Я сидел в кресле по правую руку гранда Адолфо. Так же с комфортом расположились еще четверо знатных граждан Буэнос-Айреса, участвующих в управлении генерал-губернаторством. Остальная благородная публика расселась на принесенных рабами и слугами стульях и скамейках. Действие происходит на Центральной площади при огромном стечении народа. За моей спиной верный Маркел, за ним – чей-то особняк, прячущийся в глубине сада. По левую руку особняк гранда, по правую – церковь Святой Троицы. А перед глазами – помост, на котором на коленях стоят восемнадцать пиратов, захваченных во время их нападения на Новороссийск. Они привязаны спиной к невысоким столбикам и молчат, только обводят бешеными взглядами собравшуюся публику. Ругаться, богохульствовать и орать похабные песни у них уже нет сил. Выдохлись. Зато коррехидора стало слышно. Он приговор читает, а народ только охает, выслушивая перечень преступлений, совершенных осужденными.

Что бубнит коррехидор, я не слушаю, потому что сам надиктовал текст. Сейчас тех, кто находится на помосте, казнят. Гарротой. По очереди. Видя, в каких мучениях умирает его сосед, очередной за ним будет орать о своей невиновности, о преданности испанскому королю, громко взывать к Господу о спасении, и его вопли будут чистой правдой. Ведь на роль пиратов я назначил не только попавших в мои руки англичан и французов, но и десяток испанцев из тех, что две недели назад приперлись грабить Новороссийск и убивать его население. Пиратскую сущность казнимых я, с помощью своей пси-энергии, усилил, заодно внушив, что говорить дознавателям коррехидора, что орать всем остальным и как себя при этом вести. Но ужас предстоящей смерти, возможно, сможет сорвать мою ментальную установку, хотя теперь к их крикам уже никто прислушиваться не будет. Да, я послал на смерть восемнадцать человек, на чей-то взгляд и не заслуживающих такого сурового приговора. И ни сколько об этом не скорблю. Попади мы им в руки, они тоже не скорбели бы. Все просто и понятно.

Я в соавторстве с князем Северским задумал многоходовку, позволяющую: а – не открывая испанцам правды об уничтожении испанского флота, остаться с ними, хотя бы с местными, в дружественно-нейтральных отношениях; б – отвлечь от долгого муссирования произошедшее в заливе Монтевидео и переключить внимание всего населения Буэнос-Айреса на предстоящее. А о предстоящем разговор впереди! Пока же буду смотреть на убогую церквушку. Не нравится мне созерцать синие лица, выпученные глаза и вываленные языки удавленных гарротой. Уж лучше церковь, хоть и на нее без слез не взглянешь.

Место под главное культовое сооружение города было определено раз и навсегда еще в акте его основания от 11 июня 1580 года. Сейчас церковь носит название Святой Троицы и подчиняется епархии Рио де Ла-Плата с центром в городе Асунсьон. О том, что церковь в будущем станет Кафедральным собором, знаю только я один. Но изменится в будущем только ее статус, а не убогий затрапезный вид. Скромное здание из дерева и саманных кирпичей по приказу губернатора в 1605 году будет снесено, поскольку станет слишком старым и некрасивым. На этом месте построят новую, деревянную церковь. Только строители окажутся косорукими, и в 1616 году крыша здания начнет разрушаться. Пока будут судить-рядить, какой проект восстановления лучше, да пока соберут деньги у ревностных, но прижимистых католиков, сооружение окончательно рухнет. В 1618-м году начнут, наконец, строить новую, потратят 1100 песо, но сооружение получится меньшим по размерам, а выглядеть будет более убогим, чем было. Через три года опять поднимут вопрос о возведении другого храма. Но окажется, что папа Павел V еще 30 марта 1620 года объявит о создании епархии в Буэнос-Айресе. Пришлют епископа, обзовут Кафедральным собором убогую церквушку Святой Троицы, и на сорок лет забудут о желании ее перестроить. До 1662 года. Когда же она станет представлять собой почти руину, епископ попросит у короля денег на постройку нового собора. Тот даст 5000 песо, и в 1671-м Кафедральный собор будет построен! Но из-за низкого качества строительных материалов храм вскоре начнет разрушаться. Как уже было не раз. В 1678 году уже новый епископ опять будет просить денег у короля, получит 12000 песо, но так ничего и не сделав, помрет. Только к 1721 году следующий епископ завершит ремонтные работы, построит колокольню, а в следующем году кровля храма будет уже в таком состоянии, что в любой момент сможет рухнуть. И так далее… Такое впечатление, что сменявшие друг друга служители культа нанимали криворуких «мастеров» из «Узбек-тяп-ляп-строй-ремонт-шараш-конторы». А те за 400 лет так работать и не научились, и теперь косорезят на просторах моей покинутой Родины, возводя «шедевры» зодчества.

