Доктор Коровкин чувствовал себя опустошенным. Ему было жаль Ульяну, жаль себя, своих нравственных мучений и надежд. Он думал о тщете человеческих усилий. Он размышлял, не является ли гибель Ульяны знаком свыше для него лично. Знаком, указывающим на недопустимость промедления при решении неотложных дел, на недопустимость колебаний и робости в достижении намеченной цели.

Смерть Ульяны, по правде говоря, не являлась столь уж неожиданной. Она могла умереть еще тогда, когда ее ветреный любовник отшвырнул беременную на последнем сроке женщину на ночную мостовую. Могла умереть во время родов. Смерть девушки предрекал ее собственный отец, Вирхов тоже высказывал уверенность, что конец ее близок. Да и сам, сам доктор Коровкин, вполне мог сообразить, что судьба бедняги предопределена, что она закоснела во грехе и дорога к свету перед ней закрыта.

Он был на ложном пути, понапрасну пытаясь спасти заблудшую. А вот та, которая привыкла к его поддержке и заботе, осталась без защиты. Мария Николаевна Муромцева. Где она сейчас? Что с ней? Удалось ли Вирхову отправить агента по ее следу?

Пролетка мчалась по Тучкову мосту. Бешеный стук копыт по мостовой перекликался с биением сердца вцепившегося в сиденье Клима Кирилловича. В конторе «Господина Икса» он никого не застал, света в окнах не было, на двери висел замок. Надежды прояснить у Бричкина местопребывание Марии Николаевны не осуществились. Страх охватил доктора.

Дверь квартиры профессора Муромцева открыла смущенная Глаша. Марии Николаевны дома не было. Пройдя в гостиную, доктор увидел скромно притулившегося на стуле Софрона Ильича Бричкина. Помощник сыщицы тут же вскочил.

– Добрый вечер, Клим Кириллович!

– Что случилось? – выдохнул доктор.

– Большое несчастье. Вот сижу, Глаше рассказываю.

Доктор похолодел.

–Мария Николаевна... – Он переводил взгляд с горничной на Бричкина.

– О Марии Николаевне не извольте беспокоиться, – торопливо проговорил Бричкин. – Ее-то и дожидаюсь, не знаю, как она воспримет трагедию.

Бричкин проследил, как обессилевший доктор опустился на диван, и только после этого присел сам.

– Помните, Клим Кириллович, кота Рамзеса?

– Который обосновался в вашем бюро?

– Да, совершенно верно. И пожил-то совсем недолго. И вот поди ты... уже в могиле.

И Бричкин поведал доктору печальную историю о кончине кота Рамзеса.

– Весь день дожидался весточки от Марии Николаевны и ее распоряжений, да уж больно боялся, что запах от мертвого пойдет. Жара, знаете ли. Пришлось исхитриться, захоронить контрабандным способом, возле ограды церковной, у Введенской В выгребную яму Мария Николаевна не одобрила бы. Коробочку славную приспособил.

– И животные нуждаются в милосердии. – Глаша ласково поглядывала на Бричкина: в мужском костюме он был намного привлекательнее, чем в женском. – Не желаете ли чаю, господа?

Мужчины ответили согласием. Глаша принесла самовар и легкую закуску.

– А все-таки, где сейчас Мария Николаевна? – спросил доктор Коровкин. – Вы уверены, что она в безопасности?

– Уверен, – сказал Бричкин, аппетитно поглощая ломтики ветчины. – Она в цирке.

Доктор старался казаться равнодушным, хотя сердце его упало: смерть ходит рядом – Ульяна, кот, а Мария Николаевна развлекается, скорее всего, в обществе господина Ханопулоса? Неужели, неужели его подозрения имеют под собой основу? Неужели младшая дочь профессора Муромцева только для отвода глаз говорит о каком-то расследовании? Возможно, Бричкин с ней в сговоре. Помощник частного детектива с невинным видом уплетал сдобные булочки и бросал нежные взгляды на Глашу.

– Как продвигается ваше расследование? – спросил доктор.

Он не хотел терять время понапрасну и надеялся до прихода Муры выудить из Софрона Ильича что-нибудь, что позволит уличить ее во лжи.

