Выбирайте работу, которую вы любите
[175]
Юрий Григорьевич Басин – человек-легенда, живая история казахстанской юридической науки. На дворе заканчивается второй год третьего тысячелетия, а он вышел из двадцатых прошлого столетия. И до сих пор Юрий Григорьевич не просто в строю, он один из самых авторитетнейших юристов, признанный и в нашей стране, и за рубежом.
Удивительные вещи происходят, когда начинаешь вспоминать прожитое. Оглядываешься назад и видишь, что кто-то без ведома как бы спрессовал твое прошлое: что-то отсеял из него, что-то сохранил, что-то в деталях, что-то пунктиром. Но главное – ради чего ты пришел на эту землю – оставил во всех подробностях.
Сам Юрий Григорьевич о себе говорит так: «Моя судьба – это шаблон. Я являюсь типовой фигурой своего поколения, поэтому мне даже неловко себя в этом смысле как-то выделять».
Он вырос в небольшом провинциальном городке Артемовске в Донбассе на Украине. Закончил украинскую школу. Кстати, его бывший ученик, ныне известный профессор А. Г. Диденко, – сам украинец по национальности, до сих пор просит своего учителя перевести ему некоторые слова украинских песен, которые он очень любит.
Рос Юрий, как многие советские ребята. Учился хорошо. В юности очень много читал, особенно классиков – Льва Толстого, Федора Михайловича Достоевского, которого до войны, кстати, почти не издавали, потому что считали реакционным писателем. Сергея Есенина Юрий открыл уже будучи учеником девятого класса. Он даже не подозревал, что есть такая поэзия. Тогда ведь печаталось все исключительно «ура-патриотическое». Стихотворения Есенина Юрий запоминал с лёта. Для него они были как глоток свежего воздуха.
Западными авторами он тоже зачитывался, любил и Дюма, и Жюль Верна, но особенно Джека Лондона, и сына своего вырастил на его произведениях.
Школьником Юрий поступил в аэроклуб, а затем закончил Ворошиловградское летное училище. Когда их выпуск уже готовился к распределению и ребята начали проходить медицинскую комиссию, у Юрия обнаружили плохое зрение. Он вернулся в школу заканчивать десятый класс. Закончил в 1941 г. 21 июня школьникам выдали аттестаты, а 22 началась война. Их сразу призвали в армию. А поскольку тогда десятиклассник считался уже образованным человеком, то их направили в военное училище. Страна нуждалась в большом количестве офицеров. Проучились они всего полгода. Юрия Григорьевича оставили там же преподавателем, поэтому на фронт он попал только в 1943 г. – в пехоту, офицеров которой после войны осталось лишь три процента.
Ю. Б. «Я не видел и не знаю всего того, что было на фронте в первые два года войны. У Юлии Друниной, моей ровесницы (была такая прекрасная поэтесса-фронтовичка), есть пронзительное стихотворение «Три процента». Но особенно я запомнил такие строки:
После Сталинграда все изменилось. Я попал на фронт, когда наши уже наступали. Со страшными потерями, со страшной кровью, но шли вперед и уже смеялись над немцами. Я видел, насколько наша артиллерия и авиация сильнее немецкой. Интересно, что наши бойцы в начале войны немецких солдат называли “германами” а после Сталинграда, когда ситуация кардинально изменилась, их стали уже называть “фрицами”».
Он закончил войну на ленинградском фронте, имеет несколько орденов и медалей. Потом демобилизовался. Вместе с ним вернулись с фронта и те «три процента» его бывших одноклассников, о которых писала Юлия Друнина. Ребятам надо было получать образование, жить, кормиться, и мало кто мог им помочь. Отец, мать и младший брат Юрия Григорьевича тоже служили в армии. В 1946 г. он демобилизовался. В этом же году поступил в институт. Ему приходилось одновременно и работать и учиться заочно. За три года он закончил вуз. Его сразу заметили и предложили преподавать в юридической школе. Так началась его преподавательская деятельность.
Военный роман
Это было во время войны. Под Ленинградом его ранили, оперировали, но рана была тяжелая, и Юрия отправили в тыл, в Ташкент. Вначале его, чуть живого, привезли в госпиталь. На носилках занесли на площадку, а затем уложили в какой-то занавешенный брезентом угол, где лежали еще несколько человек, лица которых были закрыты. Он потерял много крови и почти не шевелился, а когда чуть-чуть пришел в себя, то понял, что его положили в мертвецкую. Он поднял такой дикий крик!
Ю. Б. «Ой, как я там орал! Тогда и увидел, что я еще живой. Мне в ту пору было 20 лет. Выздоровел я довольно быстро. Потом меня перевели в палату, где лежало еще 4 или 5 человек. Там мне показали одного молодого мальчика и сказали: “Это – майор”. Я подумал, что фамилия этого паренька Майор. Но мне объяснили, что он действительно майор Советской Армии. У него была блестящая военная карьера, потом он работал уже в Алма-Ате. Его звали Аркадий Соломин».
Аркадий был алмаатинец. В одной палате госпиталя они пролежали вместе до выздоровления и выписались с разницей в девять дней. Соломин поехал в Москву, в военной части под Москвой служил его брат. Отец Басина в то время тоже служил под Москвой. Друзья договорились обязательно там встретиться. При встрече Аркадий предложил: «Поехали со мной в Московский авиационный институт. Мне надо одной студентке отвезти посылку от ее родителей». Вот тогда Юрий Григорьевич и познакомился со своей будущей женой, в то время студенткой Инной. Инна Петровна – алмаатинка. Сегодня супруга Юрия Григорьевича – доктор технических наук, профессор. Их единственного сына зовут Владимир, он – врач. У него две дочери, а у Юрия Григорьевича соответственно – две внучки. Обе юристы.
Басины очень любят путешествовать. Но за границу туристов стали пускать только после войны. Их первая поездка в 1960 году им очень запомнилась. Это был круиз вокруг Европы. Незабываемая сказка, которая длилась 31 день. Двухместная каюта. Теплоход. Важно, что они смогли все это позволить на свою зарплату. И потом они уже ездили все время: по Дунаю, вокруг Азии, второй раз вокруг Европы, в Сингапур, в Японию, в Норвегию.
Вот вам и жизнь
Ю. Г. Басин работал преподавателем, старшим преподавателем, доцентом, профессором. Пока существовал Союз, его знали везде. Свою кандидатскую он защищал в Москве, докторскую – в Ленинграде. Более 20 лет работал заведующим кафедрой и в течение 12 лет был деканом юридического факультета.
Ю. Б. «В Казахстане ко мне всегда очень хорошо относились, слава Богу. Не знаю, насколько я этого заслуживаю. В то время, когда я начинал, мне очень помогли мой научный руководитель Г. М. Степаненко и С. З. Зиманов. Вспоминаю У. А. Жолдасбекова, который был по-настоящему незаурядной личностью».
