Полет оказался не из приятных. «Юнкерс» шел на небольшой высоте, его кидало то вверх, то вниз. Внизу, на белом и плоском снежном поле, чернели проплешины земли.

Генерал сидел в кресле у откидного столика, подняв меховой воротник кожаного пальто — в салоне было прохладно, — и восстанавливал в памяти по деталям последний разговор с фюрером, взвешивал, правильно ли вел себя, когда Гитлер лично инструктировал его, направляя для связи в группу армий «Дон» к Манштейну, которому предстояло прорваться в Сталинград к Паулюсу. «В общем все-таки правильно, — решил генерал. — Хотя, наверное, надо было настаивать на переброске к Манштейну большего числа дивизий с других фронтов». Но фюрер — этого нельзя было не заметить — говорил с ним необычно приветливо. Гитлеру, видимо, хотелось, чтобы генерал передал Манштейну его доброе и особое отношение к персоне фельдмаршала. Фюреру было известно, что в Крыму генерал работал в штабе Манштейна и считал себя его учеником. Недаром вставил в разговоре фразу: «Манштейну, как герою Крыма…» Это, конечно, было сказано специально для передачи фельдмаршалу. Фюрер подчеркнул также, что тогда в Крыму у Манштейна сил было меньше, чем у русских, но он справился с задачей и справился блестяще. «Сейчас задача не сложнее», — жестко сказал Гитлер и потом стал распространяться о том, как прекрасно удалась деблокада окруженной прошлой зимой Демянской группировки. А резюме последовало такое: «Там были леса и болота — маневр невозможен. Здесь, на Дону, — степь, простор для танков. Значит, здесь легче».

С минуту Гитлер молча смотрел, уставившись на генерала совершенно отсутствующим взглядом. Затем, не обращаясь уже ни к кому лично, заговорил о новых подвижных соединениях русских: «Механизированные и танковые корпуса они создали в этом году и применяют довольно умело, но это временно. У Сталина нет настоящих танковых кадров. Танки — наше оружие, германские молоты, сокрушающие все и вся».

Фюрер не бегал, как это часто бывало, по кабинету, не кричал, внешне казался спокойным. Только когда показывал по карте расположение окруженных дивизий Паулюса и границы котла — генерал заметил, — пальцы у него дрожали.

При появлении Цейтцлера, нового начальника генштаба сухопутных войск, фюрер несколько изменил тональность беседы, стал резче и официальное. Он, как бы формулируя для стенограммы, еще раз сказал о главной задаче группы армий «Дон»: коротким и сильным ударом деблокировать Паулюса. Продиктовал в общих чертах директиву по «Зимней грозе» — таково было кодовое название операции, порученной Манштейну.

«Мы останемся на Волге, никто нас оттуда не сдвинет. Наши танки, как зимняя гроза, прорвутся к Паулюсу, и тогда мы будем иметь трамплин для нового прыжка».

По всей видимости, эти слова адресовались истории. Фюрер произносил их, опять-таки не обращаясь ни к кому из присутствующих.

Заметив вставшего из-за стола генерала, он только кивнул головой. Аудиенция закончилась.

Да, непроста задача, изложенная в директиве «Зимняя гроза», это хорошо понимал генерал, деблокировать трехсоттысячную группировку — двадцать две дивизии, сто шестьдесят отдельных частей, которые плотно зажали русские клещи. К тому же противник не остановился, его танки и пехота развивают наступление.

Во время аудиенции, когда кто-то заговорил о резервах для Манштейна, фюрер показал пальцем в сторону Цейтцлера, но потом все-таки сказал, что несколько дивизий уже идут из Польши и Германии, кое-что перебрасывается из Орла, из Воронежа.

— Что касается рокировки сил из-под Москвы, то Манштейн получит на этот счет указания Цейтцлера, — добавил он.

Генерал посмотрел тогда на Цейтцлера и подумал: а ведь на этом месте сейчас был бы Паулюс, не приключись та история на Волге! Многие говорили, что фюрер остановил свой выбор именно на Паулюсе, считая его наиболее подготовленным оператором, вполне способным заменить Гальдера.