Но такая судьба у церквушки будет лишь в том случае, если не изменится порядок исторических событий. Но он изменится, потому что в ход истории русские вмешались. И кто знает, что тут будет стоять лет через пять-десять, когда Русский Уругвай станет на этой земле доминирующим государством, а Исконная Русь громко заявит о себе всему миру?

Вспомнил о России и как будто ледышку к сердцу кто прижал: туда мне надо, срочно! Там последний Рюрикович на престоле, он и страна в моей помощи нуждаются! А быстро не получается: здесь еще не все важные для выживания Русского Уругвая дела доделаны.

Сидевший все время без движения гранд вдруг поерзал, прокашлялся и встал. Поднялись и остальные. Я тоже встал, глянул на помост. Казнь закончилась, палач с помощником спускались по лесенке. Миновав цепочку солдат, они нырнули в толпу, резко раздавшуюся по сторонам. «Чистая» публика так же стала расходиться и разъезжаться, а я, дон Адолфо, коррехидор, пастор и еще несколько должностных лиц администрации города отправились в особняк гранда, благо до него было буквально два десятка шагов.

В большом зале губернаторской резиденции уже был накрыт роскошный стол. Вдоль стен в белых костюмах и с белыми салфетками на левой руке выстроилась когорта черных как уголь негров-слуг. На антресоли второго этажа негромко наигрывала музыка. В зале к нам присоединились жены и дочери высокопоставленных руководителей. Отдельной стайкой вошли юноши и молодые мужчины, родственники уже присутствующих. Я с интересом вглядывался в их лица. По горизонтальному шраму на лбу узнал пощаженного в прошлое мое здесь появление Созимо Фаусто Кампос Эстебана, идальго. Он тоже узнал меня, робко улыбнулся и поклонился, приветствуя. Я тоже улыбнулся и кивнул головой. Заметил еще двоих знакомых из задир. Те постарались прошмыгнуть, не подняв на меня глаз. Но я узрел обоих пакостников. А! Пусть живут. Прячутся, значит стыдно, понимают, что наглупили. А вот главного засранца почему-то не видно. Боится, что я свою угрозу выполню и его на дуэль вызову с последующим убиванием? Ха! Бойся-бойся!

Тосты в это время уже были в ходу, только именовались здравицами. Гости расселись согласно «табели о рангах» и, поздравив гранда и меня (именно в такой последовательности) с победой, приступили к трапезе. Я, как почетный гость, сидел с противоположного от гранда торца стола. Слева от меня стоял негр с бутылкой вина. Я отобрал у него салфетку, оказавшуюся довольно приличного размера полотенцем, и повязал ее себе на шею. Так я хотя бы не заляпаю соусом праздничную ферязь. Длины салфетки как раз хватило, чтобы прикрыть и колени. Пристраивая обязательный атрибут застолья, я не сразу обратил внимание на наступившую тишину. Оказывается, использование салфетки таким образом вызвало неподдельный интерес. А мне-то что! Пусть смотрят выходцы из просвещенной Европы и учатся культуре у дикого московита. Подцепив на двузубую вилку с длинным черенком кусочек мяса, макнул его в соус и понес ко рту. Как и ожидалось, капля жирного соуса сорвалась с мяса и шлепнулась мне на грудь. Я отправил мясо в рот, положил вилку, отвернул на сторону салфетку и посмотрел на ферязь. Пятно на расшитой золотыми и серебряными нитями жилетке отсутствовало. Посмотрел на уставившихся на меня испанцев и, улыбнувшись, расправил салфетку. Отпил из серебряного бокала вина и вновь взял вилку. Доны с доньями, кабальеро и прочие идальго зашевелились, послышались негромкие разговоры. Полилось вино, заскребли по блюдам ножи и вилки. Некоторые, подражая мне или поняв, для чего я это сделал, тоже повязали салфетки. Только вот пышные воротники мешали!

