2 мая 1966 года, Магадан

Выгрузка завербованной рабочей силы проходила нормально. Стоявший у трапа Кот мог лишь подивиться мудрости шефа. Не зря он распорядился дать бичам задаток. На него они, понятное дело, купили на всю длинную дорогу по морю разных напитков. Теперь эти ребята были готовы двигаться куда угодно — хоть рабами на постройку пирамид — лишь бы им дали опохмелиться. Невдалеке от причала их ждал крытый «студебеккер», возле которого отирались Павло и еще двое угрюмых мужиков очень серьезной наружности. Все трое держали на плечах карабины.

Тут же был и Прохоров. На этот раз он обошелся без роскошной сбруи — пребывал в замызганной, испачканной известкой матросской шинели. Он сидел метрах в ста на ящике в компании с таким же непрезентабельным типом. Они делали вид, что увлеченно пьют водку, занюхивая луковицей. Старков наблюдал за происходящим тоже издали — из своего газика.

Последним с сухогруза на твердую землю спустился Бовик, которого Балык из дружеских чувств отрядил присматривать за рабочей силой.

— Ну, как добрались? — спросил его Кот.

— Ох, мать. Все мы пьем, но чтобы так… Намучился я с ними.

— Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Вот, это твоя премия. — Леша протянул ему выданную Старковым пачку из десяти сотенных.

— Ладно, тогда я попер в аэропорт.

Вот тут-то и случилась накладка. Откуда ни возьмись появился мотоцикл, на котором восседал сержант милиции. Он подрулил к смурной толпе бичей и властно заорал:

— Эй, кто такие? А ну, давай документы!

Те замялись, потому как никаких документов у них не было. Сколько заплатили капитану корабля, чтобы он провез всю эту команду, знал лишь Старков.

В этот момент откуда-то из-за грузовика появился худощавый брюнет в длинном бежевом плаще, такие как раз входили в моду.

— Эй, сержант, а ну-ка давай отсюда!

— А ты кто такой?

Человек в плаще показал красную книжку. Судя по тому, как вытянулся сержант и как он поспешно пустил в галоп свой мотоцикл, книжка была та самая, — при виде которой всем советским людям становится не по себе. Комитет Глубокого Бурения. «О как! Сколько ж крутится вокруг этого дела бойцов невидимого фронта, — подумал Кот. — И на кого же в результате я работаю?» Но размышлять уже времени не было.

Бичи погрузились в грузовик, он тронулся. Кот направился к машине Старкова.

— Все нормально. Геннадий Сергеевич?

— Пока все идет по плану. Ну вот, Леша, теперь мы начинаем настоящее дело. Сейчас они двинутся в далекие края — а мы следом за ними. И обратно, Леша, пути у тебя уже не будет. Поехали ко мне, у меня для тебя есть одна вещь.

Кот уже много раз бывал в квартире Старкова — и всегда его поражала пустота его просторного жилища. Здесь не было никаких признаков уюта. И, что самое удивительное, ни следа тех неимоверных денег, которыми оперировал его шеф. Кровать, стол, два кресла — вот и вся обстановка. А что касается кухни — то на ней, казалось, никогда не готовили никакой еды. Впрочем, так оно и было. Шеф, если не питался там, где заставали его многочисленные поездки, ел в ресторане.

— Садись, — Геннадий Сергеевич кивнул на кресло. — Вот коньяк, наливай себе, а я сейчас.

Он направился в коридор, открыл дверь кладовки и вскоре вернулся, держа в руках что-то, завернутое в мешковину.

— Держи. Это я тебе дарю. В счет того, что ты мне жизнь спас. Да и на будущее пригодится.

Кот развернул сверток.

