После случая с мисс Гилен рабочий режим Харта стал прежним. На неделю могли быть записаны два-три пациента, а иногда и всего один. У Вильяма появилось время навестить Джона Вэйла. Свой маршрут до госпиталя он спланировал так, чтобы пройти около детского дома. Он знал, когда в расписании приюта стояли прогулки, поэтому подгадал нужное время. Мальчик, которому он передал ячейку гениальности, прекрасно себя чувствовал. Когда Харт проходил вдоль забора, он как раз что-то конструировал из палочек. Убедившись, что все хорошо, Вильям продолжил путь. Встреча с Джоном состоялась очень теплая. Харт рассказал о своем опыте с извлечением гениальности и о многом другом. День пролетел для них незаметно, так как оба были увлечены дружеской беседой.

Время, которое оставалось у Вильяма после приема пациентов, он посвящал себе, своему внутреннему миру и любимым хобби. Так прошло около месяца. После Кэтрин следующим выделяющимся среди остальных пациентов стал Рик Тимсли. С ним уже поработал врач лечебницы, но помочь не удавалось.

Рик был самым обычным человеком. В свои сорок лет с небольшим он работал менеджером в крупном супермаркете. Его жизнь была запакована в прозрачную пленку предсказуемости. И так длилось до тех пор, пока однажды мистер Тимсли не усыпил прямо на улице, недалеко от места, где жил, женщину. Поздним вечером Рик подошел к ней со спины и приложил к носу марлю, на которую перед этим брызнул хлороформ. После того как женщина потеряла сознание, он принес ее домой и привязал прямо в зимней одежде к стулу. Как только дама пришла в себя, она начала кричать, вырываться, звать на помощь. Рик следил за происходящим, а затем просто развязал веревки и сказал ей, что она может идти домой. Женщина, которая находилась в шоковом состоянии, через несколько минут уже спускалась быстрым шагом по лестнице многоквартирного дома. А мистер Тимсли отправился смотреть телевизор.

Рик проворачивал этот номер раза три или четыре. И не его жертвы, а соседи, напуганные ночными криками из квартиры мистера Тимсли, вызвали полицию. Дело закончилось судом, на котором его признали невменяемым и отправили в лечебницу. И вот Рик был записан на девять часов утра к Харту на прием.

Случай мистера Тимсли представлялся Вильяму очень интересным. Рика нельзя было назвать типичным маньяком. Исходя из его личного дела, никто из жертв не пострадал. Он сам во всем признался и ничего не скрыл от полицейских, которые среагировали на телефонный звонок соседей. На суде Рик говорил, что осознавал все, что делает. Но на вопрос, почему он отпускал женщин, он ответил, что они были не теми, кто ему нужен. В личном деле также указывалось, сколько времени он уже провел в больнице, как себя вел и так далее. Предоставленной информации было достаточно, чтобы составить психологический портрет Рика. Этим и занялся Вильям вечером накануне встречи.

* * *

Мистера Тимсли привели в кабинет к назначенному часу. Он был в одежде, которая выдавалась пациентам лечебницы, находившимся в ее стенах. Как отмечалось в досье, буйным Рик не был, поэтому смирительная рубашка ему не требовалась.

– Здравствуйте, доктор Харт, – начал разговор Рик. – Вы такой юный по сравнению с другими врачами, и кабинет у вас загадочный какой-то, больше похож на музей. Но, пожалуй, это меня не касается, – закончил мистер Тимсли, принявший в кресле скромную позу, соединив вместе колени и положив на них руки.

– Вам не нравится дизайн? – решил поддержать беседу Вильям.

– На самом деле очень даже приятная обстановка. Расслабляющая. Не то что у других врачей. Наверное, у вас какой-то особенный подход к лечению пациентов, поэтому у вас такой кабинет.

– В общем-то, вы совершенно правы, мистер Тимсли. Наша терапия будет заключаться в некой форме гипноза, абсолютно безвредной для вас. Поэтому, как приготовитесь, дайте мне знать.

– А вы мне ничего не внушите? Украсть там что-нибудь или нечто подобное?.. Шутка, доктор Харт, простите. Обстановка вашего кабинета, пожалуй, чересчур меня расслабила. Думаю, что я готов к терапии. Еще раз простите за мою вольность.