У советских цивилистов получилось так, что в большинстве вузов страны заведующие кафедрами были фронтовики. Сейчас уже почти никого из них не осталось. А тогда, в конце 50-х, куда бы Юрий Григорьевич ни приходил, везде были свои ребята, и со всеми можно было на «ты». Они друг другу помогали и очень дорожили своей фронтовой дружбой.
Однажды к Юрию Григорьевичу на факультет поступал парень без обеих ног, у него не было родителей, а воспитывал его старый дед. При поступлении в институт этот парень недобрал одного балла. И вот, когда Юрий Григорьевич доложил о нем ректору Жолдасбекову, тот предложил: «Давай возьмем». И его зачислили. Затем один из абитуриентов написал огромное письмо в ЦК, расписав там, какие были допущены безобразия при приеме, и даже обратился с жалобой в газету «Гудок», которая в те годы была очень популярной. К Басину примчался корреспондент и начал разбираться с ним в очень резких тонах. Юрий Григорьевич ему сказал: «Знаете что, вы меня не пугайте. Давайте лучше я завтра приглашу этого парня, которого, как вы считаете, мы приняли несправедливо, и вы с ним сами поговорите». Журналист пришел к Басину в кабинет, но когда увидел сидящего там парня-инвалида, моментально ушел.
Басин вскоре покинул пост декана. Он вообще терпеть не может начальственную работу, и всю жизнь от нее отбивался как только мог.
Сегодня он много преподает и по самым разным вопросам консультирует и высокие официальные органы, и своих коллег, и своих бывших студентов, и крупные компании. Но Басин никогда не выступал адвокатом или представителем какой-либо стороны. Это его твердый принцип: он никогда не защищает чьи-то частные интересы, если они противоречат закону.
Одной из основных сфер его деятельности является законотворчество. У него с коллегами сложилась боевая рабочая группа, руководителем которой все время был Майдан Сулейменов.
Юрий Григорьевич говорит так: «Мое основное рабочее место – стол. Вот вам и жизнь!»
Нам очень интересно задать вопросы не просто юристу, не просто свидетелю смены формаций, но в первую очередь непосредственному участнику создания той правовой базы, на основе которой сегодня живет вся Республика. Ведь Юрий Григорьевич Басин и по сегодняшний день является ее активным реформатором.
Вопрос: Юрий Григорьевич, хотелось бы Вас спросить о том, какие события на Вашем профессиональном пути Вы считаете самыми главными?
Ответ: Таких событий было много, если говорить о том, что мне раньше не встречалось как профессионалу, преподавателю, научному работнику. Самое значительное – это распад Советского Союза и превращение Казахстана в самостоятельное суверенное государство, а также радикальное изменение всей нашей системы: политической, экономической и социальной. Коснемся экономики. Сегодня у нас частная собственность и конкуренция превращаются в основные рычаги ее развития. Именно они превращают производителя в лицо, стремящееся удовлетворять интересы потребителя и в товарах, и в работе, и в услугах. Раньше было наоборот – все централизовалось в руках государства, и государство решало, как это делать с тех позиций, которые оно считало наиболее целесообразными.
Я не хочу повторять модную ныне общую отрицательную оценку такой системы, потому что в некоторых исторических условиях она очень помогала нам решать глобальные проблемы, особенно во время войны или, скажем, в период освоения космоса. Это позволяло все концентрировать в одних руках, бросать всех на решение одной задачи. Но в текущей мирной жизни централизация приводила к очень большим потерям. При этом мы – специалисты гражданского права, юристы, которые отлично знают, как важны рыночные отношения (они у нас назывались товарно-денежными отношениями), понимали, что мы убиваем инициативу и стимул к качеству. Потому что можно планировать производить как можно больше, но заставить производителя быть постоянно инициативным, стремиться взять потребителя качеством своих товаров, без конкуренции невозможно. И самое главное, что все экономические и производственные фонды принадлежали государству. Признаваемые иные виды собственности (например, кооперативно-колхозная) были фикцией. Вот, скажем, когда в Казахстане осваивали целину, то почти все колхозы в административном порядке, без каких-либо компенсаций превратились в совхозы. Культивировалось резко отрицательное отношение к богатым и к богатству. Все это, конечно, убивало само стремление производить как можно больше и зарабатывать как можно больше. И вдруг мы, разрушив эту систему, буквально на пустом правовом месте, провели в Республике в массовом порядке приватизацию. Законными, полузаконными, даже подпольными методами создали в экономике мощный слой частной собственности. Примеров подобного преобразования просто не было.
В прошлом у нас была полная общесоюзная монополия внешней торговли, и никто, кроме СССР, внешней торговлей не занимался. А тут сразу возникла полная свобода внешней торговли для всех. И для нас стало не важно, кто вступает в торговые внешнеэкономические отношения – государственное предприятие или частное лицо. Важно только, чтобы они не нарушали общие установленные для них запреты: не торговали оружием, наркотиками и так далее. Раньше, до конца восьмидесятых годов, иностранные инвесторы не допускались в советскую экономику. Все эти особенности советского периода очевидно отражали обреченность экономики Советского Союза. Такая оценка подтверждается сравнением экономического развития ряда стран: Северная и Южная Корея, Восточная и Западная Германия. Один народ, одни традиции, одна история. Тем не менее там, где действовала рыночная экономика, развитие шло гораздо быстрее и продуктивнее. А та часть страны, которая строилась по принципу планово-приказной экономики, неизбежно терпела крах.
Поэтому Казахстан, став независимым, сразу понял, что в этих условиях нужно как можно быстрее строить новую экономическую систему. И это было не эволюционное преобразование, а обвальное разрушение старого и возникновение нового. Было много беспорядков, непонимания, открытого воровства и прикрытого, – все это было. Но на этой почве активно прорастали новые экономические отношения. Беда была только в том, что эти новые экономические отношения могли быть полезны для общества только тогда, когда они будут поставлены в строгие законодательные рамки, когда будет установлен четкий правопорядок, ведь только тогда можно будет бороться со всеми негативными сопутствующими явлениями – воровством, коррупцией и так далее. Но новых законов не было, а старые явно не годились. И вот мы вступили в период срочного формирования законодательной базы, политической, конституционной, демократической, многопартийной, проведение реальных выборов и т. п. Везде и все необходимо было закрепить законодательно. И в не меньшей степени это относилось к экономике.
Вопрос: То есть у правоведов началась бурная жизнь. И вся юридическая общественность ринулась в бой за новую законодательную базу? Все были по одну сторону баррикад?