Торжественный ужин прошел в легкой непринужденной обстановке. После него были танцы для молодежи и табакокурение в отдельной комнате для лиц более пожилого возраста. Курили практически все, включая и некоторых дам. Что поделаешь! Взаимное влияние культур: европейцы приучили индейцев к алкоголю, а те их – к никотину и коке. Да и флаг им всем в руки! Дурные примеры заразительны.

Наконец празднование закончилось, гости стали разъезжаться. Во дворце гранда по предварительной договоренности остались только самые богатые и влиятельные сеньоры Буэнос-Айреса. Для приватного ознакомления с секретной информацией, полученной мной от «пиратов». Слуги быстро накрыли стол для фуршета в кабинете гранда и были удалены. Дверь для исключения подслушивания охраняли несколько доверенных эскудеро. Когда приглашенные расселись по креслам, я начал свой доклад:

– Сеньоры! Вы, как самые богатые и влиятельные люди этой земли, одними из первых должны узнать то, что сможет помочь увеличить ваши и наши капиталы. Разбирая бумаги, обнаруженные в личных вещах капитана пиратского флагмана, я нашел несколько разрозненных листков из дневника некоего Франсиско Белькомейо, одного из спутников Фернана Магеллана. С тем, что в них написано, я, с позволения своего сюзерена, вас и ознакомлю.

Приглашенные зашевелились, перебросились несколькими фразами и уставились на меня. Я продолжил:

– Предыстория такова: мореплаватель Магеллан в 1520 году проплывал вдоль восточного побережья Южной Америки, совершая свое кругосветное путешествие. Но жестокие шторма не позволили продолжать плавание. Найдя удобную для стоянки бухту, путешественники решили перезимовать в ней. Но по прошествии некоего времени вступили с туземцами в конфликт. То воюя, то замиряясь и торгуя, Магеллан пережил суровую зиму и весной отправился дальше. Но не это главное. Я не знаком с его отчетом о путешествии, но вот, – я взял со стола и показал присутствующим несколько потрепанных листков, – записи его спутника. Листки, как я уже говорил, разрозненные, некоторые обгорелые, на некоторых выцвели чернила. Но вот то, что уцелело.

Я взял один из листков и начал читать:

«…мы в очередной раз замирились с племенем теуэльче. Их вождь Пако Чумба наконец-то понял, что мы здесь будем жить лишь только до весны и не претендуем на его земли. В качестве примирения его люди принесли несколько неплохо выделанных шкур и восемь тушек мелких оленей. Как я понимаю, они тоже голодают, потому дары эти в их глазах весьма дороги. Командор отдарился несколькими железными обручами от старых бочек из-под сала, которое нам всучили в Кадисе вместо солонины. Железа аборигены до нашего появления здесь не знали. Сейчас же эти обручи для них большая ценность. Они их ломают на куски, потом затачивают и получают довольно сносные наконечники копий. С их изделиями нам пришлось очень близко познакомиться, когда наш охотничий отряд столкнулся с индейским. Предметом раздора послужили несколько маленьких оленей уэмуля и пуду, как их называют местные. Я был в том отряде, и наше оружие оказалось лучше. А может мы просто были голоднее…»

Я оторвался от чтения и обвел взглядом кабинет. Приглашенные сидели тихо и очень внимательно меня слушали. Я произнес:

– А сейчас, сеньоры, самое главное!

Положил на стол прочитанный листок, взял другой:

«…один индеец был еще жив, и я подошел к нему, чтобы избавить от страданий. Одежда из шкур на его груди распахнулась, и я увидел кожаный ремешок, висевший на его шее. К ремешку был привязан какой-то предмет, блеснувший под неярким солнцем желтизной. Я наклонился к индейцу. На его шее висел кусок золота причудливой формы унций пять-шесть весом. Я спросил индейца, где он взял его. На что тот прошептал: «Там, где горы» и умер. Я забрал его амулет себе. Это был золотой самородок! Своей формой он напоминал скульптуру Богородицы с младенцем! Я понял, что Господь подает Знак и хочет вознаградить нас за все лишения, перенесенные нами этой ужасной зимой. Перекрестившись, я помчался к командору и показал самородок. Рассказал, как он оказался в моих руках, и предложил поискать место, где индеец его нашел. Но дон Фернан заявил, что Господь…»

Я замолчал. Присутствующие несколько мгновений сидели молча, а потом посыпались вопросы, главным из которых был «А что дальше?».

