Вступление

Сердце практически отказало, печень — тоже. Желудок почти съеден раком. Приборы говорили о том, что Ариол давным давно знал и так.

— Я умираю, — сказал Властелин вслух. — Осталось недолго.

Используя манипулятор, он подкатил свою кровать к одному из десятков мониторов пульта управления, затем привёл тело в полусидячее положение. Моргнул левым глазом, вызывая загрузку списка Кланов. Он пытался сделать это уже полгода, но упрямый искин, созданный еще Предтечей, отказывал ему в этом праве.

Впрочем, именно искин управлял медицинскими приборами, поддерживающими жизнь сорок третьего Властелина Нейи. Кому как не ему решать, когда Ариол умрёт.

И сегодня список, наконец, появился:

00144 — статус не выбран;

00244 — статус не выбран;

00344 — статус не выбран;

00444 — статус не выбран…

И так до самого последнего, тринадцатого, клана. Замыкала список строка, смысла которой Ариол не знал:

00 — неактивен.

Властелин тяжело вздохнул. Тринадцать кланов… он ожидал увидеть двенадцать. Выходит, девчонка Оливера каким-то чудом выжила.

Тринадцать….

Всё равно это ещё слишком много. Несмотря на то, что во время последней Игры, восемьдесят девять лет назад, кланов было восемнадцать, а когда-то, по слухам, больше сотни.

Левый глаз на миг пронзила лёгкая боль. Эту боль кроме него сейчас почувствовали еще тринадцать человек. Кто-то сейчас испытывал страх, кто-то предвкушение, кто-то радость. И каждый из них осознавал — настало время готовиться к Игре.

— Алария…

Дочь вошла почти сразу, будто ждала под дверью. Стройная фигура, прямая спина, небрежно сложенные на груди руки и абсолютно отстранённое выражение некрасивого лица. Они не виделись больше двадцати лет, практически с её рождения, и Властелин не понимал, какие чувства испытывает его дочь последнюю неделю, с тех пор как он вызвал её в свою цитадель. Возможно, она его ненавидела, и радовалась тому, что он, наконец, умрёт. И Ариол разделял эти её эмоции.

Он не заслуживал жизни.

— Да, отец, — сухо произнесла она, практически не разжимая губ, чтобы скрыть свои кривые зубы.

— Ты знаешь…

— Знаю. Знаю, что если бы я вступила в битву сама или выбрала хорошего Представителя с Телохранителями, все кланы ополчились бы на меня. Ничего. Я амбициозна, но жизнь мне дороже амбиций. Рожу сына или дочь, пусть в своё время сыграют они. Ты уже выбрал агнца на заклание?

— Выбрал. И уже загрузил в него Слепок.

— Отлично.

Алария приблизилась к экрану, хотя этого не требовалось.

Надпись начала меняться:

00144 — статус не выбран;

00244 — статус не выбран…

10244 — выбран Представитель, отказ от Телохранителей, ожидание подтверждения;

00344 — статус не выбран;

00444 — статус не выбран…

В глазах Ариола потемнело. Так и должно быть, всё нормально. Игра начинается, владыка мира вот-вот сложит свои полномочия.

— Мне всё равно нужно его формальное согласие?

— Да… — отозвался Властелин, открывая глаза. — И его кровь.

Алария развернулась на каблуках и, наверное, впервые за эту неделю показала ему свои эмоции — на её губах играла горькая улыбка.

— Я не должна была родиться, ведь так? — произнесла дочь. — За твои грехи тебе наверняка должны запретить иметь детей. Наш клан должен был прерваться на тебе, сорок третий Властелин.

— Дети… — прошептал Ариол, с трудом сглатывая собравшуюся от волнения во рту слюну, — дети не должны отвечать за грехи отцов.

— Весь мир отвечает за твои грехи, папа. Все, кто выжил на этой помойке, которую ты оставляешь после себя. А теперь ты выбрал несчастного, которого убьют за них же. Пусть ради меня и будущего клана, но… Неужели тебе его не жалко?

Ариол закрыл глаза и опустил спинку кровати.

— Нет. Что такое одна жизнь по сравнению с миллиардами погибших во время Великой Войны? Что такое один чужак по сравнению с жизнью одной из его потомков, настоящего Продавца Мечтаний, чьи предки выигрывали Игру четырежды? Ты можешь взывать к чему угодно, только не к моей совести, она умерла намного раньше, чем умрёт моё тело. А теперь уходи, с этих пор это место закрыто для всех, кроме Властелина. Сегодняшего, и того, что придёт мне на смену.

Алария фыркнула и ушла, гневно хлопнув дверью.

Ариол остался один. Впрочем, на сей раз его одиночество продлится всего лишь несколько недель необходимых для подготовки всех участников к Игре. Он вновь приподнял спинку кровати, чтобы ему был виден монитор.

Список продолжал меняться:

…

00744 — вступил в Игру, взято Телохранителей — 6;

00844 — вступил в Игру, взято Телохранителей — 6;

…

01144 — вступил в Игру, отказ от Телохранителей…

— Старый больной ублюдок, Корвел. Сколько бы ты отдал, чтобы убить меня? Нет, не надейся. Я сдохну сам. Преисполненный боли, отчаяния и раскаяния. Сам.

Взгляд Властелина против его воли возвращался ко второй строке.

10244 — выбран Представитель, отказ от Телохранителей…

— Прости меня, парень, но ты должен умереть.

 

Глава первая

— Власть, — сказал отец, — вот, что главное. Ни деньги, ни слава не дадут тебе больше, чем власть. А лучше всего власть закулисная.

— Закулисная, — рассеянно кивнул я. Меня не слишком-то интересовали слова отца. Куда больше меня занимал резиновый динозавр, топчущий пластиковый танк. Эти безумные учёные пожалеют, что открыли портал в другой мир!

— Да, закулисная. Сейчас ты играешь динозавром, а после, через много лет, будешь играть людьми. Дёргать за верёвочки, как кукловод, которого мы видели вчера на улице. Помнишь?

Я помнил дяденьку на улице с двумя весёлыми куклами, которые смешно танцевали. От кукол к рукам дяденьки действительно тянулись тонкие верёвочки. Я поискал похожую верёвку на динозавре, но не нашёл. Также верёвочек не было ни на мне, ни на отце, ни на его госте.

— А где?..

Отец рассмеялся.

— Это просто такое выражение.

Я кивнул.

— Ты рождён, чтобы дёргать за верёвки, — сказал, улыбаясь, отец.

Я отбросил динозавра и посмотрел на отца… посмотрел… как будто со стороны. Снизу вверх, но в то же время, чувствуя своё превосходство и даже лёгкое презрение, будто я…

Наваждение прошло. Что я делал? А, играл с динозавром. Итак, динозавр пришёл с другой планеты, чтобы…

Я ошарашено озирался, стараясь понять, где нахожусь. Сердце бешено стучало, хриплое дыхание судорожно вырывалось из груди. Правое бедро болело от нескольких сильных щипков, с левой кисти стекала кровь, насколько сильно я её укусил.

Но это не было кошмарным сном, как бы я на это не надеялся.

Я стоял посреди обломков какой-то невероятной боевой техники, покрытой пятнами ржавчины. Голые ступни топтали пожухлую серо-зелёную травку, растущую так редко, что она едва покрывала землю. Лёгкий прохладный ветерок едва трепал мои волосы, но даже от него мне уже стало зябко — кроме семейных трусов, в которых я лёг вчера спать, на мне ничего не было.

Ни звука, только моё дыхание. Ни одного животного или даже насекомого в пределах видимости, только ржавая сталь и блеклая трава кругом.

Я задрал голову, надеясь увидеть хотя бы птицу. Небо покрывала лёгкая дымка, тусклое солнце едва проглядывало сквозь неё…

В левый глаз словно будто вонзили раскалённую иглу. Или, вернее, спицу — острый приступ боли пронзил мозг до самого затылка. Непроизвольно из глаз брызнули слёзы. Я схватился за голову, потом прижал ладони к левому глазу. Кажется, я едва не потерял сознание.

Но потихоньку боль утихала, изредка вспыхивая новыми приступами, однако ни один из них не шёл ни в какое сравнение с первым. Окончательно придя в себя, я понял, что буквально лежу на ближайших металлических обломках. Надо сказать, весьма холодных. Оторвавшись от них, я выпрямился. Кажется, всё более или менее нормально.

Ржавчина хлопьями прилипла к голому торсу, попытавшись стряхнуть её, только размазал. Плевать. Ещё раз оглянувшись, неуверенно сделал первый шаг. Здесь делать явно нечего, нужно попытаться найти людей. Или хотя бы что-то пригодное в пищу.

Вторая вспышка головной боли произошла через десяток шагов. И эта была гораздо хуже первой и продолжалась куда дольше. Перед глазами натурально мельтешили красные пятна разной величины и яркости. Я шипел сквозь зубы, стоя на четвереньках, и изо всех жмурился, будто бы это могло облегчить боль.

На несколько секунд мельтешение прекратилось, и все красные пятна остановились перед моим взглядом… Нет, не так. Они будто повисли в моём мозгу, как трёхмерная картинка — какие-то передо мной, какие-то сзади, с боков. Странно, но я был абсолютно уверен, будто эти пятна ещё и находятся от меня на разном расстоянии. Если судить по цвету, одно пятно довольно близко…

Справившись с болью, я выпрямился на все свои сто восемьдесят сантиметров и закричал. Я драл глотку, вкладывая в крик недоумение и панику, обуявшие меня. Орал, пытаясь справится с шоком, который испытывал.

Странно, но крик помог. Я избавился от мешанины мыслей. И, наконец, прооравшись, я повернул к самому близкому пятну и побрёл ему навстречу.

В любом случае, это направление ничуть не хуже других. Любые направления сгодятся, когда не знаешь куда идти. Так почему красное пятно, привидившееся мне во время вспышки головной боли не может быть ориентиром? Как в шутке про окружённый отряд, который теперь может атаковать в любом направлении.

Сумасшествие… я гоняюсь за красными пятнами…

Но и ситуация сумасшедшей некуда — уснул я в своей кровати, а проснулся… здесь… То есть вообще не понятно где и, судя по обломкам техники, когда.

Может, я действительно лишился рассудка?

Нет, я помню, кто я. Алексей, двадцать один год, студент, не женат. Даже одинок, но именно «не женат», а не в «активном поиске». Сто восемьдесят сантиметров, семьдесят восемь килограммов, телосложение — «когда-то не слишком регулярно занимался в качалке, но забросил и перешёл на пиво». Волосы светло-русые, глаза зелёные (хотя сейчас я это проверить не могу — рядом нет самой завалящей лужи). Короткая борода, не слишком густая. На месте. Особые приметы… ржавчина на животе. А нет, вот он, полученный ещё в детстве крестообразный шрам на бедре от укуса собаки. Это я. Это моё тело.

Я сделал ещё десяток шагов, когда мне показалось, что услышал какой-то звук. Быстро оглядевшись, будто бы углядел краем глаза какое-то движение.

— Эй! — крикнул я, сжимая кулаки.

Но в чёрно-ржавом остове раскроенного буквально пополам танка (или чёрт его знает, что это за штука) как будто больше ничего не шевелилось. Кстати, я очнулся рядом с ним…

— Здесь кто-то есть? — заорал я.

Ответом мне была полная тишина.

Выругавшись, я вернулся к «танку» и внимательно оглядел его ржавые останки.

Ничего, пустота. Хотя, если честно, если бы там сидел даже крокодил, который немедленно попытался меня сожрать, я бы и ему обрадовался, настолько меня удручало полное отсутствие жизни и звуков кругом.

На всякий случай ещё раз оглядев танк, я повернулся к нему спиной и зашагал в выбранном направлении.

* * *

Итак, я умирал. Это совершенно ясно.

Как только смог признаться себе в этом, стало даже немного легче. Надежда, в конце концов, утонула в потоках чёрной тоски и безысходности.

Но мои ноги продолжали совершать движение за движением, впрочем, я уже как минимум несколько часов шагал абсолютно механически, не различая, куда иду, и, главное, зачем продолжаю двигаться. Мозг, всё ещё пытавшийся что-то выдумать, найти какой-то выход, словно отключился, смирившись. Я даже порадовался этому. Выхода не было, нет, не будет, точка. Незачем напрягаться, лучше расслабиться и ждать смерти.

Но, распрощавшись с самим собой, я всё ещё продолжал идти, не в силах остановиться — тело продолжало свои жалкие потуги выжить. А ведь ещё пару дней назад с таким трудом мне удавалось заставить себя подняться с песка и продолжать движение. Тогда, наверное, с этим справлялся инстинкт самосохранения. Теперь же и он, кажется, пропал. Чёрт, я даже не мог в поисках воды заставить себя приблизиться к очередному ржавому корыту, бывшему когда-то боевой техникой, просто шагал вперёд.

Вообще, я думал, что отброшу копыта ещё пять дней назад, от жажды. Но — о чудо! — прошёл сильный ливень. С каким удовольствием я погружал голову в развороченное железное тело какого-то запредельного боевого монстра, как, захлёбываясь, глотал мутную, провонявшую химией и ржавчиной, воду, и как потом выблевал всё, что успел проглотить до момента, когда желудок свело чудовищной коликой. Придя в себя, я понял, что наглотался мха и ещё какого-то дерьма, покрывавшего ржавый остов. Но, оклемавшись, я снова бросился пить, пить, пить…

Тогда я благодарил небеса, всех богов, которых знал, и мать природу вместе с ними за дарованную мне жизнь. Сейчас я проклинал их всех вместе взятых за продление своей агонии.

Нет, умирал я не от жажды. После ливня мучившая меня жара резко спала, время от времени начинал моросить дождик, так что с запасами воды проблем больше не возникало.

Проблема была в другом — уже неделю, с тех пор, как оказался здесь, я голодал. Какое-то время старался жрать траву и мох, напитавшиеся влагой во время дождей, но каждый раз моя трапеза заканчивалась неудержимыми приступами рвоты.

И дело не в отвратительном запахе и вкусе местной растительности, я оголодал настолько, что для отвращения просто не осталось места. Мой организм отторгал любой съеденный кусок, и я ничего не мог с этим поделать. После каждого приступа рвоты я чувствовал себя ещё более обессиленным, чем раньше.

Наконец, поняв, что такая еда впрок не пойдёт, перестал есть вообще, и ни разу не ел уже три дня. Позавчера мне стало даже немного лучше, чувство голода притупилось, почти даже исчезло, ко мне даже вернулись силы… Но сегодня… сегодня голод и усталость словно возросли в сотни раз. Я едва ковылял. Возможно, к концу дня сил останется только на то, чтобы ползти.

Зачем об этом думать? Зачем вспоминать все муки, которые я перенёс? Лучше вспомнить что-нибудь хорошее…

Но в голову лезли только тонны ржавого металла, осыпавшиеся окопы, разгромленные бункеры, песок и жёлтая пожухлая трава, торчащая пучками посреди практически безжизненной пустыни.

Вспоминался отвратный вкус коричневатого мха, жестокие боли в желудке, голод, усталость и холод. О, как я мёрз ночами… Мёрз чудовищно, сжимаясь в комок, чтобы сохранить хоть каплю тепла в своём окоченевшем и одеревеневшем теле, в мышцах, бьющимся в судорогах — вот такая у меня была дрожь.

А головная боль? Сегодня она почти не напоминала о себе, но в первые пару дней мигрени сводили меня с ума. Пару раз я даже терял сознание. И каждый приступ головной боли сочетался всё с тем же с диким жжением в левом глазу. Я не мог объяснить природу этой боли, как, в общем-то, и то, как я вообще оказался посреди этой пустыни.

Хотя бы красные пятна меня покинули, кажется, навсегда. С другой стороны, несмотря на их отсутствие был практически уверен — с выбранного направления я не сбился ни на йоту.

Но сегодня всё кончится, я умру.

«Хоть бы просто заснуть и не проснуться», — подумал я. Да, это и вправду была бы отличная смерть. Но, скорее всего, я буду мучиться ещё долго. Лежать не в силах подняться, страдая от холода и жажды. Дёргаться, стараться ползти дальше. Извиваться, скрести по земле ладонями, стараясь продвинуться хоть на шаг вперёд. И все эти старания будут тщетны.

Эти мысли подстегнули меня, я даже принялся лихорадочно раздумывать о том, как выжить, как уцепиться за те крохи сил, что ещё были во мне, но это продолжалось недолго. Спустя сотню или две шагов меня снова захлестнула безнадёга.

И, что удивительно, я начал вспоминать.

 

Глава вторая

— …хочешь?

— А, что? — переспросил я, поворачиваясь к девушке, подсевшей ко мне на скамью пару минут назад. — Вы мне?

— А здесь есть кто-то ещё? — улыбнулась незнакомка.

— Нет, — буркнул я.

Девушка выглядела странновато. И дело не только в одежде, сшитой будто в начале прошлого века. Идеально уложенная причёска и выточенные ногти сочетались (вернее, не сочетались) с полным отсутствием макияжа и двумя грязными полосами на левой щеке. У неё отличная фигура, но она откровенно некрасива — слишком тонкие и короткие губы почти не скрывали торчащие вперёд крупные зубы, чересчур курносый нос, а левая скула настолько острее другой, что эта асимметрия сразу бросалась в глаза.

— Ну, так что? — продолжила расспросы моя нечаянная собеседница.

— Я прослушал вас, извините.

— Хочешь, чтобы всё это изменилось?

— Что — всё это? — несколько нервно переспросил я.

Она наркоманка? Точно, наркоша, сейчас предложит «мультики» посмотреть или что-то в этом духе. Не было бы рядом её дружков.

Незнакомка таинственно улыбалась, не отвечая.

«Спокойно», — сказал я сам себе. Зачем нервничать? Вокруг никого, хоть в темноте это и довольно сложно определить. Время уже четыре часа ночи, все гопники спят давным-давно. Да и нет их почти здесь. Я снимаю квартиру в хорошем, кругом понатыканы камеры, при любом шуме сразу прилетает охрана. Просто наркоманка решила толкнуть мне дури, чего беспокоиться-то? Денег с собой у меня всё равно почти нет, убивать меня не за что.

Или, быть может, это вообще безобидная умалишённая. Иначе как растолковать эту её фразу «Хочешь, чтобы всё это изменилось»? Вот-вот, либо эта девушка — драгдиллерша, которая сейчас предложит мне начать новую разноцветную жизнь, либо дурочка, которую богатые родители вывели на прогулку ночью. Мало ли, детишки дразнятся или, например, к собакам она лезет, они же добрые почти все, тихо помешанные-то…

Не мысли же мои она читает…

— А вдруг? — продолжая улыбаться, спросила моя собеседница. — Ведь тебе это надоело. ВУЗ, подработка, излишняя забота родителей. Одиночество, тоска, разочарование в людях.

— Не понимаю, о чём вы, — почти истерично прошептал я. Что-то в незнакомке внушало мне иррациональный страх.

Надо бежать, бежать, пока не поздно. Скорее всего, потом я буду смеяться сам над собой, но пусть лучше потом мне будет смешно, чем сейчас настолько страшно.

Но я продолжал сидеть, будто примёрзнув к деревянной скамье.

Я затянулся сигаретой, которую всё ещё держал в руках, но понял, что она погасла, а пепел упал мне на штаны. Отряхнувшись, я закурил, надеясь, что моя нечаянная собеседница уйдёт.

Но она молча сидела рядом, и улыбка не сходила с её тонких губ.

— Запах бензина, — неожиданно продолжила незнакомка, когда я уже почти пришёл в себя, выкурив уже половину сигареты. — Тебе ведь нравится запах бензина. Ты, возможно, сам этого не понимаешь, но ты ассоциируешь его с развитием человечества, с прогрессом, высокими технологиями и благополучием.

Я долгое время молчал, сидя с тупо открытым ртом.

— Да кто ты такая?! — издал я, наконец, вопль. Мне казалось, будто я сижу абсолютно голый перед этой странной девушкой… нет, перед всем миром. Чувство было таким, будто меня вывернули наизнанку. Или я лежу на операционном столе с вскрытыми животом и грудной клеткой. Но изучали не мои внутренности, а моё «я», мой внутренний мир. — Что, нахрен, происходит? — прошипел я тише. — Ты следишь за мной?

— Не важно, что сейчас происходит, — совершенно серьёзно ответила незнакомка. — Не важно, кто я такая, по крайней мере — пока. И нет, я за тобой не слежу, я вижу тебя впервые в жизни. Важно другое. Чего хочешь ты.

— Я хочу уйти, — холодно сказал я, справившись с шоком. Но, повинуясь какому-то дурацкому желанию узнать, чем всё это кончится, остался сидеть на месте.

— Не хочешь, — произнесла девушка, снова обнажая кривые жёлтые зубы в таинственной улыбке.

Я поймал себя на мысли: не смотря на её отвратительную внешность, в ней что-то есть. Тайна, которая читалась в улыбке, глазах. И что-то ещё. Другое. Чуждое. Непонятное.

— Тебе плохо? — спросила незнакомка.

— Нет, — солгал я.

— Ты хочешь изменить всё это?

— Не понимаю…

— Понимаешь, не лги мне.

— Если скажу, что да, будто что-то измениться, — горько произнёс я. Моя нервозность прошла, накатила тоска, мучившая меня уже долгое время.

Нет, меня не бросила девушка, не отчислили из университета, у меня нет проблем с родителями или друзьями. Я просто устал. Почувствовал себя лишним, ненужным. Чёрт, я даже не понимал причины нахлынувшей на меня апатии. Просто стал другим. Сначала это доставляло мне странное, садистское удовлетворение. «Я повзрослел», — гордо говорил я сам себе, а сам ночами кусал подушку, стараясь справиться с глухой тоской, пожирающей меня. Я продолжал жить и улыбаться, скрывая за улыбкой зубовный скрежет. Нет, я не думал о суициде, никогда не думал, всегда хотел жить, и с этим «взрослением» ничего не поменялось. Но — не так.

— Изменится, — пообещала мне незнакомка, отвлекая от мыслей. — Стоит только захотеть, и для тебя изменится абсолютно всё.

— И что же произойдёт? — насмешливо спросил я.

— Хочешь узнать?

Прежде чем ответить я долго изучал лицо своей собеседницы, озарённое — по-другому и не скажешь — всё той же таинственной улыбкой.

— Хочу… — прошелестел в ночи мой тихий шёпот. Мне показалось, что это слово полетело от меня к этой некрасивой девушке, вспыхнуло ярко-красной краской и отпечаталось в ночной темноте, как надпись красными чернилами на белоснежной бумаге.

Что-то кольнуло мой большой палец правой руки. Вздрогнув, я поднял руку и увидел в свете фонаря, под которым стояла скамья, крупную каплю крови.

— Контракт заключён, — деловито произнесла незнакомка, поднимаясь со скамьи. — Ты молодец, Алексей.

— Кто ты? — прошептал я, глядя в спину странной девушке.

— Продавец грёз, разве не ясно?

— И о чём я мечтаю?

— Чтобы всё изменилось, ты же сам сказал. Не волнуйся, ты поймёшь, когда это произойдёт. Прощай.

Незнакомка растворилась в ночной темноте, а я остался сидеть в свете фонарей, тупо глядя ей вслед.

Удивительно, но в моей душе забрезжила искорка надежды.

* * *

«Тогда я ещё раз покурил и пошёл домой, — вспоминал я, шагая по влажной траве. — А проснулся здесь. Уже неделю я умираю от жажды, голода и холода. Об этом я мечтал?».

Конечно же, нет. Но «продавец грёз» не солгала, действительно всё изменилось, хотя и стало только хуже. Но скоро всё поменяется окончательно… Скоро. Надо только подождать.

Мою правую ступню пронзила боль. Я упал, инстинктивно подтягивая ногу к животу. Понимание того, что ждать осталось не так уж и долго, пришло очень быстро.

Из и без того израненной правой ступни торчала какая-то ржавая железная хреновина размером с приличный гвоздь. Что ж, рано или поздно это должно было произойти, сетовать на неудачу нет никакого смысла. Превозмогая боль, я вырвал железяку, ещё и покрытую зазубринами, и, зашвырнув её как можно дальше, тяжело откинул голову на пожухлую траву. Громко вздохнув, закрыл глаза, повернулся на бок и постарался расслабиться.

От кровопотери я, конечно, не умру, но в таких условиях запросто заработаю столбняк или ещё чего похуже. Что ж, быть может, так будет ещё проще…

Интересно, умирать — это больно?

Не знаю, сколько лежал так, с закрытыми глазами, не думая ни о чём. Возможно, даже немного вздремнул, по крайней мере, мутные и скомканные видения родителей, друзей и единственной девушки, чувства к которой можно было охарактеризовать словом «любовь», могли прийти ко мне во сне. От сна — или бреда наяву — меня отвлёк хрипловатый мужской голос. Говорил, определённо, человек, но я не понял ни слова. Решив, что это предсмертная галлюцинация, я даже не раскрыл глаз, чтобы поискать источник звуков.

В чувство меня привёл не сильный, но вполне ощутимый пинок в рёбра. Инстинктивно свернувшись в комок, я раскрыл глаза. Надо мной стоял заросший бородой по глаза тип крепкого телосложения. Его одежда выглядела странновато, хотя её крой был вполне привычным — кожаная куртка, штаны из плотной ткани, похожей на джинсовую, высокие ботинки. А вот на его груди висело нечто странное, но достаточно устрашающее. Рассудив, что это оружие, я, всё ещё лёжа на боку, попробовал поднять руки и вслух произнёс:

— Сдаюсь.

Мужчина снова что-то произнёс, но я по-прежнему не понимал ни слова, даже интонации его голоса казались чуждыми, непривычными. Впрочем, с иностранцами так бывает.

— Ничего не понимаю, — честно сказал я. — У вас будет что-нибудь пожевать? Хоть сухарик?

Очередная непонятная фраза, за которой последовал пинок в бедро. Может, он приказывает мне встать? Да, скорее всего. Плевать, пусть он окажется хоть работорговцем, только бы покормил. Я попытался встать, но сил не осталось совершенно. Не говоря ещё и о боли в ступне.

— Не могу, — пробормотал я. — Нога, — я указал на повреждённую ступлю.

Бородатый внимательно осмотрел место, куда я указывал, подёргал головой и снова подтолкнул меня ногой, на этот раз куда мягче.

Тяжело вздохнув, я с огромным трудом встал на четвереньки, но подняться на ноги сил у меня не осталось. Кажется, незнакомец наконец это понял. Он помог мне встать и недвусмысленно подставил правое плечо, на которое я с удовольствием опёрся. Бородач что-то буркнул, и мы медленно заковыляли вперёд. Уже после второго десятка шагов нежданный спаситель практически тащил меня на себе, чем я бессовестно пользовался. Всё-таки неделя голодовки истощила меня, и не только в физическом плане, но и моральном тоже. Я готов был разрыдаться от счастья и, пуская слюни, упасть в колени своему избавителю. Ещё бы чего-нибудь пожевать…

К счастью, идти пришлось недолго. Мы добрели до очередного разрушенного бункера, за которым на небольшой высоте висел…

— Дирижабль, — пробормотал я. — Мать его, дирижабль… Вокруг разрушенные боевые машины, роботы, а тут дирижабль…

Бородатый что-то пробурчал и резким движением забросил меня на закорки. Мои конечности безвольно болтались, как у марионетки, которой обрезали нитки. К дирижаблю мы поворачивать не стали. Мой спаситель прошёл вдоль полуразрушенной стены бункера и бесцеремонно забросил меня в дверной проём.

Глухо охнув, я грохнулся на жестяной пол и остался лежать. Остатки сил, которых пару минут назад едва хватило только на то, чтобы подняться на четвереньки, совершенно покинули меня. Случись со мной такое вчера… даже не хочу думать. Я дошёл. Нашёл людей. Пока это главное.

Рядом послышались голоса, мужские и женские. Кто-то принялся трясти меня за плечи, тискать, и каждое прикосновение отдавалось болью. Я, глухо постанывая, пытался вырваться, но без какого либо толка.

Наконец, меня подняли на руки и куда-то понесли. Спустя ещё какое-то время меня положили на что-то мягкое. Мягкое относительно жестяного пола, конечно. Мою голову крепко ухватили небольшие ладони, тряхнули.

Я открыл глаза. И буквально утонул в огромных глазах неестественного, лиственно-зелёного цвета. Я вздрогнул, замычал, стараясь вырваться, но всё было бесполезно. В мои уши начали проникать слова, одна фраза. Она повторялась и повторялась, вводя меня в транс.

— … послушай меня, усни… — различил я, прежде чем отрубился.

 

Глава третья

Ныла буквально каждая клетка моего истерзанного тела, но куда сильнее, чем даже боль, я ощущал голод.

Раскрыв глаза, я сначала не понял, где нахожусь. На моё тело было наброшено тонкое одеяло, под головой лежала подушка. Но я явно не у себя дома. В царящей в помещении полутьме угадывалось запустение. Железные стены и потолок не украшало ничего, кроме пятен ржавчины и клочков паутины, а сама комнатка была настолько маленькой, что моя кровать занимала почти половину помещения. Повернув голову набок, я увидел небольшой столик и ничем не укрытую железную же кровать. Один сплошной металл…

Вспомнив, где нахожусь и как здесь оказался, резко сел, но мою левую половину головы пронзила такая дикая боль, что я с тихим мычанием снова повалился на кровать. Когда боль немного утихла, я предпринял вторую попытку сесть, на этот раз действуя куда осторожней. Перед глазами летали серые мухи, к горлу подступала тошнота, но, в конце концов, я принял сидячее положение.

— Твою мать, — прошептал я вслух, чтобы разбавить давящую тишину, царящую в каморке. — Почему башка-то так болит?

Мне, конечно же, никто не ответил. Тяжело вздохнув, я укутался в одеяло. Моё тело с трудом повиновалось, я едва двигался от слабости. Как муха, угодившая в мёд. Или куда похуже. Но о слабости или том, где я в конце-концов очутился, пока можно не думать. Я жив — и пока это самое главное.

О том, что я совершенно не знаю, какая судьба меня ждёт, и куда делись люди, нашедшие меня, тоже пока лучше не размышлять, не за чем изматывать себя попусту. Если они подобрали меня, а потом бросили, улетев на своём дирижабле, я не буду их винить. В любом случае, сейчас я в лучшем положении, чем раньше. За жизнь надо цепляться, никогда не надо её отпускать. Несколько дней назад я оказался непонятно где, но справился с паникой и испугом и пошёл на поиски спасения. Когда я умирал от жажды, начался спасительный дождь. Я почти сдался, готовясь умереть от голода и слабости, проткнул себе ногу, однако меня подобрали и притащили сюда. Пусть это лишь продлит мою агонию, но у меня снова появился шанс, и чем дольше я живу, тем больше вероятность того, что случится очередное чудо.

— … есть? — раздался рядом приятный женский голос.

Вздрогнув от неожиданности, я повернул голову в сторону входа. В дверях моей каморки стояла незнакомая девушка. На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, но голос звучал так, будто девушка была куда старше, хотя я мог и ошибаться. Невысокая, худощавая, с красивым лицом. Никогда не видел её раньше, но узнал глаза. Огромные зелёные глазищи, казалось, поглотившие меня какое-то время назад. В полутьме я заметил странную делать — из уголков глаз будто вытекало что-то тёмное, но, присмотревшись, я понял, что это горизонтальная татуировка или рисунок, доходящий практически до середины щеки.

— … есть? — повторила вопрос девушка.

— Не понимаю, — пробормотал я в ответ.

— Понимаешь, — резко сказала девушка. — Ты… есть?… отвечай… есть?

— Хочу я есть? — предположил я. И вздрогнул, услышав звуки своей речи. Я говорил на совершенно незнакомом мне ранее языке.

— … — бросила незнакомка. По интонациям, немного чуждым, но уже вполне понятным, я понял — ответ утвердительный.

— Я хочу есть, — произнёс я увереннее.

— Нельзя, — сухо ответила девушка. — Поспишь….. можно… только…… понимать….. лучше. — Незнакомка бесшумно вышла из дверей.

Я попробовал позвать её, просил остаться, но не смог вспомнить ни слова.

— Я хочу есть, — разочарованно произнёс я. И, подумав, добавил: — И пить.

Но девушка с татуировками на лице уже ушла. Тяжело вздохнув, я снова лёг на кровать. Впрочем, чего вздыхать? Меня не бросили, может быть, когда-нибудь даже покормят, я почему-то начал понимать часть иностранных (или, скорее всего, инопланетных) слов. За последнюю неделю возможность такого исхода казалась мне просто чудом! Но сейчас чудо свершилось.

«Очередное небольшое благое чудо из списка после одного большого, но жутко неприятного», — угрюмо подумал я.

А чем ещё считать моё попадание сюда, кроме как не чудом? И сюда — это куда? В другой мир? Будущее Земли? Бред… фантастика… Но я действительно оказался в этой фантастический ситуации, и не верить своим глазам, всему, что я увидел за последние несколько дней, не могу. Как говорилось в одном хорошем романе: тот, кто не верит своим глазам, мудак.

Можно, конечно, надеяться, будто я просто сошёл с ума, и скоро меня откачают врачи в психушке. Но это будет очередным чудом, а их запас, боюсь, иссякает. Да и намного ли лучше будет оказаться в психбольнице, чем в новом, совершенно незнакомом, мире?

Санитары, слышите? Я выбираю новый мир. Буду ползать по руинам в поисках сокровищ. Или чем тут ещё занимаются? Сдают останки боевых роботов в металлолом? Разберусь.

Пока же мне остаётся только лежать на неудобной кровати, пялиться на голые стены и надеяться на лучшее.

И лучшее пришло вместе с моей спасительницей, несущей в руках миску.

— Сядь, — приказала мне незнакомка. Когда я повиновался, она протянула мне миску и произнесла: — Пей…, понял?

Скорее всего, она сказала мне пить медленно, но, даже если бы я понял слово «медленно», то не послушался бы. Даваясь и обливаясь, вылакал содержимое миски в один момент. Как я узнал позже, пойло было отвратным на вкус, едва тёплым, но в тот миг, мне казалось, что я выпил что-то великолепное. Наверное, даже прослезился от счастья. Эффект зелья ещё больше поднял мне настроение — я буквально чувствовал, как сердце забилось в моей груди с новой силой, а мышцы наливаются силой.

— Есть, — умоляюще произнёс я, возвращая пустую миску.

— Нельзя, — резко ответила девушка.

— Хочу есть.

— Нельзя. Вредно.

— Лучше, — кивнул я. Слово «хорошо» упорно не шло на язык.

— … — повторила девушка то же слово, которым в прошлый раз выражала утверждение, но сейчас оно звучало как похвала.

— …? — с трудом произнёс я, всё ещё не понимая смысла.

— … — подтвердила незнакомка. — Спи. — Она поднялась и так же бесшумно покинула помещение.