— Е-т… — Дальше Леха загнул многоэтажную морскую фразу с тремя перегибами и двумя поворотами. И было отчего. В руках у него оказался крупнокалиберный английский карабин с магазином на восемь патронов. Подобную штуку Кот до этого держал в руках только один раз — в Африке. Ради того, чтобы только пострелять из него по пустым бутылкам, он отдал непочатую бутылку джина. Иначе его владелец, чернокожий охотник, забредший в Ситанди, не соглашался выпустить оружие из рук. По словам негра, с подобными ружьями белые господа в свое время охотились на крупную дичь. Да, колонизаторы были не дураки. Карабин, бьющий разрывными пулями, мог разнести голову буйволу. Мог, наверное, и слону. Впрочем, для охоты на людей он тоже вполне подходил. Чем, судя по всему, и занимался тот чернокожий охотник. Потому как на зверей в тех местах уже давно никто не охотился. На людей было куда как выгоднее. Ведь когда идет гражданская война, всегда хватает таких, чьи политические взгляды позволяют грабить и убивать любого, кто встретился на дороге без оружия.

Ствол, который Кот держал сейчас в руках, был еще лучше, нежели тот, африканский. Более совершенная модель. Вдобавок, оружие было снабжено оптическим прицелом. Да каким! Хотя и без него Кот бы из такой штуки не промазал. Да уж, кем бы ни был товарищ Старков, но подарки он умел делать царские.

— Вот патроны, — шеф кинул на стол несколько тяжелых упаковок. Патроны были снаряжены разрывными пулями.

— А это тебе для ближнего боя.

Кот уже устал удивляться, — а потому спокойно смотрел, как на стол, звякнув, легли пистолет ТТ и десантный нож. Да уж, вооружали его всерьез.

— А гранатомета у вас, часом, в кладовке нет? — нашел в себе силы пошутить Леха.

— Надо будет, найдем и гранатомет, — ответил Старков. И, судя по его тону, говорил он это совершенно серьезно.

4 мая 1966 года, Усть-Нера

А зимою трасса белая, А в июле трасса пыльная, На обгоны очень смелая, Аварийностью обильная. Снегопадами известная И жарою знаменитая, Для разъездов очень тесная, Над обрывами пробитая.

Такую песенку бормотал Кот, крутя руль по Колымской трассе. Так в самом деле и было. Дорога шла вдоль хребта. Если кто был в горах, тот понимает: на каждый горный отрог дороге приходится взбираться крутыми зигзагами. В каждом распадке виден след огромного человеческого труда, все многочисленные местные болота замощены камнями. На них-то и соорудили мосты.

— Вон видишь тот хребет? Так вот, с него камни вот сюда таскали. Чтобы этот мост сделать. На руках таскали, между прочим. Тачек не хватало.

Так Старков комментировал чуть ли не каждый поворот. И в самом деле, эта дорога носила следы великого человеческого труда. По ее обочинам громоздились огромные камни, явно вырванные взрывом из окрестных гор. А вокруг по склонам теснилась тайга. Страшная, как из сказок про Бабу Ягу. Тут и там валялись громадные выворотни. Внизу, в ущельях, густо цвело ядовито-зеленое болото.

— Вот так мы и работали, Леха, — рассказывал Старков. — Рвали горы динамитом, а потом зэки на тачках все это вывозили. Вот и получилась такая дорога. У них, кстати, у зэков, весело было. Им давали за выполнение плана по двести граммов. А одному, который лучше всех тачку катал — так ему даже жену разрешили из Молдавии выписать…

Надоела ты мне до смерти — Все задачи раззадачивай, Серпантиновые россыпи  Все вглухую заворачивай.

— Что это за песня?

— Да приезжал в Мурманск один журналист, — вот он и пел под гитару. Только не про эту трассу, а про ту, которая на Харог.

— Про эту тоже подходит. Внимание, вот гляди — тут бери влево.

Дорога вскоре перестала хоть сколько-нибудь походить на шоссе — обычная горная грунтовка, по которой ездить следует с большой оглядкой. Чуть зазеваешься — и потом найдут в ущелье то, что осталось от тебя и твоей машины. И хоронить-то будет нечего. Внизу извивалась река, зажатая между высокими обрывами.

— Это Колыма?

— Нет, ее приток.