– Ничего страшного, – с искренней улыбкой произнес Вильям, – то, что вы не ощущаете себя скованно, очень важно. Раз вы готовы, тогда приступим.

Харт сосредоточил свое внимание на сидевшем в кресле пациенте и уже через несколько секунд находился в его бессознательном. Обстановка была самой обычной: небольшой частный дом, состоявший из трех комнат, ванной, кухни, чердака и подвала. Прежде чем переходить к поиску важных деталей, Вильям решил осмотреть дом целиком. Ничего особенного в глаза не бросилось. Он вернулся в первую комнату, с которой начал уже более детальное изучение интерьера и вещей. Свет исходил из лампочек, вкрученных в светильник в форме солнца. Из желтого круга в разные стороны шли лучи, освещавшие комнату. Само помещение сочетало в себе гостиную и кухню. Рядом со скамейкой, находившейся около кухонного стола, стояли разноцветные тапочки маленького размера. На стуле чуть поодаль от плиты лежало много книг. В них были записаны кулинарные рецепты. Наверное, Рик любил готовить, и это было для него чем-то вроде хобби. После первого увлечения Вильяму встретилось и второе. На кресле-качалке на другой стороне комнаты лежал необычный альбом с толстыми листами. На каждой странице находились углубления, в которые были вставлены пробки от самых разных вин. Харт еще раз все тщательно осмотрел, записал в блокнот то, на что обратил особое внимание, и перешел в следующую комнату бессознательного Рика.

Спальня была аккуратно обставлена какими-то статуэтками из глины. Они стояли везде: на полках платяного шкафа, на тумбочках рядом с кроватью, на подоконнике. Их было не меньше двух сотен. Статуэтки изображали разные бытовые ситуации. Тут же, на стенах спальни, висело несколько цветных фотографий родителей мистера Тимсли вместе с ним. На них он выглядел очень счастливым, не проглядывало ни тени горя в его детских глазах. Вильям всмотрелся в снимок, на котором с левой стороны стоял отец, с правой – мать, а в центре – обнимаемый ими маленький Рик. На заднем фоне – табличка с надписью «Парк развлечений „Яркий день“». Похожая на композицию снимка статуэтка встретилась Харту на прикроватной тумбочке. Вильям взял оформленный в глину сюжет из жизни Рика и поднес его к фотографии, чтобы сравнить. Статуэтка была копией снимка. Напрашивался лишь один вывод: глиняные поделки – это дневник воспоминаний мистера Тимсли, таким образом запечатлены жизненные ситуации, которые оказали на него влияние. Харт записал несколько мыслей в блокнот, после чего, еще раз окинув взглядом просторную спальню, перешел в следующую комнату. За тот день Вильяму хотелось полностью закончить с осмотром первого этажа.

Харт вошел в небольшой уютный кабинет. На рабочем столе лежали диплом об окончании колледжа, школьные дневники и какие-то сувениры. На стенах висели фотографии уже взрослого Рика с друзьями и его домашними питомцами: кошкой и черепахой. В углу комнаты стоял пылесос, а справа от стола, на полу, лежали две гантели. На этом Вильям решил закончить длившийся четыре часа сеанс, и, закрыв глаза для большей концентрации, он открыл их уже сидя в кресле своего кабинета.

– Будете чай? – спросил дружелюбным тоном Харт очнувшегося пациента.

– Да, не откажусь, спасибо.

Пока мистер Тимсли пил теплый напиток, Вильям нажал кнопку, дающую сигнал Сидни об окончании терапии.

– Я уже здоров? – последовал вопрос от Рика, поставившего пустую чашку на столик.

– Мы с вами провели только первый осмотр. Само лечение еще не начиналось, так как сначала нужно поставить диагноз. Думаю, вас ждет еще как минимум два сеанса.

– Ясно… Спасибо вам, доктор, что пытаетесь мне помочь. Я и сам толком не понимаю, зачем делал те вещи. Сознание было на месте, и никакие темные силы ни к чему меня не принуждали.

– Мистер Тимсли, не волнуйтесь. Мы вместе со всем разберемся. Ведь именно для этого мы с вами и находимся здесь.