Проводив её взглядом, я положил голову на подушку. Меня действительно клонило в сон… сон… сон…

* * *

Честь. Дирижабль. Утка. Кровь. Война. Ничтожество. Глагол. Человек. Местоимение. Сутулый. Ходить. Картина. Жёлтый. Ухо. Продавец. Мечта. Обман.

Жуткая боль буквально выворачивала мою черепную коробку. Причём, болела не только левая половина головы, боль раскатывалась по всей черепной коробке, от лобной части до затылка. Она накатывала, усиливаясь, словно гром, потом немного утихала, но ненадолго, лишь для того, чтобы вернуться, став хуже в разы.

В глаза бил яркий жёлтый свет. Угол подушки впивался в мой затылок не хуже гвоздя.

Застонав, я поднял голову.

Оказывается, в затылок мне упиралась вовсе не подушка, а железный угол столика, стоящего рядом с моим лежбищем. Это как же я спал, что оказался в полусидячем положении поперёк кровати?

У меня вырвался стон. Голова болела вовсе не из-за неудобной позы или железа, впившегося в затылок, она раскалывалась от информации, которую в неё кто-то вливал. Кто-то? Нет, я знал, кто. Эта зеленоглазая девушка. Наверное, она использовала что-то вроде гипноза, чтобы быстрее научить меня местному языку. Но как? А чему тут удивляться? Вернее, сколько уже можно удивляться? Действенный гипноз, позволивший мне во время сна учить чужой язык, не самое удивительное из произошедшего со мной.

— Гипноз, — сказал я вслух. И с удовлетворением услышал чужую речь. — Дирижабль. Честь? Жёлтый? — Знакомые звуки, но их сочетание я слышал впервые, хотя и легко представлял их себе. — Забавно, — добавил я, стараясь говорить по — русски. Получилось, но с трудом. — Подчиниться гипнозу, — продолжил я экспериментировать с чужим языком. Но вот сказать «Меня подвергли гипнозу» не получилось. Наверное, надо ещё поспать, чтобы составлять более сложные предложения. — Горит свет. Потолок лампочка верх.

Нормальные предложение не получается, но это уже лучше, чем ничего. Учить бы так английский в школе… Но размышлял я, кажется, всё ещё на русском. Или, скорее, какой-то чудовищной смеси местного языка и родного.

Я поднял голову и зажмурился. Округлая и почти плоская лампочка на потолке горела слишком ярко, но как убавить свет? И возможно ли это вообще?

— Ярко горит свет, — произнёс я, продолжая экспериментировать.

— ….. я……. знаю, — буркнул кто-то из коридора. Слова звучали коротко, как предлоги или частицы, и я почти ничего не понял.

Повернув голову, я увидел своего бородатого спасителя, стоящего в дверях. Они тут что, все бесшумно ходят? Сапоги бородача должны были издавать настоящий грохот в пустых железных коридорах.

— Спасибо, — подумав, сказал я.

— …..?

— Спасение.

— Отработаешь, — грубовато сказал мужик, пряча в бороду улыбку. — Сейчас станет….. светло. Хочешь есть?

— Хочу.

— Сейчас… принесёт, я позову… сначала убавлю свет.

Я кивнул и поднялся с кровати. Ноги подкашивались, но по сравнению с тем, что было во время прошлого моего пробуждения, состояние организма улучшилось в разы. Если бы не зверский голод, можно сказать, я был почти счастлив. Я сел обратно на кровать и, прикрыв глаза, прислонился к стене.

Свет в комнате померк, потом снова стал ярким, и, наконец, через пару минут лампочка засветила приятным для глаз золотистым светом.

— Спасибо.

— Сейчас позову… — сказал бородач, дёрнув головой, что, видимо, означало утвердительный жест, и ушёл. Его тяжёлые сапоги громыхали по железному полу.

Значит, он пришёл сюда до того, как я проснулся. Мне даже немного неуютно стало, причём, я с трудом мог понять отчего. Во мне поселилось странное чувство опасности и неуверенности в каждом следующем дне.

Пару минут подумав над этим, и так не поняв мотивов этих ощущений, я снова принялся экспериментировать с языком. В итоге пришёл к выводу, что хорошо знаю существительные, глаголы и местоимения, последних, впрочем, оказалось не так много. А вот с другими частями речи оставались проблемы — часть прилагательных, часть наречий и полное незнание вспомогательных частей речи. Ну, разве что, знал ещё «да» и «нет». Но общаться короткими предложениями я уже мог.

Моя гипнотизерша проникла в комнату так же бесшумно, как и в прошлый раз. И так же в её руках была миска с тем бульоном, которого, правда, в этот раз оказалось куда больше, чем в прошлый. Залпом выпив содержимое миски, я почувствовал себя ещё лучше. Правда, на этот раз скорость уничтожения бодрящей бурды по вкусу напоминающей разведённые в воде дрожжи обуславливалась вовсе не моей жадностью, а отвратным вкусом — я старался справиться с ней как можно быстрее, как с микстурой в детстве.

На этот раз, когда я вернул миску, зеленоглазая не стала никуда уходить. Поставив ёмкость на стол, она сказала мне:

— Поверни голову.

Я послушался. И снова утонул в её ярко-зелёных глазах. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я понял, что я — это я, чувство было таким, будто меня выжали, как лимон.

— Продавец грёз? — тихо и с горечью в голосе спросила девушка. — … заключил договор с Продавцом грёз?

— Да, — дёрнул я головой, стараясь изобразить движение, сделанное бородатым.

— Молись, — коротко и неожиданно жёстко сказала девушка-гипнотизёр. — Спи.

Моего словарного запаса не хватило ни для того, чтобы спросить, кто это такие «продавцы грёз», ни для того, чтобы возмутиться, ведь спать совершенно не хотелось. Но, прежде чем я составил более — менее сносное предложение, снова вырубился, как младенец.

* * *

Мне снился маленький домик, стоящий посреди большого сада. К домику, огибая небольшой частично заболоченный прудик, вела тропинка. Когда-то стены этого дома были белыми. Сейчас их покрывала копоть и кровь. Обгоревшая крыша обвалилась, в больших окнах не хватало стёкол, а там, где они ещё остались, их обломанные края напоминали ухмылку какого-то хищного зверя. Распахнутая дверь болталась на одной петле, но войти в неё совершенно не хотелось, словно это была ловушка.

Не смотря на разруху, этот домик был мёртв лишь на первый взгляд. Где-то внутри в нём всё ещё теплилась жизнь. Не знаю почему, но мне казалось, что здесь живут дети. Грязные оборванные дети, повидавшие за свою короткую жизнь слишком много крови. Эти дети не были злыми, просто жестокими, но ведь они и не виноваты в том, что им достался уже разрушенный домик?

Взрослые в доме отсутствовали, иначе я бы их почувствовал. Все здешние взрослые уже давно гниют в земле.

Я стоял на тропинке, ожидая, когда появятся жильцы, но этого не происходило. Вместо них из — за дома вышла некрасивая девушка с кривыми зубами. Здесь она тоже была чужой. Или, скорее, гостьей, нечастой, но хорошо знакомой.

— Привет, — сказала она, таинственно улыбаясь.

— Привет, — кивнул я. Мне казалось, будто я уже где-то видел её, но не мог припомнить — где.

— Тебе здесь нравится? — спросила незнакомка.

— Нет.

— Почему?

— Здесь… — я замолчал, оглядывая домик. — Я чувствую боль в этом месте, — сформулировал я, наконец, свои чувства. — Мне кажется, что здесь живут дети, но я не понимаю, как у них это получается.

— Дети не виноваты, что взрослые разрушили этот домик, — повторила мою мысль дурнушка. — Возможно, им даже удастся починить его.

— Я на это надеюсь.

— Конечно, надеешься. Ты бы хотел помочь им?

— Да, — кивнул я. — Почему бы и нет? Я же хотел, чтобы всё изменилось.

— Так ты доволен тем, что произошло?

— Нет. Я даже не знаю, куда я попал, и что я должен делать. И всё же здесь я чувствую себя более живым, чем там. У меня словно появилась цель, цель, которой не было никогда. Думаю, я справлюсь. Но я не понимаю… — я замолчал. Я не понимал ничего. Ни кто я, ни где я, ни что же всё — таки изменилось. Слова, сказанные секундой назад, казались полным бредом, будто кто-то вложил их в мои уста. Либо говорил за меня. — Я не понимаю… — повторил я. У меня закружилась голова. Я тяжело упал на колени, разбив их в кровь.

— Ты лишь ребёнок, как и те, кто живёт здесь, — произнесла незнакомка, приближаясь ко мне. Она действительно возвышалась надо мной, как скала. — Глупый ребёнок, который не знает, чего хочет. Но уже поздно. Ты уже живёшь в этом разрушенном домике. И тебе придётся его полюбить.

Я поднялся с колен, но девушка пропала. И тогда, стерев кровь с колен сорванной с края тропинки травой, я пошёл к домику.

 

Глава четвёртая

— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил Крог, вытирая запачканной в мазуте рукой бороду.

— Ни шиша, — признался я. — Орайя просила сходить и спросить, не надо ли тебе чего-нибудь.

— Не надо ли чего-нибудь? — переспросил бородач. — Конечно, надо. Дизель надо поменять. Бодрюша как можно больше, чтобы залатать дыры в газовых мешках. Металл-то для каркаса найдётся… А если ты лез на эту верхотуру, чтобы спросить, не хочу ли я есть или пить, то ты сделал это зря. Я ничего не хочу. Вот если бы ты приволок выпивки… — Механик тяжело вздохнул. — Но у этой засранки мелкой хрен чего допросишься. Капитан сказала, что в её отсутствие пить нельзя, значит, пить нельзя.

Я кивнул. Сам бы не прочь выпить, но уж мне-то Орайя, мой личный врач и гипнотизёр, точно этого не разрешит. Вообще, за последние шесть дней я в третий раз встал на ноги и, сильно хромая, впервые покинул свою комнату.

Во время каждого пробуждения Орайя быстро выясняла у меня, как идёт процесс изучения языка, и снова погружала в сон. На мои вопросы девушка практически не отвечала, единственное, о чём я от неё узнал, так это о том, что мне несказанно повезло: их дирижабль пришвартовался здесь за полчаса до моего появления. Ну, и ещё, что команда этого цеппелина состоит из семи человек, пятеро из которых уехали на машине за недостающими деталями, необходимыми для починки.

— А когда приедут остальные? — спросил я у Крога.

— Ну, — механик снова начал теребить свою бороду, — уехали они дней двенадцать назад, так что скоро должны вернуться.

— Подожди, — медленно сказал я. — Двенадцать дней назад?

— Ну да. До города, в котором мы были последний раз, около тысячи километров, так что должны скоро приехать.

— Но… Разве я спал двенадцать дней? Я же помню, что, когда ты меня принёс, в бункере было много людей.

— Конечно, двенадцать. А ты сколько думал? А, — бородач рассмеялся. — Орайя тебе не сказала? Да уж, она девка молчаливая, впрочем, нет ничего хуже, чем болтливый охотник за головами. (Эта фраза была моим вторым шоком за этот день). Первые шесть дней ты спал, не просыпаясь. Не думал же ты, что она начала пичкать тебя нашим языком сразу? Поверь, Алексей, это бы тебя убило. Я-то в этом ни хрена не понимаю, но девчонка говорит, будто мозг потребляет массу энергии. Видел бы ты, сколько она съедала после того, как приходила от тебя. И, ты, наверное, не заметил, но она очень сильно похудела. Так вот, если бы она начала тебя обучать сразу, как ты приполз, ты бы умер от истощения. Ты и так едва жив был.

— Ясно. А… — я замялся. — А что будет со мной дальше?

— С тобой? Ну, отработаешь долг, задолжал ты, кстати, не хило, тысячи три-четыре кредитов, а потом можешь быть свободен. Если, конечно, не захочешь остаться, у нас в последней стычке как раз… кхм…

— Значит, если я захочу, то смогу остаться? — уточнил я.

— Конечно. Даже заработаешь кое-что. Если выживешь, конечно.

— А чем вы занимаетесь?

— Мы? — Крог усмехнулся. — А ты ещё не понял? Мы — свободные путешественники, мастера на все руки. Почта, контрабанда, пассажироперевозки, наёмные убийства. Мы занимаемся всем, лишь бы платили. Я — механик и рулевой, второй механик — Эмена, моя дочь, она же и повар. Орайя, Корос и Дерек — убийцы. Авер — хрен пойми кто, делает всего понемногу, врачует в том числе. Ну и Капитан, она же главная рулевая. Был ещё у нас Кайг, снайпер, но стычка, стоившая этому малышу дизеля и половины пузырей с газом, оказалась для Кайга последней. Пулемётную установку на цеппелине видел?

— Нет, — покачал я головой.

— А она была. Но ничего, у нас ещё бронебойная винтовка есть, а после выполнения заказа хватит на новый пулемёт, получше старого. Может, даже на пушку. Если не сможешь стать снайпером, найдётся другая работа… Мы всем рады, лишь бы прок был.

— А я-то как рад, — пробормотал я.

Радовался я или грустил? Чёрт его знает. Одно я знал точно — моя жизнь действительно кардинально поменялась.

* * *

Пожалуй, стоит описать цеппелин, которому на неопределённое время предстояло стать моим домом.

Дирижабль имел сигарообразную форму, в длину он достигал метров ста пятидесяти, а диаметр составлял примерно четвёртую части длины. Корпус летательного аппарата был сделан из дюралюминия. Чёрт его знает, как даже такая махина держала дюралевый корпус. Возможно, дело в большем, чем на Земле, атмосферном давлении.

Помещения располагались внутри корпуса, из — под аэростата выглядывала только рубка управления, да под оперением торчали два винта. Корпус цеппелина был выкрашен в серый цвет. Наверное, из — за цвета я поначалу и не заметил эту махину — когда Крог нашёл меня, уже смеркалось, и увидеть сероватый на корпус на фоне темнеющего неба было не так просто. Да и в тот день дирижабль, благодаря весу машины, висел над землей куда ниже, чем сейчас.

О воздушном бое, в котором погиб снайпер, а корпус цеппелина был так сильно повреждён, механик рассказывал скупо и без особых подробностей. Часто и вовсе пожимал плечами, предпочитая не отвечать на глупые по его мнению вопросы. Эта стычка являлась настолько обыденным делом, что уже через две недели о ней мало что удавалось вспомнить.

Раздражение механика проявлялось лишь при упоминании повреждений, которые оказались слишком серьёзными для обычной стычки: правую сторону корпуса буквально изорвало в клочья пулями, из — за чего пять из двенадцати мешков с гелием пришли в негодность, а от пулемётной установки и, следовательно, пулемёта вместе с уймой патронов остались лишь воспоминания. От пулемётчика, понятное дело, тоже, но его механик особо не жалел — парень не прожил на борту и недели. Материалы для Крога были куда ценней малознакомого человека.

Обрадовавшись предложению остаться, я резко поумерил свой оптимизм. Команде требовался стрелок, и, за неимением альтернативы, им предстояло стать мне. Сложив два и два, я понял, почему так сильно пострадала именно правая часть дирижабля — виной тому как раз пулемётная установка. А это значит, что мне предстояло занять самую опасную должность в команде. Я даже подумывал о том, чтобы потихоньку смыться, но не рискнул: тысяча километров до ближайшего города — слишком большое расстояние, чтобы его можно было пройти пешком, не имея ни каких-то запасов продовольствия, ни оружия. К тому же, незнание местных обычаев могло бы плохо отразиться на состоянии моего здоровья. Я мог попасть в рабство (мало ли, на Земле оно широко практиковалось до девятнадцатого века), загреметь в тюрьму, а то и вовсе заблудиться и погибнуть. Кроме того, мне не хотелось повторят тот опыт голодания, едва не стоивший мне жизни.

Но больше всего меня беспокоило отсутствие оружия. Умом-то я понимал, что у человека имеющего, к примеру, винтовку куда больше шансов нарваться на пулю, выпущенную таким же вооружённым придурком, но жажда раздобыть что-нибудь убийственное перебарывала логику. Без оружия я чувствовал себя абсолютно голым. Наверное, это было чем-то вроде инстинкта. Теперь я понимал, почему люди в фильмах или книгах во время каких-то бедствий или апокалипсиса вооружаются и пускают друг в друга пули, вместо того, чтобы договориться и жить мирно. Дело в страхе. А пистолет или автомат под рукой помогают его перебороть, почувствовать себя уверенней.

Но моя жажда завладеть хотя бы мушкетом обуславливались не только этим инстинктом. Я попал в другой мир, где два дирижабля, встретившись в небе, могут без переговоров начать пускать друг в друга пули. В этом случае оружие мне просто необходимо.

Хуже того, обладание оружием означало то, что мне придётся им пользоваться. Я не пацифист и не ханжа. Я понимал, что в случае, когда судьба предоставит мне выбор стрелять или быть убитым, на самом деле выбора никакого и не будет. Когда здесь и сейчас решается жить тебе дальше или умереть не время рефлексировать и размазывать сопли по щекам. Но сама мысль о том, что мне придётся кого-то убить, как будто уже была убийством, она будто бы вырывала меня из привычного мира…

… в котором я уже не находился.

Началась новая жизнь, и я сам могу решать, кем быть и как себя вести. Не скажу, что я этому слишком радовался, но в моей жизни исчезла всякая определённость, и это щекотало нервы.

Чтобы подумать об этом у меня был целый день. Когда я проснулся, Орайя обследовала меня — введя в транс, конечно — а потом сказала, что я полностью восстановился. Я хотел поговорить с девушкой, но та, проигнорировав все мои вопросы об этом мире и, главное, об исполнителях желаний, ушла, оставив то же отвратное пойло в миске в качестве завтрака. К счастью, сегодня в витаминном бульоне плавало ещё и два размокших сухаря. Позавтракав, я напялил выделенные мне из запасов Крога штаны и рубаху, которые были мне коротковаты, но чересчур широки, и направился на поиски механика. Но и с ним поговорить не удалось — бородач был слишком занят дизелем, так что в ответ на все вопросы я получил приличную порцию ругани и совет дождаться Капитана.

Маясь от скуки, я побродил по окрестностям, но ничего интересного не нашёл — та же выжженная земля, местами покрытая короткой рыжей травой, те же ржавеющие железные монстры. Бункер я изучил ещё вчера, кроме коридоров, комнатушек, да пары заставленных столами и стульями столовых и трёх комнат отдыха, там были только разбитые в хлам проржавевшие пулемётные установки да пушки. Поэтому я пошёл в свою комнату и весь день плевал в потолок, размышляя о своей нелёгкой судьбе и возможных её исходах.

А вечером вернулась остальная часть команды.

 

Глава пятая

— Это машина? — сглотнув, спросил я.

— Ну да, а чему ты удивляешься? — хмыкнул Крог. — Машина экстра-класса. Практически совершенство. Небось, ты таких в жизни не видел.

И действительно, чему? Нет, я, конечно, предполагал, что машина не будет походить на привычные мне модели, но это… В общем, это тот случай, когда машина не роскошь, а средство передвижения.

С жутким грохотом со скоростью бегущего трусцой человека на нас плёлся монстр, за которым развевался шлейф чёрного дыма. Огромный, размером с грузовик, агрегат имел тупой треугольный «капот», обшитый бронёй, пулемётную турель на крыше низкой кабины, занимающей почти всю длину «автомобиля», и гусеничную тягу. В общем, машина напоминала жутковатый гибрид локомотива с танком и трактором одновременно. Грузовая площадка, которую мне удалось рассмотреть только в момент, когда железное чудище остановилось, располагалась в хвосте агрегата, имела крохотные размеры и большую её часть занимала разобранная пулемётная турель.

— Оно что, на паровом ходу? — просил я у механика, когда это стало возможно — громыхало средство передвижения ужасно.

— Ну да.

— Так у вас же есть дизели?

— А ты знаешь, сколько они стоят? Нам и эта машина влетела в такую сумму… А если на неё поставить дизельный двигатель, она стала бы ещё раза в полтора дороже.

Я кивнул, это мне в голову не приходило. Выходит, всё-таки роскошь…

— И вообще, — продолжил Крог, — этот дирижабль мы угнали, большинство всё ещё на ручном ходу летают. На новый пулемёт у Кэпа денег, кстати, не было… что-то она продала. Или парни грохнули кого-то за деньги.

— Ясно.

Остановившись, машина продолжала трястись и испускать дым. Увидев в окнах несколько лиц, я помахал рукой. Ответила мне только круглолицая румяная девушка, видимо Эмена, дочь Крога. Что ж, особых нежностей от наёмников я и не ожидал.

— Ну-ка на хрен! — заорал бородатый механик, чуть не оглушив меня. — Не жгите за зря уголь, мать вашу!

— Не ори! — рявкнула на него появившаяся из люка на крыше женщина в роговых очках. — Или ты его из топки доставать хочешь?!

— Не хочу, Капитан, — мигом стушевавшись, сказал Крог.

— Вот и молодец. — Женщина в очках ловко вылезла из люка и, переступив щит, который должен был защищать пулемётчика во время боя, ловко спрыгнула на землю с трёхметровой верхотуры машины. — Ты, значит, голозадый, — буркнула она, приближаясь.

— Алексей, — представился я.

— Капитан. Так меня и зови, понял?

— Понял.

Капитан была весьма симпатичной голубоглазой блондинкой лет тридцати. Пожалуй, портили её только жутковатые очки, напоминающие печные заслонки, и слишком широкие для женщины плечи. Ну и одежда, практически скрывающая фигуру — плотные брюки, китель да высокие кирзовые сапоги, только пилотки или фуражки не хватало. Не нравятся мне девушки в форме… И с оружием — на поясе у теперь уже моего босса висел пистолет, напоминающий «Маузер».

Но долго мне себя рассматривать Капитан не дала.

— Где Орайя? — резким голосом спросила она.

— Часа три уже не видел, — пробурчал Крог.

— Угу, — кивнул я, как попугай. Вообще, чувствовал себя немного неуютно. Даже чуть — чуть побаивался.

— Тебя никто не спрашивал, — осадила меня Капитан. Через секунду её лицо приобрело задумчивый вид. — Что делать-то? — спросила она сама у себя, теребя подбородок большим и указательным пальцем. — Ладно! Ты, как там тебя. — Тычок пальцем мне в грудь. — Идёшь за мной. Крог, помогаешь разгрузить машину. Увидишь эту соплячку, скажешь, что мне надо с ней поговорить.

— Есть, — кивнул механик, вытянувшись по струнке, только что честь не отдал. Подумав об этом, я понял, что и сам стою по стойке «смирно».

— Чего встал? — довольно резко и с долей ехидства спросила у меня Капитан. — Я, кажется, отдала приказ.

Чуть не подпрыгнув на месте, я быстро зашагал в сторону бункера.

В моей комнате командир дирижабля уселась на мою же кровать. Положив ногу на ногу, она выглянула из — за своих печных заслонок и буркнула:

— Рассказывай.

Я вкратце обрисовал свою старую жизнь, встречу с Продавцом грёз и путешествия по пустырю.

— Бесполезен, — констатировала Капитан, когда я закончил. — Оружие в руках не держал, в механике ни черта не понимаешь, в медицине ещё меньше, и вообще — увалень домашний. И, если бы Орайя не подтвердила, что ты действительно пришлый, я бы сейчас же вышвырнула тебя отсюда — психи в команде мне не нужны.

— Угу, — кивнул я, покрываясь испариной.

— Не бойся, здесь не бросим, — усмехнулась моя собеседница, или скорее — мой допросчик. — Но у нас здесь не богадельня, сам понимаешь. Мне на корабль нужен стрелок, а нанимать профессионала — дорого. Особенно, если этот профессионал гибнет в первом же воздушном бою. Посмотрим, как ты справишься с оружием, в противном случае будешь помогать Эмене по кухне и мыть полы. За лекарства, лечение, еду и одежду с тебя две с половиной сотни кредитов, ещё пять тысяч — за перевозку до города.

— Простите? — пробормотал я, лихорадочно облизывая пересохшие губы.

— Ну, ты же, будь у тебя деньги, покинул бы нас в ближайшем городе?

— Да. Наверное.

— Ну вот, пять тысяч кредитов за доставку. Можешь, конечно, остаться здесь, я могу простить покойнику долг в две с половиной сотни кредитов, но мне кажется, так ты не поступишь. Пока ты назначен стажёром на дирижабль. Жалование, с вычетом еды, пятьсот кредитов в месяц. Время стажировки — три месяца, плюс — минус, как себя покажешь. Справишься с оружием, будешь получать втрое больше, не справишься — станешь поломойкой с жалованием в триста кредитов. Всё понял?

— Да…

— Вот и молодец, — Капитан жёстко улыбнулась и, поднявшись с кровати, хлопнула меня по плечу. — Добро пожаловать в команду.

— Спасибо, — процедил я, стараясь вложить в благодарность такую же долю сарказма, как и в последнюю фразу моей новой нанимательницы.

Итак, меня спасли, взяли в команду и отвезут в город. Замечательно. На меня повесили, очевидно, не маленький долг. Уже хуже, но я ведь и верил в человеческую бескорыстность? В лучшем случае мой долг удастся оплатить за десять с половиной месяцев… В худшем — почти через полтора года. И это если совсем не тратить деньги, но вряд ли мне это удастся.

Вот такая получается жизнь в ипотеку. Впрочем, с ипотекой я бы попал в долговую яму на куда больший срок.

В любом случае, у меня появилась возможность прожить ещё хотя бы несколько дней. И этим нужно пользоваться.

* * *

Здешняя луна была прекрасна. Я смотрел на неё не в первый раз, но только сейчас увидел её красоту. Возможно, дело в том, что я первый раз наблюдал за движением огромного по Земным меркам голубоватого диска сытым, одетым и отдохнувшим, впервые любовался им, а не проклинал.

Глубоко вдохнув холодный ночной воздух, я потянулся и громко выдохнул, издав при этом кряхтящий звук. Попробовал улыбнуться, и улыбка, пусть и не очень счастливая, выползла на мои губы.

Да, как бы то ни было, жизнь налаживается. Дрожащий диск луны будто бы подмигивал мне, соглашаясь. Интересно, от чего это дрожание? Из — за более толстой атмосферы? Может да, а может, и нет, я не очень-то разбираюсь в астрономии. Наверняка здесь чудовищные по силе приливы… или луна на самом деле не такая уж и большая, просто вращается ближе к планете?

Я сунул руки в карманы и, сгорбившись, поплёлся в бункер. Наверное, все уже спали, мне же, проспавшему почти две недели подряд, в постель не хотелось. Поэтому, сев у входа своего нового пристанища, я принялся вспоминать события этого вечера.

Сначала появилась Орайя. Капитан сразу увела её в столовую — единственную комнату, у которой закрывалась дверь. Разговор почти сразу начал вестись на повышенных тонах, но это, видимо, было в порядке вещей. О чём они спорили — не известно, да я и не слишком-то хотел подслушивать. Примерно через четверть часа девушки вышли из столовой, раскрасневшиеся и злые. Ещё через полчаса была завершена разгрузка грузовика, и мне представилась возможность познакомиться с остальными.

Корос и Дерек — братья-близнецы, похожие друг на друга как две капли воды, белобрысые и голубоглазые. Они даже разговаривать начинали одновременно, и так же одновременно начинали орать друг на друга. Хотя, их постоянные склоки выглядели скорее шутками. Понаблюдав за ними некоторое время, я понял, что не так-то они и похожи — один был дёрганый, взбалмошный, другой наоборот спокойный, с холодными недобрыми глазами, но кто из них Корос, а кто Дерек, я так пока и не понял. По словам Крога ребята были опытными наёмными убийцами, но худые белокожие лица не выражали никакой агрессии. Если бы не холодный взгляд одного из них, я бы никогда не поверил в то, что эти забавные задиры вообще способны кого-то убить.

Относительно них Авер выглядел настоящим головорезом. Высокий и широкоплечий верзила с мрачным взглядом. Во время первой встречи он взглянул на меня так, словно в любой момент мог прыгнуть на меня и задушить. Два шрама на лице делали его вид ещё более устрашающим. Но, как выяснилось позже, оружие в руки он брал только сломанное и только для того, чтобы починить.

Дочь Крога Эмена оказалась приятной смешливой девушкой, невысокой и широкобёдрой. Когда я знакомился с ней, она сказала, что я могу считать их своей семьёй.

«Семья, — подумал я. — Что сейчас с моей семьёй? Наверное, переживают… Или, быть может, с ними всё нормально, и они считают своей дочерью некрасивую кривозубую девушку. Если она оказалась способна переместить меня сюда, то внушить это моим родителям будет несложно. Хотя… зачем ей это? Мы не богачи и не политики…

Семья, — повторил я, смакуя. — Могу ли я считать семьёй контрабандистов, убийц, пусть и спасших меня, но, фактически, взявших после спасения в рабство?

Наверное, нет. А значит, надо быстрее отрабатывать свой долг, чтобы у меня появился хоть один шанс на благополучное будущее».

Решив так, я поднялся с земли и, отряхнув штаны, забрался в бункер. Завтра же попрошу, чтобы меня начали обучать стрельбе. Пусть я по уши в долгах, пусть мне не очень-то нравится моя новая «команда», но я смогу стать хозяином самому себе и выбраться из всего этого болота, ведь моя жизнь только в моих руках и только я могу на неё влиять.

 

Глава шестая

— Ну, на кой хрен ты задерживаешь дыхание? — бубнил Авер. — На выдохе стреляй, на выдохе…

— Я стараюсь, — пытался я возражать, но каждый раз всё повторялось — я вновь задерживал дыхание перед выстрелом и начинал дышать во время спуска крючка.

— Десять целей из восемнадцати патронов, — констатировал Авер, когда я, наконец, закончил. — Я без прицела лучше выбью, чем ты с прицелом. Капитан сказала, что сегодня ты должен выбивать десять из двенадцати, а значит, стоимость лишних патронов будет вычтена из твоего жалования. За всю неделю это… это… шестьдесят кредитов. Да сколько ещё сегодня настреляешь. Мыть тебе полы, парниша.

— Угу…

— Ладно, — мой учитель посмотрел на заходящее солнце. — Сегодня уже лучше не настреляешь. Пойдём, будешь помогать с погрузкой, так от тебя толку будет больше.

Сконфуженный, я забросил за спину свою снайперскую винтовку и поплёлся за Авером.

Уже три недели я учился на стрелка. Сначала в качестве оружия мне выдали какую-то жуткую пневматическую рухлядь, из которой и воробья-то выстрелов с семи не факт что убьёшь. Тем не менее, уже через неделю я выбивал девяносто четыре из ста, и воодушевлённая Капитан выдала мне настоящую снайперскую винтовку с оптическим прицелом. И успех с пневматикой продолжился полным провалом со «снайперкой».

Слишком длинная и слишком тяжёлая махина с такой отдачей, что у меня на плече очень быстро образовался не сходящий синяк, оказалась для меня чересчур тяжела в обращении. Большие проблемы доставлял излишне тугой спусковой крючок, который я постоянно очень сильно дёргал, тем самым сбивая себе прицел и дыхание, я невероятно долго выцеливал, не мог долго находиться в одной позе…

В общем, проблем на меня навалилась целая гора. Авер, мастер на все руки, говорил, что прошлый стрелок жаловался на полуавтомат — винтовка была снабжена магазином на шесть патронов — утверждая, будто во время захода второго и последующих патронов в дуло сбивается точность стрельбы, но, как мне сказал мой учитель, у меня проблемы со стрельбой начались куда быстрее.

— Ты уже дня три должен был учиться стрелять из пулемёта, — ворчал Авер, пока мы шли от стрельбища — раскладного железного стула, используемого мной в качестве упора, и ещё десятка поодаль, на которых стояли консервные банки — к дирижаблю. — Как мы посадим тебя за пулемёт во время боя? Как мы доверим тебе свои жизни?

Я уныло кивал, плетясь сзади. Сказать в свою защиту мне было совершенно нечего.

— Чего соглашаешься? — раздражённо сказал мой тренер, останавливаясь. — Ты должен быть настроен на учёбу, должен говорить «Нет, я справлюсь, я научусь стрелять», а ты бессильно разводишь руки, будто говоря «Ну вот, такой я неумеха, что теперь поделать?». Ты заранее настраиваешься на поражение, а должен идти к победе. Или ты хочешь ближайшие три года драить полы?

— Нет, — буркнул я, прочистив горло.

— Значит, пойдёшь сегодня стрелять после погрузки.

— Но…

— Никаких но! Трясущиеся от усталости руки смоделируют волнение во время боя. А бои иногда проходят и ночью, так что считай, что это последняя тренировка, максимально приближенная к боевым условиям.

— Угу…

Неожиданно Авер улыбнулся.

— Ты хороший парень, Алексей, — сказал он мягче. — Хоть я и не слишком-то верю во все эти сказки о другом мире, недоверия ты у меня не вызываешь. Тем более, Орайя сказала, что это возможно. Вообще-то, я и Продавцов грёз считал за дурную сказку… Но сейчас дело не в этом. Ты просто должен постараться, идёт?

— Да, — твёрдо сказал я.

— Вот и молодец. Но патроны я всё равно вычту из твоей зарплаты.

* * *

Погрузка завершилась уже под полночь, благо Крог сумел реанимировать прожекторы бункера, иначе мы бы не смогли закончить работу — близилось новолуние, и ущербный диск луны, обычно дававший достаточно света, едва позволял разглядеть пальцы вытянутой руки. В бункере остались только вещи, которые можно было унести с собой при посадке на дирижабль — посуда, одежда, одеяла с матрацами да личное оружие, в том числе и моя винтовка.

Отремонтированный цеппелин выглядел, как огромный зверь, немного неуклюжий, но устрашающий и неостановимый, хотя ещё пару недель назад его изорванные пулями бока придавали ему вид раненого мастодонта. Теперь, залатанный и выкрашенный, с новой пулемётной будкой, торчащей под его брюхом, дирижабль казался настоящей крепостью. У меня даже в голове не укладывалось, как эта махина может летать. Впрочем, я всегда был довольно далёк от машиностроения.

— Готово, — буркнул Крог, спрыгивая с верёвочной лестницы — он с близнецами укладывал на дирижабле подъёмное оборудование.

— Выпить бы, Капитан! — крикнул остановившийся посередине лестницы Корос.

— Выпьем! — хмыкнула та (шеф всё время руководила погрузкой, пока Орайя и Эмена готовили поздний ужин). — Ещё как выпьем. Отлёт завтра в полдень!

— О-о, хорошо!

