Наше вторжение в Замок Костей не прошло незамеченным. Тем более не остались без внимания лужи крови, которые я оставил на каменном полу, благодаря им-то Некромант и смог до меня достучаться под утро. Я полдня провалялся в своём закутке, не подпуская к себе Судью — от чудовищных судорог и разъедающей кишки боли в моём разуме помутнело, но я твёрдо вознамерился не пускать в храм и капли Тьмы, что проникали сквозь открывшийся канал из Замка Костей в моё тело.

Куда-то запропастился Комок. Возможно, тоже боролся с воздействием Тьмы — я чувствовал, как воля Некроманта пытается подчинить себе мой рассудок, а после убить, чтобы поднять для себя верного слугу. Ораю пыталась помочь мне, но она не могла даже пробраться в закуток, который я занимал — я запечатал проход Тенью так плотно, как мог.

Я выл, грыз камень и стёсывал пальцы о неровные стены храма, но принимал в себя Тьму. А потом, поняв, что больше не выдержу, смешал Тьму с Тенью и вышвырнул часть обратно, стараясь зацепить Некроманта, а вторую потратил на то, чтобы порвать открытый Некромантом канал. Не думаю, что нанёс противнику хоть какой-то существенный урон, но мне удалось запечатать канал, и даже немного подпитаться энергией, пусть и слишком «тёмной» для меня.

Комок не объявился даже когда я встал на ноги. Я чувствовал себя совершенно обессиленным, несмотря на энергетическую подпитку. Вчерашний дождь превратился в настоящий ливень, под ногами едва слышно чавкала мёртвая грязь. К счастью, Некромант не собирался высылать за нами погоню, я понял это ещё в тот момент, когда его разум коснулся моего — у моего бывшего друга была куча дел, и он торопился не меньше нас. Да и не занимали его наши дела — он копил силы, уверенный в том, что в нужный момент просто раздавит одним ударом, да ещё и прихватит с нами всех игроков и героев, которых мы приведём к Сердцу.

Зато ему удалось натравить на нас жрецов. Впрочем, без какого-либо толку. Они нагнали нас ночью, когда мы остановились на короткий привал, но не смогли даже напасть — мёртвые земли выпили из них всю Скверну, дававшую им подобие жизни, и до нас дошли лишь полдюжины в буквальном смысле разваливающихся на ходу тел, чья плоть едва скрывала кости. Догнав нас, они с чувством выполненного долга повалились в грязь под ногами и на наших глазах истлели до костей, после чего погрузились под раскисшую землю, чтобы стать материалом для Замка Костей.

— Эта Тьма жрёт даже Скверну, — сказала Судья, невозмутимо жуя размокший сухарь, половину которого покрывала плесень. — Что станет, когда её коснётся Свет, я не представляю.

— Ты можешь узнать, — подал я голос.

— Могу, но не буду. Этот поход слишком вымотал меня. Если я лишусь последних сил… — Она не договорила и швырнула в грязь особенно проплесневевший кусок сухаря. Хотя, и так ясно, что будет, если мы останемся здесь совсем без энергии. Будет ли у Алой время, чтобы найти новых Судью и Палача?

Ответить мне было нечего.

— Нужно спешить, — сказала Ораю спустя пару минут. — Мы и так потеряли почти сутки.

Я стиснул в руке кусок солонины, который так ни разу и не укусил (у меня был отменный завтрак из Тьмы), и поднял из грязи свой рюкзак.

— Знаешь, — медленно произнёс я, ощупывая ноющий живот, — у меня не осталось сил на обратную дорогу.

— У нас и времени на неё не осталось, что же теперь? Сам предлагал сначала сделать одно дело, а потом уже думать о втором.

Дождь кончился утром, резко, будто кто-то его выключил. На миг сквозь чёрные тучи прорезался багровый солнечный луч, но тут же пропал, оставив это царство Тьмы как без Света, так и без Тени.

Ночной переход совершенно отупил меня. Да и Судью, видимо, тоже. Не хотелось ни спать, ни есть, ни думать, всё, на что хватало сил, так это шагать к намеченной цели. Возможно, будет проще лечь рядом с нужным нам местом и умереть, как это сделали осквернённые жрецы. Не сговариваясь, мы даже на привал не стали останавливаться. Да и где было отдохнуть? Кругом плоская, как стол, равнина, покрытая слоем чёрной грязи, под которой окаменела земля.

Весь следующий день мы шли, как во сне. Даже словом не обмолвились. Останавливались лишь раз, чтобы справить нужду, отвернувшись друг от друга. На миг меня посетила мысль, что очнуться где-нибудь у указанного на карте места с мокрыми штанами или того похуже было бы удовольствием ниже среднего, но эта мысль почти сразу выветрилась, оставив в голове лишь тёмно-серый, почти чёрный, туман.