Дверь приоткрылась, и извинившаяся медсестра попросила Рика следовать за ней.

– Еще раз спасибо, доктор Харт. Хорошего вам дня, – с этими словами мистер Тимсли вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Вильям позвонил Сидни и попросил записать Рика на следующее утро, после чего погрузился в свои мысли.

После ужина Харта навестил Томас Клин. Он заехал всего на несколько минут, чтобы позвать Вильяма в театр.

– Привет! Я ненадолго, – начал Томас.

– Что ты, я всегда рад тебя видеть. Куда-то спешишь? А то стоишь у двери.

– Зашел всего на минутку, в машине ждет Лора. Хочу пригласить тебя в театр. Представление состоится через три недели, и я буду рад, если у тебя получится прийти. Вот, – он протянул Харту билет на спектакль, а затем продолжил: – Я приду вместе со своей будущей женой. Давно хотел познакомить вас, чтобы мы провели дружеский вечер все вместе. Ну и, разумеется, это будет прекрасной возможностью для Лоры воочию увидеть человека, о котором я ей так много рассказывал. Если ты, конечно, не против.

– Надеюсь, ты не говорил, где я работаю, – с улыбкой спросил Харт.

– Наоборот. Мы оба считаем, что у тебя очень интересная и полезная для общества профессия.

– Все понятно. В общем, я с радостью принимаю приглашение и постараюсь прийти. Меня сможет остановить только то, что кому-то из пациентов срочно понадобится помощь. Ты же знаешь, как это порой бывает.

– Да, конечно. Тогда будем ждать.

Вильям поблагодарил Томаса за приглашение, и тот, попрощавшись с Хартом крепким рукопожатием, вышел из кабинета.

«Сколько времени я уже не посещал подобные заведения! – подумал Вильям, оставшись один. – Пожалуй, последний раз я был в театре на курсе третьем». Харт искренне хотел сходить на спектакль вместе с Томасом и его подругой. Он положил билет на видное место, около окна, чтобы не забыть о намеченном мероприятии на вечер среды, ровно через три недели.

* * *

На следующее утро Рик Тимсли вел себя как-то сдержанно и отвечал только на вопросы, которые ему задавал Харт.

– Вы сегодня немного напряжены. Что-то случилось? – спросил Вильям.

– Да нет… Хотя… Мне кажется, вам можно доверять. Вы же сохраните как врачебную тайну то, что я вам скажу? – переходя на шепот, ответил Рик.

– Можете не сомневаться.

– Сегодня утром во мне опять проснулось то желание. Будь у меня что-то вроде хлороформа, уверен, усыпил бы медсестру и привязал бы к стулу в палате. У меня также есть уверенность в том, что как только она пришла бы в сознание, я бы ее развязал, как ни в чем не бывало. – Мистер Тимсли замолчал, но после небольшой паузы добавил: – Я не знаю, почему так, но не говорите, пожалуйста, никому. Мне не хочется принимать таблетки или какие-то другие препараты. Вообще, надеюсь на то, что вы сможете вылечить меня этим самым гипнозом, или хотя бы скажете, каким образом мне нужно себя сдерживать. По правде говоря, мне здесь очень не по себе, – и Рик поднял глаза к потолку, чтобы скрыть выступившие слезы.

– Мистер Тимсли, уже сегодня я смогу поставить диагноз, а дальше мы приступим непосредственно к вашему лечению. Для того чтобы вас немного приободрить, скажу, что мне встречались случаи намного запутаннее вашего, и все проблемы были успешно разрешены с помощью терапии. Так что я уверен, что у нас все получится.

Эти слова помогли Рику взять себя в руки, и через несколько минут он уже был готов ко второму осмотру. Харт сосредоточился и очутился в гостиной, которая была совмещена с кухней, в бессознательном мистера Тимсли. Он сразу же направился в сторону чердака. На нем находилось несколько старых елок, гирлянды, коробки с подарками. Одним словом, яркие воспоминания о прошедших праздниках хранились прямо под крышей. Там лежали еще какие-то вещи в коробках и не только, но Вильям не стал их рассматривать. Оставалось еще одно неисследованное помещение – подвал.