По ущелью шкандыбали часа два. Потом неожиданно дорога стала взбираться на отрог, затем снова поползла в ущелье… Неожиданно — потому что Кот помнил карту и хорошо представлял себе маршрут, по которому машины шли вторые сутки. Дорога на карте упиралась в заброшенный поселок. А ту, по которой они ехали, на карте вообще не обозначили. Однако вида Леха не подал, сообразил, что лишние вопросы задавать ни к чему.

Часа через полтора, когда жидкое колымское солнце уже начало скрываться за хребтами, за очередным поворотом открылось нечто, что в этих местах называется поселком. А на самом деле — два вросших в землю здания барачного вида и избушка, на вид тоже не первой молодости. На берегу — несколько причаленных лодок и две довольно крупные железные моторки. Когда машины приблизились, из избушки вышел человек с карабином на плече.

«Кажется, здесь с винтовкой даже в сортир ходят», — подумал Кот и на всякий пожарный скосил глаза на свой карабин. Старков поймал его взгляд:

— Не парься, Леха, это свои. Они нас поджидают.

Машины подъехали к избушке. Встречавший их был невысоким, неплечистым, одет по местной лесной моде — в ватник и кирзовые сапоги. Но какой-то очень уж серьезный дяденька. Опять запахло органами.

— Ну как? — без приветствий спросил он Старкова.

— Нормально. Десять человек. А у тебя что?

— А у меня гнусно. Вертолета не будет.

— Это как?

— А вот так. Твои геологи по рации сообщили, что какая-то фигня у них полетела, а вертолетчик ушел в запой. Обещали, что дня через три все приведут в норму.

— Ну ладно. Спирта-то у нас хватит?

— Должно…

— Тогда выгружай.

Встречающий крикнул что-то на непонятном языке — и из барака выскочили трое мужиков, что называется, поперек себя шире. Судя по их раскосым глазам и непроницаемому выражению смуглых скуластых лиц, это были аборигены — то ли якуты, то ли юкагиры. В руках, они, конечно же, держали карабины.

— Эй, вылазь! — крикнул один из якутов с сильным акцентом.

Рабочая сила начала вылезать из машин. Всю дорогу мужиков усиленно поили, поэтому они находились в несколько зомбированном состоянии.

— В барак идите. Там — еда. Там — спирт, — коротко бросил якут. Процессия потянулась в барак.

Встречающий, Старков и Кот двинулись за ними следом.

— Геннадий Сергеевич, а что это? — спросил Кот, сделав максимально наивные глаза.

— База геологической партии. Закрыта по причине неперспективности в пятьдесят шестом году. Так что теперь тут, почитай, ничего и нет. Пустая тайга, — усмехнулся Старков.

В избушке поступили по мудрому таежному правилу: сперва надо по-человечески поесть, а потом уже о делах разговаривать. Ели жареную оленину, которую подал один из якутов, запивали таежным коктейлем — крепчайший чай пополам со спиртом. О новом знакомом Кот узнал только, что его зовут Валерий. Вид у него был такой, что дальнейшие вопросы как-то отпадали. За едой говорили о погоде, о том, как олень еще сегодня бегал по лесу, пока не попался якуту Никите.

— Никита — это да! Когда-то, когда за беглых зэков премию давали, так он не на оленей охотился.

— Ладно, что будешь делать? — перешел к делу Валерий. — Ждать?

— Не буду. Мне туда надо побыстрее. А то ведь знаю я эти дела. Через три дня — значит, через пять. Чует мое сердце, что тут вокруг какое-то дерьмо творится. Лозинский-то не один был. По мне тут стреляли. Если б не он, — Старков кивнул на Кота, — так может, и не встретились бы.

— Кто же это был?

— А я знаю? Мое дело — техническая сторона! А вы мне прикрытие должны обеспечивать! Так?

— Ладно, не кипятись. Так что делать будешь?

— Пойду на моторке. Его вот возьму — и твоего Никиту. К послезавтрему дойду. А этих, кого я привез, ты пока здесь к делу пристрой.

Кот снова каким-то необъяснимым образом почувствовал присутствие чужого. Такое он испытывал в Африке. И ведь почти никогда не ошибался. И теперь, скосив глаза, он увидел тень, метнувшуюся от окна.

