Думал ли частнопрактикующий доктор Коровкин, что для него пасхальная ночь 1903 года обернется таким ужасным финалом? Еще вчера было у доктора ощущение, что праздник Воскресения Христа сможет вселить в его душу чувства лучшие, светлые, добрые... Являлась к нему и мысль о том, что зимнее наваждение, пасмурный морок, тоскливый гнет будней исчезнут без следа, и были тем надеждам основания – день ото дня прибавлялось все более и более света, набухали почки на деревьях, кое-где на черемухах уж проклюнулись и зеленые язычки... А как ликовала нарядная петербургская публика всего неделю назад, когда на Неве открылась навигация!
Лед шел сплошной массою во всю ширину царственной Невы. Ладога прислала дочери роскошный подарок – белые хрустальные льдины сверкали на солнце всеми цветами радуги. А в 6 часов пополудни комендант Петропавловской крепости генерал от инфантерии Эллис под канонаду салюта совершил, во главе гребной флотилии, обычный церемониальный проезд через реку Неву, наполнил на середине реки серебряный кубок и доставил невскую воду в Зимний дворец, – после чего и было открыто судоходство, вступила в свои права весна...
Да, конечно, полз по городу шепоток, что злоумышленники во множестве рассылают и разбрасывают прокламации, призывающие всех примкнуть к беспорядкам, намеченным на день празднования 200-летия Петербурга. Петербуржцы стали опасаться поджогов, взрывов, нападений на ни в чем не повинных людей. Листки отравляли спокойствие министра внутренних дел Плеве и градоначальника Клейгельса, будоражили обывателей.
К Пасхе город был очищен от криминальных элементов, полиция произвела массовые облавы с целью обезопасить жителей от воров и бандитов, однако события показывали, что в Пасхальную ночь можно убить беззащитную женщину. А пожар в Воспитательном доме?
Доктор Коровкин проснулся в первый день светлой седмицы с далеко не праздничными мыслями. Проснулся он поздно и, приведя себя в порядок, вышел в столовую, где его ждала тетушка Полина Тихоновна. В ее темных глазах он прочел неизменную любовь и ласку, сопутствовавшие ему на протяжении всей его тридцатилетней жизни.
– Христос Воскресе, милый Климушка. – Она отложила в сторону газету, которую просматривала в ожидании пробуждения племянника, встала, обменялась с ним лобзаниями и захлопотала вокруг стола.
Тетушка потрудилась на славу: розовая пасха, замешанная с малиновым вареньем; благоухающие ванилью, шафраном и кардамоном пышные куличи; крашеные в луковой шелухе яйца – химических порошков и всяких там «Мозаичных блесков» Полина Тихоновна не признавала. Все это тетушка освятила в Благовещенской церкви, предпочтя изящный храм лейб-гвардии Конного полка пышному Исаакиевскому собору. Клим Кириллович подозревал, что его деликатная тетушка отказалась идти с ним в Исаакий потому, что не желала мешать компании молодых людей, но перечить вчера ей не стал. Окинув взглядом тетушкины яства – заливную телятинку, тушеных с чесноком и эстрагоном цыпляток, ломтики копченого окорока, страсбургский пирог, – он подумал, насколько их стол отличается от скромного угощения художника. Быть может, Вирхов прав, и исторический портретист, несмотря на свою популярность, стеснен в средствах. Закряжный, судя по поведению, человек страстный. А отсюда и до убийства недалеко.
– В «Ведомостях» полицейская хроника кратко сообщила об убийстве мещанки Фоминой. – Голос тетушки заставил его вздрогнуть, она как бы прочла его потаенные мысли. – А в хронике пожаров – о поджоге Воспитательного дома ничего не говорится. Наверное, не успели.
– А почему вы, милая тетушка, уверены, что имел место поджог? Вероятней, неосторожное обращение с огнем, – безучастно произнес доктор.
– Да как же, Климушка! Весь город говорит, что террористы запланировали поджоги. Конечно, склады, лавки да мастерские всегда горели, но чтоб Воспитательный дом...
Доктор оторвался от цыпляток и испытующе взглянул на тетушку. Полина Тихоновна выдержала взгляд племянника и непринужденно добавила:
– Не сказать ли Карлу Иванычу, чтобы он установил наблюдение за господином Стрейсноу?