Сейчас Гальдера убрали, свалив на него все осенние неудачи, заменили Цейтцлером, а Паулюс там, в развалинах Сталинграда, ждет спасения от Манштейна, человека, который уже не первый раз выполняет поручения особой важности. После Крыма фюрер возложил на него задачу: окончательно решить судьбу Ленинграда, вынуть эту занозу. Потом, правда, передумал и направил Манштейна в Витебск, поставив во главе резерва дивизий, предназначенных для отпора возможных действий русских на подступах к Москве. Сейчас Манштейн на юге — в Старобельске, в Ростове, в Новочеркасске собирает в кулак группу армий, призванную действовать от среднего течения реки Дон до астраханских степей и деблокировать Паулюса.

Генерал знал, с каким трудом выбрался Манштейн из Витебска, Три дня не было летной погоды, три раза фельдмаршал возвращался с аэродрома. На четвертый день, позвонив Цейтцлеру, фельдмаршал выехал поездом.

Манштейну дали, конечно, подкрепление из резерва фюрера, с западного театра. К нему же должны были прибыть дивизии и из глухого района между Москвой и Великими Луками, но, как сообщил генерал Цейтцлер, они прямо с колес брошены в бой против русского мехкорпуса и стрелковых соединений, которые создали угрозу коммуникациям группы армий «Центр». Это серьезно обеспокоило и фюрера.

— Опять русские танки, — сказал Гитлер с раздражением.

А Цейтцлер вынужден был признать, что генеральному штабу только теперь стало понятно, почему танки столь демонстративно двигались по лесным дорогам Калининщины. Русские нарочно шли днем, а не ночью, чтобы создать иллюзию подготовки большого наступления. Оживился у них и Западный фронт. Создавалась явная угроза для всей Ржевской группировки.

Далее начальник генштаба доложил, что командование группы армий «Центр» принимает меры к ликвидации прорыва и, может быть, ему удастся блокировать корпус генерала Шубникова, но фюрер никак на это не реагировал. Что значит эта блокада в сравнении со Сталинградским котлом! И тем не менее она уже отвлекла значительные силы, не дает возможности свободно перебрасывать подвижные соединения туда, где сейчас они нужнее всего, — в район Тормосина и Котельникова…

Раздумывая теперь над тем, что лично наблюдал и слышал в ставке Гитлера, посланный к Манштейну генерал перенесся мысленно под Ленинград, судьбу которого этой осенью должен был решить окончательно именно Манштейн вместе со своими крымскими гренадерами. Оттуда тоже можно было бы взять кое-что для операции «Зимняя гроза». Но и там карты спутаны. Одна дивизия уже взята для ликвидации Калининского прорыва. И не будет ничего удивительного, если русские этой же зимой вдруг нанесут удар и здесь. Ведь проглядела же осенью немецкая разведка скопление русских резервов, и прежде всего танковых, на флангах Сталинградского клина. Чего стоил прогноз Гелена о вероятности русского наступления в центре, на Московском фронте? Этот прогноз разослали по фронтам. Его читал и он. Читал и не сомневался в основательности таких предположений. Да что он, фюрер поверил в это? Недаром в районе Витебска создавался резерв дивизий. Не случайно и Манштейна переадресовали туда же как гарантию от неожиданностей. «Если русские попытаются прорвать фронт в центре, группы Манштейна в несколько дней ликвидируют любую попытку».

Представить себе, что советские войска будут наступать в донских степях, никто не мог. Ни фюрер, ни Кейтель, ни Цейтцлер не допускали такой возможности. Можно ли было думать, что русские после трагических для них событий под Харьковом и на Дону, в Крыму и в районе Волхова смогут осуществить наступление сталинградского масштаба? Фантастично! Откуда что взялось? Эти свежие армии и танковые корпуса, угрожающие теперь всей южной группировке вермахта? Эти Жуков и Василевский, скоординировавшие такую сложную операцию? Эти генералы, так точно и так грамотно замкнувшие стрелы у Калача и Советского? Откуда все это?.. Разве летнее отступление русских не казалось преддверием их долгожданной, но наконец полной и окончательной катастрофы?..

Самолет резко осел, и генерал почувствовал, как заныло сердце. Он пальцем подозвал адъютанта, сидевшего в переднем отсеке, и попросил принести рюмку коньяку.