Дождавшись Короса и Дерека, мы вернулись в бункер, где нас уже ждал накрытый стол. Сегодняшний ужин можно было назвать настоящим пиршеством — каша, консервы, сушёные овощи и фрукты, солёная рыба и хлеб. Настоящий свежий хлеб (муку и дорогущие сухие дрожжи привезли из города ещё три недели назад), а не сухари, которые, вместе с витаминно-овощным супом, уже не лезли в глотку. Всё это великолепие венчали бутылки вина и бренди, плотно уставленные на столе. Судя по всему, пьянка в честь завершения работ ожидалась серьёзная. Тем неприятней было идти тренироваться в стрельбе. Но, коль пообещал…

Когда все расселись за столом, Капитан подняла бокал с вином:

— Выпьем за удачное завершение работ, новый пулемёт и нового члена команды!

За этим высказыванием последовало громогласное «Ура!» и тычки, обрушившиеся на меня со всех сторон. Когда мужчины перестали трепать мою лохматую голову и набивать мне новые синяки, Эмена, зардевшись, чмокнула меня в щеку. От неё приятно пахло вином, а губы были мягкие и тёплые, так что этот целомудренный, в общем-то, жест вызвал у меня настоящую бурю эмоций. К веселью не присоединилась только Орайя, мрачно глядящая в одну точку. К выпивке она не притронулась и даже не собиралась — рядом с её тарелкой стоял бокал с водой.

— Его надо оставить в ближайшем городе, — сказала зеленоглазая, когда все поутихли и занялись содержимым своих тарелок. — Или допросить как следует и выбросить с дирижабля, как только поднимемся на достаточную высоту. Продавцы грёз никогда не приносили добра. Он проклят, от него можно ждать только худа. Он угробит всю команду, и, поверьте, я знаю, о чём говорю — я знаю этих ублюдков не понаслышке.

Я аж подавился. Вот оно как. Зеленоглазая меня не просто избегает, она меня ненавидит. Возможность освободиться от долга, казалось бы, должна была настраивать на позитивный лад… но вот возможность свободного полёта с дирижабля, да еще и без парашюта… Кажется, я понял, о чём спорила Капитан с Орайей по прибытию. Зачем тогда было меня лечить?

Но, кажется, так считала только Орайя.

— Он останется, — резко сказала Капитан, пригубив вина и вытерев рот салфеткой. — Кажется, мы это с тобой уже обсуждали. И как ты вообще посмела заявлять об этом при нём и всей команде?

— Просто так будет лучше. Я хотела, чтобы это знали все.

— Как будет лучше для команды решать мне! — рявкнула шеф. — И мой приказ обжалованию не подлежит, надеюсь, ты это не забыла?

— Нет. Но…

— Никаких но! Поешь и вон из-за стола, не порти настроение другим.

Орайя кивнула и, отставив полную тарелку, вышла.

— Дура, — раздражённо прокомментировала Эмена.

— Не обращай внимания, — сказал мне Авер. — Она у нас странная.

Я кивнул и уткнулся в тарелку. Кусок не лез горло, но я продолжал заталкивать в рот еду, стараясь заглушить мрачное настроение. Да и от такой вкуснятины как свежий хлеб отказываться просто грешно.

— Чего не пьёшь? — по — прежнему резким голосом спросила шеф, пристально глядя на меня.

— Мне сегодня ещё тренироваться, — ответил я.

— Никаких тренировок, сегодня праздник. Завтра по птицам постреляешь. Авер, приказываю отменить тренировку.

— Тренировка отменена!

Я улыбнулся и, кивнув, одним глотком выпил содержимое своего стакана. Выпивка немного улучшила моё настроение. Да и давненько мне не удавалось глотнуть чего-нибудь спиртного.

После третьего стакана мне стало плевать на всё.

* * *

Выворачивая из — за угла бункера, где из нескольких железных листов было сооружено отхожее место, я нос к носу столкнулся с Крогом. Механика шатало, пожалуй, ещё больше, чем меня, и я посторонился, чтобы пропустить его.

— Погоди, — неожиданно трезвым голосом произнёс Крог, останавливаясь. — Надо поговорить.

— Хорошо.

Механик очень долго и очень громко мочился на лист железа, так что я уже собирался потихоньку смотаться, но он, наконец, закончил. Подойдя ко мне, Крог тяжело вздохнул, потом ещё раз, а после, видимо не зная, с чего начать, выудил из кармана смятую пачку сигарет и протянул мне, правда, запечатанной стороной — всё-таки он был пьян.

— Будешь?

— Спасибо, — кивнул я. Сигареты здесь были удовольствием дорогим — пачка стоила пятнадцать кредитов, как десять патронов, поэтому для курящих Капитан установила норму — пять сигарет в день. Хочешь больше — покупай. Свой паёк я уже скурил, медитируя над винтовкой, так что угощение было кстати.

Мы закурили, правда, едва не рассыпав всю пачку.

— Не слушай Орайю, — произнёс, наконец, Крог. — Она вообще не любит чужих. Побесится ещё пару недель и успокоится. Тем более, другого выхода у неё нет — Капитану ты нравишься, Аверу тоже. Да даже близнецы не против твоего присутствия в команде, хотя обычно они новичков быстро не принимают. Так что не волнуйся, мы тебя не выгоним и не бросим. А долг… — механик кашлянул, замявшись. — Долг и есть долг, так? — закончил он свою мысль, хотя мне показалось, что он хотел сказать что-то другое. — Тебе даже лучше находиться сейчас с нами. Кое-чему научишься, пооботрёшься. Вообще, тебе служба у Капитана впрок пойдёт. Да ты и сам это понимаешь?

— Угу, — кивнул я, выпуская дым носом. От чересчур крепкой сигареты я опьянел ещё больше.

— Вот и молодец. Ты же как ребёнок. Наверное, ещё и не убивал ни разу?

— Нет.

— Да, наверное, поэтому ты так и нравишься шефу. Видишь ли, она любит детей, хотя своих у неё нет. Мы с ней как-то собирались… но, в общем, не вышло. — Крог тяжело вздохнул и, чиркнув о стену фосфорной спичкой, закурил вторую сигарету. — Мы с Иваллой… то есть Капитаном… уже десять лет друг друга знаем — оба служили во флоте. Я к тому времени лет пять был механиком на дирижаблях, а она пришла в нашу часть сразу после лётной школы. Молодая, красивая, амбициозная, резкая как понос с битым стеклом. Её даже старшие офицеры побаивались. Она быстро дослужилась до лейтенанта, но дальше продвинуться по службе не могла, не смотря на все старания и подвиги во время войны — Анара, наш остров, тогда воевал с соседями…

В общем, она не понимала, что же не так, пока один из генералов в открытую не намекнул, что для повышения ей надо… ну, сам понимаешь. Она дала ему в морду, а нападение на вышестоящего офицера — дело расстрельное, особенно в военное время. В общем, вырубив того засранца, она прибежала ко мне, мы уже тогда дружили, не смотря даже на то, что я был лишь механиком. А у меня в то время дела тоже плохо шли — жена умерла, в долги влез, дочь за неуплату из школы выгнали… Решение само пришло. Короче, генерала мы связали и спрятали, чтобы шума раньше времени не поднял, сбежали в город, забрали Эмену и угнали вот этого красавца. Эх, — механик рассмеялся, — весёлое было дело. За нами сначала гнались наши, потом враги, но мы, хоть и подбитые, всё равно сбежали, рухнули на побережье… Семь лет уже прошло, как видишь, нас уже не трое. А всё это я тебе рассказываю для того, чтобы ты знал: шеф — отличный человек, хороший командир. И ещё — она никогда никого не бросает. — Крог снова замолчал. — Что-то я разболтался, — хмыкнул он. — Не уснул?

— Нет, — пробормотал я. — Мне очень интересно. Я бы ещё послушал.

— Ну тогда пойдём выпьем, может, ещё чего услышишь.

Мы вернулись в столовую. Веселье шло полным ходом: близнецы устроили между собой соревнования по армрестлингу. Капитан судила их, впервые при мне скинув китель, под которым, оказывается, скрывалась просто великолепная грудь. Авер и раскрасневшаяся от вина Эмена весело кричали, подбадривая то того, то другого. Выпив ещё немного, я понял, что мне не хочется слушать ни истории, ни вопли остальных, только спать, и собрался уже уходить, но Капитан заорала на меня, требуя, чтобы я посоревновался с ней в количестве выпитого, я, почувствовав в себе новые силы, согласился…

В общем, я, хоть и победив, вырубился прямо за столом.

* * *

— Ты здесь чужой, — сказала мне чумазая девочка. — Зачем ты сюда пришёл? Что тебе нужно? Проваливай!

Я остановился в дверях. Хоть я и знал, что дом обитаем, я не ожидал встретить хозяев так быстро. Девочка, перемазанная гарью, стояла в передней, заваленной мусором. Её платье было изодрано, всклоченные волосы не аккуратно заплетены в косу. Чёрные от грязи пальцы с обломанными ногтями она сжимала в кулаки так, будто собиралась наброситься на меня.

— Я хочу помочь, — ответил я, оглядывая бардак, царящий в доме. Часть обгорелого потолка обвалилась, везде валялось битое стекло и обломки мебели.

— А с чего ты решил, что мне нужна помощь? — мрачно поинтересовалась девочка, разжимая кулаки и подбирая с пола куклу с чёрным от копоти платьем и выбитыми глазами.

— Но ведь этот домик можно отстроить.

— Можно отстроить? А разве у нас хватит сил? Проваливай, чужак.

— Я помогу, — твёрдо сказал я. — У меня хватит сил. Я же уже взрослый.

— Взрослый? — переспросила девочка.

— Да, — неуверенно кивнул я.

— Будь ты взрослым, ты бы был мёртв. Посмотри на себя, чужак.

Я вздрогнул. Девочке на вид лет шесть или семь, но мои глаза находились на одном уровне с её глазами. Переведя взгляд на свои руки, я увидел мягкие детские ладошки, уже перепачканные гарью — я держался за косяк дверного проёма, когда заходил. Разбитые в кровь колени едва прикрывали шортики в клетку, такие были у меня в детстве… В детстве? Я же ребёнок… Я вспомнил девушку с кривыми зубами. Значит, дело было не в том, что я стоял перед ней на коленях, она просто гораздо выше меня.

— Вот видишь, ты ничего не можешь.

— Но…

— Ты так же бесполезен, как и я, как и все мы. Уходи.

Девочка, видимо, потеряв ко мне всякий интерес, ушла в противоположный конец комнаты и, забравшись на обгорелую потолочную балку, принялась играть с куклой, но игра была слишком грубой — девочка дёргала её за руки и ноги, рвала платьице, что-то шепча себе под нос. Я почти не мог расслышать, что она бормотала, но кое — какие слова всё же расслышал.

— Нет, не убивайте меня, умоляю… — шептала девочка. — Нет… молю, только не убивайте…

Игра закончилась, когда она оторвала кукле голову, слишком сильно дёрнув её за волосы. Несколько раз попробовав присоединить голову на место, девочка отшвырнула обломки куклы и принялась бродить по дому в поисках очередной игрушки.

Тяжело сглотнув слюну, я вышел из дома.

Наверное, пытаться починить домик действительно бесполезно, мне нет здесь места. Я — лишь маленький ребёнок…

Но всё равно я поднял камень и потащил его в дом. Я оказался в этом месте не просто так. Я нужен здесь. И если я могу хоть как-то помочь… я обязан это сделать, пусть даже это кому-то не нравится.

Пока нужно прибить отвалившуюся нижнюю дверную петлю, а потом как-то постараться навесить на неё разбитую дверь.

 

Глава седьмая

— Ну как, устроился? — спросил Крог, засовывая голову в узкую будку, где сидел я. От этого его движения количество свободного места сократилось раза в три, не меньше.

— Тесновато, — пробурчал я.

— Ну, тебе здесь не танцевать и баб не водить. Ну-ка, поверни будку.

Я хотел спросить, как это сделать, но вовремя прикусил язык. В моём распоряжении было не так много вещей — гашетка, сиденье, напоминающее велосипедное, и привод под ним. Я нажал на педаль, она пошла, но туговато, пришлось надавить сильнее. Яростно засопев, я заработал обеими ногами, давя на педали изо всех сил. Медленно, чертовски медленно, со скрипом пулемётная будка начала вращаться вокруг своей оси. Облако, виднеющееся в смотровом окне, начало поворачиваться… поворачиваться… поворачиваться… Твою мать! Как медленно оно это делало! Я уже выдохся, а будка едва повернулась на девяносто градусов.

— Хватит! — сказал сверху механик.

Я облегчённо вздохнул и буквально повалился на пулемётный станок, тем самым задрав прицел в небесную высь (вверх и вниз турель передвигалась свободно). Головная боль и тошнота после вчерашней попойки не слишком хорошо отражались на моём и без того не самом хорошем физическом состоянии.

— Хорошо идёт, — продолжал Крог. — Мы новый механизм ставить как раз хотели, а видишь, как оно получилось с боем-то… Ну-ка давай назад поверни.

— Как?

— Да педали-то покрути. Вот тут только сначала сдвинь.

Я двинул рычажок, переключая «передачу» и вновь принялся яростно крутить педали. Это оказалось ещё сложней, так что мне пришлось хорошенько попотеть, прежде чем вернуть будку в прежнее положение, а непривычные к такой работе мышцы ног уже начинали ныть.

— Всё, вылезай, — довольным голосом сказал механик.

Я тяжело вздохнул, слез с сидушки (ну как слез, просто встал на ноги, чуть при этом не шмякнувшись макушкой о край люка) и, высунув голову и руки из люка, на локтях выбрался из будки.

— Потренируешься на днях, чтобы быстрее поворачивать, — сказал Крог. — Пошли, покажу, где твой гамак.

Я двинулся за механиком.

Когда я поднялся на дирижабль, меня постигло некоторое разочарование. Вместо бескрайних просторов неба меня ожидали узкий коридор обшитый фанерой, и крохотные комнатушки по бокам.

На землю с высоты птичьего полёта можно полюбоваться только из малюсеньких иллюминаторов. Иллюминаторы эти были далеко не в каждой каюте и предназначались скорее для того, чтобы у команды имелся круговой обзор. В рубке смотровое окно имело довольно большие размеры, но попасть туда не представлялось возможным: помятая Капитан и не менее помятый Авер заперлись там с двумя бутылками бренди. Так что полёт на дирижабле ничем не отличался от полёта на самолёте, правда, в самолёте можно было беспрестанно пялиться в иллюминатор, а здесь я вряд ли полюбуюсь красотами как-то по — иному, чем через прицел пулемёта.

Большую часть помещений дирижабля занимали склады. Здесь был специальный сухой отсек для писем, отдельные склады для перевозки портящихся и не портящихся грузов, ну и так далее. Машина занимала целый ангар, и ещё в одном хранился уголь для неё. Ну и, конечно, склады под пищу, воду, оружие, солярку… В общем, людям места практически не оставалось. К счастью, часто некоторые из складов пустовали, там-то и располагалась мужская часть команды, кроме Крога, всегда ночевавшего в гамаке на капитанском мостике. Орайя и Эмена занимали одну каюту, Капитан, конечно же, каюту имела отдельную. Как я понял, когда-то здесь было куда больше пассажирских помещений, но их-то и переоборудовали в дополнительные склады.

На нашем цеппелине имелась внутренняя связь, причём, довольно современная — дирижабль опутывала разветвлённая сеть настоящей телефонной линии. Но, как я понял, сообщения извне получались исключительно по радио и только на местном аналоге «морзянки». Такое расхождение в технологиях казалось мне странным, но, как позже объяснил Крог, всё дело было в деньгах. Более «передовые» технологии стоили куда дороже «обычных», так что даже на одном дирижабле можно встретить как аналоги земных технологий начала двадцатого века, так и середины девятнадцатого.

Так, например, в цеппелине присутствовал дизельный генератор, и была проведена система электрического освещения. Вечерами, которые начинали наступать всё раньше, мы могли зажигать свет по всему дирижаблю. Пока достаточно солярки, конечно. Которая, опять-таки, стоила приличных денег. Поэтому без острой нужды в ярком свете все пользовались керосиновыми лампами.

Разница технологий наиболее заметно отражалась в проблемах с огнестрельным оружием — мне досталась вполне приличная полуавтоматическая снайперская винтовка, у Капитана был пистолет с шестизарядным магазином. А вот остальные довольствовались гладкоствольными однозарядными ружьями, да у Авера имелся неисправный пятизарядный револьвер, который он уже довольно долго безуспешно пытался отремонтировать, но деталей, производящихся только у островных военных, найти не мог. И даже эти ружья стоили бешеных денег. Во сколько Капитану обошлась моя винтовка, я даже не мог предположить. Это наталкивало меня на мысли о том, что на должность снайпера, пока занятую мной, возлагались большие надежды. По мне так слишком большие. Пулемёты, конечно же, стоили ещё больше, но они обеспечивали безопасность всего дирижабля. Зато холодного оружия здесь хранилось много и на любой вкус: кортики, шашки, шпаги, рапиры, штыки…

Мне удалось полюбоваться здешним вооружением с лихвой — Эмена уже повесила мой гамак в оружейном складе. Здесь же валялось моё одеяло. Других вещей у меня пока не было — я всё ещё таскал запасные штаны Крога, подпоясанные верёвочкой, а сапоги и рубаху с курткой мне выделил Авер. Так что, расположившись (просто свернув одеяло), я отправился погулять по дирижаблю. Минут через пятнадцать, не найдя ничего интересного, я отправился спать.

И так продолжалось всю следующую неделю. Я бесцельно слонялся по цеппелину, спал, изредка мыл полы да тренировался быстрее поворачивать пулемётную башню. Крутил педали я до изнеможения, а после ещё с полчаса ходил, по инерции высоко задирая ноги. Но это занятие быстро дало плоды — уже на шестой день я поворачивал башню на девяносто градусов за десять секунд. От лишнего веса я и так никогда не страдал, а после вынужденной недельной диеты, двухнедельного питания одними бульонами и этих тренировок совсем отощал, хотя в последнее время жрал, как конь. Зато на меня перестали посматривать как на увальня.

Уже семь недель прошло с тех пор, как я попал в этот мир. Семь! И шесть из них я почти не думал о доме и родителях — на это не оставалось времени. Сейчас же… Да, я затосковал. Вспоминал даже свою последнюю девушку, которую и завёл-то только чтобы развеять ту тоску, что пожирала меня дома. А она, кажется, меня любила. Впрочем, мысли о ней обуславливались ещё и довольно длительным воздержанием.

Долго думал о родителях, переживал, как там они, как младший брат, отношения с которым у меня были довольно сложными, но в последнее время понемногу начинали налаживаться.

Двадцать один год я прожил на Земле и ещё семь недель здесь, на Нейи. Казалось бы, ясно, куда я должен был стремиться. Должен, да не обязан. Несмотря на тоску, я привыкал к своей новой жизни, и делал это очень быстро. Мне нравилось наблюдать из смотрового окошка за тем, как подо мной медленно проплывают леса, разрушенные города, заполненные разбитой боевой техникой равнины, и просто пустыри с мёртвой выжженной шесть десятков лет назад землёй. Мне начало нравиться перед сном раскачивать гамак. К не отличающейся особым вкусом и разнообразием еде я привык, не говоря уже о том, что у меня появилась чёткая цель — выплатить долг и сматывать удочки.

Хотя, вероятно, дело именно в этом. Что я имел раньше? Почти всё! Что я имел сейчас? Долг, размеры которого с трудом себе представлял да чужие шмотки, одолженные до того момента, когда я смогу купить новые. Прекрасная однокомнатная квартира, которую я снимал, превратилась в гамак, подвешенный рядом с оружейной стойкой на складе. Благодаря подработке, которую мне подкинули друзья отца, я мог почти еженедельно ходить по ресторанам и не нуждался в деньгах. Сейчас у меня в кармане три сигареты, а на ужин будет еда немногим лучшей той, которую у нас подают в муниципальных больницах.

Что меня ждало впереди? Кто его знает. Вероятней всего, быстрая смерть. Но я впервые почувствовал настоящий вкус жизни. Радость от того, что вообще всё ещё жив.

Я долго об этом думал (а времени подумать у меня была прорва) и понял — мне это даже нравится. Да я даже уже начал размышлять о том, чтобы остаться с командой и после выплаты долга. Если она вообще произойдёт. Жизнь на дирижабле была такой же размеренной и безопасной, как и на Земле, но чувство опасности придавало даже этой скуке пряный оттенок. О том, что мне, скорее всего, придётся платить за свою жизнь чужими, я старался не думать. Что будет, то будет.

И… я не был до конца уверен, но… Кажется, мне начала нравиться Орайя. Не уверен, потому что практически её не видел. Наяву по крайней мере. Во время наших столкновений в коридоре она обычно отворачивалась и спешила уйти, в кухне вообще появлялась только для того, чтобы забрать свою порцию в каюту.

Но во сне Орайя приходила ко мне часто. Иногда я валялся на жёсткой кровати, не в силах пошевелиться, а она с грустным видом сидела рядом, на раскладном стуле. Это продолжалось довольно долго, меня начинала мучить жестокая головная боль. В конце концов, зеленоглазая вставала, подходила ко мне и клала прохладную ладонь мой лоб, и боль постепенно унималась. Орайя улыбалась мне и медленно таяла в воздухе.

Иногда мне снилось стрельбище. Я стрелял по неясным фигурам, зная, что одна из них — Орайя. Я судорожно выискивал её среди этих фигур, пытался найти хоть в одной знакомые черты, но не мог. Я пытался остановиться, но продолжал стрелять. Прицел захватывал очередную цель, палец нажимал на спусковой крючок, фигура падала, а прицел уже захватывал новую цель.

Но чаще всего мы просто сидели рядом, спина к спине и смотрели на чёрное, лишённое звёзд и луны, небо. Я ни разу не поворачивался к ней, но точно знал, что это Орайя.

Я не мог никому рассказать про эти сны, и не понимал, почему они мне снятся. Возможно, из-за тех сеансов гипноза, которые зеленоглазая мне устраивала. Зато прекрасно понимал, что холодный взгляд её зелёных глаз не сулит мне ничего хорошего, но…

Впрочем, ведь я ни в чём не уверен?

В любом случае, Орайя крепко засела в моей голове, и как избавится от её присутствия я не знал.

С другими членами команды отношения у меня складывались более ровные. Авер постоянно надо мной подтрунивал по поводу долгов. Крог по-отцовски учил чистить оружие и другой полезной фигне, но только когда у него появлялось время. Близнецов кроме своих склок мало что интересовало. Эмена почти всё время проводила на кухне, а Капитану, кажется, на всё, кроме моего долга, было плевать. Так что почти всё время я был наедине с собой. В кости я не играл, хоть и был не прочь, но игра велась на деньги, которых у меня и так не было, историй про битвы не знал… Короче, в компанию я пока не слишком-то вливался. Впрочем, это в какой-то мере неплохо — люди, запертые в четырёх стенах на длительное время, могли надоесть друг другу хуже врагов. А так у всех было какое-никакое жизненное пространство.

В общем, жизнь была сплошным болотом. Но я не жаловался.

* * *

Я устало вытер лоб и снова ухватился обеими руками за спинку дивана. Кажется, всё это бесполезно.

На полянке у домика выросла целая гора хлама, но в доме мусора, кажется, стало только больше. К тому же, мне не хватало сил, чтобы перетаскать на улицу наиболее крупные куски потолка и мебель. Поэтому я собирал обвалившуюся штукатурку, пустые консервные балки, драную одежду и сломанные игрушки, сваливая их в одну кучу на полянке у домика. Более или менее пригодные для использования вещи я складывал в другую, но она росла куда медленней, чем первая. Да и я слабо представлял, где мне может пригодиться, например, пустая золочёная рамка для картины. Помимо рамки в этой кучке лежало три выщербленных тарелки, два бокала и несколько столовых приборов. Венчали горку прохудившаяся пуховая подушка и дырявое одеяло.

Наконец, мне удалось вытащить на улицу свой груз. Я подтащил спинку к кучке с «нужным» мусором и бросил рядом, стараясь не попасть на тарелки. Вот, будет мне кроватью.

Услышав за спиной шорох, я повернулся. В нескольких шагах от меня стояла моя прошлая знакомая. Рядом с ней я увидел маленького мальчугана, лет, наверное, двух с половиной, он цеплялся перепачканными руками девочке за подол.

— Что ты делаешь? — холодно спросила девочка.

— Хочу навести порядок.

— Это бесполезно. К тому же, ты испортил полянку, другим это не понравится.

— А есть и другие? — с надеждой спросил я, садясь на спинку дивана. Быть может, с ними мне удастся найти общий язык…

Но моя собеседница, занятая исключительно рассматриванием двух гор мусора, проигнорировала мой вопрос.

— Ты испортил полянку, — повторила она, наконец.

— Эта развалюха портит поляну куда больше, — буркнул я, кивая в сторону дома. Кажется, ответов ждать не имеет смысла.

— Эта развалюха — мой дом, — резко сказала девочка. — И эта полянка — мой дом. А ты их портишь. Убирайся.

— Нет, — жестко ответил я.

— Как хочешь. Тебя прогонят другие. — Девочка повернулась ко мне спиной и дёрнула за рубашку малыша, который увлечённо чмокал большим пальцем. — Уходим.

Но мальчишка не послушался. Он вынул изо рта чёрный от грязи палец и шагнул ко мне:

— Привет.

— Не подходи к нему, он сумасшедший, — резко произнесла девочка и снова дёрнула малыша за рубаху.

— А я-то думал, он хороший, — разочарованно протянул мальчуган и двинулся за сестрой.

— Я хороший! — поспешно сказал я им в спину.

Девочка остановилась и, повернувшись ко мне, заговорила:

— Этот дом — развалюха, его бесполезно чинить. Те, что были до нас, разрушили наш мир, и только нам восстанавливать его, но это бесполезный труд — слишком велики разрушения. Ты затыкаешь дыры в дне лодки и вычерпываешь из неё воду, но лодка даже не разваливается — она уже на дне самой глубокой океанской впадины.

Мы — лишь маленькие дети, населяющие большую помойку. У нас нет ни знаний, ни сил, чтобы эта помойка превратилась в цветущий сад. У тебя тоже. Но мы и не пытаемся сделать что-то, просто готовимся дожить в этой развалюхе свой век, пока она окончательно не разрушилась, а ты — пытаешься, рискуя обрушить её потолок на наши головы раньше времени. Значит, ты сумасшедший. А сумасшедшие — плохие, с ними играть нельзя, иначе тоже можно стать сумасшедшим. — Она наклонилась к мальчику. — Слышишь, братик? Ты понял, кто он?

— Он сумасшедший.

— Вот и молодец. Пошли.

Девочка отвернулась и, дёрнув мальчишку за рубашку, зашагала к саду. Мальчик один раз обернулся, но в его глазах теперь читался лишь испуг.

— Я не сумасшедший, — горько произнёс я. Слёзы душили меня, подступая комком к горлу. — Поиграйте со мной!

Но меня уже никто не слышал.

 

Глава восьмая

Я проснулся от яростно орущей сигнализации. Пару секунд раздумывал, что бы это могло значить, но, спросонья ничего не придумав, сел и принялся торопливо натягивать штаны. Если орёт сигналка, одевайся и готовься к худшему — это был первый мой урок после восхождения на борт. И тут же в дверь склада кто-то яростно забарабанил. Окончательно проснувшись, я спрыгнул с гамака и бросился к двери.

— Не заперто! — глуповато крикнул я, подтягивая штаны. «Вообще, кому в голову придёт мысль снабжать дверь склада крючком или шпингалетом? Штык вряд ли захочет уединиться, закрывшись изнутри». Я зевнул, потирая глаза. Нет, кажется, ещё не проснулся…

Несмотря на мой крик, в дверь продолжали стучать.

— Бегу! — раздражённо рявкнул я, подбирая с пола рубаху. Но в ответ раздался только удаляющийся топот. — Да что за… на хрен… — пробормотал я, моргая слипающимися глазами. Сигнализация всё ещё орала. Кажется, это в первый раз…

Икнув, я быстро натянул ботинки и бросился к двери. Если орёт сигнализация, значит, что-то случилось. Чёрт, ну и тугодум же я спросонья. Мои опасения подтвердились, когда я столкнулся в дверях с голым по пояс Авером.

— Что случилось? — спросил я, холодея внутри.

— Хрен знает! — рявкнул Авер, пробегая в оружейную. На нём были только полотняные штаны. Несмотря на это, мой инструктор по стрельбе схватил со стены шпагу и кортик. Повернувшись ко мне и увидев, что я всё ещё стою здесь, он заорал: — Тревога, мать твою! В рубку, быстрее!

Я схватил свою винтовку и рванул за ним в рубку.

Здесь уже собралась вся команда, Эмена в том числе, хотя у неё единственной не было в руках оружия.

— Что, нахрен, произошло? — с явным волнением в голосе спросил Авер.

— Заткнись, — сухо оборвала его Капитан, она стояла у лобового стекла рубки и смотрела в подзорную трубу. Это продолжалость довольно долго, но все помалкивали, ожидая распоряжений. Или хотя причины, по которой нас среди ночи подняли по тревоге. — Да, — буркнула она, наконец, резким движением складывая трубу. — Вон там.

Я проследил движение её пальца и увидел в сереющем предрассветном небе небольшое чёрное пятно. Кажется, это был дирижабль.

— Они на нас нападут? — спросил я, сглатывая слюну.

— Нет, — жёстко ответила Капитан. — Мы нападём. Это Шакр, за ним должок.

По хищным лицам близнецов и мрачному ворчанию Крога я понял, что задолжал неизвестный мне Шакр совсем не деньги. И боя не избежать.

— Всем на боевые посты! — резко скомандовала шеф. — Будет весело.

Я в этом и не сомневался.

* * *

— Твою мать! Не трогай мои кости! — рявкнул Корос, выводя меня из состояния близкого к оцепенению.

— Не трогал я! Кидать не умеешь! — отбрыкивался Дерек.

Я зевнул и, сладко потянувшись, припал к смотровому окошку. Дирижабль Шакра уже виднелся на расстоянии примерно двух километров, я даже различал узор, грубо намалёванный на задней части аэростата. Но до сближения на расстояние, позволяющее вести прицельную стрельбу, было ещё долго.

А кто говорил, что бои в воздухе — это интересно? Сначала надо сблизиться, потом совершить манёвр… Мне об этом пару часов назад рассказывал Крог по внутренней связи. Впрочем, с манёвром он поторопился, до манёвра ещё далековато. Если бы неизвестный мне Шакр пошёл на сближение, всё уже давным-давно кончилось бы. Но он, судя по всему, дал приказ убегать. И убегал уже битых пять часов. К его несчастью наш воздушный корабль оказался более быстроходным, иначе осталось бы только помахать ручкой вслед беглецам.

Но шеф, спросонья погорячившаяся с приказом занимать свои места, отбоя не дала. Так что завтракал я в своей будке. По счастью, выходить в туалет разрешалось (всё-таки не совсем боевая обстановка), чем я и пользовался даже без надобности, иначе давно бы уже превратился в одеревеневшую кочерыжку. Но мне было чертовски скучно. И я пялился в смотровое окно, крутил от скуки педали, переговаривался по внутренней связи с остальной командой (близнецы, кстати, орали друг на друга с включенным передатчиком, наверное, чтобы повеселить остальных).

Я ещё раз зевнул и со скукой принялся наблюдать за медленно увеличивающимся дирижаблем противника.

— Алексей! — голосом Капитана заговорил над ухом второй громкоговоритель, связывающий меня с капитанской рубкой (первый был каналом общей связи, третий позволял поговорить с машинным отделением). Вообще, до мостика всего-то два шага, я услышал бы Капитана, если бы она просто выглянула в коридор, но шеф, видимо, не хотела нарушать свой же приказ. — Не спишь?

— Нет, — буркнул я в рожок микрофона, с трудом подавляя очередной зевок. — Какие-то приказы, шеф?

— Не спать!

— Есть.

— Умничка. Уже скоро.

«Надеюсь», — чуть не сказал я, но прикусил язык. На что я надеялся? Развеять скуку, убивая людей? Да уж…

Легко было рассуждать об отсутствии выбора, когда представляешь себя жертвой. Но сейчас я оказался на месте хищника. Казалось бы, практически ничего не изменилось (выбора-то у меня всё равно нет — хочешь, не хочешь, а в бой вступать придётся), но сделка с совестью внезапно стала куда более неприятной. Я буду убивать не для того, чтобы спасти свою жизнь, а… для чего? Свести какие-то чужие счёты? Ограбить жертву?

— Угу, — промычал я вслух.

— Прицельная дальность стрельбы твоего пулемёта — около километра. Но в любом случае не открывай огонь до моего приказа, усёк?

— Да, Капитан.

— Хорошо отстреляешься, получишь премию.

— Так точно, — уныло сказал я, яростно стискивая рукояти пулемёта. Вот ведь скотство. С другой стороны — а чего я хотел? Может, надо было послушать Орайю и уходить, чтобы сгинуть где-нибудь посреди того огромного могильника боевой техники? Нет. Я хочу жить. Я буду жить. И если… И если всё выходит так, как выходит, то я готов. Наверное…

— Умничка, — повторила шеф. — Кстати. — Она переключилась на общую связь. — Сегодня же первое число! Зарплата, ребятки!

— Ура! — разноголосо загомонил громкоговоритель.

— Если, конечно, будет кому и за что платить, — жёстко закончила Капитан и отключилась.

Я тяжело вздохнул и снова уставился в окошко. Оставалось только верить в лучшее. В то, что ты и твои друзья переживёте этот бой. Но для этого нужно справиться с противником. Я стиснул зубы и ещё крепче вцепился в рукоятки пулемёта. Сказать, что я волновался — не сказать ничего. Но, как ни странно, страха особого не было. Адреналин, наверное…

А дирижабль Шакра тем временем начал приближаться с устрашающей быстротой. Или противник сбросил ход, или… А почему он резко пошёл вверх? Я хотел уже схватить микрофон, но громкоговоритель общей связи (наверное, чтобы поднять боевой дух) снова заговорил голосом Капитана:

— Бегут ссыкуны! Крог! Подбавь-ка газку!

— Есть, шеф!

Судя по тому, что ход ничуть не ускорился, а дирижабль противника начал возвращаться на прежний уровень, Капитан дала команду подняться. Да ещё как! Уже через несколько минут мне пришлось взяться за пулемётную турель, чтобы взять противника на мушку.

Теперь я мог хорошенько рассмотреть воздухоплавательный аппарат Шакра. Здесь снова дала о себе знать разница технологий — если наш цеппелин был довольно продвинутым в техническом плане, то корабль противника представлял собой скорее деревянный вагон, подвешенный к матерчатому аэростату. Да и заполнял аэростат, скорее всего, разогретый воздух. В общем, наше преимущество было на лицо. Не скажу, что я сильно от этого приободрился, но за свою жизнь стал беспокоиться меньше.

— Крог! Полный ход!

— Есть.

А, так мы ещё и не на полной скорости двигались… Наверняка, экономили топливо, понимая — враг и так в наших руках.

