17 января 1878 г. генерал-губернатор К. П. Кауфман в Ташкенте получил извещение от министра П. А. Валуева об избрании И. В. Мушкетова Советом Горного института адъюнктом по кафедре геологии, геогнозии и рудных месторождений и утверждении его в этой должности с 27 ноября 1877 г. Правда, К. П. Кауфман уже знал об этом из рапорта К. В. Гилева от 12 января 1878 г., в котором тот ходатайствовал о приглашении И. В. Мушкетова в Туркестанский край для работы в летнее время в 1878 и 1879 гг. «Прекращение в настоящее время деятельности г. Мушкетова в Туркестанском крае, — писал К. В. Гилев, — деятельности, освещающей научно строение этого края, было бы весьма нежелательно. Со своей стороны г. Мушкетов, сознавая вполне незаконченность своих исследований, и сам хотел бы, исполняя обязанности адъюнкта, заниматься в здешнем крае еще в течение двух лет, чтобы иметь возможность ознакомиться с южным Тянь-Шанем. . . Ввиду... того, что всякий вновь присланный на место, занимаемое г. Мушкетовым, геолог, должен употребить много времени на ознакомление с краем, чем ход геологических исследований значительно замедлится, представляется несомненно выгодным приглашение г. Мушкетова... Кроме всего этого, необходимо иметь в виду незначительность числа лиц, серьезно занимавшихся гелогией, из которых мог бы быть сделан выбор для приглашения сюда, не принимая при этом в соображение ту даровитость, преданность делу и успешность в работе, которые присущи горному инженеру Мушкетову. . .». С этими доводами К. В. Гилева невозможно было не согласиться, и 4 февраля 1878 г. К. П. Кауфман направил отношение П. А. Валуеву с просьбой разрешить командировку И. В. Мушкетову в Туркестанский край в 1878 и 1879 гг. в летнее каникулярное время (с 25 мая по 15 сентября), на что уже вскоре (2 марта 1878 г.) было получено согласие.

8 марта 1878 г. в Географическом обществе И. В. Мушкетов сделал сообщение об основных результатах своего путешествия в 1877 г. на Алтай и Памир, отметив, в частности, что простирание хребтов здесь, как обычно и на Тянь-Шане, восток-северо-восточное или близкое к тому, и, следовательно, предположение А. Гумбольдта о наличии здесь меридионального хр. Болора не подтверждается. Помимо анализа геологического строения и орографии обследованной им в 1877 г.территории он привел сведения и о встреченных им различных полезных ископаемых (каменный уголь, нефть, каменная соль, свинец, бирюза и др.). Доклад произвел большое впечатление — каждое новое путешествие И. В. Мушкетова в Среднюю Азию имело своим результатом значительные научные открытия. И, разумеется, прекращение его исследований в Туркестанском крае не могло не сказаться отрицательно на развитии отечественной геологии. Правда, теперь он сможет уделять им только часть своего времени, поскольку основным его занятием становится преподавательская деятельность.

Совет Горного института поручил ему чтение лекций по общей геологии на 4-м курсе. Этот сложный предмет, требовавший обширных и глубоких знаний как в различных направлениях собственно геологии, так и в смежных с ней науках (географии, астрономии и др.), И. В. Мушкетов принялся читать на столь высоком профессиональном Уровне, что изумил своих маститых коллег-профессоров. В этой связи А. П. Карпинский позднее писал: «И. В. Мушкетов был вполне выдающимся, блестящим, неутомимым профессором. Способности его в этом отношении были, можно сказать, изумительными. То, что вырабатывается более или менее долгой практикой, давалось ему сразу». Но кроме природных способностей его успеху способствовал огромный труд предшествующих лет — самостоятельные систематические занятия в области геологии и смежных наук.

На студентов его лекции сразу же произвели огромное впечатление. Разнообразные геологические процессы в них раскрывались с привлечением и анализом обширного фактического материала, в том числе и личных исследований, доказанные положения строго обособлялись от гипотетичных, указывались нерешенные положения и намечались контуры дальнейших исследований. Уже в 1880 г. этот курс лекций Мушкетова по геологии объемом 776 страниц и сопровожденный рисунками был издан студентами Горного института, а через 3—4 года стал большой редкостью.

В начале июня 1878 г. завершив занятия в Горном институте, И. В. Мушкетов отправляется в свое четвертое путешествие в Туркестан. В Ташкент он прибыл в конце июня и стал готовиться к экспедиции в Восточный Алай. Маршрут путешествия, намеченный еще в Петербурге, проходил по приграничной территории, где в то время проводить исследования было небезопасно, и Иван Васильевич получил разрешение присоединиться к Ферганскому военному отряду генерала А. К. Абрамова, уже отправившемуся на Алай. С намерением скорее нагнать отряд И. В. Мушкетов немедленно выехал в г. Ош. Быстро закупив там все необходимое для экспедиции и снарядившись окончательно, в начале июля отсюда начал свое путешествие вместе с большим отрядом казаков, сопровождавшим полковника В. В. Шпицбера, начальника штаба Ферганской области. По южному склону Алайского хребта они направились на юго-восток к крепости Гульча на р. Куршаб, в то время последнему русскому военному укреплению на Алае. Оставив крепость 11 июля, пошли вверх по долине р. Куршаб, то сужавшейся в едва проходимое ущелье — среди выходов метаморфических пород и гранитов, то вновь расширявшейся там, где река прорезала осадочные породы.

Около урочища Суфи-Курган они догнали экспедицию Н. А. Северцова, следовавшую в Памир. «Встреча эта, — писал И. В. Мушкетов, — была для меня крайне полезна, потому что при перевале через р. Куршаб я сломал свои термометр и барометр, и Н. А. Северцов снабдил меня тем и другим, чем и вывел из крайне неприятного положения — путешествовать без таких необходимых инструментов». Вместе с Н. А. Северцовым они дошли до устья реки р. Шарта, откуда путь экспедиции Н. А. Северцова лежал на юго-запад, к перевалу Талдык, а экспедиции И. В. Мушкетова — на юго-восток, по р. Шарт к перевалу Шарт-даван. Преодолев довольно крутой подъем к нему, по пологой долине р. Южный Шарт они спустились в долину Алая и в урочище Ак-Таш догнали отряд А. К. Абрамова. Отсюда поднялись на плоский перевал Тон-Мурун, соединяющий Алайский и Заалайский хребты и служащий водоразделом двух обширных речных бассейнов — Алайской Кызыл-су (Кызылсу), принадлежащей к системе Амударьи, и Кашгарской Кызыл-су, входящей в бассейн Тарима; с перевала Тон-Мурун спустились в долину Кашгарской Кызыл-су. Здесь в устье р. Кок-су И. В. Мушкетов в гипсоносных толщах обнаружил многочисленные провалы воронкообразной формы, которые, по его мнению, могли быть следствием карстовых процессов, но некоторые из них — возможно, и остатками бывших соляных копей.