До места, указанного на карте, мы добрались поздно ночью. Даже не будь у нас карты, пройти мимо нам вряд ли бы посчастливилось — десятки мёртвых каменных деревьев были единственным, что поднималось над чёрной грязью.

По мере приближения к деревьям температура воздуха падала. Из моего рта вырывался пар, а грязь под ногами за несколько метров до цели превратилась в лёд.

— Что это? — прокаркала Судья осипшим от долго молчания и пересохшего горла голосом.

Я долго вглядывался в плотные ряды деревьев. Частично они срослись ещё когда были живыми, частично попадали, образуя непроходимую стену. Площадью эта рощица была в несколько сот квадратных метров.

— Проход в очередной «карман», — прошептал я в ответ. — И нам придётся в него зайти.

— Тебе уже удавалось это?

— Не раз. И ты как-то раз сделала это, когда прошла в зону Игры.

— Я плохо помню тот момент, — голос Судьи креп, да и ко мне постепенно возвращалась трезвость мыслей. Вероятно, здесь влияние Тьмы было куда меньше. Я даже почувствовал голод, но заглянув в рюкзак, понял, что все мои припасы сгнили. Одеяло превратилось в ворох мокрого вонючего тряпья, а сама сумка едва болталась на истончившихся лямках. Я бросил её и втоптал в грязь. Если сил на обратную дорогу не осталось, то и припасы ни к чему.

— Ко мне пришла Инча с отрядом героев и сказала, что нужно идти выручать Гаю, — продолжала Судья. — Что пропавшие земли вовсе не пропали, а лишь отделились от наших, и там сейчас идёт война за спасение мира. — Ораю на миг замолчала, а я превратился в слух — никто раньше и не думал мне рассказывать, что происходило по ТУ сторону барьера. — Собирались все, кого я когда-либо знала. Инча послала весть во все части мира, что появилась новая Судья, и всем героям необходимо идти к Сердцу Мира. Она рассказывала, как я прозрела, собирались сотни людей, чтобы увидеть это чудо. Остановилась даже война между двумя графствами Империи — сильнейшие воины дезертировали из рядов обоих войск, а сами графы решили подождать, когда исчезнувшие земли вернутся. А потом, собрав хороший отряд, мы пошли к Сердцу Мира, и в какой-то момент я почувствовала, что мир кругом стал другим, а меня наполняет сила.

— Погоди, — сказал я. — А разве твоё прозрение — чудо? Неужели раньше нельзя было вырастить тебе новые глаза?

Ораю фыркнула.

— Возможно, лет двадцать назад и можно было бы, но не сейчас, — она неопределённо кивнула куда-то в сторону. — Сила неотвратимо утекала из мира, и теперь я знаю — куда, потому что здесь магия работает куда лучше, чем когда-либо раньше, разве что не считая времён молодости Гаспа или Корда. Всем магам приходилось очень долго копить энергию в амулетах, создавать обереги, чтобы использовать простейшее боевое заклинание. Здесь же одной силой воли можно заставить молнию ударить в нужное тебе место.

Я кивнул. Значит, Игрок готовил Игру не один десяток лет. Возможно, с момента самого воцарения Властелинов. Брал с собой куда-то потомков Корда после чего они сходили с ума… или же, наоборот, в трезвом уме уничтожали проклятье этого мира — потомков Корда. Я отбросил эти мысли. Нужно будет переговорить с Игроком при возможности, никто кроме него самого не сможет рассказать о его планах.

Похрустев шеей, я потянулся к Тени, но ответом мне была глухое молчание. Будто в стену врезался. В кармане от Комка толку нет. Остаётся только идти вперёд.

— Ну что, пошли? Попасть в «карман» — это просто.

Судья неуверенно шагнула вперёд, и я механически взял её за левую руку. Вот так, как малые дети, мы двинулись по замёрзшей грязи к деревьям. Деревья знакомо «поехали» перед глазами, я приготовился к возможному нападению, но всё испортила Ораю — взвизгнув, словно девчонка, она поскользнулась и села пятой точкой на лёд, утянув меня с собой. Я выругался, вскочил на ноги, резко рванул Судью вверх, помогая подняться…

… И понял, что мы уже в «кармане», под ногами уже не лёд, а камень. Хотелось обругать Ораю за неуклюжесть, но через секунду припомнил, как сам впервые очутился в подобном месте. Вот точно так же, упав на задницу. Сколько уже прошло времени с того момента? Месяцев восемь или девять?