Не скажу, будто наш цеппелин рванул с бешеной скоростью, но противник начал приближаться куда быстрее. Я снова занервничал.

— Алексей! — снова Капитан, но уже в «личке» так сказать. — Минутная готовность!

— Есть! — ответил я, стараясь придать голосу бодрость. Вышло не очень хорошо.

Я облизнул пересохшие губы и взял аэростат на мушку, что было нетрудно — он занимал уже почти всю нижнюю половину смотрового окна.

— Тридцать секунд!

Чёрт, как быстро!

— Пятнадцать! — Капитан неожиданно понизила голос: — Стреляй в левый бок аэростата, так, чтобы не зацепить корзину. Стреляй кучно, но после каждой очереди меняй точку обстрела, чтобы наделать как можно больше дыр. И постарайся никого не убить. Понял?

— Так точно…

— Огонь!

Я на миг закрыл глаза и сказал себе: «Я стреляю не в людей, я никого не убью…». Стало немного легче. И тогда я нажал на гашетку.

Первая очередь срезалась. Нет, я попал, но кучность была никакая, меня повело в бок, хотя турель гасила почти всю отдачу. Отпустив гашетку, я перевёл мушку немного дальше (дирижабли уже практически сравнялись, но наш находился немного выше) и дал ещё одну очередь. Теперь получилось лучше. Потом ещё одну. И ещё.

Возникло странное чувство. На миг мне показалось, будто я увидел фигурки людей, передвигающиеся внутри «вагона». Заныла голова, но это никак не повлияло на прицел. Я дал еще два очереди, стараясь стрелять так, чтобы не попасть ни в одну из фигурок. И мне это удалось.

Тут противник открыл ответный огонь. Застрочил пулемёт, где-то вдали послышался металлический звон пуль о будку. Я задёргался и снова срезал очередь, но исправился на следующей. Меня нервировало, что я не вижу, откуда стреляет противник. Но, наконец, увидел корзину, прицепленную к верёвкам, которыми корпус крепился к аэростату. Сглотнув слюну, я перевёл мушку на неё. Наша позиция была куда выгоднее: я мог вести постоянный огонь по противнику, в то время как вражескому пулемётчику, расположенному куда ниже и задвинутому куда дальше назад из — за конструкции дирижабля, ещё и нельзя было слишком сильно задирать прицел — мешала задняя часть своего же аэростата.

Я спокойно могу убить вражеского пулемётчика и полностью обезопасить наш экипаж. Но приказ Капитана нельзя истолковать по-другому — нанести как можно больший материальный ущерб, не причиняя при этом вреда людям. И что мне делать? Спросить у Кэпа? И времени думать нет, совсем нет…

Что будет, если я убью пулемётчика? Наверное, убийственная вражда между нашими «группировками»… А что будет, если пуля, выпущенная противником, попадёт в меня или кого-то из нашей команды?

Впервые от моего решения зависела чья-то жизнь, много жизней. Правильный или неправильный поступок определят не только то, сколько человек погибнет здесь и сейчас, но и моё будущее, будущее людей, которых я считаю своей командой.

«В бою в первую очередь исполняй приказы, насколько глупыми они бы тебе не казались», — говорил мне Авер, когда я тренировался еще с пневматической винтовкой. — «Ты слишком зелёный, чтобы думать в бою самому. Сначала научись исполнять приказы, а потом, если у тебя будет к этому предрасположенность, будешь учиться думать».

Я ещё раз сглотнул, тихо выругался и снова перевёл огонь на уже порядком изодранный и ощутимо деформированный аэростат. Всё-таки слова (даже не слова, приказ) «постарайся никого не убить» нельзя истолковать двояко.

— Алексей! — резко произнесла по общей связи Капитан после седьмой очереди. — Теперь стреляй так же, только в правую часть. Крог! Приспустись!

— Есть!

— Есть!

Приказ спуститься был дан вовремя — дирижабль Шакра резко терял высоту и скорость. Наш цеппелин уже зависал носом над противником, поэтому я начал вести огонь по центру и носу монгольфьера, на этот раз не испоганив ни одной очереди. Вражеский пулемётчик уже не мог вести ответный огонь, и мне начало казаться, будто я нахожусь в тире с огромной мишенью. Эллипс аэростата начал деформироваться ещё быстрей, мне даже показалось, будто я слышу свист воздуха, вырывающегося из больших рваных дыр в материи.

— Прекратить огонь!

— Есть! — облегчённо ответил я.

Что будет сейчас? Дирижабли стыкуются, и в драку вступят убийцы — Корос, Дерек и Орайя? Я свою роль исполнил — мы получили явное преимущество. Фактически, обрёк людей на гибель, не замарав рук в крови… но от этого не легче.

И тут раздался громкий голос Капитана. Она говорила по громкоговорителям, прикреплённым к носу нашего цеппелина, а не по внутренней связи.

— Шакр! Козёл! Слышишь меня?!

Через несколько секунд в ответ раздалась брань, исковерканная хрипами рупоров:

— Ивалла! Я тебя убью! Видит бог, убью, и рука моя не дрогнет!

— Это за то, что поимел меня с тем грузом чая! — рявкнула шеф в ответ. — И за то, что после этого поимел меня в постели! Ты хилый сморчок, и хер у тебя маленький! Все слышали?! У Шарка самый маленький хер из всех мужиков, с кем я спала! Самый маленький хер из всех воздушных пиратов!

Внутренняя связь буквально разрывалась от многоголосого хохота.

— Ивалла! Ты сраная корова! Я тебя…

Что собирался сделать Шарк, я не услышал — его рупор не шёл ни в какое сравнение с нашим громкоговорителем.

— Козёл! — заглушила Шакра Капитан. — Драный козёл! Мудак! Можешь отсосать сам у себя!

— Коза! Подстилка! — и дальше, в том же духе, так же истерично, но менее цензурно.

— Покеда! Попутного ветра! — бросила шеф на прощание и заговорила уже по внутренней связи: — Крог, уходим! Ребята, всё прошло просто отлично. Алексей, ты был на высоте. Считай это своим экзаменом на профпригодность. Ты его прошёл.

— Спасибо, — пробормотал я. Если честно, то я чувствовал себя так, будто меня обманули. Но и на душе стало куда легче.

 

Глава девятая

Все, кроме Авера, дежурившего на мостике, столпились у каюты Капитана. Близнецы с хохотом вспоминали сегодняшний бой, Крог поддакивал, ухмыляясь в бороду, Эмена больше помалкивала, но иногда буквально взрывалась от смеха. И все тыкали меня, трепали по голове, поздравляя с боевым крещением и хваля за хорошую точность. Все, кроме Орайи, стоящей поодаль с видом, будто ей нет ни до чего дела. Стройная, холодная и прекрасная. Прямо ожившая греческая статуя.

Не скажу, что мне было неприятно получать похвалы, но угрюмый вид Орайи немного портил всеобщую весёлую обстановку. Похвалу от неё я услышал бы с куда большим удовольствием, чем от других. Но я старался не обращать на зеленоглазую внимания — кажется, у меня было столько же шансов добиться от неё взаимности, будь она на самом деле статуей.

Пока же меня ждала первая зарплата, а шеф пообещала сегодня сразу после выдачи жалования закатить пьянку. Из-за этого Эмена весь день не вылезала из кухни, откуда доносились весьма приятные запахи, от которых становилось ясно — были распакованы не только стандартные пайки.

Единственный факт, смущающий меня, заключался в том, что я не знал, сколько мне получать. С другой стороны, возможность получить хоть сколько-то (или хотя бы оплатить патроны, которые я спустил во время тренировок со снайперской винтовкой) и скорая выпивка грели душу.

— Орайя!

Зеленоглазая с независимым видом протиснулась между остальными и вошла в каюту. Вернулась она уже через несколько секунд и с той же безразличной миной удалилась.

— Корос!

И так далее. Я был последним.

Войдя, я приостановился, с любопытством оглядывая помещение. В каюте Капитана не было ничего лишнего — кровать, крохотный шкафчик и стол, заваленный бумагами. Ни картин, ни украшений, ни трофеев. Даже зеркала отсутствовало. Капитан сейчас сидела за столом и изучала меня из-за своих печных заслонок по недоразумению именуемых очками.

— Подойди, не стесняйся, — неожиданно мягким голосом сказала шеф.

Я послушно подошёл к столу и, повинуясь жесту, уселся на деревянный табурет.

— Ты отработал ровно месяц, — медленно произнесла Капитан, — значит, должен получить пятьсот кредитов. Авер вычел у тебя шестьдесят за патроны. Итого — четыреста сорок. За сегодняшнюю хорошую стрельбу и чёткое исполнение приказов прощаю тебе патроны и накидываю сотню премии. Значит, твой заработок — шестьсот кредитов. Сколько из них ты хочешь получить на руки, а сколько пустить на погашение долга?

Я замялся, хотя размышлял об этом весь день. Чёрт, и сколько? Я же тут ничего не знал. Вообще ничего, кроме цен на патроны и сигареты. Мне надо купить одежду, может, ещё что-то. В общем, деньги нужны позарез. Но в каком количестве? Я высказал свои соображения Капитану.

— Ну… — шеф наклонилась ко мне, подперев подбородок ладонью. — Точно я не знаю — цены постоянно меняются. На одежду шестисот кредитов не хватит — уже осень, скоро зима, тебе понадобятся толстая куртка, шапка, рукавицы те же… Думаю, всё это всё обойдётся в семьсот-восемьсот кредитов. В городе мы будет через полторы недели, а когда появимся в другом — неизвестно, так что тебе надо решать всё быстро. Хочешь взять ещё один кредит? Своим, конечно, беспроцентный.

— Беру кредит, — буквально простонал я. — Сколько я буду должен?

— Пять тысяч четыреста кредитов, — с лучезарной улыбкой на губах ответила Капитан, выкладывая на стол одну мятую купюру и пять монет, в сумме сотню кредитов. — Скоро город, погуляешь, — сказала она в ответ на мой удивлённый взгляд. — Считай это премией за благоразумность.

На миг мне захотелось собрать деньги со стола и засунуть ей в глотку. Но только на миг — Капитан вызывала уважение, и подачка была сделана из лучших побуждений. К тому же, даже эта сотня мне совсем не лишняя. Не знаю, что на неё куплю… Может, оставлю в счёт следующих «платежей по кредиту».

— Спасибо.

— Свободен. Через полчаса ужин.

Я собрал деньги и на прямых ногах вышел из каюты. Нет, конечно же, я предполагал, что из долгов выбраться будет не так просто. Но… не так же сложно!

«Хоть напьюсь сегодня на халяву», — со злобным удовлетворением подумал я, заходя к себе на склад, чтобы спрятать «зарплату» в матрас — других вариантов, куда положить деньги у меня просто не было.

Сегодняшний ужин был ещё лучше той пирушки, которую закатили по поводу окончания ремонта: наверное, скорое прибытие в город позволило Эмене выставить на стол все запасы. Кроме отличного супа с консервами нас ожидали копчёный окорок и пресные лепёшки (дрожжи для закваски, видимо, кончились), яблочный джем, засахаренные фрукты и сушёные овощи. И, конечно, уйма алкоголя.

Ужин проходил весело. На этот раз Орайя сидела с нами, но по большей части молчком. Пила она только воду. Быстро поев, она ушла на дежурство на мостик, сменив там Авера.

— Хорошо, что она с нами, — бубнил с набитым ртом Корос. — Все кому надо пьют, но никому не нужно дежурить. Вот, помню, на старом дирижабле надрался как-то наш дежурный… — он на миг замолчал, заливая еду вином. Выдув стакан в один присест, убийца взял бутылку бренди и только тогда продолжил: — Собственно, после этого мы и сменили судно.

Я хмыкнул. Остальные весело болтали о своём, видимо, историю эту знали все, не только близнецы. Скорее всего, именно поэтому никаких подробностей я и не услышал.

Потом все снова начали вспоминать сегодняшний бой. История и воспоминания быстро перетекли в соревнования «кто кого перепьёт», которые, видимо, были любимым развлечением всей команды. В любом случае, они позволяли быстро нахрюкаться, что, видимо, экономило выпивку.

Моим соперником снова стала Капитан. Между нами стояли два стакана, две стопки, бутылка бренди, две бутылки вина и пепельница. От закуски решили отказаться. В стаканы наливалось вино, на три пальца, потом полная стопка бренди. Сначала выпивалось вино, через минуту — крепкое, потом следовал пятиминутный интервал: всё-таки надираться за полчаса никто не собирался.

Одна бутылка вина уже валялась на столе, да и бренди уже осталось меньше половины. В воздухе витал сизый сигаретный дым. Кэп рассказывала историю о том, как они с двумя подругами по военному училищу решили погулять ночью, нарушая тем самым устав. Естественно, их едва не сцапал комендант. Убегая от него, они забрались в мужское общежитие, где их, конечно же, спрятали, но почти сразу стало понятно, что лучше бы они попались коменданту.

— Их там человек двадцать было в казарме, — говорила Кэп, выстукивая окурок из мундштука. — И мы, три сочные восемнадцатилетние девки. Когда от групповухи мы категорически отказались, они начали думать, какую с нас взять плату. Изнасиловать они нас не могли, сразу бы все вылетели, да ещё и высекли бы всех прилюдно. Ну, один и предлагает: раздевайтесь, мы на вас посмотрим и сделаем свои дела. — Она сделала характерный жест рукой. — Потом валите. Сейчас-то я понимаю, что он просто издевался, но тогда мы перепугались… Бежали из казармы так, будто за нами пара вражеских армий бежала. И, конечно, комендант нас поймал. Мы драили туалеты целый месяц. Выпьем.

Мы взяли стопки и, чокнувшись, выпили. Я сморщился — хорошими вкусовыми качествами этот бренди (ладно, чего уж греха таить — этот самогон) мягко говоря не отличался. Кэп ухмыльнулась, глядя на мою реакцию. Я попытался сделать каменное лицо, что, учитывая накатывающее опьянение, оказалось не так просто. Тогда полез сигаретами, но пачка оказалась пуста. К тому же, я скурил ещё и завтрашнюю пайку.

Вот и пригодится подачка.

— Капитан, мне нужно купить у вас сигареты.

— Не проблема, я тоже пустая. Пошли в каюту.

Капитан поднялась из-за стола, её уже порядком шатало. Да и мне, в общем-то, пришлось опереться ладонями на стол, когда вставал. Ладно, идти недалеко, по дороге не уснём и не потеряемся. Правда, свои «накопления» я искал довольно долго. Всё-таки тайник в матрасе — великая вещь. Капита уже ушла в свою каюту.

Я на всякий случай постучал в полуоткрытую дверь и только потом вошёл. Кэп навела в каюте порядок — то есть разложила бумаги на столе в аккуратные стопочки, больше ничего менять и не нужно.

Она стояла у шкафа и неуверенно перебирала ключи. Найдя нужный, попала в замочную скважину только с третьей попытки. Но, в конце концов, дверь оказалась открыта. Зеркало у шефа всё-таки было — на двери шкафа. Но большую часть полок занимали коробки с сигаретами и ящики с алкоголем, вещей там было немного.

Капитан вытащила пачку сигарет и бутылку бренди, махнула мне рукой подзывая и шлёпнулась на кровать.

— Подвинь стул. И пепельницу возьми.

Я подвинул к кровати стул, поставив на него пепельницу. Кэп сорвала крышку с бутылки и, на пару секунд приложившись к горлышку, сунула бутылку мне.

— Продолжаем.

Продолжаем так продолжаем. Я выпил глоток и поставил бутылку к пепельнице. Шеф тем временем скинула свой китель и зашвырнула его куда-то в угол каюты. Если честно, я бы на её месте выбросил этот китель на хрен и вообще никогда не надевал: рубаха буквально разрывалась на её груди. Нет, я предполагал, что у Капитана приличная по размерам грудь, всё-таки что-то там под кителем угадывалось, но результат превзошёл все мои ожидания.

И не стоит забывать — у меня уже давно никого не было.

Кэп мой взгляд заметила и усмехнулась. Стянув сапоги и забравшись на кровать с ногами, она неторопливо открыла пачку, сунула сигарету в мундштук и закурила.

— Угощайся, — сказала она, — за мой счёт. Считай, что пришёл ко мне в гости.

Я закурил и ещё раз приложился к бутылке.

— Тебе, наверное, интересно, что у нас за история была с Шакром… Падай на кровать, чего стоишь столбом.

Я кивнул и сел на предложенное место, на почётном расстоянии от Капитана, так чтобы стул с бутылкой и пепельницей оказался между нами.

— Кажется, мне сегодня весь вечер придётся травить тебе байки, — усмехнулась Шеф. — В общем, это было пять лет назад. Нет, уже даже шесть. Мы пересеклись с Шакром в Северном, это большой город на северном побережье. С юга ещё можно было достать чай, и стоил он бешеных денег. Я умудрилась хапнуть три ящика у залётных работорговцев, и думала, что озолочусь. Но чёртов Крог уверял меня потерпеть, не продавать чай немедленно, а подождать зимы. Будто он вообще мог стать дороже!

В общем, про груз, как я думала, не знал никто. И тут прицепился ко мне этот Шарк. Высокий, здоровенный, загорелый южанин. Ходил, мать его, дарил мне цветы, набивался в замы, обещал присоединить к нам всю свою команду — четыре человека. У него тогда не было дирижабля, вот он и… — Кэп глубоко затянулась. — В общем, это продолжалось два месяца. Я ему не доверяла… вернее, полностью ему не доверяла, ходили о нём всякие слухи. В основном как о сердцееде, но я-то уже давно была не девочка, скоро должна была разменять тридцать… Думала, меня не обмануть.

В общем, мы как-то напились в одном очень дорогом месте, и он потащил меня в гостиницу. Не помню, как вообще начался этот разговор, но я заявила ему, будто он тот ещё кобель, и нас никто не должен увидеть. — Шеф выругалась и хлебнула прямо из горла. — Короче, я приволокла его на наш дирижабль и отправила дежурившего там Авера на выходной. Выгнала его, хотя он пытался меня переубедить…

На следующий день я проснулась в своей постели и почувствовала запах сухого чая. Да, этот говнюк упёр всё, не знаю, в штанах или в рубахе, или где-то нашёл мешок. Но самое хреновое было то, что о той ночи услышал каждый грёбаный контрабандист Северного. Шакр купил на вырученные деньги дирижабль, тот самый, который ты сегодня сбил. Но… этот случай…

Лицо Капитана исказилось, как я сначала подумал, из ненависти, но когда она всхлипнула, меня будто молнией поразило. Наша непробиваемая шеф всхлипывала рядом со мной из старых обид.

Я потянул руку и осторожно погладил её по плечу.

— Всё нормально, босс, мы ему отомстили.

— Да, мы ему отомстили. Просто я не хотела, чтобы ты подумал, будто… будто… меня так легко….

Кэп закурила ещё и, повернувшись ко мне лицом, сняла очки.

— Алексей, скажи честно, я красивая? Но помни, долг я тебе не прощу, даже если посвятишь мне оду.

— Очень красивая, — совершенно честно признался я.

— Льстец.

Она грубовато ухватила меня за затылок и смачно чмокнула в губы.

— Но иногда лесть так приятна приятна.

— Шеф, я не врал, не льстил. Ты…

— Зови меня Иваллой. Сегодня. Здесь.

Ивалла встала с кровати и закрыла дверь на щеколду. Оказывает, она умела ходить эротично. Вернувшись к кровати, она выпила глоток бренди и сунула бутылку мне. Когда я выпил, шеф наклонилась и поцеловала меня. Это продолжалось долго, и я давно не испытывал такого спектра эмоций от простого поцелуя.

— Ты хорошо целуешься, — сказала Ивалла, отрывая свои мягкие губы от моих.

Я промычал в ответ что-то невразумительное и, ухватив её за талию, посадил себе на колени. Наши губы снова слились в поцелуе. Рука сама собой забралась под её рубаху, провела по нежной коже. Ивалла хихикнула и начала расстёгивать пуговицы. Я впился губами в её шею, поцеловал впадинку между ключицами, легонько прикусил сосок. Кэп… то есть Ивалла тоже без дела не сидела, её рука уже забралась мне под одежду. Я почувствовал прикосновение её пальцев и судорожно вздохнул от удовольствия.

Ссадил её с колен, уложил на спину. Рубаха уже валялась на полу, так что я занялся своей одеждой. Ботинки, штаны, рубаха…

Думаю, нашу пропажу никто не заметил. А если и заметил… кому какое дело, чем сейчас занимаются капитан и стрелок?

 

Глава десятая

Я поёжился и, закурив, принялся оглядывать толпу в поисках Эмены, которую выделили мне в провожатые. В моём вещевом мешке уже лежала куртка и штаны, осталось купить только ботинки — шапку и рубаху мне, сжалившись, выделил Авер. Правда, на моё финансовое положение эта благотворительность особо не повлияла: мне пришлось дополнительно занимать двести пятьдесят кредитов, иначе вместо добротной кожаной куртки пришлось бы покупать невнятный балахон, довольно тонкий и вообще не ясно на кого шитый, мужчину или женщину.

Наконец, я высмотрел в толпе спину Эмены. Она стояла у продуктовых лотков и яростно препиралась с продавцом. Ругнувшись сквозь зубы, я направился в их сторону.

Вообще, городом поселение, куда мы прилетели вчера вечером, назвать было сложно: в этом жутковатом месте вряд ли жило более пяти тысяч человек. Почему я назвал это место жутковатым? А как ещё можно назвать поселение, в котором лачуги из дюралюминия и пенопласта стоят по соседству с деревянными домами, будто служившими декорациям для голливудских фильмов про ковбоев? Каждый местный житель (ну, кроме, конечно, детей до десяти лет) ходил с оружием. Чёрт, даже дворник, уныло метущий брусчатку, носил на поясе какую-то кремниевую бандуру, а за плечами девушки, выливающей содержимое ночного горшка из окна прямо на мостовую, виднелись две костяные рукояти.

Как можно назвать место, где дети, играющие на улице, избивают чужаков с других районов до полусмерти, а мужчины сначала смотрят на твою винтовку и только потом улыбаются и спрашивают, чего бы ты хотел купить? Причём, будь у меня ствол за спиной поменьше, я уверен, что они с той же лучезарной улыбкой предложили бы мне оставить всё своё имущество прямо в магазине. Зато воров здесь можно было не бояться — я лично видел, как одному парнишке лет двенадцати отрубили указательный палец на левой руке спустя пять секунд после того, как эту самую руку извлёк из своего кармана почтенный джентльмен с двумя револьверами на груди.

В назидание людям, пытающимся совершить более крупные правонарушения, прямо посреди центральной площади построили целый комплекс из десятка виселиц крестообразных виселиц. С каждой перекладины опускалось по петле, и минимум половина была занята.

На Эмену же это не произвело никакого впечатления. Фыркнув, она сказала, будто ещё лет тридцать назад мы бы на виселицах мы бы никого не увидели. Потому повешенных скормили бы самым нуждающимся.

— А кое-где на юге так до сих пор делают, — добавила девушка, и мне стало совсем плохо.

Я подошёл к своей провожатой и встал рядом, с независимым видом разглядывая специи, лежащие на лотке.

— Не буду я брать консервы из собачатины! — раздражённо говорила Эмена. — Мне говядина нужна.

— Откуда говядина, малышка? — с заискивающей улыбкой разводил руками торговец. — Ещё не время колоть коров. Да и волки повадились ходить на окрестные фермы… — Он хихикнул. — Может, лучше волчатины возьмёшь? Я хорошо её протушил…

— Я сказала, что мне нужна говядина!

— Ну, детка, это слишком сложно. Ты же знаешь, что после прошлогоднего голода мэр запретил продавать людям извне большие десяти банок на руки. Я и с этой партией волчатины рискую.

— Поэтому, старый засранец, я и разговариваю с тобой, а не с Эдди. Ты дядька мэра, уж тебя-то он сильно наказывать не станет. К тому же, Капитан сказала, что у тебя всегда есть говядина. Значит, она у тебя есть, и ты мне её продашь. Капитан не ошибается.

— Есть говядина, — кивнул торговец. — Конечно же, есть. Вот только я тебе говорю, что достать её сейчас очень сложно, куда сложнее, чем собачатину или волчатину…

— Я поняла на что ты намекаешь, — резко сказала Эмена. — Я просто хочу, чтобы ты назвал цену.

— Вот оно как… — потёр лысину торговец. — Двадцать кредитов за банку. Если купите больше двухсот банок — сделаю десятипроцентную скидку.

— Двадцать кредитов?! — у нашего кока глаза вылезли из орбит. — Ты ль не охренел?

— Тише-тише, — забормотал продавец. — Мне же за это голову отрубят.

— И так все знают, что ты торгуешь из-под полы, — буркнула Эмена, но голос понизила. — Мне нужны четыреста банок и скидка в тридцать процентов.

— Не пойдёт. Не больше двадцати.

— Тогда и разговаривать не о чем.

— Хорошо. — Торговец посмотрел сначала на меня, потом на мою винтовку. — Двадцать пять.

— Вечером в шесть ждём груз в порту, — буркнула Эмена и, кивнув мне, двинулась прочь от лотка.

— А аванс? — пискнул торговец, но дочь Крога даже не обернулась.

— Мне Капитан голову снимет, — проворчала Эмена, когда мы отошли от лотка со специями на приличное расстояние. — Это ж надо, больше пяти с половиной тысяч кредитов за четыреста банок консервов. Но не собачатину же жрать…

— Угу, — промычал я.

А что я, собственно, хотел? Этот мир практически уничтожили. Я не знаю, как это произошло и сколько с тех пор прошло времени, но жизнь здесь в последние годы явно была не сахар. Каннибализм помог выжить этим людям, как помогал многие века землянам. Когда он жизнь немного улучшилась, от него отказались на большей части территорий. И тем не менее, в котёл шло всё, что можно было съесть. Не до любви к питомцам, когда тебе самому или твоим детям нечего есть.

И всё-таки… собачатина…

В первые пару недель моего пребывание в Нейе я бы не думал. Хотя собачатина, хоть волчатина, хоть кошатина — сожрал бы всё. Да попадись мне крыса, сырую со шкурой съел бы. А сейчас во мне бурлило возмущение и отвращение. К хорошему, выходит, быстро привыкаешь. Даже если это хорошее — сухари и консервы.

— А… — я на миг замолчал, чтобы успокоить всколыхнувшееся содержимое желудка, но всё же осмелился задать мучающий меня вопрос: — Те консервы, которые мы ели, они?..

— Говядина, конечно же. Капитан приказала покупать только её, хотя консервы из плохого мяса стоят раза в два или три дешевле. Наверное, дело в том, что мы с остров — там собака в первую очередь слуга и друг, но никак не еда.

Я вздохнул с облегчением.

— Куда-то ещё нам нужно?

— Конечно. Мне нужна закваски и дрожжи, это на той стороне площади…

Когда мы проходили мимо виселиц, в мои ноздри ударил тяжёлый смрад разложения. Часть трупов действительно уже начали разлагаться, что не мешало детишкам играть рядом с виселицами. А иногда и швырять камешки прямо в покачивающиеся на ветру тела.

Эмена же и носом не повела.

Всё-таки иногда мне начинало казаться, что я слишком чужой здесь, и никогда не привыкну к этому миру.

* * *

Капитан и остальные ждали в самом большом и дорогом местном трактире. Здесь собрались все, кроме Орайи и Крога, оставшихся охранять дирижабль.

Помещение трактира оказалось весьма приличным на вид — разномастные столы, трофеи на стенах, симпатичные официантки. Правда, вооружённые. А под оленьими рогами красовалась парочка черепов с табличками, гласящими, что они принадлежат известным преступникам, и убил их никто иной как хозяин таверны — плотный краснолицый мужчина со злым и пристальным взглядом. Он же являлся шерифом этого городка. Двери, как в американском салуне девятнадцатого века только усиливали ощущение того, что я попал в спагетти-вестерн с элементами фильма ужасов.

Впрочем, варварской роскоши этому месту было не занимать.

— Всё взяли? — весело спросила Капитан, когда мы с Эменой уселись за стол.

— Да, — кивнула кок. — Но говядина обошлась слишком дорого — пять тысяч шестьсот кредитов за четыреста банок.

— Это нормально, даже дешевле, чем я думала — чёртовы стаи одичавших собак. Эти шавки страшно расплодились и терроризируют местных фермеров, погибло даже несколько пастухов. И в любом случае у нас наклёвывается отличное дельце. Так что я сегодня угощаю. — Капитан бросила мне меню. — Берите, что хотите, но не переоценивайте моих возможностей.

После того, что я узнал утром о местных гастрономических предпочтениях, есть мне совершенно не хотелось, но я раскрыл меню. Никаких вкладок в нём не оказалось, только картонная обложка, на внутренней части которой кривым почерком были выцарапаны названия блюд. Я пробежал глазами по надписям и, выругавшись, закрыл картонку.

— Алексей? — хрипловатым и до ужаса эротичным голосом произнесла Капитан. Она всю последнюю неделю обращалась ко мне именно таким тоном. Ну и, думаю, уже вся команда знала, что я за это время ни разу не ночевал у себя на складе, хотя виду никто не подавал. Но эти неуставные отношения никак не влияли на уставные. Долг, ясное дело, мне тоже никто прощать не собирался, как Кэп и обещала. Впрочем, я и не надеялся.

— Я узнаю только половину букв, — объяснил я. — И даже если слово состоит из знакомых символов, не могу понять, что оно значит.

— Я поговорю с Орайей. Что тебе заказать? — тем же тоном спросила шеф.

Я тяжело сглотнул слюну и побледнел.

— Что угодно, только без мяса.

— А, узнал о местной кухне, — хмыкнул Авер. — Не волнуйся, здесь такого не подают и не готовят. Если специально не заказать, конечно, но тогда тебе вежливо откажут. Это элитное заведение.

— И всё равно предпочту что-нибудь овощное.

— Может, рыбу или сыр? — предложила шеф.

— И того, и другого, — кивнул я. Аппетит от слова «сыр» всё-таки разгорелся. — И пива, если можно, — добавил я, глядя на кружку Авера.

— Конечно, можно. Официантка!

Уже через пять минут я давился плотным пресным сыром, запивая его густым кисловатым и тёплым пивом без пены, да ещё и с каким-то мутным осадком на дне. Зато рыба оказалась очень вкусной — великолепно прокопчённая и сочащаяся темноватым жиром. Умяв половину тушки, я догадался сделать из солёной рыбы и пресного сыра бутерброды, так что в итоге поел очень даже неплохо.

Но после окончания трапезы возвращаться на дирижабль мы не стали. Как я понял из обрывков фраз, здесь у Капитана была назначена встреча, но клиент опаздывал. Шеф уже начала несколько нервно поглядывать на часы, висящие над большим камином, когда в трактир вошли два заросших мужика. От моего внимания не ускользнул её жест, после которого Авер, сидящий рядом со мной, достал и положил на колени свой неисправный револьвер.

Рассмотрев вошедших получше, я осторожно снял с предохранителя и свою винтовку, стоящую у стола. В эту парочку я был готов стрелять без колебания.

Их бороды и усы не скрывали татуировок, изображающих морду какого-то ящерообразного чудища, голые руки покрывали шрамы, а на шеях красовались ожерелья, сделанные из фаланг человеческих пальцев. А чего стоили бандуры, висевшие у них за плечами. На вид — смесь базуки и мушкета из детских мультиков. Из такой можно было бы застрелить динозавра, и я нисколько не преувеличиваю. Динозавры ведь бывают разных размеров.

— Кто это? — шепнул я Аверу.

«Работорговцы», — практически беззвучно шевельнулись губы моего соседа.

Сглотнув, я приготовился стрелять сразу, как только они подойдут. Я уже ненавидел этих уродов. Но когда они подошли к нашему столу, Капитан расплылась в искусственной улыбке.

— Хаз, Ном, — произнесла она. — Рада вас видеть.

— Взаимно, Капитан, — ответил приятным голосом тот работорговец, что стоял справа. — Вы, надеюсь, успели пообедать?

— Успели бы, даже если бы вы не опоздали, — убрав дежурную улыбку с лица, сказала шеф.

— Возникли проблемы с лицензией, — сухо проговорил второй. Его спокойный голос не сочетался с мелко трясущейся головой и время от времени выбегающей на губы дебильной ухмылкой. — Этот ублюдок мэр потребовал, чтобы кроме обычных двадцати кредитов с головы мы ещё и сдали каждого пятого ему для строительных работ. Притом что никаких работ он не ведёт.

— Ходят слухи, — вполголоса добавил первый, — будто он связался с каннибалами. У них что-то вроде секты.

— А мы только торгуем людьми.

— Знаю, — кивнула Капитан, — и даже не продаёте рабов каннибалам, поэтому я с вами и работаю. Где груз?

— Где и положено, с остальными, — сказал своим певучим голосом первый. — Хочешь посмотреть на них прямо сейчас?

— Конечно. Ребята.

Мы синхронно поднялись из-за стола и двинулись за работорговцами. Я дождался Авера, который задержался, чтобы спрятать револьвер и тихо спросил у него:

— Если эти парни такие благородные, зачем ты доставал пистолет?

— Эти два засранца, конечно, имеют свой кодекс, честь им и хвала за это, — сухо сказал Авер. — Но не забывай — они торгуют людьми. И если бы они решили, что нас куда выгоднее взять в рабство, чем вести с нами дела, то наш разговор мог бы быстро превратиться в перестрелку. В этом случае мой револьвер сгодился бы в качестве психологического оружия — с современным вооружением у ребят беда. Так что, парень, держи с ними ухо востро. И ничего у них не покупай. Кроме людей, конечно.

Ставить винтовку на предохранитель я передумал.

 

Глава одиннадцатая

С Эменой мы ходили на центральный продуктовый рынок. Неподалёку от него располагался рынок бытовой, там же помимо непритязательной одежды и простейшей бытовой химии вроде мыла можно было приобрести кое-какие инструменты. Но на южной окраине города был и другой, о существовании которого я и не предполагал. И именно этот рынок приносил городу наибольшую прибыль.

Работорговый рынок.

Клетки, клетки, клетки. Ревели дети, стенали женщины, ругались мужчины. Все измождённые, избитые, грязные и полуголые. Все, кроме покупателей.

Отвратительное зрелище. Но шок от него испытывал только я. Впрочем, и в истории моего мира были столь же постыдные моменты, но меня это нисколько не успокаивало.

— Что-то вроде секты, да, — говорил Хаз своим певучим голосом. — Не мне осуждать чужие веры. — Его рука небрежно коснулась татуировок на лице. — Но всё же подобные вещи я считаю недопустимыми. Вы не представляете, сколько труда ещё моему отцу стоило отмывание клейма людоедов от нашего племени. При том, что человеческое мясо в пищу не употреблял уже мой дед. Не берусь судить предков, которые ещё делали это, но они хотя бы ели умерших рабов из нужды. Эти же ублюдки проводят что-то вроде ритуала…

— Всё это слухи, — оборвал его Ном.

