Павел, по его же словам, прожил и умер «апостолом». Но он стал знаковой фигурой миссионера, что не совсем одно и то же.

Начиная с эпохи Великих открытий, миссионер вошел в европейское сознание, как искатель веры, жаждущий добыть для Церкви новые земли, проповедуя и крестя. Павел не был ни завоевателем, ни распространителем, который мог бы идти по стопам легионов, чтобы расширить Церковь в масштабах заново утверждающейся Империи. Эту перспективу он принял гораздо позднее, оглядываясь назад и размышляя о полной неожиданностей жизни, о ненужных страхах и разрывах.

Павел часто путешествовал против воли, как изгнанник или заключенный в результате различных обстоятельств, оборачивающихся против него. Так что расстояния пройденного им пути не должны смущать нас. Он останавливался везде, где только было возможно, обустраиваясь то в Антиохии, то в Коринфе, то в Ефесе. С течением времени он путешествовал все меньше и меньше, предпочитая вести всю организационную работу из какого-либо одного места. Он часто передавал эстафету и имел посредников, а писал более, чем посещал. Павел действительно не был человеком, который хорошо знал истинное положение дел, и современники упрекали его в этом.

В противоположность Александру или его эпигонам, Павел не горел желанием зайти еще дальше. Он не стремился охватить все и обращать целые пространства. Распространение христианства — заслуга не одних только апостолов, но и самих христиан, которые продолжали продвигать его тут и там. Павел проповедовал и писал, но крестил мало, что подтверждал и сам. Он создавал христианские сообщества не более, чем другие апостолы, но он умел организовывать их.

Его апостольская деятельность развивалась в линейной и избирательной прогрессии. Путешествия Павла всегда имели точную и определенную цель: в Антиохии, в Ефесе и, конечно, в Македонии он отвечал на зов. Он всегда сам определял маршруты и этапы своей деятельности в нужные и обдуманные сроки: считался с другими апостольскими предприятиями; пользовался многочисленными связями, имевшимися в его весьма романизированной семье, занимающейся текстильным производством; понимал геополитику Империи и осознавал, что римская среда обеспечивала преданным иудеям большие гарантии, чем греческие города. Павел не гнался за приключениями в христианстве, но следовал путем, проложенным другими.

Его труд выигрывал качественно, если он терял свой размах. Одно из несомненных достижений Павла состоит в том, что он постепенно достиг городского центра и затронул греко-римское общество. Сначала он проповедовал в Сирии, на границах Империи, затем на границах эллинизированной Малой Азии, и наконец, в Европе, на окраинах городов, среди эллинизированных иудеев и прочих посетителей синагог. Нужно было дождаться Ефеса, чтобы явиться в городе, как истинный наставник мысли, какого ожидали греки. Это образцовый путь для иудея диаспоры, принесший апостолу опыт и исключительное развитие. Будучи странствующим, а значит, иностранцем, он осознавал необходимость принимать некоторый социальный конформизм до того момента, как тот будет принят. Павел полагался на традиции прозелитизма и общие основы, а также основы греческой Библии, мессианических и апокалиптических писаний, распространенных в эллинистическую эпоху. Он чувствовал себя достаточно непринужденно в социальном обществе греко-римского мира.

Павел работал в структуре небольшой группы: в структуре зарождающегося христианства, но также и всего античного общества. Он был лишь одним из апостолов и хорошо понимал это. Другие, как и он, проповедовали в Азии, на Балканах и в Риме, куда христианство пришло до него. Все, подобные ему, вошли в предания о путешествующих проповедниках эллинистической эпохи и особенно в предания о пророках, поскольку они сами называли себя так. Все апостолы имели дары пророчествования и чудотворений. Наконец, многие, как и Павел, изменили имена, чтобы публично заявить о добровольном вступлении на служение и засвидетельствовать о своем особом призвании. Павел не слишком отличался от других апостолов: он не был ни более великим, ни более уважаемым, ни даже более активным. То, что казалось парадоксальным в эпоху Ренана, становилось общепринятой истиной по мере того, как лучше узнавали об условиях развития первого христианства.

Читатель книги «Деяния апостолов» должен воздержаться от ошибочных суждений. Несмотря на ту роль, которую играет тут Павел, и на то положение, которое занимают его писания в Новом Завете, он не связывал со своей персоной все христианство, зародившееся в языческих народах. Поздно начавший апостольскую деятельность, он с трудом проник в эту заполненную сферу и повсюду встречал весьма сильную оппозицию. Нужно ли считать его независимым служителем христианской миссии? Это вопрос, требующий определений: создается, конечно, впечатление, что он очень уж часто шел в противоположном всем направлении, но затруднения и распри, присущие первым христианским обществам, были, кажется, характерны и для миссии Петра, так же как и для миссии Павла, которая в действительности выходит за пределы частных споров, вызванных его резким характером, его бичующими формулировками, его необдуманными или двусмысленными позициями. Павел проповедовал в эпоху, когда апостольство существовало как зов души, который передавался от наставника к его последователям, не подчиняясь какому-то единому принципу, а только Христу.