От р. Кок-су вместе с военным отрядом И. В. Мушкетов направился вниз по р. Кашгарской Кызыл-су до местности Иркештам, а оттуда — к Эгину, бывшему кашгарскому укреплению, куда было решено перенести стоянку для части военного отряда А. К. Абрамова.

В Эгине И. В. Мушкетов принужден был несколько дней (с 20 до 24 июля) находиться в расположении отряда ввиду военных столкновений на границе, пока исключавших намечавшуюся поездку на оз. Чатыр-куль (Чатыр- Кёль). Тогда он решил сделать экскурсию к верховьям р. Тары и затем опять вернуться в Иркештам, к главной стоянке военного отряда. С согласия генерала А. К. Абрамова к И. В. Мушкетову присоединились астроном Шварц и топограф Азеев.

25 июля они выступили вверх по долине р. Эгина и через крутой перевал Тарт-кол 27 июля вышли на р. Алайкол (приток р. Тара), вниз по течению которой достигли устья р. Урта-Кызык и по ней начали подниматься вверх на Алайский хребет. В 5—6 верстах от устья эта «долина суживается в ущелье, тропинка вьется по страшно высокому карнизу на высоте 1000 и более футов над бурной рекой и местами достигает всего 1/4 арш. ширины, так что лошадь едва может стоять». И так на протяжении более 15 верст — почти до перевала Науруз, открывавшего доступ в долину р. Кок-су, откуда по дороге через перевал Терек-даван И. В. Мушкетов направился в Иркештам.

3 августа вернувшись в расположение главного отряда на Иркештаме, И. В. Мушкетов пять дней проводит в ожидании выяснения возможности поездки на оз. Чатыр-куль, и наконец 9 августа, распростившись с отрядом А. К. Абрамова, по долине Кок-су поднимается на Алайский хребет, перевалив его, 11 августа выходит в долину р. Кызыл, левого притока р. Алай-кол, и, дойдя вверх по ней до ущелья Суёк, через довольно легкий одноименный перевал на Ферганском хребте попадает в верховья р. Арпы.

На северном склоне Ферганского хребта внимание И. В. Мушкетова привлекают пики, формой своей разительно схожие, с вулканическими конусами. «И несмотря на то, что возле Суёка, — пишет он, — я взбирался на некоторые пики и изучал их состав, многие из пиков Неверного склона до того смутили меня своим вулканоподобным видом, что я предпринял еще две экскурсии на наиболее типичные конусы. В силу этого я полагаю, что южнее . . . находятся подобные же черные конусы авгитового андезита, которые и были приняты Столичной за потухшие вулканы; в подобную ошибку должен был бы впасть и всякий другой наблюдатель, не имевший возможности исследовать эти конусы и судивший об их составе по их формам».

От верховьев р. Арпы И. В. Мушкетов 16 августа спустился к оз. Чатыр-Куль, куда должны были прийти проводники, знающие дороги через перевалы на Ферганском хребте. 18 августа он совершил экскурсию на перевал Туругарт хр. Кокшал-Тау. Восхождение было очень трудным. Пришлось оставить лошадей и едва ли не ползти на черный высокий пик с конусообразной вершиной и громадной черной осыпью на склонах, поразительно похожий на потухший вулкан. Оказалось, что этот пик сложен черными сланцами, рассеченными мощной жилой оливинового диабаза. С вершины пика открывался великолепный вид на долину Тоюна и окружающие горы до самого Кашгара.

19 августа подошли проводники с письмом от начальника Нарынского укрепления ротмистра П. М. Мельникова. «От северо-восточного берега озера Чатыр-Куль, т. е. от впадения р. Ак-сай в это озеро, — писал тот, — можно пойти совершенно безопасно до пограничного перевала Туругарт на расстояние не более 20 верст. Если же Вам необходимо исследовать местность за перевалом Туругарт, находящуюся в бывших Кашгарских владениях, то за безопасность Вашего путешествия поручиться нельзя. . .». Учитывая это, И. В. Мушкетов решил .вернуться в Фергану долиной р. Арпы, тем более, что и погода стала портиться — подули сильные ветры, пошли дожди.

Пройдя 150 верст долиной Арпы, он повернул в долину р. Пчана, ведущую к перевалу Чаар-таш на Ферганском хребте. Дождь, ливший с утра 21 августа, заставил остановиться лагерем в низовьях Пчана, хотя был еще только полдень. К четырем часам, когда небо прояснилось, оказалось, что все горные вершины в снегу. На следующий день караван экспедиции, под беспрерывным дождем подойдя к перевалу Чаар-таш, был захвачен здесь таким бураном, что едва не погиб. Спуск прошел благополучнее, так как утихла непогода, но только к семи часам вечера караван достиг долины р. Яссы — этой благодати ореховых рощ и садов. Оттуда через города Узген и Андижан И. В. Мушкетов возвращался в Ташкент, по пути исследуя песчаные барханы у г. Коканда. В Ташкенте он доложил о результатах своей экспедиции и согласовал с К. В. Гилевым план путешествий на 1879 г. — по исследованию Зеравшанского ледника. В конце сентября И. В. Мушкетов выехал в Петербург.

О летнем путешествии 1878 г. в Петербурге он сделал несколько сообщений, вызвавших большой интерес и живое обсуждение, а краткий отчет о нем был опубликован в Горном журнале в 1879 г.

Для работы в Туркестане на свою прежнюю должность И. В. Мушкетов рекомендовал горного инженера Дмитрия Львовича Иванова, который ранее (1868—1873 гг.) служил там в армии и хорошо знал этот край. К. В. Гилев не возражал, и сотрудник Канцелярии генерал-губернатора П. И. Хомутов направил Д. Л. Иванову телеграмму с приглашением туда на службу. Но, к удивлению И. В. Мушкетова, Д. Л. Иванов в Ташкент не приехал. И только по возвращении в Петербург ему передали письмо Д. Л. Иванова, все разъяснившее.

Хочу хоть коротенько посетовать перед Вами, хороший человек, на судьбу, — писал Д. Л. Иванов. . . {9} Вы знаете, что П. И. Хомутов после разговора с Вами послал. . . ответ. . . Но, во-первых, телеграмма сюда пришла только 2 VII, а, во-вторых, что особенно печально, — Хомутов дал адрес: «Васильевский остров, дом № 25, Дмитрию Иванову». . . без указания линии телеграмма не была доставлена. А между тем меня торопили, тормошили и сбивали. . . хлопот с вещами и квартирой было до пропасти, денег до малости, хворь одолела, — и от Вас ни слова. . . В унынии и незнании я наконец порешил на Урал. . . Попросил знакомого сходить на Центральный телеграф и справиться. . ., через 16 дней после того, как телеграмма была послана из Ташкента, я ее получил. . . Рассчитываю, что Вы не покинете меня и среди моих уральских дебрей. . .