– Круг подозреваемых сужается, – важно заявил Бричкин, – то есть расширяется. В общем, дело движется к концу. Лично я по нашему плану сегодня должен был опросить всех проживающих в Петербурге норвежцев.

– Посещение цирка тоже в плане вашего расследования?

– Напрасно иронизируете, Клим Кириллович. – Бричкин уловил скрытый смысл вопроса. – Мы прикладываем все усилия, чтобы деятельность Марии Николаевны протекала максимально безопасно. Самое трудное я беру на себя.

– И что же вы намерены делать завтра, извините за любопытство?

– Еще не знаю, – ответил Бричкин, – все зависит от пожеланий нашей беспокойной клиентки. Вполне возможно, отправлюсь в Академию художеств, знакомиться с работами анималистов. А Мария Николаевна, поедет на выставку кошек...

– Благодарю за разъяснения, – процедил сквозь зубы доктор Коровкин, вы меня немного успокоили. Теперь я вижу, что Мария Николаевна будет в относительной безопасности.

Преступить допустимую в беседе черту и дать волю гневу Климу Кирилловичу помешала не только элементарная воспитанность, но и звонок в входную дверь. Глаша бросилась открывать – и через минуту в гостиной явилась уставшая, но необыкновенно хорошенькая Мура. Пристрастный взгляд доктора отметил следы внутреннего возбуждения, розовые щечки, блестящие глаза.

– Я голодна как тысяча чертей.

Доктор поморщился.

– Рад вас видеть целой и невредимой, дорогая Мария Николаевна. Как вам понравилось представление?

Мура томно повела плечами, выгнула шею и надула губки.

–Ничего особенного. Клоуны, жонглеры, силачи, воздушные гимнасты...

– А наездники? – дрожащим голосом спросил Бричкин.

– Лошадки бегали по кругу, танцевали, кланялись, – бойко перечислила Мура. – На спине одной лошадки сидел дрессированный медвежонок.

– Вы уверены, что это был медвежонок? – уточнил Бричкин.

– Да, в антракте я зашла за кулисы и проверила.

Клим Кириллович не понимал загадочных ужимок и переглядываний хозяйки бюро и ее помощника. Мария Николаевна напрасно напускала на себя скучающий вид, что-то в цирке произошло.

– Софрон Ильич, мне неясна причина смерти Рамзеса. Отчего он погиб? В вашей записке об этом ни слова.

Бричкин открыл было рот, но доктор опередил его:

– Скорее всего, чем-то отравился, такое часто бывает с изголодавшимися бездомными животными. Мог подавиться костью.

– Бедный котик! – вздохнула Мура.

Напрасно Бричкин пробовал утешить свою хозяйку, расписывая ей прелести говорящей куклы, – черные реснички хозяйки детективного бюро намокли.

– Не горюйте, – поспешил успокоить девушку и доктор Коровкин, – ему всегда можно найти замену. Котов в столице предостаточно. Правда, они не всегда приносят счастье. Сегодня видел я одного здоровенного, черного...

– Где? Где вы его видели? – хором вскричали Мура и Бричкин.

– А были ли у него на ногах белые носочки? – перебила помощника Мура, ее слезы мгновенно высохли. – А галстучек на шее?

Мура и Бричкин с повышенным вниманием выслушали кошачью эпопею доктора Коровкина. Они устроили ему форменный перекрестный допрос. Тот в растерянности смотрел на возбужденных детективов.

Нелепую сцену прервал неожиданный поздний визит.

– Добрый вечер, дорогие мои, – устало поздоровался следователь Вирхов. – Позвольте старику в вашем обществе погреться. О чем это вы тут беседуете среди ночи?

– Не поверите, Карл Иваныч, о коте Василии, – усмехнулся доктор, обводя взглядом смутившихся Муру и Бричкина.

– Теперь город может жить спокойно. – Вирхов с удовольствием принял из ручек Марии Николаевны стакан горячего чая с лимоном. – Поймали мерзавца усатого...

Мура и Бричкин переглянулись.

– Где же его поймали? – вытаращился Бричкин.

– В подвале Демьянова трактира, – ответил Вирхов.