Этот «карман» был совсем крохотным. Мы стояли на краю древнего круглого храма диаметром в полсотни метров. За границами храма практически ничего нельзя было различить, всё терялось в густом сером тумане. Сам храм состоял из трёх ярусов, один ниже другого, по краям верхнего стояли потемневшие от времени колонны, вершины которых венчали окаменевшие человеческие органы и части тела, причём комплекта было два, соответсвенно, мужской и женский.

На втором ярусе в круг выставили обезглавленных людей, и мужчин, и женщин. Стояли они ровно, как статуи, но мумифицированные тела принадлежали настоящим людям. На них была разная одежда, говорящая о принадлежности к разным народностям, у кого-то в ногах валялось оружие, у других какие-то амулеты, был даже один посох, а у троих не было ничего. Всего здесь собрали четырнадцать человек.

А по центру нижнего яруса возвышался саркофаг длиной в три метра и шириной в полтора. Ни украшений, ни какой-либо резьбы, ни даже букв на саркофаге я не увидел, зато на крышке неподвижно сидел иссохший абсолютно лысый старик в потрёпанной серой одежде. Сидел-то он неподвижно и походил на мертвеца ничуть не меньше обезглавленных, но его глаза поблёскивали из-под безволосых век, и взгляд этих глаз был направлен на нас.

— Наконец-то, — проскрежетал старик, плавным движением спускаясь с саркофага. — Я уж думал, что даже мой зов не прошёл сквозь эти проклятые Тьмой земли, но, видимо, обошлось.

— Твой зов? — спросил я, придерживая Судью — она собиралась использовать на старике свою силу. Возможно, и она привыкнет, что обитатели подобных мест очень любят рассказывать интересные вещи.

— Ага, — старик усмехнулся, показывая абсолютно ровные белые клыки слишком острые, чтобы быть человеческими. — Или вы думаете, что последние пару дней шли сюда без устали своими силами? Нет, детишки, прийти в Усыпальницу Бога может только тот, кого позвал её Хранитель. А позвать я мог только претендентов на становление богом, появись такие в окрестностях. Ох, и заждался же я вас, ребятки.

— Хочешь сказать, — медленно проговорила Судья, — что в саркофаге лежит бог?

— Часть бога. Или части, если быть точным. Части Корда в нашем случае. Так уж устроен этот мир — если хочешь управлять им, оставь ему частицу себя, заряди, а потом уже забери… или заберёт кто-то другой. А вы думали, почему этот мир прозвали Сердцем? Когда-то здесь лежало сердце Гаспа, одно из двух, родился он таким, и охранял его Корд, чтобы кто-то другой не посмел присвоить себе силу бога. Но потом Гасп решил забрать второе сердце потому, что сгнило первое, и уйти из этого мира, надеясь излечиться от пожирающей его Скверны, потому-то он и отпустил Корда убивать тех, кто может стать новым богом, — старик кивнул в сторону обезглавленных трупов. — Корд устроил из Усыпальницы Богов Могилу Полубогов. Головы, правда, он срубил им потом, чтобы запереть в саркофаге — пара претендентов вполне могла ожить, да и нужен же ему был какой-то дар. Так уж у Корда получалось, что, даже убивая людей, он делился с ними силой. Мир, видимо, решил, что этого достаточно, и Корд стал богом. Хотя, это, конечно, нарушение всех правил — Палач должен охранять останки бога, но что делать, когда Палач сам постиг Бездну Творения и стал богом? Потом, спустя сотни лет, как вы знаете, вернулся Гасп… а Корд после очередной неудачно попытки его усмирить попытался убить своего Творца. Гаспа-то он сам на части порвал, а когда решил добить, на части уже порвало его самого. Я, Нервил, тогда был ближайшим подручным Корда, я и моя жена, Гая. Я был Палачом, а она Судьёй. Я был человеком без памяти, а она потомком Гаспа. Мы отнесли куски Корда сюда и положили в саркофаг, правда, головы пришлось выкинуть, и я не знаю, куда они делись. Надеюсь, что Гая нашла их и уничтожила… Девочка, что с тобой?

— Потомки Гаспа? — тихо спросила Судья, её губы дрожали, а и без того бледное лицо позеленело. — Мы — потомки Гаспа? А как же Корд? Нас же называют…

Старик удивлённо выгнул кожу на том месте, где у него должна была расти бровь.