– А дальше, сеньоры, Магеллан по весне отплыл из бухты Сан-Хулиан, открыл пролив, соединяющий Атлантический и Тихий океаны и погиб в междоусобице. Закончил его плавание Хуан Себастьян Элькано на корабле «Виктория». Из обрывков страниц дневника мне удалось узнать, что пять лет спустя другой мореплаватель, Гарсиа Хофре де Лоайса, прибыл в наш регион с экспедицией, в ходе которой обнаружил реку Гальегос южнее места зимовки Магеллана. Но ни о каком золоте он в своем отчете не упоминал, хотя тоже сталкивался с племенами теуэльче. Почему не упоминал? Не нашлось, что ли, золота у индейцев? Возможно. Ведь место этой высадки разнится с местом зимовки Магеллана. Но поиски, вероятно, все же велись. Ведь в экспедиции Гарсиа Хофре де Лоайса был тот самый Франсиско Белькомейо! Он служил в команде Хуана Себастьяна Элькано, заместителя начальника экспедиции. Вот его корабль и причалил в конце декабря 1525 к устью реки Санта-Крус, где зимовал Магеллан. Франсиско Белькомейо вряд ли держал язык за зубами. Ведь он специально нанялся на корабль, что идет именно в те места, где была найдена «Богородица». Об этом упоминается в обрывке его записей, к сожалению, плохо сохранившемся и еще хуже читаемом. Зачем он рвался сюда? За золотом!

А вот что я узнал из сохранившихся записок самого капитана пиратского флагмана. Оказывается, он приходился правнучатым племянником Франсиско Белькомейо, нашедшего Золотую Богородицу. И легенда о находке жила в его семье долгие годы. Как этот человек получил в свои руки корабль, да не один, к сожалению, узнать не представилось возможности. Но из другого, сохранившегося документа, написанного по-английски, сначала пирату, а потом и мне стало известно, что в 1587 году некий английский корабль принял на борт единственного выжившего из более чем 2000 колонистов, отправившихся из Испании на эти далекие берега. Колонию по приказу короля организовал в 1584 году ее первый и последний губернатор Педро Сармьенто де Гамбоа. Поселение Рей-Дон-Фелипе из-за сурового климата, недостатка продовольствия и агрессивности туземцев просуществовало всего около трех лет. Английский капитан упоминал в своем отчете, что найденный в полуразрушенном поселении одичавший испанец просил забрать его с собой и предлагал за это кошель, наполненный золотым песком и самородками. Он рассказал, как попал на эти берега, вот только указать, где взял золото, несчастный не успел: в тот же вечер, объевшись, умер в страшных мучениях.

Я прервал рассказ, отпил несколько глотков вина, и продолжил:

– Как в руки пирата попал этот документ, мы можем только догадываться. Но мы знаем, что последовало: он сумел сопоставить семейную легенду и записки английского морехода. И приперся сюда, уже с конкретной целью найти золото.

– Ну и плыл бы себе, чего же он на ваш город-то напал? – чей это был голос, я не разобрал.

– Запасы надо было пополнить, рабов нахватать, чтобы было кому золото для него добывать. Да и отдохнуть команде после долгого плавания надо. А потом возвращаться время от времени и с помощью пушек пополняться людьми и продовольствием.

– И все это ты, граф, из каких-то обрывков узнал?

Сказавший это поднялся из-за стола. Им оказался тот самый лохматый безбородый, но с тонкими длинными торчащими в стороны усами, оптовик, что рулит всей торговлей в Буэносе. А вот его компаньонов – толстых лысых бородатых близнецов среди приглашенных грандом небыло. Не по чину, видимо.

– Что-то уж больно сомнительные источники, – поддержал лохматого еще один «богатенький буратино» – скотопромышленник. – Все золото в Чили и Перу, а у нас даже серебра и того нет, как нет и других металлов. Ты, граф, предлагаешь поверить в то, что едва можно прочитать? А ничего, более весомого, ты на том пиратском корабле не обнаружил? Во что можно сразу поверить?

– Да, сеньор граф, а еще что-либо, твои слова подтверждающие, имеется? – послышались голоса остальных присутствующих.