— Погодите-ка, мужики…

Кот рванул к выходу, уже забыв о том, что он здесь вроде как тайный агент. Работал инстинкт, который подсказывал — в таком месте разбираться, кто ты и откуда, особо не станут. На дворе ничего не было видно, кроме смутно вырисовывавшихся горных хребтов. Но чутье подсказало — там! Он бросился в сторону леса и в самом деле — увидел быстро бегущего человека. Чтобы догнать его, хватило и десяти прыжков. В прыжке Кот ударил его ногой под копчик. Незнакомец рухнул. Леха, не теряя времени, прыгнул ему на спину, добавил по затылку и заломил руку. Потом обшарил ватник. Оказалось, не зря он суетился — в кармане нашлась финка.

— Пошли-ка, дружок, побеседуем… — Леха поволок чужого к избушке.

— Вот кто-то тут прогуливался, — заявил он напарникам и швырнул пленного на пол. В свете керосиновой лампы разобрались. Это оказался невзрачный, небритый, но довольно жилистый тип. Валера оглядел его.

— Твой? — спросил он Старкова.

— Не мой.

— Так… И кто ж ты у нас? — спросил Валерий ласково.

Мужик молчал.

Валерий приблизился к пленнику и резко ударил его в пах. Тот скрючился и зарычал, но не ответил.

— Ладно, — столько же ласково продолжал Валерий. Открыл дверь и гаркнул:

— Никита!

На пороге появился угрюмый якут.

— Вот что. Возьми-ка ты шомпол да накали его в печке. А мы пока чайку хлебнем.

Минут через десять появился Никита, держа в плоскогубцах раскаленный докрасна железный прут.

— Ну вот, друг ты мой милый, сейчас мы будем тебя вот этой хреновиной девственности лишать.

Мужик задергался, но на него тут же навалились Валера и Старков, мигом сдернули штаны. Никита, сохраняя все тот же невозмутимый вид, поднес шомпол к заднице незнакомца. Кот почувствовал, что его начинает тошнить. Хотя его учили особым методам допроса пленных, но в реальности пыток ему видеть не приходилось.

Когда шомпол коснулся филейной части, мужик завопил хриплым голосом:

— Не надо! Я скажу.

— Это лучше. Так что ты здесь делал?

— Меня Сивый послал.

— И что велел?

— Узнать все про вас, что делать собираетесь.

— А где он сам?

— Там, за хребтом.

— Ладно. Никита, уведи его.

Якут потащил мужика вон.

— Куда ты его?

— Никита сам все решит и закопает. Ему не впервой.

Минут через пять из тайги донесся выстрел.

6 мая 1966 года, приток Колымы

— Геннадий Сергеевич, а можно узнать, кто этот Сивый?

— Гнилой человек. Он и его ребята, они из поселка, который тут недалеко, километрах в ста. Они здесь повадились золотишко мыть.

— А есть что мыть?

— А то! Жене на сережки и себе на фиксы намыть можно. Ну так вот, эти типы, видать, сильно заинтересовались нашими делами. Ну, да пусть интересуются. Это так, шакалы. Я когда еще с ребятами на Моме золото мыл, то такие тоже за нами таскались. От этого уж никуда не денешься. Но до нас им не добраться.

Старков замолчал. Странная у него была манера общения. Ведь не просто молчит, блюдет конспирацию, а вот так: заговорит — и умолкнет. Впрочем, может, так оно и правильно с его точки зрения. Должен же понимать, что Кот не дурак, сам догадывается. А о чем не догадывается — оно ему и не нужно.

Моторка шла по реке уже часа три. Вокруг было все то же — крутые, поросшие лиственницами и кедрачом берега, плавно переходящие в горные хребты. Река оказалась быстрой, широкой и, по большей части, почти спокойной. Вели моторку попеременно все трое. Лишь в некоторых местах Никита решительно заявлял:

— Я теперь.