— Правильно, вас называют потомками Корда. Но вы ведь и потомки Гаспа тоже, это его кровь даёт вам силу. Разве это сделали тайной? Видимо, никому не охота помнить, что кроме крови нормального бога в его жилах течёт ещё и кровь бога-безумца, хотя именно она первопричина всего в этом мире происходящего… вернее, каждой Смуты. Ты, мальчик, тоже не в курсе всех дел? Хорошо, расскажу сначала об этом, потом уже просвещу в том, чем мы с вами будет заниматься дальше. Вернее, чем мы будем заниматься с тобой, Палач.

Корд убил Алу… это-то вы знаете?.. хорошо. Корд убил Алу, но не мог себе этого простить. Он разделил её на две части — тёмную часть он похоронил где-то на севере, а светлую вживил в тело одной деревенской дурочки. Дурочка эта так сильно напоминала ему Алу, хоть и не была ей — после обряда ей отшибло память, что Корд сделал её своей женой, они нарожали детишек…Вот, парень-то в курсе. Чего тогда своей женщине не расскажешь?

Судья перевела остекленевший взгляд на меня. А я стоял, облизывая пересохшие губы и вспоминал, как впервые услышал голос Комка в своей голове. Он мне рассказывал об этом, когда я стоял у тайного капища храма Корда. Но я не предал его словам никакого значения, или просто прослушал. И теперь всё вставало на свои места.

Кровь Гаспа в каждом герое. В каждом оккультисте, каждой ведьме, во многих жрецах. Думаю, даже в Эрвире текла его кровь, просто он этого не знал. Иначе его не затронула бы Скверна, которую призвал Гасп, осквернив изменённую Алу. Гризли, отец Судьи — все они потомки Гаспа, и они узнали о проклятье крови, потому изуродовали или перебили своих детей… И правильно сделал. Рано или поздно Скверна могла пробудиться в каждом из них, просто в этот раз Гасп ускорил процесс, изнасиловав и осквернив тем самым свою дочь.

Но Судью Игрок (а кому кроме него?) запретил трогать. Почему?

Сколько поколений сменилось за эти годы? Пятьдесят? Наверное, не меньше. Судья, бедная маленькая Ораю, сколько она всего перенесла за свою жизнь… и Скверна её не затронула. Неужели всё-таки грязь, что была в крови проклятого божества, вымаралась за это время? И, вероятно, только у Ораю. Возможно, и её потомки будут носителями силы, но не проклятья, которое она может за собой привлечь.

Корд просчитался, решив, что в изменённой Алу не будет Скверны, которой, судя по всему, всегда болел Гасп. Что-то злое осталось в ней, иначе бы их дети не страдали бы от проклятья безумного бога. Возможно, именно эта червоточина и помогла создать ему канализационную систему, высасывающую тёмную энергию из этого мира.

— Палач… — медленно произнесла Судья, голос у неё был такой же безжизненный как и лицо.

— Он не лжёт. Корд оживил Алу, вселив её в тело глухой деревенской девушки, которая умирала. А после её смерти сделал два полюса этого мира — из изменённой Алу он Сотворил Сердце Мира, а из её тёмных останков Сердце Тьмы, высасывающее Скверну из этого мира. Два сердца… прямо как у своего Творца.

— Вспомнил! — вмешался Хранитель. — Девка умирала от родов — её кто только при жизни в кустах не валял, и когда Корд её оживил она родила дочь — Алую, они воспитали её вместе… Да что вы слабонервные такие? — проворчал старик, глядя на то, как я тяжело усаживаюсь на камень — слишком ноги затряслись. — Ладно, что-то ещё хотите знать? Или к делу приступим?

— Как умерла изменённая Алу? — спросил я.

— Убила себя, — старик с горечью покачала головой, показывая, что она сделала с собой. — Корд лгал ей всю жизнь, а она его слушала, смотрела на него. Поэтому она вырезала себе глаза и отрезала уши. Её язык переплетался с лживым языком Корда, её нос вдыхал его запах, когда они любили друг друга, и потому она отрезала себе язык и нос. А после она разрезала себе глотку от уха до уха. Но даже после этого её тело излучало лишь Свет…

— Не совсем, — процедил я. — Выходит, что она осквернила себя таким убийством, и Корд вытягивал эту Скверну из Сердца Мира с помощью Сердца Тьмы. И волки сыты и овцы целы. В смысле, и Алу чиста, и мир хоть немного да стал лучше. Когда Гасп создал Культ?