Ответ: Я могу совершенно четко сказать, что правоведы всегда подчинялись тому режиму, какой был в стране. Но все же было и много специалистов, которые прекрасно знали мировую экономику, понимали, что мы допускаем массу ошибок, вернее будет сказать, что наша система сама по себе принципиально хуже, чем система, развивавшаяся уже во многих странах – Америке, Европе, Японии. И я должен сказать, извините, что тут присутствует некоторый элемент восхваления той области науки, к которой я принадлежу, – но гражданское право никогда не смирялось с тем, что у нас нет товарно-денежных отношений, а только планово-приказная система управления. Нельзя было призывать к свержению или ломке системы, но в ее рамки старались вводить самостоятельность предприятий, конкуренцию под наименованием «соревнование», чтобы все-таки строить отношения на интересе предприятия и коллектива, а не только на централизованном плановом управлении; устанавливать ответственность за нарушения интересов потребителей, граждан. И именно эти специалисты начали поспешно, иногда слишком поспешно, работу по созданию нового законодательства, отвечающего новым условиям и образующего правовой фундамент для рыночной экономики. Требуемая правовая база была создана очень быстро. Вот, скажем, к тому времени, когда принимали новую Конституцию Республики Казахстан 1995 г., она (эта база) уже была создана в основных своих чертах.
В этой работе мы шли тогда очень хорошим путем. В России в те годы был создан при Президенте Научный центр частного права, который и был инициатором создания рабочих групп по выработке модельного законодательства. В таких группах активно работали специалисты из России, Казахстана и других государств СНГ. Тогда был разработан Модельный гражданский кодекс республик СНГ, в его разработке принимали участие и зарубежные специалисты. Многие работы проводились в Институте восточноевропейского права при Лейденском университете и оплачивались международными организациями, интерес к ним был всемирный. Потом было много других модельных законов: об ипотеке, об акционерных обществах, о товариществах с ограниченной ответственностью, о банкротстве. Задача была не в том, чтобы везде в обязательном порядке ввести одинаковые законы. Модельное законодательство было чисто рекомендательным, то есть республики могли его брать, а могли и не брать, могли добавить свое или исключать то, что им не нравится. Но в основных принципах обеспечивалось очень большое сходство, и это помогало межгосударственным связям внутри СНГ. Мы все прекрасно понимали, что наши связи будут продолжаться. А для этого нужна законодательная база, которая бы этому содействовала. Ну, скажем, у нас есть такое понятие, как товарищество с ограниченной ответственностью, и есть акционерное общество – это разные вещи. В России до принятия Гражданского кодекса товарищество с ограниченной ответственностью рассматривалось как однотипная форма с закрытым акционерным обществом. И вот получалось, что если между российским и казахстанским предприятиями заключен договор, но одно существует в форме товарищества, а другое – закрытого акционерного общества, то возникало непонимание, поскольку законодательство стран – участниц договора по-разному рассматривало права, обязанности, ответственность, вызывая тем самым массу ненужных трений. Кстати, расхождений таких было довольно много, и чем дальше, тем больше. Сейчас уже модельные законы серьезно не готовятся. А жаль.
Вопрос: Значит, основной «выхлоп энергии» был именно в эти годы?
Ответ: Совершенно верно. Даже скажу больше. Если быть откровенным, то самое продуктивное время было, когда был распущен парламент и больше года законы издавал своими указами Президент. В то время подготовленный акт попадал в руки специалистов. На уровне правительства и Президента проекты законов также проходили квалифицированную проверку. И проходили быстро. А теперь, чтобы провести серьезный акт, проходят годы и годы. А потом через два года его снова меняют. Вот, скажем, закон об акционерных обществах. Был Закон 1991 года, потом Закон 1995 года, потом 1998 года и уже в 2000 году этот Закон 1998 года решили не просто изменить, а заменить новым. Но до сих пор даже проект окончательно не принят. Спорили о нем в парламенте, потом, чтобы собрать замечания, опубликовали проект в газете, и до сих пор работа не завершена. Если бы мы первые наши законы проводили именно таким образом, то не знаю, когда бы они были приняты. А в тот период в течение года с небольшим было принято много законов, из них только экономических – более десятка. Среди них – о земле, о нефти, о приватизации, о недрах и недропользовании и много других.
Вопрос: Получается, что депутаты только мешают принятию новых законов и не способны профессионально оценивать вашу работу?
Ответ: Нет, я вовсе не это хочу сказать. Конечно, большая аудитория, обсуждающая серьезные вопросы, всегда задерживает их окончательное решение. Но есть еще более существенное затруднение: в парламенте очень мало квалифицированных юристов. Во всех цивилизованных странах юристы – это большая часть парламента. Большая часть! Потому что законотворчество – это в основном юридическая работа. Конечно, и там должны быть специалисты, особенно экономисты и другого профиля. Их мнение о концепции и существе проекта закона, относящегося к той области, в какой они являются специалистами, имеет важнейшее значение. Но реализовать эту концепцию и придать сущности закона надлежащую форму, согласованную с общей системой права, могут и должны юристы. Иногда депутат, как ему кажется, очень разумно принимает решение, и статью исправляют. Но, заменив ее другим текстом, мы где-то вызываем ряд противоречий в сходных вопросах иной области. Отсюда иногда дикие противоречия. Посудите сами, Гражданский кодекс разрешает, как правило, предоставлять кредит с вознаграждением не только банковским организациям, имеющим на это банковские лицензии. А банковское законодательство требует получения на это лицензии банка во всех случаях. И получается «нелепая логика»! Скажем, мы создаем с вами совместное предприятие. И я как учредитель даю специальный кредит этой организации, чтобы она встала на ноги. Кредит нужно вернуть. Расточительства здесь никогда не будет, потому что я в этом сам заинтересован. Но идет инфляция, и нужно, чтобы я имел компенсацию, хотя бы на уровне этой инфляции. Банковским законодательством, однако, это уже не допускается. Несколько лет назад мощная фирма с американским участием хотела помочь своим работникам решить жилищную проблему. Был составлен список нуждающихся. Руководство предложило: мы вам даем на большой срок кредит под три процента годовых – покупайте, стройте. Этот американский процент только для того, чтобы покрыть инфляцию и не работать в убыток. Но банк возражает, потому что фирма не имеет на выдачу процентного кредита банковской лицензии. Можно привести и множество других примеров.
Именно поэтому, когда мы готовили законопроекты отраслевой направленности, то неизменно работали вместе с высококвалифицированными специалистами этой отрасли: с геологами – при подготовке закона о недрах, с транспортниками – когда готовились транспортные законы, с аграрниками – при подготовке закона о земле и т. п. И неплохо получалось.
Вопрос: Наверное, было бы замечательно, если бы парламентарии имели юридическое образование. Но в прошлом номере нашего журнала было опубликовано интервью с председателем Национального банка РК Григорием Марченко, где он говорит о том, что было бы хорошо, если бы именно юристы получали второе, скажем, экономическое, образование.