Никогда не было единодушия вокруг его особы и никогда при своей жизни он не имел признания, как основатель Церкви. Но зато всегда был душой группы. В обществе, построенном на основе личных отношений, он мог пользоваться преимуществами, данными ему при рождении в расселенной, но солидарной и влиятельной семье, а также благодаря личному превосходству, выраженному в знаниях и силе характера.

И в самом деле, в первом поколении апостолов не было личности, обладающей подобной силой. Зависть и измены сопровождали, его, но он никогда не оставался один: от него исходила замечательная надежность, которая «сохраняла группу», беспрестанно содействующую распространению его писаний и мысли. Система миссионерской деятельности (если можно говорить о системе) основывалась на том, чтобы опираться на такие сплоченные группы, которые были одновременно центрами сопротивления и центрами распространения влияния В Македонии, как и в Азии, они имели радиус действия приблизительно в 200 км вдоль линии основной дороги.

Система не менялась, но человек в ходе насыщенной превратностями и неожиданными поворотами жизни перестраивался. Будучи страстным, Павел часто действовал импульсивно или необдуманно, пускаясь в неблагоразумные предприятия, не подозревая, какие волнения они могут вызвать, а его позиции казались противоречивыми. Но неудачи не пугали его, и он всегда извлекал из них уроки. Суровость его характера никак не противоречила широкому уму, жажде знаний и желанию строить новые отношения.

Павел был человек, который формировался всю свою жизнь. Он приобретал опыт, возможно, ценой душевных страданий, но не отступался. Молодой фарисей, воспитание которого состояло в непрерывном учении и которого использовали против христианских групп, сохранил привычки ученого спора: в синагоге, как и в суде, он обязательно приводил оппоненту свои доводы, заняв в то же время его позицию и, таким образом, становясь противником самому себе. Излишества в полемике, в конце концов, приобрели доктринерский размах, породивший выразительные слова богословского учения для многих поколений.

Человек диаспоры, Павел всегда больше всего стремился внедряться в общества. Эта боговдохновенная личность не желала замкнуться в тайной прорицательской деятельности или предаться созерцанию. Этот провидец, этот страстный самоаналитик не проявлял интереса к личности как таковой, но всегда в соотношении с местом пребывания и человеческим обществом, членом которого она являлась. Благодаря этому Павел являет собой достижение редкого равновесия между страстным темпераментом, насыщенным всем иудейским наследием, и прагматичным (даже «медиатическим») образом действий, сформированным общественными идеалами греческого мира.

Человек Империи, он сразу осознал на международном уровне, что значит семья, деятельность, культура, и наконец, Церковь. Родившись и воспитываясь в среде одной секты, но войдя благодаря своему обращению в сообщество, казавшееся в глазах иудеев и римлян, новой сектой, трудясь в кругах, раздираемых взаимным противостоянием различных групп, он никогда не имел в себе сектантского духа. Он стал творцом единства и христианской независимости, даже если это сразу и не осуществилось ни вокруг него, на даже на заложенных им основах. Когда Павел сложил оружие полемиста, чтобы изложить римлянам основы своего евангелия, проведя различие между законом и спасительной верой, он стал первым, кто свидетельствовал об истинных верованиях Церкви, он — кого в Антиохии, Коринфе и Ефесе принимали за самого злостного сеятеля раздоров. В самых последних посланиях он смог разрушить преграды, разделяющие верующих на группы, закрепленные за каждым апостолом, и говорил о единой Церкви в масштабах областей и даже всего мира. Такой была дальняя цель интеллектуала, пришедшего к миссионерской деятельности в виде служения «Евангелию», постигающего доктринальное единство Церкви еще до того, как она приобрела институционную реальность.

Ради славы Господа Павел не боялся выглядеть нелепым, выделяясь на фоне общей действительности, и умело сочетал в себе прагматизм с социальным конформизмом, который содействовал тому, что его послания стали доступны греко-римскому миру — в этом его величие. Но Ренан, не понявший этого, считал апостола несостоявшимся ученым. Павел не замкнулся ни на схематическом рационализме философии, ни в «башне из слоновой кости» — крепости эрудита, ни на своем привилегированном положении. Он жил своей верой и рисковал своей жизнью. Он не боялся вызвать недовольство своих современников, если не было иного пути, он мог говорить парадоксальные вещи и восхвалять безумие ради того, чтобы явить могущество своего Господа. Все, что он говорил, в большей степени обращено к нашему веку.