Карл Иванович Вирхов спешно покинул здание Окружного суда на Литейном, рядом с ним рысцой трусил кандидат на судебные должности Павел Миронович Тернов. Юный юрист бережно прижимал к груди портфель, где лежали должным образом оформленные бумаги, – товарищ прокурора, покоренный безупречной логикой опытного следователя, без колебаний подписал разрешения на обыски и арест, о которых тот хлопотал.

Следователь теперь точно знал, кто убийца книжного воротилы Сайкина. Этот человек фотографировал Сайкина, Суржикова и компанию в издательстве. Карл Иванович в который раз за свою многолетнюю практику убедился, что стоит начать расследование, как из массы ежедневных случайностей обязательно всплывают имеющие непосредственное отношение к делу. Такой судьбоносной случайностью стала и демонстрация тщеславным морским волком доктору Коровкину знаменательной фотографии.

Теперь Вирхов направлялся к Суржикову, важнейшему свидетелю в запутанном деле, чтобы прихватить его на очную ставку с убийцей. По дороге Вирхов заглянул в участок, забрал околоточного – на случай, если потребуется применять силу.

Прислуга провела Вирхова и его спутника в запущенную комнату, служившую и гостиной, и столовой. Любитель кактусов и двое его друзей хлопотали вокруг винной бочки, водруженной на деревянную лавку, пребывая в изрядном подпитии.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – растерянно пробормотал Суржиков, узрев на пороге человека в шинели и форменной фуражке. – Чем обязан?

– Вижу, некстати, – пробасил важно Вирхов, осматривая необычное убранство гостиной. – Что празднуем?

– Праздника особого вроде нет. – Суржиков поскреб затылок и просиял: – Да душа у меня поет! Зацвел мой самый драгоценный кактус. Видимо, от повышенной влажности и упавшего давления. Эх, такие наводнения, да почаще бы… Поверьте мне на слово, этот кактус – панацея от мужской слабости!

– Это он? – Вирхов брезгливо сощурился, уставившись на подоконник: там, из цветочного горшка торчал внушительный зеленый столб с безобразными колючками, на его макушке вспучилось нечто розовое, в основании столба примостились два пузатых, ершистых шарика.

– Нет, ваше превосходительство, это мелочь, дрянь. А вот извольте взглянуть на настоящее чудо!

Суржиков мелкими шажками перебежал к двери, ведущей в смежную комнату, и распахнул створки. Взору Вирхова и выглядывающего у него из-за плеча раскрасневшегося Тернова предстала кактусовая оранжерея с брезентовым ложем хозяина посередине. Комната была жарко натоплена.

– Вон, на скамеечке, видите? Это и есть мой триумф, – горделиво прошептал Суржиков, с любовью глядя на невзрачный голубовато-серый шарик с желтоватыми пятнами, въевшимися в колючки подобно болячкам. – Боится сквозняков, долго любоваться нельзя.

– Вы и Сайкина этим зельем кормили? – скривился Вирхов, для которого таинственная смесь, обнаруженная в котелке Сайкина обрела зримую реальность: помимо сельдерея и соли, там мог быть и кактус.

Суржиков разом поскучнел.

– Цветения он не дождался. А отросток у меня запросил. Как издателю откажешь? Опять-таки опыт полезный.

Вирхов хмыкнул.

– На потайную квартиру Сайкина хаживали?

Морской волк не стал запираться – личность таинственного старьевщика в морской форме была установлена. Довольный, что одной загадкой в деле меньше, Вирхов вернулся к столу, возле которого притихли, словно стараясь стать еще невзрачнее и незаметнее, суржиковские собутыльники.

– Кто такие? – следователь насупился. Вместо мужичков отозвался хозяин квартиры:

– Друзья мои давнишние, из отставных служащих, сами ко мне пожаловали. С уловом. Вода-то спадает, ваше превосходительство.

– Так эту бочку из воды выловили?

– Так точно, ваше превосходительство, у вас глаз опытный. Стихия, она и есть стихия. Сколько добра погибло! Нам такую бочку вина и в складчину не купить, а тут задаром досталась! Когда я плавал, мы иной раз и не такие бочонки вылавливали – вся команда гуляла напропалую.