Я обвел взглядом собрание, потом медленно достал из поясной сумки шкатулку сандалового дерева, специально изготовленную моими мастерами-резчиками. Открыл крышку и, перекрестившись, повернул шкатулку так, чтобы было видно ее содержимое. Присутствующие дружно ахнули и подались в мою сторону. Сидевший дальше всех лохматый даже вскочил на ноги, чтоб лучше видно было.

В шкатулке на красной бархатной подложке лежал тот самый самородок, о котором я говорил: «Золотая Богородица с младенцем». Конечно, разглядеть в куске золота Образ мог только верующий человек, каким и был мой спутник в походе за алмазами эскудеро Потап Сазонов. Очень надежный человек. И не болтливый. О своей находке он никому не сказал, меня дождался. А я, как чувствовал, что может пригодиться, тоже не стал афишировать находку. Вот сейчас и хвалю себя за предусмотрительность.

Шкатулку пустил по рукам. Первым был дон Адолфо. Смотрел он на самородок, шептал молитву и крестился. Из его рук шкатулку чуть ли не силой забрал католический священник церкви Святой Троицы, о плачевном состоянии которой я размышлял во время казни пиратов. Он даже облобызал самородок и очень неохотно передал его для обозрения остальным присутствующим благородным сеньорам. Когда шкатулка вновь оказалась в моих руках и тут же в моей сумке, пастор скорчил очень недовольное лицо и открыл рот, намереваясь, скорее всего, оспорить мое право на владение сим артефактом. Но я успел начать говорить раньше него. Пастор заткнулся, но по его виду я понял, что биться за самородок, найденный, по моим же словам, католиком в землях дикарей-язычников, он со мной будет аки лев рыкающий!

– Как видите, есть и материальное подтверждение моих слов. Вернее, прочитанных мною записей. Самородок был найден среди вещей Аугусто Фелипе Белькомейо. Как он уцелел в течение прошедших десятилетий, я не знаю. Бумаги не сохранились, это я уже говорил. Но вот она, «Богородица»! Значит, сведения о золоте правдивы! А если оно там, где указывал Франсиско Белькомейо, есть, то кто помешает нам с вами его взять? Вот именно это предложение от лица моего сюзерена герцога Северского я и уполномочен вам, уважаемые, озвучить. Прошу высказываться.

Вопрос «брать или не брать» валящееся прямо в руки золото закрыли почти сразу дружным «Брать!». И кто бы сомневался в таком решении? Дольше длились дебаты по вопросу «как брать». Испанских поселений там нет. Значит, их придется строить, то есть, вкладывать деньги. Блеск золота хоть и слепил глаза, но не затмевал разум деловых людей. Организация солидной экспедиции требовала существенных материальных затрат. Один-двое, да даже десяток богатых не осилят такое предприятие. Чтобы оно заработало, принесло доход и не повторило судьбу поселений Педро Сармьенто де Гамбоа, надо вложиться многим.

Поэтому я предложил организовать золотодобывающую компанию на паях, куда мог вступить любой желающий, внесший определенную паевую сумму и зарегистрировавшийся в специальной книге пайщиков. Даже одно песо, вложенное в дело сейчас, через три года, срок начала выплаты дивидендов, принесет хорошие деньги. В качестве паевого взноса лично я предложил девять сотен негров-рабов, что с фазенды португальского плантатора увел. Весьма весомый пай у меня получился: негры стоят дорого, ведь из индейцев покорных рабов в большинстве случаев не получается.

Я был уверен в успехе предприятия. Ведь я знал, что золото в будущей аргентинской провинции Санта-Крус имеется! А чтобы долго не искать, отправлю туда своих рудознатцев-геологов, вложив им в память конкретные места, где в далеком будущем это золото должны были бы найти совсем другие люди. А найдут только следы прежних рудников. Се ля ви! Мне это золото здесь и сейчас необходимо. Я должен обеспечить в грядущей войне с Испанией если не лояльность местных испанцев к русскому поселению, то хотя бы стойкий нейтралитет. Для этого и была выдумана правдивая сказка с использованием бразильского самородка.