И. В. Мушкетов похлопотал о нем опять, и уже весной 1879 г. Д. Л. Иванов находился в.Ташкенте.

Летом 1879 г. И. В. Мушкетов вновь приехал в Туркестан с намерением осуществить задуманное путешествие на Зеравшанские ледники в целях выявления характера четвертичного оледенения в Тянь-Шане, давно его интересовавшего. Но неожиданное обстоятельство изменило планы. В том году великий князь Николай Константинович наметил провести общее изучение трассы для предполагаемой Среднеазиатской железной дороги и р. Амударьи.

Для своей экспедиции он подыскивал геолога, и министр П. А. Валуев порекомендовал ему И. В. Мушкетова. Не воспользоваться предоставляющейся возможностью совершить путешествие по Гиссару, Амударье, Кызылкумам и Туранской низменности для И. В. Мушкетова значило утратить ее надолго, если не навсегда. «Исследование Туранской низменности требовало больших средств и потому для меня было бы совершенно невозможно, — писал он,— а между тем она представляла громадный интерес не только сама по себе, как совершенно новая и неизученная область, отличающаяся громадным развитием эоловых осадков, но также и потому, что исследование это связывало мои наблюдения в горах и низменностях и давало много дополнительных фактов к тем общим выводам, которые были намечены ранее». Он принял это заманчивое предложение, но до начала мая организация экспедиции все еще оставалась под вопросом, о чем свидетельствует, в частности, письмо Д. Л. Иванова к И. В. Мушкетову.

9 V 1879 Ташкент

Только что получил Ваше письмо, дорогой Иван Васильевич, и был очень удивлен, что Вы, хотя и побочным образом, но участвуете в Узбойской экспедиции, так как Гилев передал мне, что дело самой экспедиции проваливается и что Вы приедете на работу . . . Гилев очень рад генеральству... {12}

Однако экспедиция, известная под названием Самарской ученой экспедиции, все же состоялась. Ее участники в конце июля собрались в Самарканде, на окраине которого И. В. Мушкетов попутно осмотрел пещеры, предположительно представлявшие жилища древнего человека; обследовал мавзолей Тамерлана, где удалось собрать для исслевания несколько кусочков нефрита от его гробницы.

В начале августа Самарская экспедиция двумя партиями выступила из Самарканда. И. В. Мушкетов входил в ту из них, что, направившись к югу через г. Карши, знаменитые Железные Ворота в отрогах Гиссарского хребта (горах Байсун-Тау), г. Байсун, долину р. Сурхандарьи и г. Термез, должна была достичь р. Амударьи. В составе партии находились также Н. Я. Ростовцев — полковник Генерального штаба, профессор ботаник Н. А. Сорокин, инженер путей сообщения Н. Я. Ляпунов, художник Н. Н. Каразин и несколько казаков.

В предгорьях Памиро-Алайских гор до сел. Джама всю дорогу их сопровождал чрезвычайно сильный «ветер, сделавшийся в этой лессовой области положительно невыносимым, — писал И. В. Мушкетов, — так как поднимал целые тучи лёссовой пыли, от которой атмосфера буквально приняла лёссовый желтовато-серый цвет; пыль залепляла глаза, набивалась в рот, в нос, дыхание спиралось и скрыться от нее не было никакой возможности; нередко из боковых ущелий вырывался совершенно самостоятельный поток воздуха. . . и производил огромные пыльные смерчи, попасть в которые было настоящим мучением. Местечко Джам и без того непривлекательное, а в такую пыльную бурю показалось просто ужасным. Даже в наши юрты пыль настолько проникала, что к утру не только вещи, но даже наши лица покрылись целым слоем едкой пыли». От Джама начиналась безводная степь Карнак, принадлежащая в то время Бухаре, и уже до г. Карши экспедицию сопровождали, если не сказать конвоировали, бухарские чиновники, за восточной любезностью которых таился обыкновенный надзор. В г. Карши в то время находился бухарский эмир, которому полагалось представиться. «Наше трехдневное пребывание в грязном Бухарском городе вовсе не составляло удовольствия, тем более, что мы, — отмечал И. В. Мушкетов, — в силу бухарских обычаев должны были проводить время в четырех стенах. . ., хотя эмир принял нас очень любезно и обещал полное содействие нашему путешествию по его владениям, что и действительно доказал на деле, как мы убедились впоследстии...».

12 августа они покинули г. Карши и, направившись на юго-восток, через перевал Ак-рабат прошли в ущелье Железные Ворота (Бусгала), рассекающего палеозойскую гряду Байсун-Тау. Ширина ущелья, не превышающая 20 м, местами была еще меньше, склоны его, совершенно отвесные, возвышались на 100—150 м над дном. Длиной не более двух километров, это ущелье представляло собой единственно доступное сообщение между Бухарой, Гиссаром и Амударьей, а потому во все времена имело важное экономическое и политическое значение. По преданиям, при Тамерлане здесь стояли железные ворота, откуда ущелье и получило свое название. Миновав его, экспедиция вышла к Дербенту на р. Ширабад, а затем по долине р. Сурхандарьи — к р. Амударье у г. Термеза. В развалинах этого древнего города И. В. Мушкетов нашел обломок нефрита, заинтересовавший его.

От Термеза по Амударье спускались на лодках и на второй день плавания сильной бурей оказались прибиты к афганскому берегу. «Несколько наших гребцов, — писал И. В. Мушкетов, — в том числе три казака, стали тянуть лодку бичевой, но вскоре попали в болото, опустили бичеву, нас понесло вниз по реке, а они остались на афганском берегу. . . Мы были лишены возможности оказать им какую-либо помощь. . . Когда там раздались выстрелы и барабанный бой, то мы несколько повеселели, потому что это указывало на присутствие военного отряда на афганском берегу, что гарантировало безопасность наших людей, так как афганские власти относились дружелюбно к России. . . Мы поспешили дальше в Келиф, чтобы скорее при помощи келифского бека освободить людей. Наши надежды оправдались: афганцы, по ходатайству келифского бека, возвратили их».

Воспользовавшись остановкой в Келифе, где пришлось дожидаться освобождения гребцов, подавших в руки афганцев, И. В. Мушкетов совершил поездку на месторождение каменной соли, что находилось в 25 км к северо- востоку. Вечером 28 августа, находясь в Келифе, участники экспедиции ощутили легкое землетрясение. Утром следующего дня они отправились дальше на лодках и без происшествий 3 сентября прибыли в г. Чарджуй (Чарджоу). Отсюда И. В. Мушкетов хотел совершить экспедицию к западу, но ему было заявлено, что она невозможна без большого хорошо вооруженного конвоя. Оставив здесь проводников и всех своих лошадей, члены экспедиции с пятью казаками и на двух лодках 5 сентября отправились далее вниз по р. Амударье.