– И у него был галстучек? – Бричкин все еще надеялся, что речь идет о коте госпожи Брюховец.

– Галстук был, да и выглядит он вполне респектабельно. Крупный, статный, усики интеллигентные. Весьма представителен, весьма. Полиция давно про его проделки знала, да брать боялись, еще бы, сынок самого градоначальника, хоть и незаконнорожденный. Наглый самозванец пользовался сходством, дурил полицию. Клейгельса едва кондрашка не хватила. –И так как молодые люди подавленно молчали, Вирхов продолжил: – На Варшавском вокзале обнаружили и телефонные провода, которые мерзавец срезал для продажи. Дает уже голубчик признательные показания. По Ваське-Коту каторга плачет. Вас, Мария Николаевна, уволок в канализацию... А позвольте полюбопытствовать, дорогая Мария Николаевна, с кем и где вы провели сегодняшний вечер?

Мура метнула быстрый взгляд на мрачного доктора Коровкина и тихо сказала:

– Я была в цирке, на вечернем представлении. Вместе с господином Ханопулосом.

– Вы не заметили ничего подозрительного в его поведении?

– Нет. – Мура покраснела. – Только то, что он настойчиво зазывает меня в Эрмитаж.

– Очень странный тип, – заметил Вирхов, – зачем ему в номере всякая гадость?

– Шприцы, бинты, медикаменты не гадость. – Мура покосилась на доктора. – Эрос Орестович человек деятельный, инициативный. Он жалел погибшего Рамзеса, предлагал сделать из него чучело, чтобы я не горевала.

– Мало ему поддельными коврами торговать, – передернулся доктор, – не удивлюсь, если он еще и фальшивомонетчик.

– Вы несправедливы к господину Ханопулосу, Клим Кириллович, – рассердилась Мура.

– Еще как справедлив! – Доктор стоял на своем. – Желтые лотосы на лазоревом фоне на коврах в витрине Гостиного явная подделка. Сам Рерих разъяснял мне индийскую колорнетику.

– Вы все придумываете, – поникла Мура.

Доктор ответил победительным молчанием.

– Все это прекрасно, – вздохнул Вирхов, – но, милая Мария Николаевна, обязан вас предостеречь. Вы играете с огнем. С этой целью, можно сказать, на последнем издыхании и приехал, чтобы вас уберечь, чтобы вы не оказались во власти безумца. Куда он отправился, проводив вас до дому?

– Не знаю, – понуро ответила Мура. – В чем вы его подозреваете?

Вирхов помолчал и сказал:

– Сегодня наш агент осмотрел в гостинице «Гигиена» номер господина Ханопулоса. Служащие гостиницы встревожены: помещения насквозь провоняли какой-то гадостью, ночью постоялец совершал странные манипуляции у разожженной печи.

– Что-нибудь безобидное, коммерческое, проверяет образцы товаров. – Сопротивление Муры было на исходе.

– Коммерческое? – Вирхов сжал кулаки. – Если коммерческое, то зачем он распотрошил диванную подушку и изрезал на тонкие полосочки парчовую наволочку? При осмотре печи агент обнаружил среди углей странные обгорелые железки. Мужайтесь, Мария Николаевна. Эрос Орестович Ханопулос – или умалишенный, или террорист, а возможно, и убийца. Задушена сожительница Васьки-Кота Ульяна Сохаткина, и задушена подло – мужским шелковым носком.

– Сиреневым? – быстро переспросил Бричкин. – Таким задушили Рамзеса!

Мария Николаевна Муромцева разразилась рыданиями.

–Барышня, душечка, Мария Николаевна, – бросилась к ней горничная Глаша, – не убивайтесь. Все разъяснится. Не может быть грек сумасшедшим, он в целости и сохранности довез вас до дому, никак вас не обижал, правда?

– Пра-а-а-в-в-д-а-а-а, –всхлипывала на ее плече Мура. – Сегодня столько несчастий... И Рамзес погиб, и родителей Степана жалко, и банкира убили...

–Какого банкира? – всполошились Бричкин и доктор Коровкин. Барышня плакала.

– И я, старый болван, – всплеснул руками Вирхов, – терзаю девушку расспросами, забыв, что сегодня она стала свидетельницей ужасного зрелища. Простите дурака великодушно...