Вильям уже приготовил свой фонарик, так как свет в подвалах бессознательного обычно не горел. Но, открыв дверь, сделанную из темного дерева, он был немало удивлен. Его даже слегка ослепила яркость исходящего снизу света. «Вот и нашлось нечто необычное», – подумал Харт, спускаясь по железной лестнице. Поначалу глаза приходилось прикрывать рукой и что-либо разобрать было сложно. Вильям попытался осмотреться вокруг. Свет исходил из небольших прожекторов, которыми был заставлен подвал. Из-за ярких ламп слезились глаза, и ничего не получалось разглядеть.

Пришлось достать из своего синего мешка темные очки. Как только Харт их надел, он смог наконец рассмотреть обстановку. В подвале стояло двенадцать стальных опор, на каждой из которых размещалось от четырех до семи прожекторов. Несмотря на небольшие размеры лампочек, они давали невероятно яркий свет. К одной стене был прислонен велосипед. На другом конце подвала Вильям увидел рабочее место. Он подошел поближе, аккуратно обходя стальные опоры с прожекторами, чтобы их не задеть. На закапанном машинным маслом столе лежало много инструментов и несколько запчастей от мотоцикла, недалеко стоял сломанный детский самокат.

Харт осмотрел стены и потолок, но ничего особенного не обнаружил и вернулся к необычному освещению. Вильям решил пересечь центр подвала, именно туда было направлено больше всего ярких лампочек. Он чуть-чуть не дошел до середины, как вдруг обо что-то споткнулся. Это была неприметная доска с выступами по краям. Ее цвет не отличался от цвета бетонного пола. Вильям отодвинул доску в сторону, и перед ним открылась аккуратно выдолбленная ямка.

Выемка была достаточно глубокой. Яркого света, заполнявшего подвал, хватало, только чтобы увидеть в бетонном углублении краешек свернутого трубкой журнала. Вильям посветил внутрь фонариком и, достав из синего мешка длинные щипцы, извлек содержимое тайника. Это был комикс, на белой обложке которого было написано черными буквами: «Предвзятое отношение». Вильям открыл комикс и начал его просматривать. Судя по всему, подсознанию мистера Тимсли удалось создать два дневника воспоминаний. Один из них был спрятан бессознательным Рика от него самого.

Все события, запечатленные на страницах комикса, происходили в детском саду. Рику было тогда около четырех лет. Воспитательница детского сада невзлюбила его, это сразу бросалось в глаза, хотя причины такого отношения понять не удалось. Комикс начинался с того, что взрослая женщина отчитывает малыша перед всеми за то, что у него слишком яркого цвета колготки. Если кто-то обижал Рика, то воспитательница за него не заступалась; если же тот над кем-то шутил или кого-то задирал, то ему изрядно попадало. Он и в углу, и в туалете мог стоять в день не по одному разу. Порой она заставляла бегать его вокруг обеденных столиков, держа подушку перед собой, когда он нарушал тихий час. Одним из нарушений был, например, слишком громкий скрип кровати, когда Рик поворачивался на другой бок.

Конечно, у ребенка не получалось описать родителям происходившее. Рик держал все в тайне, потому что не хотел их огорчать, ведь воспитательница могла им рассказать о его нарушениях дисциплины. Он не понимал, за что его наказывали, но видел причину именно в себе, а не в своей надзирательнице, поэтому и винил самого себя. К тому же с его родителями она была предельно учтива. Маленький Рик не раз говорил им, что ему плохо в детском саду, но, поскольку он умалчивал о причинах, они думали, что это связано с пребыванием вне дома без них.

В общем, где-то через полгода у мальчика случился приступ истерики. Воспитательница смогла выкрутиться и оправдать себя. Что она там наговорила или как поступила – было пропущено. Но после этого случая родители перевели Рика в другой детский сад. На этом комикс заканчивался.

Харт свернул его обратно в трубочку, убрал в тайник и закрыл деревянной крышкой, оставив все как было прежде. Он поднялся наверх и прошел в спальню. Статуэток было много, но все они располагались в порядке взросления Рика. Никаких фигурок с тем, что Вильям видел в комиксе, он не обнаружил. Зато нашел множество статуэток, изображавших сцены из другого детского сада, в который маленького Рика, видимо, и отдали как раз после печального случая. На них он, улыбаясь, занимался всякими вещами: играл в мяч, собирал конструктор. Напрашивался лишь один вывод: там он чувствовал себя гораздо уютнее. Была целая серия фигурок: воспитательница протягивает Рику фишку за правильный ответ; она помогает ему рисовать, в общем, прослеживалось явное отсутствие прошлых проблем.