В Петро-Александровск (ныне г. Турткуль) они прибыли 11 сентября, где их тепло и радушно приняли в русском военном отряде. Отдохнув здесь два дня, они отправились через Кызылкумы в Казалинск. Путешествие по этой безжизненной песчаной пустыне оказалось долгим и уто-- мительным. Люди передвигались в запряженных верблюдами тарантасах, которые нередко увязали, и их приходилось вручную высвобождать из песчаного плена. Вещи везлись отдельно вьюками. «Полная тишина, безжизненность, отсутствие воды наложили на окружающую природу печать уныния. . . Но спокойная поверхность Кызыл-Кум совершенно изменяется, как только наступает ветер. Она превращается как бы в бурное волнующее море, где все подвижно, где вместо тумана атмосфера наполняется густою пылью, песком, который все заволакивает и напоминает снежный буран или пургу сибирских степей. На пути от колодцев Биангак и Кос-Кудук. . . нам пришлось вынести. . . ужасный песчаный буран, и, наверно, никто из нас никогда не забудет то тяжелое впечатление, которое мы испытали в продолжении двух дней бурана. При безоблачном небе было так темно, что за 100 саж. ничего нельзя было видеть. . . солнце сквозь пыльную атмосферу было похоже на луну. Наши верблюды едва двигались против ветра, который с такой силой вздымал песок, что, стоя против него, чувствовалась жгучая боль на лице от ударов несущихся песчинок. . . Несмотря на все это, мы двигались хотя медленно, но без остановок. . . нельзя не удивляться тому необыкновенному чутью киргизов — наших проводников, которые. . . даже на потеряли направления, хотя дороги и следа не было. . . На остановках казалось еще хуже, потому что стоило только немного постоять на одном месте, как тут же начал зарождаться бархан; есть и пить можно было только с трудом; всякий кусок быстро покрывался пылью, а чай, приготовленный из соленой воды, быстро превращался в какую-то песчаную массу. Словом, картина была безотрадная. . . Только на другой день к вечеру ветер утих, и мы могли спокойно отдохнуть и очиститься у колодца Дон-Казган». По мере приближения к долине р. Сырдарьи пески отступали, постепенно сменялись степью, стали попадаться многолюдные аулы. Наконец, вечером 25 сентября показалась многоводная р. Сырдарья, а затем и г. Казалинск, где участники экспедиции нашли приют и отдых и, главное, пресную чистую воду, которая после соленой дурно пахнущей воды Кызылкумов показалась нектаром. Из Казалинска И. В. Мушкетов сразу же отбыл в Петербург — задерживаться более нельзя было, так как в Горном институте начинались занятия.

Об этом путешествии он доложил в Петербурге 13 ноября 1879 г. на заседании Минералогического общества, а 24 декабря 1879 г. — на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей.

К. В. Гилев участие И. В. Мушкетова в 1879 г. в Самарской экспедиции воспринял едва ли не как личную обиду, решив не приглашать его более для изучения геологии Туркестанского края, хотя, как известно, сам ранее писал, что в этом усматривает настоятельную необходимость. Даже возникшее у него нерасположение к Д. Л. Иванову, рекомендованному И. В. Мушкетовым вместо себя, не повлияло на его решение проявить в действии, как увидим далее, свою досаду. Человек несомненно умный, но не в меру самолюбивый, К. В. Гилев с получением генеральского чина в 1879 г. стал особенно амбициозен. Во избежание голословности, приведем его оценку работ академика Г. В. Абиха: «. . .При настоящем развитии науки труды даже специалистов по геологии, признаваемых с давнего времени за таковых, оказываются ничего не значащими вследствие отсталости в науке их авторов. Не избежал этого, как мне известно, и последний труд известного геолога Абиха».

12 декабря 1879 г. К. В. Гилев подал на имя К. П. Кауфмана рапорт с уведомлением о прибытии в Ташкент нового горного инженера Д. Л. Иванова и предложением целиком переложить на него обязанности по изучению геологии края на том основании, что истек оговоренный срок (1879 г.) приглашения И. В. Мушкетова. Ознакомленный с этим документом правителем канцелярии П. П. Каблуковым, К. П. Кауфман, не увидев за таким поворотом дела изнанки его, а может, и не ведая о ней, дал на то согласие. Но когда о рапорте стало известно Д. Л. Иванову, тот сразу разгадал, что за этим стоит, и начал резко возражать. Вот что писал он И. В. Мушкетову по этому поводу.

25 XII Ташкент

. . .Я потребовал от правителя канцелярии объяснения, как он трактует это дело; он ответил, что. . . понимать. . . нужно, что Мушкетов не приедет, а Иванов. . . заменит Мушкетова. Я протестовал — он согласился, что сделал просмотр, не доложив дела. . . Каблуков мне обещал поправить дело. . . Я пошел к Гилеву и протестовал. Он очень сконфузился, но не отказался от своего мнения. {19} Тут пошли счеты. . . это очень тяжело рассказывать. . . В разговоре решено, что я подам заявление генерал-губернатору. И ныне подаю протест, в котором развиваю задачи геологического изучения края и требую, чтобы с Вами. . . установили соглашение. . . Протест составлен хорошо. . . .

Рапорт Д. Л. Иванова (от 28 декабря 1879 г.) был действительно весьма убедителен, и К. П. Кауфман, ознакомившись с ним, принял решение вновь обсудить вопрос о приглашении И. В. Мушкетова. К. В. Гилев подал (2 января 1880 г.) новый рапорт с протестом против доводов Д. Л. Иванова, но на сей раз К. П. Кауфман остался на стороне последнего и вскоре (13 января 1880 г.) отправил официальное приглашение И. В. Мушкетову, а вместе с ним и личное письмо.

К официальному письму моему к Вам, многоуважаемый Иван Васильевич, считаю нужным приложить несколько слов. . . К. В. Гилев уже уведомил Вас, что я решил в нынешнем году ограничиться геологическими исследованиями Д. Л. Иванова. Я действительно сначала решил так, но по совещании с К. В. Гилевым и Д. Л. Ивановым пришел к другому убеждению, т. е., что решить вопрос о том, лучше ли Вам теперь же посетить еще Туркестанский край для окончательного обзора или приступить к обработке собранного Вами материала по геологии края, а приехать сюда по окончании Ваших кабинетных трудов, можете Вы один, а не мы. Поэтому прошу Вас при решении сего вопроса, который не может не интересовать Вас, по крайней мере столько же,сколько и меня, не стесняться отзывом ... К. В. Гилева о моем декабрьском решении, а сделать как лучше, о чем буду ожидать Вашего уведомления.

Вероятно, И. В. Мушкетов еще и сам не имел твердых планов на 1880 г., так как на письма К. А. Кауфмана ответил только в начале апреля 1880 г. Действительно, в результате экспедиций 1874—1879 гг. им уже был собран огромный геологический материал, который требовалось срочно обработать и подготовить к публикации, но и задуманное исследование современных ледников Тянь-Шаня не хотелось откладывать надолго. Он все же решается ехать в Туркестан, о чем 7 апреля извещает К. П. Кауфмана телеграммой.