— Которые косвенно были подтверждены сегодня. Здешний мэр решил, будто он и есть власть в этих землях. Мол, никто ему не указ.

— А кто ему укажет? — хмыкнула Ивалла… то есть Капитан. — Он лет пять назад вышел из-под власти олигархов Северного. Те направили к нему карательную группу, которую больше никто и никогда не видел, и Сейм решил, что лучше им за небольшую дружить с местными. И я не могу их в этом винить. Крестьяне с пограничных ферм — суровые и жестокие люди, воевать с ними — себе дороже выйдет.

— Мы пришли, — сказал Хаз, останавливаясь.

Мы стояли в двух десятках шагов от одной из клеток, правда, в отличие от других отмытой. Просто, видимо, других помещений для житья и перевозки в караване работорговцев не нашлось. В чистой клетке на стульях восседали трое — пухлая мадам чуть за сорок в уродливом красном платье и две девушки, одна лет шестнадцати-семнадцати, вторая ближе к двадцати. Обе особой стройностью тоже не отличались, хотя та, что помладше, имела скорее аппетитные формы в отличие от двух других. Все трое пили чай из обожжёных алюминиевых кружек, свысока поглядывая на всех присутствующих, включая и нас.

— Груз — это жена и дочери очень богатого купца с острова Клири, — пояснил Хаз. — Их узнал один из рабов. Мы послали запрос, и эта информация подтвердилась, так что парень заработал себе свободу. Они сопровождали груз, но на них напали пираты, какие-то гастролёры с юга. Команду частично перебили, частично взяли в плен. Вообще, мы у них и купили эту семью. Парням осталось жить недолго, но в этом помощь нам не требуется. Ваша задача — переправить семейство на остров, за что вы получаете половину награды.

— Семнадцать с половиной тысяч за недельный перелёт, — задумчиво произнесла Капитан. — Недурно, недурно. Проблем не возникнет?

— Я же сказал: мы отправляли запрос. С купцом мы связались, объяснили ситуацию, он назначил награду за доставку груза и за головы пиратов. Но головы мы довезём сами, зимой, купцу они не к спеху. А вот семейство он хочет вызволить как можно скорее и платит за спешку, поэтому я с тобой и связался. Вся информация здесь. — Хаз протянул Капитану конверт. — Или ты отказываешься?

— Нет, не отказываюсь. Если я без каких-либо проблем получу награду, то я согласна. Загвоздка в другом — у меня сейчас нет семнадцати с половиной тысяч, сам понимаешь, мы закупали припасы на зиму.

— Понимаю. Но мы знакомы не первый год, и я тебе доверяю. Заберёшь всю награду, а нашу половину отдашь по возвращении.

— Я собиралась лететь на восток, а не на север, сам знаешь, здешние зимы меня просто убивают.

Хаз пожевал губами.

— Это плохо, — задумчиво сказал он. — В какую цену обойдётся возвращение сюда?

На этот раз паузу выдержала Капитан.

— Ни в какую, — произнесла она, наконец. — Не первый раз с тобой дела ведём. Да и крюк в пару дней ничего не значит. Товар, надеюсь, не порченный? Мне не хотелось бы рассказывать купцу, что его младшую доченьку растлили не мои парни. Если она ещё девственница, конечно.

— Нет. Даже пираты догадались, что трахать таких фиф может боком вылезти. Может, они и хотели просить выкуп, но не знали у кого, потому нам и продали. Да и кормили получше, чем остальных. Но спеси у них было куда меньше, чем сейчас.

— Кто бы сомневался, — хмыкнула Капитан. Она повернулась к нам и спросила: — Никто не против такого задания?

— Ну, если нас за похищение не сцапают… — угрюмо сказал Авер.

— Вы только посредники, мы проинформируем об этом купца.

— Тогда, вроде никаких проблем не будет, — тяжело вздохнул мой инструктор по стрельбе. — Но, шеф, мне не слишком-то нравится это дело.

— Мне тоже, — хором сказали близнецы. — Но мы и за меньшие деньги в делах погрязнее участвовали, — добавил Дерек.

— Мне без разницы, — пожала плечами Эмена. — Только бы эти коровы все наши припасы не сожрали.

— Алексей?

— А у меня есть право голоса? — поинтересовался я.

— Конечно, у каждого члена команды есть.

— Мне тоже по фигу.

— Большинством голосов «за», — кивнула Капитан. — Хорошо. Вечером после того, как погрузим припасы, мы их заберём.

— Тогда до вечера, — кивнул Хаз и, развернувшись, ушёл.

Вот так, собственно, и начались все наши дальнейшие неприятности и неудобства.

* * *

Я осторожно потрогал воду носком. Холодновато, но вполне терпимо. Ругнувшись, я залез в бадью и тяжело выдохнул.

Ругался я не из-за еле тёплой воды, а того, что вообще-то сегодня была моя очередь мыться первым, но из-за завышенной требовательности тех трёх коров мне пришлось идти в ванну вторым, после младшей дочери. Впрочем, вода оказалась почти даже чистой. Уж точно почище, чем после близнецов и Крога.

Негигиенично? Ну да, ну да… А что делать, если лишняя вода могла сказаться на грузоподъёмности и скорости дирижабля? Поэтому приходилось мыться одной и той же водой, да ещё и раз в неделю. Обычно команда делилась на две половины: в первой были девушки и кто-то из мужчин, во второй остальные четыре мужика. У каждой четвёрки своя вода, очередь водных процедур определяется… хм… ну да, по очереди — если ты был четвёртым, то становишься первым и так далее. Заразных у нас нет, так что только голову под воду не окунать, и никаких неудобств не будет. Для головы — и ещё для того, чтобы ополоснуться от мыла после мытья — есть персональное ведро чистой воды. Всё равно, конечно, не очень приятно, но после пары недель вообще без мытья вся брезгливость исчезает бесследно.

Обычно первой в ванну ходила только Капитан. Но сейчас и ей пришлось подвинуться — богатенькие матроны по установленной очереди мыться не желали, только первыми. Я всецело поддерживал Авера, который бурчал, что их лучше заткнуть. «Они два месяца вообще не мылись» добавлял он каждый раз, но шеф напомнила, что требование клиента — закон. Ну и пообещала накинуть по сто кредитов к зарплате за неудобства.

Я похлопал по поверхности воды, разгоняя редкую мыльную пену, взялся за кусок мутно-коричневой субстанции, воняющей какой-то дрянью, и энергично принялся натирать ей волосы, надеясь выжать достаточно пены, чтобы помыть порядком отросшие за последнее время патлы. К такому тоже можно быстро привыкнуть.

Сто кредитов будут совсем не лишними. Моему долгу они, конечно, как слону дробина, но всё же. Но заплати шеф хоть дополнительную тысячу, я бы предпочёл вышвырнуть этих трёх мадам. Иногда мне мерещились их крики или, скорее, поросячий визг, который они издавали бы во время полёта.

Я не сказал, что обязательным условием выдворения пассажирова был набор достаточной высоты над землёй?

Всё началось ещё с того момента, когда работорговцы привезли их на крытой повозке к нашему дирижаблю. К тому времени мы как раз заканчивали погрузку говяжьих консервов — запас сухарей, овощей, круп и питьевой воды уже стоял в хранилищах — и готовились таскать на погрузочную платформу ящики с патронами.

Подождать, пока мы закончим погрузку, эти сучки согласились (как потом оказалось, из-за того, что платформа запачкалась), так что с начала мы решили, что всё будет тип-топ. Правда, когда Орайе и Эмене пришлось после погрузки с четверть часа отдраивать платформу, кое-какие опасения у нас уже появились.

Потом все три коровы орали, как дуры, пока их поднимали. Нет, я всё понимаю, дирижабль находился на высоте семидесяти-восьмидесяти метров над землёй, но платформа имеет длину и ширину в три метра, так что втроём-то там уместиться можно без проблем. И уж точно найти на ней место, откуда не будет видно землю, если сесть. Но им было страшно! Платформу надо было поднимать медленнее, не так сильно дёргать, убрать ветер, который её раскачивает.

Я, в это время поднимающийся по не закреплённой снизу верёвочной лестнице (человек вообще быстро ко всему привыкает, даже если эту лестницу раскачивает нехилый ветер), осознал: путешествие на остров будет непростым.

Но я тогда не предполагал, насколько.

Мясо к обеду надо подавать только свежее. Кашу мы не будем. Где яйца и масло на завтрак? Ах, у вас ещё и свежего хлеба нет? Нет, сухари мы не будем. Где свежие овощи? Я не буду жрать сушёную картошку. И морковку тоже. Где кофе? Почему только чай? Почему к обеду не подали бокал вина? Хочу свежего молока.

Мне надо отдельную каюту! Каюту, а не вонючий склад! Почему кровать такая твёрдая?! Одеяло тонкое! Подушка твёрдая! Пол холодный! Где моя ванна? Почему нет тапочек? Где мой халат?

Я выругался и принялся тереть голову с утроенной силой. Эти засранки меня-то достали за последние три дня, а чего уж говорить об Эмене, которая ежедневно получала выговоры за «отвратительные обеды, которые можно подавать только свиньям»? В общем, жизнь у нас стала не сахар.

— Чего ругаешься? — раздался рядом хрипловатый женский голос.

Я вздрогнул. Осторожно плеснул в лицо воду, наплевав на то, что в ней уже мылись, и выглянул из бадьи.

Оправдались самые наихудшие мои опасения. В одном коротком халате, не особо скрывающем колыхающиеся, как желе, «прелести», в дверях ванной стояла самая старшая наша пассажирка (как их всех звали, я вообще не хотел запоминать). И это при том, что я её очередь мыться должна была настать после смены и нагрева воды, то есть через пару часов.

— В… в глаз пена попала, — заикнувшись, сказал я.

— Хочешь, помогу тебе её вымыть? Или потереть тебе спинку? Тебе понравится, мой мальчик.

— Я уже помылся, — скороговоркой произнёс я, лихорадочно раздумывая, что делать дальше. Сидеть в ванной дальше? Чёрт, не хочу я, чтобы эта коровятина на меня пялилась! Но ведь она может это неправильно истолковать. Встать и свалить? Так она и это может понять неправильно!

Но пассажирка решила всё за меня. Она распахнула халат и шагнула к бадье.

— Я знаю, тебе нравятся зрелые женщины, — сказала она.

Вот уж не знаю, как я выпрыгнул из бадьи и увернулся от её объятий (наверное, сколький от мыла был), но мне даже почти удалось опрокинуть на себя ведро воды (вылил я его себе куда-то в область поясницы) и, закутавшись в полотенце, рвануть к выходу, подхватив на ходу мокрые вещи и сунув их подмышку. Выскочив из двери, я столкнулся с Крогом.

— О, а я-то думал, что тебя опять битый час ждать придётся, — обрадовано пробурчал механик. — Погоди, а ты чего весь в пене?

— Беги! — прошипел я и рванул дальше по коридору.

Но Крог, кажется, меня не понял. Он посмотрел мне вслед, пожал плечами и зашёл в ванну.

Через полчаса он пришёл ко мне на склад и уселся рядом на гамак, вытирая полотенцем мокрые волосы. Я сунул ему сигареты.

— А вообще, знаешь, неплохо, — сказал механик, глубоко затягиваясь. — И, главное, неожиданно. Молодой ты ещё.

Я в ответ пробурчал что-то невнятное.

 

Глава двенадцатая

Следующие два дня я таскал ящики в большом ангаре. Машину пришлось немного захламить, но пока это было не так и важно. Моей целью являлся коридор длиной в пятнадцать метров, и я этой цели достиг. Так что весь шестой день я усиленно тренировался в стрельбе, правда, без оптического прицела. Да и какой прицел при стрельбе на расстояние в полтора десятка метров.

И без прицела у меня получалось стрелять куда лучше, чем раньше. Выстрелы ложились довольно кучно, так что Капитан даже осталась довольна. Спать я отправился с приподнятым настроением. К тому же, назавтра мы наконец-то должны были распрощаться с пассажирами, к которым даже уже относительно привыкли. Больше всего привык Крог, он даже как-то раз заявил, что, быть может, не стоит никуда торопиться, а то топлива много уходит. Капитан сказала, что в таком случае ему придётся поставить себе машину на ручном ходу.

— А то у тебя слишком много энергии в последнее время, — добавила она. — Эти же три суки и дня лишнего не задержатся у меня на корабле.

Уже к ночи длинный песчаный берег сменился свинцовой гладью океана. Ветер стал ещё более влажным и неприятным.

Вообще, ближе к океану местность стала куда более густонаселённой. Мы пролетали над деревеньками, городишками, хуторками. Огромные пустыри, заваленные грудами железного хлама, стали встречаться всё реже. Но здешние поселения навевали ещё больше тоски, чем покинутые поля боёв. Хуторки, ощетинившиеся колючей проволокой, с узкими дырами в металле стен вместо окон и дулами пулемётов вместо украшений. Утыканные виселицами и смотровыми башнями грязные деревеньки с тощими людьми, плюющимися вслед нашему дирижаблю. Вшивые городишки с рядами голгоф, где, несмотря на крохотные размеры, обязательно имелся невольничий рынок.

Поверженные боевые гиганты, которых становилось всё меньше, возвышались над оградами человеческих поселений, утоптанные тропы почтительно огибали их. Иногда огромная машина сама являлась поселением, и её жители копошились в раскуроченных железных потрохах словно черви в гниющем трупе. Эти боевые машины, когда-то несущие смерть в бою, казались памятниками погибшим воинам-великанам. Леса, изувеченные ржавым железом, будто бы упрекали тех, кто изуродовал их, но зелень медленно и верно хоронила под собой вонь солярки и ржавчину. Глядя на жалкие деревеньки и поросших зеленью гигантских роботов можно было решить, что скоро под натиском природы падёт и человечество.

Я спросил у Капитана, сколько лет назад была война. Оказалось, что около шестидесяти. Как и предрекалось умами из моего мира, первое поколение, пережившее чудовищную техногенную катастрофу, умерло батраками, а их дети готовились умереть дикарями.

Мы вообще с Иваллой любили поболтать после секса. Обычно, конечно, шеф расспрашивала меня о Земле, иногда удивляясь каким-то вещам, иногда смеясь над моими наивными по её мнению суждениями. Я спрашивал про её жизнь, но Капитан рассказывала только более или менее смешные байки про полёты на дирижабле, которые я и так уже слышал от других членов экипажа. Но иногда мы говорили про войну.

Как сегодня.

— Больше шестидесяти лет прошло, Алексей, — говорила Ивалла, накручивая на указательный палец прядь моих волос. — В военной академии говорили, что большая часть населения материка тогда погибла, в основном выжили жители островов — рабочие рыбоперерабатывающих заводов, зеки, нефтедобытчики. Три с половиной миллиарда человек, представляешь? Осталось не более трёхсот миллионов, да и то большая часть была рассеяна по побережьям, а центр материка вообще обезлюдел. Да ты и сам видел. Не знаю, из-за чего началась война, многие предполагают, что из-за нехватки ресурсов. Единственный материк площадью в двенадцать миллионов квадратных километров и четыре с половиной сотни островов, имеющие площадь в четыре раза меньше, не слишком-то много для почти четырёх миллиардов человек. Миллиардов, Алексей, представляешь?

— У нас живёт семь. Но только моя страна занимает большую площадь, чем ваш материк и все острова вместе взятые, а это только одна девятая часть нашей суши.

— Вот видишь. Сейчас это кажется дикостью, но люди буквально сидели на головах друг у друга. Ресурсов перестало хватать, чернь, питающаяся белковыми концентратами, которые до сих пор производят на островах, негодовала… Потом, говорят, был экономический кризис, перешедший в голод, а уже голод и социальная напряжённость привели к бунту. Бунт закончился Первой мировой войной, или Великой Войной.

Большая часть городов была уничтожена оружием массового поражения. Ядовитыми газами заливали всё и вся. Элита пала. Практически полностью уничтожили армию. Учёные, политики — почти все были убиты в первые же дни, погибли во время массовых бомбардировок городов. Те, что выжили, пали от рук озверевшей черни, винящей во всём именно их.

В общем, остались только мы. Остатки культуры и технологии сохранились только на островах, где ни культуры, ни технологий вообще практически не было. Но я островитянка, и я с гордостью говорю, что ни, ни мои предки не ели человечину, даже когда на материке это в порядке вещей. А это время закончилось сравнительно недавно. Или, если верить работорговцам, кое-где ещё не закончилось.

Сейчас острова жируют, продавая на материк дизельные генераторы и моторы, спихивая разный хлам, дрянное оружие и синтетическую одежду. На материке, правда, можно найти что-то из старых вооружений, но это встречается всё реже и реже. Да и мало кто умеет с ним управляться. — Ивалла на миг замолчала и, близоруко щурясь, посмотрела на меня. — Впрочем, об этом можно и потом. — Она приблизила ко мне лицо и поцеловала в губы. Я ответил на поцелуй, провёл рукой по её гладкому плечу…

В дверь каюты яростно застучали кулаком.

Ивалла… нет, Капитан отстранилась от меня и резким голосом спросила:

— Что случилось?

— Огонь вдали, Капитан, — сухо ответила Орайя, которая сегодня дежурила на мостике. — Дирижабль. Идёт со стороны островов.

— Поднимай команду, — деловито сказала шеф, спрыгивая с кровати и начиная одеваться. — Общая тревога. Пусть лучше команда не выспится, чем умрёт во сне. Эти коровы пусть сидят у себя в каюте и помалкивают.

— Есть!

В коридоре послышался топот ног Орайи.

— А ты чего лежишь? — зашипела Капитан, поворачиваясь ко мне. — Сейчас все проснутся!

Ойкнув, я подскочил с кровати и принялся лихорадочно одеваться. Слишком уж расслабляющей была с минуту назад обстановка, и, видимо, я ещё не совсем пришёл в себя.

Одевшись, я выскочил из двери каюты и нос к носу столкнулся с полуголым Авером.

— А ты чего здесь делаешь? — подозрительно прищурившись, спросил мой наставник. В его глазах я рассмотрел открытую насмешку.

— Выяснял в чём дело, — сглотнув, пробормотал я.

— Ну-ну…

— Авер! — рявкнула из-за моей спины Капитан. — Быстро одевайся!

— Есть.

Через пять минут мы толпились на мостике, вглядываясь в приближающийся огонёк прожектора, принадлежащего, уже совершенно ясно, другому цеппелину. В помещение повисло тягучее напряжение, совсем не так, как в прошлый раз. Кажется, предстояла настоящее сражение, которое словесной перепалкой сторон не окончится.

— Ход не ускоряют, хотя нас заметили, — сказал Крог. — На военных или пиратов не похоже. Может, торговцы?

— Некоторые торговцы ничуть не лучше пиратов, и ты это прекрасно знаешь, — сухо произнесла Капитан. — Лишний товар никому не помешает. А охраны обычно на торговых дирижаблях столько, что мы и пикнуть не успеем. Алексей, в будку…

— Есть. — Я повернулся к двери, но тут застрекотал радиоприёмник.

— Алексей, подожди. Авер.

— Просят назваться, — напряжённым голосом ответил тот.

— Цеппелин капитана Иваллы.

Авер сел за стол с радио и принялся отбивать дробь ключом. Через секунду после того, как он закончил, раздалась ответная прерывистая дробь.

— Спрашивают, не на нашем ли корабле летит семья уважаемого купца Нестола с Клири.

— Ну так ответь, что именно на нашем и летит.

И снова обмен сообщениями. Причём, когда пришёл ответ, радист (вообще, Авер оказался на удивление многофункциональным мужиком) явно расслабился.

— Это сам купец, — сказал он. — Прилетел встречать семью. Крог, я надеюсь, ты его жёнушку сегодня не трахал?

— Думаю, вряд ли это кто-то заметит, — хмыкнул механик. — Да и купец, наверное, может себе позволить кобылку помоложе и посимпатичней.

— Заткнулись, — довольно резко сказала им Капитан. — Орайя, веди этих коров. Остальные, вооружаемся и к воротам ангара, будем стыковаться.

— Это же её муж, — недоумённо произнесла Эмена. — С ним, наверное, связались работорговцы, и он решил встретить семью пораньше. Зачем оружие?

— А за тем, наивная ты наша, чтобы забрать денежки и свались, — буркнул Дерек, останавливаясь в дверях. — Тридцать пять штук — очень большие деньги, и не всякий захочет с ними расставаться. К тому же, наш цеппелин стоит ещё больше, а насколько я слышал, уважаемый купец Нестол особой чистоплотностью никогда не отличался.

Эмена чуть порозовела и направилась к выходу. А я снова занервничал. Всё-таки моя вера в людей была больше, чем у близнеца. Но в то, что деньги могут достаться нам просто так, мне тоже не слишком-то верилось.

Далее около получаса мы маневрировали, чтобы стыковаться, выравнивали скорость, выбрасывали через открытые ворота мостик и закрепляли его. Наши пассажирки, сначала недовольные, что их разбудили, аж попискивали от восторга, вслух предвкушая тёплую мягкую постель и различные деликатесы, в том числе креветки, лобстеры, свинину на рёбрышках, всевозможные сладости и так далее.

— Жрали бы меньше, может, вас бы и не один Крог трахал, — пробурчал над моим ухом Корос.

— А ты?.. — Дерек выдержал паузу.

— Я младшенькую хотел, но согласилась только старшая. Бревно ожирелое…

— Тихо, — зашипела на них Орайя.

Я помалкивал, тиская в руках снятую с предохранителя винтовку. Остальные тоже были вооружены. Эмена и Авер находились на мостике, Капитан стояла около пассажирок, её кобура была расстёгнута.

Наконец, в ангар ввалились два вооружённых мордоворота, а за ними медленно и чинно вошёл тощий мужик с мешком в руках, видимо, уважаемый купец. Войдя, он оглядел нас своими поросячьими глазками, потом уставился на пассажирок, которые мигом сникли под его тяжёлым взглядом.

— Тупые суки, — холодно охарактеризовал их Нестол. — Благодарю вас за помощь, — продолжал купец, глядя исключительно на свою семью. — Уважаемый Хаз связался со мной, так что никаких обвинений в похищении с целью выкупа в ваш адрес быть не может. — Он бросил на пол мешок с деньгами. — Проверьте сумму.

— О, мы вам верим, — изобразила улыбку Капитан. Но, подобрав мешок, развязала его и быстро пролистала все пачки ассигнаций. — Всё в порядке.

— Вот и прекрасно. Дорогая… девочки… на борт.

Дорогая и девочки, лица которых буквально позеленели от тона купца, быстро покинули борт нашего дирижабля, даже не пискнув от того, что им пришлось около метра пройти по мостику, висящему в сотне-другой метров над уровнем моря.

— Ещё раз благодарю, — буркнул купец, в первый раз переведя взгляд на нас. Вернее, на меня, Орайю и Авера, что странно. — Ещё увидимся, — сказал он как будто только мне и удалился. Мордовороты, как тени, мелькнули за ним, впрочем, не показывая нам спин.

Я расслабленно вздохнул только в тот момент, когда близнецы отцепили мостик и закрыли ворота ангара. Но напряжённое выражения лица шефа вновь заставило забиться моё сердце чаще.

— Не понравилась мне его рожа, — сказала она голосом похожим на натянутую струну. — Видимо, Хаз дал не слишком достоверную информацию о нас, преуменьшив наши силы, в противном случае бы мы сейчас вели перестрелку с дюжиной этих ублюдков. Такие люди никогда не расстаются со своими деньгами. — Договорив, Капитан подошла к телефону и, глядя только на меня, буркнула в неё: — Авер, разворот. — И уже механику: — Крог, в машинное отделение. Когда Авер закончит разворот, давай полный ход. У нас есть небольшой гандикап, надо его увеличить как можно сильнее. Сегодня не спим все. С завтрашней ночи количество дежурных удваивается, вводится постоянных пост в пулемётной башне… Такие люди с деньгами добровольно не расстаются. — Она снова посмотрела на меня. — Мне его видеть что-то больше не хочется.

Мне тоже не хотелось. Но почему-то во мне засела уверенность — так или иначе мы с купцом ещё пересечёмся.

 

Глава тринадцтая

— Двадцать два, двадцать один, двадцать… — бубнил по общей связи Авер. — Когда ж уже, мать его…

— Скоро, — буркнул я, натягивая шапку на уши — в последнее время в моей пулемётной будке было порядком прохладно.

— Три, два, один… Крог! Какого хрена опаздываешь?

Не знаю, что ответил Крог, но этот вопрос был последней фразой, сказанной Авером. Я поглубже закутался в куртку и принялся крутить педали — три оборота туда, три обратно, четыре туда, четыре обратно и так далее. У меня, как у стрелка, график был ненормированным — вместо шести часов, как все остальные, я дежурил по двенадцать. На капитанском мостике всегда находились два человека, ещё один должен был держать дозор в хвосте дирижабля, один сидел в будке. В общем, половина команды уже почти неделю плевала в потолок на дежурстве, а вторая пыталась отоспаться и более-менее успеть сделать остальные дела по нашему летающему дому.

Но уже через шесть часов, в шесть утра, эта чехарда закончится. Всё-таки неделя — достаточный срок, чтобы удостовериться в том, что погони либо нет, либо она давным-давно отстала. Единственный плюс этих дежурств заключался в обещанной пятидесятипроцентной премии. Выходило, я смогу скостить со своего долга пятьсот кредитов и оставить себе две с половиной сотни на расходы. Но зарплата ещё через неделю…

Я зевнул. Холодно и скучно. Задница затекла. Блин, надоело-то как.

Из событий за последние почти семь дней можно было вспомнить только встречу с работорговцами. Они, оказывается, со своим грузом двинулись нам навстречу, так что мы встретили их движущуюся крепость-караван (а по сути — передвижной посёлок) на четвёртый день после передачи бывших заложниц главе семейства. Тот день был самым нервным из всех: раз работорговцы уже связывались с купцом с островов, они могли спокойно нас предать. Можно было выдать место нашей встречи, чтобы Нестол вернул себе добычу. А могли и вовсе объединиться с купцом захватить нашу команду в рабство, а остальную добычу поделить. Но этого, к счастью, не произошло. Всё прошло гладко.

Перед отлётом Капитан обмолвилась Хазу, будто мы движемся на юг, к центру материка, на зимовку, а сама через несколько часов после старта приказала сворачивать на северо-запад. Не знаю, купились ли работорговцы на такую простую уловку, или вообще не собирались нас сдавать, но никаких признаков погони мы не заметили. В любом случае, любая предосторожность могла оказаться не лишней.

К тому же, уже через сутки, залетев на какой-то остров (оказывается почти все наши последние перемещения проходили на западном побережье большого полуострова, сильно вдающегося в океан к северу), мы снова двинулись на юг. Так что уловку можно было назвать двойной.

На острове же Капитан оставила бывшей сослуживице почту и два небольших ящичка, о содержимом которых не знал никто кроме неё. В единственном на острове городке Кэп приобрела пять коробок белковых концентратов и небольшой пулемёт, который Крог сразу же установил на корму. Всё-таки безопасность превыше всего, и Капитан никогда в этом плане не скупилась. Так я сначала думал.

Пулемёт стоил больше сорока тысяч кредитов, с концентратами расходы вообще составили сорок пять тысяч, так что, если учесть шесть тысяч, полученных за почту, семнадцать с половиной заработанных на семье купца и запас в пять с небольшим тысяч, коробочки стоили просто бешеных денег. А ведь ещё экипаж получал в общей сложности шесть тысяч в месяц, плюс премия, да ещё помножить эти шесть тысяч на следующие пять месяцев зимовки, вспомнить про долю Капитана… В общем, откуда такие деньги я не представлял. Не представлял до тех пор, пока Крог во время сегодняшнего, или, вернее, уже вчерашнего обеда не сказал, что если Капитану не удастся продать концентраты и пулемёт на материке, нам придётся хреново.

— Не стоило ей так рисковать, — бубнил он, набивая рот консервированными бобами с тушёнкой. — Зато половина барыша наша.

— Так это наша зарплата ушла на пулемёт и концентраты? — тупо спросил я, забыв про ложку, которая висела на полпути от тарелки до моего рта.

— Конечно. Думаешь, у неё были такие деньги? Ты не боись, продать-то продадим, вот только за какую цену… Да и в этом месяце зарплату есть с чего получить. Вот если тысяч семьдесят за всё выручить, это ж я по тысяче с лишним в месяц буду получать. Ты в следующем семьсот пятьдесят, а потом тоже по штуке…

Я засунул в открытый рот бобы и принялся лихорадочно жевать. Да, по тысяче кредитов — это хорошо. Но если дело не выгорит… Хотя, ничего не изменится: уходить из команды я собирался только вперёд ногами. Мне же вообще можно не волноваться: не будет у Капитана денег на зарплату, потребую списывать долги. Я так и так не вижу никаких денег, пока моя жизнь в ипотеке у воздушных пиратов.

Возможность закрыть долг и считаться полноправным членом команды — всё, чего я сейчас хотел.

И вот, соблюдая все меры предосторожности, мы летим на юг, на зимовку. Авер рассказал мне, что таким людям, как мы, лучше всего зимовать рядом с деревнями или хуторами, расположенными ближе к центру материка. Во-первых, туда мало кто совался. Во-вторых, деревни там были редки, и о нашем местоположении вообще мало кто сможет узнать.

Мы собирались занять какой-нибудь бункер, типа того, в котором я провёл несколько недель в августе, или арендовать дом. Лучше, конечно, второй вариант. Цеппелин не слишком приспособлен к зимовке — отопления практически нет, стены тонкие, поэтому чтобы поддерживать в такой махине температуру, пригодную для проживания, нужно огромное количество топлива. Поэтому на зиму цеппелин опустошался от запасов и становился на прикол, а команда перебиралась на землю.

Но, как я понял, работа порой находилась и зимой, так что скучать не придётся. Авер говорил: в лучшем случае удастся наняться как охранный отряд в какую-нибудь деревню или на большую ферму. В худшем — работу найдут один-два человека, а остальной команде придётся сидеть на месте или летать на промороженном дирижабле, развозя почту или контрабанду. Но такого обычно не бывало, не зря у нас в команде три профессиональных головореза. Что придётся делать мне, неумехе и чужаку, я вообще не представлял. Может, отсыпаться… днями и ночами…

Встряхнувшись, я протёр кулаками глаза, потянулся до хруста в суставах и широко зевнул. Всё-таки отвратная работёнка — быть часовым. Сидишь-сидишь, засыпаешь…

— Алексей, — сказал голосом шефа люк над головой. — Зайди ко мне.

— Угу, только посплю…

— Алекс!

Я вздрогнул, окончательно просыпаясь. Задрал голову и увидел Капитана, заглядывающую в люк.

— Шеф, это первый раз, клянусь, — пробормотал я, краснея.

— Выпишу тебе штраф. Давай, отлепи свой зад от сидушки и дуй ко мне.

— А пост?

— Да хрен с ним, с постом, если бы нас захотели догнать, давно бы догнали.

Капитан исчезла. Я с трудом поднялся с сидушки и, чувствуя, как подгибаются ноги, начал подниматься по лестнице. Обычно после двенадцати часов сидения в будке мне приходилось ещё минут пятнадцать разминаться.

Зайдя в каюту Капитана, я первым делом напился и засунул в рот сухарь. Чем меньше пьёшь и ешь во время поста, тем реже бегаешь в туалет — вот такой военной хитрости научил меня Авер в первое же моё двенадцати часовое дежурство.

Капитан, уже сидящая за столом, дождалась, пока я доем, и только тогда заговорила:

— Я долго думала на досуге над твоей судьбой. Ты отлично проявил себя во время той стычки с Шакром. В промежутках между дежурствами ты тренируешься в стрельбе, а не спишь, как сурок. По словам Авера стрельба твоя становится всё лучше и лучше с каждым днём. И, что самое основное, как я поняла, ты готов остаться здесь надолго. К тому же, ты ответственно относишься к своей работе, беспрекословно выполняешь приказы, готов убивать по приказу…

— Подожди, — прервал я её. В тот момент я испытывал небольшой шок. Я как-то говорил с Иваллой по поводу своих размышлений об убийствах, но она только посмеялась, а потом… ну, в общем, потом было не до разговоров. — Я готов убивать?

— А ты ещё этого не понял? — хмыкнула шеф. — Вообще, раньше я волновалась именно по этому поводу. Другой мир, другая мораль. Орайя говорила об этом почти каждый день до стычки с Шакром, да и ты сам иногда болтаешь на эту тему без умолку. Я боялась, что во время боя ты сдрейфишь и прекратишь огонь. Но ты способен на убийство. Ты стрелял по дирижаблю Шакра, в твоих глазах читалась готовность стрелять во время передачи наших пассажиров купцу, и ты хотел убивать, когда увидел Хаза и Нома. Я уверена, когда дойдёт дело до драки, ты не подведешь. Поэтому у меня для предложение. Если ты его выполнишь, выполнишь как следует, я прощу тебе тысячу кредитов долга.

Кажется, я уже догадывался, о чём пойдёт речь. И всё же…

— Что за дело, шеф?

— Ты должен убить для меня человека.

Её взгляд буквально пылал. Уверен, больше всего она хотела узнать, что творится в моей голове. Я сам хотел бы знать. Пока же я мог только смотреть в её голубые глаза, не отводя взгляда.

Чёрта с два Капитан уверена в том, что я готов убивать. Именно это она сейчас и выясняет. Это, а также то, являюсь ли я членом команды, можно ли мне действительно доверять дела. Серьёзные и грязные дела, а не стрельбу по аэростату. Не сопровождение кухарки на рынок.

Неужели я решил, будто контрабанда, пассажироперевозки, торговля и почта — всё, чем занимается моя новая «семья»? У нас в команде три наёмные убийцы. Ивалла — бывшая военная. Убийство было их профессией, всем, чему их учили в жизни.

И я, снайпер и пулемётчик, один из них. Должен стать одним из них. Или умереть.

Ну что, студент Алексей, не тонка у тебя кишка? Слетел с тебя налёт цивилизации? Кто ты, в конце концов, тварь дрожащая или убийца?

Время шло, Ивалла ждала ответа. А я продолжал стоять, сцепив руки за спиной. Нет, они не дрожали. Нет, сердце не выпрыгивало у меня из груди. Мир не изменился. Не ударил гром. А я стоял и решал, убью ли я кого-то.

Убью для неё, Иваллы. Моей женщины. К которой, если быть честным, я не знал, как отношусь, не понимал до конца. И не понимал, как она относится ко мне. Но сейчас в её голосе чувствовалось что-то личностное. Это был не только приказ, но и просьба, просьба к близкому человеку.