Ответ: Требование второго образования – чисто чиновничье формальное требование. Но обладать глубокими знаниями в области, которая охватывается данным законодательством, – необходимо. Кстати, утверждение, что на Западе юрист – это второе образование, неверное. Второе образование для юриста (не обязательно экономическое) требуется лишь в некоторых странах, например США, финансово-правовая система которых очень нравится Марченко. Но когда я вам говорил о тех недостатках, которые свойственны нашему парламенту, то дело не только в том, что там было мало юристов, но еще и в явно корыстных мотивах протаскивания некоторых законов. У нас очень серьезным недостатком является то, что зачастую закон, выражающий ведомственные интересы, готовит само ведомство, которое строит все отношения так, чтобы повысить свое значение в общей системе государства. Вот наш Нацбанк, увы, в этой области ведет себя подобным же образом. Я глубоко уважаю Григория Александровича Марченко и считаю, что у него большие заслуги перед государством, особенно в укреплении нашей денежной системы. Это совершенно очевидно. Но его явно пренебрежительная оценка тех, кто с ним не согласен, отбивает всякое желание вести аргументированную полемику.
Вопрос: Тем не менее результаты его работы многие оценивают с положительной стороны.
Ответ: Возможно. Вот я и хочу, чтобы мы не сами оценивали друг друга. Пусть нас оценивают те, для кого и ради кого мы работаем.
А теперь еще раз о самом главном – соотношении юристов и неюристов в законотворческой работе. Тут я с Марченко согласен. Юристы, занимающиеся гражданским правом, должны быть сильны в экономике. Пусть эти экономические знания получены не путем учебы в вузе. Главное, чтобы юристы хорошо разбирались в экономическом аспекте того вопроса, которым им приходится заниматься. Я не знаю, в какой мере мне это удается, но для меня это первостепенная задача, как и для тех, кого я считаю сегодня хорошими специалистами по гражданскому праву. Но есть области, где, увы, экономика нам не поможет. Когда мы готовили закон о недрах и недропользовании, нужно было учитывать массу вещей, о которых мы знали лишь понаслышке. Или законодательство о землепользовании. Проводилось совещание юристов, на котором один ученый страшно критиковал подготовленный проект закона о лесах. Законопроект списан с российского, но в России 58 % территории занято лесом. Они освобождаются от ненужных лесов. А у нас в Казахстане 4 %. Мы таким законом уничтожим казахстанский лес! Конечно, здесь нужны специалисты, подготовленные именно в области лесного воспроизводства. А авиация, а космическое право, морское право? То есть как только мы выходим в ту сферу, где регулируются отношения не только правовые, то там возникает необходимость работать со специалистами в этой области. Вот так мы и готовили наши законопроекты.
Вопрос: Юрий Григорьевич, Вам доводилось участвовать в качестве эксперта по казахстанскому праву в Стокгольмском арбитражном суде, где Казахстану был предъявлен иск в 860 миллионов долларов. Расскажите немного об этом.
Ответ: Да, это был иск, предъявленный американской фирмой. Когда она пришла в Казахстан, ей выдали лицензию, и она получила права на нефтеразработки. Но свои инвестиционные обязанности, вытекающие из этой лицензии, американцы не выполнили. И лицензию отозвали. Фирма возражала против отзыва лицензии, ссылаясь на то, что она выдана на десятки лет, и соответственно подсчитали, сколько бы они за этот период продали нефти. Расчет был примитивным. У них вышла сумма в 860 миллионов американских долларов. А это треть нашего бюджета! Мы их разбирали, и суд с нами согласился. Я по этому делу был не адвокатом, а экспертом. Есть понятие применимого права, когда спорят стороны разных государств, они обычно заключают договор и решают, какое право в случае спора будет применяться. Так вот в данном случае применялось казахстанское право, хотя арбитраж был в Стокгольме. Существует общее правило, что если обрабатываешь, скажем, казахстанские недра, то применяется именно наше право. Был даже случай, когда спорили две американские фирмы, которые не могли между собой поделить свои доходы, но при этом применялось казахстанское право, потому что они спорили по поводу нефтяного месторождения в Казахстане.
Вопрос: Какие проблемы требуют сегодня самого незамедлительного решения?
Ответ: Прежде всего, по-моему, необходимо серьезно разобраться с разграничением применимости в конкретных правоотношениях с участием государства норм либо публичного, либо частного права. Отсутствие определенности в таком разграничении ведет либо к ущемлению правомерных интересов участников рынка, либо к большим государственным и социальным потерям. О важности процесса разделения правовой системы государства на публичное и частное право много говорится в недавно одобренной Президентом концепции правовой политики Республики Казахстан. Это поможет бороться и с коррупционным чиновничеством.
Здесь можно затронуть и проблему глобализации вообще. Президент об этом уже множество раз говорил. Он четко сказал, что остановить ее мы не можем. Запретить глобализацию – это все равно, что уподобляться луддитам, которые когда-то в Англии боролись с иностранцами. Но надо создать такую правовую систему, которая будет отсекать прямую угрозу с их стороны нарушения казахстанских интересов. Когда приходят колоссальные иностранные фирмы, создают «дочерние», «внучатые» и всякие подобные предприятия, они как-то корреспондируются с другими фирмами. Там играют роль родство, деловая дружба, общие интересы, еще что-то. А у нас все это закон не учитывает или учитывает недостаточно.
У нас появилось очень интересное понятие «национальная компания». В нефтегазовой сфере эти компании самые мощные. Сейчас вся беда в том, что их правовое положение не определено. По нормативным актам они выступают как представители интересов государства и даже выполняют функции государственных органов. Но они же являются самостоятельными юридическими лицами, акционерными обществами, и у них есть свой, отличный от государственного, коммерческий интерес, свои задачи и свои цели. Как же их разделить? Кто за что отвечает? У нас были случаи, когда национальные компании вступали в споры и с государством. И это естественно. Закон ведь не установил, где проходит эта разграничительная линия. А мы только говорим, что необходим закон о национальных компаниях. Это также связано с разграничением публичного и частного права.
Теперь возьмите историю с третейскими судами. Во всем мире все не так, как у нас! И значение договора о третейском суде совершенно иное, и обязательность этого договора, и как его исполнять, и можно ли проверять судами его решение. У всех в мире так, а у нас все не так.
А система лицензирования? Я понимаю, если речь идет об оружии, наркотиках, о том, что опасно для окружающих, – там нужна лицензия. Но когда начинают требовать ее на любой вид деятельности! Скажем, чтобы одолжить кому-то деньги, нужна лицензия. Или у нас на обычную торговлю была введена лицензия, даже на юридические услуги. То есть если ваш друг помог вам юридическим советом, а у него на это нет лицензии, то, значит, это нетрудовые доходы. Это ведь комедия!