Ваше высокопревосходительство, сердечно благодарю Вас за письмо и позвольте мне необходимо приехать нынешнее лето в Туркестан, чтобы закончить исследования. Во избежание потери времени прикажите выслать мне прогоны телеграммой: выеду в конце мая. Подробности письмом ... . {21}

В письме К. П. Кауфману Иван Васильевич писал, что целью его исследований в продолжение наступающего лета будет главным образом Зеравшанский ледник, который он предполагает вместе с Д. Л. Ивановым пройти пешком. Послал он письмо и Д. Л. Иванову, приглашая его участвовать в экспедиции, и тот, с согласия К. П. Кауфмана прервав свои исследования в Фергане, начал активную подготовку к ней.

Отправил (4 мая 1880 г.) И. В. Мушкетов письмо и К. В. Гилеву.

Читаю и не верю своим глазам, Константин Васильевич! Что это все означает? Откуда все это пошло?. . . Получил от Кауфмана письмо: официальное и частное — собственноручное и до такой степени любезное, что я даже сконфузился; получил от Вас бумагу краткую и для меня малопонятную по своим мотивам. . . Ваша роль в этой истории для меня самая загадочная и грустная — сужу по письмам Кауфмана, в которых он почти извиняется за Вас. . . Признаюсь, я никак не ожидал, что Вы, Константин Васильевич, личную несимпатию к Д. Л. Иванову превратите во вражду ко мне и позволите себе так неосновательно третировать меня, мне даже и теперь не хочется верить этому ввиду наших бывших теплых отношений. . . Я никак не думал, что Вы из-за личной несимпатии решили испортить дело. . ., которое стоит столько труда и денег, которое ведется столько лет и которое до сих пор ни у кого не возбудило даже и тени сомнения в своей полезности. . . Ваш поступок меня не оскорбил и не обозлил, так как я убежден, что он есть плод Вашей горячности, но он меня опечалил до глубины души. . . Вы теперь для меня умерли в смысле человека. Прощайте, высказать все это я считал своим долгом. . .

В конце июня 1880 г. И. В. Мушкетов выехал из Петербурга в Ташкент с намерением, как и в 1873 г., попасть туда через Сибирь, по пути заполнив некоторые пробелы в своих прежних исследованиях. Он совершил ряд экскурсий около Копала, Сергиополя, заехал в Боамское ущелье, посетил оз. Иссык-Куль и в Ташкент прибыл только в конце июля. Но к тому времени работа по подготовке экспедиции была Д. Л. Ивановым практически завершена: заготовлено специальное снаряжение для прохождения ледника, закуплена часть провизии и пр. 31 июля И. В. Мушкетов и Д. Л. Иванов отправились в г. Ура-Тюбе, куда должны были съехаться все остальные участники экспедиции — топограф Г. М. Петров, капитан А. А. Акимбетьев и казаки. И собравшись там 2 августа, все занимались окончательной доводкой снаряжения экспедиции. Имущество у нее набралось много: тут и деревянные сани, и веревочные лестницы, и длинные палки с железными наконечниками (альпенштоки), большой деревянный блок, инструменты для съемок (блок-мензула, рейки и др.), кайлы, лопаты, якоря и многое другое, только одних сухарей около 20 пудов. Решено было по пути купить также 10 собак, которых предполагалось использовать в роди разведчиков, идущих впереди людей, и 8 козлов в дополнение к провианту.

5 августа Д. Л. Иванов из Ура-Тюбе направил письмо исполняющему дела военного губернатора Ферганской области полковнику Ю. В. Мединскому с оповещением о последних приготовлениях для восхождения на Зеравшанский ледник: «Сегодня кончаем здесь с Мушкетовым все приспособления и завтра выходим на Оббурден, в котором будем 7-го вечером. Рассчитываем вступить на Зеравшанский ледник 11 — 12 августа. Движение по леднику займет 10 —12 дней. .. первые пять дней хода по леднику будем посылать ежедневные бюллетени в Самарканд, оттуда просим доставлять их копии Вам... Распорядитесь выставить на р. Исфаре и Соху, возможно выше по ущельям, по 1 конному туземному пикету. . . Если бы спустя пять дней после назначенного срока (о котором Вы будете иметь точные сведения из наших бюллетеней) для нашего перехода через ледники Вы не получили сведений, было бы крайне полезно организовать партию и направить ее для розысков экспедиции...». Такая предусмотрительность была продиктована личным опытом. Д. Л. Иванов еще в 1870 г. участвовал в экспедиции под началом генерала Абрамова, подходившей к подножию Зеравшанского ледника, и знал все трудности и опасности, которые могли их ожидать.

6 августа экспедиция выступила из Ура-Тюбе большим караваном около 40 лошадей. Ей было придано 17 уральских казаков, три переводчика-джигита, нанято несколько проводников, на которых возлагался и уход за вьючными лошадьми. Путь экспедиции лежал почти прямо на юг - к Туркестанскому хребту, и через трудный перевал Ауги 8 августа вечером она вышла в д. Оббурден на р. Матча (Верхнем Зеравшане). Здесь, в долине Зеравшана, жили таджики (матчинцы). «Они заняли своими деревнями все, что можно было занять: кажется, ни одна горная площадка, ни одно расширение в самой долине не пропали даром..., но всегда этого достаточно лишь настолько, чтобы не умереть с голоду... Выше Оббурдена... растительность и пашни сокращаются все более и более... Часто такие обрабатываемые площадки находятся на страшно крутых и высоких склонах, куда с трудом можно взобраться; матчинцы же ухитряются их обрабатывать, вспахивать и собирать хлеб. Домашних животных у матчинцев весьма мало: они обходятся только ишаком да бараном, да изредка коровою; даже собак у них весьма мало; нужных для нашего восхождения на ледник 10 собак мы нашли только с большим трудом... Кур также трудно было найти, так как в нынешнем году происходило поголовное избиение их, благодаря проповеди какого-то хаджи из Мекки, который указывал, что от куриц погибнут таджики.. .».

От д. Оббурден экспедиция пошла вверх по р. Матче к леднику, находящемуся в 140 км, преодолев это расстояние за 5 дней по горным тропам, большей частью расположенным на крутых склонах и буквально висящих на, пучиной реки. Местами в крутых ущельях «тропинка» или высечены в камне, или заменены деревянными мостиками, прикрепленными к скале в виде балконов. Кар низы эти особенно опасны при крутых спусках и подъемах даже пешком неприятно взбираться по ним, но кто страдает головокружением, тому решительно невозможно и пробовать пройти по ним. Попадаются такие дороги, что, не испытав, решительно не веришь, чтобы можно было проходить их. Матчинцы же так привыкли к ним, что считают их вполне удобными».

Морены на Зеравшанском леднике.

Рисунок Д. Л. Иванова.

