Больше всего на свете я не люблю опаздывать. Поэтому встаю рано. Как летит время: встал в полседьмого, смотрю на часы — а уже семь. Может, они спешат? Я бегу проверять их по телефону. Набираю номер сто — занято. Тогда я звоню Илье:
— Илья, сколько время?
Илья — отличник, он меня поправляет:
— Не сколько время, а сколько времени.
И начинает рассказывать о правилах правописания таких слов, как время.
— Темя, семя, пламя, бремя, — говорит Илья солидно и не торопясь.
Потом он просит меня повторить пройденный материал и ещё говорит, что когда я звоню ему, то я должен первый с ним поздороваться. Об этом он якобы читал не только в наших, но и в книгах зарубежных авторов.
Я говорю Илье:
— Ты меня извини, пожалуйста, но я очень тороплюсь.
Кладу трубку и спохватываюсь, что так и не узнал время. Я прошу:
— Мам, узнай, пожалуйста, сколько времени.
Мама говорит:
— Уже двадцать минут восьмого.
Я спрашиваю, насколько это точно.
— Поторопись, — говорит мама сердито, — иди умывайся.
На всякий случай перед тем, как умываться, я одеваюсь. Потом бегу в ванную. Открываю железную коробочку с зубным порошком, но так как я тороплюсь, то коробочка выскакивает у меня из рук. Я попадаю под снегопад и начинаю смывать порошок. Порошок смыт, но теперь надо сушить одежду.
Мама сердито говорит:
— Ты бы в одежде прямо под душ залез.
Но тут же начинает сушить брюки утюгом. Пар заполняет кухню, и в этой дымовой завесе я быстренько завтракаю и начинаю собирать учебники. Я не помню расписание и потому на всякий случай беру все книги, а ещё прихватываю спортивную форму и халат для труда.
Теперь я спокоен, но не могу найти свой портфель. Прошу папу помочь. Папа, как и мама, сердится, но лезет под тахту и достаёт портфель. Под тахтой много пыли, и он чихает, поэтому не может сказать ничего воспитательного. А я хвалю папу и говорю, что у него нюх, как у розыскной собаки. Папа опять чихает и требует, чтобы это представление было в последний раз.
Но я уже не слушаю. Я развязываю шнурки у ботинок. У меня такая привычка: когда я прихожу домой, то для скорости не развязываю ботинки, а так их стягиваю. Ботинки к этому привыкли, поэтому легко снимаются. Но вот надеть их с завязанными шнурками невозможно. И теперь я должен развязать шнурки, а так как я их вчера завязал не на бантик, а на хороший и прочный узел, то это непросто.
Я применяю разные инструменты, начиная от пассатижей и кончая обыкновенной вилкой, но мне удаётся развязать только один шнурок. Второй приходится резать и потом связывать.
Часам я по-прежнему не доверяю. На всякий случай прислушиваюсь: тикают они или не тикают?.. Тикают. Но вдруг отстают? Я подхожу к окну и гляжу, кто мимо моего дома прошёл в школу… Уже Игорь Васюков идёт! А он приходит тютелька в тютельку! Значит, надо торопиться.
Мама даёт мне брюки, от них идёт пар. Я натягиваю дымящиеся штанины, не снимая ботинок. Для скорости. Но застреваю, потому что по моде заузил брюки. Приходится опять снимать ботинки.
Я прошу:
— Бабуля! Принеси… то есть вызови лифт!
Выскакиваю на площадку и вспоминаю, что забыл сменку. Я возвращаюсь, беру мешок со сменкой.
За это время угнали лифт. Я не теряю времени, бегу по лестнице, добегаю со своего девятого этажа до третьего и тут вспоминаю, что забыл в прихожей краски для рисования. Я опять возвращаюсь, а чтобы бежать было легче, оставляю сумку на подоконнике.
Я лечу наверх и сталкиваюсь с мамой, которая несёт краски. Я бегу опять вниз, но на месте сумки нахожу записку какого-то очень заботливого гражданина. В ней говорится: «Товарищ, который забыл свой портфель, может обратиться в квартиру № 54 после 18 часов».
С этой запиской я иду домой, и мама пишет записку классной руководительнице, и с этой запиской я несусь к школе, потому что боюсь опоздать.