Необходимо радикально сократить круг видов деятельности, требующих лицензирования. Желательно, чтобы перечень конкретных действий, охватываемых той или иной лицензией, определялся законодательством, но не тем органом, который выдает лицензии на осуществление данного вида деятельности.
Теперь о понятии консорциума. Согласно нашему законодательству консорциум – это объединение, не являющееся юридическим лицом. Несколько юридических лиц, оставаясь самостоятельными, заключают договор о совместной деятельности. Действуют они согласованно, очень часто перекладывая туда, куда им надо, денежные средства, и могут без конца этим самым вводить в заблуждение своих партнеров и конкурентов. Мы запутались с этими консорциумами. В ряде стран это объединение оформляется в форме акционерного общества и отвечает как единый субъект. У нас этого нет. Но с основанием каспийского шельфа и вообще широких запасов нефти некоторые созданные там консорциумы были перерегистрированы в акционерные общества. Однако закон прямо говорит (ст. 233 ГК), что сам консорциум юридическим лицом не является. А у нас то ли не знают этого, то ли не слышат. В других странах за это серьезно взялись. Вот, скажем, в России есть закон о финансово-промышленных группах. В парламенты России и Казахстана был одновременно представлен проект закона. Но в России он действует лет шесть, а у нас еще до сих пор не принят.
Вопрос: Юрий Григорьевич, в заключение хотелось услышать Ваши прогнозы на будущее?
Ответ: Они оптимистичны. Каждый год мы делаем шаг вперед. И я думаю, что рано или поздно мы на равных войдем в мировую систему. Конечно, недостатков у нас много, а значит, и работы много. Но, видимо, нам необходимо пройти весь этот путь и преодолеть трудности.
У меня большие надежды и даже уверенность в дальнейшем активном развитии казахстанской гражданско-правовой науки, которая и сейчас высоко оценивается зарубежными специалистами. Очень много в этом направлении делает Научно-исследовательский институт частного права, уверенно вступает в науку большая группа молодых ученых Казахстанского гуманитарно-юридического университета, Академии юриспруденции Высшей школы права «Адилет» и других научных центров. Отрадно, что наукой занимаются и высококвалифицированные специалисты, непосредственно решающие практические проблемы рыночной экономики.
В последние годы в Республике чувствуется страшная тяга к поступлению в юридические вузы, как результат – наплодилось очень много юристов. Сегодня многие юридические вузы продают не знания, а дипломы. Жизнь неизбежно «выбросит» такого «специалиста», даже если и возьмут по знакомству на работу. Поэтому не гонитесь за дешевизной преподавательских услуг. И выбирайте работу, которую вы любите, которая вам нравится. А принуждать себя к работе – это настоящая каторга.
Лично я специализируюсь в области гражданского права, поэтому я не хочу претендовать на то, что могу поучать, скажем, криминалиста или специалиста административного права. Но в той специальности, которую вы избрали, вы должны отслеживать все, тогда вы будете специалистами не вчерашнего, а сегодняшнего дня.
Необходимо упрощать законодательство
[176]
Интервью с доктором юридических наук, профессором Академии юриспруденции Высшей школы права «Адилет» и кафедры гражданского права КазГЮА Юрием Григорьевичем БАСИНЫМ.
– Юрий Григорьевич, более 50 лет Вы занимаетесь юриспруденцией и являетесь на сегодняшний день выдающимся деятелем гражданско-правовой науки Казахстана. Как сложилось, что Вы решили посвятить свою жизнь именно этой профессии?
– Я с малых лет очень чутко относился к понятию справедливости, и это отношение сохранилось у меня и после школы, когда я ушел в армию, на фронт (до войны я даже пытался поступить в военно-юридическую академию). Поэтому после демобилизации я сразу поступил в юридический институт. Вот это и привело меня на юридическую дорогу. Меня приняли без экзаменов – как участника войны, и, кроме того, у меня был аттестат отличника школы. Я окончил институт раньше, чем полагается (тогда был разрешен экстернат), и после недолгой практической работы стал преподавателем юридической школы. С 1952 года я начал заниматься правом в качестве преподавателя юридического вуза. Очень много внимания всегда уделял практике.
– Вы являетесь автором многих книг и учебников по гражданскому праву. Не так давно в интервью нашему журналу М. К. Сулейменов, директор НИИ частного права КазГЮА, ваш ученик и соратник, подчеркнул: «Мы издаем комментарии к кодексам, которые пользуются достаточно большой популярностью. Но особенно гордимся мы учебником по гражданскому праву. Это, можно сказать, квинтэссенция всего того, что мы совместно разработали. Я знаю, что все практические судьи пользуются этими книгами». Юрий Григорьевич, что является для Вас самым тяжелым и самым приятным моментом в процессе работы над книгой или учебником?
– Очень трудно делить работу на тяжелую и приятную. Тут нет такой разницы – тяжелая или легкая, приятная или неприятная. Моя работа отнимает много сил, времени и напряжения. Но это же не работа в обычном, физическом, смысле этого слова. Поэтому говорить здесь о тяжести можно только в условном понимании. Много сил отнимает чисто техническая работа: поиски источников, пересмотр огромного количества литературы, выяснение различных мнений. А вот когда дело переходит к тому, что информацию уже надо оценить, сопоставить, высказать свое мнение и убрать какие-то доводы или ложные позиции, то наступает очень интересный творческий этап в работе. И в этом смысле она, конечно, приятна.
– Вас когда-нибудь интересовал вопрос славы?
– К славе я никогда не стремился. Оценку моей деятельности пусть дают другие. Я придерживался такой позиции: когда надо воевать – воевал, когда надо работать – работал. Очень надеюсь, что и то, и другое делал достойно.
– Как раз именно эти качества и отличают ваше поколение. Как ученый и педагог Вы состоялись еще в советское время. Какие достоинства бывшей советской судебной системы могут помочь в укреплении национальной судебно-правовой системы Казахстана?
– С тех пор деятельность судебной системы коренным образом изменилась. Поэтому говорить о том, что можно перенять и что не нужно перенимать, довольно сложно. Я могу только твердо сказать, что коррупции было меньше. Со всей определенностью могу заявить, что с точки зрения ответственности и неподкупности суда ситуация была гораздо лучше, чем сейчас. Но было одно качество, которое тоже не допускает сомнения: вся советская судебная система откровенно и не скрывая этого подчинялась партийному руководству. Поэтому говорить о реальной независимости судей в то время было просто смешно. Я хорошо помню один случай, когда к нам в Алма-Ату в период своего руководства приехал Никита Сергеевич Хрущев. На стадионе в связи с его приездом состоялся большой митинг, был полный стадион. Но по дороге на этот митинг Хрущеву сообщили о судебном деле Рокотова, обвиненного в запрещенных сделках с иностранной валютой, за что ему дали 10 лет лишения свободы – это был максимальный срок. Но, узнав это, Никита Сергеевич просто разбушевался (он вообще был человеком эмоциональным и не скрывал этого) и стал кричать прямо с трибуны: «Что это за судьи?! Что это за суд?! Разве можно за такое дело ограничиться таким сроком!» Уже назавтра последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР, который изменил закон и за это преступление предусмотрел расстрел. Указу была придана обратная сила. Вот вам отношение – не понравился суд, и меняют закон. Хотя сами судьи сделали максимум того, что могли.