Парень знал, где ему садиться на руль. Река тогда резко сужалась, ее обступали обрывы, а впереди рисовалась какая-нибудь гадость: либо порог, где волны бешено бились между торчащих, как зубы, острых камней, либо перекат — широкое мелкое место, где легко можно со всей дури сесть на дно.

— Я на полном ходу не решаюсь через пороги переть. Глушу мотор. А Никите — ему без разницы. Ну, дак он здесь вырос, — пояснил Старков после преодоления одного из препятствий.

Моторка была загружена под завязку канистрами с бензином и спиртом, ящиками с тушенкой, мешками с макаронами и пшеном. Имелся, между прочим, и ручной пулемет Дегтярева с пятью запасными дисками, который при отходе вытащили из кладовки. Ничего так подготовились. Если учесть карабины и пистолеты, выходит — шли, как на войну.

— Леха! Ты вот про Сивого спросил, а я смешную историю вспомнил. В Зырянке, уже после Сталина, жили два брата с семьями. В одном доме, поделенном пополам. Один брат в тайгу бегал, золото копал. А второго, значит, жаба задавила. Дом был хороший, так его жена и подговорила. Ты, мол, сходи в ментовку, сдай брата. Весь дом наш будет. Тот сучонок пошел и вложил. Родного брата, блин! Того и загребли. Да только Бог правду видит. Статья-то за золото — она с конфискацией имущества. Так что ничего он так и не получил. Да и уехать ему пришлось — его все мужики за дерьмо стали держать.

Перед одним из бесчисленных поворотов мотор стал вдруг чихать как простуженный.

— Вот черт! Вертай, Никита, к берегу, будем его лечить. Да и чайку заодно похлебаем.

Они пристали к берегу, который в этом месте, к счастью, был пологим. Старков полез в мотор, а Никита прошелся вдоль берега вниз по течению. Вернулся он минут через двадцать.

— Там нас ждут.

— Это еще что за дела? Никита, покажи Лехе, что там происходит.

Они прокрались метров на двести вперед, где река круто поворачивала.

— Вон там, — показал якут на берег. Примерно через километр берег вздымался крутым обрывом, над которым нависали кусты. Течение прижималось к этому берегу, а у другого торчали камни. Да, лучше места для засады не придумаешь. Лодка пойдет под обрывом — и сверху можно пострелять всех — как в тире.

Но ничего подозрительного заметно не было. Впрочем, высказывать свои сомнения Кот не стал — Никита явно был не из тех людей, которые бросают слова на ветер. Вместо того, чтобы говорить слова, Леха снял с плеча карабин. Солнце в спину, значит, бликов не будет. Он глянул в оптический прицел. Кусты над обрывом стали сразу очень близкими. И все же людей заметно не было. Кот продолжал внимательно смотреть. Так, одна ветка дернулась! И еще одна. Сидят. И не профессионалы. Вот африканские негры — тех так задешево не выпасешь. Они могут часами лежать, не дернувшись. Ну, ладно.

Когда вернулись к лодке, Кот доложил Старкову свои соображения. Тот задумался.

— Тебе бы я, может, не поверил, но Никите… Что делать будем?

— Переть на моторке нельзя. Мы там, как на мишени. Вот что: попробуем-ка мы с Никитой на них по суше выйти. Зайдем повыше — с тылу. Вряд ли их там много. А вы пока с моторкой дела решите. — Идем? — обратился Кот к якуту.

Тот кивнул.

— Вот ракета. Будет все нормально — пуляй. Ребята, а может, пулемет возьмете? — предложил Старков.

— Ага, а гаубицы у вас нет в запасе? Мы уж как-нибудь без этой железяки обойдемся.

Они углубились в лес и двинулись вниз по течению. Кот сам был не пальцем деланный, но, наблюдая за напарником, понял, что у того можно много чему поучиться. Якут двигался как тень, сливаясь с деревьями. Сперва Кот хотел идти по правилам — один двигается, другой прикрывает. Но Никита явно полагал такой способ излишним. Он просто шел впереди, а Леха подстраховывал его со спины. Так они проделали почти весь путь и стали осторожно приближаться к берегу. Внезапно якут поднял руку. Приблизившись, Кот чуть не расхохотался. В самом деле пижоны. Его ноздри уловили табачный дым. Курить в засаде — это уж слишком.