Верст за 50 до ледника впервые встретилась старая конечная морена, а за 5—6 верст долина несколько расширилась, оживилась небольшими кустарниками и площадками. К краю ледника подошли 12 августа; здесь, расположившись на привале, резали баранов и варили чай и отсюда, отобрав все необходимое для дальнейшего пути по леднику пешком, отправили караван обратно. Правда, одно непредвиденное обстоятельство едва было не испортило дела: нанятые носильщики-матчинцы отказались сопровождать экспедицию по леднику, и только А. А. Акимбетьев, прекрасно знавший местные языки и обычаи, сумел их уговорить.

На следующий день, 13 августа, экспедиция из 30 человек (И. В. Мушкетов, Д. Л. Иванов, Г. М. Петров, пять казаков, два переводчика и 20 носильщиков) в 12 часов дня начала подъем на ледник и уже через две версты достигла его конца, сплошь усеянного каменными глыбами. «Этот первый подъем оказался очень трудным. Люди останавливались очень часто, задыхаясь от тяжести вьюка, от жары, прыгая с камня на камень по огромным остроугольным валунам гранита... Поверхность ледника представляла совершенную пустыню. Ни льда ни снега не было и признаков: все было покрыто моренными накоплениями. .. Груды камней располагались в целые ряды более или менее правильных конусов... Мы совершенно забывали, что идем по леднику, тем более, что в первый день терпели нужду в воде... Первый день был обилен и всякими хлопотами: нужно было приучить козлов, собак, распределить вьюки... разумеется, происходило немало курьезных сцен, вроде того, как матчинцы наказывали за уши строптивых коз.. .». Топограф экспедиции Г. М. Петров, недомогавший еще с Оббурдена, с трудом передвигался по моренам. В первый день прошли около 4—5 верст и остановились на ночлег в одном из оврагов среди морен. С закатом солнца подул холодный ветер и температура упала до 0°С.

На следующий день вышли с утра. Идти стало легче: реже попадались крупные валуны; спокойнее шли козлы, хотя собак еще приходилось тянуть на веревках. Днем было жарко: в час дня температура на солнце достигала 43 °С, а в тени 24 °С. Очень легко шел старший среди носильщиков, Ахун, с необыкновенным чутьем выбиравший наиболее удобный путь среди морен. Один из боковых ледников, круто падающих с Гиссарского хребта, И. В. Мушкетов назвал в его честь — Ахуном. Во второй день прошли уже около 9 — 10 верст и остановились ночевать на склоне долины. Ночью температура упала до —6 °С и подул резкий ветер.

Третий день пути, 15 августа, был самым трудным и опасным. Шли уже по чистому снегу в области фирна, часто разбитого трещинами, благо хорошо видными. Крупные из них перепрыгивали с помощью шестов. Подошли к цирку, а от него направились к перевалу Матча ч^рез Алайский хребет. До него оставалось уже немного, «но добраться стоило больших усилий. Рыхлый снег, вода, перепрыгивание через трещины... значительно замедляли и затрудняли наш путь, — писал И. В. Мушкетов. — Более всего мы страдали от неприятной одышки и боли в коленных сочленениях; чем выше подвигались, тем эта боль усиливалась; казалось, что на ногах привязаны гири ... Когда же преодолели все трудности и взобрались на перевал, то перед нами открылась чудесная картина ... Вдали — к западу — восстает целый лабиринт гор с фантастическими вершинами ... Из верхнего громадного поля снега мало-помалу выдвигается главный Зеравшанский ледник ... На восток, в долину Зардаля, подобная панорама гор еще величественнее, еще разнообразнее: целый ряд ледников ... круто спускаются в мрачное бездонное ущелье Зардаля».

Спуск по Зеравшанскому леднику в долину р. Зардаля (бассейн р. Сох). Рисунок Д. Л. Иванова.

Спуск в долину Зардаля оказался не менее сложным. Ледник здесь образовывал крутые террасы, первая из которых высотой около 50 м находилась в области фирна и заканчивалась снежной площадкой, куда спуститься было несложно, зато вторая, выше (около 100 м) и круче (до 50—60°), обрывалась глубокими зияющими трещинами. Пришлось укрепить якори и привязать к ним веревки, держась за которые стали рубить ступеньки. После нескольких часов усилий удалось спуститься всем и спустить вьюки. Только один Ахун шел по этому склону чуть ли не вприпрыжку, а с половины склона даже не опирался на палку. Два казака, Скачков и Толстов, поскользнувшись на склоне, полетели вниз и едва не погибли. За третьей террасой, преодоленной сравнительно легко, опять начались опасные трещины.

Наступившая темнота заставила ночевать прямо на леднике. К тому же, с трудом передвигаясь, сильно отстал топограф Г. М. Петров; к нему на выручку отправился Ахун. Остальные носильщики, сбросив вьюки, скрылись среди боковых морен. Дров не было. Стали рубить сани, развели костер, сварили еду и чай. К огню потянулись и ушедшие носильщики. В этот день прошли около 13— 14 верст, а на следующий, 16 августа, половину дня спускались по крутому леднику с множеством трещин, затем — по старой конечной морене, окончательно измучившей людей. Но впереди, за мореной, был аул. Маленький и бедный, он был встречен ликованием. Здесь устроили праздник: резали оставшихся козлов, мылись и отдыхали. Итак, Зеравшанский ледник был пройден за 4 дня вместо предполагавшихся 10—12 дней. Каждый день пути по леднику, как и было оговорено, И. В. Мушкетов направлял письма в Самарканд А. А. Акимбетьеву и в Ташкент В. Ф. Ошанину. 16 августа И. В. Мушкетов направил письмо А. А. Акимбетьеву такого содержания.

Многоуважаемый Аким Акимович! Ура! Виват!

Еще вчера, 15 августа, мы перевалили на Зардалю и прошли очень счастливо весь Зеравшанский ледник, длина которого 24 версты.' Труда приняли много, но опасностей мало. Опасен и труден был только едва проходимый спуск по Зардалю. . . Все носильщики прекрасны, а Ахун — лучше всех: распорядительный и умный — словом, молодец; поэтому позвольте Вам принести еще раз мою искреннюю благодарность за Ваше содействие, которому мы обязаны успехом экспедиции. . . {29}

Д. Л. Иванов вел метеорологические наблюдения и, кроме того, несмотря на все трудности, сделал большое число зарисовок, во многом дополнивших наблюдения И. В. Мушкетова. Благополучному исходу экспедиции немало способствовала благоприятная погода: «...достаточно было бы одного небольшого бурана, — писал И. В. Мушкетов, {30} — чтобы расстроить экспедицию, а может быть, и погубить ее; в силу этого я невольно вспоминаю нашего знаменитого путешественника по Азии Н. М. Пржевальского, который часто говорил, что удаче путешествия во многом способствует счастье».