– А где убили банкира? И кто? –Доктор Коровкин очень хотел, чтобы виновником был Васька-Кот, тогда уж убийца Ульяны Сохаткиной виселицы не миновать.

– Ведется расследование.

После рассказа о дневном событии Вирхов обратился к Бричкину, проявившему беспокойство при упоминании имени погибшего банкира:

– Имя Магнус вам что-то говорит?

Бричкин замялся.

– Лично я с покойным не встречался. Но в газетках его имя мелькало. Причем в самых неподходящих местах.

– Выражайтесь яснее, прошу вас. – Утомленный Вирхов уже не имел сил для расспросов.

– В фельетонных колонках встречал, очень забавно выражался господин Магнус о старце Зосиме, блистал остроумием, Достоевского цитировал.

– Зачем это баловство ему было нужно? – изумился Вирхов.

– Темперамент, страсть. Очень острый человек. Обо всем желал свое мнение высказать. Смею заметить, о старце Зосиме в печати высказывались и Павлов, и Витте, и Брюсов, и отец Онуфрий, и господин Рерих, и еще многие другие. Даже под псевдонимами.

– Погодите, погодите, – остановил его Вирхов, – а что это они все в литературу ударились?

– Скрытая полемика, – понизив голос, ответил Бричкин. – На церковную жизнь покушаются, ведут подрывную деятельность.

– Достоевского цитировал и господин Фрахтенберг. – Мура перестала плакать. – Что из этого? Модная тема.

– Помнится, и я с ним в «Аквариуме» рассуждал о провонявшем старце, – потер подбородок доктор.

– Нашли место для богохульства, –осуждающе заметил Вирхов. – Однако ваши сообщения требуют некоторого раздумья. Значит, и покойный отец Онуфрий, и покойный Магнус говорили о старце Зосиме. И оба погибли. О готовящихся покушениях на Витте только ленивый не знает. Если эго не случайно, то следующим погибнет господин Фрахтенберг. Или вы, Клим Кириллович, если вы выступали в газете на эту тему, даже под псевдонимом...

– Вольно ж вам шутить, господин Вирхов, – перекрестилась Глаша, убирая со стола самовар.

– Может быть, господин Фрахтенберг о чем-то догадывается? – не обращая внимания на ворчание горничной, продолжил размышлять вслух следователь. – Или ощущает нависшую над ним угрозу? Придется срочно мчаться к Фрахтенбергу...

– А господин Глинский был на отпевании Степана Студенцова? – неожиданно поднял голову доктор.

– Был, – ответила Мура, – он, похоже, испугался еще больше, чем я.

– Жаль, не успел с ним побеседовать, визит высокого начальства помешал, – заметил Вирхов.

– Но он исчез еще раньше, – припомнила Мура.

– Вот-вот, а не арестовать ли Глинского? – предложил доктор. – После взрыва в Воздухоплавательном парке он скрылся в Бологом. Стоило ему вернуться в город – еще один наглый взрыв, опять в его присутствии.

Веки Вирхова слипались, он чувствовал, что если сейчас же не встанет и не ринется куда-нибудь, то свалится со стула и заснет мертвецким сном. Он с превеликим трудом собрал последние силы и поднялся, но не успел сделать и шага, как раздался звонок в дверь.

– Кто это? – Вирхов потянулся за револьвером.

– Думаю, обезумевший от страсти Эрос, – насмешливо пробормотал доктор и с удовлетворением отметил недовольную гримаску Муры.

Клим Кириллович ошибся.

– Извините, простите, – закричал с порога юный кандидат на судебные должности Тернов, – но утерпеть не мог. Срочное сообщение.

– Нехорошо врываться в приличный дом посреди ночи, – осадил своего ученика Вирхов.

– Светло как днем, – оправдывался Тернов, – и все равно никто не спит. В суде мне сказали, что вы сюда отправились, вот и счел долгом...

Вирхов снова присел на стул.

– Ладно, ладно... Докладывайте.

– Вырисовывается прелюбопытная картина. – Тернов старался говорить медленно. – После осмотра номера господина Ханопулоса, о чем я вам, Карл Иваныч, уже докладывал по телефону, решил я осмотреть и квартиру господина Оттона, она ведь рядом, в том же Дмитровском переулке. Вместе с дежурившим агентом мы проникли туда.