— Ну, для меня совсем немного прошло времени… Вернее, я не знаю, сколько лет я тут просидел. Да и вообще, в последнее время у меня с головой непорядок, посиди тут в одиночестве…

— Я имею в виду — что перед этим случилось? Он видел изменённую Алу? Её тело? Может, Корд хотел, чтобы её Свет излечил его, а вместо этого и без того безумный бог увидел изуродованное тело своей дочери? Не началась ли их война с того момента, как Гасп узнал, что Корд убил Алу? Не сошёл ли он с ума окончательно, когда понял, что негативная энергия этого мира выкачивается при помощи её останков? Не решил ли уничтожить этот мир, чтобы освободить дочь?

— Ответ на это знают только Корд и Гасп. Ещё есть вопросы?

Я посмотрел на Судью. Девушка раскачивалась из стороны в сторону, схватившись за голову. Ей пока ни до чего не было дело. Кажется, она тоже начала понимать, что в действительности делал её отец.

— Нет, — сказал я. — Что дальше?

— Конечно, драться. Ты сможешь завладеть содержимым саркофага только после того, как убьёшь меня. И, мальчик, я не буду тебе поддаваться — таково условие. Если хочешь забрать кусок бога, чтобы стать богом, тебе придётся доказать, что ты этого достоин.

— Я не собираюсь становиться богом. Меня сюда прислали.

— Не ты, так тот, кто тебя сюда прислал, собирается. Мне-то что с того?

— Если ты не отдашь мне куски Корда, мир погибнет. Переродится в нечто практически мёртвое.

Старик, уже вытащивший из ножен за спиной два кривых клинка, фыркнул:

— Мне-то что с того? Я умру, если ты убьёшь меня, забирая останки. Умру, если мир погибнет. Так какая разница, как я умру? Видишь ли, наверное, прошла куча времени с тех пор, как Корд посадил меня охранять свои останки (я только что это понял), так что я сам немного сошёл с ума. Дерись, парень.

Я не успел моргнуть глазом, как старик взлетел на верхний уровень храма и, скрестив клинки, попытался отнять мне голову, как ножницами. К счастью, моргал я медленнее, чем действовали мои руки — старику пришлось уворачиваться от стрел и отступать. Я выстрелил в него ещё раз, но так же не попал, пришлось тянуться за тесаком и пробуждать от спячки тело Комка.

Старик на миг остановился — он всё время бешено метался из стороны в сторону, не давая мне прицелиться и выискивая лучшее направление для атаки — и поцокал языком.

— Ну и жуткий ты парень. Только учти, твои Тени здесь — ничто. Сюда можно принести только то, что у тебя внутри.

Я осклабился… но пасть маски не раздвинулась в жуткой ухмылке. Я попробовал накинуть Плащ Теней, но Тени не откликнулись. Мои энергетические каналы были перекрыты.

— Да ладно, — буркнул старик. — Неужели ты — пустышка, которую накачивали силой? Ты же Палач, парень! Мельчает народ…

Я судорожно взывал к Комку, но тот не откликался. У меня остался только он, зубы и обычные оружие. Я потянулся к Клинку Тени… и с радостью почувствовал отклик. Вот только отклик этот был слабым, и вызвал он лишь всполохи всех оттенков серого на клинке тесака.

— Неужто всё будет так скучно? Вообще-то я рассчитывал, что ты меня убьёшь.

Старик ещё раз атаковал. Я принял первую саблю тесаком, а вторую на локоть, к счастью, она не прорезала плотную кожу плаща. Нет, не к счастью, старик играл со мной и пока не бил в полную силу. Хранитель отступил так же быстро, как и атаковал, я не успел даже приказать телу Комка выжрать ему лицо.

— Ты сказал, что не будешь поддаваться.

— Я не поддаюсь, я тебя раззадориваю.

Судья тем временем пришла в себя. Она поднялась на ноги и вытащила свой бастард левой рукой.

— Я помогу, — сказала она глухо.

— Нет, девочка, это наше с ним дело. Уж извини, ты тут совсем не причём. — Старик закрыл глаза и неожиданно усмехнулся. — Вот что, Суди-ка этих ребят.

Четырнадцать мумий синхронно сделали шаг вперёд. И так же синхронно атаковали Ораю — кто схватив оружие, кто магией. Судья подняла Щит Света, отражая магию, и сошлась на мечах с мумией, оказавшейся ближе всего.

— Не зевай, — прошипел мне на ухо Хранитель.

Его серовато-коричневая кожа была прямо у моих глаз. Он мог убить меня, но вместо этого столкнул на нижний ярус. Вывернувшись в полёте, я умудрился приземлиться на четвереньки и даже не потерял тесак.

— Здесь нам не помешают.