Князь, когда мы с ним обсуждали детали этой авантюры, спросил, для чего она мне. Я честно ответил, что хочу ослабить воинскую силу города его родственника. По количеству жителей наше поселение раз в пять-шесть малочисленнее. Воинов-профессионалов у дона Адолфо раза в четыре больше. Не говоря уже о массе городских быдлян, что по зову католической церкви и приказу короля с радостью кинутся резать и грабить иноверцев: уж очень многим наш богатеющий город глаза колет! А тут нате вам, соседушки – достовернейшие сведения о лежащем чуть ли не под носом золоте. Протяни руку и бери! Сразу найдется столько желающих на почти халяву, что будут согласны всю дорогу стоя ехать, лишь бы добраться до вожделенного Эльдорадо. Король и церковь с их заморочками с русскими пусть идут лесом! Золото важнее чьих-то разборок.

Именно на такую реакцию населения Буэнос-Айреса я и рассчитываю. Конечно, ежели что, то мы уже имеющимся оружием смогли бы изрядно проредить поголовье слишком рьяных жителей Буэнос-Айреса, но делать это нам не выгодно. Ни к чему явный, озлобленный потерями враг под боком. А за неявным можно и проследить, с последующей корректировкой его мыслей или жизни. Я даже «Золотую Богородицу» католическому пастырю отдам, хоть и жаль уникального самородка. Но сочиненная мной легенда должна быть максимально правдива.

Вновь достал из поясной сумки шкатулку с «Богородицей» и положил ее на стол. Падре тут же потянулся к ней, но, услышав недовольное «Кхе-кхе!» дона Адолфо, убрал руки. А я встал и произнес:

– Для укрепления добрососедских отношений между Новороссийском и Буэнос-Айресом по решению князя Северского и настоятеля православного храма Воли Господней протоиерея отца Михаила, я уполномочен передать этот Знак Господень, золотой самородок, которому сам Господь придал обличье Богородицы с младенцем, в вечное владение католическому храму вашего города. Пусть этот Знак оберегает город и живущих в нем людей от внешних бед и внутренних раздоров. Внушает только добрые мысли и подвигает на добрые дела.

– Амэн! – Громкий голос падре разнесся по кабинету дона Адолфо. Присутствующие встали и начали молитву. «Богородица, радуйся!..» громко разносилось по покоям губернаторского дворца. Слуги и охрана, стоявшая за дверью и в саду под окнами, подхватила эти слова. Но вот прозвучал заключительный «Амэн!», и мы опустились в кресла. Гранд позвонил в колокольчик, черные слуги бегом расставили на столе свежие закуски, добавили несколько кувшинов вина и убежали.

Немного подкрепившись, продолжили уже не обсуждение, а планирование экспедиции. Прежде всего, встал вопрос транспорта. Своих кораблей у Буэнос-Айреса не было, фрахтовать приходящих из метрополии купцов дорого и ненадежно, да и весть о золоте они разнесут по всему миру, спровоцировав ненужный ажиотаж как в колониях, так и в метрополии. И я предложил губернаторству купить пиратский флагман. Цену обсуждали не долго, тем более что я от имени князя пообещал предоставить корабль в полной комплектации с пушками и нетронутым арсеналом. Но одного корабля будет мало, и дон Адолфо попросил об аренде двух моих кораблей, флейта и бригантины. О стоимости аренды тоже договорились. Я не ломил цену, деловые люди это заметили, и мой рейтинг благородного кабальеро повысился. Таким образом, вопрос с транспортом был закрыт.

Как человек северной страны, знающий, что такое настоящие морозы, я предложил поставить для экспедиции некоторое количество верхней одежды и обуви, называющиеся по-русски «полушубок» и «сапоги меховые». Ведь земли, в которые отправятся золотоискатели, достаточно холодны большую часть года. Почти постоянно с океана дуют ветра, а осенью идут дожди. Зимой по всей провинции часто выпадает снег. Скотопромышленник тут же предложил поставить выделанные овечьи и бычьи шкуры, как часть своего паевого взноса. Обсудили количество и цену готовых изделий. Лохматый усатый представитель торгового сословия, ведший протокол заседания как самый грамотный из присутствующих, занес соглашение в документ. Следом за скотопромышленником высказались остальные пайщики. Каждый что-то предлагал в качестве взноса. Предложение обсуждалось, если предлагаемое принималось, то обсуждалась цена и необходимое количество. Размер взноса каждого участника компании решили сделать одинаковым, равным самому крупному. Моему. Правда, не всем это понравилось, но если хочешь получить равную долю прибыли – равно и вкладывайся! Вчерне обговорив главные технические вопросы, пайщики покинули дворец губернатора. Решили встретиться через день. Для более тщательного подсчета и подготовки договора распределения расходов и доходов им необходимо время. Пусть считают! А я отправился в выделенные мне покои, отдыхать.