Якут и Кот ползком передвигались по зарослям кустов. Вскоре с небольшого пригорка они увидели своих клиентов. Их было трое. Двое лежали спиной к ним и лицами к реке, третий, присев на корточки, курил в рукав. Кот, показав знаком якуту, что одного надо оставить в живых, медленно вынул нож. Тихонько свистнул. Сидящий вскинул голову — тут же свистнуло лезвие — и мужик свалился с рассеченным горлом. Второй попытался обернуться — и тут же получил пулю точно в лоб из карабина якута. Третий тип даже не сообразил, что произошло — и выстрел Лехи перебил ему правую ключицу.

— Лежать, сука, смирно!

Передернув затворы, напарники направились к раненому. Якут взял его на прицел, а Кот привычным движением извлек из его поясного чехла нож.

— Кто еще здесь рядом? Быстро!

— Никого нет… Только мы трое.

— Никита, встань на всякий случай на стреме.

Но якут и сам знал, что делать. Он направился к кустарнику и вскоре исчез, растворившись в тайге.

Только тогда Кот пустил в воздух ракету. Вскоре послышалось тарахтение моторки. Потом мотор умолк, и на обрыв вылез сам шеф.

— Что там у вас? Мать честная. Леха, да тебе цены нет. Кого я вижу! Сивый. А эти что?

— Эти готовы.

— Ладно. Ну, что ж ты, Митя, наделал?.. Ты ж людей никогда не мочил. А тут взялся. И на кого сразу полез. Ты б на ком попроще потренировался для начала. Так кто ж, Митя, тебя послал? И дорого заплатил?

На лице Сивого отразилось много разных мыслей. Но, видимо, он решил, что молчать бесполезно.

— Гэбист. Наш, районный. Круглая такая рожа, противная. Меня менты на золоте взяли. А он отмазал. И золота, говорит, если мочканешь Рваного, получишь сколько надо.

— Ох, блин, — вздохнул Старков. — Гебня, гебня, кругом гебня. Ну, ладно…

— Что, кончишь меня?

— А на что ты мне нужен?

Старков вынул из кармана индивидуальный медпакет и перевязал Сивого.

— Ты сам свою судьбу выбрал. Живи. Выберешься — твое счастье. Не сумеешь — я не виноват. Все, пошли ребята.

Путь продолжался еще часа два. Потом, по указанию Старкова, свернули в какой-то приток. Река была узкая — и моторка надрывалась, взбираясь против течения. Так, со скоростью разбитой параличом черепахи, шли еще километров десять. Уже начало смеркаться, когда, наконец, Старков скомандовал:

— Глуши мотор!

Вокруг была совершеннейшая глушь. Хотя признаки пребывания человека и здесь просматривались. На поляне виднелись следы нескольких кострищ. Поляна, как заметил Кот, вполне годилась для посадки вертолета. Потом оказалось, что все еще серьезнее. Неподалеку от речки нашлось несколько крытых бревнами полуземлянок — строений, наполовину врытых в землю, наполовину торчащих наружу. В одну из них троица перетаскала груз из моторки. В другой оказалось вполне приличное жилье — бревенчатые стены и пол, стол, нары и даже печка. Якут быстро ее разжег — и вскоре по землянке пополз запах тушенки. Старков разлил по кружкам спирт.

— Ну что, ребята, давайте выпьем за то, что сегодня живы мы, а не они.

— А что, это место никто не знает?

— О нем знает достаточно народа. Теперь, правда, этого народа меньше осталось. Видишь ли, Леха, ты совсем не дурак — и давно понял, чем мы занимаемся. Мы золото копаем. Ты по утрецу пройдись выше по течению. Там ям накопано…

— Так, как я понял, тут на Колыме чуть не каждый третий этим занимается. Что же — все устраивают войну, как в фильмах про ковбоев с индейцами?