– Дело в том, что и сегодня мы сталкиваемся с подобным явлением, которое, на наш взгляд, очень точно сформулировал М. К. Сулейменов, сказав: «У нас сложилась уникальная ситуация, когда люди, чтобы достичь поставленной цели, меняют сам закон».
– Лоббирование, как таковое, известно во всем мире. Закон защищает интересы не только одного человека, но также крупных социальных групп, поэтому естественно поддерживаемое многими стремление ввести такие нормы, которые обеспечат более высокую зарплату, снимут напряжение с пенсиями и т. д. Это дело обычное. Для того и существует парламент, чтобы рассудительно и полагаясь на свой опыт регулировать подобные вещи. А вот изменить закон, чтобы он сработал в чью-то пользу… Я сталкивался с такими случаями, правда, не на уровне парламента, хотя и там они, очевидно, были, но на уровне правительства. Как только постановление мешает правительству, оно тут же вносит изменения, которые заставляют менять конкретные существующие и законно возникшие договоры. Нередки случаи, когда проект закона готовят те, кто затем будут им руководствоваться.
– Что, по Вашему мнению, необходимо в первую очередь учитывать, чтобы превратить суд в подлинный орган правосудия и гарант обеспечения прав и свободы человека и довести начатое дело до конца?
– Я думаю, что у нас стремятся это сделать, но идет это довольно медленно, потому что есть традиции, сложившиеся привычки, устоявшаяся психология. Полагаю, что это – длинный путь, и не берусь намечать конкретные сроки. Но вижу здесь несколько вещей, которые необходимо учитывать. В первую очередь, это беспощадная борьба с коррупцией.
Кстати, я не очень верю в то, что если будет повышена зарплата, то коррупция исчезнет. Конечно, судьям надо платить высокую зарплату, судьи должны быть хорошо обеспечены, но наивно думать, что если увеличится зарплата, то и взятки исчезнут. Есть люди, занимающие очень высокий пост и получающие очень высокую зарплату, но «аппетиты» у них при этом не уменьшаются.
Во-вторых, я бы, конечно, уделил больше внимания проблеме специализации судей. У нас были суды, которые специально занимались хозяйственными делами и вели очень сложные дела, но потом их объединили с общегражданскими судами. А теперь опять в порядке эксперимента выделяют экономические суды из гражданских судов.
В-третьих, я бы отделил судей от территориальной власти. Кстати, это в свое время предлагал Нагашбай Шайкенов. У нас же сейчас идет строго совпадающая территориальная градация: районная власть – районный суд, городская власть – городской суд. И зависимость судей от власти остается неизбежной. Поэтому, используя опыт ряда стран, я бы создал судебные округа, чтобы максимально ограничить саму возможность влияния на суд.
– Сама проблема правосознания зависит от целого ряда объективных и субъективных факторов, но наиболее серьезным из них является проблема менталитета. Вы согласны с этой точкой зрения?
– Безусловно. Желательно, чтобы формирование правосознания начиналось уже в семье. Обучение вообще и обучение юристов особенно должно быть неразрывно связано с воспитанием и развитием восприятия судебной этики; недопустимости отклонения от закона, особенно по корыстным мотивам; выработки самостоятельных позиций, а не позиций с оглядкой на вышестоящую власть. Это должно быть совершенно необходимым. Я думаю, что какие-то сдвиги в этом направлении уже есть. Но не надо себя утешать, что мы прошли далеко вперед – еще предстоит большая работа.
– Работающий в Казахстане на протяжении уже большого промежутка времени немецкий профессор, доктор Рольф Книпер отметил, что «Наибольший авторитет имеет Казахская государственная юридическая академия. Трое из ее выпускников прошли учебу на магистра в Бременском университете. По общему мнению, они относятся к лучшим иностранным студентам, которые до сих пор у нас побывали». Юрий Григорьевич, Вы были решительным сторонником создания КазГЮИ МЮ РК (ныне КазГЮА). В чем, на Ваш взгляд, заключается основное отличие КазГЮА от других юридических вузов Республики?
– Я хорошо знаю профессора Книпера, высоко ценю его как знающего и хорошего специалиста, у нас даже есть совместные разработки. Мне очень приятно слышать такие слова о выпускниках КазГЮА, к которому я тоже имею отношение, – у меня налажены хорошие контакты и непосредственная связь с этим учебным заведением. В Казахстане неплохое образование вообще. Я знаю многих наших школьников, которые учатся в зарубежных вузах, и нередко встречаюсь с высокой оценкой их знаний. Знаю даже случаи, когда казахстанцы поступали в платные зарубежные вузы и их освобождали от платы за учебу за выдающиеся результаты.
Если заглянуть в историю, то буквально с первых шагов я был сторонником выделения из состава КазГУ юридического института, который затем стал университетом, далее – юридической академией (а ныне опять преобразован в гуманитарно-юридический университет). Дело в том, что в многопрофильном высшем учебном заведении юристы идут не на первом плане, там основное внимание уделяется точным наукам – математике, физике, химии. Да, и первый руководитель, как правило, не юрист. И в этом смысле мне представлялось целесообразным создание крупного специализированного юридического вуза. И теперь этот вуз, который мы все еще называем академией, вырос в хорошее, солидное и серьезное учебное заведение. Но у нас есть сейчас и другие юридические вузы, которые, по моему убеждению, не уступают ему.
– Юрий Григорьевич, следующий вопрос как раз и касается одного из них – Высшей школы права «Адилет». Известно, что Вы являетесь одним из ее учредителей. На что Вы делаете акцент в преподавании и каковы должны быть современные стандарты высшего юридического образования?