В тот же день, 16 августа, расставшись с носильщиками (которые прежней дорогой, по Зеравшанскому леднику, отправились обратно) и наняв в ауле нескольких лошадей для вьюков и больного топографа Г. М. Петрова, все пешком направились "вниз по долине Зардаля, но, пройдя 8— 10 верст, встретили высланных к ним лошадей и дальнейший путь проделали верхом. 20 августа прибыли в Сох, куда вскоре пришел и караван экспедиции. В Сохе экспедиция разделилась: Д. Л. Иванов двинулся на восток продолжать начатые им весной исследования в Фергане, а И. В. Мушкетов поехал в Ташкент и в начале сентября возвратился в Петербург.

Уже 16 сентября 1880 г. в Минералогическом обществе он сделал сообщение о своем восхождении на Зеравшанский ледник и 3 декабря более подробно доложил об этом на заседании Географического общества, указав, в частности, на отступание ледников системы Зеравшана, по его мнению, характерное и для других ледников Тянь-Шаня и Памира.

В 1880 г. И. В. Мушкетов по представлению профессора В. И. Мёллера за свои труды по изучению Средней Азии был удостоен высшей награды Географического общества — Константиновской медали. Свой отзыв В. И. Мёллер заключал такими словами: «.. .все исследование И. В. Мушкетова очевидно носит характер подвига, полного самоотвержения и по всей справедливости заслуживающего высшей награды, какою общество располагает». В 1881 г. И. В. Мушкетов был избран членом Совета Русского географического общества. Все это говорит о признании выдающихся его заслуг в изучении геологии и географии Туркестана.

Публикации и доклады И. В. Мушкетова о путешествиях в Средней Азии вызвали в те годы большой интерес не только у отечественных, но и у иностранных ученых. В 1880 г. к нему письмом обратился знаменитый венский геолог Э. Зюсс с просьбой сообщить основные результаты по изучению горной системы Тянь-Шаня. В 1881 г. И. В. Мушкетов в нижеприводимом обстоятельном письме Э. Зюссу изложил свои представления о рельефе и геологии Тянь-Шаня и прилегающих территорий.

И. В. Мушкетов в 1881 г.

Под именем Тянь-Шаня следует понимать целую систему горных цепей, направление коих в среднем ЗЮЗ—BCB. Система эта начинается в пустыне Гоби, около Баркуля, где она представлена сравнительно низкой и узкой цепью. Вышина и ширина цепи увеличивается постепенно к западу, причем она дает несколько приблизительно параллельных между собой ветвей, в то же время от нее отделяются обыкновенно к СЗ ветви, которые могут быть большей частью рассматриваемы как самостоятельные цепи. Так, около истоков Кунгеса . . . отделяется хребет. . . Боро-хоро, который соединившись с Джунгарским Ала-Тау, занимает почти всю северную половину территории Кульджи. . . Цепь раздваивается также к западу от Хан-Тенгри. . ., получая еще большее развитие в ширину; максимум, впрочем, достигается на меридиане г. Кашгара, где вся ширина Тянь-Шаня составляет около 300 км. К востоку от меридиана этого города различают не менее четырех цепей, более или менее параллельных между собой, не считая других, менее значительных: 1) Заилийский Ала-тау; 2) Кунгей Ала-тау; 3) Терскей Ала-тау и 4) Кокшал.

Первая известным Дуамским перевалом соединяется с горами между реками Чу и Или, . . . направляющимися, как и Боро-Хоро к СЗ и оканчивающимися у южного конца озера Балхаш. Вторая, Кунгей Ала-тау, несет далее к западу название Александровского Киргизского хребта и ... связывается таким же образом с Кара-тау, идущим в направлении СЗ, параллельно горам между Чу и Или. Две последние цепи, Терскей Ала-тау и Кокшал, начинаются у Хан-тенгри и идут, развили ваясь к западу. Пространство, заключенное между ними, занято всторостепенными хребтами, которые местами достигают значительной высоты. . . Из долин, разделяющих эти цепи, отличается своей шириной долина Нарына, или верхней Сыр-Дарьи.

Терскей Ала-тау. . . оканчивается на западе рядом параллельных цепей: Таласский Ала-тау, Чаткал и Намангинские Кураминские горы; Кокшал продолжается. . . до Алая, который служит связывающим звеном между системами Тянь-Шаня и Памира. . . Между Алаем и Намангинскими горами (и Чаткалом) тянутся к СЗ горы Ферганы, ограничивающие эту область с востока. . . Параллельно Алаю, к югу * от него, тянется Заалайский хребет, а западнее — Гиссарский хребет и хребет Петра Великого. От всех этих хребтов отделяются многочисленные ветви, расходящиеся по равнинам Бухары. . .

Эти . многочисленные цепи могут быть соединены в три группы: 1) цепи, ориентированные ВСВ; они наиболее многочисленны и определяют направление совокупности системы Тянь-Шаня; 2) цепи направления СЗ; они образуют ветви, отделяющиеся от главных цепей к западу, и 3) цепи, ориентированные ЮЗ; малочисленные и второстепенного значения. Где цепи первой группы встречаются с цепями второй, они обыкновенно изгибаются выпуклостью к югу; северные склоны цепей здесь много круче, чем южные; массивные породы более развиты на северном склоне, чем на южном, который, со своей стороны, представляет более правильную систему складок. . .

Цепи образованы главным образом палеозойскими отложениями, также метаморфическими и массивными породами. Более новые отложения выступают отдельными, сравнительно небольшими участками в долинах и залегают всегда несогласно на палеозойских пластах. Констатированы триасовые отложения, юрские (с залежами угля), меловые и третичные. Все эти отложения за пределами внутренних горных долин, где они достигают местами. . . значительных высот (в Алае их наблюдали на высоте. . . 3300—3350 м), выступают особенно у подошвы гор, на краю равнин. . . они представляют местами большое развитие, например в Фергане, в Кульдже и т. д., а также в юго- западной Бухаре и в Гиссарской области, где они образуют даже целые хребты. Эти пласты тянутся. . . на запад до Арала и Каспия. . .

Третичные песчаники, подвергаясь распаду, доставляют материал для летучих песков, разносимых ветрами на обширные пространства. . . самовзгорание мощных залежей юрского каменного угля привело Гумбольдта к допущению для Тянь-Шаня деятельных вулканов — ошибка, разделявшаяся и долгое время спустя. Во всех местностях, где Гумбольдт отметил по китайским сведениям вулканы или сольфатары, можно было констатировать пожары юрских каменноугольных залежей. . . Андезиты и базальты, выступающие к югу от Чатыр-куля, хотя и несомненно вулканического происхождения, не могут служить к подтверждению мнений Гумбольдта, так как они принадлежат не к современной эпохе, а к более древним вулканам третичного периода.