И старик налетел на меня, орудуя своими саблями. Не знаю, как у него это удавалось, но складывалось впечатление, что его руки работают отдельно друг от друга — правая сабля метила мне в маску, в то время как левая подрубала колено. Левая просвистела у открытого горла, а правая в это же время едва не выпустила мне кишки. Дважды меня спасла маска, один раз я успел воспользоваться тесаком, кишки же мои остались на месте только благодаря кольчуге, которая выдержала удар, несмотря на дыру.

— ОТПУСКАЮ ТЕБЯ! — прогремело сверху. Меня чуть не ослепило от вспышки Света, а один из четырнадцати повалился на пол кулём истлевших тряпок и сухой плоти.

— Торопись, парень! — рыкнул Хранитель, атакуя меня. — Таким способом со всеми ей не справится — слишком много нужно сил.

— Заткнись, — прошипел я, отбивая удар тесаком.

В этот раз старик не успел отступить вовремя. Комок «расцвёл» всеми своими пастями, но в его зубах остался только клок кожи и часть рукава Хранителя.

— Плохо! — рявкнул старик и насел на меня снова.

Я почувствовал, как его сабля прорезает-таки плащ и скрипит на кольчуге. Вот только кольчуга у меня только до плеч, потому за скрипом последовала вспышка боли. Я выругался и протаранил старика, но тот ловко выбил тесак из моей руки, подсёк мне колено и повалил на землю. Комок взвился в воздух, оплёл его правую руку, но старик ударил левой, и пасти втянулись.

— Так… — протянул Хранитель. — Фехтовальщик из тебя хреновый. Но ты же не мечом будешь управлять, так? Проверим тебя на силу.

— ОТПУСКАЮ ВАС! — проревела Судья, и целых два тела упали на камень.

— Близнецы, — прокомментировал лысый старик, — магичка и воин. Но, погляди-ка, она едва на ногах стоит.

Я сам едва поднимался, орошая камень кровью. Рана не спешила затягиваться. Я бросил короткий взгляд на Судью, но его было достаточно, чтобы понять — бывший Палач прав. Бледное лицо Ораю заливал пот, на куртке виднелось несколько прорех, а бастард зримо подрагивал в её руке. Четыре мумии наседали на неё с оружием ближнего боя, пока остальные готовили какое-то заклинание.

Сколько-то она продержится… А что делать мне?

— Ещё одна защита и одна атака — и всё, — сказал Хранитель Усыпальницы Богов, отбрасывая саблю. — Теперь, как я и говорил, померяемся силой. — Старик оскалил клыки, и на его безволосом теле буквально повыскакивали клоки тёмно-серой шерсти. Тело Хранителя раздулось, отдалённо напоминая волка-переростка вставшего на задние лапы. Но и это ещё не всё. В пасти волка запылал огонь, а глаза превратились в льдинки. — Лёд и Пламя! — нечеловеческим голосом проревел оборотень, и с его лап сорвалось заклинание — широки поток огня, следом за которым свистели мелкие льдинки.

Я выжил. Меня смяло и отшвырнуло к саркофагу, я почувствовал боль от ожогов и вонь горящих волос, от удара из меня чуть-чуть не выбило дух… но я выжил. Не знаю — как. Я поднялся, стряхивая с себя огонь, скукожившийся Комок почти втянулся в ладонь, но он-то почти не пострадал. Оборотень не терял время. Пока я возился с огнём, он втянул в себя столько воздуха, что его грудь неестественно раздулась, и плюнул в меня. Я поймал его плевок на правой рукой и тут же пожалел — слюна оборотня была чем-то вроде напалма. Огонь потёк по моему плащу, расплескался по сапогам и штанам, и я почуял нестерпимую боль. Я заорал, свалился с ног и покатился по камню, стараясь сбить огонь. Но он не сбивался.

— Вот и всё? — спросил бывший Палач и шагнул ко мне, чтобы добить.

Комок выстрелил в него жалом, но оборотень легко от него отвернулся… вот только ещё до выстрела Комок плюнул в него ядом, который мы забрали у Шапокляк. Завоняло гнилью, оборотень заревел. Он резко отступил назад, пытаясь выжечь яд прямо на своём теле, но выходило плохо. Я же пока судорожно освобождался от пылающей одежды. Магический напалм, попавший на открытые участки кожи, я затушил ядом. Мне-то от него никакого вреда, так же как и Хранителю от огня.

Справившись со своими проблемами, мы выпрямились друг напротив друга. Оборотень с прожжённой воспалённой грудью и обожжённый полуголый человек.

— Дай-ка я взгляну на твоё лицо, — едва различимо сказал Хранитель.

Я стряхнул маску, всё равно от неё сейчас не было проку.

— В твоём левом глазу ещё бродят Тени.

— Умри, старик, дай дорогу молодому.