Вильям вышел из спальни. Глубокого анализа полученной информации не требовалось. Маленький мальчик, который встретился с таким отношением к себе в первом детском саду, ничего не забыл. Поскольку с подобным он никогда не сталкивался ни до этого, ни после и воспоминания были очень неприятными, его бессознательное, придав им форму комикса, заботливо поместило серые страницы детства мистера Тимсли в тайник.

Вильям чувствовал, что чего-то он не заметил. Надев темные очки, еще раз спустился в подвал. Отодвинув заслонку и достав комикс, Харт с помощью фонарика начал осматривать сам тайник. Его глубина была около тридцати сантиметров, и на дне лежал клочок скомканной бумаги. Вильям достал его щипцами и развернул.

На первой картинке был изображен мужчина, который привязывал к стулу женщину без сознания. Лицом она немного походила на первую воспитательницу Рика, но из-за размытости изображений точно разобрать, она это или нет, было сложно. Дальше следовала картинка, на которой мужчина задавал пришедшей в себя женщине один вопрос: «За что?» Больше на бумажке ничего не было, но увиденного оказалось достаточно, чтобы понять: вот он, ключ к разгадке случая мистера Тимсли. Этот клочок детское воображение создало очень давно. На рисунке было изображено то, что Рику хотелось сделать со своей воспитательницей. Узнать, зачем она его так травила, и напугать ее. В этом не было для Вильяма ничего необычного: когда человек начинает кого-то или чего-то бояться, он, чтобы избавиться от страха, представляет, как сам нагоняет ужас на то, что его пугало. Необычное в данном случае заключалось в том, что бессознательному Рика удалось сохранить продукт детского воображения как память. Именно по этой причине мистер Тимсли и не мог понять, для чего он связывал всех тех женщин, хотя и делал это осознанно.

Скорее всего, он даже не помнил те полгода, проведенные в первом детском саду, равно как и воспитательницу. На клочке бумаги он сам не был похож на себя, а женщина лишь отдаленно напоминала его мучительницу. Да и картинки были размыты. Но, несмотря ни на что, пыльному скомканному листку удалось каким-то образом дойти до сознания Рика. В общем, главное, что этот клочок был найден. Харт достал из тайника комикс и засунул его вместе с пыльным листком бумаги в свой синий мешок. Как только это произошло, несколько лампочек сразу выключилось, остальные же потускнели. Вильям снял темные очки. Теперь свет в помещении уже больше соответствовал подвалу.

Что конкретно во внешнем мире могло послужить поводом для начала поиска Риком тайника в своей памяти, остается загадкой. Но именно из-за этого разыскивания столько прожекторов находилось в одном из помещений его бессознательного. Вероятнее всего, частицы яркого света попали на спрятанный сверток сквозь маленькие трещинки в деревянной заслонке, что и послужило внутренним катализатором к проявлению его болезни. Ведь он не всегда усыплял женщин и привязывал их к стулу. Вильям поднял с пола доску, закрывавшую тайник, и просветил ее фонариком. В одном месте он действительно обнаружил небольшое отверстие. Оно могло появиться от чего угодно, например, от плохого отношения к Рику коллег или от того, что он увидел, как в супермаркете мама ругает ребенка за капризы. В общем, версий масса, к тому же все происходившее могло просто накапливаться, до решающего толчка. Когда этот момент наступил, в крышке тайника и возникло отверстие, которое пропустило внутрь лучик, исходивший от ярких прожекторов.

В конце концов, если бы никто не вмешался, свет бы пробрался в тайник сквозь трескавшуюся доску. Какой бы картина была при таком развитии событий – сложно сказать. Возможно, мистер Тимсли действительно стал бы маньяком на почве детской травмы. Но теперь, когда реальные и выдуманные воспоминания, связанные не с лучшим периодом жизни Рика, были изъяты из его внутреннего мира, все вернется на свои места. Харт не стал подниматься наверх и прямо у тайника сосредоточился на выходе из бессознательного.