Отказаться? Если откажусь, меня выгонят, к бабке не ходи. Я не хочу, чтобы меня выгнали. Уточнить, что это за человек? А какая разница? Этот человек обречён, нет разницы убью его я или кто-то другой.

Я тонул в её глазах.

— Я сделаю это, Капитан.

* * *

Рядом с моими прошлыми знакомыми, девочкой и трёхлетним мальчишкой, стояли ещё двое — парень лет семи и ещё одна девочка, его ровесница.

— Совсем дурной, — сказала незнакомая девочка. — Вообще не понимает, что делает.

— Чужим здесь не место, — враждебно произнёс мальчишка постарше.

— Чужакам нельзя лапать своими руками наш дом, — добавил малыш.

— Убирайся, — добавила моя старая собеседница.

— Нет, — буркнул я, прижимая к груди свою добычу — почти наполненную найденной в саду крупной земляникой кружку с отколотой ручкой. — Если я здесь, значит, это и мой дом.

— Ты ошибаешься, — хором сказали прошлые жители белого домика.

— Ты гость, — продолжала моя старая знакомая, — который ведёт себя так, будто он здесь хозяин. Ты никто, решивший, что сможет поставить нас на путь истинный.

— Я не собирался этого делать!

— Ещё как собирался, — буркнул малыш. — Ты хотел починить то, что невозможно починить. Ты хотел заставить нас жить в мире, который ты перекроишь на свой лад. А мы этого не хотим. Нам хорошо живётся и посреди развалин. Эта развалюха наша. Те, кто жил здесь раньше, взрослые, сделали её такой, и только так нам теперь жить.

— Но у тебя в любом случае ничего не выйдет, — сказала зеленоглазая девочка. — Ты умрёшь здесь. Твои кишки будут кишеть червями, а глаза выклюют вороны. Крысы пожрут твоё тело, не оставив и косточки. И тогда мы сможем жить нормально, нам никто не будет мешать.

— Я не хочу на это смотреть, — захныкал мелкий, теребя сестру за подол. — Я не хочу видеть, как его сожрут крысы! Пусть уйдёт. — Он перевёл взгляд на меня и топнул ногой. — Убирайся, ты!

— Но я не могу, — пробормотал я. — Я не знаю, как попал сюда, и не знаю, как уйти.

— Плевать, уходи, — с всё нарастающей угрозой в голосе сказал старший мальчик. — Или мы прогоним тебя. — Он наклонился и поднял с земли кусок штукатурки. — Уходи!

— Я…

Мальчика бросил в меня свой снаряд, но тот пронёсся над моей головой. И всё равно я вздрогнул, роняя кружку с земляникой.

— Не попал! — крикнул я, чувствуя, как на моих глазах вскипают слёзы обиды. Я же всего лишь хотел помочь…

Но следующий бросок угодил мне в плечо. К нему присоединились остальные, в меня полетели щепки, камни, обломки мебели и даже битая посуда.

— Убирайся! Прочь! Возвращайся к себе!

Я попятился назад, но после ещё пары попаданий развернулся и побежал. К горлу подступал комок, слёзы становилось всё труднее сдерживать, но я старался, совсем как в детстве.

Как в детстве? Но я ведь и есть ребёнок…

Мои преследователи не оставляли меня до тех пор, пока я не добежал до кромки леса, в который плавно переходил сад. Но я бежал, не останавливаясь, пока не понял, что вообще не знаю, где нахожусь. Я упал на колени и, наконец, разрыдался, думая, что в этом дремучем лесу меня уже точно никто не увидит.

Но я ошибся. Когда слёзы уже почти остановились, на моё плечо мягко легла чья-то рука. Вздрогнув, я поднял голову. Рядом стояла некрасивая девушка с кривыми зубами.

— Они лгут, — сквозь всхлипы пожаловался я. — Я не хотел заставлять жить их в перестроенном доме! Нет… Хотел! Но ведь так будет лучше?

— Конечно, лучше, — улыбнулась девушка. — И знаешь, Алексей, я этого тоже хочу, поэтому ты и здесь. Ты же поможешь мне?

— Помогу. Но… почему ты привела меня сюда?

— Потому что ты подходишь мне. Твой мир был тебе чужим, ты хотел изменить его, но это было невозможно. И тогда я решила исполнить твою мечту, дать тебе целый мир для игр. Просто помоги мне, хорошо?

— Что я должен сделать? — спросил я, утирая слёзы.

— Я расскажу, позже. А пока погуляй по лесу, здесь много всего интересного.

— А у тебя точно получится мне помочь?

— Конечно, получится, я же взрослая.

Девушка исчезла, и я, совершенно успокоившись, отправился гулять.

«Если они не хотят жить в отстроенном мной доме, я их заставлю», — подумал я.

 

Глава четырнадцатая

Собаки лаяли без остановки. Одна из шавок даже вылетела из-за забора и попыталась вцепиться мне в штанину, но, получив пинок, с визгливым скулением ретировалась.

В своей прошлой жизни я часто бывал в деревне у родственников. И больше всего ненавидел, когда хозяева отпускали своих волкодавов с цепей на ночь «погулять». И естественно, больше всего этих собак интересовало, что это за парочка прохаживается тут среди ночи. Парочку обязательно нужно было облаять или, как минимум, обнюхать. А меня и так маленького покусала собака… К тому же, когда тебе шестнадцать и ты провожаешь девушку домой, ты просто обязан выглядеть и вести себя как бесстрашный мужик.

В общем, приятного мало.

Но сегодня их брехливый лай доставлял ещё больше неудобств. Мы с Коросом оказались на окраине городка под странным названием Сухой, чтобы убить человека. Убийцы всегда должны действовать, привлекая как можно меньше внимания — так мне всегда казалось. Но Корос, кажется, был другого мнения. Он не скрывал лица перед редкими прохожими, а один раз даже остановился, чтобы пнуть чёрный резиновый мяч мальчишкам.

— Да они вообще никогда не затыкаются, — буркнул он, сплёвывая в пыль. — Что теперь, заказ не выполнять?

— Но нас могут заметить…

— И что? Всем плевать, поверь мне.

Да уж, два вооружённых мужика спешат куда-то в сгущающихся сумерках. Что может быть обыденней?

Я одёрнул себя. Здесь мы бы выделялись, если бы вальяжно прогуливались без оружия на виду. Особенно, в сгущающихся сумерках.

Улица петляла между домами. Унылыми лачугами, у обитателей которых кроме их жизней и забрать-то нечего, да и та никому не нужна. Втискивалась меж высоких заборов, обшитых железными листами и опутанных колючей проволокой. У обитателей этих домов добро имелось, и лишаться его они не хотели, как и жизней, и наверняка для незваных гостей внутри этих оград имелось немало неприятных сюрпризов.

— Вон там, — сказал Корос, указывая вправо. — Вон там нам нужно осмотреться.

Я проследил направление, но рассмотреть мало что удалось — уже слишком стемнело. На фоне тёмно-синего неба выделялась большая чёрная масса.

— Что там?

— Консервный завод. Наша цель — его владелец. Живёт рядом с заводом.

— Но…

— Заткнись и делай, что я скажу.

Мы свернули на ближайшую улицу, шедшую «перпендикулярно» нашей. До завода идти пришлось довольно прилично — около полутора километров. Мы миновали последние лачуги и прошли мимо большого поместья, стоящего немного поодаль и дороги, и остальных домов. «Здесь», — обронил Авер.

Завод находился еще в четырёхстах метрах от окраины Сухого. Примерно в сотне метров от ограды Корос, выругавшись, остановился.

— Собаки везде.

Вглядевшись, я увидел несколько будок, стоящих рядом с забором. Рядом с будками по всему периметру были вбиты железные колья, на которые оказался натянут железный трос, а к тросу на кольца крепились собачьи цепи. Так псина могла свободно бегать на несколько десятков метров, от одного кола до другого, да ещё и с запасом в полутораметровую цепь.

— Да ещё и охрана… — продолжил Корос, указывая на смотровые вышки, стоящие по всему периметру стены. — Ладно, пошли отсюда.

Убийца свернул с дороги. Подсыхающая трава шуршала под подошвами наших сапог, кроме неё здесь, кажется, вообще ничего не росло. Один из сторожевых псов увидел нас и принялся бегать туда-сюда, скрежеща цепью о трос. Когда мы ушли, пёс остановился, натянув цепь, и долго смотрел нам вслед, так ни разу и не залаяв.

Близнец молчал, а я старался не задавать глупых вопросов. Когда мы миновали угол забора и, пройдя ещё сотню шагов, свернули налево, я догадался, что мы обходим периметр стены. Впрочем, чем кроме этого мы вообще могли здесь заниматься?

По ту сторону завода мы наткнулись на горы ржавой рухляди, но Корос миновал их, даже не взглянув. Хотя эта помойка была единственным местом, где можно было спрятаться. Впрочем, от кого здесь прятаться? На кого охотится? Если только убегающий от… чего-то… владелец завода перепрыгнет через четырёхметровую стену и бросится бежать прямо на свалку, которую, скорее всего, просто так и не пересечёшь.

Чёрт возьми, что мы вообще тут делаем?

Но я решил держать язык за зубами до тех пор, пока мы не вернёмся на дорогу. Если у близнеца есть план, то мне остаётся только его придерживаться.

— Эй, ну-ка валите отсюда! — раздался зычный голос, заставивший меня вздрогнуть.

— Мы просто идём мимо, — крикнул в ответ Корос. — У меня собака потерялась!

— Быстро валите отсюда, иначе ваша псина останется без хозяев!

— Уходим, — быстро сказал убийца и метнулся в сторону помойки.

Я бросился следом. А буквально через секунду прогремел выстрел, заставивший меня непроизвольно пригнуться. А выпрямившись, я рванул с такой скоростью с какой никогда не бегал.

Сердце колотилось так, будто я уже пробежал пару километров. Чёртов охранник в нас стрелял! Вот просто так взял и пальнул! Когда мы сражались с Шакром, в меня тоже стреляли. Но там я сидел в пулемётной будке, здесь же мы с Коросом были в чистом поле, абсолютно беззащитные.

В общем, когда в тебя стреляют, ощущения не то чтобы приятные. И с горечью можно констатировать факт — это со мной не в последний раз.

— Мы ему не понравились, — сухо сказал Корос, когда мы обогнули помойку — единственное укрытие, которое у нас имелось. — Лучше той дорогой назад не возвращаться.

— Он в нас стрелял! — рявкнул я, предварительно изрыгнув несколько ругательств.

— Старый Хавви в первый раз никогда не целится.

От того, что Корос знает сторожа я опешил ещё больше, чем от выстрела в нашу сторону.

— Мы работали здесь, когда были мальчишками. Я в убойном цехе, а Дерек в разделочном. — Я не видел злой улыбки на лице убийцы, но она читалась в каждом слове. — Там и научился быстро и качественно резать глотки.

Я тяжело вздохнул.

— Я старался помалкивать всё это время, но теперь всё же спрошу. Скажешь хотя бы ради чего в нас стреляли?

— Конечно. Мы узнали, что на заводе по-прежнему на ночь остаётся восемь охранников.

— Это важно?

— Ещё как. Когда мы с братом работали здесь, охрана отлынивала от работы как могла. На ночь выставлялось восемь человек, но четверо ложились на половину смены спать, а четверо дежурили — двое устраивали обход, а двое сидели на вышках. И сейчас мы с тобой выяснили, что с тех пор ничего не изменилось.

— Понятно. Мы собираемся пробраться на завод ночью?

Судя по тону убийцы, злая улыбка снова появилась на его лице.

— Ты собираешься пробраться на завод ночью, — сказал он и хлопнул меня по плечу. — А может, и днём. Капитан меня в свои планы не посвящала.

Я выругался. К числу посвящённых я тоже не относился. «Ты убьёшь для меня человека?» — «Ради твоих голубых глаз что угодно, дорогая» — «Иди ко мне, мой жеребец». На этом всё.

— А других вариантов нет?

— Дерек с Орайей сейчас выясняют у завсегдатаев бара, изменились ли у господина Цнеха привычки. Но я в это не верю. Значит, без единственный вариант — снять его во время еженедельной инспекции завода.

Я тяжело вздохнул.

— Ясно. Что теперь?

— Теперь идём в бар, — хмыкнул Корос и хлопнул меня по плечу.

* * *

Бар ни капли не напоминал тот, в котором мы встретили работорговцев. Низкое здание — даже полуземлянка, как я понял позже — ютилась на самой окраине городских трущоб. Односкатная крыша напоминала мозаику или лоскутное одеяло, материалом для которого служили дерево, листы ржавого железа и драный рубероид. Узкая дверь, к которой вели три нисходящие ступеньки, оказалась крепко закрыта. Коросу пришлось трижды постучаться (в третий раз — ногой) и ждать пару минут, прежде чем открылось маленькое зарешёченное окошко.

— Кто там? — примерно так звучал вопрос человека, чьи глаза появились в окошке. Примерно, потому что эти два слова затесались во фразу, состоящую ориентировочно из десятка-полутора ругательств.

— Свои, — сухо сказал убийца, тыча прямо в наглые зенки ассигнацией в десять кредитов.

Дверь открылась немедленно.

Помещение так провоняло мочой, что запах не мог отбить даже буквально выедающий глаза табачный дым. В баре стояло с десяток небольших грубо сколоченных столиков, да в дальнем углу втиснулась косоватая барная стойка. Большая часть посетителей столпилась у стойки, трое спали прямо на полу. Толпа орала, явно кого-то подбадривая.

Через секунду я понял — кого. Толпа расступилась, и Орайя вышвырнула на середину зала какого-то забулдыгу, очевидно, находящегося в бессознательном состоянии. Тем не менее, когда он упал на пол и замер, девушка подлетела к нему и с оттяжкой врезала по рёбрам. Я совершенно чётко услышал хруст. Не повезло мужику — рожа у него больше напоминала кусок свежей вырезки, а тут ещё и пара сломанных рёбер на сладкое.

И, выходит, Орайя не такая безобидная, какой может показаться на первый взгляд — мужик был раза в полтора больше её.

— Ну? — прорычала она, оглядывая толпу. — Есть ещё желающие предложить мне денег за секс?

Желающих не оказалось.

Орайя уставилась на меня. Её глаза горели ненавистью, по-другому и не скажешь.

— Пошли, — буркнула она.

И подойдя к одному из спящих несильно пнула его в бедро.

— Я щас, — промычал Дерек, вскакивая на четвереньки. Впрочем, больше он ничего сделать не смог, так и остался, пошатываясь, стоять на всех четырёх конечностях. Таким пьяным я ещё его не видел.

Мы с Коросом не сговариваясь подхватили Дерека и потащили вслед за Орайей. Зеленоглазая провела нас за барную стойку, пинком распахнула дверь. За дверью оказалась кухня, и запашок там стоял ничуть не лучше, чем в общем зале. Кивнув толстому мужику в заляпанном жиром, кровью и ещё чёрт знает чём фартуке, девушка провела нас через два ряда столов в самый дальний конец помещения. Там-то и была дверь, в которую она постучала.

— Входите, — раздался голос Капитана.

В комнатке со вторым выходом едва помещался стол и две скамьи. Дерека мы бесцеремонно оставили на полу и уселись напротив шефа.

— Ну как, есть хорошие новости? — спросил я. Хотя, если честно больше мне хотелось поинтересоваться, где она вообще выкопала эту тошниловку.

— Это я хотела спросить у вас, — отозвалась Капитан, подвигая ко мне бутылку пива.

Корос рассказал о том, что нам удалось разведать. Выслушав, Кэп кивнула и уставилась на Орайю.

— Разговаривал в основном он, — сухо сказала зеленоглазая, кивая в сторону пьяного убийцы, — но из того, что я слышала, дела у нашей цели и так из рук вон плохо, и жить ему осталось недолго в любом случае. После того как уважаемый Цнех перебежал дорожку табачникам, он охраняет свою персону куда лучше завода. Больше расскажет только Дерек, но суть я передала.

— Выходит… — начал я и замолчал, припадая к бутылке.

И так ясно, что выходит. А пиво, кстати, здесь не в пример лучше чем в «элитном» заведении.

— Да, ты должен пробраться на завод, — медленно проговорила Капитан, буквально сверля меня взглядом. — Это единственный вариант. Снимешь уважаемого Цнеха во время инспекции. Он высовывается из своего поместья только для проверки работы единственного оставшегося у него источника дохода.

Я залпом допил бутылку и, утерев рот ладонью, деланно бодрым голосом спросил:

— Отлично. Когда выдвигаемся? Когда охранник, стрелявший в нас, уснёт?

— Нет, — покачала головой Капитан. — Ты пойдёшь устраиваться на работу завтра утром.

— На работу? — спросил я.

— Да. Ты единственный из всех нас похож на деревенского простофилю, пришедшего в город на поиски работы. К тому же, ты самый тощий.

— Со вторым утверждением я соглашусь, — проворчал я. — А за деревенского простофилю я требую премию в размере второй бутылки вот этого пива.

— Куплю две, — улыбнулась Ивалла.

 

Глава пятнадцатая

Рано утром я пошёл устраиваться на работу. Вторую по счёту, на которой мне, скорее всего, придётся кого-то убивать. На этой хотя бы коров и свиней.

И вообще, я не совсем понимал, как меня вот так просто примут на завод, пусть и на такую низкоквалифицированную должность как чернорабочий на консервном заводе. Никаких особых инструкций я не получил — вечером я ничего особо спрашивать не стал, а утром спросить оказалось не у кого, все спали. Единственное, что мне сказали — время, когда я должен был прийти на завод. И я как раз вовремя.

На подходах к заводу я заметил небольшую толпу людей, человек пятнадцать или двадцать. Они стояли чуть поодаль от ворот и будто чего-то ждали. Возможно, это рабочие ждут начала своей смены на проходной?

Рассмотрев ожидающих вблизи, я понял — это никакие не рабочие. У ворот столпилась толпа бродяг и алкашей, причём, некоторые из них и сейчас были в состоянии сильного опьянения. Или владелец завода настолько наплевательски относится к трудовой дисциплине?

Когда до ворот завода оставалось буквально полсотни метров, створки приоткрылись, и на дорогу вышел высокий толстый мужик. Под его брюхом болталась кобура с двумя здоровенными револьверами. Оглядев собравшихся, он смачно сплюнул на землю и проорал:

— Нужны пять человек! Десять кредитов за день, двухразовое питание!

Толпа вяло загалдела и подалась вперёд, но толстяк быстро — очень быстро! — выхватил один из револьверов и рявкнул:

— Стоять! Я выберу рабочих сам!

Соискатели замерли. Я тем временем присоединился к ним и попытался протолкнуться в первые ряды, однако толпа оказалась на удивление сильное сопротивление. Мне в ухо прилетел чей-то локоть, другой ублюдок жёстко наступил мне на ногу.

То ли вонючие грязные тела, зажавшие меня со всех сторон, то ли что-то ещё, но я мгновенно вскипел. Урода, наступившего мне на ногу, я идентифицировал чётко и, толком не осознавая, что делаю, влепил ему подзатыльник, от которого наглеца повалило на стоящего впереди. Замахиваясь, я, конечно же, кого-то зацепил, и ему немедленно захотелось отомстить мне. Или это кто-то другой вцепился мне в волосы.

— А ну, мать вашу, прекратить драку! Ты, пугало лохматое, иди сюда. Да, ты, доходяга. — Дуло револьвера недвусмысленно смотрело мне в лицо.

Всё ещё кипя от ярости, я вышел из мгновенно расступившейся толпы. Толстяк уставился на меня, при этом наведя дуло револьвера мне куда-то в область живота. Учитывая небольшое расстояние, разделяющее нас, он попадёт в меня даже не особо целясь. Но из-за прилива адреналина, вызванного дракой мне было на это плевать.

— Трезвый? — проорал он, едва не обрызгав меня слюной.

— Да.

— Подходишь.

Всё оказалось проще, чем я думал.

За приоткрытыми воротами меня встретил куда более стройный рабочий, я бы даже сказал — измождённый.

— Пошли, — исчезающим голосом проговорил он.

Дшук, так звали тощего, вёл меня мимо невысоких цехов. Рабочие уже были на местах, я слышал их разговоры, чувствовал табачный дым. Животные же наоборот не издавали ни звука. Зато запах… Даже некурящему табачный дух, иногда втискивающийся в смрад дерьма и тухлятины, показался бы амброзией.

Мы прошли завод насквозь — я заметил центральное здание, о котором мне говорил Корос, но рассмотреть толком не успел — и остановились у загона. Дшук протянул мне лопату и пробормотал:

— Вычистишь до приезда новой партии.

— Перчатки есть? — спросил я, принимая лопату.

— Зачем? — искренне удивился Дшук и ушёл, покачивая головой.

Я мысленно поблагодарил Капитана за, очевидно, своё светлое будущее и зашёл в загон. Я думал из меня сделают убийцу, вместого это мне приходится разгребать дерьмо.

Отличный, просто великолепный карьерный рост.

Несмотря на утреннюю прохладу, через полчаса работы мне пришлось скинуть куртку. Ещё через час я совсем взмок. Желудок, в котором со вчерашней ночи маковой росинки не было, громогласно требовал еду, хотя из-за царящего на заводе амбре, казалось бы, ни о какой еде и речи не могло идти. Ан нет, могло и ещё как.

Выйдя из вычищенного загона, я опёрся на лопату, отдыхая.

— Эй, — окликнул я куда-то спешащего мимо невысокого чумазого мужичка. — Когда будут кормить?

Он остановился и, почёсывая чёрную курчавую щетину, осмотрел меня.

— Давно здесь?

— Первый день.

— Вступай в профсоюз.

— Зачем? — немного удивлённо спросил я.

— Защищать права рабочих.

— Я здесь ненадолго.

— И что? Права рабочих везде нужно защищать. — Мужичок приблизился ко мне, видимо, решив, будто нашёл благодарного слушателя. — Мы требуем у владельца завода двенадцатичасовую рабочую смену с часовым перерывом на обед и третий паёк после работы. — Глаза моего собеседника загорелись. — Вот тогда… тогда заживём. Я ещё на вечернюю подработку смогу устроиться.

Нет, я, конечно, слышал, что и на Земле условия труда в девятнадцатом и начале двадцатого века были не то, чтобы не очень, а вообще ни в какие ворота. Но двенадцатичасовой рабочий день как предел мечтаний — это сильно…

— Я здесь ненадолго, — повторил я. — Поработаю с недельку и пойду дальше.

Бородатый ещё раз угрюмо меня осмотрел и смачно высморкался в два пальца.

— Смотри. Кто не с нами, тот против нас.

— Запомню. Скажешь, когда будут кормить?

— Через полчаса, как раз перед прибытием новой партии, — бросил рабочий уже через плечо. — Раздача еды у главного цеха.

Я отдохнул ещё пару минут и, накинув куртку, отправился искать Дшука. Рабочая инициатива наказуема, но, быть может, меня заставят работать в менее вонючем месте…

* * *

Я медленно пережёвывал кусок варёной картофелины, наблюдая за тем, как погонщики — видимо, крестьяне с ближайших ферм — гонят по территории скот. В основном — коров, но я разглядел несколько лохматых коз и даже пару лошадей. Складывалось впечатление, будто большую часть скота привели сюда, чтобы не дожидаться, пока животные передохнут в хлеву. Когда мимо меня провели две повозки с мёртвыми животными, я отмёл всякие сомнения.

Даже радостно, что в рабочем пайке оказалось три картофелины и два ломтя серого плотного, как глина, хлеба. Да тот самый толстый мужик, который принял меня на работу, стоял у большого чана, разливая помятым черпаком счастливым обладателям хоть какой-то тары горячую коричневатую бурду.

Когда мимо мимо проехал фургон с птицей, шум, издаваемый животными, стал практически невыносимым. Хотелось уйти, но я продолжал вяло поглощать пресную пищу.

Я пришёл сюда ради разведданных. И они не радовали.

Постоянные рабочие приходят на завод к пяти утра. В пять пятнадцать ворота открывают, и до пяти тридцати они открыты. Следующие полчаса рабочие переодеваются, курят, те, кто принёс еду из дома, завтракает, в общем — все готовятся к работе. Опоздавшие ждут очереди зайти на территорию с шабашниками вроде меня, их впускают в шесть. Правда, опоздавших почти не бывает — толстяк-управляющий Квиор формирует заявку на недостающие рабочие руки, исходя из количества людей, присутствующих на заводе. Если у него плохое настроение может отправить опоздуна домой, сэкономив тем самым деньги заводу: всё-таки однодневники зарабатывали гораздо меньше постоянных рабочих.

В начале седьмого ворота опять закрываются и открываются только в девять. В это время заводчане завтракают (домашние оставляют паёк на обед), а на завод привозится ежедневная партия скота, которому суждено будет стать консервами. Фермеры уходят и… всё. Ворота закрыты до конца рабочей смены в восемь часов.

Всё это рассказал мне Дшук до того, как его голос совсем исчез в гвалте животных.

Я лихорадочно соображал, каким же образом мне протащить через проходную оружие, но пока ничего путного придумать не мог. За утро на вышках периодически мелькали охранники, но, как я понял, на двух вышках из четырёх всегда кто-то был. Кроме того управляющий и пара его прихлебателей бродила как по цехам, так и по самой территории завода, выискивая отлынивающих от работы.

На входе меня не шмонали, но на выходе наверняка обыщут, чтобы я не спёр, например, кусок драгоценнейшей престарелой говядины.

Что делать?

Я представил, как говорю Ивалле «Ты не представляешь, на что мне пришлось пойти, чтобы протащить эту винтовку за периметр» и хмыкнул.

— Что-то смешное? — пробился сквозь куриное кудахтанье голос Дшука.

Рабочий стоял, рядом, протягивая мне свою кружку.

— Да нет, ничего, — отмахнулся я.

— Возьми, — тощий уже ткнул кружку мне в плечо, — без бульона тебе тяжело будет дотянуть до следующей кормёжки. Она будет только в три.

— Спасибо.

Отказываться от калорий я больше в жизни никогда не буду.

Дшук остановил меня, схватившись своей немощной ладонью за плечо.

— Тебе будут предлагать вступить в профсоюз, — не скрывая волнения произнёс он. — Ни за что не соглашайся. Если согласишься, тебя никогда не возьмут на постоянную работу. Говорят… — Дшук понизил голос, от чего его практически не было слышно, — говорят, что скоро их всех выгонят, а зачинщиков этого профсоюза повесят.

— Я учту, — кивнул я. — Ни за что не вступлю.

Дшук кивнул и отпустил меня.

Я пошёл за своей второй порцией калорий. И этот бульон оказался в разу хуже того, что мне давала Орайя.

На обед давали даже кусок мяса, но я съел его, не заметив. Вообще, плохо помню обед. Да и весь день.

Какие-то бычки упирались, когда их вели на бойню, но большая часть беспрекословно подходила к здоровенному мужику. Он совершенно механически наносил тяжелейший удар кувалдой в лоб, и животное падало замертво. Тушу тащили крюками и подвешивали к столбам головой вниз, вспарывали горло. Кровь бережно собиралась в тазы. Потом туше вспарывали брюхо так, чтобы все кишки выпали кучей. Я собирался их по тазам и куда-то передавал. Потом грузил в тазы внутренние органы. Затем шкуру, хвост и голову. И уже в самом конце те куски, которые привык видеть в магазинах на Земле.

Пахло кровью, дерьмом и потом. Я обливался коровьей кровью и собственным потом. Перекура было всего два, и оба пролетели совершенно незаметно. Впрочем, многие курили прямо на ходу, как тот мужик с кувалдой. Я устал как собака, и когда Дшук попросил меня сбегать за какой-то рабочей в какой-то цех я обрадовался.

В том цеху разделывали птицу. Курица ложится на чурочку — бах! — и у неё нет головы. Шустрая рабочая подхватывает тушку и начинает так быстро её ощипывать, что рябит в глазах…

От мычания, блеяния и кудахтанья я очнулся только пройдя с другими рабочими дом хозяина фабрики. У меня в зубах тлела самокрутка, которую я стрельнул у одного из рабочих — сигареты для них были слишком дороги. От каждой затяжки глаза лезли на лоб, но я курил, потихоньку отходя от рабочего дня.

— В бар? — спросил меня Дшук. — Выпьем.

Выпить я бы не отказался, но куда больше мне хотелось есть, спать и придушить человека, который отправил меня на этот завод.

— Здесь недалеко, — продолжал мой вроде как куратор, — пара кварталов на запад…

— Нет, я пойду спать, — покачал я головой.

— Там недорого…

— Эй, Дшук, а ты был там вчера? — весёлым голосом спросил кто-то из рабочих. — Негли как всегда пытался снять какую-то девку, а она его так отделала, что он даже на работу не вышел.

Ясно что за заведение пользуется популярностью у людей с такими нищенскими зарплатами. Туда я точно не собирался. Капитан сняла в трущобах «штат», и я, распрощавшись с рабочими, пошёл на восток, сжимая в руке две монетки по пять кредитов — весь свой заработок.

Если бы я действительно устроился работать на завод Цнеха единственное, что бы я заработал, это еда. И люди пахали за еду по четырнадцать часов, из которых только полчаса можно потратить на обед.

Штаб находился в одной из землянок. Здесь по крайней мере был только один вход, и никто не мог нас подслушать. В единственной комнате находилось три лежака, стол и полдюжины чурочек вместо стульев. Капитан с Авером сидели на этих чурочках и резались в карты, попивая пиво. На столе меня ждала тарелка с немного остывшей едой. На ужин у меня был кусок варёного мяса, перловка и огромный ломоть хлеба, щедро намазанный маслом.

Я молча сел и принялся жевать, одновременно открывая бутылку с пивом.

— Ну и вонь от тебя, — буркнула Кэп.

Я промолчал, продолжая перемалывать пищу. Сожрав всё, я залпом допил бутылку пива и, открыв вторую, закурил. Пару раз затянувшись я, наконец, рассказал Капитану всё, что успел узнать за этот день.

— Не шмонают на входе, — задумчиво протянул Авер.

— Не представляю, как я пронесу свою винтовку через проходную, — буркнул я. — Занять позицию для стрельбы на крыше какого-нибудь цеха не проблема, но не из пальца же мне стрелять.

Шеф похлопала меня по руке и мягко сказала:

— Всё идёт по плану. Потерпи ещё четыре дня.

Я вяло кивнул. У меня не осталось сил, чтобы думать о каком-то плане. Допив пиво, я стянул с себя вонючую одежду и завалился на один из лежаков.

Четыре дня…

Я заснул, не успев закутаться в одеяло.

* * *

Наша диверсия планировалась на субботу — как раз в этот день перед единственным выходным достопочтенный господин Цнех и устраивал инспекцию. В обед один из рабочих, которого я «обязательно узнаю» должен был передать мне отремонтированный Авером револьвер. Я тренировался в стрельбе из него три вечера, и результаты выходили весьма сностными.

Но понимания того, как я буду убивать человека, окружённого кучей охраны, у меня до сих пор не появилось. Складывалось впечатление, будто мне уготована роль камикадзе: убил цель, можешь погибать под пулями охранников. Шеф говорила, будто я всё пойму в последний день. У неё имелся план, который она, очевидно, считала отличным.

Но как оказалось, её плану не суждено сбыться.

Потому что именно в этот день участники профсоюза рабочих пронесли на завод две бомбы, шесть пистолетов и обрез. В колющих, режущих и рубящих приспособлениях на заводе, где убивали и разделывали скот, недостатка не было.

Впрочем, не по плану пошло абсолютно всё.

 

Глава шестнадцатая

В общем-то, ничто не предвещало беды. Утро пронеслось без каких-либо знаменательных событий — мне привычно дали лопату и отправили в загон. К этому времени я уже научился чистить его так, чтобы закончить работу ровно к завтраку. Весьма полезный навык, когда не хочешь, чтобы тебя заставили делать ещё что-нибудь. Наработаться за весь я всегда успевал и так.

Единственное, Квиор какое-то время постоял у меня над душой, глядя на то, как я работаю. В этот момент я, конечно, махал лопатой усерднее, чем собирался. Когда он ушёл, появился Дшук и заявил, будто в понедельник со мной, скорее всего, заключат трудовой договор. Обязаны заключить. Но это не точно.

Вот так радость. Будут платить не десять, а пятнадцать кредитов в день, то есть порядка четырёх сотен кредитов в месяц. Кажется, за поломойку Кэп обещала мне три сотни, а работы там было бы не в пример меньше. И еда лучше. И, по-моему, примерно столько мы тогда заплатили за банку говяжьей тушёнки.

Но… мысли о том, чтобы продолжить честно гнуть спину, были. Очевидно, что я не прирождённый убийца, и этот способ заработка до сих пор казался одним из худших.

Я немного нервничал, ожидая передачи пистолета. Нервничал бы на самом деле больше, но тяжёлая работа помогала отвлечься. Прибытие Цнеха ожидалось не ранее обеда. Обычно он инспектировал завод, а потом запирался с приближёнными в одном из помещений и устраивал там пьянку, которая заканчивалась в конце рабочего дня.

Выходило, мне нужно было поймать хозяина завода либо во время инспекции, либо после работы.

Привычная какофония звуков известила о прибытии новой партии животных. Закурив, я побрёл на раздачу.

— Эй, Алекс, — окликнул меня один из знакомых рабочих, — сейчас увидишь ублюдка, на которого мы гнём спины. Хозяина.

— Хозяина? — переспросил я.

— Ну да, говорят, он сегодня прибыл вместе с погонщиками.

— Может, поможет разделывать туши, — мрачно пошутил кто-то, некоторые рассмеялись.

— Может, мы его тушу на тушёнку пустим?

Смеющихся стало больше.

А я крутил самокрутку в пальцах, раздумывая о том, что же делать дальше. Погонщики никогда не останавливаются на территории завода: они заводят скот, получают накладные и уходят. После их ухода ворота до самого вечера будут закрыты. Выходит, агент, который должен передать мне ствол, уже здесь, либо прибыл именно с погонщиками скота. Ещё остаётся возможность забрать оружие за завтраком.

Или это кто-то из рабочих?

Мои глаза бегали по незнакомым и малознакомым лицам, когда кто-то дёрнул меня за локоть. Обернувшись, я увидел Дшука. Его унылая физиономия разочаровала меня сильнее, чем обычно. Хотелось бы, чтобы вместо него в толпе оказался Корос, прячущий под одеждой винтовку.

— Надеюсь, ты не вступил в профсоюз? — своим исчезающим голосом проговорил он.

— Нет.

— Хорошо, — кивнул Дшук и ускорил шаг, ничего не объяснив.

Я хотел его окликнуть, но потом плюнул. Какое мне дело до какого-то профсоюза?

Несколько погонщиков уже разгоняли скот по загонам. Меньше, чем обычно. Зато у раздачи стоит собралась толпа, причём часть фермеров, около дюжины человек, находилась именно там. И ещё несколько вооружённых мордоворотов, в том числе Квиор, окружали высокого толстого мужчину в дорогой одежде.