– Вам и сейчас надобно всю команду созывать, – проворчал Вирхов. – Чего не открываете?

– Дак пока дотащили, пока отдышались, пока рассмотрели. Тут и вы нагрянули. Извините, зачем изволили пожаловать? – В голосе Суржикова слышалось явное нетерпение.

– На днях вас посещал доктор Коровкин, – сказал Вирхов строго, – и вы показывали ему фотографию. Где она?

– Здесь, здесь. – Суржиков с готовностью достал из комода снимок, на котором были изображены покойный Сайкин, его дочь, Суходел, Малаховская, Полянский, Суржиков.

– А кто снимал? Кто фотографировал? – спросил Вирхов, заранее предвкушая ответ.

– Фамилии не помню, – заторопился с ответом хозяин, – мужчина-красавец, фотографический аппарат дорогой, из-за границы, на шее висел у него в кожаном футляре. Сопровождал госпожу Малаховскую. – Суржиков явно пребывал в недоумении. – А почему вы спрашиваете?

– Вы же сами назвали Сайкина убитым, – ошарашил хозяина Тернов. – Так, может, он и есть убийца?

– Я как-то не подумал, – трехдневная щетина не могла скрыть внезапную бледность бывшего морского волка, – тысяча чертей на сундук мертвеца…

– И бочонок рому, – подхватил со значением Тернов. – Собирайтесь.

– Зачем? При чем здесь я? – отпрянул Суржиков. – Мне некогда, у меня друзья…

– Друзья подождут, – отрезал Вирхов. – Кроме того, они вдвоем с бочкой вина не справятся. Останется и вам.

– Ну уж нет, справятся, – запротестовал Суржиков. – Но если надо служить закону, я могу. Хотя у меня слабое сердце.

– А если у вас слабое сердце, – раздельно произнес Вирхов, – и доктор Коровкин это подтверждает, то придется бочку с вином у вас конфисковать. Во-первых, она не ваша. Может быть, ее будет разыскивать хозяин, тот же Астраханкин. У него винный погреб размыло. А во-вторых, вам пить вредно для здоровья.

– Что вы, ваше превосходительство! – взвыл бывший морской волк. – Сердце у меня уже не болит. И бочку вряд ли кто-то искать будет. Кому она нужна?

– Где это видано, чтобы бочками вина так запросто разбрасывались? – Вирхов принял решение. – Бочка арестована. Все присутствующие свободны. Господин Суржиков, поедете с нами

Гости бывшего капитана понуро покинули комнату, не решаясь вступать в пререкания со служителем закона.

– И велите околоточному зайти, он за дверью дожидается, – крикнул им вслед Вирхов.

Когда околоточный явился, следователь объяснил ему задачу – доставить бочку в здание Окружного суда. А сам вместе с Терновым и Суржиковым отправился к господину Холомкову, имевшему собственный дом у Измайловского проспекта, во 2-й роте.

Швейцар сообщил, что хозяин дома, принимает гостей. Представители закона и их невзрачный спутник освободились от пальто и калош и прошествовали в приемную, отделанную под мрамор. Дубовая с позолотой боковая дверь бесшумно открылась, и оттуда выскользнула горничная в туго накрахмаленном белом фартучке и в кружевной наколке на светлых приглаженных волосах. Не сразу, но Вирхов узнал в ней Манефу.

– Вот так встреча! – поразился Тернов. – Никак не ожидал! Наряд вам к лицу! И интерьер тоже. Вы даже похорошели!

– Не понял, – сказал Вирхов. – Что вы здесь делаете, голубушка?

– Служу, – нимало не тушуясь, ответила зардевшаяся Манефа. – Хозяин-то помер, работу я потеряла. Господин Рымша приказали, чтобы ноги моей в его доме не было. Куда ж бедной девушке деваться?

– А как вы оказались здесь? – допытывался Вирхов.

– Варвара Валентиновна помогли, – ответила Манефа. – Они, благодетельница, боялись, вдруг я матушке их проболтаюсь о подвигах покойного супруга…

Вирхов отшатнулся как от удара по лицу.

– Зачем же столько цинизма? Нельзя без злоязычия обойтись?

Манефа ухмыльнулась и отвела глаза.