— Ты не понял. Я ж тебе уже говорил. Где все копают, там мелочь. Ну, может, если повезет, и раньше не поймают, тогда на «Москвич» хватит. А тут — много золота. Очень много. А где-то рядом — и того больше. Россыпь, о которой никто не знает. Там не знают, — Старков неопределенно ткнул пальцем. То ли вверх, то ли на запад, где далеко-далеко стоял стольный город Москва. Помолчав, он продолжал: — Ладно, я тебе почему-то верю и врать не буду. Там, в Москве, кое-кто знает. Меня люди оттуда в это дело и вписали.

— А на кой черт им вы? У них же самих возможностей выше крыши…

— Ага. Придет какой-нибудь майор или капитан и скажет: товарищ начальник, разрешите снарядить экспедицию на Колыму, я хочу себе на старость золотишка прикопать. Ты ведь пойми, не все гэбисты честно на Родину работают. Кое-кто и на себя. А дело-то пошло вот отчего. Когда в начале пятидесятых стало ясно, что Сталин долго не протянет, там разные игры начались. В КГБ был полный бардак. Потом, когда Берия пришел, он хотел всех прищучить, да не успел. Его самого на луну отправили. Так вот, там разные люди в разные игры играли. Какие — этого никто никогда знать не будет. Но в том числе — и с золотишком. Я вот в своей геологической управе раскопал кое-какие бумажки. Крохи, но картину составить можно. В 1952 году на Колыму приезжала геологическая экспедиция. Жутко секретная. У них даже рабочие были свои. Я так понимаю — все с синими погонами. От наших они только технику брали. Велено было им давать все, что ни попросят. Искали они, я так понимаю, уран. Или еще какую чертовщину вроде этого. В этом районе. Не знаю, как там у них с ураном вышло, но, мне кажется, что россыпь-то эту именно они нашли. Мне Лозинский как-то по-пьяни болтал, что та экспедиция как-то грустно закончилась. Кто-то попал в американские шпионы, а кто-то — просто под машину. Так вот, я думаю, что эту россыпь кто-то себе прикрысил. А потом — потом много чего случилось. Так вот, я думаю, что новое поколение чекистов про все это пронюхало. И тоже решили свое дело открыть. Это не так давно все началось.

— А потом?

— А потом косяк вышел. Такой, какой всегда бывает. При всех властях и у всех народов. Дело-то мы поставили. Да вот только кое-кто решил себе урвать кусочек побольше. На сторону работать. Да только не те там люди, с которыми можно такие рамсы разводить. Вот и начался у нас Дикий Запад. Но это ничего.

Слушая, Кот ощущал странное чувство. Он и раньше замечал за собой, что чувствует, когда ему пытаются врать. Но это было смутное ощущение, очень смутное. Что-то вроде наития. Он даже расспрашивал об этом одного парня, студента-биолога, который подрабатывал вместе с ним на траулере. Но тот нес какую-то бодягу про подсознательное восприятие психомоторных проявлений. А по-русски объяснить ничего не мог. А Кот тогда уже достаточно пообщался с умными людьми, чтобы понимать — если человек не может что-нибудь объяснить попросту, то он сам ни хрена в предмете не сечет. Но дело не в этом, а в том, что сейчас у него это самое чувство заработало необычайно четко. Будто бы подкрутили настройку в бинокле. Буквально каждое слово Старкова просвечивалось через какой-то внутренний фильтр. На тему — врет или нет… Такое у Лехи уже бывало. В Африке — когда Мельников возил его на свои таинственные прогулки по африканским деревням. Так вот, Геннадий не врал. Но! О чем-то он очень уж сильно не договаривал. О чем-то серьезном и даже страшном. Но ведь не спросишь же его так, в лоб. Мол, товарищ шеф, что-то вы все ходите вокруг да около. И так узнал уже достаточно. Стоп. А сам Мельников-то… Может, он тоже использует меня втемную? От таких мыслей башка пошла кругом. «Нет, отставить, — сказал Леха себе. — Так ведь можно и крышей подвинуться. Лучше спать».