Между тем из далёкого Парижа пришла в Петербург и Царское Село весть, которая радостно взволновала Лицей. Союзные войска взяли столицу Франции.

Это означало, что война с Наполеоном Бонапартом окончена, что с Францией заключён будет мир, что русская армия, испытавшая беспримерные тяготы и освободившая Европу от тирана, вернётся на родину, солдаты придут домой.

Вскоре победоносные части русской армии действительно начали возвращаться в отечество. Возвратился из Парижа и царь Александр I.

Двадцать седьмого июля в Павловске, близ Царского Села, в честь заключения мира с Францией было устроено пышное придворное празднество.

Посмотреть на это празднество повели и лицеистов.

Четыре версты, отделявшие Павловск от Царского Села, шли по жаре пешком. Но шли охотно. Не часто доводилось им видеть подобное зрелище.

Вот и Павловский дворец. За ним — только что возведённые триумфальные ворота, небольшие, из невысоких лавровых деревьев. На воротах надпись, два стиха, обращённые к «герою» Александру I:

Тебя, текуща нынче с бою, Врата победны не вместят.

За воротами — главное место празднества, специально построенный для столь торжественного случая «розовый павильон», большущая зала, сверху донизу украшенная гирляндами из искусственных роз.

Празднество началось со спектакля. Тут же на лугу, возле «розового павильона», разыгрывали аллегорическое представление на слова Батюшкова и других известных поэтов. Декорацией служили живая зелень сада да изображённые на задней стенке павильона окрестности Парижа, Монмартр с его ветряными мельницами. Их нарисовал знаменитый театральный художник Карло Гонзаго.

Гремел военный оркестр, далеко разносились на открытом воздухе голоса солистов и хора. В представлении участвовали лучшие петербургские певцы, танцоры, драматические артисты.

После представления в «розовом павильоне» был устроен бал. Лицеистов, чтобы не мешали, провели на галерею, окружавшую зал, откуда и наблюдали они за танцующими парами.

Придворных и гвардейцев угощали ужином. Лицеистам ничего не дали — ни яблока, ни стакана воды.

Когда празднество окончилось и царская фамилия удалилась, начался ещё «спектакль» — разъезд гостей. Множество сановников и вельмож, целая толпа «важных лиц», нетерпеливо оглядываясь, ожидали свои кареты.

Вдруг раздался крик:

— Холоп! Холоп!

Кто-то из вельмож звал своего слугу.

И опять:

— Холоп! Холоп!

Лицеисты переглянулись.

«Как дико и странно звучал этот клич из времён царей с бородами, в сравнении с тем утончённым европейским праздником, которого мы только что были свидетелями», — вспоминал один из лицеистов.

Утомлённые и голодные, возвратились воспитанники пешком в Лицей, наскоро поужинали и разбрелись по своим комнатам.

Пушкин, лёжа в постели, долго перебирал в уме все события прошедшего дня. Ему вспоминались представление, бал, на котором располневший, улыбающийся царь танцевал в красном кавалергардском мундире, маленькие триумфальные ворота с высокопарной надписью. Эти ворота особенно занимали Пушкина. «Тебя, текуща нынче с бою, врата победны не вместят…»

Пушкину вдруг пришла в голову забавная мысль. Он вскочил, схватил перо и, стоя босиком у конторки, принялся рисовать уверенно и быстро.

Прошло несколько минут, и рисунок был готов. К триумфальным воротам в Павловске приближается шествие. Среди идущих замешательство. Некоторые видят, что маленькие «врата победны» действительно не вместят располневшего в Париже царя, и бросаются их ломать.

Рисунок был смешон. Царь и многие из свиты похожи.

Карикатура пошла по рукам. Автора искали, но так и не нашли. Пушкин, конечно, помалкивал.

Это была не первая его насмешка над российским самодержцем. В Лицее и за его пределами уже ходила его эпиграмма на двух Александров Павловичей: Романова — царя и Зернова — лицейского помощника гувернёра.

Романов и Зернов лихой,       Вы сходны меж собою: Зернов! хромаешь ты ногой,       Романов головою. Но что, найду ль довольно сил       Сравненье кончить шпицом? Тот в кухне нос переломил,       А тот под Австерлицом.