– Доложи барину, что есть к нему срочное дело. – Вирхов вынул визитку из кармана и протянул горничной.

– Барин не один, у него гости, – упрямилась та.

– Не твоего ума дело, – побагровел Вирхов. – Докладывай.

– А про господина как докладывать? – Манефа уставилась на скукожившегося Суржикова.

– Поторопись, голубушка, – вконец рассердился Вирхов. – Уверен, не случайно ты здесь, милая. И Варвара Валентиновна ни при чем. Плачет по тебе каторга, плачет.

Манефа пожала плечами и отправилась докладывать.

Через минуту она пригласила Вирхова, Тернова и Суржикова проследовать в гостиную Ильи Михайловича Холомкова. Хозяин встретил их приветливо, широким жестом указал на стулья светлого ореха, с новенькой обивкой голубого бархата, – впрочем, и все в этой голубовато-серой гостиной было новенькое и дорогое. Стены ее, затянутые полосатым шелком, вместо привычных гравюр и картин были украшены плоскими застекленными ящиками с коллекциями мертвых жуков и бабочек и многочисленными любительскими фотографиями в дорогих рамках: портреты групповые и персональные. На диване, рядом со столиком, где стояли хрустальный графинчик с вином и бокалы с темным бордовым напитком, расположилась синьорина Чимбалиони. В вишневом бархатном платье она смотрелась в голубой гостиной на голубом диване чрезвычайно эффектно. Смущенный Тернов уставился на невозмутимую Шарлотту – цирковая дива картинно поднесла к алому ротику тоненькую, длинную пахитоску, собираясь вдохнуть в себя очередную порцию сладкого табачного дыма.

Около нее застыл ладный рыжеволосый мужчина в форме полковника артиллерии.

– Прошу прощения, Карл Иваныч, – Холомков слегка поклонился, – беседую с друзьями. Готов представить, если наше общество окажется для вас желательным.

Вирхов поморщился:

– С фройляйн знаком, поклонник ее таланта. – Он обернулся к полковнику.

– Полковник Вернер, Вильгельм Саввич, – поклонился тот, – служу в Главном артиллерийском управлении.

Вирхов представил своих спутников. Тернов хотел, но не решался подойти к обворожительной канатоходке и поцеловать ее пухленькую ручку с отполированными ноготками. Суржиков застыл у дверей, как обшарпанный монумент, и только бегающие глазки выдавали в нем живого человека.

– Чем обязан? – холодно поинтересовался Холомков.

– Ваши гости будут нашими понятыми, – многозначительно ответил Вирхов. – Всем оставаться на своих местах.

Прекрасное лицо хозяина вытянулось.

– Именем закона вы арестованы, – рявкнул Вирхов.

– Именем закона? – повторил машинально Холомков. – Почему?

Он глянул на софу, где валялся скомканный черный плащ, который совсем недавно всучила ему разгневанная дочь профессора Муромцева. Неужели барышня натравила на него следователя, обвинив в домогательствах и преследовании?

– Милостивый государь, вы обвиняетесь в умышленном убийстве господина Сайкина! – заявил Вирхов.

Не ожидавший разоблачения преступник побледнел и раскрыл рот. Цирковая канатоходка спрыгнула с дивана, пепел с пахитоски упал на светлый ворс ковра. А полковник Вернер покраснел так, что веснушки на его лице стали незаметны, и после паузы шагнул вперед.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – он щелкнул каблуками, – здесь какое-то недоразумение. Какие есть доказательства? Мне не верится, что мой друг мог совершить преступление.

Вирхив тяжелым взором смерил полковника с головы до ног.

– Доказательства у нас есть, – веско сказал он. – Готов изложить. Знаете ли вы этого господина?

Вирхов ткнул пальцем в сторону скукожившегося Суржикова и посмотрел на Холомкова.

– Не имею чести, – облизнув побледневшие губы, просипел русский Адонис.

– Господин Суржиков, а вы опознаете этого господина?

– Он это, он, точно он, – проблеял морской волк, которому впервые за богатую приключениями жизнь пришлось опознавать преступника.

Холомков с ужасом уставился на гостя в поношенном кителе.