– Надеюсь, обошлось без взлома? – Вирхов нахмурился.

–Самым мирным путем, – похвастался Тернов. – Удалось уломать горничную. И что же мы там обнаружили?

– Кота Василия? –Вирхов не проявлял никакого интереса к захлебывающемуся словами помощнику.

Мура насторожилась:

– А разве у господина Оттона есть кот?

– Есть, есть, – поспешно ответил Вирхов, – здоровенный, черный котяра.

– В белых носочках и галстучке? – с надеждой спросила Мура.

– Кота я не видел. – Тернов нетерпеливо мотнул головой, как бы отмахиваясь от навязчивой мухи. – Господин Оттон не масон!

– Ну и что? – Вирхов пожал плечами.

– Как что? Как что? – едва ли не плачущим голосом тянул свое Тернов. – Тогда неясно, зачем он хранил в своем доме фартук, мастерок и молоток.

– Частный гражданин имеет право хранить дома, что хочет, – поддержал следователя доктор.

– А я так не думаю. – Павел Миронович с вызовом обернулся к непрошеному защитнику. – И готов свою позицию обосновать. Я нашел путь к сердцу горничной господина Оттона! Она рассказала, что господин Оттон собственноручно вынимал кирпичи из стены в своей спальне и затем отверстие замуровывал.

– Ну и что? – тупо повторил Вирхов.

– Тайник! Спрятал свидетельства преступной деятельности: детали адской машинки, динамит. А сам скрылся.

– Да, – Вирхов напрягся, – Прынникова намекала, что Оттон скрытый социалист.

– А может, Оттон убил господина Магнуса, потому что тот поймал его на банковских махинациях? – ужаснулась Мура. – Оба работают в банке Вавельберга!

– А Степан Студенцов? Он в банке не работал, как и отец Онуфрий, – возразил доктор.

В гостиной повисло напряженное молчание, сменившееся немым вопросом во взорах. В гулкой тишине из прихожей, дверь в которую не закрыл беспутный Тернов, явно слышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа. Следователь достал револьвер.

– Эрос безумный с отмычкой крадется к богине, – шепнул доктор.

В прихожей раздались уверенные шаги, плотная зеленая портьера на дверях вспучилась, и на пороге появилась массивная фигура профессора Муромцева с двумя тяжеленными чемоданами в руках.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – Из освещенной прихожей профессор с удивлением смотрел на застывшего перед ним Вирхова с револьвером в руке.

– Папа! Папочка! Как хорошо, что ты приехал! – Мария Николаевна промчалась мимо следователя и бросилась на шею отцу. – Как нам тебя не хватало! – Она тормошила отца, вела в гостиную, без умолку тараторила: – Почему ты не прислал телеграмму?

– Думал, вы все на даче, –бормотал обескураженный профессор. – Я и на окна не взглянул, увидел бы свет, вызвал бы полицию с перепугу.

– Все к лучшему, все к лучшему, – повторяла Мура, усаживая отца в его любимое мягкое кресло. – Вот ты и дома. Все живы, здоровы, мы с Климом Кирилловичем здесь временно, скоро тоже уедем на дачу, вместе с тобой. Тебе надо отдохнуть.

Профессор исподлобья смотрел на Вирхова, тот смущенно убирал пистолет.

– Как видите, дорогой Николай Николаевич, – пробормотал галантно Вирхов, – ваша дочь находится под надежной защитой закона.

– Вижу, вижу, – озирался профессор. – Всех благодарю. Я тоже съездил на Урал не напрасно. Привез образцы плавикового шпата. И топазик для тебя, Мурочка, синенький, настоящий уральский.

– Думаю, нам пора откланяться, – сконфузился доктор Коровкин. – Завтра, дорогой Николай Николаевич, если позволите, привезу вам бандероль, которую вы прислали на мое имя из Екатеринбурга. Не успел ее получить.

– Бандероль? – Кустистые брови профессора поползли вверх. – Вы что-то путаете. Я на ваш адрес никакой бандероли не посылал.