Кусок цыпленка едва не застрял в горле доктора.
– Вы в чем-то его подозреваете? – спросил он.
– Во-первых, я не уверена, что он настоящий баронет. Во-вторых, хоть я его и не видела, но ты сам говорил, что он поразительно похож на Петра Великого.
– Ну и что? – доктор недоуменно пожал плечами.
– А вдруг он – действительно потомок Петра Алексеевича? – выдохнула Полина Тихоновна.
Доктор Коровкин откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Полину Тихоновну. Она – такая рассудительная, такая здравомыслящая женщина – предается фантазиям.
– Дорогая тетушка, мистер Стрейсноу никак не производит впечатления террориста. Думаю, вы в этом убедитесь, когда с ним познакомитесь.
– Ты хочешь пригласить мистера Стрейсноу к нам в гости? – В глазах Полины Тихоновны блеснул хищный огонек.
– Не думаю, что это целесообразно, – ответил племянник. – Но когда профессор вернется из поездки в Европу, мы навестим Муромцевых, там, наверное, встретимся и с англичанином. Мистер Стрейсноу уже не раз интересовался, когда приедет Николай Николаевич.
– Это тебе Мура сказала? – спросила, насторожившись, тетушка.
– Да, как-то упомянула в телефонном разговоре.
– А зачем мистеру Стрейсноу нужен профессор? – удивилась тетушка.
– Я об этом как-то не думал, – признался племянник. – Англичане вообще народ чудаковатый.
После паузы посерьезневшая Полина Тихоновна важно изрекла.
– Здесь есть две версии. Либо он хочет попросить руки Брунгильды Николаевны. Либо он хочет выведать какую-нибудь научную тайну.
Доктор рассмеялся.
– Ты напрасно смеешься, Климушка, – сказала чуть обиженно Полина Тихоновна. – Я интуитивно чувствую – здесь что-то нечисто. – А Мура? Что думает о нем Мура? – неожиданно добавила тетушка Полина.
– Вот сегодня у нее и поинтересуюсь, – пообещал Клим Кириллович. – Мы заранее заказали ложу в театр – все в городе сходят с ума по Горькому. Пьесу «На дне» и бранят, и хвалят.
– Поговорим о пьесе, когда ты посмотришь спектакль. А сейчас давай обсудим другую проблему, – попросила тетушка. – Не думаешь ли ты, что нам надо застраховать свою жизнь и свое имущество?
– Тетушка, если вы хотите, я не возражаю. Жизнь современного эскулапа часто подвергается опасности. Вот, например, завтра придется мне поехать в Чумной форт...
– Что? – встрепенулась испуганная женщина. – И ты молчал?
– А что бы изменилось, если я сказал вам раньше? Ехать-то все равно придется, – вздохнул Клим Кириллович. – Все практикующие дипломированные медики обязаны регулярно подкреплять свои знания в области инфекционных заболеваний.
Клим Кириллович вздрогнул от резкого звука телефонного звонка и отставил чашку с чаем. Он поднялся со стула и прошел к аппарату, громоздкому ящику, крашенному под орех.
– Доктор Коровкин слушает.
Полина Тихоновна улыбнулась – она была уверена, что звонят из квартиры Муромцевых. Брунгильда или Мура интересуется, скорее всего, в котором часу он заедет за ними на Васильевский?
– Христос Воскресе, дорогая Екатерина Борисовна. Как изволили почивать? Здоровы ли Ермолай Егорович и Прасковья Семеновна?
Тетушка насторожилась.
– Да-да, Екатерина Борисовна, – в голосе Климушки Полине Тихоновне слышались какие-то необычные нотки, какая-то особая ласковость и осторожность. – Польщен. Весьма тронут. Приглашение ваше с радостью принимаю. Разумеется, готов вам служить всем, чем смогу. Впрочем, может быть, мы увидимся и сегодня? В театре? Тогда там и поговорим. Будте здоровы, Екатерина Борисовна, мой нижайший поклон вашим старикам.
Доктор положил трубку на рычаг и, не торопясь, повернулся к тетушке. Следы смущенной улыбки играли на его лице...
– Екатерина Борисовна, фрейлина Вдовствующей Императрицы, внучка Шебеко, приглашает завтра вечером посетить торжественное освящение портрета Петра в парадном зале Аничкова дворца, – сказал он. – Отказаться не мог...