Что касается возраста Тянь-Шаня, то большие хребты, ориентированные СВ, древнее прочих, но эпоха их образования не заходит далее триаса; цепи направления СЗ образовались позже и, по всей вероятности, уже по окончании третичного периода, когда и существовавший до того времени рельеф получил значительное приращение, так как мы видели, что третичные пласты наблюдаются на весьма значительных высотах. Окончательную свою конфигурацию Тянь-Шань получил, следовательно, уже по окончании третичного периода, и некоторые признаки, правда, косвенные, заставляют думать, что поднятие его продолжается еще и в настоящее время. . ,

Это письмо И. В. Мушкетова Э. Зюсс полностью поместил в первом томе своего известного труда «Лик Земли», вышедшего в свет в 1885 г., а затем и в последующих его изданиях (1892 г., 1897 г. и др.). Благодаря этому исследования И. В. Мушкетова в Тянь-Шане получили широкую известность и признание.

Письмо Э. Зюссу представляет большой интерес еще и потому, что в нем И. В. Мушкетов высказал ряд новых положений, получивших в дальнейшем признание и развитие. К ним относятся, в частности, выводы о проявлении в Тянь-Шане различных фаз складчатости; об интенсивных поднятиях, охвативших регион в послетретичное время и продолжающихся еще и в настоящее время, и др.

Весной 1881 г. И. В. Мушкетов женился на Екатерине Павловне Иосса, принадлежащей к известному в России семейству горных деятелей. Отец ее, Павел Андреевич Иосса, в 50 —60-е годы служил в Нерчинском горном управлении, а в 1879 — 1880 гг. занимал должность столоначальника в отделении казенных горных заводов Горного департамента.

В июне месяце И. В. Мушкетов вместе с женой выехал на Кавказ, куда был командирован Географическим обществом для исследования ледников Эльбруса и Казбека с целью произвести сравнительный анализ ледниковых образований Кавказа и Средней Азии. Кроме того, И. В. Мушкетову было поручено ознакомиться с рудными и угольными месторождениями и минеральными источниками в западной части Кавказа, а также принять участие ‘ в V археологическом съезде в Тифлисе. Все это было крайне интересно Ивану Васильевичу, и, несмотря на выделенные небольшие средства и непродолжительное время, он сумел выполнить намеченную обширную программу.

Наиболее трудным было обследование ледников Эльбруса. Но здесь большую помощь И. В. Мушкетову оказал и как переводчик, и как проводник, и как советчик местный житель князь Измаил Урусбиев, который сопровождал их от Нальчика до Эльбруса. К Эльбрусу они подошли с группой охотников-проводников по долине Баксана и начали подъем на его восточный склон. Удалось подняться выше линии фирна, пройти весь ледник, но с высоты около 3700 м пришлось вернуться, так как испортилась погода, густые тучи заволокли вершину Эльбруса, и дальнейшее восхождение было невозможно. И. В. Мушкетов установил, что и эльбрусские ледники отступают, но по сравнению с тянь-шаньскими опускаются ниже.

Е. П. Мушкетова — жена И. В. Мушкетова, Либава, 1892 г.

Осмотрев довольно бегло минеральные источники Пятигорской группы, И. В. Мушкетов направился по долине Ардона до Садонского рудника, затем перешел долину Терека и оттуда по Дарьяльскому ущелью дошел до Казбека, где обследовал его ледники, также отметив их сокращение в современную эпоху. Затем по Военно-Грузинской дороге пересек Кавказский хребет, посетил Чиатурское месторождение марганца и Тквибульское месторождение каменного угля. В начале сентября он приехал в Тифлис, где проходил V археологический съезд, в работе которого И. В. Мушкетов участвовал как делегат от Географического общества. 9 сентября на Съезде он сделал доклад о нефрите из мавзолея Тамерлана; рассмотрел вопрос о месторождениях этого редкого камня, указав на их отсутствие на Кавказе. Большой интерес также вызвали сообщенные И. В. Мушкетовым сведения о надписи на нефрите с могилы Тамерлана, содержащей генеалогию самого Тамерлана, Чингиз-хана, точную дату смерти Тамерлана — « — 14 число месяца Шалбана года 807 (1389)».

В Петербург с Кавказа И. В. Мушкетов возвращался вместе с женой через Черное море и Крым.

1 И. В. Мушкетов: Сб. документов. Ташкент, 1960, с. 82—84.

2 Горн, журн., 1902, т. 1, с. 203-207.

3 Горн, журн., 1879, т. 1, с. 138—146.

4 Мушкетов И. В. Туркестан. СПб., 1906, т. 2, с. 217.

5 Там же, с. 167—168.

6 ГПБЛ, отд. рукописей, ф. 503, д. 185.

7 14 ноября 1878 г. и 7 января 1879 г. - в Петербургском минералогическом обществе; 23 ноября 1878 г. — в Отделении геологии и минералогии Петербургского общества естествоиспытателей.

8 Д. Л. Иванов (1846—1924) в 1866 г., будучи студентом Московского университета, арестован по делу Каракозова, лишен всех прав, отдан на военную службу «рядовым с правом выслуги». В 1867 г. направлен в Туркестан, где в 1871 г. за отличия произведен в офицеры.

В 1873 г. вышел в отставку, поступил в Горный институт, который окончил в 1878 г.

9 ГПБЛ, отдел рукописей, ф. 503, д. 149.

10 Мушкетов И. В. Туркестан. СПб., 1886, т. 1, с. XIX.

11 ГПБЛ, отд. рукописей, ф. 503, д. 149.

12 К. В. Гилев получил чин действительного статского советника.

13 Мушкетов И. В. Туркестан. СПб., 1886, т. 1, с. 531—532.

14 Там же, с. 539.

15 Там же, с. 579—580.

16 Там же, с. 671—674.

17 И. В. Мушкетов: Сб. документов. . ., с. 93.

18 ГПБЛ, отд. рукописей, ф. 503, д. 149.

19 27 декабря 1879 г. К. В. Гилев направил И. В. Мушкетову уведомление о том, что геологические исследования в Туркестанском крае ограничиваются в 1880 г. работами Д. Л. Иванова.

20 И. В. Мушкетов: "Сб. документов..., с. 111 — 112.

21 Там же, с. 112.

22 ГПБЛ, отд. рукописей, ф. 503, д. 87.

23 И. В. Мушкетов имеет в виду изучение геологии Туркестана.

24 И. В. Мушкетов: Сб. документов. . ., с. 132—133.

25 Собр. соч. И. В. Мушкетова. СПб., 1910, вып. 1, с. 424—426.

26 Там же, с. 452.

27 Там же, с. 430.

28 Там же, с. 435—436.

29 И. В. Мушкетов: Сб. документов. . ., с. 143—144.

30 Собр. соч. И. В. Мушкетова, с. 442.

31 Отчет Рус. геогр. о-ва за 1880 г. СПб., 1881. Прилож. 1, с. 5—10.

32 Цит. по: Анучин Д. Н. И. В. Мушкетов и его научные труды. — Землеведение, 1902, кн. 1, с. 113—133.