Вот и цель. Я получил заказ на этого человека больше недели назад, но впервые увидел перед самым убийством.

Если оно, конечно, не откладывается до следующей недели.

Толпа уже почти собралась. Рабочие перешёптывались, пытаясь понять, что происходит. И когда будет завтрак.

— Завтрак будет потом, — резко проговорил Цнех, видимо, сочтя, что все причастные в сборе. — Сначала я должен сделать небольшое заявление.

Ему бы выйти для заявления вперёд, но хозяин завода трусливо продолжал прятаться за спинами охранников. Что не мешало ему яростно жестикулировать и бить себя в грудь во время пламенной речи.

— Я прослышал о том, что рабочие, которые уже не один год трудятся на заводе, недовольны условиями труда. О том, будто эти рабочие сколотили шайку и намереваются саботировать работу фабрики. Фабрики, которая кормит город! Фабрики, на которой трудятся две сотни человек! Две сотни семей могут позволить себе еду и крышу над головой благодаря мне! И разве я вас не кормлю? Вы получаете еду, вы получаете деньги! Знали бы вы, на какие лишения я шёл ради вас!..

— Какая-то хрень творится, — прошипел мне на ухо знакомый голос.

Обернувшись, я увидел Короса, скрывающего лицо под рабочей кепкой. Что-то ткнулось мне в бедро. Опустив руку, я почувствовал, как убийца вложил мне в ладонь рукоять револьвера. Быстро сунув револьвер в правый карман куртки, я принял бумажную коробку с патронами, которая сразу же перекочевала в левый карман.

— Посмотри на вышки.

Подняв голову, я смог рассмотреть три вышки из четырёх. И на каждой находилось по два сторожа. По два. На каждой.

— Ворота закрыли, — продолжал Корос, — хотя погонщики ещё не ушли.

— Ты давно на заводе? — спросил я.

— Три дня. Видел тебя пару раз, но сам не показывался тебе на глаза.

Всё-таки одного меня здесь не бросили.

— Что хотела Капитан? Какой у неё был план?

На губы убийцы выползла жестокая улыбка.

— Это уже не важно. У жизни был другой план, и только он сейчас рабочий. От нас зависит только пара деталей.

— … вы должны быть благодарны за все усилия, которые я приложил! И что я вижу? Словно гидра предатели расползлись по заводу, проникли в каждый цех! — Рука Цнеха мелькнула над головой одного из охранников. — Но я умею прощать! Те, кто выдаст зачинщиков не будут уволены! Зачинщики же, чьи имена мне давно известны, с позором будут изгнаны с фабрики, и их недельное жалование пойдёт на…

Пока Цнех распалялся, большая часть людей пришибленно молчала. Некоторые оглядывались, будто пытаясь найти ту самую гидру. Они боялись за свои рабочие места, боялись лишиться работы. Большинство этих людей, оказавшись на улице, потеряют все средства для существования.

Но тут в толпе рабочих поднялся яростный ор и улюлюканье, прервавший оратора. Причём, этот ор затих быстрее, чем хотя бы кто-то из охраны успел среагировать.

— Господин Цнех! — раздался из толпы чей-то зычный голос. — Вежливые люди сначала здороваются! Хотя, быть может, для вас, жирдяев, это не обязательно. А вот я хочу сказать вам «здравствуйте!».

В этот момент я узнал говорившего — это был тот бородатый мужичок, предлагавший вступить мне в профсоюз. Голос у него, оказывается…

Я не успел додумать. Цнех не успел приказать своим охранникам заткнуть рабочего. Вообще, много кто чего не успел в этот момент.

Потому что на заводе практически одновременно прогремели два взрыва. Впрочем, второй я уже практически не слышал из-за звона в ушах.

Началась паника. Кто-то падал на землю, прикрывая голову руками, кто-то бросился врассыпную, но большая часть рабочих бросилась к воротам. Которые, конечно же, оказались закрыли. А вот орали все, причём, панический ор двух сотен людей дополнился рёвом раненых животных — во второй раз рвануло где-то рядом с загонами.

Я отступил к цехам, выискивая потерявшегося Короса. Но убийца исчез. Я не понимал, что делать. Револьвер казался бесполезной игрушкой. Да и в кого мне из него стрелять? В царящей панике ничего не разобрать. Меня едва не затоптали, пока я не сумел прилипнуть к неровной кирпичной стене.

Воздух заполнился едким дымом. Цех слева лизнули первые языки пламени. Сквозь толпу пролетела обезумевшая окровавленная корова с опалёнными боками.

И тут затрещали первые выстрелы.

— Ворота, откройте ворота! — панически орал кто-то.

Но пока всем было не до ворот.

Большая группа рабочих, как-то умудрившаяся сохранить порядок, вовсе не спешила убегать. В их руках появилось оружие — пистолеты, длинные ножи, даже топор. Всего около двух десятков человек. Они принялись пробиваться к зданию управления заводом, где сгрудились телохранители хозяина и погонщики, очевидно, нанятые Цнехом для охраны. По ним практически сразу открыли стрельбу охранники с башен, но ружейный огонь был жиденьким. Впрочем, один из рабочих упал. Его почти сразу подхватили и спрятали среди толпы.

Здание управления уже практически окутало дымом. Наверняка, там уже пожар. Цнеха увели? Нет, его не куда уводить — ворота до сих пор закрыты. Сотни полторы человек сгрудились у них и пытаются выломать замки. Когда-нибудь у кого-нибудь хватит ума притащить топор, но пока этого не случилось.

Выругавшись, я покрепче стиснул рукоять револьвера и бросился в самую гущу событий. Мне обещали заплатить тысячу кредитов не за безучастное наблюдение.

У здания я наткнулся на четыре трупа. Одним из убитых оказался Квиор — его живот превратился в решето, но будто этого было мало, кто-то воткнул ему в голову топор. Простые рабочие не любили пузатого — это факт. Его жизнь и жизнь одного из погонщиков стоила рабочим двоих. Фактически, паритет сохранялся. Не считая того, что рабочие пополнили свой арсенал, сняв с тела Квиора пояс с револьверами и патронташ.

Я же был третьей стороной конфликта, и те слова бородатого «Кто не с нами, тот против нас» уже не казались забавным преувеличением.

Вдали вновь послышались выстрелы. Не имея другой альтернативы, я двинулся на звук, вспоминая месторасположение всех зданий завода.

Внутри стен расположено шесть цехов, здание заводоуправления, три больших загона, бойня, весовая и несколько подсобок. Единственной ровной дорогой, пролегающей сквозь мешанину понастроенных как попало зданий, была та, что вела от ворот к загонам. Охранники Цнеха и рабочие могли схлестнуться где угодно. Хозяин завода с прихлебателями мог попытаться затеряться в толпе, которая наверняка ещё не выломала замки на воротах. Мог запереться в одном из не пострадавших при взрыве цехов… Вариантов куча.

А я бреду сквозь дым, уже начинающий выедать глаза и саднить горло, на звук. При этом, звук обманчивый — звон в ушах до сих пор стоял страшный.

Чёрт побери, они там пороховые заряды что ли взрывали? От дыма у меня разболелась голова. Особенно сильно болел и слезился левый глаз, я непроизвольно тёр его свободной рукой. Перед глазами поплыло какое-то красное пятно…

Я вышел на менее задымлённый участок, и тут же на меня кто-то налетел. Мы повалились в пыль и покатились. Я получил несколько ощутимых ударов, но и сам пару раз ответил. Когда мы замерли, я оказался снизу, что не помешало мне чувствительно ударить рукояткой револьвера нападавшего по голове. Тот начал заваливаться, и, вывернувшись, я оказался сверху.

— Мать твою, — выругался я, глядя на сжавшегося от страха рабочего. — Какого хрена?

Лицо моего противника разгладилось, он посмотрел на меня.

— Ты один из наших? — пробормотал он.

— Нет. Но я должен убить Цнеха.

Я поднялся и, пошатнувшись, побрёл дальше, держась за стену цеха — живот болел после удара. Звон в ушах почти прошёл, что странно — думал, на это уйдёт куда больше времени. Рабочий же, вскочив на ноги, рванул в сторону ворот.

Бой как будто затих, но уже через минуту буквально за соседним цехом я услышал взрыв ругани, а потом стрельбу. Судя по всему, звуки приближались. А ещё приближалось второе красное пятно. Или это еще первое?

Оглядевшись, я нашёл укрытие — брошенную тележку с консервными банками. Нырнул за неё и принялся ждать.

Что это за пятна? Я видел уже что-то подобное, когда только попал сюда, но тогда было много маленьких красных пятен, а сейчас одно большое. Может, дыма нанюхался? Но… чувствовал я себя хорошо. Даже лучше, чем хорошо. После той стычки с рабочим кровь в венах буквально вскипела от адреналина, я видел куда чётче, чем обычно, да и слух вернулся быстро. Боль в животе угасла за считанные секунды, будто её и не было.

Единственным минусом моего укрытия был плохой обзор. И я решил высунуться осмотреться.

Вовремя. Или наоборот — совсем не вовремя.

Несколько рабочих удирали по направлению ко мне, а их преследовало около десятка телохранителей и погонщиков. Всё-таки рабочее «ополчение» не справилось с фермерами и профессиональными головорезами. Догоняющие стреляли нечасто, но прицельно — до моего укрытия добежало только четветро из семи убегающих.

Двое рванули туда, где был погуще дым. А вот двое других нырнули за мою тележку.

— Ну, привет, — сказал я им. — Теперь и мне крышка, да, ребята?

Ребята ничего не ответили. Крышка была всем нам.

 

Глава семнадцатая

Один из заводчан, крепкий мужик лет сорока, которого все называли Кремень, угрюмо посмотрел на меня и принялся перезаряжать револьвер. Трофейны револьвер: именно им Квиор тыкал в меня, когда нанимал на работу. Второй рабочий, сухощавый молодой парень, снял с повозки консервную банку, вытащил нож, быстро вскрыл крышку и принялся жадно жрать тушёнку.

— Хоть наемся перед смертью, — буркнул он. — Даже не завтраком не покормили, сволочи.

— Шанс выжить ещё есть, — сухо проговорил Кремень, — ворота выломали, скоро здесь будет уйма народа с трущоб. Столб дыма от завод наверняка такой, что весь город уже знает о пожаре.

— Придут тушить завод, — облегчённо проговорил я. — А мы постараемся затеряться в толпе, так?

На меня посмотрели с каким-то странным выражением. Будто на ребёнка.

— Придут мародёрствовать, — пояснил Кремень таким тоном, будто с ребёнком разговаривал. — Мы специально начинили бомбы дымовыми зарядами, чтобы сюда слетелся весь город. Это будет первый и последний раз, когда Цнех действительно накормит весь город.

По нам тем временем начали стрелять. Как я и предполагал, восемь рядов железных банок оказались хорошей защитой от пуль. Но в то же время отстреливаться из-за этого укрытия не слишком-то удобно.

— Банки, пожалейте банки! — бесновался где-то относительно недалеко Цнех. — Эти ублюдки не стоят и одной, а вы хотите испортить десятки!

Рабочий помоложе прикончил первую банку и взялся за вторую. Возможно он выест нам что-то вроде бойницы?

Кремень же, перезарядив барабан револьвера, высунулся на миг из-за укрытия и, дважды выстрелив, вернулся на исходную позицию.

— Что-то я тебя не помню на наших собраниях, — сказал он мне.

— Я не в профсоюзе, — честно признался я. — Мне предложили заплатить за убийство Цнеха.

— Не слишком-то ты похож на убийцу. Скорее, на деревенского олуха.

— Именно поэтому я и здесь.

Рабочий выпустил четыре оставшихся пули и принялся перезаряжать револьвер. Одна из пустых гильз звякнула о торчащий из земли камень.

— Сейчас они попытаются приблизиться. Выстрели в них пару раз.

Я на миг высунулся из-за тележки. Действительно, трое бежали к нам, пока остальные занимали позиции у стен. Я дважды выстрелил по бегущим и нырнул в укрытие. Несколько пуль просвистели над тележкой, ещё несколько попали в банки.

Этих коров убили дважды. А тех, что умерли собственной смертью на фермах или в пути, вообще трижды.

Странно, страха, как в тот раз, когда в нас с Коросом стреляли со сторожевой вышки, у меня уже не было. Хотя сейчас опасность для жизни куда больше. Чего уж греха таить, я не видел выхода из сложившейся ситуации. Руки мелко дрожали, но скорее от прилива адреналина.

— Попал в кого-нибудь?

— Нет.

— И кто же такой умный отправил такого меткого стрелка для заказного убийства?

— А сам-то в кого-нибудь попал? — огрызнулся я.

— Твоя правда.

Кремень вскочил, выстрелил… Судя по тому, с какой частотой засвистели пули, его ждали. Второй выстрел он сделать уже не успел — пуля прошила ему лоб. «Революционер», раскинув руки, повалился на спину. Тонкая струйка крови текла из дыры во лбу, широко распахнутые глаза смотрели в никуда.

Молодой рабочий выругался, брызжа в разные стороны кусочками тушёного мяса. Я угрюмо смотрел на убитого, понимая — мы следующие. Но никакого страха я по-прежнему не испытывал. Возможно, мне просто не верилось, что вот так просто меня сейчас подойдут и убьют? Да нет, эта перспективы выглядела очень реальной…

Я закрыл глаза. Красное пятно никуда не делось, сейчас я сидел к нему спиной и в то же время продолжал «видеть» его в своей голове вполне отчётливо. Будто кто-то встроил мне в мозг датчик движения и подключил к зрительным нервам. Или попросту зажёг в мозгу лампочку.

Шорох сапог, ступающих по сильно утоптанной земле буквально затмил все остальные звуки — чавканье моего собрата по несчастью, рёв раненых животных, ор толпы, скрип взламываемых ворот.

Я высунулся из-за тележки. Короткого взгляда хватило, чтобы оценить обстановку. Цнех с тремя телохранителями стоял у дальнего конца цеха, четверо фермеров целились в тележку из ружей, ещё четверо перебегали к укрытию поближе. Я поднялся револьвер и, не целясь, выстрелил, поняв, что попаду ещё до того, как нажал на спусковой крючок.

Один из бегущих словно споткнулся. Вскрикнув от боли, он упал на землю, едва успев вытянуть вперёд руки с ружьём, чтобы смягчить падение. Кровь толчками струилась из раны на его бедре. Я нырнул в укрытие и прижался затылком к тележке, но раненый всё ещё стоял перед моими глазами. Я отчётливо видел, как он принялся отползать с линии огня.

А ещё я видел двух людей, с разных сторон приближающихся к Цнеху.

Всё страннее и страннее. Раз так…

Я вскочил и, стреляя, бросился к другому цеху. Снова засвистели пули, одна обожгла мой локоть. Один из стреляющих дёрнулся — моя пуля пробила ему плечо. Остальные ушли в молоко, но я успел перебежать дорогу и свалиться на землю, укрывшись за кучей битого кирпича и сломанных досок. Стреляные гильзы посыпались из барабана, а я уже

И тут кто-то яростно крикнул: «Давай!».

В этот же момент один из фермеров резко развернулся в сторону Цнеха, на один короткий миг высунувшегося из-за спин охранников, и выстрелил из обоих стволов своей допотопной двустволки. Дробь буквально срезала одного из охранников и нашпиговала брюхо хозяина завода. Перебежчик бросил дробовик, и из-под его плаща появился небольшой топорик, который мгновенно оказался в голове второго охранника, едва успевшего поднять ружьё.

Третий, оценив обстановку, бросился наутёк, но его уже ждал Корос, снявший бегущего с одного выстрела. Осталось трое охранников и пятеро фермеров, двое из которых ранены. И, кажется, никто из них не понимал, что сейчас происходит.

Погонщики предали нанимателя? Но зачем они тогда отстреливали рабочих?

— Что, мать твою, ты творишь? — заорал один из охранников.

— Выполняю контракт, — проговорил фермер голосом Орайи. — Твой хозяин мёртв, и нам больше нет нужды стрелять друг в друга.

— Да что ты говоришь! — рявкнул охранник и поднял ружьё.

Но выстрелить он не успел. Дерек вынырнул откуда-то из цеха и метнул нож, угодивший ерепенившемуся в шею. Бросив винтовку, охранник схватился за рукоять и начал сползать по стене. Он вытащил окровавленное лезвие из собственного горла и уставился на него, второй рукой судорожно стараясь зажать рану. В этот момент второй нож вонзился ему прямо в середину лба.

Орайя перезарядила двустволку и направила её на одного из выживших. Во второго уже целился я, вышедший из своего укрытия, надеясь, что это создаст видимое численное преимущество.

— Есть ещё желающие умереть?

— Мы точно пас, — буркнул один из крестьян, закидывая ружьё за спину. — У нас четверо раненых и один убитый, и хотелось бы мне знать, кто за них заплатит.

— Цнех, — сказала Орайя. — Вы первые, кто может начать грабить завод. И я бы на вашем месте поторопилась, скоро здесь будет половина города.

Фермер смерил взглядом убийцу, потом уставился на меня.

— Твоё счастье, что ты никого не убил. Но я бы не советовал тебе поворачиваться ни к кому из наших спиной.

Он кивнул своим людям, и они бросились помогать раненым.

Оставалось двое охранников. Они нервно переглядывались, скорее не решая сдаваться или нет, а кто сделает это первым. Один в конце концов кивнул второму и поднял руки с винтовкой над головой.

— Мы уйдём с оружием, — сказал он.

— Да хоть убитых ограбьте, мне-то что, — проворчала Орайя.

Они так и сделали. Правда, после того как лучшим оружием завладели Дерек и Корос.

Я пошёл к своим, когда телохранители ушли. Всё-таки ни фермеры, ни наёмники, лишившиеся нанимателя, не внушали мне доверия, и далеко отходить от укрытия не хотелось. Когда Орайи мне оставалось буквально шагов десять, она резко повернулась ко мне, направив в мою сторону двустволку.

Вздрогнув, я остановился.

В зелёных глаза девушки горела неподдельная ненависть, хотя на лице было обычная маска безразличия. Она желала нажать на курок. Но присутствие близнецов или что-то ещё её всё же остановило. Отвернувшись, она сунула обрез за пояс и взялась за топорик, торчащий из головы убитого ей телохранителя.

— Найдите мешок, — буркнул она. — Табачники потребуют доказательств того, что Цнеха убили именно мы.

Я отвернулся, чтобы не смотреть, как она отрубает трупу голову. Ощутимо начал болеть локоть. Повезло — пуля разорвала куртку и рубаху, но на коже остался только небольшой ожог. Услышав дребезжание пустой консервной банки, я вернулся к тележке.

Рабочий доедал уже пятую банку. Ещё десяток он расставил на земле перед собой. Увидев меня, он кивнул в сторону нетронутых консервов.

— Присоединишься?

Я покачал головой и вернулся к своим. Орайя уже сунула голову Цнеха в мешок, а близнецы примерялись к новым винтовкам.

Красные пятна из моей головы ушли. Так же как и адреналин из крови. Меня начинала колотить крупная дрожь, с которой пришло осознание — минимум раза четыре за меня чуть не убили.

— Уходим? — спросил я.

— Уходим, — кивнул Корос.

У горящих цехов уже собрались первые пожарные. Кто-то же, не заморачиваясь, уже принялся тащить с завода всё ценное, в первую очередь — еду. Среди мародёров я увидел и пару рабочих из тех, что были с бородатым на площади, и парочку охранников, спустившихся с вышек. Кажется, сейчас их не занимали ни дела профсоюза, ни охрана вверенной территории, ни тот факт, что несколько минут назад они стреляли друг в друга. Самого же бородача что-то не видно…

А нет, вот он. Видимо, дым и неразбериха помогли ему спрятаться во время карательного рейда. Уже собрал вокруг себя толпу и кричит что-то об упорядоченной выдачи консервов. Семья погибших рабочих — в первую очередь.

— Я бы на их месте всё же потушил пожар, прежде, чем начать грабить, — буркнул Корос, откашлявшись в кулак. — Дышать уже нечем, скоро загорит так, что тут и грабить будет нечего.

— Всему своё время, — отозвался Дерек.

Из-за дымовой завесы распахнутые ворота выглядели как какой-то портал в другой мир. Мы вышли из него, и я, наконец, вдохнул полной грудью чистый воздух. Странно, но дым не вызывал у меня даже лёгкого покашливания.

Странно, чёрт возьми, что человек, с которым я уже столько времени в одной команде, хотел меня застрелить.

Удивительно, но Цнех, безраздельно владеющий мясным бизнесом в городе, решил устроить рейдерский захват табачной фабрики, а когда у него не вышло, на него ополчились не только пострадавшие, а ВСЕ табачники. Поразительно, но Кэп, которая уже собиралась сваливать на зимовку куда-то на юг, взялась за это дело.

Чудовищно странное стечение обстоятельств, но я сегодня никого не убил. Странно, что не убили меня.

Из трущоб к заводу потянулись первые стайки детишек. Бегут поглазеть. А потом, пробравшись на завод и набрав полные руки мяса, бросятся хвастать матерям, а те, припрятав награбленное, побегут с ними за новой порцией.

Это какой-то сюрреализм, но смерть одного человека осчастливит сегодня десятки человек. У людей на столе появится еда. Кому-то, возможно, это поможет пережить зиму. Но… завода ведь больше не будет. Куда пойдут эти рабочие? Сколько из них могут умереть с голода?

Я сжал кулаки и мрачно посмотрел на окровавленный мешок, заброшенный Орайе за спину.

Я ничего не мог изменить. С моим участием или без это произошло бы.

Странно, но я был уверен — пройдёт время, и я смогу влиять на подобные события.

Мне мерещился белый домик и живущие в нём чумазые ожесточённые дети.

 

Глава восемндацтая

Впервые за долгое время я оказался на твёрдой земле.

Потянувшись и зевнув, я дважды топнул по жёсткой и промёрзлой тверди, ломая покрытые инеем желтые стебли травы. Рановато начались заморозки, рановато, всего-то начало октября. Но что поделать? Не на курорт же мы приехали.

Ещё раз зевнув, я направился к деревянной будке, стоящей поодаль. Удобства, так сказать, на улице, но разве этого нужно бояться? Я улыбнулся сам себе. Настроение было отличным. Долг таял на глазах — продажа пулемёта и половины концентратов оказалась очень выгодной. К весне мой долг вообще исчезнет, будто его и было. К тому же, нас наняли за еду и патроны охранять небольшой хуторок, да ещё и приплатили за оставшиеся белки.

Так что всю зиму нас ожидала свежая еда, отличные кровати и бесплатная починка одежды. Капитан недвусмысленно намекнула, что я буду жить в её домике, а без соседей мы развернёмся. Рай, а не жизнь.

Так что мы забрали деньги за голову Цнеха, в последний раз отвезли почту, быстренько разгрузили дирижабль и начали располагаться. Нам с Авером, правда, повезло меньше всех — последние два дня мы демонтировали пулемётную будку, не сходя на землю. Но сейчас пулемёт уже торчит на башне над воротами в хутор, а мне улыбается чумазая, но вполне симпатичная селянка, стоящая на пути к удобствам. О том, что в таких маленьких деревнях чужаки должны «оставить своё семя» хотя бы раз, Капитан мне уже сообщила. Когда же я отказался, она с явным благоволением сказала «Посмотрим, что можно с этим сделать».

Кажется, молодой селянки мне не обломится. Не особо и рассчитывал. Не хотел же я, чтобы Ивалла испортила жизнь мне, ей и вообще всем причастным.

Выйдя из будки, я принялся озираться в поисках кого-то знакомого: позавтракать ещё не успел, да и вздремнуть было бы не грех, а где находится домик капитана, я пока не знал. Изнутри хуторок выглядел куда более приятно, чем с высоты дирижабля. Узкие улочки, заставленные бочками и всяким хламом, вокруг бегают курицы, две свиньи с бодрым хрюканьем роют пятаками подмёрзшую землю, с диким воем мимо бежит стайка детишек. Всё-таки люди остаются людьми, жизнь продолжается, несмотря на пулемёты, торчащие над железной стеной, и обычай на новый год наряжать стены домов патронташами и гранатами.

Я так и не увидел никого знакомого, зато где-то на соседней улочке раздался громогласный зевок, на который был способен только Крог. Я обогнул дом и действительно увидел механика. Полуголый, он стоял босиком прямо в замёрзшей грязи. Судя по его помятой морде и красным глазам, он, в отличие от нас с Авером, вчера времени просто так не терял.

— Привет! — окликнул я его.

— О, Алексей, здорово, — буркнул механик. — Капитана ищешь?

— Угу.

Крог измерил меня пристальным взглядом.

— Она тебе нравится? — медленно спросил он.

— Ну да, а что? — немного раздражённо сказал я.

— Сильно нравится?

— Да.

— Ты её?..

— Не твоё дело, — резко ответил я.

Нет, я не любил Иваллу. Дело не в возрасте, не в том, что она мой шеф, мы из разных миров и у нас разные взгляды. И даже не в том, что она отправила меня убивать человека. Не в том. И одновременно во всём этом. Сложно объяснить.

— Не моё, так не моё, — ещё медленней произнёс Крог. Кажется, он подбирал каждое слово. — Но я должен предупредить. Дело в том, что она пытается завести ребёнка уже много лет и… Нет, ты ей нравишься куда сильней, чем… Тебе, наверное, неприятно об этом разговаривать со мной, — закончил он свою довольно бессвязную речь.

— Ты прав.

— Я просто хотел предупредить. Один бывший член команды… Я знаю её много лет…

— Мне по-прежнему неприятно об это разговаривать, — отчеканил я. — Это ты тот, с кем возникли проблемы?

— Нет-нет, это было много лет назад. — Крог вздохнул, видимо, уже жалея, что затеял этот разговор, и не зная, как его завершить.

— У всех нас есть прошлое, — сказал я. — Так где её домик?

— Последний по правой стороне этой улицы.

— Спасибо.

Я прошёл в подсказанном направлении. Да, Иваллу я не любил. Но мы взрослые люди, и у каждого из нас действительно есть прошлое. Она пыталась завести ребёнка, я об этом даже не думал. Очевидно, что я далеко не первый, с кем Ивалла хочет завести ребёнка. Так о чём хотел меня предупредить механик? О том, что если у нас ничего не получится, Ивалла переключится на другого подходящего кандидата? Хотел предостеречь меня? Или предупредить, чтобы я как тот неизвестный мне член команды не устроил разборки?

Сложно.

Я выругался сквозь зубы и постучал в дверь дома, указанного Крогом — идти было недалеко.

— Алексей, ты?

— Да.

Капитан, одетая в нечто невесомое и полупрозрачное, встретила меня крепкими объятиями, так что на некоторое время я забыл и о разговоре с механиком, и о своём голоде.

* * *

Глава хутора щурил от удовольствия свой единственный глаз (на месте второго зияла жуткого вида дыра), вгрызаясь крепкими жёлтыми зубами в брикет концентратов.

— Неделю, нет, две, — бубнил он с набитым ртом, подтирая мутную слюну с подбородка. — Две недели можно жрать один брикет. Это же великолепно! — Вопреки своим словам он затолкал в рот остатки брикета, которым только что собирался кормить семью из пяти человек две недели.

Говорил он на каком-то странноватом, но вполне понятном местном диалекте. Так, например, ворота здесь называли «воротчики», кошек — «кошшонки», а булочки — «пепердюшки».

Кажется, сухие концентраты здесь были чем-то вроде деликатеса. Вообще-то, брикеты перед употреблением нужно разводить горячей водой, разминать и есть получившийся раствор из белков и необходимого минимума жиров и витаминов. Именно этой жижей и я питался первые две недели после того, как меня нашли.

Но глава плевал на «рецепт» приготовления концентратов, разворачивая уже второй брикет. Растолстеть он, конечно, не растолстеет, а вот понос вкупе с гипервитаминозом заработает запросто. Как и я, и без того вяло поглощающий отвратную тушёную капусту со шкварками. Ненавижу капусту. Впрочем, в любом случае она была гораздо вкусней концентрата, имеющего пресный вкус и неприятный запах протухших дрожжей.

— Сколько они хранятся? — спросил глава хутора, икая.

— Нераспечатанный брикет до пяти лет, — морщась, ответила Капитан. Кажется, вид жрущего одноглазого тоже не соответствовал её представлениям об эстетике. — Распечатанный лучше съесть в течении двух недель.

— Две недели не проживёт ни один, — гоготнул глава, в качестве доказательств своих слов отправляя большую часть брикета себе в рот. — До чего же хороший концентрат.

— Что вас привело сюда, многоуважаемый Зош? — спросила шеф.

Многоуважаемый Зош на миг даже перестал чавкать. Но только на миг. Он снова впился зубами в брикет и с набитым ртом начал говорить:

— Дело в работорговцах. В это время по нашим землям проходит довольно много их караванов.

— Это вас беспокоит? Насколько я помню, вы наняли нас и наш пулемёт именно для защиты. И разве какой-то караван работорговцев может угрожать такой большой деревне?

Кажется, слова о большой деревне Зошу польстили. Но ответил он довольно резким тоном.

— Именно для этого я вас и нанял. Но работорговцы могут угрожать любой деревне, а если караван достаточно велик, то дело может окончиться настоящей осадой, в которой мы окажемся в невыгодном положении. Видите ли, нам не повезло с землёй, и заниматься земледелием мы не можем. Моя деревня — деревня охотников. Мы стараемся охотиться на оставшуюся в лесах живность. Охотиться лучше всего осенью, но работорговцы как раз осенью-то и появляются. А во время осады охотиться невозможно. Конечно, взять штурмом деревню будет сложно, но плохо заполненные ледники могут обернуться весенним мором. Такое уже бывало, поверьте. И, коль вы здесь, мне хотелось бы быть уверенным в вас и ваших людях.

Замолчав, староста принялся сверлить Капитана своим единственным глазом. Несмотря на ущербность, взгляд был тяжёлым, но шеф своих глаз не отвела.

— Если мы предоставляем услуги, — медленно произнесла она, — это значит, что мы отвечаем за их эффективность. Но если вам нужны доказательства… Алексей.

Я без сожаления отставил миску с капустой и поднялся на ноги.

— Что прикажете, Кэп?

— Отстрели ему ухо? — предположила та. — Или пусть возьмёт в зубы окурок и станет на той стороне улицы? Зош, такая демонстрация вас устроит?

Зош долгое время раздувал ноздри, а потом всё-таки натужно рассмеялся. Мы с Капитаном поддержали его смехом более натуральным, но от этого не менее лживым.

— Думаю, будет достаточно, если ваш человек подстрелит издалека пустую консервную банку или лучше птицу, — буркнул одноглазый, резко оборвав неестественный смех.

— Давайте банку, — кивнул я, снимая со стены свою винтовку.

— Из пулемёта, — с насмешкой в голосе произнёс Зош.

— Алексей?

— Ну, — я пожал плечами, — сделаю, в чём проблема. На вышку подниматься? А кто поставит банку? Или лучше всё-таки стрельнуть по окурку в зубах? Ну, из пулемёта.

— Я найду того, кто поставит банку, — буркнул глава хутора.

Я с каменной рожей абсолютно уверенного в себе человека принялся натягивать куртку. Ивалла тоже начала одеваться, хотя её никто не звал.

На улице было пустовато, хотя время уже шло к обеду. Наверное, сейчас все готовят концентраты… если Зош, уже поглощающий третий брикет на ходу, не всё заграбастал себе. Одноглазый отдал короткую команду выбежавшему нам навстречу мужику, после чего кивнул в сторону торчащей над крышами домов сторожевой вышки.

Уже через пару минут я стоял на площадке и поворачивал пулемёт, стараясь поймать на мушку стоящую в тридцати метрах консервную банку. Турель была здешней и очень непривычной, пулемёт поворачивался на ней с трудом, так что это было делом трудным. Но возможным. Когда ржавый кусок железа попался, наконец, на мушку, я вдохнул, а на выдохе плавно нажал на гашетку.

Набежавшая на глаз слеза на миг меня ослепила, я непроизвольно чуть дёрнул руку… Короткая очередь вскопала замёрзшую землю, подняв чёрную тучку, но когда я выглянул из-за турели, чтобы посмотреть на банку, её на старом месте не оказалось.

— Попал? — тихо спросил я.

— Ещё как попал! Банка метров на десять отлетела, — хмыкнула шеф. — Ну что, Зош, доволен? — повернулась она к одноглазому.

— Это ваш лучший человек?

— Это мой самый молодой и неопытный человек.

— Да, я доволен, — одноглазый вполне натурально улыбнулся. — Возможно, мы сами сможем грабить караваны…

— Я бы не стала так рисковать.

— Моё дело предложить. Я уже дж… — он подавился концентратом и, прокашлявшись, продолжил: — Два года разрабатываю план, всё жду… ну, да ладно.

Вообще, как выяснилось позже, он был неплохим мужиком, правда, чересчур охочим на концентраты, но это далеко не самая худшая человеческая черта.

Мы по очереди спустились с вышки. Зош, попрощавшись, ушёл, на ходу разворачивая четвёртый белковый брикет (говорят, он потом несколько дней не выходил из туалета, но, выйдя, всё равно ел одни концентраты… до следующего поноса, потом вообще отказался брать их в рот в любом виде), а мы с Капитаном направились к её домику.

— Кто-то заслужил бонус, — сказала шеф, когда мы вошли.

Я улыбнулся и, оглядевшись, хлопнул её пониже спины. Если честно, мы уже второй день практически не вылезали из постели, но меня это нисколько не расстраивало. Да и Иваллу тоже.

 

Глава девятнадцатая

Я шагал по ковру опавшей листвы, больше думая о том, что меня ожидает в дальнейшем, чем выискивая дичь. Большая часть охотников шла в нескольких сотнях шагов левее, где среди густых зарослей кустов должно было залегать кабанье семейство. Я же, вооружившись допотопной двустволкой, выполнял функцию скорее почётного гостя, чем охотника. В моей меткости после той демонстрации не сомневался никто, но в то же время хозяевам хотелось показать — и они не лыком шиты.

Мысли, если честно, были не то чтобы весёлые. Больше недели меня не покидало странное ощущение, будто я занимаюсь совершенно не тем делом. Меня частенько посещали приступы беспокойства — ни с того, ни с сего я вскакивал с места и начинал беспокойно оглядываться либо что-то выискивать. Причём, не важно, чем я занимался — ел, чистил оружие или разговаривал с кем-то. Когда подобное произошло со мной раз в пятый или шестой, Ивалла довольно резко сказала, чтобы я сдерживался хотя бы в присутствии деревенских.

— Они сочтут это за дурное предчувствие, — сказала она. — Либо вообще решат, будто ты накличешь беду, и вышвырнут из села всю команду. Где тогда будем зимовать?