Оборотень вдохнул и, скукожившись, снова стал лысым, как яйцо, стариком.

— Я бы с радостью. Но… тебе не хватило времени, парень. Тебя накачали силой, ты украл силу… А своих запасов почти нет. Собственную мощь нужно долго копить, собирать в себе по крохам энергию… Я знаю, что у тебя, судя по всему, не было времени. Но последнее испытание ты провалишь, это я знаю точно.

Старик сгорбился и шагнул вперёд. Воздух вокруг него пронизали разноцветные вспышки, и он ударил меня чистой силой. Я наскрёб какие-то крохи Тени, что были во мне и не дали мне ранее умереть от огня, но Хранитель смял мой щит, как скорлупу. Меня буквально размазало по земле, а старик налетел на меня и принялся лупить полыхающими энергией кулаками. Я сжался, заслоняясь от ударов, Тень не позволяла ударам стать смертельными, но не более. Я попробовал вывернуться, потом попытался сдержать кулак старика, но тот не только фехтовал лучше меня. Очередной удачный удар едва не выбил из меня дух, и я почувствовал, как проваливаюсь во тьму.

— ОТПУСКАЮ ТЕБЯ!

Ещё один куль тряпок и костей. Но Судья падает на колено, и один из полубогов сбивает её с ног. Гремит гром. Ораю кричит от боли — она не сумела защититься. Нет, она ещё отбивается, но копьё пронзает ей бедро.

— В твоей зверушке, — говорил Хранитель, нанося удар за ударом, — есть Тьма, так как он порождение Тьмы. В подружке твоей Свет, но так и должно быть — она Судья. А ты должен был накопить свои резервы, идти своим путём. Вот я — зверь и стихийник, так как во время первой жизни, наверное, был друидом. А ты кто? Что ты из себя представляешь? Что такое — твоя сила?

— Тень, — прохрипел я, уже просто закрывая руками лицо, и принимая всё более и более чувствительные удары. Мощнейший тычок в грудь едва не остановил моё сердце, но каким-то механическим усилием я вновь заставил его биться. Но большее у меня сил не осталось.

— Не вижу Тени. Вижу слабака, жившего за чужой счёт. Пусть и живучего слабака. Можешь, видать, что-то. Но это мало. Мало!

Слабака… чужой счёт…

— Что такое Тень? Ну, парень, давай! Отвечай! Или я убью тебя! Я уже почти убил тебя!

Да, что такое Тень?

Я раскинул руки, и откинул голову назад. Хранитель тяжело вдохнул и обрушил на меня удар милосердия, что должен был убить меня. Мои рёбра захрустели, а обожжённая и обмороженная кожа лопнула, брызжа кровью и оголяя осколки костей.

Моё сердце остановилось.

Что такое Тень, спрашиваешь?

Я харкнул кровью и улыбнулся старику.

А потом его смяло и вышвырнуло на другой конец храма.

В этот же момент попадали все мумии неудавшихся богов. Судья выбралась из-под упавшего недобога, замерла, тяжело дыша, и повернула голову в мою сторону. Её лицо превратилось в сплошной синяк, а судя по позе правая нога была сломана в паре мест. Я сейчас выглядел не лучше. Главное то, что между нами тянулась едва заметная светлая ниточка.

Я умирал, у меня оставались считанные секунды. Но я знаю, что делать, когда кто-то умирает. Я оживил Оскала. Я вернул жизнь Лесу Трупов. Сейчас всё хуже, но я справлюсь.

Левая ладонь, в которой жило порождение Тьмы, легла на рану на моей груди. Жало Комка вонзилось в остановившееся смятое сердце и влило в него Тьму, после чего втянулось в безвольно опавшую руку.

Правая ладонь, к которой тянулась нить Света от Судьи, легла на рану на моей груди. Свет смешался с Тьмой, превратившись в Тень, и моя рана закрылась, а сердце бешено застучало в груди.

Это заняло пару секунд из тех пяти, что мне вообще оставалось жить.

Я с трудом поднялся и, пошатываясь, подошёл к Хранителю. На него жалко было смотреть — мой удар превратил его в мешок с отбитыми внутренностями и переломанными костями. Кожа на его лице лопнула, но я видел, что старик улыбается.

— Я всегда пользовался чужой силой, — сказал я. — А Тень — это Тьма и Свет одновременно. Спасибо за подсказку, старик. Спасибо, Палач.

— Нервил… так меня назвала моя жена… Нервил.

— Спасибо, Нервил.