Олигархи Буэнос-Айреса с громким чмоком заглотили моего золотого червяка. Теперь их лояльность по отношению к Новороссийску, а то и возможность военной помощи в случае агрессивных действий метрополии, обеспечена процентов на девяносто. А если взыграют оставшиеся десять, то я знаю, как и куда наступить. Всегда найдется очень агрессивное индейское племя, что нападет на Буэнос в отсутствие многих испанских воинов и сожжет его, как это уже было разок. А у нас в Новороссийске об этом узнают или слишком поздно, или воины наши будут заняты отражением набега диких чарруа. И помочь соседям не успеют… Короче, отмазку придумаю!

Буэнос-Айрес, полусонный городок в нищей провинции, всколыхнулся! Бросив дела, люди обсуждали Новость. Пробираясь с Маркелом через толпу возбужденных обывателей, я со всех сторон слышал только одно: «Золото!». Как и предполагалось, подслушанная у дверей губернаторского кабинета информация мгновенно обросла ворохом домыслов. Оказывается, даже берега Магелланова пролива сложены из золотоносных скал. А в каждом ручье или речке дно усыпано самородками. И один из них, в котором каждый истинно верующий католик может узреть Деву Марию с младенцем Иисусом на руках, находится в церкви Святой Троицы. Я глянул в сторону церкви и испугался, что она может рухнуть, не выдержав напора жаждущих увидеть материальное подтверждение своих меркантильных желаний. Золотая лихорадка охватила город всерьез и надолго.

Пройдясь по рынку, заметил, что цена на любое оружие существенно выросла. Как и на железные кирки и лопаты. Быстро торговцы сориентировались! Есть возможность и княжеству заработать, у нас много старого оружия, включая фитильные пищали княжеских стрельцов. Да и оружейники мои постарались. Я ведь много из будущего притащил стрелковки, что на переплавку только и годна. Дернул тогда у жадного прапора, что меня под бандосов хотел подставить, все, что на складе у него было. До последней железяки. Только мало что в дело пошло, серьезный ремонт такого оружия делать пока некому. То, что сразу в горн не засунули, разобранное на запчасти легло по отмаркированным ящикам, дожидаясь своего часа. Кроме стволов. Из них, и еще прикладов, мои умельцы стали делать дульнозарядное кремневое оружие. Винтовальное, как говорят в это время, то есть нарезное. Испытывали его как с дымным порохом, так и с бездымным, изготовленным хирургом-алхимиком Жан-Полем. Я сам пострелял из такого самодела. Приемлемо! Особенно с пулей Минье. Она имеет коническую выемку в задней части. Особенностью данной пули является то, что при выстреле ее хвостовая часть расширяется и обеспечивает надежное зацепление пули с нарезкой ствола винтовки. Вот и выброшу на рынок эти самоделки. Но только с дымным порохом. Как раз для старателей подойдут: легкие и точные.

Пробыл я в Буэнос-Айресе еще неделю. Город бурлил, как кипящий котел. Шум толп народа доносился даже в кабинет дона Адолфо, где собрались пайщики – восемь самых богатых людей города. И я, девятый. Сами олигархи за золотом, конечно же, не поплывут. Их интересы будут представлять доверенные приказчики с группами поддержки. Своего доверенного, голландца Питера ван дер Дуфа, в свое время привезенного в княжество доном Мигелем, как и его теперь постоянного спутника, индейского парнишку-телепата Сеню Пуму, играющего роль слуги, я привез с собой. Для знакомства с остальными доверенными.

Конечно же, собрались в поход и несколько иезуитов. Куда ж без них! Понесут слово Божие в дикие края. А хитрый настоятель церкви Святой Троицы распустил слух, что тому, кто сделает взнос в церковную кассу, Богородица поможет в поиске золота. Верующий народ попер в храм, как лосось на нерест. Я видел это, и всерьез испугался, что старая церквушка рухнет под напором жаждущих милости. То бишь, ЗОЛОТА!