– Показательно то, что учредителями «Адилета» являются только ученые, которые сразу договорились, чтобы все предполагаемые дивиденды шли на развитие вуза. И поэтому за короткий промежуток времени на пустом месте выросла хорошая материально-техническая база, обеспечивающая плодотворную работу высококвалифицированного и дружного педагогического коллектива. Что касается самой методики преподавания, то у меня в течение долгого времени сложились некоторые свои представления и убеждения. Во-первых, нельзя отрывать обучение, особенно в юридической области, от воспитания. Во-вторых, мы должны научить молодежь тому, как найти и узнать что-то при необходимости. Я не очень ценю, когда студент отвечает строго и точно на вопросы: «Это написано так, а это – так». Главное, чтобы он знал, как найти то, в чем ему нужно сегодня разобраться, как это оценить и как эти знания потом применить. Я считаю, что мы должны учить студентов мыслить и защищать свою позицию. Я нередко говорю, что больше уважаю мнение студента, может быть и неправильное, но им самим обоснованное и доказанное, нежели повторение абсолютно правильного чужого мнения. И с этих позиций могу сказать, что я не очень убежден в эффективности применения тестирования в юридическом образовании. Я допускаю тестирование как техническую проверку выполненных работ или отработку каких-то заданий. Но когда мы на экзамене пытаемся определить путем тестирования, знает ли студент хорошо, удовлетворительно или отлично, я думаю, что в этой методике присутствует большой элемент случайности. Мне кажется, что для юриста экзамен должен быть проверкой именно того, как он умеет доказывать, рассуждать и анализировать, а не строить свои доводы на уже готовых ответах. Я не отрицаю тестирования вообще, но я против того, чтобы оно подменяло рассуждение.
– В Казахстане за короткое время создана хорошая законодательная база, но, тем не менее, какие из достижений в первую очередь нуждаются в совершенстве?
– Вообще вызывает удивление сам факт того, что за очень короткий срок создана такая законодательная база, причем я с удовлетворением могу отметить, что в ряде случаев наши законы, по сравнению с законами других стран (например, России), объективно оценивались выше. В СНГ мы вначале многие модели разрабатывали совместно (в частности, Модельный Гражданский кодекс). Потом их можно было изменять и отменять, принимать и не принимать, но все-таки база со всеми необходимыми рассуждениями, аргументами и оценками была уже отработана. Она составляет единую систему и охватывает самые важные области: промышленность, сельское хозяйство, землепользование, недропользование и рыночные отношения. Но в тот период, конечно, нельзя было сделать все, и кое-что еще нужно в этом направлении продолжить.
Кроме того, некоторые из уже принятых законов (будем критичны в самооценках) оказались не на высоте, и практика выявила ряд положений, нуждающихся в корректировке, изменениях и дополнениях.
Наконец, сама жизнь сейчас настолько быстро развивается, что в той сфере, где применяется право, надо все время совершенствоваться, иначе застрянем и отстанем.
Увлекаясь рыночными отношениями, мы явно отстали в решении социальных вопросов. Обычно ссылаются на рынок, где все продается и все покупается. Но, чтобы защитить жизненно важные интересы общества, и на рынке все должно продаваться и покупаться в определенных рамках и границах, иначе эта всеобщая купля-продажа ничего хорошего обществу не даст. У нас же наблюдается явная отсталость в решении социальных проблем. Возьмем такие вещи, как здравоохранение, условия безопасности труда, обеспечение лиц, находящихся за чертой бедности, и т. п. Сегодня почти вся экономика перешла в частные руки, а частные собственники гораздо меньше заботятся об условиях труда, особенно в опасных профессиях, о правилах продолжительности рабочего времени, отпусков, льготах для женщин и для молодежи, нежели прежде это делало государство. Безусловно, эта проблема требует своего решения. Сегодня иностранные фирмы ставят своих специалистов в гораздо лучшие условия материального обеспечения, чем, скажем, граждан Казахстана. Это совершенно недопустимо. И не нужно нам на этот счет никаких специальных бюджетных ассигнований, главное – надо принять закон, который запрещал бы подобные вещи.
Ну и, наконец, с точки зрения защиты от бюрократизма. Наше законодательство должно стремиться максимально ограничить власть чиновников в той области, где речь идет о решении технических вопросов, не принципиальных для государства. То есть во многих случаях сам закон должен говорить за чиновника: делай и все. Например, когда у нас прошла приватизация квартир, возник вопрос (поскольку и рынок развивался), можно ли использовать приватизированную жилую квартиру для ведения бизнеса или устройства офиса. Практика того времени была такой: чтобы получить разрешение, надо было собрать 10–12 виз – пожарники, архитекторы, санитарники – ко всем надо было идти на поклон. Чиновники часто не скрывали своих корыстных интересов. Поэтому в законе прямо написали: никаких разрешений не требуется, нужно только учесть интересы соседей и не нарушать установленных для всех обязательных правил. Но во многом этот вопрос еще остается актуальным – очень часто все-таки приходится ходить и выпрашивать разрешения. А какое дикое количество документов требуется сегодня для различных регистраций!
Я назвал только те направления, которые мне представляются наиболее важными. У каждой страны есть свои традиции и свои обычаи, это тоже надо учитывать. В общем-то мы движемся не хуже других, но нет предела совершенству.
– В одном из интервью Вы сказали: «Мы не вправе списывать со счета новое явление – глобализацию. Это – легальная, внешне не нарушающая закон космополитическая экспансия капитала, что ведет, соответственно, к распространению его экономической власти. Для того чтобы этот процесс принес пользу человечеству, необходимы четкий правовой контроль, учет многих положений и действий со стороны национальных компаний и мощных финансовых гигантов, завоевывающих все новые позиции за рубежом. Многие страны достигли больших успехов в этом вопросе, оперативно повернув свою политику в нужное русло. Давайте вспомним хотя бы азиатских «тигров». Но есть и такие, которые пострадали из-за серьезных просчетов. Так что наше частное право должно учитывать мировой опыт для решения этой важной для общества проблемы». Кто конкретно работает в Казахстане в этом направлении и что сделано для того, чтобы попытаться исправить ситуацию?
– Я считаю, что чрезвычайно важным и новым направлением в развитии частного права является учет нового явления конца XX и начала XXI в. – глобализации. О ней много сейчас пишут и говорят. Глобализация обязательно должна найти адекватное и полезное для общества правовое выражение и правовое регулирование потому, что, будучи только проявлением рыночных отношений, она может наделать много вреда. Мощнейшие современные фирмы объединяются и согласованно действуют, чтобы затем захватить экономические высоты в других государствах. Отсюда их влияние на экономическую и политическую власть. Конечно, мы не можем этот процесс прекратить, действуя так, как когда-то поступали английские рабочие, пытавшиеся уничтожить машины, заменяющие человеческий труд и поэтому вызывавшие безработицу. Сама глобализация, безусловно, дает и много полезного, развивая технологии, активно повышая производительность труда и добиваясь снижения себестоимости товара в таких областях, скажем, как биотехнология, электроника, коммуникации или Интернет. Такие скорости развития вне процесса глобализации были бы невозможны. Но, чтобы это развитие не препятствовало интересам государств и народов, нужно ограничить экономическое поле частоколом запретов, как это уже делают. Последствия глобализации в разных странах разные. Возьмите, например, Южную Корею, которая превратилась сегодня в мощного участника мирового рынка. Нам необходимо соблюдать баланс интересов. Можно привлекать иностранный капитал – он нам очень нужен не только в виде денег, но и опыта, новых технологий и т. п. Но, если мы не создадим необходимых условий, инвестор к нам не пойдет, нельзя рассчитывать на чувства альтруизма и благотворительности. Вместе с этим нельзя, чтобы этот капитал жирел за счет наших жизненных интересов. Вот поэтому глобализация должна быть в центре внимания при развитии экономики и права с тем, чтобы в дальнейшем использовать все ее положительные стороны и ограничивать ее в тех пределах, нарушение которых приносит вред. В этой области у нас пока только высказывания главы государства и ученых.