– Думаю, что на этом наши встречи можно прекратить, – сказал Вильям открывшему глаза Рику, после чего нажал специальную кнопку.

– Это значит, что все безнадежно? – с горечью спросил мистер Тимсли.

– Что вы, наоборот! За сегодня удалось не только поставить вам диагноз, но и провести лечение. Получилась очень продуктивная терапия.

– И… теперь я смогу вернуться домой? – не веря своему счастью, отозвался Рик.

– Да. Думаю, терапии больше не потребуется. Вас, скорее всего, подержат еще несколько дней. Все-таки вы сюда попали по направлению суда. Но, мне кажется, не дольше недели, хотя надо быть готовым ко всему.

Рик Тимсли был настолько поглощен радостью, что последовал за пришедшей медсестрой в полной прострации. Он даже забыл поблагодарить Харта, как и попрощаться, но Вильям и без слов ощущал все, что испытывал мистер Тимсли. Конечно, Рик держался стойко, но от человека, способного на сочувствие, не могли укрыться его страх, непонимание того, что с ним происходило. И сегодня ему удалось избавиться от этого груза.

* * *

Рика Тимсли выписали через пять дней – столько времени ушло на оформление документов. Конечно, он будет находиться какое-то время под наблюдением полиции и ему придется приходить на осмотры в лечебницу, но мистер Тимсли с этим должен справиться. В конце концов, он возвращался домой.

В тот день, когда Рика выписали, он зашел к Вильяму, чтобы искренне поблагодарить его за помощь. После ухода Рика, Харту позвонила Сидни.

– Добрый день, доктор Харт. У вас найдется сегодня время для Фрэнка Дежайна?

– Здравствуйте, Сидни. Да, конечно, он может зайти в любое удобное для него время.

– Я передам ему. Хорошего дня.

– И вам.

Профессор Дежайн никогда не заходил просто так. Видимо, предстоит разговор о новом пациенте с непростым психическим отклонением.

Харт подошел к окну, на подоконнике которого лежал билет в театр. Вильям, улыбнувшись, посмотрел на него и переключился на происходившее за окном пробуждение природы от зимней спячки.

* * *

«Память и воспоминания – казалось бы, такие похожие слова, но насколько же в действительности они различаются! То, что привыкли называть памятью, относится непосредственно к сознанию. Это способность к сохранению информации, полученной извне, и последующему ее воссозданию. Чем больше объем данных, которые способен запомнить человек, тем лучше считается его память.

Но есть и другая память – память внутреннего мира, которая является частью бессознательного. Именно она формирует человеческий характер. Индивид будет руководствоваться тем, что в ней заложено. Именно она отвечает за воспоминания. На самом деле, если кто-то попытается извлечь из своей внешней памяти что-то о своем детстве, у него это не получится. Все яркие моменты запечатлеваются внутренней памятью. Просто некоторые из них находятся на видном месте, поэтому у нас без труда получается что-то быстро вспомнить из детства. Что касается сознания, то там никакие факты долго не держатся, и постепенно из него стирается все, что туда попало.

Внутренняя память хранит все сильные впечатления – как приятные, так и неприятные. Если человек хочет забыть что-то, что принесло ему сильную боль, то его бессознательное помогает ему в этом. Правда, негативные воспоминания никуда не исчезают: подсознание просто их прячет или скрывает другими способами. Поэтому порой человек может на них наткнуться, если станет изучать свой внутренний мир, или же они сами могут дать о себе знать. Для второго случая нужен только небольшой, но очень точный катализатор из внешнего мира. С его помощью может запуститься процесс переосмысления окружающей действительности. И хочет того человек или нет, если не он управляет скрытыми внутри себя механизмами (эмоциональными, чувственными, мыслительными), то его внутренний мир могут ждать серьезные изменения, при которых индивиду откроется все, что было от него спрятано долгие годы. Все зависит от значительности “забытого” и от мировосприятия человека, которое сформировалось к моменту, когда он начал припоминать прошлое. В некоторых случаях внутренний мир человека может измениться до неузнаваемости от подобного рода процессов».