— Я спас твою чертову шкуру… спаси этот мир… и… спасибо тебе за то, что убил меня… я сошёл с ума от этой скуки… и тишины…

Нервил закрыл глаза, и кровь хлынула из его ран с удвоенной скоростью. Через несколько секунд он скончался.

Я почувствовал за спиной движение. И совершенно не удивился, увидев у саркофага Алую в боевом облачении. В руках она держала мешок. Деловитым движениям девушка — хотя, можно ли её так называть, учитывая возраст? — спихнула левой ладошкой плиту, закрывающую саркофаг, и принялась набивать мешок кусками тела какого-то животного. Кусок черепа с гривой и куском мозга, торчащим из-под кости. Лапа. Глаза. Клыки. Половина сердца.

— Почему Корд сам не пришёл за ними? — спросил я.

— Потому что Корд — это Корд только когда зверь и человек едины в нём. Сейчас Корд — это Игрок, человек, который при жизни развлекал Гаспа своей компанией и играми, во время одной из которых и был почти убит зверем, куски которого я сейчас складываю в мешок. А Игроку Нервил не отдал бы куски тела бога.

— Забрал бы силой.

Алая угрюмо уставилась на меня.

— Это было твоим испытанием. И Нервил — друг Корда, а значит, и Игрока — память-то никуда не делась. Сам-то легко бы убил друга? Не убил ведь, а? И даже не хотел.

— Пусть лучше это сделает кто-то другой? Когда я в следующий раз встречусь с Некромантом, я уничтожу его лично. И именно потому, что он был моим другом.

— Это было твоим испытанием, — повторила Алая.

— А зачем тогда сюда было тащить Судью?

— А без её Света ты бы справился?

Я закусил губу. Всё правильно. Они испытывали меня, чтобы узнать — достоин ли я быть Палачом. Потому что на кону жизнь всего мира. И, несмотря на весь цинизм Алой и Игрока, они пытались спасти весь мир.

— Ну, что ещё? — устало спросила Алая, запихивая в мешок последний кусок тела Корда и начиная соскребать кровь со дна саркофага.

Я уже догадывался, какой будет ответ, но всё же задал вопрос:

— Куда подевались головы похороненных здесь? Они ведь лежали здесь сотни лет, и успели напитаться силой?

— Успели. Судя по всему, Гниющий украл в тот момент, когда Нервил запечатывал «карман» с Усыпальницей.

— То есть Некромант — бог? У него ведь теперь… Рука Бога.

— Почти. И станет им, если мы не разберёмся с обезумевшим Властелином. Что ещё?

— Гасп сцепился с Кордом из-за смерти Алу?

— Да. И решил основать Культ в тот самый момент, когда увидел, что она, пусть и изменённая, с собой сделала из-за него. Но… Гасп был злым… человеком и богом. Смерть Алу вызвала в нём только ненависть. Я была с Кордом, когда он нашёл её тело. Настолько раздавленным я его не видела ни разу, хотя вместе пережили мы многое. Он скорбел. Понимаешь разницу?

Я опустил голову в знак согласия и тяжело уселся на каменный пол. Я был прав. Все эти чёртовы войны, все эти трупы — миллионы трупов — из-за семейных разборок двух сверхсуществ.

— Ненавижу вас.

— Твоё право. Но придётся играть по нашим правилам.

Я усмехнулся.

— У нас осталось всего два дня до намеченного срока. Не успеем.

— Ты идиот? Я-то здесь по-твоему только для того, чтобы останки забрать? Радуйтесь, что есть ещё два дня, чтобы встать на ноги.

Алая завязала мешок и сделала странный пасс свободной рукой. У меня потемнело в глазах, я едва не задохнулся…

Мы с Судьей очнулись в просторной комнате, где кроме кровати и большого стола ничего не было.

— Где мы? — спросил я, будто ожидал ответа, но Судья, поднявшаяся на ноги, буркнула:

— В моей комнате.

— Твоя нога…

— У тебя дырка в груди тоже заросла.

Я скосил взгляд и кивнул, соглашаясь. Я вообще себя отлично чувствовал, разве что спать хотелось. Поднявшись, я услышал, как под ногой что-то брякнуло. Сабли старика. Видимо, Алая решила, что они мне пригодятся. Спасибо ей за догадливость.

— Пойду, — сказал я, подбирая сабли. — Меня же не убьют?

Судья покачала головой. Я отвернулся, но она схватила меня за правую руку.

— Останься.

— Хорошо.

Да, мы были нужны друг другу. Как никто. Потому что мы были боевыми товарищами, соратниками. И, возможно, станем друзьями, если у нас будет время.

Мы легли на кровать — благо места хватало — обнялись и забылись крепким сном.