– Совсем недавно у нас появились новые формы организации очень мощных юридических лиц. Я имею в виду недавно появившиеся национальные компании, которые сейчас играют в республике огромную роль, особенно в сфере недропользования, транспорта, промышленности и других областях. Достаточно ли правовое отражение их деятельности?
– Общего закона, регулирующего деятельность национальных компаний, нет до сих пор. Поэтому нет ответа на целый ряд вопросов, касающихся их организационной формы. В чем статус такой компании? От чьего имени она выступает? Кто несет ответственность за ее деятельность? Это – важнейшие вопросы, особенно, когда такие компании выходят на мировую арену и взаимодействуют с мощнейшими иностранными фирмами. Здесь необходимо развитие законодательства.
– А что, по Вашему мнению, мешает тому, чтобы обеспечить независимость и поднять авторитет суда в Казахстане?
– Я еще раз скажу: нам мешает зависимость суда от властей, мешает явно недостаточная атмосфера антикоррупционности. Необходимо упрощать законодательство, чтобы оно было доступным не только высококвалифицированным специалистам, но в первую очередь – обычным гражданам. Крайне важна гласность судебных решений, возможность ознакомления с ними всех заинтересованных лиц, всех специалистов и ученых. Следует значительно расширить систематическую публикацию судебных решений.
– Соответствуют ли наши молодые специалисты современным требованиям, предъявляемым к профессионалам, работающим в судебно-правовой системе? И что, на ваш взгляд, должно стать приоритетными задачами в работе недавно созданного Института повышения квалификации работников судов?
– Трудно, опираясь только на собственный опыт, давать общую оценку всем специалистам. Могу только сказать, что у нас выросло много специалистов, превосходно знающих свое дело. Они вполне соответствуют предъявляемым требованиям. Раньше найти работника со знанием английского языка было невероятно трудно. Сейчас такой проблемы нет. Раньше мы ездили в Москву для изучения специализированной литературы, необходимой, например, для защиты диссертации. Сейчас, благодаря Интернету, все это можно сделать, не выходя из дома. Но к самим вузам, тем не менее, должен быть предъявлен высокий спрос. У нас, к сожалению, есть такие платные вузы, в которых не знания приобретаются за деньги, а покупаются отметки. Конечно, молодые специалисты, получившие (купившие) такие дипломы о высшем образовании, очень быстро проявят себя как невежды.
Поэтому мне представляется, что деятельность Института повышения квалификации судей сыграет большую положительную роль. Я помню аналогичные учреждения (они по-разному назывались), которые были у нас в прошлое время, – мне там доводилось читать лекции. Эти учреждения были специально сориентированы на повышение квалификации уже подготовленных специалистов. Жизнь меняется, появляются новые законы, надо уметь это анализировать, сравнивать и разбираться. Я только думаю, что главной задачей такого института является не только «вколачивание» в судей забытых знаний. Надо научить их тому новому, что появилось за период, когда они уже работали специалистами. Важно умение не только знать, как толковать закон, но и критически его оценивать. Необходимо максимально использовать в учебном процессе новую технику.
– Что является для Вас основными ориентирами в жизни и в работе?
– Отойдя от громких слов, я могу отметить такие мои жизненные принципы:
Не делай другому то, чего не хочешь, чтобы он сделал тебе. Вот это – тот древний принцип, который просто необходимо соблюдать в жизни.
Обсуждая действия другого человека, всегда нужно ставить себе вопрос: а как бы ты поступил, попав в подобную ситуацию?
Вот еще одна из моих чисто психологических установок: переживай неприятности по мере их наступления.
Нужно быть оптимистом, открыто смотреть на жизнь и когда приходят трудности – бороться с ними.
Что касается моих принципов, относящихся к работе:
– умей защищать свою точку зрения, свою позицию;
– не будь флюгером, зависящим от мнения начальства.
И в то же время необходимо умение прислушиваться к критике, потому что та позиция, которая тебе нравится и по твоему мнению абсолютно правильна, после критической оценки может потребовать пересмотра.
– Какие качества отличали Ваших учителей, которые преподавали Вам в сороковых годах в Алма-Атинском государственном юридическом институте?
– Я до сих пор восхищаюсь их эрудицией и доброжелательностью, особенно, учитывая то, что наше поколение пришло в стены Института с войны, в шинелях.
Имеет большое значение то, что во время войны в Алма-Ате находилось большое количество видных ученых Советского Союза. Они очень хорошо готовили специалистов, которые затем остались продолжать их дело. Я с большой благодарностью вспоминаю профессора Булатова Сергея Яковлевича. Это был великолепный специалист, знавший языки и написавший на французском докторскую диссертацию, которую ему не дали защитить по политическим мотивам. С теплотой вспоминаю Георгия Митрофановича Степаненко, который был моим научным руководителем; трагически погибшего в расцвете творческих сил Таира Молдагалиевича Культелеева; Матвея Абрамовича Ваксберга; Евгения Васильевича Дюкова (он – мой учитель, ему сейчас 90 лет); Салыка Зимановича Зиманова (он блестяще прошел войну: ушел солдатом, вернулся майором – начальником штаба артиллерийского полка, причем не заканчивая никаких академий), он победно, раньше срока закончил аспирантуру, стал кандидатом, а затем – первым казахстанским доктором юридических наук, директором Алма-Атинского юридического института.
– Поскольку мы коснулись Вашей молодости, то интересно было бы знать, как Вы любили отдыхать? Что предпочитали – друзей, природу или семейный круг?
– Мы часто выезжали на природу, любил плавание, лыжи. Друзей у меня было всегда много (увы, многих из них уже нет…), они были проверены в тяжелые минуты жизни, ничего не рассчитывая от меня получить, они дали очень многое мне самому. В семье нашим обычным отпуском были, как правило, путешествия и поездки, побывали во многих странах. Люблю музыку, литературу.
– Юрий Григорьевич, Вы постоянно загружены работой. Так было на протяжении всей жизни? Семья успевала Вас видеть?
– Да, работал так всю жизнь. Воспитанием нашего сына, когда он был маленьким, занималась главным образом бабушка. Он выбрал профессию врача. Инна Петровна, моя супруга, – профессор, доктор технических наук. На семейном уровне в профессиях мы все разошлись. Но две мои внучки – Оля и Ира – пошли по моим стопам – обе юристы.