— Но ты же не веришь в дурные предчувствия? — проворчал я, с силой отводя взгляд от двери, из которой, как мне казалось минуту назад, вот-вот должны были выпрыгнуть как минимум пара разбойничьих банд.

— Нет. Но меня беспокоит твоё состоянии. Иногда люди, привыкшие к постоянному стрессу, регулярно чувствующие опасность, не могут нормально жить в спокойной обстановке.

— Обстановка я бы сказал скорее даже сонная, чем спокойная, — хмыкнул я. — Но это же не про меня. Я домашний мальчик.

Домашнему мальчику практически каждый день снилась та заварушка на заводе. При этом я был среди охранников, когда на вышке, когда в здании заводоуправления. Когда в моих руках была винтовка, когда — пулемёт. Я расстреливал толпы людей, лихорадочно пытаясь найти там каких-то злодеев, но убивая ни в чём не повинных людей.

С месяц назад что-то подобное мне снилось про Орайю, но, видимо, приоритеты сменились. Тот её взгляд не прошёл бесследно — мысли о зеленоглазой вызывали скорее разочарование и злость, чем тоскливое чувство несбыточной мечты. Она хотела меня убить, и я уверен — это не в последний раз.

От мыслей меня отвлёк странный звук. Монотонное завывание, будто смешанное с тарахтением десятка тракторов. Пару секунд я вслушивался, после чего свернул к опушке, благо до неё было недалеко. Выйдя из резкой полосы деревьев, я вгляделся в горизонт.

И почувствовал, как кровь отливает от моего лица.

— Тревога! Мать вашу, все в деревню!!!

* * *

Обвешанные цепями тупые рыла гусеничных тягачей. Небольшие лобовые стёкла, закрытые решетками либо щитами, оставляющими для просмотра только узкие щели. Ощетинившиеся ружьями и пулемётами крыши и кабины.

В общем, эдакий Безумный Макс средней полосы.

Работорговцы шли в сгущающихся сумерках и не думая скрываться. Горели фары чудовищных машин, полыхали оранжевым огнём в свете восходящего солнца фонари, развешанные по углам клеток. Показывали собственную мощь, запугивая. На миг меня посетила мысль, что они проедут мимо, ведь каждому дураку ясно: приблизься они к деревни незамеченными, и у нас не было бы ни единого шанса. Но караван двигался прямиком к центральным воротам хутора, что развеивало всякие сомнения.

Мы, команда и староста, наблюдали за ним со стены.

— Чего они прут-то в открытую, сволота? — пробурчал Зош, озвучивая мои мысли. — Может, отвернут?

— Хрен там, — сухо отозвалась Капитан. — Торговаться будут.

— Торговаться?

— Предложат выкуп, несколько человек, молодых и крепких. Если откажитесь, нападут. Если согласитесь — тоже нападут: половина выбранных, скорее всего, окажется мужчинами старше шестнадцати.

— Твою ж мать-то…

— Не волнуйся, — криво усмехнулась шеф. — Именно для этого ты нас и нанял. Будем оборонять твоё село.

— Хотелось бы верить, — буркнул Зош, косясь единственным глазом на стоящих чуть поодаль членов нашей команды.

— Мы пойдём на переговоры, — сказала шеф. — Я, Алексей, Авер и ты. Найдите белую тряпку.

Голова кивнул и жестом отдал приказ одному из стоящих рядом мужиков.

— Если условия будут приемлемыми, — медленно произнёс одноглазый. — Если им понадобятся деньги или припасы, часть выкупа заплатите вы.

— Согласна. Никто не хочет умирать ради пары банок консервов.

— Вряд ли так случится, — задумчиво сказал Авер. — Богатый обоз. Три машины, два прицепа, пять повозок на конном ходу. А клетки пустые, и цепи с наручниками лежат в кузовах.

— Не каркай! — буркнула шеф, но в её взгляде появилось что-то новое. Готовность… или обречённость.

Я вновь перевёл взгляд на обоз. Уже темнело, но мне хорошо удалось рассмотреть его. Помимо перечисленных транспортных средств у работорговцев было не меньше пяти пулемётов, а машины скорее напоминали крепости на колёсах. Людей практически не видно, но я всё равно насчитал восемь человек. О том, скольких я не увидел, не хотелось даже думать. В нашем же распоряжении, помимо нашей команды, пятнадцать вооружённых мужиков. Оставалось только надеяться, что в деревне охотников знают, как держать ружья.

— Принёс! — глухо крикнул с земли помощник старосты.

— Алексей, отдай свою винтовку Дереку, — приказала Капитан. — Дерек, когда стрелять знаешь. Уважаемый Зош, Авер, за мной.

Мы спустились со стены. Белый флаг (пожелтевшая от времени изодранная простыня) достался мне. Я сложил её вчетверо и, подняв над головой, первым вышел из приоткрытых ворот. Поджилки у меня потряхивало, но я надеялся, что скорее от возбуждения, чем от страха.

Увидев нас, работорговцы тоже решили остановиться, что немного меня успокоило. Всё-таки, если остановились, значит, есть шанс, что стрелять по нам начнут только после разговора. А какой я был замечательной мишенью с этой чёртовой тряпкой…

— Стоять, — коротко приказала шеф, когда мы отдалились от хутора на двести шагов. — Ждём.

Ждать пришлось недолго. От каравана, расположенного в трёх-четырёх сотнях шагов от нас, отделились три всадника, и уже через пару минут я смог рассмотреть лица работорговцев. Так вот, Хаз с напарником выглядели вполне обыденно по сравнению с этими дикарями. По крайней мере, у наших старых знакомцев не было пирсинга из отточенных костей во всевозможных местах, причём, я готов поспорить, что эти кости когда-то принадлежали людям. Высушенные головы, прицепленные к сёдлам; жуткая вязь татуировок, покрывающая лица; подпиленные и выкрашенные в красный цвет зубы, щерящиеся в жутких ухмылках, — таковы были работорговцы, не брезгующие использовать испорченный товар в качестве еды.

Я сглотнул вязкую слюну и опустил руки, нервно теребя простыню. Не знаю почему и как, но я понял — эти твари не только торгуют людьми и, вероятно, не просто их едят. Перед глазами стояли ритуальные пляски и замученные насмерть девушки, мясо которых пожирали сырым. Во мне вскипела ненависть. Чёрная, всепоглощающая, бесконечная. Ушёл страх, исчезла надежда на мирное урегулирование ситуации. Я впервые понял: Капитан была права, говоря, что я могу убить человека. Хотя, можно ли считать этих тварей людьми?

Работорговцы остановили коней в десятке шагов от нас. Центральный всадник спешился и сделал ещё пару шагов в нашу сторону.

— Вы умные люди, — невнятно сказал он, теребя кость, торчащую из нижней губы. — Это куда лучше — идти на соглашение. Нам тоже не хочется тратить людей и пули. Сколько вы нам дадите, чтобы мы ушли?

— Я бы хотела сначала выслушать ваши условия, — сухо ответила Капитан.

— Вы умные люди, — повторил работорговец. Несколько секунд он молчал, продолжая теребить свою губу, потом, наконец, заговорил: — Пять мужчин, пять женщин и пятнадцать детей любых возрастов. Это хорошая цена. У нас двадцать пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

— Не пойдёт. Еда, патроны, деньги — что угодно, только не люди. Назовите любую сумму.

— Всё есть, — покачал головой переговорщик, — и еда, и патроны, и деньги. А людей нет. Может, пять мужчин и пятнадцать детей, без женщин? Вам же нужно плодиться, — произнеся последнюю фразу, работорговец презрительно хмыкнул, будто добавляя «плодиться, чтобы мы потом забрали ваших детей». — У нас тридцать пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

— Нет, — отрезала шеф. — Никаких людей.

— Дирижабль? — предположил наш собеседник, глядя поверх наших голов.

— Нет. Он стоит дороже всей этой вшивой деревни.

— Пять мужчин и десять детей? Соглашайтесь, мы тоже не хотим стрелять. У нас сорок пять вооружённых мужчин и десять пулемётов.

— Никаких людей, — повторила Капитан.

— Тогда никаких переговоров. Но, если передумаете, то придётся отдать десять взрослых и двадцать детей. Мы нападём на рассвете, у вас будет время проститься.

— Тогда постреляем, — сухо сказала шеф. — Алексей, возвращаемся, подними флаг над головой.

Это казалось глупостью, но я повиновался.

Выстрел. Короткий вскрик, ржание. Один из работорговцев валится с коня. Шеф молниеносно выхватывает пистолет и трижды стреляет в переговорщика. Ещё один выстрел из снайперской винтовки, и на землю падает третий работорговец. Мы вчетвером стоим посреди поля.

— Бежим! — резко приказала Капитан, стреляя в голову корчащемуся переговорщику.

Я, совсем растерявшийся, наблюдал за тем, как Ивалла делает ещё два контрольных выстрела, хотя было достаточно и одного. В тишине слышался только топот копыт. Обернувшись, я увидел, что Зош с Авером уже бегут к хутору.

— Бежим! — рявкнула Кэп, давая личный пример.

Я кивнул и, будто выйдя из оцепенения, бросился бежать за ней следом. За моей спиной слышался нарастающий топот копыт, но оборачиваться я не стал. И так ясно: за такое нас будут преследовать. Я бежал так быстро, что ветер свистел в ушах, но стена хутора приближалась очень медленно, мне казалось, будто я стою на месте. Ноги словно стянули верёвкой, не дающей бежать полным шагом. Напрягшиеся мышцы буквально готовы были разорвать кожу, чтобы работать в полную мощь.

Я влетел в приоткрытые ворота и упал на землю.

Кончилось.

— Алексей! — рявкнула Капитан, она, кажется, даже не запыхалась, хотя и для неё это уже была вторая пробежка за день. — На стену! Забери у Дерека винтовку и стреляй! После убийства послов нас точно не простят, зато тремя ублюдками стало меньше.

Я вскочил на ноги и, не думая, рванул на стену. Взбежав, выхватил у Дерека винтовку, изготовился к стрельбе.

Нас не преследовали. Пятеро конников стояли у места наших переговоров, видимо, собираясь забрать убитых. Эти идиоты посчитали, что в них больше никто не будет стрелять? Решили, будто перестрелка закончилась, и теперь им дадут забрать трупы и приготовиться к бою?

Думали, у нас есть благородство?

«Есть… но только не по отношению к этим ублюдкам», — сказал я себе.

Я прицелился. Ветра нет, тем лучше. Поймав в перекрестие прицела голову одного из всадников, я начал выдыхать, указательный палец медленно пошёл на меня. Так плавно я не нажимал на курок никогда. Но ведь и людей я раньше не убивал.

О том, что это будет первое моё убийство, я знал ещё до выстрела.

Выстрел. Цель дёрнулась в прицеле, когда патрон ушёл из магазина в ствол.

Всадник завалился назад, но тут же выпрямился, неуклюже стараясь развернуть коня. Плевать. Его печень — фарш, жить ему несколько минут. Конь всё-таки разворачивается, но всадник начинается заваливаться на бок. В конце концов бесчувственное тело валится на землю, но ноги путаются в стременах, и взбесившийся конь тащит его по земле.

А у меня остаётся ещё один патрон. Я немного сдвигаю винтовку в бок и ловлю на мушку ещё одного всадника. Он уже улепётывает, сильно прижимаясь конской гриве, но в оптическом прицеле его спина выглядит великолепной целью.

Выстрел.

Тело валится на конскую холку и начинает сползать вбок.

— Я перезарядил магазин.

Это Дерек. Значит, у меня остаётся ещё два патрона.

Поворот винтовки. Ещё одна цель. Теперь я беру прицел немного выше — расстояние уже превышает восемьсот метров, но попасть шанс ещё остаётся. Я спускаю курок, выравниваю прицел и стреляю ещё раз. Теперь всё.

Я убираю винтовку и со злым удовлетворением отмечаю, что третий всадник не шевелится в седле, а его конь начал забирать куда правее каравана.

— Молодец.

Это шеф. Я поднимаю голову и вижу её. Ивалла стоит за моей спиной, на её губах, полных, красных губах, которые я так люблю целовать, играет жёсткая усмешка. Я киваю и поднимаю вверх большой палец. В голове абсолютно пусто. На душе тоже. Я поднимаюсь на ноги, пошатнувшись, бесцельно шагаю вперёд.

И тут же сгибаюсь в диком приступе рвоты, одновременно чувствуя, как по моим щекам бегут слёзы.

А кто говорил, что убивать легко?

 

Глава двадцатая

— Ты в порядке? — спросил Авер, хлопая меня по плечу.

— Угу… — промычал я сквозь набранную в рот воду.

Я ещё раз сполоснул рот и закурил. Это была уже четвёртая сигарета за последние пятнадцать минут, но табачный дым входил в лёгкие, как чистейший горный воздух. Втягивая дым, я смотрел на свои трясущиеся руки.

Мне было хреново. Так хреново, как не было никогда. И, чёрт возьми, я был рад, что меня не видит никто, кроме моего инструктора. Деревенские мужики и наша команда собралась на стене и башнях, женщин, детей и стариков согнали в дома на противоположном конце деревни, оставив их под охраной нескольких подростков с дряхлыми ружьями. Работорговцы пока нападать не спешили, но на счастливый исход я и не надеялся.

Авер сидел на крыльце дома, исподлобья наблюдая за мной. Я ответил ему натянутой улыбкой и сел рядом.

— Когда я жил на одном острове, я был инструктором по стрельбе в армии, — медленно проговорил Авер. — И хирургом одновременно. Твёрдая рука и верный глаз нужны и там. Утрами я натаскивал таких же, как и ты, сопляков стрелять в других людей, а вечерами резал своих прошлых учеников, возвращающихся с поля боя с оторванными конечностями, осколками гранат и пулями в животах. Я не убил — своими руками не убил — ни одного человека, если, конечно, не считать тех, что умерли у меня на руках из-за моих же ошибок: я был хреновым врачом и слишком много работал. Но кого-то ведь мне удавалось спасти. Тогда я думал, что искупаю свою вину этим. Учу своих убивать врага и сам же спасаю жизни тем, кому повезло чуть больше, чем убитым, и чуть меньше, чем оставшимся невредимыми. Мне казалось, будто равновесие соблюдено. Одного убил, второго вылечил… Мне казалось так до тех пор, пока я не понял — я убиваю их всех. И своих, и чужих, и пациентов. Я понял, что лгу сам себе, ведь именно благодаря мне и таким как я гибнет столько людей с обеих сторон. Именно я убивал их, в то же время, считая, что мои руки остаются чисты, ведь на курок нажимал не я.

Поняв это, я убежал. Дезертировал. Поэтому меня ждёт дома смертная казнь. Поэтому моя семья, стоящая у верхов армии, скорее всего, сейчас влачит жалкое существование — дезертиров у нас не любят. Но я не могу к ним вернуться. Знаешь почему? Я не смогу посмотреть им в глаза. Ни жене, ни сыну, ни даже отцу. Потому что мои глаза лживы, а руки по локоть в крови. Я каждый день хочу умереть, но боюсь убить себя, ведь я ещё и трус. Сейчас я считаю, что жизни куда больше достойны те парни, что спускали курок. Они хотя бы не лгут сами себе и не боятся признаться себе — они убийцы. Как ты. Поэтому ты лучше меня. И я надеюсь, ты последний мой ученик. — Авер тяжело вздохнул. — Ты переживёшь это, парень. К тому же, возможно, тебе удалось спасти десятки жизни. Вообще-то, я только это тебе и хотел сказать. Но…

— Спасибо, — слабо улыбнулся я, закуривая.

Не скажу, что причиной был иногда довольно бессвязный монолог (или исповедь?) Авера (и уж точно я не считал себя лучше его), но я немного отвлёкся от собственных мыслей. Позже я понял: этот разговор очень помог мне. Дитя другого мира, родившийся в абсолютно других условиях, никогда не думавший о том, что мне придётся взять в руки винтовку, чтобы отстаивать свою жизнь, я понял, что только в тот день я начал полностью приспосабливаться к этому жуткому и несправедливому миру. Стал настоящим его жителем. Нет, не безжалостным убийцей, тогда я им ещё не был. Я стал местным, по-настоящему. А местным слишком часто приходится убивать, чтобы сохранить свою жизнь. Иногда ты жертва, иногда охотник, это на самом деле и не важно — грань между ними слишком тонка. Убивай, чтобы жить дальше. Таков закон жизни. Я его принял.

И, чёрт возьми, готов был снова взять в руки винтовку.

— Почему они тянут? — спросил я.

— Готовятся, — пожал плечами мой собеседник. — Снимают клетки, отцепляют прицепы. Поверь, их машины — настоящие крепости на колёсах, я видел в деле такие… И чертовски рад, что тогда мне удалось сбежать в лес и спрятаться. Возможно, нас будут брать на измор. Может, пойдут на штурм сразу после рассвета. Скорее всего, второе, они видели наших снайперов в деле. Два-три дня такой осады, и штурмовать деревню уже будет некому. Да, тянуть они не будут. Но подготовиться им в любом случае надо. — Авер на миг замолчал. — Они же говорили, сколько у них людей? Ну, знаешь, они часто любят хвастать силой.

— Переговорщик сказал, что у них двадцать пять человек, — ответил я, с трудом выловив воспоминание из забитой до отказа пустотой головы. — А потом сказал, что сорок пять.

— И шесть уже мертвы… Но это не значит, что их осталось девятнадцать или тридцать девять, они вполне могли солгать.

— И какой тогда от этого смысл?

— Ну, — инструктор по стрельбе пожал плечами. — Можно предположить, что их не меньше десяти, но и не больше трёх десятков. Если бы у работорговцев осталось мало людей, они бы уже сворачивали удочки, но, когда ты ушёл, они явно готовились к штурму. Значит, их ещё двадцать-тридцать человек. Может… может и сдюжим.

— Надеюсь, — горько усмехнулся я.

Авер усмехнулся в ответ и огляделся. Вокруг никого не было.

— Теперь молчи, — сказал он, понизив голос. — Эмена и Орайя сейчас готовят дирижабль. На всякий случай, понимаешь? Пулемёт и всё остальное придётся бросить, но жизни и птичка дороже всего этого. Теперь слушай внимательно. Если дело пойдёт совсем худо, если работорговцам удастся прорваться в деревню и устроить резню, или ты увидишь, что кто-то из наших бежит с поля боя, беги со всех ног к дирижаблю. Плевать на благородство, геройство и обещания. Мы наёмники, и до этих людей нам есть дело только пока они могут платить. А мёртвые платить не могут. Понял?

— Да, — помедлив сказал я.

— Молодец. — Авер снова замолчал, будто вслушиваясь. Через несколько секунд на его лице появилась жуткая гримаса, наверное, означающая ухмылку. — А теперь пошли. Они не стали ждать до утра.

* * *

Мир снова сузился до размеров оптического прицела. Я водил им из стороны в сторону, пытаясь отыскать цель. И не находил ни одной.

Бронированные махины медленно двигались к воротам хутора, вскапывая гусеницами землю. Тупые носы, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет и похожие на морды крокодилов, придавали их движению жуткую необратимость. Маленькие окна, скорее напоминающие иллюминаторы космического корабля, тускло поблёскивали толстым стеклом, кажущимся мне пуленепробиваемым. Крепкие стены хутора наоборот начали казаться мне картонными, несмотря на листы железа, которыми было обшито плохо ошкуренное дерево.

Меня на несколько мгновений обуяла жуткая паника, но я справился с ней, истерично выпустив по стёклам три патрона. Конечно же, безрезультатно.

— Алексей, жди, — зашипела над ухом Капитан. — Сейчас высунутся их пулемётчики, вот по ним и стреляй.

— А они высунутся? — буркнул я краем рта.

— Без подготовки они в бой не пойдут, слишком опасно. Если они снесут стены, а все защитники ещё будут живы, то они окажутся в ловушке. Поэтому сначала последует обстрел из пулемётов…

Её прервала первая пулемётная очередь, выпущенная из установки центрального «танка». Я втянул голову в плечи, но, снова справившись с собой, глянул в прицел. Бесполезно, пулемётчик защищён стальным щитом, из-за которого едва-едва точит его макушка, на ней, к тому же, красовалась каска.

Стреляли уже изо всех «машин». Защитники хутора отвечали короткими экономными очередями с башни и стен скорее для проформы — пока броня делала атакующих недосягаемыми. Я вообще не понимал, что мы могли поделать в такой ситуации!

«Делай, что можешь», — сказал кто-то внутри меня. И я послушался.

Поворот прицела вправо. Пулемётчик соседней с головной махины досягаем для выстрела. Щелчок. Работорговец падает, пулемётная турель начинает поворачиваться вправо, открывая полный обзор люка, в котором застревает тело. Появляется вторая голова, руки, пытающиеся втянуть тело внутрь машины, но вторым выстрелом я не даю ему это сделать. В прицеле чётко видно, как голова, поражённая патроном, отдёргивается назад, а на зелёной броне расцветает отвратительный чёрный цветок из мозгов и крови. Несколько секунд ожидания, но никто больше не желает убирать трупы и занимать место стрелка.

Перед моими глазами плывут красные пятна. Я чётко вижу, где есть цель, а где её нет. Огромная красная «лампочка» где-то позади меня, она горит буквально в моём затылке. Не поворачивая головы, я понимаю — это Орайя. И, скорее всего, сейчас она сейчас ощущает меня так же. Я не понимаю, что происходит, но разбираться некогда. И в этот момент я совершенно не чувствую исходящей от неё угрозы. Значит, нужно заниматься работорговцами.

Прицел правее. Стрелять бесполезно. Резкий поворот налево. Выстрел. Труп. Смена обоймы. Прицел. Целей нет. Снова налево. Выстрел. Труп. Второй выстрел. Промах. Третий. Промах. Четвёртый. Труп. Целей нет.

Я полностью растворяюсь. Человека по имени Алексей уже нет. Я — снайпер. Моя мысль — пуля. Моё зрение — круг прицела. Движения коротки и отточены, как у робота. Винтовка — часть меня. Нет. Винтовка — это я.

Центральный «танк» уже близко, метрах в двадцати. Увлечённо пускающий очередь за очередью пулемётчик высовывается из-за щита пулемёта. И платит за это. Пуля попадает ему в каску, сбивая её, оглушённый стрелок валится назад и получает вторую пулю в грудь. Третий контрольный выстрел в голову. Смена магазина.

Со щелчком последний патрон переклинило в обойме. Инстинктивно я попытался вставить её в винтовку, но у меня не вышло. Чувство было такое, будто у меня отказало сердце. Оно просто остановилось. Я будто… умер…

Меня будто окатило холодной водой. Я снова был собой. Мои руки тряслись, а сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Я отпустил винтовку и трясущимися руками принялся вставлять патрон на место, но тут совсем рядом раздались три взрыва, один за другим. Оглушённый, я повалился на живот. Никогда не слышал этих звуков, но понял сразу, что это гранаты. И тут, будто подтверждая мои мысли, кто-то закричал:

— Гранаты!

Я схватил выпавший из рук магазин, начал вставлять его в винтовку, совершенно позабыв о неправильно стоящем патроне. Ещё один взрыв, уже совсем близко, совершенно меня оглушил. Стена тряслась так, будто в неё били тараном, а я, практически ничего не видя, пытался найти выпавшую из рук обойму. В ушах не пищало, а буквально ревело, разрывая мне мозг, путая мысли.

Совершенно растерянный я вскочил на ноги, порываясь куда-то бежать, но тут стену тряхнуло так, что я повалился на ноги. С трудом поднявшись, выглянул с помоста. Зрение уже практически вернулось, и я увидел «танк» работорговцев, вкатывающийся на улочку хутора. Совсем рядом прошла пулемётная очередь, мне в сапог ударили щепки. Я рухнул на живот, стараясь скрыться от стрелка, но вторая короткая очередь прошла совсем близко от моего правого бока, меня снова обдало щепками.

Ворвавшийся в деревню танк, судя по звуку, остановился. И пулемётчик принялся поливать стену очередями. Именно там, где лежал я. Ничего удивительного, если вспомнить, что я убил столько народу. Мне мстили.

На короткий меня обуяла настоящая паника, которая была словно платой за тот режим убийцы, включившийся пару минут назад. Картонные стены рухнули, я абсолютно беззащитен, я на прицеле, по мне стреляют! Я умру! Я сейчас умру! Где Капитан, где остальные?

Но тут во мне словно что-то включилось. Или кто-то проснулся. Титаническим усилием я подавил панику и спокойно начал искать выходы из сложившейся ситуации. И, кажется, нашёл один.

Ухватив винтовку и забросив её за спину, я пополз по помосту, потом вскочил на ноги и, пригнувшись, рванул дальше. Даже не знаю, как меня не зацепило. Через несколько метров, наплевав на двух с половиной метровую высоту, я спрыгнул со стены. Прыжок, к счастью, удался. Я каким-то образом успел сгруппироваться и упал на подогнутые ноги, завалился на бок, перекатился, вскочил и рванул по деревенским улочкам. Мне нужно добраться до команды. Наверняка ещё не всё потеряно, мы сможем организовать сопротивление и защитить жителей деревни.

Вспомнив слова Авера, я понял — наши сейчас отступают к цеппелину. Возможно, он поможет отбить деревню…

Но для того, чтобы попасть на цеппелин, придётся свернуть вправо, к деревенской улице, по которой снова едет «танк». А это сейчас самое опасное направление движения.

Я сцепил зубы. Нет, я не должен позволить себе ещё раз поддаться панике. Страх — это нормально, но нельзя, чтобы он управлял мой. Просто нужно делать то, что должно. И я свернул. И практически сразу столкнулся с Дереком, прущем на плече пулемёт.

— Где все? — выпалил я, перекрикивая писк в ушах и звуки выстрелов.

Тот не ответил. Убийца устраивался на деревенской улице, видимо, собираясь встретить ворвавшихся на хутор работорговцев здесь.

— Дерек! Где все?

— Я Корос. Дерек… — убийца осёкся.

Я вздрогнул. Мне в глаза будто заглянула смерть. Нет, не в глаза, а гораздо глубже. Она была здесь, рядом. Она ждала. Меня, Короса, Авера, Капитана. Всех. И уже встретила Дерека. Почему я перепутал Короса с ним? Из-за глаз. Холодных глаз убийцы. Теперь взгляд Короса стал именно таким, каким был у его брата.

— Корос! — рявкнул я, стараясь оттащить его от пулемёта, но тот не слушал. — Мы должны найти остальных и организовать сопротивление.

— Я не собираюсь сопротивляться. Я хочу убить как можно больше ублюдков и умереть.

— Послушай…

Мы теряли драгоценное время. Но в этот момент к нам подбежала Капитан. Шеф зажимала окровавленное плечо платком, её лицо искажала ярость.

— Хер ли вы тут расселись?! — рявкнула она. — Быстро в дирижабль! Крог и Авер уже там!

Бежать? Точно, об этом и говорил Авер — плевать на деревенских, главное, что должны уйти мы. Моя семья — наёмники и убийцы. Если дело провалено, лучше сбежать, не рискуя своими шкурами.

Ободранные детишки в белом домике. Грязные и голодные. Или это детишки, которые шли к горящему заводу, чтобы добыть себе хоть какой-то еды?

— Нет, — жёстко сказал я. — Мы должны защитить этих людей. Иначе их сожрут. Кажется, именно ради этого мы нанимались сюда?

Кэп повернулся ко мне, её лицо было искажено гневом.

— Что ты сказал, сопляк?

— Я сказал «нет», — холодно проговорил я и повернулся в ту сторону, откуда должны были прийти работорговцы.

Плевать на всё. Лучше сдохнуть, чем жить так.

Повернувшись, я успел рассмотреть две вещи — машину, выруливающую из-за дома, и дирижабль, нависший над деревней. Чужой дирижабль.

Потом… потом я услышал испуганный крик Иваллы.

— Алекс! — кричала она. — Лёша!

Я упал, ударившись челюстью о землю так, что в глазах ярко вспыхнуло. Это не было больно, нет. Болел живот, куда пришлось не меньше четырёх пуль, одна из которых перебила мой позвоночник.

— Алекс! Нет! НЕТ!!!

Я видел белый домик с голодными детьми. Помочь им — вот, что я должен.

Кто-то дёрнул меня за руку, оторвал от земли. И больше я ничего не помню.

 

Интерлюдия первая

Болезненное пробуждение из наполненного кошмарами прошлого сна было бы не столь отвратительным, проходи оно хотя бы быстрее. Но Властелин просыпался медленно, словно выныривал из темноты глубокой морской впадины.

Остатки отвратительных сновидений — картин войны, разрушившей мир — ещё были с ним, когда он открыл глаза.

— Я ещё жив, — сказал Ариол то, что знал и так. — Я ещё жив.

В прошлый раз период подготовки к войне за трон заняли всего полтора месяца. Властелин же протянул уже больше двух месяцев, и приборы давали ему ещё пару недель. Пару недель мучений и кошмаров.

Бесспортно, он это заслужил.

Подкатил кровать к монитору, вызвал список кланов.

00144 — выбран Представитель, взято телохранителей — 3;

00244 — выбран Представитель, отказ от телохранителей;

00344 — вступил в Игру, взято телохранителей — 6;

00444 — выбран Представитель, взято телохранителей — 3;

00544 — выбран Представитель, взято телохранителей — 3;

00644 — выбран Представитель, взято телохранителей — 3;

00744 — вступил в Игру, взято телохранителей — 6;

00844 — вступил в Игру, взято телохранителей — 6;

00944 — вступил в Игру, отказ от телохранителей;

01044 — вступил в Игру, отказ от телохранителей;

01144 — вступил в Игру, отказ от телохранителей;

01244 — выбран Представитель, отказ от телохранителей;

01344 — вступил в Игру, отказ от телохранителей;

00 — неактивен.

Главы девятого, десятого, одиннадцатого и тринадцатого клана — те у кого ещё осталось понимание Игры, так бы можно было подумать. Но из четырёх двое — девчонки, которым не исполнилось и двадцати лет. При этом можно понимать плачевное состояние Орайи, просто вынужденной вступить в Игру самой, но совершенно не ясно, почему Силия решилась вступить в битву самостоятельно, да ещё и отказалась от телохранителей. Для Корвела эта Игра — не более, чем способ красивого самоубийства: старику уже за восемьдесят, и потомков он не оставил. Случись его победа, кланам придётся вступать в Игру уже очень скоро. Саргха же с детства только и занималась тем, что убивала: тринадцатый (во время молодости Ариола — восемнадцатый) клан всегда славился своими убийцами. Остальные же… Представители и максимальное количество телохранителей.

— Не о том думал Предтеча, когда начинал Игру, — сказал Властелин, закрывая глаза. — Не о том, что его потомки выродятся в трусливых ублюдков.

Право выбрать Представителя или Телохранителя в Игре давалось для того, чтобы несовершеннолетние главы кланов не оказывались лицом к лицу с матёрыми убийцами, которыми должны были становиться все Продавцы грёз. И так когда-то было. Но Предтеча не вводил прямого запрета для совершеннолетних, и постепенно этим правом начали пользоваться практически все. Предтеча начал Игру, чтобы выбрать лучшего, единственного оставшегося в живых Продавца грёз, которому будет дарована полная власть над Системой — искином, которые всё никак не давал Ариолу умереть.

«Слишком много бесполезных потомков, — такие слова сказал Предтеча, прежде чем покинуть этот мир и начать первую Игру. — Вы прополите сорняки, которым полнится наше семейство, собственными руками. Семья моя, вы должны убить друг друга. Искренне желаю вам удачи», — сказал он и улыбнулся так, что любому стало бы ясно — первый Продавец грёз давным-давно безвозвратно лишился рассудка. Эта запись была единственной, что вообще доказывало его существование. Скорее всего, сейчас она доступна только Ариолу. И Властелин пересматривал её по несколько раз на дню, искренне желая удачи всем Продавцам грёз.

Они должны поубивать друг друга. Это чёртово семейство должно быть уничтожено ради всего этого мира. Иногда лишь безумцы видят истину, и Предтеча всё сделал правильно.

Один из боковых мониторов моргнул. Звонила Алария. Властелин даже вздрогнул от неожиданности — он думал, дочь никогда не свяжется с ним.

— Принять вызов.

— Отец! — буквально взвизгнула Алария. — Это нарушение правил! Этот ублюдок Нестол, Представитель Нергиола, выслал своих людей, чтобы убить моего Представителя! Ты должен вмешаться!

— Я разберусь, — холодно сказал Ариол. — Я тебе перезвоню.

Властелин связался со спутником, который находился в непосредственной близости к Алексею. Да, Властелин смотрел за Представителем своей дочери, и…

На миг в глазах потемнело, внутренние органы пронзила боль. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. А придя ещё несколько на поиск поселения, где Алексей со спутниками намеревался перезимовать.

Два дирижабля вели активную перестрелку. Ариол всматривался в картинку на мониторе несколько секунд, но её нельзя было толковать двояко — три красные точки, обозначающие вступивших в Игру, находились только на одном из них.

— Позвони дочери, — сказал он. Когда лицо Аларии вновь появилось на мониторе, Властелин жёстко проговорил: — Всё в рамках правил. Возможно, это люди Представителя первого клана, но ни он сам, ни его телохранители там не присутствуют.

На лице дочери отразилась такая смесь глубокого разочарования и куда более глубокой ненависти, что Ариолу на миг стало не по себе. Только на миг.

— Но…

— Если твой Представитель не доживёт до начала Игры, я могу тебе только посочувствовать и начать искать нового. И в этот раз опекать его как можешь до моей смерти, чтобы потом кто-нибудь убил его в первые же дни Игры. Поторопись, у тебя всего пара недель.

— Ты должен что-то…

Властелин оборвал связь.

— Всё, что я должен — это умереть. Как можно скорее. Как можно… скорее…

Парню и так не повезло. Он с первых же дней оказался в самой гуще врагов, и то, что он протянул так долго, никак кроме как чудом не объяснить. Но по плану он должен был дожить до начала Игры…

Непослушные пальцы щёлкали по встроенной в подлокотник клавиатуре, отдавая приказы, глаза метались между мониторами. Левым приходилось моргать так быстро, что это больше начало напоминать тик.

Плевать на всё. Хоть раз в жизни он должен помочь дочери. Что-то в её глазах, в выражении глаз и даже крике давало понять — она переживает не за своего Представителя, а за человека, за Алексея, за того, кого повела на смерть.

Интересно, что такого она узнала о нём из Отражения?

На глаза Властелина навернулись слёзы.

— Когда-то… когда-то мы все были хорошими людьми. Но чтобы выжить в этой Игре, ты должны стать не тем, кем был. Слышишь, парень?

Парень, конечно же, не слышал. А услышь, окажись он здесь, плюнул бы Ариолу в лицо. Как любой житель этого мира.

— Ты должен выжить, парень.