– Вы приходили с фотоаппаратом в редакцию издательства Сайкина и фотографировали покойного и его авторов, – недовольно уточнил Вирхов, вводя очную ставку в приличное русло.

– От этого я не отказываюсь, – нерешительно ответил Холомков, – был как-то. Сопровождал госпожу Малаховскую.

– Среди фотографируемых вами авторов и господин Суржиков, он вас опознал, – сурово пояснил Тернов.

– Я не понимаю, что из этого следует. – Холомков, приосанился, на поблекшие щеки вернулись розы. – Какая здесь связь со смертью господина Сайкина?

– Лучше вы сразу признайтесь, – предложил Тернов, – это облегчит вашу участь.

Холомков подошел к столику, отодвинул онемевшую диву, долил в бокал вина, отхлебнул и сказал:

– Думаю, вы знаете больше меня.

– Не сомневайтесь, Илья Михайлович. – Вирхов с подозрением следил за действиями хозяина. – И прошу вас поставить на место бокал. Надеюсь, вино не отравлено и вам не удастся уйти от правосудия.

– Как отравлено? – взвизгнула канатоходка. – И я его пила!

– Успокойтесь, синьорина, – криво улыбнулся Холомков, – господин следователь шутит.

– Мне не до шуток, – посуровел Вирхов. – Итак, вы явились в редакцию, чтобы якобы сфотографировать издателя и его авторов. А на деле искали повод проникнуть в сайкинскии кабинет и похитили запасные ключи от квартиры.

– Очень интересно, – Илья Михайлович уселся на диван и закинул ногу на ногу, – продолжайте, прошу вас. Прямо настоящий роман.

– Вот-вот, голубчик, вы и проговорились, – злорадно потер ладони Вирхов. – До романа мы еще доберемся. А пока что продолжим. Вы похитили ключи. И под покровом ночи явились в дом Рымши – причем облаченным в монашеское одеяние. Вон оно на софе красуется.

– Застали голубчика врасплох, – поддакнул Тернов, – не успел спрятать вещественные доказательства.

– Есть свидетели, которые видели подозрительную монашку или монаха, выходящего среди ночи из дома Рымши, – подтвердил Вирхов. – Это были вы.

– А какой у меня мотив? – Холомков нагло оскалился.

– Сначала я думал, что вы руководствовались ревностью – старый развратник посягнул на близкую вам особу. – Вирхов насмешливо поклонился изумленной циркачке.

– Я? Ревновал к Сайкину? – Илья Михайлович театрально захохотал, синьорина Чимбалиони недовольно ткнула коварного любовника кулачком в плечо.

– Эту ложную версию мы отбросили. – Тернов покраснел. – Если бы не счастливая случайность, никогда бы не подумал, что вы балуетесь сочинительством.

Улыбка сошла с лица Ильи Михайловича Холомкова. Он встал.

– Господа! – твердо заявил он. – Я готов слушать вас и дальше, но хотелось бы ближе к фактам. О чем вы говорите?

– Мы говорим, батенька, – Вирхов гневно сощурился, – что вы втайне от всех написали уголовную повесть. И предложили ее для публикации господину Сайкину. И называлась повесть «Автомобиль Святителя Николая». В ней вы описали конкретный криминальный случай, его расследовал наш великий соотечественник, король петербургских сыщиков Карл Фрейберг. Он сам мне намекал… Не исключено, что вы не только автор, но и герой-шантажист, описывали случай из своей жизни.

– Позвольте, позвольте, – перебил нетерпеливо Холомков. – Какие у вас основания утверждать, что я занимался столь недостойным сочинительством?

– Глупости! – воскликнула синьорина Чим-балиони. – В моем окружении нет писателей!

– Есть, фройляйн, есть, – заверил возмущенную диву следователь. – Например, господин Полянский, тоже книжонки у Сайкина издавал.

– А с первого взгляда вполне нормальный человек, – разочарованно протянула циркачка и поднесла к губам очередную пахитоску.

– Ваш поклонник Илья Михайлович тоже с первого взгляда человек нормальный, – продолжил Вирхов. – А по сути – преступник. Писатель-убийца. Причем убийца весьма хитроумный, изощренный. Сумел увести следствие на ложный путь. По счастью, ненадолго… Мало того, что нарядился монахом, так еще и принес в дом к жертве флакон с кислотой. Для отвода глаз. Чтобы следствие думало об отравлении Сайкина. А сам убил старого развратника, облил его лицо чернилами и разорвал над бездыханным трупом книжку. Отомстил старику.

