но ветер утих, и Велион поднялся на ноги. Он не видел ничего, кроме красного камня, уничтожившего флот магов и башню. Камень нужен ему. Зачем?

— Это застывшая кровь, наша кровь, нашей семьи. У каждой из шестидесяти шести жертв была взята капля крови. В этом камне скрыта огромная сила, проклятый, но ты его уничтожишь.

Могильщик кивнул. Не думая, он чуть ли не бегом бросился к самому центру площади, добрался до большой груды камней и принялся яростно её разгребать, плюя на опасность. Это длилось долго. Велион ломал ногти, даже под перчатками обдирал кожу с пальцев об острые края камней. Но, наконец, поиск принёс плоды. По пальцам что-то ударило, могильщик отпрянул и тут же набросился на кучу обломков с утроенной силой, нашёл что-то округлое и вытащил его на свет.

Камень. Красный, как кровь. По ладоням тотенграбера будто стучали кузнечными молотами, но он не отпускал его. А потом начал мять в руках, хотя это было бессмысленно. Удары молотов сотрясали всё его тело, боль вонзалась в самое сердце, казалось, могильщик вот-вот умрёт…

Но камень поддался первым. Будто что-то лопнуло в нём, в ладони Велиону будто вонзились раскалённые иглы… И камень рассыпался на множество отдельных кусков. Считать их не было времени и нужды — могильщик знал, что их шестьдесят шесть. Он сжал их в руках, и они начали рассыпаться в прах, как обычная свернувшаяся кровь.

Велион пришёл в себя нескоро. Долго разглядывал красную пыль под своими ногами, а после, сплюнув в сторону, повернулся к ней спиной. С севера медленно плыли тучи, они прольются дождём и похоронят все шестьдесят шесть жертв.

А ему надо как-то выбираться из этого хаоса из камней и магии.

Другой берег встречал могильщика по-братски, так будто он никуда и не уплывал.