– О, месть сильное чувство! – возбужденно воскликнула синьорина Чимбалиони. – А за что господин Холомков мстил Сайкину, я не поняла?

– Пусть он сам скажет. – Вирхов только тут обратил внимание, что рыжеусый полковник подмигивает капитану Суржикову. – Что за знаки вы подаете, милостивый государь? – Он шагнул к полковнику. – На что намекаете за моей спиной?

– Думаю, вы разыгрываете нас, господин следователь, – смутился Вернер, – вот и подмигиваю. Очень все смешно.

– Мы еще не выяснили, как вы участвовали в этой истории, – мстительно сощурился Вирхов. – Не являетесь ли сообщником преступника?

– В каком смысле?

– В прямом. Не вы ли подсказали господину Холомкову идею с флаконом и кислотой?

– Богом клянусь, Илью Михайловича не инструктировал. Кроме того, уверен, что Илья Михайлович Сайкина не убивал. Пока не вижу доказательств. Все косвенные соображения. Прямых улик нет.

– Вы ошибаетесь, – горделиво заявил Тернов, пока Вирхов буравил светлыми глазками полковника. – Карл Иваныч, предъявить?

– Предъявите, – милостиво разрешил Вирхов.

Тернов достал из портфеля маленький бумажный листок.

– Руками не трогать, – предупредил Вирхов, – смотреть издали.

Тернов развернул бумажку и поднес ее к прекрасным синим глазам Холомкова.

– Что это? – Холомков, прочитав краткий текст, пожал плечами.

– Записка, в которой вы назначили жертве свидание.

– Но вы же говорили, что господин Холомков открывал дверь похищенными им из редакции ключами! – воскликнул Вернер.

– Нет! Ключи он брал, чтобы запереть дверь после убийства, – уточнил следователь. – Однако засов снаружи не запирается! Так-то!

– Но это не моя рука! – в отчаянии воскликнул Холомков. – И подписи здесь нет. На каком основании?

– Павел Миронович, – перебил хозяина Вирхов, – предъявите второй документ! Холомков побледнел.

– Я предупреждал вас по-христиански, из человеколюбия, – наседал Вирхов, пока юный юрист копался в портфеле, – чистосердечное признание для вас наилучший выход. Но вы упорствовали. Теперь получайте прямые улики.

Не слушая следователя, Холомков растерянно следил за Терновым, извлекающим из портфеля лист бумаги. Лист был сверху донизу исписан тем же почерком, что и на записке. Илья Михайлович бегал глазами по строчкам.

– Ну что? – торжествующе провозгласил Вирхов. – Убедились? Теперь-то отпираться бессмысленно!

– Что там такое? Что? – Шарлотта вытянула шею, но с места не двигалась.

– Там, фройляйн, первая страница повести «Автомобиль Святителя Николая». И фамилия автора. Правда, скрывшегося за псевдонимом.

– Но нас псевдонимами не обманешь! – бросил горделивый взгляд на циркачку Тернов.

– И вы написали целую книжку, Илья Михайлович? – Шарлотта с изумлением уставилась на Холомкова.

– Это не я! – воскликнул измученный красавец.

– Но рука, рука-то ваша! Почерк совпадает! – наступал Вирхов. – И алиби у вас нет! Где вы были в ночь убийства? – Язвительным тоном, не предвещавшим ничего хорошего, следователь добавил: – С фройляйн Чимбалиони?

– Да, об алиби я не подумал, – поник Холомков, – но это не моя рука, это не мой почерк… Я, кроме счетов, вообще ничего не подписываю.

– А фамилия, фамилия, тоже не ваша? Могли бы позаковыристей псевдоним изобрести. Да где вам! Фантазии не хватило!

– А какой, какой псевдоним у автора? – Любопытство Шарлотты достигло предела. Вирхов приосанился, выдержал паузу и изрек:

– Повесть «Автомобиль Святителя Николая» написал автор, скрывшийся за псевдонимом И. Холомковец.